Я возвращалась домой уставшая и преисполненная чувством светлой грусти. Да и грустью это противоречивое чувство нельзя было назвать, поскольку сюда примешивалось много других ощущений. Скорее это было расширением души до размера, когда все чувства кажутся безграничными. Мне не хотелось никого обременять дальней дорогой в Софию. Я вполне успевала и на автобусе. Вылет из Софии в Хельсинки был в 18:30. Но для этого мне все равно надо было попасть в Пловдив.

– Посмотрим, – сказал Марко. – Только автобусом ты не поедешь. Я сам отвезу тебя.

Мне было жаль Марко. Мы приехали в Пловдив в 11 утра, Марко поднялся к себе в квартиру, я осталась ждать его внизу, в машине. И в этот момент появился Слави Жейнов. Со свойственной ему легкостью и веселостью он побожился, что ему так или иначе надо по делам в столицу. Марко отдал Слави какие-то бумаги и коробки. У нас было время, и потому мы смогли спокойно, без спешки, позавтракать в том милом кафе. Официантка удивилась количеству заказанного кофе. Слави велел всем присесть на дорожку. У машины Марко обнял меня. Молча. Без слов. Все слова были уже сказаны раньше. И возможно, этим мы выдали свою тайну. Но Слави так хорошо улыбнулся Марко на прощание, что мне показалось, он в курсе наших с Марко отношений. Ну и ладно. Друзья ведь. Хорошо, что Слави сам согласился отвезти меня в Софию. Скорее, это устроил Марко. Но даже если так, это было оптимальным вариантом для нас обоих.

Солнце сделало свое дело, разгладив морщины сугробов. Лучи словно слизнули острые макушки снежных валов вдоль дорог. Я давно убедилась в том, что обратный путь всегда преодолевается намного быстрее. На этот раз это могло быть еще и потому, что погода была ясная, а мой попутчик, вернее, водитель, пребывал в прекрасном настроении. Он что-то напевал себе под нос. Спросил, может, я хочу послушать музыку по радио.

– Нет. Лучше спой мне свою любимую болгарскую песню, – попросила я его. Сначала Слави отмахнулся, мол, петь совсем не умеет. Но, почувствовав серьезность моей просьбы, уже через несколько секунд, прокашлявшись, затянул песню, и хотя слов, кроме одного имени, которое повторялось в припеве, я не поняла, прекрасная мелодия, печально-трогательная, и звучание болгарского языка тронули меня почти до слез. Спев песню, Слави немного подумав, спел другую. Болгарские песни, особенно народные, очень мелодичные, но грустные. Но мне как раз и нравятся лирические песни. В перерывах между пением Слави рассказывал мне о своих любимых ансамблях, исполнителях, я записала в блокнот название понравившейся мне больше всего песни, чтобы потом найти ее в YouTube. Эту мелодию я слышала по радио в машине у Марко. Неимоверно красиво звучала она в исполнении симфонического оркестра и скрипки. – Я думала, что это импровизация на тему какой-то народной песни. А скрипка звучала так, что душа возносилась к небу вместе с высокими нотами.

– Я знаю, о чем ты, – и Слави, оживившись, стал мне объяснять, что это песня Эмиля Димитрова «Ако си дал». Он вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула. Конечно же, знаю, имя этого талантливого композитора и певца мне известно еще с юности. Как и имя Бисера Кирова, и Лили Ивановой.

– А на скрипке эту мелодию исполняет наш скрипач-виртуоз Васко Василев. Только он теперь живет в Лондоне, ездит по миру с концертами. А дома, в Болгарии, бывает летом, и тогда дает концерты для своих. Этим летом он выступал в Пловдиве. Ты видела наш античный амфитеатр?

– Я кивнула.

– Вот там, в концертном зале под открытым небом, он играл так, что… слов нет… Ну вот как ты сказала о душе.

