Откуда вдруг утром это ощущение приближения счастья? Навеянное сном настроение? Мне приснился сон во сне, и поэтому казалось, что все было наяву. Я, проснувшись в этом доме, в собственной постели, от какого-то постороннего звука, различила в полумраке комнаты чей-то силуэт и, приглядевшись, увидела стоявшего ко мне спиной мужчину. «Как он попал в дом?» – оцепенев от страха, думала я, стараясь ни единым движением не выдать того, что проснулась. И в этот момент мужчина медленно стал поворачивать голову ко мне, а я со страхом и любопытством ждала. Но когда вот-вот наши взгляды должна были встретиться, сон оборвался. И я уже во второй раз проснулась, но теперь уже окончательно. Я очень сожалела о том, что не успела разглядеть незваного гостя хотя бы в профиль. Несомненно, это был он – мой таинственный неизвестный. Он и раньше приходил ко мне в снах. И каждый раз я просыпалась именно в тот миг, когда, казалось бы, вот вот увижу, кто это.

Мне кажется, Марко о чем-то догадывается. Если бы он знал, что главная причина, побудившая меня безоговорочно принять предложение поучаствовать в этой игре, кроется в моей подсознательной симпатии к этому человеку. Чувство эмоциональной безопасности – это нечто другое, чем ощущение физической защищенности. Надо собраться, взять себя в руки. А то я совсем утратила чувство страха и опасности.

В перерыве, устроенном для себя в уборке снега, я зашла в дом, чтобы обогреться, а заодно продолжить исследовать помещения. В снежном плену надо было себя чем-то занять. Сегодня меня уже интересовала материальная сторона. В письме, которое передал мне при нашей первой встрече Красимир Банев, было написано, что все вещи, находящиеся в доме, переходят ко мне вместе с домом. Следовательно, обнаруженная в бельевом шкафу, рядом с полотенцами и несколькими комплектами постельного белья, красивая плоская коробка из тисненого картона теперь принадлежала мне. Я долго не решалась открыть ее и тянула время, рассматривая этикетку, на которой черной тушью от руки было написано: «Ручная работа, 100 процентов хлопка. Изготовлено на острове Св. Маврикия». Вот это да! На крышке коробки в вырезанном в картоне окошке красовалась нарисованная кистью и цветной тушью птица – кажется, какаду, а может, пеликан. В коробке лежали прекрасные среднего размера носовые платки: два платка из двойного тонкого белоснежного батиста, два из темно-коричневой мягкой «марлевки» с изящным сложным орнаментом кремового цвета и два носовых платка серого цвета с черными иероглифами по всему полю. Это еще одна весточка от человека, подарившего мне дом. Это очень немаловажный знак.

Это знак его пристального внимания ко мне. Иначе откуда он мог знать мою слабость к подобного рода, казалось бы, мелочам. С самого раннего детства носовой платок был непременным приложением к моей одежде. Сестра частенько посмеивалась надо мной и говорила: – Спрячь свой платок. Все смеются над тобой.

