Колонна Дуилия, украшенная носами разбитых кораблей.
Начало и первый этап
Вблизи сиракузского стана римляне появились внезапно. Гиерон, возлагая надежды на карфагенян, не ожидал появления здесь римлян и не успел подготовить свое войско к битве. И хотя его конница поначалу действовала весьма успешно, римская пехота, вклинившись в ряды воинов-сиракузцев, рассеяла их. Гиерон отступил. Римляне вошли в Мессану (264 год). Мамертинцы дружелюбно встретили консула (Полиб., I, 11, 4; Зон., VIII, 32, 4). В Мессане был оставлен сильный гарнизон, обеспечивавший безопасность города.
Римские легионеры, захватив ряд сильно укрепленных пунических крепостей, достигли границы владений Гиерон а и Карфагена. Путь на Сиракузы был открыт, и римляне очень быстро подошли к стенам этого города. Но отчаянное сопротивление оборонявших его затянуло осаду (Полиб., I, 12, 4). В это время срок полномочий консула истекал, и он отбыл в Регий (Южная Италия), чтобы оттуда отправиться в Рим. Первый год войны не принес утешительных результатов, которых так ждали в Риме. Вот почему консул Аппий Клавдий не был удостоен триумфа.
Рим придавал самое серьезное значение войне в Сицилии, и военная кампания следующего, 263, года была более масштабной: в Сицилию переправились со своими легионами оба консула — Марк Валерий Максим и Маний Отацилий Красе (Полиб., I, 1, 16). Небывалый успех сопутствовал им. И пунийцы и сиракузцы терпели поражение за поражением (Полиб., I, 16, 1–8; Диод., XXIII, 4; Зон., VIII, 9, 10). Многие города Сицилии, находившиеся под карфагенским и сиракузским влиянием, слали к римлянам свои делегации с согласием сдаться на милость победителя. Историк Евтропий (II, 10) подчеркивает, что Рим принял тогда под свое покровительство более 50 сицилийских городов. Их добровольный переход на сторону римлян следует рассматривать как стремление освободиться от карфагенского и греческого господства.
Первая пуническая война 267–241 гг. до н. э. Бой у мыса Экном в 256 г. до н. э.
Римляне умело использовали военные силы новых союзников и быстро продвигались в центральные районы Сицилии. Успешно шла и осада Сиракуз. Безвыходное положение заставило царя Гиерона трезво оценить обстановку и просить у Рима мира и союза. Посольство Сиракуз к римским консулам предложило договор о мире (Полиб., I, 16, 5; Лив., Сод., XVI; Диод., XXIII, 4). Он был заключен в 263 году — сначала на 15 лет, а потом навечно. Суть его сводилась к тому, что Гиерон оставлял за римлянами захваченные ими города, отдавал их пленных без выкупа и уплачивал контрибуцию в 100 серебряных талантов. Договор сохранял власть Гиерона над Сиракузами и обширной, но не всей, территорией сиракузского царства. Его владения ограничивались юго-восточной частью острова, на северо-востоке они включали только Тавромений (Диод., XXIII, 4). Так была достигнута ближайшая цель Рима. Вместе с новым союзником он покорил множество карфагенских городов, в результате чего положение Карфагена в Сицилии резко ухудшилось.
Союз с Сиракузами и Мессаной и прочное господство над восточным побережьем Сицилии дали римлянам возможность беспрепятственно доставлять на остров войска и продовольствие, что раньше делать было крайне сложно. Отныне война в Сицилии, представлявшаяся до тех пор очень опасной, стала не такой рискованной и трудной. Рим даже замедлил темп ведения войны и решил послать в Сицилию только одно консульское войско (два легиона) — этого казалось достаточно, чтобы при помощи новых союзников осаждать пунийцев, укрывавшихся внутри крепостей.
Соединив свои войска с войсками нового союзника — Гиерона, римляне начали осаду самого укрепленного города в Сицилии — Акраганта (Полиб., I, 17, 8—13).
Удобное расположение, мощная оборона, обеспеченность всем необходимым делали город неприступной крепостью. Осада длилась семь месяцев, и, несмотря на столь длительный срок, римляне не потеряли терпения, не отказались от намерения захватить Акрагант, так как не испытывали нужды ни в чем. Полибий (I, 18, 5), описывая осаду Акраганта, сообщает: «Жизненные припасы и вообще все нужное собирали и доставляли в Гербес все союзники римлян… так что [римляне] имели все нужное в изобилии». В конце концов благодаря надежному тылу римские войска овладели городом, разрушили его до основания, а жителей продали в рабство (Полиб., I, 19, 15; Диод., XXIII, 7–9, 2; Ороз., IV, 1–6). Теперь почти весь остров, за исключением приморских крепостей, попал под власть Рима.
Поражение пунийцев усугублялось тем, что в их армии начались волнения. Наемники-галлы требовали выплаты задерживаемого несколько месяцев жалования и не скрывали своей готовности перебежать к римлянам. Боясь мятежа, полководец Ганнон не решался наказать их, более того — обещал щедро возместить несвоевременную выдачу жалования и повел четырехтысячный отряд наемников на город Энтеллу (юго-запад Сицилии) якобы для грабежа. Но это была уловка. Предварительно послав к римскому консулу Отацилию своего гонца с сообщением, Ганнон осуществил свой коварный план. Устроив засаду, римляне перебили всех воинов-наемников (Диод., XXIII, 8, 3; Фронт., III, 16, 3; Зон., VIII, 10).
В первые годы военных действий Карфаген проигрывал навязанные ему сражения. Ганнона отозвали из Сицилии и оштрафовали. Его заменил Гамилькар — энергичный и дальновидный полководец. Зная, что римлян невозможно победить на суше, он развернул активные боевые действия на море. Семьдесят карфагенских судов опустошали берега Сицилии и Италии (Ороз., IV, 7, 7). Совершенно парализованной оказалась торговля, что грозило Риму разорением и запустением многих торговых центров — Цере, Неаполя, Остии, Тарента, Сиракуз. Карфаген же компенсировал свои потери в войне захватом римских торговых судов и сбором контрибуции с покоренных ливийских племен.
Вскоре римляне убедились, что не смогут победить пунийцев, не имея боеспособного морского флота. Насколько силен был Рим своими сухопутными легионами, настолько слабым показал он себя перед Карфагеном на море. Создание могучего флота стало первостепенной задачей (Полиб., I, 20, 21), решительным историческим моментом, от успеха которого зависела, без преувеличения, дальнейшая судьба Римской республики. Консулы следили за постройкой судов. В рекордно короткий срок — за два месяца — римляне снарядили 100 пятипалубных и 20 трехпалубных судов (Полиб., I, 20, 9; Флор, I, 18, 2, 7). Такой флот можно было назвать уже многочисленным, он требовал не меньше 30 тыс. гребцов. Большую помощь в создании и оснащении нового флота оказали Риму союзники — италийцы. Они поставляли корабли и матросов. Для работы были привлечены рабы. На морскую службу набирали и большое число бедняков, лишенных права служить в сухопутной армии (Полиб., VI, 19, 2).
Многое в технике кораблестроения римляне позаимствовали у греков и карфагенян. Но это не значит, что римляне, создавая флот, полностью копировали пунические суда, что утверждают некоторые исследователи. Они пишут, что римские корабелы, не имея опыта в строительстве морских судов, сооружали свои корабли по модели захваченной карфагенской пентеры. Подобные заявления базируются на сообщении Полибия (I, 20, 15), которое в данном случае нельзя назвать иначе, чем риторическим преувеличением. Прав X. Дельбрюк, отвергающий домыслы о заимствовании римлянами техники кораблестроения у карфагенян. Он считает, что «Рим сам издревле был торговым городом, портом Лациума, и в его гербе красовалась галера; союз же, возглавляемый им, включал города исконных мореходов…». Эти мореходы и оказали государству действенную помощь в создании флота. Такого мнения придерживаются многие исследователи.
