Ганнибал Барка — побежденный в войне, победитель в истории (мраморный бюст).

Сципион Африканский — победитель Ганнибала, побежденный в истории (мраморный бюст).

 

Поход Ганнибала в Италию. Первые победы

Весной 218 года, продвигаясь вдоль морского побережья в сторону Италии, армия Ганнибала встретила упорное сопротивление местного населения на берегах реки Эбро. В жестоких сражениях пала четверть войска, однако Ганнибал, делая ставку на внезапность первого удара, быстрым маршем устремился к Пиренеям. Римляне допустили непоправимую ошибку: своевременная помощь иберам-сагунтинцам и вступление римской армии в Испанию могли предотвратить поход Ганнибала на Италию. Но армия во главе с консулом Публием Корнелием Сципионом, не знавшим о продвижении Ганнибала к Италии, прибыла в Испанию с опозданием (Полиб., III, 40). Второй консул Тиберий Семпроний Лонг с армией на 160 пятипалубных судах отбыл в Сицилию, чтобы переправиться в Ливию (Полиб., III, 41, 2–3).

Появление карфагенских воинов на территории галлов было встречено волнениями. Галльские племена боялись потерять свободу с вторжением новых завоевателей. У Ганнибала было два пути утихомирить галлов — подчинить их силой оружия или нейтрализовать посредством переговоров. Он избрал переговоры и направил надежных людей к племенным вождям и старейшинам. Повсюду его послы заявляли, что карфагеняне пришли воевать не с галлами, а с римлянами. Этим словам поверили, и войску Ганнибала разрешили следовать через галльские земли к Альпам.

Только в середине лета карфагенская армия достигла реки Родан. Римский консул Сципион, находясь на пути в Испанию, узнал, что его легионы опоздали и Ганнибал перешел не только Ибер, но и Пиренеи. Консул решил встретить и остановить его на берегах Родана. Первое столкновение нескольких отрядов римлян и уже переправившихся через Ибер карфагенян принесло победу римскому оружию (Полиб., III, 44, 3; 45, 1–3; Лив., XXI, 27, 7—28; 29, 1–4). Но сорвать переправу и задержать продвижение Ганнибала с армией римляне не смогли. Карфагенский полководец сумел покорить стремительную реку. Для переправы людей, лошадей, слонов и грузов было изготовлено множество плотов-паромов. Воины-испанцы налегке переплыли реку на кожаных щитах. Большинство кавалеристов переправилось вплавь на лошадях, часть лошадей, привязанных к корме ремнями, плыла за судами, некоторые были перевезены на судах. Хуже было со слонами, но искусные проводники провели слонов на большие паромы, покрытые землей.

Армия Ганнибала держала путь к Альпам. Полководец с одобрения воинов решил избегать в дальнейшем встреч с римской армией, понимая, что новые столкновения принесут лишь бессмысленные потери. В любом случае, даже победив римлян в самом кровопролитном сражении, он не прервал бы похода в Италию. Никто и ничто не могло уже остановить его. Сципион же проявил недальновидность, отправив часть войска под руководством своего брата Гнея в Испанию, тогда как сам с меньшим числом воинов возвратился в Италию (Пизу), вместо того чтобы не медля всей армией направиться к Альпам, куда держал путь Ганнибал.

В сентябре 218 года Ганнибал подошел к Альпам. Он еще раз убедился в точности своих планов и расчетов. Галльские племена увидели в нем своего союзника и освободителя и присоединились к нему (Полиб., III, 48). Вдобавок к этому он как дальновидный политик умело использовал междоусобную племенную борьбу аллоброгов — кого-то из них подкупил, кого-то силой заставил пойти на союз с ним (Полиб., III, 51, 9; Лив., XXI, 31), кого-то покорил. В целом надежды карфагенского полководца оправдались: еще до его прихода послы кельтских племен бойев у реки Родан звали его в Италию, а с приближением пунической армии все галльские племена восставали против римлян и переходили на сторону Ганнибала. Восставшие преследовали римлян-колонистов, а в городе Мутине заперли знатных римлян, посланных сюда для раздела земли. И делалось это из ненависти не столько к римлянам, сколько к колониальной политике Рима, выразившейся, в частности, в основании на галльской земле колоний Плаце-тии и Кремоны. На усмирение галлов Северной Италии был послан с армией претор Манилий. Бойи, устроив засаду в лесах, напали на римских воинов, многих перебили, а бежавших преследовали. Моральный дух римлян был явно сломлен. Весть о поражении в битве с галлами с тревогой встретили в Риме. «Сенат узнал, что кроме Пунической войны придется вести войну с галлами…» (Лив., XXI, 26, 1). На помощь отступающим войскам Рим послал легион, который благополучно прибыл на место.

В ноябре армия Ганнибала начала переправу через Альпы. Неимоверных усилий, полного напряжения физических и духовных сил потребовал этот беспримерный в истории переход. Осталось только 20 тыс. пехоты, 9 тыс. конницы и несколько боевых слонов (Полиб., III, 56, 4). Измученные, голодные, обессиленные воины Ганнибала раскинули свой лагерь на равнине (Полиб., III, 50–56; Лив., XXI, 32–37; Ороз., IV, 14, 3–4). Т. Моммзен правильно заметил, что «если бы римляне поставили где-нибудь недалеко от Турина, а они это могли сделать, корпус из 30 тысяч неизмученных и готовых к бою солдат и если бы они немедленно принудили неприятеля принять сражение, то великий замысел Ганнибала едва ли имел бы успех». Но римлян снова не было там, где им следовало быть, и они ничем не нарушили столь необходимого для неприятельской армии отдыха.

Ганнибал очутился на территории тавринов, которые воевали с инсубрами. Карфагеняне установили дружественные отношения, с инсубрами, совместно с ними сломили сопротивление отказавшихся от предложенного союза тавринов и взяли их столицу Таврисию (совр. Турин) (Полиб., III, 60, 8–9; Лив., XXI, 39, 1, 4; Ann., Ганниб., 5). Жестокая расправа с жителями города навела ужас на соседние племена, и те перешли на сторону Карфагена. Галлы нужны были Ганнибалу не только как союзники, но и как воины для пополнения поредевшей армии.

Ободренный поведением галлов и преисполненный уверенности в их сочувствии, Ганнибал стал усиленно готовить войска к борьбе с римлянами. Учитывая свободолюбивые настроения италийцев, он стремился показать себя по отношению к ним не как завоеватель, а как освободитель от римского гнета: без какого бы то ни было выкупа отпускал пленников — союзников Рима, спрашивая у каждого: «Римский гражданин ты или латинский союзник?» (Полиб., III, 77, 4–7; 85, 4; Лив., XXI, 20; 24; 52; XXII, 50, 6; XXIII, 43, 11).

Появление пунической армии в Северной Италии полностью изменило план ведения войны, составленный в Риме. Согласно этому плану, предполагалось основным театром военных действий сделать Африку и Испанию. Ганнибал же избрал для этого Италию. Поэтому часть римской армии под руководством консула Публия Сципиона не была на месте вторжения противника. Она еще не пришла из Испании. Вторая армия во главе с консулом Тиберием Семпронием Лонгом размещалась в Сицилии и предназначалась для переправы в Африку и только из-за медлительности римлян не успела преодолеть морской рубеж и также возвращалась в Италию (Полиб., III, 61, 9—11; Лив., XXI, 51, 5–7). Но, когда Ганнибал спустился с Альп, в Северной Италии был только один легион, безуспешно пытавшийся подавить восстание галлов. Подоспевшие затем из Рима воины второго легиона под руководством претора Луция Атилия помогли своему осажденному войску и колонистам справиться с галлами.

В Риме считали невозможным переход пунической армии через Альпы, поэтому в момент появления Ганнибала в Северной Италии не было римских легионов. Карфагеняне получили достаточно времени, чтобы отдохнуть и собраться с силами.

Прибыв на берега По, Публий Сципион принял главное командование. Трудная задача стояла перед ним: сдержать наступление вражеской армии и подавить повсеместные выступления кельтов. Положение римлян осложнялось и тем, что Ганнибал имел преимущество в коннице. Римляне форсировали По и вышли навстречу пунийцам. Во время разведывательного рейда Сципион с конницей и отрядом легкой пехоты у реки Тицин неожиданно натолкнулся на кавалерию Ганнибала, отряд которой вместе с полководцем вел рекогносцировку местности. Отряды обеих сторон остановились и подготовились к бою. Встречный конный бой трагически окончился для римлян (ноябрь 218 года). Ливий (XXI, 46, 7) пишет, что римляне, увидя карфагенскую конницу, топчущую их воинов, бежали с поля боя, их «объяла дрожь». Он ничего не говорит о судьбе находившихся в авангарде галльских всадников, но об этом мы узнаем из сообщений Полибия (III, 65, 5—11): римляне обратились в бегство под натиском нумидийцев с тыла и увлекли за собой галлов. Ливий (XXI, 47, 1) объясняет разгром римлян исключительно превосходством карфагенской конницы: «Это первое сражение с Ганнибалом доказало с очевидностью, что пуническая конница лучше римской и что поэтому война на открытой местности… не благоприятствовала римлянам». Конечно, с этими доводами нельзя не согласиться, но следует помнить и о моральном факторе. Оружие у римлян было не хуже карфагенского. С одной стороны, мощь карфагенской конницы, с другой — моральная неустойчивость римской армии и неверность союзников-кельтов обеспечили победу Ганнибалу. Малодушие римлян в этой битве стало одной из главных причин их поражения. Моральный же дух пунических воинов укрепился — они одержали первую победу над римлянами, считавшимися в то время непобедимыми. Потери римлян были весьма внушительными. На поле боя тяжело ранили консула. Он спасся только благодаря своему 17-летнему сыну Публию Корнелию Сципиону, будущему победителю Ганнибала (Полиб., III, 65; Лив., XXI, 45).

Победой при Тицине Ганнибал укрепил политический союз с галльским населением. Бойи и инсубры примкнули к пунической армии. Они увидели в ее победе над Римом свое освобождение. Антиримские восстания союзников Рима очень помогли Ганнибалу на первом этапе войны. Ведь у него было только 20 тыс. пехотинцев и 6 тыс. конников.

Полибий (III, 67) и Ливий (XXI, 48, 1–2) рассказывают, что после победоносного для пунийцев сражения у реки Тицин кельты перебили римлян в их же лагере и ушли к карфагенянам (2 тыс. пехотинцев и около 200 всадников). Ганнибал отпустил перешедших на его сторону кельтов по домам, чтобы они рассказали о случившемся своим согражданам и склонили их к союзу с Карфагеном. Так и произошло: все окрестные кельты предложили пунийцам свою дружбу, обеспечили их необходимыми припасами и приняли участие в войне с Римом. Сумев склонить на свою сторону племена галлов, Ганнибал со своей малочисленной армией побеждал римлян на их же собственной территории.

После первой неудачи римское войско двинулось к реке Требии, протекающей по холмистой, неблагоприятной для боевых действий кавалерии местности. Преследуя противника, Ганнибал разместил свой лагерь рядом с римским. Он имел солидный запас продовольствия, поставляемого галлами и захваченного при взятии крепости Кластидии (Полиб., III, 68, 1–8; 59, 1–5; Лив., XXI, 48), так что трудностей в снабжении в отличие от римлян он не испытывал.

Однако у Требии к римлянам прибыла помощь: сицилийская армия консула Семпрония Лонга объединилась с легионами Сципиона. Воспрянув духом, римские воины ждали победоносного сражения. Каждый из консулов жаждал сам победить Ганнибала, поэтому стремление к славе победителя превращалось во вражду между ними. Полибий и Ливий считают, что Сципион, ссылаясь на собственные неудачи, предупреждал об огромной опасности, которой грозит новое сражение с Ганнибалом. Семпроний легкомысленно отнесся к этим предостережениям и из корыстных целей требовал скорейшего вступления в бой. Ганнибал же стремился быстрее начать битву из расчета, что промедление может свести на нет помощь галлов. К тому же тяжелораненый Сципион еще не залечил раны и не мог участвовать в сражении, а жажда к бою Семпрония была хорошо известна Ганнибалу.

Битва при Требии в 218 г. до н. э.

В небольших стычках с римлянами пунийцы умышленно дали возможность Семпронию добиться нескольких незначительных побед, чтобы укрепить его уверенность в победе и на поле большого, решающего боя. Отмахнувшись от советов Сципиона, Семпроний начал сражение на месте, выбранном Ганнибалом и, конечно же, удобном прежде всего для его войска. Римский консул не учел этого, и его ошибка оказалась роковой.

Силы обеих сторон были неравными. Ганнибал располагал 8 тыс. воинами легкой и 20 тыс. тяжеловооруженной пехоты, 9 тыс., по Ливию (XXI, 54; 55), или более чем 10 тыс. конницы и несколькими боевыми слонами, по Полибию (III, 72, 7–9). У римлян насчитывалось 16–48 тыс. римских граждан-пехотинцев, 20 тыс. пехотинцев-союзников и около 4 тыс. конницы (Лив., XXI, 54–55; Полиб., III, 72, 11–13). Карфагеняне, как обычно, имели перевес в коннице и слонах. Это и составило одну из причин, предопределивших исход сражения.

Полибий (III, 72, 3) отмечает, что было очень холодно, выпал снег. Римские полководцы переправили через реку Требию без завтрака армию и голодных лошадей. Промокшие, озябшие, голодные, воины вынуждены были вступить в бой. Карфагеняне подкрепились пищей, накормили лошадей и вышли с полководцем навстречу римлянам. Они выстроили пехоту в одну прямую линию. На флангах размещалась конница, перед нею слоны.

Римская пехота также была построена в одну линию (16 тыс. римлян и 20 тыс. союзников). На флангах Тиберий поставил конницу (4 тыс.). Началось сражение. С самого начала обнаружился перевес на стороне карфагенян. Изнуренные римские пешие и конные воины с трудом вели бой. Пуническая армия теснила римлян с флангов. Римская конница отступила и этим открыла фланги пехоты, по которым ударила пуническая легкая пехота. Только тяжеловооруженные воины, занимавшие передние и средние ряды боевого строя, сражались долго и упорно и с равным успехом. Но внезапно из засады ударили по римлянам с тыла нумидийские воины. Удар произвел сильное замешательство и вызвал тревогу. К тому же оба римских фланга, теснимые спереди слонами, а сзади и с боков легковооруженными воинами, были прижаты к реке. И все же передним легионерам удалось прорвать боевую линию карфагенян и 10 тыс. человек отступили к Плацентии. Остальные были истреблены у реки слонами и конницей.

Ганнибал одержал победу, как говорится, по всем статьям. Конница в битве при Требии явилась решающим фактором, важную роль сыграла и непогода. Обратим внимание и на то, что начало войны было отмечено массовым переходом галльских племен на сторону Ганнибала. Полибий (III, 75, 3–4) также отмечает, что при Требии «все кельты примкнули к ним [карфагенянам]… тогда они [римляне] ясно поняли, чем кончилась битва. Все это для римлян было совершенно неожиданно…» Ливий (XXI, 56) подтверждает, что «римляне с ужасом увидели, что последняя их надежда — союзники — оставили поле битвы». По данным Полибия и Ливия, триумф Ганнибала при Требии — следствие укрепления политического союза с галльским населением.

После победы карфагенян при Тицине и Требии Рим утратил господство в Северной Италии. Только крепости Плацентия и Кремона держались силой римского оружия. Вся Цисальпинская Галлия перешла в руки Ганнибала и стала базой, обеспечивающей его продовольствием и живой силой. Римляне со страхом ожидали приближения карфагенских войск к столице, а поэтому усиленно вооружались и готовились к защите. Были отправлены также войска в Сицилию, Сардинию и Тарент. Вооружили и флот в количестве 60 пятипалубных кораблей (Полиб., III, 75, 4). Остатки римского войска были переведены консулом Сципионом в Плацентию, а оттуда часть переправлена в Кремону. Это было сделано с той целью, чтобы не обременять одну колонию зимними квартирами двух армий (Лив., XXI, 56).

В это время в городе Риме на 217 год были избраны консулами предводитель аристократии Гней Сервилий Гемин и лидер плебейских масс Гай Фламиний. Выборы проходили в острой политической борьбе партийных группировок. Гай Фламиний непримиримо боролся с сенатом. Будучи народным трибуном еще в 232 году, он вопреки интересам нобилитета провел закон о раздаче галльских земель, а вскоре поддержал «закон Клавдия», запрещавший сенаторам заниматься морской торговлей (Лив., XXI, 63, 4), чем защитил интересы римского крестьянства и всадников. Открывались новые горизонты для купеческой части плебса. Закон был принят вопреки мнению сената. Ненависть знати компенсировалась любовью народа, обеспечившей Фламинию вторичное консульство.

О бурной борьбе партийных группировок свидетельствует процесс, в котором оказались замешанными оба консула 219 года. Мы не знаем подробности, не знаем также, почему были осуждены Ливий Салинатор и Эмилий Павел, но известно, что они принадлежали к сенаторской партийной группировке. Впоследствии, в 204 году, бывший тогда цензором Салинатор ввел новую пошлину на соль (Лив., XXIX, 37, 2), чтобы отомстить народу за неправый, по его мнению, суд.

Значительное влияние на политическую жизнь Рима продолжал оказывать плебс. Это выражалось прежде всего в неоднократном избрании на высшие государственные должности его представителей, не угодных сенату, — Гая Фламиния (Лив., XXI, 57, 4), позже Теренция Варрона (Лив., XXII, 34) и других. Плебс постоянно обвинял знать и сенат в том, что по их вине перенесена война в Италию (Лив., XXII, 34, 4; 38). Однако сплоченность патрицианско-плебейской знати сглаживала вражду партийных группировок.

Новые консулы Гней Сервилий и Гай Фламиний набирали легионы, комплектовали отряды союзников, доставляли припасы и фураж (Полиб., III, 75, 5–6). Римляне даже обратились за помощью к Гиерону Сиракузскому, который прислал им 500 критян и 1000 пельтастов (Полиб., III, 75, 7).

Весной 217 года, снявшись с зимних квартир, Ганнибал двинул свою армию через Этрурию в Центральную Италию (Лив., XXI, 58–59), намереваясь склонить на свою сторону местные племена. Он всегда напоминал римским союзникам о том, что «пришел воевать не против них, а с римлянами. Поэтому им следует примкнуть к нему, ибо он пришел прежде всего для восстановления свободы италийцев и для возвращения им городов и земель, отнятых римлянами» (Полиб., III, 77, 5–6). Полководец прекрасно понимал, что не столько военные, сколько политические успехи, т. е. разложение римско-италийского союза изнутри, могут содействовать окончательной победе в борьбе с Римом.

Ганнибал с армией продвигался к Апеннинам, привлекая на свою сторону местное население. При переправе через горы стояли такие холода, которых не было даже при переходе через Альпы. Ливий (XXI, 58) сообщает, что погибло много людей, вьючных животных и семь слонов. Спустившись с Апеннин, армия Ганнибала снова направилась к Плацентии, где произошло сражение ни в его, ни в пользу римлян. Оба противника отступили. Ганнибал делал все, чтобы привлечь на свою сторону римских союзников.

