Нет, наверное, таких людей, которые не слышали хоть что-нибудь об этом человеке. Старшие знают его как героя Гражданской войны, пламенного революционера и прочая, прочая, прочая. Тем, кто помоложе, уже известно и иное: и что он не одессит по рождению, и что не такой уж он и пламенный… Это ближе к истине, хотя, вероятно, тоже результат некоего иного информационного давления, увы, не весьма близкого к правде. Постараемся же разобраться в непростой личности и еще более непростой истории жизни Григория Ивановича Котовского.

Да, придется цитировать самые разные источники. Но тут уж ничего не поделаешь — ни автор, ни его читатель не являются современниками описываемых событий, да и с Атаманом Адским нам познакомиться не довелось. Хотя, может быть, это и к лучшему. И вот интересно, как бы он назвал все, что нынче происходит вокруг?

Возможно, правы те, кто называет его честнее — самым популярным разбойником ХХ века. Хотя к ХХ веку слово «разбойник» не слишком подходит. Неизвестно, были ли разбойники настолько решительными ребятами; неизвестно также, что ими двигало — месть, страсть к наживе или элементарная необходимость самозащиты… И вот тут разбойники прошлых времен, сказочные персонажи и Котовский похожи как капли воды — о мотивах последнего тоже толком ничего не известно.

Вряд ли у нас получится в них разобраться, но попробовать все же стоит.

Григорий Иванович Котовский родился 12 (24) июня 1881 года в Бессарабии, в местечке Ганчешты Кишиневского уезда, в семье механика винокуренного завода. Владел заводом знатный бессарабский князь Манук-Бей. В семье Котовских было шестеро детей.

И снова мы видим, что звезда на небосклоне криминальной Одессы — вовсе не одессит. Собственно, он себя таковым никогда и не называл, в анкетах в графе «национальность» у него всегда значилось «бессарабец», несмотря на то что Бессарабия была лишь местом его рождения. Родители Котовского отнюдь не относили себя к молдавской нации. Вероятно, отец его, Иван Николаевич, был обрусевшим и православным поляком либо украинцем, а мать, Акулина Романовна, — скорее всего, русской.

Как и многие другие знаменитые бандиты, Котовский свою биографию неоднократно фальсифицировал. Порой указывал другой год рождения — чаще всего 1887-й или 1888-й — или утверждал, что происходит «из дворян» (тем не менее в советских энциклопедиях всегда значилось «из рабочих»). Эгоцентрист и нарцисс, человек упертый и нетерпимый к чужому мнению, Котовский так и не смог смириться со своим скромным мещанским происхождением. После революции принадлежность к дворянству не могла принести ничего, кроме вреда, и все равно Котовский писал в анкетах, что родился в дворянской семье, а дед его якобы был «полковником Каменец-Подольской губернии». О том, что Григорий Иванович омолодил себя на шесть или семь лет, то есть на самом деле родился в 1881 году, биографы узнали только после его смерти.

Вот бы психологи попытались разобраться, зачем он это делал… Великие дамы-аферистки действовали подобным образом вполне сознательно: и профессия требовала, да и «без туману нет обману». Но зачем Григорию Ивановичу, со временем вошедшему в так называемую «пятерку комсостава», правой руке Фрунзе, это понадобилось в советские времена?

Кстати, о смерти Котовского (хотя смерть никогда не бывает кстати…). Так вот, почему его убил ближайший друг, человек, когда-то очень давно им спасенный? Зачем и, возможно, по чьему указанию?

Сплошные загадки. И даже самая подробная биография ответов на большинство вопросов так и не дает. Так что там юный Гриша? Котовский с большой неохотой говорил о своем детстве, которое в основном осталось скрытым под завесой тайны, но все же вспоминал, что «был слабым мальчиком, нервным и впечатлительным. Страдая детскими страхами, часто ночью, сорвавшись с постели, бежал к матери (Акулине Романовне), бледный и перепуганный, и ложился с ней. Пяти лет упал с крыши и с тех пор стал заикой. В ранних годах потерял мать…»

Известно, что маленький Гриша страдал эпилепсией, другими нервными расстройствами психики, отличался тревожностью. Его воспитанием занимались крестная мать София Шалль, которая была молодой вдовой, дочерью работавшего по соседству инженера, друга Гришиного отца, а также крестный отец, тот самый князь Манук-Бей.

В 1895 году случилось несчастье — отец Гриши умер от чахотки; по словам самого Котовского, он скончался «в бедности». Это очередная «неточность». Известно, что семья Котовских могла похвастаться достатком, жила в собственном доме. Крестный отец, Григорий Иванович Манук-Бей, владелец поместья Ганчешты, оказал мальчику протекцию и выделил средства на обучение сироты в Кишиневском реальном училище, куда он поступил в 1895 году. Также пособие на обучение было даровано и одной из сестер Котовских. Оказавшись без присмотра в крупном городе, юноша прогуливал занятия, хулиганил, и через три месяца его исключили из училища.

Некто Чеманский, соученик Котовского, ставший впоследствии полицейским, вспоминал, что юный Котовский получил в училище кличку Береза — в то время так называли дерзких, драчливых парней со стремлением к лидерству. После того как мальчика изгнали из училища, все тот же «капиталист, мироед и притеснитель народа» Манук-Бей устроил его в Кокорозенское сельскохозяйственное училище на полный пансион, который снова оплатил сам. Какая бессердечность, какая жадность! Неудивительно, что Котовский со временем так возненавидел весь класс эксплуататоров.

Котовский писал, вспоминая те годы, что в училище «проявлял черты той бурной, свободолюбивой натуры, которая позднее развернулась во всю ширь… не давая покоя школьным наставникам». По словам Григория Ивановича, он был «уволен из реального училища за плохое поведение». Возможно, и так, но Кокорозенское училище он сумел закончить. Там он был особенно прилежен в агрономии и немецком, причем с особой целью: его благодетель Манук-Бей обещал, что после училища направит Григория в Германию на Высшие сельскохозяйственные курсы.

Тут мы ненадолго остановимся. Времена стоят не то чтобы совсем спокойные, но во всяком случае стабильные. О социал-революционерах в тихой Бессарабии еще никто слыхом не слыхивал. Казалось бы, живи, учись, радуйся, мечтай о спокойном «завтра». Но так уж устроен человек, что во многих собственных бедах обвиняет кого угодно, только не себя. А уж что он рассказывает потом… Да, иногда этого не предсказать.

