Ошейник раба.
Римские крестьяне-пахари.
Порт Карфагена (реставрация).
Сравнительная характеристика Рима и Карфагена
Придерживаясь захватнической политики «разделяй и властвуй», Рим к 60-м годам III века до н. э., т. е. до начала войн с Карфагеном, подчинил себе Апеннинский полуостров до Паданской долины. Результатом покорения явилось создание под его эгидой римско-италийского союза — своеобразной формы государственной организации, характерной только для Древнего Рима. Федерация окончательно оформилась к началу Пунических войн. Связь между отдельными частями завоеванной Италии и Вечным городом была в основном политической и удерживалась силой римского оружия. Покоренные племена и общины заключили с ним многочисленные договоры. Большинство италийских племен находилось в неравном союзе, а с течением времени в положении неравноправных римских союзников оказались все племена Италии. Всякое государство, объявленное врагом римлян, автоматически считалось врагом союзников.
Рим был заинтересован поставить италийские племена в такое положение, чтобы вторжение неприятеля в его пределы было нежелательным и для италийцев и чтобы их интересы были тесно связаны с римскими. Италийцам поэтому предоставлялось право римского гражданства, но без права голоса. «Почетное гражданство» — так назвал его французский историк У. Сестон.
Только тесное содружество Рима с италийцами могло укрепить его обороноспособность. Поэтому он рассматривал завоеванные территории как союзные, а не как покоренные. Они сохраняли автономию, но теряли суверенитет в области внешних сношений; освобождались от налогов и дани, но обязаны были служить в римской армии и полностью несли расходы по содержанию снаряжаемых ими отрядов. Приморские города поставляли суда, укомплектованные гребцами и матросами (Лив., XXI, 61; XXII, 57; XXVI, 39). Рим определял лишь число воинов, необходимое для армии, а союзники сами производили набор, вооружение и комплектование. Очень часто это условие нарушалось, и римляне набирали армию практически в неограниченном количестве. Союзники находились на положении вспомогательных отрядов и никогда не составляли отдельного корпуса, сражаясь на флангах римского. Высший командный состав в союзных частях был из римлян. Союзникам же предоставлялись низшие чины (Полиб., VI, 26, 5).
Уже в последней четверти III века Рим достиг господства над обширной территорией с населением приблизительно 6 млн человек. В случае крайней опасности он мог выставить армию около 800 тыс. воинов: 273 тыс. римских граждан, 85 тыс. латинов и примерно 430 тыс. человек союзников (Полиб., II, 24).
В римско-италийском союзе все свободное население подразделялось на три категории — римские граждане, население латинского имени и союзники.
Римские граждане обладали правом голоса в народных собраниях и могли занимать высшие государственные должности. К ним принадлежали как коренные жители Рима, так и некоторых муниципиев (латинские или сабинские города, получившие римское гражданство), а также обитатели римских колоний. Такие колонии представляли точную копию и подобие своей метрополии.
Жители латинских городов и их колоний в Италии, не получившие римского гражданства, составляли разряд латинских граждан. Латинские колонии устраивались римской общиной при соблюдении тех же условий, что и гражданские, но они могли состоять не только из римских граждан, но и из латинов. В отличие от гражданских колоний латинские имели самостоятельную республику со всеми правами автономных общин. Положение латинов было одинаково с положением союзников, официально они даже числились в одном разряде с ними под общим наименованием — италийские союзники и латиняне. Однако от союзников граждане латинских колоний существенно отличались тем, что в случае переселения в Рим они получали все права гражданства и в ходе ближайшего ценза заносились в списки триб — округов. В армии представители латинских колоний, как и союзники, служили не в легионах римских граждан, а в союзнических отрядах — параллельных римским легионах.
Италийские племена, побежденные римлянами и заключившие с ними союз, назывались союзниками (socii). Победители положили конец кровавым раздорам союзников и даже предоставили им командование над отрядами воинов, набранными из них же. Это предоставляло возможность отличиться на войне, приобрести уважение своих сограждан и добыть себе еще большее богатство по праву союзников на военную добычу.
На самой низкой ступени в римско-италийском союзе стояли галлы и самниты, так как вели длительную борьбу с Римом. Их называли сдавшимися (dediticii). Они пользовались ограниченным самоуправлением. Потеряв независимость, эти племена враждебно относились к римлянам. Такая враждебность была благоприятной почвой для вторжения Ганнибала в пределы Италии с севера.
Накануне Пунических войн, когда уже сложился римско-италийский союз, проводилась усиленная колонизация на отдаленных землях. Эти окраины закреплялись путем основания там колоний. В то же время колонисты несли обязанности по охране завоеваний Римского государства, т. е. утверждали его господство над покоренными племенами и территориями.
