Когда я первый раз услышал звучание двух ржавых насквозь колоколов деревенской звонницы, растерялся, застыл на месте: до того непривычно радостно, празднично пели они. Мое поколение выросло без колокольного звона: церкви рушили, так что же другое могло достаться на долю колоколов… Вот и сбрасывали их, предавали земле, крушили. Немногим было суждено уцелеть, как, к примеру, в сельце моем том, откуда до райцентра птицей надо лететь. И то устанешь. Так что не слышали того звона те, когда он ярил, как красная тряпка быка. Ну а уж царские колокола, что в Московском Кремле, тронуть, конечно, не смели. Слава Богу, уцелели они.

Летом в детстве, помню, любили мы забраться на крышу нашего шестиэтажного дома на Серпуховке, едва ли не докрасна раскаленную, и в трофейный бинокль разглядывать Кремль. Хотя он и безо всякого окуляра виден был как на ладони. А Иван Великий так и горел высокой яркой свечой. В ярусах его, замершие до своего часа до времени, колокола отлично просматривались. Думал тогда: вот бы услышать их… Не знал я в то время, что под маковкой Ивана Великого аж 34 колокола.

— Это было когда-то, — поясняет мне профессор Александр Иванович Гневко, — а теперь осталось двадцать два. И очень все непросто с ними.

Гневко — один их тех, кто лечит колокола Московского Кремля и возвращает их к жизни.

Слушаю я Гневко, а сам на колокола поглядываю. Долго же молчали они… первый раз после десятилетий молчания зазвучали на Пасху в 1992 году.

Воистину колокола — голос России. В беде ли, в радости оповещали они народ, и люди молились на них, называя их «красными» — то есть благозвучными, веселыми и усладительными — полиелеями. Голос тяжелого русского колокола приводит и землю в трепет, а звон малых и шустрых наполняет ликованием душу.

Издавна колокола на Руси разделялись на царские, ссыльные, пленные, золоченые и… лыковые. Про пленные догадаться не трудно: в войне добытые. Царские отливались либо по указу царя, либо в честь какой-то знаменательной даты, золоченые — они и есть золоченые, благолепные в нарядном кафтане. А что же такое — ссыльные? По сию пору, если не ошибаюсь, сохранился ссыльный углицкий колокол, оповестивший в свое время набатом гибель царевича Димитрия. Борис Годунов тех, кто попытался его изобличить, сослал в Пелым, а колокол, видно, невыносимой болью звучавший в его голове, повелел сорвать с колокольни, оторвать ему ухо и отправить в ссылку в Тобольск. Потому тот колокол и называют еще «корноухим».

Ну а лыковые — это совсем уж необычайные колокола. По разным причинам попавшие в опалу и за всевозможные провинности приговоренные к казни через разбитие, они перевязывались потом лыком — в назидание остальным. Чтобы не удумали те звонить, когда не требуется.

Русские колокола всегда были самыми могучими. Во всем свете не было и до сих пор нет им равных. За границей считался крупнейшим австрийский, весом почти в 36 тонн, но и он рядом с колоколами Ивана Великого кажется неподросшим детишкой, самый большой из которых — Успенский весит 65 тонн. Его еще «Праздничным» называют, поскольку звонили в него лишь в большие праздники, а еще по смерти государей, ударяя с расстановкой всего три раза. В Пасху, бывало, ударит Успенский — только после него могли отозваться звоном остальные московские церкви. Так что, можно считать, это главный столичный колокол. Из тех, что работают.

Есть на Иване Великом еще один колокол великий — «Реут», в нем 32 тонны. Я «душегубом» его называю: при коронации императора он упал с высоты в тридцать метров, пробил перекрытие колокольни и угробил десятерых человек. А теперь снова звонит.

Вот и сидим мы с профессором Гневко и обо все этом беседуем. Само собой, зашла речь и о Царь-колоколе, чуде света, отлитом Иваном Федоровичем Материным в 1735 году. Был он «артиллерии колокольных дел мастером» и имя свое увековечил во многих славных своих созданиях. Долгое время разногласили о том, как откололся от колокола вот этот огромный кусок. Считалось, что стоял «Царь» в литейной яме, а когда поднимать принялись, деревянная конструкция, его поддерживающая, не выдержала, упала и загорелась. Народ тут же кинулся пожарище водой заливать — и от резкой перемены температуры край колокола отломился.

По последней версии, которую поддерживает и Гневко, все гораздо проще сложилось. Но сколько различных предположений, опытов тому предшествовало… И на модели выявили: при нагреве до температуры всего 65 градусов от модели точно такой кусок откололся! И поливать не требовалось.

Царь-колокол серьезно болен. Долгое время исследователи присматривались и прислушивались к нему, очищали от толстого слоя многократных покрасок и обнаружили 12 трещин, одна из которых достигает 1,5 метра. Как считает Гневко, возникли они в основном по двум причинам. Во-первых, повлияли остаточные деформации еще во время отливки. Во-вторых, из-за фундамента, находящегося в угрожающем состоянии: он оседает со скоростью 4 мм в год. Из-за этого, а также из-за собственного колоссального веса в теле колокола возникла сеть невидимых трещин. Вес-то его — 200 тонн!

Во время этих работ сделали удивительнейшее открытие. Трещины внутри колокола живут, развиваются, и при их распространении возникают ультразвуковые импульсы, которые можно уловить на расстоянии до семи километров. Мы их не слышим, потому что ухо наше такие частоты не воспринимает, но колокол в полном смысле этого слова кричит о спасении…

Профессор Гневко вместе с коллегами провел удивительнейшие исследования на специально изготовленных моделях для того, чтобы определить, как дальше станут развиваться трещины. Определили необходимые характеристики прочности колокола в растяжении, сжатии, изгибе, ударах, внимательно изучили микроструктуру металла. Для этого пришлось от обломившегося куска Царь-колокола отрезать дольку в полкило, чтобы в точности определить состав металла. Теперь та долька искусно впаяна на прежнее место.

Вот что выяснить удалось. Реального развития трещин сейчас нет. Но необходимо срочно реставрировать фундамент — он буквально рассыпается. В успокоение могу добавить, что за состоянием фундамента ведется постоянный строгий контроль.

…Давайте глянем еще разок в нижний ярус Ивана Великого. Там, в тени, на семи московских ветрах висят могучие колокола и дожидаются часа, когда густым и радостным гласом вновь дадут знать о себе.