Далее мы будем много раз сравнивать официальную биографию Атамана Адского времен победившей революции и настоящую его биографию. Вернее, то, что не успели уничтожить сам Котовский и «революционные историки» после него.

Итак, в 1900 году Григорий стал проходить практику. Он устроился помощником управляющего к молодому помещику М. Скоповскому (по другим документам — Скоковскому), в его имение «Валя — Карбуна», что в Бендерском уезде. Молодой практикант Григорий Котовский продержался в поместье всего два месяца. Неизвестно, каким бы он стал агрономом, но вот по дамской части был вполне успешен даже в девятнадцать лет, ведь из имения он вылетел за обольщение жены хозяина. Что забавно, в некоторых биографиях отставка Григория объясняется его нежеланием «эксплуатировать батраков».

Но в книгах о Котовском, написанных после 1925 года — очевидно, с его слов или со слов его близких, — можно прочесть, что училище он закончил только в 1904 году. Такое ощущение, что Котовский пытался скрыть некие факты. Какие же именно? Возможно, первые аресты и уголовные дела. На страницах автобиографии он утверждал, что как раз в училище, в 1903 году, вошел в кружок социал-демократов, вследствие чего впервые попал в тюрьму. Однако историки в итоге не нашли никаких данных об участии Котовского в революционном движении в те годы.

В том же 1900 году Котовский вновь проходил практику, но уже помощником управляющего имения Максимовка, принадлежавшего помещику Якунину, это Одесский уезд. В октябре его выгнали и из Максимовки, но не из-за дамы, а из-за кражи. Григорию показалось, что хозяйские двести рублей ему нужны больше, чем его нанимателю. В итоге Котовский так и не прошел обязательную шестимесячную практику и не получил документов об окончании училища. Деньги, присвоенные после инсценировки кражи со взломом, Котовский растратил в Одессе. Его радужные мечты о продолжении учебы в Германии не сбылись, поскольку он не получил на руки документы об окончании практики, а к тому же в 1902 году умер его терпеливый покровитель Манук-Бей.

В 1902 году Котовский снова нанялся помощником управляющего, причем опять к помещику Скоповскому, который к этому времени успел развестись с женой. Возможно, помещик сменил гнев на милость, возможно, решил, что хороший управляющий — товар более редкий, чем верная и преданная жена.

Однако Григорий снова подвел нанимателя: узнав, что вскоре его должны призвать в армию, он присвоил 77 рублей, вырученных за помещичьих свиней, и попытался с ними скрыться. По словам самого Котовского, помещик догнал его и отхлестал нагайкой, а холуи Скоповского затем еще и жестоко избили юношу, после чего, раненого и связанного, бросили умирать в февральской степи. Тем не менее документы говорят о другом: о том, что хозяин подал на вора в суд и беглеца пришлось искать целых полгода.

На дворе стоял все тот же 1902 год. Котовский в очередной раз попытался устроиться управляющим к помещику, теперь Семиградову. Однако тот соглашался предоставить место только предъявителю рекомендательных писем от предыдущих хозяев. И Котовский недолго думая подделал документы о своей образцовой работе у помещика Якунина. Увы, документ был составлен столь безграмотно, что Семиградов усомнился в его подлинности и решил проверить рекомендации. Он связался с Якуниным, и тот сразу и честно рассказал, что этот обаятельный молодой агроном — на самом деле вор и мошенник. За подлог рекомендательных писем Котовского на четыре месяца посадили в тюрьму. Выйдя из нее, Котовский недолго оставался на свободе. Уже в октябре того же года его арестовали за растрату денег Скоповского. Потерпевший представил следствию документ, в котором подсудимый сознавался в содеянном.

Котовского посадили в «грабительский коридор» Кишиневской тюрьмы, где, по его собственным словам, содержались «сливки преступного мира». Там он заболел «нервной горячкой», после чего очутился в тюремном лазарете. Вскоре его освободили из-под стражи до суда — «по болезни». Лечился Григорий от «нервной горячки» средством, проверенным веками, — наркотиками.

Пришла пора рассказать историю о Котовском, которая мало похожа на победные реляции, но идеально соответствует высказыванию «ни одно доброе дело не остается безнаказанным».

Вернемся в 1903 год. Во время Кишиневского погрома 18 января было убито 49 человек, разрушено 1500 домов. Триста погромщиков предали суду, но многие были оправданы.

Холодным зимним вечером Котовский пытался добраться домой из притона, где погружался в сладкие опиумные грезы. Он был болен, морально сломлен и измучен так, словно устал от всей жизни.

Навстречу ему несколько черносотенцев тащили тщедушного мужичонку, явно инородца, как в царской России называли евреев.

Григорий попытался вступиться за жертву, но православные рассмеялись в лицо пьяненькому — Котовский еле стоял на ногах от опиума и горячки, да и роста он был, как мы потом узнаем, вовсе не богатырского. Котовский еще раз попросил оставить инородца в покое, но черносотенцы, чуя свою силу, не церемонились ни с кем. Незадачливого заступника ударили по спине так, что свалился бы и бык. Но Котовский только покачнулся, и кровь бросилась ему в голову. Схватив обидчиков, он столкнул их лбами (подобный прием, но гораздо раньше, применил неукротимый Чумак, когда в очередной раз сбегал из-под следствия). Оглушенные и тоже далеко не трезвые черносотенцы повалились наземь. Инородец был спасен.

Оказалось, «природный интернационалист» Котовский спас некоего Майера Зайдера. Эта встреча для обоих имела решающее значение.

После того как в январе 1904 года началась русско-японская война, Григорий стал скрываться от мобилизации в Киеве, Харькове и Одессе. Здесь он, порой в одиночку, а порой в составе эсеровских террористических групп, принимал участие в «эксах», говоря простыми, не революционными словами — в налетах. И уже осенью 1904 года в Кишиневе Котовский возглавил эсеровскую группу, которая занималась грабежом и вымогательством.

Через год Котовского арестовали — но лишь за уклонение от призыва. Полиция даже не догадывалась о его участии в налетах. Несмотря на судимости, Котовского все же отправили в армию, в 19-й Костромской пехотный полк, находившийся тогда в Житомире в процессе доукомплектации. Впрочем, Котовский отнюдь не спешил на войну и в мае 1905 года бежал из полка. От житомирских эсеров он получил фальшивые документы и деньги на дорогу в Одессу. Кстати, в советскую эпоху Котовский предпочитал не упоминать о своем дезертирстве: он поддерживал имидж «лихого рубаки», а 1904–1905 годы представлял как период «бунта» и «революционного роста».

