Глава 1

Новосибирск

— Ваше Императорское Величество, — обратился личный секретарь к Императрице, — новости из Тюмени.

— Читай, — кивнула головой Екатерина II, — только по делу, избавь меня от формальностей.

— Та-ак… По делу… Сообщает нам Тюменский воевода, что проложил он прямую дорогу длиною в тысячу вёрст по землям Сибири в сторону восхода и достиг великой реки, название которой Обь. На её правом берегу заложил острог с церковью и дал ему название Новосибирск. Сей острог связывает меж собой города Томск и Барнаул, находясь на равном расстоянии от каждого.

— Велико ли это расстояние?

— Та-ак… В двести вёрст в каждую сторону, если ехать по землям, но дорог пока там ещё нет. Водным же путём пятьсот вёрст в каждую сторону.

— Далече… Что же, острог там и вправду необходим. Что ещё пишет?

— Пишет, что народ там, хоть и дикий, но к люду православному расположен доброжелательно. Земли богаты всевозможной рудой, пушниной и ценными породами дерева. Воды изобилуют промысловой рыбой. А ещё просит Тюменский воевода разрешить купцу первой гильдии Лапину построить на этих землях заводы, которые, по его словам, поспособствуют развитию дальнего края и принесут казне немалый доход. Вместе с письмом, Ваше Императорское Величество, шлёт воевода подарок. Изволите посмотреть?

— Показывай, что за подарок…

По кивку секретаря два придворных лакея занесли сундучки с подарками. Внутри первого лежала изящная длинная стеклянная бутылка, выполненная в форме ружья. Внутри бутылки находилась водка, произведённая на тюменской ферме. Во втором сундучке оказалась золотая чернильница инкрустированная изумрудами, изготовленная в виде фигурки барабанщика и перо из нержавеющей стали. Стержень, куда вставлялось перо, был выточен из моржового клыка, резной узор которого изображал цветочный стебель, увенчанный бутоном розы. И чернильница, и перьевая ручка крепились к подставке, сделанной из отполированного красного дерева.

— Что это? — указала Императрица на стеклянное ружьё.

— Бутыль с пшеничным вином, Ваше Императорское Величество, отменного вкуса, могу Вам сказать.

— Кто разрешил пробовать? — нахмурилась женщина.

— Помилуйте, Государыня, а как же иначе? А вдруг…

— Ладно. А бутыль-то на диво, как хороша! Придумают же… — и лицо Императрицы озарила благодушная улыбка. — Так, а это что?

— Чернильница с вечным пером.

— Вечное перо? — удивилась Екатерина II, взяв ручку в руки и разглядывая её.

— Желаете попробовать..?

— Желаю!

Секретарь подал лист бумаги и свою чернильницу. Женщина слегка неуверенно обмакнула в неё перо и стала аккуратно писать своё имя. Отполированный до зеркального блеска металл послушно выводил буквы. Написав задуманное, Императрица кивнула головой каким-то своим мыслям и сказала секретарю:

— Купцу Лапину препятствий не чинить!

* * *

Весна 1789 года в Новосибирский острожек пришла рано. В середине апреля уже полностью сошли снега, а Обь очистилась ото льда. Мягкая синева небес и тёплые солнечные лучи дарили людям каждое утро надежду на что-то светлое и прекрасное. В одно такое утро Кощеев вышел из новой просторной каменной церкви и нос к носу столкнулся с Жаном Байо, который во французской слободе исполнял функции старосты, как самый грамотный и хорошо говорящий по-русски. За те полгода, что французы провели в Тюмени, их успели порядком поднатаскать, обучая самому нужному и необходимому, но не всем легко и свободно даются знания.

— Господин, Кощеев! Господин, Кощеев! — на ломаном русском языке обратился он к Игнату.

— Привет, картавый, чего хотел? — довольно миролюбиво спросил Кощеев.

— Э-э, — растерялся немного француз, — я по поводу строительства. Мне кажется, что улицы слишком широкие. Это занимает много земли, которую можно использовать более рационально.

— У тебя проект есть? — спросил Игнат слегка недоумённо.

— Есть… Но у нас во Франции так не строили.

— Да, срать я хотел на твою Францию! — и Игнат сплюнул на землю. — Для вас же стараются, чтобы просторно было, чтобы душа чувствовала свободу…

— Простите, но я вас не совсем понимаю, — в глазах Жана читалось недоумение.

— Короче, — начал злиться Игнат, и показал на холм, — видишь вон то большое дерево?

— Да, господин, Кощеев, вижу.

— Вот если что-то построишь не по проекту, я лично тебя на этом дереве повешу, понял?

— Но вы не имеете права, — начал было возмущаться староста.

— Ты меня понял? — Игнат грозно сдвинул брови.

— Да, господин Кощеев. Я буду следить, чтобы всё делали по проекту.

— Вот и молодец! А если возникнут какие-нибудь проблемы, то сразу обращайся ко мне.

— Хорошо, господин Кощеев, — и староста ушёл в сторону своей слободы.

Не хотелось Игнату ехать сюда, тем более оставлять беременную жену без своей опеки, да и не привык он управлять людьми. Но ситуация требовала, чтобы в Новосибирске был человек корпорации. Лапин срочно уехал в Петербург, дела требовали его личного присутствия там. А Муравьёву сделали операцию — удалили аппендицит. Рана заживала тяжело и дорога ему была противопоказана. Все остальные находились на службе, и покинуть Тюмень не могли. Вместе с Игнатом сюда приехали два сотрудника безопасности корпорации и десять охранников. Кроме обычного вооружения, с собой в Новосибирск привезли три пушки. Сам острожек существовал уже четыре года и понемногу развивался. Вместо старой деревянной церкви построили новую — каменную. Так же были поставлены кирпичные амбары, двухэтажное здание местного самоуправления, небольшая школа и торговые ряды. Работали два завода. Других сооружений из камня пока не было. Кроме ссыльных и переселенцев, основное население составляли местные чатские татары. Из-за этих-то татар Кощеев здесь и оказался. Аборигены охраняли старую крепость, которая большей частью сгнила и покрылась всевозможной растительностью. Неизвестно, что они охраняли, но два сотрудника безопасности корпорации, находящиеся здесь, умерли из-за своего интереса к этой крепости. По словам местного батюшки, оба молодых человека перед смертью не раз посещали древние развалины. После одного из таких походов в старую крепость юноши пропали. Обнаружили пропавших утром следующего дня возле дома, где они проживали, лежащими ровненько друг за дружкой, ногами на восток, руки раскинуты в стороны. Следов насильственной смерти обнаружено не было. Игнат, срочно приехавший с новой командой, среди вещей и документов покойных сотрудников ничего интересного не нашёл. Нужно было идти к чатским старейшинам и выяснять, что могло случиться…

 

Глава 2

Охота на короля

На Петербург опустилась ночь. За плотно зашторенными окнами в одной из комнат особняка, что принадлежал «Приюту», сидели Лапин и Рустам.

— Этим летом предстоит много важных дел, Рустам, — говорил Иван. — Я привёз с собой двух проверенных сотрудников. Их нужно перевезти во Францию. Сам знаешь, в этом году там намечаются «весёлые» события.

— Там уже действуют наши сотрудники, — удивился Рустам.

— Это особые люди, они умеют то, что пока не умеют другие. Кстати, сколько там наших агентов?

— Всего восемь человек. Пятеро сотрудников, которые обучались в Тюмени и трое из французских дворян, причём одна из них — женщина. Их мы обучали здесь, под Петербургом.

— Ясно, — сказал Иван и на некоторое время задумался.

На стене тикали ходики, стрелки которых сошлись в районе часа ночи. Возле ног Ивана лежала собака рыжей масти — его личный телохранитель. Уже год, как она сопровождала Лапина во всех его поездках. Это была внучка покойной Гейши, звали её Белка. Иван наклонился, погладил свою любимицу, после чего продолжил:

— Вот держи, — и достал конверт с письмом.

Сломав печать на конверте, Рустам извлёк исписанный мелким почерком лист бумаги и углубился в чтение. Дочитав до конца, он посмотрел на Лапина.

— Вы знаете, что в письме написано?

— Наверное, инструкция для тебя, — улыбнулся Иван.

— Марсель Каримович пишет, что в курс дела вы должны ввести меня лично.

— Раз Марсель Каримович говорит… — Лапин продолжал улыбаться, потом сделал серьёзное лицо, — в принципе всё правильно, бумаге многое доверять нельзя. Короче, слушай…

* * *

19 июня 1789 года, предместье Парижа. Здесь, приблизительно посредине между французской столицей и Версалем, приютился небольшой постоялый двор. На втором этаже этого заведения, в одной из комнат, находился пожилой английский баронет. Он сидел возле окна, которое открывало вид на дорогу, проходящую мимо постоялого двора, и ждал известий. На столе, что стоял рядом с окном, лежало ружьё. Пожилой господин время от времени касался его рукой и проводил ладонью по оружию с таким видом, словно гладил любимую собаку. Через некоторое время в дверь постучали.

— Войдите, — сказал баронет по-английски.

— Сэр, — обратился к нему вошедший, — минут через пятнадцать по дороге проедет карета, в которой будет находиться интересующий вас человек.

— Как проедет? — мужчина даже привстал от негодования.

— Простите, сэр, я не правильно выразился. Она захочет проехать, но будет вынуждена здесь остановиться. Я пока пойду на задний двор готовить лошадей к отъезду.

— Ступай. Как услышишь выстрел, подводи их к дверям.

— Слушаюсь, сэр, — ответил мужчина и вышел.

Месяц назад у баронета пропала четырнадцатилетняя дочь, которая была единственным ребёнком в семье. А потом он получил письмо, где сообщалось, что если господин желает увидеть свою «крошку» в целости и сохранности, то должен заплатить выкуп. Выкуп он в условное место отнёс, а дочь обратно не получил. Мужчина начал активные поиски, но французская полиция не больно-то хотела помогать англичанину, оказавшемуся здесь по каким-то своим делам. Ему откровенно намекали на взятку, но баронет и так был практически без денег. Уже окончательно отчаявшись, он случайно познакомился в таверне с одним месье, которому рассказал о своём горе и показал медальон с портретом дочери. Увидев портрет, мужчина побледнел и сказал, что видел эту девушку, и что её уже нет в живых. Обезумевший отец потребовал всё ему рассказать. После чего услышал рассказ о том, что при дворе французского короля есть некий шевалье, который ворует понравившихся ему девушек, отвозит в свой замок, и делает там с ними, что захочет. А ещё требует с родителей выкуп. Получая выкуп, но боясь огласки и возмездия со стороны родственников, он умерщвляет бедняжек, а тела топит в Сене. Новый знакомый сознался, что видел девушку, которая изображена на медальоне, случайно, когда её выводили из кареты и вели в замок. На вопрос, откуда он всё знает о преступлениях, рассказчик ответил, что работал у шевалье в замке, но ужаснулся его преступлениям и ушёл оттуда. А жаловаться побоялся, потому что этот человек приближённый короля и обладает большими связями. Баронет потребовал у нового знакомого показать ему этого шевалье. Тот показал, но только издалека, боясь последствий. Рассмотрев хорошенько в подзорную трубу убийцу своей дочери, а так же увидев на его пальце перстень, который ей принадлежал, он решил мстить…

…И вот, мимо постоялого двора едут кареты и вдруг, у переднего экипажа одна из лошадей подворачивает ногу и падает. Кортеж из трёх карет и сопровождающая их охрана вынуждены остановиться.

— Ваше Величество, — обращается к Людовику XVI один из его приближённых, — Вам следует пересесть в другой экипаж, у Вашего что-то случилось с лошадью…

И, когда король оставляет свою карету, чтобы пересесть в другую, из окошка постоялого двора раздаётся выстрел. И тотчас же на землю падают два тела…

— Держи разбойника! — закричал начальник охраны и устремился в сторону постоялого двора.

Баронет выбежал на задний двор. Не обнаружив слугу, но видя стоящую рядом с выходом лошадь, запрыгнул на неё, ударил каблуками по бокам животного, и поскакал прочь… Так и ушёл бы баронет от погони потому, что в отличие от охраны короля, его лошадь была и резвее и успела хорошо отдохнуть. Только чья-то пуля всё-таки настигла мстителя. Удивились гвардейцы: «Кто же это смог из них попасть в беглеца, расстояние-то было значительным?» Только какое это уже имело значение? Король Франции был мёртв. Он лежал в дорожной пыли возле своей кареты. Рядом с ним упокоился его верный слуга, который был ни в чём не виноват.

Пока одни гвардейцы гнались за беглецом, другие перевернули весь постоялый двор. Хозяина заведения вместе с женой, слугой и детьми нашли связанными и запертыми в подвале. Нашли мёртвого мужчину, который сжимал в руках ружьё. Из спины убитого торчал кинжал.

— Кто это? — спросил начальник охраны у испуганного владельца постоялого двора, указывая на труп.

— Слуга английского дворянина, — дрожащим голосом ответил тот.

— А где сам дворянин?

— Не знаю, господин офицер. Он, — мужчина показал на труп, — угрожая мне и моей семье убийством, связал нас и запер в подвале.

В этот момент принесли тело баронета и положили рядом с его слугой.

— А это кто? — грозно спросил офицер.

— Это и есть английский дворянин, — ужаснулся ещё одному трупу трясущийся мужчина.

 

Глава 3

Петербург

— Ваше Императорское Величество, — обратился к Екатерине II её секретарь, — срочные вести из Парижа.

— Что за срочность такая?

— Вот, — мужчина протянул ей пакет, запечатанный сургучом.

— Будь добр, прочитай, а то глаза что-то у меня сегодня побаливают, — попросила шестидесятилетняя женщина.

— Ваше Императорское Величество, — сказал секретарь, прочитав несколько строк, — Иван Матвеевич Симолин сообщает, что англичане убили Людовика XVI…

У Екатерины II выпал из рук веер и она побледнела. Одна из статс-дам тут же взяла стакан с водой и обратилась к ней:

— Выпейте, Ваше Императорское Величество…

— Оставь, — отмахнулась от неё Императрица. — Читай дальше!

— Наш посол сообщает, что когда французский король направлялся из Парижа в Версаль, то его карета подверглась нападению английских лазутчиков. Погибли король и его камердинер. Охрана пыталась поймать злодеев, но те оказали яростное сопротивление и были убиты. При лазутчиках обнаружились бумаги, указывающие на то, что к покушению причастны правительственные круги Англии. Франция объявила Англии войну.

— Вызвать ко мне срочно английского посла! — приказала Императрица.

* * *

В особняке корпорации «Приют» находилась молодая гостья. Она сидела в отведённой для неё комнате и грустила. Грустила от того, что ей было скучно, а выходить никуда нельзя, а ещё от того, что у неё больше нет семьи — не осталось ни родных, ни близких. Мать умерла, когда девочке исполнилось десять лет. И с десяти лет Мэри воспитывал отец, который занимался торговлей. У отца было два брата, но они пропали, как и те корабли, на которых её дяди возвращались в Англию из Индии. А этим летом от рук французских гвардейцев погиб отец. Человек, назвавшийся другом отца, спрятал её в одном из домов, что находился недалеко от Парижа. Он рассказал девушке, что об этом его попросил сам баронет, жизни которого угрожала опасность, а рисковать жизнью своей дочери он не желал. Оказалось, что отец имел большие долги. Чтобы рассчитаться с ними он ввязался в авантюру и ему приказали убить самого короля Франции. Убив августейшего монарха, отец погиб сам. Теперь Мэри нельзя было показываться ни во Франции потому, что она являлась дочерью убийцы короля, ни в Англии. Те, кто заставил отца пойти на преступление, захотят и её привлечь к своим грязным делам. Всё это поведал ей друг отца.

В тот момент, когда на девочку нахлынули самые грустные воспоминания, в дверь комнаты постучали.

— Войдите! — встрепенулась она.

— Мисс, разрешите? — в комнату вошёл человек, которому друг её отца советовал во всём доверять.

— Конечно, мистер Рустам, проходите, — ответила Мэри.

Разговор вёлся на английском языке, так как русского девушка ещё не знала.

— Скучаете? — участливо поинтересовался мужчина.

— Скучаю, — ответила девочка, тяжело вздохнув.

— А я привёл подружку, которая вас развеселит, — улыбнувшись, сказал Рустам.

— Подружку? — Мэри одновременно и удивилась и обрадовалась.

— Да, — ответил мужчина, — подружку. Или она вам не нужна?

— Нужна, нужна! — воскликнула девочка. Ей так давно хотелось пообщаться с какой-нибудь девушкой или женщиной. — Где же она?

— Жизель! — позвал Рустам, — молодая леди желает с тобой пообщаться.

В комнату вошла очаровательная рыжеволосая девушка лет двадцати, двадцати пяти. Выглядела она хоть и красиво, но очень необычно. Мэри таких нарядов ещё нигде не видела. Белое платье из хлопка аккуратно облегало красивую женскую фигуру и, дойдя до щиколоток, заканчивалось нешироким узорчатым орнаментом зелёного цвета. На груди, вместо декольте, платье имело прозрачный рисунок в виде цветов, идущих до ярёмной впадины и опускающихся до середины плеч. На кистях рук были золотые браслеты, украшенные изумрудами. Шею украшали бусы из малахитового камня, сделанные в виде листочков, таким же камнем были инкрустированы небольшие золотые серёжки. Рыжие волосы у девушки были собраны на затылке в хвост и повязаны широкой зелёной тесьмой из шёлка. Озорная чёлка доходила до бровей, а по краям лица опускались непослушные локоны. Карие бархатистые глаза излучали мягкий свет, который буквально обволакивал, обещая покой и уют. Обута она была в лёгкие светлые босоножки на маленьком каблучке. Ступала девушка мягко, но в тоже время грациозно, как кошечка.

— Здравствуй, Мэри, — негромко поздоровалась Жизель.

— Вы такая красивая! — заворожённая девочка не смогла справиться со своими эмоциями.

— Как сказал один мой знакомый: «Хочешь быть красивой, будь ей», — улыбнулась молодая женщина. — А за комплимент — большое спасибо. И ты станешь красивой, и все мужчины будут мечтать только о том, чтобы ты подарила им свой взгляд…

— Кому я нужна? — тут же расстроилась Мэри, вспомнив, что у неё нет никого на этом свете. — Я осталась совсем одна…

— Не говори так. У твоего отца остались друзья, которые будут о тебе заботиться, и оберегать тебя.

— Вы тоже были знакомы с моим отцом? — удивилась девочка.

— К сожалению — нет. Но я могу стать твоим другом… Ты согласна?

— Конечно, согласна! — воскликнула Мэри.

— Тогда, надеюсь, мистер Рустам оставит дам, которые хотят посекретничать..?

— Конечно, конечно, — улыбнулся Рустам и удалился из комнаты.

 

Глава 4

Лондон

Король Великобритании Георг III вошёл в зал для приёмов в своём парадном мундире. Его ожидали личный секретарь и премьер-министр, которые склонили головы при приближении короля.

— Мистер Питт, — Георг III встал напротив премьер-министра и посмотрел на него с некоторой брезгливостью, — я знаю о ваших симпатиях к тем событиям, которые сейчас происходят во Франции… Это ваше личное дело. Но зачем было убивать их короля? Мы получили ненужную нам войну, и мы несём убытки! Мало этого, от нас отвернулись многие монархи других государств!

— Сир, — отвечал Уильям Питт Младший, стараясь сохранять спокойствие, — я не отдавал такого приказа. Нам это было совершенно невыгодно.

— Кто же тогда это сделал? — маска пренебрежения застыла на лице английского монарха. — Ведь на месте преступления были наши подданные! Да ещё при них обнаружены бумаги, в которых, опять же — наши представители Ост-Индийской компании выражали много нелицеприятного по поводу Франции.

— Но в тех бумагах, сир, по большому счёту не было ничего такого, из чего следовало бы, что нужно убивать Людовика XVI…

— Однако король Франции убит и нам объявлена война! Как мне доложили, по всей Франции громят наши предприятия и торговые компании. Задержаны и арестованы английские корабли, которые в тот момент были во французских портах…

— Сир, — премьер-министру было неуютно под гневным взглядом монарха, — мы пытаемся выяснить, кто совершил эту чудовищную провокацию… Но Вы сами понимаете, в данной ситуации очень трудно что-либо сделать. Каждого англичанина во Франции считают шпионом…

— Не в одной Франции, мистер Питт… — Георг III поморщился. — И только благодаря тому, что вас поддерживает парламент, вы ещё пока сохраняете свою должность. Но знайте, я очень недоволен вами! Делайте всё возможное… и не возможное тоже, чтобы исправить данную ситуацию!

Премьер-министр Великобритании сделал поклон, а король, не говоря больше не слова, вышел из зала.

Покинув королевскую резиденцию, Уильям Питт Младший сел в свою карету и направился на Даунинг-стрит 10, где он проживал с тех пор, как стал премьер-министром Великобритании. В этот солнечный летний день меньше всего хотелось думать о проблемах, которые в последние дни сыпались на него, словно снег в Рождество. Подписанные три года назад выгодные торговые отношения с Францией рухнули в один момент. Да что — торговля… Изменения в политической жизни, назревшие по ту сторону Ла-Манша, которым Уильям открыто симпатизировал, резко изменили вектор своего направления. Недовольство народных масс своим положением вылилось не в новые преобразования, наметившиеся во Франции, а в жгучую ненависть к англичанам. Мало того, чувствовалось, что кто-то целенаправленно подогревает эту ненависть, переводя внимание народа от своих насущных проблем в сторону Великобритании. По докладам, полученных от лазутчиков и лояльных к Англии людей, удалось узнать, что по всем городам Франции распространяются листовки и карикатуры, в которых расписаны многочисленные преступления английских подданных на территориях других стран и призыв вернуть обратно награбленное. То есть народу указали чётко, где можно обогатиться. А ещё удалось узнать очень любопытную деталь… Баронет, стрелявший в Людовика XVI, незадолго до совершения преступления потерял свою единственную дочь и обращался по этому поводу в полицию. Дочь так и не нашли, да и не больно-то этим занимались. Но после убийства французского короля обратили на это пристальное внимание. Удалось выяснить, что в последний раз её видели с прусскими купцами, после чего она пропала, как и сами торговцы. Незначительные факты указывали на то, что эти купцы вели дела с Гессенским ландграфом Вильгельмом IX. Как помнил Уильям Питт Младший, этот самый ландграф ещё в 1785 году продал Англии семнадцать тысяч солдат для войны с американскими колонистами. «И какой из этого следует вывод? — подумал первый министр Великобритании, — а вывод напрашивался такой, что кто-то, используя дочку баронета, заставил его пойти на преступление. Нужно найти этих торговцев и девочку… Только где же их искать? Следы обоих купцов теряются в Марсельском порту, а девочка пропала в самом Париже, и больше её нигде не видели. А может, и не причём эти торговцы? Может во Франции завёлся кто-то слишком умный, решивший таким образом обтяпать какие-то свои дела?»… Так и размышлял всю дорогу до самого дома Уильям Питт Младший, но к каким-либо чётким выводам прийти не сумел.

