Глава 1. Знакомство с семьей Митсвудов

На юге славного острова Британия, на каменистом побережье пролива стоит небольшая и уютная деревенька Бриджсвил. В ней живет много добропорядочных англичан, и наш рассказ о семье Митсвудов. Их небольшой домик живописно расположился на окраине Бриджстауна и утопает в зелени, создавая контраст с пейзажем за деревней: дороги в каменистых развалах побережья, пожухлая трава и вид пенящегося прибоя.

Семья Митсвудов не велика, но и не мала. Посчитайте сами: глава семьи мистер Ник Митсвуд — бывший капитан, умеющий много порассказать о жизни, миссис Тора Митсвуд — его жена и домохозяйка, их дочь — Вэлла Порксайд, художница, их зять — Симон Порксайд, мелкий бизнесмен, все время находящийся в разъездах, и, наконец, наша главная героиня — внучка бабушки и дедушки, дочь мамы и папы — Элен Порксайд.

Элен этим летом исполнилось шесть лет, у неё голубые глаза и белокурые вьющиеся волосы, нос кнопкой и всегда критически поджатые розовые губки. Никто из родственников, знакомых или друзей не желал бы попасть ей на язычок, так как она очень ехидна и остра на словцо, к тому же при плохом настроении она ещё и ворчлива, что иногда осложняет жизнь окружающим. Но Вы, уважаемый читатель, не подумайте плохо про нашу милую Элен. Она, как все маленькие и хорошенькие девочки, хохотушка и болтушка, а ворчливость её, хочу вас уверить, качество наследственное. Дедушка Митсвуд славился во всей округе своей ворчливостью, а старожилы Бриджсвила ещё помнят прабабушку Элен, мать мистера Митсвуда — старую миссис Керолайн Митсвуд. Уж с её ворчанием и дурным характером не мог сравниться никто в округе. Вообще-то, Элен понемногу похожа на всех своих родственников: например, нос и глаза у неё от бабушки Гвендолен Порксайд, которая живет в городе Йорк на реке Уз, прекрасные вьющиеся волосы — от папы Симона, который в далеком детстве был платиновым блондинчиком и страдал от насмешек друзей и повышенного внимания старых леди, звавших его «ангелочком» и одаривавших при всяком удобном случае конфетками в золотых оберточках.

Теперь, когда вы познакомились со всей семьей Митсвудов, обратим внимание на дом, в котором они живут. Кстати, вы заметили, что семью называют Митсвудами, а не Митсвудами и Порксайдами? Этим все обязаны мистеру Митсвуду — главе семьи и её капитану в бурном плавании по морю жизни. И дом свой он строил с расчетом, что в нем будет жить его дочь Вэлла со своими будущими детьми. Ведь мистер Митсвуд обожает детей и, в первую очередь, свою единственную внучку Элен, проказницу и озорницу.

Дом Митсвудов стоит на дороге, ведущей к морю. Старые деревья шумят в саду, цветники и клумбы украшают дорожку, выложенную камнями и ведущую от ворот к самому дому. Вся семья очень любит свой сад и следит за тем, чтобы он выглядел живописно и опрятно. Элен часто работает в саду с бабушкой Торой и дедушкой Ником, который считает, что нет грязной работы, и приучает Элен к трудолюбию. У неё есть свой инвентарь, который смастерил ей дед: маленькие зеленые грабли, лопатка с красной лакированной ручкой, фиолетовое ведерко. Все это Элен хранит в большом пустующем гараже рядом с инструментами взрослых.

Для Элен каждое посещение гаража — это путешествие в незнакомый мир, полный новых открытий, ведь здесь ей дают забивать маленьким блестящим молоточком гвозди в доску, крутить гайки, смотреть в старый бинокль, щелкать никому не нужными выключателями, катать прозрачный стеклянный шарик по полу… Да мало ли чем интересным можно заняться в старом гараже, переполненном, как пещера Али-Бабы, разными сокровищами!

Да еще с дедом, увлекающим своими рассказами о далеких путешествиях, которые он описывает с большими преувеличениями. Ведь все знают, что мистер Митсвуд был капитаном на небольшом сухогрузе с малочисленной командой. Но Элен все принимает за чистую монету, слушает деда увлеченно, и лучшего слушателя у мистера Митсвуда, мы думаем, не будет никогда.

Но мы отвлеклись, и вот уже миссис Митсвуд зовет семью обедать. Отправимся с ними и мы, чтобы хорошенько осмотреть все внутри. Столовая, две спальни, детская, кабинет деда, гостиная — вот и весь дом. В нем витает особый дух спокойствия и уюта. Ведь бабушка Элен — миссис Тора Митсвуд, известна своим безупречным вкусом и умением рукодельничать. Давным-давно она покорила молодого капитана Митсвуда своей расшитой шелковой ширмой с японской девушкой и павлином, которую он увидел на благотворительном базаре в местной школе. Он познакомился с юной мисс Торой, купил ширму, и теперь эта семейная реликвия украшает гостиную семьи Митсвудов. Шелк слегка выцвел, но и теперь все гости обращают на неё внимание, не говоря уже о том, что мягкое и уютное кресло под ширмой — любимое место Элен. Она, будучи еще младенцем, из всех интересных вещей в доме выделила японку и павлина, столь необычно и искусно вышитых. Став взрослее, тайком от бабушки, пробиралась в гостиную и гладила маленькими пальчиками скользкие шелковые стежки вышивки: красное с яркими цветами кимоно девушки, её черные волосы, желтый веер, изумрудно-переливчатые перья пышного хвоста павлина. Теперь же, переживая втайне ото всех захватывающие рассказы деда, Элен часто сидела на старом кресле и глядела в лицо красавице, которая улыбалась своей загадочной улыбкой и, казалось, манила девочку в неизвестные сказочные дали. Зная пристрастие Элен к ширме, над ней посмеивались. И хотя давно нужно было сменить обивку на мебели и обои в гостиной, ремонт не начинали, жалея Элен: ведь она лишилась бы своего любимого уголка.

В комнатах висело много картин, так как мама Элен — миссис Вэлла, была неплохой художницей. Раз в месяц она отбирала несколько картин и отвозила их в город, пристраивая в маленькие подарочные магазинчики, разбросанные по старому центру и рядом с портом. Картины были недорогие и раскупались хорошо. Элен любила, когда мама ездила продавать картины, ведь за этим всегда следовал какой-нибудь запоминающийся подарок, иногда нужный, а иногда просто бесполезный, но очень дорогой сердцу Элен: её синий костюмчик с матросским воротником, соломенная шляпа с алым шелковым маком, разноцветный воздушный шар, ракушечные бусы, свисток с перьями, зеленая на шнурке бутылочка с мыльными пузырями… Все это и многое другое было привезено мамой Вэллой из этих поездок. «Мамочка, ты волшебница! — кричала Элен, получив очередной подарок. — Как ты узнала, что именно эта вещь была мне сегодня просто необходима?» На что мама Вэлла смеялась и отвечала: «Я и без всякого волшебства знаю, чего ты хочешь и о чем мечтаешь!».

В Бриджсвиле её звали Высокая Вэлла, так как она имела рост пять футов девять дюймов, а непослушную гриву волос и строгие серые глаза дополняли вытертые джинсы и старые широкие свитера, которые она постоянно носила. Элен обожала свою маму, так как при кажущейся строгости, более мягкого человека нельзя было найти. И Элен частенько этим пользовалась, особенно, когда очень хотелось, чтобы кто-нибудь почитал ей сказку. Поэтому мама Вэлла перед сном обычно читала Элен детские книжки с яркими картинками и фантастическими сюжетами, которые затем надолго занимали девочку, а её альбом после вечернего чтения заполнялся рисунками. Почти всегда это были принцессы в старомодных пышных платьях и восточные красавицы в шароварах, тюрбанах и прозрачных накидках.

В комнате Элен почетное место занимал столик, на котором в глиняном кувшинчике стояли кисти и карандаши, лежали краски в разнокалиберных коробках. Над столом была прикреплена деревянная доска. На нее кнопками прикалывали рисунки Элен: скромные пейзажики, цветы, портреты друзей. Рисунки сменяли друг друга, а затем попадали в большую папку из потертого синего бархата. Ее подарила Элен бабушка Тора. Эта синяя папка досталась миссис Митсвуд ещё от бабушки, которая тоже хранила в ней свои рисунки и знаменитые гербарии.

А в одном из ящичков этого стола у Элен была спрятана коробка с нарисованными на обтрепавшейся крышке красными цветами. В ней она прятала свои самые дорогие вещички: маленькие кольца со стразами, брелок с перламутром, старые бусы обеих бабушек, пластмассовое сердечко, медальон в форме обтесанной пирамиды и многое-многое другое. Элен редко показывала посторонним эту заветную коробку и, сидя в комнате на мягком диванчике, одна перебирала и пересматривала свои сокровища.

 

Глава 2. Папа приехал!

Утро в семье Митсвудов начинали бабушка Тора и собака Глэдис. Как, уважаемый читатель, мы не познакомили тебя с собакой Элен? Эту непростительную ошибку мы должны немедленно исправить! Итак, познакомьтесь. Это Глэдис — собака породы бассет-хаунд. Ей почти столько же лет, как и Элен. Они выросли вместе в этом доме, и Глэдис по праву считается членом семьи Митсвудов. Так вот, миссис Митсвуд и Глэдис — самые ранние пташки в доме — начинали утреннюю жизнь на кухне, где миссис Митсвуд, шурша накрахмаленным передником, готовила завтрак, а Глэдис, лежа в облюбованном углу на цветных плитках пола, следила за передвижениями старшей хозяйки внимательными и грустными глазами цвета перезрелого крыжовника. Но грустный взгляд Глэдис — игра и сплошной обман, на которые мог купиться только человек, впервые её увидевший. Эта собака, длинная, как торпеда, приземистая, с широкой грудью и мощными лапами, могла с одного прыжка свалить теленка. Но её флегматичная морда, забавно висящие до земли уши и грустные глаза, смущавшие своей кротостью, сбивали с толку. Но у того, кто видел, как она носилась по каменистым склонам, поросшим травой, слышал грозный лай, пропадали всякие иллюзии относительно ее безобидности. Однако все домочадцы и соседи любили Глэдис за добрый и веселый нрав, приветливость и незлобивость. Когда мистер Кларк, одинокий сосед Митсвудов, замечал в густой траве длинное черно-бело-рыжеё тело и высоко поднятый серповидный хвост, он всегда подзывал Глэдис и долго разговаривал с ней, облокотившись на изгородь. Темы его бесед были разнообразные, начиная с международного положения, которое не давало спокойно жить этому джентльмену, заканчивая последней светской сплетней из «Таймс».

Глэдис лежала, вытянувшись на траве, положив голову на передние лапы, и смотрела на мистера Кларка умными глазами, в которых мелькало некоторое сожаление и сочувствие. «Да, — казалось, думала она, — как хлопотна и непонятна жизнь людей, и как я ценю свою собачью свободу. Нет, ни за что на свете не хотела бы я быть на их месте и мучиться с пар-ла-мен-том, кри-зи-сом и бюд-жет-ным (Р-р-гав!) де-фи-ци-том!». Все это можно было прочитать в её взгляде, и мистер Кларк, думается нам, это понимал. Но ценил Глэдис за то, что она была единственным существом, которое выслушивало его до конца, не перебивая и не внося свои соображения во время его речи.

Глэдис была куплена папой Элен в одной из его многочисленных коммерческих поездок, в Лондоне, в большом и шикарном зоологическом магазине. Мистер Порксайд счел возможным для себя истратить на понравившегося щенка всю прибыль от двухмесячной деятельности, чем весьма удивил и жену, и её родителей. Но когда малышка Глэдис была извлечена из большой хозяйственной сумки, в которой её перевозили, то все недоумение семьи Митсвудов сменилось чувством бесконечной признательности мистеру Порксайду и нежности к новому члену их семьи. Длинные ушки Глэдис, толстенький хвостик, крепенькие лапки и умильная мордочка растрогали всех. Так Глэдис поселилась в семье Митсвудов, а мистеру Порксайду была прощена крупная и незапланированная растрата никогда не лишних в любой семье денег.

Сегодня ожидалось очередное его возвращение из затянувшейся поездки. Все ждали сюрприза, так как мистер Порксайд был на них мастер, имел склонность к розыгрышам, любил побренчать на гитаре и носил бороду, с которой никак не хотел расстаться.

Все домочадцы считали, что именно поэтому у него не клеилась работа коммивояжера, а бабушка Тора имела собственное мнение на сей счет и, глядя на своего непутевого зятя, думала, что ему хорошо было бы выступать на эстраде или в цирке.

Итак, день начался. Встал пораньше и давно уже напевал свои излюбленные мелодии мистер Митсвуд. Мама Вэлла, убрав в спальнях и гостиной, подметала дорожки в саду.

Элен тоже целое утро готовилась к встрече. После раннего подъема и уборки в своей комнате она спустилась в кухню, где колдовала над плитой бабушка Тора. Глэдис лежала в своем углу и вылизывала переднюю лапу.

Семья быстро позавтракала и принялась за свои обычные дела, так как приезд мистера Порксайда ожидался во второй половине дня.

Но не успела Элен взять скакалку, мама Вэлла разложить краски, а мистер Митсвуд закурить неизменную сигару, как стремительно развивающиеся события скомкали планы семьи и завертели всех в бурном водовороте.

Сперва послышались непонятные гудки, а затем странный звук с посвистыванием и лязганьем. Глэдис залаяла и стремглав бросилась к калитке, ведущей на дорогу. Все побежали за ней. Мистер Митсвуд первым увидел нечто, двигающееся к дому, и застыл возле калитки, словно вкопанный.

По дороге ехал автомобиль. Да еще какой! Ярко-красного цвета с откидным верхом, коричневыми кожаными сиденьями, блестящими никелированными бамперами и огромным рулем.

Машиной управлял небольшого роста человек с черными выразительными глазами, седой стриженной головой и густыми мохнатыми бровями. Когда он улыбался, видны были белые крепкие зубы. Одет незнакомец был незатейливо: клетчатая рубашка, замшевая жилетка с большим количеством бахромы и видавшие виды брюки, прикрывавшие поношенные ботинки.

Рядом с ним сидел счастливый мистер Порксайд. Волосы и борода его растрепались, воротник рубашки расстегнулся, а галстук сбился набок.

Миссис Митсвуд так поразил вид зятя, что она в первую минуту даже не обратила внимания на незнакомца и его машину.

А встреча шла своим чередом. Элен визжала, Глэдис громко лаяла, Вэлла улыбалась, мистер Митсвуд потирал подбородок, а лицо миссис Митсвуд отражало беспокойство.

 

Глава 3. Незнакомец

Мистер Симон Порксайд первым вышел из машины и сразу же подхватил на руки болтавшую от радости руками и ногами Элен. Затем потрепал Глэдис, обнял Вэллу, пожал с чувством руку мистеру Митсвуд и издалека поклонился миссис Митсвуд.

— Разрешите вам представить… — сказал он, повернувшись к незнакомцу. — Мсье Жиль, директор цирка шапито, который я имел честь посетить сегодня в городе.

— Очень приятно! — учтиво сказала миссис Митсвуд.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы нас посетили! — сказал мистер Митсвуд.

— Привет! — прокричала Элен под лай Глэдис.

— А что это за машина? — наконец-то спросила миссис Митсвуд. — Это ваша, мсье Жиль?

— Э-э-э, — замычал мсье Жиль. — Как вам сказать! Вчера была моя, а сегодня уже его.

Тут он ткнул пальцем в мистера Порксайда, который при этом заморгал глазами, как будто сам не верил услышанному.

— Симон, ты купил эту машину? — удивленно спросила Вэлла. — А наше летнее путешествие в Париж?

— Не волнуйся, дорогая, — ответил чересчур спокойно мистер Порксайд. — Машина стоит недорого, зато посмотри, какая это красотка!

И, набравшись храбрости, он продолжал:

— К тому же, я собираюсь поехать с цирком в турне по стране в качестве работника этого цирка.

Все удивленно воззрились на папу Симона, а миссис Митсвуд слабеющим голосом прошептала:

— Какого работника?

— Цирка! Цирка, бабушка! — пояснила ей Элен, которую единственную обрадовало это сообщение.

Миссис Митсвуд почувствовала себя нехорошо.

«Боже мой, — подумала она. — Только сегодня мне приснился непутевый зять в рыжем клоунском парике и с приставным носом. И вот, пожалуйста! Что подумают соседи!» Представив последствия, она побледнела, и ноги у нее подкосились. Поэтому Вэлла и мистер Митсвуд, взяв миссис под руки, медленно повели ее в дом, виновато оглядываясь на гостя.

Когда Симон Порксайд и мсье Жиль проводили их сочувственными взглядами и повернулись к машине, то увидели, что в ней уже хозяйничает Элен. Она крутила руль, нажимала, как могла, на педали, рычала и урчала, изображая работу мотора.

— Папа! — с восторгом воскликнула она. — Как здорово, что ты купил эту машину, как прекрасно, что ты будешь работать в цирке! А меня с собой возьмешь?

— Конечно, дочь, возьму, — ответил мистер Порксайд. — А теперь вылезай и пойдем. Мы с мсье Жилем слегка проголодались и устали.

— Милый папа! Дорогой мсье Жиль! — с придыханием закричала Элен. — Я сама приготовлю вам тосты, омлет и сварю свою любимую овсянку!

— Какой милый ребенок! — хохотнул мсье Жиль. — Только вот овсянку, пожалуй, не надо, я её терпеть не могу.

 

Глава 4. Про то, как важно уметь читать, чтобы не испортить завтрак

Когда страсти слегка улеглись, и вновь прибывшие отдохнули, переоделись и спустились в гостиную, то увидели следующую картину: за красиво сервированным столом с голубой вышитой скатертью, разместились мистер Митсвуд с газетой в руках и Вэлла с мотком пряжи. Глэдис лежала рядом с холодным камином.

Окинув цепким взглядом всю эту благодушную обстановку, мсье Жиль изрек:

— Мне всегда нравился покой и уют в таких сельских домах, как ваш.

Мистер Митсвуд и Вэлла приятно улыбнулись на это замечание. В это время Элен с подносом в руках, а за ней миссис Митсвуд с сервировочным столиком на колесах, появились в гостиной.

— Прошу к столу, — важно сказала миссис Митсвуд.

— Попробуйте, это готовила я, — добавила Элен. — Знаешь, папа, теперь я примерная девочка, и бабушка учит меня готовить, мыть посуду и подметь на кухне пол.

— Это очень, очень похвально! — быстро отозвался мсье Жиль, опередивший своей репликой мистера Порксайда. — Когда я был таким же, как и ты, моя бабушка не могла мной нахвалиться перед своими приятельницами, таким я был послушным мальчиком. И особенно она гордилась тем, каким я был помощником на кухне.

Миссис Митсвуд с сомнением повела бровью, услыхав эту тираду, давая понять, что она лично в это слабо верит, и что мсье Жиль не мог, по её мнению, быть добропорядочным помощником своей бабушке, особенно на кухне.

— Ну что ж, к столу, — сказал мистер Порксайд и потрепал Элен по белокурой головке. — Я с удовольствием отведаю завтрак, приготовленный тобой, моя милая.

В это время он подумал о том, как быстро летит время, что совсем ещё недавно малышку Элен катали в колясочке, меняли ей пеленки, и вот уже она кормит семью завтраком.

Когда все расселись по местам, и миссис Митсвуд с милой улыбкой открыла крышку серебряной фамильной кастрюльки, в которой ещё её бабушка варила овсянку, произошло «нечто ужасное».

Так потом говорила сама миссис Митсвуд, в сотый раз описывая неприятный для неё момент, когда, по её словам, «ей, как хозяйке, был нанесен сокрушительный удар».

— Элен, — вдруг обеспокоено спросила она, держа крышку и с озадаченным лицом принюхиваясь к пару, вырывающемуся из кастрюльки. — Когда мы варили кашу, где ты брала коробку с хлопьями?

— В столе, бабушка, — невозмутимо ответила Элен. — В такой большой железной банке, на ней ещё нарисованы большие зеленые буквы и симпатичный песик.

— Боже мой, — простонала миссис Митсвуд. — Мы сварили собачью кашу! Придется вам довольствоваться омлетом и тостами. Хорошо, что запах показался мне подозрительным!

— Вот видишь, дорогая, — сказала мама Вэлла. — Твоё нежелание учиться читать сыграло злую шутку с бабушкой, папой и мсье Жилем.

— Кстати, — заметил вездесущий мсье Жиль. — Буквы-то не рисуются, а пишутся, милая Элен.

— Вот, к слову, очередной шедевр нашей внучки, — добавил мистер Митсвуд, подмигнув при этом всем взрослым.

Он, не вставая, протянул руку к полке с книгами и взял небольшой лист бумаги, который пустил по кругу на всеобщее рассмотрение.

Все засмеялись. Большими корявыми буквами на нем было написано:

«НА ВГЛАЖНОЙ ЗИМЛЕ ХАРАШО РАСТЕТ МАРКОФКА».

Элен заерзала на стуле, а мистер Митсвуд пояснил:

— Это они с бабушкой штудировали книгу по огородничеству, и наша грамотная мисс решила сделать для себя выписки.

— М-м-да, дорогая, — задумчиво произнес папа Симон. — Тебя пора серьёзно готовить к школе, но в этом доме ни у кого нет времени заняться тобой!

И он с вызовом посмотрел на миссис Митсвуд.

— Позволь тебе заметить, дорогой зять, — сразу же парировала та, — что у каждого в этом доме есть свои обязанности, и Элен не настолько заброшена, как ты пытался только что здесь представить. А ошибки… Что ж, в шесть лет ты сам писал грамотно?

Пока длился этот спор, Элен потихоньку встала, подошла к отцу и незаметно вытянула из его рук листок со своими каракулями. Затем отнесла его на кухню и порвала на мелкие кусочки. Здесь её и застал мсье Жиль.

— Ха, — сказал он, — хороший конец для такой рукописи. Но ты не расстраивайся. Все мы когда-то начинали читать и писать. Над всеми нами, — чтобы слегка подзадорить, — смеялись родственники.

— Вот, например, был у меня такой случай, — продолжал он. — Когда мне исполнилось шесть лет, как и тебе сейчас, я приготовил сюрприз для любимой бабушки — рисунок ко дню рождения. И чтобы она его не увидела раньше времени, закрыл дверь своей комнаты, а с обратной стороны повесил самодельную табличку с жирной надписью: «НЕВСХОДИТЬ!» Знаешь, как смеялись мои родные, и как горько плакал я? С тех пор я стараюсь писать без ошибок. Поэтому ты не обижайся, а учись. Вообще, ты мне нравишься, и мне кажется, что мы станем друзьями.

— А я и не обижаюсь, — гордо ответила Элен. — И дружить с вами согласна. У меня никогда не было друга — настоящего циркача!

 

Глава 5. Александр и Сэмми — противники медленной езды

Вечером все члены семьи и мсье Жиль вышли полюбоваться автомобилем. При свете заходящего солнца, на фоне зеленых деревьев и пышных розовых кустов, растущих перед домом, он смотрелся великолепно. Элен с мамой и бабушкой собирали свежие букеты для дома. Мсье Жиль и мистер Порксайд курили и тихо разговаривали. Мистер Митсвуд прохаживался вокруг машины, тер пальцем краску на её боках, бил ботинком по шинам и ощупывал сиденья. Наконец, хитро взглянув на мсье Жиля и Симона, гордо открыл дверцу и уселся за руль.

— Дорогой, — обеспокоено сказала миссис Митсвуд, — не хочешь ли ты сказать, что собираешься прокатиться на этой… э-э-э… машине?

— Дорогая! — в свою очередь отозвался мистер Митсвуд. — Не знаю, помнишь ли ты, но в своё время я был весьма и весьма неплохим шофером.

— Как раз это-то я и помню! — парировала миссис Митсвуд. — Так же я помню, как ты упал в канаву в «Лендровере» моего дядюшки мистера Мэрдока Флэша, и как несколько месяцев к ряду я посещала госпиталь в Портсмуте, где тебя успешно лечил уважаемый доктор Вакси.

— Да, это опытный и знающий врач, — с энтузиазмом перевел разговор на любимую тему своей жены мистер Митсвуд. — Ты помнишь, как виртуозно он накладывал гипс? Мне даже иногда казалось, что в нем пропал скульптор, с таким вдохновением он работал над сломанной ногой.

— Папа! — смеясь сказала отцу Вэлла. — Выходи из машины и не надо экспериментов над судьбой. Пусть мсье Жиль и новый хозяин этой «Рэдбэби» знают, что если они когда-нибудь дадут тебе ключи от машины, то будут иметь дело со мной.

И она важно поклонилась в сторону улыбавшихся мсье Жиля и Симона.

Элен, слушавшая разговор взрослых, вдруг закричала и запрыгала:

— Правильно, мама, машину зовут Рэдбэби! Ну, посмотрите, это же действительно Рэдбэби — красный ребенок, как же я сама не додумалась до этого!

— Действительно, похоже, — заметил мсье Жиль.

В это самое время два мальчика спрыгнули с забора прямо к нашей компании. Они были худы и длинноноги, у обоих — большие головы с коротко стриженными волосами, только у одного волосы были рыжие, а у другого — черные. Рыжего звали Сэмми, а черноволосого Александром. Конечно, вы поняли, что это были лучшие друзья Элен.

— Добрый вечер, — хором сказали мальчики.

— Здравствуйте! — нестройно ответили все.

— Мы тебя, Элен, ждали целый день, — начал Сэмми, скосив глаза на машину. — Ждали, ждали, а ты не идешь! Мы и решили к тебе зайти, тем более, что все мальчишки рассказывают о красной машине.

— Да, — сказал Александр.

— Это не машина, а Рэдбэби, — ответила Элен изумленным друзьям.

— Не слушайте её, мальчики, она шутит, как всегда, — сказала мама Вэлла. — Это обычная старая машина, которую купил весьма неожиданно для всех наш папа.

Слово «неожиданно» было заметно выделено интонацией, на что миссис Митсвуд фыркнула, мистер Митсвуд почесал затылок, мсье Жиль улыбнулся, а папа Симон спрятал руки в карманы пиджака и смущенно закачался на каблуках.

— Хорошая машина, — сказал Александр. — Цвет, главное, редкий.

— А зачем она вам нужна? — спросил Сэмми.

— Хороший вопрос, мальчик, — строго сказала миссис Митсвуд. — Это, кстати, и меня заботит. Можно ли ездить на этой машине и зачем она нам нужна?

— Машина нужна в каждом доме, — вступился за зятя мистер Митсвуд. — Пусть даже такая.

— Что значит «такая»? Что значит «такая»? — возмутился мистер Порксайд. — Да вы знаете, ЧТО это за машина, КТО на ней ездил и КАК она работает!

И он резко вскочил на место водителя.

— А ну, дети, все ко мне! — продолжал он. — Сейчас вы получите море впечатлений от путешествия по окрестностям нашей славной деревни!

Элен, Александр и Сэмми после слов папы Симона побежали к машине, не заставляя повторять приглашение. Но дорогу им преградила бдительная миссис Митсвуд, на голове которой красовалась летняя шляпка, украшенная только что сорванными цветами.

— Ни за что! Я не позволю авантюристу втягивать детей в это подозрительное дело. Это катание никому не нужно, да и опасно, наконец! — патетически воскликнула она. — Ведь ты, дорогой зять, никогда не слыл великим шофером.

— Мама, не нужно накалять обстановку, — спокойно сказала Вэлла. — Конечно, Симон не очень опытный водитель, но я могу поехать с ними. Наконец, можно ехать медленно, ведь правда, дорогой?

— Медленно? К черту медленно! — неосторожно воскликнул папа Симон. — Кому нужно медленно? Кто хочет медленно? Может, ты или ты?

Тут он поочередно ткнул пальцем в Александра и Сэмми. Те дружно замотали головами.

— Не беспокойтесь, миссис Митсвуд, — успокоил мсье Жиль. — Я тоже поеду с ними, буду сидеть рядом с Симоном, и не думаю, что эта затея в действительности так опасна, как вы себе вообразили.

И он направился к машине.

— Э-э-э… Я тоже отправлюсь с ними, дорогая, — начал нерешительно мистер Митсвуд. — Давненько я не выезжал из нашей деревни, засиделся старый моряк, пора встряхнуться!

— Но Ник… — только и пробормотала миссис Митсвуд, которая осталась в полном одиночестве, так как и Глэдис затрусила за своим хозяином к машине.

Поправив на голове шляпку, миссис Митсвуд гордо прошествовала к дому. На пороге она обернулась и сказала твердым голосом, не допускавшим и капли сомнения:

— Предупреждаю: синяки, шишки и ссадины я вам лечить не буду!

Увидев, что ураган пронесся мимо, все вздохнули с облегчением, и начали размещаться в машине. Впереди сели папа Симон и мсье Жиль, а на заднем сиденье расположились мистер Митсвуд и мама Вэлла, на которых повисли Александр, Сэмми, Элен и Глэдис. Компания выглядела весьма живописно, что сразу же оценил сосед Митсвудов мистер Кларк.

— О, какая чудесная машина! — воскликнул он. — Как сейчас помню первую автомобильную выставку в Лондоне, где была точно такая же малютка.

Он подошел прямо к ограде своего сада и грузно облокотился на неё. Глаза у него затуманились, и видно было, что мысли унеслись далеко-далеко.

— Ну, тронулись, — сказал мсье Жиль, и перегнувшись к рулю, нажал на клаксон.

Сигнал у Рэдбэби был настолько оглушительным, что все, включая и замечтавшегося мистера Кларка, прикрыли ладонями уши.

— Мистер Порксайд, мистер Порксайд! — закричал он. — Не найдется ли у вас местечка и для меня?

Пришлось мистеру Митсвуду и Вэлле потесниться, чтобы мистер Кларк смог уместить свое грузное тело рядом с ними. Глэдис поручили мсье Жилю, и довольная морда собаки сразу же свесилась через закрытую дверцу машины, а длинные уши почти коснулись земли.