Таким образом, с мая 1905 года, с момента побега, для Котовского началось время уголовного подполья. Он прекрасно сознавал, что за дезертирство его могут отправить на каторгу. В своей «Исповеди», датированной 1916 годом, Григорий писал, что именно летом 1905 года совершил первый грабеж «под влиянием революционных идей».

Свою бандитскую карьеру Котовский начал с мелких налетов на дома, лавки, помещичьи усадьбы. Однако в автобиографии он описывал это иначе: «…Я с первого момента моей сознательной жизни, не имея тогда еще никакого понятия о большевиках, меньшевиках и вообще революционерах, был стихийным коммунистом…»

«Стихийный коммунист» Котовский в августе 1905 года вошел в группу налетчиков эсера Дорончана, а уже с октября действовал самостоятельно, став атаманом небольшого отряда, состоявшего примерно из десяти человек. Налетчики Котовского, судя по всему, называли себя анархистами-коммунистами-террористами — примерно с той поры Котовский стал относить себя к анархистам-коммунистам или анархистам-индивидуалистам.

Отряд Котовского укрывался в Бардарском лесу, неподалеку от родных для Григория Ганчешт. Образцом для подражания Котовский избрал уже знакомого нам неукротимого разбойника Василия Чумака. В начале 1906 года банда Котовского состояла уже из двух десятков хорошо вооруженных бандитов, многие ездили верхом. Теперь банда переместилась на околицы Кишинева — в Иванчевский лес. Для Бессарабии это бандитское формирование было достаточно крупным.

Только в декабре 1905 года котовцы провели двенадцать рейдов, нападая на царских чиновников, купцов и помещиков (в частности, ограблению подверглась кишиневская квартира Семиградова). Особенно жарким стал январь следующего года. Вначале котовцы попытались напасть на купца Гершковича в Ганчештах, но им не повезло, потому что сын купца сумел выбежать из дома и поднять тревогу. Сбежались соседи, потом подоспела полиция. Лихорадочно отстреливаясь, котовцы едва унесли ноги. Под Рождество банда совершила уже одиннадцать вооруженных ограблений, а с начала года по 16 февраля было совершено почти три десятка грабежей. Иногда в один день они грабили три квартиры или четыре экипажа подряд. Известно, что Котовский напал и на имение своего благодетеля Манук-Бея, после его смерти перешедшее к помещику Назарову.

Историки советских времен с удовольствием описывали революционные подвиги Григория Ивановича: нападение на полицейский конвой и освобождение двадцати крестьян, арестованных за участие в беспорядках; нападение на исправника, который вез три десятка винтовок; бой с тридцатью стражниками в Оргиевском лесу, случившийся 6 января. Да, все это происходило на самом деле, но бандитская природа котовцев и их Атамана Адского, или Атамана Ада, как величал себя Котовский, от этого не меняется. В начале 1906 года за его поимку полиция обещала выдать премию в две тысячи рублей.

Котовский был невероятно тщеславным человеком и с удовольствием распространял о себе всяческие легенды и небылицы. Совершая налеты, Григорий частенько издавал устрашающий крик: «Я Котовский!» Эта привычка боком вышла ему на следствии — не понадобилось доказывать участие Григория в тех или иных грабежах. Но зато о разбойнике Котовском слава шла и в Бессарабской, и в Херсонской губерниях!

Вызволив арестованных крестьян, Котовский оставил расписку старшему патрульной команды: «Освободил арестованных Григорий Котовский!» Осуществив налет на поместье Крупенского, Григорий захватил лишь два трофея, подарки эмира Бухары: трость с золотой отделкой и персидский ковер. (Интересно, как он собирался поделиться с бедняками этой добычей? Так или иначе, Котовский затем подарил трость полицейскому приставу Хаджи-Коли.) Крупенский гордо заявил, что изловит Атамана Ада, и тогда Котовский оставил очередную записку в изголовье спящего помещика: «Не хвались идучи на рать, а хвались идучи с рати». Таким образом, мы видим, что Котовский отличался некоторой склонностью к театральным жестам.

Обычно Котовский направлял помещикам письмо, требуя выкуп, и подписывался как Атаман Адский. Если землевладелец хотел избежать пожара, то выплачивал требуемую сумму. Так он выбивал силой или выманивал хитростью деньги из магнатов.

Однажды помещик Л., получив от Атамана Адского письмо с требованием выкупа, тут же позвонил в полицию. В назначенное время в дом прибыл важный полицейский чин с эскортом. Офицер успокоил помещика, заверил, что страшного Атамана уже выследили и скоро арестуют, но сбережения все же лучше перевезти в городской банк. Сам офицер гарантировал Л. охрану.

Помещик в благодарность предложил полицейскому разделить трапезу. С представителем власти в доме было спокойнее. Помещик обратил внимание, что красавица дочь и офицер бросают друг на друга вполне откровенные взгляды. Но решил, что это совсем не плохо, ведь статный офицер был подходящей партией.

У Григория, как мы знаем, был свой счет с магнатами: деньги он брал на содержание банды, а вот жены и дочери доставались ему по праву сильнейшего.

Утром Л. достал ценности из тайника и упаковал в саквояж для отправки. После идиллического завтрака полицейский поблагодарил всех за гостеприимство и… выхватил револьвер. Прозвучало легендарное: «Я Котовский!» Забрав заботливо упакованные сбережения и драгоценности, налетчик изящной походкой покинул дом. Но перед уходом произошла странная вещь: Котовский вернул дочери помещика сережки из награбленного.

В январе 1906 года случилось неизбежное: Котовского опознали и арестовали. В Кишиневской тюрьме он получил кличку Кот и стал признанным авторитетом. Кот вмешивался в порядки тюремных обитателей, устраивал расправы над неугодными. В мае того же года он занялся организацией побега семнадцати уголовников и анархистов. План казался красивым: самим переодеться охранниками и вывести всех, якобы направляя осужденных по этапу. Обезоружив трех надзирателей и забрав у них ключи от ворот, беглецы сначала решили выпустить всех уголовников. А те живут по принципу «каждый сам за себя». В тюрьме подняли тревогу, прибыла рота солдат и конных стражников, которые и водворили тринадцать беглецов, включая Котовского, обратно в камеры. Котовский после этого пытался бежать еще дважды и через полгода добился успеха.