Фламиний со своими легионами поспешил в Этрурию и расположился у города Арреций, намереваясь преградить карфагенскому полководцу путь в Центральную Италию (Полиб., III, 77, 1–2; Лив., XXI, 63; XXII, 1, 4–7; Ann., Ганниб., 9). Но отправляясь в поход, консул в спешке не совершил религиозных церемоний, что вызвало новую волну нападок на него в сенате. Вскоре второй консул — Гней Сервилий прибыл со своим войском к городу Аримину (побережье Адриатики). Все дороги, таким образом, были перекрыты римлянами. Однако Ганнибал опередил обоих консулов и, хотя с большим трудом, продвигался по Этрурии. Он провел армию через труднопроходимое болото реки Арн. Внезапность появления пунийцев в тылу у римлян в результате гениального марша-броска определила финал битвы у озера Тразименского (Полиб., III, 78, 6–8; Лив., XXII, 2, 2; Ann., Ганниб., 10). Переход Ганнибала из Северной Италии через Этрурию вполне можно сравнить с походом через Альпы. За четыре дня и три ночи по топким болотам с ядовитыми испарениями, лишившись в пути одного глаза (он страдал тяжелой глазной болезнью), карфагенский полководец с большими, правда, потерями преодолел этот путь и перекрыл узкое ущелье-проход к озеру Тразименскому.

Сражение у Тразименского озера в 217 г. до н. э.

Сторонник наступательной стратегии, Фламиний, не дождавшись подхода армии Сервилия, решил нанести удар и разбить карфагенскую армию. Он не знал, что Ганнибал с армией находится уже у озера. Густой утренний туман благоприятствовал засаде пунийцев. Армия Фламиния на рассвете двинулась вдоль озера. Ганнибал внезапно нанес по ней удар. Римляне попали в ловушку. В панике они не успели занять боевого порядка и не смогли оказать серьезного сопротивления, хотя сражались отчаянно. Резня была такой ожесточенной, что никто не заметил сильного землетрясения, случившегося в этих местах (Плут., Фаб., 3; Флор, I, 22, 6, 14; Циц., Предв., I, 35; Плин., II, 86). Фламиний был убит инсубром Дукарием — озлобленные кельты наконец-то утолили жажду мести (Лив., XXII, 6, 3–4). Римляне потеряли в этой битве 15 тыс. убитыми, 15 тыс. воинов были взяты в плен. Остальные спаслись бегством. Потери карфагенян составили 2500 человек. Сражение у Тразименского озера — редкий в военной истории пример успешного нападения одной армии на другую из засады.

Полибий (III, 80, 9) объясняет поражение римлян личными недостатками главнокомандующего: «Нерассудительность, слепая смелость, безумная стремительность, а также суетность и высокомерие — качества вождя, выгодные для врагов, весьма гибельные для своих, ибо подобный человек легко становится жертвой всяческих козней, обмана… Ганнибал постиг и принял во внимание все качества неприятельского вождя, благодаря чему и удался его план». Отчасти такое толкование верно, поскольку умелый тактический маневр в этой битве мог бы спасти римскую армию от гибели. Ливий (XXII, 9, 7) видит в случившемся волю и гнев богов: «Консул Фламиний пострадал не столько из-за безрассудства и незнания дела, сколько вследствие пренебрежения священными обрядами и гаданиями».

Разгром римского войска у Тразименского озера еще более обострил и без того ожесточенную межпартийную борьбу в Риме. Прежде всего это был удар по крестьянской группировке во главе с Фламинием. Крестьянство надеялось на победу и окончание войны. Полибий (III, 82, 8) пишет, что плебеи были настолько уверены в победе, что у Фламиния «было меньше людей вооруженных, чем безоружных, следовавших за войском в расчете на добычу: они несли цепи, кандалы и другие принадлежности победителей». «Великое несчастье» — так было встречено поражение всеми гражданами (Лив., XXII, 7, 8).

Хотя Ганнибал вступил в Этрурию и открытым для него оказался путь к Риму, победа не принесла ему удовлетворения. Разгромлена была римская армия, но не Рим. И прав немецкий историк К. Лоренц, поставивший вопрос так: «Рим или Карфаген вышел победителем из этой битвы?» В узком смысле слова, конечно, Карфаген. Но какой свободной ни была теперь дорога на Рим, Ганнибал не двинул по ней свою армию. Он знал, что в первую очередь нужно расстроить римско-италийский союз, ибо до сих пор он побеждал не Рим, а римских полководцев, выигрывал отдельные битвы, а не войну в целом. Из военачальника он превратился в дипломата, прекрасно понимающего, что окончание войны зависит не только от успехов на полях сражений, но и от побед на политическом фронте. И всю свою энергию Ганнибал направил на изоляцию города Рима, на создание антиримского союза из городов и общин Италии. Он развивал, в частности, свои отношения с кельтами, северными этрусками и лигурами. Поведение этрусков и других северных народов объясняет Дион Кассий (XIII, 54). Все народы, отмечает он, которые жили на севере Италии, восстали против Рима, чтобы примкнуть к карфагенянам. Делали они это не потому, что желали карфагенской власти, а из ненависти к римскому господству. Только этими мотивами можно объяснить то, что карфагеняне имели союзников во всех племенах. Причина отхода галлов и лигурийских племен от Рима кроется в различии их общественного строя: Рим был рабовладельческим государством, а галлы и лигуры жили первобытной общиной, находящейся на грани разложения (Полиб., II, 17, 9—11; Лив., V, 28, 4–7; Страб., V, 2, 1; Диод., V, 39, 5).

Из всех северных галльских племен верными римлянам остались только ценоманы (Лив., XXI, 55, 3–4) и анамары (Лив., XXI, 48, 9). Они враждебно встретили карфагенян. Все же хитростью Ганнибалу удалось взять и их город Кластидий — римскую крепость. Впрочем, верность ценоманов и анамаров Риму держалась только силой оружия. Дело в том, что их территория контролировалась легионами, не будь этого — они тоже перешли бы на сторону карфагенян.

Через Умбрию Ганнибал направился к побережью Адриатического моря и далее на Апулию, чтобы продолжить разрушение римско-италийского союза уже в Центральной и Южной Италии. К верным Риму союзникам он применял тактику «выжженной земли» и всячески поддерживал перешедших на его сторону италийцев. Выйдя к Адриатике, Ганнибал счел необходимым официально сообщить сенату о результатах военных действий за два года. В Карфагене в свою очередь решили оказать помощь своим войскам в Италии и Испании (Полиб., III, 87, 4–5). Правда, делать это не торопились.

Продвижение Ганнибала к югу Апеннинского полуострова давало возможность римлянам выиграть время и восстановить боеспособность своей армии. Римское государство прибегло к средству, к которому давно не прибегало — к назначению диктатора. Причем назначение это произвел народ, чего до того времени не допускалось (Полиб., III, 87, 6–9; Лив., XXII, 8, 6; Ann., Ганниб., 11). Диктатор Квинт Фабий Максим Веррукоз, прозванный Кунктатором (Медлитель) назначил себе в помощники начальника конницы Марка Минуция Руфа (Полиб., III, 87, 9; Лив., XXII, 8). Легионы во главе с начальником конницы выступили в поход. Их четыре наспех набранных легиона соединились с войсками, которые шли на помощь от Аримина, и расположились лагерем против карфагенян в окрестностях города Эки, недалеко от границы Самния.

Фабий Максим — приверженец сенатской консервативной партийной группировки. Хорошо разбираясь в обстановке, он прибег к новой системе действий, рассчитанных на избежание решительных сражений. Диктатор стремился истощить противника частыми походами, преследованиями и нападениями на отдельные отряды пунийцев, добывающих продовольствие и фураж. Плутарх (Моралии, 74, 1) пишет так: «Фабий Максим, не желая сражаться с Ганнибалом, а желая брать его измором и недостатком средств и пропитания, шел за ним по горам и ущельям, повторяя все его движения; над ним смеялись и обзывали его Ганнибаловым дядькой, но он не обращал на это внимания и делал, как считал нужным, а друзьям говорил, что бояться насмешек и поношений еще постыднее, чем бояться врага». Но такая система ведения войны была рассчитана на длительное время и не удовлетворяла тех, кто требовал решительных действий и быстрого ее окончания. Тем не менее Фабий настойчиво осуществлял свою тактику. «Сначала такой образ действий возбуждал презрение к Фабию и вызывал толки, что он трус и боится сражения. Но с течением времени все вынуждены были признать, что в данных обстоятельствах нельзя было бы действовать разумнее и осмотрительнее» (Полиб., III, 89, 3).

Идя в стороне от неприятеля, римляне заблаговременно занимали поселения, богатые продовольствием и фуражом. Так Фабий сохранил и укрепил армию. Воинам же Ганнибала приходилось постоянно отлучаться из лагеря или с места стоянки для пополнения запасов. Как правило, они погибали от рук неприятеля. Войско Ганнибала изматывалось, пополнения не поступали, а к обращениям о помощи в карфагенском совете относились скептически (Дион Касс., фр. 57, 14— Зон., VIII, 26). Враждебная Баркидам партийная группировка получила большинство и отказала ему в необходимой помощи. Так что расчет на политический и военный союз со Средней и Южной Италией провалился. Следовательно, тактика замедленного ведения войны, избранная Фабием, оправдывала себя. Однако она не одобрялась начальником его конницы Минуцием Руфом — сторонником наступательных действий. «Он в присутствии всех и каждого поносил Фабия, говоря, что он ведет себя недостойно и трусливо; сам он горел желанием помериться с неприятелем в битве» (Полиб., III, 90, 6). Минуций для Фабия был более ожесточенным противником, чем Ганнибал, пишет Ливий (XXII, 12).

Недовольных в Риме Фабий стремился успокоить рядом сакральных мер. Были даны обеты «священной весны» и «строительства храма Венере Эруцинской и Разуму» (Лив., XXII, 9, 7—10). Религиозная деятельность производила впечатление на народ, но все эти обеты, ауспиции, жертвоприношения проводились вопреки военным планам и нависшей угрозе. Даже несмотря на трагические поражения при Тицине и Тразименском озере, сенат продолжал отзывать из армии диктатора Квинта Фабия для того, чтобы совершить обряды жертвоприношений (Лив., XXII, 18, 6—10). Гибель Фламиния и его армии объясняли в Риме только тем, что консул, считая все религиозные акты суеверием, тайно уехал в армию, не приняв участия в ауспициях. В чужих же землях он не мог предпринять новых гаданий, следовательно, не имел права на командование войском.

Тем временем Ганнибал следовал по Центральной Италии, не встречая там никакой поддержки. Вполне естественно, что в Умбрии (Лив., XXII, 9, 1–2) ему не была оказана помощь. В эту область Рим выводил колонии только в военно-стратегических целях, так как холмистая местность не благоприятствовала земледелию. Если учесть, что римские колонии носили прежде всего военно-земледельческий характер, то понятно, что господство римлян в Умбрии не было тягостным для местного населения. Не нашел Ганнибал понимания и в Пицене, населенном преимущественно римскими гражданами. В этой области, как и в Умбрии, он приказал убивать всех взрослых, оказавшихся на пути следования (Полиб., III, 86, 11). В Фалернской области, несмотря на значительные опустошения, вызванные нашествием Ганнибала, панику и бегство местного населения, союзники не нарушили верности Риму (Лив., XXII, 13, 10–11). Не поддержали пунийцев и на других захваченных ими территориях — в Самнии, Кампании, некоторых общинах Апулии. Здесь оказывали помощь римскому диктатору Квинту Фабию Максиму. Несмотря на усилия Ганнибала, «ни один из городов [Центральной] Италии не отпал от римлян и не перешел на сторону карфагенян, все они оставались верными данным обязательствам, хотя некоторые из них жестоко терпели от неприятеля», — замечает Полибий (III, 90, 13).

Преданность латинов и сабеллов союзу с Римом давала ему громадный перевес перед Ганнибалом и практически предрешила исход войны. Ганнибал полагал, что его появление в Средней Италии будет толчком к всеобщему восстанию италийских племен. Оказалось же, что ядро среднеиталийских союзников крепко держалось за римлян, поддерживало их и активно сопротивлялось карфагенянам (Полиб., III, 75, 7–8; 90, 13–14; 100, 3–4). Причина их верности объясняется не только страхом нового порабощения, но и тем, что в этой части Италии многочисленная римская рабовладельческая верхушка в союзе с местной знатью удерживала население от измены. Во всяком случае до событий при Каннах ни один из союзных городов не отпал от Рима. Вот, собственно, почему после Тразименской битвы, открывшей карфагенской армии дорогу на Рим, Ганнибал не воспользовался предоставившейся возможностью, так как прекрасно понимал, что невозможно осаждать столицу, имея в тылу незавоеванную страну. Рим в свою очередь без ущерба для себя направил войска на юг, для защиты южно-италийских союзников (Лив., XXII, 39, 40).

В то время как Ганнибал совершал опустошительные рейды в Кампании и Апулии, начальник римской конницы Марк Минуций во время отсутствия диктатора (Фабий отлучился в Рим для совершения жертвоприношений) подошел к неприятелю и стал лагерем. Этим Минуций затруднил карфагенской армии сбор продовольствия и фуража. Он даже одержал несколько побед в небольших стычках (Лив., XXII, 23). Успешные военные действия Минуция вскоре стали известны в столице. Противников у Квинта Фабия стало еще больше. Странной казалась такая система обороны диктатора, позволявшая пунийцам беспрепятственно опустошать Среднюю Италию на глазах римской армии. Политические противники Фабия воспользовались распрями и при поддержке недовольных добились, что народное собрание вынесло постановление, чтобы звание диктатора в равной степени с Фабием было возложено и на начальника конницы Марка Минуция. Так римская армия была разделена на две отдельные армии со своими начальниками (Полиб., III, 103, 7–8; Лив., XXII, 27; Ann., Ганниб., 13), придерживающимися совершенно противоположных планов ведения войны: Фабий — замедленных действий, Минуций — наступательной стратегии. Но первое сражение диктатора Минуция провалилось и он не оправдал диктаторского звания. Благодаря помощи Фабия, пославшего подкрепление — 8 тыс. пехоты и 2,5 тыс. конницы во главе с Нумерием Дещшием (Лив., XXII, 24, 11–12), армия Минуция была спасена.

Немногого достиг Ганнибал своими рейдами по Италии. Снабжение армии продовольствием и фуражом становилось все труднее. Его расчет на повсеместную помощь со стороны рабов не оправдался. Союзники и даже рабы остались преимущественно верными Риму и пополняли его армию. Провалился и его план восстания рабов в Риме. Видя в Ганнибале своего освободителя, рабы после ряда поражений римлян решили поднять в городе восстание. Они стремились помочь Ганнибалу в захвате Рима. Истовия располагает очень скудными сведениями об этих событиях. Только у Ливия (XXII, 33, 2) имеется беглое упоминание о последствиях заговора: «25 рабов были распяты на крестах за то, что составили заговор на Марсовом поле; доносчику была дана свобода и 20 тысяч тяжелых ассов». Возможно, из патриотических соображений Ливий не пожелал сказать больше об этом заговоре, однако и умолчать о нем не мог. Благодаря этому сообщению есть основания предположить, что заговор 217 года был задуман с размахом и вполне мог вылиться в восстание, не последуй измена. О том, что заговорщики были связаны с Ганнибалом и ставили своей целью содействовать ему в захвате города, косвенным доказательством служит сообщение Ливия (XXII, 33, 1) о том, что в Риме был схвачен проживавший тут два года карфагенский шпион. Римляне отрубили ему руки и отправили в лагерь Ганнибала, чтобы тот убедился в провале своих планов.

Зиму 217/216 года Ганнибал с армией благополучно провел в лагере около Гереония (Апулия). Но постоянной угрозой был Фабий. Его пунический полководец сравнивал с тучей на горах, которая могла разразиться грозой и дождем в любое время.

Неудачи не сокрушили римлян. Они вооружались и готовились к дальнейшим военным действиям. Многие союзники предлагали им помощь для быстрейшего разгрома врага. В Рим прибыли неаполитанские послы. Они принесли в курию 40 золотых тяжеловесных чаш и заявили, что, если римляне сочтут их содействие полезным, они окажут его с полной готовностью. Послам выразили благодарность за подарки и усердие, была принята лишь самая малая чаша (Лив., XXII, 32, 4, 8–9). Такой же дар доставили послы из Пестума. Их тоже поблагодарили, но золота не приняли (Лив., XXII, 36, 9). От сиракузского царя Гиерона в Остию прибыл флот с 220 фунтами золота, 300 тыс. мер пшеницы и 200 тыс. мер ячменя, 1 тыс. стрелков и пращников. Были даны заверения, что в случае необходимости царь готов оказать дополнительную помощь. Ко всему этому поступил совет Гиерона: от претора, которому достанется провинция Сицилия, переправить флот в Африку — пусть Карфаген и на своей земле ведет войну, что не позволит ему посылать вспомогательные войска Ганнибалу (Лив., XXII, 37, 1–9). Римляне приняли от Гиерона все, кроме золота. К флоту, состоявшему из 50 кораблей и находившемуся в Сицилии, было добавлено 25 пентер, и претору Отацилию позволили переправиться в Африку (Лив., XXII, 37, 10–13), но он только совершил пиратский набег на ее побережье.

Воюя с Ганнибалом в Италии, Рим постоянно держал в поле зрения Испанию — там обстановка складывалась весьма неблагоприятно для карфагенян. Римская армия под командованием проконсула Гнея Корнелия Сципиона, брата консула Публия, успешно осуществляла военные операции. В битве при Кисее римляне одержали крупную победу над иберийско-пуническими войсками, возглавляемыми братом Ганнибала— Гасдрубалом. Большая часть Иберии была возвращена в сферу римского господства. Ливий (XXII, 20, 11) сообщает, что «народов [т. е. племен], которые дали заложников, приняли подданство и признали власть римлян, было 120». Господство Карфагена на Пиренейском полуострове становилось все более шатким. А вскоре (216 год) сенат, увеличив свои вооруженные силы на полуострове, решил окончательно вытеснить пунийцев. С этой целью в Иберию было отправлено 20 кораблей и 8 тыс. воинов под командованием Публия Корнелия Сципиона (Полиб., III, 97; 106, 7; Лив., XXII, 22, 1). Оба Сципиона действовали успешно и не пропустили Гасдрубала с подкреплением, направлявшимся в Италию. Был не только прегражден путь, но и нанесен сокрушительный разгром армии карфагенян. Умело действуя в Иберии, Сципионы привлекли на свою сторону многочисленные племена, лишив этим Ганнибала подкрепления.

