Проснулась я в хорошем настроении. Удивительно, что ночное блуждание по дому и вишневая наливка подействовали на меня благотворно. Отдохнувшая, воодушевленная, с сияющим лицом смотрела я на себя в зеркало и удивлялась, что не мучает совесть перед родными. Я позабыла о своих рутинных обязанностях, обременительный быт остался где-то там, далеко. Скорее всего, это состояние радостное было связано с тем, что душа догадывалась, что я смогу получить то, что предчувствовала, но что всегда было недоступно из-за собственных убеждений и жизненных устоев. Все эти дни я ощущала себя как в тумане, скрывающем истинный смысл происходящего. Беспокойство и волнение нарастали. Но это было хорошее волнение. Может, сегодня произойдет долгожданная встреча, думала я, все еще находясь под впечатлением вчерашнего дня, наполненного находками, сюрпризами и волнующими мигами узнавания и, конечно же, подарком от таинственного неизвестного. Я была в ожидании встречи с ним.
Как-то раз, просматривая в Интернете новости и попав на неизвестный мне сайт, я наткнулась на предложение от клуба астрологов в честь Восьмого марта в качестве подарка получить бесплатное предсказание известного астролога и ясновидицы. Позднее я отыскала ее имя в базе данных, такая действительно числилась в списке клуба астрологов, и она работала на VIP-клиентов. Я после некоторых колебаний согласилась на предложение, но в чат выходить не стала, а просто отстукала гадалке свои данные. Полученный через двадцать минут ответ поразил меня. Карты Таро обещали мне приближение к тайне, связанной с «незнакомцем» и присутствующей в моей жизни не один десяток лет. Вот это «не один десяток лет» меня и поразил. Откуда ясновидица могла знать, как долго длится эта невероятная, больше похожая на выдумку, история? И как карты могли показать, что дело связано с незнакомцем? И полученный сейчас подарок от неизвестного мне лица натолкнул меня на мысль, что, возможно, это и есть то самое обещанное звездами приближение к разгадке тайны.
Экстрасенсы, ясновидцы, гадалки – все, с кем мне приходилось за многие годы сталкиваться, даже без моих вопросов сами отмечали, даже в обычном приятельском разговоре, что все видят в моей жизни присутствие некоего таинственного человека, мотивы поведения которого в отношении меня им непонятны.
Мне еще надо было сделать дела, о которых говорила Наташа. После подачи в окружной центр ходатайства и передачи бумаги в земельный отдел нужных документов, после получения ответа надо будет зарегистрироваться в своем кметстве. А если я не успею сделать это до отлета домой? Если будет ураган, как в прошлый раз, когда Болгарию в буквальном смысле слова занесло снегом: триста городов и деревень осталось без электричества, дороги были непроходимы, людей эвакуировали из пансионатов и домов отдыха; даже в тех районах страны, где снега выпадает за зиму не более одного сантиметра, выпало рекордное количество, правда, быстро растаявшего снега. Люди стояли на крышах домов в ожидании спасателей. Дороги расчищались в течение нескольких суток. Но не будем загадывать. Если мой дом и завалит снегом, то откопают, успокаивала я себя и решила, буду убирать снег, сколько хватит сил.
Приехал Марко. Бегом пронесся по дому. Неизвестно, что он искал. Но что-то его очень беспокоило. Руки у него опять были черные. Не получалось у него ничего с этим агрегатом. Да и не мастеровой он человек. Интересно, кем он работает?
На мой вопрос, правда ли, что ожидается ураганный ветер, он лишь удрученно кивнул. Но его серьезность не пугала, а вполне соответствовала ситуации: кто знает, насколько затянется эта буря и какие будут последствия. Я же переживала больше из-за того, что боялась не успеть вернуться домой до приезда своих. Но жизнь показывала, что если о штормах оповещают заранее, и спасательная служба рекомендует запасаться заряженными аккумуляторами, свечами и спичками, то обычно все обходится малой кровью: ураган или не доходит вовсе, или же по пути теряет силу, либо лишь слегка захватывает своим «крылом».
