Птицы возвращаются на восток, вместо речки тянется кровосток, но весна звенит, и готов росток пробиваться к звёздам. Как полны и влажны её уста, а она, дурёха, спешит в места, где боец, считающий «до двухста», и прогорклый воздух. Ощущенье пьяной шальной весны. Мы устали видеть дурные сны, мы устали жечь во дворах костры и бояться ночи. Скоро-скоро речка вскипит водой, и в неё бы утром войти нагой, вспоминая рыжего с бородой, но февраль обочин, где деревья всё ещё мертвецы, где не будут вылуплены птенцы, где стихи читают до хрипотцы, до истёртых связок, где рука Марии в моей руке, где вся жизнь, повисшая на курке, и слеза солёная в уголке маминого глаза.