Папа Симон бодро вырулил на центральную дорогу Бриджсвила, и машина плавно покатилась вдоль ухоженных домов, аккуратных оград, деревьев, клумб и обязательных в таких случаях зрителей. Пожилые миссис в летних соломенных шляпках махали проезжающей компании, а седые джентльмены делали «салют» рукой с зажатой между пальцами сигарой. Видно было, что Бриджсвил одобряет приобретение Митсвудами такой машины: тихоходной, опрятной, старомодной, напомнившей многим их молодость.

Самыми заметными пассажирами Рэдбэби были мистер Кларк и мистер Митсвуд, которые гордо восседали на заднем сидении, и даже вертящиеся во все стороны дети не могли помешать им самым достойным образом раскланиваться со всеми знакомыми, встречающимся на пути.

— Спасибо, Симон, — сказал, наконец, мистер Митсвуд. — Ты доставил мне удивительные минуты. Мы, как короли, движемся по нашей деревне, столько внимания, столько дружеских проявлений…

И именно в этот момент, когда высокопарная речь мистера Митсвуда еще не была закончена, машина оказалась рядом с двумя облезлыми дворнягами, которые грелись на солнышке около развилки дорог. Одна дорога вела к морю, а другая — к старому замку, куда, собственно, и намеревались отправиться наши друзья. Дворняги, увидев Глэдис, разъезжающую в красном кабриолете, подскочили и помчались вслед за машиной, оглушая окрестности звонким лаем. Глэдис, которая не могла стерпеть такого оскорбления, стала рваться из рук мсье Жиля, чтобы показать этим замухрышкам, кто хозяин в Бриджсвиле. Внимание папы Симона, водителя, к слову сказать, не совсем опытного, было неосторожно переключено на громко лающих собак, пытавшихся обидеть его «малышку» Глэдис. И машина, будто бы почувствовав это, на развилке бодро покатила по дороге к морю. Надо отметить, что эта дорога была несколько круче и ухабистей той, по которой намеревалась прогуляться наша компания. Мистер Порксайд крутил руль машины во все стороны, пытаясь объехать камни и вписаться в крутые повороты. Он усиленно нажимал на все педали подряд, но исправить положение ему никак не удавалось, и Рэдбэби с испуганными пассажирами неслась к морю все быстрее и быстрее. Глэдис лаяла, дети визжали, мистер Кларк хватался за сердце, мама Вэлла зажмурилась, а мистер Митсвуд, под свалившейся на него кучей детей только кряхтел, когда машина подпрыгивала на очередном камне. Мсье Жиль всячески пытался столкнуть Глэдис с рук, чтобы дотянуться до руля машины. Наконец, это ему удалось. Он резко повернул руль влево, и Рэдбэби, заскрежетав тормозами, остановилась на маленькой площадке, покрытой редкой и сухой травой.

Все пассажиры медленно, еще не веря в случившееся, вылезли из машины. Тут подоспели отставшие дворняги, и засидевшаяся Глэдис с удовольствием бросилась в драку. Никто даже не обратил на это внимания, хотя драться Глэдис строго запрещалось.

Александр, Сэмми и Элен подошли к краю площадки и глянули вниз.

— Да… — только и сказали оба мальчика.

— А бабушке будем рассказывать об этом? — как всегда вовремя спросила Элен.

— Э-э-э… Видишь ли, дорогая… — обняв внучку за плечи начал мистер Митсвуд. — Думаю, что как раз бабушке об этом не стоит рассказывать.

— Да! — сказал Александр. — Если бы что-нибудь случилось, тогда бы и рассказали.

— Тогда бы и рассказывать не пришлось, она и сама бы все увидела, — догадалась Элен.

— Нет, ну какие развитые дети, — нервно хохотнул мсье Жиль. — Мы такими умными не были.

Мама Вэлла принялась разнимать дерущихся собак, а мистер Кларк, мистер Митсвуд и папа Симон пытались аккуратно развернуть машину, толкая её сзади, тогда как мсье Жиль прилагал весь свой водительский опыт, изо всей силы крутя руль. Наконец, маневр удался, и мсье Жиль дал команду рассаживаться. Детей пришлось чуть ли не силой возвращать в машину, так они залюбовались белоснежной яхтой, которая с высоты обрыва казалась почти игрушечной. Глэдис тоже сопротивлялась поездке, так как все еще жаждала реванша, хотя вид у дворняг был уже далеко не героический, и они, поджав хвосты, отбежали в сторону.

Перегруженная машина медленно поднималась в гору. Вот, наконец, и та злосчастная развилка дорог, от которой они покатились вниз. Ехали молча, только мистер Кларк и мистер Митсвуд поочередно вздыхали и говорили: «Да…»

Когда машина медленно подъезжала к дому, все увидели около ворот миссис Митсвуд, которая приветливо махала им рукой и имела очень удовлетворенный вид. Наша компания, напротив, имела вид весьма удрученный, и догадливый мсье Жиль, повернувшись спиной к миссис Митсвуд и лицом к нашим друзьям, растянул рот в широкой белозубой улыбке: «Всем улыбаться!»

Компания заулыбалась. «Выходите!» — последовала следующая команда мсье Жиля. Все вышли и нестройной колонной двинулись к воротам.

— Я рада, что мсье Жиль сменил Симона. Благоразумие прежде всего! — сказала миссис Митсвуд. — К тому же, судя по вашим довольным лицам и по тому, с какой скоростью вы подъехали, ваша прогулка была приятной.

— Смею вас заверить, миссис Митсвуд, — слишком поспешно ответил мистер Кларк, — она была очень приятной. Но все же, позвольте мне откланяться.

И он, слегка покачиваясь, удалился к своему дому. Миссис Митсвуд проводила его удивленным взглядом, и, повернувшись ко всей честной компании, красноречиво вскинула брови.

— Укачало, — спокойно ответил ей мсье Жиль, хитро и многозначительно взглянув на присутствующих.

 

Глава 6. Капитан Бодибрук

На следующий, казалось, весьма безоблачный день пришла телеграмма совсем не безоблачного содержания: «ВОСХИЩЕН МУЖЕСТВОМ ВОДИТЕЛЯ КРАСНОГО АВТОМОБИЛЯ ТЧК НАИЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ ТЧК КАПИТАН БОДИБРУК ТЧК». Почтальон мистер Пик вручил телеграмму в руки старшей хозяйки дома и спокойно укатил на своем велосипеде. По мере того, как смысл телеграммы доходил до её сознания, глаза миссис Митсвуд из удивленных превращались в строгие, а спина делалась все прямее и воинственнее. В ту же секунду, как только было прочитано последнее слово, раздался оглушительный крик:

— Что же это такое, а? Что здесь творится? Почему подробности о вашей прогулке я узнаю из телеграмм незнакомых капитанов?

Миссис Митсвуд размашисто положила телеграмму перед членами семьи, которые уже были в сборе. С унылыми лицами они стояли вокруг стола в гостиной и ждали бури.

— Папа, кто такой этот капитан Бодибрук? — тихо спросила Вэлла. — Это твой знакомый?

— Понятия не имею, — так же тихо ответил мистер Митсвуд. — Впервые слышу это имя.

— Тоже мне, доброжелатель, — шипяще-ядовито заметил Симон. — Восхищайся, когда все хотят твоего восхищения. Но восхищаться, когда твоего восхищения не хотят — это, по меньшей мере, свинство.

— М-да, уж! — поддакнул мистер Митсвуд, мучительно соображая, как выкручиваться перед женой, которая, грозно нахмурившись, ходила по комнате.

— Дорогуша моя, — через секунду очень вкрадчиво начал он, обращаясь к жене. — Видишь ли, может быть, телеграмма пришла не по адресу, ведь никто из нас не знает этого капитана Бодибрука, может, это одна из тех немногих ошибок, которые допускает наша уважаемая почта?

— Скорее всего, так и есть, — вставил Симон.

— Только не надо вновь пытаться меня обмануть, — сказала миссис Митсвуд. — Ведь в телеграмме указывается, что машина была красная. Красная, вы слышите? Не серая, не белая, а красная! Да в окрестностях пятидесяти миль вокруг вы не найдете больше красной машины. На такую экстравагантность способна только наша семья.

— Ужас! — прошептала Вэлла. — Ну мы и попались!

— Я найду этого капитана Бодибрука и с «наилучшими пожеланиями» сверну ему шею за его любознательность и тягу к телеграммам! — проскрипел зубами папа Симон.

— А я тряхну стариной и помогу тебе, — добавил мистер Митсвуд.

— Ну? — спросила миссис Митсвуд после продолжительной паузы. — Сами все расскажете или мне приглашать детей и мистера Кларка? Как же я сразу не догадалась, что ваша прогулка прошла не совсем гладко? Ведь мистер Кларк выглядел вчера очень подозрительно, когда вышел из машины!

В эту минуту в комнату ворвалась запыхавшаяся и взволнованная Элен и закричала:

— Бабушка, скорее идем! Там мсье Жиль привел какого-то джентльмена очень занимательной наружности!

Миссис Митсвуд отложила телеграмму на столик с рукоделием и пошла навстречу гостю. Объяснение откладывалось.

— Молодец, Элен, — воскликнул папа Симон, — а то грозовая туча по имени теща разнесла бы утлое суденышко нашего мирного существования.

— Ты преувеличиваешь, дорогой, — сказала в сердцах мама Вэлла. — Надо признать, что вчера мы действительно побывали в очень опасной и неприятной ситуации. Возможно, честнее было бы признаться во всем маме, ведь она все равно об этом узнала, но каким чудным способом! Ведь нас никто не видел, и мы были абсолютно одни на берегу.

— Хорошо, пойдем посмотрим, что это за джентльмен, и чего он хочет, — сказал мистер Митсвуд.

Они дружно двинулись к выходу, но на пороге столкнулись с мсье Жилем, миссис Митсвуд и огромным бородатым джентльменом в белом капитанском кителе. В руках он держал фуражку с черным лаковым козырьком.

— Добрый день, миссис! Добрый день, джентльмены! — раскланялся он.

— Позвольте вам представить моего друга капитана Бодибрука, — хитро улыбаясь, сказал мсье Жиль. — Это он вчера видел нашу прогулку на машине с борта своей красавицы-яхты. Вы помните, друзья, что вчера на море мы все видели яхту?

Все дружно закивали, ожидая развязки и надеясь на хитреца мсье Жиля. Капитан Бодибрук смущенно мял в руках свою белую фуражку и молчал. Миссис Митсвуд с интересом смотрела на все происходящее. «Интересно, — думала она. — Как эти разбойники выкрутятся на сей раз?» Но хитрое лицо мсье Жиля однозначно отвечало на немой вопрос, отраженный во взгляде миссис Митсвуд: «Не волнуйтесь, мэм, выкрутимся!»

— Как называется ваша яхта, капитан? — спросил мсье Жиль.

— Кхе-кхе… — гулко откашлялся капитан Бодибрук. — Она называется «Бэсси» в честь моей покойной жены. Когда она умерла, я продал дом, в котором мы прожили тридцать лет и купил эту яхту. Теперь я живу на море, как когда-то в молодости.

— Вы раньше плавали? — спросил заинтересованный мистер Митсвуд, который невообразимо скучал по морю, своему небольшому сухогрузу и дружной команде.

Миссис Митсвуд сразу же уловила опасно изменившуюся тему в общем разговоре, так как она и слышать не хотела о том, чтобы её милый Ник продолжал плавать.

— Нет уж, позвольте, — перебила она, — я хотела бы задать мистеру Бодибруку несколько вопросов сама!

— Попозже, дорогая, — засуетился мистер Митсвуд. — Лучше напои нас чаем и угости своими бесподобными бисквитами и мраморным кексом.

— Но ведь мистер Бодибрук нанес нам визит после своей учтивой телеграммы, не так ли? — продолжала неугомонная миссис Митсвуд.

— Да, мэм, я как раз хотел объяснить, почему я счел возможным побеспокоить вас своей телеграммой, — загудел капитан хриплым басом. — Дело в том, что я старый друг мсье Жиля и случайно увидел с яхты знакомый автомобиль, плавно и медленно катящийся по дороге к морю.

Тут он взглянул на мсье Жиля и тот незаметно кивнул ему головой.

— Так вот, мэм, — продолжал капитан. — Вы должны понять моё удивление, ведь я никак не мог ожидать, что увижу машину мсье Жиля вдали от приличных автомастерских! Вот я и решил разыскать водителя и выразить свое восхищение тем, что он не побоялся на этой «старушке» отъехать дальше пяти миль от жилья. Я спустил шлюпку на воду и через пять минут выяснил на причале, что машину купил мистер Порксайд. Узнав адрес, я послал телеграмму. Приношу свои извинения, мэм, что так вас обеспокоил.

— Весьма витиевато и фантастично, но принимается, — сказала миссис Митсвуд, которой самой всё это порядком надоело.

— Вот видишь, дорогая, — сказал мистер Митсвуд, — наша машина со временем станет такой же достопримечательностью нашей семьи и дома, как твое рукоделие, картины Вэллы и малышка Глэдис.

— А я разве не достопримечательность этого дома, дедушка? — обиженно спросила Элен.

Все, включая миссис Митсвуд, засмеялись, что означало полный мир в семье.

— Ну, конечно, же, милая моя Элен! — улыбаясь добавила миссис Митсвуд. — Ты — наша главная достопримечательность!

Все, довольно переглядываясь, перешли в гостиную, а Элен и миссис Митсвуд удалились на кухню и начали колдовать над бисквитом и кексом.

— Скажите нам по секрету, мсье Жиль, как вы ловко все устроили с капитаном? — спросила Вэлла, когда на кухне загремели кастрюльки и стало ясно, что миссис Митсвуд их не услышит.

— Никакого секрета, а чистая случайность и везение, — улыбаясь ответил мсье Жиль. — Я сегодня встал очень рано. Дела цирковые, знаете ли, требовали моего вмешательства. На почте в столь ранний час никого не было, и телеграфист, пользуясь свободной минутой, отправлял чью-то телеграмму, вслух произнося текст, чтобы не ошибиться.

— Он у нас недавно работает, — сказал мистер Митсвуд. — Только школу закончил.

— Вот-вот, — продолжал мсье Жиль. — Я так и подумал. Но когда услышал весь текст, мне стало не по себе. Телеграмму я отменить не смог, но мистера Бодибрука нашел быстро. Когда я обрисовал ему ситуацию, он, как настоящий джентльмен, бросился вас выручать и предложил немедленно отправиться к вам домой.

— Я одно могу вам сказать, — прочувствованно произнес мистер Митсвуд, поочередно пожимая руки мсье Жилю и капитану Бодибруку. — Вы подоспели вовремя!

 

Глава 7. Божья коровка

Через полчаса вся компания пила чай и воздавала должное кулинарному искусству миссис Митсвуд. Основной темой разговора была, конечно же, яхта капитана Бодибрука. Все были согласны с тем, что владеть такой яхтой просто замечательно.

— Да, это удобно, — вставила свое слово Элен, о которой слегка позабыли. — Хочешь — плыви туда, хочешь — сюда!

— Очень дельное замечание, крошка, — сказал капитан Бодибрук, который не имел ни детей, ни внуков и которому очень нравилась Элен. — Поэтому, я приглашаю всю семью прокатиться на яхте вдоль побережья: хочешь — туда, а хочешь — сюда.

И он, улыбаясь и слегка передразнивая Элен, повел руками в воображаемых им направлениях.

— Ух ты, точно? — только и сказала Элен.

— А знаете, в связи с предложением капитана, у меня возникла одна идея, — вдруг начал мсье Жиль. — Если вам все равно куда плыть, то доставьте нас с мистером Порксайдом в Портсмут. Ведь цирк не может долго работать без своего директора, и нам пора возвращаться. Поэтому, я прошу капитана Бодибрука доставить нас к месту на своей шикарной яхте, а заодно вывезти на морскую прогулку всех желающих.

Предложение мсье Жиля вызвало бурю восторга. Дамы побежали переодеваться и прихорашиваться. Мистер Порксайд поспешил в свою комнату собирать вещи, мистер Митсвуд и капитан Бодибрук увлеклись разговорами на морские темы, а Элен и мсье Жиль вышли на веранду, увитую розами с мелкими пахучими бутонами. Элен прыгала по ступенькам лестницы, ведущей в сад, и напевала сочиненную только что песенку:

Мсье Жиль смеялся и говорил, что он тоже в детстве любил напевать песенки собственного сочинения без рифмы и практически без мелодии. Элен не согласилась с такой оценкой её пения, и между ними разгорелся нешуточный спор.

В это время отворилась калитка, и в сад вошли друзья Элен — Александр и Сэмми. Они нерешительно продвигались к мсье Жилю и Элен. Сэмми подталкивал друга, а тот прятал за спиной какой-то предмет. Наконец они приблизились и стали переминаться с ноги на ногу.

— Ну что ж, джентльмены, вижу, что сами вы не отважитесь о чем-либо меня попросить, — сказал мсье Жиль. — Позвольте же мне проявить инициативу самому и поинтересоваться: вы чего-то хотите от меня, или я ошибся?

— Да, мы пришли к вам с выгодным предложением, — сказал более смелый Сэмми. — Видите ли, у нас есть одно дрессированное животное, которое должно вас заинтересовать. Вы же директор цирка?

— И где же это животное? — спросил догадливый мсье Жиль. — Не у вас ли за спиной, милый друг Александр?

Тот утвердительно закивал головой.

— А, ну тогда я знаю, что это за животное, — продолжил мсье Жиль. — Это, видимо, редкий вид крокодила? Нет? Я удивлен! Кого еще, как не крокодила, могут предложить такие смелые джентльмены, как вы!

— Видите ли, — начал уже Александр, — Элен немного знакома с этим животным, раньше я уже показывал его, то есть её…

— А я знаю, я знаю! — засмеялась Элен. — Мсье Жиль, они хотят предложить вам в цирк свою божью коровку!

— Дрессированную божью коровку! — с напором поправил её Сэмми.

— Вот это да! Вот этого я не ожидал! — воскликнул мсье Жиль и крутнулся на одной ноге. — Я ожидал увидеть питона, крокодила, слона, но дрессированная божья коровка! Это просто фантастика!

— Она живет у меня с начала лета, — сказал ободренный Александр. — У меня ей очень хорошо. Но ради того, чтобы о вашем цирке узнали во всей Англии, я готов отдать её вам.

— А зовут её, кстати, Элен, — добавил Сэмми и выразительно глянул в сторону Элен Порксайд.

— Ну и ну! — хохотнул мсье Жиль. — Покажите-ка мне эту красавицу!

Александр вытащил из-за спины руку и протянул ему большой коробок из-под спичек. Мсье Жиль осторожно принял из рук Александра столь дорогую его сердцу коробочку, затем поднес её ближе к глазам и приоткрыл. Элен, которой недоставало роста, прыгала рядом, пытаясь заглянуть в заветную коробку своего друга. Наконец, дав ей слегка помучиться от нетерпения, мсье Жиль опустил коробочку к глазам Элен.

Там, на травянистой подстилке, сидела очень большая божья коровка необычной ярко-оранжевой окраски, у которой на каждом из крылышек было всего по одному жирному черному пятну.

— О, какая необычная особь! — удивленно воскликнул мсье Жиль. — И что же она у вас умеет делать, Александр?

— Она телепатка! — уверенно ответил тот. — Когда со мной эта коробочка, то стоит мне о чем-либо подумать, и мои желания сразу же исполняются.

— Ну, например? — спросил мсье Жиль.

— Например? Вот, допустим, хочется мне мороженого, — начал рассказ Александр. — И бабушка сразу же зовет меня его есть. Или подумаю я, что хорошо было бы встретить Элен Порксайд, а она уже идет мне навстречу.

— Но если это все правда, разве могу я позволить себе забрать ваш талисман? — возмутился мсье Жиль. — Нет, это невозможно, иначе я и сна лишусь от угрызений совести!

— А может, тогда вы возьмете меня в свой цирк? — робко спросил Александр. — Я уже и номер придумал, и название, и костюм для себя.

Здесь он замолчал и выжидательно посмотрел на мсье Жиля, который, понимая смущение мальчика, приободрил его улыбкой.

— Номер будет называться «ДЕНЬ И НОЧЬ. ТЕЛЕПАТИЧЕСКИЕ ОПЫТЫ АЛЕКСАНДРА ДРЭЙНА И ЭЛЕН-БК», — продолжал Александр. — А одет я буду в черное трико, шляпу, блестящие очки и накидку.

— Впечатляет! — с чувством ответил мсье Жиль. — Название и костюм тоже подходящие. И вообще, должен вам сказать, что вкус у вас есть, и что я с удовольствием взял бы вас к себе, будь вам восемнадцать лет, а не десять.

Александр понурил голову и принял из рук мсье Жиля коробку с божьей коровкой.

— Вот только мне одно непонятно, — продолжал тот. — Кто такой БК?

— Какой вы недогадливый! — фыркнула Элен. — БК — это божья коровка, а в номере Александра участвует Элен-Божья Коровка. Это, чтобы меня с ней не путали.

— Я хотел бы выходить с Элен-БК, — добавил Александр, — а она исполняла бы желания зрителей прямо в зале.

— Конечно, такой номер имел бы у публики успех, — улыбаясь, ответил мсье Жиль. — Где, как не в цирке могут исполняться наши желания! Помню, когда я был еще маленьким мальчиком, меня водили на представление бродячей труппы братьев Лимбовэр. Это было очень давно, но я до сих пор помню, какое волшебное впечатление на меня произвели акробаты в трико, танцовщица на проволоке с огромным веером, дрессированные собачки и голуби. А когда клоун в рыжем парике подарил мне воздушный шарик — я был счастлив, очарован и навсегда остался горячим поклонником цирка.

— А правда, что в цирке есть шпагоглотатели и укротители ядовитых змей? — спросил молчавший Сэмми.

— Правда, — ответил мсье Жиль. — Сам много раз видел. Опасные и захватывающие номера. На такие публика валом валит.

— Да уж, это вам не божья коровка, — съехидничала Элен.

— Зря вы смеётесь над Александром, милая леди, — сухо оборвал её мсье Жиль. — У него есть мечта, у него есть друг. Пусть это всего лишь божья коровка, но наличие в жизни мечты и друга приносит радость не только их владельцу, но и окружающим. Я, например, теперь спокоен за будущее цирка. Пока есть такие мечтатели, как мистер Порксайд и Александр, цирк будет жить в нашем практичном мире.

Тут послышался шум, двери дома отворились и вся семья вместе с капитаном предстала перед нашими друзьями.

— Мы готовы к поездке, — милостиво сообщила миссис Митсвуд.

На ней был бледно-розовый брючный костюмчик, широкополая шляпа и большие круглые очки в розовой оправе. Она напоминала бабочку, только что вспорхнувшую с цветка. За ней стояли мама Вэлла с корзиной в руках, Симон с рюкзаком за плечами, мистер Митсвуд и счастливый капитан Бодибрук. Счастливым он был потому, что заполучил эту пеструю, смешливую и дружелюбную компанию к себе на яхту, где давно уже не раздавалось детского смеха и споров.

— Так, — сказал мистер Митсвуд. — Все в сборе, и мы можем отправляться на долгожданную морскую прогулку.

Они вышли на улицу и шумной толпой двинулись через весь Бриджсвил к пристани, где капитана Бодибрука ждала шлюпка. Около дома Александра компания простилась с мальчиками.

— До свидания, джентльмены, — говорил мсье Жиль, горячо пожимая им руки. — Жду вас на представлении в моем цирке и, притом, весьма скоро.

…Александр и Сэмми еще долго махали руками в след уходящим к пристани Митсвудам, Порксайдам, мсье Жилю и капитану Бодибруку, за которыми бодро бежала Глэдис.

 

Глава 8. Яхта «Бэсси»

Очень скоро все очутились на пристани, где покачивалась на волнах небольшая шлюпка. На деревянном причале, опершись о перила, стояли два матроса в белых матросских куртках, широких брюках и маленьких круглых шапочках.

Один из них был постарше и курил трубку, а другой, совсем еще юный, жевал яблоко. Увидев своего капитана, матросы вытянулись перед ним по стойке «смирно». У обоих руки были вытянуты по швам, но старший матрос сжимал в руке трубку спокойно, а юнга пытался спрятать яблоко за спину.

— Вольно, ребята, — пророкотал капитан Бодибрук.

Все засмеялись.

— Это мои друзья, — продолжал капитан, сделав жест рукой в направлении приглашенных. — И сегодня наша «Бэсси» должна показать себя, как никогда. Мы поплывем к Портсмуту. Это будет грандиозная морская прогулка.

Матросы заулыбались. Вдруг вперед выступила Элен, которую утомило бездействие и невозможность с кем-либо поболтать:

— Давайте познакомимся. Меня зовут Элен Порксайд. Это — мои дедушка и бабушка, это — папа и мама, это — мсье Жиль. Он директор цирка. А это — наша собака Глэдис. А вас как зовут?

Старший матрос откашлялся и важно произнес:

— Боцман Мэтью Вуд, к вашим услугам. И юнга — Дин Монтгомери.

При этом оба склонили головы в приветственном поклоне и браво щелкнули каблуками.

— А вот и моя яхта, моя дорогая «Бэсси», — произнес с гордостью капитан Бодибрук и указал на белоснежную красавицу-яхту, которую все принялись рассматривать.

— Она великолепна! — сказала миссис Митсвуд.

— Она восхитительна! — добавила Вэлла.

Несколько минут все были заняты тем, что обсуждали яхту, стоящую невдалеке на рейде, и выделяющуюся своей белизной на фоне лазурного летнего моря.

— Не будем терять времени, — сказал капитан. — Леди и джентльмены, начинаем посадку.

Все засуетились, матросы прыгнули в раскачавшуюся на волнах шлюпку и начали принимать пассажиров. Особенно пришлось потрудиться с миссис Митсвуд и Глэдис. Они болезненно восприняли необходимость того, что их ноги должны оторваться от твердой почвы и перенестись в качающуюся шлюпку. Миссис Митсвуд сразу же высказала сомнение в надежности, как она выразилась, «этого плавательного средства», и указала на то, что «оно мало для такого количества пассажиров».

И только уговоры капитана, приведшего массу фактов и цифр, подействовали на неё успокаивающе. Все это сопровождалось громким и возмущенным лаем Глэдис, которую мистер Митсвуд пытался поднять на руки, чтобы занести в шлюпку.

— Может, ты вернешься с собакой домой, дорогой? — спросила мужа уже сидевшая в шлюпке миссис Митсвуд. — Не можем же мы так долго ждать, пока эта упрямая собака успокоится.

— Но мы же ждали вас? — съехидничал Симон. — Почему бы нам не подождать Глэдис?

Все хитро заулыбались, а капитан Бодибрук погрозил пальцем мистеру Порксайду. Услышав слова жены, мистер Митсвуд представил, как уплывут без него, а он с собакой будет вынужден возвращаться домой.

Этого он не смог бы пережить. Поэтому, изловчившись и крепко схватив Глэдис, мистер Митсвуд поднял семейную любимицу на руки, и через минуту оба они уже сидели в шлюпке.

— Да, много шума умеет наделать наша семейка, даже не очень стараясь, — сказал папа Симон.

— А представьте на минутку, что мы зададимся целью и постараемся? — подумав, добавил он.

Действительно, из домиков прибрежных служб на пристань высыпали любопытные, привлеченные редким зрелищем и шумом. Мистер Порксайд помахал им рукой и прокричал: «Представление окончено, леди и джентльмены! Просьба очистить зал!»

— Зачем ты так, — сказала Вэлла. — Ты же знаешь людей из провинции. Им интересно буквально все, ведь развлечений здесь мало.

— И все мы понимаем твою иронию, а также радость по поводу того, что ты покидаешь эту провинцию, — ехидно добавила миссис Митсвуд.

— А дайте-ка мне погрести, джентльмены! — сказал мистер Митсвуд, обращаясь к гребцам, чтобы разрядить обстановку. — Давно мои руки не касались весел!

И он для наглядности поплевал на ладони и сильно потер их. Боцман Вуд вопросительно глянул на капитана Бодибрука, и тот кивнул головой. Через минуту мистер Митсвуд, кряхтя и отфыркиваясь, уже работал веслом в паре с юнгой, а боцман зычным голосом правил шлюпку к борту яхты. С каждой минутой они все дальше уплывали от пристани. Ветер усилился, и шлюпку подбрасывало на волнах, словно скорлупку. Легкий бриз, который на берегу безуспешно пытался сорвать изысканную шляпку миссис Митсвуд, выпущенный на морском просторе, вдруг бесцеремонно сдернул с головы это произведение местного дизайна и швырнул в набегавшую волну.

— Моя новая шляпка! — закричала миссис Митсвуд так громко, что все от неожиданности даже подпрыгнули. — Верните мою шляпку!

Элен и мама Вэлла встали и, держась за плечи сидящих мужчин, с сожалением следили за плавающим светлым пятном. Капитан Бодибрук, увидев, как расстроена потерей миссис Митсвуд, командовал гребцами, чтобы сманеврировать прямо к плавающей шляпке. Наконец, ценой невероятных усилий, она была извлечена из воды проворным мсье Жилем, который с выражением скорби на лице и искрами смеха в глазах, изящным движением преподнес миссис Митсвуд унесенную игривым ветром вещь. Былую шляпку невозможно было узнать в бесформенной, жалкой и обвисшей панаме. На лице миссис Митсвуд было написано такое чувство утраты, что мистер Порксайд сразу вспомнил случай с маленькой Глэдис, которая по недосмотру вырыла на грядке любимый декоративный помидор его тещи. Это трактовалось миссис Митсвуд, как свидетельство неблагодарности Глэдис и нерасторопности мистера Порксайда, не уследившего за щенком. «Интересно, — подумал папа Симон, — кто будет виноват на этот раз? Видимо, тесть!»

В этот момент миссис Митсвуд повернулась к своему мужу и сказала:

— Это ты виноват, Ник, в том, что ветер сорвал мою шляпку! Ты греб слишком быстро!