Перед тем как снова уехать, Марко притащил из машины ящик с компотом манго. Неужели потому, что слышал, как мы Наташей выбирали соки в кафе. И я призналась, что люблю сок манго. Мне очень хотелось, чтобы Марко остался. Но у него были свои планы. А я поймала себя на том, что невольно любуюсь им. Просто любуюсь. Марко уехал, даже не подозревая, какой образ жизни вела вчера его подопечная. Но какие-то перемены он во мне все же почувствовал и бросил в мою сторону подозрительный взгляд. Хотя должно было бы быть наоборот. Но я знала, что коробка с фотографиями скоро объявится.
Я так надеялась, что Марко вернется, и мы попытаемся затопить огромную печь-камин в гостевой комнате. Во всяком случае, попытаемся, посмотрим, будет ли ветер задувать пламя. Ширина дымохода такая, что я могу пролезть, закутавшись в одеяло. Я побрела к себе наверх и в ожидании возвращения Марко прикорнула в кресле и не услышала, как он вернулся. Проснулась от тепла, даже жарко стало. Скинув с себя одеяло, разомлевшая, с удовольствием потянулась. Я, кажется, перестаралась: все болело. Ну еще бы, столько снега перекидать. Марко грохотал посудой, шуршал свертками с едой, громыхал бутылками с водой и соками. По его приготовлениям можно подумать, что нас ждет здесь недельное заточение. Он позвал меня к столу, а сам снова уехал куда-то.
Стоя под душем под струями горячей воды, я, увидев в запотевшем зеркале свое отражение и потемневшие от возбуждения глаза, призналась себе: вот оно, нагаданное приближение к разгадке давней истории с таинственным неизвестным. «Спокойнее, – приказала себе. – Приближение – это еще не разгадка».
Вечер принес новый снегопад. И с уборкой снега вскоре все можно было начинать сначала. Стихии я не боюсь, я черпаю силу в ветре, мне нравится гулять в непогоду. И вдруг я услышала, как с тяжелым гулом издалека приближается что-то громадное. Я успела вбежать в дом и быстро найти задвижки печей. Ветер задувал через дымоход с бешеной силой, выбрасывая из камина облако пепла и золы. Казалось, что раскачивалась в сильных порывах ветра висевшая над очагом массивная цепь с крючком для котелка. Вскоре пропал свет. Телефон местный тоже перестал работать. Хорошо, что я заранее приготовила возле каминов и подсвечников свечи и спички. Надо экономнее использовать воду и провиант. Вино есть. Но сколько можно пить вино? Только бы воду не отключили. Я открыла кран. Из него тонкой струйкой полились остатки накопившейся в водопроводной трубе воды. Интересно, здесь центральный водопровод или скважина с насосом, работающая на электричестве?
Гул усиливался по мере приближения урагана, и вдруг мне показалось, что по крыше дома с грохотом проносится тяжелый железнодорожный состав. Я даже присела, с опаской вглядываясь в потолок – не рухнет ли. От напряжения сдавило виски. Я подошла к окошку и тут же отпрянула – проносившаяся над мною белая мгла создавала впечатление, будто я вместе с домом стремительно движемся к обрыву.
На случай экстремальных ситуаций мне чей-то заботливой рукой была написана шпаргалка: на кухонном столе рядом с телефоном лежал лист плотной бумаги, на которой аккуратным почерком были записаны важные телефонные номера: Центра за спешна помощь и т. д. Я не все названия поняла, но МЧС – 112, как и у нас, полиция – 166, пожарники – 160, скорая помощь – 150. Дорожная полиция – 165. А внизу мелким почерком дописан курс евро; оказывается, один евро равен почти двум левам, на данный момент 1.958. Один лев это 100 стотинок (копеек, сентов в нашем понимании). Выходит денег, подсунутых мне Красимиром Баневым, хватило бы на обратную дорогу. И еще был номер дежурного секретаря консульства МИД Эстонии и адрес посольства Болгарии в Хельсинки. И номер телефона почетного консула ЭР в Софии господина Мирослава Борисова.