Особенно, когда за неимением карманов на платье мне приходилось прикалывать носовой платок к платью булавкой. Мне казалось, что это вершина красоты: новое платье из пестрого кремово-розового батиста и приколотый большой булавкой носовой платок, только что сшитый моей бабушкой из той же ткани, что само платье. «Быстро убери этот позор, – испортила мне однажды сестра счастливый миг первого выхода в новом платье «в свет», то есть в наш двор. – Быстро!» – прошипела она и убежала к подружкам. И как она издалека разглядела мой аксессуар, я до сих пор не пойму. Это маленькая деталь, но моя сестра всю жизнь боится, что я, выделившись чем-то из толпы, вызову смех все той же толпы. Я вернулась домой, рассказала бабушке. Она спокойно выслушала меня, велела снять платье и тут же нашила на него два больших красивых кармана, в один из которых положила аккуратно сложенный платочек. Мне нравилось вынимать из сумки или портфеля красивый, приятно пахнущий мамиными или бабушкиными духами шелковый или батистовый платок, большой непременно, маленьких я никогда не признавала, и вытирать им руки или обтирать лицо. От прикосновения тонкого, пахнущего ароматом духов батиста я получала огромную радость. Я чувствовала роскошь. Мне нравились обвязанные крючком и промереженные самодельные носовые платки с дорогим великолепным кружевом, которое долго хранилось у бабушки в мешке с лоскутами дорогих тканей. Не могу понять, как такое может не нравиться и как можно носить в кармане пачку бумажных салфеток вместо настоящего носового платка, к примеру бордового, сшитого из куска роскошного шелка, оставшегося от нарядной блузки. Я и сейчас из лоскутов красивой ткани, которые остаются после шитья, шью носовики. Мои дети пользуются бумажными салфетками. А вот внуки переняли мою любовь к моим платкам и, бывая у меня, всегда просят, можно ли взять с собой. А еще мне нравится эксклюзив – носовые платки ручной работы из тонкого шелка или мягчайшего хлопка, привезенные из Непала или Японии. Порой они двойные, поскольку ткань, из которой они сшиты, настолько тонка. Первый такой платок я приобрела в магазине «Интурист». А позднее мне привозили из заграничных поездок знакомые, удивляясь моей необычной просьбе. Платки стоило немало, и мне часто говорили, что на эти деньги можно было бы купить… а я не слушала. Если у меня в сумке дорогая губная помада, роскошный платок, и от меня пахнет хорошими дорогими духами, да если еще карман слегка оттягивает приятной тяжестью зажигалка из дорогого металла, то большего мне и не надо. Ах да, еще хорошие сигареты в сшитом из тонкого сафьяна портсигаре, и тогда мне кажется, что все необходимое для жизни у меня есть. И еще один немаловажный атрибут моей «роскошной» жизни – кожаный несессер для необходимых мелочей и чернильная авторучка с золотым пером. Одежда не играет особой роли. А вот если носовой платок забыт дома, то где бы я ни была, я маюсь, как пассажир в вагоне, забывший на вокзале существенную часть своего багажа. Во мне сильно развиты одновременно снобизм и аскетизм. В целом я веду аскетичный образ жизни – это то, что касается тела. Что же касается материального окружения, то и здесь мои потребности невелики, кроме вышеназванных мелочей, создающих ощущение комфорта и богатства. Вот и все. Хотя нет. Про обувь совсем забыла. Из всех предметов моего гардероба – обувь всегда самая дорогая. Она должна быть добротной и выразительной, отвлекающей от меня внимание. Это для меня так же важно, как ощущать на губах вкус дорогой помады, смешанный с запахом дорогого табака. И тогда я всем довольна. Мне не нужны ни дома, ни машины, ни шубы. А вот от платков у меня ощущение богатства невероятного.

Отдохнув, я вышла во двор и снова принялась кидать снег, желая побыстрее вырваться из сугробов. Решительно схватив в руки огромную деревянную лопату, я вновь, но уже с ожесточением, чтобы поскорее сделать работу, а не с удовольствием, как до этого, принялась расчищать для себя пространство перед домом и дровяным сараем. Но до сарая мне собственными силами уже явно не докопаться. Тяжелый сухой снег трудно поддавался уборке. Сколько тонн я перелопатила, не знаю. А ветер не все утихал. И хотя мне не было холодно, ветер измучил тело. Казалось, оторвет голову очередной сильный порыв. В сильном напряжении, прижав подбородок к груди, я кидала снег. А когда совсем выбивалась из сил, ложилась тут же в сугроб. Немного отдыха и снова за работу. Включила автопилот. Но на автопилоте в заданном режиме работа не пошла. Осмысленно вкалывать лучше, надо мечтать, думать о чем-то хорошем. Надо окрылить себя чем-то. Вытерев новым платком мокрое лицо, я почувствовала себя королевой и продолжила работу.

Я с ожесточением откидывала снег к ограде. И лишь одна мысль была ясна: я почувствую, когда мне надо будет отсюда уходить. Но раз я уж здесь, надо довести дело до конца.

Я выполнила просьбу неизвестного и прожила в этом доме ровно столько, сколько необходимо для оформления и пересылки документов. И даже дольше. Но это уже в силу стихийных обстоятельств. Несомненно, он был прав, попросив меня об этом. Теперь, когда я стала с домом на «ты», да еще пережила вместе с ним снежный ураган, дом уже был мне не чужим. Меня будут связывать с ним воспоминания. События этих дней, несмотря на кажущуюся статичность, встряхнули меня. Все, что происходило, происходило внутри меня. Отдыхом мое пребывание здесь назвать нельзя было. Но все-таки. Я чувствовала себя не то чтобы отдохнувшей, но совсем другой, полной сил и жизненной энергии. Этот период вынужденного покоя, отстраненности от суеты будней благотворно подействовали на мое душевное состояние. У меня было время все обдумать. Покопаться в памяти. А порой и копаться не надо было. Память сама выводила на поверхность уже забывшиеся подробности различных ситуаций. Или те детали, которым когда-то я даже не придавала значения. Но они все-таки зафиксировались в сознании и теперь, всплывая, помогали мне увидеть картину прошлого совсем в другом свете. Вот что значит опыт. Забытые или оставленные без внимания вроде бы мелочи оказались очень важными штрихами, вносившими ясность, без них общая картина теряла очертания. Куда вынесет меня волна памяти? Как часто я просила о получении во сне хоть маленькой зацепки для распутывания этой истории. Ведь дело в том, что я не знаю ни предыстории, ни истории возникновения этой странной ситуации игры.