В тот момент, когда первый министр Великобритании встал с сиденья и собрался покинуть карету, арбалетный болт влетел в её открытое окно и, войдя в спину Уильяма, прошил его тело насквозь, застряв оперением в грудных рёбрах. Смертельно раненный мужчина выпал из салона на руки слуге, открывшему дверь кареты. Слуга, не ожидавший этого, упал под тяжестью чужого тела на тротуар, и от изумления на целую минуту потерял дар речи. Экипаж, из которого был произведён выстрел, спокойно удалился с места преступления, не привлекая к себе внимания. Когда пришедший в себя слуга закричал, подбежал конюх, прибежали другие слуги, явился врач, но Уильям Питт Младший был уже мёртв. Металлический болт, которым он был убит, имел чёткую гравировку с надписью на французском языке: «На память от Людовика XVI».

Кто стрелял и откуда — установить не удалось, свидетелей не оказалось. Через час после убийства полиция Лондона поставила на уши весь город. Хватали всех подряд, обыскивали, искали арбалет и находили… Только арбалет, из которого стреляли в Первого министра, уже давно покоился на дне Темзы. А экипаж был возвращён хозяину даже и не подозревавшему о его временном похищении. Хозяин сладко спал, опьянённый чрезмерным возлиянием. Да и преступники лица свои нигде не светили, используя всевозможный грим и меняя одежду. Тем более умелый человек может спрятаться довольно легко даже на открытом месте. Тут же было всё намного проще.

Только-только весть о трагической гибель Уильяма Питта Младшего всколыхнула Англию, народ которой испытывал симпатию к молодому премьер-министру, как другие события ещё больше усилили страх за будущее страны. Двенадцать линейных кораблей Флота Канала, что находились на стоянке около Портсмута, ночью взорвались и полностью затонули вместе с экипажами. Одновременно с этими, произошли взрывы в самом Портсмуте, от которых пострадало десяток разнообразных кораблей и пороховой склад. Тёплая летняя ночь и свежий ветер увеличили последствия взрывов, пожары охватили большую часть порта и города. Этой же ночью на стоянке кораблей на Темзе рядом с Тауэром взорвались ещё десять кораблей, вызвав многочисленные пожары на других судах. Наутро, после взрывов, в Лондоне и Портсмуте были обнаружены листовки, на которых покойный французский король Людовик XVI кидал с небес молнии на остров Великобритания. Надпись на листовках гласила: «Кайся Англия, ибо час расплаты пришёл!»

Два фрегата под английскими флагами удалялись от берегов Великобритании в сторону Индии. Фрегаты назывались «Ягуар» и «Пантера», и увозили в своих трюмах двадцать миллионов фунтов стерлингов, украденных во время ночных взрывов в Портсмуте и Лондоне. Лето 1789 года полностью изменило историю, направив её по другому руслу… И продолжало менять дальше.

 

Глава 5

Новосибирск. Расследование

Кощеев и ещё пара охранников, которые приехали с ним из Тюмени, сидели в юрте старейшины местного племени. Напротив них расположились сам старейшина со своим старшим сыном и шаман. Тарлав — сын главы племени, довольно хорошо говорил по-русски и выполнял обязанности переводчика. Прежде, чем мужчины приступили к серьёзному разговору, Игнат, по инструкции, полученной от Агеева, подарил старейшине меховую шапку из чернобурки, сыну саблю, а шаману большой красочный бубен со встроенными медными бубенчиками. Гостей в свою очередь накормили варёной лосятиной с овсяной кашей и пшеничными лепёшками. В качестве напитка подали айран. После того, как все насытились, и Игнат поблагодарил старейшину за угощение, начался серьёзный разговор.

— Что привело тебя ко мне? — перевёл Тарлав слова своего отца.

— Я хотел бы узнать у тебя, уважаемый Кызлан, от чего погибли мои люди? — ответил Игнат.

— Ты говоришь о тех юношах, которые ходили в крепость наших предков?

Лицо старейшины было спокойным и невозмутимым. Шаман тоже сидел и безучастно смотрел на гостей с таким видом, как будто его здесь нет. И только Тарлав немного волновался, переводя слова своего отца.

— Да, — Игнат кивнул головой.

— Отец говорит, — выслушав ответ, перевёл Тарлав, — что их души забрали к себе наши предки, покой которых они нарушили…

— А как их тела оказались возле дома, в котором они жили? — снова задал вопрос Кощеев.

Если бы не инструкции Агеева, он бы взял этого старейшину с шамана заодно и допросил бы обоих хорошенько. Но Марсель категорически запретил ему ссориться с местным населением. Да и не верил Игнат в потусторонние силы, даже не смотря на пережитый им перенос во времени. В природу со всякими её катаклизмами — верил, даже в Бога верил. Именно — в Бога, а не разнообразным попам с их религиозным словоблудием, а вот в потусторонние силы — не верил.

— Тела принесли наши люди, которые охраняют крепость предков, — перевёл Тарлав, — они обнаружили их мёртвыми и принесли к дому, в котором они проживали.

— А почему они их так странно около дома положили? — удивился ответу Игнат.

— Чтобы новое солнце увидело тех, кому предстоит уйти навсегда под землю.

Так и крутился у Игната на языке вопрос: «И за каким хреном это солнцу нужно?», но он усилием воли заставил себя промолчать. «Души — предки забрали, восход — трупы разглядывает… — продолжал размышлять Игнат».

— А если я так же лягу с утра, как лежали они? — задал он вопрос после своих раздумий.

Невозмутимые до этого старейшина и шаман засмеялись сразу же, как только Тарлав перевёл его слова.

— Ты хочешь обмануть солнце? — перевёл Тарлав слова шамана.

«Ага, мечтаю, прям! — подумал про себя Игнат». То, что солнцу всё равно — живой человек или мёртвый, Кощеев тоже не стал озвучивать. Его мучил другой вопрос: «От чего умерли два здоровых и тренированных парня?».

— Я хочу увидеть то место, где твои люди нашли моих воинов мёртвыми.

Старейшина, выслушав сына, кивнул и что-то сказал ему.

— Я провожу вас к тому месту, — ответил Тарлав.

 

Глава 6

Тюмень. Итоги новосибирского расследования

Июньский вечер не спешил заканчиваться, радуя людей красочным лилово-розовым закатом, который заполнил собою половину неба над Тюменью. Марсель и Игнат расположились на одном из балконов в особняке Агеева и наблюдали эту чудную картину, попивая брусничную наливку, которую делали на их ферме. Повод выпить был. В Новосибирской крепости Кощеев нашёл древние сокровища.

— Не знаю, Марсель, с чем это было связано, — рассказывал о своей поездке Игнат, — но по ночам в некоторых катакомбах старой крепости выделялся газ, а днём всё было нормально. Только парни наши про это не знали. Так вот, непонятно как, но они разнюхали про спрятанные там ценности. Были практически рядом с ними… Да… Короче, оба задохнулись.

— А ты как о газе догадался? — сделав глоток их бокала, спросил Агеев.

— Ну, во-первых: была у меня какая-то внутренняя уверенность, что татары не причастны к их гибели. Не могу объяснить почему.

— И когда такая уверенность появилась?

— После разговора со старейшиной. Вели они себя так, будто сочувствовали нашему горю, хотя явно этого и не демонстрировали. Опять же — ничего не скрывали. Вины я за ними не чувствовал.

— Понятно. Так что там с газом?

— Так вот, думаю, если татары не виноваты, значит это кто-то другой. Решил понаблюдать за этими катакомбами ночью. Пришли мы вечером на место гибели наших парней, взяв с собой пару собачек, и затаились. Часа через два собаки себя беспокойно вести начали, а потом одна ка-ак сорвётся, и — вон из катакомб! Другая следом за ней! Я собачкам верю и сам за ними… И только на улице почувствовал себя хреновенько. Двое парней, что были со мной — тоже. А те, которые оставались на улице, чувствовали себя вполне отлично. Тут и дошло до меня, что надышались мы чем-то, тем более лампы керосиновые жгли, сам понимаешь — углекислый газ. Голова потом полночи болела.

— А почему ты решил, что только по ночам газ откуда-то выходит? — спросил удивлённый Марсель и налил в опустевшие бокалы наливку.

— Потому что днём мы находились там долго и факелы жгли, и было всё нормально.

— Не знаю, Игнат, так ли это, но были похожие случаи, слышал я о таком, — после некоторого раздумья, сказал Агеев.

— И что это за случаи? — Кощеев с большим интересом поглядел на Марселя.

— Луна… Не только приливы и отливы из-за неё, но и земная поверхность тоже слегка сходит с места. Возможно, где-то под катакомбами есть газ, а ночью из-за влияния луны открывается щель, откуда он выходит. Но это чисто моё предположение.

— Понятно… — задумался Кощеев.

— А сокровища как нашли? — Марсель внимательно посмотрел на Игната.

— Да, — встрепенулся рассказчик, — после того, как на тот свет чуть не отправились, спасибо нашим собачкам, стал я думать, а чего тут парни искали? Осмотрел внимательно всё кругом, стены простучал и понял — за тупиком скрывается ещё одно помещение. Сначала взорвать хотел, но побоялся, что всё вообще на хрен обрушится и завалит проход. Решил долбить.

— А татары как на это отреагировали, они же вроде как охраняли эту крепость?

— Их люди с раннего утра приходили. Территорию всю обойдут и уходят, и перед закатом так же. Днём всё было спокойно. Короче, принесли мы инструменты и часа за три дыру пробили. Сантиметров пятьдесят толщина стены была. Потом ещё пару часов ушло на то, чтобы лаз сделать проходимым для человеческого тела. Затем я приказал весь мусор убрать, а дыру замаскировать. Сами рядом до вечера остались сидеть. Татары пришли, спросили, зачем мы тут сидим, я ответил, что с душами погибших общаемся. Они головами покивали и ушли, ну, и мы следом не спеша. Оставили, конечно, парочку ребят недалеко от катакомб, чтобы ночью следили. На другое утро парни доложили, что всё нормально, охрана крепости уже была и ничего не заметила. Мы лаз от маскировки освободили, и я в него пролез, остальным приказал меня ждать. В этой комнате ничего не было, и напоминала она больше предбанник. Слева, метрах в пяти от лаза, была добротная такая дверь, пришлось помучиться, пока её открыл, «прикипела» к дверной раме. Вот за этой дверью все богатства и хранились. Оружие старое, что-то типа арсенала, да сундуки с драгоценностями. Три дня мы потихоньку всё в наш дом перетаскивали, трое суток вели наблюдение, чтобы татары не обнаружили чего…

— Говорили, что с душами общаетесь? — усмехнулся Агеев.

— Ага, говорили. А когда мы всё оттуда вынесли, я подумал, что дыру могут обнаружить, тем более и так на нас уже косо смотрели, и решил — нужен взрыв, но такой, который бы объяснил татарам наше долгое присутствие там.

— И что же ты придумал? — улыбнулся Марсель, зная, что Кощеев ещё тот шутник.

— Короче, решил я, а почему бы мне солнце не развести, как последнего фраера…

— Развести солнце??? — изумился Агеев.

— Ага! — улыбка озарила довольное лицо Игната, и он рассказал Марселю о своих переговорах со старейшиной.

— Значит, огорчился, что тебя посчитали глупее солнца? — улыбка не сходила с лица Агеева.

— Ага, не было моему огорчению предела, ну, и я пошёл по беспределу… И вот, прикинь, собралась с утра возле моего дома чуть ли не вся татарская деревня во главе с шаманом и старейшиной. Вышел я на улицу, лёг ножками на восход, закрыл глазки, ручки в стороны раскинул… А две девушки из француженок начали рядом рыдать и причитать. А народ стоит, ждёт, что же случится… И тут — взрыв! Динамита мы в крепости заложили не хило… Татары в панике кто куда! А я встал, отряхнулся, посмотрел вокруг… Возле дома только шаман раком стоит, упёршись в землю головой, как страус и закрывает её руками, да старейшина весь бледный. Сын его тоже тут, не трус оказался. Я и говорю ему: «Передай отцу, за то, что ваши предки взяли души моих людей, солнце разрушило их дом».

— И что? — Агеев убрал бокал в сторону и подался вперёд.

— Что, что… Местный батюшка мне бутылку должен! Сынок старейшины первым крещение принял, а вслед за ним и другие татары потянулись…

— А шаман со старейшиной?

— Старые они, куда им креститься? А меня теперь там называют «Кояш Алдау».

— Смотри-ка, к Кощееву — очень даже близко! — пошутил Марсель, — а как переводится?

— То ли — хитрее солнца, то ли — обмануть солнце…

— Понятно. Кто про сокровища знает? — Агеев снова стал серьёзным.

— Десять человек охраны и оба безопасника. Но безопасники остались в Новосибирске за заводами следить, тем более — парни надёжные. Охрана вся со мной приехала. Тоже вроде не дурачки, каждый предупреждён персонально, что может быть за длинный язык. Конечно, всем премию выделил солидную.

— Хорошо. А пушечки значит, напрасно брал?

— И — да, и — нет.

— ???

— Не пригодились — да, но оставил их в Новосибирске. Бывает, ватажки разные хулиганят поблизости. Аборигенов там всяких хватает, объединяются некоторые меж собой и разбойничают. Пушечки хороший аргумент против них. Из татар, французов и наших переселенцев отобрал сотню молодых и крепких пацанов, как ты учил. Вот из них полицейских и солдат будут воспитывать, благо там есть кому.

— Ясно.

Уже заметно потемнело. Подул прохладный ветерок и мужчины, покинув балкон, зашли в кабинет к Агееву. Не успели они рассесться по креслам, чтобы продолжить свой разговор, как в дверь кабинета постучали.

— Войдите! — разрешил Агеев.

— Ваше Сиятельство, — в комнату вошёл Митрофан, — там ищут купца первой гильдии Кощеева.

— Кто и зачем? — спросил слегка удивлённый Марсель.

— Говорят, что его жена рожает…

— Как рожает? — растерялся Игнат.

— Известно как, — усмехнулся Митрофан.

— Марсель Каримович, всё, я побёг, — очнулся от растерянности Игнат, и быстро направился в сторону двери

.

— Давай, беги, — улыбнулся в спину Кощееву Агеев.

 

Глава 7

Париж

19 июня 1789 года в тот самый момент, когда английский баронет готовился произвести свой выстрел, чтобы отомстить за смерть своей дочери, маркиз де Ла Файет получил записку.

— От кого записка, Жером? — спросил он своего слугу.

— Не знаю, Ваша милость. Но мужчина сказал, что это очень срочно! — про то, что неизвестный дал ему два ливра слуга умолчал.

— Хорошо, ступай, — ответил маркиз и развернул записку.

Записка гласила, что в Великобритании многие недовольные теми политическими преобразованиями, что происходят во Франции, которая стремится подражать США. Особо подчёркивалось, что французский король принял решение во всём поддержать постановления, принятые Генеральными штатами от 17 июня 1789 года, поэтому существует опасность для жизни монарха, особенно со стороны приближённых к нему дворян, которые тесно сотрудничают с англичанами и не хотят новый преобразований в стране.

Будущий глава Национальной гвардии Франции не знал, как реагировать на эту записку. Он понимал, что многие против преобразований, потому что никто не хочет терять своих привилегий и доходов, но Ла Файет так же чётко осознавал, что если ничего не менять, то в стране скоро начнутся события, которые могут обернуться широкомасштабной гражданской войной. Как патриот своей страны, он не мог этого допустить. Да, маркиз был ярым сторонником преобразований. Тем более, как активный участник борьбы за независимость американских колоний против Англии, он полностью поддерживал идеи, которые были провозглашены в США, а также Конституцию принятую там в 1787 году.

От размышлений по поводу полученной записки его отвлёк слуга, который торопливо вошёл к нему в кабинет.

— Ваша милость, наш король убит…

* * *

Новость об убийстве короля разнеслась по Парижу и Версалю довольно быстро. Так же быстро узнали, что к убийству причастны англичане. Горожане, эмоционально подогреваемые активистами, заполнили улицы обоих городов и требовали отмщения. Полиция и войска были к этому совершенно не готовы. Начались беспорядки. К простым гражданам с удовольствием присоединились различные криминальные элементы, желающие под общий шум и негодование, провернуть свои тёмные делишки. Дома, лавки, магазины и банки, принадлежавшие англичанам (да только ли англичанам?), подверглись разграблению. Некоторые дома были подожжены, начались пожары. У многих погромщиков обнаружилось оружие, которое они легко пускали в ход. Были вскрыты винные погреба, и опьянённая толпа бесчинствовала до самого утра. И её никто не в силах был остановить. А кто пытался, оказались смяты или убиты.

Королевский двор находился в Версале. Королева Мария-Антуанетта была абсолютно подавлена свалившимся на неё горем и безучастна ко всем событиям. Совсем недавно умер её старший сын, а теперь и муж… Среди придворных началась борьба за то, чтобы стать регентом при четырёхлетнем Людовике XVII.

Не смотря на смерть короля, на другой день в Версале снова собрались Генеральные штаты. Там собравшиеся узнали все подробности убийства их монарха, а также о произошедших этой ночью событиях. Маркиз де Ла Файет выступил с яростной критикой беспорядков и их недопустимости, а так как малолетний Людовик XVII в силу своего возраста не в состоянии управлять страной, то он выдвинул идею провозгласить Генеральные штаты главным государственным органом управления. Идея была поддержана единогласно. В связи с беспорядками в городах, объявили об организации Национальной гвардии, главой которой избрали маркиза де Ла Файета. Кроме организации Национальной гвардии было принято решение о выработке Конституции. Но больше всего говорили о вероломстве англичан… Национальное собрание объявило Великобритании войну.

По сути, в стране была объявлена Конституционная монархия, и сил, способных противиться этому, не оказалось. Благодаря влиянию маркиза де Ла Файета и его сторонников, во Франции приняли американскую версию Конституции с некоторыми добавлениями и исправлениями. История шла уже по-другому.

В результате событий во Франции, из Парижа и Версаля агентам корпорации «Приют» удалось вывезти по Сене в Атлантический океан и переправить в Америку на свои плантации в штат Джорджия двадцать миллионов ливров. Там планировалось построить банк. Кроме банка, нужна была частная охранная школа, которую хотели открыть рядом с морской, где корпорация уже готовила для себя моряков.

 

Глава 8

Франкфурт

В те дни, когда по Сене в сторону Атлантического океана уплывали одни миллионы ливров, параллельно с ними по Рейну плыли другие пятьдесят миллионов талеров. Эти деньги шли в Россию. Но как, кто и откуда взял столь крупную сумму и смог её вывезти? Люди корпорации «Приют» давно наблюдали за тихим немецким городом Франкфурт, в котором скромно жил и упорно трудился Майер Амшель Ротшильд. Этот трудяга, используя состояние Гессенского ландграфа Вильгельма IX, удачно наживался на всевозможных спекуляциях. Сам же ландграф зарабатывал себе на жизнь тем, что торговал солдатами, которых собирал по всему своему графству, да и не только там. После чего немного их обучал и распродавал за довольно крупные суммы нуждающимся в солдатах монархам. Так как войны на земном шаре практически не прекращались, и солдаты требовались постоянно, то бизнес ландграфа процветал, и жил он довольно припеваючи, радуясь жизни. Но нельзя безнаказанно радоваться жизни, иначе появятся завистники. И таким завистником оказался Агеев. И не важно, что находился он за многие сотни километров от Вильгельма IX, зависть не знает границ.

* * *

— Марсель, зачем тебе это всё? — спрашивал дождливым осенним вечером 1788 года Лапин.

Друзья сидели в ресторане «Космос» в отдельном кабинете, и не спеша обсуждали планы на будущее.

— Помнишь, Иван, ты грохнуть Наполеона хотел? — задумчиво глядя в сторону вместо ответа спросил тюменский городничий.

— Так я шутейно…

— Знаешь, а мне не до шуток.

— Наполеона хочешь грохнуть? — удивился Иван.

— Наоборот — не хочу. Оставим Наполеона в покое.

— А что тогда?

— Помнишь, я тебе рассказывал, что моя мама француженка?

— Ну, и..?

— Знаешь, их короля Людовика XVI всё равно, или казнят, или… Не умереть ему, короче, своей смертью. События слишком серьёзные в Европе назревают, а он в них не вписывается. Но можно сохранить его семью. А из короля предателя, сделать — героя! А так как войны всё равно не избежать, то начать её нужно тогда, когда этого никто не ожидает. Поиметь в результате всех этих событий можно неплохо. Если не мы, так другие это сделают… Знаешь, какие огромные состояния нажили себе всевозможные банкиры во время Наполеоновских войн? А потом при помощи этих денег устраивали по всему миру беспредел…

— Марсель, так ведь и мы с тобой не ангелы. Я ещё в той жизни в людской крови по локоть извозился. И тут преуспел.

— Значит ты против?

— Да ты чё??? Я за любой кипишь, кроме голодовки! А на те деньги, если всё удачно получится, столько всего здесь понастроить можно будет… Мне вон Новосибирск обустраивать нужно. В Мирном и Охотске Императрица разрешила мне… нам, — исправился Лапин, — строить заводы. Казанцев тоже много о чём мечтает, у него куча проектов!

— А я в Тюмени хочу военное училище организовать. А то вечно к нам из Москвы и Петербурга присылают, пора бы своих унтер-офицеров готовить, — добавил вполне серьёзно Агеев.

— Вот — видишь, сколько всего надо! Так что давай, рассказывай, кто в Европе тебе не угодил, кого наказывать будем?

* * *

Тёплый июньский день в немецком городке подходил к концу. К вечеру, со стороны реки, подул прохладный ветерок, который принёс с собой множество облаков. Постепенно облака стали сбиваться в одну большую кучу и к ночи полностью закрыли собой небо над городом, оставив редких любителей посмотреть на ночные звёзды в полном разочаровании.

Еврейское гетто, стоящее особняком от остального города, давно уснуло. Уснула и семья Ротшильдов, кроме их служанки Сары, которая сидела в своей маленькой комнате, расположенной на первом этаже двухэтажного дома недалеко от входной двери. При тусклом свете небольшой свечи девушка сидела на деревянном табурете и ждала того часа, когда придёт её возлюбленный Ганс Шмульке. Уже месяц, как этот симпатичный молодой немец оказывал ей знаки внимания, делая приятные каждой молодой девушке небольшие подарки. Сердечко юной Сары не могло этому противиться… И вот, этой ночью должно состояться их первое тайное свидание.

В назначенное время она услышала негромкий условный стук в дверь. Сердце девушки учащённо забилось. Взяв в руку свечку, Сара, стараясь идти неслышно, подошла к входной двери и аккуратно её открыла. Последнее, что она увидела, это улыбающееся лицо Ганса. Потом девушка потеряла сознание.

Амшель Ротшильд сидел связанным на стуле с кляпом во рту. Напротив него расположился некто, одетый во всё чёрное, а его лицо полностью скрывала вязаная шапочка, имеющая прорези для глаз. Амшель был не просто испуган, он был ошарашен.

— Протри ему лицо влажным платком, пусть придёт в себя, — приказал по-немецки сидящий напротив.

Второй человек, что стоял за спиной Ротшильда и был одет точно так же, как и говоривший, без слов достал платок, опустил его в кувшин с водой и обильно намочил. Затем он обтёр мокрой материей лицо и шею связанному хозяину дома.