Напряжение ожидания нарастало. Но ничего не происходило. И потому надо было лишь ждать. Это самое тяжелое – ждать в предчувствии, что вот-вот что-то произойдет. Все, что я сумела сделать, готовясь урагану, я сделала. В такой ветер печи топить нельзя. Может не быть тяги или, наоборот, вылетевшие из трубы горящие угли могут вызвать возгорание крыши. Хорошо, что Марко уже успел протопить большой камины и котел с водой. В моей комнате было тепло, даже жарко. Я раскрыла обе створки дверей в расположенный рядом кабинет, чтобы впустить туда тепло. Страшно много метров дымоходов здесь. На доме четыре большие трубы, кажущиеся ажурными из-за квадратных отверстий под черепичным колпаком. Из двух, я сама видела, когда топились печи, шел дым. Про две трубы левого крыла дома я ничего пока не знаю. И трубы такие огромные и смешной непривычной формы. Словно на них надеты шапки или птичьи домики с отверстиями. Это отверстия для дыма. А домики они напоминают потому, что сверху трубы накрыты черепичными навесами.
Номера телефонов, оставленные мне Марко, я решила переписать себе в блокнот. Слабое пламя свечи отблескивало от пера, светлячком отсвечиваясь на бумаге, и мне это кажется двойным эффектом. Словно золотое перо, которым я пишу, имеет подсветку. Мне все нравится здесь. И письменный стол, и найденная в ящике стола ручка с золотым пером, я даже нашла там знакомую черную с бронзовой полосой коробку с чернилами «Паркер». У меня дома такие же. А в папке сохранившиеся со старых времен чистые листы настоящей писчей бумаги, слегка шероховатой – на такой одинаково хорошо писать и чернилами, и простым карандашом.
За письменным столом я всегда чувствую себя комфортно и уверенно. Привычно. Я все время была в работе, при этом без остатка отдавая себя семье и по максимуму используя возможности, преподносимые мне жизнью. Однако этих возможностей не так уж и много. Часто бывает, что, заранее сделав все домашние дела, чтобы высвободить время для творческой работы, сталкиваешься с новыми обстоятельствами, заставляющими пересмотреть свои планы, и опять откладываешь свои рукописи до лучших времен. В работе всегда можно найти укрытие от навязчивых друзей, от многих бед и проблем, в работу можно уходить с головой, без остатка, прячась порой даже от себя. Прошло всего лишь несколько дней, а я уже думаю о работе.
Ветер тем временем набирал силу, и казалось, что ускорение не закончится никогда. Над домом грохотало, словно поезд набирал скорость или танковая бригада бороздила крышу. При каждом усилении порыва я приседала. Спокойнее стало лишь после того, как ветер начал равномернее утюжить дом.
Всю ночь ветер грохотал и завывал в дымоходах. Я же время от времени спускалась вниз и расчищала площадку перед входом, чтобы утром можно было выйти.
Утро было темным. С улицы свет совсем не попадал в помещения. Даже там, где ставни не были закрыты, снег залепил стекла так, что через них едва просачивался свет. Там, где ставней не было, со стороны ущелья, откуда дул ветер, стекла были залеплены снегом, и лишь через угловые оконца освещали комнаты. А я ожидала увидеть наутро синь родопского неба и услышать капель с крыш.
К обеду мороз усилился. И теперь уже снег не таял на стекле и не струился талым потоком вниз по стеклу. Окна заледенели. Вероятно, и галерея, и стены со стороны внутреннего двора обледенели.
Страшно было выходить из дома. А ведь я – любительница стихии. Я поняла, что нельзя открывать двери и выпускать тепло. Дров было еще достаточно, но не мешало бы принести еще на случай, если непогода продлится дольше. Для моего камина дров было предостаточно. А большой я вряд ли осмелюсь затопить одна, без Марко. Я недооценивала это строение: оно отлично держало тепло. И хотя отопительные батареи были холодные, мне почему-то казалось, что от них идет тепло, хотя движок и котел давно не работали.