Предпринимая столь решительные шаги, Рим был озабочен тем, чтобы пунийцы не завладели Испанией. Случись это — они располагали бы изобилием продовольствия и людьми, утвердились бы на море и приняли бы участие в нападении на Италию, отправив Ганнибалу войска и деньги. Вот почему войне в этой области римский сенат придавал важное значение. Но, перенося в Испанию военные действия, римляне не теряли активности в Сицилии, Сардинии и Корсике — здесь действовал их флот в составе 120 пятипалубных кораблей под командованием консула Гнея Сервилия Гемина (Полиб., III, 96, 10; Лив., XXII, 31, 1). Этот флот заставил 152 карфагенский флот уйти от берегов Италии. Плывшее подкрепление Ганнибалу на 70 судах (Пол и б., III, 96, 8—10) возвратилось к берегам Сардинии, а потом в Африку. Консул отправился даже к берегам Африки, но его воины, опустошая прибрежные поля и селения, попадали в засады карфагенян и терпели поражение за поражением. Гней возвратился с остатками армии в Сицилию. Неудачный исход экспедиции не помешал, однако, убедиться в уязвимости карфагенских позиций на африканском континенте.

Неудачи диктатора Минуция в Италии воспринимались в Риме как полумеры, принятые сенатом: недостаточно было дано ему армии. Сенат решил произвести новый набор и создать многочисленную армию, какой еще не было: 8 легионов и соответственное им число союзных войск. Следовало подумать и о главнокомандующем. В Риме требовали от сената решительных действий, даже были слухи, что сенат умышленно затягивает войну замедленной тактикой Фабия.

По истечении срока диктатуры Фабия консулы Сервилий и Атилий вернулись к исполнению своих обязанностей. На консульских выборах на 216 год были избраны консулами Гай Теренций Варрон и Луций Эмилий Павел. Варрон выражал интересы плебса. От него ждали успешного и быстрого окончания войны. Ливий (XXII, 25, 18–26; ср.: Дион Касс., фр. 57, 23–25) пренебрежительно пишет о его происхождении из социальных низов, называет выскочкой и карьеристом. «Конец-лаплебея провожали преданные ему плебеи, толпа более внушительная, хотя и не было в ней людей с весом» (Лив., XXII, 40, 4). Аристократия выдвинула в консулы Эмилия Павла (Лив., XXII, 35, 3) — противника Варрона.

Легионы опять были разделены на две отдельные консульские армии, так как консулы придерживались противоположных мнений относительно ведения войны. Варрон был сторонником решительных военных действий, а его соперник — Эмилий Павел, как и Фабий, приверженец замедленных. Так четко выделились два направления ведения войны — наступательная стратегия: Фламиний — Минуций — Варрон (демократическая партийная группировка) и оборонительная: Фабий — Павел (консервативная группировка).

Горький опыт прошедших лет не убедил противоборствующие группировки в необходимости сгладить разногласия, объединиться. И вот в критический момент во главе армий встали представители враждующих группировок, придерживающиеся противоположных мнений о методах ведения войны и не имеющие единого плана борьбы с противником. Ливий (XXII, 39) отмечает, что примером вражды между консулами может служить речь Фабия Максима, обращенная к консулу Павлу перед выступлением последнего в поход. Он говорил, что Эмилий Павел ошибается, если думает, что ему предстоит бороться с Теренцием Варроном меньше, чем с Ганнибалом. С пунийцами Павлу придется сражаться только в строю, а с Варроном — повсюду и по всякому поводу. Очевидно, острая политическая борьба между патрициями и плебеями все более обострялась. Это и помогло Ганнибалу совершить опустошительный поход по Италии — силы римлян тратились на внутренние междоусобицы, их почти не оставалось на отражение внешней агрессии. Оценив обстановку, сенат окончательно отверг наконец фабианскую тактику ведения войны и решил приостановить наступательные походы Ганнибала. С этой целью в 216 году началась усиленная подготовка к решающему сражению.

 

Битва при Каннах — коренной перелом в ходе второй Пунической войны

После ряда принятых мер в римскую армию было набрано небывалое число людей: даже вольноотпущенников, имевших детей, привлекали к присяге. Часть воинов посадили на корабли, остальных направили на защиту города. Учитывая верность союзников Центральной Италии, сенат за их счет увеличил армию. Усилены были легионы: к каждому прибавлено по тысяче пехотинцев и по 100 всадников. Легион состоял теперь из 5 тыс. пеших воинов и 300 кавалеристов (Полиб., III, 106, 3; Лив., XXII, 36, 3). Готовясь к решающему сражению, сенат ввел в армии новую присягу. Ее основные требования сводились к клятве не покидать воинских рядов и не бежать с поля боя. «Прежде этого никогда не делалось, — указывает Ливий (XXII, 38, 2), но массовое бегство воинов во время предыдущих битв вынудило римлян пойти на такой шаг».

Усиленный набор увеличил армию вдвое: при Каннах римляне воевали восемью легионами, в которых насчитывалось 87 200 человек, из них более 6 тыс. всадников, по Полибию (III, 113, 5), и 7200, по Ливию (XXII, 36). Была организована армия, какой Рим никогда не посылал в бой. Этого, казалось, было достаточно, чтобы раздавить противника, вдвое меньше по численности: у Ганнибала насчитывалось лишь 40 тыс. пехотинцев и 10 тыс. конников (Полиб., III, 114, 5).

Тщательно подготовившись к битве, римские войска под командованием консулов Луция Эмилия Павла и Гая Теренция Варрона прибыли в Апулию к Каннам, занятым пунийцами. Расположившись основным лагерем на одном берегу реки Ауфид и небольшим, в 10 тыс. человек, — на другом, римляне ждали начала битвы. В римской армии было правилом: ежедневно командование, т. е. решающий голос в военном совете, переходило от одного консула к другому. Накануне сражения при Каннах решающим голосом обладал Варрон.

2 августа 216 года легионы перешли реку Ауфид и выстроились в боевом порядке. Конница разместилась на флангах, пехота в центре. Левым флангом командовал Теренций Варрон, правым — Эмилий Павел, центром — Гней Сервилий Гемин, бывший консул (Полиб., III, 112, 1–5; 113, 1–5; Лив., XXII, 45). Варрон умышленно очень растянул фронт, чтобы замедлить продвижение вражеских войск. И хотя учитывалось превосходство пунической конницы, обойти и охватить фланги, по его мнению, было невозможно.

Напротив римской пехоты Ганнибал выстроил свою в форме полумесяца. В передней части центра были поставлены кельты и испанцы с собственным вооружением. Африканцы, вооруженные по-римски, расположились по бокам флангов. Тяжелая конница заняла позиции у реки, его командовал Гасдрубал, а со стороны равнины разместилась легкая нумидийская конница во главе с Махарбалом. Центр возглавил сам полководец, правой рукой у него был его брат Магон. Ганнибал обратился к воинам с речью: «С победой в этой битве вы тотчас станете господами всей Италии; одна эта битва положит конец нынешним трудам вашим, и вы будете обладателями всех богатств римлян, станете повелителями и владыками всей земли. Вот почему не нужно более слов — дела нужны…» (Полиб., III, 111, 9—10).

Сражение при Каннах в 216 г. до н. э.

Консул Эмилий Павел также обратился с речью к легионам, в которой подчеркнул: «… идите в битву с мыслью о том, что отечество борется… за самое свое существование… на вас покоятся все надежды его на спасение. Оправдайте эти надежды, докажите преданность отечеству, какая ему подобает, покажите всем народам, что прежние поражения произошли не от того, что римляне уступают будто бы карфагенянам в доблести, но от неопытности сражавшихся тогда воинов и от случайных обстоятельств» (Полиб., III, 109, 9—12).

Карфагенские воины были расположены удобнее, чем римские: они стояли к ветру и солнцу спиной, римлянам в лицо дул ветер и нес песок, слепили лучи солнца. Широкая равнина позволяла Ганнибалу еще раз показать преимущества своей конницы. Трезво оценив ситуацию, консул Эмилий Павел решил уклониться от боя, отойти с занятых позиций и увлечь за собой пунийцев. После этого на удобных для пехоты позициях дать сражение. Теренций Варрон, придерживавшийся мнения дать сражение на равнине при Каннах, уже выстроил армию. Конечно, разногласия консулов не могли не сказаться отрицательно на состоянии воинов.

Сражение начали легковооруженные воины. Вначале успех сопутствовал римлянам, так как Ганнибал специально ослабил центр полумесяца и римская пехота смогла дать отпор встречным войскам галлов и иберов. Римляне воспрянули духом и, пренебрегая осторожностью, начали преследовать иберийско-галльскую пехоту, которая, медленно отступая, увлекла противника в центр своих войск. Затем стремительной атакой конницы с обоих флангов и с тыла пунийцы взяли в клещи часть римской конницы и почти всю пехоту. Раненый консул Павел прибыл в центр, надеясь еще спасти армию от разгрома. Легионы быстро перестроились и клином врезались в центр карфагенян. Но молниеносная атака африканской пехоты справа и слева остановила римлян. К этому времени тяжелая конница Гасдрубала разгромила фланг под командованием Павла и напала на левый фланг Варрона. Нумидийская конница рассеяла всадников Варрона и преследовала их. Гасдрубал по приказу Ганнибала в третий раз быстро перестроил тяжелую кавалерию, чтобы напасть с тыла на римскую пехоту. Этим ударом и был решен исход сражения. Бегство было исключено. Бой превратился в кровавую резню, жертвами которой стали римляне. Итак, тыловая атака карфагенской конницы была решающей на поле сражения при построении армии полумесяцем. «Как ни правильно то положение, — писал X. Дельбрюк, — что более слабой стороне не следует обходить неприятеля одновременно с двух сторон, ибо этим чрезмерно ослабляется центр, Ганнибал решился наперекор этому правилу окружить с 50 тысячами человек неприятельское войско в 70 тысяч и почти целиком уничтожил его в этом железном кольце».

Так кончилась битва римлян и карфагенян при Каннах, в которой и победители и побежденные отличились величайшей храбростью. «Никогда еще не происходило такого полного уничтожения целой армии», — отмечал Ф. Энгельс. По Полибию (III, 117, 6), Ганнибал лишился 6 тыс. воинов, по сведениям Ливия (XXII, 52), — 8 тыс. Потери Рима были куда более многочисленными. Полибий называет такие цифры (III, 117, 3): погибло около 70 тыс. римлян и союзников, бежало около 3 тыс. Ливий дает другую статистику: 48 200 воинов убито (XXII, 49, 15), 19 300 взято в плен (XXII, 49, 13, 18; 50, 9, 19), 15 800 осталось в живых и спаслось бегством (XXII, 50, 11; 60, 19; 52, 4; 54, 1, 4). Европий (III, 10) пишет, что римляне потеряли 60 тыс. пехотинцев, 3,5 тыс. всадников и 350 представителей знати (сенаторов и лиц, занимавших ранее высшие должности). Орозий (IV, 16, 2), явно приуменьшив потери Рима, называет 44 тыс. убитых. Плутарх (Фаб., 6) предлагает свою версию: 50 тыс. убитых, 4 тыс. пленных и 10 тыс. плененных в обоих лагерях. Противоречия древних авторов объясняются тем, что они предвзято отнеслись к цифровому материалу источников. Так, Полибий определил 70 тыс. павших простым вычислением: от 87 200 (первоначальное количество воинов) он отнял 10 тыс. пленных и несколько тысяч спасенных и пропавших без вести. Мы же не можем признать достоверным число погибших, названное Полибием, по той причине, что из спасшихся воинов было образовано два полных римских легиона. Следовательно, кроме римлян должно было спастись примерно столько же союзников, так как каждый легион обязательно имел отряд союзников-италийцев, который численно был крупнее легиона. Ближе к истине данные Ливия. Ведь не вся римская конница была окружена, большая ее часть бежала. Полибий же утверждает, что конница полностью полегла на поле боя.

В сражении пали консул Эмилий Павел, бывший консул Гней Сервилий, две трети офицерского состава и 80 человек сенаторского сословия. Консул Теренций Варрон с 70 всадниками бежал в Венусию (Полиб., III, 115–116; Лив., XXII, 47–49; Ann., Ганниб., 17, 24; Фронт., II, 3, 7). Сюда же, спасшись бегством, прибыли остатки римских легионов. 2 тыс. воинов бежали в Канны. Римский гарнизон малого лагеря почти целиком был взят в плен. О масштабах римских потерь можно судить и по тому, что после Канн Ганнибал отправил в Карфаген три аттических медимна золотых колец, снятых только с убитых сенаторов и всадников (Лив., XXIII, 12; ср.: Дион Касс., фр. 27; Ороз., IV, 16, 5). Все воины, кому удалось бежать, были собраны в Канусии трибунами Аппием Клавдием и Публием Сципионом-сыном. Из них образовали два легиона и командование возложили на претора Марка Клавдия Марцелла, испытанного в войнах с галлами. Сенат и римский народ верили в этого храброго и опытного в военном деле командующего армией и видели в нем спасителя от надвигающейся опасности.

Каннской катастрофе римлян и небывалому успеху карфагенян способствовали полководческий талант Ганнибала и превосходство его конницы, на что обратил внимание Ф. Энгельс, помноженные на поведение римских союзников. Из сообщений Ливия вытекает, что около 4 тыс. римских воинов пропали без вести. Но такая масса людей не могла исчезнуть бесследно. Вполне допустимо, что «пропавшие» бежали к Ганнибалу, что, кстати, подтверждают события, развернувшиеся после Канн.

Вскоре известие о несчастье пришло в Рим. В городе не знали, что часть войска уцелела, жив один консул — Теренций Варрон и даже есть «надежда на сформирование армии, достойной носить название консульской; уже она, по-видимому, была в состоянии защититься от неприятеля, если не в открытом поле, то хотя бы за стенами города», — сообщает Ливий (XX, 54).

Ужас и смятение охватили столицу. Многие на улицах оплакивали своих близких «и с воплями ожидали, что они сами вот-вот будут взяты в плен, женщины с детьми молились в храмах…» (Ann., Ганниб., 27). Следовало срочно принять меры по укреплению безопасности Рима и успокоить общественное мнение в городе. С этой целью был созван сенат. «Все были того мнения, что, истребив римские войска, враг поспешит осадить Рим» (Лив., XXII, 55). Сами сенаторы взяли на себя обязанность восстановить порядок в городе, положить конец смятению и страху. Даже траур был ограничен 30-дневным сроком. Не замедлили также послать в Дельфы посла Квинта Фабия Пиктора спросить оракула, что делать дальше и какие жертвы приносить богам. В Риме были умерщвлены две весталки, уличенные в нарушении обета целомудрия, зарыты живыми в землю галл и галльская женщина, грек и гречанка (Лив., XXII, 57). «Таким образом, боги были, по общему мнению, умилостивлены достаточно» (там же). Для защиты города направили полторы тысячи мужчин, набранных для флота.

Сенат назначил диктатором Марка Юния, а начальником конницы Тиберия Семпрония (там же). Были изданы декреты о срочном призыве в армию.

Реакция на Каннскую катастрофу в окрестных странах была в пользу Ганнибала. Союз и дружбу с Карфагеном сразу предложили Македония и Сиракузы, нейтральным остался Египет.

Вскоре Рим постигло новое несчастье. В конце 216 года в Галлии погибли два легиона вместе с консулом Постумием. Устроив засаду в лесистой местности и подпилив деревья, галлы уничтожили 25 тыс. римских воинов (Лив., XXIII, 24, 8). Большие потери в живой силе заставили Рим принять срочные меры, чтобы пополнить ряды армии. Из-за трудностей в решении этой задачи он временно отказался от войны с Галлией, не ослабляя в то же время военных действий в Испании (Лив., XXIII, 25, 4—11).

Римский сенат, анализируя поражение при Каннах, строго наказал воинов-союзников и воинов — римских граждан, оставшихся в живых. За недостойное поведение на поле боя и те и другие были отправлены до окончания войны в штрафные легионы в Сицилию (Лив., XXIV, 18; XXV, 5–7; XXVI, 1; Фронт., IV, 1,25). Прощение получили только офицеры. Воинов-пленников из римских граждан сенат попросту отказался выкупать, ибо «причина их постыдного рабства заключается в их страхе и малодушии» (Полиб., VI, 58, 2; Лив., XXII, 60, 21; Ann., Ганниб., 28). Они ждали рассвета, когда можно было уйти от врага, а утром сдались в плен (Лив., XXV, 22, 3). В сенате решили: лучше призвать в армию рабов, чем выкупать пленников (Лив., XXII, 57, 11). По этому поводу Ф. Энгельс заметил, что «роды объединялись для выкупа своих пленных сородичей; сенат запретил им это». Но не только сдача в плен повлекла столь печальные для воинов последствия, а то, что сенаторы преследовали прежде всего тактические цели: не дать Ганнибалу возможность пополнить казну и поднять дисциплину в римской армии. Были и глубокие политические мотивы: после Канн сенат хотел показать всем италийцам, что не желает вести переговоры с Ганнибалом, ибо уверен в победоносном для Рима исходе войны. Впрочем, и без того римская верхушка всегда сдержанно относилась к выкупу пленных. Ливий (XXII, 59; 61) сообщает, к примеру, что «ни у одного государства пленные не ценились ниже, чем у нашего». Рим «уже с древних времен не потворствовал пленным».

Разгромленный наголову Варрон собрал остатки войска и направился в Рим. Он был виновен в этом поражении, но за поражением, каким жестоким оно ни было, видел грядущую победу. За его веру в спасение отечества сенаторы проявили к нему великодушие, благосклонно встретили его в Риме и даже публично благодарили. Да и могли ли они поступить иначе, если сами были причастны к поражению? Цель пышной встречи Варрона — сгладить обострившиеся противоречия между плебсом и нобилитетом. Характерно, что впоследствии Варрон занимал важные должности, находившиеся исключительно в ведении сената. А пока консульскую власть Варрона продлили на три года (214–212).

Канны обеспечили карфагенскому полководцу всемирно известную славу. Но они же для него стали «пирровой победой»: принесли славу и никаких выгод. Его расчет на поддержку со стороны римских союзников не оправдался. Канны не сломили сопротивление Рима, исход войны еще трудно было предсказать. Да, карфагеняне нанесли римлянам ряд тяжелых поражений, но Рим располагал практически неистощимыми людскими резервами и потому всегда мог иметь численный перевес в армии, а это кое-что значило. Бремя же войны, которую вел Ганнибал в Италии в интересах Карфагена, всей тяжестью ложилось на его италийских союзников и тем самым отталкивало их.

Пунийцы уничтожили при Каннах римскую армию, но это не привело их к окончательной победе. Ганнибал отказался идти на Рим, как советовали ему друзья и соратники. Ставшие крылатыми слова начальника карфагенской конницы Махарбала «Ганнибал, ты умеешь побеждать, но пользоваться победой не умеешь», казалось бы, лишний раз подтверждают, что выгоды из своих побед карфагенский полководец извлекать действительно не мог. Подобные обвинения предъявляли ему и другие, но вряд ли они были обоснованными. Махарбал же исходил из личных претензий к полководцу, рожденных непринятием его, начальника конницы, плана военных действий. Между тем план этот, считают многие исследователи, был отвергнут обоснованно как нереальный. Однако И. Ш. Кораблев придерживается противоположного мнения: «Операция, которую он, [Махарбал] предлагал, могла стать успешной только в одном случае — если не давала врагу опомниться от понесенного страшного поражения».

