Ходит дом ходуном без конца, дочь Мария чертами в отца, мать сидит за столом, жжёт свечу. – Мам, поспи! – Не хочу, не хочу! За чертой, за порогом, в ночи, там, где струны грызут скрипачи, где кровавая речка течёт, и открыт уже гамбургский счёт, тихо красная всходит луна, как вдова, в чёрном небе одна. И Мария, шахтёрская дщерь, словно маленький загнанный зверь, всё стоит и стоит у окна, а в окне пустота, краснота. И надломлены руки её, и не снять уже ими бельё. И предчувствие скорой беды, словно запах гниющей воды.