Спустя одиннадцать дней после того, как Луи Замперини не стало, его семья устроила небольшую церемонию, чтобы отдать дань его фантастической жизни. На вечере выступили его дочь Синтия, сын Люк, внук Клей, продюсер «60 минут» и давний друг Луи Драгган Михайлович, Анджелина Джоли, а также Кайл Готье, чьи воспоминания были приведены в этой книге.

Каждый из выступавших поделился своими воспоминаниями о мужчине, который в свое время наполнил его жизнь чем-то важным.

Люк Замперини

У отца была отличная подготовка. Когда его самолет в 1943 году рухнул в Тихий океан, папа был готов к суровому испытанию, ожидавшему его впереди. Еще бойскаутом он узнал, что пуля теряет скорость, войдя в воду на глубину три-четыре фута. А на лекциях по физиологии в университете им рассказывали, что мозг подобен мышце: он атрофируется, если его не тренировать. Пройдя курс выживания, в свое время предложенный всем солдатам на Гавайях, который, по словам Луи, посетили только пятнадцать человек, он узнал, как вести себя с акулами в воде. Обучая меня водить машину, отец не просто объяснял, как обращаться с автомобилем, он скорее учил меня просчитывать потенциальные ситуации на дороге.

Луи имел отличное чувство юмора. Вернувшись домой из кругосветного путешествия на грузовом судне в 1960-е, мама рассказала, как однажды, когда она поднималась на пирамиды, местный парень шлепнул ее по заднице. Папа спросил: «И что же ты сделала?» Мама ответила: «Взяла камень и бросила в него». На что отец заметил: «Надо было поступить по-христиански – ударили по одной половинке, подставь другую».

Когда в 1998 году мэр Дзёэцу спросил, было ли хоть что-нибудь хорошее во время пребывания Луи в японской тюрьме, тот очень быстро нашелся: «Конечно. Эти годы подготовили меня к пятидесятипятилетнему браку».

Луи всегда щедро делился своей любовью. И, как и большинство людей того поколения, выражал ее делами. Лишь спустя много лет он стал просто говорить: «Я люблю тебя». А до этого проявлял свои чувства посредством помощи тому, кто, по его мнению, в ней нуждался.

Например, ему и дела не было до крысок, которых я держал в детстве в качестве домашних животных. Но однажды, когда моя халатность чуть не привела к их безвременной кончине, отец заявил, что они еще живы, и всю ночь отпаивал их через пипетку подслащенной водой. Утром я обнаружил их живыми и здоровыми – моему удивлению и восторгу не было предела.

Уже став старше, я начал жить отдельно от родителей. Однажды отец заметил, что дерево, растущее возле моего дома, очень сильно нависает над крышей, а это опасно. Он в одиночку спилил его, пока я был на работе.

Луи творил настоящие чудеса. Конечно, он не показывал фокусов, демонстрируя свои таланты перед широкой публикой, но с ним постоянно происходило нечто волшебное, в чем легко угадывалась воля Господа. Из того, что приходит мне сейчас на ум, можно вспомнить его невероятное спасение после крушения самолета. Ведь оказавшись пригвожденным пулеметной очередью и запутавшись в проводах, он сумел выплыть из тонущего самолета. Когда японский бомбардировщик открыл огонь, ни одна из сорока восьми пуль, изрешетивших плот, не попала в тех, кто на нем ютился. Будучи в плену у японцев, отец удерживал тяжеленную деревянную балку над головой в течение тридцати семи минут.

Но самым большим чудом стало то, что отцу удалось обрести Господа и вслед за этим простить всех своих мучителей, включая Птицу. Два года он страдал от еженощных кошмаров, в которых душил Птицу, но с ними было покончено в одну минуту, раз и навсегда.

Луи был моим отцом, моим героем, моим примером для подражания. Я страшно скучаю по нему.

Драгган Михайлович

Однажды в 1999 году Луи хотел свозить меня в свой родной город Торранс, который расположен к югу от Лос-Анджелеса, чтобы показать Замперини-Филд, аэропорт, названный в его честь. Фильм, который я снял о нем к зимним Олимпийским играм, вышел годом ранее. Но все это время мы оставались друзьями, и я неизменно навещал Луи всякий раз, когда бывал в Лос-Анджелесе.

Луи вел свой минивэн «субару», а я сидел на пассажирском сиденье, и сама мысль, что за рулем находится мужчина, которому ни много ни мало восемьдесят два года, заставляла меня нервничать. Я утешал себя тем, что, если он умел управлять самолетом, уж с машиной-то точно справится. Я заметил, что Луи любил сидеть низко, немного отклонившись назад и вытянув свои длинные ноги. Мы пересекли Голливудский бульвар, потом бульвар Вествуд и направились в сторону автострады, как вдруг «ауди», ехавшая перед нами в крайней левой полосе, резко затормозила и остановилась.

В одну секунду мои глаза расширились, сердцебиение участилось, и я подумал: интересно, видит ли Луи то же самое, что и я? Потому что если нет, то все четыре кольца в логотипе «Ауди» через секунду отпечатаются на наших лицах. Прежде чем я снова обрел дар речи, Луи крутанул руль резко вправо, а затем так же быстро снова влево. Он объехал «ауди», стремительно перестроившись в средний ряд, а потом вернулся в свой.