— Ну, что, господин Ротшильд, — обратился к пленнику некто, — теперь вы готовы слушать меня?

Ротшильд часто закивал головой.

— Прежде, чем мы вытащим вам кляп изо рта, уясните следующее… В доме ещё несколько моих людей, которые охраняют вашу жену и детей… — с этими слова говоривший вытащил довольно таки устрашающего вида нож и поскрёб им ноготь большого пальца на левой руке. — Так вот, если я увижу хоть только намёк на то, что вы хотите привлечь чьё-либо постороннее внимание, то всю вашу семью ждёт смерть. И вас, кстати, тоже. Это понятно?

Ротшильд снова часто закивал.

— Вытащи ему кляп, — приказал некто.

Напарник так же безмолвно и послушно выполнил приказ. Пленник немного отдышался и заговорил:

— Я отдам вам все свои деньги, только не трогайте семью…

— Нам, господин Ротшильд, нет дела до ваших денег, — небрежно ответил некто.

— Э-э… Тогда что вы хотите? — другой причины пленник не видел.

— Нас интересует состояние ландграфа, на которого вы работаете. И вы нам поможете его забрать.

— Но как? — изумился Ротшильд, — да меня люди ландграфа сразу…

— Молчите и случайте, — перебил его некто и, дождавшись кивка, продолжил, — вы нам нужны, поэтому в обиду вас никто не даст. Это раз. Во-вторых: мы переправим вас вместе с семьёй в Америку. Нам нужен там человек, который поможет организовать банк и наладит его работу. Мы решили, что вы именно тот человек. Достойную жизнь и охрану вам гарантируем. Если же вы откажитесь или захотите властям сообщить о нас, то, как я уже говорил, вас вместе с семьёй ожидает смерть.

— Откуда я могу знать, что вы меня не обманите? — Ротшильд отчаянно искал выход из сложившейся ситуации. Он быстро понял, что это не уличные грабители. Люди действовали чётко, спокойно и слажено. От них веяло такой непоколебимой уверенностью, что Амшель им сразу поверил. Такие доведут задуманное до конца.

— Значит, вы не хотите с нами сотрудничать, — говоривший слегка приподнялся со стула.

— Нет, я этого не говорил, — быстро ответил Ротшильд, — но вы сами понимаете…

— Вы, видать, плохо меня слушали, — ответил некто, — повторяю, вы нам нужны в Америке, где вас ждёт работа, которая вам и по силам и по душе. Грамотными специалистами мы не разбрасываемся.

— Но кто вы? — хоть что-то попытался узнать о незнакомцах Амшель.

— Господин Ротшильд, не разочаровывайте нас ненужными вопросами. Итак..?

— Я согласен, — смирился пленник.

— Развяжи его, — приказал некто, после чего продолжил, — а теперь слушайте меня внимательно…

Пользуясь доверием ландграфа, Ротшильд сумел переправить на речные суда большую часть его денег. Самому Вильгельму IX в вино был подсыпан медленный яд, а в особняке, где он проживал, устроили пожар, чтобы уничтожить всевозможные документы. И вот, миллионы уплывали, ландграф умирал, замок горел… Зависть?

* * *

В конце сентября 1789 года пятьдесят миллионов талеров благополучно добрались до места назначения. Корабль же, на котором Ротшильд со своей семьёй плыл в Америку, подвергся нападению пиратов. Человек, поставленный для охраны Ротшильдов, понимая, что спастись никак не удастся, поджёг пороховой погреб. В результате этого действия погиб не только купеческий флейт, но и корабль пиратов, который взял судно на абордаж. Второй фрегат флибустьеров вытащил из воды только своих оставшихся в живых товарищей. Людей, спасшихся с купеческого корабля, не было. Корпорация лишилась и хорошего банкира и верного сотрудника. Об этом Агеев узнал только через восемь месяцев, и пришлось срочно искать нового человека, который бы справился с организацией их банка в Америке.

 

Глава 9

Лондон

В доме военного министра Великобритании барона Гренвиля, собрались министр иностранных дел герцог Лидский и Первый лорд Адмиралтейства граф Чатем. Лорды расположились в креслах вокруг небольшого овального стола. Перед каждым стоял бокал с виски, в руках у мужчин были курительные трубки, дым от которых распространился по всей комнате. Настроение у собравшихся оставляло желать лучшего.

— Герцог, что вы думаете по поводу всех этих событий? — спросил военный министр, выпуская изо рта табачный дым.

— Джентльмены, думается мне, что французы изобрели какие-то хитрые бомбы, но очень удачно это скрывают. Помните, ещё два года назад их военных инженеров подкупил русский фельдмаршал Потёмкин за баснословные деньги? В тот раз османский флот в одночасье лишился десяти кораблей! Тогда, к сожалению, данному событию не придали нужного значения, тем более янычары, узнав о предательстве, казнили французских инженеров. Но секрет тех бомб, как видите, не пропал…

— Совершенно верно, герцог, — в разговор вступил граф Чатем, — подлые галлы уничтожили двадцать пять наших линейных кораблей и семь фрегатов! Плюс ещё сгорела куча мелких торговых судов!

Собравшиеся не пытались скрыть своих эмоций, так же они не пытались обвинить в неудачах друг друга, потому что каждый, так или иначе, был и виновным и пострадавшим.

— Джентльмены, меня мучает другой вопрос, как они пронесли бомбы на корабли? Такое ощущение, что наша добрая Англия сгнила и буквально кишит французскими шпионами, как протухшее мясо червями. Это недопустимо! — эмоционально выдохнул барон Гренвиль, — Первого министра пристрелили на пороге собственного дома, словно куропатку…

— Да, — горько усмехнулся Первый лорд Адмиралтейства, которому Первый министр приходился братом, — кроме Уильяма, мы лишились более двенадцати тысяч солдат, матросов и офицеров… И это всего лишь за одну ночь! Верфи в Портсмуте полностью сгорели, так же сгорели все запасы пороха…

— Джентльмены, а мою карету сегодня на улице обкидали камнями, поделился горем барон. Народ недоволен. А ещё эти карикатуры… Нам даже союзников негде искать. После убийства Людовика XVI, будь он неладен, наших послов мало где принимают.

— Что будем делать, джентльмены? — обратился к присутствующим министр иностранный дел.

— Мы будем мстить! — ответил Первый лорд Адмиралтейства. — Первое, что нужно сделать, это везде пустить слух о том, что французы сами убили своего короля.

— Но это же явная ложь, все знают, что в Людовика XVI стрелял англичанин, удивился барон Гренвиль.

— Чем нелепее слух, тем скорее в него поверят простые обыватели, а следом за ними и другие. Второе, в связи с войной нужно объявить чрезвычайное положение и срочно приступить к принудительной вербовке в армию и на флот. Из тюрем набирать всех, кто способен держать в руках оружие. Всех, у кого в последнее время нашли или найдут арбалет — обвинить в покушении на моего брата! А в качестве помилования — отправлять на службу. В связи с чрезвычайным положением морские суда, находящиеся в частных руках, призвать на службу.

— Придётся немало потратиться на всё это, — подсказал министр иностранных дел, — все любят звонкую монету.

— Раз всю эту кашу заварили французы, то пусть они и оплачивают. Потрясти нужно их хорошенько, а у кого и вовсе всё конфисковать! — граф Чатем смотрел куда-то перед собой, и фанатичный огонь пылал в его глазах. — Богатых французов у нас проживает немало.

— Тоже верно, — согласился с ним барон Гренвиль и потянулся к бокалу с виски.

 

Глава 10

Париж

Остаток июня и начало июля весь Париж бурлил, да что там Париж… Бурлила вся Франция. Была принята Конституция и Декларация прав человека и гражданина. Кроме этого Генеральные штаты избрали новое правительство. Прошли массовые казни среди аристократии, которых обвинили в пособничестве англичанам. Их состояния были конфискованы в пользу Франции и направлены в казну, что поспособствовало министру финансов Жаку Неккеру прикрыть многочисленные бреши в бюджете. Стала оживляться пришедшая в упадок французская промышленность. Суды заработали с удвоенной силой. Ревизии, прошедшие на многих предприятиях выявили массу злоупотреблений и недостатков, а война с Англией требовала более качественного и современного вооружения и обмундирования. Из-за нехватки хлеба был издан закон о запрещении его экспорта в другие страны. В срочном порядке организовывались и обучались новые полки, шёл набор во флот и армию. В это неспокойное время людям корпорации «Приют» удалось встретиться с Марией-Антуанеттой и убедить её уничтожить все документы, которые могут опорочить погибшего короля перед народом и страной. Кроме того, ей настоятельно рекомендовали прекратить всякую переписку с представителями Англии, а всё своё внимание направить на воспитание сына.

— Ваше величество, — говорил маркиз Филипп Бертран, который прошёл специальную подготовку под Петербургом, — пришли новые времена. Когда-то никто не верил, что возможно поколебать устои Римской империи, но пришли варвары и разбили её, словно фарфоровую чашку о гранитный камень.

— Маркиз, вы считаете, что Францию ждёт то же самое?

— Нет, Ваше величество, не считаю. Мы этого не допустим! Но пришли другие времена. Народ устал быть послушной марионеткой в руках аристократии, народ считает, что Франция — принадлежит не только аристократии, но и им.

— Но это ужасно маркиз! Неужели вы хотите сказать, что чернь желает управлять страной?

— Она уже ей управляет, Ваше величество. Или многочисленные казни Ваших подданных принадлежащих к известным аристократическим фамилиям Вас в этом не убедили?

— Но это ужасно… — повторила потрясённая Мария-Антуанетта.

— Будет ужасно, если вы начнёте бояться своего народа, — заговорил эмоционально маркиз. — В это неспокойное время вы должны быть с ним солидарны во всём! Светлая память о покойном Людовике XVI, подло убитым англичанами, живёт в сердцах простых людей и защищает вас от злых козней и посягательств. Так не дайте же им повода изменить это мнение! Ваша задача воспитать сына, который будет истинным патриотом Франции и защитником своего народа. Гордыня и нежелание воспринимать новое ведут к погибели.

— Но эти казни, маркиз…

— Ваше величество, новая жизнь появляется на свет в страданиях и муках. Вы, как мать, должны это понимать. Так же и обновление любого государства — без крови не бывает. И не стоит ужасаться и терзаться душевными муками, просто примите это, как данность.

— Маркиз, умом я понимаю, что вы, скорее всего, правы, но это очень непросто сделать…

— Ваше Величество, хотите совет?

— Какой?

— Сейчас мы воюем с Англией. В каждой войне есть свои убитые и раненые. Но если первым Вы ничем помочь не можете, то вторым…

— Я слушаю, маркиз.

— Уверен, если Вы пожертвуете дворец Тюильри в качестве госпиталя для военных, то Ваша популярность среди французов не будет знать границ. Да что — французы, монархи других государств будут Вам завидовать! Какая ещё королева делала более чем достойный подарок для своей армии? Если Вы не можете управлять своей страной, то никто не может помешать Вам поднять престиж её армии!

— Но маркиз, я не могу это сделать единолично…

— Ваше величество, Вам только нужно во всеуслышание заявить об этом…

К концу 1789 году дворец Тюильри в Париже был полностью переоборудован в госпиталь. Такой жест королевы был поддержан довольно широким кругом общественности. По совету маркиза королева заняла должность генерального инспектора госпиталей во Франции. Самому маркизу Филиппу Бертрану удалось занять место воспитателя при малолетнем Луи-Шарле герцоге Нормандском, будущем короле Людовике XVII. Но не только этот жест принёс любовь и популярность Марии-Антуанетте среди французов. Двадцатого июля 1789 года весь Париж ликовал. Новость о том, что королева послала своих верных офицеров в Англию, где они потопили кучу английских кораблей вместе с их экипажами, вызвал во французской столице бурю восторгов! Плакаты с надписями на фоне горящих английских кораблей: «Вот так должна мстить каждая французская женщина за смерть своего мужа», появились во многих местах. Были, конечно, и недовольные этой популярностью королевы, опасаясь её возвышения. Как известно, борьба за власть не прекращается никогда. Но королева в политику не лезла, предпочитая заниматься улучшением медицины в стране. Кое-кто попытался выяснить у неё имена офицеров, так удачно потопивших английские суда, мотивируя это тем, что героев нужно наградить. На это королева честно отвечала, что никаким офицерам она ничего не приказывала, что люди сами захотели отомстить за смерть своего монарха, но кто это, она, к сожалению, не знает. А так как на английских кораблях французов всегда хватало, то этими героями могли быть многие.

 

Глава 11

Петербург. Весна

Секунд-ротмистр Зубов Платон Александрович и ещё два его сослуживца возвращались поздним вечером в свои квартиры после весело проведённого времени в кабачке.

— Эх, господа, весна! — подвыпивший корнет раскинул руки в стороны и чуть не упал с седла от этого движения.

— Корнет, опасайтесь! Весна — ветреная девица, она не только разбивает сердца, но может ещё и с лошади скинуть, — отвечал со смехом второй его товарищ.

— Бросьте, вахмистр, я всего лишь немного перепил вина. А вы что молчите, ротмистр?

— Что-то грустно мне, сегодня, господа, — ответил Зубов.

— Неужели вас не радует весна? Поглядите на небо… Видите, сколько звёзд? И все они наши! — корнет приподнялся на стременах и вытянул одну руку вверх, как будто и вправду хотел дотянуться до звёзд.

— Право же, корнет, вы сегодня немного пере…

Раздавшийся выстрел оборвал Платона Зубова на полуслове, и он упал с коня. Не успели сослуживцы ротмистра опомниться, как к ним подскочили несколько бородатых мужиков, стащили их с коней, оглушили и забрали всё самое ценное. С момента выстрела не прошло и двух минут, как грабители растворились в подворотне. На месте преступления остались лежать убитый Платон Зубов и два оглушённых его товарища.

Через час один из нападавших, но уже без бороды и в совершенно другой одежде докладывал Рустаму.

— Я проверил, Зубов был мёртв. А его спутников так… слегка оглушили, ну и имитировали ограбление.

— Всё прошло нормально.

— Абсолютно.

— Хорошо, денёк отдыхайте, а потом вам предстоит ехать в Европу. Городок там есть один, Франкфурт называется.

— Тоже есть интересное дельце?

— Очень интересное, — улыбнулся Рустам. — Ладно, иди. Послезавтра с утра жду тебя здесь.

— Хорошо.

* * *

Поиск полицейскими разбойников, которые напали на офицеров, ничего не дал. Оставшиеся в живых описали только, что это были бородатые мужики. А таких бородачей ходила половина города, и каждый мог быть в чём-то замешан. Полиция для порядка задержала несколько человек, но потом всех отпустила, кроме одного. Тот действительно оказался мелким жуликом. Платона Зубова похоронили. Несостоявшийся любовник Екатерины II уже не убьёт её сына подвернувшейся под руку злосчастной табакеркой.

 

Глава 12

Петербург. Поэзия и проза

Кто-то из писателей сравнит Петербург с Пальмирой. И пойдёт, и поедет это сравнение по городам и весям, и будут называть российскую столицу Северной Пальмирой. Так вот, на одной из улиц Северной Пальмиры под названием Грязная, в доме? 14 жил Радищев Александр Николаевич. А работал сей господин на таможне. Ну, живёт человек, ну, работает, что в этом плохого? А нет ничего в этом плохого. Но только зуд творчества у этого человека в одном месте завёлся, и начал он писать поздними вечерами книгу под названием «Путешествие из Петербурга в Москву». Ладно бы просто писал, но Радищев почему-то делал это втайне от всех. Да и Бог бы с этой тайной, да только как на грех пересеклись дорожки работника таможни Радищева и купца первой гильдии Лапина. Простое пятиминутное дело растянул Александр Николаевич на целых два дня. У Ивана Андреевича с литературой и так были нелады, кроме матерных стишков, а за сочинение по книге Радищева он в своё время получил двойку, из-за чего одноклассница, к которой он испытывал пылкую симпатию, отказалась с «двоечником» пойти в кино. На память Лапин никогда не жаловался, а такой отказ вообще забыть невозможно. И надо же такому случиться, что и через двести с хвостиком лет назад эта… этот… короче, данный господин, снова путает Ивану все планы.

— Рустам, — обратился Лапин к сотруднику безопасности корпорации, когда тот вошёл в комнату, где Иван сидел за столом и пил водку, — ты знаешь такого Радищева Александра Николаевича?

— Заместитель начальника таможни? — после некоторых размышлений ответил вошедший.

— Ага, — ответил Лапин и замахнул стопку водки, после чего прислушался к себе, кивнул и потянулся за огурцом, лежащим на тарелке.

— И чем вас, Иван Андреевич, заинтересовал этот Радищев?

— Книжки, гад, пишет, — хрустя огурцом, ответил купец.

— Ну, и пусть себе пишет. Нам-то, что с того? — Рустам присел напротив него.

— Очень вредные книжки он пишет… А ещё этот писака задержал на два дня наши товары на таможне.

— Так вы из-за товара… — улыбнулся Рустам.

— Нет, из-за книжек.

— Хм… А что не так в его книгах?

— Пургу разную гонит в своих книжках, а мне потом тёлки отказывают…

— Э-э… Пургу? Тёлки? — Рустам внимательнее пригляделся к Лапину, — Иван Андреевич, да вы пьяны.

— Может и пьян, — не стал спорить Лапин.

А дальше удивлённый сотрудник безопасности услышал следующее:

— Но знай, — после лирической минутки продолжил Лапин, — если ты не грохнешь этого писаку, то я сделаю это сам!

— Давайте завтра об этом поговорим, Иван Андреевич, хорошо? — встревожился Рустам.

— Завтра, так завтра, — ответил Лапин и влил в себя ещё одну стопку водки, после чего встал и пошёл к кровати, на которой через некоторое время благополучно уснул.

Рустам же сел писать письмо в Тюмень, в котором просил у Агеева разъяснений. Через полтора месяца ответ был получен: «Всю бумагу у клиента забрать для растопки печей. В благодарность за бумагу подарить ему груз 200». Сказать, что Рустам удивился, значит — нечего не сказать. За полтора месяца наблюдений и сбора информации он не обнаружил ничего, чем Радищев мог бы помешать «Приюту». Но если с Лапиным он ещё мог бы поспорить, то Агеева слушался всегда.

20 августа 1789 года в петербургском особняке корпорации «Приют» Рустам, сидя в кресле напротив Лапина, докладывал ему.

— В Париже, Англии и во Франкфурте всё прошло, как и было задумано.

— Сколько человек знает об истинной смерти короля?

— Четверо, Иван Андреевич. Вы, я, исполнитель и Марсель Каримович.

— Подробности можно?

— Конечно. Обманом украли дочку у английского баронета. Перстень, что она носила, проиграли в карты одному из придворных слуг короля. Отцу девочки сказали, что этот придворный убил его дочку. Тот, естественно, захотел отомстить. Подсказали ему место и способ. Наш человек заранее подобрал удобную точку, недалеко от этого места. Когда подъехала карета с королём, он ликвидировал слугу баронета, и быстро занял исходную точку. Только карета остановилась, и вышел Людовик XVI…

— А почему остановилась карета? — удивился Лапин.

— На дороге устроили скрытую ловушку. Когда авангард охраны проехал, то наш человек дёрнул за верёвку и ловушка открылась. Туда копытом и угодила одна из лошадок, и продолжать путешествие уже не смогла.

— Дальше, — велел Иван Андреевич.

— Король со своим слугой вышел из кареты. В слугу-то баронет и стрелял, а наш человек почти одновременно с ним — в короля, а потом в убегающего баронета. Два выстрела и один удар кинжалом и всё без шума.

— Всего лишь, Рустам, ружьё с оптическим прицелом и глушителем, — улыбнулся Лапин.

— Да, уж… Страшное оружие, Иван Андреевич.

— Не страшнее остальных.

— Хм, верно. Арбалетный выстрел тоже бесшумный. Из докладов наших людей из Англии следует, что выстрел был самым лёгким заданием. Основную трудность и опасность представляли минирование, разброс карикатур и выемка ценностей.

— Кто про Первого министра всё знает? — спросил Лапин.

— Если не считать нас с вами и Марселя Каримовича, то только два исполнителя. Остальные люди в разных местах выполняли только одно какое-нибудь конкретное задание и про другие им никто, ничего и никогда не говорил, и говорить не собирается.

— И это правильно, — произнёс Иван, — что ещё?

— Радищев отравился грибами, а его записки сгорели в печке.

— Тоже — правильно. Нечего народ баламутить.

— Иван Андреевич, простите, а что не так в его записях? Смотрел я их, но ничего серьёзного вообще не нашёл.

— Знаешь, Рустам, есть такие люди, которые всех хотят сделать счастливыми.

— И что в этом плохого?

— Для начала в том, что я не хочу, чтобы кто-то за меня решал на счёт моего счастья. И потом, сам, наверное, знаешь, что благими намерениями выложена дорога куда? Правильно, в ад! Начитаются вот таких книжек молодые балбесы и захотят всеобщей правды и справедливости, и пойдут народ баламутить, мол, вас обманывают, вас обворовывают, так жить нельзя… Доведут людей до белого каленья, возьмутся те за вилы и косы, и начнут крушить всё налево и направо… И придётся людишек усмирять солдатами, и прольётся ещё больше крови… И получится вместо счастья — всеобщее горе. Разве не так?

— Так, Иван Андреевич, — невесело усмехнулся Рустам.

— Во-от. А бывают такие правдолюбцы, которые думают так: «Чтобы всё стало хорошо, нужно убить всех плохих». Только ещё Бог сказал: «не суди, да не судим будешь». Кто-то для одних плохой, а для других любимый и желанный. И как быть в такой ситуации? И начинают тогда эти борцы за всеобщее счастье гасить всех налево и направо.

— Хм, понятно… — задумался Рустам, и через некоторое время спросил, — а вы Иван Андреевич плохой или хороший?

— Плохой, Рустам, плохой, — улыбнулся Лапин. — Только ты про это никому не говори… Договорились?

— Договорились, — улыбнулся Рустам в ответ, и добавил, — но только как быть со счастьем-то? Несправедливости действительно хватает…

— Несправедливости? — усмехнулся Лапин, — вот тебе простой пример, проиграл один дворянчик в карты все свои деньги, а потом и земли вместе с крестьянами. Обиделся на жизнь и стал показывать пальцем на других дворян, у которых и земли есть, и крестьяне. Показывает на них пальцем и говорит, что издеваются они над своими крестьянами, жизни им не дают, поедом едят… А что, спрашивается, мешало тебе не в карты всё проигрывать, а заниматься своими крестьянами? Школу для них построить, больницу, дать улучшенные орудия труда, чтобы урожай стал обильнее, чтобы с голоду они не пухли… Что мешало-то? Ты хочешь, чтобы такие ублюдки боролись с несправедливостью?

— Нет, Иван Андреевич, не хочу.