Чрезвычайно разнообразно было положение населения в системе Карфагенского государства, имевшего заморские владения — часть Испании, области в Сицилии, Сардинию, острова в Средиземном море. Единство покоренных народов исключалось неодинаковым их положением.
Социальный статус карфагенского общества можно представить так: «могущественные», или сенат [аристократия], и «малые», или плебс (Юст., XXI, 4, 3; Салл., Юг., 19, 1; 21, 4), — это граждане города. Аристократия — правящая верхушка, в руках которой концентрировалась экономическая и политическая власть; плебс, пользующийся некоторыми подачками «могущественных», поддерживал их в народном собрании. Остальное население подразделялось на несколько групп.
Первую группу составляли финикийские союзные города Северной Африки, находившиеся на привилегированном положении. Некоторые из них (Утика, Коссура) считались юридически равноправными с Карфагеном (CIL, I, 448), но были лишены возможности вести самостоятельную внешнюю политику и внешнюю торговлю. Пунийцы эксплуатировали и союзников. Хотя они имели самостоятельное управление, но поставляли воинов в карфагенскую армию и облагались податями (Диод., XXIV, 10, 2).
Во вторую группу входили карфагенские колонии, пользовавшиеся определенными привилегиями. Это были союзники с ограниченным суверенитетом и во всех сферах гражданской жизни они приравнивались к пунийцам, даже могли вступать с ними в браки, служить в армии, но не участвовали в политической жизни. Не разрешалось им и торговать за пределами государства (Полиб., VII, 9, 5; Лив., XXXVI, 62; Диод., XIV, 47, 4; XX, 55).
Затем шли города и территории финикийцев, находившиеся под протекторатом Карфагена. Их населению тоже позволялось вступать в брак с карфагенянами, служить в армии, но внешнюю торговлю оно вело под наблюдением города и выплачивало ему налоги (Лив., XXXVI, 62; Диод., XIII, 59, 3; 114, 1; Циц., Верр., II, III, 6, 13).
На самое тяжелое положение были обречены коренные жители Африки — ливийцы, племена Испании и Сардинии. Они составляли категорию «подданных» (Полиб., VII, 9, 5). Их территория делилась на округа, управляемые карфагенскими стратегами. Общины этих племен не имели ни внутренней, ни внешней самостоятельности. Полибий (1, 72, 1–3) пишет, что пунийцы особенно жестоко обращались с населением Ливии, собирая с сельских жителей налог в виде половины урожая, с горожан — двойную дань. За неуплату налогов и поборов главу семейства превращали в раба. О насилиях карфагенян над туземцами сообщает также Диодор (XX, 55). Признать верховную власть Карфагена вынуждены были и кочевники, оттесненные в пустыню. Они платили дань и поставляли вспомогательные войска.
Многочисленным классом карфагенского общества были рабы. У некоторых рабовладельцев их сосредоточивались тысячи (Юст., XXI, 4, 6). Характерно, что положение различных групп рабов было неодинаковым.
Оружие римских воинов и шлемы.
Неотъемлемой частью и римского и карфагенского рабовладельческих государств являлась армия. Римская армия — гордость государства, комплектовалась из своих граждан и союзников. Служить в армии было почетно. Существовали даже ограничения для новобранцев: возрастной и имущественный цензы, физические и нравственные недостатки. Во вспомогательные отряды набирались союзники — италийцы. И те и другие служили с 17 до 50 лет. Такая армия имела явные преимущества перед карфагенской: воины были привязаны к своему отечеству, мобилизация занимала немного времени. Поэтому в любой момент она могла выступить в поход. Боевая единица армии — легион с его тактическими самостоятельными подразделениями, построенными в три линии с интервалами, был необычайно маневренным. Это давало возможность повторять атаку последующих линий, «вводимых в действие одна вслед за другой, в зависимости от требований момента».
Основу легнона составляла тяжелая пехота, набиравшаяся из состоятельных классов. Она подразделялась на три разряда: гастаты, принципы и триарии. Вооружение воинов находилось в прямой зависимости от их имущественного положения (Полиб., VI, 19–20). Гастаты, или копейщики, составляли первую линию легиона. Это молодые воины, их вооружение — два метательных копья (пилума) и меч, защитные доспехи: медный щит, поножи и шлем. Принципы (лучшие, главные) — самые опытные воины зрелого возраста. Они образовывали вторую линию. Их вооружение такое же, как и у гастатов, только из защитных доспехов — кожаные панцири, покрытые медными пластинками. И тех и других в легионе насчитывалось по 1200 человек, организованных в 10 манипул по 120 воинов. Самые испытанные воины-ветераны — триарии образовывали третью линию легиона. Они же — самые богатые. Оружие у них такое же, только вместо пилумов — тяжелое короткое копье. Насчитывалось их в легионе 600 человек, организованных в 10 манипул по 60 человек.