В этой круговерти событий и стихии дом над обрывом оказался добрым, надежным укрытием. Все в этом на первый взгляд суровом доме излучало надежность, силу, устойчивость. Приоткрыв в боковом коридоре оконце, я ощутила на себе сильную струю морозного воздуха. Температура на улице заметно понизилась. Я решила остаться в доме. От нечего делать я стала перебирать сложенные аккуратной стопкой в кладовке старые газеты и журналы и обратила внимание на брошюру по продаже недвижимости. Хоть что-то! – обрадовалась я, надеясь найти похожий дом и узнать хотя бы приблизительную стоимость подаренного мне. Отложив кипу газет в сторону, я вышла в коридор и, устроившись в оконном проеме, где, к счастью, узкое оконце не было с улицы закрыто ставнями, углубилась в поиски. Как и во всех подобных изданиях сначала шли великолепные виллы и коттеджи в курортных районах. За ними следовали более скромные дома в маленьких городах и селениях. Их было немного, и отдельным разделом шли дома в горных районах, заметно отличавшихся по цене от домов на юге и морском побережье. Больше всего меня заинтересовали дома в сельской местности. Понаслышке от знакомых я знала, что в Болгарии можно весьма недорого приобрести дом и земельный участок. Огромная разница в ценах между нашими квартирами и тамошними домами послужила для многих стимулом к тому, чтобы в складчину или даже самостоятельно приобрести себе летние домики под Варной и Бургасом, в Созополе и Ахтополе, чтобы с семьями и друзьями выезжать на отдых. Народ побогаче даже купил дачные домики в прибрежных районах Бургаса. Или же в складчину покупали апартаменты в шикарных гостиницах Варны. О стоимости же сельских домов у меня и понятия не было. Я посмотрела: цены были самые разные – от копеечных до миллионных в районах горных курортов. В основном это были все новые виллы, коттеджи, рядные дома. И тут я нашла что-то очень знакомое. Не может быть. Спрыгнув с подоконника, я приблизила журнал к свету, падавшему через оконное стекло. Сомнений не было: это именно тот дом, в котором я сейчас нахожусь. Проверила координаты. Все сходилось. В этом каталоге многолетней давности с объявлениями по продаже недвижимости в Болгарии в одном из объявлений в разделе «Сельские дома» указывалось, что это тихий, с великолепным пейзажем район и что в этой деревне приобрел недвижимость английский профессор. Это рассмешило меня. Придает ли прибавочную стоимость и особый вес сей факт? Так и было по-простому написано: «В этой деревне недвижимость приобрели скандинавы, отдающие предпочтение охоте и рыбной ловле в горной местности, но с менее суровым климатом, чем, к примеру в Норвегии. Здесь поселился английский профессор. Он владеет недвижимостью…» и так далее. «Солидное здание», так было написано, в котором я сейчас нахожусь, было снято в летнее время с ракурса, с которого я еще не успела его рассмотреть: дом был снят снизу, от беседки каменной стены на нижней площадке, между лестницами, и поэтому казался высоченным. Хорошо снято, показывает многоярусность дома и участка. И все. В отличие от других объектов здесь только одна эта фотография. А цена… я ахнула. Цена городского дома! Да. Конечно, он того и стоит. Ближайший город – Чепеларе – находится отсюда километрах в сорока. А из крупных городов ближайший Пловдив, там же международный аэропорт.
Автор этих строк может по праву гордиться тем, что сумел кратко и точно отразить сущность дома, назвав это здание одним словом – солидное. В кратком описании помещений было сказано: в силу того, что нем долго никто не проживал, помещения этого загородного дома требуют внутри обновления. Но обновление произведено. А это значит, что тот кто-то приобрел тогда этот дом от прежних хозяев, по словам Иорданки – это сын доктора Иво Илиев, и произвел ремонт, так сказать, обновление. Следовательно, в вещах прежних хозяев есть смысл искать разгадку. Даритель – сам хозяин.
С этого мига мой интерес к истории этого дома и жившим здесь некогда людям не только не пропал, а еще больше возрос, просто за неимением времени «раскопки» надо было оставить на потом, а сейчас заняться поисками более свежих следов.
Теперь что касается английского профессора. Звучит почти как «английский пациент» из одноименного фильма, отмеченного Оскаром. Почему-то мне кажется, что профессором он может быть, но не английским, а из Англии. И я не удивлюсь, если он окажется выходцем из бывшего Советского Союза. Я продолжала читать дальше: в этой местности в продажу было выставлено несколько домов. Охотничий дом я на снимках не нашла, значит, не продается. А вот в деревне, на самой верхней улице, я приметила во время своей прогулки интересный узкий дом-башню, почти новый. Читаем: дом с прекрасным видом на лес и на горы. Дом расположен на склоне холма в центре деревни, где есть местный паб, магазин, аптека и пр. В этой деревне проживает английский профессор, который владеет недвижимостью в данном месте. Дался им этот профессор! Ну что еще можно пожелать для красивой жизни? А табачную лавка? Забыли? Интересно, а где здесь паб? Я даже рассмеялась. Предложить, что ли, Марко сходить вечерком в местный паб?