Ганнибал сознавал, что идти на Рим ослабленной армией, не имевшей поддержки из Карфагена, слишком рискованно. Карфагенский сенат в свою очередь не поддерживал своего полководца ни деньгами, ни флотом, ни воинами, боясь усиления его власти. Так эгоистические цели враждебной Баркидам партийной группировки помешали использовать победу при Каннах. И если в Риме изо дня в день ждали появления Ганнибала, то сам он не спешил очутиться у городских ворот, твердо решив восстановить сначала против Рима всех союзников, оставить римлян совершенно одинокими в борьбе с ним, — только тогда можно было победить хорошо укрепленный город с сильным гарнизоном, тем более что значительная часть Италии была настроена против Ганнибала. Одним словом, осторожность диктовалась обстановкой и была вполне обоснованной: неудачный штурм города свел бы на нет результаты всех побед и помешал бы разрушению римско-италийского союза и сокрушению Рима. Но тактически верный расчет Ганнибала оказался палкой о двух концах. После Канн римлянам понадобилось, естественно, время для восстановления сил. Медлительность пунийцев обеспечила их этим временем, чем и спасла Рим, предоставив ему возможность создать боеспособную армию и развернуть наступление.

За первые годы войны (до битвы при Каннах) римляне потеряли свыше 200 тыс. человек убитыми и 50 тыс. пленными из числа своих граждан и союзников (Лив., XXIII, 11). На большие потери было обращено внимание сената. Сенатор Спурий Карвилий выступил с предложением: чтобы пополнить сенат и достичь тесного единства латинского и римского населения, следует по усмотрению сенаторов предоставить права гражданства двум латинянам из каждого племени, избрав их одновременно в сенаторы на место погибших (Лив., XXIII, 22, 4–5). Но идея Карвилия была встречена в штыки, по всей курии зазвучали негодующие голоса. Чтобы не обозлить союзников, вопрос был закрыт, но сама постановка его свидетельствует о том, что классовые противоречия в ходе войны обострились не только внутри италийских общин, но и между италийцами и римлянами.

Сенат обратился к союзникам с просьбой о помощи и сам в свою очередь призвал к оружию всех мужчин, даже юношей, не достигших призывного возраста. Из молодежи было сформировано четыре легиона и кавалерия из тысячи всадников (Лив., XXII, 57, 9). И все же призванными не смогли укомплектовать все легионы. Государство издало эдикт об освобождении 6 тыс. должников и уголовников, пожелавших служить в армии, выкупило у частных лиц и вооружило 8 тыс. рабов. Казалось, воинов уже было достаточно (Лив., XXIII, 14, 3–4; Зон., IX, 2). Едва ли рабы-вольноотпущенники составляли отдельные легионы или войско, как пишет Ливий (XXIII, 32, 1), скорее всего, они были включены в состав нескольких легионов. Так, по крайней мере, считает А. Клотц, и, по-видимому, он прав.

В римской армии сражалось много вольноотпущенников. Забегая вперед, отметим, что, по словам Флора (I, 22, 6, 30), в битве под Нолой (214 год) армия Марцелла победой была обязана рабам, которыми командовал Гракх. Воины, набранные из рабов, помогли впоследствии ему взять важный город в Самнии Беневент, жители которого радушно встретили победителей. За это удачное сражение консул Тиберий Семпроний Гракх даровал от имени народа свободу и гражданские права воинам из числа набранных на военную службу рабов (Лив., XXIV, 14–18). Став гражданами, бывшие рабы пировали в шапках или с белыми повязками на голове (знак достижения прав гражданства).

Между прочим, рабы служили в римской армии не только после Каннского сражения, но и до него. Есть на этот счет любопытное свидетельство. Захватив большую группу пленных при Каннах, Ганнибал предложил римлянам выкупить их, назначив определенную сумму: «За всадника 500 денариев, за пехотинца 300, а за раба 100» (Лив., XXII, 58, 4). Следовательно, рабы участвовали в Каннском сражении. Они служили в обозе и денщиками.

Ливий (XXIII, 35, 5–8) сообщает, что добровольцы из рабов, призванные в армию, находились на таком же положении, как и остальные воины. Консул заботился о том, чтобы никому из воинов не ставилось в упрек его прошлое — это могло внести раздор в ряды войска. Действовал принцип равенства: служилый воин равен в правах новобранцу, бывший раб — свободному. Всем им римский народ даровал свое оружие и знамена. Хотя эти принципы и соблюдались вождями со всей точностью, полного равенства в армии достичь не удалось. Достаточно вспомнить, что каждый воин имел оружие в зависимости от своего имущественного положения в обществе, а самым строгим наказанием для легионера было его разжалование и перевод в ряды легковооруженных.

Де Санктис, игнорируя тот бесспорный факт, что численность римских граждан после первых лет войны уменьшилась, пытается доказать, будто призыв в армию рабов-добровольцев был вызван не недостатком мужчин-воинов, а нежеланием правительства призывать в армию римских граждан и союзников. Но это противоречит источникам. У Ливия (XXII, 57, 11) четко сказано: «Недостаток свободных граждан и необходимость заставили иначе произвести небывалый набор…» Признает недостаток римских граждан и союзников при новых наборах в армию и X. Дельбрюк. О привлечении рабов к военной службе он пишет: «К тому крайнему средству, конечно, не прибегли бы, если бы еще был слой граждан, которых можно было бы мобилизовать».

Свидетельством уменьшения числа римских граждан служат и цензовые списки, содержащиеся в истории Ливия и Полибия. Так, довоенный ценз 231/230 года указывает цифру 270 213 — столько тогда насчитывалось римских граждан. А вот сохранившиеся данные ценза 210/209 года: 137 108 (Лив., Сод., XX; XXVII, 36, 6–7). Уменьшение численности населения на 133 105 человек только римских граждан вполне реально, если учесть, что минуло десять лет войны. Тем не менее без споров не обошлось. К. Белох вместо 137 108 пишет — 237 108, т. е. вдвое увеличивает первую цифру, ибо число 137 108 свидетельствует о сокращении боеспособных римских граждан наполовину по сравнению с довоенными цензами, что, по его мнению, нереально. А. Тойнби считает, что данные ценза 210/209 года достоверны и обосновывает это тяжелыми поражениями римлян при Тицине, Требии, Тразименском озере и Каннах. В последующих сражениях были разбиты еще две армии: Тиберия Гракха (212 год в Луканин) и Фульвия (210 год при Гердонии в Апулии). Армии обоих Сципионов погибли в Испании (Лив., XXV, 20–21; 35, 36; XXVII, 1). Добавим еще ряд мелких стычек, в которых пало немало римлян. Число 137 108 наиболее достоверно и потому, что следующий ценз 204/203 года определил численность римских граждан в 214 тыс. человек (Лив., XXIX, 37, 5–6; Вал. Макс., И, 9, 6; Дион Касс., фр. 57, 70–71). Исправление же дошедшего до нас числа 137 108 на 237 108 превышает даже данные ценза 204/203 года на 21 108 человек, а это нереально. Следует учесть и то, что армия всякий раз и в полном составе учитывалась в цензовых списках (Лив., XXIX, 37, 5).

Увеличивая армию и комплектуя новые легионы молодежью, не достигшей призывного возраста, рабами и заключенными, римский (сенат решил, по-видимому, окончательно ликвидировать те ощутимые потери воинов, которые римляне несли в битвах до Канн и при Каннах. Снизить имущественный ценз при наборе в армию и призвать в состав пехоты многочисленный шестой разряд плебеев, отстраненный от воинской службы, — вот тот путь, которым пошел Рим для достижения поставленной цели. Римский писатель Авл Геллий (XVI, 10, 13) подтверждает, что плебеев шестого разряда брали не только в матросы, но и в сухопутные войска. «В трудные для государства времена, когда ощущался недостаток боеспособной молодежи, они [плебеи] призывались к военной службе в собранных наспех отрядах и получали вооружение на казенный счет». Правда, у Полибия мы не находим примеров набора по сниженному имущественному цензу, но это, возможно, потому, что его книги, освещающие события после битвы при Каннах, утеряны. Однако он (VI, 19, 2–3) также говорит, что граждане, «имущественный ценз которых ниже четырехсот драхм: эти последние оставляются для службы во флоте. Впрочем эти граждане, если обстоятельства к тому вынуждают, обязаны совершить двадцать годичных походов в пехоте».

В отечественной историографии снижение имущественного ценза и призыв в сухопутную армию плебеев самого низкого разряда аргументировались неоднократно и веско. Так, Н. С. Голицын обратил внимание на то, что римские граждане шестого разряда освобождались от службы в армии. Но во время второй Пунической войны, когда набиралось до 20 и более легионов, снимались некоторые ограничения и устанавливался наименьший имущественный ценз в 6 тыс. ассов.

А. А. Строков один из первых советских ученых назвал граждан, не включенных в пять разрядов, пролетариями. Они не призывались на военную службу, а если же ввиду особой опасности и привлекались в ополчение, то содержались за счет государства. «Римскую армию омолодил римский пролетарий, — так оценивает это новшество Ф. М. Нечай. — Последнее не замедлило положительно сказаться на дальнейшем развитии военных событий в борьбе Рима с Карфагеном, а также и на Востоке по окончании второй Пунической войны». О снижении имущественного ценза упоминает Л. А. Ельницкий, но эта мысль не получила в его исследованиях дальнейшего развития. Он отмечает, что в трудное время Риму не хватало солдат и приходилось прибегать к мобилизации неполноправных и малопригодных в военном отношении контингентов, тогда как в нормальных условиях безземельные и неимущие граждане не должны были призываться в ряды войска. С. Л. Утченко, говоря о снижении имущественного ценза в сложных условиях формирования армии, указывает, что такая политика «была далеко не нова. Так, снижение ценза с 11 тыс. ассов (Лив., I, 43, 8; Дион. Гал., 4, 6; ср.: Полиб., VI, 19) Смит датирует довольно осторожно II в., тогда как Габба определенно относит его ко времени II Пунической войны».

Снижение минимального имущественного ценза при призыве в армию после Канн признается также буржуазной историографией.

В результате целенаправленной политики снижения имущественного ценза Рим в определенные периоды своей истории имел неиссякаемые людские резервы. 17 легионов до битвы при Каннах и 25 после нее в 212 году — таковы огромные возможности нового политического курса. Пополняясь плебеями шестого разряда, армия улучшила и свой качественный состав. Это благоприятно сказалось на ходе военных действий в последующие годы: в битвах под Нолой, Беневентом, Капуей и Салапией римляне уверенно победили Ганнибала (Лив., XXIII, 16; XXIV, 14–18; XXVI, 16, 38, 14). Изменив социальный состав армии и сформировав 16 новых легионов (не следует думать, что все они из плебеев шестого разряда), Рим надежно защищал Италию.

Однако римско-италийский союз, выдержав мощные удары начального периода войны, стал расшатываться, и хотя полного распада не произошло, верность союзников поколебалась. К карфагенянам, пишет Ливий (XXII, 61, 11–12; см. также: Полиб., III, 118, 2–4; Евтроп., III, 11; Ороз., IV, 16, 10), «отпали следующие народы: ателланы, калатины, гирпины, часть апулийцев, самниты, кроме центров, все бруттии, луканы, кроме этих, узентины и почти вся приморская область греков — тарентинцы, метапонцы, кротонцы, локры и все предальпийские галлы». Список Ливия неполон: в нем не хватает частично отошедших от Рима на втором этапе войны общин этрусков, умбров, кампанцев (Лив., XXIII, 2; 4; 7; XXVII, 21, 6–7; XXVIII, 10; XXIX, 36, 10). Дело тут не только в победе Ганнибала. Прочность союза была нарушена самими отношениями Рима с италийцами. Канны стали лишь поводом к тому, что свершилось. Иными словами, не так страшны были для римлян Канны, уничтожившие их армию, как события, развернувшиеся несколько позже. Переходя на сторону Ганнибала, общины италийцев надеялись избавиться от римского порабощения, но попадали в зависимость от карфагенян и вынуждены были обеспечивать пуническую армию всем необходимым. Социально-политическая борьба в таких общинах обострялась, так как часть населения не желала ни союза с Римом, ни союза с пунийцами. Примкнув к Ганнибалу, италийцы изменили Риму, но в любое время могли изменить и ему.

После битвы при Каннах Ганнибал с армией держал путь в Самний — центр римской оппозиции. Его надежды оправдались. Взятие города Компсы — центральный эпизод перехода к Ганнибалу самнитских общин. Мы говорили о тяготении к нему италийского плебса, но часто к пунийцу переходила и знать. Иногда эти переходы вызывались борьбой родовых партийных группировок. Так, знатный компсский гражданин Статий Требий знал Ганнибала и обещал передать ему город, но его преследовала группировка рода Мопсиев. С приближением полководца сторонники Мопсиев ушли из Компсы. Жители впустили карфагенский гарнизон и сдались без боя (Лив., XXIII, 1, 3). Из Компсы Ганнибал отправил брата Магона в глубь Самния, чтобы он всех самнитов приобщил к союзу с Карфагеном (Лив., XXIII, 1, 4). Добровольная сдача городов и переход самнитских общин к пунийцам — свидетельство избавления от римского господства (Лив., XXIII, 39, 6). Сам же полководец направился в Кампанию к Неаполю — важному портовому городу, намереваясь установить связь с Карфагеном. Эта попытка не удалась. Совместно с римлянами неаполитанцы отстояли свой город, и он оставался верным Риму на протяжении всей войны, оказывая посильную помощь. Верность эта была обусловлена всем ходом развития дружественных отношений Неаполя и Рима. Господствовавшая в Неаполе еще с 20-х годов IV века проримская аристократическая партийная группировка настойчиво поддерживала Рим. Тем не менее с приближением Ганнибала классовая борьба в городе продолжала обостряться. И все же пунический полководец не решился осаждать Неаполь (Лив., XXIII, 1, 10; ср.: Зон., IX, 2).

Преданность Неаполя Риму заставила Ганнибала направиться к врагу и соседу Неаполя — Капуе. От исхода битвы за Капую (столица Кампании, второй по значению город Римского государства) зависело, на чью сторону перейдут те общины, жители которых колебались в выборе союзника. Если город займет Ганнибал — уверенное в его силе население примкнет к нему. Останется Капуя у римлян — под их власть вернутся даже те общины, которые уже перешли на сторону карфагенян, а оставшиеся верными союзники станут еще более надежными. Все это хорошо понимали и в Карфагене, и в Риме.

Ганнибал спешил к Капуе. В тот конкретный момент исход войны зависел не столько от успешного сражения, сколько от поведения римских союзников — италийцев. Вопрос о союзниках стал коренным для всей второй Пунической войны.

С приближением карфагенян в Капуе обострилась внутриполитическая борьба. Влиятельная аристократическая группировка, тесно связанная с Римом, противилась переходу к Ганнибалу. В силу давно установленного права заключать брачные союзы с римлянами многие знатные и влиятельные семьи Капуи породнились с ними (Лив., XXIII, 4;. XXVI, 33). Кроме того, горожане служили в римской армии, и, естественно, 300 знатных их всадников, направленных Римом для защиты сицилийских городов (Лив., XXIII, 7, 2), были тормозом для перехода населения к Ганнибалу. Но как все это ни сдерживало прокарфагенские настроения, плебеи здесь имели большее, чем в Риме, влияние. Некто «Пакувий Калавий подчинил себе и плебеям сенат», — сообщает Ливий (XXIII, 2, 7), — и заявил, что они желают освободить общину от сенаторов, убив их, и затем передать ее Ганнибалу. Этот зловещий замысел капуанцев Ливий (XXIII, 2, 1) объясняет «своеволием плебеев, которые неумеренно пользовались свободой». Из его же сообщения можно сделать вывод, что плебеи-капуаицы предварительно договорились с Ганнибалом о возвращении им земли, некогда отнятой римлянами. Дальше античный историк (XXIII, 4, 6) рассуждает следующим образом: в капуанском сенате стали обсуждаться все дела совершенно так, как если бы там было собрание плебеев, а после сражения при Каннах отчетливо проявилось еще и пренебрежение к римской власти. Плебейская партийная группировка продолжала стоять на стороне Ганнибала. Он в свою очередь арестовал и отправил в Карфаген вождя аристократической группировки Деция Магия, упорно отстаивавшего союз с Римом (Лив., XXIII, 10). Но это был просчет карфагенского полководца.

Отходя от Рима и заключая союз с Ганнибалом, капуанцы стремились освободиться и от римской, и от карфагенской власти. Они полагали, что пунийские чиновники не должны обладать юридическим правом подчинять себе горожан, принуждать их нести военную или иную службу. Капуе следует жить по своим законам и со своими должностными лидами. Более того, Ганнибал обязан выдать им по их выбору 300 римских пленников для обмена на всадников, служивших в Сицилии (Лив., XXIII, 7, 1–2). Ливий (XXIII, 6, 1–2) замечает, что капуанцы поставили себе цель не только возвратить земли, отнятые у них когда-то римлянами, но и установить господство в Италии. Вступая в союз с Ганнибалом, они надеялись, что с его уходом в Африку власть на Апеннинском полуострове будет принадлежать Капуе, а не Риму. Свой союз с карфагенским полководцем жители Капуи закрепили тем, что задушили в городской бане всех римских граждан, находившихся в то время в городе (Лив., XXIII, 7, 3).

Ганнибал дал Капуе свободу. Потеря этого города была особенно тяжелым ударом для Рима, так как он в дальнейшем лишался капуанских воинов. Своим переходом к Ганнибалу Капуя увлекла соседние города — Ателлу, Калацию, ряд других общин (Полиб., VII, 1, 4). Но Ганнибал не получил от капуанцев ни подкрепления для своей армии, ни материальной помощи.

Капуя, италийские союзники и греки, принимавшие сторону Ганнибала, оговаривали условия, на которых они переходят к нему. Так, позже перешедшие тарентин-цы-греки потребовали, чтобы их не облагали данью, сохранили их законы, имущество и свободу, избавили от постоев карфагенских гарнизонов (Полиб., VIII, 27, 2; Лив., XXIV, 8). Луканцы также вступали в союз с Ганнибалом с расчетом на полную свободу и собственное законодательство (Лив., XXV, 16, 7). Равноправный характер нового союза в противовес старому, с Римом, независимость, свобода от всех повинностей и налогов, сохранение своих земель были главными и общими требованиями большей части римских союзников, перешедших к Ганнибалу. Их массовый отход от Рима объясняется именно тем, что удовлетворить свои требования они могли, только воспользовавшись помощью Ганнибала. И все же неверно было бы утверждать, что италийские общины в одинаковой мере стремились к измене римлянам. В первую очередь отходили от них те италийцы, которые чувствовали наибольшее угнетение, причем в каждом случае этот процесс сопровождался острой классовой борьбой, особенно внутри тех общин, которые уже пережили социальную дифференциацию.