Я еще раз перебрала в памяти все, что могло быть связано с этой историей. Абсолютно ничего, если не считать некоторых странных, никак не связанных между собой событий моей жизни. Но зато я пересмотрела многое уже с позиции умудренного жизнью человека и поняла, что почти все делала правильно. Это тогда мне многое казалось неисправимо страшным, даже позорным. А ведь на самом деле – это были такие мелочи – болезни роста, которыми просто необходимо переболеть.

Я так много передумала за эти дни и успокоилась, поняв, что, оказывается, то, чего я всю жизнь стеснялась из своей прошлой жизни, стыдилась и из-за чего мучилась совестью, это в глазах окружающих выглядело совсем иначе, чем воспринималось мною.

Мне вдруг очень захотелось изменить свою жизнь, найти работу, позволившую бы зарабатывать столько, чтобы иметь возможность посещать этот дом хотя бы дважды в году. Я представила, как интересно здесь было бы моим внукам, какое вдохновение для творчества черпала бы моя внучка, маленькая моя художница. Раньше я, может быть, и отказалась бы от этой затеи. Но именно в момент отчаяния из-за отсутствия средств вдруг пришло осознание, что теперь все в моей жизни будет по-другому. Это переломный момент! Я с такой ясностью почувствовала миг, который перевернул все мои прежние принципы и убеждения. Этот момент отмечен небесами: стихией и всевышними силами. Это сильный знак. Но вот в какую сторону будут перемены? Ясно одно – меня ждет новая жизнь. Потому что и я переменилась. Воспитала себя, переделала, обуздала свой горячий нрав и научилась управлять собой. Я стремилась к совершенству. И очень старалась. И пусть прошло много времени, пусть на это потребовалась почти вся моя жизнь – кое-чего мне все же удалось добиться, я все-таки изменила себе к лучшему. И то, что я считала еще несколько дней назад возвращением в прошлое и назвала точкой возврата, имея в виду возвращение в мыслях к событиям минувших лет, станет поворотной точкой в моей жизни. Нет. Она уже становится отправной точкой в будущее. Точкой отсчета оставшегося для меня времени.

Но сейчас я знаю, что все перемены к лучшему. Надо сделать первый шаг, надо начать, а остальное приложится. Я почувствовала, как соскучилась по своим родным, что очень хочу домой. Хочу сесть за свой письменный стол в своей маленькой квартире. Боже. После этого огромного жилища мой кабинет, который одновременно служит нам спальней, – это комната Дюймовочки. А вдруг это совсем не то, о чем думаю я. Человек обычно подтасовывает факты под себя, то есть под свои желания. Подгоняет имеющие место события под свои планы и устремления, пытается увидеть связь там, где ее и быть не может, связывает отдельные события, исходя из оптимального для себя варианта. Мы настраиваемся на что-то и часто ждем чуда. А получается очень просто и обыденно.

До возвращения домой оставалось еще три дня. Но кто знает, удастся ли мне выбраться к этому времени из снежного плена. Надо было что-то предпринимать. Но что? Очевидно, что высшие силы сочли нужным продлить время моего пребывания здесь, предоставив мне таким образом дополнительно время на то, чтобы все как следует обдумать. О себе, о предстоящих делах. Как давно я строила для себя какие-то планы? Именно в связи с собственной персоной? Все мои планы так или иначе были всегда завязаны на моих родных, друзьях и коллегах, на потребностях близких мне людей. Я просто иначе и не умею жить. Сначала спрашиваю, что собираются делать они, и лишь после того, как ознакомилась с графиками их отпусков, расписаниями полетов, датами начала школьных каникул и запланированных ими поездок, даже без их просьб пытаюсь построить свою жизнь так, чтобы было удобно для них. Теперь же силы небесные предусмотрели для меня совсем другое: вынужденный отдых, вынужденное, но так любимое мною уединение. Правда, ситуацию усложняет неопределенность моих возможных дальнейших действий из-за неожиданно вмешавшейся бури, но, очевидно, и это предусмотрели звезды в сценарии для меня. Я в экстремальных ситуациях становлюсь предельно собранной, начинаю действовать лишь тогда, когда этого требуют обстоятельства. Вот тогда я оживаю. Совершаю все действия четко, умея экономить силы, рассчитывать каждое движение, каждый вздох. Почему в обыденной жизни я не такая?

