Коновалов лежал на спине, наслаждаясь тишиной и покоем. В комнате царил багровый полумрак — так хотелось Коновалову. Он сам не понимал, почему у него получилось. Просто в один момент ему захотелось, чтобы освещение стало слабее. Так и произошло.
Очевидно, стены комнаты каким-то образом уловили настроение Коновалова и его желание. Огненный Дворец, исполненный таинственной силы, жил, подобно живому существу. Можно было подумать, что находившиеся в бесконечном движении волны огня обладают своим разумом и волей. Но на самом деле было, конечно, не так.
Свои силы Огненный Дворец питал от хозяйки Харамишата — Мархаэоль Игнт. Он подчинялся только ей одной, он существовал ради нее одной, он исполнял малейшие ее прихоти. И в данный момент прихотью Мархаэоль Игнт было удовлетворение желаний своих гостей.
Для самих гостей это было несущественно. Главное, что они чувствовали себя здесь хорошо.
Неведомые силы подчинялись малейшему желанию Коновалова. И Юрию это доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие.
Оказавшись в этой комнате, Юрий без боязни уселся на постель... или то, что ее здесь заменяло, — бьющий из пола фонтан огня, пламя которого не поднималось вверх, а плавно пригибалось книзу, совсем как самый настоящий родник. Огонь, словно бы придавливаемый какой-то силой, вспухал над багровеющим полом низким и широким холмом.
Ощущение покоя царило буквально во всем — в плавном переливе огненных струй по стенам, в мерцании углей на полу, в рдеющем багровым светом потолке. Здесь не было того нервного напряжения или гнетущего безмолвия, заполнявших владения Махвата Игнта и его Замок Тишины. Там Коновалов словно бы постоянно ощущал на себе чей-то внимательный и пристальный взгляд. Словно Махват Игнт непрерывно следил за ним. Так это было на самом деле или нет, Коновалов сказать не мог. Но каждой клеточкой своего тела он чувствовал этот взгляд.
Может быть, Мархаэоль тоже следит за ними. Но если даже и так, то делает она это ненавязчиво, не стесняя своих гостей и тщательно скрываясь.
Впрочем, пусть следит. Это не имеет большого значения. Все равно здесь и сейчас Коновалов не смог бы причинить ей вреда. Да и не собирался он этого делать.
По совершенно непонятной причине Юрия одолевала какая-то досада. Словно бы воспоминание о чем-то, о каких-то неведомых великих и безвозвратно упущенных возможностях. И это не давало ему покоя, что еще больше злило Коновалова, не позволяло ему насладиться отдыхом и спокойствием в полной мере.
Юрий лег, раскинул руки и подумал, что вряд ли у него когда-нибудь будет еще такая возможность расслабиться. У себя дома, в Срединном Мире, подобное просто невозможно. В Москве не очень-то расслабишься, там постоянно нужно быть в напряжении — для того, чтобы выжить. Да и не только для этого, одного ощущения безопасности мало. Очень хорошо (порой даже просто необходимо), чтобы ему сопутствовало ощущение сытости. А в Срединном Мире это сейчас большая редкость — ощущение безопасности и сытости. Сейчас же он не испытывал ни голода, ни жажды... Впрочем, нет, пить хотелось.
И едва он успел подумать об этом, как пламя стены в углу комнаты всколыхнулось, выплеснуло в воздух сгусток огня, который тут же превратился в женскую фигуру.
Юрий лениво посмотрел на нее. Страха он не испытывал. Он уже уверился в том, что ничего опасного здесь не произойдет и ничего плохого с ним не случится.
Женщина, легко ступая, подошла к Юрию. В руках ее был кубок. Кубок этот, казалось, тоже был сплетен из огня — этакая огненная воронка, наполненная искрящимся и кипящим напитком.
Она с поклоном протянула кубок Юрию. Тот осторожно принял его. Вид напитка говорил о том, что он должен быть горячим. Юрий приподнялся на локте и осторожно пригубил.
Прохладный, ни с чем не сравнимый вкус. Во рту сразу же стало свежо, по телу разлилось приятное ощущение. Юрий залпом допил кубок и посмотрел на женщину.
Молодая, смуглая. Густые волосы необычного, ярко-синего цвета. Глаза совершенно нечеловеческие — алые, словно пылающие угли. Тело скрыто под легкой красной накидкой, оставляющей обнаженными только руки и плечи. Но и так понятно, что женщина стройная.