Усилия римлян не сразу увенчались успехом. Созданный флот, каким бы многочисленным он ни был, по тактико-техническим данным явно уступал пуническому, главное преимущество которого заключалось в быстроходности и маневренности. А морской бой выигрывал тот, кто первый нападал и успевал потопить вражеские корабли. Успеху атаки карфагенян способствовало и то, что передняя часть их кораблей покрывалась железом. Морские офицеры, лоцманы и гребцы у карфагенян во многом превосходили римских. Но римляне вскоре устранили тактико-технические недостатки своего флота, приделав к передней части корабля подъемный мост — ворон. При помощи такого приспособления морское сражение частично превращалось в сухопутное. Ворон мог опускаться и подниматься, поворачиваться вправо и влево. Более того, подобные приспособления пристраивали на судах с обеих сторон. У специальных устройств — брустверов располагались группы воинов. Когда подъемный мост брал вражеское судно на абордаж, они перебегали на захваченный корабль и овладевали им (Полиб., I, 22). В морских сражениях, таким образом, стала широко использоваться сухопутная армия. Вновь созданный римский флот уже не уступал по своим качествам карфагенскому. Командование флотом было поручено (по жребию) консулу-патрицию Гнею Корнелию Сципиону, а сухопутную армию возглавил консул-плебей Дуилий.
Мост-ворон (модель).
Летом 260 года римляне направили свой флот к Липарским островам. Липарцы обещали изменить пунийцам и сдать римлянам город. Гней Корнелий поспешил с авангардом флота из 17 судов к Липаре. Благополучно приблизившись к городу, римляне умелым маневром карфагенян были заперты в гавани, взяты в плен и вместе с консулом и всеми судами отправлены в Карфаген (Полиб., I, 21–22; Лив., XVII; Зон., VIII, 10, 7).
В такой сложной обстановке командование флотом у мыса Милы взял на себя Дуилий. Началось морское сражение. Хотя римские суда и не были быстроходными и поворотливыми, но применение ворона способствовало успеху. На флоте, как мы уже упоминали, широко использовались боевые качества пехоты. К римским судам невозможно было подступиться ни с одной стороны, так что примененные на судах новшества полностью оправдали себя — римляне обрели несокрушимую силу в море. Пунический флот в составе 130 судов (Полиб., I, 23, 3) под командованием некоего Ганнибала впервые изведал горечь и последствия поражения: было разбито 30 судов, в том числе судно полководца (сам он едва спасся в шлюпке), потоплено 14 и взято в плен 31 судно с 7 тыс. человек, к тому же 3 тыс. воинов противника римляне уничтожили (CIL, I, 195; Полиб., I, 23, 7, 10; Евтроп., II, 10). Победа принесла Риму власть над сицилийскими городами Сегеста, Макелла и окрестными землями. Полибий (I, 24, 2) с восторгом пишет об освобождении этих городов и селений, игнорируя тот существенный момент, что все они попали в не меньшую политическую и экономическую зависимость — теперь уже от Рима.
Первый крупный успех в морском сражении вселил в римлян уверенность в том, что, имея такой мощный флот, они способны окончательно сокрушить врага. Евтропий (II, 10) отмечает, что «никакая победа римлянам так приятна не была, как эта. Ибо будучи непобедимыми на суше, они стали сильными и на море…». В то же время победу при Милах следует рассматривать нс только как выигрыш боя, но и как политический выигрыш демократической партийной группировки, настаивавшей на энергичном ведении войны с Карфагеном — торговым соперником Рима.
В честь крупнейшей по тому времени морской победы, тесно связанной, естественно, с именем консула Дуилия, впервые в Риме отпраздновали морской триумф (Лив., Сод., XVII; Флор, I, 18, 2, 10), а в назидание потомкам на форуме поставили беломраморную колонну, украшенную носами захваченных карфагенских кораблей. На колонне сохранилась надпись, рассказывающая о количестве плененных и потопленных судов, сданного в казну золота и серебра.
В 259 году консул Луций Корнелий Сципион отправился на завоевание Корсики и Сардинии — богатых островов, подвластных Карфагену (Лив., Сод., XVII; Евтроп., II, 10; Фронт., III, 10, 2). Во время этого похода особенно проявилась захватническая политика Рима. Завоевывая земли Сицилии, римляне всегда, как пишет Полибий (I, 24, 7), «помышляли и о завоевании Сардинии». Население этих двух крупных, опустошенных пунийцами островов находилось в полной зависимости от Карфагена. Под угрозой смертной казни жителям было запрещено даже сеять хлеб, выращивать плодовые деревья. Все необходимое для пропитания доставлялось из Африки.
Без особого труда римляне покорили Корсику. По пути в Сардинию они встретились с пуническим флотом и заставили его плыть назад, после чего осадили хорошо укрепленный город Ольбию на Сардинии. Однако из-за нехватки сил осада была вскоре снята, консул возвратился в Рим для набора воинов. Пополнив армию, он взял город. Под стенами Ольбии был убит карфагенский полководец Ганнон. Консул похоронил его с почестями.
Как видим, шестой (259) год войны ознаменовался новым успехом. Возглавляемые консулом Сципионом римские воины на правах победителей безжалостно грабили Корсику и Сардинию. По свидетельству Евтропия (II, 10), консул привел оттуда много тысяч пленных. По случаю захвата островов был отпразднован очередной триумф (Евтроп., там же). И все-таки сопротивление местного населения не сразу позволило римлянам прочно обосноваться на обоих островах. Они были окончательно присоединены к Риму и стали его провинцией только после завершения первой Пунической войны.
С прибытием в Сицилию нового карфагенского полководца Гамилькара положение римлян значительно ухудшилось. Он искусно вел войну на суше и на море, причем не столько оружием, сколько умелой политической пропагандой. В результате многие города, селения и общины отпадали от Рима и переходили на его сторону. Разумеется, римляне возвращали захваченные территории неохотно, но вынуждены были покориться превосходящей силе противника. Пунийцы стали полными хозяевами в приморских крепостях.
Затянувшаяся война неблагоприятно сказалась на внутреннем положении Римского государства. Казна была истощена, в связи с чем сенат принудил граждан в соответствии с доходами каждого обеспечить флот матросами и содержать их.
Историки Орозий (IV, 7) и Дион Кассий (Зон., VIII, 11, 8) сообщают о раскрытии заговора в римской армии. Заговор зрел на благодатной почве. Дело в том, что флот был укомплектован частично вольноотпущенниками, а частично морскими союзниками. 4 тыс. матросов-самнитян (из числа союзников), находившихся в городе Риме, открыто выразили свое нежелание служить во флоте. Они составили ядро заговора, конечной целью которого было разграбить и сжечь Рим. К матросам присоединились 3 тыс. рабов, но заговор был подавлен в зародыше.
В 260 году началось крупное восстание рабов в этрусском городе Вольсинии. Оно вошло в историю как война римлян с рабами, к которым примкнули многие вольсинийцы. Восставшие даже захватили власть в городе, правда, ненадолго. Рим вынужден был послать свои легионы во главе с консулом Фабием, чтобы успокоить волнения. Только голод заставил рабов отступить. Консул жестоко расправился с восставшими и сравнял город с землей. Ливий (Сод., XVI) называет действия Фабия удачными. Войне с вольсинийцами в Риме придавали такое же значение, как и войне с Карфагеном. Недостаточность сведений не позволяет глубже осветить антиримские выступления рабов на данном этапе первой Пунической войны. Впрочем, не только рабов, но и италийцев.
Римляне всегда стремились показать союзникам превосходство своей армии. Победы, одержанные над врагом совместно с союзниками, они приписывали себе, хотя, сражаясь плечом к плечу, должны были делить славу поровну. Ущемление гордости италийцев выливалось иногда в откровенно выраженное недовольство. Так случилось, например, после крупной победы у мыса Милы. Полибий (I, 24, 3) сообщает, что «в римском лагере после морского сражения возникли распри между союзниками и римлянами [т. е. между матросами и легионерами] из-за того, кому из них принадлежала честь победы в битве». Решение вопроса о чести победы не просто определяло превосходство в военном мастерстве — оно давало право на львиную долю добычи, на грабеж поверженного противника. Вот что заставляло римлян теснить союзников на задний план. И когда победа у Милы привела к подобным распрям, карфагеняне, воспользовавшись удобным моментом, внезапно напали на римский лагерь и уничтожили около 4 тыс. человек (Полиб., I, 24, 4–5).
Усилив сухопутную армию и флот, римляне успешно продолжали войну. Новые победы принес им 258 год. В Сицилии было взято несколько укрепленных городов — Гиппаны, Митистрата, Каманина, Энна, Камик и Гербес (Полиб., I, 24, 10–13; Лив., Сод., XVII). Карфагенский гарнизон в Митистрате долго сопротивлялся, но вскоре вынужден был оставить город. Жители отворили ворота и сдались, но и к сдавшимся римляне не проявили милости и снисхождения. И тех, кого не убили, продали в рабство, а город отдали воинам на разграбление (Диод., XXII, 9). Камариной удалось овладеть с помощью осадных орудий, так же были захвачены Энна и другие мелкие города (Полиб., I, 24, 12–43).