Гастаты.
Легкая пехота (велиты) комплектовалась из новобранцев и представителей низших разрядов населения. Ее назначение — завязывать бой с противником и нести охрану легионов. Легкий деревянный щит, меч и дротики составляли вооружение велита.
Составная часть легионов и союзнических отрядов — конница. В каждом легионе насчитывалось 300 кавалеристов, которые относились к самому высокому имущественному цензу. В параллельных союзнических отрядах их насчитывалось по 900. И римляне и союзники организовывались в эскадроны (турмы). Конница была самым слабым звеном легиона.
Организация римской армии в III веке до н. э.
Основной ударной силой римской армии оставалась пехота. Даже Ганнибал во время похода в Италию организовал и вооружил свою пехоту по системе римской.
«О карфагенской армии мы не имеем никаких подробностей…», — писал Ф. Энгельс. История не сохранила о ней сведений. И все же из отрывочных данных источников нам известно, что все подвластное Карфагену население Африки, средиземноморских островов и Испании было обязано поставлять ему воинов. Ливийские (африканские) воины составляли главную силу пунической армии, по крайней мере в ее численном выражении. Ядро армии — священная дружина, служила в ней карфагенская знать. Здесь проходили подготовку будущие- военачальники.
Триарии и принцины.
В целом армия была разношерстной: в ней служили карфагеняне и их союзники, а в случае необходимости (она возникала довольно часто) вербовались многочисленные наемники — нумидийцы (коренные кочевые племена Северной Африки), иберы (испанцы), галлы, италийцы, по различным причинам покинувшие свою родину. Набор и подготовка наемников для военного похода занимали много времени, кроме того, наемники были ненадежны и опасны, иногда опаснее, чем враги, их настроения во многом зависели от политической обстановки и уплаченной им суммы. Известно, что наемники и союзники часто обращали свое оружие против Карфагена. В этом основной недостаток пунической армии. Главной ударной силой ее была конница. Она доказала свое превосходство перед римской в первой и второй Пунических войнах. Ф. Энгельс отмечал, что этот род войск всегда обеспечивал пуническим полководцам победы. Однако римский полководец Сципион лишил карфагенян этого преимущества, когда покорил Испанию и заключил союз с нумидийским царем Масиниссой. В конечном счете нумидийская кавалерия помогла обеспечить победу Риму в последней битве Ганнибаловой войны — при Заме.
Велит.
Военно-морские силы обоих государств находились на разном положении. Морской флот Рима до Пунических войн не играл заметной роли. Даже служба во флоте не была почетной. Комплектовался состав флота из самых низких разрядов населения. Моряки всегда находились на полном государственном обеспечении.
Гордостью Карфагена всегда был его военно-морской флот. В этом состояло одно из преимуществ пунической армии над римской.
Всадник.
Что же касается государственного устройства Рима и Карфагена, то оно было схожим: римский сенат состоял из богатых и знатных, карфагенский — также из богатых и знатных. Основу римского сенаторского сословия составил нобилитет, т. е. знать. Богатство было определяющим в выборах на высшие государственные должности в Риме. Знатность, т. е. благородное происхождение, и богатство считались самым надежным мандатом при выборах и назначении на государственные должности в Карфагене. За деньги можно было купить любой пост. Аристотель (Полит., II, 8, 6) делает из этого вывод: «Плохо, когда высшие из должностей, именно царское достоинство и стратегия, могут покупаться за деньги. Такого рода закон ведет к тому, что богатство ценится выше добродетели, и все государство становится корыстолюбивым». И Полибий (VI, 56, 4) подтверждает, что «у карфагенян, открыто давая взятки, получают должности». Исследователи позднейших времен также отмечали, что «Карфаген усилил свою власть посредством богатства, а потом стал умножать богатства посредством власти».
Пунический воин-испанец (кавалерист).
Пунические воины-испанцы.