Юрий никогда раньше не видел таких. И дело не в синих волосах или пылающих углями глазах. Просто она вся была какая-то необычная. Она очень сильно отличалась от женщин Срединного Мира. Те были намного более нервные и резкие, и в глазах их постоянно сидели затаенный страх и готовность убивать. Или наоборот — рабская покорность судьбе и безразличие ко всему происходящему — и вокруг, и к себе самим. У этой же глаза, несмотря на цвет, глядели на Коновалова со спокойным интересом, с любопытством и доверием. И Коновалову захотелось вдруг смотреть в них не отрываясь.
Юрий протянул руку и прикоснулся к ее щеке. Пальцы его ощутили теплую шелковистую кожу лица. Женщина улыбнулась.
Коновалову вдруг нестерпимо захотелось обнять ее. Он подумал, что очень долго уже не позволял себе подобного. Да и происходило это постоянно так, что не оставляло по себе никаких приятных воспоминаний. Да и вообще помнилось очень недолго.
Коновалову вдруг стало тоскливо и обидно. Внезапно, всего лишь за одну секунду, он вдруг ощутил, что время уходит безвозвратно, что жизнь проходит, принося ему лишь разочарования, боль, страх и напряжение. Жить, чтобы выжить, — в этом ли смысл? Отказывать себе во всем, ради... ради чего? Победы над гоблинами? Ради победы, результатов которой ты, может быть, и не увидишь? И никто из ныне живущих, может быть, не увидит... А потом — кто вспомнит, что был такой парень, Юрий Коновалов? Кто вспомнит, что сделал он для этой победы, для освобождения Срединного Мира?..
Свобода, безопасность и нормальная жизнь для других ценой своей собственной жизни. Победа ценой своего поражения. Радость для других ценой своей печали. Свобода мира ценой собственного рабства...
Юрий провел ладонью по ее плечу. Синеволосая красавица пристально смотрела на него — два рдеющих в полумраке угля манили к себе.
— Как тебя зовут? — спросил Коновалов.
Она ответила улыбкой. Нежные губы раздвинулись, обнажив белизну ровных зубов, цвет которых не искажал даже рдеющий полумрак комнаты. Коновалов попытался представить себе, какими должны быть эти губы, каков может быть их поцелуй.
— Ты здесь живешь, да? Ты служишь Мархаэоль? — спросил Коновалов.
Красавица опять не ответила — лишь улыбка, приветливый и на все готовый взгляд да еле уловимый трепет ресниц.
— Ну, не хочешь говорить — и не надо, — решил Юрий. — Иди сюда...
И он взял женщину за руку и притянул к себе...
* * *
Комната была прекрасна. И самым прекрасным здесь были зеркала — великое множество их расположилось по стенам. Лепестки пламени окружали овальную зеркальную поверхность, услужливо отражавшую новый облик Эллины. Все это было очень здорово — и комната, и зеркала, и внешность... Но больше всего поразил Эллину бассейн, занимавший всю центральную часть комнаты. Вздымалась пузырями расплавленная лава; пузыри эти лопались с тихим звуком, наполняя воздух приятным ароматом; вокруг бассейна трепетали языки пламени, образуя огненный бордюр.
Первые несколько минут Эллина провела перед зеркалом. Она разглядывала себя, пытаясь вспомнить: такой ли она была когда-то, очень давно? Лицо казалось совершенно иным, но в то же время не чужим. И оно было красивым, на него хотелось смотреть не отрываясь. Ни потрескавшейся кожи, ни старых шрамов. Ни на лице, ни на шее, ни на плечах...
Эллина торопливо скинула с себя одежду и замерла перед зеркалом. Она всегда завидовала Даше — ее красоте, ее формам. Что ж, теперь Эллина выглядит не хуже. А пожалуй, даже и лучше...
Эллина оглянулась на бассейн, подумала несколько секунд, а потом подошла к огненному бордюру, без опаски ступая по светящемуся раскаленному полу, меж каменных плит которого сквозь щели пробивалось пламя. Эллина посмотрела на кипящую лаву и задумалась. Одно дело — пол, стены... Они безопасны, в этом Эллина уже успела убедиться. А бассейн... бассейн — это немножко другое...