Окрыленный боевыми успехами и горя желанием быстрее окончить войну, римский сенат решил изменить тактику ведения войны и высадить легионы в Африке. Весной 257 года 330 триер и пентер с 140-тысячным войском (четыре легиона вместе с флотом) под руководством консула Гая Атилия Регула направились к берегам Сицилии, чтобы оттуда отплыть в Африку (Полиб., I, 25, 7; 26, 7).
Командующий карфагенским флотом Ганнибал получил приказ выступить против римлян, но не смог даже выйти из осажденной противником сардинской гавани. Сражение у берегов Сардинии для пунийцев окончилось катастрофой. Большая часть их судов была взята в плен. Побежденного Ганнибала распяли на кресте его же воины (Полиб., I, 24; Лив., Сод., XVII). Так римляне открыли себе путь в Африку.
Летом 256 года римский флот направился к Карфагену. В юго-западной части Сицилии у мыса Экном, по мнению историков, произошло одно из самых больших морский сражений древности. С обеих сторон в нем участвовало около 300 тыс. человек и почти 700 кораблей. Между двумя могущественными державами решался спор о господстве над Сицилией. Противники были абсолютно равносильны, замечает Полибий (I, 28, 5). Единственное преимущество пунийцев состояло лишь в том, что их суда были легче и быстроходнее. В речах, обращенных к своим воинам, полководцы обеих сторон подчеркивали, что их победа в этой жестокой битве приведет к окончанию войны, а поражение подвергнет родину большой опасности (Полиб., I, 27, 1). Жаркая экномская схватка на море принесла успех Риму — еще один крупный военный успех, который был обеспечен многими факторами, и прежде всего новой тактикой римлян. Карфагеняне расположили свой флот растянутой линией на очень большое расстояние. Римские же суда выстроились треугольником (Полиб., I, 26, 13–16). Замкнутый треугольник-клин двинулся на карфагенян, за ним последовал резерв судов и воинов. Построение клином позволило ослабить таранный удар противника, римляне смогли широко применить абордажный бой, в результате которого линия карфагенян была легко прорвана. Подоспевшие из резерва суда решили исход сражения. Пунические эскадры обратились в бегство.
В сражении участвовали, морально поддерживая действующих у них на виду воинов, оба римских консула — Марк Атилий Регул и Луций Вульсон Манлий. Объединив военно-морские силы, римляне окружили врага и взяли в плен 50 судов со всем снаряжением и командой. Кроме того, 30 судов было потоплено. Всего римляне захватили 64 судна, сами же лишились 24 кораблей, причем в руки неприятеля не попало ни одно судно с экипажем (Полиб., I, 28, 12–14). Сражение у мыса Экном еще раз подтвердило возросшее значение абордажного боя — таранный явно потерял свое значение. Посаженный на корабль и умело действовавший в абордажном бою римский легионер одержал победу благодаря нехитрому, но весьма эффективному устройству, каким оказался уже описанный нами ворон.
Поражение Карфагена ускорило вторжение римлян в Африку. Пунические полководцы стремились отдалить его, выиграть время, подготовиться к обороне. Аграрная партийная группировка склонялась к переговорам о мире, и в правительстве Карфагена уже серьезно думали о заключении мирного договора (Дион Касс., фр. 43, 22 — Зон., VIII, 12). Но пьянящий расчет на великие успехи окрылил римских полководцев, и мирному сосуществованию они предпочли войну.
Благополучно прибыв в Африку, римляне осадили город Клупею (Полиб., I, 29; Евтроп., II, 11) в восточной части Карфагенского полуострова. Это застало пунийцев врасплох, так как они ожидали высадки противника на западе своей территории, а не на востоке, где у них поэтому не было обороны. Римляне беспрепятственно укрепились на берегу удобной, защищенной от всяких ветров гавани. С их появлением карфагенян охватило смятение. Флор (I, 18, 2, 21) сообщает, что имя консула Регула всем в Карфагене внушало страх.
Едва ступив на африканскую землю, римляне захватили огромное количество скота, пленных, освободили из плена своих соотечественников. Консулы послали гонцов в Рим — известить о благополучном прибытии в Африку и о взятии Клупеи и получить указания сената о дальнейших действиях. Сенат принял указ о продолжении войны. Консул Луций Вульсон Манлий отправился на родину с большой добычей. «Манлий победителем в Рим возвратился и 27 тысяч пленников с собою привез», — пишет Евтропий (II, 11).
В честь побед в Африке и благополучного возвращения консула в Риме отпраздновали морской триумф. Римляне были уверены в скором окончании войны. Сенат даже дал указание отозвать большую часть флота и половину армии. В Африке остался Марк Регул с 40 кораблями, 15 тыс. пехотинцев и 500 всадниками (Полиб., I, 29, 9; Ороз., IV, 8, 16; Вал. Макс., IV, 5, 5).
Отправка войск, гребцов и пленных в Италию была вызвана, во-первых, невозможностью прокормить большое число людей на вражеской земле и, во-вторых, недовольством воинов, оторванных на длительный срок от своих хозяйств. По этому поводу сохранились интересные сведения у древних историков Валерия Максима (IV, 4, 6) и Ливия (Сод., XVIII). Они сообщают, в частности, что консул Регул письменно просил сенат освободить его от командования на следующий, 255, год. Просьба мотивировалась тем, что его небольшое хозяйство, обрабатываемое наемными работниками (батраками), пришло в запустение. Раб умер, а виллик (управляющий) сбежал, захватив инвентарь. Отказав Регулу, сенат постановил обрабатывать имение за государственный счет. Этот факт характеризует и состояние крестьянских хозяйств во время длительной войны, и положение небольших земельных владений знати. Римская армия в Африке состояла в основном из крестьян. Длительное время находиться вне Италии они не могли, а их недовольство грозило волнениями, поэтому часть армии была отозвана. Борьба Карфагена с римлянами на своей территории осложнялась тем, что против пунийцев восстали нумидийцы. Полибий (I, 31, 2) замечает, что «в довершение бедствия в одно время с римлянами нападали на них нумидийцы, причиняя стране больший вред, нежели римляне». Обстановка вынудила карфагенян возвратить из Сицилии войска, возглавляемые Гамилькаром. Для обороны столицы были сформированы сухопутные вооруженные силы. Полководцы пришли к заключению, что армия, находящаяся в Карфагене, должна быть выведена из города на открытую местность.
Между тем в Африке римляне разоряли пунические селения между Утикой и Карфагеном. Завоеватели принесли с собой разбой, насилие, грабежи, и в этом особенно ярко проявлялся захватнический характер войны. Регул одержал еще одну блестящую победу — у города Адиса (Полиб., I, 30), позволившую за короткий срок овладеть более чем 70 городами и селениями (Евтрога., II, 11; Ороз, IV, 8, 16; Ann., Лив., 3). Взят был и большой, укрепленный город Ту нет (Полиб., I, 30, 15). Чем дальше продвигались римляне, тем с большей жестокостью разоряли они пунические земли. И вот их лагерь расположился уже у стен Карфагена. Очередному успеху заморских захватчиков сопутствовал переход к ним порабощенных карфагенянами нумидийцев.
Карфаген оказался в критическом положении. С женами и детьми сюда бежали жители окрестных селений, усилив и без того губительное для города смятение. Начались голод и болезни. Правительство Карфагена вынуждено было обратиться к римскому военачальнику с призывом заключить мир (Полиб., I, 31, 3–8; Диод., XXIII, 12; Дион Касс., фр. 43, 24; Евтроп., II, 11; Ороз., IV, 9, 1). В свою очередь Регул не мог с небольшим количеством воинов долго держать осаду. Взвесив все за и против и опасаясь, что преемник отнимет у него славу победителя, он согласился на переговоры.
Агрессивность внешней политики Рима отчетливо проявилась в предложенных Карфагену условиях мира. Римский главнокомандующий потребовал целиком передать Риму Сицилию и Сардинию, вернуть без выкупа всех римских пленных, а пленников-африканцев выкупать за указанную сумму. Кроме того, карфагеняне обязаны были возместить убытки, понесенные Римом в войне, и ежегодно платить дань. И наконец, еще одно условие, поставленное Регулом: отныне друзьями и врагами Карфагена будут соответственно друзья и враги римлян. Такой неравный союз обязывал Карфаген отказаться от собственного военного флота и поставлять корабли Риму (Полиб., I, 31, 5–6; Дион Касс., фр. 43, 24–25).