Итак, неравное положение в системе римско-италийского союза, социальная дифференциация прежде всего определили поведение отдельных общин и различных социальных группировок внутри них. Возлагая все надежды на создание антиримской коалиции центральных, южноиталийских и греческих городов во главе с Капуей, Ганнибал просчитался в своих планах па полный распад римско-италийского союза. Да, после Канн Капуя и несколько городов Центральной и Южной Италии отпали от Рима и вошли в состав антиримской коалиции, образованной Ганнибалом. Капуанская федерация обрела жизнь, была даже выпущена особая монета пунического образца весом в три грамма, обязательная для всей федерации. Однако новорожденная коалиция просуществовала недолго — события развивались вопреки желаниям и планам карфагенян.

Капуя вынуждена была подчиниться власти карфагенян, но в целом Кампания и соседний с ней Лаций оставались на стороне Рима. Кроме Капуи Ганнибал владел только немногими незначительными городами в Кампании. Верность Риму продемонстрировали города Кумы и Гамы, несмотря на то, что капуанцы пытались подчинить эти города себе и настойчиво подстрекали их отойти от римлян (Лив., XXIII, 35; 36). Претор Марк Клавдий Марцелл с легионами поддерживал верные Риму города и направился к Ноле. В этом городе долгое время враждовали проримская и прокарфагенская группировки. Близость Ганнибала вызвала волнения ноланских плебеев, которые уже давно были не расположены к римлянам и выступали против своего сената. Ливий (XXIII, 14, 7) сообщает, что «сенаторы, и в особенности знатнейшие из них, упорно оставались верными римскому союзу, народ оке по обыкновению чрезвычайно склонен к переговорам и потому всецело предан Ганнибалу». Тайно от народа сенаторы направили послов к Марцеллу, находившемуся в Касилине, и уведомили его о положении дел в Ноле. Плебеи, тоже тайно, вынашивали планы избиения знати и передачи города карфагенскому полководцу. В конце концов верх одержала проримская группировка (Лив., XXIII, 16). В битве за Нолу (216 год) римляне впервые за все годы войны одержали победу. О ее значении можно судить по рассуждениям Ливия (XXIII, 16, 16): «В этот день совершен был великий и, пожалуй, величайший подвиг в этой войне: ибо не понести поражения от Ганнибала было в то время для. победителей труднее, нежели потом победить его». Не так важен был материальный ущерб, нанесенный врагу, как моральное влияние поражения Ганнибала. Победа после многих тяжелых поражений подняла боевой дух римлян.

Монеты Капуанской федерации.

Не овладев Полой и Тарентом, Ганнибал направился к Нуцерии, отказавшейся примкнуть к нему (Лив., XXIII, 15; Ann., Ганниб., 49). Он осадил город и взял его штурмом. Жители разбежались по городам Кампании, Нуцерия была разграблена и сожжена. Затем Ганнибал успешно штурмовал Ацерры (Лив., XXIII, 17, 1–7; Ann., Ганниб., 63; Дион Касс., 34). Любопытно, что в обоих городах (Нуцерия и Ацерры) упорное сопротивление завоевателям оказала не только аристократия, но и все жители. Разграбив Ацерры, карфагеняне двинулись к Касилину. Не взяв город штурмом, Ганнибал начал осаду одним гарнизоном. Остальная его армия ушла на зимние квартиры в Капую (216/215 год). За самоотверженную защиту Касилина, которую возглавил начальник конницы Тиберий Семпроний (диктатор Юний уехал в Рим), римский сенат выдал воинам-пренестинцам двойное жалованье и на пять лет освободил их от военной службы. Однако от предложенных прав на римское гражданство воины отказались (Лив., XXIII, 20). Описывая доблесть защитников Касилина, Страбон (V, 4, 10) поясняет: «540 осажденных пренестинцев так долго оказывали сопротивление Ганнибалу на вершине его славы, что из-за голода медимн [хлеба] продавали за 200 драхм, и продавец умер от голода, а покупатель остался в живых. Когда Ганнибал увидел, что они сеют репу близ стен, то не без основания удивился их упорству, так как они надеялись выдержать осаду до тех пор, пока репа не вырастет». Не взяв Касилин силой, Ганнибал пошел на переговоры, в результате которых, получив за каждого жителя семь унций золота, разрешил осажденным покинуть город.

Взятие Касилина открывало карфагенянам путь к новым успехам на юге Италии, но Ганнибалу необходима была помощь. Посланный в Карфаген его брат Магон доложил сенату о достигнутых победах (Лив., XXIII, 11, 7—13, 8). Антибаркидская группировка назвала их «бесплодными»: ведь «победитель» требовал воинов, продовольствия и денег. И все же карфагенский совет постановил выделить в помощь Ганнибалу 4 тыс. нумидийских всадников, 40 слонов и деньги. Помимо этого для вербовки наемников в пуническую армию в Испанию был послан агент из совета.

Ганнибал томительно ждал подкреплений, но в Карфагене не спешили выполнить принятые решения. Не мог рассчитывать полководец и на помощь из Испании, так как там успешно вели военные действия братья Публий и Гней Сципионы. В битве у реки Ибер в 216 году они нанесли непоправимый урон пунической армии, подготовленной для отправки в Италию. По свидетельству Евтропия (III, 11), брат Ганнибала Гасдрубал потерял в этом сражении 25 тыс. убитыми и 10 тыс. пленными. Карфагенская пехота была перебита и разогнана, слоны и конница обращены в бегство. Ганнибалу оставалось надеяться только на себя и на своих ветеранов.

Неблагоприятно складывалась для него и обстановка в Кампании. Поражение под Нолой убедило Ганнибала в том, что Канны не только не приблизили окончательную победу, но даже ухудшили его положение. Мы не можем поверить объяснению Ливия (XXIII, 45, 2–4), что карфагенские воины «обессилели от кампанской роскоши: их доконало вино, развратные оюенщины и вообще распутный образ жизни… Капуя для Ганнибала обратилась в Канны: там погибли военная доблесть, дисциплина, слава прошлого и надежда на будущее». Страбон (V, 4, 13) также заявляет, что на зимних квартирах в Капуе воины Ганнибала «настолько изнежились сладострастными удовольствиями, что Ганнибал заявил, что хотя он и победил, но подвергается опасности попасть в руки врагов, так как воины вернулись к нему не мужчинами, а женщинами». «Победивший мечом был побежден пороками» — так оценил состояние пунической армии Луций Анней Сенека (Луц., 51, 4).

Изнурительная война продолжалась, и конца ее не было видно. Сильные резервы римлян в Сицилии оставались постоянной угрозой не только для оккупированной Южной Италии, но и для Северной Африки. Так, римский флот под командованием претора Сицилии Тита Отацилия вышел из Лилибея и опустошил пунические берега Африки. После Канн Карфаген вообще не был гарантирован от римской агрессии. К тому же Рим убедительно продемонстрировал быстроту возрождения своих сил. На обратном пути из Африки римский флот рассеял возвращавшуюся в Карфаген из Сардинии эскадру и захватил семь кораблей (Лив., XXIII, 41, 8–9). В Сардинии в это время широко развернулись антиримские выступления, и карфагенское правительство, надеясь отвоевать остров, послало помощь восставшим: армию во главе с Гасдрубалом Плешивым (Лив., XXIII, 32, 7—12; 41). Но римская армия под командованием Манлия Торквата успела полностью уничтожить карфагенские гарнизоны вместе с командным составом. Так силой оружия Рим восстановил свое господство в Сардинии и пресек оказание обещанной Ганнибалу помощи из Карфагена.

Пуническая армия между тем продвигалась по югу Апеннинского полуострова. Многие города были захвачены или принуждены к заключению союза. Жертвой стала Петелия. Ливий (XXIII, 20) пишет, что это «единственный народ бруттиев, устоявший в верности Римскому союзу, был предметом постоянных нападений не только карфагенян… но и своих земляков бруттиев». Вместе с карфагенянами город осаждали и их союзники бруттии. Из города были посланы в Рим послы с просьбой о помощи. Но он поневоле вынужден был отказать. Послам петелин сенат посоветовал возвратиться домой и «самим позаботиться о себе» (Лив., XXIII, 20, 5; Полиб., VII, 1, 3; Ann., Ганниб., 29; 57). Петелины были легко покорены Ганнибалом уже потому, что голод заставил их прекратить сопротивление. Только 800 человек спаслись бегством. Римляне лишились последнего опорного пункта в Бруттии.

Взяв еще несколько мелких городов и Консентию (Лив., XXIII, 30, 5–6), карфагеняне направились к греческому городу Кротон и осадили его совместно с бруттиями, которые набрали для этого самостоятельную армию из молодежи. Классовые разногласия в Кротоне привели к тому, что его пришлось сдать врагу. Плебеи впустили бруттиев и с их помощью завладели городом. Только кремль оставался в руках оптиматов (сторонники Рима).

Изменил Риму и греческий город Локры. Его жители позволили римскому гарнизону свободно уйти. Как и ка-пуанцы, локрийцы заключили договор с Ганнибалом на равных условиях: им предоставили право жить свободно, по своим законам, город оставался открытым для карфагенян, гавань — во власти локрийцев. Основу союза составляла взаимопомощь в мирное и военное время (Лив., XXIII, 30, 8; XXIV, 1, 13).

Так закончился 216 год, третий год войны, в котором армия Марцелла, стоявшая в Ноле, так опустошила земли своих врагов гирпинов и самнитов, что послы этих племен к Ганнибалу напомнили ему, что за этот год они «столько пострадали от опустошения, как будто победителем при Каннах был не Ганнибал, а Марцелл» (Лив. XXIII, 42).

В 215 году в должность консула вступили Тиберий Семпроний Гракх и Марк Клавдий Марцелл. Ливий (XXIII, 30) отмечает, что «Марцелла народ оставил своим определением в должности консула за то, что он один из всех римских полководцев с успехом сражался в Италии против неприятеля». Война со стороны римлян приняла наступательный характер. Задача всех трех армий, во главе которых стояли Марк Марцелл, начальник конницы Тиберий Семпроний Гракх и проконсул, престарелый Квинт Фабий Максим, — окружить Капую и Ганнибала. Основным театром военных действий оставалась Южная Италия.

Ганнибал через Кампанию двинул армию в Апулию, к городу Арпы. Цель похода — воспрепятствовать успехам римлян и защитить гирпинов и самнитов. Вслед за пунийцами к Арпам шел со своей армией Гракх, а две армии во главе с Марцеллом и Фабием Максимом готовились к нападению на Капую. Римляне одержали несколько побед в небольших сражениях и возвратили некоторые города. Внезапно Ганнибал напал на армию Марцелла под стенами Нолы, успех все же был на стороне римлян. Пунийцам был нанесен сокрушительный удар (Лив., XXIII, 41–46). Не помогли Ганнибалу прибывшие из Карфагена воины, слоны и продовольствие. Его войско потеряло 5 тыс. убитыми, 600 человек было взято в плен, погибло 4 слона и 2 попали в руки римлян. Один отряд из 272 воинов перешел к римлянам. Ганнибал отныне не мог полагаться на своих воинов — они потеряли уверенность в конечной победе. Вторая победа под Нолой (215 год) имела в то время колоссальное значение для римлян: она воскресила надежду на победу над Ганнибалом (Лив., XXIII, 41–46; Ороз., IV, 16, 12).

Поход Ганнибала в Апулию к Арпам и его здесь зимовка (215/214 год — Лив., XXIII, 46) не увенчались успехом, хотя несколько городов и Арпы перешли на его сторону. Однако контрнаступления римлян сковывали противника, и апулийцы не могли поддержать Ганнибала. Жители Апулии не дорожили союзом с Римом, так как римляне, отняв у них земли, образовали на них несколько колоний. Так, Венусия была заселена 20 тыс. колонистов, наделенных латинским гражданством. Вместе с семьями здесь насчитывалось 80— 100 тыс. человек (Лив., XXVII, 10; Велл. Пат., 1, 14), связанных с Римом как семейными, так и экономическими узами. Не удивительно, что в Венусии остаткам римского войска, бежавшего из-под Канн, была оказана поддержка.

Ганнибал не смог закрепить свое господство в Апулии и вынужден был вести оборонительную войну, уведя войска в Кампанию к Путеолам (Лив., XXIV, 12, 1–2). В Арпах были оставлены воины-иберы и нумидийцы.

Пуническая армия находилась в крайне тяжелом положении, численность ее все уменьшалась. Время работало на римлян. Затруднения Ганнибала привлекли внимание Филиппа V, царя Македонии, воевавшего с Этолийским союзом греческих государств. Македонии предоставился удобный случай вернуть Иллирию, часть которой находилась под властью Рима. К Ганнибалу было направлено посольство во главе с Ксенофаном. Карфагенский полководец мог заручиться поддержкой Филиппа V и отвлечь часть римских сил на борьбу с македонскими войсками за пределами Италии. Ганнибал лелеял надежду, что и другие эллинистические государства присоединятся к его союзу с Филиппом V с целью скорейшего разгрома Рима. В результате переговоров (Лив., XXIII, 33, 10–12; Евтроп., III, 12) был заключен договор (215 год), текст которого полностью сохранился у Полибия (VII, 9; см. также: Лив., XXIII, 33; Юст., XXIX, 4, 1–4; Ann., Макед., 1; Зон., IX, 4). Сиракузы также заключили союз с Карфагеном. Это было естественно с их стороны. После Каннского сражения обстановка в Сицилии обострилась, и в Сиракузах появилась партийная группировка, требующая разрыва союза с Римом. Антиримское движение усилилось после смерти 90-летнего сиракузского царя Гиерона II, верного союзника римлян. Новый царь — юный Гиероним, изменив Риму (215 год), заключил союз с Карфагеном.

Царь Гиерона II Сиракузский.

Царь Филипп V Македонский.

Царь Гиероним Сиракузский.

Резкий переход Сиракуз на сторону карфагенян объясняется следующими причинами. Во-первых, союз с Римом тяжелым бременем лег на сиракузян, так как материальная помощь Риму требовала больших затрат; во-вторых, союз не был перспективен, ибо не мог расширить владения Сиракуз в Сицилии; в-третьих, после Каннской трагедии со стороны Карфагена могли последовать любые санкции. Переход же к карфагенянам давал Сиракузам возможность освободиться от римской зависимости и рассчитывать, что отношения с Карфагеном будут не такими обременительными, как были с Римом. Сиракузы надеялись на равноправный союз. Ганнибал возлагал большие надежды на объединение с сицилийским городом, оно расшатало бы господство Рима в Южной Италии и дало возможность получить новые силы для ведения войны с Римом. С заключением тройственного союза (Ганнибал, Филипп V, Гиероним) центр тяжести военных действий перемещался в Сицилию.

В ответ на македонско-карфагенский союз Рим объявил войну (Лив., XXIII, 38; XXIV, 40) Македонии (215 год) и действовал как агрессор. Римский флот во главе с претором Марком Валерием Левином, находившимся до этого у Тарента, прибыл в Адриатическое море. Успешно действуя на море и на суше, римляне заняли иллирийское побережье. Ганнибал не смог оказать помощь Филиппу, так как его флот был занят важными операциями в Сицилии. И все же в Иллирии на побережье Филипп добился крупных успехов: римляне были вытеснены, оставшись только на узкой прибрежной полосе. Им ничего не оставалось, как прибегнуть к дипломатии. Пустив ее в ход, и небезуспешно, они создали антимакедонскую коалицию (Полиб., IX, 30, 7; 37–39; XI, 5, 2–6; Лив., XXVI, 24, 37) из Этолии, Спарты, Мессении, Элиды и других греческих государств, которая надолго отвлекла внимание Македонии от Рима. Первая Македонская война (215–205 годы) превратилась в борьбу Македонии с этолийцами и их союзниками. Участие римлян играло здесь лишь второстепенную роль. Договор между Ганнибалом и Филиппом V потерял силу. Последний не мог вмешаться в дела Рима, так как война с Этолийским союзом требовала безопасности македонских границ (Лив., XXVI, 24–26). Таким образом, римская дипломатия сыграла в этой войне не меньшую роль, чем оружие.

Французский исследователь М. Олло обвиняет Македонию в развязывании войны с Римом. Только необходимость самозащиты, по утверждению автора, вызвала этот военный конфликт. Он же придерживается мнения, что греческие государства в то время не были способны вести самостоятельную политику без Рима. Но тут все перевернуто с ног на голову. Оценивая те же события, Η. Н. Трухина справедливо отмечает, что «особенно выразительный пример перерастания римской обороны в агрессию дает нам история первой Македонской войны». Агрессорами были римляне, а не македонцы.

О наступательных военных операциях Ганнибалу нечего было и думать, обороняться же с каждым годом становилось труднее. Полководец прекрасно понимал, что вторая часть его великой задачи — покорение латинов и овладение Римом — не может быть осуществлена имеющимися у него силами с учетом даже сил италийских союзников. Все теперь зависело от карфагенского сената.

Ганнибал находился в тяжелом положении: трудно было с продовольствием, грабить своих союзников, отказавшихся от постоев его армии, он не мог, их и без того давило бремя войны, и поборы только обозлили бы и оттолкнули их. Ганнибал вынужден был часто отводить армию и разорять союзников римлян. Эффективной помощи из Карфагена не поступало, ибо в городе большое влияние приобрела олигархическая группировка. Из Испании тоже напрасно было ждать подкрепления — там успешно действовали Сципионы. Македонский царь находился в критическом положении. Летом 214 года он решил возобновить поход в Эпир, закрепиться в этой области и вообще в Иллирии. Об этих событиях стало известно Риму и римскому военному командованию на юге Италии. Претор Марк Валерий Левин, охранявший с армией Южную Италию, переправился в Эпир и поддержал местных жителей в борьбе с Филиппом V. Царь не смог осуществить свои агрессивные планы и возвратился в Македонию (Лив., XXIV, 40), не оказав помощи Ганнибалу. Да и какой помощи можно было ждать от него, если он сам зависел от поддержки Карфагена. Не оправдалась, отметим еще раз, и надежда Ганнибала на распад римско-италийского союза, на рабов, которым он обещал свободу (Лив., XXI, 45, 7).

Летом 214 года Гиероним, верный заключенному с Карфагеном союзу, отправил 2 тыс. воинов под командованием Гиппократа и Эпикида против римских гарнизонов в Сицилии. В глубь острова, к Леонтинам, с армией в 15 тыс. человек двинулся сам царь. Однако в результате заговора он был убит (Полиб., VII, 6; 7; Лив., XXIV, 7, 3–7).

Острая политическая борьба разгорелась в Сиракузах. Она привлекла внимание римского правительства, но оно не могло поддержать группировки, ориентировавшиеся на Рим, так как их войск на острове было недостаточно. До того времени важного значения Сицилии, считавшейся надежной в римском союзе, не придавалось. Даже военная служба здесь была у легионеров бесперспективной. Поэтому не случайно после Каннской битвы сюда были сосланы беглецы из-под Канн — без жалованья и без надежды реабилитировать себя в бою. Но все вдруг изменилось: сюда прибыл с легионами консул Марк Клавдий Марцелл, флот занял Сиракузскую гавань, что вызвало всеобщее недовольство горожан, попытавшихся воспрепятствовать морякам сойти на берег (Лив., XXIV, 21, 1; 27, 8–9). Однако проримская группировка убедила народное собрание заключить мирный договор с Римом, доказав, что в противном случае Сиракузы оказались бы в состоянии неизбежной войны.