А вдруг мой неизвестный сейчас здесь и слышит, как я кружу по дому в поисках чего-то. Но нет. Я не чувствую чужого присутствия, тем более присутствия этого человека. Мне спокойно и комфортно. И пока я одна, тщательно рассматриваю все углы. О прежних хозяевах многое может рассказать чердак, чуланчики. И что я там обнаружила? Всякую всячину: пустые флакончики от антигистаминных препаратов, сложенных аккуратно в картонную коробку от зубной пасты, напомнившей мне о далеких годах детства, когда тюбик болгарской зубной пасты «Поморин» неизменно лежал у нас на стеклянной полке в ванной комнате. В ящиках из-под виски «Джонни Уокер», одной из самых известнейших марок виски вообще, были аккуратно сложены в целлофановых пакетах и свертках разнородные мелкие предметы. Скорее всего, они были сложены сюда в процессе опустошения полок и шкафов: все, что накопилось за долгие годы, подряд выгребалось из дальних углов ящиков письменного стола, шкафчиков ванной комнаты, кухни. Надо выбросить все эти сломанные щетки для волос, лезвия бритвы, огрызки карандашей, полузасохшие фломастеры, мелкие, пожелтевшие от времени неиспользованные почтовые конверты для писем.
Материальные вещи могли о многом мне рассказать. И в первую очередь о статусе живших здесь людей, их пристрастиях, привычках, достатке, вкусах. В комнатах, заставленных старинной мебелью, кроме старых ковриков и одеял больше ничего не было. В последней комнатке в конце коридора стояла старомодная детская кроватка из светлого дерева, на окне в стеклянной вазе – букетик высохших и выцветших фиалок. Эту комнату не обновляли. Но она была чистая и светлая. Желтые обои создавали обманчивый эффект освещенности помещения солнцем. Я с благоговением и осторожностью прикрыла дверь, хоть здесь никого и не было, но детская комната ведь.
Узор бумажных обложек обнаруженной мною в глубине кухонного шкафа общей тетради с датами высадки рассады помидоров и рецептами растворов для опрыскивания яблонь напомнил мне узор моего любимого в детстве платья. Моя бабушка сшила мне его за день из подаренного мне тетей на день рождения светло-серого, с синими крапинками незабудок батиста. Я открыла тетрадь на последней обложке. Из полустершихся слов я все же вычитала: Бумажный комбинат имени… не разобрать, 1963 год, 48 страниц.
От кожаного дивана в кабинете я вновь ощутила запах необычного парфюма. Это его запах. Я, не зная даже, кто он, бесконечно соскучилась по нему, по приключениям, по тем сильным ощущениям, пусть даже страха, которые он умел во мне вызывать. Я жаждала встречи, даже если она меня напугает. «Неужели, – думала я, глядя на пламя свечи, – даже через столько лет мне так и не удастся узнать, с кем я играла в эту головокружительную игру чувств и ощущений?»
В первые дни своего пребывания здесь я специально уходила подальше от дома, в случае, если он был где-то поблизости, давая ему возможность посетить дом в мое отсутствие. Но уже заходя в дом, я чувствовала, что его не было здесь. В нашей таллиннской квартире он намеренно оставлял какой-то след о себе: окурок в пепельнице, которой уже давно никто не пользовался, открытый дневник или книгу, заложенную старой шариковой ручкой, чтобы сразу заметили. И конечно же, шлейф знакомого уже аромата духов. И теперь здесь, каждый раз возвращаясь из деревни ли, с прогулки к водопаду или охотничьему дому, я старательно рассматривала каждую мелочь, искала знаки его присутствия, крошки, окурки, запахи. Но ничего в доме за время моего отсутствия не менялось. Я слегка припорашивала каменные плиты и ступеньки снегом, чтобы увидеть, не было ли еще чьих-то следов, кроме моих. Один раз мне показалось, и я уже чуть было не закричала от радости… но то были отпечатки зимних ботинок Марко.