Государственное устройство Карфагена описали греко-римские авторы Полибий (VI, 51), Аристотель (Полит., II, 8; IV, 5; V, 10) и Юстин (XIX), которым не все было попятно в чужих институтах, Аристотель назвал государственный строй карфагенян переходным от монархии к аристократии или демократии, которая клонилась к олигархии. До начала войн с Римом у власти стояла аристократия. Высшая исполнительная власть находилась в руках суффетов (царей), ежегодно избиравшихся народным собранием из среды знатных и богатых (Корн. Ней., Ганниб., VII, 4). Суффеты не должны были принадлежать к одному и тому же роду — это исключало установление диктатуры. Они были верховными судьями и никаким особым влиянием не пользовались, даже не имели права на военную власть. Аристотель (Полит., II, 8, 5) отмечает, что пунийцы выбирали как царей, так и полководцев. Сенат, насчитывающий 300 человек, состоял из самых знатных и богатых, пожизненно облеченных властью. В сенате выделялся совет старшин — высший орган власти, состоявший первоначально из десяти, позже из тридцати человек. Он вел текущую работу. В совете старшин сначала все вопросы обсуждались, а затем выносились на окончательное решение большого совета ста четырех (все члены совета из состава сенаторов). В его функции входили кроме решения внутренних вопросов надзор за полководцами и ведение внешних сношений. Он же являлся высшим контрольным и судебным органом карфагенской олигархии. Члены большого совета ста четырех избирались коллегией — советом пяти (Арист., Полит., II, 8, 4). Перед советом пяти отчитывались даже полководцы. Больше о его функциях истории ничего не известно.
Народное собрание в Карфагене, по мнению Аристотеля (Полит., II, 8, 3; VI, 3, 5), играло самостоятельную роль только в периоды кризиса (разногласия между суффетами и сенатом, внутри советов и магистратов), в остальное время оно находилось под влиянием аристократии и не имело сколько-нибудь серьезной фактической власти, хотя считалось высшей властью. В основном оно занималось проведением выборов магистратов. Знатность и богатство на выборах — единственный критерий. Подкуп и коррупция в политических группировках в борьбе за власть процветали веками (Арист., Полит., II, 8, 6; Полиб., X, 10, 9). Все управление в Карфагене держала в руках правящая аристократия, так что государство молено называть олигархической республикой (Юст., XXI, 4, 3).
В Риме же роль народного собрания была значительнее. Оно принимало и отменяло законы, являлось верховной судебной инстанцией, объявляло войну и заключало мир. На все должности в государстве избирались только им. Важная роль принадлежала сенату — сюда поступали законопроекты и отсюда они уходили на рассмотрение народного собрания. Законы, принятые им, утверждались сенатом, так что деятельность народного собрания контролировалась сенатом.
Постоянного чиновничьего аппарата в Риме не было. Вся исполнительная власть принадлежала избиравшимся на один год магистратам — консулам, цензорам, преторам, эдилам, квесторам. Эти должности не оплачивались. Консулы обладали высшей гражданской властью. Они же командовали армией. Судебную власть осуществляли преторы. Вопросы обеспечения порядка в городе, благоустройства, поставок продовольствия решались эдилами. Переписью граждан и распределением их по имущественным классам ведали цензоры, они же составляли списки сенаторов. Квесторы управляли государственной казной и архивом.
Наказание раба (слева). Раб за работой.
В эпоху войн с Карфагеном магистраты и сенат Рима сконцентрировали у себя всю полноту власти и были оплотом власти римских рабовладельцев, так что Республика получила ярко выраженный аристократический характер.
В экономическом отношении области Италии стояли на различных ступенях развития, но во всех процветало рабовладение. В центре и на юге высокого развития достигло ростовщичество, которое вело к концентрации земельной собственности и обезземеливанию крестьянства. Менее развитой была Северная Италия. И все же основу экономики Рима ко времени столкновения с Карфагеном составляло сельское хозяйство и его мелкие производители — крестьяне. Они еще не были разорены крупными рабовладельцами и ростовщиками.
Для заморской экспансии Риму необходима была сильная боеспособная армия. Она набиралась преимущественно из мелких производителей. «Крестьянин выступал в качестве наиболее прочной опоры армии и римского общества как стойкий солдат и достойный гражданин».
Карфаген возделывал землю руками рабов и наемных рабочих (Варр., I, 17, 3). Основу сельского хозяйства Карфагена к тому времени составляло крупное землевладение. Пунийцы издавна вкладывали свои доходы в приобретение земли, плодородие которой отмечают древние авторы (Плин., XV, 8; XVIII, 94; Варр., I, 44, 2). Так, урожай пшеницы достигал сам-100, сам-150. Высокого уровня развития достигло виноградарство и оливководство, а также выращивание других фруктов и овощей (Кол., II, 10; III, 12; XV; IV, 10; V, 5; XII, 39; 46; Плин., XIII, 112; XVII, 63, 131; XXI, ПО—112). Свидетельством развитого сельского хозяйства может служить и 28-томное сочинение ученого-агронома Магона. По распоряжению римского сената оно было переведено на латинский язык и рекомендовано как руководство по сельскому хозяйству земледельцам Рима. И все же аграрная экономика не дает никаких оснований говорить о капитализме в Карфагене, как это делали и делают многие исследователи, сравнивая плантации пунических рабовладельцев с американскими рабовладельческими плантациями, работавшими на капиталистический рынок. К. Маркс развенчал всякие попытки некоторых ученых модернизировать античные отношения: «И даже в тех земледельческих хозяйствах древнего мира, в которых обнаруживается наибольшая аналогия с капиталистическим сельским хозяйством, в Карфагене и Риме, больше сходства с плантаторским хозяйством, чем с формой, соответствующей действительно капиталистическому способу эксплуатации».