И еще в разговоре выяснилось, что у нас много общих любимцев среди болгарских актеров. Слави даже удивился моим познаниям в области кинематографии Болгарии. Но это были старые фильмы. Может быть, в Болгарии их показывают по телевидению, поэтому Слави, который моложе меня лет на двадцать, и знает эти фильмы, они, несомненно, вошли в классику болгарского кино. Жаль, что после распада СССР мы потеряли связь с Болгарией. Единственный современный болгарский фильм, который мне удалось посмотреть за последние двадцать лет, да и то не в кинотеатре, а в маленьком зале информбюро Европейского союза в Таллинне, показ которого был устроен для живущих в Эстонии болгар и остальных желающих в рамках культурного проекта ЕС благодаря инициативе и поддержке посольства Болгарии в Финляндии. Это была кинокомедия «Чужденец». Я бы назвала ее сатирой. Как-то уж очень безжалостно шутили над собой болгары в этом фильме. В отличие от любимых мною болгарских фильмов времен моей молодости этот фильм особой смысловой нагрузки не нес, но с какой жадностью всматривались сидевшие в зале люди в картинки городских и сельских пейзажей, которых в фильме было довольно много. А Слави только слышал об этом фильме, дело в том, что нам его показали до начала проката в кинотеатрах. Вот так с воспоминаниями и песнями мы и доехали до самой Софии, нигде не останавливаясь. До вылета самолета времени было достаточно, но я отказалась от предложенной мне Слави экскурсии по Софии, тем более что Слави говорил о каких-то своих делах, из-за которых он приехал в столицу. Понятно, что это было лишь предлогом, чтобы выполнить просьбу Марко. Но я не могла игнорировать его планы. Слави не спешил покидать меня, а, наоборот, повез в одно кафе, где мы съели на двоих целую курицу, запеченную на вертеле и поданную прямо на горячем противне картофельную запеканку с маринованными стручками сладкого красного перца. Это были печеные «чушки», с особым ароматом и неповторимым вкусом. У нас иногда бывают в продаже – это деликатес. Несмотря на огромную порцию, я с удовольствием съела все, хотя обычно ем мало и избирательно из-за непереносимости многих продуктов. Слави был очень доволен: и едой, и тем, что мне тоже понравилось. И чай, сваренный из трав, собранных в районах высокогорья, и «горский мед», которым он был подслащен, нам понравились. Действительно, чистые продукты, потому и никаких побочных явлений во мне не вызвала эта вкусная еда.

– Приезжай в Таллинн, я знаю одно замечательное место, где можно вкусно поесть, – пригласила я Слави. Слави вежливо кивнул, но видно было, что не только из вежливости, но и на самом деле задумался над моим предложением. Мы обменялись адресами и телефонами. Слави крепко обнял меня, очень искренне, и трижды постучал кулаком по спине. Это, кажется, сейчас так принято. Мне понравился этот молодой человек: прост, но не простодушен, умный, выдержанный, хорошо воспитанный, понимающий и тактичный. И кроме того, даже по лицу можно определить, что очень добрый. С такими людьми, как он, приятно и легко общаться. «Интересно, у него что-нибудь получилось с Наташей из адвокатского бюро?» – подумала я, глядя вслед уходящему Слави. И почему он не женат? И где он и кем работает, что может так запросто по просьбе друга срываться с места на весь день? И почему я не спросила его об этом? Может, он с радостью бы рассказал о своих трудовых достижениях, хотя стоило лишь спросить? Но ведь и Слави не расспрашивал меня о моей личной жизни.

Я радовалась возвращению и в то же время сожалела о том, что так быстро закончилось время моего вынужденного отшельничества, доставившего мне столько духовной радости и открытий в самой себе. И все на фоне феноменальной красоты природы этого мистического края. Сама местность, своеобразной красоты уникальный дом над обрывом, люди, с которыми я успела познакомиться, их красота – внешняя и духовная, и разыгравшаяся стихия с ее последствиями – все произвело на меня глубокое впечатление. Пловдив поразил и вверг меня в глубокую депрессию тем, что там я поняла, что ничего не знаю, и уже поздно, чтобы наверстать упущенное. В этом городе есть все. Его по праву называют культурной столицей Болгарии. Невероятное культурное наследие у этого народа. У меня столько пищи для размышлений. И при этом я не знаю, кого благодарить за эти восемь невероятных дней, проведенных в Родопах.