Послы Карфагена просили хоть каких-то уступок, но Регул был неумолим. Жестокость и надменность римлян вынудили пунийцев отказаться от предложенных условий мира. Карфагенский сенат, еще имея в своем распоряжении армию, флот и неразрушенную столицу, принял решение: лучше погибнуть с оружием в бою, чем согласиться на такой унизительный мир (Полиб., I, 31, 8). В Карфагене стали усиленно готовиться к решающему сражению. Как ни велика была опасность, огромное воодушевление охватило всех горожан. Они обратились за помощью к спартанцам. «Лакедемон послал к ним полководца Ксантиппа, опытнейшего в военном искусстве», — пишут древние историки Полибий (I, 32, 1), Ливий (Сод., XVIII), Флор (I, 18, 2, 23) и Евтропий (II, II). Ксантипп вселил в пунийцев бодрость и надежду на освобождение. Дальновидный полководец, отличный организатор и проницательный стратег, он, изучив обстановку и причины поражения карфагенян, пришел к выводу, что неудачи кроются в неспособности полководцев дать отпор римлянам. Сил же в городе достаточно даже для того, чтобы страну освободить от неприятеля.
Из Сицилии вскоре прибыли отборные войска во главе с Гамилькаром. Они составили ядро вновь набранной армии. Важную роль сыграли связи карфагенян с нумидийцами, которые за золото поставили первоклассных наездников. Драгоценные металлы обеспечивали вербовку достаточного числа наемников. Воодушевленные все той же надеждой на освобождение, карфагеняне доверили командование своими вооруженными силами спартанцу Ксантиппу. Он обучал армию, готовил ее к решающему сражению, что требовало энергичных и длительных усилий. Римский же главнокомандующий Регул со своей армией в течение этого времени бездействовал. Самоуверенность и беспечность римлян привели к тому, что весной 255 года военную кампанию начали не они, а пунийцы, поспешившие навязать противнику сражение с таким расчетом, чтобы Рим не успел прислать помощь.
Уверенные в победе, римляне приняли бой близ Тунета. Силы обеих сторон были уже далеко не равными: пуническая армия состояла из 12 тыс. человек пехоты, 4 тыс. конницы и 100 боевых слонов (Полиб., I, 32, 9). Полибий не пишет о числе римлян, участвовавших в сражении, но по его предыдущим сведениям (Полиб., I, 29, 9) известно, что их было 15 тыс. человек в пехоте и 500— в коннице. Кавалерия и слоны давали решительное преимущество Карфагену.
Тактика Ксантиппа в бою с Регулом сыграла решающую роль и принесла победу карфагенянам. Фронтин (II, 2, 11) замечает, что «Ксантипп одной только переменой позиции повернул ход Пунической войны…». Суть этой перемены заключается в следующем. Пунийцы, превосходившие противника, как мы подчеркивали, конницей и слонами, всегда стремились воевать на холмистой местности, а римляне, сила которых была в пехоте, обычно действовали на равнинах — это как-то уравнивало мощь противоборствующих сторон. И вот тогда Ксантипп вывел свою армию на ровное место. Слоны легко нарушили порядок в рядах римлян, и карфагеняне, преследуя рассыпавшихся конников и пехоту, добились победы. Торжественным маршем армия Ксантиппа вошла в Карфаген, ведя перед собой римского военачальника Регула и пленных воинов. «Позорное поражение, неведомое ранее римлянам: живым попал в руки варваров храбрейший полководец», — со скорбью говорит Флор (I, 18, 2, 23). Из римской армии спаслось только 2 тыс. человек, остальные попали в плен или были убиты (Полиб., I, 34, 7—12; Диод., XXIII, 14, 1–2; Ann., Лив., 3; Евтроп., II, 11; Ороз., IV, 9, 3).
Причины неудач африканской экспедиции римлян следует считать не столько объективными, сколько, по крайней мере в основном, субъективными. Хорошо организованное вторжение не было доведено до конца. Ошибку допустил и сенат, отозвавший из Африки большую часть армии и флота, и Регул, не сумевший заключить важного, на выгодных условиях мира с Карфагеном и не вступивший в союз с нумидийцами, чтобы иметь резерв для пополнения своей армии, особенно конницей. Поражение римлян в Африке объясняется неподготовленностью римской армии и флота к таким сложным военным операциям, а также бездарностью римского высшего командования. В разгроме римлян признается, кроме того, роль спартанца Ксантиппа.
Карфаген, еще недавно находившийся на краю гибели, торжествовал и веселился, Рим скорбел о поражении. Был потерян важный и удобный опорный пункт, который мог бы в дальнейшем обеспечивать высадку войск. К тому же римляне бросили на произвол судьбы своих немногочисленных африканских союзников, и карфагеняне расправились с ними, жестоко наказав те города и общины, которые добровольно сдались римлянам, — они были обложены штрафом в тысячу талантов и поставили пунийцам 20 тыс. воинов. Поплатились и руководители городов и общин: 3 тыс. человек расстались с жизнью на виселицах, многих продали в рабство (Ann., Сиц., II, 3; Ороз., IV, 9, 9). Очень быстро было восстановлено карфагенское господство и в Ливии. Гамилькар покорил нумидийские племена. Нумидия была включена в сферу политического влияния Карфагена. Однако африканцы были так беспощадно наказаны и подвергались такому гнету, что через несколько лет они подняли восстание.
Узнав о поражении и взятии в плен Регула, римляне и сенат встревожились, справедливо полагая, что карфагеняне могут теперь мстить, опустошая берега Италии, как сами они опустошали африканские берега. Обеспечение безопасности страны стало основной заботой сената. Его решения были четкими и сводились к восстановлению прежней силы армии и флота. Флот должен был отправиться в Сицилию, а оттуда в Африку, опередив нападение неприятеля на Италию.
Снарядив экспедицию в 350 галер (Полиб., I, 36, 10), римские консулы Марк Эмилий Павел и Сервий Фульвий Петин летом 255 года отплыли к берегам Сицилии. Оставив гарнизоны в сицилийских городах, корабли двинулись в Африку, чтобы спасти остатки армии, все еще находившиеся в Клупее. У мыса Гермейского, близ Клупеи, римский флот встретился с карфагенским, насчитывающим 200 кораблей. В морском сражении римляне одержали победу, потопив и обратив в бегство пунические галеры, а также захватив в плен 114 кораблей с командой. Пунийцы потеряли около 15 тыс. воинов, римляне — 1100 и лишь 9 судов (Полиб., I, 36, 8— 11; Диод., XXIII, 18, 1; Евтроп., II, 12; Ороз., IV, 9). А вскоре Рим одержал еще одну победу — в сухопутном сражении у города Клупеи. После этих событий военные действия вновь переносятся в Сицилию. Так безрезультатно для обеих сторон закончился десятилетний (264–255 годы) первый период войны.
Второй этап
Итак, римляне отправились из Африки в Сицилию. В этом походе разыгравшаяся стихия у берегов острова почти полностью уничтожила их флот. Из 364 судов спаслось только 80. Погибло около 70 тыс. гребцов и 25 тыс. воинов (Полиб., I, 37, 1–5; Диод., XXIII, 18, 1; Евтроп., II, 12; Ороз., IV, 9, 8). «История не знает более тяжелого несчастья, разом обрушившегося на море: причина его лежит не столько в судьбе, сколько в самих начальниках», — объясняет Полибий (I, 37, 3), имея в виду тот факт, что консулы пренебрегли советами кормчих. Древний историк убежден, что беда постигла римлян прежде всего из-за неумения начальников провести суда более удобным и безопасным путем.
Карфагеняне, воспользовавшись тяжелым положением противника, осадили город-крепость Акрагант. Их армия, доставленная в Сицилию, была сильной и многочисленной. Людские ресурсы дополняли 140 боевых слонов. Слоны и конница компенсировали недостаток пехоты. Отправив столь грозную армию во главе с Гасдрубалом, Карфаген снарядил еще 200 кораблей и заготовил все необходимое к морской войне (Полиб., I, 38, 2–3).
Римские союзники в Сицилии, отражая нападение карфагенян, оказали существенную помощь Риму. Великодушие к римлянам проявил сиракузский царь Гиерон: он снабдил их всем необходимым и проводил суда до Мессаны.