— А может, ты хочешь собрать все деньги и раздать всем поровну, а? Только, знай, что уже через год снова одни будут бедными, а другие богатыми. Многие решат, что у них денег много, а значит делать ничего не надо. Только кушать хочется всегда. Умные и трудолюбивые будут хлеб выращивать и полотно ткать, и потом ленивым всё это продавать. Кто-то деньги пропьёт, кто-то на баб истратит…

— Так у проституток уже деньги будут, для чего им любовью торговать?

— А чем им ещё торговать? И запомни, богатая проститутка берёт с клиента намного больше! — засмеялся Лапин, — поверь моему опыту. Хотя и среди проституток будут такие, которые деньги истратят на шмотки и развлечения и останутся ни с чем. Или, ты думаешь, они хлеб пойдут выращивать?

— Убедили, Иван Андреевич, убедили, всё, сдаюсь, — и Рустам поднял свои руки вверх, — я, если честно и сам так считаю.

— А чего тогда мне тут мозги выворачиваешь? — нахмурился Иван.

— Так приятно же умного человека послушать, — улыбнулся Рустам, — я бы так доходчиво и убедительно сказать не сумел.

— Смотри у меня, — уже миролюбиво произнёс Лапин, — кстати, как там мой тёзка поживает?

* * *

Российской Императрице в течение нескольких дней сильно нездоровилось. Нездоровилось настолько, что она отменила все приёмы и пребывала в своих покоях под неусыпным наблюдением медиков. С кровати Государыня не вставала и практически ничего не ела. Придворные находились в тревожном ожидании. Безбедная и сытая жизнь многих зависела именно от Екатерины II, и потому большое количество людей молились Богу о ниспослании Императрице здоровья. Неизвестно, что больше помогло — лекарства или молитвы, но нынешним утром Государыня проснулась с вполне хорошим самочувствием и даже с аппетитом позавтракала. Решив после завтрака немного пройтись, Екатерина II обнаружила на одном из столиков соседнего с её покоями помещения книгу «Искусство танца» в красивом кожаном переплёте. Женщине захотелось с ней ознакомиться, и она так ею увлеклась, что не заметила, как прошли два часа. Почувствовав, что очень хочет пить, Императрица обратилась к одной из своих статс-дам, которые сидели поблизости и не имели права уйти куда-либо без её разрешения.

— Анна Никитична, будь добра, подай мне воды.

Нарышкина отложила шитьё, которым занималась всё это время, пока Государыня, сидя в кресле, отдавалась увлекательному чтению, и принесла ей стакан с водой. Напившись, Екатерина II спросила:

— Откуда сия книга?

— Ваше Величество, вчера о Вашем здоровье приходил справиться Шешковский Иван Степанович. Он и принёс эту книгу. Я позволила себе немного любопытства и ознакомилась с некоторыми её главами…

— И что скажешь?

— Знаете, Ваше Величество, в некоторые вещи, написанные в книге, трудно поверить, но множественные примеры, даже из истории и красочные рисунки, говорят о том, что автор уверен в своих утверждениях. По сути — эта книга настоящий учебник по обучению искусству танца.

— А кто автор… — и Екатерина II посмотрела на титульный лист. — Казанцев и Маллер!?

— Совершенно верно Ваше Величество.

— Так, Анна Никитична, прикажи, чтобы Шешковский явился ко мне, как только сможет.

Статс-дама передала приказ слугам. Через пару часов Иван Степанович Шешковский, являющийся начальником Тайной экспедиции при Сенате, был в покоях Императрицы.

— Рад видеть, Ваше Императорское Величество, что Вам стало намного лучше, сказал главный контрразведчик страны и поцеловал протянутую руку.

— Благодарю, Иван Степанович, за заботу о моём здоровье. Дай Бог, скоро совсем поправлюсь, — и Государыня перекрестилась.

Все, находящиеся в покоях Императрицы сделали то же самое.

— Я чего тебя к себе позвала-то, Иван Степанович… Говорят, что эту книгу ты принёс, — и Екатерина II протянула книгу Шешковскому.

— Совершенно верно, Ваше Величество, я. Возвращаясь из Иркутского наместничества, довелось мне побывать в Тюмени и пообщаться с её главой Казанцевым Алексеем Петровичем. Он и подарил мне сей экземпляр. Оказывается Алексей Петрович большой любитель танцев. Вот и написал про них целую книгу, а ректор тюменского университета помог ему её красочно оформить.

— Наш Алексей Петрович просто кладезь талантов, — улыбнулась Императрица, — и строит, и танцует, и пишет… И всё у него хорошо получается…

В эту минуту в комнату чуть ли не вбежал личный секретарь Екатерины II.

— Ваше Императорское Величество…

— Что случилось, голубчик? — встревожилась Государыня.

— Виктория, Ваше Императорское Величество! Прибыл курьер с пакетом от адмирала Чичагова… Шведский флот разбит и обращён в бегство! — с этими словами секретарь передал письмо Екатерине II.

Собравшиеся в покоях Императрицы замерли, с любопытством ожидая подробностей. Государыня поспешно вскрыла пакет и погрузилась в чтение.

— И тут Казанцев! — через некоторое время воскликнула Екатерина II.

— Что случилось, Ваше Императорское Величество? — позволил задать себе вопрос Шешковский.

— Пишет мне Василий Яковлевич Чичагов о славной баталии и о тех, кто особенно отличился в ней. В числе прочих упоминается некий гардемарин Казанцев Иван Петрович…

— Так это сын Алексея Петровича Казанцева. Он мне сам рассказывал, что мальчик с самого детства мечтал стать капитаном корабля. Вот Алексей Петрович и отдал его учиться в Морской кадетский корпус. Насколько я знаю, в прошлогодней баталии при Гогланде этот юноша тоже немало себя проявил. Покойный адмирал Грейг Самуил Карлович отмечал, что именно от огня канониров, которыми командовал гардемарин Казанцев, больше всего пострадал шведский флагман «Густав III».

— И почему такой герой до сих пор ходит в гардемаринах? — нахмурилась Императрица и посмотрела на своего секретаря.

— Болезнь, а потом и смерть адмирала Грейга повлияли на принятия некоторых решений…

— Всех отмеченных в данном списке представить к наградам, — и Императрица передала пакет своему секретарю, — а гардемарину Казанцеву Ивану Алексеевичу присвоить звание мичман! У хорошего отца и дети достойные растут. А книгу сию, — Екатерина II указала на экземпляр, находящийся в руках Шешковского, — перепечатать и издать, вижу много в ней полезного. И ещё, в честь славной Виктории устроить праздничный фейерверк и выставить для народа вино на площадях! А вы, Иван Степанович, расскажите мне про Тюмень, действительно ли там так много небылиц..?

 

Глава 1

Милость Государыни

Казанцев Алексей Петрович был на приёме у Всероссийской Императрицы Екатерины II в Царском Селе в знаменитой Янтарной комнате. Сказать, что он мандражировал — значит, ничего не сказать. Алексей Петрович даже мысли не допускал, что его могут вызвать к Императрице. Жил себе спокойно в Тюмени, руководил понемножку. Был заместителем воеводы. Потом сам стал воеводой. После, из-за различных реформ и преобразований, занимал должность городского головы. Хоть и являлся городским головой, но Агеев, который был городничим, считался уже главнее, тем более Алексея Петровича каждые три года переизбирала местная городская Дума, а вот трогать Агеева никто не имел права. Он был назначен Сенатом по предоставлению генерал-губернатора, и только Сенат решал, служить ему или нет. В общем, жил себе тюменский голова, обустраивал Тюмень на свой вкус и цвет, успешно переизбирался на свою должность, и на тебе — вызов в Петербург. Перед поездкой Агеев неоднократно репетировал с ним, как себя вести, что говорить, а о чём даже не думать. И вот Алексей Петрович перед Императрицей… Она сидит на изящном с высокой спинкой и подлокотниками стуле возле небольшого фигурного столика. Вся мебель сделана из красного дерева. Одета Государыня в платье золотистого цвета, которое кажется тяжёлым и громоздким. Множество дорогих украшений буквально переполняют гардероб Императрицы. В своём наряде она чем-то напоминает украшенную гирляндами новогоднюю ёлку. Справа и чуть в стороне от сверкающей Екатерины II сидят две статс-дамы, одетые столь же пышно, слева стоит личный секретарь. Подле самой императрицы сидит Михаил Андреевич Милорадович — её новый фаворит. Только что эти люди, стоящие и сидящие напротив Казанцева по сравнению с этой комнатой? С этой ЛЕГЕНДОЙ!!!

Императрица некоторое время наблюдала за Казанцевым, который стоял поражённый красотой янтарного великолепия.

— Вижу, Алексей Петрович, неподдельное восхищение в твоих глазах, — покровительственно улыбнулась Екатерина II, — нравятся мои комнаты?

— Ваше Императорское Величество, — немного пришёл в себя Казанцев и сделал изящный поклон, — это просто чудо! Я бы сказал даже больше: «Увидеть Янтарную комнату и умереть — потому что больше мечтать уже не о чем!».

— Право же, Алексей Петрович, не стоит этого делать, — произнесла Императрица, довольная ответом Казанцева, — вы нужны нам живым и здоровым. А комната никуда не денется, приходите сюда и любуйтесь на неё, в этом вам препятствий чинить никто не будет.

— Это большая честь для меня, Ваше Императорское Величество, — и Казанцев снова сделал изящный поклон, после чего стал преданно смотреть Государыне в глаза, ожидая дальнейших событий.

— Ну, что ж, — продолжила Екатерина II более доверительным тоном, — раз с моими комнатами разобрались, то обсудим дело, ради которого я тебя пригласила, Алексей Петрович. Ты как давно служишь в Тюмени?

— Уже четырнадцать лет, Ваше Императорское Величество, с 1775 года.

— За все четырнадцать лет, Алексей Петрович, я не слышала на твой счёт ни одной жалобы. Губернаторы и наместники хвалили тебя. Люди, побывавшие в Тюмени, рассказывают о тебе только хорошее. Подарки, что ты присылал, всегда были мне по сердцу. Далеко не каждый город может похвалиться своими учебными заведениями. А ты построил университет, построил больницу и много ещё чего… Вырастил замечательного сына, который достойно показал себя в войне со шведами. Было бы большой неблагодарностью с моей стороны не замечать всех этих заслуг. А поэтому, Казанцев Алексей Петрович, жалуем тебя орденом Святого равноапостольного князя Владимира второй степени и чином Действительного статского советника.

«Служу Советскому Союзу!» — чуть было не ляпнул Казанцев, так были торжественны слова произнесённые Императрицей, хоть и жил он при этом Союзе всего год, да и тот в Украинской Советской Социалистической Республике, а после Союз распался на кучу недостран. Но как глубоко сидит славное прошлое в нашем подсознании… Справившись с ненужными мыслями, новоиспечённый генерал-майор произнёс:

— Служу Вашему Императорскому Величеству и России!

— Но это ещё не всё, Алексей Петрович. С этого дня ты назначаешься генерал-губернатором Тобольского наместничества, — Екатерина II внимательно смотрела на него, — Справишься с этой должностью?

Вот уж действительно было от чего растеряться. Тобольское наместничество вбирало в себя две области-провинции Тобольскую и Томскую, да ещё и Пермское наместничество. Считай, Казанцева ставили управлять территорией равной как минимум шести Франциям.

— Один? — спросил он и непроизвольно сделал глотательное движение, словно что-то мешало ему в горле.

— Почему же один, Алексей Петрович? — удивилась Государыня, — барону Агееву Марселю Каримовичу присваивается чин Статского советника и он назначается губернатором Томской области. В Тобольской области губернаторствует Алябьев Алексей Васильевич, а в Пермской Котловский Илья Васильевич. Вот тебе три достойных помощника.

— Тогда, точно, справлюсь, Ваше Императорское Величество! — ответил радостный Казанцев, узнав, что и Агеев будет с ним в одной упряжке.

Про остальных он слышал мало, но надеялся найти с ними общий язык.

Если Алексей Петрович удивлялся, то Агеев уже знал о своём скором назначении. Не раз Императрице докладывали об этом смышлёном городничем из Тюмени, который по своим профессиональным качествам уже давно годится для более серьёзной работы. И Марсель Каримович об этих докладах ведал и готовился к новой должности. А вот назначить Казанцева генерал-губернатором Тобольского наместничества поспособствовал Шешковский Иван Степанович, который очень лестно отозвался и о нём, и о грандиозной работе, проделанной в Тюмени.

— Что ж, радостно это слышать от тебя, Алексей Петрович.

— Только, Ваше Императорское Величество…

— Только..? — Екатерина II удивлённо подняла бровь.

— Только теперь на меня точно пойдут жалобы, — улыбнулся Казанцев.

— Это почему же?

— Потому, что не люблю лентяев, неучей и тех, кто разные глупости за иностранцами повторяет! Вот с глупостью и ленью я и буду бороться, Ваше Императорское Величество! Уверен, что не всем это будет по душе, потому-то и начнут на меня жаловаться.

Казанцев бил по больному, он знал, что события во Франции не вызывают у Государыни больших симпатий. Хотя на англичан она была зла не в меньшей степени, но на деле отношений с Великобританией не разрывала. Очень сильно экономики России и Англии были переплетены меж собой, а Екатерина II искала в европейском бардаке выгоду для России.

— Экий ты, Алексей Петрович, строгий, — улыбнулась Императрица.

Казанцев тяжело вздохнул и развёл руками, мол, а куда деваться-то? После чего продолжил:

— Разрешите, Ваше Императорское Величество, от всех жителей Тюмени преподнести подарки?

— Ну-ка, ну-ка, посмотрим, чем ещё ты меня удивишь, Алексей Петрович.

— Первое, сто лучших в мире карабинов и двести пистолей для гвардейцев охраны Вашего Императорского Величества.

В зал внесли несколько образцов оружия и показали Екатерине II. В осмотре принял деятельное участие Милорадович. Было видно, что оружие ему по душе.

— Ваше Величество, а не пригласить ли кого-нибудь из офицеров охраны. Думаю, они смогут по-настоящему оценить оружие, — произнёс он.

— Действительно… Захар, — обратилась Императрица к своему камердинеру, — позови кого-нибудь.

Через некоторое время явились сразу два офицера охраны и принялись всячески осматривать оружие.

— Стрелять нужно, Ваше Императорское Величество, — произнёс один из них, — а иначе что тут скажешь? Хотя по первому впечатлению — экземпляры хороши. Легки и удобно ложатся в руку.

— Завтра устроим стрельбища и всё проверим. А пока, ступайте, — приказала Императрица.

— Второе, — продолжил между тем Казанцев, — золотая диадема, инкрустированная сапфирами и бриллиантами.

В зал внесли шкатулку, сделанную из бивня мамонта, украшенную резным рисунком, изображающим виноградную лозу. Императрица открыла шкатулку и достала оттуда диадему, которая переливалась чудесными бликами драгоценных камней и металла. Было видно, что украшение пришлось Государыне по душе.

— Третье, золотые ручные часы с ремешком из белой кожи.

И снова придворный лакей вносит шкатулку, на этот раз из красного дерева, на крышке которой изображена пасторальная сцена. Казанцев сам достал из шкатулки часы и надел их на запястье Императрицы. Металл часов тоже имел бриллиантовые вкрапления. На руке они выглядели очень изящно и притягивали к себе взгляд. Государыня повертела немного рукой, проверяя удобно ли держаться часы на запястье.

— Один раз в сутки в одно и то же время, Ваше Императорское Величество, часы нужно заводить. Вот так вот, глядите, — и Казанцев показал, как они заводятся.

— Надо же, Алексей Петрович, как просто, удобно и красиво! — восхитилась Екатерина II, которой часы очень понравились.

— Смею Вас уверить, Ваше Императорское Величество, что подобного нет ни у одного монарха в мире! — ответил Казанцев, — и ещё долго не будет. Такое делают только в Тюмени на часовом заводе, принадлежащем Маллеру Артуру Рудольфовичу.

— Я помню об Артуре Рудольфовиче… Это всё? — произнесла Екатерина II, налюбовавшись часами.

— Нет, Ваше Величество, — ответил Казанцев. — Четвёртое, пшеничное вино «Грёзы» в бутылях из хрусталя уникальной формы.

В комнату внесли три бутыли высотой около пятидесяти сантиметров каждая. Одна была выполнена в форме обнажённой девушки, сидящей на своих коленях и руками завивающая свои волосы. Вторая в виде вставшего на дыбы слона с поднятым кверху хоботом. Третья представляла собой музыкальный инструмент похожий на контрабас. На всех бутылках имелись красочные этикетки, на которых была нарисована девушка, закатывающая от сладострастия глаза. Над девушкой выделялась яркая надпись «Грёзы». Императрица с любопытством оглядела каждую бутылку и приказала их унести.

— И последнее, Ваше Императорское Величество, лично от купца первой гильдии Лапина. Его корабли недавно вернулись из дальнего путешествия, и вот…

Четыре лакея внесли в комнату белый продолговатый сундук полукруглой формы и поставили перед Императрицей. Казанцев отрыл его.

— Сто тысяч золотых дублонов, Государыня!

Все находящиеся в комнате заворожённо смотрели на открытый сундук.

— Однако… — только и смогла произнести Екатерина II.

 

Глава 2

Петербург

Ноябрьский вечер 1789 года в Петербурге выдался пасмурным, моросил мелкий дождь и дул пронизывающий северный ветер. А что ещё ждать от погоды в это время года и в этом географическом месте? Только группа людей, собравшаяся в особняке, что находился недалеко от Фонтанки, о погоде как-то даже и не думала.

— Отец! — Иван Казанцев обнял Алексея Петровича, — сколько же мы не виделись!?

— Шесть лет, — отвечал новый генерал-губернатор Тобольского наместничества, — с тех самых пор, как ты уехал из Тюмени сюда… Эх, Ванька, как ты возмужал! Уже и женится пора.

— Нее, рано ещё, — улыбнулся мичман, на левой стороне груди которого висел Георгиевский крест четвёртой степени.

— Конечно рано! — включился в разговор находящийся здесь же Лапин, — парню девятнадцать лет, а ты ему о женитьбе… Ему ещё в войнушку наиграться нужно, а уж потом…

После обнимания и приветствий, мужчины расположились за небольшим столом, рассчитанным на четырёх человек. Слуги быстро сервировали стол для ужина и оставили господ одних.

— Да, отец, — продолжил Иван Казанцев, — мы не виделись шесть лет, и не знаю, когда ещё теперь увидимся.

— А что так? Ты в Тюмень не хочешь съездить?

— Меня на Чёрное море переводят. Там теперь служить буду. Определили командовать дюбель-шлюпкой.

— А это что такое? — почти одновременно спросили Казанцев и Лапин.

— Судно такое небольшое, — улыбнулся мичман, — экипаж пятьдесят человек, я главный. Вот с этим экипажем османов гонять буду.

— Тоже неплохо, — авторитетно заявил Лапин. — Сколачивай свою команду, с кем тебе потом по жизни идти придётся… Без надёжной команды человек — никто. Кстати, как там твой друг Тадеуш поживает?

— Хех, Иван Андреевич, скажете тоже — друг. Пожалел просто человека, у которого друзей толком-то и не было, а человечек пустой оказался. Я потом это хорошо понял, на одном корабле служили. Он всё ближе к начальству жался, а в первом же бою, как девка в обморок упал. Перед последним боем, за который меня наградили, и вовсе заболел и остался на берегу. Не моряк он.

— Да и не офицер он. Так, погремушка с гонором, — вставил Лапин, — я это ещё в тот самый первый раз понял, когда окончание твоей учёбы отмечали.

— Тёзки, может, хватит об этом…

— Тадеуше, — подсказал Лапин.

— Вот именно, — и посмотрел на Лапина с хитринкой в глазах. — Ты в курсе, что Императрица тебя в дворянский чин возвела и наградила Владимиром четвёртой степени?

— Ох, ты! — почесал затылок Иван Андреевич, — значит, золотишко ко двору пришлось?

— Ещё как — ко двору! Похоже, я опередил императорский посыльных, скоро вызовут тебя, объявят императорскую милость.

— К самой Императрице вызовут?

— Может — да, а может — нет. Но объявлено это было при мне.

— Иван Андреевич, поздравляю! — и Иван пожал Лапину руку.

— Спасибо, тёзка! Давайте за это выпьем!

Мужчины звонко чокнулись бокалами и опустошили их. Казанцев через некоторое время продолжил.

— А меня назначили чуть ли не всей Сибирью управлять…

— Да, иди ты! — воскликнул Лапин, не донеся до рта кусок куриного крылышка.

— Сам не ожидал. Хотя Агеев говорил, что повышение возможно, но чтобы такое… Я теперь чином соответствую генерал-майору.

— Отец, и тебя поздравляю! — воскликнул радостный Иван Казанцев.

— За это тоже нужно выпить! — громко произнёс Лапин.

— Давайте! — согласился Казанцев, и мужчины снова осушили бокалы.

— Агеев теперь будет при мне губернатором Томской области, — продолжил Казанцев, — а Маллер пожалован Владимиром четвёртой степени, как и ты. Видишь, как Императрица ваши заслуги перед Россией высоко оценила?

— Сундук с золотыми монетами, да подарки, вот, что она оценила, — немного цинично ответил Иван Андреевич. — Но я не в обиде. Кстати, что там на счёт оружия?

— На следующий, после приёма день, стрельбы устроили. И пистолеты, и карабины всем понравились. Так что теперь снабжать нашу армию оружием мы тоже будем. Тюменским инженерам поручено произвести реконструкцию сестрорецкого оружейного завода. А я ещё прошение подал в военную коллегию, да и самой Государыне говорил, что сибирским полкам другая форма нужна. Мол, и климат у нас слишком суровый, и всё такое… Рисунки предоставил, описание, смету, экономию… Надеюсь, не откажут. Агеев, как чувствовал, заставил это всё с собой взять. А тебе, Иван, или Игнату, нужно в Петербурге фабрику по пошиву обмундирования строить. Пока она строится, наши люди работников наберут и на машинках обучат работать. Полотна ткацкая фабрика производит вдоволь, но пора не только продавать, но и шить.

— Согласен с тобой. Агеев мне тоже самое говорил.

— Ещё он говорил, что дворян мелкопоместных под свою руку нужно потихоньку набирать, мол, многие из них сами не лучше крестьян живут. Я за время путешествия из Тюмени сюда имел возможность сравнить… У нас не только купцы и мещане, крестьяне с мастеровыми лучше живут.

— Так мы, Алексей, студентиков умненьких давно присматриваем, да и просто умненьких, кому учиться нужно, а денег у родителей нет… Помогаем, таким. А тебе Иван, — Лапин повернулся к тёзке, — задание будет.

— Какое? — с интересом спросил юноша.

— Завод наш оружейный в Херсоне проверить. Тебе служить там рядом придётся, вот и посмотри, как люди живут, как одеваются, как питаются, о чём думают… Настала пора не только о службе думать, но и о делах. Мы состаримся, вам, нашим детям, дела предстоит продолжить.

— Ну, проверю я и что?

— Твоё дело просто проверить, ни во что не вмешиваясь. После проверки составишь отчёт и свои мысли по поводу увиденного. Отчёт отправишь в Тюмень с надёжными людьми.

— И где эти люди?