Может, стоит не торопить события. Честно говоря, я не знаю, чего ожидать, но явно заняла или просто вынуждена занять выжидательную позицию. Окажется она выигрышной или проигрышной – неизвестно. Я просто поставлена в такое положение. То, что сейчас со мной происходит, – это переосмысление всего предыдущего. Но вопросы быта тоже актуальны, особенно в такой экстремальной ситуации:
«Где взять воду, – думала я, – если эта кончится?» Во дворе я видела кран с длинным каменным корытом. Вода из источника может замерзнуть? Не у кого спросить. А ведь мне было бы интересно также узнать, чем занимают себя долгими вечерами здесь иностранцы. Играют в покер? Вяжут носки? «Ах, да, сидят в пабе», – подумала я, и сразу стало веселей.
Одевшись потеплее, я снова вышла на улицу и, борясь с ветром, убрала снег перед входом. Глядя на свой дом со стороны, я поняла: именно слово «солидный» подходило к этому надежному на вид, добротному и в архитектурном отношении совершенно отличному от типичных для данной местности строений. Местный колорит придавали ему лишь высокая каменная ограда с нишами для вазонов и черепичный карниз над ним. Дом действительно выглядел здорово. Это городской дом. Это архитектура середины девятнадцатого столетия. Может быть, дом построен и позже, но архитектурное решение именно того периода.
Первый день урагана прошел спокойно. Ветер не сбавлял оборотов, но снега, к счастью, выпало немного. Просто пугающим было зрелище облепленного снегом дома, ограды и деревьев, стоявших с подветренной стороны по ту сторону ограды. Но где же Марко? Хоть он и не говорит ничего, кажется, только тихонько посмеивается надо мной, я чувствовала бы себя лучше, будь он здесь рядом. Вначале он посмеивался надо мной откровенно и иронизировал по поводу любого моего поступка, произнося коротенькие фразы, но теперь я стала замечать, как он украдкой поглядывает в мою сторону, и порой его взгляд задерживается на мне довольно долго. Он внимательно изучает меня. Это не оценивающий взгляд, нет. Он наблюдает за мной. За сменой моего настроения, за моим самочувствием. И, чувствуя на себе его внимательный взгляд, я начинаю суетиться, движения мои становятся неестественными, я словно сама себя стесняюсь.
Когда начинается экспансия чувств?
Совершив обычный обход дома, я легла спать. Удивительно сладко спалось под грохот порывов ветра. Наверное, потому, что ветер утомил. И к тому же я время от времени убирала снег под дверью, чтобы не занесло вход.
Рано утром я проснулась с радостными мыслями. Все, буквально все доставляло радость, каждая мелочь, запахи, шорохи и скрипы старинного дома. Завывание ветра в тубах, темные заснеженные окна. Даже запах воды – в каждой местности у воды свой запах, и запахи мыла и зубной пасты в маленькой уютной ванной комнате с высокими окнами, стекла которых сейчас покрывают ледяные узоры. Все здесь на первый взгляд казалось бы простым, но было вовсе не простое. Это в моем вкусе. Роскошная простота.
Несколько дней вынужденного отдыха, вернее, отрешения от мира. Ведь я здесь как отшельник. На принятие решения не действует чье-либо мнение или высказывание. Никто не сеет даже тени сомнения. Я исключительно одна должна решить для себя этот вопрос. Понимание должно прийти само. И я уже близка. Я знаю ответ. Но вслух еще не готова произнести его. Я даже в мыслях его не оформляю. Я знаю. Я догадываюсь, что за этим кроется. Но боюсь себе признаться. Ведь не из-за получения дома я приехала сюда. Однако за несколько проведенных здесь дней я уже стала привыкать к мысли о том, что я владелица великолепного дома, он мне очень нравится. Может, потому так настойчива и была просьба человека, подарившего мне этот дом, чтобы я пожила здесь какое-то время, – единственное условие, которое мне надлежало выполнить. Мысль, что это теперь мое, нравится мне. Потому что мне нравится здесь абсолютно все. И мне интересно все. Про условие о соблюдении конфиденциальности я совсем забыла, для меня это не представляет проблемы, я обычно предпочитаю молчать о своих планах и делах, и даже о радостных событиях в своей жизни я мало кому рассказываю. Мне кажется, что разделенная не с теми людьми, с кем надо, радость уменьшается, и что, поделившись с кем-то чем-то очень сокровенным, я становлюсь менее защищенной, что мои тайны делают меня и сильнее и богаче. Мне и не с кем разговаривать. Это период вынужденного отдыха подействовал и на мое духовное состояние. Я так долго пробыла в каком-то оцепенении. И только сейчас начала освобождаться от этого сковывающего состояния. Странно, я сама загнала себя в тесные рамки, не оставляющие для меня порой места даже для лишнего вздоха.