Шлюпку потряс взрыв смеха. Симон и мсье Жиль жаждали посмеяться еще после того, как шляпа была выловлена. Но, глядя на расстроенную миссис Митсвуд, не сочли это возможным. Теперь же сдержаться они уже не смогли. Смеялись Элен, юнга, похрюкивал боцман, улыбалась Вэлла и капитан Бодибрук.

— Но, дорогая Тора, причем же здесь я? — спросил мистер Митсвуд, продолжая грести. — Это морской ветер, с ним шутки плохи, и шляпы нужно придерживать рукой, а еще лучше иметь шляпы с маленькими полями, например, как у Элен.

— А еще лучше — совсем без шляпы, — сказал мсье Жиль.

Тут Элен протянула миссис Митсвуд свою соломенную шляпку с алым маком и сказала:

— Не расстраивайся, бабушка! Если хочешь, возьми мою, она точно не слетит.

— Спасибо, дорогуша, — растроганно ответила миссис Митсвуд. — Я, конечно, обойдусь без шляпы. Но по возвращении домой придется посетить шляпный магазинчик в Бриджсвиле!

— А я, — добавил Симон, — обязуюсь скупать все самые экстравагантные шляпки, которые встретятся на моем пути. Какие вы предпочитаете — с букетами, перьями или с тем и другим вместе?

В этот момент шлюпка подошла к борту яхты, и миссис Митсвуд сделала вид, что очень озабочена предстоящим подъемом. Капитан дал команду матросам и через десять минут все уже находились на палубе. Сама яхта и вид на берег были необыкновенными, поэтому гости, особенно женская половина, были в чрезвычайном восторге.

— Теперь я понимаю, почему вы продали дом и купили эту яхту, — сказал, обращаясь к капитану мсье Жиль. — И вы говорите, что назвали яхту именем вашей жены? Хотел бы и я, чтобы меня так увековечили.

— Но это, видимо, стоит бешеных денег? — спросила Вэлла.

— М-да… — неопределенно сказал капитан Бодибрук. — Любоваться морем, солнцем и голубым небом всегда дорого стоило.

— Даже пиратам? — спросила Элен, которая внимательно прислушивалась к разговору взрослых, желая узнать, а как все же такую яхту можно заполучить.

— Вот как раз им это удовольствие доставалось бесплатно, — ответил капитан. — Если не считать различных мелких неприятностей, которые назывались королевский суд и рея.

— Я потом тебе объясню подробнее, — сказала мама Вэлла, увидев, что у Элен уже готов новый вопрос.

— Хорошо, мама, — послушно сказала та и отошла к поручням, где стояли, обсуждая достоинства яхты, мистер Митсвуд и мсье Жиль.

— А во сколько вам обходится содержание команды? — подключилась к разговору практичная миссис Митсвуд.

— Команда, мэм, у меня небольшая, — продолжал отвечать капитан. — Всего пять человек. Двоих вы уже знаете, третий — кок Джим Смит, четвертый — мой помощник Билли Бирроу, пятый — матрос Элкинс. Еще у нас есть кошка Пусси.

— Кошка? — в ужасе одновременно спросили Вэлла и миссис Митсвуд.

— А вы не любите кошек? — обеспокоился капитан Бодибрук.

— Мы-то любим, — ответила Вэлла, вертя головой во все стороны, — но их не любит наша распрекрасная Глэдис! Поэтому я советую вам, капитан, немедленно найти Пусси и запереть её в каюте, пока мы не оставим вашу яхту.

Миссис Митсвуд обыскала всю палубу, пытаясь найти Глэдис. «Глэдис, Глэдис!» — кричала она.

— Может, она свалилась за борт? — предположила подоспевшая Элен. — Ведь она же никогда не видела яхты!

Все перегнулись через поручни, внимательно вглядываясь в колышущуюся за бортом лазурную воду. Догадливый юнга сбежал по крутой лестнице вниз, где располагались подсобные помещения, и скоро раздался его крик, приглушенный перегородками:

— Она здесь! Собака у кока!

Один из матросов спустился за юнгой, и через минуту его голова показалась из люка. Лицо его улыбалось.

— Капитан! Есть что посмотреть! — сказал он. — Собака ест из одной миски с нашей Пусси.

Все удивленно переглянулись, а самые любопытные решили взглянуть на все своими глазами. Папа Симон, Элен и миссис Митсвуд спустились вниз за матросом и увидели, что их Глэдис и большая белая кошка мирно едят из одной миски. Рядом стояли кок, юнга, матрос и разводили руками.

— Чтобы наша Пусси мирилась с собакой? — удивился юнга.

— Чтобы наша Глэдис не устроила свалки с кошкой? — вторил ему папа Симон.

— Я поражен: как такая длинная собака спустилась по такой крутой лестнице, — честно признался кок.

— Когда речь идет о еде, для нашей Глэдис нет ничего невозможного, — гордо ответила миссис Митсвуд. — Это невероятно! — продолжала она, поднявшись на палубу и обращаясь к капитану, мсье Жилю и Биллу Бирроу, который в парадном кителе уже появился на палубе и с интересом разглядывал пеструю компанию. — Поверьте мне, джентльмены, что нет в округе ни одной кошки, которая не знала бы о нашей Глэдис. Я уже устала объясняться с соседями по этому поводу. Где вы взяли эту кошку, капитан?

— Мы её подобрали — ответил тот. — Юнга пожалел её, очень уж она была худа и замучена. Теперь Пусси живет на яхте и мы не жалеем об этом.

— А знаете, что, — сказала Элен, — я знаю, почему наша Глэдис такая непонятная. Это у неё, наверное, стресс. А от него, дедушка говорит, всегда кушать хочется. А когда кушать хочется, то совсем неважно, кто твой сосед по миске.

— А ты, видимо, тоже перенервничала, — улыбаясь, сказала мама Вэлла. — Поэтому тебя тоже надо срочно покормить!

— Да, мамочка. Ты знаешь, я так перенервничала, что съем все, что ты мне дашь! Даже капризничать не буду! — со страдальческой миной ответила хитрая Элен.

Миссис Митсвуд выразительно посмотрела на Вэллу, взяла корзинку с заготовленной провизией, и помощник капитана мистер Бирроу проводил их в кают-компанию. Это была довольно большая комната с круглым полированным столом посередине. В углу стоял кожаный диван, а вокруг стола — крепкие стулья. На стенах висели небольшие изящные картины, написанные маслом. Из больших окон открывался вид на палубу и море. Миссис Митсвуд расстелила на столе вышитую салфеточку и стала вынимать из корзины свертки с сэндвичами, а затем термос с чаем и чашки. Элен вертела головой по сторонам, разглядывая обстановку кают-компании. Вдруг она вскочила и подбежала к одной из картин, висевшей над диваном.

— Бабушка! — закричала она. — Смотри, это же мамина картина! Помнишь, она продала её в прошлом году. Видишь, её инициалы в уголке — ВП — Вэлла Порксайд.

— Да, действительно, это работа Вэллы, — сказала миссис Митсвуд, стоя за спиной Элен и внимательно рассматривая сквозь очки картину дочери на стене. — Пойди, скажи ей об этом.

Элен не заставила себя просить дважды и пулей вылетела на палубу, чуть не сбив при этом кока, который нес в кают-компанию целое блюдо фруктов.

— Мама, там твоя картина висит на стене! — закричала, захлебываясь от восторга Элен.

Все удивленно переглянулись и поспешили в кают-компанию, где возле картины своей дочери их ждала улыбающаяся миссис Митсвуд.

— Да, это моя работа, — сказала Вэлла, на секунду взглянув в указанном Элен направлении. — Но как она попала к вам, капитан? Ведь я сдала её в магазин сувениров в Портсмуте?

— А я её именно там и купил, — ответил капитан Бодибрук.

Извинившись, он на минуту вышел и вернулся с кипой каких-то документов, из которых извлек один и подал Вэлле.

— Это чек, — сказал он. — Я по старинке педантичен и храню все документы довольно долго.

— Но вы купили картину втрое дороже той суммы, за которую я её продала в магазин! — изумилась Вэлла, взглянув на протянутый чек.

— Скажи спасибо, что не в десятеро! — утешил дочь мистер Митсвуд.

— Разбойники! — только и сказал Симон. — Пользуются тем, что Вэлла не в силах открыть свой собственный салон!

Все промолчали.

— А я предлагаю вот что! — вдруг неожиданно вмешался мсье Жиль. — Я предлагаю вам стены своего цирка. Сделайте передвижную выставку ваших работ! Зачем вам ваши продавцы? Вы можете обвешать своими картинами все стены в фойе, ведь нас посещают сотни людей!

— Я думаю, стоит попробовать, — ответил мистер Митсвуд, повернувшись к Вэлле.

— Это будет отлично! — добавила миссис Митсвуд. — Знаете, я не думала, что эта красная машина принесет столько перемен в наш дом. И, честно говоря, я волнуюсь! Будут ли они хорошими, эти перемены?

Тут она невольно взглянула на мсье Жиля, которого, видимо, считала носителем этих перемен.

— Не волнуйтесь, мэм, — сказал мсье Жиль на удивление серьезным голосом. — Я думаю, что все будет хорошо.

 

Глава 9. Грустное прощание

Скоро не только Элен, но и все остальные весело закусывали за полированным столом в кают-компании. Кок Джим Смит постарался на славу. К блюду с фруктами прибавились пудинг, пирожки, кофе, сэндвичи и замечательный бархатно-розовый арбуз, мастерски разрезанный коком и разложенный на блюде в виде фантастического цветка.

За общими разговорами взрослые слегка забыли об Элен, перед которой и стоял этот аппетитный арбуз. А она, увлекшись неописуемым ощущением сладкой массы во рту, ела одну за другой арбузные дольки, пока, наконец, на блюде не осталось всего несколько кусков.

— Разве ты не заметила, что съела весь арбуз? — спросила миссис Митсвуд.

— А разве весь, бабушка? — наивно удивилась Элен. — Осталось еще два куска.

— Ай-ай, дочь, — начал журить Элен папа Симон. — Как же ты не подумала о других?

— Я, папа, задумалась и совсем не заметила, что столько съела, — ответила Элен.

— О чем же таком важном ты думала? — спросила мама Вэлла.

— Я думала о том, что арбузные семечки дерутся между собой, чтобы первыми попасть в арбуз и для этого становятся в косой строй. Вот, посмотрите, — прибавила Элен и взяв кусок арбуза, начала вилкой проводить видимые только ей одной дугообразные линии в красной мякоти. — А еще однажды мне целый день казалось, что с моих картин сейчас спрыгнут три собаки и побегут наперегонки.

— А что, на картинках были нарисованы собаки? — с интересом спросил капитан Бодибрук.

— Нет, почему собаки? — удивилась Элен. — Это были размытые пейзажи.

— Ну и воображение у тебя, дорогуша, — сказал, смеясь, мистер Митсвуд. — За него, так и быть, мы прощаем тебе съеденный арбуз.

— Тем более, — добавил капитан, — что мы попросим кока разрезать нам еще один такой же.

…После плотного ланча все высыпали на палубу, чтобы полюбоваться красотами побережья: на крутой берег с одной стороны палубы и на синее море в белых барашках воды — с другой. Красавица-яхта быстро неслась вперед, и волны бросали тысячи блестящих брызг в счастливые лица наших путешественников. Элен была в восторге.

…Несколько часов спустя, яхта подошла к небольшой пристани. Вместо пустынного берега виднелись какие-то здания и трубы заводов. В воде плавали окурки, жирные масляные пятна и обрывки бумаг.

Папа Симон и мсье Жиль стояли наготове со своими сумками, ожидая, когда матросы спустят на воду шлюпку. Элен и Вэлла не скрывали своего огорчения в связи с отъездом Симона. Элен даже пыталась поплакать, но плакать не хотелось. Просто было грустно.

— Ну, до свидания, мои милые девочки, — нежно говорил папа Симон, обнимая и целуя Элен и Вэллу. — Не скучайте и почаще пишите.

Попрощавшись с мистером и миссис Митсвуд, Симон потрепал за длинное ухо повизгивающую Глэдис, еще раз махнул всем рукой и спустился по шаткой лестнице в шлюпку, где его подхватил боцман. Матросы начали энергично грести веслами, и через несколько минут папа Симон и мсье Жиль уже бодро шагали по пирсу в сторону пакгауза…

— До свидания! До свидания! — кричала за всех Элен и так махала своей соломенной шляпкой, что чуть не свалилась за борт, но её вовремя подхватил помощник капитана мистер Бирроу.

— Мисс, — назидательно сказал он, подводя Элен к маме Вэлле. — Если вы упадете за борт, то рискуете испачкать ваш миленький костюмчик. Не говоря уже о других неприятностях. Так что лучше отправляйтесь в кают-компанию, а я попрошу кока Смита принести что-нибудь вкусненькое, например, пирожные.

Несмотря на то, что пирожные были почти сразу же доставлены на полированный стол, веселее в кают-компании не стало. После того, как яхта отошла от берега, капитан Бодибрук отдал приказания матросам и засел за шахматную партию с мистером Митсвудом. Миссис Митсвуд сидела рядом с играющими и вязала крючком свои излюбленные кружевные салфетки. Мама Вэлла устроилась на большом кожаном диване и задумчиво гладила кошку Пусси, которая пригрелась у неё на коленях и громко мурлыкала. Глэдис лежала на полу рядом с диваном и не сводила с Вэллы ревнивых глаз.

— Ну-ну, Глэдис, — успокаивающе сказала мама Вэлла и погладила собаку. — Не надо так волноваться, ведь я тебя очень люблю. Пойди лучше к Элен, она даст тебе одно пирожное.

И взмахом руки она указала Глэдис, на кого ей следует переключить свое внимание. Элен своим пиршеством давно уже привлекала Глэдис, любившую сладости не меньше своей младшей хозяйки. Но то, что кошка находилась на руках у Вэллы, не давало собаке покоя и возможности отойти. После успокаивающих слов Вэллы и её многозначительного жеста в сторону Элен, Глэдис немедленно оставила пост возле дивана и перебралась к столу, где на блестящем большом блюде лежали сладости: наполненные кремом эклеры, кексы с вареньем, обсыпанные орехами и сахарной пудрой слойки… Рядом источал божественный аромат никелированный кофейник с витиеватыми ручкой и носиком, а расписной фарфоровый чайник китайской работы пускал пар.

— Что тебе дать, Глэдис? — хитро спросила Элен. — Может, этот эклер? Но ты же знаешь, что бабушка строго-настрого запрещает, чтобы тебя кормили со стола. Но я знаю, пока ты не попробуешь пирожное, ты не успокоишься. Поэтому, иди сюда, я дам тебе кусочек. Только не чавкай, чтобы бабушка не услышала.

Элен взяла лежащее перед ней пирожное и протянула Глэдис.

Партия в шахматы была закончена. Все общество придвинулось к столу и принялось угощаться кофе, чаем и сладостями, ведя при этом неспешные разговоры.

— Уехал Симон, уедет Вэлла и заберет с собой Элен, останемся мы одни, — невесело рассуждал вслух мистер Митсвуд. — Может, и мне найти себе дело по душе? А что, я мог бы организовать в Бриджсвиле школу юнг. Сколько таких мальчишек, как Александр и Сэмми, не знают, чем себя занять, а ведь в душе мечтают о море и приключениях! Как вы думаете, капитан?

— Хорошая идея, — ответил капитан Бодибрук. — Я мог бы читать курс навигации, а практику они бы проходили у меня на судне.

— Здорово! — воскликнула Элен. — А меня вы возьмете в школу юнг? Я многое знаю о жизни моряков, дедушка мне рассказывал. Я очень люблю разные приключения и опасения…

— Опасности, — поправила её миссис Митсвуд.

— Ну да, опасности, — исправилась Элен. — Поэтому из меня выйдет хорошая юнга или нет — хороший юнг.

Все засмеялись. Уныние, которое царило на яхте после отъезда Симона и мсье Жиля, понемногу улетучивалось. Уже Элен бегала с Глэдис по палубе, уже мистер Митсвуд, довольный своей идеей о школе юнг, мурлыкал под нос незатейливую мелодию, а миссис Митсвуд и Вэлла обсуждали тонкости организации выставки картин.

Вечерело. Прогулка на яхте капитана Бодибрука подходила к концу. На горизонте показались аккуратные крыши Бриджсвила, знакомые улицы, высокая пожарная вышка, старинное школьное здание. Все стояли на палубе, любуясь видом родных мест. Слова, которые крутились у всех в голове, озвучила Элен:

— А знаете, я очень соскучилась за нашим домом, садом, своей комнатой и друзьями.

— Вот, кстати, и они, — улыбаясь, добавил мистер Митсвуд. — Славные ребята.

Тут он указал рукой на причал, где дальнозоркая Элен сразу же различила две крохотные фигурки, размахивающие руками и подпрыгивающие от нетерпения.

— Ну, теперь-то я точно ощущаю, что приближаюсь к дому, — сказала как-то особенно мягко миссис Митсвуд. — И наличие на берегу этих двух джентльменов мне убедительно доказывает, что я не ошиблась.

Через полчаса семья Митсвудов прощалась с капитаном Бодибруком и его командой. Все понимали, какой счастливый и приятный день они провели сегодня и старались сохранить в себе это ощущение счастья. Наконец, взаимные прощания закончились, и началась переправа на берег. Ветер утих, волн не было, поэтому все завершилось вполне удачно. Элен, распрощавшись с матросами и не ожидая всех остальных, бросилась к Александру и Сэмми.

— Знаете, как здорово было! — выпалила она сразу вместо приветствия. — Какая у капитана яхта, просто чудо!

Но увидев расстроенные лица друзей, Элен догадалась, что им не совсем приятно слушать о прелестях чужой морской прогулки.

— Я сообщу вам что-то очень важное, — сказала она шепотом, наклонившись к приятелям. — Но это пока тайна. Дедушка вместе с капитаном решили открыть школу юнг в Бриджсвиле, и нас троих туда запишут первыми!

Дружный крик «ура» потряс пристань. Элен с друзьями, крепко взявшись за руки, отплясывали дикий танец, а все остальные, сразу поняв причину такой буйной радости, только улыбались.

— Ну что ж, милые рыцари моей милой дочери, — сказала мама Вэлла, подходя к Элен и ее друзьям. — Пойдемте-ка по домам, всем уже давно пора готовиться ко сну.

— У-у-у, — разочаровано прозвучало ей в ответ, — а мы хотели еще погулять…

…Так и поднимались они от пристани в гору: три маленькие фигурки, за ними мама Вэлла, мистер и миссис Митсвуд, сопровождаемые неохотно плетущейся Глэдис.

— Какие забавные и милые все же эти мальчики и наша Элен, — сказала миссис Митсвуд.

— И что мы будем делать, если её увезут от нас, а? — ответил вопросом мистер Митсвуд.

Миссис Митсвуд только вздохнула.

 

Глава 10. Тетя Памелла и кузина Джейн

Прошло полгода. Началась скучная английская зима с её туманами, ветрами, редким и быстро тающим снегом. Сад вокруг дома Митсвудов выглядел уныло и пустынно. Редко можно было увидеть в нем обитателей дома. Одна Глэдис каждый день проверяла свои владения и даже устроила себе небольшое лежбище в пожухлой траве возле беседки, где о её присутствии напоминала здоровенная обглоданная палка, которой всегда играл с ней папа Симон. Теперь, видимо, эта игрушка напоминала собаке об исчезнувшем из её жизни хозяине. Ведь Глэдис нельзя было объяснить, как, например, Элен, что папа уехал и работает далеко от дома. Для всех было очевидно, что Глэдис затосковала. Теперь целыми днями она лежала на полу в гостиной рядом с любимым диваном папы Симона и даже неохотно ела, что весьма тревожило миссис Митсвуд. Элен пропадала в школе юнг, организованную все же мистером Митсвудом. Окрыленный своим новым занятием, он практически не бывал дома. Мама Вэлла целыми днями работала у себя в мастерской или ходила на этюды к морю.

Глэдис была заброшена. Ей не хватало шума, споров, веселых прогулок, которыми всегда была богата жизнь Митсвудов, не хватало внимания и дружбы Элен, занятой в школе юнг и не замечавшей страданий и одиночества собаки. И Глэдис решила сбежать, чтобы найти своего пропавшего хозяина.

Однажды утром её не обнаружила на кухне миссис Митсвуд. Удивленно пожав плечами, она принялась за обычные утренние хлопоты. Затем, на отсутствие Глэдис обратил внимание мистер Митсвуд, так как он, выкуривая свою сигару перед завтраком, обычно наблюдал с террасы, как Глэдис бегала по садовым дорожкам сада.

— Милые дамы, — сказал он, входя в столовую, где миссис Митсвуд разливала чай, а Вэлла намазывала яблочным джемом небольшой тост. — Вы не видели Глэдис?

— Глэдис? — встревожилась Вэлла.

Все тут же вышли из-за стола и целых полчаса по дому и саду звучали обеспокоенные голоса Митсвудов. Собаки нигде не было. На их крики вышел из своего дома сосед мистер Кларк.

— Доброе утро! — сказал он. — Вы ищите Глэдис, я так понимаю?

— Мистер Кларк, пропала моя собака, — чуть не плача ответила ему Элен. — Мы ищем уже долго-долго, а её нет!

— Видите ли, — продолжал мистер Кларк, — вчера вечером я видел вашу собаку возле ворот рядом с дорогой. У неё был весьма задумчивый вид. Я позвал её по привычке, но она даже не повернула голову. Вы чувствуете? Вечером и возле дороги. Конечно же, она просто сбежала!

— Что вы такое говорите, мистер Кларк, — возмутилась миссис Митсвуд. — Чтобы наша дорогая Глэдис сбежала? Этого не может быть! Чтобы она покинула наш дом, отказалась от своей миски и любимого матрасика? Однозначно: её украли! Надо немедленно дать объявление в газету!

— Не думаю, что её украли, но объявление в газету — это ты хорошо придумала! — сказала мама Вэлла и побежала в дом, чтобы переодеться.

Через десять минут она проехала на велосипеде мимо Элен, курящих сигары мистера Митсвуда и мистера Кларка, и, помахав им рукой, скрылась за поворотом дороги.

— А дорого стоит ваша собака? — спросил мистер Кларк.

— Уйму денег! — ответил мистер Митсвуд. — В свое время мой несчастный зять истратил на неё все деньги, которые откладывались для поездки за границу. А потом еще столько же стоило выкупить её родословную.

— М-да… — промычал прижимистый мистер Кларк. — Уплыли такие денежки!

— Дедушка, — вмешалась в разговор Элен, ковырявшая палкой землю. — А почему ты сказал, что твой зять — несчастный?

— Видишь ли, Элен… — начал свои объяснения мистер Митсвуд. Неизвестно, как он собирался выпутаться из создавшейся ситуации, но в это время из-за поворота показался местный почтальон мистер Пик и Вэлла, ведущая на поводке виноватую и грязную Глэдис.

— Глэдис, милая Глэдис, — закричала Элен, бросившись к собаке. — Где ты была? Мы так волновались!

И она чуть было не задушила собаку в своих объятиях.

— Доброе утро, джентльмены, — сказал мистер Пик, приближаясь к мистеру Митсвуду и мистеру Кларку. — Я увидел вашу Глэдис сегодня рано утром, когда вез почту в Бриджсвил. Она трусила по дороге и имела весьма жалкий вид, так что я её еле узнал. Представьте, скольких сил мне стоило зазвать её в мой почтовый фургон. Помог бутерброд с ветчиной, который миссис Пик завернула мне перекусить.

— Спасибо вам огромное, милый мистер Пик, — сказала Вэлла, выслушав его рассказ. При этом она отстегивала поводок от ошейника Глэдис. — Возьмите, я думаю, что здесь он нам уже не понадобится!

И она протянула мистеру Пику поводок, принадлежавший болонке его жены, который почтальон любезно одолжил Вэлле, чтобы довести упирающуюся Глэдис до дома.

Следующие полдня прошли в заботах о Глэдис: её купали, сушили теплыми пушистыми полотенцами, вкусно кормили и ласкали. Такого внимания Глэдис не помнила со дня своего прибытия в семью Митсвудов. Ласки и вкусные кусочки сыпались на неё, как из рога изобилия.

Вечером состоялся семейный совет на тему: привязывать ли теперь Глэдис или её свобода остается неограниченной. Мама Вэлла и Элен были за то, чтобы Глэдис жила так, как привыкла — без поводка, предоставленная своим желаниям. Миссис Митсвуд высказалась за ограничение свободы Глэдис. Она настаивала на прогулках только в строго определенное время и только на поводке. Мистер Митсвуд колебался. Завязалась бурная дискуссия, во время которой миссис Митсвуд припомнила и подсчитала все проделки Глэдис, начиная со съеденных садовых растений и заканчивая изгрызенной мебелью. Стоимость ее родословной также не была забыта.

— Нет, нет и нет! — говорила она. — Только поводок и только контроль!

— Мама, ведь Глэдис умная собака! — отговаривала её Вэлла. — Просто мы её забросили, и от одиночества она сбежала. Если вернуть любовь и внимание, которыми она была окружена, то не нужны ни поводок, ни контроль.

— Я согласен с тобой, Вэлла, — сказал мистер Митсвуд. — И теперь каждый день буду брать с собой Глэдис в школу юнг. Выделим ей местечко, пусть там присутствует и общается с юнгами. А во время переменок она может поиграть с детворой.

— Ура! — закричала Элен, а Глэдис, до этого молча лежавшая в своем любимом углу, вдруг поднялась и, виляя хвостом, громко залаяла.

Миссис Митсвуд всплеснула руками от удивления и сказала:

— Мне кажется, эта собака лучше нас понимает, что происходит в доме.

На следующее утро за ворота вышли не только мистер Митсвуд и Элен, но и Глэдис, которая гордо сопровождала их в школу юнг. Все слушатели школы, а их было десять человек, встретили прибывшую Глэдис громкими криками. Она расположилась рядом с кафедрой так обстоятельно, что всем стало ясно, где будет ее место. Правда, преподаватели, читавшие лекции слушателям, несколько раз спотыкались о Глэдис.

Учились ли юнги вязать морские узлы или зубрили названия парусов, изучая их на макете яхты, она везде совала свой влажный нос, но никто ни разу не прогнал её. А когда пришел час обеда, своими бутербродами с новым слушателем поделились все: ровно десять кусков хлеба, намазанных паштетом, лежали перед Глэдис.

Вечером, когда наша троица вернулась домой, то оказалось, что их ожидает сюрприз. Из любимого кресла Элен поднялась элегантно одетая женщина с очень красивым лицом и длинными черными волосами.

— Тетя Памелла приехала! — радостно закричала Элен.

— Здравствуйте, милые родственники! — сказала Памелла, обнимая за плечи Элен и пожимая руку мистеру Митсвуду. — Как поживаете? Ах, как ты выросла, милая Элен! А вы все такой же, дядюшка Ник!

— Здравствуй, племянница, — ответил мистер Митсвуд. — Давно мы с тобой не виделись. А ты все хорошеешь…

— Ну, вы мне льстите! — сказала Памелла. — А вот и твоя кузина, милая Элен, её зовут Джейн.

И она подвела к Элен худенькую девочку лет шести с большими грустными глазами.

— Я всегда мечтала иметь сестру, — сказала Элен. — Я очень рада.

— Джейн действительно приходится тебе троюродной сестрой, — заметила тетя Памелла. — Я надеюсь, что вы полюбите друг друга, и ваша дружба будет такая же крепкая и долгая, как у нас с кузиной Вэллой. Ведь правда?

— Да, мы воспитывали тебя в нашем доме, как родную дочь, — сказала с негодованием миссис Митсвуд, — а ты появляешься у нас в доме раз в четыре года, да и то, чаще всего для того, чтобы занять денег. Зачем теперь ты приехала?

— Давайте отложим наши взрослые разговоры, — тактично прервал жену мистер Митсвуд. — Пусть дети поужинают и идут в детскую, посмотрят книги и игрушки Элен, порисуют, послушают музыку. Ты любишь рисовать, Джейн?

— Люблю, — кивнула та головой.

Ужин прошел не очень весело. Взрослые больше молчали, а Элен исподтишка рассматривала тетю Памеллу, которая ей очень нравилась. В последний приезд родственницы, Элен так привязалась к красивой тете Памелле, что однажды спросила у отца:

— Папа, а когда ты женишься на тете Памелле, ведь она такая шикарная!

Это очень смутило Симона, рассмешило Вэллу и мистера Митсвуда, но оскорбило миссис Митсвуд, которая затем долго объясняла Элен, кто её мама и папа.

После ужина девочек проводили в комнату Элен. Их сопровождала Глэдис.

— Это ваша собака? — спросила Джейн. — Она похожа на крокодила.

— Неправда, — запальчиво ответила Элен, — наша Глэдис умная и красивая. Я советую тебе быть с ней в хороших отношениях и не говорить про неё гадости, ведь она все-все понимает. Однажды она порвала брюки Кирку-жадине за то, что он дразнил её и обзывал.

Джейн фыркнула, но покосилась на Глэдис с опаской.

Элен мимоходом показала Джейн всякие интересные вещи в кабинете деда, в том числе красный бархатный альбом со старыми фотографиями, где миссис и мистер Митсвуды были запечатлены еще молодыми, а кузины навсегда остались маленькими девочками.

Затем сестры перешли в комнату Элен, которая поразила Джейн. Она с восхищением осматривала диванчик Элен, обтянутый цветастым материалом, который так и манил прилечь отдохнуть, маленькие подушечки-думки, щедро отделанные тесьмой и рюшками, большой письменный стол со множеством удобных ящичков, где хранились разные милые вещицы, ведь без них не может обойтись ни одна маленькая девочка.

Затем Джейн подошла к доске, где были приколоты кнопками многочисленные рисунки Элен, и долго рассматривала нарисованного под новогодней елкой Санта-Клауса, большую бабочку, правдоподобно усевшуюся на фантастический цветок, огромного разноцветного осьминога в окружении морских звезд, водорослей и красных кораллов.