— Сын, я из Тюмени привёз троих надёжных парней, которые будут всегда рядом с тобой. Чуть позже ты с ними познакомишься. Вот через них будешь всё передавать и никак иначе. Запомни, практически вся почта проверяется. А я теперь на такой должности, что лишнюю информацию обо мне посторонним людям знать не нужно, потому что порой даже самые нейтральные сведения могут быть использованы против меня, а значит и против всех нас.

— Отец, я всё понимаю, уже не маленький. За эти годы мне довелось повидать и услышать всякого. Лицемерия, жадности и зависти хватает…

— Я рад, что ты это понимаешь.

— Слышь, Алексей, — обратился к Казанцеву Лапин, — расскажи, что там интересного в Царском Селе было?

— Кроме Янтарной комнаты, ничего. Чувствуешь себя постоянно, как под прицелом.

— Ты Янтарную комнату видел?! — изумился Лапин.

— Ага, — улыбнулся Казанцев.

— Пля, круто! Столько про неё слышал… Реально, такая красивая?

— Реально!

— Это что, вся комната из янтаря? — спросил Казанцев младший.

— Да… Стены янтарной мозаикой украшены и из него же разные фигурки и другие предметы интерьера сделаны. В общем, трудно объяснить, это нужно видеть!

 

Глава 3

Высший свет

Вести при Дворе распространяются быстро. Если раньше о Тюмени что-то слышали, то теперь она стала темой для разговоров номер один. Мало кому известный дворянин, вдруг становиться генерал-губернатором огромной области. Сразу вспомнились и подарки, которые из Тюмени присылали для Императрицы, вспомнились небылицы, что о Тюмени рассказывали. Оказалось, что всё это правда. Правдой оказались широкие и ровные дороги, которые не затапливает ни весеннее половодье, ни осенние дожди. Правдой оказались большие каменные дома, отапливаемые водяным паром, проходящим по трубам и согревающим все помещения, что значительно снижает потребление дров на обогрев больших домов. Правдой оказались яркие фонари, стоящие на улицах города и позволяющие безбоязненно ходить ночью. Правдой оказались заводы, выпускающие кучу всяких диковинок, а качество оружия Тюменского оружейного завода смогли оценить все офицеры лейб-гвардии, состоящие при Императрице. Говорили и о наполненном золотыми монетами сундуке. Но, то уже не из Тюмени, говорили о найденном золоте пиратов в далёкой Вест-Индии. Казанцева стали приглашать в гости высокопоставленные чиновники и вельможи. С ним искали дружбу, с ним советовались, ему завидовали, про него распускали слухи. Разными невзначай заданными вопросами его прощупывали, пытаясь узнать, к какой партии при дворе он относится, чем вообще дышит и какие у него планы на будущее… Это сильно утомляло Алексея Петровича, потому что нужно было быть постоянно начеку, ответь что-нибудь не так и это негативно может отразиться на дальнейшей его жизни. Сколько бы они с Агеевым не репетировали, а всего предугадать, к сожалению, невозможно. Пригласили Казанцева и к цесаревичу Павлу. Встреча состоялась в одном из помещений Гатчинского дворца.

— Здравствуйте, Ваше Высочество, — произнёс Казанцев, войдя в комнату, куда его привёл придворный лакей и сделал изящный поклон.

Павел стоял возле окна и смотрел в сторону плаца, где солдаты отрабатывали строевые манёвры.

— Здравствуй, Алексей Петрович, — повернулся к нему цесаревич. — Как тебе мой дворец?

— Красив, Ваше Высочество! А когда достроят, уверен, будет выглядеть ещё краше!

— Ты в некотором роде, Алексей Петрович, тоже зодчеством занимаешься, правильно? — Павел подошёл к столу и сел на стоящий возле него стул.

— Государство большое, вот и приходится… Народ должен видеть Императорскую длань во всех уголках Российских земель! — ответил генерал-губернатор Тобольского наместничества.

— Я слышал, Алексей Петрович, ты во Франции учился? — продолжал цесаревич задавать вопросы, не предлагая гостю садиться.

— Совершенно верно, Ваше Высочество, там, — согласился Казанцев, сделав очередной поклон.

— И как тебе Франция?

— А что Франция? Страна, как страна. Не хуже и не лучше десятков других стран, — Алексей пожал плечами и развёл руки в стороны.

— Не любишь Францию? — казалось, цесаревич искренне изумлён.

— Я Россию люблю, Ваше Высочество! А Францию — пусть французы любят, — снова поклонился Казанцев.

— А как ты относишься к тому, что англичане французского монарха убили? — Павел встал со стула и вплотную подошёл к Казанцеву, внимательно глядя ему в глаза.

— Я к этому, — не отводя взгляда, перекрестился Алексей, — слава Богу, отношения не имею!

Цесаревич некоторое время недоумённо смотрел на Казанцева. Потом до него дошёл смысл ответа.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Павел, — ну, ты и сказал… Так тебя никто и не обвиняет…

— Ваше Высочество, а хотите анекдот? — неожиданно спросил Казанцев.

— Анекдот? — цесаревич внимательно посмотрел на Алексея, — расскажи.

— Значит так, собрался суд…

— О, суд! И кого судят? — Павел снова сел на стул и приготовился слушать.

— Сейчас всё расскажу, Ваше Высочество… Собрался, значит, суд. Судят доктора. И судья у него спрашивает:

— Вы за что убили эту женщину?

А доктор ему и отвечает:

— Ваша милость, я зарабатываю на жизнь тем, что лечу женщин и женские болезни. С раннего утра то роды принимаю, то ко мне приходят разные дамы и жалуются на свой передок, и я вынужден их осматривать и так до самого обеда. У меня даже нет времени, чтобы выкурить трубку. В обед я только успеваю поесть, как снова или рожает кто-то, или очередная куртизанка просит осмотреть её болячки. И так до самого вечера. И вот, сел я вечером на улице под липой, чтобы покурить спокойно трубку после утомительного дня, а ко мне подходит эта женщина и говорит: «Дай рубль, передок свой покажу»…

— Ха-ха-ха-ха, — зашёлся в смехе цесаревич, — ой, и уморил Алексей Петрович. Надо же такое выдумать…

— А хотите, Ваше Высочество, ещё анекдот?

— Тоже про суд? — спросил Павел.

— Нет, про одного офицера…

— Про офицера? Рассказывай! Только ты присядь, Алексей Петрович, а то всё стоишь. Мне тяжело на тебя снизу вверх смотреть.

— Хорошо, Ваше Высочество, — сказал Казанцев и сел рядом на стул, — Значит, едут в одной карете вместе чиновник с женой и дочкой и поручик. Далеко едут, в другой город. И вот чувствует поручик, что в его туфле что-то есть и это вызывает сильный дискомфорт. Тогда он снимает туфлю, но понимает, что соринка внутри чулка. Тогда он, не обращая никакого внимания на чиновника и его семью, снимает чулок… Чулок ношен давно, от него сильно пахнет. Жена и дочь чиновника морщатся от запаха, но, соблюдая вежливость, молчат. А поручик всё никак не может найти злосчастную соринку. Тогда не выдерживает чиновник и спрашивает:

— Поручик, а вы меняете свои чулки?

— Конечно, меняю, — бодро отвечает поручик, — на пшеничную водку…

На другой день Императрице докладывали, о чём говорили её сын и Алексей Петрович Казанцев.

— Ваше Императорское Величество, спрашивал Ваш сын у Тобольского наместника про Францию.

— И что отвечал Алексей Петрович?

— Сказал, что пусть Францию любят французы, а он, дескать, Россию любит, поэтому в её далёких уголках зодчеством и занимается, чтобы показать длань державную.

— Похвально… А что ещё?

— А потом только анекдоты рассказывал.

— Анекдоты? — удивилась Императрица. — Что за анекдоты?

— Похабные в основном, Ваше Императорское Величество, — и наушник рассказал некоторые, которые запомнил, чем изрядно повеселил Екатерину II.

— Ох, и шутник, этот Алексей Петрович. Как думаешь, для чего он это делал?

— Мне показалось, что скучно ему стало у цесаревича, вот таким способом он внёс оживление в царящую там атмосферу.

— Что ещё было?

— Ничего. К Его Высочеству пришли офицеры по какому-то делу, и Алексей Петрович откланялся, сославшись на срочные дела.

— А как он ведёт себя в других местах, с кем общается, кому выказывает симпатию или наоборот… — Императрица выразительно посмотрела на своего наушника.

— Со всеми ведёт себя ровно, Ваше Величество. У меня создалось стойкое ощущение, что столичная жизнь и великосветские приёмы его утомляют.

— Утомляют? Вот как! А на балах, как он себя ведёт?

— Танцор отменный, Государыня Императрица, а вот разговоров о политике старался избегать.

— Неужели так никому и не высказал предпочтения?

— К Кулибину часто ходил. Было заметно, что общение с нашим механикусом доставляет ему истинное наслаждение. Вообще он больше общался с учёным людом. Много интересовался молодыми людьми, недавно окончившими академию, и даже студентами, кто бы согласился поехать с ним в Тобольское наместничество.

— Значит, его больше интересует наука, чем политика?

— Совершенно верно. Алексей Петрович даже как-то сказал, что Россия должна быть благодарна Богу за то, что Он послал ей такую замечательную правительницу, которая покровительствует учёным.

— Если ему удастся установить такой же порядок по всей Сибири, как в Тюмени, то я тоже буду благодарна Богу, за то, что в России есть Казанцев, — улыбнулась Екатерина II.

— Что-нибудь ещё, Ваше Императорское Величество? — участливо поинтересовался соглядатай.

— Нет, ступай.

Общение Казанцева со знатными вельможами и большими чиновниками кроме скучных великосветских приёмов принесло и немало пользы. Через этих господ было найдено много умных и толковых молодых людей, в которых нуждалась корпорация. Были составлены списки и назначены распределения. Из-за необходимых служебных дел, Алексею Петровичу пришлось практически всю осень пробыть в Петербурге. Так как сюда поступали все самые свежие новости, то он узнал о том, что Швеция попросила мира и эта война закончилась на год раньше, чем в известной нам истории. Случилось это из-за внезапной смерти шведского короля Густава III, только в этой истории он умер не от руки своего подданного, а от элементарного воспаления лёгких. С известием о кончине шведского короля, пришла новость о смерти Григория Потёмкина, командующего русской армией, воюющей против османов. Причиной смерти послужила застарелая болезнь, осложнённая простудой. Вместо Потёмкина русской армией стал командовать князь Репнин Николай Васильевич. История продолжала меняться. А Алексей Петрович Казанцев с большим обозом, состоящим из двухсот саней, отправился в Тюмень. Его желание создать в России полноценную частную банковскую систему не увенчались успехом. На это дело был наложен строгий запрет. Действовали только государственные банки, работа которых была мало эффективна, кроме того банка, что находился в Тюмени. Он хоть и считался государственным, но крышевал его всё-таки «Приют». А вместо желаемых банков, корпорация стала открывать в городах страны «расчётные конторы». В этих конторах купцы, связанные с корпорацией, обналичивали векселя или наоборот, сдавали под расписку свою выручку, а также производили размен денег. Кредитами и обменом валют эти конторы официально не занимались.

 

Глава 4

Томск

Эх, дороги! Эх, расстояния! Живёт себе Сибирь вдали от цивилизованного мира и в ус не дует. Полгода прошло, как сменился генерал-губернатор, а людишки ни сном, ни духом. Живут себе спокойно, как и раньше, да делами занимаются. Одни — торговлей, другие — ремёслами, третьи — охотой… Только земля сибирская отдыхает, уснула под мягким снежным одеялом и видит сны, где она в благоуханных цветочных нарядах кружит хороводы с молодыми девицами, да отроками. А пока хороводы кружит только вьюга. Второй день кружит, стараясь утянуть в свои танцы идущий к Томску караван с новым губернатором. Тяжело людям сопротивляться, устали. Устали от дороги. Многие от самой столицы держат свой путь, от той самой, что на берегу Финского залива появилась на свет Божий, и, словно прыщ на носу у высокомерной красавицы Европы, портит ей всё настроение. А жизнь — она такая, если ты никому не портишь настроения, то значит, его испортят тебе. А потому живи и кайфуй, опережай других. Невозможно спорить только с природой, её нужно любить. Итак, из Петербурга до Тюмени караван добрался в середине января, где произошла ротация людей. После распределения почти половина из них двинулась вместе с Лапиным и Агеевым в сторону Томска. До Новосибирска караван добрался быстро и без особых приключений. А какие могут быть приключения, если дорога широкая, ровная, через каждые пятьдесят шагов стоят полутораметровые столбы, выкрашенные в красный цвет, чтобы путник не свернул случайно в сторону и не сбился с дороги? Кроме столбов, по всему тракту от Тюмени до Новосибирска расположились просторные и уютные постоялые дворы на расстоянии двадцати вёрст друг от друга. Ночью на оборудованных вышках, стоящих на каждом таком дворе, зажигается прожектор, чтобы люди видели, куда им идти. У каждого хозяина постоялого двора имелся барометр, и если барометр указывает на непогоду, то прожектор зажигается и днём. В общем, до Новосибирска добрались вполне быстро и комфортно. Тут часть переселенцев осталась вместе с Лапиным. Остальные двинулись обозом по замёрзшим водам Оби дальше. Кстати, если кто-то вам скажет, что Обь зимой не замерзает, плюньте тому человеку в лицо. И сейчас замерзает, а в восемнадцатом веке и подавно замерзала. И вот, сначала по Оби, а затем и по Сибирскому тракту караван потихоньку приближался к Томску.

— Ваше Сиятельство, стоянку нужно делать, — прокричал возничий, постучавшись в крытый возок, в котором ехал Агеев, — лошади совсем из сил выбились.

— Объявляй привал! — прокричал Марсель Каримович в ответ.

По всему каравану, который растянулся на целую версту, стали раздаваться команды остановиться. Люди стали выходить из саней, большая часть которых была крытой. А в некоторых, как, например, у Агеева, внутри стояла небольшая чугунная печка, труба от которой тянулась вдоль всей левой стенки и уже там выходила наружу. Дым, проходящий по трубе, нагревал её, а уж труба делилась своим теплом с окружающим пространством, как собственно и печка. Люди выходили, ставили шатры, разжигали внутри них костры, согревались, готовили обед. Вышел наружу и Агеев и ехавший вместе с ним инженер. Нужно было размять затёкшие члены, да и нужду малую справить было не лишним.

— Эх, Ваше Сиятельство, — сквозь завывание вьюги прокричал инженер, справив свои естественные потребности, — это не дорога, а сплошное наказание!

— Вот поэтому, Роман Григорьевич, — отвечал Агеев, после того, как они возвратились в возок, — и нужны нам железные дороги, по которым будут ходить паровозы. Тепло, комфортно, уютно, быстро… Или вы думаете, что наш генерал-губернатор вам небылицы рассказывал?

— Но это действительно кажется неосуществимым…

— А паровые двигатели на тюменских заводах разве вас не убедили? А вагонетки? Вы же видели, как на них удобно перемещать тяжёлые грузы? Только колею нужно делать шире, а вместо вагонеток — вагоны. В каждом вагоне по несколько салонов, где и спать можно, и кушать, и пешком прогуливаться… А паровоз будет эти вагоны тащить.

— Но это же, какие расстояния! Это сколько нужно людей, материала, железа, денег — наконец? Миллионы!

— Роман Григорьевич, деньги — это не ваша забота. Вы инженер, вам нужно в Томске заводы построить, да наладить их бесперебойную работу. А люди, деньги, согласие Государыни Императрицы на разрешение строить такие дороги, это уже наша головная боль. Главное начать. Уверен, что лет через двадцать, мы сможем соединить меж собой такими дорогами запад и восток нашей страны.

— Вы простите меня, Ваше Сиятельство, но слушать такие рассуждения от Вас очень удивительно. Обычно люди из вашей службы говорят о преступлениях, разбойниках, душегубцах, мятежниках…

— Вы инженер, Роман Григорьевич, какие могут быть разбойники? С инженером нужно говорить о строительстве, о механизмах… Конечно, если вам интересно, то я могу рассказать кучу историй и о душегубцах и разбойниках…

— Почему же только о строительстве и механизмах? О музыке, о живописи, об охоте, к которой я испытываю некоторое пристрастие, мне тоже было бы интересно поговорить.

— А я смотрю вы очень разносторонний человек…

Тут в возок к губернатору постучался казак, не дав договорить ему фразу.

— Что там ещё? — отозвался на стук Агеев.

— Ваше Сиятельство, — прокричал казак, — люди, посланные вперёд, возвратились. Томск уже близко.

— И как близко?

— Часа за два — три точно доберёмся.

— Хорошо! Как только лошади отдохнут, сразу тронемся в путь. Предупреди остальных, чтобы настроение у людей поднялось, а то уже устали все.

— Слушаюсь, Ваше Сиятельство! — ответил казак и куда-то ушёл.

После обеда вьюга словно поняла, что не удастся ей вовлечь людей в свои танцы, стала понемногу успокаиваться. А через час и вовсе тучки разбежались, и на небе выглянуло февральское солнышко, намекавшее всем своим видом, что через два дня уже наступит март, а с ним и весна. На лицах людей появились улыбки, послышался смех. Ночь люди провели уже в Томске. Агеев временно поселился в достаточно большом доме томского коменданта Томаса Томасовича де Вильнёва, француза по происхождению, бригадира на русской службе. В этой истории вместо уже покойного Радищева, здесь будет удивлять народ Марсель Каримович Агеев.

* * *

— Томас Томасович, что вы скажете про это? — и Агеев показал ему чертёж.

— Но для чего вам это? — ответил комендант Томска, изучив план, — солдаты прекрасно живут по квартирам…

— Объясняю… Нам нужны дисциплинированные, тренированные и грамотные солдаты.

— Грамотные? — удивился комендант.

— Конечно, Томас Томасович. Техническое развитие не стоит на месте. Вооружение год от года становится более сложным. И солдаты в этом плане должны быть подготовлены. Не только прочесть своё имя и расписаться, они обязаны читать инструкции и наставления по пользованию вооружением и не только…

— А офицеры для чего тогда? — не понимал томский комендант.

— А офицеры — это идеальные солдаты, они должны знать и уметь всё намного лучше, быть примером для солдат…

— Офицер — пример для солдата? Да полноте, Ваше Сиятельство. Чему может научиться эта деревенская чернь?

— Может, господин комендант. Если правильно учить — может.

— Но многие будут недовольны, люди привыкли к э-э… К некоторой свободе.

— Каждый вечер с шести до десяти часов солдаты могут быть свободны. А с вечера субботы и до вечера воскресного могут быть свободны полностью, за исключением тех, кто дежурит. А офицеры пусть решают сами, где им проводить свои ночи, опять же — кроме дежурных.

— Ну, я не знаю даже. Как-то это непривычно.

— Томас Томасович, солдаты будут жить вместе в благоустроенных казармах, питаться в одной столовой, где за качеством еды будут строго следить. Так же следить будут и за их здоровьем, медицинские осмотры станут обязательными, что позволит предотвратить многие болезни. А для успешной учёбы есть площадки для стрельб, для манёвров, для шагистики. Есть учебные классы и мастерские. Через три года это будут грамотные и физические подготовленные люди, готовые передавать опыт молодым рекрутам.

— Ваше Сиятельство, что вы хотите от меня? — не выдержал комендант, — я понимаю, что это распоряжение генерал-губернатора… В чём заключается моя помощь?

— Заготовка леса силами солдат томского гарнизона. До лета нужно подготовить достаточное количество строительного материала. Кстати, как у вас обстоят дела с метеослужбой?

— Вопрос не ко мне, Ваше Сиятельство, но насколько я знаю, ведутся журналы и за погодой следят очень внимательно. А вам это для чего?

— Летом Томск превратится в большую строительную площадку, а знание основных направлений ветра в течение года, поможет правильно расположить все строящиеся объекты. Кстати, а у меня для вас сюрприз.

— Для меня, Ваше Сиятельство? — удивился комендант.

— Смотрите… Корней, заноси! — приказал Агеев одному из своих казаков, которые сопровождали его от самой Тюмени.

Казак занёс странный деревянный ящик и медную трубу, похожую на большой распустившийся цветок.

— Это что такое? — спросил комендант, в глазах которого горело неподдельное любопытство.

— Куда поставить, Ваше Сиятельство? — спросил Корней, кряжистый бородатый мужчина тридцати лет от роду, не отвечая на вопрос.

— Ставь на стол, — сказал комендант, быстро убирая с него документы и чертежи.

После того, как необычное приспособление было поставлено на стол, Агеев достал из коробочки тонкий золотистый круг диаметром около тридцати сантиметров с небольшой дырочкой посередине. Установил его в центр ящика, над которым возвышалась труба, покрутил ручку, что находилась сбоку ящика, и опустил на уже крутящийся золотистый диск иглу, прикреплённую к изогнутой трубке.

Услышал изумлённый комендант Томска и посмотрел на Агеева.

— Что это, Ваше сиятельство?

— Граммофон, Томас Томасович, прибор, способный передавать звуки.

Продолжала петь чудная конструкция.

— Но как она это делает? — продолжал изумляться комендант.

Агеев как мог, объяснил ему устройство и принцип действия данного аппарата.

— Это мой вам подарок, Томас Томасович! Данное изобретение стали производить в Тюмени совсем недавно. Как вам?

— Прекрасное изобретение, Ваше Сиятельство! Я очень благодарен вам за подарок! Скажите, а как дорого стоит этот…

— Граммофон, — подсказал Агеев. — Пять хороших фузей можно смело менять на этот инструмент.

— Дорогое удовольствие, Ваше…

— Томас Томасович, давайте меж собой без официоза, называйте меня по имени.

— Как скажете, Ва… Марсель Каримович.

— Вот и славно. Глядите, — и Агеев достал небольшую брошюрку, — вот инструкция, как правильно ухаживать и использовать граммофон. А вот вам ещё три диска, на них записаны другие песни, надеюсь, они вам понравятся.

— Благодарю Вас, Марсель Каримович, ещё раз!

Внимание нового губернатора было приятно томскому коменданту. Несмотря на некоторую строгость, он увидел в Агееве человека открытого и доброго, с которым вполне комфортно можно сосуществовать. Агееву же расположение военных было очень даже не лишним. Обладая властью в своей области, он всё же не мог напрямую влиять на военных. В отличие от полиции, они ему напрямую не подчинялись. Зато на должности городничих он всеми способами проталкивал в городах Сибири своих людей…

 

Глава 5

Генерал-губернатор

Направляясь из Петербурга в Тюмень, Казанцев на несколько дней задержался в Перми и имел серьёзный разговор с губернатором Котловским Ильёй Васильевичем.

— Илья Васильевич, — разговор вёлся в доме пермского губернатора, — Государыня Императрица очень высоко оценила ваши заслуги.

— Ну, что вы, право, Алексей Петрович, что мои заслуги по сравнению с вашими? — Казанцев был симпатичен Котловскому, которому удалось один раз побывать в Тюмени и воочию увидеть все преобразования произошедшие там.

— И всё же вы очень много сделали, находясь на должности губернатора. Как ваш новый начальник, я рад, что такой деятельный, умный и образованный человек работает вместе со мной.

— Благодарю, Алексей Петрович, — искренне поблагодарил губернатор.