Сейчас лучше не думать о том, кто заплатил за всю эту огромную мою радость. В голове полный сумбур, а в душе мешанина чувств. Такая мешанина. Время само внесет ясность. Я прикидываю в голове, сколько приблизительно может все это стоить – дорога, все маклерские и нотариальные услуги, организационные издержки на охрану и услуги Светлозара и его матери, – и получаю настолько пугающую цифру, что понимаю – лучше об это не думать. Я понимала, что формальности требовали моего присутствия здесь, поскольку после подписания дарственной требовалось еще представление моего ходатайства на оформление права собственности. Несмотря на то что было заказано оформление документов в ускоренном порядке и мне все равно бы предстояло пожить здесь несколько дней, почему-то казалось, что настойчивая просьба неизвестного дарителя о том, чтобы я эти дни пожила в доме, скрывала в себе еще что-то. Он знал, что мне здесь понравится и что я сердцем приму этот дом. Живи я в Софии или Пловдиве, в гостиничном номере, все выглядело бы совсем не так. Уже несколько проведенных здесь дней приучили меня к тому, что это может стать моим. Вернее, теперь уже мое. Мне не с кем поделиться радостью. Приставленный ко мне кем-то мужчина по имени Марко, кажется, не намерен со мной разговаривать, но, по-моему, совсем не потому, что не желает этого. Он ведет себя так, чтобы не отвечать на мои многочисленные вопросы. Вероятно, он не знает на них ответы. Он здесь чужой, и оказался он здесь случайно.
Я выдерживаю обет молчания. Да мне и не с кем говорить. Если только с белкой. Но и та пропала.
И вдруг душу защемила тоска, тоска по родным, по дому, да так сильно, что даже дышать стало больно… Быстрее бы уж…
Увиденные ночью сны обещали удачу, счастливые моменты, славу, успех, выход из неизвестности. Я усмехнулась, потому что в голове в связи со множеством значений снов промелькнула мысль: подчеркните нужное. Что означает выход из неизвестности? Ведь в основном все зависит от рода деятельности. В первую очередь человек может прославиться в силу своей профессиональной деятельности, предполагающей создание чего-то: произведения, продукта, открытия. Прославиться можно совершением какого-либо поступка, имеющего общественное значение, совершением подвига. Чем может прославиться переводчик, рабочий, дворник, докер, такелажник? Люди, которые изо дня в день добросовестно выполняют свою работу? Следовательно, последнее отпадает, и мне остается первое значение: удача.
Надо было следить за обстановкой. Я на всякий случай проверила, плотно ли закрыла чердачный люк. Днем, когда я его закрывала, буквально висела на люке, чтобы своей тяжестью удержать от порыва ветра. Днем раньше я облазала весь чердак, осмотрела все закоулки, все лазы и выходы и теперь более-менее ориентировалась там. Дымоходов здесь было четыре. Два в главной части дома и два в левом крыле. Если у нас дымовые трубы размещены ближе к центру крыши, и стояки построены во внутренних стенах дома, то здесь трубы расположены ближе к краю крыши, потому как стояки построены во внешних стенах дома.