Переведя взгляд на кисти в глиняном кувшинчике, коробки красок, лежавшие на столе вперемешку с карандашами и ластиками, Джейн, вздохнув, сказала:

— Тебе здорово повезло с родителями, у меня нет такой комнаты, и рисованию меня никто не учит.

— У меня самая обычная комната, — ответила Элен, а затем, подумав немного, успокаивающе заметила: — Зато у тебя очень красивая мама.

— Да, красивая, — ответила Джейн, водя пальцем по краю стола. — Знаешь, а я, наверное, останусь у вас жить. Так сказала моя мама, ведь она должна уехать далеко-далеко, в город Чикаго. Ей предложили там работу, но она не может взять меня с собой.

— Здорово! — искренне обрадовалась Элен. — Хотя у меня есть два друга, это просто отлично, что ты у нас останешься. А где же ты будешь спать?

Элен оглянулась вокруг, выбирая место для второго дивана.

— Да, — сказала она, — у тебя будет точно такой же диван, а бабушка сошьет на него точно такой же чехол. А мебель дедушка переставит, вот и будет, где разместиться.

И девочки, блестя глазами, начали рассказывать друг другу, как они представляют их комнату на двоих. Они не заметили, как пролетело время. Не слышали, как их звали пить чай. Не увидели маму Вэллу, которая зашла в комнату и, стоя почти перед ними, несколько минут слушала их разговоры.

— Вы, я слышу, уже расставляете мебель? — с улыбкой спросила она и, положив руки на головы обеих девочек, слегка повернула их к себе. — Ну и как, получается?

— Еще как! — ответила Элен. — А как ты думаешь, у кого лучше? У меня или у Джейн?

— Ну, мне нравятся и твои предложения, и предложения Джейн, — дипломатично ответила мама Вэлла. — А как в действительности расставить мебель, лучше всего рассудит бабушка. Вы же отправляйтесь умываться и чистить зубы, так как давно пора спать.

 

Глава 11. Подарок для Санта-Клауса

Через неделю тетя Памелла покинула родной Бриджсвил, оставив на попечении дядюшки Ника свою дочь. Её отсутствие могло затянуться надолго, поэтому Митсвуды решили принять Джейн в свою семью по-настоящему, а не на время. Митсвуды любили детей. Как двадцать лет назад они взяли к себе оставшуюся сиротой Памеллу, так и теперь, быстро и навсегда привязались к Джейн. Её постоянно баловали, покупали новые платья, туфли и ботиночки, дарили краски, альбомы и кошельки, поэтому Элен слегка ревновала свою кузину, хотя и понимала, что у Джейн никогда не было ничего подобного в жизни, а была лишь красивая и «очень легкомысленная» мать. Так неосторожно выразилась при внучке миссис Митсвуд. И Элен сразу же поинтересовалась, а можно ли взвесить мысли, и если нельзя, то как определить, легкие они у человека или тяжелые.

— Подрастешь, узнаешь, что величину и вес мыслей у всех людей можно определять по их поступкам, — ответила миссис Митсвуд.

Зато теперь у Элен была настоящая сестра! Девочки очень подружились и ни минуты не могли провести порознь: спали, ели, учились у капитана Бодибрука в школе юнг, играли с Александром и Сэмми всегда вместе. Правда, иногда они ссорились, но тут же мирились.

Однажды у девочек выдался свободный день, и они играли в своей комнате в куклы, которых у Элен было очень много, но самой любимой была старая тряпичная кукла. Звали её Пэт. Элен никогда не засыпала без Пэт, всю ночь прижимая её к себе, а утром первыми словами всегда были: «Где моя Пэт, мамочка?» Кукла потеряла цвет и имела весьма потрепанный вид, у неё были подшиты голова и руки, её несколько раз пытались заменить другой, новой и красивой, но Элен всякий раз так негодовала и поднимала такой крик, что в конце концов Пэт оставили в покое.

Итак, Пэт сидела в дорогой игрушечной колясочке с кружевным балдахином, а новым красавицам-куклам приходилось довольствоваться лишь деревянной мебелью. Джейн никак не устраивало такое ведение кукольного хозяйства, поэтому она исподтишка старалась убрать из колясочки Пэт, а на её место посадить более достойную куклу. Но бдительная Элен все время возвращала Пэт на прежнее почетное место. Наконец, девочки поссорились.

— Это нечестно! — кричала рассерженная Джейн. — Ты все время сажаешь эту замарашку в коляску, а я не могу покатать в ней свою Китти.

— Я всегда катаю только Пэт в этой колясочке, — возражала ей в ответ возмущенная Элен.

Глэдис, которая до этого тихо лежала на ковре, пока девочки играли, начала громко лаять, когда они заспорили. На их крики и лай собаки прибежали миссис Митсвуд и мама Вэлла.

— Милые мои, что случилось? — обеспокоено спрашивала девочек миссис Митсвуд. — Вы поссорились? Ну зачем же так кричать, когда любой спор можно решить мирно.

— Замолчи, Глэдис! — прикрикнула мама Вэлла, вытолкнув за дверь упирающуюся собаку, а затем продолжила:

— Так что же здесь случились, почему великая война началась? Нам дадут пояснение или нет?

— Мы не поделили коляску, мама, — честно призналась Элен, отвернув лицо к стене. — Пэт — моя любимая кукла, а Джейн считает её замарашкой!

Миссис Митсвуд понимающе переглянулась с Вэллой.

— Хорошо, девочки, — примирительно сказала она. — Приближается Рождество и Новый Год. Я советовала бы вам подумать, что бы вы хотели получить в подарок на праздник и попросить об этом Санта-Клауса.

— Мы с бабушкой уходим, — добавила мама Вэлла, — а вы будьте умницами, помиритесь и не ссорьтесь.

И они вышли из комнаты. Но после их ухода игра у девочек не клеилась. Джейн, надувшись, сидела на диване, а Элен стояла рядом со своим столом и что-то писала на листе бумаги. Наконец, увидев, что Джейн смотрит на неё, а не на свои сложенные на коленях руки, Элен подошла к ней и протянула исписанный лист. Крупными буквами на нем была выведена целая петиция: «ЕСЛИ ТЫ СО МНОЙ ТАК АБРОЩ. ТЕМБОЛЬИ Я В МОЕМ ДОМЕ».

Посидев с минуту молча, видимо, пытаясь прочитать текст и переварить его смысл, Джейн, наконец, ответила:

— Хорошо, Элен, я буду с тобой дружить!

Вэлла, наблюдавшая за ходом примирения через щелку в неплотно прикрытой двери, была несколько удивлена таким поворотом дела. Но когда она через полчаса прочитала забытый на столе лист с каракулями Элен, то не могла удержать смеха. Показывая послание дочери миссис и мистеру Митсвуд, Вэлла говорила им:

— Знаете, наша Элен меня многому учит. Например, сегодня я поняла, что ультиматумы не так уж и плохи.

— Надо купить для Джейн такую же коляску на Рождество, — сказала миссис Митсвуд. — Не стоит, что бы они ссорились из-за таких мелочей.

— А что хочет получить в подарок наша Элен? — спросил, откладывая газету, мистер Митсвуд.

— Вот этого мы и не знаем! — ответила Вэлла.

Вечером, когда она пришла пожелать «спокойной ночи» девочкам, Элен попросила:

— Мамочка, посиди, пожалуйста, рядом со мной.

— Хорошо, — ответила Вэлла, присев на краешек дивана и бережно взяв ладошку Элен в свою.

Так они молчали некоторое время, пока не послышалось равномерное сопение Джейн.

— Мамочка, а я знаю, откуда у взрослых берутся дети, — вдруг сказала Элен.

— Откуда же? — улыбаясь, спросила Вэлла.

— С неба, — серьезно ответила та. — Их посылает Бог. Тебя он послал бабушке, а меня — тебе.

— Может, ты и права, об этом никто не знает, — задумчиво сказала Вэлла. — А ты об этом думаешь?

— Да, думаю, — ответила Элен. — А еще я хотела спросить: а Бог и Санта-Клаус — это одно и то же?

— Нет, конечно, нет!

— А кто из них наблюдает за тем, как дети себя ведут, чтобы решить, дарить или не дарить им подарки к Рождеству?

Мама Вэлла подумала и сказала:

— Наверное, Санта-Клаус.

Элен, помолчав немного, продолжила: — А почему мы его не видим?

— Ну, так уж устроено, что его никто не видит. Мы же обычные люди, — ответила Вэлла.

Элен немного повозилась под одеялом, устраиваясь поудобнее, а затем продолжила:

— А я могу что-нибудь подарить Санта-Клаусу? Мне его жалко, ведь он нам всегда дарит подарки, а ему — никто и никогда.

— Это ты хорошо придумала, — ответила мама Вэлла. — А что же ты хочешь ему подарить?

— Часы, — прошептала уже сонная Элен. — Чтобы он никогда не опаздывал к Рождеству.

— Но только ты должна их сделать сама, тогда это будет настоящий подарок для Санта-Клауса, — заметила мама Вэлла. Поцеловав Элен, она вышла из детской.

А Элен всю ночь снилось, как обрадуется Санта-Клаус подарку, и какой необычный подарок получит в ответ она сама.

На следующее утро, к всеобщему удивлению, Элен отказалась идти с Джейн и мистером Митсвудом в школу. Она осталась дома и в полном одиночестве до самого обеда чем-то занималась в своей комнате.

Мама Вэлла несколько раз подходила к двери, заглядывала в комнату и спрашивала её:

— Элен, милая, ты не устала?

— Нет, мама, — следовал ответ.

Наконец, плод её многочасового труда был продемонстрирован миссис Митсвуд и Вэлле. Это были часы, старательно нарисованные на куске цветного картона. К ним были приделаны две стрелки.

— Замечательный подарок, — одобрила миссис Митсвуд, оглядывая со всех сторон поделку внучки. — А как тебе удалось вырезать ровный круг?

— А я взяла из буфета большое блюдо синего фарфора и обвела его, — простодушно призналась Элен.

Миссис Митсвуд только развела руками.

— А разве ты не знаешь, что тебе не разрешается брать посуду оттуда? — спросила мама Вэлла. — А если бы ты разбила его? Ведь бабушка так бережет этот старинный сервиз!

— Но я же не разбила! — горячо возразила Элен.

— А если бы разбила? — возразила мама Вэлла.

— Хорошо, я больше не буду! — помолчав немного, добавила Элен. — Мамочка, а как ты думаешь, теперь я могу попросить у Санта-Клауса подарок для себя?

— Не знаю, попробуй, — ответила мама Вэлла. — А что бы ты хотела получить от него в этом году?

— Еще не придумала, — увильнула от ответа Элен.

После обеда она опять удалилась в свою комнату, заявив, что хочет порисовать, но когда мама Вэлла через полчаса заглянула в детскую, Элен там не было.

— Странно, где же эта беспокойная особа? — сказала Вэлла, закрывая дверь в комнату. Обыскав весь дом и не найдя дочери, она вернулась обратно и, войдя в детскую, вдруг услышала шепот, доносившийся из-за сдвинутых штор.

— Дорогой Санта-Клаус! — шептала Элен, не замечая матери. — Подари мне на Рождество куклу с золотыми волосами!

При этом она выставляла в окошке рекламный проспект игрушек, открытый на странице с золотоволосой красавицей, и приговаривала: «Только не ошибись, милый Санта-Клаус! Я хочу именно такую куклу!»

Мама Вэлла вышла из комнаты и спустилась на кухню, где миссис Митсвуд мыла посуду после обеда. Через полчаса после их беседы миссис Митсвуд уже быстро шагала к остановке, чтобы успеть на очередной автобус в Портсмут, где она рассчитывала посетить большой магазин игрушек. На лице миссис Митсвуд сияла улыбка.

Вечером, когда вся семья собралась за чаем, Элен опять демонстрировала самодельные часы, которые она собиралась подарить Санта-Клаусу, и выражала горячее желание, чтобы Санта-Клаус её не забыл.

— Разве ты не знаешь, Элен, что Санта-Клаус не носит детям подарки. Их покупают родители и подкладывают детям под подушку в рождественскую ночь. Мне мама давно об этом рассказала, — вдруг заявила Джейн.

На секунду все взрослые замерли, зная, как Элен верит в сказки и волшебную рождественскую ночь.

— Это неправда! Ты все выдумала! — воскликнула серьезно Элен, повернувшись к кузине. — Санта-Клаус есть, и только он дарит детям подарки! Он придет и принесет мне мой подарок, и заберет те часы, которые я сделала для него.

И, громко заплакав, она выбежала из комнаты. Мистер Митсвуд крякнул от досады, отложил газету и пошел вслед за внучкой, приговаривая по дороге: «Узнаю свою практичную племянницу! Лишить ребенка ожидания сказки — это в её вкусе и привычках!»

А мама Вэлла подошла к Джейн, погладила её по голове и сказала:

— А если Санта-Клаус подарит тебе то, что хочешь больше всего, ты поверишь, что он существует?

Джейн посмотрела на неё снизу вверх и нерешительно ответила:

— Не знаю… Мне мама всегда говорила, что чудес на свете не бывает.

— А ты часто вспоминаешь маму? — спросила Вэлла.

Джейн утвердительно кивнула головой.

— Хотела бы к ней поехать? — продолжала допытываться Вэлла.

Джейн опять кивнула и вдруг заплакала:

— Мне у вас очень хорошо, но если бы вы знали, как я хочу к своей маме!

— Ну не плачь, — утешала её мама Вэлла. — Вытри слезы и пойди поиграй с игрушками.

Когда девочка вышла из комнаты, миссис Митсвуд сказала Вэлле:

— Бедный ребенок! Она так скучает за Памеллой! Но я возлагаю большие надежды на кукольную коляску с балдахином. Я выбрала голубую с розовыми цветочками. Ты одобряешь?

— А когда привезут подарки? — спросила Вэлла.

— Через два дня, утром, — ответила миссис Митсвуд.

В комнату вошел мистер Митсвуд.

— Все в порядке, — сказал он, беря со стола свою газету и усаживаясь на кушетку под яркий абажур. — Уладил недоразумение, но это стоило мне больших трудов.

— Представляю себе, — улыбнулась миссис Митсвуд. — Ведь уговорить нашу внучку труднее, чем командовать кораблем.

 

Глава 12. Рождество

И вот наступило столь долгожданное Рождество. В просторной комнате стояла большая елка, пышно наряженная девочками под бдительным присмотром мистера Митсвуда. Чего только на ней не было! Огромные блестящие шары, в которых отражающееся лицо делалось круглым и смешным, разноцветные мигающие фонарики, переливающиеся звезды, конфеты и орехи, затейливо вырезанные из фольги игрушки…

Праздничные наряды Элен и Джейн лежали в детской на отдельных стульях. У обеих платья были сшиты из кружевного тюля с пышными прозрачными рукавами. К платьям полагались атласные туфельки, а на головы — две одинаковые диадемки, все усеянные мелкими блестящими камешками.

К праздничному обеду ждали гостей. Девочки собственноручно раскрашивали и подписывали приглашения, которые разнес мистер Митсвуд. Ожидалось прибытие капитана Бодибрука, его помощника Билла Бирроу, а также юнги Дина Монтгомери, почтальона мистера Пика с женой, Александра и Сэмми, а также мистера Кларка.

Папа Симон и мсье Жиль прислали рождественскую телеграмму с теплыми поздравлениями и уведомлением о том, что из-за длительных праздничных гастролей не смогут приехать. Все были очень расстроены этим известием, а Элен даже поплакала, на что Джейн заметила, что кому уж нужно плакать, так это ей. Ведь её мама Памелла не прислала даже праздничной открытки.

— Ты не знаешь моего папу и мсье Жиля! — в сердцах ответила ей Элен. — Если бы ты их знала, то желала бы их видеть на Рождество так же горячо, как и я! Знаешь, как с ними весело, какие занятные фокусы показывает мсье Жиль, а какие песенки поет мой папа!

Но в праздничной суматохе, за приготовлениями яств и вкусностей для рождественского стола, за примеркой новых нарядов все слегка позабыли о грустной телеграмме.

Элен и Джейн помогали сервировать огромный круглый стол в гостиной. Сначала, под руководством мамы Вэллы, его накрыли белоснежной, шуршащей от крахмала скатертью, с вышитыми нежно-голубыми узорами, похожими на снежинки. Затем, на середину стола водрузили небольшую вазочку с еловой веткой, увитой серпантином. Потом, в ход пошло содержимое старого буфета, к которому так строго не разрешалось прикасаться Элен. На столе появились старинные фарфоровые тарелки с городскими видами, серебряные вилки, ложки и ножи с одинаковыми изогнутыми ручками причудливой формы, бокалы на высоких ножках и многое, многое другое.

В промежутках между приятной работой девочкам удалось поиграть фарфоровыми статуэтками с верхней полки буфета, которые мама Вэлла беспечно сняла по просьбе Элен. Это были изящные собачки, клоуны, балерины, рыбки с пышными хвостами и многочисленные пухленькие амурчики. Сестры были в восторге. Они расставили все фигурки на свободном пространстве стола и, переходя от одной к другой, ахали и любовались ими.

— Мне больше всего нравится балерина, — наконец, сказала Элен.

— А мне — вот эта рыбка, — ответила Джейн.

— А мне и балерина, и рыбка, — добавила Элен.

— И мне — рыбка и балерина, — ответила, не уступая, Джейн.

— А мне нравится все-все-все! — опять добавила Элен.

— И мне все-все-все! — хитро улыбаясь, ответила Джейн.

— Вы будете так спорить бесконечно, — перебила их мама Вэлла, которая на минутку заглянула к ним из кухни. — Мы с кузиной Памеллой тоже ссорились из-за них. Но, честно говоря, хоть эти фигурки и красивы, они не стоят того, чтобы ссориться друг с другом.

И она, улыбнувшись обеим девочкам, ушла. Элен и Джейн, понурив головы, разошлись по разным углам комнаты, и несколько минут в ней стояла непривычная тишина. Наконец, Элен не выдержала:

— Джейн, давай мириться, — сказала она, подойдя к кузине, и протянула ей скрюченный мизинчик.

— Давай, — дружелюбно ответила Джейн.

Помотав сцепленными пальцами и проговорив «мирилку», девочки бросились на кухню, узнать у миссис Митсвуд, чем можно еще помочь. Оказалось, что помогать больше не нужно, и им предоставляется время для небольшого отдыха. Они поднялись по лестнице в свою комнату и в наступивших сумерках, не зажигая света, сели мечтать о подарках, которые им должен был сегодня ночью преподнести Санта-Клаус.

Вдруг Элен настороженно прислушалась, затем соскочила с дивана и бросилась к закрытому окну. Отодвинув шторы, она начала внимательно всматриваться в темный сад.

— Что там? — со страхом спросила Джейн.

— Знаешь, мне послышались голоса, — ответила Элен. — Для гостей еще рано. А теперь мне кажется, что вон там, под деревом кто-то стоит. Посмотри!

— Мне страшно! — захныкала было Джейн, но Элен её успокоила:

— Здесь нет ничего страшного, просто кто-то решил подшутить. Но на всякий случай, скажу-ка я дедушке, а ты включи свет и не бойся.

— Нет уж, — ответила Джейн, — я только с тобой.

И они быстро начали спускаться по лестнице, чтобы рассказать обо всем мистеру Митсвуду. Взрослые долго вглядывались в темные окна, но ничего там не увидев, посмеялись над выдумщицей Элен и трусишкой Джейн.

— Ты выдумываешь, как всегда, — сказала миссис Митсвуд.

— Фантазерка, — добавила мама Вэлла, выкладывая на большое блюдо крошечные сэндвичи, украшенные горками паштета, ломтиками курицы, огурцом, зеленью и листьями салата.

Но в этот момент раздался стук в дверь, и Глэдис, до этого спокойно лежавшая на своем месте при выходе из кухни, где об неё все спотыкались, вдруг зарычала, затем залаяла, а затем, когда её лай перешел в радостный визг, бросилась на входную дверь. Все, ожидая рождественского чуда, столпились в холле, а мистер Митсвуд направился впустить ранних гостей. Повернув ручку замка, он отворил дверь и, засмеявшись, отступил ко всем остальным, придерживая разбушевавшуюся Глэдис за ошейник.

В дверь входили два Санта-Клауса: один был высокий, второй — пониже, но красные шубы, шапки, белые волосы и бороды у них были абсолютно одинаковы. Только у маленького были глаза с хитринкой, а у высокого — смешные и добрые. Все притихли, а у Элен и Джейн перехватило дыхание от восторга и волнения.

— Кхе-кхе… — откашлялся маленький Санта-Клаус — В этом доме все готово для встречи Рождества? Нам поручено проверить, не баловались ли две маленькие девочки в прошедшие несколько месяцев, слушались ли они взрослых и хорошо ли учились?

— И если это так, — продолжал второй, — то мы должны вручить им заслуженные подарки.

— А если наша мама и бабушка скажут, что это не так? — искренне заволновалась Элен.

Все заулыбались.

— Ну, тогда все равно получите! — ответил маленький. — Потому что две хорошенькие девочки просто обязаны получить на Рождество великолепных ученых попугаев!

И тут он, сделав манипуляцию руками, вынул из своего большого красивого мешка две клетки с пестрыми попугаями, которые услышав крики детей и увидев свет, забили крыльями о прутья. Элен и Джейн схватили каждая по клетке и, насколько позволяла им тяжесть последних, кинулись в комнату, чтобы на большом столе хорошенько рассмотреть птиц. Но Элен, переполненная радостью от великолепного подарка, все же заметила, что мама Вэлла, а за ней мистер и миссис Митсвуд стали целоваться с высоким Санта-Клаусом и пожимать руки маленькому. Она растеряно стояла в дверях, прижимая к себе клетку, и смотрела на взрослых удивленными глазами. Хотя из комнаты её громко звала Джейн, которая успела сунуть своему попугаю целый сэндвич и теперь наблюдала, как птица расправлялась с этим кулинарным шедевром.

Наконец, и взрослые заметили стоящую Элен.

— Тебе что, детка? — спросил мистер Митсвуд.

— Дедушка! Бабушка! А вы что, знаете этих дядей Санта-Клаусов? — удивленно спросила она.

— Ну, мы немного знакомы с вашей семьей, — ответил маленький. — И с вами, мисс, кстати, тоже.

И он быстро снял шапку вместе с бородой, которая болталась, пришитая на резинке. Другой рукой он отлепил усы, и ошеломленная Элен увидела перед собой коротко стриженную голову мсье Жиля. Глаза девочки от удивления стали похожи на два огромных голубых блюдца, которые еще час назад она вынимала из буфета. Но когда второй, проделав те же действия, превратился в папу Симона, Элен засмеялась и бросилась к отцу. Клетка с попугаем выпала у неё из рук, и обиженная птица гортанно заворчала.

— Папочка, дорогой мой папочка! — горячо шептала Элен, обнимая Симона за шею. — Как я за тобой скучала и ждала, когда же ты приедешь!

Это было так трогательно, что миссис Митсвуд даже утерла белоснежным платочком слезинку, сбежавшую у неё из глаз.

…О, как весело отметили Рождество в доме Митсвудов! Сколько было гостей, веселья, смешных розыгрышей, которые устраивал остоумный мсье Жиль, какие подарки были преподнесены! Дети визжали от восторга, когда папа Симон и мсье Жиль устроили для них настоящее цирковое представление. Папа Симон, одев черную накидку и серебряную полумаску, показывал забавные фокусы, а мсье Жиль, одевшись Арлекином, жонглировал шариками и даже огнем. При этом бдительный мистер Кларк сбегал к себе домой и принес оттуда огромный старый огнетушитель, чем еще больше добавил веселья нашей неугомонной компании.

— Папа! — кричала Элен. — Пойдем зажигать фенгальские огни!

— Не фенгальские, а бенгальские, дорогая, — поправлял её невозмутимый мистер Пик под всеобщий хохот.

Все гости высыпали в сад, вперед вышел юнга Монтгомери. Мистер Митсвуд скомандовал ему:

— Внимание, поджигай!

Юнга чиркнул спичкой и поднес её к цели, видимой только ему одному. Конец шнура задымился и осветил стоящих зрителей, а через несколько секунд весь сад перед домом искрился и взрывался необычайно красивым фейерверком.

— Чудо, какое чудо! — шептала Джейн.

— Ура! — вопили Александр и Сэмми. — Правда, здорово? Это все сделали мы с юнгой и мистером Бирроу!

— Здорово! — не скрывала своего восхищения Элен.

Взрослые тоже радовались. Они гудели в разноголосые рожки, размахивали серебристыми шариками на палочках и бросали вверх самовзрывающиеся хлопушки, которые засыпали всех разноцветным конфетти.

— Давно мы так не веселились, — говорил мистер Митсвуд, сидя за чашкой ароматного чая и греясь у камина, когда все закончилось.

Дети после праздничного ужина были отправлены наверх, в детскую. Элен и Джейн так устали за день, что как только их головы коснулись мягких подушек, они тотчас же уснули. Правда, Элен еще пыталась что-то рассказать матери, а под конец произнесла совсем сонным голосом:

— Мне так спать хочется, так хочется, что в глазах бабочки переливаются…

И она, не успев докончить фразы, громко засопела, что выражало у неё высшую степень усталости. О буйстве и необычности дня в этой сонной комнате теперь напоминали лишь наскоро сброшенные на стулья праздничные платья и скучающие под диванами башмачки.

Мальчики, наоборот, еще долго не могли угомониться, и их возбужденные и радостные голоса были слышны из кабинета мистера Митсвуда, где им постелили постели.

А взрослые, встретив Рождество шампанским и криками «ура!», затем искренне повеселились, подкладывая детям подарки и стараясь бесшумно ступать по лестнице. При этом не обошлось без шуточек мсье Жиля, хихиканья Вэллы, увещеваний миссис Митсвуд и её пикирования с Симоном.

…Наутро Элен нашла у себя на стульчике, рядом с кроватью, куклу с золотыми волосами, Джейн — кукольную премилую колясочку. А Александр и Сэмми — по маленькому паруснику, которые искусно сделал для них юнга.

— Это было лучшее Рождество в моей жизни! — сказала за завтраком Джейн.

Она сидела рядом с мсье Жилем и доверчиво смотрела на него.

— И мое — тоже! — ответил ей мсье Жиль. — Ведь я никогда не видел более хорошей девочки, чем ты! Не считая нашей милой Элен, разумеется.

 

Глава 13. Никаких сказок!

Прошло несколько дней рождественских каникул. Однажды, сидя в крохотной мастерской мамы Вэллы, Элен вдруг сказала:

— Так, все! Исполняется мне семь лет и никаких сказок больше!

— Почему? — удивилась мама Вэлла, зная, как дочка обожает сказки.

— Как почему? Ты что, хочешь, чтобы у меня вместо нужных вещей, например, арифметики, голова была занята всякой чепухой? — вопросом ответила ей Элен.

— А что, разве сказки — это чепуха? Ведь ты их так любишь! — опять удивилась Вэлла. Отложив кисть и развернувшись к Элен, она оставила картину, над которой работала.

— Ну… Не то, чтобы совсем уж так… — протянула Элен. — Но ведь волшебниц не бывает, и волшебников тоже. Так зачем мне сказки?

— Милая моя, ты здорова? — обеспокоенная не на шутку мама Вэлла села рядом с Элен и потрогала её лоб.

— Да со мной все нормально, мамочка, — ответила та. — Только вот после нашего праздника я все думаю, думаю… Ведь я всегда считала, что мсье Жиль делает настоящую волшебность руками, а мистер Пик сказал, что это просто фокусы. А потом вот еще: в сказке про Красную Шапочку ведь волк по-настоящему съел её и бабушку? А как же тогда их из волчьего живота вынули, помыли, что ли? Почему об этом в сказке не говорится?

— Но ведь это сказка, самое волшебное, самое чудное, что может быть, а может и не быть в твоей жизни, — спокойно объяснила мама Вэлла. — А разве наш рождественский праздник — это не сказка? А ваши подарки, ваши попугаи, фейерверк в саду?

— Но ведь это все сделали мы сами… — скучно протянула Элен.

— Ну и что! — возразила Вэлла. — Зато ты увидела, что сказку в своей жизни ты можешь сделать сама. Это и есть самое большое волшебство.

Здесь их разговор был прерван вошедшими в комнату мсье Жилем и Джейн, которые за прошедшие несколько дней окончательно подружились.

— Что есть самое большое волшебство? — усмехаясь и хитро глядя на Элен, спросил услыхавший конец разговора мсье Жиль.

Элен, взглянув на вошедших и ничего не сказав, поманила свою кузину рукой и вышла из комнаты.

— Что это у вас за секреты? — переспросил Вэллу мсье Жиль.

— Сказок, говорит, хватит, — усмехнулась Вэлла. — Настроение у неё такое серьезное, уже не просто ребенок, а взрослый человек: обо всем свои суждения, свое мнение. Воспитывать уже поздно, можно добавить лишь что-либо, да и то, только с помощью серьезных разговоров.

— Да… — только и сказал мсье Жиль. — Кстати, хотел расспросить у вас о вашей кузине, матери Джейн. Что от неё слышно?

— По-моему, она очень несчастна, — сказала Вэлла, — хотя и очень красива.

— Более полной информации я ни у кого не смог бы получить, — ответил благодарно мсье Жиль. — Пойду к нашим мисс, у нас, если не ошибаюсь, по графику развлечений идут танцы до упаду под старые пластинки мистера Кларка.

И он, галантно откланявшись, вышел из мастерской Вэллы, оставив её в недоумении, зачем ему понадобилось расспрашивать о Памелле.

Вечером, уставшие от нескончаемых танцев, игр с попугаями, шумного ужина и шуток папы Симона, девочки укладывались спать, когда Элен вдруг сказала маме Вэлле: «Нет, мамочка, ну какой у нас папа красавец, ну какой красавец! Как тебе повезло, что ты именно за него вышла замуж!»

Вэлла, спустившись в гостиную, не удержалась и рассказала всем о том, что думает Элен о папе Симоне. И весь вечер, развеселившийся мсье Жиль называл его не иначе, как «ну какой красавец».

