Пленительна любая красота,
Но женская – пленительна до мрака.
Отчаянна последняя черта,
Когда и губы смяты, как бумага.
И сброшена уже одежд листва;
И лона мох окутан паутиной,
И паучок, растущий, как трава,
Стремится прямо в мира сердцевину.
О, как остры у красоты все жала,
Как бабочек сто тысяч хоботки,
Они сосут напиток сердца алый,
И гибнут сотнями под тяжестью руки.
Ладонь имеет собственное зренье,
Ресницы-гусеницы бьются в кулаке,
Их выпустишь – и разлетятся тени,
Царапнут сожаленьем по щеке.
Как будто с клёна содрана кора,
Как лунные стволы мерцают ноги,
От гладкого и сонного бедра
Взгляд ужасом и судорогой сводит.