Эллина присела и осторожно погрузила туда ногу. Ничего. Все в порядке.
И тогда Эллина прыгнула в бассейн.
Ленивой волной взметнулась огненная жидкость, всколыхнулась и опала. Эллина погрузилась по самые плечи и ощутила всей кожей мягкие прикосновения густой бурлящей лавы. Это было неожиданно и приятно. И вызывало в памяти какие-то очень знакомые и такие же приятные, но совершенно забытые уже воспоминания.
Эллина легла на спину, раскинув в стороны руки. Густая жидкость без труда удерживала на поверхности ее тело. Мягкие покачивания убаюкивали, ленивые прикосновения ласкали кожу. Эллина закрыла глаза и улыбнулась.
Хорошо...
Ей давно не было так хорошо. Да сейчас она и не могла уже вспомнить, бывало ли ей в жизни когда-либо так хорошо.
Эллина открыла глаза и увидела в комнате Мархаэоль. От неожиданности Эллина растерялась и погрузилась в огненную лаву с головой. Густая жидкость захлестнула лицо, и Эллина зажмурилась. В ушах раздался мелодичный звон, похожий на какую-то приятную мелодию. Но ноги Эллины быстро нащупали дно, она выпрямилась и провела ладонью по лицу, ощущая на губах вкус свежей родниковой воды, — неожиданно и приятно.
— Не пугайся, — сказала Мархаэоль. — Я не причиню тебе вреда.
— Я знаю, — ответила Эллина.
Слова эти сами слетели с ее губ. Она вроде бы вовсе и не собиралась их произносить.
«Но ведь это и в самом деле так...» — подумала Эллина. И непонятно почему, уверенность в том, что ни ей самой, ни остальной команде ничего опасного не грозит, окрепла в ее душе.
— Хороший бассейн, — сказала Мархаэоль, подходя к самому краю, к самым трепещущим огненным лепесткам.
— Ага, — кивнула Эллина.
Мархаэоль присела на корточки и грустно улыбнулась.
— Тебе нравится в Харамишате? — спросила она.
Эллина кивнула.
— Здесь лучше, чем в Антааре, — продолжала Мархаэоль, садясь на край бассейна и опуская в него ноги. — Во владениях Махвата всегда тихо. И тишина там не такая, как в Харамишате. Если ты не желаешь ей подчиниться, она начинает давить. И Махвату нравится ночь, а мне — день. Мы с ним очень разные, — опять улыбнулась Мархаэоль, болтая ногами в густой лаве. Небольшие ленивые волны, словно спины маленьких морских животных, плавно двинулись по раскаленной поверхности в свой недолгий путь.
— Мне немножко жаль провинцию Пра, — продолжала Мархаэоль. — Махват все там переменит. Раньше в Пра царили ветер и зеленые цвета. Мне там тоже нравилось, хотя самого Рагдара я терпеть не могла. Но у него были ветер и леса. Это было красиво. Но я знаю Махвата и понимаю, что теперь Пра станет совсем иной...
Эллина молча слушала Мархаэоль. И перед ее внутренним взором вставало все, о чем та рассказывала. Густые леса с высоченными деревьями, пронизанные ветром; шум листвы, напоминающий громкий шум морского прибоя; волнующиеся под ветром травы лугов, очень похожие на океан...
— Антаар нравится тем, кто любит покой и тишину, — говорила Мархаэоль. — Он удобен, если собираешься замереть навеки и не двигаться, если получаешь наслаждение от этого. А здесь хорошо. Здесь не такие покой и тишина, как в Антааре.
— Мне больше нравится у себя, — заметила Эллина, — в Срединном Мире...
Мархаэоль легко оттолкнулась и спрыгнула в бассейн, всколыхнув медленную и тягучую волну. Она была немного выше Эллины, и лава едва доходила ей до груди.
— В Срединном Мире... — задумчиво повторила Мархаэоль слова Эллины. — Срединный Мир не ваш...
— Пока не наш, — уточнила Эллина.
— Да, — согласилась Мархаэоль, протягивая руку и касаясь плеча Эллины. — Но скоро он станет вашим. Я знаю, — уверенно добавила она и тяжело вздохнула.