А утром, когда папа Симон пришел будить девочек, Элен вдруг его спросила:

— Папа, а почему люди так рано встают утром?

— Наверное, хотят много успеть за день сделать.

— А… Хотят побыстрее прожить жизнь и умереть… — протянула Элен.

— Не знаю, дочь, — смутился папа Симон. — Мне такие вопросы в голову не приходили.

— Папа, — вдруг оживилась Элен — А ты можешь взять меня в цирк выступать? Я могу хула-хуп крутить на шее и руках сразу, вместе. Я научилась!

— Это несерьезный разговор! — ответил папа Симон. — Ты должна ходить в школу, жить устроенной жизнью, а жизнь циркача — это сплошные переезды и неудобства.

— Зато интересно! — вдруг добавила проснувшаяся Джейн. — Если вы возьмете Элен, то и меня не забудьте. Я хочу быть дрессировщицей или лечить зверей.

— Ну, с вами час от часу не легче! — ответил папа Симон, не успевший еще привыкнуть тому, что его дочь так повзрослела за последние полгода. — Хватит разговаривать, быстренько вставайте! Ведь сегодня, в день отъезда, нам нужно успеть еще уйму разных дел переделать!

Рождественские каникулы мсье Жиля и папы Симона заканчивались. С ними уезжала и мама Вэлла, чтобы дополнить свою выставку новыми работами. Элен и Джейн оставались на попечении миссис и мистера Митсвудов.

Как ни уговаривала Элен время не торопиться, но наступила минута прощания. Все высыпали на дорогу около ворот, ожидая автобус, который должен был отвезти Вэллу, Симона и мсье Жиля на железнодорожную станцию. Девочки стояли рядом со взрослыми. Элен держалась за руки Вэллы и Симона, пытаясь использовать их в качестве качелей, и не давала родителям стоять спокойно. Джейн держала руку мсье Жиля, и глаза у неё были очень грустные.

Но вот уже из-за угла показался небольшой автобус, вот он приближается все ближе и ближе… Из раскрывшейся двери выпорхнула элегантная женщина с небольшим чемоданчиком и, помахав рукой водителю, недоуменно уставилась на всех, стоящих рядом с открытой дверцей автобуса.

— Памелла, ты? — удивилась в свою очередь Вэлла. — Что же ты не предупредила нас о своем приезде?

— Добрый день всем! С прошедшим вас Рождеством! — щебетала Памелла, окруженная толпой родственников и визжащей от счастья Джейн, повисшей у неё на руках.

— Мы не поедем сегодня, мистер Райтон! — крикнула Вэлла водителю автобуса. — Скорей всего, это будет завтра! У нас — непредвиденные обстоятельства!

Мистер Райтон с пониманием улыбнулся, кивнул головой, и автобус тронулся, оставив путешественников с чемоданами на краю дороги.

Все зашли в дом. Вещи решено было не распаковывать, так как отъезд отложили лишь до утра. Памеллу замучили вопросами о её жизни в Чикаго. Джейн не отходила от неё ни на шаг, преданно заглядывая в глаза и не выпуская руки матери.

Затем были продемонстрированы: обновленная комната девочек, новые платья и игрушки Джейн, попугаи, подаренные на Рождество. Памелла была в восторге.

— Ах, — говорила она, — спасибо вам, милые Митсвуды! Я знала, что моей Джейн будет хорошо у вас, и я не ошиблась. Но всему приходит конец, — продолжила она. — Я забираю Джейн с собой. Мой быт устроен, и нечего опасаться, что дочке будет там неудобно.

— Ты вышла замуж? — осторожно спросила миссис Митсвуд.

— Ах, нет, — ответила Памелла. — Просто, неплохо зарабатываю. Я — театральный агент.

— Ты — театральный агент? — хором переспросили Вэлла и Симон.

— Слушай, — вдруг сказал Симон, — а если устроить гастроли нашего цирка в Чикаго?

— Это тяжело, — улыбнулась Памелла, — и почти невозможно.

— Для такой хорошенькой миссис, да еще с нашей поддержкой — нет ничего невозможного! — вдруг выпалил мсье Жиль. Он незаметно и тихо расположился в уютном кресле и наблюдал за Памеллой. — У меня уже созрел план в голове, — продолжал он. — Я, миссис Памелла и Джейн уезжаем в Чикаго и ведем деловые переговоры. А вы, милые Порксайды, тем временем руководите цирком.

Все оживились, и через некоторое время мистер Митсвуд, сидевший у себя в кабинете и проверявший счета за прошедший месяц, услышал шум, крики и смех, доносившиеся из гостиной. Он поспешил туда и увидел, что все гости и его родственники разместились за большим столом и весело о чем-то спорят, перекрикивая друг друга.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Дедушка, мы уезжаем в цирк! Будем там жить! — выпалила Элен.

— Ты шутишь? — мистер Митсвуд обвел всех удивленным взглядом. — А как же мы с бабушкой?

— А мы недолго, только пока мсье Жиль будет жить в Чикаго у тети Памеллы, — тараторила Элен, не замечая, как расстроили её слова мистера Митсвуда.

— Вы что, в самом деле надумали такое? — переспросил он после паузы.

— Видите ли, мистер Митсвуд, — вступил в разговор мсье Жиль, — кто сказал «а», тот должен сказать «б». И раз уж вы отпустили Симона, вам придется отпустить и Вэллу. Но обещаю вам, что это будет лишь на время моего отсутствия.

— Не знаю, сколько вы будете отсутствовать, но Элен я не отдам ни в коем случае! — воинственно сказала миссис Митсвуд. — Она останется с нами!

— Подождите, что-то я не понимаю, — удивилась Памелла, — Вы уже все решили, не спросив меня? Может быть, я не хочу брать в Чикаго мсье Жиля?

При этом она так глянула на мсье Жиля, что все поняли: хочет Памелла как раз обратного. Мсье Жиль улыбнулся и сказал:

— А мне кажется, что мы славно с вами сработаемся, Памелла!

 

Глава 14. И в заключение…

…На следующее утро автобус увозил от Митсвудов всю шумную компанию. Даже Глэдис надели поводок для порядка и погрузили вместе с чемоданами на заднее сиденье.

У дороги остались стоять одинокие миссис и мистер Митсвуд.

— Вот и все, вот и уехала наша милая Элен, — промокая влажные глаза, сказала миссис Митсвуд.

— Будем надеяться, что она скоро вернется к нам, и что эта разлука не навсегда, — бодро ответил ей мистер Митсвуд. — Ведь надо надеяться, надеяться даже тогда, когда кажется, что впереди одна темнота.

…Словно в утешенье им, на горизонте появилось солнце. Оно ярко сияло над морем, освещая тусклый день и вселяя надежду на лучшее. Ведь Элен еще вернется к своим дедушке и бабушке. Правда, перед этим она переживет много приключений и попутешествует по миру, будет работать в цирке, сниматься в кино, дружить со многими интересными и добрыми людьми…

Это только начало интересного и хорошего, что ожидает её в жизни…

Но это все будет потом.

А пока…

Пока милая Элен долго машет рукой из окна автобуса своим дедушке и бабушке.

 

Волшебная купальница

Раньше Софка жила с мамой в городе. Но мама заболела. Лекарства стоили целую кучу денег. Пришлось продать квартиру. А мама всё равно не выздоровела.

Бабушка забрала внучку к себе в деревню. В первое время маленькая Софка тосковала по маме, просыпалась по ночам и плакала. Бабушка вздыхала:

— На солнышке тепло — возле мамы легко.

Садилась рядом с внучкиной кроватки, включала лампу, надевала очки. Вынимала нескончаемое вязание и рассказывала сказки. Она их знала великое множество.

* * *

Софка уже привыкла к жизни в деревне. Тут чистый лесной воздух и тишина. Идёшь в лесу или в поле, и отовсюду слышится бульканье бьющих из земли родничков. Родники прозрачные и студёные даже в самую жару.

Бабушка и Софка держат огород и козу Масю. Бабушка ходит на дачи и продаёт домашнее маслице.

Его очень просто делать. С молока осторожно снимают ложкой густой верхний слой. Когда сливок наберётся полная баночка, его сбивают.

Софка смотрит мультики по телевизору и покачивает банку туда-сюда, туда-сюда. Как будто куклу баюкает. На дне миски появляется кисло-сладкий жёлтенький кружок. На хлеб намажешь — вкуснотища!

Бабушка возвращается с дач довольная: «Наше масло прямо с руками рвут!»

С руками рвут и первые витамины с бабушкиного огорода. Сладкую морковку, кудрявую петрушку, тугие и сочные пёрышки лука.

Загорелые ножки Софки без устали носятся по огороду с утра до вечера. Овощи очень не любят сорняков и вредных насекомых. Зато любят, чтобы земля была рыхлая, а водичка — тёплая и мягкая, из дождевой бочки.

Бабушка ласково называет внучку маленькой хозяюшкой.

* * *

В последнее время бабушка прихварывает. Стонет:

— Ой, внучка, правду говорят: здоровым быть — богатым быть. Потеряла я своё богатство.

Ничего не кушает, хотя Софка умеет готовить — пальчики оближешь. Когда мама заболела, девочка сидела рядом с больной и листала толстую потрёпанную «Книгу о вкусной и здоровой пище». Там было много больших ярких картинок. Голодная Софка рассматривала накрытые столы, нарядные, как цветочные клумбы, и глотала слюнки.

А однажды прочитала: «КА-ША». Внимательно прочитала рецепт. Нашла в шкафу крупу, в холодильнике молоко и сварила, и покормила маму. А потом научилась готовить много другой вкусной и здоровой пищи. Если, конечно, в холодильнике и шкафу были продукты.

Ещё у мамы была книжка «Азбука кройки и шитья». Софка, пока сидела у маминой постели, вышила в квартире все салфетки, полотенца и даже носовые платки. А если бы потолки, стены и двери были льняные или шёлковые, и их вышила бы весёлыми нарядными узорами.

* * *

Переделав все дела в доме и огороде, Софка со всех ног неслась за дом. Там на днях в тенистом углу сада расцвела купальница.

Представьте себе пышный куст, усыпанный цветами так, что листьев не видно. Цветы тугие, нежные, круглые и золотые, как солнышки.

* * *

— Привет, купальнички! — издалека кричала Софка. Те качали в ответ тяжёленькими головками, роняя в траву росу пополам с душистым жёлтым маслом: «Привет, Софка!»

А сегодня девочка обнаружила за домиком страшный беспорядок. Прекрасный куст увял. Ощипанные бутоны поникли, некоторые валялись на земле. Лепестки, как потускневшие золотые монетки, были втоптаны в грязь.

Слёзы брызнули из глаз Софка. И тут… на её плечо опустилась тёплая женская рука.

Как ни вглядывалась девочка, она не могла разглядеть, во что одета незнакомка. Мелькало что-то нежное, полупрозрачное: лиловое… Нет, розовое… Да нет же, золотое с дымчатым… Платье слепило глаза, переливалось, как цвета радуги!

— Привет, Софка! Кто тебя обидел, маленькая хозяюшка? Я ведь знаю, как с любовью ты ухаживаешь за больной бабушкой, как день-деньской хлопочешь по дому…

Тут красавица увидела голый, ощипанный куст:

— Постой! Да это же мои человечки Зелёные Крошки. Они любят лакомиться вареньем из лепестков купальницы. Пришло время сбора урожая. В своих пещерках Зелёные Крошки наварили лепестков с мёдом и нектаром и на радостях закатили пир. Они прыгали с цветка на цветок. Они пищали и кривлялись! Воображаю, как они безобразничали! Кавалеры качали своих дам в лепестках купальницы, как в гамаках. А потом наполняли свои мохнатые ладошки душистым вареньем и пили за моё здоровье, забыв, что губят мой любимый цветок…

— Ты Фея Купальница?! — недоверчиво спросила девочка.

…— Ой, Софка, Софка, — сказала укоризненно Фея Купальница ворчливым бабушкиным голосом. — Выдумщица. Совсем заболела моими сказками. — Рядом стояла бабушка. Она услышала про разорённый куст купальницы и, опираясь на палку, пришла в огород.

— Знаю я этих Зелёных Крошек, кротов и землероек. Промышляют червей и подкапывают корешки. Ты вот что, милая. Поищи в сарае ловушку. Её ещё дедушка мастерил. Поймаешь мышь — вот и завтрак коту. Кошке — игрушки, мышке — слёзки…

* * *

На следующее утро в ловушке бегала тощая мышь с длинной волосатой мордочкой-хоботком. Софка обратилась к дремавшему на крыльце котёнку:

— Что, котик, хочешь кушать? Сейчас, мой хороший. А если мышка окажется тебе не по вкусу, тогда просто с ней поиграешь.

Софка вовсе не собиралась скармливать коту зверька. Она хотела хорошенько его напугать и отнести подальше от сада. Мышка засуетилась пуще прежнего. Котёнок привстал на задние лапки и с любопытством заглянул в ловушку. И вдруг… оттуда вырвался отчаянный писк:

— Девочка, чего тебе от меня надо?! Пожалей меня, девочка! Ты такая молодая и красивая… Я тоже красивая и молодая, но глупая!

Нет, точно бы бабушка всплеснула руками: «Господи Боже, люди добрые! Моя бедная внучка тронулась умом. Видно, я ей сказок лишку рассказала. Разговаривает то сама с собой, то с мышью».

От неожиданности Софка выронила ловушку, а мышка действительно едва не угодила в лапы котёнка. Но в последний миг девочка успела подхватить говорящего зверька и удивлённо принялась разглядывать его. Тот щекотно цеплялся коготками за её руку и плаксиво ныл:

— Ой, ну зачем я поселилась в вашем саду? У вас разве что дождевым червяком разживёшься! Ой, а как я жила у вашей соседки! Её грядки просто кишели вкусностями. Там ползали жирные сочные слизни, и лежали тающие во рту личинки. Там бегали кисленькие, как карамельки, муравьи. Там паслись тучные стада жуков, которыми хрустишь как семечками. Ой, зачем я позарилась на купальницу, спутав её со сладким корешком осоки? Ой-ой, девочка, спаси меня от кота!

Мышка просительно сложила розовые лапки и горестно заорала:

— Девочка, не надо! Я всё сделаю, всё! Всё, что ты пожелаешь. Ведь я волшебница!

* * *

Софка поступила так, как советовал школьный психолог. Она сделала десять глубоких вдохов и выдохов. Сосчитала до ста и обратно. Мышка продолжала назойливо жаловаться и ныть на человеческом языке.

— А ты, правда, всё можешь, мышка?

— Я не мышь, а землеройка.

— Здорово! Меня зовут Софка. А тебя?

— Я Худышка. Нынче модно быть тощей, и я сижу на диете. Но немедленно выпусти меня из ловушки. Я из рода знатных землероек и не собираюсь вести беседу в какой- то ло-вуш-ке, — спесиво потребовала землеройка. Освободившись, она вскарабкалась на плечо девочки и, щекоча усиками, забормотала в самое ухо:

— Видишь, у тебя уцелел один корешок купальницы? Осторожно выкопай его, не повредив корней. Поставь в горшочке на окне. Не забудь обильно полить. Через день распустится множество цветков. Среди них будет четыре волшебных. На рассвете, когда бутон напьётся росой, сорви его. Загадай желание и стряхни росинку-золотинку на землю.

И желание вмиг исполнится. Зелёные Крошки любят пить росу пополам с душистым маслом купальницы. Но, если ты забудешь произнести скороговорку, Зелёные Крошки очень обидятся и навредят. И твоя добрая мечта (а она у тебя обязательно добрая, я знаю) превратится в злую.

— Но, Худышка, как я найду волшебные бутоны?

— А вот как. Возьми старую бабушкину иглу и проткни по очереди все цветы. На четырёх из них выступят алые капельки крови.

И землеройка юркнула в траву.

* * *

Софка быстренько сбегала за лопатой. Пересадила уцелевший кустик в глиняный горшок, полила тёплой водичкой. На следующее утро он густо покрылся бутонами. Скоро бабушкина иголка заработала над цветами. И правда, с четырёх капнула кровь!

Софка прямо с ума сошла от радости. Она принялась прыгать и напевать, отбивая ритм босой ножкой:

— Какая радость! У меня есть четыре волшебных, волшебных цветка! У меня много желаний, и я выполню из них — четыре! Самых заветных, самых-самых!

Из-за печи послышался жалобный голос, прерываемый кашлем:

— Внучка, я только задремала… А ты распрыгалась, как наша коза Мася.

Софка покраснела: вот бессовестная, про бабушку забыла! Она и бросилась к горшку с волшебной купальницей. Сорвала бутон, стряхнула росинку-золотинку:

— Пусть бабушка скорее выздоравливает!

Тотчас стоны и кашель за печкой утихли. Донеслось деловитое кряхтение. Слышно было, как бабушкины шлёпанцы протопали в кухню. Скоро там сердито загремели кастрюли. Бабушка, не встававшая с постели месяц, бабушка, о здоровье которой учтиво справлялся городской гробовщик, летала по кухне, как птичка!

* * *

Едва Софка опомнилась от радости, в дверь осторожно постучали.

Это была молодая соседка Аня по прозвищу Хромоножка. Находились глупые и злые люди, которые ею пугали в округе детей. И даже за спиной называли ведьмой. А всё из-за того, что в детстве болезнь иссушила её ноги в прутики и скрутила в тугой узел. Аня Хромоножка заглянула, чтобы попросить на часок мутовку для взбивания яиц.

Софка, таинственно улыбаясь, усадила её на лавку. И будто бы пошла в чулан искать мутовку. Сама же в это время без колебаний сорвала второй бутончик: «Пускай Аня Хромоножка станет красавицей… Ну, просто здоровой симпатичной девушкой!» Стряхнула росинку-золотинку и шёпотом позвала в гости Зелёных Крошек.

Теперь на кусте оставалось два волшебных цветка. Зато на лавке сидела совсем другая девушка: хорошенькая, глаз не отвести! Ножки длинные и стройные, Аня испуганно и стыдливо натягивала на них юбку. Со смехом Софка поднесла ей зеркало. Та взглянула на своё отражение в зеркале и схватилась за голову:

— Верно, и впрямь я колдунья, как про меня говорят!

Она всё порывалась плюнуть в зеркало и даже разбить его. Только через час Софка удалось убедить девушку, что это она, Аня, собственной персоной. И никакая уже не Хромоножка, и ничего удивительного тут нет: с кем не бывает!

* * *

Утром Софка рассказала бабушке про чудесную купальницу. Бабушка слушала, всплёскивая руками. А под конец укоризненно сказала:

— Внучка, ты потратила уже два лепестка, а о нашей маме — забыла!

— Да, бабушка, я очень хочу, чтобы мамочка вернулась и снова стала жить с нами!

— У тебя одно на уме, тараторка! — рассердилась бабушка. — Не спеши языком, спеши делом. И я мечтаю обнять свою доченьку, но грех о таком думать. Нам бы с тобой посмотреть, как ей живётся на том свете? Хоть одним глазком.

— Можно и двумя, — буркнула Софка. Вытерла слезы и пошла к горшку с купальницей. Бабушка включила старенький телевизор и уселась перед ним серьёзная, деловитая, строго сложив руки на коленях.

Дикторша, передающая новости, исчезла. Пошли помехи, и на экране вдруг показалась… преисподняя. В огромных закопчённых котлах и на чугунных сковородках вопили грешники, но мохнатые юркие бесенята продолжали подкидывать дрова в адский огонь.

— О Господи! — охнула и закрестилась бабушка. Но тут перед ними открылась совсем другая картина.

— Смотри, смотри, — зашептала бабушка, толкая Софку в бок. — Вот он, рай небесный. Ой, ой, великолепие! Век бы глядела да радовалась…

— Бабушка, смотри! Это мама, мамочка моя, видишь?

Мама сидела на пышном белом островке, похожем на пирожное «безе». Перед ней текла душистая оранжевая речка из апельсинового сока. Даже в комнате запахло апельсинами, в носу защекотало. Над её головой порхал ангелочек, держа поднос с фруктами и сладостями. Но мама не обращала внимания на еду и грустно шептала:

— Как там живёт моя маленькая доченька?

Бабушка обняла сироту, и обе расплакались.

* * *

Прошла неделя. У бабушки с внучкой оставался ещё один цветок «на всякий случай». А в кухонном шкафу закончились крупа и макароны. Из холодильника давно выветрился запах мяса и рыбы. Бабушка попросила Софку:

— Внучка, милая. Сходи в лес, черника поспела. Вечером поедим ягоды с молоком.

Софка весь день ползала по полянам. Вернулась вечером с полным лукошком, с синими черничными ладошками.

В доме она сразу почувствовала неладное. Бабушка лежала на печи с полотенцем на голове и громко стонала. Увидев Софку, она страшно раскашлялась и только слабо махнула рукой.

— Внученька, милая… — говорила она, задыхаясь через каждое слово. — Сейчас всё расскажу. Как ты ушла, я подумала… А что, если последний цветок… исполнит такое желание? Чтобы у нас каждый день была еда… Немного колбасы… Сахарница бы всегда была полна сахаром, а банки — крупой… Я сорвала цветок, а…

— А стряхнуть росинку-золотинку забыла, и Зелёные Крошки рассердились? — печально закончила Софка. Она согрела в кружке остатки молока, опустила туда последний кусочек сливочного масла.

Бабушка, прихлёбывая, рассказала, какие ужасные и непоправимые последствия произошли по её вине.

Первое: она заболела пуще прежнего. Наверно, жить на этом свете ей осталось совсем немного. Приходил гробовщик: будто навестить — а сам, конечно, незаметно снял с неё мерку!

Второе: что приключилось с Аней Хромоножкой! Мало того, что она снова охромела, так всё её тело выгнуло колесом. На спине вырос огромный горб. Бедняжка ещё и окривела: ходит по деревне, мигая единственным глазом. Даже собаки от неё разбегаются по подворотням, воя и поджимая хвосты.

И третье, рыдая, едва выговорила бабушка: бедная мама свалилась с пирожного «безе» прямо в преисподнюю. Правда, бесенята её пожалели. Разрешили просто сидеть у котлов, помешивая адские головёшки. Но каково ей там, такой нежной и доброй?

А последнее скромное желание бабушки… В их холодильнике пусто, не осталось ни ломтика сыра, ни капли сметаны! Коза Мася совсем сдурела. Сорвалась с привязи и убежала вместе с колышком в лес. А, не дай Бог, встретится волк?!

Что, что теперь будет с бедными бабушкой и её внучкой?

* * *

Наступила ночь. Бабушка долго ворочалась, кашляла и ругала сама себя. Наконец, с печки раздалось похрапывание. И Софка уснула. На заре открыла глаза: рядом лежал золотой конвертик, заклеенный лепестками купальницы. Внутри на гладком, как атлас, листке — письмо.

«Привет, милая Софка!

Я уже обо всём знаю и страшно огорчена. Слушай внимательно: насколько далеко- настолько близко, находится королевство. На самом краю королевства есть Тухлое Болотце. Там растёт золотая купальница. Все её цветки волшебные!

Если найдётся храбрый юноша, который добудет цветок, ты исправишь все дела. Как найти королевство, тебе подскажет твоя старая знакомая — землеройка Худышка.

Удачного пути! Дорога поведёт — язык приведёт.

P.S. О бабушке не беспокойся — я позабочусь о ней…»

Письмо вспыхнуло всеми цветами радуги, ослепив Софку и заставив её зажмуриться… Девочка открыла глаза: это сверкало утреннее солнце. Никакого письма рядом не было. Взглянула на ладошки: они были разноцветные, с лиловым оттенком.

Но это могла быть черника.

* * *

— Худышка! Худышка!

Напрасно. Вот уже добрых два часа кричит Софка в дальнем углу сада, а землеройка не появляется.

…— Не глухая, не ори, горе луковое. — Оказывается, Худышка давно сидела у её босой ноги и чистила мордочку и лапки. — Я всё знаю. Знаю, где королевство. Знаю Тухлое болотце, где растёт купальница. Ведь я из рода волшебных землероек. Иди, надень свою самую тёплую курточку, самые крепкие джинсы и кроссовки. Ты будешь слушать мои указания. Только обещай, что будешь делить со мной в пути кров и пищу.

— Я бы рада отдать тебе самую вкусную на свете еду, но холодильник пуст. О какой пище ты говоришь?

— Вот об этой, — Худышка кивнула на примятую траву. Там на листе лопуха неизвестно откуда взялся бутерброд — свежий пышный ломоть хлеба с толстым слоем масла и кольцом сочной колбасы наверху.

Софка рассмеялась, вертя в руках бутерброд:

— Мы проглотим твой хлеб за одну минуту!

— А ну, откуси, — хитро прищурилась Худышка.

Софка немножко откусила и стала с удовольствием жевать. Когда она разохотилась отхватить ещё порцию, то увидела, что бутерброд остался… тех же размеров!

Она снова откусила — тут же «доросли» и хлеб, и масло, и колбаса.

Третий хороший укус — бутерброд не думал уменьшаться.

— Вкусно? Ешь, ешь, — смеялась Худышка. — Это же нескончаемый бутерброд.

На следующее утро Софка прощалась с бабушкой. Нескончаемый бутерброд она разломила пополам (причём оба куска тут же стремительно выросли до прежних размеров), и один оставила бабушке. Они обнялись, заплакали, но Худышка торопила девочку.

Долго бабушка смотрела из окна на свою внучку, уходящую за чёрной бегущей точкой.

* * *

Путники шли дни, недели, даже, может быть, месяцы — Софка не помнила. И спросить не у кого: людные места они обходили. Худышка побаивалась котов, а девочка — лихих людей.

Землеройка без устали бежала вперёд, Софка едва поспевала за ним. Пролезала сквозь кусты, валежник, пробиралась через ручьи и пригорки. Вечером они ужинали своим, признаться, надоевшим бутербродом, запивая его студёной водой из родников.

Девочка всегда отламывала добрый кусок и делилась с Худышкой. Ложась спать, укладывала её в свой шерстяной носок. Вот уж не думала девочка, что землеройка, казавшаяся поначалу противной брюзгой, окажется таким милым зверьком.

Если девочка грустила, Худышка веселила её. Она маршировала, размахивая крошечными лапками, и забавно пищала:

— Бревно берёт пила, дорогу — ходьба!

Она разыгрывала сценки, как Фея кормит бабушку супом из лепестков купальницы. А бабушка плюёт в платок и жалуется: «Ей-богу! Отравишь меня совсем!»

Или как бесенята играют в карты, а потом яростно спорят, чья очередь подбрасывать дрова в адский огонь.

Это было, наверно, смешно, но Софка всё равно плакала. Тогда Худышка плакала за компанию. Ведь всем известно, что если с тобой плачет друг, то горе делится пополам.

* * *

Однажды на рассвете Софка умывалась из чистой дождевой лужицы. Она загляделась на своё дрожащее водяное отражение. Ветер завил волосы в тугие кудряшки, а солнце позолотило их. Лицо похудело, глаза стали темнее и печальнее. А у кончиков губ она заметила складку-морщинку… Или ей показалось?

Вдруг ей стало страшно. Что, если они с землеройкой будут идти, идти, и Софка уже превратится в старуху, и землеройка давно умрёт, а она, старая Софка, будет идти, сама уже не помня, куда идёт, зачем…

Подойдя к завтракающей землеройке, она, как бы между прочим, поинтересовалась:

— Худышка, милая. Мы всё идём, а королевства что-то не видно.

— По королевству мы идём давно. Взгляни на ту аллейку.

Софка прочитала слова на стрелке-указателе, прячущейся среди пушистых голубых ёлочек: «Посёлок Королево». Слово «посёлок» было замазано краской. А перед последней буквой дописаны сверху три буквы «СТВ». Всё вместе читалось «КОРОЛЕВСТВО». Это выглядело довольно странно.

— А вот перед нами то, что нам нужно, — продолжала землеройка.

Софка обернулась и ахнула.

Утренний туман рассеивался. На глазах обретал очертания огромный дворец из разноцветного кирпича, с башенками и зубчатыми стенами. С востока стены золотили лучи, а с запада окутывали густо-молочные клубы тумана. Через ров был перекинут изящный кружевной мостик на цепях.

Как это было красиво!

А Худышка уже озабоченно дёргала и теребила джинсы Софки.

— Теперь думай сама, как быть дальше. Юноша, которого ты ищешь, живёт в этом дворце. Он знает, как найти волшебную купальницу. Постарайся проникнуть во дворец и попасться какому-нибудь доброму человеку на глаза. Не будь недотёпой, не стесняйся спрашивать — по губам не шлёпнут. А я… Я отлично проведу время здесь. Тут много учтивых джентльменов о четырёх лапах, — и землеройка, хихикнув, нырнула в траву.

— Постой, Худышка! Куда мне идти? Что делать? Я ничегошеньки не знаю, — взмолилась Софка. Она принялась раздвигать траву в том месте, где исчезла землеройка.

— «Не знаю», «не знаю»… — Худышка сердито высунулась из клумбы. — Вот привязалась. Куда овца, туда и хвост. Иди во дворец, наймись кем-нибудь… Судомойкой, прачкой — что ты умеешь делать? Боюсь, ничего, как все современные девицы. И не мешай мне, пожалуйста. Видишь, я завязываю знакомства. Чует моё сердце, бешеный успех мне обеспечен. Привет!

* * *

Софка нерешительно двинулась в сторону дворца. Из будки выглянул охранник в камуфляже. Софка несла лукошко, и он принял её за девочку-зеленщицу.

— Что же ты так поздно несёшь зелень к завтраку? — упрекнул её охранник. — Тебя заждались на кухне.

Ажурные ворота сами собой бесшумно раздвинулись. Девочка медленно двинулась вдоль длинной кирпичной стены. То тут, то там встречались низенькие железные дверцы. Из одной вышел человек с метлой и начал мести дорожку, выложенную разноцветными стеклянными камушками. За другой дверцей скрылся старик, который поливал из шланга клумбы.