Оставшись одна, я на подсознательном уровне опять искала кого-то взглядом в зале ожидания аэропорта, кого-то, кого сама не знаю. Внимание привлек мужчина в длинном темно-синем стеганом пальто, стоявший спиной ко мне. Я понимала, что глупо надеяться увидеть моего таинственного друга здесь, в аэропорту, и с чего я взяла, что он непременно должен объявиться. Регистрация на рейс и прохождение таможенных процедур отвлекли меня на время от мыслей о нем. Но, устроившись в кресле самолета, я опять вернулась к ним. Мне стало грустно. А вдруг он был в аэропорту и видел меня. Видел, как я верчу головой. Какой у меня был вид? Когда я чем-то расстроена, мне кажется, что у меня растерянное и глупое выражение лица. Но это лишь мое внутреннее ощущение, я знаю, уже не раз проверено: посмотрев в зеркало, я встречусь там взглядом с серьезным, самоуверенным и очень спокойным с виду человеком. Вот как я себя натренировала. Возможно, в облике даже сквозит какое-то высокомерие, сознание собственной исключительности. Мне не раз говорили про это, называя мой взгляд даже гордым и высокомерным. Плохую маску выбрала я себе в свое время. Вспоминая об этом, я стараюсь улыбаться людям. Плохое настроение надо скрывать, а зачем прятать радость? И ведь на самом деле у меня было столько поводов для радости.

В моей жизни произошло что-то невероятное. Столько всего накопилось на душе, но я ни с кем не смогу поделиться ни радостью своей, ни тревогами. Я возвращалась к своей привычной жизни, к близким и родным людям, к своей любимой работе. Я радовалась тому, что вовремя расчистили дороги от снега и мне удалось попасть на нужный рейс, и я успевала вернуться домой до возращения моих из Таиланда.

Мобильная связь наладилась. Я отправила своим смс-сообщения. Они ответили тем же. У них все в порядке. Всем довольны. Мне не терпится поскорее увидеть их. В столичном аэропорту я купила каждому по небольшому подарку – маленькие, но ценные вещи. Это будут подарки к Рождеству. Я почти ничего не потратила из взятых с собой денег. Лишь сделала кое-какие покупки в местных магазинчиках и в лавке у старика Данаилова. Марко привозил продукты и готовую еду и наотрез отказывался принять от меня деньги. Это из-за урагана так получилось, что обед в пловдивском ресторане и посещение музея, АРТ-галерей и кафе были нашими единственными выходами в свет. Если, конечно, не считать мое несколько неудавшееся посещение придорожного кафе и обеда с приятным собеседником и хорошим товарищем в софийском эко-ресторане.

Чем ближе к дому, тем сильнее стали пробиваться в душе ростки радости: сначала она легкой сладостной тревогой отозвалась в кончиках пальцев, а чуть позже, когда я уже второй раз за день летела через Финский залив, только уже из Хельсинки в Таллинн, при виде темных берегов и еле угадываемого в тумане святящегося слабыми огоньками силуэта города, чувство радости захлестнуло меня так сильно, что я поняла: это приходит старость. Если человек моего возраста вдруг становится сентиментальным, то это явный симптом старости. Но когда самолет пошел на посадку и возвращавшиеся откуда-то издалека пассажиры захлопали в ладоши и завизжали не то от восторга, не то от радости, что долетели, я обрадовалась. Мои проявления сентиментальности ни в какое сравнение не входили с тем, что я увидела. Видимо, я редко летаю. Отстала от жизни. И у меня была еще одна радость: у меня был повод снова встретиться с Красимиром Баневым. Мне надо было вернуть деньги и доложить о поездке. Интересно знать, что же он мне скажет. В Хельсинкском аэропорту Вантаа я даже несколько раз оглянулась, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, и подумала: а вдруг он тоже летит в Таллинн.

Я приехала домой поздно вечером. В Таллинне тоже выпал снег, но не так много. А может, его уже разбило дождем. Во всяком случае, было слякотно. Шагая от автобусной остановки по вычищенной тропинке к дому, я вдруг поняла, почему весь день чувствовала, что что-то у меня не так. Шляпа! Почти все время, проведенное в Болгарии, я проходила в своей меховой шапке. Она оказалась очень кстати и органично вписывалась в общую картину. И естественно, морозным утром я и в обратную дорогу отправилась в ней. Моя шляпа осталась там, не в моей комнате, а на вешалке, внизу.