Сейчас главное не рисковать, не навредить никому. В том числе и себе. Не впадать в уныние или в другие крайности, а уж тем более не пытаться покинуть дом сейчас, когда даже в хорошую погоду можно заплутать, не зная местности, а тут такой снежный завал. Когда даже до дровяного сарая без страховки я не решаюсь пройти.

У меня есть два пути – заниматься домом, разгребать, насколько возможно, снежный завал, чтобы упростить работу тем, кто приедет расчищать дорогу и выкапывать нас из-под снега. Или же, зарывшись под одеяла, ждать конца урагана. Ведь не может же он длиться вечно. Вот уже были минуты затишья. И в воздухе словно что-то произошло. Какой-то перелом. Воды у меня хватает. Еды тоже. Воду я экономлю, растапливаю снег для мытья посуды.

В обычной жизни я излишне мнительная, переживаю из-за мелочей и порой чересчур много тревожусь по пустякам. В серьезных ситуациях я сохраняю спокойствие духа, максимально собранна, решительна и бесстрашна – так было написано в результатах тестирования при поступлении в школу частных детективов. Почему я вспомнила про это? Потому что для меня наступает такой период. Он еще не настал. Но я чувствую, четко осознаю его приближение. А пока надо беречь силы, и я почувствую момент, когда, засучив рукава, начну действовать быстро и решительно. А пока… Пока творческое вдохновение не покинуло меня, надо заняться домом. Он смотрелся дворцом снежной королевы на фоне фантастической картины природы этого удивительного высокогорного района Болгарии.

То, что раньше было на уровне несбыточной мечты, обрело вдруг ясные очертания. Мои фантазии материализовались, но не настолько, чтобы я чувствовала себя уверенно посреди этого великолепия. Возможно, эта неуверенность в себе вызвана опасениями за будущее наших отношений с таинственным неизвестным. Что он предпримет дальше? И вообще, предпримет ли он что-то еще или это, так сказать, итог наших так называемых длительных отношений? Или это начало нового витка? Во-первых, всего этого для меня чересчур много. Мне было бы достаточно охотничьего дома. Даже он – это уже предел моих мечтаний. Во-вторых, понятно, что у дарителя со всеми делами купли-продажи-дарения связаны какие-то своим планы. И мне необходимо задействовать весь свой опыт, интуицию, все что умею и знаю, на этом новом витке «старых» отношений, если то, что между нами было, можно называть отношениями.

Во мне словно что-то высвободилось. Я уже несколько раз ловила себя на мысли, что воспринимаю окружающий мир как в детстве, в ранней юности. И день похож. И солнце. И буря. И так хорошо и спокойно при этом на душе. Словно я не в чужой стране. И хотя никакой ясности в этой истории с домом не наступило, я испытывала радость. Все радовало. И чувство свободы. Я никогда еще прежде не чувствовала себя такой свободной и счастливой. Счастливый миг был сегодня утром у кухонного окна. Непонятно, откуда появилось знакомое ощущение детства. Не знаю, что именно повлияло: освещение ли, запахи ли, посуда. Но я вспомнила, как однажды в шестилетнем возрасте, стоя утром возле кухонного стола, испытывала вот такое же чувство безграничного счастья. Беспричинно. И тут я поняла – это из-за скатерки на кухонном столе. Возможно, скатерка на кухонном столике напомнила что-то: тускло-розовые пионы на словно выцветшем на солнце зеленом фоне скатерки, обрамленной широкой каймой в розово-бежевую полоску, создаваемую песочный цвет. Столько летнего тепла в этом. И хотя в рисунке отсутствовала буйность красок летних цветов, в нем чувствовался зной, усталость от жары июльского дня. А может, на меня так воздействовал запах хлеба, обычного ржаного формового хлеба, в детстве лежавшего на тарелке под салфеткой. Не зря же говорят, что нос имеет память. И солнце сквозь бурю, и скатерка, и запах хлеба напомнили мне беззаботную счастливую пору детства.