Между тем взамен уничтоженного быстрыми темпами сооружался новый римский флот. К концу 254 года он насчитывал 300 кораблей, которые и отплыли вскоре к берегам Сицилии (Полиб., I, 38, 7), пристали к городу-крепости Панорму и осадили его. В карфагенской части Сицилии этот город считался самым значительным, но римляне, широко использовав осадные сооружения и машины, быстро взяли его приступом (Полиб., I, 38, 8–9; Диод., XXIII, 18, 5). Последовала добровольная сдача многих других городов — Петы, Солуса, Петры, Имахары, Тиндариса. Их жители изгоняли карфагенские гарнизоны и открывали ворота римским войскам.
В 253 году римляне организовали новую экспедицию в Африку. 260 судов, ведомые консулами Гнеем Сервилием Цепионом и Гаем Семпронием Блезом, отплыли к берегам африканского материка и учинили здесь подлинное пиратство. Ничего не изменив в ходе войны и не ускорив ее окончания, консулы повернули корабли назад — к Сицилии. И вновь разыгравшаяся буря потопила более 150 судов, не считая множества барж (Полиб., I, 39, 6; Диод., XXIII, 19; Евтроп., II, 13; Ороз., IV, 9, 10–11). Вторично за короткое время Рим лишился своего флота. Обрушившиеся на них несчастья суеверные римляне объясняли волей богов, не пожелавших, чтобы они стали хозяевами моря. Указания сената с тех пор сводились к тому, чтобы не снаряжать больше флот для плавания за пределы Италии. Тем самым было признано, что военно-морские силы Рима находятся далеко не на должном уровне. Численность флота ограничили 60 судами для обеспечения безопасности берегов Италии и перевозки воинов, снаряжения и продовольствия, конвоирования транспортных судов (Полиб., I, 39, 7–8; Евтроп., II, 13).
Неудача римлян на море компенсировалась благоприятным исходом сухопутных сражений в Сицилии и на окрестных островах. В 252 году римские войска заняли последний опорный пункт пунийцев на северном побережье Сицилии — город Термы. В следующем году с помощью флота консул Гай Аврелий Котта овладел островом и городом Липарой, устроив там резню (Полиб., I, 39, 13; Вал. Макс., II, 4; Диод., XXIII, 20; Ороз., IV, 9, 13).
Хотя война затянулась, Рим не испытывал недостатка в живой силе. В том же, 252, году была проведена перепись граждан, она выявила 297 797 человек, способных служить в армии (Лив., Сод., XVIII). Имея такой мощный по сравнению с основным ядром наемной пунической армии потенциал, Рим был в состоянии справиться с любым противником и прибрать к рукам Сицилию.
Но время шло, а Сицилия так и не стала римской провинцией. Карфагенский полководец Гасдрубал прочно обосновался на острове.
Окончить войну Рим мог лишь в том случае, если бы имел боеспособный флот. Он был создан и летом 251 года направлен к берегам Сицилии. Пунийцы к тому времени появились с огромной сухопутной армией у сицилийского города Панорма. Здесь и произошла битва. В описании Полибия (I, 40) она названа ужасным кровопролитием. Превосходство карфагенян, как всегда, давали их боевые слоны — 130 из них участвовали в сражении при Панорме. Римский консул Луций Цецилий Метелл пошел на хитрость. Устроив засаду, он повернул слонов против карфагенян и расстроил их ряды. Затем римляне внезапно напали на охваченного паникой врага, разгромили его и овладели слонами. Помимо слонов карфагеняне потеряли в сухопутном сражении 20 тыс. воинов. Слоны были отправлены в Рим и выступали там в цирке (Евтроп., II, 13; Фронт., I, 7; II, 15, 4; Плин., VIII, 6). Победа ободрила римлян, вселила уверенность в будущее. Наконец рассеян был многолетний панический страх перед слонами.
Битва за Панорм принесла Риму самую крупную в этой войне победу. Триумфом был отмечен новый успех римского оружия. Во время торжеств вели 13 неприятельских вождей и 120 боевых слонов (Лив., Сод., XIX). Из 27-тысячного населения захваченного Панорма 14 тыс. человек римляне продали в рабство.
Поверженные пунийцы пали духом и в дальнейшем уже не решались вступать в сухопутные бои. За поражение в Панорме карфагенские воины казнили своего полководца Гасдрубала. Карфаген лишился всех территорий в Сицилии, кроме крепостей Лилибей, Дрепан и Эрике, и вторично просил мира. Причем посольство карфагенян, направленное в Рим с целью договориться о мире или хотя бы об обмене военнопленными, возглавил бывший консул Регул, захваченный когда-то в плен и уже несколько лет томившийся в тюрьме (Лив., Сод., XVIII; Ann., Сиц., 2, 1; Евтроп., II, 14). Дальнейшая судьба Регула зависела от успеха переговоров о мире. С него было взято клятвенное обещание, что, даже не заключив перемирия, он возвратится в Карфаген.
Прибыв в Рим, Регул отказался вступить в город, так как, по обычаям предков, став по воле рока неприятельским послом, должен быть выслушан за городом. Регул доложил сенату, что производить обмен военнопленных не следует, ибо римляне-пленники проявили трусость и сдали оружие неприятелю, — следовательно, они недостойны сожаления и не могут с пользой служить отечеству. Тем более, убеждал Регул, многие пунические полководцы, возвратившись в Карфаген, преумножат славу карфагенского оружия. Ни мира, ни перемирия заключать не нужно, потому что дела врага находятся в плачевном состоянии, а если уж и заключить мир, то на более выгодных условиях, хотя лучше решительно продолжать войну. Римский сенат согласился с мнением посла. Регул же, верный своей клятве, возвратился в Карфаген, где и умер в ужасных муках (Лив., Сод., XVIII; Ann., Сиц., 2, 1; Евтроп., II, 14).
После переговоров с Регулом перевес в сенате взяла та партийная группировка, которая ратовала за энергичные военные действия. Она и отвергла мирные предложения. Было решено немедленно начать осаду сицилийских городов-крепостей Лилибей, Дрепан и Эрике. Оба консула с четырьмя легионами отправились (250 год) в Сицилию, чтобы окончательно покорить остров и присоединить его к римским владениям. Флот римлян насчитывал 200 крупных и значительное количество небольших судов (Полиб., I, 41, 3). Вся армада двинулась к Лилибею, расположенному напротив африканского побережья. Этот город был опорой карфагенян в Сицилии, его захват мог привести к потере пунийцами всех владений на острове и открыл бы Риму ход в Африку.
Началась длительная осада города с моря и суши. Руководил осадой консул Аппий Клавдий (249 год). Римлянам удалось разрушить таранами один участок мощной стены с башнями и ворваться в город. Карфагенский полководец Гимилькон с гарнизоном, насчитывавшим около 20 тыс. воинов (Полиб., I, 42), не считая жителей, мужественно отстаивал крепость, всячески препятствовал продвижению римлян. Защитники города делали подкопы, поджигали осадные машины. Искусные пунические моряки, хорошо знающие морские пути, поддерживали на быстроходных парусных судах сообщение между осажденными и стоящим в гавани Дрепана карфагенским флотом. Хитростью карфагенской эскадре удалось проникнуть в гавань и доставить в Лилибей большое количество продовольствия и подкрепление из 10 тыс. человек (Полиб., I, 44, 1–2; Фронт., III, 10, 9).
Морское сражение у Дрепана в 249 г. до н. э.
Озабоченный затянувшейся войной, не имеющий средств для ее быстрейшего окончания, Карфаген обратился за помощью к царю Египта Птолемею II (Ann., Сиц., I) и просил у него заем в 2 тыс. серебряных талантов. Не желая обострять отношений ни с Римом, ни с Карфагеном, Птолемей решил примирить враждующих и, ссылаясь на верность договору с Римом, ответил карфагенянам, что помогать приятелям, воюющим против приятелей, он не может. На протяжении всей войны царь Египта сохранял нейтралитет. Потеряв надежду на помощь с его стороны, пунийцы вынуждены были продолжать борьбу с Римом в Сицилии своими силами.