В полицейских сводках можно найти словесный портрет уголовника, откуда мы узнаем, что росту в нем было всего 174 сантиметра (в то время как многие наделяли его «богатырским двухметровым ростом»), телосложение он имел плотное, немного сутулился, отличался «боязливой» походкой и слегка покачивался при ходьбе.

Далее в портрете говорится о карих глазах, круглой голове с небольшими усами, редкими черными волосами и залысинами на лбу. Имелась и особая примета — странные черные точки под глазами: это была татуировка пахана, блатного авторитета. Уже после революции Котовский всячески старался избавиться от этих наколок, выжигал и вытравливал их. Григорий был левшой, владел стрельбой «по-македонски», то есть с двух рук, и начинал всегда с левой. Он знал, не считая родного русского, также немецкий, молдавский и еврейский языки. Умел произвести впечатление вежливого, интеллигентного человека, вызывать симпатию.

Полицейские сводки — и современники согласны с ними — в один голос описывают огромную силу Котовского. С самого детства он поднимал тяжести, занимался боксом, был большим любителем скачек. И это ему очень пригодилось в жизни, а особенно в тюрьме. Ведь сила здесь означала независимость и власть, позволяла запугивать врагов и прочих жертв. Так что в ту пору описать Котовского просто: это пудовые кулаки, буйный норов и тяга к удовольствиям. Если он не скучал на тюремных нарах и не разбойничал на большой дороге, то прожигал награбленное в дорогих ресторанах, публичных домах, а также на скачках.

Появившись в городе, он выдавал себя за элегантного и родовитого богача, называл себя помещиком или коммерсантом, управляющим или представителем какой-либо фирмы, машинистом, уполномоченным по заготовке провианта для армии… Котовский часто посещал театры, хвастался своим исключительным аппетитом и пристрастием к породистым лошадям, азартным играм и красивым женщинам.

После революции он станет утверждать, что все «отобранное у богатых раздавал бедным», только никто не знает, каким именно бедным. Котовский пошел в разбойники по одной простой причине — это было его истинное призвание, самый подходящий образ жизни. Начитавшись второсортной приключенческой литературы, он приобрел пристрастие к пышным высокопарным фразам, стал преклоняться перед физической силой, а также силой денег, начал истово верить в удачу. Хотя вполне возможно, Котовский делился какой-то мелочью с местным крестьянством — исключительно для поддержания реноме «народного мстителя», «бессарабского Робин Гуда».

В Кишиневе пристав городского участка Хаджи-Коли, посвятивший себя охоте на Котовского, сумел поймать его на одной из улиц. Это было 5 сентября 1906 года. Несмотря на то что Хаджи-Коли помогали три сыщика, Котовскому удалось убежать, хотя в ноге у него застряли две пули. Вездесущий пристав не оставил своих попыток и 24 сентября 1906 года сумел схватить разбойника в результате облавы, проведенной в злачных районах Кишинева. Едва оказавшись в камере, Котовский вновь стал готовиться к побегу. Удивительно, но однажды во время обыска в его строго охраняемой камере обнаружили револьвер, нож и моток веревки! Приговор Котовскому, вынесенный на суде, состоявшемся в апреле 1907 года, поразил многих своей относительной мягкостью: ему дали всего десять лет каторги. В ту пору казнили и за преступления помельче. Адвокаты Котовского говорили на суде, что изрядную долю награбленного Котовский раздавал неимущим, но доказательств этому никаких не предъявили. Подсудимый же во всеуслышание заявлял, что вовсе не грабил никого на большой дороге, а «боролся за права бедных» и «протестовал против тирании». В итоге высшие судебные инстанции не согласились с таким мягким приговором и отправили дело на повторное рассмотрение. В результате следствие установило, что банде Котовского покровительствовали некоторые полицейские чины, более того, один из полицейских сбывал то, что награбили котовцы. Однако при повторном рассмотрении дела, состоявшемся через семь месяцев, Котовский снова получил только двенадцать лет каторги.

В заключении Котовский водил дружбу с анархистами и старался завоевать авторитет у уголовников. До января 1911 года Котовский, уже находясь под стражей, не привлекался к каторжным работам, и только в феврале он оказался в Забайкальской губернии, в Нерченском уезде, где заключенные добывали золотоносную руду, — то есть на настоящей каторге. Поначалу Котовский всячески стремился добиться сокращения срока. Заслужив доверие тюремного начальства (как он сам писал в своей «Исповеди»), он стал бригадиром на строительстве Амурской железной дороги. Его перевели туда из шахты в мае 1912 года. В 1913 году в России праздновали трехсотлетие династии Романовых, и в честь этого события амнистировали десятки тысяч заключенных. Но не Григория, поскольку он считался опасным преступником. И вот, узнав, что под амнистию он не попадает, Котовский решается на побег.

Этот побег, состоявшийся 27 февраля 1913 года, вполне удался. В «советской» автобиографии Котовский отметил, что «при побеге убил двух конвоиров, охранявших шахту». Однако это снова не что иное, как вымысел. Котовский никого не убивал, впрочем, и на шахте он тогда уже не трудился. Он просто скрылся в лесу, окружавшем строящуюся дорогу. Но разве это выглядит героически, может вызвать восхищение? Тем не менее сухие материалы следствия гласят, что при побеге Котовский никому не причинил вреда, всего-навсего «скрывшись с работ».

После чего осенью 1913 года Котовский появился в Бессарабии. Уже к концу этого года в его вооруженной банде насчитывалось семь человек, а к 1915 году их стало шестнадцать. Атаман шайки раздобыл себе подложные документы на имя то ли Гушана, то ли Рудковского. Котовский тогда жил в Кишиневе, скрываясь у Майера Зайдера, которого когда-то спас от погрома (о чем было рассказано выше). Всего несколько дней ему понадобилось, чтобы перестать принимать наркотики, сесть в седло и вновь стать тем же самым Атаманом Адским.

Впрочем, какое-то время после возвращения Котовский пытался работать кочегаром и агрономом, но честная трудовая жизнь была не по нему. Его слишком манили опасные «приключения»…

И он берется за старое. Для начала Котовский совершил налет на помещика Назарова из Ганчешт, на которого явно затаил злобу, затем ограбил кассу винокуренного завода и Бендерское казначейство. В марте 1916 года на станции Бендеры его банда напала на арестантский вагон, который стоял на запасных путях. Для этого бандиты переоделись в офицерскую форму и разоружили охрану, после чего выпустили на волю шестьдесят уголовников; некоторые из них примкнули к своим освободителям.