Я уже давно знаю, что возникающие на пути препятствия – это не что иное, как защита, предостережение от опасностей. Задним числом я всегда понимала, для чего они были нужны, и благодарила провидение за то, что посылало мне их. Я опять попала в зону повышенного внимания. Я чувствую это. Это чувство мне знакомо с детства. Но мне не надо никого видеть, чтобы чувствовать, что кто-то следит за каждым моим движением, за каждым взглядом, за мимикой. И потому стараюсь хорошо выглядеть и не вешать носа. Но так, чтобы было незаметно, что очень стараюсь ободрить себя. И так, напевая себе тихонько под нос, я решила вначале очистить от снега участок у ворот. А не перед крыльцом в дом. Я всегда работаю методично. Почему я вспомнила про клаустрофобию? Мне казалось, что я сумела преодолеть ее в юности. Но я уже стала прислушиваться к себе. Не потому ли, что уже два дня провела одна в снежном заточении? Я в снежном плену в таинственном месте, физически не в состоянии выбраться отсюда, хотя в населенный пункт недалеко, за лесом. Мне даже не пробраться к охотничьему дому. Белое безмолвие тоже способно создавать ощущение замкнутости пространства. Кто мог ожидать от зимы такого? Аккуратно прокладываю тропинку к сараю, старательно выравнивая края.

Я ошибалась, думая, что до меня теперь никому не добраться и что я совершенно отрезана от внешнего мира – после полудня меня навестил Светлозар. Я обрадовалась ему как родному. Мокрый от снега и пота, раскрасневшийся от ветра, счастливо улыбаясь, он протиснулся через щелочку в калитке. Я поспешила с лопатой ему навстречу, чтобы освободить путь. Прислонив воротам лыжи и сняв со спины рюкзак, он показал мне рукой на дом, и из сказанных им скороговоркой слов, я поняла, что надо нести в дом, чтобы не остыло. Взял у меня из рук лопату, он почти мгновенно расчистил от снега участок перед створками ворот.

У кухонного столика он деловито стал вынимать из рюкзака и раскладывать на столе обвернутые полотенцами банки с едой и свертки с пирожками. Вкусно запахло горячей пищей. Это Иорданка постаралась.

Где-то совсем близко пролетел вертолет. Я уже утром слышала его. Светлозар объяснил, что это спасатели вывозят из лесной санаторной школы детей, а из соседнего бальнеологического курорта эвакуируют отдыхающих, чтобы не повторилась прошлогодняя история, когда из-за снежных заносов оборвалась линия электропередач и люди попросту замерзали от холода в многоэтажных корпусах, где имеющиеся камины не обеспечивали обогрев больших площадей. Светлозар встал, и я поняла, что ему пора возвращаться, пока еще светло. Но мне показалось, что его больше всего беспокоила возможная встреча с Марко. Я хотела освободить посуду, но Светлозар махнул рукой, потом. Положив ему в рюкзак пару банок компота манго и бутылку вина, я вышла проводить его к воротам. Вернувшись в дом, я смотрела через окошко вслед удалявшемуся лыжнику на белой равнине снега, пока он не скрылся за деревьями. На минуту меня охватило сомнение: может, мне надо было пойти с ним. К людям. В деревню. Но я быстро отвергла эту мысль. Нет. Мое место здесь. И если случится, что действительно наступит крайняя необходимость, то помощь придет. Я была в этом просто уверена. И еще мне показалось, что ветер начинал потихоньку стихать. Пик разгула стихии позади. Питьевой воды было достаточно. Это Марко тогда ночью привез несколько ящиков. А для остального я растапливала снег. На кухне все чисто, убрано и уютно. Я топила только камин в своей комнате. Маленький и экономный, он не требовал много поленьев. Тепла давало достаточно, и я даже распахивала дверь в кабинет, чтобы и туда шел теплый воздух. И потом недвижно сидела там за письменным столом, правда, в шапке и в накинутом на плечи полушубке. Приятно было сидеть в этом сухом прохладном помещении и думать. Думать. Мне никогда еще не представлялось такой возможности столь длительное время находиться безотрывно наедине со своими мыслями. Что бы ни случилось – это подарок для меня. Странная мысль? В этот момент я была уверена, что не только дом, а все происходящее здесь – необходимо мне. Редкие порывы еще хлестали в окна. Но направление ветра изменилось, это могло означать возможные изменения в погоде.

До даты, отмеченной на билете самолета, вылетающего из Софии, остается два дня и три ночи. Что может измениться за эти дни? Я больше похожа на добровольную узницу. И все из-за моего любопытства. Сейчас была бы дома и любовалась бы озером в синих сумерках. А тут такой напряг. Наташа обещала, что после выполнения всех формальностей за мной заедут и отвезут в аэропорт и мне ни о чем не надо беспокоиться. Моя задача – ознакомиться с домом и в предусмотренный законом срок зарегистрироваться в земельном отделе. Все. Но и это я сейчас не смогла бы сделать, пока не расчистят дороги.