Карфагенская серебряная монета.
В Риме сельское хозяйство меньше было связано с рынком, оставаясь натуральным. Римляне сами возделывали поля, у них господствовали суровость нравов и бережливость, тогда как в Карфагене — роскошь и ростовщичество. Полибий (IX, 11, 2; XVIII, 35, 9) неоднократно подчеркивал, что Карфаген — самый богатый город в мире. О несметных его богатствах и исключительной роли богатства сообщают многие античные авторы (Фук., VI, 34, 2; Арист., Полит., II, 8, 6; IV, 5, 11; V, 10, 9; Диод., V, 36, 2). Моммзен назвал Карфаген Лондоном древнего мира. К. Маркс отнес Карфаген и Александрию к центрам мировой торговли древности, пояснив, что «торговый капитал имеет преобладающее господство, он представляет систему грабежа, и недаром его развитие у торговых народов как древнего, так и нового времени непосредственно связано с насильственным грабежом, морским разбоем, хищением рабов; порабощением колоний; так было в Карфагене, в Риме…»
Торговые связи Карфагена охватывали в то время все известные пунийцам страны и народы. Главную роль играла работорговля. Не менее важным объектом торговых сделок были металлы — олово и серебро из Иберии, золото из Африки, железо с острова Эльбы и из Африки, Серебро из Иберии широким потоком направлялось па рынки Средиземноморья. К. Маркс писал по этому поводу: «Эксплуатация испанских серебряных рудников Карфагеном и позднее Римом оказывала в древнее время приблизительно такое же действие, какое оказало на современную Европу открытие американских рудников». Овладев торговлей серебром и золотом, пунийцы взяли в своп руки торговлю свинцом и оловом. Сухопутным путем эти металлы доставляли от галльских океанских портов к портам средиземноморским.
Карфагенская монета с изображением богини Тиннит.
Из Карфагена вывозилось много сельскохозяйственных продуктов, особенно вина и оливкового масла. Качество вина было невысоким и поэтому его экспортировали африканским племенам. Сами же карфагеняне употребляли импортные вина. Вывозили также миндаль, орехи, гранаты. Предметы роскоши занимали особо важное место в экспорте. Но, несмотря на развитие некоторых отраслей производства, торговля карфагенян определялась К. Марксом как «чисто посредническая, основывалась на варварстве производящих народов, для которых они [карфагеняне] играли роль посредников».
Развитая торговля способствовала образованию в Карфагене торговой группировки (аристократической), возглавляемой Баркидами, самыми влиятельными лицами в государстве. Ей противостояла аграрная партийная группировка (демократическая) — Ганнона. Первая хотела войны, вторая — мира. Постоянные же разногласия между ними не позволяли ни сохранить мир, ни успешно вести войну. Возникновение этих крайне враждебных группировок обостряло противоречия, содействовало внутренним раздорам и смутам. Борьба землевладельцев составляла основное противоречие господствующего класса. Крупные землевладельцы стремились прочнее утвердиться в Африке и расширить там свои владения. Торговые круги ориентировались на противоположную политику, добиваясь расширения заморских владений. Сдерживали эти агрессивные стремления к захвату территорий договоры, заключенные между Римом и Карфагеном.
Предыстория первой Пунической войны
Раздел сфер влияния между Римом и Карфагеном до конфликта зафиксирован в договоре 306 года: «…чтобы ни римляне не приближались к берегам карфагенян, ни карфагеняне не подходили к берегам римлян; это допускалось возможным только в результате морских войн между римлянами и африканцами…» (Серв., Вер. Эн., IV, 628).
Реабилитируя агрессивную внешнюю политику Рима, римская историография покрыла мраком тайны договор, а Полибий (III, 26, 3–4) открыто сомневается в его существовании. Но, полемизируя с Филином (Нолиб., III, 26, 2–6), он цитирует его достаточно весомые аргументы в пользу того, что «с заключением договора между римлянами и карфагенянами для римлян была закрыта вся Сицилия, а для карфагенян Италия. Римляне нарушили договор и клятву, когда впервые переправились в Сицилию». Такой подход к договору давал возможность затушевывать вероломный и агрессивный характер развязывания первой Пунической войны (переправы римлян в Сицилию в 264 году).
Богатая Сицилия оставалась «яблоком раздора» между двумя могущественными рабовладельческими государствами. Самые коварные и вероломные методы были применены обеими сторонами в борьбе за этот остров.