В 1913 году, согласно уголовной статистике, Котовский осуществил пять налетов в Бессарабии. В 1914 году он появляется в Тирасполе, Бендерах, Кишиневе, Балте, где совершает примерно десять вооруженных налетов за этот год. За период с 1915-го и по начало 1916 года банда Котовского провела более двадцати налетов, и три из них — уже непосредственно в Одессе… Мечтой Котовского в то время было «лично собрать 70 тысяч рублей и махнуть навсегда в Румынию».

Далее, в сентябре 1915 года, «хлопцы» Котовского ограбили одесскую квартиру Гольштейна, крупного скотопромышленника, а проникли туда как сборщики пожертвований в общество «Синий цветок». С револьвером в руке Котовский предложил перепуганному купцу внести в «фонд обездоленных на покупку молока 10 тысяч рублей, так как многие одесские старушки и младенцы не имеют средств на покупку молока». Гольштейн сумел предложить «на молоко» только 500 рублей, и котовцы справедливо усомнились в том, что в столь богатом жилище больше никаких денег нет. В итоге налетчики изъяли из сейфа и карманов Гольштейна, а также его гостя барона Штайберга без малого девять тысяч рублей. Григорий Иванович любил пошутить — на эти деньги в 1915 году можно было напоить молоком всю Одессу… Однако ни в прессе того времени, ни даже в народных преданиях невозможно найти рассказ о том, как Котовский «напоил молоком» хотя бы одного неимущего. Скорее всего, котовцы просто-напросто прокутили добытое.

Итак, банда Котовского перебралась к богатству, в Одессу. В том же 1915-м котовцы ограбили хозяина магазина готового платья на три тысячи рублей, а затем некоего банкира — уже на пять тысяч.

Пик воровской популярности Григория Ивановича приходится на 1916 год. В газете «Одесская почта» появилась статья, озаглавленная «Легендарный разбойник». В ней Котовского величали ни много ни мало «бандитом-романтиком». Так он стал героем желтой прессы, описывавшей его как «справедливого разбойника», стремящегося не допускать лишних жертв во время грабежей и охотящегося лишь на богатых. Обычно его сообщники, идя на дело, надевали маски, но только не сам Котовский, более того, он даже называл себя жертве. Любопытный факт: если Котовского просили «не забирать все», «оставить на хлеб», то он вполне мог оставить жертве небольшую сумму ее собственных денег.

Второго января 1916 года удача едва не отвернулась от котовцев, когда они осуществляли налет на одесские апартаменты купца Якова Блюмберга. Направив на него револьверы, пять бандитов в черных масках приказали «дать на революцию двадцать тысяч рублей». Но пока налетчики были поглощены обыском, супруга купца, не растерявшись, разбила окно вазой и принялась кричать: «Помогите! Грабят!» Запаниковав, котовцы открыли беспорядочную пальбу, ранили супругу купца и его дочь, причем в результате этого шальная пуля попала в руку одному из налетчиков. Затем бандиты скрылись с места преступления, унеся с собой лишь золотую брошь и кольца с бриллиантами, которые они сорвали с несчастных женщин.

Зато последовавший за этим налет, который состоялся 13 января и жертвой которого стал одесский врач Бродовский, вошел в сокровищницу баек о Котовском. Его с наслаждением описывали во множестве газет, хотя бандиты унесли из этой квартиры всего сорок рублей, да еще золотые часы. Как только Котовский понял, что наводчики ввели его в заблуждение, он постарался успокоить перепуганного доктора: «Нам дали неверные сведения. Кто это сделал, поплатится жизнью. Я лично убью того, кто навел нас на врача! Мы стараемся не трогать людей, живущих своим трудом. Тем более что вы будете нас лечить». Однако же котовцы не постеснялись забрать у бедной фельдшерицы ее трудовые три рубля. Да и врачу, несмотря на речи Атамана Ада, не вернули ни копейки…

Двадцатого января в Балте был ограблен некто Акивисон, содержатель ссудной кассы; добыча составила около двухсот рублей, и еще были похищены драгоценности на две тысячи рублей. После этого, в конце февраля 1916 года, банда Котовского переместилась в Винницу. Вполне прибыльными оказались и грабежи на бессарабских дорогах. Там в начале 1916 года было захвачено трофеев на сумму 1030 рублей. А 28 мая 1916 года состоялось последнее ограбление на большой дороге возле Кишинева — напав на двух еврейских купцов, Котовский отнял у них все до копейки.

В начале лета 1916 года Котовский объявился в Бессарабии, на хуторе Кайнары. Вскоре оказалось, что он — под фамилией Ромашкин — устроился надсмотрщиком на хутор помещика Стаматова. Двадцать пятого июня хорошо знакомый нам пристав Хаджи-Коли, которому уже три раза посчастливилось арестовать Котовского, начал масштабную операцию по задержанию знаменитого бандита. Тридцать полицейских и жандармов окружили хутор. Котовский при аресте оказал отчаянное сопротивление, бросился бежать, и гнались за ним целых двенадцать верст, притом что он был дважды ранен в грудь. И все же его схватили и заковали в кандалы, ручные и ножные.

В ходе следствия выяснилось, что еще за полгода до ареста, решив легализоваться, Котовский нанялся надсмотрщиком на хутор, однако неоднократно отлучался с места работы на несколько недель. Во время этих отлучек он и организовывал налеты своей банды. Обыскав его комнату в имении, обнаружили браунинг, в стволе которого находился один-единственный патрон, и записку рядом с ним: «Сия пуля при трудном положении принадлежала для меня лично. Людей я не стрелял и стрелять не буду. Гр. Котовский».

Попав в одесскую тюрьму, «гр. Котовский» вновь легко сошелся с уголовным элементом. Особенно тесную дружбу он завязал с «королями», в частности с Чертом-Тертичным, с которым нам вскоре предстоит познакомиться поближе.

Суд над Атаманом состоялся в октябре 1916 года. Котовский не сомневался в том, что казнь неминуема, а потому постарался изобразить полнейшее раскаяние, изложив свою «исповедь». Оправдываясь, он утверждал, что часть добычи всегда отдавал нуждающимся, а также в Красный Крест, в пользу раненных на фронте. Однако, как и в прошлый раз, он не сумел предъявить никаких доказательств столь благородных поступков.