Эллина удивленно посмотрела на нее. Рука Мархаэоль лежала на плече, приятно холодя кожу. Пальцы Мархаэоль были тонкими и шелковистыми.
— Ты так говоришь... — пробормотала Эллина. — Можно подумать, что тебе...
— Нет, что ты, — улыбнулась Мархаэоль. — Я сама очень хочу, чтобы Срединный Мир стал свободным от Багнадофа.
— Тогда в чем же дело?! — удивленно спросила Эллина.
Мархаэоль провела пальцами по ее плечу, коснулась шеи. Эллина непроизвольно закрыла глаза. Она ощутила щекой прикосновение Мархаэоль, почувствовала, как ее рука скользит по коже, как слегка подрагивают кончики пальцев.
— Жаль, — тихо прошептала Мархаэоль.
— Чего? — не поняла Эллина.
— Жаль, что ты погибнешь, — пояснила Мархаэоль.
Эллина от этих слов невольно вздрогнула и открыла глаза. Мархаэоль смотрела на нее с невыразимой грустью.
«Погибнешь...» — эхом отдалось в мозгу Эллины.
Ей вдруг страстно захотелось жить. Действительно, а что она видела в своей недолгой жизни? Ведь только сейчас она по-настоящему почувствовала себя человеком.
— Что с тобой было? — спросила Мархаэоль. — Я имею в виду — раньше. До того, как ты перестала быть такой...
И Эллина, непонятно почему, принялась вдруг рассказывать Мархаэоль о том, о чем она никогда и никому еще не рассказывала. О том, как она встретилась с человеком и как они стали жить вместе. О том, как они отправились разыскивать военный склад. О том, как их засекла какая-то неизвестная команда и как пришлось удирать. И о том выстреле, навсегда лишившем Эллину радостей жизни...
Мархаэоль слушала молча, внимательно глядя на Эллину. В глазах ее было сочувствие.
— Вот так! — закончила Эллина. — А теперь Махват сделал мне такой вот подарочек.
Мархаэоль вздохнула и опустила руку.
— Мне пора уходить, — сказала она. — А ты отдыхай и набирайся сил. И пусть у тебя все будет хорошо. Я верю, что вы победите. Я знаю, что у тебя получится уничтожить Черное Сердце. Чего бы тебе это ни стоило. Удачи...
Мархаэоль улыбнулась, подняла руки над головой и присела. Густая лава накрыла ее, словно одеяло. Эллина подождала немного, а потом осторожно двинулась туда, где только что была Мархаэоль. Эллина шла медленно, опасаясь наткнуться на нее. Но в бассейне никого не было.
Эллина дошла до края бассейна и выбралась из него. Потоки лавы медленно, словно бы не желая отпускать, скатывались с кожи на пол, шипели, вскипая и испаряясь, на раскаленных плитах. Эллина подошла к своей одежде и опустилась на пол. Она вдруг почувствовала необычайную слабость. И внезапно захотелось плакать. Все ее хорошее настроение, вся бодрость и свежесть — все куда-то исчезло, словно и не бывало.
К одежде Эллина даже не прикоснулась. Она села рядом, поджала ноги и спрятала лицо в ладонях.
Мархаэоль напомнила ей о самом важном деле, самом необходимом, о боевом задании — о Черном Сердце. Раньше Эллина всегда ощущала в себе прилив сил, когда думала об этом. Когда представляла себе, как она это сделает (Эллина нисколько не сомневалась, что Черное Сердце уничтожит именно она — а кто же еще?!). Но сейчас эти мысли вызывали у Эллины лишь досаду и раздражение.
Тогда она попыталась представить себе лицо врага. В тот момент, когда он стрелял в нее. Но и это не помогло. Эллина ощутила только легкую грусть и сожаление. Сожаление о том, что очень и очень скоро — вот чуть ли не прямо сейчас! — жизнь ее может оборваться. Именно не закончиться, а оборваться. В тот самый момент, когда она только-только начала вновь чувствовать себя человеком, а не догнивающей развалиной.
Эллина встала — тяжело, словно безнадежно больная, — и повернулась к зеркалу. Из зеркала на нее смотрела стройная и красивая девушка. Эллина невольно восхитилась своим телом, столь сильно переменившимся после посещения Антаара. И что теперь? Это вот тело — сильное и стройное, красивое и здоровое, — оно скоро должно умереть?