Я хорошо потрудилась, готовясь к разгулу стихии. И теоретически тоже все было продумано, одного только я не учла – веса снега. Его узнаешь, лишь оказавшись под снежным завалом. Ветер, казалось бы, уже начал стихать, но зато после не то града, не то какой-то ледяной крупы пошел снег. Мелкий, колючий снег. Я не могла поверить, что снег может быть таким тяжелым, плотным, как мука, и сыпучим, как какое-нибудь минеральное удобрение. А я всегда думала, что тяжелый только талый снег. Хотелось верить, что уже завтра к вечеру все стихнет, уже что-то изменилось, не знаю что именно, но какая-то перемена произошла. Да. Но не к лучшему. Послышался резкий шорох снежных крупинок за окном, мелкими зернышками ударявшихся об стекла. Снежная крупка – это плохой знак. После него можно ждать очередного снежного заряда.
А сугробы были и так уже по пояс. Устав от уборки снега, я отставила лопату в сторону и вернулась в дом, переоделась в сухое и затопила камин. Это единственное, что для меня мне здесь привычно. У меня дома почти такой же. Единственный камин, который не выстроен в стену, а стоит как плита. Если поднять крышку и положить побольше дров, то на нем и готовить можно. Несколько более поздняя модель французского камина, я бы назвала его портативным. В случае необходимости его можно перетащить в другое помещение и там подсоединить дымоходу. К тому же он еще и безопасен. Дров уходит минимально, но и греет, пока в нем горят поленья.
Я благодарна Марко за принесенные сюда накануне дрова. Щепу для растопки я нашла внизу, в ящике возле огромного камина в гостиной. В большом камине уже дотлевали угли. Приятное живое тепло наполнило помещение.
Если еще вчера утром я была вся в напряжении ожидания встречи с неизвестным, была полна предзнания, что вот-вот должно произойти что-то важное, что-то очень экстраординарное, какое-то событие, которое разрядит, наконец, это становившееся уже невыносимым, ожидание. И даже еще сегодня утром мне казалось, что в пик разгула стихии что-то произойдет, то теперь я была совершенно спокойна и уверена в том, что по каким-то причинам сегодня уже ничего не случится и что встреча на этот раз не состоится.
Я почувствовала это так четко, подобно тому, как ощущаю резкую смену атмосферного давления. На душе отпустило. И я не знаю, откуда вдруг взялась такая уверенность, но я совершенно точно знала: отбой! Отбой всему, что намечалось. Может, что-то случилось, и в силу каких то императивных обстоятельств он не появится здесь. Или он передумал. Но я даже не сомневалась в правильности своих предчувствий. Освободившись от гнетущего ожидания, я почувствовала огромное облегчение. Не было даже обычно присутствовавшего у меня в таких ситуациях чувства разочарования от того, что ожидаемое не произошло. И у меня сразу появился прилив сил и энергии. И совсем с другим настроением, спокойно и обстоятельно занялась домашними делами, получая от всего удовольствие.
Нож упал. Почти вонзился острием в дощатый пол кухни. Я подняла его, но трижды по полу им стучать не стала. Наоборот, я пожелала, чтобы примета сбылась. Это хорошо, если придет незваный гость, да еще мужчина. Кроме Марко тут некому было появиться. А его появления я ждала на самом деле. Даже сама удивилась. И дело даже не в том, что я, возможно, боялась оставаться ночью в этом огромном доме. Вовсе нет. В большом доме больше возможностей спрятаться, укрыться, уйти незамеченной. И скуки я не испытывала. Просто появилась обеспокоенность долгим отсутствием Марко.
На другой стороне ущелья в домах тускло светились окна, уличные фонари не горели, значит, в домах жгли керосиновые лампы или использовали генераторный ток. Знает ли Марко, что я осталась без связи и электричества? И где он? Ведь обещал быть рядом. Но так уж у меня в жизни получается, что я всегда могу надеяться только на себя. И почему-то именно в экстремальных ситуациях я всегда остаюсь одна. И в этом, ссуженном стихией до предела месте действия, должно произойти нечто такое, что может полностью изменить мою жизнь.
Но со мной что-то уже произошло, неосознанное еще, неуловимое. Что-то такое, о чем можно только догадываться. И то непонятно какими фибрами души. Надо следить за знаками. А я все время что-то ищу здесь, во всех закоулках, щелях, даже на чердаке, и в своей душе тоже.
Хотелось бы знать цену разгадке. Ведь неспроста меня пригласили сюда.