Несмотря на то, что под Лилибеем римляне во всем имели перевес, они неумело вели осаду и не смогли добиться успеха. Карфагенские воины-наемники устроили заговор, пытаясь сдать город римлянам, но он не удался (Полиб., I, 43, 1–2). Вскоре карфагеняне получили подкрепление из Африки и перешли в наступление. Сражение у стен Лилибея было жестоким и кровопролитным. Не соблюдая порядка, воины обеих противоборствующих сторон дрались мужественно и самоотверженно. В конце концов Лилибей остался у карфагенян. Осажденным в городе удалось поджечь римские осадные машины. Сильный ветер способствовал распространению пожара, и едва ли не мгновенно загорелась вся осадная техника. Римляне потеряли надежду взять город силой. Тем более, что вскоре на их лагерь обрушились голод и мор — погибло 10 тыс. человек. Оставшиеся в живых намеревались уже снять осаду, но случилось непредвиденное — сиракузский царь Гиерон прислал им подкрепление. По словам Полибия (I, 49, 1–2), дошедшие до Рима известия о том, что часть войска погибла от голода и болезней, не сломили римлян, а мобилизовали их на решительные действия. За короткое время было набрано 10 тыс. воинов — ровно столько, сколько армия потеряла так неожиданно и трагически. Новобранцы благополучно прибыли к Дрепану. Консул Аппий Клавдий с кораблями совершил рейд от Лилибея к Дрепану и возглавил осаду. А чтобы осажденный город не мог получать помощи и даже вестей, консул решил засыпать землей и камнями вход в гавань. Море, однако, в том месте очень глубокое и неспокойное, и из его затеи ничего не вышло. Тогда Клавдий задумал внезапно напасть на карфагенского полководца Адгербала в городе.
На рассвете отборные легионеры на 200 судах подплыли к стенам Дрепана. Адгербал, хотя и не ожидал такого маневра со стороны римлян, не растерялся и пошел на хитрость: дал указание флоту выйти из гавани в открытое море. Зашедшие в гавань римляне с изумлением следили за уплывающими карфагенянами. Консул приказал правому крылу своей флотилии тоже покинуть гавань и соединиться с оставшимися за ее пределами кораблями. Расчет Адгербала оказался верным: возвращающиеся в море суда нарушили ход движения остальных. Римляне сражались у самого берега и их корабли, теснимые карфагенянами, не могли отступить. Более того, выходя из гавани, они сталкивались с судами, входящими в нее. Ломались весла, падали в воду люди, смятение, беспорядок, страх, паника охватили римлян. Так римский флот был потоплен еще раз (Полиб., I, 51). И снова катастрофу у Дрепана римляне объясняли волей богов. Кстати, и веский довод нашелся. Оказывается, перед началом битвы консулу было доложено, что священные куры не выходят из клеток и не хотят клевать зерна. Консул распорядился бросить их в море, сказав: «Пусть же они пьют, если не хотят есть» (Лив., Сод., XIX). Это надругательство, по мнению большинства древних историков, и привело к несчастью.
«Римский народ был побежден не врагами, — пишет Флор (I, 18, 2, 29), — а самими богами, знамениями которых он пренебрег; римский флот был сразу же потоплен там, где консул приказал выбросить жертвенных цыплят, поведение которых запрещало вступать в сражение». Полибий склонен толковать причины катастрофы отрицательными качествами консула Публия Клавдия Пульхра. «Публий потерял всякое уважение у римлян и подвергся тяжким укорам за легкомысленное и безрассудное поведение, причинившее Риму столь большие потери» (Полиб., I, 52, 2). Солидарен с Полибием и Т. Моммзен: «Опрометчивость неопытного и преступно легкомысленного начальника уничтожила все плоды долгой и изнурительной осады, а те римские военные корабли, которые уцелели, вскоре после этого сделались жертвой безрассудства его товарищей».
По нашему мнению, одна из причин неудачи римлян у Дрепана та, что их флот в маневренности уступал карфагенскому. Легкие, подвижные суда в любой момент могли повернуть в нужном направлении. Их гребцы и мореходы были непревзойденными мастерами морского боя. И доказательством служит тот факт, что перед началом битвы карфагеняне построились не в гавани, а в открытом море. Их суда быстро уходили от римлян и могли нападать на них с любой стороны. Римские же корабли маневрировали с большим трудом, так как были громоздкими, тяжеловесными. К тому же морское командование и гребцы римлян уступали карфагенским. Но все же основная причина поражения римлян в том, как замечает Полибий (I, 51), что они «сражались у самого берега». Итак, не только плохая маневренность римских судов, но и неудачная позиция: они были прижаты к берегу.
Остатки римского флота вынуждены были возвратиться на прежние позиции, но римляне настолько обессилели, что не смогли даже запереть гавань. Из 200 судов спаслось только 30, 93 корабля взяли в плен вместе с воинами, остальные потопили в морской пучине. Римляне потеряли 8 тыс. человек убитыми, до 20 тыс. воинов и гребцов попали в плен и были отосланы в Карфаген (Полиб., I, 51, 11–12; Ороз., IV, 8; 10, 3; Евтроп., II, 15; Фронт., II, 13, 9). После этих событий римляне сняли осаду Лилибея с моря.
Несмотря на позорное поражение у Дрепана, Рим все же решил продолжать войну до победного конца. Полибий (I, 52, 4) замечает, что после «этих неудач римляне до того были преисполнены жаждой всемирного владычества, что изыскали все средства, какие были в их власти, чтобы продолоюать борьбу без перерыва». С целью поправить пошатнувшееся положение в Сицилии они направили в Лилибей консула Луция Юния Пулла с караваном продовольствия в 60 судов. Караван благополучно прибыл в Мессану, а оттуда — в Сиракузы. Вместе с сицилийским римский флот составил 120 долгих судов и около 80 ластовых кораблей с продовольствием (Полиб., I, 52, 5–6). Продовольствие было отправлено в лагерь. Консул остался в Сиракузах, ожидая другие корабли из Мессаны. Здесь же он принимал все необходимое для армии от сицилийских и материковых союзников (Полиб., I, 52, 8).
После победы карфагенян у Дрепана им сопутствовал успех и под Лилибеем (Полиб., I, 53–54). План карфагенян сводился к тому, чтобы неожиданно напасть на римлян, чьи корабли стояли на якорях у Лилибея, и захватить их, а имущество уничтожить. Задуманное удалось. На рассвете пунические воины сожгли почти весь римский флот, а оставшиеся корабли разогнали по морю, где они вскоре были потоплены поднявшейся бурей. Одновременно карфагеняне напали и с суши. «Римляне, — сообщает Полибий (I, 55, 2–3), — потерпев полное крушение, очистили море, хотя суша все еще была в их власти; карфагеняне господствовали на море, но не теряли надежды и на обладание сушей».
Консул, завершив свои дела в Сиракузах, отправился к Лилибею. Он ничего не знал о случившемся. Навстречу ему пунийцы направили флот, но на битву не отважились, так как предвидели бурю и своевременно укрыли корабли в надежном месте. Буря и шторм были так велики, что римский флот, за исключением двух судов, полностью затонул. Экипаж и армию спасли, погибли корабли и продовольствие, предназначенное для воинов в Сицилии (Полиб., I, 49–50; Диод., XXIV, 1, 5; Ороз., IV, 10, 2–3).
Римских сенаторов охватила если не паника, то растерянность. Шел шестнадцатый год войны, а Рим не только не приблизился, а все более отдалялся от своей цели. Четырежды был полностью уничтожен его флот, причем не один раз вместе с армией. Вторично (248 год), как и пять лет назад (253 год), римляне приняли решение никогда не снаряжать впредь большое количество кораблей, а содержать несколько транспортных судов для перевозок грузов в Сицилию (Полиб., I, 59, 4). Таким образом, Рим вновь уступил первенство на море.
Но как бы то ни было, от осады Лилибея римляне не отказались. Они решили доставить державшим осаду продовольствие и для улучшения дел назначить диктатора над армией в Сицилии. Характерно, что до тех пор ни один из диктаторов не посылался за пределы Италии. Консул Аппий Клавдий Пульхр (сын Аппия Клавдия Слепого) определил в диктаторы своего писаря Глиция, чем вызвал возмущение народа. Негодующие римляне предали Аппия Клавдия суду. Но подлинная причина такого наказания — поражение римлян у Дрепана. Диктатором стал Аппий Калатин. Командующим конницей он назначил Цецилия Метелла. Оба отправились в Сицилию. Но поправить там дела не смогли.
К тому времени (247 год) командование пуническим флотом в Сицилии принял Гамилькар, по прозвищу Барка (Молния), отец будущего полководца Ганнибала. Карфагенский флот во главе с Гамилькаром отправился опустошать земли области Бруттия (Полиб., I, 56, 2–3, 10–11). В походе он имел возможность убедиться, что армии недостает хорошо обученной пехоты. Барка реорганизовал армию, повысил дисциплину.