Придерживавшиеся карфагенской ориентации Леонтины в 214 году были захвачены римскими войсками. Для устрашения других городов они перебили жителей, а город разграбили (Полиб., VII, 6–7; Лив., XXIV, 30, 1, 4; Плут., Марц., 14). Столь жестокая расправа вызвала настороженность Сиракуз по отношению к Риму. У сиракузян невольно возникла мысль, что такое могло случиться и с ними. Заперев ворота, они взяли под строгий контроль охрану города. Внутренняя борьба в Сиракузах продолжала обостряться, и сюда быстрым маршем из Леонтин направился Марцелл. Не открыв городские ворота, сиракузяне показали этим, что окончательно порвали с Римом и стали союзниками Карфагена.

Расположившись лагерем неподалеку от Сиракуз, римские воины готовились к бою, так как мирные переговоры не увенчались успехом (Полиб., VIII, 5–9; Лив., XXIV, 33, 3–8). Штурм начался с суши и моря (213 год). Весьма умелое сопротивление сиракузян было неожиданным для римлян. Что касается умения, то мы знаем: великий ученый Архимед, изобретя оригинальные и эффективные защитные средства и приспособления, сделал штурм безуспешным. Марцеллу ничего не оставалось, как перейти к длительной осаде и блокаде города.

Неудачный штурм Сиракуз вызвал подъем антирим-ских настроений в Сицилии. Здесь появились карфагенские сухопутные и морские войска. Война приняла серьезный характер. Многие города изгоняли римских воинов и переходили на сторону карфагенян (Лив., XXIV, 36, 10; 37–39). Первой подала пример Марганция, выдав пунийцам римский гарнизон и приняв их власть. Правда, не обошлось без предательства, и после восьмимесячной осады изменники, оказавшиеся среди мужественных сиракузян, помогли римлянам взять город (212 год). Марцелл отдал Сиракузы на разграбление. Во время разбоя и насилия в городе погиб Архимед.

Но с падением Сиракуз война в Сицилии не была закончена. Продолжалась острая политическая борьба между сторонниками Рима и Карфагена. Проримски настроенным группировкам Марцелл шел на уступки, хотя это не всегда отвечало интересам римлян. Как свидетельствует Аппиан (Сиц., 5), консул, заключая договор с Тавромением, отказался размещать в этом городе римские гарнизоны и набирать воинов во вспомогательные отряды.

В конце 212 года римляне во главе с Марцеллом одержали еще одну победу, у реки Гимера (Лив., XXV, 40–41; Зон., IX, 7). Взятие Сиракуз, подкрепленное этой победой, определило исход борьбы за Сицилию. И несмотря на то, что карфагеняне еще оставались в Акраганте и некоторых других местах, Сицилия становилась римской.

Римлянам удалось полностью очистить остров от пунийцев лишь во второй половине 210 года, когда был взят последний карфагенский опорный пункт — Акрагант.

Южная Италия по-прежнему была основным театром военных действий. Римляне действовали здесь успешно. В Бруттийской области из 12 городов, перешедших на сторону врага, возвратились в римское подданство консентины и таврины (Лив., XXV, 1, 2). Несколько городов были взяты штурмом в Лукании. Греческие города Регий, Фурии, Метапонт, Тарент, Кумы, Элеа и другие оставались в союзе с Римом потому, что на их территории находились римские гарнизоны, сдерживали раскол и влиятельные проримские группировки. Как только римский гарнизон был переведен из Метапонта в Тарент, Метапонт сразу же изменил Риму (Лив., XXV, 15, 7; Ann., Ганниб., 35).

Греки Южной Италии испытывали вражду к обоим завоевателям. В Карфагене они не могли не видеть исконного врага, с которым не одно столетие вели борьбу как с торговым соперником. Победа Ганнибала привела бы к утрате всех греческих торговых связей, более того — к их гибели. Коренное население Южной Италии в свою очередь было враждебно настроено к греческим колонистам и стремилось ликвидировать их колонии. Такое положение греков и обусловливало их настороженность к карфагенянам и римлянам одновременно. В каждом городе создавались две партийные группировки: одна с ориентацией на Рим, вторая — на Карфаген.

Жестокая внутренняя борьба сопутствовала разрыву Тарента с Римом. Плебеи были на стороне Ганнибала и поспешили к нему с сообщением. Тарент был богат и удобно расположен у моря. Ганнибал предвидел, что македонский царь Филипп V при переправе в Италию постарается занять городскую гавань. Молодежь Тарента, сагитированная отпущенными Ганнибалом юношами-пленниками, также поддерживала карфагенян. Но город оставался в руках римлян, поэтому жители не могли выйти навстречу пунийцам и сдать им Тарент. Они решили перейти к ним, организовав заговор, но предварительно, еще в 214 году, выдвинули условия: оставаться свободными и соблюдать собственные законы, не платить дани, самим решать, ставить ли гарнизоны, выдать римских воинов карфагенянам (Полиб., VIII, 27, 2; 30, 1; 33, 2; Лив., XXIV, 13, 1–2; XXV, 8, 8—10).

Заручившись поддержкой большинства жителей, в 212 году Ганнибал взял Тарент. Таким же путем в его руки перешли Гераклея, Фурии и Метапонт. Успехи Ганнибала Ливий (XXV, 15, 7) объясняет тем, что города были недовольны римлянами за недавнее избиение их заложников. Можем добавить, что римское господство было вообще тягостным для обитателей Южной Италии.

Служившие в армии фурийцы всячески стремились избавиться от римлян. Сражаясь беспорядочной толпой, недисциплинированные, они при первой опасности обращались в бегство. И они же не пустили своих союзников-римлян в город, когда на поле боя их громил Ганнибал (Лив., XXV, 15).

Массовым был переход на сторону карфагенян луканских и бруттийских общин, но среди них нашлись группировки, тяготевшие к Риму. Известно, что такая группировка была в Лукании, руководил ею некто Флав. Часть луканского общества, в основном правящие и зажиточные слои, стояла за союз с Римом и с течением времени обеспечила передачу своих городов римлянам, предав гарнизоны Ганнибала (Лив., XXVII, 15, 2). Римское командование воспользовалось этим и сформировало в Лукании несколько когорт. Перешедшие же на сторону Ганнибала луканы оговорили свой переход правом полной свободы в карфагенском союзе.

Ганнибал использовал луканов и бруттиев прежде всего для пополнения своей армии. Известно, что в 214 году под Беневентом в пунической армии, выставленной против легионов Тиберия Гракха, было 17 тыс. пехотинцев, большинство которых составляли бруттии и луканы. Часть из них последовала за Ганнибалом в Африку (Ann., Лив., VII, 40, 47, 54; IX, 58) и до конца войны сражалась на его стороне.

Характеризуя поведение южноиталийцев, можно сказать, что они рассчитывали, что Ганнибал восстановит их прежние границы общин и возвратит земли, отнятые римлянами для латинских колоний. Верными Риму оставались только его военные колонии-крепости с гарнизонами — опорные пункты воссоздания федерации.

Отпадение от Рима южноиталийских и некоторых общин Центральной Италии не принесло Ганнибалу той выгоды, какую он получил в Северной Италии при содействии галлов. Те пополняли своими отрядами его армию. Эти не хотели идти к нему воевать. Например, Капуя, заключая союз, поставила даже условие: никто из граждан Кампании не обязан служить против воли в армии Ганнибала (Лив., XXIII, 7, 2). Следовательно, те силы, которые Рим терял, далеко не полностью переходили к карфагенянам. И такой союз с жителями Южной Италии был не только не выгоден, но и обременителен для пунического полководца: он вынужден был защищать своих союзников от римлян.

Наиболее устойчивыми оказались отношения Рима с теми общинами, где власть находилась в руках проримских группировок, — Неаполем, Кумами, Нолой, Петелией и рядом этрусских городов. Рим служил им гарантией нерушимости господствующего положения местной знати.

Основная цель, которую преследовали все отделившиеся на этом этапе войны от Рима союзники, — отстоять автономию, самостоятельную, независимую общину. Вспомним пренестинских воинов, отличившихся в битве за Касилин: они отказались от римского гражданства, предоставленного им сенатом. Италийцы, перешедшие на сторону Ганнибала, проявили недовольство диктаторством Рима. К пунийцам, как правило, переходили те общины, в которых были влиятельны демократические элементы — плебс. Местные же рабовладельцы поддерживали Рим, так как он защищал их классовые интересы. Именно поэтому общины тавринов, анамаров, буксанов, южных умбров, где была сильна местная аристократия, остались верными ему.

Средняя Италия, древнейший центр римского господства, твердо стояла на стороне Рима, не подданным, а сподвижником которого считал себя здесь каждый, и каждый был опорой в борьбе с карфагенянами. Население этой части Апеннинского полуострова было завоевано и подчинено раньше, чем на юге. Тут проживало немало старых римских союзников, веками сражавшихся вместе с римлянами, совместно разделявших добычу. Не видя никаких выгод от перехода на сторону Ганнибала, население Средней Италии оставалось верным Риму. Идя сюда, карфагенский полководец обманулся в своих ожиданиях, что римско-италийский союз начнет распадаться. Италийцы, разочаровавшись в освободителях, сохранили союз с Римом. Ганнибал не смог привлечь на свою сторону древнейшую и наиболее значительную часть римских союзников — эквов, марсов, френтанов, марруцинов, сабинян, пиценов, осков, а также часть италийских греков. Их города один за другим запирали перед ним свои ворота, ни одна из общин не вступила с ним в союз. Еще до войны (225 год) были призваны и служили во вспомогательных отрядах римской армии десятки тысяч их воинов (Полиб., II, 24, 5—12; Лив., XXIV, 14). Помощь центральноиталийских союзников давала римлянам громадный перевес над Карфагеном и в итоге предрешила исход войны в их пользу. Оставаясь верной Риму, Центральная Италия служила неиссякаемым источником людских резервов в борьбе с Ганнибалом. Противники полководца в карфагенском сенате напомнили ему через его брата Магона, посланного в Карфаген с отчетом, что из 35 триб ни один римский гражданин и ни одна латинская община не приняли его сторону (Лив., ХХШ, 12, 16), что и составляло фундамент римского могущества в войне с Карфагеном, и разрушить его было нелегко.

Воюя на Апеннинском полуострове и в Сицилии, Рим не терял из виду далекой Испании. Постепенно основные военные действия переместились на Пиренейский полуостров. Судьба всей войны решалась в Испании, и как далеко ни была она от Италии, римляне сражались там и за Италию, и за Рим. Италия могла быть защищена только в Испании, служившей резервом и стратегической базой Карфагена в войне против Рима. Испания пополняла пуническую армию живой силой, ее неисчислимые запасы серебра давали деньги для комплектования наемной армии. Удачные военные действия римлян во главе с Гнеем и Публием Сципионами заставили Гасдрубала отказаться от намерения переправить войско из Испании в Италию на помощь Ганнибалу. Римляне так успешно действовали в Иберии, что в одном только сражении у города Мунды в 214 году уничтожили 12 тыс. карфагенских воинов, захватили 3 тыс. пленников и 39 боевых слонов (Лив., XXIV, 41–42). Римляне заняли территорию почти до Геркулесовых столбов. Пунийцы повсеместно вытеснялись из Иберии. Братья Сципионы умелыми действиями и политикой смогли не только добиться успехов на Пиренейском полуострове, но и найти (213 год) в Северной Африке верного Риму союзника в лице Сифакса, царя нумидийского племени масайсилиев.

Карфагенянам было небезопасно оставаться в Испании, так как население, разоренное поборами и поставкой воинов, тяготело к римлянам и переходило на их сторону. Здесь «не столько оружием сражались враждебные стороны, сколько политикой», — замечает Ливий (XXV, 32, 1–2). Именно политика дала возможность римлянам вооружить 20 тыс. кельтиберийцев и пополнить ими свою армию. Успехи римских полководцев в военной кампании 212 года заставили присоединиться к ним даже те испанские племена, которые колебались. Гасдрубал лишился надежды переправить войско в Италию.

Тем временем новый союзник Сципионов — Сифакс успешно действовал против подданных Карфагена в Северной Африке. Эти действия вынудили Гасдрубала Барку отправиться в Африку с отборными войсками для наведения там спокойствия. Началась Ливийская война, в которой Сифакс был разбит, Гасдрубал смог возвратиться в Испанию (211 год). Вслед за ним прибыло подкрепление вместе с нумидийским царем Масиниссой. Хотя римские главнокомандующие и пополнили армию местными племенами кельтиберов, но грозная опасность нависла над ними: три неприятельских армии во главе с Гасдрубалом Баркой, Гасдрубалом, сыном Гискона, и Магоном находились в разных частях Испании. Сципионы, разделив свои войска, действовали разрозненно. Сначала пунийцы покончили с армией Публия (Лив., XXV, 34; Ann., Исп., 15), а потом и Гнея Сципиона (Лив., XXV, 35–36; ср.: Ann., Исп., 15). Братья погибли, а остатки их армий, переправившись на другой берег Эбро, были собраны всадником Марцием и соединились с отрядом легата Фонтея. Воины избрали Марция начальником армии. Опять хозяевами Испании стали карфагеняне.

Основной задачей римлян в то время было возвращение Капуи. Они понимали, что утрата знаменитого и могущественного города повлекла за собой измену многих городов, возвращение же его восстановит уважение к римской власти. Как важна была Капуя для Рима, видно из того, что в трудное для него время хозяйничанья в Италии чужеземных врагов сенат счел необходимым послать в 212 году на ее завоевание двух консулов — Аппия Клавдия Пульхра и Квинта Фульвия Флакка с войсками (Лив., XXVI, 13). Началась осада Капуи, «которая была им ненавистнее Карфагена» (Лив., XXVI, 13). Шел 211 год, центром военных действий оставалась Капуя, от которой зависел ход дальнейших событий. Ее участь станет примером для остальных италийцев. Поэтому Ганнибал, оставив часть армии с обозом в Бруттии, двинулся с отборной пехотой, конницей и боевыми слонами в Кампанию, чтобы спасти Капую. Римским консулам на время осады этого города были продлены полномочия, а новыми консулами избрали Гнея Фульвия Центумала и Публия Сульпиция Гальбу, С приближением армии Ганнибала командующие легионами решили разделить свои войска. Аппий Клавдий остался штурмовать город, а Квинт Фульвий отправился навстречу Ганнибалу. Сражение началось у стен Капуи. Капуанцы напали на войска Аппия Клавдия, но римляне оттеснили их к воротам.

Нумидийский царь Масинисса.

Ганнибалу сначала сопутствовала удача в сражении с легионами Квинта Фульвия, но римлянам удалось противостоять врагу и многочисленными атаками остановить противника. Ганнибал отступил (Лив., XXVI, 5–6; Ann., Ганниб., 41). Результат сражения — ничья. Но для Ганнибала это было поражение, так как замысел отвратить римлян от Капуи провалился. Пуниец решил идти на Рим «как корень всей войны», чтобы отвлечь внимание от осажденного города. Ганнибал не собирался начинать осаду Рима, он хотел вынудить римлян отойти от стен Капуи, поясняют Полибий (IX, 1–2; 6–7) и Ливий (XXVI, 7, 3; 8, 5).

Ганнибал у ворот! Страх, паника, смятение — все перемешалось в Вечном городе. Однако вскоре жителей удалось успокоить, показав одновременно Ганнибалу, насколько уверены римляне в победе. Пока пуническая армия стояла у стен города, были посланы дополнительные войска на помощь в Испанию. Поле, на котором разбили лагерь, продали в Риме по обычной цене. Следовательно, пребывание Ганнибала у стен столицы было временным. Такие политические демонстрации укрепили положение Рима. Ганнибалу ничего не оставалось, как уйти от него. Шел он через Лаций, надеясь поднять латинов против римлян и осуществить свою цель — приступить к штурму Рима. Но и этому плану не суждено было осуществиться. Латины сохранили тесный союз с римлянами, все, способные носить оружие, были мобилизованы в их армию. Карфагенянину пришлось уйти на юг Апеннинского полуострова (Лив., XXVI, 11). Его трюк не удался. Это было военно-политическое поражение Ганнибала.

Нумидийский царь Сифакс (лицевая сторона монеты, вверху), кавалерист (оборотная сторона).

Капуя не сдавалась римлянам. На их предложение о переходе на сторону Рима граждане города ответили молчанием (Лив., XXVI, 12). Карфагенский гарнизон в городе и жители обратились с письмом к Ганнибалу за помощью, упрекая его в предательстве, но письмо полководец не получил. Замысел был раскрыт римлянами. Капуанцы после долгих колебаний и раздумий все же решили отправить послов на переговоры к римским командующим о сдаче города (Лив., XXVI, 14). На следующий день после переговоров городские ворота открыли, и легионеры вошли в Капую. Карфагенский гарнизон был пленен, сенат и магистры города арестованы, знать уничтожена, ее имущество конфисковано, большинство жителей продано в рабство. Земля и городские здания были объявлены собственностью Рима. Суд и расправу чинил в городе римский наместник (Лив., XXVI, 16). Так был устранен соперник Рима — Капуя.

Победа римлян у стен Капуи в 211 году и возвращение города — завершающий этап коренного перелома. В этом блистательном успехе открылся для римлян источник новой энергии и силы.

 

На пути к победе

После падения Капуи пошатнулось уважение и доверие союзников к Ганнибалу. Полибий (IX, 2–3) так характеризует обстановку: «Лишь только Капуя перешла в руки римлян, тотчас города заволновались, как и следовало ожидать, и только ждали случая или предлога, чтобы перейти на сторону римлян. Раздосадованный этим Ганнибал недоумевал, что делать». Он вынужден был ставить в общинах свои гарнизоны, чем ослаблял свое и без того малочисленное войско, или же удерживать их в повиновении беспощадными наказаниями за измену. Но каждая не слишком скомпрометировавшая себя община старалась вступить в римско-италийский союз на сколько-нибудь сносных условиях. Ганнибал понял, наконец, как силен Рим и как бессилен он, не способный защитить себя и тех союзников, которые искали у него помощи.

И все же римлянам требовались большие усилия, чтобы одерживать победы. Тяжесть войны ощущалась не только римлянами, но и италийцами. Опустошались поля, по которым двигалась армия Ганнибала, да и все племена были истощены наборами и гибелью войск. Война становилась затяжной.

Учитывая такое состояние государства и народа, сенат решил уменьшить свои и союзные войска на 210–209 годы (Лив., XXVI, 28). Воины, давно служившие в армии, были отпущены домой. Ливий сообщает, что сенат предписал консулам при наборе легионов в городе не брать воинов, которые служили в войсках Аппия Клавдия Пульхра, Квинта Фульвия Флакка (консулов 212 года) и Марка Валерия Левина (претора 214 года). Тем не менее недовольство плебеев, вызванное тяготами войны, росло. У римских граждан ничего не оставалось, кроме опустошенной земли, даже рабы были взяты по распоряжению правительства или выкуплены за ничтожную плату для службы в пехоте. Специально заседавший по вопросу о пополнении флота матросами сенат вынужден был признать, что жалобы народа совершенно обоснованны, но так как матросы и гребцы необходимы, все обязаны принять на себя их поставку (Лив., XXVI, 35). В Риме начались волнения. Задолженность по налогам (денежную и людьми) удалось погасить только тогда, когда часть ее уплаты сенаторы и всадническое сословие взяли на себя. Таким образом, государство получило гребцов и деньги на их жалование (Лив., XXIV, 36).