«Да...» — подумала Эллина.
Но ее отражение считало иначе. И оно отрицательно помотало головой...
* * *
— Не понимаю я, чего с ребятами происходит, — бурчал Колобок. — Расслабились, что ли? Может быть, и расслабились... Эллина — точно... дура...
— Не гунди, — ответила Катя. — Я ее понимаю. Эллине сейчас уже не до команды... наверное...
— Дура она, — повторил Колобок, присаживаясь на постель — зависший в воздухе над полом язык пламени. — На Махватову наживку клюнула. А теперь...
— Он ведь ни о чем ее не просил, — возразила Катя. — Он просто помог ей. Эллине же, наверное, было очень больно.
— А чего же ты не согласилась? — ехидно осведомился Колобок, стаскивая с себя мечи. — Тебе же он тоже хотел... это самое... просто помочь.
— Знаешь, — Катя села на постель рядом с Колобком, — я не привыкла получать что-то даром. Когда предлагают что-то, то обязательно потом приходится расплачиваться. Не так, так иначе. А жить надо здесь и сейчас, а не мыслью о грядущей расплате...
— Странно ты как-то рассуждаешь, — буркнул Колобок. — Послушать тебя — вроде бы все правильно. А подумаешь немного, и перестаешь понимать... — Колобок лег, повернулся к Кате спиной и закрыл глаза. Он не то чтобы очень уж хотел спать, просто возникло вдруг желание расслабиться.
Колобок слышал, как рядом устраивается Катя, как она возится, зачем-то стаскивая с себя куртку. Потом все стихло.
В голове Колобка царил полный сумбур. Ему вдруг показалось, что они все останутся в Харамишате — навсегда. Откуда возникли такие мысли — Колобок не знал. Он попытался разобраться и неожиданно для себя понял, что им всем, наверное, просто надоело. Надоело воевать, голодать, мерзнуть от холода или изнывать о жары, болеть и умирать... Колобок попытался представить себе Прыжка с автоматом — жестокий прищур, резкие движения, — но ничего не получилось. Прыжок вдруг предстал перед его мысленным взором рядом с этой своей Мархаэоль. И она куда-то тянула его за руку, уводя ото всех. Коновалова он вообще не смог вспомнить — лишь его спина, уходящая в сторону пылающей двери зала Огненного Дворца. А Эллину Колобок сумел представить себе лишь вертящейся перед зеркалом. Катя? Катя...
Колобок вдруг почувствовал нежное и осторожное прикосновение к своей шее. Живое и горячее прижалось к его спине, прильнуло, жарко задышало над ухом. Пальцы скользнули по щеке, взъерошили волосы.
— Блин! — Колобок резко сел на постели.
— Ты чего?!..
Колобок обернулся.
Катя хлопала глазами, удивленно таращась на него. Искусственная половина лица в красном сумраке светилась бледно-молочным цветом. Колобок подозрительно оглядел Катю. Она по-прежнему была в своей черной коже, даже обуви не сняла. И, судя по всему, лежала Катя спиной к Колобку...
— Это... это не ты?.. — поперхнулся Колобок.
— Что значит — не я?! — ошарашенно спросила Катя.
— Ну... — Колобок вдруг замялся. — Не ты сейчас... ко мне тут... ну типа прижималась...
— Обалдел? — спросила Катя, снова ложась и поворачиваясь на бок. — Приснилось тебе что-то...
Колобок слез с постели и отошел в самый дальний угол комнаты. Там он вытащил свой меч, крепко взял его в руки и присел на корточки.
«Мне не приснилось, — подумал он. — Мне не могло присниться, я чувствовал...»
Катя лежала тихо, дыхание ее сделалось ровным.
Колобок прикрыл глаза и тут же почувствовал какое-то движение в комнате. Но когда он огляделся по сторонам, все было спокойно.
«Мне не приснилось, — упорно твердил про себя Колобок. — Мне не приснилось...»
Всколыхнулись огненные стены, и что-то темное возникло на фоне багрового пламени. Колобок встал и взял поудобнее меч.
Темное пятно начало сгущаться и приобретать очертания человеческой фигуры.
— Махват!.. — выдохнул Колобок.
— Да, — кивнул Махват. — Я решил не обнадеживать вас. Все равно вам ничего не удастся сделать...