Софка приоткрыла наугад одну из дверей. По истёртым каменным ступеням, круто уходящим вниз, спустилась в подвал. Здесь обнаружила ещё одну дверь. Набралась духу и толкнула её.

Это оказалась кухня. Мимо Софки стремительно проносились распаренные женщины, задевая её мокрыми горячими локтями и жирными подносами.

Раскалённая докрасна плита, клубы пара, оглушительное звяканье ложек и ножей, звон тазов, шум бьющих из крана струй воды, крики и хохот женщин — всё это оглушило Софки.

Кто-то пребольно ударил её в бок грудой тарелок и заверещал:

— Чего путаешься под ногами, здесь люди работают!

Это кричала низенькая женщина в белом переднике.

— Кто тебя сюда впустил? Видишь табличку: «Посторонним вход строго запрещён»?

Видя, что Софка совсем растерялась, она уже добрым голосом добавила:

— А то все бегают, ненароком ошпарят. Я-то тебя не больно ударила?

Тут она кого-то увидела за спиной девочки и подобострастно сказала этому «кому-то»:

— Господин Повар, вот девчонка тут. Не знаю, как сюда попала. Я ей говорю: «Антисанитария». А я, господин Повар, ни в чём не виновата.

Софка обернулась: позади стоял толстый дядька в высоком колпаке и белом халате. Он равнодушно взглянул на неё:

— Иди, иди, девочка, куда шла. Не мешай нам. Королева сердится: десерт снова не пришёлся ей по вкусу. Хотя зачем я тебе это говорю? Всё равно ты не поможешь.

— Напротив! — воскликнула Софка. — Я постараюсь приготовить десерт так, что он понравится Королеве. Ещё я могу готовить бифштексы. Они так и называются: «королевские».

— Правда? — оживился повар. — Отчего бы не рискнуть, а? Марш мыть руки с мылом. Передник на гвозде, а необходимые продукты в холодильнике. До ужина осталось полчаса.

* * *

Лучше всего Софке удавался воздушный яблочный пирог.

Яблоки запечь, протереть, в пюре добавить сахар и ваниль… Яичные белки взбить высоко и крепко, чтобы не падали с перевёрнутой ложки. Так… Щедро смазать сливочным маслом. Подрумянить в духовке, обсыпать сахарной пудрой. И подавать в горячем, непременно горячем виде. Ой, тает во рту!

Пирог украсим по бокам цветочками. Растопленный шоколад уже взбит со сливками, смешан с нарубленным орехом. Из всего этого слепим фирменные цветочки-купальницы.

В общем, пирог получился на славу. Стряпуха взглянула, ахнула и побежала за Поваром. Тот отведал, зажмурился и от души чмокнул Софку в щёчку.

— Надеюсь, — сказал он, — Королева не будет сегодня швырять в меня тарелками.

— Ой, я тоже надеюсь.

* * *

Королева и Принц сидели в столовой в ожидании обеда. Королева сидела очень прямо. Она держала в правой руке один из 12 серебряных ножиков, а в левой — одну из 24 вилочек. Принц скучал и рисовал на салфетке рыцарей, кресты и скелетиков.

Затем рассеянно начал ковырять вилкой норки в ломтиках батона. Вдруг он вспомнил, как вчера с адвокатской дочкой катались на лошадях в парке. Она лукаво сказала: «Знаете, Принц, кое-кто приглашает вас на свидание!»

Он сделал недоумённое лицо. Тогда она поцеловала его в щеку и, стегнув лошадь, умчалась. Да, девица необыкновенно мила! Зато её отец — просто дьявол в образе человека. Какое у него бывает потешное лицо, когда он ругает дочку за шалости. Похоже на дряблый баклажанчик на тонкой шее-хвостике.

Принц прыснул, вспомнив, как сердито трясся баклажанчик на весёлую дочку.

— Принц, — холодно сказала Королева, — ведите себя за столом прилично.

«А какая фигурка у адвокатской дочки, — продолжал вспоминать Принц. — Наверно, не слезает с диет». Он вспомнил, как её стройные ножки выглядывают из кружевных панталончиков во время урока бальных танцев. И, забывшись, вдохновенно взмахнул ножом, отчего Королева вздрогнула.

— Принц, сколько вам говорить…

Тут внесли бифштексы. Королева прямо задрожала от нетерпения, так что с её носа посыпалась пудра. Она подхватила вилкой большой кусок мяса.

— О! Недурно!

Тарелка вмиг опустела, и Королеве поднесли вторую.

— Даже хорошо!

После третьей:

— Даже отлично!

* * *

Когда на огромном блюде не осталось ни куска, Королева томно откинулась на спинку стула и воскликнула:

— Впервые в жизни ела такой чудный бифштекс. Уж точно не вы его приготовили, — это была шпилька в адрес Повара.

— Ваша правда, — поклонился Повар. Бифштексы приготовила молодая повариха — она только поступила на работу.

Когда внесли воздушный яблочный пирог, королева ребячливо, в восторге захлопала в ладоши.

— Принц! Взгляните на это произведение искусства. В нашей кухне появился заграничный кондитер?

— Уверен, — сказал Принц с постным лицом, — что его приготовила девушка-поварёнок, чьим бифштексом вы были очарованы.

— Невероятно! У девицы золотые руки! Только у варвара, — с этими словами королева вынула серебряной лопаточкой порядочный кусок пирога, — только у варвара поднимется рука разрушить это кулинарное чудо… Покажите же мне эту мастерицу.

* * *

Послышались лёгкие шажки. Кто-то остановился по ту сторону двери, унимая дыхание. И вот вошла она — Софка.

Принц украдкой разглядывал вошедшую. Он ожидал увидеть толстощёкую румяную деваху, откормившуюся в кухне. А тут стояла юная девушка, и такая миленькая. Кружевной передник ладно сидел на ней, и лёгкие быстрые ноги в простеньких кухонных тапочках… Далеко было до них нарядным ножкам адвокатской дочки.

— Мы довольны твоей работой, голубушка.

— Благодарю вас, Королева.

— Ты скромна — это похвально. Мне бы хотелось тебя по-королевски наградить. Убери пока со стола, а я поищу что-нибудь подходящее.

Софка, убирая в поднос грязную посуду, мечтала, чтобы ей подарили кроссовки: старые совсем прохудились.

— Придумала! — воскликнула Королева. — Я подарю тебе пуговицу со своей сорочки. Сейчас схожу в спальню.

* * *

— Пуговица? — разочарованно пожала плечами Софка. — Что я с ней буду делать?

— Как что?! — Принц был оскорблён, больше не за Королеву, а за себя. Эта миловидная простолюдинка даже не посмотрела в его сторону. Хотя он-то глаз с неё не сводил! Как будто Принц был нуль.

— Это неслыханная честь — иметь пуговицу с нижнего королевского белья. Однажды матушка подарила пуговицу прачке, когда та удачно накрахмалила её бальную юбку. Так вот, прачка вдела эту пуговицу в цепочку и носила всю жизнь, не снимая. А когда умирала, попросила, чтобы в гроб положили пуговицу. Одну только пуговицу, и больше ничего.

— Ну, уж этого я точно делать не буду! — заверила Софка. — А вы матушке своей передайте, чтобы она всем пуговицы не раздаривала. Застёгиваться нечем будет.

— Да как ты смеешь?! — возмутился Принц. — Дикарка! За такие слова… Знаешь ли ты, что мой прапрапрадед триста тридцать три человека повесил и ещё стольким же отрубил головы?

— Это не делает чести вашему прапрапрадеду. Думаю, у него просто не было хорошего невропатолога. И, пожалуйста, не тыкайте. Мы с вами малознакомы, почти не знакомы. Я же не говорю вам «ты».

* * *

Тут вплыла Королева, неся пуговицу в вытянутых пальцах. Это была простая белая пластмассовая пуговичка.

— Носи на вечную память, — она промокнула платком глаза и размазала тушь.

— Спасибо, Королева, — серьёзно сказала Софка.

— Послушай, дорогая, — доверительно сказала Королева, отводя её в сторонку. — Что сегодня будет на ужин?

— Господин Повар собирается подать бульон с булочками, язык под белым сосусом, — пересчитала по пальчикам Софка. — И, на сладкое, ореховые корзиночки с ягодами.

— Язык? Под соусом? Нет, милочка, пусть это снова будут бифштексы… Много-много огненных сочных бифштексов! И воздушный яблочный пирог! И чтобы непременно с этими цветочками… Как ты их назвала: купальницы? Я сейчас распоряжусь на кухне.

* * *

Королева выплыла из столовой. Софка нагрузила поднос посудой и тоже направилась к двери. Но Принц преградил ей путь:

— Вы снова хотите принести на ужин эту бурду?

— Да, а что? — Софка незаметно улыбнулась: ведь Принц начал-таки говорить ей «вы»!

— Да потому что ваше кулинарное творение — че-пу-ха.

— Попробуйте сами приготовить такую че-пу-ху. Увидите, что это не просто.

— Не собираюсь становиться стряпухой.

Софка обиделась. Она перехватила тяжёлый поднос и попыталась обойти Принца. Но — вот несчастье! — случайно задела подносом дверной косяк. По полу со звоном разлетелись сервизные тарелки и чашки, а хрустальные бокалы брызнули дождём.

— Что я наделала?! — Софка торопливо принялась собирать уцелевшую посуду. Принц нехотя стал помогать ей.

«А в кухне ещё говорили, что Принц прекрасный молодой человек. Вот, убедилась в его „прекрасности“!» — думала расстроенная Софка.

Так они ползали по полу, собирая осколки, складывая их в поднос. И не замечали, как прикасаются их руки, порой стукаются лбы. А когда заметили, то оба сначала удивились, а потом рассердились. Оба с негодованием вскочили и даже одновременно сердито топнули ногами.

— Принц, обойдусь без вашей помощи!

— А я не нуждаюсь в вашем на то разрешении!

* * *

И не миновать бы новой ссоры, если бы не вошла сияющая Королева:

— Я приказала повару, и на ужин будут снова бифштексы и пирог с купальницами. Правда, пришлось поспорить с доктором…

Тут под каблуком королевской туфли со звоном хрустнула чашка. Королева на всякий случай взвизгнула. Потом осторожно приподняла краешек юбки и с опаской глянула вниз.

— Кто уронил поднос, мой любимый золотой поднос?! Кто разбил мой сервиз, мой любимый фарфоровый сервиз?!

— Это я, матушка!

— Это я, Королева!

— Гм. Очень странно, что вы оба ухитрились разбить посуду. Но я буду справедлива. Вы, Принц, не получите сладкого на ужин. А ты, девочка, будешь лишена месячной зарплаты. Нет, лучше двухмесячной — сервиз-то мой любимый!.. Вы, кажется, из-за чего-то повздорили, — заметила Королева. — Вы, Принц, уступили бы ей как девочке. А ты, девочка, уважай Принца — он же будущий король. Когда был жив мой супруг, мы всегда уступали друг другу. И у нас никогда — подчёркиваю: никогда — не было ссор.

— Но, матушка, — изумился Принц. — Это же страшно несправедливо. Сладкое на обед — и месячная зарплата.

— Двухмесячная, — спокойно поправила Королева.

А Софки уже не было в столовой. Бедняжка неслась прочь с подносом, полным хрустальных и фарфоровых осколков. Она кусала губы, не в силах сдержать сердитых слёз.

* * *

В кухне Софка смерчем пронеслась мимо кухарок, проводивших её удивлёнными взглядами. В своей комнатке упала на кровать и горько заплакала.

Через минуту скрипнула дверь. Тяжело и мягко протопали шаги. Чья-то большая тёплая рука погладила Софку по голове.

— Ну, ну… Наш поварёнок с золотыми руками о чём-то горюет. Что с тобой, мастерица?

Как ни старался повар заглянуть в её зарёванное лицо, Софка только глубже зарывалась в подушку.

— Ну, ну… Ты должна радоваться: не каждому выпадает честь работать на королевской кухне. А ты плачешь: о чём?

Да, вот именно. Софка прекрасно понимала, что находится в чужом дворце, далеко-далеко от дома, где её ждет больная бабушка. А она, Софка, вынуждена жить среди чужих людей, баловать вкусностями взбалмошную Королеву и её злого распущенного сыночка.

Словно в подтверждение её мыслям, повар сказал:

— Ну, ну. Хватит. Скоро ужин. Королева с нетерпением ждёт твоих бифштексов и пирожных. Умойся и приходи на кухню. Как же мы без тебя?

— Чтобы я?! Чтобы я хоть ещё раз приготовила королеве? Никогда, никогда в жизни, слышите?!

* * *

Софка обещала не прикасаться к королевской еде. Но уже через полчаса, как ни в чём ни бывало, напевала и весело перекликалась с соседками, готовя ужин. В разгар работы прибежал кухонный мальчик и, отведя Софку в сторону, сунул в карман её передника золотую монету.

— Это от Принца. Они велели отнести денежку тебе, Софка.

— Ещё чего, — рассердилась Софка. — Ступай сейчас же и отнеси обратно.

Мальчишка унёсся, но скоро опрометью вернулся:

— Они не взяли монету. Они стали печальные. Они велели во что бы то ни стало оставить денежку у тебя, Софка.

— Очень нужна мне его денежка. Отнеси обратно и… Скажи «спасибо».

Но мальчик появился в третий раз. Он рыдал так, что не мог слова вымолвить:

— Я передал твои слова Принцу. А они сказали, что если я ещё раз вернусь с монеткой, они…

— Прикажут отрубить тебе голову?!

— Нееет! — прорыдал мальчишка. — Они пригрозили, что каждый день заставят меня сидеть с ними на уроке… Математики… До тех пор, пока не сдам экзамен по этому предмету. А я… даже не знаю, что означает это сло…слово.

Софка спрятала монету в кармашек. А мальчику, который не мог успокоиться, сказала:

— Знаешь, что? В воскресенье мы с тобой обязательно пойдём в город, и… Я куплю тебе целую плитку сладкого воздушного шоколада.

— С пузырьками? — икнул мальчик.

— С пузырьками. Их там будет столько, что, съев его, тебе придётся крепко хвататься за деревья — иначе улетишь в небо.

* * *

Когда мальчик убежал, Софка вздохнула (неизвестно от чего). Вытерев полотенцем пальчики, принялась рассматривать подарок принца, даже тихонько погладила.

В это время по кухне пронёсся шёпот:

— Принц, сам Принц идёт сюда.

Софка быстро спрятала монетку. Приняла гордый и независимый вид и снова взялась за нож. Принц, немного смущённый, под множеством любопытных взглядов, огляделся и нашёл Софку.

— Королева просила узнать, что готовят на ужин… — пробормотал он.

— Но она только что сама отдала распоряжение насчёт ужина. Так что вы это не очень удачно придумали.

— Что вы имеете в виду? — Принц покраснел, как свёкла, лежащая в углу в корзине, и даже сильнее.

— А вот что, — с досадой сказала Софка. — Вы мне дали монету, которая в десять раз больше моей месячной зарплаты. Но вам этого мало. Вам не терпится похвастаться, какой вы добрый и великодушный. И ждёте услышать от меня поток благодарностей. А может, даже вставания на колени… А может, даже целования ручки…

Принц возмутился:

— Да как вы можете… Да вы должны…

— В ножках у вас валяться? Ой, держите меня: целая золотая монета!

— Да вы соображаете, что болтаете? Я — Принц, а вы…

— А я — простой бедный поварёнок. Ну и что?

— Вы — грубиянка! Вы… невежда, деревня, вот вы кто!

— Ах, вот как? — Софка вытащила монетку, задумалась на секундочку и… И бросила её в пылающий очаг, где в это время на живом огне запекались тушки гусей. Монета расплавилась и растеклась золотой лужицей. В кухне раздалось дружное «ах!» Все притихли.

— Этого вы никогда себе не простите! — крикнул Принц. — И, согласитесь, вам будет труднее найти новую работу, чем Королеве — нового повара.

Софка догнала Принца в коридоре:

— Постойте! Но тогда и вы согласитесь, что плохо поступаете со мной. Вы всегда первый задираете меня. Хорошо, пусть я виновата, я прошу прощения. Но и вас прошу: забудьте, что на свете есть маленький грубый поварёнок. Невежда и деревня, как вы верно подметили. Умоляю: не цепляйтесь ко мне, не замечайте больше меня. Вы мне очень, очень НЕ нравитесь (простите, я в последний раз вам грублю). Если бы вы знали, как мне мешаете. Я ищу одного смелого юношу… Впрочем, это вам не интересно.

Если Принц до сих был красный, как свёкла, то теперь он побелел, как сливочный пломбир в деревянной кадке.

— Вы ищете смелого юношу? Вы его… любите? Да, я понял: вы его любите. Что же вы замолчали и отвернулись? Ух, как я вас… терпеть не могу!

* * *

Шло время. Софка терпеливо ждала, когда в её жизни объявится смелый юноша, который приведёт её к волшебной купальнице.

Однажды её терпение лопнуло. Рано утром всё королевство ещё спало. А Софка прибежала на лужайку, где месяц назад простилась с землеройкой.

— Худышка! Худышка, милая! Где ты? — звала она, раздвигая траву.

— Софка! — радостно завопила землеройка, появляясь, как всегда, откуда-то из-за спины. — Как я соскучилась по тебе, милая Софка!

Она взобралась на колени девочки и начала деловито делиться новостями.

— В местном обществе я признана самой симпатичной и приятной дамой. Сейчас придётся особенно тщательно следить за талией, чистотой шёрстки и длиной хвоста: нынче в моде, чтобы он рос от ушей. Ведь мне придётся выступать на конкурсе красоты среди местных землероек. Не хочу хвастать, но уверена, что меня выберут королевой красоты. И увенчают мою голову короной из сушёных проволочников, да! — Землеройка кокетливо потупила мордочку и начала перебирать пучок мышиного горошка.

— Худышка, я, правда, рада за твои успехи. Но мои дела очень, очень плохи. Смелый юноша всё не появляется. Кроме того, во дворце живёт противный Принц. И хотя я много раз говорила ему, чтобы он оставил меня в покое, он будто случайно везде мне встречается. Я стараюсь молчать, потому что едва я заговорю, мы обязательно ссоримся. Я стараюсь отвернуться…

— Так значит, стараешься отвернуться, — землеройка отчего-то разозлилась. — А жаль. Если бы ты хоть разок поглядела внимательно в глаза Принца, то наверняка бы увидела другое. Что там не насмешка, а любовь к тебе, дурочка.

— Любо-овь?! — Софка от неожиданности опустилась в траву. — Вот уж неправда. Мы ссоримся каждый день. Мы… терпеть не можем друг друга. Вот!

— Но признайся, что все ссоры начинаешь именно ты! А как ты ругаешься! Поверь моему опыту: любой мужчина сердится, если ему всегда говорят против. А каким тоном ты с ним разговариваешь! А какие злые слова находишь! Да на месте Принца я бы давно полюбила какую-нибудь милую покладистую дочку олигарха, чем такую злюку, как ты. Да, поначалу Принц задирал нос. Но с твоим появлением — ты заметила? — он стал намного скромнее и мягче. А ты… У, скандалистка!

— Ну, хорошо, — отвечала Софка дрожащим голосом. — Я злюка и скандалистка. Но он-то чем хорош, ваш Принц? Все как сговорились: добрый, хороший. Чем он хорош?!

Землеройка смутилась.

— Право, не знаю, я сама здесь недавно. Очевидицы-мышки рассказывают, что маленький Принц всегда выпускал из мышеловок их несмышлёных детёнышей. И сейчас не подписывает указ, чтобы нас травили всякой дрянью. Говорит, что в природе должно сохраняться биологическое рав-но-ве-си-е!

— Зато бедняжке Королеве приходится спать в окружении десятков котов!

* * *

Софке было очень грустно. Она рассеянно перебирала тарелки, подсчитывая их к ужину. К ней подошёл старый Повар.

— Ты печалишься, девочка. Боюсь, обед получится под стать твоему настроению.

— Милый Повар, помогите мне.

— Когда-то ты, девочка, помогла мне. Только по твоей милости я не был выгнан с королевской кухни на пенсию. Разве я тебе откажу?

— Помогите мне разобраться в одном человеке.

— О, это уже труднее. Но всё равно постараюсь помочь.

Чуть слышно Софка промолвила:

— Скажите, Принц — что за человек?

— Откуда же мне знать, моя девочка? — добродушно развёл руками Повар.

— Неправда, неправда, знаете. Вы с ним как-то ездили на охоту, мне на кухне рассказывали. Ну, вспомните!

— М-м, охота? Ну, там я убедился, что Принц очень простой человек. Трудностей походных не боялся. Спал со всеми в одной палатке. Ел с одного котла. Ну, что ещё о нём рассказать? Знаешь, девочка, на охоте произошёл несчастный случай. Принц выстрелил, но из густого орешника раздался дикий крик. Кричал человек. Это был бродяга, отдыхавший в кустах в обнимку с бутылкой.

Мы подбежали: пуля поцарапала бедолаге ногу. Ну, все подальше отошли, чтобы, значит, не запачкаться в крови и грязи. Принцу советуют: держись, мол, подальше от этого бродяги. Оклемается и поковыляет себе дальше.

— И что? — шепнула Софка, затаив дыхание. — Что Принц?

— А он их всех послал… к чёрту, значит. Я сбегал к роднику, и Принц сам, понимаешь, своими руками промыл бродяге рану, перевязал. И отвёз на собственной лошади ко дворцу. Да ещё присвоил ему звание Первого королевского бомжа.

— Этого не может быть, — раздумчиво сказала Софка. — Это так не похоже на Принца. Со мной он всегда разговаривает грубо… Чем я хуже этого бомжа?

— С тобой — грубо? С такой хорошенькой ласковой девочкой? — удивился Повар. — Наверно, ты первая начинала. Признайся, что язычок у тебя острый. — Повар обнял Софку: — Знаешь, девочка, уже вся кухня догадывается про вас с Принцем. Чтобы будущий король полюбил простую повариху — этого и в сказках не бывает. А тут — наяву. Мы рады за тебя, девочка.

Ночью Софка никак не могла заснуть. Ворочалась, ворочалась. Наконец, встала и, захватив фонарик, на цыпочках прокралась в кухню. Здесь было непривычно тихо, пусто и холодно. Софка присела перед очагом и погрузила руку в золу. Она вся перепачкалась, прежде чем нашла, то искала. На ладони лежала лепёшечка золота.

Она присмотрелась к нему: вот чудеса! Монета расплавилась и стала точь-в-точь цветок купальницы! Софка промыла монетку, оглянулась — не видит ли кто — и на миг приложилась к нему губами. Потом завязала в платок и привязала ближе к сердцу.

* * *

Принц лежал на бархатном диване и смотрел в потолок. Прямо над ним висела позванивающая тяжёлая хрустальная люстра. «Бзык, кряк, ба-бах, дзынь, — думал Принц, глядя на люстру, — и золотой стержень люстры пронзит мою грудь, самое сердце. И я погребён под курганом хрустальных осколков. И всё кончено».

В коридоре послышалось цоканье каблуков. Растворилась дверь, до щекотания в носу и чиха запахло духами. Вплыла Королева в пеньюаре и чалме из полотенца. Она сказала:

— Не понимаю, за что я плачу учителю хороших манер? Лечь на диван в башмаках, в верхней одежде…

«Может, её смущает, что я Принц? Но одно её слово — и я откажусь от всего, что меня окружает. Перееду в деревню, начну жизнь с нуля, с чистого листа. Или она не может простить моего поведения в первые дни? Подумать, какое я ничтожество: взъесться на бедную девушку лишь за то, что ей не понравился. Да, именно за это я разозлился, а не из-за пуговицы. Эта глупая матушка со своей затеей: дарить всем свои пуговицы. Хотя к чему валить вину на Королеву?»

Королева раскрутила чалму. Она просто не могла молчать:

— Вчера парикмахер своим феном устроил короткое замыкание во всём королевстве! У меня волосы встали дыбом в прямом смысле слова. Пришлось накручивать бигуди и спать в кресле. Всю ночь снились кошмары, и вот результат — отвратительно выгляжу.

«А она так и не взглянула на меня, — продолжал мрачно вспоминать Принц. — Взглянула лишь затем, чтобы сквозь слёзы крикнуть: „Вы мне НЕ нравитесь! Вы мне мешаете!“»

Королева отвинтила крышечку тюбика и выдавила немного зелёного крема.

— Представляете, Принц, вчера на балу от таинственного незнакомца получила записку, где меня назвали обворожительной. Может, я недурна собой, даже симпатична… Но «обворожительная»! Никогда ею не была.

Принц шумно повернулся на другой бок. Королева промокнула лицо салфеткой. Протёрла его розовой водой и намазалась жёлтым кремом. Взглянула на сына.

— Не понимаю, за что я плачу такие деньжищи королевскому психологу? Ты пребываешь в постоянной депрессии…

— Я влюблён, — мрачно, в подушку буркнул Принц.

— Давно пора, — спокойно откликнулась Королева, массируя шею. — В кого же?

— Я в-л-ю-б-л-ё-н.

— Да в кого? В адвокатскую дочку? Или в юную владелицу автозаправочной станции? Или в племянницу банкира — она прелестна? Может быть, в маленькую кузину — отец уже отписал ей в наследство сеть ювелирных магазинов… — Королева стала рисовать себе брови. — Не сомневайтесь, Принц, все они с восторгом примут ваше предложение.

— Матушка! Почему та молоденькая повариха, которая готовит ваш любимый пирог, больше не приносит его в столовую?

— Она сама попросила об этом, — Королева обмахнула лицо пуховкой.

Принц застонал в подушку.

Выходя из спальни, Королева пожала плечами: «В кого же он всё-таки влюблён?»

* * *

Приближался день Великой Охоты. Отовсюду съезжалась знатные молодые люди. Они прохаживались вдоль клеток с дикими зверями. Юноши щёлкали языками, девушки визжали, а потом все шумной компанией устремлялись к столам.

По ночам в королевском саду закатывались невиданные маскарады, полыхали на полнеба фейерверки. Гости расхаживали в оскаленных звериных масках, в накинутых шкурах. По паркету волочились пятнистые, полосатые и даже райские павлиньи хвосты.

Великую Охоту придумал ещё покойный Король.

В назначенный день из клеток выпускали разъярённых зверей. Например, буйвола со шпагой в загривке. Медведицу, у которой отбирали медвежонка. Не кормленного несколько суток льва… Тот, кто отлавливал зверя живым, получал титул Великого Охотника.

* * *

Последний маскарад наделал шума: петарда взорвалась у склада с моющими средствами. Пожар быстро потушили, но королевство осталось без «фейри» и «кометов».

У Королевы от взрывов, шума и суеты разболелась голова. Доктор прописал ей постельный режим и посадил на диету. Диета решительно исключала мясное и сладкое. Таким образом, Софка получила неожиданный выходной.

Она решила помочь бедным судомойкам. Без моющих средств они не справлялись с горами жирной посуды. Софка уложила в одну большую корзину тарелки, в другую — ложки, ножи и вилки — и отправилась на речку. Речка текла у самой каменной стены, а с другой густо росла ольха.

Здесь было тихо, пахло нежными водяными цветами. Казалось, стена и ольховник отгораживают Софку с её невесёлыми мыслями от всего белого света. Напевая, девушка выгрузила посуду на траву. Сначала тёрла её речным песком, потом ополаскивала водой и раскладывала для просушки. Начищенные серебряные ножи и вилки слепили глаза, на белом фарфоре тарелок и блюд плясало солнце.

* * *

Софка трудилась над последней стопкой тарелок.

В это время в ольховнике раздался пронзительный поросячий визг, затрещали кусты. Через мелкую речку, вздымая тучи брызг, бежала огромная дикая свинья. Щетина на ней торчала, маленькие глазки горели злобными огоньками. Наверняка, её детёныша запихали в мешок, и разъярённая мамаша искала обидчика.

Увидев замершую от ужаса девушку, кабаниха хрюкнула и ринулась прямо на неё. Софка видела, как с клыков свиньи падает хлопьями жёлтая слюна. Она сжала в руке узкий ножик для масла, но его стеклянное лезвие сломалось бы от прикосновения с сырой картошкой.

Бежать вдоль нескончаемой высокой каменной стены было бесполезно. Девушка уже чувствовала жаркое смрадное дыхание. Летящие из- под копыт комья земли ударяли ей в колени…

Но в воздухе тоненько запели один за другим две стрелы. Свинья застонала и брякнулась в ногах Софки. Она хрипло дышала и в судорогах разбрасывала щетинистые ноги. Девушка отскочила и попала в чьи-то объятия.

— Вы целы? Не ранены?!

Конечно, это был Принц! Он устало застёгивал на боку кожаную сумку.

— Хорошо, что я не знал, что это вы, Софка, — заметил он. — И действовал хладнокровно и решительно. Если б хоть малейшее подозрение, что это вы беспомощно прижались к стене… Моя рука бы дрогнула… Софка, если б вы знали…

— Ой, костюм на вас порван, — торопливо перебила его девушка. — Да вы в крови. Сидите, Принц, я вас перевяжу.

— Софка, выслушайте меня. Я вас очень, очень…

— Никаких разговоров. Вы слабы и потеряли много крови! — Софка промыла ранку на локте Принца прозрачной речной водой и перевязала своей чистенькой косыночкой. — Вот так. И не вздумайте разговаривать.

Она присела перед тушей животного, с жалостью разглядывая её.

— Принц, для чего устроена эта жестокая охота? Убивать несчастных животных! Бедная кабаниха! Что вы сделаете с её сиротками детьми? Зажарите на вертеле на ужин?

— Софка, держитесь от свиньи подальше. Это не стрелы, а шприцы со снотворным. У меня, — он хлопнул по кожаному ремню, — их полная сумка. Сейчас эта свирепая мамаша очухается и побежит на свидание к своим деткам.

— Так вы, Принц, лишитесь титула Великого охотника?