Я проснулась среди ночи, хотя вроде все было тихо. Вскочила с кровати и поняла: кто-то ходит по дому. Опять Марко? Я снова легла. И отчетливо услышала приближающиеся к двери кабинета шаги, очень похожие на шаги моего мужа. Щелкнув, плавно опустилась дверная ручка. Но, несмотря на то что дверь была не заперта, никто не вошел. «Это он», – испугалась и обрадовалась я одновременно. Так он приходил ко мне, когда я работала ночным диспетчером, так он приходил ко мне домой. Так он приходил к нам на дачу, и моя собака молча пихала меня своей мордой и лапами на диван и, ложась сверху, прикрывала меня своим туловищем. Так собаки, особенно сучки, поступают в минуты смертельной опасности для хозяина, когда чувствуют над собой превосходство противника. Странно, ловлю себя на мысли, что воспринимаю его появление как должное. Нисколько не удивлена, но сгораю от любопытства и страха разочароваться. Событие – это его появление здесь. А вдруг это кто-то другой? Ну как мне его узнать? Я совсем не знаю его лица. Совсем. А как я смогу узнать его теперь, когда прошло столько времени? По ощущениям? Да. Когда такая неопределенность, то надо руководствоваться ощущениями.

Я притаилась в ожидании того, что последует. И нечаянно задела рукой приготовленный на ночь карманный фонарик. Он упал на коврик перед кроватью. Раздался глухой стук. Я услышала удаляющиеся шаги, так похожие на шаги моего мужа. Это, несомненно, он, мой таинственный друг. У себя дома каждый раз, когда я слышала его шаги в подъезде, то была уверена, что это вернулся с работы мой муж. В любом случае, даже соседи, услышав в подъезде знакомые шаги, не сомневались в том, что из очередной командировки или из поездки в Финляндию ночью возвращается мой муж. И утром удивленно спрашивали: а где ваша машина? Но какая связь может быть между мною и болгарином, если это, конечно, он, сын доктора Илиева, Иво Илиев. И почему я сейчас нахожусь в таком положении здесь, в горах, в доме над обрывом, и все мои мысли сосредоточены только на нем? Кто он? Вот эту загадку мне и предстоит разгадать. Вдруг заскрежетала замерзшая входная дверь. От неожиданности я даже подпрыгнула. Схватив с полу фонарик, я выглянула в коридор. – Ана! – услышала я вдруг показавшийся мне таким родной голос Марко. Я поняла, что он кричал снизу, что это он, чтобы я не пугалась его столь позднему появлению. Я не испугалась, я растерялась: оба появились почти одновременно. Как они не встретились!

Впервые за все время нашего знакомства я вышла Марко навстречу, и он, радостно обхватив меня, потряс – жива! От него веяло морозным воздухом, хотя сам он был разгоряченный и вспотевший от лазания по сугробам.

– Как ты добрался? – спросила я у Марко.

Марко рассмеялся и показал рукой вверх, на небо. Я не поняла. И тут дошло. Он прилетел на вертолете. Но я не слышала шума винтов.

– А где твоя машина?

– В Чепеларе, – ответил Марко, и мне показалось, что мы разговариваем на одном языке. Удивительно, как изменился Марко. Его словно подменили. Я не знаю, кто был тот мужчина поздно ночью во дворе нашего дома. Но после его ночного визита Марко уже не скользил по мне равнодушным взглядом. Кажется, мне удалось произвести на него чем-то впечатление. Ничего не выражающий или несколько ироничный взгляд сменился на пытливый и заинтересованный. Что произошло, с чем это могло быть связано, не знаю. Но уже с утра он стал смотреть на меня совсем по-другому. Если раньше его взгляд ничего кроме иронии, хоть и добродушной, не выражал, то теперь он смотрел на меня с нескрываемым любопытством, словно меня подменили. Нет. Во мне ничего не изменилось. Все такая же. Но что случилось?