— Так вот, как начальник, я обязан знать все трудности, которые испытывают мои подчинённые. Ваши трудности — это нехватка финансов.

— Увы, Алексей Петрович, это бич каждого губернатора, — сокрушённо развёл руками Котловский.

— Илья Васильевич, вы же были в Тюмени?

— Совершенно верно.

— Видели нашу больницу?

— Видел… И мне остаётся только вам завидовать, — грустно вздохнул губернатор.

— Не стоит нам завидовать, Илья Васильевич, — улыбнулся Казанцев. — Этим летом в Перми начнётся строительство аналогичного заведения.

— Помилуйте, Алексей Петрович, на какие деньги? — неподдельно изумился Котловский.

— Вы, наверное, знаете, что мне принадлежат некоторые заводы, которые производят строительный материал.

— Наслышан, Алексей Петрович…

— Так вот, часть продукции с моих заводов пойдёт безвозмездно на строительство этой больницы.

— Алексей Петрович, голубчик, да вы просто ангел, спустившийся с небес! Я буду очень признателен вашей помощи!

— Не стоит благодарностей, Илья Васильевич. Мы делаем одно общее дело. Ваша задача до наступления тёплых весенних дней, определить место для будущей больницы и подобрать строителей. Кое-кого вам в помощь и я пришлю. И ещё, и это очень важно.

— Я внимательно слушаю, Алексей Петрович.

— По берегам Камы стоит не мало заводов, которые расходуют очень много древесины. Это пока не заметно, но наши внуки вместо лесов увидят только редколесье. А кое-где и степь. Поэтому вам, как губернатору пермской области, настоятельно рекомендую уже сейчас озаботиться этой проблемой. На месте вырубленных лесов обязательно высаживать саженцы. Запретить заводам бесконтрольное потребление древесины. Взыскивать большие штрафы со всех, кто будет нарушать эти запреты. Беречь лес от пожаров. Пусть нуждающиеся в дровах собирают валежник. И пора заводам уже жечь печи не древесиной, а каменным углём или производными от нефти и газа, как на тюменских заводах.

— Тяжело будет, Алексей Петрович. Кто согласится тратить лишние деньги на транспортировку и покупку горючего? У заводских хозяев прибыли упадут.

— Всё равно со временем им придётся на это пойти. А чтобы решить проблемы с доставкой угля и остального горючего материала, нужны железные дороги.

— Что за дороги такие, Алексей Петрович? — удивился Котловский.

Казанцев подробно рассказал ему о железных дорогах, о паровозах и обо всём остальном.

— Думаю, к строительству таких дорог мы приступим лет через пять, пока только начнём возводить заводы, которые смогут обеспечить такие дороги всем необходимым. За это время нужно составить подробные карты, провести геодезические исследования, наметить маршруты будущих дорог.

— У вас грандиозные планы, Алексей Петрович, — восхитился Котловский.

— Страна у нас большая, дорогой мой Илья Васильевич. Если мы не наладим эффективного дорожного сообщения центра с окраинами, то тяжело будет управлять такой страной, а в случае войны своевременно снабжать войска всем необходимым.

— О какой войне вы говорите, Алексей Петрович?

— О любой войне, Илья Васильевич. Посмотрите сами на карту. Со всех сторон нас окружает куча государств, которым богатства нашей страны не дают покоя. И как говорили ещё древние: «Хочешь мира, готовься к войне». Да и сейчас вон — с османом воюем. Хорошо со шведом замирились.

— Это верно, Алексей Петрович, — согласился пермский губернатор.

— И ещё, вот… — и Казанцев показал план военного городка, примерно такой же, как Агеев показывал томскому коменданту. — Настала пора по-другому обучать наших солдат, а для этого нужно создавать новые условия проживания и тренировок для них. За финансирование не волнуйтесь.

— Я в Тюмени видел ваши обустроенные казармы и полигоны для тренировок. Это впечатляет! Поэтому все ваши начинания, Алексей Петрович будут мной поддержаны, не волнуйтесь.

В скором времени Казанцев покинул Пермь, а люди корпорации «Приют» стали активно интересоваться медеплавильными заводами, расположенными в пермской области. Ближе к весне у Казанцева состоялся подобный разговор в Тобольске с губернатором Алексеем Васильевичем Алябьевым, который так же поддержал Казанцева. В общем, с помощниками Казанцеву повезло. Тем более все финансовые потоки этого громадного края находилось практически в его руках.

 

Глава 6

Кощеевы

Как Игнат и обещал Маллеру, сына своего он назвал Артуром. И теперь этот маленький человечек покоился на руках своей матери и сосал титьку.

— Но почему, Игнат, тебе снова нужно надолго уезжать? — спрашивала в это время молодая мать. — У тебя столько помощников, посылай их.

— Лала, золотце ты моё, куда и кого я пошлю? Есть такие вещи, которые никому нельзя доверять…

— И что это за вещи такие? — с интересом поглядела на него жена.

— Вырастешь, узнаешь, — ответил Игнат, не желая вдаваться в подробности предстоящего путешествия.

— Игнат, я родила для тебя сына, а ты говоришь, что я маленькая? — нахмурилась юная женщина.

— Говори спокойней, ты ребёнка кормишь. И вообще, сам генерал-губернатор сказал, что тебе учиться надо. Танцуешь и поёшь ты красиво, но этого мало.

— Зачем женщине учиться? Женщине нужно детей рожать.

— Чтобы дети были умными, их мать тоже должна быть умной, — изрёк Игнат и сам удивился своим словам.

— Для этого есть учителя, — не отставала от него жена.

— Так я и доверил своего ребёнка какому-то там учителю…

— А жену, значит, доверить учителю можно, да? — молодая женщина снова нахмурила лоб.

— Тьфу ты, блин! Опять — двадцать пять. Да пойми же ты, мне нужно уехать, а тебе нужно учиться.

— А я не хочу учиться! — нагло заявила Лала и погладила голову сына, — кушай, Артурчик, кушай, мой хороший.

— А я тогда генерал-губернатору пожалуюсь! — не найдя ничего лучше, выпалил Кощеев.

— И что мне сделает твой генерал-губернатор? В кандалы закуёт? — и Лала подленько захихикала.

— Между прочим, Алексей Петрович танцует и поёт лучше, чем ты! Он про танцы даже книгу написал, — Игнат вышел из комнаты и вернулся с книгой, — вот…

— Тогда и брал бы в жёны своего Алексея Петровича!

— Лала! Ты что же такое говоришь? И как у тебя только язык поворачивается такие похабные вещи про своего мужа говорить? — возмутился Кощеев.

— Игнат, ну, не уезжай, пожалуйста, а? Пусть Иван Андреевич поедет, он же твой друг…

— Ему разорваться что ли? Он и так дома мало бывает, и его Татьяна слово плохого никогда не скажет, потому что знает, что муж зарабатывает деньги, чтобы обеспечить достойную жизнь жене и детям.

— У Ивана Андреевича трое детей, вот и пусть обеспечивает, а у тебя пока один.

— Снова ерунду говоришь! Если мы друг друга не будем поддерживать, всё наше дело прахом пойдёт! И не смей больше мне перечить! А с завтрашнего дня к тебе будет приходить учитель, и ты будешь серьёзно заниматься учёбой. Моя жена должна быть не только самая красивая, но и умная! — Игнат встал со стула и вышел вон из комнаты.

Лала хитро улыбнулась. Она чувствовала, что муж её сильно любит, и поэтому позволяла себе иногда его доводить, зная, что ничего плохого он ей не сделает. Почему она так поступает, молодая женщина и сама не смогла бы ответить. Может, проверяла силу чувств мужа. Может, чтобы показать ему, что она уже взрослая и имеет своё мнение. Всё-таки семнадцать лет это ещё детский возраст, не смотря на то, что у тебя есть ребёнок. Может, из-за того, что ревновала. Игната красивым назвать было нельзя, да и разница в возрасте была большая, но Лала именно с ним почувствовала себя женщиной, в его объятьях ей стало хорошо и спокойно… Любила или нет, она не знала, но это был ЕЁ мужчина.

Положив уснувшего Артура в кроватку, Лала взяла книгу, которую принёс муж и начала смотреть картинки. Читать она ещё не умела. Когда Игнат обратно зашёл в комнату она негромко спросила:

— А про что в книге написано?

— Про танцы написано, я же говорил тебе, — вздохнул Кощеев.

— Тогда я буду учиться… А ты возвращайся поскорее из своего путешествия…

Игнат уезжал в Петербург. Лапин ехал в Новосибирск, с собой он вёз людей для работы на существующих и ещё строящихся заводах. На дворе был январь 1790 года.

 

Глава 1

Петербург

— Игнат Фомич, да вы кудесник! — восхитился Рустам, разглядывая документы.

— Учись, пацан, пока папка живой, — самодовольно улыбаясь, ответил Кощеев.

История документов, что держал в руках Рустам, началась с одного посещения. Сначала Игната посетил сам Рустам и сказал с хитрой улыбкой:

— К купцу первой гильдии Кощееву Игнату Фомичу делегация пришла…

— Какая, к нехорошей маме, делегация? — опешил он.

— Купеческая.

— И-и???

— И говорить с тобой желают, — улыбка не сходила с лица Рустама.

— Ты издеваешься, что ли надо мной? Чё лыбу на весь динамик растянул, как дешёвка вокзальная? — нахмурился Кощеев, никакой делегации он не ждал.

— Вот слушаю я тебя Игнат Фомич иногда, вроде говоришь по-русски, а ничего непонятно.

— Мал потому что ещё, — хмыкнул Кощеев. — Так что за делегация такая?

— Говорю же — купеческая, желают с тобой разговаривать.

— А оно мне надо?

— Поговори, узнаешь — надо или не надо.

— Много их?

— Пять человек.

— Хорошо, веди в большой зал.

Когда через некоторое время Игнат вошёл в зал, то сидевшие на стульях купцы встали и поклонились ему.

— Здрав будь, Игнат Фомич, — сказал один из них.

Судя по бороде, на которой виднелось не мало седых волос, этот был старшим среди всех. Остальные посетители тоже оказались бородачами, но выглядели заметно моложе. Одеты же все были практически одинаково в длиннополые кафтаны со сборками на талии и опоясаны кушаками. Под кафтанами виднелись цветные рубахи и штаны, заправленные в сапоги.

— И вам не хворать, — ответил Игнат. — Зачем пожаловали?

— Нужда нас к тебе привела.

— Тогда присаживайтесь, а то в ногах правды нет, — и Кощеев первым подал пример, сев на ближайший стул.

После того, как все расселись, Игнат спросил:

— Так что за нужда, уважаемые купцы вас ко мне привела?

Посетители объяснили ему, что взяли у голландских купцов кредит и снарядили за море пару кораблей. Время прошло, корабли не вернулись, а голландцы требуют вернуть деньги, в противном случае всё имущество русских купцов будет продано с молотка. Шестьдесят три тысячи рублей они были должны по кредиту. У Кощеева должники просили деньги на покрытие кредита, а они уже ему будут выплачивать долг, но только товаром: юфть, икра, пенька, полосовое и сортовое железо. На вопрос Игната, мол, почему так же с голландскими негоциантами не хотят рассчитаться, купцы ответили, что не хотят больше с ними связываться, да и проценты у них больно большие. Игнат сказал, чтобы пришли завтра, а ему нужно подумать. После ухода купцов он подробно расспросил обо всём Рустама и узнал, что корабли, на которых увезли товар, принадлежали голландцам и те, проще говоря, русских купцов «кинули», в Россию эти корабли возвращаться не собирались.

— Чего же ты русским купцам про это не сказал? — удивился Кощеев.

— Зачем, Игнат Фомич? Я что, как говорит Иван Андреевич, добрая фея, чтобы ко всем прилетать в трудную минуту и приносить радость?

— Э-э, увлёкся, перебор, не подумавши ляпнул, — покаялся Кощеев и почесал свой подбородок.

— Бывает, — примирительно хмыкнул Рустам.

— Что делать будем? Купцов выручать, или пусть сами со своими проблемами разбираются?

— Можно и купцов к себе привязать и голландцев наказать.

— Как наказать? — заинтересовался Кощеев.

— Тоже у них кредит попросить.

— Зачем? — удивился Игнат.

— Чтобы не возвращать, — хитро улыбнулся Рустам.

— И как это сделать? — азарт так и заискрился в глазах Кощеева.

— Игнат Фомич, вы ради шутки у меня каждый раз часы из кармана вытаскиваете, а тут что, договор вытащить не сможете? Но решать вам, стоит ли рисковать или нет. Можно и по-другому дело провернуть…

— Давненько я на серьёзные дела не ходил! Давай решать, как и где будем опускать голландцев.

В результате загримировали Игната до полной неузнаваемости, приодели, снабдили кучей фальшивых бумаг, сделали ему небольшую рекламу и отправили за кредитом. Голландцы долго кредит не давали, стараясь выяснить, что это за купец и что с него можно поиметь. Им аккуратно сливали информацию об уральских заводах, где у него имеется своя доля. В результате кредит на семьдесят тысяч рублей был выдан… Договора у кредиторов и нотариуса пропали практически сразу, пропал и сам должник. Предъявлять что-либо или кому-либо — было нечего.

Вырученные в результате этой операции деньги пошли на строительство швейной фабрики.

* * *

В начале лета 1790 года корабли «Ягуар» и «Пантера» пришли в Петербург из Индии и привезли с собой оттуда триста юношей и девушек. Нищенское положение простых людей, доведённых до этого действиями английской Ост-Индийской компанией, позволило «английским» купцам, являющимися сотрудниками «Приюта», довольно легко выкупить такое большое количество народа. Из некоторых планировалось подготовить работников для швейной фабрики, а других поселить на землях Вологодской губернии, которые принадлежали Казанцеву. Сейчас там работал кирпичный завод, лесопилка и велось небольшое сельское хозяйство. В поместье хотели создать ещё один учебный центр по подготовке бойцов охраны, а из лучших и сотрудников безопасности. С прошлого года у корпорации «Приют» в Индии появился небольшой участок земли, на котором стали выращивать хлопок. Теперь там постоянно находились два сотрудника безопасности, которые в прошлом году «пошалили» в Лондоне.

 

Глава 2

Война и политика

А в Европе все со всеми воевали. Франция воевала с Англией. Австрия, которая являлась союзницей России, воевала с Портой, заодно объявила войну Англии, посмевшей убить французского короля. Хитрая Пруссия ни с кем не воевала, но поддерживала Англию и Порту. Россия, заключив мир со Швецией, продолжала воевать с османами, не желавшими замириться. Те страны, которые между собой по каким-то причинам не воевали, направляли друг к другу кучу дипломатом и шпионов и, прикрываясь масками доброты и умиления, интриговали, подкупали, наушничали… Короче, гадили соседям, как могли. Корпорация «Приют» тоже не оставалась в стороне. Но кроме интриг, она занималась ещё и бизнесом, потому как одно без другого — никуда. В Париже были открыты: банк, ювелирная мастерская, магазин, табачная фабрика и гостиница. Тоже самое открыли в Вене и Портсмуте. Агентов «Приюта» больше всего было во Франции, где они стремились сгладить чересчур революционные настроения, оберегая королеву и несовершеннолетнего короля, направляя эмоции людей против Англии и Пруссии. В Австрии от болезни скончался император Иосиф II, большой друг русской государыни. Чтобы Россия не лишилась союзнической помощи из-за нежелания нового императора Леопольд II воевать, агенты «Приюта» провернули комбинацию аналогичную той, в которой погиб французский король. Здесь использовали мусульманского фанатика, которому внушили, что Леопольд II зло намного большее для Порты, чем прежний император. Выстрел с крыши из улучшенного штуцера, оборвал жизнь Леопольду II, садящемуся в карету. А убийца был пойман. Все его слова и действия не оставляли сомнений, что он послан султаном, ради которого фанатик готов принять смерть, а документы найденные в его вещах говорили, что без Англии и тут не обошлось. Но про Англию убийца то упорно молчал, то смеялся в лицо следователям. Преступника казнили. Австрия продолжила воевать, помогая то России, то Франции, хотя и малоэффективно в обоих случаях. Как и в известной нам истории русские войска действовали достаточно успешно, а преждевременная кончина Светлейшего князя Потёмкина не помешала, а наоборот — активизировала действия русской армии. Ушаков бил османов на море, Репнин и Суворов на суше. Чтобы Порта быстрее запросила мира, нужно было взять Измаил… И он был взят. Доставленные из Херсона пятьдесят новейших пушек с обученными канонирами, взломали стены неприступной крепости с лёгкостью бывалого любовника, ломающего невинность юной девственнице. Не смотря на храбрость османских воинов, эффективность русских орудий и снарядов сильно подорвали их дух. А последовавший за многочасовой артиллерийской канонадой штурм, окончательно решил исход сражения в пользу штурмующих. В этой битве русские артиллеристы впервые применили тактику массированного концентрированного удара, ломая бастионы вражеской крепости, словно молот стеклянную бутылку. Победа была полной. Не повезло османам и на Кавказе, следовавшие одно за другим поражения, вынудило правительство Порты просить мира.

По-другому всё происходило у Великобритании и Франции. Английский флот пару раз пытался высадить десант во французском Гавре, желая нарушить торговлю Франции с США, и отсюда угрожать Парижу. Оба раза десант был удачно отбит. Во время отражения второго десанта хорошо себя проявил молодой лейтенант артиллерии Наполеон Бонапарт, за что получил звание капитана. В проливе Ла-Манш французский и английский флоты периодически вели меж собой незначительные боевые действия, в которых победителя по большому счёту не было. Неожиданно к Франции, как союзник присоединились Нидерланды и предоставили свои верфи для постройки и ремонта судов. Из-за этого Пруссия объявила Нидерландам войну. Австрия же вышла из войны, объявив о своём нейтралитете, тем более уже замирились Порта и Россия. Флот Великобритании предпринял ещё одну атаку на французский порт, на этот раз объектом мстительных англичан стала Булонь. В результате этого нападения французы лишились четырёх бригов. Десантных операций англичане больше не проводили, предпочитая мелко пакостить, неожиданно атакуя порты Франции и расстреливая скопившиеся в гавани суда. Не брезговали также заниматься пиратством.

Во Франции была официально подтверждена Конституционная монархия, с правами и обязанностями королевских особ. Агенты «Приюта» не дали проявить себя ни одиозно настроенным революционным лидерам, ратующих за чересчур радикальные перемены, ни знатным дворянам, желающим всё вернуть в прежнее русло. На главные роли выдвигались спокойные, рассудительные и трудолюбивые люди, желающие добиться новых преобразований в стране без всякого террора и насилия, не стремясь при этом к абсолютной власти. У Агеева была мечта сделать из Франции вариант Швейцарии, как в известной нам истории.

Екатерина II после замирения с Портой не стремилась лезть в новую войну в Европе и вставать на чью-либо сторону, нужно было обустраивать новые земли, полученные в результате прошедшей войны. Да и выгоды для своих амбиций Государыня пока не видела. Тяжело она перенесла смерть Григория Потёмкина, но оказавшийся рядом душевный Милорадович смягчил ей горечь утраты, показывая своими поступками и делами, что русская земля со смертью Светлейшего князя не оскудела умом и талантами. Это тот самый Милорадович, который в известной нам истории будет подло убит на Сенатской площади 14 декабря 1825 года одним из декабристов… Как-то Лапин спросил у Агеева по поводу декабристов, что он про них думает.

— Козлы, они, Иван, как и Радищев, которого ты лично хотел грохнуть.

— А почему козлы? — улыбнулся Лапин.

— Прости, не правильно выразился… Не только козля, но и бараны. Самое смешное, что и при советской власти их коммунисты всячески восхваляли, и либералы при демократии, из которой нас сюда занесло.

— Так основная масса так называемых демократов-либералов, это бывшие коммунисты, комсомольцы и пионеры. Мне коммунистом, правда, побыть не удалось, а вот пионером и комсомольцем даже очень, — усмехнулся Лапин.

— А демократом — не довелось? — подколол его Агеев.

— Не-а, я в политику не лез, меня и без этого хорошо кормили, — самодовольно улыбнулся Иван, и продолжил, — а почему не только козлы, но ещё и бараны?

— Потому что сами не знали, чего хотели, и другим голову пудрили. А ведь реально могли для страны что-то полезное сделать… Как минимум улучшить труд и быт своих крестьян.

— А они хотели счастья сразу для всех…

— Я и говорю — бараны!

 

Глава 3

Лейтенант

Конец мая 1793 года дышал свежестью и спокойствием. Иван Казанцев приехал в Тюмень, в которой не был десять лет. Уезжал мальчиком, а вернулся лейтенантом с двумя наградами — Георгиевскими крестами четвёртой и третьей степени. А новое звание Иван получил за участие в штурме Измаила. Там он был впервые ранен. Правда рана оказалась не тяжёлой, пуля попала в левое плечо, не задев кости, и пока не закончилось сражение, он продолжал бой, лишь дав одному из своих солдат наскоро себя перевязать. А сейчас лейтенант лежал в гамаке, установленном во внутреннем дворике их особняка, и читал книгу.

— Ваня, мама велела, чтобы ты кушать шёл, — услышал он голосок пятилетнего братика Мишки, которого за руку держала Люба — старшая дочь Алексея Петровича Казанцева.

— Скажи, что сейчас приду, — ответил, улыбаясь, Иван.

Ему было смешно видеть, как мальчуган с серьёзным видом передаёт ему просьбу матери. Тут на крыльцо выскочила двенадцатилетняя сестрёнка Анастасия, которая, в отличие от серьёзного братика и скромной четырнадцатилетней Любы, была довольно смешливой и непоседливой.

— Тоже папину книгу читаешь? — с хитрой улыбкой спросила Настя.

— Ага, читаю, — согласился Иван.

— Её все читают! Говорят, даже сама Государыня Императрица читала, — с гордостью заявила девочка.

— А чего вдруг отец решил написать книгу о танцах? — поинтересовался старший брат, который до сегодняшнего дня не подозревал о данной книге.

— А его Татьяна Львовна Лапина об этом попросила, после того, как папа показал её ученицам несколько танцевальных движений, — похвалилась своей осведомлённостью Настя.

— А меня отец танцам не учил, — покачал головой Иван.

— Зато меня учил, — сказала девочка и, показав Ивану язык, убежала в дом вслед за сестрой и братишкой.

А правда, чем была так интересна эта книга? Ведь не только понятными и красивыми картинками, поясняющими описание. Совершенно верно. В своей книге Алексей Петрович сравнил человеческое тело с механизмом, которым можно эффективно пользоваться, используя законы механики. Описано всё было простым и понятным языком с множеством примеров. Даже самый последний скептик, реши он проверить утверждения, написанные в книге, быстро бы удостоверился, что система работает. Именно этим она и привлекла Ивана. Менее образованных людей данная книга, конечно же, привлекла бы картинками и простотой описываемых движений.

А как Иван оказался здесь, в Тюмени, в этом гамаке и с этой книгой? А пришлось ему временно оставить службу из-за второго ранения. В этот раз пуля угодила ему в бедро, когда они гнались за контрабандистами. Рана оказалась серьёзной, и ему предоставили отпуск для излечения. Это время он решил провести в Тюмени, по которой давно соскучился.