— Фу-ты. Какой-то паршивый титул — и жизнь человека! Ваша жизнь, Софка! Теперь слушай…те. Я люблю вас… Люблю тебя, Софка, и не могу без тебя жить. Я полюбил тебя с первой минуты, как увидел. — И, как все юноши в этом королевстве, объясняющиеся в любви, добавил: — Одно ваше слово, и я самый счастливый человек в мире. Или самый несчастный…

— Счастливый, счастливый! — подхватила Софка уже высоко в воздухе, у Принца на руках.

— Ура! Меня любит такая девушка, как Софка! Мой солнечный лучик! Меня любит самая лучшая девушка в мире!

— С ума сошёл! Отпусти меня немедленно, я толстая! Я прибавила целый килограмм на вашей ужасной кухне!

* * *

Вечерело. Усталые охотники, не докричавшись Принца, ускакали во дворец. А Принц лежал на траве, грыз травинку и неотрывно смотрел на Софку.

— Принц, меня давно мучает вопрос. Что это за комедия с королевством? «Ваше Величество…» «Ваше Высочество…» Взрослые люди играют в странную игру с самыми серьёзными лицами. Ведь ясно же, что никаких королевств нет!

— Всё очень просто. Наша фамилия — Королёвы. Моего отца называли нефтяным королём. После его смерти бедная матушка немножко помешалась. Она вбила себе в голову, что наш особняк — королевство. Она — Её Величество Королева. А я — Его Высочество Принц.

Доктора посоветовали не перечить Королеве, чтобы не причинить вреда её здоровью. Мы берём на работу людей и всё им объясняем. Как следует себя вести, в каких местах подыгрывать. Видимо, тебя впопыхах забыли об этом предупредить.

— Какой ужас. Да это не комедия, а трагедия, — тихо сказала Софка.

— Однако просто удивительно, мой Лучик, что ты пришла именно в наше королевство. Что попала именно в нашу кухню. Если бы ты устроилась, предположим, прачкой, мы с тобой никогда бы не встретились. Какое страшное слово: никогда. И я бы дружил с глупенькой адвокатской дочкой, не зная, что на свете есть такая чудесная девушка!

— А я не случайно очутилась в вашем королевстве. Я ищу волшебный цветок купальницу…

И Софка рассказала всё-всё. О маленьком садике, о четырёх волшебных цветках. О Фее Купальнице, о доброй бабушке, о говорящей землеройке. О долгом и трудном своём пути сюда.

Принц отшвырнул травинку и вскочил:

— Что бы ни случилось, я достану волшебную купальницу! Честное слово, достану!

* * *

И он рассказал Софке свою историю.

На самом краю королевства есть Тухлое Болотце. В нём жило странное существо. Ростом с пень, такое же кряжистое. Лицо обросло потрескавшейся корой. Волосы — мочало, глаза — мелкие дупла, в которых зрачками шныряли водяные жуки. Вместо носа — кривой сучок. Ноги толстые и разлапистые, как корни. Люди звали её Болотная Коряга.

Жила Болотная Коряга — и пропала. И вдруг пошли слухи, что в Тухлом Болотце расцвёл невиданной пышности цветочный куст: бутоны с кулак. Похож на купальницу, но какая же это купальница: чёрного цвета?! И цветёт не неделю, как положено, а с ранней весны до поздней осени. «Ой, не к добру», — качали люди головами.

И правда: самая ближняя к Тухлому болотцу деревня потихоньку начала вымирать. Хворали женщины, мужчины пьянствовали, а повзрослевшие дети ни за что не хотели сюда возвращаться. Когда последний хозяин заколотил окна своей избы, с куста тихо упал один увядший цветок.

Потом опустела вторая деревня: кто-то умер от неведомой болезни, кто-то спился, кто-то уехал подальше от страшного места. Заросли бурьяном дороги. На околицах, где раньше заливались гармошки, выли ветер и волки. Там, где были колодцы, зияли, как могилы, ямы. Из кирпичных труб торчали молодые берёзки. По ночам со скрипом осыпались гнилые избы.

И купальница лишилась ещё одного цветка.

И по третьей деревне прошёл мор, и лепестки с третьего чёрного бутона долго кружились над болотом…

Находились смельчаки, которые хотели вырвать с корнем чёрный болотный куст. Уходили со словами: «Эх, жить — так жить, умирать — так умирать». Но ни один из них не вернулся.

Что ж, пришла очередь его, Принца, остановить хворь и мор, которые подкрались к самому королевству.

* * *

Они расстались, договорившись встретиться вечером.

Ужин в столовую принесла Софка. Принц не сводил с неё глаз, так что Софка укоризненно покачала головой. Из-за спины Королевы она растопырила и показала девять пальчиков: в девять часов она будет ждать его за воротами.

Едва она вышла, Принц поскучнел. Королева, прожёвывая кусочек мяса, внимательно посмотрела на него:

— Что с вами, Принц?

— У меня болит голова. Просто раскалывается.

— Вызвать доктора? Я так и знала, что эта ваша жестокая охота к хорошему не приведёт.

— Нет, мама, я лучше прилягу. Пусть ко мне никто не входит.

В спальне Принц тщательно запер за собой дверь, накинул плащ и вышел на балкон. Ловко перемахнул через перила, спрыгнул на покатую крышу башни. Оттуда по карнизу пролез к колонне и съехал прямо перед Софкой. Девушка, дрожа, сказала:

— Ужасно боюсь. И ночь как на заказ…

Погода в самом деле испортилась. Дымные серые тучи летели по небу. Ветер посвистывал, и начинал накрапывать дождик. Столетние деревья в королевском саду раскачивались и скрипели, как плакали. На королевский башенных часах пробило ровно девять.

Принц тихо засвистел. Из-за деревьев появился, зацокал копытами послушный конь. К седлу его были приторочены две большие вязанки хвороста. Принц подсадил Софку, запрыгнул в седло сам и дёрнул поводья.

Ох, и мчались они! Ветки деревьев больно били по лицу, как пощёчины. Ветер свистел, кусты цеплялись за одежду, пытаясь сорвать её. У Софки, спрятавшей лицо на груди Принца, зуб не попадал на зуб.

Через час сумасшедшей скачки конь остановился. Под копытами чавкала грязь. Здесь начиналось Тухлое Болотце.

Принц отнёс Софку на сухой островок. Заботливо укутал в свой плащ и поцеловал на прощание. Сам, подсвечивая фонариком, пошёл по едва примятой тропке. Трясинное поле под ногами пружинило, раскачивалось, как живое. Под ногами хлюпала вонючая жижа.

Не успел Принц сделать и трёх шагов, как с островка раздалось жалобное: «Принц!» Он бросился на крик назад. Софка вынула из грудного кармашка золотую «купальницу» на нитке и повесила Принцу на шею. Прошептала ему на ухо, как заклинание, слова, которые слышала однажды от бабушки:

— Ничего не бойся. Бойкому — жизнь, тихоне — смерть.

А ветер выл и свистел. Так же неслись по небу рваные тучи. Деревья прямо выворачивало с корнями. Казалось, в темноте скулят и скребут когтями волки.

* * *

Принц давно начерпал сапогами ледяной протухшей воды. Несколько раз проваливался по грудь, но его, как поплавки, поддерживали вязанки хвороста за спиной. Нащупывая в воде коряги и корни мёртвых деревьев, Принц выкарабкивался. То и дело выдёргивал из-за спины хворостины и бросал перед собой.

Сжимая на груди тёплую золотую лепёшечку-«купальницу», он шёл в самую середину Тухлого Болотца. Высохшие мёртвые деревья вокруг — или Принцу казалось? — шевелились и оживали вокруг, тянули к нему со всех сторон костлявые скрюченные руки-ветви. Бродячие синие огоньки на воде вспыхивали всё чаще. И, наконец, сомкнулись в одно сплошное мертвенное голубое сияние. Оно мерцало вокруг большого пышного куста.

«Так вот она, чёрная купальница».

Принц рассыпал под ногами остатки хвороста, чтобы встать твёрже. Вынул из-за пояса остро отточенный топорик и принялся за работу. Однако с первых ударов по стеблям купальницы раздался лязг, словно топор рубил по железу. Через минуту бесполезный топор с зазубренным лезвием можно было выбрасывать.

Принц пытался переломить стебель. Но, как не выкручивал его, тот только скрипел, как резиновый шланг. Поплевав на ладони, он ухватился за куст, чтобы вытащить его с корнями. Казалось, он тянет клубок холодных склизких, вырывающихся из рук мускулистых змей.

Однако же дело пошло: куст неохотно стал приподниматься. Вместе с ним из болота показалась верхушка коряги: корни купальницы густо обвивали её.

Вдруг с тугим хрустом корни полопались один за другим. Вытащенная коряга ожила. С неё струями бежала вонючая ржавая вода. Зашевелился, принюхиваясь, нос-сучок. В дуплах-глазках загорелись злобные огоньки. Облепленная тиной коряга, кряхтя, встала на четвереньки на уродливых мохнатых ногах.

— Болотная коряга! — вспомнил Принц. — Ну и мерзость.

Он взмахнул топориком. Однако длинный корень болотной коряги изогнулся, как живой, и легко выдернул орудие из рук Принца. Топорик булькнул, исчезнув в трясине. Ноги, точно кандалами, тоже опутало цепкими корнями. Ещё одни живые деревянные «кандалы» намертво сцепили руку Принца.

Он оказался в могучих объятиях Болотной коряги. Ещё мгновение — и вместе с навалившейся многопудовой корягой Принц навсегда уйдёт в бездонную гнилую воду. И наверху ещё пышней расцветёт жирный, напитавшийся человечиной чёрный куст…

Принц пытался высвободиться.

— Куда-куда?! — глухо пробулькала коряга.

Из последних сил Принц сорвал с шеи «купальницу» и запустил им в мерзкую морду Коряги.

— Ой, уголёк, уголёк! Ой, жжёт! — завопила Болотная Коряга, схватившись за глаз. Окутанная синим болотным газом, она вмиг вспыхнула. Корни дымились и обугливались, ослабляя свою железную хватку.

Принц, сбивая с одежды огонь, бросился в воду. Беспомощно заколотил руками в поисках спасительного хвороста. Ухватился за кренившийся с человеческим стоном куст купальницы. Нестерпимое золотое сияние ослепило его глаза.

Принц потерял сознание.

* * *

Он очнулся от мокрых горячих слёз, капавших на его лицо. Было утро.

— Жив, жив! — закричала Софка. — Я долго на острове сидела, тебя всё нет. Потом начало рассветать. Я скорей к тебе — по дорожке из хвороста. Ты лежал такой бледный… Сердце не билось. Как ты?

— Теперь уже неплохо, — шепнул Принц. — Всё позади. Зато волшебный цветок в наших руках. — Он оглянулся: — А где же она, купальница?!

Чёрного куста не было. На его месте сияла золотая купальница — точно само солнышко спустилось на землю. Куст попал в добрые руки. И на макушке желтел самый крупный распустившийся бутон.

— Одно хорошее дело купальница уже сделала: убрала мерзкую корягу из болота, — сказал Принц. А Софка уже отрывала и подбрасывала цветы один за другим, и кружилась вместе с ними:

— Пусть мамочка вернётся в рай!

— Пусть бабушка выздоровеет!

— Пусть Аня Хромоножка станет здоровой и красивой!

* * *

Принц, смеясь, поймал её в объятия:

— Лучик мой! Давай пойдём к Королеве просить её благословения.

Софка вздохнула:

— Королева не согласится. Я — простая повариха.

— Тогда я скажу матушке, что прекрасно обойдусь без её благословения. Уйдём вместе, Лучик!

— Это будет хуже всего. Может, Королева и скажет «да», но возненавидит меня на всю жизнь. А если ты покинешь её, она заболеет от горя.

— В таком случае, стоит оторвать цветок, и Королева…

— Не надо, Принц. Купальница достаточно помогла нам. Я не хочу, чтобы она выручила ещё и нашу любовь — чего тогда мы стоим? Даже любовь, нашу любовь не смогли отстоять.

— Тогда вот что. Завтра ко мне приезжают семь невест. Королева будет выбирать достойную мне жену. Ты, Лучик, нарядишься восьмой невестой! Уверен, мама выберет только тебя.

— А если нет?

— Тогда мы со спокойной совестью уезжаем из дворца.

Софка с сомнением покачала головой:

— Королева узнает во мне повариху, подававшую ей яблочный пирог.

— Мама очень близорука, просто стесняется носить очки. Завтра она обязательно их наденет. Да ещё прикажет доктору закапать глазные капли для остроты зрения. И впервые разглядит, как следует, твою красоту.

Принц зевнул: он очень устал.

— Ложись, поспи перед дорогой, — предложила Софка. Когда Принц задремал, она задумалась.

— Ну, хорошо… А откуда же я достану платье, украшения? У меня даже порядочных туфель нет, — Тылси выразительно покрутила ногой в стоптанной кроссовке. — Снова цветок? Ну, нет…

* * *

Вдруг на полянке заколыхалось золотистое облачко. Когда оно рассеялось, перед девушкой стояла ослепительно прекрасная женщина. Она была с ног до головы увита гирляндами из купальницы.

— Фея! — захлопала в ладоши.

— Привет, моя девочка. А я к тебе с приятными новостями. Бабушка бегает по дому и огороду и пополняет запасы в холодильнике и погребе. Матушка снова сидит под райской яблонькой. А наша хромоножка Аня стала такая красавицей — из соседних деревень приходят сваты. Не знаем, как отбиться от женихов. У тебя, кажется, нет наряда? — Фея нагнулась, собираясь поцеловать девушку.

— Стоп, стоп! — закричала Софка. — Всё это ужасно мне напоминает мне другую сказку. Просто кошмар! Чего ни коснись, это уже происходило с другими девочками. А я хочу свою собственную историю, одну-единственную.

Она взяла Фею Купальницу за руку и, отведя в сторону, зашептала ей что-то на ухо. Принц спал и не видел, как волшебница повела красивой рукой над лугом, заросшим купальницами. Мерцающий золотистый воздух шлейфом собирался с трав и лёгкими слоями обвивал её белую руку, точно рулоны нежной полупрозрачной ткани. Они были увиты росой, как жемчужинками.

Всю ночь в каморке Софки стучала швейная машинка. А из мастерской королевского сапожника до зари слышался стук молотка. Под утро на стуле висело золотистое воздушное платье. У кроватки дремали золотые туфельки-лодочки — будто два свёрнутых лепестка купальницы.

— А вот подарок от меня, — Фея надела на склонённую голову Софки золотой венок.

— Живые купальницы! — прошептала Софка, боясь прикоснуться к нежным цветам и измять их.

— Они неувядаемые. Носи их и будь счастлива!

— Я побаиваюсь, — призналась Софка. — Там будет столько учёных барышень, хорошеньких, как куколки. Меня никто и не заметит.

— Ничего не бойся, шепнула Фея. — Помни: пена — на воде, бриллианты — на дне.

* * *

Назавтра на королевской стоянке стояли автомобили, один другого дороже и наряднее. В гостиной толпились восемь невест, среди них — Софка.

Королева по такому случаю встала пораньше. Накануне она тщательно смыла с лица пудру и краски (для этого ей пришлось отмачивать лицо два часа в мыльной воде). Из косметики она выбрала совсем немного. Под глазами наложила тёмные тени, на висках осторожно прочертила карандашом едва заметные морщинки. Теперь Королева выглядела немолодой матерью, давно озабоченной женитьбой единственного сына.

Перед выходом в гостиную Королева переоделась. Скинула кокетливый пеньюар и надела старомодный коричневый капот. На ноги натянула тупоносые туфли на низком каблуке. Водрузила на нос круглые очки в железной оправе. И в таком облачении появилась перед томившимися девушками.

Сначала она, как того требовал обычай, расспросила невест о родителях. Когда очередь дошла до Софки, Королева вгляделась в неё пристальнее.

— О! Вас я никогда не видела в нашем обществе. Верно, вы из дальних мест, милочка?

Софка подумала, слегка присела в поклоне и ответила:

— Я живу в Долине Прекрасных Купальниц.

— Вот как! Никогда не слыхала. Должно быть, там растёт очень много купальниц?

— Да, Королева. Благоухание от них такое, что бабочки и пчёлы слетаются к нам со всего света.

— Кто же твоя мать, и отчего она не сопровождает тебя?

— Она умерла, когда я была ещё маленькой… — Софка подняла глаза и стал смотреть на люстру, чтобы остановить непрошеную слезинку.

— Прости меня. Не буду, не буду, — Королева тоже прослезилась и обняла девушку. Хлопнув в ладоши, она крикнула:

— Эй, красавицы! Сейчас я вот что вам скажу. Знанием английского и компьютера сейчас никого не удивишь. Конечно, вы не будете стряпать пироги и стирать мужьям рубахи. За вас это сделают домработницы. Ну а вдруг, представьте на минутку, они сбегут, как сбежала моя негодница — служанка наутро после моей розовой свадьбы? Кто оденет и накормит вашего молодого мужа? Учтите, конкуренция нынче жесточайшая. Занять вакантное место будущей королевы готова куча девиц за воротами.

Я испытаю вас добрым старым способом. Даю вам три часа сроку. Приготовьте мне по пирожному и вышейте эти салфетки. — Королева указала на золотой поднос с восемью белоснежными лоскутами шёлка.

Богачки: дочки банкиров, ювелиров, адвокатов и депутатов — принялись за работу. Они взвизгивали, вскрикивали, айкали и ойкали, укалываясь иглами, обжигаясь о плиты, пачкая и портя дорогие наряды.

Скоро к Королеве потянулись первые невесты, выполнившие с грехом пополам задание. Королева брала тарелки с пирожными и брезгливо отбрасывала прочь:

— Это что, пирожное или сырое тесто?

— Выбросьте этот кусок угля!

— Милочка! Крем к пирожному делают не из чёрной икры.

На салфетки она вообще едва взглядывала и, вздыхая, передавала их главному королевскому портному. Тот тоже их рассматривал и тоже вздыхал и укоризненно качал головой:

— Нет, нет. Это чёрт знает что. Чему вас учат мамочки, не понимаю. Не по- ни- ма- ю современную молодежь.

Наконец, Софка, замирая, преподнесла свою тарелочку с пирожным, вылепленным в виде цветка купальницы. Королева в восторге захлопала в ладоши:

— Даже моя юная повариха так бы не приготовила!

А когда Королева увидела салфетку, она ахнула и закатила глаза. Главный портной, подражая ей, тоже ахнул и закатил глаза. На белом шёлке Софка вышила Принца на коне, с охапкой золотых купальниц в руках

* * *

Вечером Королева торжественно разложила перед Принцем восемь карточек невест.

— Выбирай, сын мой, спутницу жизни!

До Принца уже дошли слухи, что королеве очень понравилась Софка. С притворным равнодушием он ткнул в первое попавшееся фото.

— Эта девица весит 70 килограмм — в семнадцать-то лет! Фу! У меня в её годы была осиная талия. С такой жёнушкой стыдно будет в люди выйти, со стыда сгоришь.

Принц равнодушно указал на второй портрет.

— А у этой волосы как солома.

— У этой такие длинные ногти, что иглу она ухватывала пинцетом!

Для четвёртой девушки у неё также не нашлось ласковых слов:

— Её пирожное не стал есть даже Главный Королевский бомж. А моя негодная стряпуха куда-то сбежала (чего ты улыбаешься, не понимаю?) Кто будет готовить мне сладкое? Ты, что ли?

Тут Принц не утерпел и выхватил портретик Софки.

— Ты любишь её? — защебетала королева. — Да и кто её не полюбит? Она такая скромная, милашка.

Королева ещё что-то ворковала о салфетках, но Принц не слышал её слов. Он пронёсся по коридору, вбежал в каморку к Софке, подхватил её и закружил:

— Ура, ура, Лучик! Полная победа! Ты — моя законная невеста.

* * *

За последние несколько дней Королева страстно полюбила будущую невестку, прямо души в ней не чаяла. И Принц влюблялся в свой Лучик всё больше. А девушка грустила. Однажды прямо посреди ужина расплакалась и, извинившись, выбежала в сад. Принц — за ней.

Софка выплакалась на плече Принца:

— Мне не даёт покоя моя ложь. Королева думает, что я дочка знатных и богатых родителей, и радуется, что у его сына достойная невеста. А ведь я простая деревенская девушка.

Каждый вечер она заставляет меня рассказывать о не существующей Долине Купальниц, о выдуманных покойных родителях. Какое платье надевала на завтрак моя мама, какое вино пил на ужин мой отец? И я выдумываю глупые сказки, и всё больше тону во лжи. Я больше не могу так. Прости. Это первая причина моей грусти.

— Ну а вторая?

— А во-вторых, я очень-очень соскучилась по бабушке. Как она там? Правда, за нею ухаживает добрая Фея. Но всё же лучше, если буду ухаживать я.

Принц схватил Софку за руку, как будто она собиралась уйти в эту минуту.

— Вот что, Лучик. Мы прямо сейчас идём к Королеве. Я ей объясняю, что ты — это ты. И будь, что будет.

* * *

И они рассказали всё Королеве. К их удивлению, она не закатила истерики. Возможно, потому, что был полдник, когда подавалось кипячёное молоко с булочками, выпеченными Софкой. В это время Королева всегда находилась в благодушном настроении.

— В конце концов, я всегда говорила, что деньги — не главное. Главное — человек, правда, Принц? Когда мы студентами поженились с твоим отцом, мы спали в заброшенной машине. А обедать бегали в комплексную столовку за пятьдесят копеек.

Как водится, Королева заплакала и благословила их. Софка тут же запросилась съездить в деревню к бабушке.

— А может, лучше она сама приедет и поживёт здесь, сколько ей захочется? — предложила Королева. — Я не обижу её, поверь.

За бабушкой послали самый быстрый автомобиль. А во дворце начались шумные и весёлые приготовления к свадьбе. Когда Софка и бабушка встретились, они крепко обнялись и не выпускали друг дружку из объятий целый час. Королева сказала, что Софкина бабушка — весьма приятная дама, и они с ней крепко подружатся. А для козы Маси, которую привезла с собой бабушка, найдётся лужайка с самой сочной травой.

* * *

Ну и свадьба была, скажу я вам!

Было много приглашённых. Музыки, всяких лакомств и сладкого вина — ещё больше. Когда гости подняли бокалы за молодую королевскую чету, Софка почувствовала, что кто-то под столом настойчиво теребит кончик её юбки. Это была землеройка.

— Худышка! — обрадовалась она.

— Ш-ш, тихо! У меня живот подвело от голода, а тут так вкусно пахнет!

Софка взяла землеройку в ладошку и поднесла к Королеве.

— Этот милый зверь, — сказала она, — очень помог мне в своё время. Чем мы можем его отблагодарить?

И Королева не стала визжать. Она взяла землеройку за передние лапки, поцеловала в мордочку, правда, тут же сплюнула:

— Милая зверушка! Поселите её на кухне, пусть она питается объедками с королевского стола. А всем моим котам отныне вход в кухню строго запрещён.

* * *

В разгар веселья Софка и Принц незаметно вышли из зала в сад. В углу сада доцветала волшебная купальница. Софка оторвала цветок и крикнула:

— Пусть не будет тухлых болот и мерзких коряг! Пусть люди больше не умирают от тайных недугов!

Принц тоже оторвал цветок и сказал:

— Пусть все люди будут добры и любят друг друга!

— Станут гордыми, смелыми и сильными! — подхватила Софка.

— Пусть будут счастливы!

— Пусть не будет горя на земле!

Сияющие цветки усыпали землю вокруг, точно золото. А Софка и Принц отрывали всё новые цветы и выкрикивали всё новые желания. В конце концов, остался один зелёный куст.

— Не жалеешь? — спросил Принц.

— Нисколько!

И они, взявшись за руки, побежали во дворец, где сияли тёплые огни, играла музыка и кружились в танце весёлые пары.

Знаете задорную пословицу: народ пашет — паши! Народ пляшет — пляши? Так что же вы сидите?!

 

Алёшка

 

День варенья

 

Золотой брусок

— Ой, худышка! — бабушка Югыт качает головой, глядя на Аню. Аня — аспирантка, участница этнографического проекта. Одета тепло: в пуховичок, в расписных валенки. Морозно, Новый год на носу. С рюкзачком за спиной, спрыгнула со ступенек рейсового автобуса. Быстро нашла избу, где живёт местная сказочница.

Бабушка Югыт мала ростиком — эдакая кнопочка, беззуба и любопытна, как ребёнок, говорлива как ручеёк. Узнав, что Аня приехала к ней за местными пословицами и поговорками, смеётся над собой:

— Э! Сиди, старая, вспоминай молодость. Жуй, корова, солому — вспоминай лето.

Угостила Аню шанежками с молоком. Потом вытащила с подволоки две пары лыж, влезла в телогреечку и ватные штаны: «В лес пойдём. Ёлочку губить не будем, хоть пару веток нарвём». За деревней над прудом избушка в землю вросла, пухлым снегом её, как подушкой, накрыло. Рассохшаяся дверь камнем-валуном придавлена. Что за изба? Откуда камень?

Нагулялись, наломали пушистых хвойных веточек, домой вернулись. За окошками посинело, на небо хрустальный месяц выплыл, стар и млад на улицы высыпал. С горки катаются, петарды взрывают, в клубе музыка гремит.

Бабушка Югыт Аню посылает веселиться, а та отнекивается.

— Иди, милая, хоть грусть растрясёшь. А с дружком помиришься, не грусти.

Аня покраснела: эти древние старушки видят всю тебя, и ещё на два метра глубже. Поссорилась со своим парнем перед дорогой. Сердится, что Аня всё время ездит по деревням, собирает фольклор. Сейчас друг забрасывает новогодними поздравлениями, умоляющими СМС-ками и электронными письмами. Но Аня обиделась, не отвечает…

Бабушка Югыт на это ничего не сказала. В свою постель гостью уложила, сама рядом села, вязание в руки взяла.

— Про избушку и камень спрашивала. Расскажу, милая.

Жили у нас зажиточно старики, с ними два сына. Старики померли. Старший сын хитрый оказался. Нужных людей в районе подкупил. Всё богатство к рукам прибрал. Живёт — в жиру-масле купается. А младшему досталось пяток тощих куриц.

И у обоих братьев было по сыночку. У старшего он был пухлый, конопатый. Звали его Пужы (Веснушка). Он всё больше на диване посиживал, мультики смотрел, «сникерсы» жевал. Матери на сельских мальчишек-драчунов жаловался. А пуще всего на Лади, своего двоюродного брата. Лади и вправду рос шустрый, отчаянный. Отец его за уши драл, мать шлёпала. От соседских мальчишек крепко перепадало. А он, ещё слезинки на ресницах не высохнут — снова бегает и балуется.

Вот как-то сидит отец, валенки подшивает, дратву сучит. А дверь распахивается, влетает жена у старшего брата. Лади за ухо тащит.

— Ты, кричит, зять, попридержи своего сорванца! Он нашего Пужы дармоедом обозвал, камнем кинул. Так и знай, денег в долг не проси!

Толкнула парнишку так, что кубарем полетел. Подбоченилась, сказала с издёвкой: «Какие корни, такие и ветки! Какие родители, такой и сынок!»

Лади ухо растирает, на отца поглядывает. Ждёт, когда тот ругаться будет. К ругани ему не привыкать. Известно: отцовы слова жёсткие, да изба уютная.

А отец голову опустил, думает.

— Вот, — говорит, — сынишка, и вырос ты, а всё такой же неслух. Отправлю тебя в город, учиться ремеслу. Как раз сегодня через село человек проезжает, знакомый мой. С ним до города поедешь.

Месяц проходит, другой, третий на исходе. Нет от сына весточки. Уж и мать не раз со слезами отцу выговаривала:

— Ума хватило малолетку-глупыша в люди одного выпустить. Вот и выручай теперь мальчонку.

Уж и отец встревожился, ездил в город. Весь вдоль и поперёк обошёл. Люди только плечами пожимали: «Не бывал у нас твой сынок. Не видали мы его». Вернулся отец ни с чем. В милицию заявляли — не нашли. По телевизору передача есть «Жди меня». Туда фотокарточку слали — без пользы.

Пужы, племянник, школу закончил, в селе лавку открыл, бакалеей торгует. Тогда и объявился Лади — молодец молодцом. Роста высокого, ширины в плечах необъятной. Кудри густые, глаза синие, весёлые.

Входя в избу, о родной косяк щекой потёрся. Шепнул:

— Родная сторонка — мать, чужая сторона — мачеха.

Родители на сыночке родимом так и повисли. Оказалось, отцов знакомый по дороге в город занемог, умер. А Лади один до города добирался. Неведомо, как в другом очутился. Всякие люди встречались: добрые, злые. Добрых больше.

Привёз сын родителям подарки. Отцу — ящик дорогих столярных инструментов. Матери — пуховый платок. А самое главное — научился ремеслу: обувь шить. Да как шил! Люди хвалили:

— Какая обувь мягкая, лёгкая! Идёшь, как босиком, а ноги не зябнут. Это тебе не китайский ширпотреб. Молодец Лади! Не зря говорят: по людям пройдёшься — ума наберёшься.

Скоро у парня невеста появилась, по имени Шектэм (Терпеливая). Девушка хорошая, в веселье и в работе сноровистая — никому за нею не угнаться. И собою хороша: статная, круглолицая, сероглазая. Мать Лади не нарадовалась. Очень ей хотелось, чтоб только она, Шектэм, в дом хозяйкой вошла. Правду говорят: хорошая жена — полдома.

Да что говорить. Пужы, и тот на красавицу поглядывал, слюни пускал. Но отец строго прикрикнул:

— Не пара тебе девка, худого роду-племени.

Сам-то он на дочку главного писаря давно облизывался, в невестки прочил. Был у них в селе главный писарь. Перо у него, что ли, волшебное. Что ни напишет — всё по его выходит, ему на пользу. Так лавочник с писарем договор имел. Мол, как вернётся в деревню дочка его Чильтро (Кокетка), тут и быть её с Пужы обручению. Да только ничего у него не вышло.

Ближе к зиме приехала Чильтро из города, вся из себя. Главный писарь возгордился. Моя дочка, говорит, нежное создание. Про таких говорят: поднимет иголку — в талии переломится.