Марко снял дубленку, поставил на стол рюкзак и достал из него коробку конфет, два апельсина, бутылку шампанского и коробку свечек. Под его рукой в глубине рюкзака промелькнуло что-то серое – картонная коробка с фотографиями. Бог с ней. Завтра Марко вернет ее на прежнее место. Может, ему удалось что-нибудь узнать? Пока я зажигала свечи, Марко достал бокалы и, беззвучно откупорив бутылку, разлил шампанское. Он сиял от радости. Что за день сегодня?! Я была удивлена поведением Марко. Ах да. Полнолуние, вспомнила я. Кто-то впадает в депрессию, кто-то в эйфорию. Мы, видимо, из второй категории. Словно прочитав мои мысли, Марко спросил, кто я по знаку Зодиака.

– Ты Овен, правда? – скорее утвердительно сказал он.

– Почему ты так думаешь? – спросила я.

– А я догадался. Овен ведь, да? – сказал он, смеясь и заглядывая мне в глаза. – Но ты хорошо умеешь скрывать это.

– Так много плохого, что надо скрывать? – возмутилась я. – Да, – расхохотался Марко. – Я сам Овен! Я твой брат по разуму!

– Марко, ты что, пьяный?

– Нет. Я рад, что ты не умерла здесь от голода и страха.

Все понятно, подумала я, вот бы досталось тебе от того, кто прислал тебя караулить меня. Плохо, очень плохо, господин Стратев, вы справились со своим заданием. Но вместо замечания я спросила у него:

– Марко! Братец мой по разуму! А кто ты на самом деле?

– Брутальная искренность Овнов! – Марко рассмеялся. – Как кто? Кто я по профессии, или…

Пока он подбирал похожие с русским языком понятные мне слова, я спросила:

– Скажи мне, ты мне приятель или неприятель? – Это должно было быть ему понятно.

– Приятел, – без мягкого знака произнес Марко. И все равно это прозвучало мягко.

Я была поглощена соблазнами. И напряжена до предела. Вот он, мой сон с дьявольскими искушениями. То, что происходило сейчас, противоречило моим жизненным устоям. Тем более что впоследствии это могло бы стать грузом, держать в определенной зависимости. Я всегда старалась избегать крайностей. Почему я должна стесняться тех качеств, которыми нас, Овнов, наделили звезды? И почему он считает достоинством умение скрывать свое звездное происхождение? Я даже удивилась. Но не тому, что он высчитал, кто я. Нетрудно было узнать в документах мои личные данные. Хотя я согласна с тем, что старательно скрываю свою импульсивность, горячность, энергичность, во всяком случае, стараюсь обуздывать свой нрав.

– Овна можно узнать по мощной энергетике. И ты очень обаятельна. Ты притягиваешь к себе. И не только мужчин.

– Ну, тогда добро пожаловать в клуб баранов, – сказала я. – Тогда нам нечего скрывать друг от друга свои слабости. За это мы и выпьем – два примитивных, сексуальных, обаятельных, непосредственных, искренних и невыносимо предсказуемых брутальных человека.

То, как вскинул бровь Марко, слушая мою бравурную тираду, выдало его знание русского языка. Я давно подозревала его в этом. С самого первого мига нашего знакомства. А потом просто проверяла, тихонько поругивая его, когда он проходил мимо. А когда он дважды прогонял от ворот раскатывавшего на своем мотоцикле Иллария и спросил у меня потом, кто такой, а я, изобразив смущение, ответила, что всегда была неразборчива в связях с мужчинами, он взорвался он смеха. Просто прикрываясь незнанием языка, он проще уходил от разговоров и лишних расспросов. Я заметила, что Марко продрог. В доме было прохладно, а в гостиной, где ему предстояло спать, было холодно. Не заболел бы. Я велела Марко переодеться в сухую одежду, собрала в охапку его постель, и когда он вернулся переодетый в черный спортивный костюм, который, очевидно, служил ему здесь пижамой, сунула ему в руки одеяло и подушки и скомандовала:

– Будешь спать в моей комнате. Марко молча последовал за мной. Даже в смежном с моей комнатой нетопленом кабинете было теплее, чем внизу, в гостиной. А в моей было даже жарко.

– Ложись здесь, – показала я на свою кровать. – Я не буду к тебе приставать.

Марко никак не отреагировал на сказанное. Я видела по его лицу, что он смертельно устал. Он соврал мне, не было никакого вертолета, он пешком пробирался сюда. Пригревшись под одеялами, которыми я его накрыла, Марко вскоре заснул. Свечу я задувать не стала, чтобы, проснувшись, он не испугался. Спустившись вниз, собрала его задубевшие от снега и морозного ветра бурки, дубленку, принесла их на кухню и разложила на полуостывшую плиту для просушки.