— Проходи, Ванюша, садись — сказала Елена Михайловна, — только тебя и ждём.

В столовой за большим столом, кроме Елены Михайловны и её троих детей, ещё сидела Дарья Михайловна Маллер со своим сынишкой Тимофеем. Иван здесь оказался единственным мужчиной. Остальные были в разъездах. Алексей Петрович был в Тобольске, Агеев в Томске, Лапин в Охотске, Кощеев в Новосибирске, Муравьёв в Херсоне, Артур Рудольфович в Петербурге. У всех мужчин были дела. Когда основные блюда были съедены, начались разговоры.

— Ах, Иван, — сказала Дарья Михайловна, — как хорошо, что ты приехал. Наши мужчины в этом году словно с цепи сорвались, постоянно куда-то убегают. Не сидится им спокойно на одном месте.

— Если бы не ранение, Дарья Михайловна, то и меня вы тоже бы не увидели. А у нас медицина в Тюмени всё-таки будет получше, чем даже в столице. Вот я и решил и родню навестить и подлечиться… Такой чудесный массаж делают только здесь!

— Ванюша, ты так часто хвалишь Тюмень, что можно подумать в Москве и Петербурге хуже, — сказала недоверчиво Елена Михайловна, — сам же десять лет здесь не был.

— Матушка, я в городе уже три дня и мне хватило времени сравнить… Вы были на «Колесе обозрений»? Такая красота сверху открывается! Это же чудо! Только отец мог такое придумать…

— Ваня, что же ты при детях такое говоришь? Так, дети, все покушали? А теперь идите заниматься своими делами, — выпроводила она всех несовершеннолетних из-за стола и продолжила. — Это колесо — страсть одна! Чтобы я на нём… Да никогда! Люди рассказывают, что наверху жутко до ужаса!

— Однако туда идут, да ещё и деньги за это платят, значит, народу нравится, — улыбнулся Иван.

— Народу нравится, вот пусть и ходит, а меня туда и силком не затащишь…

— Ваше право, матушка. А в Тюмени действительно хорошо. И мост через Туру построили… Сколько отец говорил про него, сколько мечтал…

— Вот мост — это хорошо, это давно пора было сделать. А он всё своими заводами занимался…

— Лена, зато ты супруга генерал-губернатора, — улыбнулась её сестра.

— И что с того? Он как стал генерал-губернатором, видеть я его стала в два раза реже, — недовольно ответила Елена Михайловна.

— Зато у тебя самые красивые украшения и наряды, — снова пыталась приободрить её сестра, — на балах в «Доме мод» ты всегда самая красивая.

— У Татьяны Львовны Лапиной и Марии Владимировны Агеевой не хуже, — не согласилась Тихомирова старшая. — Тем более Лапину мужчины всегда чаще приглашают на танцы… Подумаешь — бывшая танцовщица, — недовольно фыркнула женщина.

— Матушка, вы не правы. Она не просто бывшая танцовщица. Иван Андреевич привёз её из Цинской империи, а там она была дочерью знатного вельможи.

— Разорившегося вельможи, — ядовито уточнила Елена Михайловна, — который продал свою дочь, словно какую-то девку.

— Нравы у них там такие… — пожал плечами Иван.

— А потом она в ресторане Ивана Андреевича танцевала и жила с ним в грехе, пока их грех не стал заметен, вот и пришлось ему жениться на ней.

— Однако, Леночка, он её любит и старается ей угодить, — улыбнулась сестра, — а ты чего сегодня такая недовольная? Алексей Петрович уже скоро вернётся, чего не скажешь об Артуре…

— Кстати, Дарья Михайловна, а для чего Артур Рудольфович поехал в Петербург? — спросил Иван.

— Повёз Императрице свои прожекты и подарки…

— А что за прожекты?

— Хочет в Тюмени ещё один университет открыть, медицинский. А ректором поставить Рауля Петровича Дюранова (так теперь доктор значился в документах). А ещё повёз кучу новых учебников, которые здесь составил. Говорит, что будет учёную петербургскую братию переучивать, — и женщина звонко засмеялась.

— Давно пора! — воодушевился Иван, — Столичная наука и вправду плетётся в хвосте. Хотя покойный Ломоносов многое пытался внедрить в нашу жизнь, да и Кулибин сейчас старается… Но погрязли наши учёные в своём консерватизме. Надеюсь, Артур Рудольфович вместе с Кулибиным сможет сдвинуть дело с мёртвой точки…

— Ванюша, — испугалась, Елена Михайловна, — в столице чай виднее, что лучше, а что хуже…

— В столице, матушка, больше думают о чинах, наградах, да прибыльных должностях. Даже шведы смеются над нами. Как-то перехватили их тайного гонца с письмами. Так в одном письме было про нашу гвардию сказано, что это не офицеры, а павлины разодетые, которые не военной службой занимаются, а, словно барышни, своими нарядами…

— Мало их Государыня к порядку приводила, поэтому такое и позволяют себе писать, — констатировала Елена Михайловна. — А тебе жениться надо.

— Матушка, за что?! — притворно испугался Иван и сложил руки лодочкой на груди.

— Чтобы меньше о глупостях думал, — авторитетно заявила женщина.

— Я отцу сказал, что пока звание капитана не получу — не женюсь.

— Если бы твой отец захотел, ты бы давно стал капитаном! И не где-то в море, а в гвардии рядом с Императрицей.

— Нет, матушка, придворная жизнь не по мне, — ответил Иван, и решил прервать неприятную для него беседу, — спасибо, всё было очень вкусно! Пойду на свежий воздух, погода сегодня замечательная…

После чего лейтенант встал и покинул столовую, оставив женщин дальше заниматься своими сплетнями. Выйдя на крыльцо и постояв немного на нём, Иван решил съездить на ферму, где когда-то обучался воинским премудростям.

— Здравствуйте, Ольга… — через забор поздоровался Иван с молодой женщиной, которая во дворе играла с маленьким мальчиком.

— Вы меня знаете? — удивилась она, вставая с корточек и пристально вглядываясь в молодого симпатичного юношу.

— Надеюсь, вы меня знаете… Я Иван Казанцев…

— Сын Алексея Петровича? — обрадовалась женщина.

— Совершенно верно, его сын. Третий день, как в городе, а отец оказывается в Тобольск по делам уехал… И вообще, все куда-то разъехались, даже Даниил Петрович…

— Ой, Иван Алексеевич, а что же мы через ограду разговариваем? Проходите на двор. Лошадь свою вон там можете привязать, — и женщина указала место возле аккуратной конюшни, что находилась в глубине двора, а сама позвала няньку, которой передала своего сына.

Уже минут через двадцать они сидели за столом в небольшой открытой беседке, что находилась на заднем дворе и пили чай с пирогами.

— Вкусные пироги, Ольга…

— Просто, Ольга, — улыбнулась молодая женщина.

— Хорошо. А меня, тогда, просто — Иван. Вкусные пироги у вас, Ольга.

— Это моя повариха стряпает… Из самой Индии мне её привезли, — улыбнулась хозяйка.

— Ого! А ближе не было поварих? — удивился гость.

— Были, наверное, — весело засмеялась Ольга, — только так получилось, что мне досталась эта.

— Я слышал, что в вологодском имении моего отца очень многие из Индии…

— Наши люди везде путешествуют, и если есть возможность, то набирают в дальних странах желающих жить и работать у нас. Хозяйство у нас большое, рабочие руки всегда нужны…

После выпитого чая Ольга предложила Ивану экскурсию по объектам, находящимся на территории фермы. Через четыре часа они снова сидели в беседке. Иван был немного ошеломлён увиденным, поэтому пребывал в некоторых раздумьях.

— Что, Иван, такой смурной? — участливо спросила молодая хозяйка.

— Да вот, Оля, я только сейчас по-настоящему стал понимать, о каких наших секретах меня предупреждали и Иван Андреевич, и Игнат, и отец… Такое действительно нельзя показывать посторонним. Я в Петербурге имел возможность увидеть всю изнанку жизни. Зависть, подлость, интриги…

— Эх, Иван, Иван, — улыбнулась молодая женщина и потрепала его по голове, — не только в столицах, и здесь этого хватает. У меня вон, по молодости, было желание поделиться некоторыми знаниями со всеми… Только спасибо Даниилу, показал мне, что бывает, когда ты хочешь осчастливить мир. Мало кто ценит добро. А уж те, кто находятся рядом с властью и подавно. В любой момент могут предать или обмануть. Поэтому мы и допускаем к нашим тайнам только самых проверенных людей. Муж как-то сказал мне, что мы богаче многих королей и султанов.

— Не только богаче, но и сильнее! — высказался эмоционально Иван. — Сто тренированных воинов, имея нашу экипировку и вооружение, могут легко захватить любой город! Конечно, не лоб в лоб сталкиваясь с вражеской армией, а действуя скрытно… А даже если бы и столкнулись, то урон нанесли бы не маленький… А эти переговорные устройства — рации! Не нужно никаких посыльных и лишней траты времени — согласовывай свои действия моментально! Благодаря приборам ночного видения можно спокойно действовать ночью… Стрелять практически без шума и дыма… А дальность, а точность!!! А гранаты, Оля! Будь у наших солдат такое вооружение при взятии Измаила, мы бы просто перестреляли османов, как куропаток, без ущерба для себя… И как такое отец с друзьями смогли придумать и создать?

— Многое, Иван, при мне создавалось… Наши мужчины вместе собирались, что-то обсуждали, рисовали, спорили… Потом на заводах с верными мастерами экспериментировали, конструировали… Тут ты далеко не всё увидел. Тайн ещё много.

— Но как они до всего этого додумались?

— Мне муж рассказывал, что Марсель Каримович рукописи древние нашёл, и смог их прочесть… Они же из Персии сюда пришли…

— Да, мне отец тоже рассказывал, как они повстречались, и как дали клятву быть всегда и во всём вместе. Но это же, какие тайны древние люди знали! А вдруг они ещё к кому попадут?

— Не попадут. Марсель Каримович те рукописи надёжно спрятал. А секреты мы надёжно охраняем, сам сегодня смог в этом убедиться. Знаниями же с людьми тоже потихоньку делимся через учебные заведения… В основном это медицина, охрана природы, физика, химия…

— Да, я сегодня от Дарьи Михайловны слышал, что Артур Рудольфович поехал в столицу как раз по поводу образовательной программы и чего-то там ещё…

— А ты знаешь, что ни твой отец, ни Артур Рудольфович своим жёнам ничего не рассказывают? — немного обеспокоенно спросила Ольга.

— Да, знаю. И даже понимаю почему…

— Марсель Каримович тоже супруге далеко не всё рассказывает…

— И это я знаю, — успокоил её Иван и попытался спросить, — Оля, а почему тебе…

— Не сразу, далеко не сразу… — легко поняла она невысказанное. — Тем более меня готовили в агенты службы безопасности, да только видишь, как получилось — меня полюбили и я полюбила… Девчонка, которая осталась полной сиротой, вдруг обретает любящего и надёжного мужчину, и вдобавок его друзей, которые ради тебя мир перевернут… Это, Иван, дорогого стоит. Ради будущего моих детей, детей моих друзей, я обязана хранить эти тайны. Меня так научили и я сама так понимаю.

— Надеюсь, и у меня когда-нибудь будет такая жена, которой смогу доверять все свои тайны, зная, что она их сохранит, не смотря ни на что.

— Желаю тебе найти такую девушку, — сказала молодая женщина.

— Спасибо, Оля, — ответил Иван, — а мне пора, ещё до дома добираться нужно…

— Что же ты без сопровождающих? И веселее и охрана… — спросила хозяйка, вставая из-за стола вместе с гостем.

— Не думал, что так надолго задержусь. Я изначально хотел завтра сюда приехать, с самого утра. Как раз и с охраной, и на целый день, чтобы более подробно со всем ознакомиться. Но вот сегодня что-то меня сюда понесло…

— Бывает, — улыбнулась Ольга, провожая Ивана.

 

Глава 4

Встреча

На Покров Пресвятой Богородицы, когда заканчиваются все полевые работы и выпас скота; когда урожай собран и убран по амбарам, погребам и хранилищам; когда молодёжь прекращает по вечерам водить за околицей хороводы, а собирается в тёплых помещениях на посиделки; когда наступает пора свадебных торжеств, в этот день, после всех праздничных церемоний в церквях и храмах, собрались семь человек в ресторане «Космос» в отдельном кабинете за щедро накрытым столом. Муравьёв Даниил прочёл молитву, после чего собравшиеся начали наполнять свои бокалы спиртным и накладывать салаты по тарелкам.

— За встречу, бродяги! — встал со своего места Игнат и поднял бокал. — Давненько мы так все вместе не собирались!

— Тем более нашего полку прибыло! Иван Алексеевич ещё ни разу с нами здесь не сидел, — добавил Лапин. — За встречу!

Октябрь 1793 собрал в Тюмени всех друзей. Пришло время подводить общие итоги и оформлять планы на будущее. После первых обязательных тостов слово взял Агеев.

— Друзья, наши активные действия в Европе не остались незамеченными. Конкретно про нас никто не знает, но шпионы разных мастей упорно ищут ту силу, которая поломала многие планы власть имущим и их спонсорам. Как бы успешно не действовали агенты «Приюта», они тоже не вездесущи, многое для них ещё остаётся секретом. В мире достаточно богатых людей, которые не выпячивают свои капиталы на передний план, но у них есть хорошо организованные шпионские сети. Во-первых: это всевозможные банкиры, которых мы за последние четыре года пощипали на очень приличную сумму. Во-вторых: это церковь. В-третьих: это знатные вельможи. И в четвёртых: это владельцы обширных земельных угодий и крупных промышленных предприятий.

— А чего мы больше всего должны опасаться? — спросил Казанцев младший.

— Втягивания нашей страны, Иван, в войну, — ответил Агеев, — потому что на неё уходит слишком много государственных денег, которые можно было бы использовать на всевозможные преобразования. Улучшить медицину, науку, транспортное снабжение. Города начать нормальные строить. Ты сам мог убедиться, что по сравнению с Тюменью основная масса городов — это деревни. Реально де-ре-вни! А народ дикий и тёмный.

— Согласен с вами, Марсель Каримович. Я когда весной приехал сюда, словно в другой мир попал… А какая война нам грозит?

— Во-первых: в Европе. В этом году удалось нейтрализовать вооружённое вмешательство России в дела Речи Посполитой.

— И каким образом? — Иван ещё многое не знал, и ему было интересно всё.

— Нынешний фаворит Екатерины II продвигает вперёд наши идеи…

— Милорадович знает про «Приют»!? — удивился лейтенант.

— Да ты что такое говоришь, Иван? — возмутился Лапин. — Не только про «Приют», он вообще про наши интересы не догадывается. Отца твоего на приёме у Императрицы видел, мою фамилию слышал, да и только. Никто из нас с ним дел не имел. У него есть друзья, которым он доверяет. На некоторых друзей мы имеем возможность незаметно воздействовать, а они уже на него, сами того не подозревая.

— А разве так возможно? — опешил Иван.

— Ты, тёзка, право, как дитя. Сам вечно говоришь, что при дворе постоянные интриги и сам же удивляешься. С волками жить — по-волчьи выть.

— Простите, Иван Андреевич, что-то я ляпнул не подумавши. Там действительно нужно постоянно притворяться.

— Уметь правдоподобно притворяться, — продолжил Агеев, — это, конечно, хорошо, но очень мало. Запомни, каждый человек — это механизм. Хороший механик может этот механизм, и починить, и сломать, и настроить на выполнение определённой работы. Таких «механиков» особенно много среди представителей всевозможных религиозных культов… Ну, да ладно, отвлеклись что-то мы. На чём я остановился?

— Войну остановили, — подсказал Игнат.

— Нет, мы её не остановили. Мы просто через Милорадовича донесли кое-какие мысли до Государыни, а во-вторых: в Речи Посполитой нейтрализовали некоторых рьяных лидеров, из-за действия которых Императрица точно бы ввела туда свои войска. Один раз в 1772 году Польшу поделили и хватит. Не нужны нам те земли и люди её населяющие.

— Нейтрализовали — убили? — как-то странно посмотрел на Агеева Казанцев младший.

— Нет, пля, на курорт отдыхать отправили! — снова вклинился Лапин. — Иван, нам что важнее, жизни наших солдат и мир, или три ублюдка с непомерными амбициями, направляемые шпионами других государств???

— Тогда получается, что война не прекращается никогда? Она идёт или явная, или тайная…

— Совершенно верно, сын, — сказал Алексей Петрович, похлопав сына по плечу, — война идёт всегда. Тебе «Колесо обозрения» понравилось?

— Да, — недоумённо посмотрел на отца Иван.

— А знаешь, какую мне битву пришлось выдержать, прежде чем я его построил?

Тут Казанцев младший улыбнулся и кивнул головой.

— Ну, вот и славно, — продолжил Агеев. — Я понимаю, Иван, что многое может не совсем приятно для тебя, но такова жизнь.

— Всё нормально, Марсель Каримович. Просто раньше вы меня одному учили, а теперь другому. Новые знания трудно сразу принять. Но я понимаю, каково вам с этим жить…

— Многие знания — многие печали, как говорится, — кивнул головой Агеев, — но мы сильно отвлеклись. Продолжу… Действия наших агентов вызвали нездоровый интерес у многих, но с Россией это никак не связывают, потому что всякий раз действия совершались людьми далёкими от России, и у всех имелись весомые основания для своих поступков. Тут пока всё нормально. Дальше… Наши банки уже есть в Америке, Англии, Франции, Пруссии, Австрии, Индии… Так же во всех этих странах имеются наши предприятия. В первую очередь это фабрики по производству сигарет, плюс гостиницы, рестораны и магазины. В Америке и Индии у нас есть свои плантации, там выращиваются хлопок, табак, сахарный тростник и чай. В Америке мы имеем небольшую верфь, где строим корабли для наших нужд, рядом находится морская школа, и школа по подготовке охранников. Сами знаете, нам есть, что защищать. Это так сказать международные новости. А что у нас в стране?

— Получено разрешение Императрицы на строительство железных дорог, — продолжил Алексей Петрович, — мне удалось заинтересовать этим проектом многих наших великосветских богатеев, которые тупо тратят свои капиталы на бессмысленные развлечения. Организована акционерная компания «Российские железные дороги». В Петербурге этим летом началось строительство паровозного завода.

— Не только в Петербурге, Алексей Петрович, — добавил Агеев, — кое-где уже заканчивают это строительство.

— Конечно, — согласился он, — ещё в Перми и Томске. Уверен, что Томск и Пермь мы соединим быстрее, чем Петербург и Москву. В комиссии строения государственных дорог сидит куча упырей, которые всё новое принимают в штыки.

— Не только там, — сказал Агеев, — добавлю, что противников железной дороги оказалось много. Пришлось попотеть, чтобы выбить разрешение на её постройку. Кроме своих самодуров, иностранцы тоже немало подпакостили, поэтому пришлось даже некоторых наших дебилов тупо застращать, чтобы не лезли не в своё дело, а сидели спокойно. Зная, какие аргументы будут выдвигаться против такой дороги, мы заранее приготовили веские доказательства глупости таких аргументов. Конечно же, предварительно подготовили общественное мнение… А Императрице подарили сделанный нашими мастерами макет территории, где есть леса, горы, реки, поля, озёра… Среди всей этой природы проходит железная дорога, по которой движется паровоз. Получилось очень убедительно и наглядно. Короче, два года интриг, подкупов, давления, обещаний, провокаций…

— В общем, строительство железной дороги уже ведётся во всю, — продолжил Казанцев. — Кроме железной дороги мы занимались армией. В каждом сибирском городе есть огороженные территории, где располагаются так называемые военные городки. Там солдаты живут и обучаются. Ещё мы добились, чтобы сибирские полки носили форму, составленную по нашим проектам. Что ещё по армии..? А-а, в Тюмени и Томске открыты военные училища. Вроде всё…

— По армии ещё то, что оружейный завод в Херсоне отдан в казённое имущество, — продолжил Муравьёв. — Сестрорецкий оружейный завод полностью реконструирован. И там, и там работают наши люди, но заводы нам не принадлежат. В любое время можно потихоньку забрать оттуда мастеров для своих нужд. Заработали мы на этом деле мало, чисто помогли государству переоборудовать старый завод и построить новый.

— Херсонские пушечки нам под Измаилом очень помогли, — сказал Иван Казанцев. — И канониры тоже знали своё дело.

— Это потому, что, считай, каждый канонир чуть ли не сам делал свою пушку, — усмехнулся Муравьёв. — Выпросили у Суворова сто человек рекрутов, обещали ему подготовить первоклассных специалистов. Вредный он всё-таки мужичонка, пока договорились с ним, выпил нашей крови не мало. Подозрительности в нём через край. С Потёмкиным о постройке завода намного легче было договориться.

— Не скажите, Даниил Петрович, в армии солдаты его любят, — ответил Казанцев младший.

— То армия, а я для него — купец. Высокомерие при общении так и пёрло из него. Решил даже надо мной подшутить, спрашивает такой: «Скажи, купец, ты же хорошо считаешь, а сколько на небе звёзд?».

— И что ты ему ответил? — спросил Игнат снедаемый любопытством, ему тоже хотелось пообщаться с великим полководцем, да не судьба пока.

— А ответил я ему так: «Мне, Ваше Сиятельство, по барабану, сколько звёзд на небе, мне по ним из пушек не стрелять. Я вообще считаю, что из пушек по вражеским крепостям стреляют, а звёзды оставляют для дам».

— А он что? — спросил улыбающийся Лапин.

— Ржал, как конь. Видать мой ответ понравился.

— Не страшно было с графом-то так разговаривать? — спросил, улыбаясь, Агеев.

— И что бы он мне сделал? — невозмутимо задал вопрос Даниил.

— Не знаю, — пожал плечами Марсель Каримович.

— Вот и нечего про это думать. Пусть лучше Иван с Игнатом расскажут, что у них интересного.

— У нас много чего интересного, — начал Лапин. — В Мирном построено два завода по переработке камня, который идёт на строительство дорог и домов. Но основная наша заинтересованность — это алмазы. Про них знает очень малый круг лиц, и распространяться об этом не в их интересах. Территория огорожена, ведём потихоньку добычу… Ещё там мы построили лесопилку и организовали охотоведческое хозяйство. Из Мирного в сторону Якутска строим дорогу, которую после продолжим к Охотску, на это лет десять точно уйдёт. А пока зимой на собачьих упряжках, а летом по рекам и волокам. В Охотске построено три завода, верфь и док.

— Что за заводы? — спросил Иван Казанцев.

— Оружейный, станкостроительный и деревоперерабатывающий заводы. Открыли месторождения золота и серебра. Получили разрешение на их разработку. А если брать по мелочи, то построили там пару небольших домиков-коптилен и открыли магазинчик по продаже ширпотреба. У местного населения для коптилен приобретаем рыбу. Ещё у них скупаем пушнину, золото и серебро или просто обмениваем на нашу продукцию — котелки, ножи, топоры, пилы, шерстяные одеяла, рюкзаки, палатки… Ну и ещё много чего. У кого есть желание ознакомиться с ассортиментом наших магазинов, смотрите каталоги.