И на фортепьяно играет, и по-иностранному говорит, и романы по ночам читает. Куда до нее Пужы-лавочнику! И сама Чильтро, как про то услышала, пудреный носик вздернула:

— Фу, атай (отец), но о чём я буду с ним говорить?! Не о квашеной же капусте.

А как-то ей пришлось с сапожником Лади встретиться. Сапожок у неё прохудился. У парня-то характер был лёгкий, весёлый. В шутку говорит: «Какая чиновничья дочка маленькая, беленькая да хорошенькая!» Та носик отворотила. А Лади опять: «Ишь, какая ножка у неё махонькая, ровно у ребёнка».

Чильтро рассердилась. Норковой муфточкой замахнулась. Топнула ножкой. Хамом обозвала. Лади оторопь взяла:

— В жизни такой строптивой не встречал!

В другой раз кричит, когда она мимо проходила:

— Эй, замуж за меня пойдешь? Хватит мне одиноким журавлём бродить.

Та со злости глазками засверкала. А парня с той поры бес попутал. Говорят же старые люди: «Молодой конь на сторону воротит — молодой парень с ума сходит».

Приходил столетний дед Пурысь. Бородой сурово крутил:

— Дело ли, парень, задумал? Всё село про твои заигрывания с аптекарской дочкой говорит. Не гляди, что собою шибко пригож, да руки золотые. Худо дело кончится.

Мать Лади только плакала, вскрикивала:

— Ой, сынок, хоть бы нас с отцом пожалел! Невесту Шектэм бы не позорил. Ой, уж лучше бы ты не возвращался вовсе.

А на Шектэм смотреть больно. Извелась вся. Работа из проворных когда-то рук валится. Не зря старые люди говорят: «Горе приходит — силы уходят». Дед Пурысь гладил морщинистой коричневой ладонью девичью головку. Утешал:

— Потерпи, дочка. Дождь подождит — ветер развеет. Вода просочится — песок останется. День пройдёт — вечер пожалует…

Ну, и главный писарь про те дела прослышал. А он уж давно задумывал: как бы парня закабалить. Слава-то про его ладную обувку далеко разлетелась. А тут сам, голубчик, в сети летит. Пригласил его к себе хитрый аптекарь. Что, дескать, за слухи нехорошие идут? Лади сразу и рубанул: хватит вашей Чильтро в девках томиться.

— А где же, — усмехается ехидно главный писарь, — Чильтро на фортепьяно играть будет? На каких тренажёрах талию блюсти? Книжки, одеколоном пахнущие, как читать по ночам? Дома у тебя, поди, всё кожами провоняло.

— Дашь дочь в жёны, — отвечает твёрдо Лади, — пятистенок из душистой сосны сам отгрохаю. Руки при мне. Капитал на то имеется. В одной половине дома жить будем, в другой работать стану. А что касается книжек, одеколоном пахнущих, так ночью Чильтро спать будет — не читать. За день-то намается! Анай (матушка) стара стала, не поспевает по хозяйству. За отцом уход нужен — одряхлел старик. А там детишки пойдут, дел ещё прибавится.

Писарь рот разинул:

— Да понимаешь ли, дурак, что говоришь?! 3а отцом-лапотником его ходить… Огород его вонючий копать… Чильтро за границей училась. В ночных клубах с благородными господами танцы танцевала… Прочь, Лади!

Отошёл Лади. Потом повернулся и весело кричит:

— В городах много беленьких барышень в клубах пляшет. Не едут что-то богатые дэмчи (сваты) в деревню. Братцу Пужы отказали, а других женихов и не видно. Ходит твоя Чильтро, муфтой крутит. Докрутит, что в вековухах останется.

Промаялся писарь в горячих подушках и возненавидел парня-насмешника лютой ненавистью. Рано утром жену растолкал. Сунул ей, сонной, худой валенок. Велел сапожнику нести, подшить. Жена глазами хлопнула. Подивилась, с чего это муженьку вздумалось рухлядь обновлять. Да делать нечего: унесла.

Еле дождался писарь вечера, чтобы за обувкой идти. Валенок уже готовый встречает — будто заново свалянный. Взял валенок, внутрь рукой залез… И вдруг позеленел, будто глотнул яду. Понёсся крик над деревней:

— Караул! В починок валенок отдал. А про то не вспомнил, что в нём банковский золотой слиток был спрятан. Был — и нету. Сапожник отнекивается: мол, золота в глаза не видал. Вот так Лади! Выходит, не только сапожному ремеслу в городе выучился…

— Ну что, Лади, — подбоченился писарь. — Мастерскую твою описывать будем? У меня перо волшебное: была мастерская — и нету.

Парень твердит: не видел никакого бруска: ни золотого, ни серебряного, ни медного. Мать Лади в ногах у писаря валяется: дескать, мой сын в жизни чужого не брал.

— А знаешь ли, парень, — потирает руки писарь, — что твоё дело тюрьмой пахнет? Слиток дорогой, банковский. Видал священную гору за селом? Эдакую гору монет за него отсыпь — мало будет.

Качают люди головами. Видно, старики правду говорят: «Детей растить — лишнее горе заводить».

Заперли Лади-вора в сельской каталажке. Связи у писаря ого какие. Пропал бы парень ни за что, если бы не невеста его Шектэм.

Наутро семейство писаря к электрическому самовару чай пить садилось. Тут вбежала в избу девушка: глаза безумные, волосы растрёпанные. Упала, лбом о пол застучала.

— Агай (дяденька), — кричит, — пожалей! Совесть замучила-изглодала. Зря человек в тюрьме томится! Прикажи отпустить Лади — я твоё золото украла.

Писарь чуть чашку с чаем не выронил. А Шектэм объясняет, торопится:

— Помнишь, в прошлом месяце в домработницы ты меня брал? В лихой час я в чулане прибиралась да заприметила: блестит что-то. Попутал меня шайтан…Твоё ли золото, агай? — протягивает Шектэм тяжёленький слиток.

А ладошка трясётся, как осиновый листок. А аптекарю откуда знать, тот ли брусок, нет ли. Он его в глаза не видал.

— Ты, дева, часом, напраслину на себя не возводишь? — спрашивает сладким голосом.

Жена — торк! — мужа под локоток. С Лади-то дело ещё неизвестно как обернётся. А тут богатство само в руки прёт. Слиток — и на вид, и на зуб — чистое золото.

— Ой-ё-ё-ёй! — запела она и в волосы девушки вцепилась. — А я-то думаю, чего это негодница сама не своя ходит. Краденое руки жжёт? Прочь, прочь, воровка!

Посрамили девку, выгнали. А в полдень выпустили Лади. Он в избу вошел, сел у печи мрачнее осеннего вечера. Мать его целует:

— Тебя, сынок, перед людьми оправдали, а ты хмуришься. Теперь самое время к Шектэм идти. В ноги ей броситься, прощения вымаливать.

Лади на скамье подпрыгнул:

— Что ты городишь, мать? Твою Шектэм на селе воровкой окрестили. Из-за неё дочка писаря за меня замуж не пойдет.

Мать за голову схватилась:

— Ой, непонятливый! Шектэм напраслину на себя возвела, тебя жалея. Грязью её на селе из-за тебя поливают.

Лади знай своё кричит:

— Аптекарь сказывал: слиток — большое богатство. Откуда у Шектэм деньги?

Мать поникла головой. Боится открыть правду сыну.

Дело так было. Как тюрьмой Лади пригрозили, без памяти бросилась она к Шектэм. В ноги повалилась. Слезами захлёбывалась, причитала:

— Пропал наш Лади! Спаси его, милая, спаси его!

Хотела Шектэм спросить, что ж к писарской дочке не побежала мать за помощью. Да сама заплакала:

— Апай, я бы жизни не пожалела, чтобы Лади выручить. Только у меня и завалящей сотенки нету…

А мать точно обезумела. Растрёпанной седой головой о пол бьётся. Сморщенными губами подол юбки Шектэм ловит. И будто невзначай, платком рот прикрывая, шепчет:

— А ведь как Пужы-лавочник на тебя засматривается… Как подарками заманивает… — И снова головой о пол и в крик:

— Ой, вскормленный-вспоенный мой сыночек! Пропащая твоя кудрявая голова! Не видать нам твоих синих глаз…

У Шектэм догадка до ума дошла. Ойкнула, рот зажала:

— Апай, куда меня посылаешь? И не жалко тебе меня? И не страшно грех на душу брать?

Жалко, жалко девушку. Только родного сыночка пуще того жаль. Шектэм стоит белая, как стенка. Руки, бедняжка, уронила. Дико вскрикнула и вон из избы бросилась.

Кончила мать рассказывать, слезами обливаясь.

— Вот и должен ты, сынок, своей спасительнице земным поклоном кланяться. Прощения просить, что не можешь её теперь в жёны взять.

Лади потемнел лицом, мать слушая.

— Это почему, анай, я теперь не могу на Шектэм жениться?

Та руками замахала:

— Что ты, полоумный, опомнись! Это какая же мать порченой девке своего сына, такого пригожего, отдаст? Чтобы за спиной насмехались? Чтобы твою жену всю жизнь «жёнкой из-под Пужы» звали? А от Шектэм, дай бог, откупимся — чай, не звери. Вдовца ей приищем.

Лади ударил кулаком по столу так, что горшки и миски подпрыгнули и мать обмерла. На двор выскочил, к избёнке Шектэм поспешил. Глянула на него изба заколоченными окнами. Дверь камнем-валуном придавлена.

Соседка сверху сказала, что видела на заре девушку с узелком в руке. Садилась она в рейсовый автобус до города. А сосед снизу божился, что ночью Шектэм выбежала к замёрзшему пруду. Со взгорка в прорубь кинулась — только льдинки в чёрной воде зазвенели — заколыхались.

Лади с мужиками лёд расколотили, благо тонок ещё был, дно пруда баграми вдоль и поперёк исшарили — не нашли утопленницы. Да и не станет человек, на тот свет собравшийся, окна заколачивать, дверь камнем придавливать.

Не мешкая, собрался парень. Отцу-матери сколько-то деньжонок оставил. Бросил последний взгляд на дом Чильтро — так глянул, будто сжечь хотел. Писарь как раз в это время в окошко выглядывал. Крикнул ему Лади:

— Верно про вашу породу говорят: сверху шёлком блестите — внутри дерьмом гремите! Тьфу на вас!

Закинул ранец за плечи. Отправился в путь — невесту искать. Надо будет — сто дорог пройдёт. Сто рек шириной с Каму переплывёт. Сто гор высотой с Иднакар одолеет. Музъем быглес — сюлэм чузырес. Земля круглая — сердце вещее.

Отыщет девушку, крепко к сердцу прижмёт. Её солёные слёзы горячими губами осушит. Своей ненаглядной, солнышком своим назовёт. За руку возьмёт и домой законной женой приведёт…

* * *

За окошком взрываются петарды. Скрипит голубой снег под ногами и санками, смеются люди. Песни гремят.

Аня сонно улыбнулась. И, уже засыпая, спохватилась: камень… Он всё ещё припирает дверь. Значит, до сих пор ищет Лади по свету свою единственную возлюбленную… Земля круглая — сердце вещее.

 

Мышонок

 

Серебряная трель

— Какое чудо! Наверно, старинная? — Аня рассматривает брошь в форме ивовой серёжки, каждая тычинка как живая. Золото тусклое, а алмазная пыльца под солнечным лучом нестерпимо горит-переливается. Бабушка Югыт улыбается: «Так-то вот махонькая ивовая серёжка больших бед наделала».

Аня хватается за тетрадку — знает, что за этим последует сказка.

— В нашей деревне, — начинает нараспев бабушка Югыт, — жила девочка-сирота. Родители её, фермеры, поехали по делам и в аварии насмерть разбились.

Приезжали городские тётеньки, сиротку в детский дом забрать. А она так пряталась — с милицией не найти.

Рассердились тётеньки. В сердцах: «Несносный ребёнок!» — обозвали. Уехали обратно в город.

— Айда к нам, забоишься одна в доме, — звали сироту соседи.

— Не забоюсь. А Мурка с Тузиком на что? Как в пословице: дурной человек придёт — кошка цапнёт, собака загрызёт.

И ведь смогла себя прокормить, выросла. Картошку рыла, хотя сама затылком вровень черенку у лопаты. Козу доила и молоко пила.

После школы на ферму устроилась. В ладную девушку выровнялась. Голосок серебряный, как у жаворонка. Её деревенские так и прозвали: Азвесь Чирдэм (Серебряная Трель).

Частенько из районного дома культуры за певуньей машину посылали. Надевала Чирдэм бабушкино платье и шапочку с подвесками. Повязывала узорчатый фартук.

За концерты Чирдэм денежку приплачивали. Ну и подарки, конечно, принимала. Коробки конфет шоколадных, бусы завлекательные, сервизные чашки с блюдцами. От подарков не отказывалась: дом мелочью полнится.

Не раз к ней женихи заглядывали, всем отказывала. Гости за порог, а Чирдэм расхохочется:

— Нашли дурочку! Правду люди говорят: собаку берут для охоты, жену берут для работы! Охота свободу терять, на кого-то спину гнуть!

Было у девушки любимое место за деревней: речка Извилька, по берегам ивняки тянутся. Туда приходила девушка после работы одна, без подружек, пела на бережку. Кому довелось слышать, рассказывал, что таких чудных песен не слышали. Сладкие слезы ручьём льются.

Однажды Чирдэм пришла: плещется в нагретой солнцем воде девушка. Нахмурилась: это кто же её заветное местечко разведал? Решила незнакомку не окликать, присела на бережок.

Рядом одежда лежит: платье лёгкое, скользкое, травяного цвета. Чирдэм интересно — на руки взяла, ткань рассматривает: зелёные блёстки переливаются. Покрой дивный, просторный. Ворот и рукава золотом вышиты, ивовыми серёжками. Богатая одёжка. Вот бы такую на концерт надеть — городские бы модницы обзавидовались.

— Ты чего высматриваешь?!

Перед Чирдэм стоит девушка. От купания у неё тело в капельках, будто в жемчужинах. Пушистые волосы на затылке сколоты. Глаза синие, гневом брызжут. Брови сердито надломлены.

А Чирдэм не знает, что сердитой девушке сказать. Что дорогого платья в руках держать не приходилось — на самой-то вечно застиранные майка с джинсами.

А девушка уже по-доброму усмехается:

— Постой, да ты не Азвесь Чирдэм? Певунья, красавица…

— Выдумала красавицу! Чёрная, смуглая, как цыганёнок.

— Я тебя часто слушаю, — продолжает девушка. — Иной раз не стерплю, всплакну. Душевно поёшь, милая.

Чирдэм на неё во все глаза смотрит. Девушка как девушка, только росту больно большого: на целую голову выше самого высокого мужчины в деревне. Стоит в одной тонкой сорочке, и платья не накинет. «Бесстыжая, однако», — решила. А вслух заискивающе сказала:

— Тело у тебя красивое. Белое, шёлковое. Руки нежные, как у ребёнка.

— Не всегда, как у ребёнка-то, были. И чёрную работу знавала. Котлованы рыла, робы тюремные строчила…

— Ой, тебя не Ивушка ли зовут? В деревне про тебя рассказывают. Только мало кто верит.

— А ты верила? — испытующе спрашивает девушка.

Чирдэм рассудительно сказала:

— Не в сказке живём — в жизни. А слушать про тебя любила. У нас на жил дед Пурысь, год как помер. Так он пуще всех про Ивушку рассказывал… Только помер он, дед-то. Да и людские языки тут приврут, там приукрасят…

— Что ж, расскажу как было. Только осмотримся: нет ли рядом лихого глаза.

Ивушка по берегу прошлась. Чирдэм ею любуется. Идёт лесная девушка величаво, плавно. За спиной тяжело коса покачивается.

— Ты, верно, знаешь, я дочка местного егеря. У нас сторожка в лесу была срублена. Мать моя умерла рано. Отец меня жалел, не женился. Помню, всегда приговаривал:

— Мачеха — хуже горячей сковороды.

Большой он был, с кудрявой бородой. Ручищи мохнатые, ровно у медведя.

В детский садик я не ходила — нянькой мне лес был.

На заре отец меня по голове гладит:

— Нылы (доченька), не раздумала со мной на обход идти?

А я еще маленькая, спать хочется. Головёнка на подушку клонится, а всё равно лепечу:

— Нет, атай (отец), я с тобой.

Вот и хорошо. Идём по лесу. Серенько ещё, а пташки заливаются. А солнышко проглянет- роса под босыми ногами огнём горит — ступить страшно!..

В полдень знойно, пчёлы гудят. Малиной, мёдом пахнет… А рядом лес еловый, синий. Зайдём туда, словно в тенистую прохладную комнату.

Вечером пыль уляжется: мягкая, белая, как мука. Отец меня, утомлённую, на руках несет. Я головёнку ему на плечо свешу. Смотрю, как солнышко за холмы уходит…

Пошла я в школу, а лес не забывала. Прибегу на поляну, закричу, закружусь. А лес шумит: вместе со мною радуется. И платья я себе всё зелёные шила. Взойду в лес — между деревьев сама, как тоненькое деревцо.

Стал отец речи такие заводить:

— Скоро, Ивушка моя, в город поедешь, профессию получишь. Замуж выйдешь…

А у самого в глазах грусть. Говорят ведь: дочь замуж вышла — огонь в доме потух.

Я сердилась:

— Никуда отсюда не поеду. И замуж не выйду.

— Не зарекайся, дочка. Знаешь пословицу: навоз — земле, овёс — лошади, девушка — парню?

И правда, лукавила я. По ночам мечтала. Выйду как-нибудь на зелёный лужок. А там паренёк: улыбчивый, пиджак нараспашку. И трактор его неподалёку. Сядем на травке, разговор заведем.

И будет он поле пахать, меня машинным рокотом будить. Я ему в полдень кисленького кваску вынесу. «Бог в помощь»! — скажу. Вечером до деревни пойду провожать. Обвенчаемся, и будем жить все вместе: он, отец да я. Потом, даст бог, детки пойдут.

Да, видно, такое только в сказках бывает. Наяву всё по-другому случилось. Пошли про нас в деревне чёрные слухи. Что с шайтаном мы дружбу водим. Что отец мой — колдун.

Дошли те слухи до лесного начальника. Его не напрасно Узыр-Убир (Богач-Кровопийца) звали. Не больно он в нашу лешачью силу верил. Своими глазами захотел взглянуть, правда ли, что неслыханно как хороша дочка егеря.

Воротился отец с обхода, сам не свой:

— Узыр-Убир к нам пожаловать хочет. Товарища-лесника встретил- спасибо, упредил. Собирайся, дочка. Завтра в район к тётке тебя свезу.

Я в узелок платьишки завязала. Печь не топили, ужинали всухомятку. А ночью незваные гости на двор нагрянули: господа на джипах вездеходных. Собак с собой навезли: страшных, горбатых, воют, грызут землю.

Отец меня в дальнюю комнатку на лавке уложил. Тряпьём закидал, велел сказываться хворой. Сам за столом прислуживает.

Я, к щёлке глазом приникнув, дивлюсь. Не узнать отца! Он на районных сходках, как по писаному, выступал. А тут- вроде и впрямь медведь из чащобы вылез. А я-то в щёлку вижу: рука у него под столом в кулак сжимается… Знать, и Узыр-Убир тот кулачок приметил.

Горько вздохнула девушка:

— Не успела я отскочить, когда Узыр-Убир занавеску отдернул. Как увидел меня — глаза выпучил да слюни сглотнул… И зазвали они отца в лес. Не видела я его больше с той поры. Погиб через мою красоту, будь она проклята. Незнамо, где Эзель (злой рок) моего отца настиг. Неведомо, какие слова свое Ивушке в мучениях смертных крикнул…

Тут она шёлковый рукав закусила и отвернулась.

— Потешились они надо мной, враги. Убежала я, притаилась в лесу. До ночи они волками рыскали, меня искали. Да где найти! С досады напились пьяными, тут и попадали.

… И сгорела в ту ночь наша изба, с четырёх сторон подпалённая, до прозрачных угольков. Горела ровно, как свечечка. Я из лесу смотрела и плакала… Один Узыр-Убир, поганый, из огня выполз. Он на меня в милицию и заявил: мол, поджигательница, убийца.

С собаками нашли меня в лесу, скрутили. Осудили на всю жизнь в тюрьму, за уральские хребты. Да только скоро убежала я: лес меня поил-кормил, волшебной силой наградил.

На прощание лесная девушка предложила:

— Может, нужда в чём одолеет, милая. Так ты не стесняйся, проси. Будем с тобой как родные сёстры теперь.

Помощь-то Чирдэм нужна. У дома крышу перебрать не мешало бы. Поросёнку закут утеплить. Коровку купить… Но догадалась: рано еще просить, зарвёшься. Скромно поблагодарила, отказалась. И поняла: вроде не прогадала. Испытывает её ивушка.

С тех пор Чирдэм в лес чаще стала бегать. Зорко следила, чтобы деревенские её отлучек не примечали. С лесной девушкой бродили по полянам. Грибы-ягоды собирали в глухих местах, в болотах, куда деревенские нос боялись сунуть. Плели венки и по воде пускали. Поверяли друг другу сердечные девичьи тайны. Утомятся, на коряжину присядут. Ивушка Чирдэм петь просит.

— Голос у тебя — чистое серебро, — скажет. — Не жалей хороших песен для людей. Не больно много у них, людей, радости в жизни.

Как-то Чирдэм шаньги с картошкой напекла. Подругу стала в гости звать: айда, мол, апай (старшая сестра). Посмотришь, как живу.

Ивушка, как стемнело, стукнула в оконце. Частенько потом подруги в избушке собирались. Ивушка сложа руки не сиживала. Шутливо приказывала:

— Задавай, хозяйка, работу. Руки от безделья затомились.

И за что ни возьмётся, всё у нее проворно выходит, лишь рукава зелёные, узорчатые подоткнёт. Чирдэм повернуться не успеет, а у этой уж печь жарко топлена. Лепёшки пекутся белые да пышные. Ни у одной деревенской женщины такие не получаются.

Осенью Ивушка помогла подружке корову купить.

— Погоди, — смеётся, — институт закончишь, лесной знахаркой станешь. Ой, заживём!

За осенью зима студёная накатила. А там весна не за горами.

Дождались подружки, когда снег сойдёт. Пошли любоваться первоцветами, заодно хворосту для растопки наломать. Бродили, перекликаясь, по весеннему лесу. Вышли на берег Извильки.

Речка недавно ото льда очистилась. Деревья голые, чёрные стояли. У Чирдэм на её сапоги земли полпуда налипло. А у Ивушки башмачки чистенькие, к ним и грязь не пристанет.

Чирдэм весь подол вымочила — хоть выжимай. Ивушка её поддразнивает:

— Ножки не промочишь — рыбки не наловишь! Догадываешься, зачем сюда привела?

Чирдэм, озираясь, головой помотала. А Ивушка ей испытующе в глаза заглянула:

— Целый год к тебе приглядывалась. Душевная ты девушка, самостоятельная. Хочу перед тобой похвалиться. Отвернись-ка да сочти до трёх.

Чирдэм краем глаза примечает: ивушка воды в рукав зачерпнула, впереди себя той водой спрыснула.

— Глянь, богатая или нищая лесная девушка?

Чирдэм руками всплеснула. Ивовая роща, как жар, горит. Глазам больно. Ой, великолепие! На каждом дереве веточки золотые. На них расцветают висячие серёжки, осыпанные алмазной пыльцой.

— Неужели и впрямь твое богатство, апай?!

Ивушка, глядя на её широко разинутый рот, засмеялась:

— Я только хранительница. А хозяин-лес-отец. Лес мне и ключ — тайное слово доверил. Дай время, до конца тебя испытаю — заветное слово открою. Помощницей моей будешь.

Чирдэм, сама не своя, домой брела. С обидой думала: «Богатства у Ивушки сколько! А мне не предложила: на, мол, подружка. Или обеднела, кабы мне хоть крошку алмазную на ноготок стряхнула?»

Села на крыльцо, сапоги от глины выскоблить. Глянь, на грязной подошве жёлтенькие пятнышки сияют. Отколупнула: четыре целёхонькие золотые серёжки на ладони лежат, тычинки алмазные посверкивают.

Чирдэм всю ночь ворочалась. Думала: «Четыре серёжки — в море капелька. А мне та капелька ой бы сгодилась».

Но и другие думы в голову лезут: «Узнает подружка, что утаила золото, быть беде. Глаза у неё светлые, холодные — мстительная».

Ничего Ивушка не сказала при встрече. Она ведь не считала серёжки-то. Их там несметные тысячи были. Правда, Чирдэм показалось, глаза у подружки в тот день холоднее, льдистее были… Или только показалось?

Повеселела тогда Чирдэм. Отправилась в город к ювелиру. Отсыпали Чирдэм целую кучу денег. Она их в платок увязала — и под юбку. Домой в темноте, чтоб никто не видал, пришла.

Дома зарыла в подполье в глиняном горшке. Однажды почудилось: вроде кто-то настойчиво и сердито стукал кулачком в оконце. Утром увидела: ставня оборвалась. Она ночью под ветром стучала.

Чирдэм еще немного выждала и совсем осмелела. Вырыла горшок.

Ухватистой, умной хозяйкой Чирдэм оказалась. Кирпичный завод и пилораму купила. Речку Извильку запрудила, напустила туда жирного карпа.

Наняла работников строить дом: большой, каменный, в центре деревни, подальше от леса. Мужики строили, посмеивались:

— Какая корова — такой и хлев.

Въехала в дом барыней. Автомобиль заграничный, лакированный пригнала. Сад фруктовый разбила. В нём фонтаны бьют до неба. В хрустальном бассейне золотые рыбы плавают. Породистые кобели с цепей рвутся, добро стерегут.

Люди, мимо проходя, головами качали:

— В такой двор и мышь не проскочит.

На полях Чирдэм наёмные мужики и бабы спины гнут. На лугах тучные стада пасутся.

Серебряную Трель теперь не признать. Стала жирная, волосы бальзамом мажет, чтобы блестели. Шаль купила кашемировую, цветастую, с кистями — всё ею плечи кутает.

Прилепилось к Чирдэм второе имя: Алама (скверная). Свои песни Алама-Чирдэм давно позабыла: «Песня бездельников любит».

На Троицу выпила самогона. Девки на улице частушку пели, хотела подхватить. Да поперхнулась: горло жиром заплыло, голос осип. Какая уж серебряная трель.

А всё же неспокойно Аламе было. Как вспомнит Ивушку, так в пот её бросит. Ой, грозна, грозна лесная девушка. И будто кто на ухо нашёптывает:

— Из душистой сосны не тебе ли баню выстроили — выше деревенской церкви? Не твоя ли машина дорог не разбирает, покосные травы колёсами давит? Не в твоём доме полы медвежьими шкурами устланы? Не твои работники охапками зелёные ветки из лесу таскают для прожорливой скотины? Не ты ли тех работничков за бороды таскаешь? Или забыла, как Ивушка о бедняках пеклась? Не с ворованного ли золота тебя жадность одолела?

Не утерпела Алама, накинула шаль с кистями. Поехала в город, к знакомому начальнику милиции. Кулаком по столу стучала: мол, у тебя под носом в лесах беглая уголовница скрывается. Пригоршню валюты отсыпала на поимку беглой девки.

Развесили всюду снимки с фотороботом Ивушки. Снарядили людей леса пошарить. Те люди чуть в болотах не утонули. Недобрым словом Аламу, вздорную бабу, помянули, липкую болотную грязь с себя счищая.

Тут и вовсе не до того стало: объявился в селе нефтяной хозяин. Прознал про невесту-миллионершу. Прилетел на вертолёте.

Сам-то, говорят, местный, был начальником лесных угодий. Зовут Узыр-Убир. Жених собою осанистый, бородатый. Поверх атласного жилета пущена толстая золотая цепь. Невесте навёз подарков щедрых. Алама тоже со своей стороны не поскупилась. На трёх столах угощение выставила — деревенские ахнули.

Понравилась жениху Алама. Одно не глянется: что невеста из бывших скотниц, навоз из-под коров выгребала.

Алама испугалась, что Узыр-Убир развернётся да укатит прочь. Давай перед женихом бахвалиться: я-де с местной самой богатой богачкой дружбу водила, через то разбогатела. Мол, обвенчаемся, да айда со мной в заветное место, там на деревьях золото растёт. Под золотишко корзины прихватим.

Думала: спрысну ивы речной водой. Может, и без тайного слова озолотится роща. А не озолотится — дело сделано. На попятную не попрёшь, перед богом венчаны.

Соблазнила Алама бородатого жениха. Прямо из церкви ушли они в лес, в руках тащат. Вечер наступил, новобрачных нету. Ночью боязно было, а уж утром жениховы сваты искать кинулась.

На берегу нашли брошенные корзины, под золото приготовленные. И, людей завидев, две горбатые свиньи с визгом кинулись прочь. За боровом золотая цепь тянется. За жирной кабанихой волочится кашемировая шаль, в кустах с треском рвётся. Люди одно поняли: без колдовства тут не обошлось. Подхватились, да бегом в деревню…

* * *

— От бабки Югыт идёшь? — На автобусной остановке толстая тётка хмуро оглядела Аню. — Как с ума сошли. И едут и едут, и едут и едут. Мёдом у неё намазано, что ли.

Аня помалкивает, любуется золотым украшением — подарком бабушки Югыт.

— Заколки эти китайские девчачьи. В сельпо лежат, дешёвка, четыре рубля штука, — монотонно ворчит толстуха. — Навыдумывала серебряную трень-брень. Врушка она первостатейная. Старуха, постыдилась бы. Будущим летом приедешь — ещё с три короба наврёт.

Припылил автобус. Шофёр узнал толстуху:

— О, тётка Алама! В город едешь, дочку изводить, зятя пилить?

…Аня приколола брошку к кофточке. Скорее бы будущее лето! Скорее бы новая встреча с бабушкой Югыт!

 

Сказка из чулана

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *