Семнадцатью годами позднее. Замок Бирса.

ТИННИТ

Ночь была неправдоподобно тиха и пуста.

Каждый, кто живёт в замке, знает — в нём никогда не бывает полной тишины. По коридору, топая и бряцая железом, движется стража, за закрытыми ставнями воет ветер, трещат, рассыхаясь, старые доски перекрытий. Днём на эти шорохи не обращаешь внимания. Но, как только стемнело — они тут, как тут.

В эту ночь всё было иначе, словно плотная пелена тумана, подступившего к старым стенам, поглотила все на свете звуки. Остатки живого, спрятавшись за камнем и подсыхающей кровяной дорожкой, затаились, оцепенев в ужасе, как мышь перед глазами змеи-гремучки. Даже свечка на столике перед кроватью горела ровно и беззвучно.

Лишь однажды, часа через два после захода солнца, уединение Тиннит нарушило невнятное бормотание из комнаты сверху: кто-то молился, стоя на коленях и раскачиваясь. Кончилось это так же неожиданно, как и началось. Наверное, наверху осознали бессмысленность молитв.

Далеко за полночь давящая тишина и душный полумрак всё-таки добились своего. Буквы, нарисованные давным-давно умершими переписчиками, стали скакать перед глазами, цепляться друг за друга выцветшими крючками. Только что прочитанное сразу теряло всякий смысл.

Тиннит вставала с постели и, забыв о строгом приказе брата, настежь распахивала ставни, надеясь, что прохладный воздух с гор освежит тело и прогонит дремоту. Но за окнами были только угрюмая чёрная стена и удушливая, безветренная ночь. Смотреть на это не было сил, и девушка захлопывала ставни. Однако звук, который должен был эхом разнестись по всем коридорам, выходил негромким, словно завязшим в тумане.

Отойдя от окна, Тиннит в изнеможении падала на кровать и кричала служанку: помочь снять платье. Не получив ответа, она кричала снова, теперь уже от страха: настолько беспомощно звучал её одинокий голос. Служанка была мертва: удушилась шёлковым хозяйкиным поясом ещё утром.

В комнате стояла духота, а платье было сшито из плотной ткани. Оно туго обтягивало грудь и воздуха не хватало. Извиваясь как змея, пытаясь зацепить непослушные мелкие застёжки, девушка плакала: без чужой помощи ей удавалось лишь растянуть ворот. Пот смешивался с ароматическими маслами, плотная подкладка впитывала эту смесь, не пропуская наружу. Тиннит казалось, что её тело плавает в горячей ванне, полной благовоний.

Оставив попытки освободиться, девушка затихала, и только слёзы катились по её щекам, смывая белила. Растворившийся в слезах чёрный порошок кохл, которым красавицы красят ресницы, чтобы глаза казались больше, стекал вместе с белилами, оставляя грязные полоски. Сон не шёл. Тиннит ворочалась на кровати, пачкая простыни, затем вставала поменять догорающую свечу.

Пока новая свеча разгоралась, девушка наливала воду в продолговатое оловянное блюдо. Тёплая вода не приносила свежести и облегчения, только смывала следы белил и кохла. Вытерев лицо, девушка разглядывала себя в круглом бронзовом зеркале, начищенном до блеска мелким песком. Зеркало беспощадно отражало припухшие веки и пятна под глазами.

Устало вздохнув, она ставила подсвечник на край столика и долго смотрела на открытые шкатулки с порошками и палочками для их нанесения — толстыми, тонкими, из слоновой кости, кедра и серебра. Потом брала одну из палочек и начинала восстанавливать смытое слезами, потом и водой.

Когда Константин постучал в дверь, Тиннит лежала в постели с книгой в руках, мысленно вознося хвалу всем богам за то, что успела навести красоту. Шаги на лестнице она услышала, накладывая кохл на уголки глаз. Даже не сами шаги, а только их эхо. Конечно, девушка сразу узнала походку брата и поняла, что он поднимается к ней. Сердце застучало громче.

— Времени достаточно, — сказала она своему отражению в зеркале. — Не хватало ещё, чтобы он увидел меня такой.

Он увидел её именно такой, какой она хотела: слегка раскосые глаза, умело нарисованный изгиб бровей, тени, подчёркивающие выпирающие скулы, тяжёлые длинные волосы, падающие на худенькие плечи.

— Брат, — сказала она, приподнявшись на локтях. — Ты вернулся.

— Можно войти? — спросил он, переступив порог. — Почему ты не спишь?

— Я ждала тебя. Ты обещал зайти, когда всё выяснится…

Король присел на краешек кровати. У Тиннит перехватило дыхание: кожа его лица отливала синим, а губы в тусклом свете казались вообще чёрными. Вскочив, она протянула руки к брату и нежно прикоснулась к его щекам.

— Что с тобой? Что случилось?

Константин, закрыв глаза, покачал головой:

— Всё хорошо.

— Твои глаза… Они стали какие-то пустые.

Мягкие пальцы лёгкими движениями пробежались по глазам, губам, носу — словно тёплые лучики солнца. Король поймал их в ладони и поцеловал.

— Щекотно, — сказала девушка — Пора звать цирюльника.

— А может, я решил отпустить бороду? Королю пристало выглядеть солидней. Кто будет повиноваться юнцу с тремя волосинками на подбородке?

— Отпустить бороду? — звонко рассмеялась сестра, и от звуков её голоса Константина бросило в жар. Он отвёл глаза в сторону, где на смятых простынях были рассыпаны свитки и старые фолианты в обложках из потрескавшейся кожи.

— Что ты читаешь? — спросил он, открыв наугад одну из книг. Пергамент был покрыт вязью непонятных значков. — Это что, магия?

— Почти. Это стихи.

— Почитай мне.

— Нет… — Тиннит нахмурившись, накрыла фолиант подушкой.

— Почему? Что в них не так? И вообще — что это за язык?

— Старый язык. Очень, очень старый. Меня Валидат научил… — И тут же, встрепенувшись, сестра вскочила на колени, заглядывая в глаза: — Он жив?

Их лица почти соприкасались. Горячее дыхание обожгло губы Константина и он отстранил сестру — нежно, но твёрдо.

— Я не знаю.

Чёрные огромные глаза не успокаивались, умоляли, заполняя собой всю комнату. Чувствуя, что вот-вот взорвётся, король поднялся с кровати.

— Почитай мне эти стихи, Тиннит. Или ты ждёшь, чтобы я тебе приказал?

Сестра прижала книгу к груди и замотала головой.

— Я боюсь, что они тебя расстроят.

— Ну, я думаю, от твоих стихов будет не больше вреда, чем… — Константин замолчал, глядя на то, как огонь свечи мечется между двумя бронзовыми зеркалами, образуя стройные ряды круглых жёлтых тоннелей.

Тиннит раскрыла книгу на коленях и начала чтение. Константин понял, что слышит такой язык впервые. Глухие, но твёрдые звуки чередовались со звонкими, шипящими. Уловить ритм стиха было несложно, тем более, что сестра слегка раскачивалась всем телом, вгоняя себя в транс.

Когда стихотворение закончилось, никто не издал ни звука. Книга сползла с накрытых шёлком коленей и упала, закрываясь. Тиннит подняла руки к потолку и потянулась вверх, разминая уставшую спину. Затем ладони легли на ключицы, поглаживая их сквозь плотную ткань, добрались до грудей, ставших в таком положении более выпуклыми, и медленно поползли ниже, к талии.

— Очень красиво, — сказал Константин, зачарованно наблюдая за путешествием ладоней. — Кто написал эти стихи?

— Ты не мог бы помочь мне? — Тиннит улеглась на бок. — Здесь так душно…

— Кто написал эти стихи? — повторил король. Тиннит подтянула к себе подушку и обняла её, прижимая к груди.

— Один поэт из очень древнего народа, теперь его нет. Говорят, когда-то этот народ владел половиной мира. А потом королевство пало: последний правитель оказался предателем.

— Как такое возможно? — удивлённо спросил Константин. Сестра, покусывая уголок подушки, не отвечала. — О чём они, эти стихи?

— Они об одиноком короле, сидящем на облачном троне и чёрных птицах, которые слетают с луны, принося с собой кошмары. Король просит их улететь, предлагая в откуп золото, свою корону, а под конец и жизнь. Но птицы только смеются над ним: ведь он уже давно потерял всё, что имел.

— Очень похоже на меня, — Константин зажмурился, подавляя волну дурноты. Окружающие предметы снова потеряли чёткость, их контуры стали расплывчатыми, танцующими. — Как поэт, умерший тысячи лет назад, мог это предвидеть? Валидат не говорил тебе?

— Нет… — Тиннит затрясла головой так яростно, что Константин услышал звон её серег. — Валидат не видел этого стихотворения, я сама его нашла. Он всего лишь научил меня разбирать знаки. И… вовсе это не про тебя! Думать так — это… Лучше уж удавиться и лежать во дворе с высунутым языком!

Нащупав край кровати, король снова присел на неё.

— Сегодня я шёл сквозь него, Тиннит. Сквозь туман.

— О чём ты говоришь? — округлила глаза сестра.

— Магон уговорил меня: нам надо было пройти к воротам. Он был вокруг… Так близко, что можно дотронуться.

— Я… не понимаю.

— Мы были покрыты свежей кровью. Но всё равно мне было страшно… Одно дело знать, что она даёт защиту, другое — оказаться с этим лицом к лицу. Да, Тиннит, лицом к лицу. Потому, что она живая, эта тварь.

— Боги, — только и смогла прошептать девушка.

— Он серый и плотный, как… — Константин запнулся, подбирая слово. — Как камень, растворённый в воздухе. Я поднял руку, чтобы дотронуться до него. Не самая удачная мысль, признаю. Но мне вдруг захотелось сделать это: словно кто-то толкнул в спину. Он колыхнулся ко мне, и сразу отдёрнулся обратно, почуяв кровь. И мы пошли к воротам, а эта пелена нависала над нами. И наблюдала.

— Я бы, наверное, тут же завизжала и бросилась бежать, — призналась сестра. — Ты истинный король, храбрый, как барс.

— Что толку с моей храбрости? — горько усмехнулся Константин. — Даже свежая кровь не способна уничтожить его, только задержать на время. Чтобы я мог и дальше показывать свою отвагу, пришлось пустить под нож три четверти подданных. А ведь люди — не скот, Тиннит… В том смысле, что они не могут плодиться быстро, подобно козам. Отчего он так мучается, этот король из старой книги? Птицы терзают его за предательство?

— Не знаю, — прошептала Тиннит, высовывая голову из-за плеча и с тревогой заглядывая брату в глаза. — Помнишь, я рассказывала тебе свои детские сны о человеке, который сидит на троне. О том, чьё лицо скрывает туман?

— Почему птицы отказались взять его жизнь? — Лицо короля исказила странная ухмылка, словно Константин изо всех сил пытался улыбаться только левой половиной рта. — Может, потому, что он уже мёртв?

Тиннит, привстав на коленях, обняла брата сзади. Тот не шевельнулся.

— Я же говорила, что стихи расстроят тебя.

— Неважно. Я чувствую, что в этих стихах скрыто нечто, способное дать ответы на многие вопросы. Этот король, из твоих снов… Что он тебе говорил?

— Говорил, что настанет день, когда я вернусь к нему и стану его королевой. И что этот день близок, как никогда.

— О, да, он не ошибся, — прошептал Константин. — Может, это какой-то забытый бог говорил с тобой?

— Если что-то и поможет нам, то не древние стихи, мой брат, — прошептала Тиннит в тёплое ухо, и кудрявый завиток пощекотал её губы. — И не боги, которые давно оставили нас.

— Как ты можешь знать наверняка?

Она засмеялась, легко и весело.

— Я же сама богиня, ты забыл? Тиннит, лицо Гаала, полная луна, беременная новыми снами, и открытая ладонь. Богиня — девственница твоего народа. И я не покину тебя, мой король. Я — та, кто даёт тебе силу. Я — твоё сердце барса.

Константин вздрогнул и попытался подняться. Сестра ещё сильнее сжала руки, зарывшись лицом в его длинные волосы.

— Если нам суждено умереть, то мы умрём вместе, — сказала она, целуя в шею. Король дёрнулся, словно от прикосновения раскалённого железа, и обмяк, подчинившись магии маленьких тёплых пальцев, бегающих по шее, плечам, лицу.

— Тиннит, — только и смог ответить Константин. Её ладони пахли сандаловым деревом, были сухими и горячими. — Ты не умрёшь. Я тебе клянусь, всем, что у меня ещё осталось.

— Конечно, повелитель, — рассмеялась сестра. Теперь её голос звучал хрипло, а дыхание участилось. — Боги не умирают.

Её ладонь заползла под ворот рубашки и опустилась вниз к груди, по пути сжимая кожу, царапая её ногтями. Константин поймал ладонь, прижал к груди и развернулся вполоборота, глядя в горящие глаза.

— Ты устал, мой король, — проговорила Тиннит, вытаскивая руку из-под рубашки. — Почему бы тебе не прилечь?

— Спасибо, сестра. Я непременно усну, если прилягу. Лучше пойду к себе.

Тиннит, соскочив с постели, на цыпочках оббежала кровать и с разбегу бросилась на сидящего брата спереди. Константин покачнулся, пытаясь сохранить равновесие, но девушка, прижав его голову к своему животу, не дала ему упасть.

— Засыпай. Богиня — девственница будет беречь твой сон.

Тёплое и мягкое обволокло сознание Константина. Его пальцы блуждали по спине сестры, вдоль хребта, нежно ощупывая каждый выпирающий позвонок. Тиннит простонала, еле слышно. Константин почувствовал, как худенькое тело пробила короткая дрожь, будто в его пальцах скрывался огонь.

— Падай, — тихо сказала она. — Ну, почему ты так упрям?

Шёлк платья был горячим, влажным, пах сандалом, мирром и разгорячённым женским телом. Вдохнув этот аромат, король задержал дыхание, будто стараясь запомнить навсегда, а потом опустил руки и поднял глаза вверх.

— Мне пора…

— Может, это последняя ночь, — ответила сестра, тяжело дыша. — Может быть, последняя…

— Увы, Тиннит, боги посмеялись над нами, сделав братом и сестрой. Пусть у нас и разные матери — я не могу, правда…

Руки девушки соскользнули с его плеч и безвольно повисли, словно мёртвые. Оставив её стоять у кровати с опущенной головой, король повернулся и, проклиная себя самыми чёрными проклятьями, направился к двери.

— Может, тогда ты хотя бы поможешь мне снять платье?

— Тиннит…

— Я не справлюсь сама. Вот, гляди…

Константин, вздохнув, обернулся. Сестра стояла к нему спиной, убрав волосы вперёд и изогнув шею в одной из тех поз, что получаются у красивых девушек её возраста сами собой.

— Видишь, сколько там застёжек? А моя служанка сегодня удавилась, как назло… Я сейчас задохнусь.

— Я сейчас же велю найти тебе другую служанку. Или любую женщину, пусть даже высокородную…

— Нет больше служанок, брат. И женщин тоже нет. Я последняя, кажется. Что же мне, теперь, ходить в этом платье до самого конца?

Тиннит повернулась, укоризненно глядя на брата.

— Я… Ни разу не делал этого. — Тут горло Константина сжала невидимая рука, и он подавился кашлем.

— Ты не поверишь, но и я тоже ни разу этого не делала. Так что, позовём того, кто набил на этом руку? Скажем, Кормчего? Уверена, он справится, но каково будет тебе смотреть, как сестру короля трогают пальцы торговца шерстью?

Тиннит рассерженно сверкнула глазами и раздражённо притопнула маленькой босой ступнёй:

— Ну же! Или испугался?

Крючков и правда оказалось едва ли не сотня. Маленькие, с ячменное зёрнышко, они скрывались в складках, цепляясь друг за друга острыми гранями.

— Ты знаешь, мне тоже снились сны перед тем, как всё началось, — сказал Константин, стирая пот со лба. Очередной крючок оказался слишком маленьким, и король мягко подтолкнул девушку вперёд, к центру комнаты, где света было больше. — Такие странные… Не знаю, как рассказать…

— Расскажи, как можешь… — Сестра пожала плечами, отчего с трудом найденная застёжка выскользнула из пальцев. — Я пойму.

— Мне снилось, что я король. Но не здесь, а где-то далеко, в странном городе, что носил моё имя. Может, его проще разрезать? Сейчас я принесу нож.

— Король сдаётся? — обернулась через плечо девушка. — Львёнка Бирсы победило простое женское платье?

Константин негромко выругался — не удержался.

— Прости. — Тиннит вслепую закинула руку за спину и, наткнувшись на пальцы, нежно погладила их. — Что там с твоими снами? У тебя была королева?

— Не помню. Помню, что город находился в осаде. Какие-то смуглые люди с головой, замотанной тканью, похожие на пустынников. Их было столько, что мои воины, убивая их, падали прямо на поле боя, но не от ран, а от усталости. А ещё у меня были красные сафьяновые сапоги с золотыми орлами…

— Ты победил?

— Я не помню… Как будто что-то ударило меня сзади, и я проснулся, точнее, Лонго разбудил меня.

Платье, расстёгнутое до половины, держалось только на плечах, свисало с них двумя алыми полосами, открывая голую спину цвета расплавленной бронзы. Запах женского пота и растаявших ароматных шариков стал плотнее.

— Давай я сделаю вот как… Так тебе будет удобнее…

Тиннит наклонилась вперёд, изогнув шею в другую сторону. Мышцы и связки пришли в движение. Это движение, словно набегающая волна, разбилось об острые грани хребта, и позвонки сдвинулись с места, туго натянув кожу. Пальцы Константина дрогнули, и застёжка снова вырвалась из них.

— Валидат говорил, что, когда приходит этот туман, приоткрываются двери в другие миры. Не открываются совсем, а приоткрываются. Может, все эти сны, стихи, и пророчества — просто сквознячки через неплотно прикрытые двери?

Оставался последний крючок, и, Тиннит, чувствуя это, нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Капля пота медленно ползла вдоль позвоночника.

— Может, получится открыть эту дверь шире, чтобы можно было пройти?

Тиннит повела плечами, и платье с глухим стуком упало на пол. Переступив через него, она вздохнула, глубоко и радостно, будто сбросила постылую ношу. Её освобождённое тело, покрытое потом и дорожками от растаявших шариков, переливалось в бронзовом свете, и, казалось, пело.

— Если у тебя получится открыть их настолько широко, чтобы мы прошли, держась за руки, я согласна.

— Договорились.

Где-то внизу, на первом ярусе башни, послышались звуки, приглушённые каменными стенами — чьи-то голоса и шаги.

— Я красивая? — спросила сестра, изгибаясь в танце под одну только ей слышимую музыку. Амулет в виде ромба, свисающий между грудей на тонкой золотой цепочке, подпрыгивал в такт её движениям, вспыхивал, отражая свет, и тут же гас, становясь почти невидимым. Внизу раздался звук падения, потом по полу протащили что-то тяжёлое, хлопнув дверью.

— Они идут сюда. Что-то случилось…

— Я знаю. Это Лонго. Только он носит доспехи даже ночью. Он, наверное, и спит в них.

— Порой мне кажется, что он вообще не спит. Сейчас он пройдёт мимо моей комнаты, не найдёт меня и направится к тебе. Может, накинешь что-нибудь?

Король показал на скомканное платье. Сестра весело сверкнула зубами и наклонилась над блюдом для умывания:

— Ну, нет. Ты столько труда потратил… Что мне сейчас нужно, так это холодная вода… Не поможешь вытереть спину?

Константин покосился на протянутый кусок ткани и покачал головой. Тиннит, пожав плечами, прижала мокрое полотенце к животу.

— О, боги, что за блаженство… Думаешь, что-то важное?

— Наверное, ещё кто-нибудь умер. Последнее время вести бывают только плохими, кто бы их ни приносил. Накинь что-нибудь, прошу тебя…

— Только если повернёшься и перестанешь отвечать мне затылком. Ты весь в доспехах, мой король, как и твой Лонго. Ничего живого, только железо и медь.

— К чему всё это, Тиннит?

В коридоре скрипнула дверь, и забухали тяжёлые латные сапоги. Лонго направлялся к покоям в самом конце крыла. Когда шаги поравнялись с дверью, король негромко произнёс:

— Лонго, я здесь. Не стоит будить весь замок.

Телохранитель встал как вкопанный, лязгнув панцирем.

— Что произошло? Без меня никак не обойтись?

— Нет, повелитель, — раздалось из-за двери, глухо, словно Лонго докладывал из большой рыбной бочки. — Дело чрезвычайное. Прошу поторопиться: он долго не протянет.

Сзади послышалось шлёпанье босых ног, голое тело обрушилось на короля и повисло на плечах. Огненные губы жарко прошептали на ухо:

— Валидат… Он всё-таки выжил! Я знала!

Потолок закачался, поплыл перед глазами. Сбрасывая с себя весь груз, который нёс весь бесконечный день, Константин почувствовал, как становится лёгким и невесомым. Ноги подогнулись, и он, цепляясь за воздух, рухнул в горячие влажные руки разобранной постели.