Рим был отделен от Сицилии лишь узким Мессинским проливом. «Победив Италию, — пишет Флор (I, 18, 2, 1–2), — римский народ дошел до пролива и остановился… Вскоре увидел вблизи богатейшую добычу, каким-то образом отторгнутую, словно оторванную, от Италии. Он воспылал страстным стремлением к ней, а поскольку ее нельзя было привязать ни насыпью, ни мостами, решил, что ее следует взять силой и присоединить к материку с помощью войны». Но сделать это было не просто: ведь большая часть острова находилась под властью Карфагена, который был связан с Римом не одним договором о дружбе и взаимопомощи. Меньшая часть Сицилии подчинялась Сиракузам, северо-восточными землями с городом Мессаной (совр. Мессина) правили мамертинцы, сделавшись, по словам Моммзена, «третьей державой на острове». Мамертинцы — жители Мамертия в Бруттии, называвшие себя «сыновьями Марса» (бога войны). Их воины служили наемниками у тирана города Мессаны Агафокла. После его смерти (289 год) они захватили там власть (288 год).
История, однако, распорядилась так, что содружество Рима и Карфагена продолжалось недолго, между ними начались разногласия. Средиземноморье было недостаточно велико для двух сильных держав, расположенных друг против друга, по обе стороны узкого Мессинского пролива. После войны римлян с Пирром (280–275 годы) союз Карфагена и Рима стал так непрочен, что о дальнейших взаимосвязях, не могло быть и речи. Поводом для разногласий явилась попытка Карфагена оказать помощь Таренту в его сопротивлении римской экспансии (Лив., Сод. XIV; Ороз., IV, 3,1–2; V, 2; Зон., VIII, 6). Мощный карфагенский флот, появившийся в гавани Тарента, грозил овладеть городом. Это и послужило поводом к развязыванию первой Пунической войны (Лив., XIV; XX, 10; Дион Касс., фр. 43, 1; Зон., VIII, б; Ороз., IV, 3).
Монета с изображением на лицевой стороне Зевса (вверху), на оборотной — воина-мамертинца.
С падением в 272 году Тарента и включением его в римско-италийский союз только Рим мог угрожать карфагенскому господству в западной части Сицилии. Ход событий содействовал тому, что Рим вмешался в дела Сицилии и прежде всего Мессаны, так как уверенно обосновавшиеся там мамертинцы даже овладели отпавшим от Рима южноиталийским городом Регием (Полиб., I, 6, 8; Ороз., IV, 5). В 270 году Рим возвратил себе Регий и ликвидировал находящийся там четырехтысячный гарнизон (Полиб., I, 9, 8; Лив., Сод., XII).
Мамертинцы взимали дань с покоренных областей, грабили сиракузские и пунические владения. Против их бесчинств выступил правитель Сиракуз Гиерон. Началась Мамертинская война (269–268 годы). Гиерон нанес мамертинцам сокрушительное поражение у реки Лонгано, взяв в плен их полководцев (Полиб., I, 9, 7–8; VII, 8, 4; Диод., XXII, 13). После возвращения в Сиракузы в 268 году он был провозглашен царем. Вскоре в Мессане высадились пунийцы, и мамертинцы не увидели иного пути защитить себя от Гиерона, как подчиниться карфагенской оккупации. Стражем Мессаны и пролива стал Карфаген.
Появление карфагенян в Мессане встревожило Рим — под власть Карфагена могла попасть вся Сицилия. В Мессане, по данным источников (Полиб., I, 10; Зон., VIII, 1—23), было две группировки, одна ориентировалась на Карфаген, другая — на Рим. С приходом пунийцев часть мамертинцев перешла на их сторону. Представители второй группировки направили посольство в Рим с предложением принять их город и как соплеменникам помочь в войне с Сиракузами и Карфагеном (Полиб., I, 10, 2; Зон., VIII, 9).
Посланцев Мессаны встретили в Риме с пониманием. Полибий (I, 10, 7–8) объясняет, почему: «Было совершенно ясно, что, если, римляне откаоюут в помощи маме ртинцам, Сицилия будет завоевана карфагенянами, ибо они, завладев передавшейся им Мессаной, подчинили бы вскоре и Сиракузы, так как почти вся остальная часть Сицилии уже была в их власти». И все же римский сенат не сразу принял решение об оказании помощи мамертинцам. Трезво оценив обстановку на острове, сенаторы опасались, что вмешательство в конфликт вызовет войну с Карфагеном. Рим жаждал захвата Сицилии, но не был еще готов к войне с таким сильным государством, как Карфаген. К тому же римляне воевали в то время (265–264 годы) с этрусским городом Вольсинием (Лив., Сод., XVI; Зон., VIII, 7). Немедленно оказать мамертинцам помощь не позволяла также слабость римского флота. Но и это не все причины колебания сената. Многие из входивших в его состав представителей нобилитета, основой могущества которых была земельная собственность, с опаской и недоверием относились к заморским завоеваниям. Римские всадники, напротив, были заинтересованы в завоевательной политике, сулившей им новые рынки и земли, и всегда стремились вмешаться в любой конфликт, тем более в дела богатой Сицилии.