– Ладно, не беда, – успокаивала я себя, в то ж время испытывала радостное волнение: а не знак ли это? Ведь я никогда ничего не забывала, а если теряла, то все потерянные вещи вскоре находила, даже упавшую в снег тяжелую серьгу с большим синим камнем лабрадорита я нашла по крошечному отверстию в сугробе.

Как хорошо дома! – обрадовалась я спокойствию и умеренной прохладе в моей славной квартирке. А я переживала, что квартира вымерзнет. Родной знакомый запах кухни, ванной, запах духов от висевшей в прихожей куртки мужа, свернутые в комочек мои шерстяные носки на полке с обувью. Все такое родное, свое. Я еще никогда так не радовалась возвращению домой.

Пока в кофеварке с фырканьем готовился кофе, я, быстро найдя на полке сонник, мельком просмотрела значения снов. Что же означали мои сны, увиденные на новом месте? Так: видеть во сне забор, ограду, идти вдоль забора – в вас заложен потенциал, о котором вы даже и не подозреваете. М-да, но о каком потенциале можно говорить, в моем возрасте уже ничего нового во мне раскрыться не может. «Сделайте попытку избавиться от давления окружающих и отдаться во власть чувств». Я громко рассмеялась. Сделала. Надо создать что-то осязаемое – видимое, материальное. «Вы на пути созидания» – вот это уже интересней. Под это можно подвести перевод книги, но, возможно, и то, что я пытаюсь изложить сама. Это мне нравится. Так, что еще: ревность. Я испытала во сне ревность, в жизни такой не испытывала. Известно, что такой сон означает всегда измену, причем с любой стороны. Но помимо этого я нашла еще другие значения этого сна: оказывается, еще и исполнение желаний. Но все верно, сон означает измену, а если это измена со стороны сновидца, то, конечно же, это и исполнение его желания. Я стала читать дальше: испытывать чувство ревности – стать жертвой ночного нападения. Мне и не хотелось бы так думать, но то, что произошло в предпоследнюю ночь в доме над обрывом, вполне можно подвести под это определение. Это несколько омрачило мое настроение. Это было насилие над моим сознанием, духом, ведь он отключил меня каким-то образом, не спрашивая у меня на то позволения. Нет следов никакого насилия надо мной. И не зомбирует он меня. Но ведь для чего-то ему нужно мое бессознательное состояние. Что же происходит в это время? Да. Он заботлив, предусмотрителен. Не покидает меня, пока не убеждается, что я заснула нормальным сном. Но это уже потом, после энергетической атаки. Иначе не назвать. Только непонятно, для чего это? И почему я чувствую себя после этого сна обновленной, сильной? Чувствую в этом какую-то особую избранность. Интересно, удастся мне когда-нибудь прийти к разгадке происходящего? Но было еще одно разъяснение увиденного – получение прибыли! Как не согласиться, вот так сон мне приснился на новом месте! Ведь получение такого подарка не что иное, как прибыль и есть!

Фырканье кофеварки прекратилось, и я, отложив растрепанную и очень любимую всеми книжку в сторону, поспешила на кухню, вдыхая в себя запах жареной свинины и тушеной квашеной капусты, проникающий в нашу кухню от соседей с нижнего этажа. Мне такое есть нельзя. – Каждому свое, – вслух произнесла я, наливая себе кофе и думая о том, что обед со Слави мне пришелся больше по вкусу, чем блюда гурме европейской кухни, которыми угощал меня в пловдивском ресторане Марко. Но, возможно, я не чувствовала себя рядом с ним достаточно свободно, чтобы получать удовольствие от вкусовых ощущений мастерски приготовленных и великолепно оформленных блюд.

Когда раздался телефонный звонок и я увидела на экране пунктирную линию вместо номера, то не кинулась снимать трубку. Я пыталась вернуть свое сердце в исходное положение. Не удавалось. – Да, – выкрикнула я из себя и замерла в ожидании молчания. Но на той стороне впервые за все годы нашей игры в молчанку я услышала… улыбку. Это просто надо чувствовать. – Ну кто ты? Кто? – Но мой вопрос повис в воздухе, потому как трубку к этому времени уже положили. И все равно я очень обрадовалась звонку. Значит, он простил мне мою ночную поездку в Пловдив. Пускай я обманываю себя, тешу свое самолюбие, но я уверена, что ошибаются те, кто считает, что в наших отношениях романтические чувства полностью отсутствуют.