— А в Новосибирске, Иван Андреевич, что у нас есть? — снова спросил Казанцев младший.

— Заводы металлургический, химический, станкостроительный, стекольный и кирпичный. Имеется ещё швейная фабрика. В прошлом году из Европы ещё шестьсот человек туда привезли, так что работников хватает.

— И как их селите? — спросил Агеев.

— В смысле — как? Проекты домов и улиц есть. Отсебятиной никто там не занимается.

— Я имею в виду, как по национальному признаку…

— Всех вместе селим, чтобы не было землячества. На одной улице проживают и французы, и немцы, и поляки, и белорусы, и куча остальных национальностей. Полиция следит, чтобы вели промеж себя все дружно. Разговоры на заводах ведутся строго на русском языке. Построили ещё один православный храм.

— А другие храмы не просят построить?

— Были попытки… Таким сказали, что отвезём обратно в Европу, пусть там строят, что хотят.

— И-и?

— Что — и? Людям бесплатно построили жильё и дали неплохие земельные наделы… Кто от такого откажется? А Бог — Он один, и не хрен его кроить на все лады! Кстати, примерно так я один раз и сказал, и при этом ещё намекнул, что если кто начнёт бузить, то полиция таких бузотёров быстро вразумит. Живи и работай. Не нравится — в Европе солдаты нужны, там войны не заканчиваются.

— До эксцессов дело не дошло?

— Понятливыми оказались, — усмехнулся Лапин. — А я ещё клуб открыл… Там можно и покушать, и выпить, и потанцевать… Песни и музыка, естественно, только русские. Школу расширили, учителя неплохие… Все родители знают, у кого дети учиться не будут, тех будут штрафовать…

— Ну, это понятно. Что ещё?

— В принципе — всё. Буду Новосибирск под стандарты Тюмени подводить…

— Хорошо, — кивнул головой Агеев. — А у тебя Игнат что?

— У меня всё нормально. В Москве построили гостиницу с рестораном наподобие нашего «Космоса», в Питере швейная фабрика уже вовсю работает. На оба предприятия денег у «Приюта» не брал.

— Да мы знаем о твоих похождениях, — улыбнулся Агеев. — В Петербурге голландцев обул, в Москве англичан.

— Уж как умею, — развёл руками Игнат. — Кроме иностранцев кредиты больше никто не даёт.

— Игнат — на этом всё, — сделал серьёзное лицо Агеев, — даже два раза — это уже перебор… Нам проблемы не нужны, а иностранцы ещё долго не успокоятся.

— Всё, так всё, — пожал плечами Игнат, — я понятливый. Клады, как в Новосибирске, к сожалению больше не попадаются.

— Будут ещё на твоей улице клады, — Лапин хлопнул друга по плечу. — А чего наш учёный молчит?

— А что, уже можно рассказывать? — сделал удивлённое лицо Маллер.

Все дружно начали смеяться. Артур умел удивлять.

— В Тюмени одобрено строительство медицинского университета. С этим практически проблем не возникло. Труднее дело обстоит с другим… Я имел с Екатериной II конфиденциальный разговор…

— Опа! — воскликнул Лапин, — и как это тебе удалось?

— Попросил разрешение написать портрет Её Императорское Величество в домашней обстановке…

— Ну, ты и хитрец… Какая женщина не захочет, чтобы её э-э, написали…

— Вот, вот, я так же подумал. На протяжении двух недель мне пришлось ходить к ней и кроме художественных работ, вести учёные беседы. Доказывал ей выгоду от упрощения русской азбуки, которая переполнена ненужными буквами и правилами. Приводил аргументы в пользу новой азбуки с точки зрения всеобщего, как минимум четырёхгодичного школьного образования. Подарил Государыне новую Азбуку, чтобы она лично смогла её оценить. Кроме необходимого всеобщего образования, мы много говорили про медицину. Рассказал ей о вреде курения, но дал понять, что понимаю какие деньги крутятся вокруг торговли табаком. И что с фанатизмом правдолюбца в эту сферу не лезу. Показал ей наглядные картинки о вреде курения. Императрица прониклась. Тем более я рассказал, что это не выводы одного дня, а многолетние наблюдения. Как минимум свою семью от этой пагубной привычки она удержать сможет. Рассказал ей о наркотиках. Тоже в картинках всё ей представил. Объяснил, какие последствия бывают.

— И как? — спросил Лапин.

— Поверила, — улыбнулся Маллер. — самый простой пример с пьянчугой, который не может остановиться и уходит в запой — пример наглядный, а тут зависимость сильнее во много раз. Даже имел наглость сказать, что раз вкусивший плотской любви уже не может без неё, так же и с наркотиками… Только в отличие от плотских утех, после наркотиков наступает деградация человека, как личности.

— Застращал пожилую женщину, — улыбнулся Иван Андреевич. — Что ещё было?

— По образованию опять же… Ратовал за то, чтобы на территории всей России все единицы измерения были приведены к единому стандарту. Чтобы дети и в Охотске, и в Казани, и в Петербурге считали едиными, понятными всем цифрами. Так же подарил ей учебник-таблицу с этими стандартами, основанными на десятичной системе. Немного просветил её по экономике, и по техническому прогрессу. Подарил музыкальные настенные часы и, конечно же — граммофон. Десять пластинок с самыми душевными песнями и инструкцию, как всем этим пользоваться. Песни ей очень понравились, в Петербурге таких не поют, — широко улыбнулся Маллер.

— А кроме постройки медицинского университета, какие ещё хорошие новости есть? — спросил Лапин.

— Пока никаких… Императрица единолично такие решения принять не может, а остальная учёная и чиновничья братия против. Сколько я с ними выдержал споров и баталий… Как меня только не обзывали… Для них моя химическая таблица была шоком!!! Хотя я её написал далеко не полностью… Для — полностью, они ещё не выросли и уже не вырастут. На следующий год опять поеду в Петербург. Учебники, которые брал с собой, я там оставил на рассмотрение… Благо всё запатентовал, чтобы эти умники ничего не смогли себе присвоить. Нужно молодёжь к этому подключать, они всегда за новое обеими руками, — тут Маллер вздохнул, — а я надеялся, что хотя бы Азбука будет одобрена. Даже сказал, что готов за собственные деньги напечатать сто тысяч экземпляров.

— Ого! — воскликнул Лапин, — не хило ты заявил… Ничего, на следующий год эти зажравшиеся титулованные чинуши всё у нас примут! Я смотрю, слишком привыкли они к спокойствию и ничего неделанию, пора болото расшевеливать!

— Ладно, как помочь российскому образованию, мы ещё подумаем, — сказал Агеев. — Даниил, расскажи про количество людей, которые работают у нас в охране и службе безопасности.

— С недавних пор в Тюмени мы больше никого не обучаем. Сюда приезжают только проверенные агенты, для повышения квалификации, ну и отдыхают немного. Чем лишний раз светится в столицах или заграницей, можно замечательно отдохнуть и у нас. Для этого тут есть всё, абсолютно всё. Это я, Иван Алексеевич, для тебя рассказываю. Остальные дяденьки в курсе, как можно тут у нас расслабиться. Дальше… Учебные центры у нас находятся в Херсоне, под Петербургом, под Екатеринбургом, недалеко от Вологды и в Новосибирске. В основном готовим охранников, а из самых лучших уже готовим агентов службы безопасности. Ещё школа по подготовке охранников у нас есть в Америке и в Индии. На сегодняшний день агентов службы безопасности у нас сто шестьдесят три человека. Сотрудников охраны почти десять тысяч, без двух десятков. Они охраняют наши заводы, предприятия, магазины, дома и лично нас. Это молодые, здоровые, тренированные люди, причём как юноши, так и девушки. Есть ещё бойцы, которые нас не охраняют, они за нас воюют. Эти люди находятся на всех принадлежащих нам кораблях, в основном быстроходных. Например, на фрегатах «Касатка», «Пиранья», «Ягуар», «Пантера», «Коршун» и «Сокол». Остальные наши суда речные или больше предназначенные для перевозки грузов. Там тоже есть бойцы и вооружение, но не так много, как на фрегатах. Все наши «хищники» кроме купеческих рейдов, занимаются и силовыми акциями. Про нас и «Приют» они не знают. Даже сотрудники безопасности, которые находятся на кораблях и тайно приглядывают за всеми, про нас не знают. Их курируют другие люди, являющиеся гражданами других стран. Наши агенты за ними следят и, если надо, передают необходимые приказы, но опять же не из рук в руки. Для этого используют шифры и тайники. На каждого человека, работающего на нас, есть персональное дело, куда заносятся все его данные, а так же характеристики, дела и поступки…

— Это же целая армия! — прошептал Казанцев младший.

— Да, Ваня, целая армия, — кивнул головой Агеев. — Только такие армии не у нас одних. Есть и побольше нашей. А ты когда на службу возвращаешься? Нога как, зажила хорошо?

— После всего услышанного, мне нести службу на флоте будет уже неинтересно… — грустно усмехнулся Иван.

— Так увольняйся оттуда, иди учиться на капитана корабля, как отучишься, построим для тебя самое современное судно, наберёшь команду по своему вкусу и будешь бороздить просторы мирового океана… Сокровища поднимать с морских глубин…

— Как поднимать? — удивился Иван.

— При помощи специального оборудования… Ты думаешь, как мы десять османских кораблей под Кинбурном на дно пустили?

— Так это вы!!! — ошеломлённый Иван аж встал со своего кресла. — А все говорили, что это французские…

— Инженеры, да? — засмеялся Лапин. — Мы нашей армии помогли, заодно проверили работу придуманных нами аппаратов. Только слава нам не нужна! Представь, что у меня есть такая вещь, благодаря которой мне даст любая красотка… Разве я, находясь в здравом уме, буду про это кричать и хвалиться? Нет, потому что у меня эту вещь отнимут, а самого уничтожат или я буду вынужден ходить постоянно с кучей охранников. Не лучше ли просто использовать в своё удовольствие эту вещь, не привлекая лишнего внимания?

— И что, прям вот так вот, спокойно, можно взорвать любой корабль? — спросил Иван, не в силах успокоиться.

— Можно, только для этого нужно долго и упорно тренироваться, а ещё суметь подкараулить корабль, чтобы он стоял, а тебя бы никто не заметил… Легко всё на словах, а на самом деле это тяжёлая воинская наука, воспитывающая новых солдат, имя которым «боевые пловцы», — ответил Муравьёв.

— А мне этому можно научиться?

— Конечно! Таких пловцов мы тренируем в Херсоне, но можно и здесь. Правда, сейчас только в бассейне, который находится в сауна-банном комплексе «Морская звезда», если только Иван Андреевич разрешит… Там у нас он хозяин.

— Тёзке всегда разрешу! — подмигнул Лапин. — Только сначала теорию нужно пройти. Не нужно спешить, Ваня.

— Хорошо. Я согласен!

— С чем ты согласен? — удивился Лапин.

— Я оставлю службу и пойду учиться на капитана корабля, чтобы потом бороздить просторы морского океана… — и тут все дружно рассмеялись.

 

Глава 5

Прибытие

Тобольский наместник стоял в окружении своей свиты и охраны на перроне тюменского железнодорожного вокзала. С минуту на минуту должен был прибыть поезд следующий маршрутом Пермь — Екатеринбург — Тюмень — Новосибирск — Томск. Как Алексей Петрович и предсказывал, соединить Пермь с Томском железнодорожной веткой удалось намного легче и быстрее, чем Петербург с Москвой. Всё контролировать невозможно, и если в Сибири Казанцев был хозяином, а его помощники честные и ответственные люди, то в Москве, а уж тем более в Петербурге это ровным счётом ничего не значило. Воровство и саботаж процветали повсеместно, плюс этому активно способствовали иностранцы. А сколько было просто дурных дворян, не дающих нормально строить дорогу, которая проходила рядом с их землями, а уж если она шла прямо через принадлежащие им владения, то это почти всегда подразумевало под собой чуть ли не целую войну. Выйдет такой помещик с толпой своих холопов, вооружённых кто — чем попало и айда на строителей… А уж всевозможные батюшки, которые люто ненавидели Екатерину II, так те старались науськивать народ на всё, что делалось нового в стране. И бестолку было доказывать, что дорогу не Императрица строит, и что она больше нужна самим людям, чем Государыне, всё было напрасным. Если служба безопасности корпорации на некоторых чиновников ещё могла повлиять, то на стихийные выступления крестьян под руководством своих помещиков уже нет… Не устраивать же гражданскую войну, да и Императрице тоже каждый раз жаловаться не станешь. Тем более для того, чтобы жаловаться, нужно быть всегда рядом с ней. Поэтому жизнь тратилась на постоянные переговоры, уговоры, взятки, подкупы, интриги… А вы говорите — как закалялась сталь… Пламенному борцу революции Пашке Корчагину и его автору Николаю Островскому остаётся только молча курить в сторонке. Тут нужен был Тухачевский с тачанками или артиллерией со снарядами, снаряжёнными ядовитым газом… Только благодаря тому, что акционерами «Российской железной дороги» были знатные люди, дело более-менее двигалось. Так и к ним нужно было обращаться, словно милостыню выпрашивать. Такие считают, что деньги вложили и всё — давай результат! А помочь не больно-то спешили, тем более особы они крайне капризные, то — хочу, то — не хочу. Бáре, коромыслом их по темечку… Кто-то может спросить: «А что адекватных людей не было?» Как же не было, были, но только они ничего не решали.

— Едет, Ваше превосходительство, едет! — послышались голоса.

И действительно, из-за небольшого лесочка показался паровоз, выбрасывающий вверх клубы светло серого дыма. И тут поэт Бобрицкий, являющийся главным редактором местной газеты «Тюменские вести» громко продекламировал:

— Ура, друзья! — вслед за стихами выкрикнул он.

— Ураааааа!!! — тут же разносится по всему перрону, и военный оркестр взрывается торжественным маршем.

Железнодорожный состав, прибывший в Тюмень, имел пять вагонов. Один вагон занимал пермский губернатор со своей свитой, ещё один вагон использовался, как кухня и столовая, в двух расположились солдаты — пехотная рота из пермского гарнизона, сопровождающая своего губернатора, и ещё в одном вагоне хранилось топливо для паровоза.

— Это невероятно, Алексей Петрович! — говорил Котловский Илья Васильевич, здороваясь с Казанцевым, — всего сутки и мы здесь! Шестьсот вёрст всего за сутки!

— И как вам дорога? Не утомила? — улыбался Казанцев, пожимая руку своему помощнику.

— Какое там — утомила! Тепло, уютно, спокойно. Словно не ноябрь у нас, а июль месяц. Вы гений, Алексей Петрович, вы совершили невозможное! Такие, как вы двигают Россию вперёд…

— Полноте, Илья Васильевич, чтобы я сделал один? Государыня мне поверила, люди, работающие под моим началом — поверили и помогали мне не жалея своих сил! Это наша общая заслуга, это наша общая победа! А теперь прошу вас посетить наш ресторан «Космос», там нас ожидает праздничный обед…

Вскоре перрон опустел. Остались только самые любопытные, которых привлекал этот железный монстр на колёсах. Но вплотную к нему подойти было невозможно, два десятка солдат, поставленных для охраны, никого слишком близко не подпускали, а уж о том, чтобы попасть вовнутрь и речи не было. Только обслуживающий персонал паровоза, занимаясь своими непосредственными обязанностями, сновал туда-сюда. Все они были одеты в одинаковую форму и носили значок «Российские железные дороги», под значком висела небольшая табличка, указывающая должность и фамилию сотрудника.

— Джон, что вы скажете про всё это? — спросил английский купец своего спутника, удаляясь от здания вокзала.

— Я скажу, что увидел совершенно другую Россию, и она меня пугает. Если люди, управляющие Сибирью, смогут перехватить бразды правления в Москве и Петербурге в свои руки, то с такой Россией конкурировать станет очень тяжело.

— А вы заметили, что после войны с Портой, Екатерина II больше не влезла ни в одну авантюру, как бы её к этому не подталкивали? Как будто кто-то специально портит эти планы. Зато её генералы серьёзно укрепляются в тех землях, которые они за последнее время смогли отвоевать.

— Да, Генри, заметил. У меня создаётся впечатление, что Петербург — это большой спектакль для всей Европы. И пока все смотрят этот спектакль, Екатерина II укрепляет страну, чтобы с новой силой нанести следующий удар. Я не поверю, что она отказалась от мысли завоевать Константинополь и вернуть земли в Польше, которые когда-то принадлежали русским князьям.

— Я тоже в это не верю. И всё-таки, Сибирь очень сильно отличается от остальной России, здесь всё подчинено какому-то общему порядку. Здесь даже чиновники другие. Практически нету заплывших жиром чванливых особ, считающих, что им все должны кланяться в ножки… Здесь не выпрашивают взятки, а если пытаешься предложить, то смотрят, как на врага.

— А дороги? — перебил его вопросом собеседник и сам же ответил, — таких хороших дорог я больше нигде не видел. А этой новой дорогой, которую они называют железной, смогли соединить Пермь и Томск быстрее, чем Петербург и Москву, хотя расстояние больше, наверное, вдвое.

— Согласен с вами, это удивляет. И ещё меня удивляет тот факт, что дорогу из Петербурга в Москву стали строить не прямую через Великий Новгород и Тверь, а через Вологду и Ярославль. Этакий непонятный крюк…

— Я думаю, что они хотят от Вологды проложить прямой путь через Вятку в Пермь, таким образом, напрямую соединить Петербург и Сибирь. Представляете, всего за неделю по этой дороге можно сибирские полки перебросить к Петербургу?

— Да, Джон, представляю, и меня это тоже пугает.

— Я считаю, что в Англии тоже нужно строить такие дороги, а с Россией заключить договор о помощи по их строительству. Переманить умелых инженеров к нам. И вообще, нам нужен союз с Россией. Франция становится слишком сильной. Нидерланды и Бельгия добровольно встали под её протекторат. Пруссия, потерпев ряд поражений от молодого, но довольно успешного генерала Бонапарта, подписала мир. И только мы находимся с французами в состоянии войны.

— Согласен, незачем России строить дороги у себя, пусть лучше строит у нас… Да и с французами её нужно поссорить…

И два купца, работающие на правительство Великобритании, пошли дальше по своим делам. В это время в ресторане «Космос» проходило шумное застолье, на котором собралась со своими жёнами почти вся верхушка власти, управляющая Тобольским наместничеством.

— Ну, что, Марсель Каримович, — говорил пермский губернатор, — передаю свой вагон вам. Теперь ваш черёд. Как думаете, за какое время сможете добраться до Томска?

— Думаю, Илья Васильевич, за трое суток доберусь. Это не по зимнику в санях путешествовать.

— Да уж! — рассмеялся Котловский, — там такого комфорта нет. А, правда, говорят, что вы на постройке этой дороги даже смогли заработать?

— Если с умом к делу подойти, отчего бы — не заработать? Сколько леса нам пришлось повалить, прокладывая эту дорогу? А мы ничего не выкинули, ничего без внимания не оставили. Лес — это и топливо, и строительный материал, и мебель, и бумага. Каждая верста…

— Дорогой, — вмешалась в разговор супруга Агеева, — по новым правилам нужно говорить, каждый километр.

— Совершенно верно… Всё привыкнуть не могу. Уже год, как ввели новые единицы измерения, а я всё по старинке, — простодушно засмеялся Марсель Каримович.

— И я тоже, — засмеялся вместе с ним Илья Васильевич, — сам нередко по старинке считаю…

Свершилась мечта Маллера, осенью 1795 года в России ввели новые единицы измерения, основанные на десятичной системе. Была принята новая Азбука. По стране вводилась единая семилетняя образовательная программа для народных училищ. После четырёх лет обучения дети имели право пойти учиться в ремесленные или военные училища. А чтобы поступит в университет, нужно было пройти полный семилетний курс учёбы. «Приют» открыл под Москвой солидную типографскую фабрику, где стали печатать учебники для всей страны.

— Так вот, — продолжил Агеев, — каждый километр новой дороги всегда таит в себе что-то ценное и прибыльное, главное — уметь разглядеть это.

— Вы немного похожи на купца, рассуждаете точно так же, — беззлобно засмеялся его собеседник.

— Вы правы, Илья Васильевич, но только не как купец, а как хозяин. Это наши с вами земли, и мы не имеем право вести себя по отношению к ним бездумно. Тут живут наши люди, которые во многом зависят от нас. И коли Господь позволил нам занять столь высокие должности, то и спрос с нас будет не малый. Кстати, вам понравилась внутренняя обивка вагонов?

— Очень! Даже не подумаешь, что внутри железной конструкции может быть так уютно.

— Тоже всё сделано из того, что собрали с земель, по которым прокладывали путь.

— Надо же…

— А ещё хочу вам сделать подарок.

— Мне? — удивился пермский губернатор.

— Вам, Илья Васильевич.

С этими словами Агеев достал массивный узорчатый золотой перстень украшенный малахитом.

— Вот… — и Агеев подал его Котловскому. — Это чудо было найдено во время строительства дороги. А у меня точно такой же, только серебряный.

Пермский губернатор взял в руки подарок и долго его разглядывал. Потом посмотрел на левую руку Агеева, где на среднем пальце красовался серебряный перстень.

— Вы что же, нашли клад? — спросила супруга Котловского, которая тоже внимательно разглядывала золотое украшение.

— Не совсем. Когда взорвали один холм, который мешал нам, то после взрыва обнаружили, что на этом месте проживали люди. Типа острога что-то было… Провели поиски и обнаружили много чего интересного, в том числе и это…

— А чей это был острог? — спросил Илья Васильевич.

— Не знаю. Бумаг никаких не сохранилось. Очень похоже, что был пожар, из-за которого острог погиб.

— Жалко, — вздохнул Котловский, и добавил, — а за подарок, Марсель Каримович, спасибо.

— Носите на здоровье, Илья Васильевич. А вот серёжки для вашей супруги…

— О-о! — изумилась супруга пермского губернатора, беря из рук Агеева золотую пару, тоже украшенную малахитом.

— А как же ваша жена? — тактично спросил Котловский.

— А своей я уже подарил, — добавил с улыбкой любитель делать подарки, — Мария Владимировна, покажите, пожалуйста…

Женщина слегка приподняла локоны волос с одной стороны, и на мочке её ушка блеснула серебряная серёжка с малахитом в виде капельки.

В этот момент к Агееву подошёл его подручный и что-то негромко сказал.

— Дамы и господа, — обратился Агеев к своим собеседникам, — прошу простить, но мне нужно ненадолго отлучиться.

— Приходите скорее, Марсель Каримович, — сказала супруга Котловского, — и примите мои благодарности за подарок!

— Рад был вам угодить, — ответил губернатор Томска и вышел из-за стола.

В отдельном кабинете собралась вся шестёрка попаданцев из будущего, которые вынуждены были покинуть сегодняшнее торжество.

— Что случилась, Марсель? — обратился к нему Казанцев.

— Только что из Петербурга по радиосвязи передали, что сегодня ночью умерла Екатерина II.

Конец четвёртой книги.

(Решетников А.В.)

Апрель 2018 года.