Дебаты в сенате завершились тем, что вопрос о помощи мамертинцам был передан для решения в трибутные комиции (народное собрание), которые и постановили заключить с мамертинцами соглашение, принять их в римско-италийский союз и оказать им помощь — послать войско в Сицилию, Вот что сообщает по этому поводу Полибий (1,11,2): «Народ, истощенный предшествовавшими войнами и жаждавший поправить свои дела каким бы то ни было способом, решил, по внушению консулов, оказать помощь мамертинцам…»
Принимая такое решение, народное собрание Рима руководствовалось корыстными расчетами: с помощью ограбления сицилийских городов и земель легко можно было обогатиться. Трибутные комиции в большинстве своем состояли из представителей мелкого крестьянства, которому война с богатым Карфагеном представлялась весьма доходным предприятием. Полибий (I, 11, 2) даже замечает, что перед отправкой в Сицилию подсчитывались «частные выгоды войны для отдельных граждан». Расчет же господствующего класса строился на том, что обращение военнопленных в рабство увеличит число рабов, которые были так необходимы для быстро развивающегося рабовладельческого хозяйства. Заключением союза с мамертинцами и было положено начало войны, которую, как и все свои прежние войны, Рим считал оборонительной и справедливой.
«И вот под видом помощи, — сообщает Флор (I, 18, 2, 4), — а на деле из-за того, что вводила в соблазн добыча», весной 264 года в Мессану отправился гарнизон во главе с трибуном Гаем Клавдием. Совершенно случайно помощь не прибыла вовремя, а потом она уже не понадобилась: до прибытия Клавдия карфагеняне уладили сиракузско-мамертинский конфликт и даже заключили мир с Гиероном и мамертинцами. Тут тоже был свой расчет: не допустить римлян в Сицилию. Так благоприятно для Карфагена, Сиракуз и Мессаиы закончились чреватые войной события, и пунийцы остались стражами пролива.
Гаю Клавдию пришлось отправиться в Мессану на переговоры. И хотя они не дали никаких результатов, визит Гая породил разногласия между проримской и прокарфагенской группировками.
Мессанский конфликт — это прежде всего столкновение политических и экономических интересов Рима и Карфагена. В таких условиях союзнические отношения Рима и Мессаны (мамертинцев) позволяли римлянам объявить войну Карфагену. Однако военачальник пунического гарнизона в Айессане Ганнон не хотел брать на себя ответственность за развязывание войны с Римом.
Он даже не препятствовал Гаю Клавдию высадиться с гарнизоном в Мессане. По настоянию римлян мамертинцы заставили Ганнона уйти из города. Обвинив своего полководца в сдаче Мессаны из-за трусости, карфагеняне распяли его на кресте. Карфаген тут же направил свой флот к берегам Сицилии и вскоре осадил Мессану (Полиб., I, 11, 4–6; Зон., VIII, 8, 196. 3–7, 21–31; 197, 1–2; VIII, 9, 198, 1—15, 19). Сиракузский царь Гиерон, решив воспользоваться удобным моментом, чтобы очистить Сицилию от римлян и вернуть Мессану, заключил союз с Карфагеном (Полиб., I, 11, 7; Диод., XXIII, 1, 2) и, ободряемый пунийцами, двинулся с армией к Мессане и расположился у ее стен. Война Рима и Карфагена стала неизбежной. Римские трибутные комиции приняли постановление о войне и отправили в Сицилию, уже второй раз, новые подкрепления во главе с консулом Аппием Клавдием (Полиб., 1, 11, 3; Диод., XXIII, 1, 3; Лив., Сод., XVI; Ороз., IV, 7, 1; Зон., VIII, 198, 25–28).
Прибыв в Мессану, Клавдий начал переговоры с Гиероном и пунийцами и потребовал сиять осаду Мессаны. Гиерон в ответ заявил, что этим требованием Рим выражает стремление захватить не только Мессану, но и всю Сицилию. Осаду не сняли ни пунийцы, ни Гиерон. Переговоры были затеяны римлянами с той целью, чтобы карфагеняне и Гиерон отклонили предъявленные Клавдием требования. Получив категорический отказ, консул имел формальное право объявить «справедливую» войну Карфагену и Гиерону (Энн., Анн., VII; Сил. Ит., VII, 660). Вот откуда римские авторы исторических эпосов Некий (фр. 31) и Энний (Анн., 223) взяли свой тезис о справедливой войне Рима с Карфагеном.