Рим вел войну благодаря неиссякаемости людских ресурсов. Его граждане и Лаций поставляли подраставшую молодежь. Испытав огромные трудности экономического, социального и политического характера, римский плебс остался верен государству на всем протяжении войны. Хотя на различных этапах он и выражал недовольство политикой нобилитета, борясь за наделение землей, это не могло толкнуть его на сторону врага отечества, несшего еще большее угнетение и уничтожение.

Противопоставив Ганнибалу значительно большую армию, римляне полностью овладели обстановкой. Карфагенский полководец не в силах был сохранить за собой все города, разделенные большими расстояниями. Он понимал, что предоставленные самим себе жители тотчас перейдут на сторону римлян (Полиб., IX, 26, 6–9). Его расчет на раскол единства италийских племен с Римом оправдался лишь на короткий срок. Испытав карфагенское владычество, они снова переходили на сторону Рима.

Италийцы были бы верны Ганнибалу, если бы он создал новую, свободную федерацию в противовес римской, основанной на неравенстве и порабощении. Его победы при таких условиях были бы прочны и поддержаны римскими союзниками. Ганнибал же обращался с ними как командующий враждебной армией, навязывая законы победителя.

Римский сенат вынес особое определение тем общинам, которые первоначально присоединились к пунийцам. Они должны быть свободными, но так как были захвачены неприятелем, то «никто из них не может быть ни гражданином римским, ни союзником латинского имени» (Лив., XXVI, 34, 7). Что же касается кампанцев, то почти по каждой фамилии приняли отдельные декреты (Лив., XXVI, 34, 2). Одних, поддерживающих Ганнибала, разорили, передав имущество к продаже с публичного торга, других заковали в цепи, чтобы впоследствии решить их участь. Страбон (V, 4, 13) пишет, что «когда римляне установили свое владычество над страной, они научили кампанцев уму-разуму, дав им много суровых уроков, и под конец даже разделили страну [Кампанию] между римскими поселенцами».

Часть кампанцев не могла примириться с поражением и продолжала мстить Риму — своему злейшему врагу. Им удалось даже поджечь город, и пожар опустошил Рим. Вскоре были найдены виновники преступления — ими оказались те кампанцы, чьих родных казнил римский консул Квинт Фульвий (Лив., XXVI, 27, 7).

Вскоре началась массовая конфискация земель у отпавших во время войны союзников. Огромные земельные участки, отобранные у луканов, апулийцев, бруттийцев и других племен, стали превращаться в государственное достояние — ager publicus.

Правители и знать италийских городов охотно поддерживали возросшую мощь Рима. Благодаря этой помощи он вернул город Салапию в Апулии и уничтожил там 500 нумидийских конников противника (Лив., XXVI, 38, 11). Их гибель была для Ганнибала чувствительнее, чем потеря Салапии. Карфагеняне утратили свое превосходство в коннице, и Ганнибал вынужден был отправиться в Бруттий. По дороге он узнал, что римский лагерь проконсула Гнея Фульвия Центумала, расположенный у Гердонии, не находится в боевой готовности. Пуниец без колебаний последовал к городу и занял боевую позицию, применив тактику Каннского сражения. Надежды полководца оправдались. Армия противника была разгромлена: вместе с Фульвием погибло 13 тыс. воинов (Лив., XXVI1, 1; Ann., Ганниб., 48). Жителей жестоко наказали за то, что они замышляли переход к римлянам. Их переселили в Метапонт и Фурии, город сожгли, а старейшин казнили за связь с римлянами.

Остатки бежавшей римской армии влились в армию Марцелла. Ганнибал же после неудачного сражения с Марцеллом пошел в Апулию, а оттуда в Тарент — важнейший опорный пункт карфагенян на юге Италии. К Таренту направлялась и римская армия Квинта Фабия Максима. В результате удачных для него вооруженных схваток, хитрости и помощи знатных бруттийцев, поддерживавших союз с Римом, Фабий овладел Тарентом (Полиб., VIII, 32–36; X, 1; Лив., XXVII, 15, 16; Плут., Фаб., 18, 7; Ann., Ганниб., 34, 2), жестоко расправился с жителями, захватил 30 тыс. рабов, 83 тыс. фунтов золота, много серебра. Вслед за Тарентом армия Квинта Фабия Максима вернула Риму много других городов и общин южных италийцев. Положение Ганнибала катастрофически ухудшилось.

Трудности войны наиболее ощущались латинскими союзниками — особой категорией союзников Рима. Постоянные наборы армии истощали их. Многие латины, призванные в армию, служили далеко за пределами Италии — в Сицилии и Испании. С усилением военных действий в Испании туда опять были посланы войска латинских союзников. В Сицилию также были отправлены новые войска и флот, состоявшие большей частью из латинов и их союзников, расформированной армии проконсула Центумала, разбитого при Гердонии в 210 году (Лив., XXVII, 7, 9). Вторичная отправка в Сицилию вызвала возмущение латинов и других союзников Рима. А в латинских колониях вспыхнул бунт (209 год). Причинами послужили истощение материальных ресурсов и людских резервов в результате поставок на протяжении десяти лет и жестокое отношение Рима к их воинам. Участь тех воинов, которые попадали в руки неприятеля, была завиднее судьбы находившихся в римской армии. Ганнибал без выкупа отпускал пленных по домам, а римляне отсылали союзников на службу вне Италии, которую правильнее можно назвать ссылкой. Восьмой год воины — участники Каннского сражения находились в Сицилии, и было неизвестно, сколько они еще там пробудут.

Трудности экономического и социального положения, неравенство в армии латинов и союзников привели к возмущению двенадцати латинских колоний (209 год). Через своих послов в Риме Ардеа, Непет, Сутрий, Альба, Карсеолы, Сора, Суесса, Цирцеи, Сетия, Калес, Нарниа, Интерамна (Лив., XXVII, 9, 7) отказали консулам в помощи, мотивируя это тем, что неоткуда взять ни денег, ни воинов. Консулы поразились такому заявлению — явной измене римскому народу. В сенате царил страх: ведь остальные союзники и колонии, по мнению сенатора, не замедлят поступить так же. Но большинство латинских поселений подтвердило свою преданность Риму и готовность поставить необходимое число воинов в сответствии с условиями договора, а если потребуется, то и больше. Это были Сигния, Норба, Сатикула, Фрегеллы, Луцерия, Венусия, Брундизий, Адрия, Фирм и Аримин; с другого морского берега — Понтия, Пест, Коза; поселения на внутренних землях — Беневет, Эзерния, Сполеций, Плацентия и Кремона. При поддержке этих колоний, сообщает Ливий (XXVII, 10, 7–9), устояло тогда господство римского народа.

Помощь, оказанная Риму восемнадцатью латинскими колониями, не послужила примером для их двенадцати колоний-соседей. Остатки союзных контингентов армии Фульвия Центумала были влиты в качестве пополнения в каннские штрафные легионы, давно находившиеся в Сицилии. Прибывшее к сосланным каннским воинам пополнение большей частью как раз состояло из представителей 12 колоний (Лив., XXVII, 7, 9, 1–5). Потери воинов в Гердонии в 210 году падали в основном тоже на эти колонии (Лив., XXVII, 1). Факты подтверждают справедливость заявления о трудностях отказавших в помощи римлянам колоний. Следует еще добавить, что недостаток у них мужчин-воинов объясняется тем, что двенадцать колоний, за исключением Калес, были расположены относительно недалеко от Рима, и многие мужчины мигрировали в город. Рим был политической и экономической столицей Италии и требовал в военное время много людей для военных ремесел и защиты города. Ворота его были открыты для любого латина, пожелавшего стать жителем Рима. При миграции в столицу или какую-нибудь другую часть Римской земли на постоянное жительство переселенец регистрировался при следующем цензе как римлянин. В одной из двенадцати латинских колоний — Нарнии с окончанием войны (к 199 году) было так мало жителей, что она попросила у Рима (и получила от него) подкрепление на том основании, что число ее граждан оказалось ниже требуемого уровня (Лив., XXXII, 2).

Можно заключить, что только с окончанием второй Пунической войны римское правительство поняло, что отказ в помощи Риму двенадцати латинских колоний в 209 году был обоснованным. Т. Моммзен, К. Белох, А. Шервин-Уайт верно считают, что выступление этих колоний было протестом против ущемления их прав, но не изменой отечеству, т. е. Риму. Т. Моммзен писал: «Полуотпадение упомянутых выше общин, конечно, не было изменой отечеству, а было вызвано недальновидностью и истощением сил: не подлежит сомнению, что те же самые города с отвращением отвергли бы союз с финикийцами. Но все-таки это был разрыв между римлянами и латинами, который не мог остаться без внимания…»

Рим очень болезненно реагировал на неповиновение двенадцати колоний и строго наказал их. До этого выступления все они были свободны от налога и сами отвечали за денежное довольствие и содержание своих воинов. С 204 года их обложили ежегодным налогом в количестве одного асса с тысячи ассов оцененного имущества (Лив., XXIX, 15, 9). Их автономное управление и значение латинского гражданства пошло на убыль. Цензы, проводимые самостоятельно избранными чиновниками и по собственной форме, а также автономия цензора были сведены на нет. Отныне для этих колоний был введен специальный термин «двенадцать колоний» (Лив., XXIX, 15, 15; 37, 7). Цензы проводились только по римской форме и под надзором римских цензоров, цензовые списки передавались в Рим. Он же стал определять и уровень призыва и повышал его с оговоркой по мере надобности. Пешие и конные воины выбирались из самых богатых семейств и отправлялись на службу за пределы Италии (Лив., XXIX, 15, 6–7).

Как уже отмечалось, римляне успешно вели боевые действия не только в Италии, но и в Испании. Несмотря на временные поражения и гибель обоих Сципионов, избранный римскими воинами главнокомандующий Луций Марций сумел сохранить плацдарм в районе реки Эбро и вновь начать борьбу за Испанию. Театр военных действий на Пиренеях стал определяющим. Это видно из того, что даже во время стоянки Ганнибала у ворот Рима сенат отправил в Испанию легионы воинов. Вскоре в 211 году еще один легион из 12 тыс. римских граждан и союзников под командованием проконсула Гая Клавдия Нерона двинулся на Пиренейский полуостров. Благополучно прибыв в Испанию, Нерон принял командование над всеми войсками и сразу же начал успешные военные действия против карфагенян и иберов (Лив., XXVI, 17). Нерон был способным офицером, но из-за вспыльчивости и высокомерия не смог стать популярным среди воинов и местного населения. Не сумел он также возобновить давние связи с туземным населением и завести новые.

Верно оценив обстановку в Испании и узнав, что Карфаген отправляет туда новые подкрепления во главе с Гасдрубалом и Масиниссой, римский сенат решил дополнительно послать на испанский фронт новую армию и еще одного командующего с большими полномочиями.

Народ избрал 24-летнего, по Ливию (XXVI, 18), и 27-летнего, по Полибию (X, 6, 10), офицера Публия Сципиона, сына убитого в Испании полководца.

Отправка одного сверхукомплектованного легиона и казны состоялась в конце 210 года. Помощником молодого Сципиона был назначен претор Марк Силан, а командующим флотом Сципион сам определил легата Гнея Лэлия. Уже весной 209 года Сципион успешно повел военную операцию и штурмом взял Новый Карфаген (Полиб., X, 8, 1) — важнейший опорный пункт пунийцев в Испании. Вместе с карфагенской столицей было захвачено 18 военных кораблей, 63 транспортных корабля, много хлебных запасов, казна с 600 талантами, 10 тыс. свободных мужчин и заложников от всех иберов-союзников Карфагена (Полиб., X, 6—20; Лив., XXVI, 41–45; Ann., Ганниб., 20–22; Ороз., IV, 18, 1; Евтроп., III, 15). Всех граждан Нового Карфагена Сципион отпустил на свободу, а городу разрешил сохранить свое самоуправление. Молодых мужчин и здоровых рабов он отправил гребцами на корабли и на верфи Нового Карфагена (Лив., XXVI, 47, 9). Им была обещана свобода после окончания войны. Сципион также распорядился вернуть на родину всех заложников от испанских племен, которые находились в Новом Карфагене. Эти меры были предприняты с целью заручиться поддержкой местного населения, показать себя не завоевателем, а освободителем от карфагенского господства. Гуманное обхождение с пленниками, союзниками и местным населением позволило достигнуть цели: на сторону римлян перешли многие испанцы и Сципион смог пополнить свою армию. Весной 208 года он вступил в Андалузию, где при Бекуле произошла битва с пунической армией Гасдрубала Барки (Полиб., X, 38, 7—39, 9; Лив., XXVII, 18–19; Ann., Исп., 24–28). В результате Гасдрубал потерял убитыми 10 тыс. воинов и 12 тыс. было взято в плен. Соединив остатки своей армии с войсками Гасдрубала — сына Гискона — и Магона Барки, он ушел к Пиренеям, чтобы оттуда отправиться на помощь брату Ганнибалу в Италию. Сципион совершил непоправимую ошибку, выпустив Гасдрубала из Испании.

Успешно завершая войну на Пиренейском полуострове и в Сицилии, римляне продолжали борьбу с Ганнибалом на юге Италии. Главная задача Рима заключалась теперь в том, чтобы отрезать Ганнибала от моря. Для этого необходимо было овладеть всеми городами на юге. Римляне успешно осаждали населенные пункты Великой Греции. На помощь осаждающим Локры по требованию консулов была направлена часть гарнизона от Тарента. Ганнибал узнал об этом и послал к Локрам в засаду 3 тыс. всадников и 2 тыс. пехотинцев (208 год). Римляне, ничего не подозревая, попали в засаду, потеряв 2 тыс. убитыми и 1500 пленными (Лив., XXVII, 26). Вскоре после разгрома тарентинского отряда во время разведки погиб и консул Марцелл, а второй консул Криспин скончался от ран. Ганнибал смог не только освободить Локры от римской осады, но и удержал свои позиции на юге Италии.

Гасдрубал тем временем перешел Пиренеи и двигался в направлении Италии. Весной 207 года он беспрепятственно преодолел Альпы (Лив., XXVII, 39) тем же путем, что и Ганнибал. В Риме были очень озабочены тем, чтобы с переходом Альп Гасдрубал не увлек за собой цисальпинских галлов и этрусков. И те и другие с нетерпением ждали повода к восстанию (Лив., XXVII, 38, 6). Но Гасдрубал так быстро появился в Италии, что римляне не успели воспрепятствовать его продвижению. Сорокатысячная римская армия под командованием консула Марка Ливия двинулась на север, где 8 тыс. лигу-ров с оружием в руках готовы были тотчас присоединиться к врагу (Лив., XXVII, 39, 2).

Этруски, кельты и умбры с появлением Гасдрубала (207 год) оживились. Кельты приняли его дружелюбно, а некоторые общины Этрурии и Умбрии, изменив союзу с Римом, укрепили добровольцами пуническую армию (Полиб., XI, 1; Лив., XXVII, 39; XXVIII, 10, 5; Ann., Ганниб., 52).

У римлян в это время создалось очень тяжелое положение с новым набором армии. «Число молодых людей, из которых должен быть произведен набор, уменьшилось», — пишет Ливий (XXVII, 38). Чтобы выйти из затруднительного положения, консулы заставили приморские колонии, освобожденные законом от военной службы, поставить воинов. Так как Гасдрубал находился уже в Италии и мог соединиться с Ганнибалом, жалобы этих колоний на консулов были отклонены. Удовлетворили только права жителей Антия и Остии.

И вновь к оружию были призваны волонтеры. Их включили в два легиона (Лив., XXVII, 38, 10). Большую помощь в усилении армии оказал Публий Сципион — он прислал из Испании 8 тыс. галлов и иберов, 2 тыс. пеших воинов и тысячу всадников из своих легионов (Лив., XXVII, 38, 11). Из Сицилии прибыло еще около 3 тыс. стрелков и пращников.

Тревожная обстановка сложилась в Италии с появлением Гасдрубала. По сути дела, теперь нужно было вести две войны — с двумя «Ганнибалами». Гасдрубал был опытным полководцем, это он истребил римские легионы в Испании. Быстротой похода и успешным союзом с галльскими племенами он превзошел даже своего брата.

Ганнибал, находившийся в области луканов, понес большой урон от римского консула Клавдия Нерона — потери доходили до 8 тыс. убитыми и 700 пленными (По-либ., XI, 1; Лив., XXVII, 42, 7). Некогда непобедимый карфагенский полководец ушел в Апулию, но и здесь его настигли римляне и в сражении у Венусия уничтожили около 2 тыс. воинов. Ганнибал возвратился в Канусий. После таких больших потерь он уже не мог продолжать войну.

Гасдрубал же с помощью лигуров, галлов и этрусков осаждал Плацентию. Цель осады — устрашить другие города и этим склонить их к союзу. Но необходимо было спешить на помощь брату. Гасдрубал послал сообщение Ганнибалу, что идет на соединение с ним. Однако письмо было перехвачено римлянами, и, решительно изменив план военных действий, римский сенат направил второго консула — Клавдия Нерона в Галлию (Лив., XXVII, 44, 9) к находящемуся там с легионами консулу Марку Ливию.

Нерон с армией в 7 тыс. воинов скрытно от Ганнибала быстрым маршем устремился на север. Ганнибал был обманут: перед ним стояла горстка римлян, имитировавшая ушедшую к Метавру армию.

Ливий (XXVII, 45) описывает, как щедры были италийцы к римскому войску, шедшему из Апулии в Галлию. Население всех областей и общин выходило навстречу и предлагало все необходимое. Оно видело в римлянах свою надежду и защиту. Такая горячая поддержка не только римлян, но и италийцев укрепила уверенность воинов в победе. Их приподнятое настроение, высокий моральный дух способствовали хорошему началу предстоящей битвы, а соединение двух консульских армий было залогом победы над врагом. Гасдрубал вынужден был принять сражение у реки Метавр (207 год). Это его последняя битва: армия его была полностью уничтожена (56 тыс. человек убито, 5400 взято в плен), сам он погиб. Римляне потеряли 8 тыс. воинов (Полиб., XI, 1, 2—12; Лив., XXVII, 47–49; ср.: Ann., Ганниб., 52; Ороз., IV, 18, 9—14). «Побоище это могло только равняться с Каннским как гибелью всей армии, так и смертью главного вождя», — замечает Ливий (там же). Эта решающая победа на втором этапе войны восстановила общее доверие граждан и италийцев к государству и друг к другу. Италия освободилась от грозных опасностей, каким подвергался Рим после битвы при Каннах. И в Италии, и в Испании война уже окончательно близилась к завершению в пользу Рима.

Сражение при Метавре в 207 г. до н. э.