На этот раз, в середине октября 1916 года, Одесский военно-окружной суд все же приговорил Котовского к повешению. Впрочем, власти по какой-то неясной причине не спешили с исполнением приговора. А тем временем грянула Февральская революция 1917 года, распахнувшая ворота тюрем для политических заключенных. На волю выпустили даже анархистов-террористов, и народ радостно встречал их как «буревестников революции». Впрочем, Котовского амнистия снова не коснулась: его оставили за решеткой. Более того, новая власть решила распорядиться его судьбой достаточно сурово. Смертная казнь была заменена двенадцатью годами каторги с последующим запретом на общественно-политическую деятельность, и это не удивительно, ведь так и не было найдено никаких доказательств участия Котовского в революционных организациях после 1905 года, как и свидетельств его «благотворительной» деятельности. Новая революционная власть тоже считала его не более чем бандитом.

Однако 8 марта заключенные Одесской тюрьмы подняли бунт, во время которого особенно отличился заключенный Котовский: как ни странно, он призывал уголовников к спокойствию. Видимо, надеялся, что впоследствии ему зачтется этот поступок. Результатом этого бунта стали новые, «революционные» тюремные порядки. В то время газеты писали: «Все камеры открыты. Внутри ограды нет ни одного надзирателя. Введено полное самоуправление заключенных. Во главе тюрьмы Котовский и помощник присяжного поверенного Звонкий. Котовский любезно водит по тюрьме экскурсии».

В конце марта 1917 года газеты сообщили, что Котовский временно отпущен на свободу. И вот как это произошло. Явившись к начальнику Одесского военного округа, он заявил, что сумеет принести пользу новой власти, организовав «революционную милицию». Котовский утверждал, что хорошо знает преступный мир Одессы и может способствовать аресту или перевоспитанию уголовников. Более того, в прессе говорилось о том, что Котовский уже успел оказать некоторые услуги Секции общественной безопасности, ловившей уголовников и провокаторов. Например, он сопровождал милицию во время обысков и арестов, причем еще в то время, когда был заключенным. Невероятная изворотливость и способность жертвовать… своими друзьями!

Пятого мая 1917 года Котовского наконец-то освободили, но с обязательным условием: немедленно отправиться на фронт. Позже Григорий Иванович утверждал, что его освободили «по личному распоряжению Керенского». Но и ранее Котовский-заключенный имел «особый статус», в тюрьме носил обычную одежду, а не форму, а порой только ночевал в тюрьме! В 1917 году «вся Одесса» носила Атамана Ада на руках. Одесские «братишки», представители левых сил, чествовали его как своего героя. В том же году на аукционе в Одесском оперном театре Котовский пустил с молотка свои «революционные» кандалы. Либеральный адвокат К. Гомберг приобрел ножные кандалы за огромные деньги — 3100 рублей, после чего передал их в дар музею театра. А вот ручные кандалы обошлись хозяину кафе «Фанкони» всего в 75 рублей; несколько месяцев они в качестве рекламы красовались в витрине его заведения. Из суммы, вырученной за кандалы, 783 рубля Котовский перечислил в фонд помощи заключенным Одесской тюрьмы.

Летом 1917 года Котовский стал добровольцем-вольноопределяющимся 136-го Таганрогского пехотного полка 34-й дивизии, воевавшей на Румынском фронте, — таким образом он «смывал кровью позор». Затем, в конце этого года, отряд Котовского перешел в состав Заамурского полка. Котовскому не довелось принять участие в реальных боевых действиях. Впрочем, это не помешало ему поведать миру о жарких стычках, опасных рейдах в тыл врага… и наградить самого себя Георгиевским крестом за храбрость, а также чином прапорщика. В действительности же он был произведен лишь в унтер-офицеры. К любви Котовского к «преувеличениям» мы уже привыкли…

Летом и осенью революционного 1917 года кумиром Котовского был Керенский, глава Временного правительства. Горячо одобряя его политику, Котовский напрочь забыл о своих друзьях-анархистах. И снова вспомнил о них после Октябрьской революции, прекрасно понимая, что ставить нужно на победителей — только так добьешься успеха. В начале января 1918 года вместе с анархистами он помог большевикам захватить власть в Одессе и Тирасполе. Почему-то о тех днях Котовский не очень любил вспоминать, и они стали еще одним «белым пятном» в его биографии.

В январе 1918 года в Тирасполе Котовский собрал из бывших уголовников и анархистов отряд, чтобы дать отпор румынским королевским войскам. Как раз в это время румыны перешли реку Прут и оккупировали полусамостоятельную Молдову, на территорию которой претендовали три новоявленных государственных образования — Советская Украина, Одесская советская республика и УНР. Четырнадцатого января Котовский со своим отрядом прикрывал отход «красных» из Кишинева, после чего возглавил южный участок обороны Бендер от тех же румын.

Карьера Котовского продолжалась: он стал командиром Партизанского революционного отряда, борющегося против румынской олигархии, входившего в Одесскую советскую армию. Порой его видели в разных местах одновременно: то он возглавлял отряд во время боев за Бендеры, то сражался с петлюровцами возле одесского вокзала, то бился с осаждавшими одесское училище юнкерами. Воистину, жизнь человека-легенды сложена из мифов!

В феврале 1918 года конная сотня Котовского вошла в Тираспольский отряд — это была одна из частей Особой советской армии. Он совершал набеги на территорию Молдовы в районе Бендер, атакуя небольшие румынские подразделения. Впрочем, уже 19 февраля Котовский расформировал свою сотню, вышел из подчинения советскому командованию и стал действовать самостоятельно. Таким образом, банда по сути своей осталась бандой, интересовавшейся больше реквизициями, чем военными действиями.

След ее на какое-то время теряется в хаосе, последовавшем за отступлением Красной Армии из Украины. Однако известно, что в апреле 1918 года, в решающий для революции период, он распустил свой отряд, похоже, решив отдохнуть. С обозами отступающих он старался оказаться как можно дальше от линии фронта.