Отношения с Марко были вовсе не романтические. Скорее это была временная эмоциональная ситуация. Но почему сегодняшний день стал в этой ситуации определяющим? И почему Марко пришел именно тогда, когда за моей дверью стоял другой мужчина? С одной стороны это хорошо. Но с другой? И куда пропал мой таинственный друг? Через главный вход он не выходил. Иначе бы Марко столкнулся с ним лоб в лоб. Я смотрела на спящего Марко и любовалась им. В воздухе было нечто такое, отчего голова шла кругом, казалось, что чувство реальности утрачивалось напрочь, и я вбирала в себя это счастливое нечто, получая огромное наслаждение от ситуации. Сумасшествие какое-то!

Я прилегла рядом с ним.

– Ага, – не просыпаясь, сквозь сон сказал Марко.

Нет, не спалось мне. Осторожно, чтобы ничего не задеть, вооружившись фонариком, спустилась вниз, к двери черного хода, где над шкафчиком висели ключи от дома. Моя догадка оправдалась – в связке ключей, полученной от Иорданки, был новенький ключ от сложного замка, ни здесь на стенке, ни в наших с Марко связках ключей такого ключа не было. Я вспомнила про железную дверь с правого торца дома, к которой не вела ни одна тропинка и к которой можно было спуститься лишь по выложенной камнем канавке для ливневой воды. Если он зашел через ту дверь, то должны остаться следы. Я накинула шубейку с капюшоном и вышла посмотреть: следов не было. Значит, он в доме и знает обо всех моих передвижениях. Гулко забилось сердце. «Спокойнее! – скомандовала я себе. – Думай, где он может быть!»

И тут я вспомнила про сквозняк… В последний раз, когда я спускалась в погреб за вином, сильный сквозняк задул свечу. Откуда взяться сквозняку в подвале? Потом я вспомнила, что в левом углу за бочонками я видела старинную низкую дверь с металлическими заклепками. Куда она ведет? В левое крыло дома. В левом торце находится и металлическая дверь.

Погреб. Вот куда я должна пойти! И как я сразу не догадалась. Я достаточно хорошо заделала отверстие в нишу, в которой находятся входы в подсобные помещения. Вот только бы все это не рухнуло на меня под тяжестью снега. Я осторожно пробиралась в темном пространстве созданного мною прохода. Приотворив осторожно дверцу, затаив дыхание, прислушалась. Тишина. Нащупав рукой оставленной мною у входа на бочонке подсвечник и спички, я зажгла свечу. Слабенький язычок пламени осветил лишь небольшое пространство передо мной, оставляя на стене длинные тени. Я подождала, пока разгорится свечка. Осмотревшись по сторонам, не обнаружила никаких явных изменений или перестановки в вещах. Ничего не изменилось с момента моего последнего пребывания здесь. Прислушавшись, я еще раз обвела взглядом помещение и, не заметив, чтобы чего-то стало меньше, сняла с полки темно-зеленую пыльную бутылку вина и вернулась в дом. Я уже поднялась наверх, в свою комнату. И вдруг забеспокоилась. Я и дома по несколько раз перепроверяю, выключила ли свет или плиту. И теперь тоже, спохватившись, задула ли свечу, я снова побежала вниз. И велико было мое удивление, когда, нажав на ручку двери, я поняла, что дверь погреба заперта, и не на ключ, а изнутри, на засов или придерживалась рукой либо телом.

Это было для меня по-настоящему интересно. Обстоятельства усложнялись. Жизнь предложила продолжение захватывающей игре, столько лет занимавшей мой ум. Но я решила пустить сейчас, когда от моего желания мало что зависело, все на самотек. Надеясь на свой опыт, на свою личною историю, ведь та много уже сделано для того, чтобы, наконец, разгадать величайшую загадку моей жизни. И, скорее всего, кульминация должна наступить если не сейчас, то в ближайшем будущем. Я решила не форсировать события. Мне надо терпеливо дождаться утра.

Контакты последних дней – случайность. Да. Но я чувствую, что люди, с которыми пересеклись наши пути, будут в моей жизни и дальше. Они уже вошли в нее. Я приняла их. И за это я благодарю случай. Будь на месте Красимира кто-то другой, возможно, все было бы иначе. Может быть, и поездка не состоялась бы.

Ночь не принесла расслабления. Я, никогда не страдающая от бессонницы, остаток ночи провела на кожаном диване в кабинете под овчинной шубейкой и следила за ночью. Лишь под самое утро, замерзнув окончательно, я перебралась под бок к Марко. Прижалась к нему спиной, как к печке, и провалилась в сладкую дрему.