Молодой, одаренный и энергичный полководец, он успешно вел войну в Сицилии. Укрепления на горе Эриксе близ Панорма он превратил в неприступные и держал постоянную связь с транспортным флотом и гарнизоном у Дрепана. Его назначение главнокомандующим армией последовало в момент смены партийных группировок в карфагенском правительстве. Баркиды, возглавлявшие торгово-промышленные круги Карфагена, жаждали войны и вели ее энергично в противовес Ганнонам, руководившим аграрной партийной группировкой и выступавшим против военных действий.
Карфаген активно вел войну в Сицилии и Африке. Воюя на африканском континенте, карфагеняне стремились обеспечить себе прочный тыл и компенсировать потери в Сицилии и Испании. Испанские племена, воспользовавшись войной и тяжелым положением Карфагена, изменили ему. Верность сохранили только древние финикийские колонии на южном побережье Пиренейского полуострова. И вот теперь пунийцы смогли покорить нумидийские племена (Диод., XXIV, 10, 2). За счет Нумидии Карфаген стремился получить территориальные владения и пополнить свою армию — потери в войне с Римом ощущались во всем. Экономическая сторона также играла важную роль: собираемая с различных племен дань обеспечивала продовольствием не только армию, но и жителей Карфагена.
В то время, когда карфагеняне энергично действовали в Африке, покоряя Нумидию, римляне добились некоторых, совсем незначительных успехов в Сицилии. Карфагенский полководец Карфалон продолжал опустошать берега Италии — против римских консулов в Сицилии он был бессилен. Вскоре пунический флот взял курс на Сицилию — война шла на полное истощение сил.
Помочь римлянам в Сицилии опять взялся сиракузский царь Гиерон. Но и его помощь не приблизила их к успешному завершению войны. Единоборство с Карфагеном требовало мощного флота. Однако оставалось в силе решение сената не воевать на море и не возрождать флот. Все колебания пресекло общественное мнение, заставившее Рим поступить вопреки этому решению. Ощутимые пожертвования народа оказали действенную помощь в снаряжении галер, обеспечении нового флота людьми и продовольствием. В 247 году заново созданный многочисленный флот вновь появился у берегов Африки, в гавани города Гиппон (близ Утики). Римляне подожгли стоявшие здесь вражеские суда, разрушили много домов в городе и овладели богатой добычей. Тем не менее война не была и не могла быть окончена, пока карфагеняне оставались в Сицилии. Военные действия обеих сторон фактически превратились в грабежи и опустошение захваченных территорий. Пленных скопилось столько, что было легко достигнуть соглашения об их обмене (Лив., Сод., XIX). Но так как карфагенян в плену оказалось больше, они уплатили еще дополнительно солидную денежную сумму.
Длительная война отрицательно сказалась на численном соотношении боеспособных и непригодных к воинской службе римских граждан. Значительно сократилось число мужчин, которым можно было доверить оружие. Перепись населения 247 года зарегистрировала 251 222 человека — почти на 50 тыс. меньше, чем по предыдущей переписи 252 года (Лив., Сод., XIX). Причем в это число не вошли потери союзников на море и на суше. За 20 лет войны римляне потеряли около 400 тыс. человек погибшими и взятыми в плен. Такие внушительные потери, по всей видимости, заставили римлян прибегнуть к вербовке наемников. Было привлечено, замечает К. В. Нич, «800 кельтов на Эриксе — единственный случай в римской истории».
Пополнив армию, римляне успешно действовали на суше: хитростью взяли город-крепость Эрике с сокровищницей храма Афродиты. Полибий (I, 55, 7–9) замечает, что это святилище было богатейшим в Сицилии. В ответ карфагеняне направили свой флот во главе с Гамилькаром Баркой опустошать берега Южной Италии. Римляне в это время расположились против пунического лагеря у города-крепости Панорм. «Невозможно сосчитать всех засад, наступлений и нападений, какие происходили между воюющими сторонами», — пишет Полибий (I, 57, 3)
Карфагеняне блокировали римлян, занимавших вершину горы Эрике и его подножье. Обе стороны пустили в ход против друг друга всю свою изворотливость и силу, но до окончания войны было далеко.
Для укрепления своего положения в Южной Италии, покоренной накануне первой Пунической войны, Рим вывел в 246 году колонию Брундизий в Калабрии (Лив., Сод., XIX; Вел. Пат., I, 15). За время войны (264–241 годы) Рим вывел семь колоний, четыре из которых — морские портовые города или речные порты, связанные с морем, — Брундизий, Эзис, Алсий и Фирм. Потребность в земле заставила римлян вывести колонии Эзернию, Фрегены и Сполетий.
Проводя колонизацию, Рим укреплял внутреннее положение государства, стремясь не ущемлять интересов плебеев в политических и религиозных вопросах. В 243 году Великим Понтификом был избран плебей Цецилий Метелл (Лив., Сод., XIX), сменивший на этой должности плебея Тиберия Корункания (Лив., Сод., XVIII).
Война могла вызвать озлобление италийцев непомерными поборами, налогами и поставкой воинов, часто не возвращавшихся с полей сражений.
Дальнейшие военные действия на протяжении нескольких лет не принесли успехов ни римлянам, ни карфагенянам. Так, в 245 году трагически для тех и других закончилось морское сражение близ острова Эгимуры в Карфагенском заливе. Пунийцы, плывшие в сторону Италии, были разбиты, а разыгравшаяся буря потопила римлян (Флор, I, 18, 2, 30–32; Фронт., III, 10). Известны и другие сражения, не принесшие победы ни той, ни другой стороне. Римляне так и не взяли Лилибей. Карфагеняне во главе с Гамилькаром, сумев ввезти в город продовольствие, долго оказывали сопротивление безуспешно атакующему противнику. Римляне снова убедились, что им нужен флот. В третий раз Рим решил испытать судьбу в морской войне (Полиб., I, 59, 4–5). Но строительство флота требовало колоссальных средств, а государственная казна была истощена (Полиб., I, 59, 6). Сенат постановил произвести государственный заем (трибут) у состоятельных людей. Наиболее богатые граждане были обложены налогом. После окончания войны государство обещало возвратить деньги с процентами. Многие римляне объединились и поставляли оснащение кораблям (Полиб., I, 59, 7). Каждый, исходя из своих возможностей, жертвовал в фонд государства на нужды войны. В пожертвованиях не только проявились патриотические чувства, но и была отчетливо видна надежда получить богатую добычу от выигрыша в войне.
Т. Моммзен восхищался высокими моральными качествами римских рабовладельцев, одолживших государству материальные средства для строительства флота. С. И. Ковалев считает эти качества преимуществом римского нобилитета над карфагенской олигархией. Но, видимо, правы не они, а И. И. Вейцковский, отмечающий, что так ставить вопрос нельзя — недопустимо говорить о моральных преимуществах тех или других хищников, ведь война с обеих сторон была захватнической.
В 243 году римляне на средства богатейших граждан построили 200 пятипалубных судов. Флот под командованием консула Гая Лутация Катула в 242 году пересек сицилийские воды и прервал снабжение опорных пунктов карфагенян — Лилибея и Дрепана. Мощный флот давал возможность Риму окончательно завоевать Сицилию и перейти к военным действиям в других местах. Тем более, что к этому времени римляне одержали важную победу в сухопутном сражении под Эриксом, лишив карфагенян подвоза жизненных припасов со стороны моря (Полиб., I, 59, 1–9).
Римский флот появился в Сицилии совершенно неожиданно для карфагенян. Римляне быстро овладели дрепанской гаванью и всеми пристанями у Лилибея, но крепости не были взяты. Катул знал, что скоро придется вести морское сражение, и готовился к нему. Всех своих людей без исключения он обучал морскому делу и ведению морского боя. За сравнительно короткое время из гребцов были подготовлены первоклассные воины (Полиб., I, 59, 12; 61, 3).