В самый грозный период Гражданской войны, то есть с мая по ноябрь 1918 года, о деятельности Котовского невозможно найти никаких упоминаний (еще одно «белое пятно» в его биографии…). Не исключено, что в мае 1918-го он встретился в Москве с лидерами анархистов и большевиков. В ставшей ему уже родной Одессе он объявился лишь в ноябре, имея на руках паспорт херсонского помещика Золотарева. Один из будущих «котовцев» описывал впечатления, возникшие во время первой встречи с Котовским в Одессе, таким образом: «Передо мною сидел не то циркач, не то маклер с черной биржи».

В начале 1919 года прошел слух, что у звезды немого кино Веры Холодной завязался бурный роман с Котовским. Этой очаровательной женщине не повезло очутиться в центре разнообразных политических интриг, в которых «красные» и «белые», разведчики и контрразведчики пытались использовать ее славу и многочисленные светские связи. Однако уже в феврале 1919 года Вера Холодная умерла, а возможно, ее убили, и загадка ее смерти до сих пор не разгадана.

В те месяцы в Одессу стекались состоятельные люди всех мастей, богачи и предприниматели бывшей Российской империи. И, естественно, на их деньги слетались как мухи на мед мошенники и аферисты, вымогатели и налетчики, грабители и проститутки.

Одессой тогда правила администрация гетманской Украины, представители австрийского генштаба, а также Мишка Япончик, «король воров». Котовский постарался как можно скорее наладить с ним тесные «деловые» связи. В то время Атаман Адский, который, впрочем, себя так уже не называл, организовывал в Одессе диверсионно-террористическую дружину. Поддерживая контакты с большевистским, левоэсеровским и анархистским подпольем, он, тем не менее, не подчинялся никому, действуя на свой страх и риск. По разным источникам, в его дружине было от 20 до 200 человек. Но первая цифра выглядит реальнее: банда и должна быть небольшой…

Дружина быстро прославилась, уничтожая провокаторов, вымогая деньги у разного рода фабрикантов, владельцев отелей и ресторанов. Как правило, Котовский подбрасывал жертве письмо, в котором требовал выдать ему деньги «на революцию». Именно диверсионно-террористическая дружина «революционера» Котовского способствовала тому, что Япончик утвердился как король бандитов Одессы, ведь он считался революционером-анархистом. Между Котовским и Япончиком тогда не существовало особых различий: оба были рецидивистами, бывшими каторжниками и анархистами. Совместно с бандитами Япончика дружина Котовского осуществила нападение на одесскую тюрьму, освободив множество заключенных, она же громила конкурентов Япончика, «бомбила» склады, магазины, кассы. Общее восстание бандитов и революционеров на Молдаванке, в пригороде Одессы, состоявшееся в конце марта 1919 года, тоже было их совместной операцией.

В тот момент, когда белогвардейцы стали покидать Одессу, стягиваясь к порту, дружинники Котовского, воспользовавшись хаосом и паникой, разыскивали на улицах города офицеров и убивали их.

О периоде «подпольной» жизни Котовского в Одессе почти не сохранилось достоверных сведений. Не очень убедительно выглядят рассказы Котовского о работе в одесском большевистском подполье с самого апреля 1918 года. Ведь в Одессе его помнили только с ноября 1918 года — и то не как подпольщика, а в лучшем случае как «народного мстителя», а то и простого грабителя, осуществлявшего налеты как на частные жилища, так и на государственные конторы. Ходили также смутные слухи о том, что якобы осенью 1918 года Котовский воевал вместе с Махно.

В настоящих документах большевистского подполья нигде не встречается имя Котовского. Вот почему ему отказали в просьбе считать его партийный стаж с 1917-го или с 1918 года. Собравшаяся в 1924 году партийная комиссия пришла к выводу, что Котовский начал сотрудничать с партией лишь весной 1919 года. Однако Котовский и дальше пытался обмануть партийный контроль, утверждая, что его отряд громил петлюровцев уже в декабре 1918 года. Но иногда он прокалывался, вспоминая, что в тот период вел партизанскую войну в Бессарабии, нападая на румынских полицейских.

Как только в Одессе установилась советская власть, Котовский был назначен новыми властями на первую официальную должность — он стал военкомом Овидиопольского военного комиссариата. В то же время ему поручили сформировать группу для подпольной борьбы в Бессарабии. Однако как может городок с семью тысячами обитателей, с гарнизоном в шестьдесят штыков удовлетворить амбиции бывшего Атамана Ада? Должность командира конного отряда из восьмидесяти человек, входившего в 44-й стрелковый полк 3-й украинской армии, несомненно, понравилась ему больше; проблема заключалась лишь в том, что это подразделение существовало только на бумаге из-за банального отсутствия лошадей. Вспомнив юность, Григорий Иванович предложил угнать коней у соседей-румын. Группа из сорока человек под его предводительством форсировала Днестр и напала на конный завод в 15 километрах от границы, откуда увела почти сотню отличных скаковых лошадей.

И вот 3 июня 1919 года Григорий Иванович Котовский получил первую значительную должность, став командиром 2-й пехотной бригады 45-й стрелковой дивизии. Первым проверочным заданием для Котовского было подавление недовольства крестьян-старообрядцев одного из сел Одесской губернии. Шесть дней повстанцы держали оборону в своем селе, но в итоге карательный отряд справился с задачей, утопив бунт в крови. Восставшие получали подмогу из соседних сел, потому пришлось «карать» и их. А уже через две недели Котовский подавил восстание немецких крестьян-колонистов, а также «умиротворил» петлюровское село. Соединение Котовского переименовали в 12-ю бригаду 45-й дивизии. Сперва ее использовали в качестве прикрытия по Днестру со стороны Румынии. Но с наступлением петлюровских войск, с конца июля 1919 года, Котовский со своей бригадой удерживал фронт в районе Ямполь — Рахны.

На помощь к Котовскому Советы выслали полк имени Ленина под командованием Мишки Япончика. Полк полег почти весь после первого же сражения. Но не будем пока забегать вперед — ведь рассказ о Короле еще впереди. После того как полки Стародуба и Япончика были самым бесславным образом разгромлены, часть входивших в них одесских бандитов и немногим от них отличавшихся матросов вошла в 402-й полк бригады Котовского. Легендарный комбриг стал для них лучшим покровителем: он отдавал захваченные села солдатам на разграбление.

Новая легенда о Котовском возникла летом 1919 года. Якобы он собирался во главе пяти тысяч конников выступить против Румынии и отвоевать у нее Бессарабию, после чего оказать помощь венгерским революционерам. Но опять этому не находится никаких документальных свидетельств.