«Черт возьми, – подумал я. – Впечатляет». Прошло две секунды. Еще три. Наконец Луи повернулся ко мне и сказал голосом человека, констатирующего факт: «А я еще ничего, как считаешь?»

Так и было.

И он всегда был таким.

Клей Замперини

Очень трудно смириться с тем, что дедушки больше нет. И не то чтобы я не представляю себе мир без него, скорее, я думаю, какой страшной потерей стала его смерть не только для моей семьи, но и для огромного количества людей.

Луи Замперини был примером для очень многих: всей своей жизнью он доказывал, что, работая на износ, можно добиться чего угодно. Он демонстрировал удивительную силу духа и жизнерадостность даже в минуты полного отчаяния, ведь вместе с Расселлом Филипсом они сорок семь дней дрейфовали в открытом море, не имея никакой надежды на спасение. И, возможно, самое важное: он показал всем нам, как путем прощения можно освободиться от личных демонов: он простил своих тюремных надзирателей, издевавшихся над ним в течение двух с половиной лет.

Но для меня он всегда был просто моим дедушкой. Любящим, добрым, великодушным человеком, делавшим все возможное для того, чтобы дать мне шанс прожить жизнь лучше, чем он, и стать достойным человеком. А это не так просто. Луи показал мне, что значит быть сильным и что такое сочувствие. Он учил меня, что, потакая собственной желчности и лелея обиды, я наврежу исключительно себе. Он часто повторял, что самое важное, о чем я должен помнить, – это то, что независимо от обстоятельств нужно всегда улыбаться. Неважно, в сколь сложной ситуации ты оказался – находишься в открытом море без надежды на спасение или просто у тебя не задался день, – твое позитивное отношение к происходящему и жизнерадостность станут ключом к спасению.

Я считаю большим благом тот факт, что уроки, полученные мной от Величайшего Поколения, или, как он сам говорил, «Поколения Закаленных», находят отклик не только у моих сверстников, но и у бесконечного множества молодых людей. Все мы смотрели на Луи с восхищением как на человека, познавшего мудрость и прожившего жизнь не зря. Я постоянно поражаюсь, сколько моих друзей хранят его образ в своем сердце. Хотя, принимая во внимание всю ту любовь и заботу, которыми он неизменно окружал молодых людей, это неудивительно.

Я очень во многом похож на своего дедушку. Он любил приключения, ему нравилось находиться на свежем воздухе; он научил меня любить скалолазание, горы и вообще природу, восхищаться и любоваться ее творениями. Подписывая мой экземпляр «Несломленного», Луи процитировал слова известного защитника окружающей среды, которым он восхищался, Джона Мюира:

Продолжай ходить в горы, подпитывайся царящей в них благодатью. Природный покой проникнет в тебя, как солнечный свет проникает в деревья. Ветра поделятся с тобой своей свежестью, а горные реки – энергией; все твои заботы сдует прочь, как осенние листья.

Синтия Замперини-Гаррис

Я написала это письмо отцу на его девяностый день рождения.

Много лет назад ты спас меня, когда я чуть не утонула в бассейне, будучи у кого-то в гостях. Ты окружал меня заботой, когда я болела. Ты осторожно вытаскивал занозы из моих ступней, бинтовал каждую ранку и брал меня на руки всякий раз, когда я чего-то пугалась ночью.

Ты научил меня ценить честность.

Ты вдохновил меня на путь христианства, когда я была еще очень молода, и с тех пор я получала любовь и защиту и от тебя, и от Господа.

Ты готовил мне диетический ужин каждый вечер, когда я приходила домой после занятий балетом. А когда я подросла, ты научил меня кататься на лыжах, что сблизило нас еще больше.

Ты брал меня с собой в Японию и на Маршалловы острова, и это были потрясающие поездки, о которых я буду всегда помнить.

Мы с тобой сотни раз обедали в El Cholo, и ты был самым лучшим кавалером.

Ты продолжаешь вдохновлять меня своим жизнелюбием, своей силой, крепким здоровьем и способностью, упав, снова подниматься.

В прошлом году мы с Люком вдруг оба поймали себя на мысли, что хотели бы быть еще больше похожими на тебя: ведь ты здоровее и счастливее, чем мы оба были когда-либо; у тебя столько друзей, сколько мы даже не надеемся когда-либо обрести.

Что же в тебе такого особенного, что делает тебя столь непохожим на других? Что помогло тебе выжить в годы войны? Как тебе удалось столько раз обмануть смерть? Что помогает тебе преодолевать любые сложности и заставляет сотни людей тянуться к тебе?

Меня спросили об этом вчера во время интервью, которое я давала в Торрансе, и я никак не могла найти ответа. Я пыталась понять это давно, но до сих пор не знаю причины.

Может, ты и сам ее не знаешь.

Все, что я знаю, – это то, что в тебе определенно есть и всегда будет нечто. Это неугасающее пламя внутри тебя сродни олимпийскому огню. Вы навсегда слились в единый образ. Потому что ты – пламя вдохновения для всех, кто тебя окружал, кто рядом с тобой сейчас и кто еще о тебе узнает. Но самое главное– где-то далеко в глубине моей души, сокрытой от глаз посторонних, ты мой друг, мой учитель, мой спутник, мой чемпион.

Ты – мой папа.

Со всей любовью, на которую может быть способна дочь, я благодарю тебя за то, что ты подарил мне жизнь и дал возможность узнать тебя.