Тишина проникает в ухо, и ты думаешь, что оглох, вот Мария на старой кухне сигаретный глотает смог. Надо лечь, пока держат стены, пока крыша ещё цела. У Марии дрожат колени, над Марией молчит луна коногонкою в небе буром – немигающий глаз отца. Только глаз один, ни фигуры, ни одежды, ни черт лица. Этот глаз на реке – дорожка, на стекле – серебристый блик. Скоро-скоро опять бомбёжка и глазной неуёмный тик.