У римлян всякая начатая ими война считалась справедливой и законной — были бы предварительно исполнены соответствующие религиозные обряды. Следовательно, вопрос о справедливой или несправедливой войне не зависел от того, кто первым напал и каково было это нападение. Главное, пишет А. Мишулин, «в том, что было до начала войны, как она была подготовлена процессуально, выполнены ли были все формальные религиозные обряды, произнесены ли магические формулы. Если фециал произносил формулу перед объявлением войны, то война считалась у римлян справедливой и законной».
С точки зрения римского права война справедливая, или законная, должна быть сначала объявлена, а потом уже начата. Первую Пуническую войну Рим не объявлял, но сделал ее неизбежной. Под предлогом возможного нападения карфагенян на Италию он начал мнимопревентивную войну, лицемерно прикрывая свою агрессию. Первоначально дипломатические переговоры Аппия Клавдия с Гиероном и карфагенянами усыпили их бдительность, а вскоре, воспользовавшись этим, римская армия под покровом ночи благополучно переправилась из Регия в Сицилию (Полиб., I, 11, 9; Зон., VIII, 198, 25–28; Фронт., I, 4, 11). Так началась первая Пуническая война (264–241 годы).
Несомненно, что вторжение римлян в Сицилию носило агрессивный характер. Но и вмешательство Карфагена в дела Сицилии диктовалось теми же захватническими побуждениями. Кто же в таком случае был истинным виновником первой Пунической войны? Источники, в основу которых положена римская традиция, оправдывают римлян и обвиняют карфагенян. Вся предыстория войн и все исследования о ней исходят из сообщений Полибия о событиях в Сицилии и Риме, приведших к началу военного конфликта. Мы считаем, что эти сведения почерпнуты Полибием у Фабия Пиктора, члена римского нобилитета. Согласно римской (фабианской) традиции виновниками первой Пунической войны являются карфагеняне, и только они. Проримский историк-сенатор Фабий Пиктор обошел молчанием третий договор Рима с Карфагеном 306 года, запрещавший переправу римлян в Сицилию, а карфагенян в Италию, и представил таким образом картину начала войны в извращенном свете. В свою очередь его мнение обрело широкое распространение потому, что Полибий, в данном случае некритически используя источники Фабия, пустил по свету неверное толкование событий.
Дион Кассий (фр. 43) и Зонара (VII, 4), у которых фабианская традиция соединяется с греческой традицией Филина, видят виновниками войны обе стороны — карфагенян и римлян. Дион Кассий правильно определяет действительную причину вооруженного столкновения — взаимное недоверие и стремление каждой из сторон захватить владения другой. Зонара (VIII, 328А) уверен, что римляне, идя на помощь мамертинцам, нарушили договор с Карфагеном и стали инициаторами войны. При этом он верно отмечает, что обе стороны ставили перед собой захватнические цели.
Вопреки исторической правде многие буржуазные историки оправдывают захватнические цели Рима в первой Пунической войне. Среди них выделяется немецкий исследователь Г. Б. Нибур. Он защищал и даже восхвалял позицию римлян накануне войны. По его мнению, тогдашнюю политику Рима можно назвать честной и добросовестной. Вторит ему и И. Дройзен, заявивший, что вторжение римлян в Сицилию вызвано «политической необходимостью, это было самое великодушное и крайне отважное дело, на какое когда-либо решался народ». Английский исследователь модернист X. Скаллард называет римскую политику «оборонительным империализмом», хотя, как известно, «оборона» закончилась захватом всего Средиземноморья. Оправдывая римскую агрессию, X. Скаллард ссылается в своих доводах на Полибия. В целом его труд, отрицая экономические мотивы войн, приводит к выводу, что на внешней арене капиталистическая система Рима руководствовалась исключительно политическими интересами. Тенденция подвергать сомнению захватнические намерения римлян отмечается и у ряда исследователей, рассматривающих 264 год как эпохальный, когда Рим сознательно сделал шаг от италийской к мировой политике. Это мнение, высказанное Моммзеном, развили Мейер и Корнеманн.
Мессанский конфликт — итог агрессивной политики Рима и Карфагена в Сицилии. Вторжение в Сицилию носило агрессивный характер с обеих сторон и послужило началом бесчисленных вооруженных столкновений. Оба государства втянули себя в длительную несправедливую войну. «Сицилии домогались как римляне, так и карфагеняне. Равные в своих стремлениях и силах, они одновременно помышляли о власти над миром», — справедливо оценивает события Флор (I, 18, 2, 3).