Пленительна любая красота, Но женская – пленительна до мрака. Отчаянна последняя черта, Когда и губы смяты, как бумага. И сброшена уже одежд листва; И лона мох окутан паутиной, И паучок, растущий, как трава, Стремится прямо в мира сердцевину. О, как остры у красоты все жала, Как бабочек сто тысяч хоботки, Они сосут напиток сердца алый, И гибнут сотнями под тяжестью руки. Ладонь имеет собственное зренье, Ресницы-гусеницы бьются в кулаке, Их выпустишь – и разлетятся тени, Царапнут сожаленьем по щеке. Как будто с клёна содрана кора, Как лунные стволы мерцают ноги, От гладкого и сонного бедра Взгляд ужасом и судорогой сводит.