Говорил он громко — в полный голос, — и проснувшаяся Катя уже увидела его и поднялась с постели. Она обогнула Махвата и подошла поближе к Колобку — чтобы видеть лицо собеседника.
— Разъяснишь? — спросила она.
— Нужно ли? — пренебрежительно дернул плечом Махват.
— Что-то голос у тебя не такой, — прищурилась Эллина. — Как-то ты не совсем так говоришь.
— Нормальный голос, — нахмурился Махват. — Но это и не имеет значения. Прощайте!..
Он взмахнул рукой, и из пола ударили фонтаны огня. Катя с Колобком охнули и отпрянули к стене. Сквозь пылающую огненную стену Колобок видел, как Махват поворачивается и уходит. И он мимолетом отметил про себя, что плащ у Махвата почему-то красный. И волосы какого-то странного цвета, едва ли не зеленые. А потом ему стало не до этих мелочей. Потому что стена огня приближалась.
Дышать стало невозможно, обжигающий жар сушил губы, выжигал легкие.
— Достань из кармана блокнот! — заорала на него Катя.
Колобок сразу сообразил, о чем она говорит. Он лишь слегка удивился тому, что Катя сама не полезла в карман своей же куртки, в которую была одета. Но потом Колобок заметил в ее руках меч. «Как она его взяла? Когда?..» — растерянно подумал Колобок, вытаскивая из кармана блокнот Николая-летописца.
— Другую страницу! — крикнула Катя. Она скосила глаза, наблюдая за тем, как Колобок торопливо листает блокнот. — Эту, да!!! Читай!..
Колобок покорно принялся читать что-то, наверное заклинание. И пока он его читал, огонь делался все сильнее, жар — невыносимее. И в какой-то момент Колобок понял, что жизнь его окончена. Он громко закричал от боли и повернулся к Кате. И еще один крик едва не вырвался у него из пересохших губ — на этот раз от удивления. Потому что одежда на Кате была красного цвета. А искусственная половина лица сияла изумрудно-зеленым.
Катя одарила Колобка совершенно дикой улыбкой и растаяла в воздухе. Колобок зажмурился, разжал пальцы, выпустил блокнот и издал еще один крик — от отчаяния...
— Что с тобой? Колобок! Что ты? Что случилось?..
Колобок вдруг понял, что он стоит не в углу комнаты, а прямо перед огненной кроватью. И что Катя сильно трясет его за плечи. И боли нет, как нет и иссушающего жара. Только горло саднит от громкого крика.
Колобок высвободился и посмотрел на Катю. Катя была прежней — черная кожа, маска...
Катя.
Тогда Колобок опомнился и посмотрел себе под ноги.
Там, куда упал блокнот и где он по идее должен был и лежать, серела крошечная горстка пепла.
— Катя... — сдавленным голосом произнес Колобок и указал на пепел. — Блокнот...
— Что?! — Катя дернулась, захлопала по карманам, принялась обшаривать куртку.
Блокнота не было.
— Зачем? — Голос Кати звенел сталью.
— Ты мне сама отдала... — прошептал Колобок.
— Я?! — изумилась Катя. — Ты что, охренел вконец?! Когда я отдала? — Казалось, еще секунда — и Катя Колобка ударит — с размаху, изо всех сил.
— Когда начался пожар... когда огонь... и мы с тобой стояли в том углу... — Колобок с убитым видом махнул рукой.
— Ты сдурел? — крикнула Катя. — Я спала! И проснулась, когда ты стал что-то орать здесь, над самым ухом!
— Мы стояли там, — уже более уверенно сказал Колобок. — И еще здесь был Махват. Он говорил с нами. А потом он исчез, и начался пожар. А ты сказала, чтобы я прочитал заклинание. И дала мне блокнот... вот...
В течение всего этого монолога лицо Кати менялось. Глаза ее делались все более растерянными. Она поднесла руку к своему лицу и прикрыла пальцами губы.
— Это же был сон... — прошептала она.
И они оба посмотрели на кучку пепла.
И именно в этот момент обоим почудился легкий и презрительный смешок. Словно кто-то невидимый снисходительно усмехнулся над двумя дураками, которых удалось обвести вокруг пальца. Кто-то могущественный не считал уже нужным скрывать свое незримое присутствие здесь. Судя по звуку — женщина...