Собственно, уже становится понятно, что герой Котовский — один сплошной миф. И его жизнь, как бы ужасно это ни звучало, — это жизнь призрака. Каким бы необыкновенным человеком Котовский ни был, но все уже о нем рассказанное… рассказано не о нем. И дальше будет так же: факты назначений и мифы о героизме.

В начале 1920 года Котовский стремительно делал карьеру: его назначили начальником кавалерии 45-й дивизии. В марте того же года он стал командиром кавалерийской бригады, затем, в декабре, уже командиром 17-й кавалерийской дивизии, то есть генералом, и это без всякого военного образования. Достоверно известно, что в январе 1920 года Котовский воевал с деникинцами и махновцами на линии Екатеринослав — Александровск. Впрочем, отмечалось, что «серьезных боев против белогвардейцев не велось». И тогда же Котовский женился на Ольге Шанкиной, медсестре, переведенной в его бригаду.

Далее, с конца января 1920 года, Котовский принял непосредственное участие в разгроме белогвардейского генерала Шиллинга, что происходило неподалеку от Одессы. А 7 февраля, как отмечают историки, котовцы без боя заняли пригороды Одессы, поскольку генерал Сокира-Яхонтов полностью капитулировал, сдав город победоносной Красной Армии.

Также известно, что котовцы воевали с повстанцами, которых возглавлял атаман Матюхин, подручный Антонова. Это дало Григорию Ивановичу возможность вновь блеснуть своим актерским талантом. Атаман Матюхин узнал, что к нему на помощь спешит «повстанческий отряд донского казачьего атамана Фролова». Этого атамана Фролова изображал сам Котовский. Атаманы собрались на «дружескую встречу», во время которой котовцы расстреляли весь штаб Матюхина. Тогда же был ранен и Котовский, а Матюхину удалось бежать, после чего он еще два месяца сражался с «красными». Здесь Котовский снова пошел на обман: он передал в Центр сообщение, что при разгроме отряда Матюхина уничтожено 200 бандитов, в то время как у котовцев только четверо было ранено! Выдумкой оказалась также история о том, как Матюхина сожгли в амбаре, ведь впоследствии выяснилось, что он остался жив. Тем не менее за борьбу с антоновцами 185 котовцев получили орден Красного Знамени.

До самого августа 1921 года бригада Котовского подавляла крестьянские восстания. За выдающиеся заслуги в борьбе с собственным народом Котовский был награжден орденом Красного Знамени, а также «почетным революционным оружием». За победу над повстанцами Украины Григорий Иванович получил еще два ордена Красного Знамени. В конце 1921 года Котовский стал командиром 9-й Крымской конной дивизии имени Совнаркома Украины, а кроме того — начальником Таращанского участка по борьбе с бандитизмом.

Тридцать первого октября 1922 года Котовский стал командиром 2-го кавалерийского корпуса. Это было очень высокое назначение. Оно стало возможным благодаря дружеской поддержке Михаила Фрунзе, который в 1922 году стал вторым человеком в УССР — зампредом Совета Народных Комиссаров УССР, командующим войсками УССР и Крыма.

Год 1922-й в Украине был годом стремительного развития новой экономической политики — НЭПа. Появилось множество дельцов-нэпманов, в обороте крутились немалые деньги, капиталы создавались из воздуха. Почти все деловые операции осуществлялись «в тени», и некоторые предприимчивые начальники из большевиков вовсю конвертировали свою власть в деньги. Не отставал от них и Котовский. Собственно, судите сами. Якобы для того, чтобы обеспечивать сахаром Красную Армию, комкор арендовал сахарные заводы в районе Умани, где находилось ядро его корпуса. Также он предпринимал попытки контролировать торговлю мясом и поставки его в армию на юго-западе УССР. После введения золотого рубля все это стало давать огромный доход. При корпусе было создано военно-потребительское общество, владевшее цехами и подсобными хозяйствами. Здесь шили форму, одеяла, сапоги. В итоге тот район, где размещался корпус, превратился в самовластную республику, и закон в ней действовал только один — воля Котовского.

В бригаде, в которую превратилась его прежняя банда, мы снова видим Майера Зайдера — он служил на выгодной должности интенданта. У Зайдера была красавица жена — из бывших проституток (революция многим дала шанс на новую жизнь).

Котовский, как мы знаем, тоже был женат. Это было серьезное, проверенное войной чувство. Но атаман не мог пройти мимо жены Зайдера, с которой у него в далеком 1914 году был мимолетный роман.

По версии ЧК, случилась банальная пьяная бытовая разборка: Майер застал Котовского с женой и в ярости трижды выстрелил. Пуля пробила яремную вену, и комбриг почти мгновенно скончался.

В деле было много странностей. Уже через несколько секунд после выстрелов к телу Котовского подбежали солдаты. Труп был недвижим, но ведь агония, особенно такого сильного человека, обычно продолжается больше минуты. Ходили упорные слухи, что убили Григория Ивановича в другом месте. И убил точно не Зайдер.

Еще одно странное обстоятельство: убийцу Котовского приговорили всего к 10 годам тюрьмы. Но выпустили уже через два года — за примерное поведение. Зайдер недолго оставался на воле — вскоре его задушили и бросили на железнодорожных путях, чтобы наезд поезда скрыл следы убийства. Почерк очень напоминал чекистский, но слухи ходили, что к этому причастны старые котовцы.

Шла битва за власть между красными вождями — Сталиным и Троцким. И командармов, имевших собственную позицию, на всякий случай устраняли, как это случилось с Фрунзе, другом Котовского, в том же 1925 году. Большевикам не нужны были сюрпризы, а Котовский, как мы убедились, был фигурой со многими неизвестными. Поэтому его убили и канонизировали.

Тело Котовского забальзамировали и отправили в город Бирзулу, там для него возвели особый мавзолей. В годы Второй мировой войны оккупанты разрушили его, извлекли останки комкора и бросили в общую могилу. Однако тело не пролежало там долго. Местные жители выкопали его и хранили в мешке три года — вплоть до освобождения Бирзулы.

Собственно, мы уже подходим к тому печальному временнóму водоразделу, за которым исчезают сильные одиночки, талантливые аферисты и отчаянные сорвиголовы. Все чаще в наш рассказ будет вмешиваться политика, убивая очарование предприимчивости и уничтожая тех, кто позволял себе быть личностью.