Военный марш римлян в Сицилию удивил карфагенян — ведь они были убеждены, что флота у Рима нет. Наспех собрав и снарядив свою эскадру, Карфаген направил ее в Сицилию под командованием Ганнона (Полиб., I, 60, 2–4; Евтроп., II, 16). Карфагеняне считали себя непобедимыми на море и пренебрегали врагами. Римские же отборные воины, матросы и гребцы, хорошо обученные на легких, не уступающих по боевым и тактическим качествам карфагенским, судах, представляли теперь грозную силу. Противники встретились в марте 241 года у Эгатских островов. Пунические корабли, нагруженные припасами, представляли собой полную противоположность римским: были неповоротливы, неманевренны, на веслах сидели совсем необученные гребцы, а воины-новобранцы, как показало сражение, были совсем неиспытанными в войне. Короче говоря, карфагеняне с самого падала битвы оказались слабее римлян, и первый же натиск последних оказался успешным: 50 судов было потоплено, а 70 с 10-тысячным экипажем и снаряжением взято в плен. Остальные карфагенские суда, используя попутный ветер, ушли в укрытие к небольшому острову Гиери (Полиб., I, 60, 5—10; Флор, I, 18, 2, 33–37; Диод., XXIV, 11). Всего пунический флот потерял в этой битве около 120 судов. Ганнон отплыл в Африку с уцелевшими судами, но поплатился жизнью за поражение: соотечественники распяли его на кресте. «Победа была такова, — считает Флор (I, 18, 2, 37), — что не возникло необходимости в разрушении вражеских стен. Казалось излишним сокрушать крепость и стены, когда Карфаген у оке был побежден на море».
Самое крупное в этой войне морское сражение закончилось для Рима победоносно. Торжествуя, римляне под командованием консула Лутация направились к Лилибею. Лилибей и Дрепан, осажденные вначале с суши, теперь были блокированы и с моря. До их падения оставалось не много времени. Поражение карфагенского флота при Эгатских островах предопределило исход войны и судьбу Карфагена.
Одержав победы на суше и на море, Рим стал властелином морских просторов и Сицилии. На острове у Карфагена остались только крепости Дрепан и Лилибей, да и то осажденные. Карфагеняне, сообщает Полибий (I, 62, 2), «не могли уже доставлять продовольствие своему войску в Сицилии, а отказавшись от надежд на то войско и как бы даже отдав его неприятелю, карфагеняне не знали, откуда добыть для войны и солдат и вождей».
Да, Карфаген больше не мог вести войну. Его мощь на суше была недостаточной, чтобы возвратить города и крепости Сицилии. Гамилькару Барке — главнокомандующему пунической армией в Сицилии — были предоставлены неограниченные полномочия, дозволено поступать так, как он сочтет нужным (Полиб., I, 62, 3). И вот, видя бессмысленность дальнейших военных действий, он предложил римскому консулу заключить союз и мир (Полиб., I, 62, 5–7; Лив., Сод., XVIII; Евтроп., II, 16). Хотя Карфаген не был еще окончательно побежден, но, сознавая, что полная победа для него невозможна, Гамилькар согласился на сносных условиях подписать мирный договор. Рим также не мог добиться большего в этом многолетнем военном конфликте и пошел на заключение мира. Длительная война была тягостной для обеих стран.
Катул продиктовал карфагенянам условия мира. Они сводились к следующему: Карфаген уйдет из Сицилии, отказавшись от войны с Гиероном, т. е. Сиракузами, и его союзниками; Риму будут возвращены без выкупа все военнопленные и перебежчики. Кроме того, назначалась контрибуция в 2 тыс. эвбейских серебряных талантов, которая должна быть выплачена на протяжении 20 лет (Полиб., I, 62, 7–9; Ann., Сиц., 2, 2). Римский консул потребовал также, чтобы пуническое войско, находящееся в Эриксе, сдало оружие. С последним требованием Гамилькар Барка не согласился. Пришли к соглашению: вместо сдачи оружия карфагеняне уплатят определенную сумму за вооружение каждого эрикского воина (Евтроп., II, 16).
В Риме признали, что условия договора умеренные, и комиссия десяти сенаторских легатов, направленная в Сицилию, уточнила и усложнила некоторые детали.
В конечном варианте договор сокращал сроки выплаты контрибуции до 10 лет, увеличив ее на тысячу талантов, которые должны быть уплачены немедленно. Карфагену было указано немедленно оставить все острова между Италией и Сицилией (Полиб., I, 63, 3; III, 27, 1—10). Корсика и Сардиния в договор не включались. Несмотря на всю тяжесть и унизительность предложенных условий, Карфаген не мог отказаться от мира. Карфагенская рабовладельческая республика находилась накануне всеобщей войны со своими наемниками и покоренными ливийскими племенами. Государственная казна была пуста. Источники дохода от торговли и торговые пошлины иссякли.
Многолетняя вооруженная борьба с Карфагеном закончилась для Рима успешно. «Длилась война двадцать четыре года (264–241 годы) и была продолжительнее, упорнее и важнее всех войн, какие известны нам в истории» — так оценивал ее с проримских позиций Полибий (I, 63, 4). Вскоре после окончания войны был заключен еще один договор. Он содержал дополнительные требования: карфагенян обязали оставить Сардинию и уплатить дополнительно 1200 талантов (Полиб., III, 27, 8; 1, 88; III, 10, 1). Пунийцы ушли из Сардинии в 238 году, так как были заняты войной с наемниками.
Сравнивая воюющих противников, Полибий (1, 64, 5) верно заметил, что «в войне оба государства оказались равносильными как по смелости замыслов и могуществу, так и в особенности по ревнивому стремлению к господству». И все же Рим и Карфаген во многом не были равнозначны.
Сухопутные силы римлян, о которых уже было сказано, имели ряд преимуществ по сравнению с пуническими. По этому поводу Ф. Энгельс писал: «Римская армия дает нам образец самой совершенной из всех систем тактики пехоты, изобретенных в эпоху, не знавшую употребления пороха». Но не только более совершенной, чем у карфагенян, тактикой отличалась сухопутная армия Рима. Она, и это, пожалуй, главное, комплектовалась из свободных граждан и союзников-италийцев и поэтому была заинтересована в победе. Карфагенская армия набиралась из подданных и наемников. Наемники воевали за деньги. Они сводили на нет материальные ресурсы карфагенян. Содержание армии обходилось Риму намного дешевле, чем Карфагену. Поэтому римляне могли выставлять значительно больше воинов.
Вечный город уступал противнику в морском искусстве. Пунический флот был сильнее по тактическим и боевым качествам. Легкие подвижные галеры, превосходно организованная морская служба и ее кадры, в совершенстве знающие моря и береговые линии, умеющие предсказывать шторм, все это делало карфагенские военно-морские силы непревзойденными. 700 пятипалубных галер, потерянных Римом в войне, — убедительное свидетельство превосходства вражеского флота (Полиб., I, 63, 6; Ann., Сиц., 2, 2). Карфагеняне потеряли до 500 судов. «Раньше никогда еще подобные силы не вступали в борьбу на море» (Полиб., I, 63, 8). Но огромные потери Рима продемонстрировали и силу, могущество, возможности народа, способного быстро поставлять все новые и новые мощности. Мало какому народу древности были по плечу такие трудности.
В ходе первой Пунической войны римляне, не имевшие вначале средств для борьбы с крупными военно-морскими силами Карфагена, создали мощный флот и нанесли пунийцам ряд серьезных поражений на море.
Важным фактором победы Рима явилась, несомненно, и прочность римско-италийского союза. Римские союзники и добровольно и принудительно, но постоянно помогали комплектовать и обеспечивать флот и армию всем необходимым. Большую помощь неоднократно получал Рим от Сиракузского государства во главе с Гиероном. Проримски настроенные сиракузские рабовладельцы были в союзе с римским нобилитетом, гавани Сиракуз служили базами римского флота. Благодаря помощи Гиерона римляне захватили Акрагант и другие пунические крепости и опорные пункты. Ощутимой была помощь сиракузян и в борьбе за Липарские острова и город-крепость Лилибей.
Роковой для Карфагена оказалась его внутриполитическая слабость. Две партийные группировки стоявшей у власти рабовладельческой олигархии в ходе военной кампании не приняли ни одного согласованного решения. Разногласия в правящих кругах во многом сказались на результатах войны.
Оба государства тратили на войну колоссальные материальные средства, но расходы покрывались продажей в рабство населения захваченных городов. Война даже дала Риму прибыли. По подсчетам Н. А. Машкина, «общая сумма доходов Рима во время войны от военных контрибуций, выкупных сумм и продажи в рабство составила 65,5 млн талантов», не считая добычи от грабежей захваченных территорий. В этом как раз наиболее выпукло проявилась захватническая политика Рима. Агрессия Карфагена, как и Рима, была направлена на утверждение господства в Западном Средиземноморье. Война обоих хищников диктовалась не только политическими, но и экономическими соображениями. Первая Пуническая война — наглядный пример агрессивных войн древнего мира.