Весть о разгроме армии при Метавре и трагическая гибель брата, голову которого коварные римляне бросили в пунический лагерь, потрясла Ганнибала. В этом несчастье он предвидел не только собственную участь и участь своего семейства, но и судьбу отечества (Лив., XXVII, 51). Оставив Апулию, Луканию, город Метапонт, растерянный полководец с остатками своей армии, бежавшей от мести римлян, направился в самый крайний угол полуострова, в Бруттий. Там он надеялся получить помощь тех городов, которые были заняты его войском (Лив., XXVII, 51).

Итак, римское правительство опять стало полным хозяином Италии. Однако война не была окончена. Огромнейшая пуническая армия была собрана в Испании и весной 206 года главнокомандующие Гасдрубал — сын Гискона, Магон и Масинисса начали наступление на римские укрепления и на армию Сципиона. В сражении при Бекуле-Илипе все три армии были разбиты (около 70 тыс. человек — Полиб., XI, 21–24; Лив., XXVIII, 12–13). Наголову разгромленная пуническая армия прекратила свое существование. Римляне вскоре заняли последнее владение карфагенян на территории Испании — Гадес. Так после 13-летней борьбы Испания перестала быть карфагенской провинцией и подчинилась Риму. Сципион смог даже отправиться в Ливию на переговоры с нумидийским царем Сифаксом. С Масиниссой он вел переговоры в Испании. Встречи с обоими нумидийскими царями были успешными: римляне заручились их поддержкой в случае высадки и перенесения войны в Африку.

В начале 206 года Римом была предпринята попытка восстановить сельское хозяйство в опустошенных центральных районах. Сенат дал указание консулам не продолжать военную кампанию до тех пор, пока они не обеспечат возвращение населения на прежние места жительства (Лив., XXVIII, 11). Не хватало рабов, постройки были разрушены или опустошены.

Опасность для Рима миновала, но до сих пор не внушали доверия галлы, частично этруски и умбры. В том же году Рим усилил свою армию в Этрурии. Проконсул Ливий укрепил легионы добровольцами, переданными ему пропретором Теренцием. В числе этих войск, призванных подавлять этрусков, было много рабов и заключенных (Лив., XXVIII, 10, 11–12). Введение в бой людей, которые ничего не теряли, но многое выигрывали, гарантировало исход дела и было надежнее, чем использование свободных граждан.

Проконсул Ливий остался со своими легионами в Этрурии. В 205 году сенат поручил ему расследовать, какие общины этрусков и умбров замышляли отделение от римлян и помогали Гасдрубалу людьми или другими средствами (Лив., XXVIII, 10, 4). Очевидно, положение в Этрурии было чрезвычайно серьезным, так как расследование длилось несколько лет. Чем оно закончилось, неизвестно, источники умалчивают об этом. Документы военного суда не были доступны историкам и никогда не публиковались, поэтому установилось мнение, что Этрурия на протяжении всей войны с Ганнибалом была лояльной Риму.

Острая борьба происходила в сенате в связи с решением Сципиона перенести военные действия в том же, 205, году в Африку. Возвратившись из Испании, Сципион не получил триумфа за удачно оконченную войну и по требованию сената должен был дать отчет о военной кампании. Сенат свячески стремился ограничить политическое влияние популярного полководца, но волей народа он все же был избран консулом и добился в сенате поддержки своего предложения о перенесении войны в Африку (Лив., XXVIII, 40). Против этой войны выступил бывший диктатор Фабий. Он требовал сначала разбить и изгнать Ганнибала из Италии и только после этого переправиться в Африку (Лив., XXVIII, 40–42; Энн., Анн., 370–372; Циц., Обяз., I, 84). Несогласие Фабия с планами Сципиона следует прежде всего рассматривать как длительную борьбу за власть между группировками Фабиев и Корнелиев. О противниках африканской экспедиции сообщает Аппиан (Лив., 7). Он пишет, что сторонники Фабия были за полное освобождение Италии от Ганнибала. Невозможно, по их мнению, было воевать в Африке, не освободив своей страны. Сторонники Сципиона исходили из того, что Карфаген будет вынужден сражаться на собственной территории и Ганнибала поэтому отзовут из Италии.

Хотя сторонники Фабия оказались в меньшинстве, помехи в организации африканской экспедиции были велики. Сципиону не разрешили набирать армию в Италии, не оказали ему и денежной помощи из государственной казны. Он должен был ограничиться добровольцами и финансировал экспедицию из своих средств и за счет займов у частных лиц (Лив., XXVIII, 45–46; Ann., Лив., 7). Расходы были в большинстве покрыты благодаря этрускам и умбро-сабельским племенам, чувствовавшим свою вину за помощь карфагенянам. Поддержали Сципиона и жители сицилийский городов. Многие этруски, по Ливию (XXVIII, 45, 13) поставляли все необходимое для снаряжения флота. «Народы Этрурии вызвались первые помочь консулу, каждый соразмерно со своими средствами». Цериты приготовили провиант для морских союзников, жители Популонии железо, тарквинийцы холстину для парусов, волатеранцы дали хлеб и корабельную смолу. Перузины, клузины и рузелланы обещали поставить строительное дерево для постройки судов и большое количество хлеба. Арретинцы превосходили всех. Они давали 120 тыс. мер пшеницы, по 3 тыс. щитов и шлемов, по 50 тыс. пик, копий, пращей и на 40 военных кораблей желобов и ручных мельниц; а также секиры, лопаты, стенные крюки. Кроме того, арретинцы брали на себя путевые издержки для десятских и гребцов (Лив., XXVIII, 45, 15–18). Умбро-сабелльские племена (умбры, сабины, марсы, марруцины, пелигны) даже поставили полководцу добровольцев (Лив., XXVIII, 45, 19).

Этруски не пожелали служить добровольцами в армии Сципиона и отправиться с ним в африканскую экспедицию. Из источников явствует, что и помощь их городов и общин в снаряжении заморского похода была вынужденной. Среди перечисленных Ливием этрусков, поставивших все необходимое для армии и флота, не находим города — Вольци, Вольсинии, Кортону, Ветуло-нию, Сену, Ферентины, Пизу и др. С этими общинами Рим был в благоприятных отношениях.

Прибыв в Сицилию, Сципион деятельно готовился там к экспедиции в Африку. Добровольцев, набранных из физически сильных мужчин, он распределил по родам войск, частично заменив ими переданные ему каннские легионы. 300 самых здоровых молодых безоружных волонтеров полководец оставил в резерве. Не имея средств пополнить кавалерию, он решил заменить ими 300 сицилийских юношей-всадников на своих конях и с полным вооружением, которых он выбрал из богатых и знатных семей. Предложение полководца о замене было радушно встречено сицилийцами, которые охотно передали римлянам своих коней и вооружение. В результате такого хитрого маневра «Сципион имел вместо трехсот сицилийских триста римских всадников, и притом без всяких расходов со стороны общественной казны… образовавшийся таким образом конный отряд был превосходный, и в сражениях оказал большие услуги…» (Лив., XXIX, 1, 10).

В разгар лета 205 года Магон, младший брат Ганнибала и его последняя надежда, высадился в Лигурии с 12 тыс. пехотинцев и 2 тыс. всадников. Вторжением Магона в Италию Карфаген ставил перед собой задачу не допустить Сципиона в Африку. С этой целью вслед Магону было послано еще 6 тыс. пеших воинов, 800 всадников и 7 боевых слонов. Кроме того, он должен был опереться на союзников — местных жителей (галлы и этруски) (Лив., XXIX, 4, 6; Ann., Лив., 9). Эти племена не замедлили прислать ему своих послов. Выслушав их сообщение о немедленном сборе войск, Магон созвал совет галлов и в речи сказал, что прибыл возвратить им свободу, для этого ему прислали из Карфагена подкрепление. От них же зависит, с какими силами и с какими войсками вести войну. Но приведенных им войск все же было недостаточно для наступления на Италию, а Ганнибал располагал незначительными силами и, не имея поддержки среди италийцев Юга и Центра, не в состоянии был двинуться навстречу брату. В это время две римские армии находились на севере Италии: одна в Этрурии, другая — в Галлии (Лив., XXIX, 5, 5,). Соединив их, римляне отрезали путь Магону к Риму и прикрыли Италию с севера.

Магон знал о силе римлян, поэтому призывал галлов и лигуров вооружаться, чтобы быть в состоянии бороться с двумя вражескими армиями. Галлы и лигуры не остались в стороне, они были готовы выступить против Рима. Но открыто содействовать карфагенянам боялись, так как на их территории располагался один римский лагерь, а другой был по соседству, в Этрурии. Они помогали тайно — и продовольствием и воинами. Магон нанимал воинов на службу, лигуры обязывались в два месяца поставить армию (Лив., XXIX, 5, 3–7).

Римляне не прекращали политических преследований в Этрурии, чем и склонили этрусков на сторону карфагенян. Многие этруски готовы были поддержать Магона, надеясь на перемену власти, но удерживали их жесткие судебные приговоры (Лив., XXIX, 36, 10–13). Везде велось следствие, не щадили никого. Несколько знатных фамилий этрусков были осуждены за то, что или сами ходили к Магону, или посылали к нему послов. Часть из них отправилась в ссылку добровольно и была осуждена заочно, их имущество конфисковали. Террор римского военного трибунала был так силен, что проконсул даже смог ехать в Рим на комиции.

И все же многие этрусские общины и города оставались нейтральными по отношению к пунийцам, хотя Ганнибал и Магон, а в свое время и Гасдрубал, возлагали на них большие надежды.

Позже, с отплытием Ганнибала в Африку, римский сенат объявил амнистию всем народам Италии, за исключением тех, кто до конца был предан врагу (Ann., Ганниб., 61). Они жестоко были наказаны: население или истреблялось, или изгонялось, общины теряли свое самоуправление, их обитатели становились бесправными подданными. В число наказанных, кроме кампанцев, попали южные пицены и бруттии. Им запрещали служить в римской армии как людям несвободным, но разрешалось поступать на службу в аппарат управления провинциями для выполнения государственных работ (Гелл. А., 3, 19; Ann., Ганниб., 61; Страб., V, 4, 13). Такими служащими при римских магистратах, по конституции, были, как правило, рабы или вольноотпущенники.

События на севере Италии складывались благополучно: там было достаточно сил, чтобы разгромить карфагенян во главе с Магоном. И на юге успех сопутствовал консулу Сципиону. Стратегический рубеж, последняя опора Ганнибала — Локры были взяты. Оставив здесь гарнизон под командованием Племиния, Сципион возвратился в Мессану. Римляне занялись грабежом и насилием и так бесчинствовали в городе, что между ними возникали раздоры и даже столкновения (Лив XXIX, 5—22).

Благополучное ведение войны и приближение ее к окончанию расценивалось римлянами как проявление воли богов. Используя суеверность своих сограждан, сенат объявил, что неприятеля может изгнать из пределов государства только помощь Великой матери богов (Кибела) (Лив., XXIX, 10, 4; 10–11; Диод, XXXIV, 33; Ann, Ганниб, 56). Это был хитроумный маневр, имевший двоякую цель: во-первых, поднять дух народа, во-вторых, установить контакты с народами Малой Азии. Чтобы приблизить культ фригийской богини к верованиям римлян, вспомнили легенду о троянце Энее. Его сын Ромул был основателем Вечного города, а другой — на горе Ида во Фригии построил алтарь Великой матери богов (Диод, V, 48; Дионис, I, 47, 61). Так проявлялась связь культа богини с Римом. Об этой связи историк Геродиан (I, 11) приводит предание, по которому римляне заявляют о своем родстве с фригийцами и напоминают им об Энее.

Таким образом, соединение Кибелы с легендой послужило предлогом для отправки делегации в Пергам к царю Атталу. Состав делегации из патрицианско-плебейских представителей подтверждает, что заимствование культа было прежде всего политическим, а не религиозным актом. Аттал оказал римлянам теплый прием и отдал им священный черный камень, олицетворявший богиню (Лив, XXIX, 11). Он не мог поступить иначе, так как нуждался в Риме: границы его государства не были прочны из-за многочисленных войн с соседними государствами. Опасался он и сирийского могущества, а также Македонии.

В порту Остия Кибелу из рук жрецов принял главнокомандующий Сципион. Он же перенес священный камень с корабля на землю, и знатные патрицианки по очереди несли его в Рим. Там на Палатине в храме Виктории (богиня-победительница) и находилась Великая мать богов до сооружения специального святилища. Отныне две богини содействовали римлянам в победе. Ливий замечает (XXVI, 37), что «счастье как бы предвещало римлянам господство на Востоке».

Весной 204 года Сципион отплыл из Сицилии к берегам Африки. У него было два легиона (около 30 тыс. человек), 40 военных судов и 400 транспортных кораблей. Не встретив сопротивления, армия благополучно высадилась близ Утики и разбила лагерь (Лив., XXIX, 27–28).

Карфагенский совет предпринял ряд мер к обороне: поспешно проводилась мобилизация, укреплялся город, подвозилось продовольствие, готовилось вооружение, снаряжался флот. Еще до прибытия римлян карфагеняне отправили посольства к африканскому царю Сифаксу и другим царям, чтобы усилить союзнические связи. В свою очередь они вели переговоры и с македонским царем Филиппом V, целью которых было организовать вторжение в Италию или Сицилию. Но борьба с Этолийским союзом и присутствие римлян в оккупированной Иллирии не позволили Филиппу осуществить намеченные планы. Не желая окончательно порывать связей с Карфагеном, он послал в помощь ему армию. Его воины приняли участие в сражении при Заме-Нараггаре.

Африканский союзник Масинисса предоставил римлянам свою конницу. С ее помощью Сципион опустошал карфагенские поля, занял небольшие города и осадил Утику. Осада длилась 40 дней. После безуспешных усилий овладеть городом консул пошел на переговоры с нумидийским царем Сифаксом, стремясь установить с ним союзные соглашения, не прекращая атак на город (Полиб., XIX, 1, 1—13). Переговоры были безуспешны. К городу вскоре с огромной армией подошел Сифакс и пунийский полководец Гасдрубал (Лив., XXIX, 34–35; Ann., Лив., 16; Ороз., IV, 18, 17). Римлянам противостояли внушительные силы карфагенян.

Ганнибал все еще оставался в Южной Италии. На севере полуострова безынициативно действовал Магон, склоняя на свою сторону этрусков, галлов и других италийцев. Однако главный театр военных действий переместился уже на африканский континент, и ни Магон, ни Ганнибал не могли ничего сделать, чтобы возвратить оттуда Сципиона и отвлечь римлян от войны в Африке. Здесь успешно для Рима шли военные действия, и он близился к окончанию войны, хотя и испытывал большие трудности в пополнении легионов. Резкое увеличение количества римских граждан более чем на 76 тыс. человек по цензовым спискам 204/203 года — не что иное, как повторное снижение имущественного ценза при призыве в армию плебеев шестого разряда. В историографии, правда, имеется иная точка зрения: перепись проводилась по окончании войн, когда армии возвращались на родину. Численность римских граждан, годных служить в армии, возросла на 76 892 человека, так как, поясняет Я. Ю. Заборовский, в 205 году в цензовые списки были внесены воины, вернувшиеся с полей битв первой. Македонской войны. Однако в источниках прямо сказано, что «перепись была проведена позднее вследствие того, что цензоров посылали в провинции и вели перепись римских граждан, служивших в армии, вместе с которыми было насчитано 214 тысяч человек» (Лив., XXIX, 37, 5).

Шла весна 203 года. Разведав расположение войск в лагерях нумидийцев и карфагенян (построенных из деревянных и тростниковых хижин), римские лазутчики подожгли их. Выбегавших за ограду римляне перебили. Так одним ударом были уничтожены две вражеские армии— Гасдрубала и Сифакса (Полиб., XIV, 4–5; Лив., XXX, 5; Ann., Лив., 19–22; Фронт., II, 5, 29; Ороз., IV, 18, 18–19).

Город Карфаген с ужасом ожидал появления римской армии во главе со Сципионом. А тот возвратился к Утике и продолжал ее осаду. Гасдрубал и Сифакс собрали новую армию в 30 тыс. человек (Полиб., XIV, 6; Лив., XXX, 7). Узнав об этом, Сципион оставил у стен Утики небольшие отряды и отправился навстречу основному противнику. В сражении на Великих Равнинах римляне совместно со своим африканским союзником царем Масиниссой уничтожили карфагенскую и нумидийскую армии, а вскоре взяли в плен царя Нумидии Сифакса (Полиб., XIV, 8; Лив., XXX, 8, 11). Сознавая безвыходность своего положения, аристократическая партийная группировка Карфагена во главе с Магоном потребовала заключения мира с Римом. Влияние ее было так велико, что правительство вступило в переговоры о перемирии. Но группировка Баркидов, поддерживавшая Ганнибала и его фамилию, имела перевес в массе народа и настаивала на продолжении войны. Она потребовала вызвать Ганнибала из Италии: коль полководец еще не побежден, Карфаген, по мнению этой группировки, не должен унизительно просить мира у врагов. Борьба партийных группировок на последнем этапе войны явилась одним из факторов поражения карфагенян.

Детально обсудив положение, правительство Карфагена решило направить флот к осажденной Утике и напасть там на римлян. Решено было также отозвать Ганнибала и Магона и заключить мир с Римом (Полиб., XIV, 9, 6—11; Лив., XXX, 9). В лагерь Сципиона прибыли представители совета тридцати с просьбой о переговорах о мире. Сципион, однако, заявил, что он пришел не заключать договоры, а одержать победу, но готов заключить мир, продиктовав свои условия. И хотя условия эти были очень тяжелы, карфагеняне приняли их и отправили в Рим посольство с полномочиями подписать перемирие. Время шло. Переговоры затягивались, Карфаген ждал прибытия в Африку Ганнибала, чтобы уже не подписывать, а отвергнуть поставленные римлянами условия мира.

Тем временем карфагеняне одержали морскую победу при Утике (Полиб., XIV, 10; 9—11; Ann., Лив., 25; 30), но она уже не могла изменить ход военных действий в их пользу. Пуническая армия Магона в Италии отступала к берегам Лигурии и вскоре, получив приказание из Карфагена, отплыла в Африку. По дороге от ран скончался Магон. В 203 году добровольно покинул Италию и Ганнибал, предварительно перебив воинов-италийцев, отказавшихся следовать за ним (Ann., Ганниб., 59; Диод., XXVII, 9).

Благополучно прибыв в Африку, Ганнибал установил дружественные контакты с некоторыми племенами. К нему перешел нумидийский царек Месотила (Масэтул) (Ann., Лив., 33; Лив., XXIX, 29–30), который активно вел борьбу за власть над Нумидией. Фронтин (III, 6, 1) сообщает, что Ганнибал, кроме того, сразу же привлек на свою сторону много ливийских городов и общин.

Началась кампания 202 года. Римляне успешно прошли в глубь страны и остановились у селения Нараггары. Сюда же прибыл и Ганнибал. Личное свидание и переговоры двух полководцев не дали никаких результатов (Полиб., XV, 5, 8, 14; Лив., XXX, 29–32; Ann., Лив., 39; Евтроп., III, 22). Началось решающее сражение при Заме-Нараггаре. Ганнибал расположил свою армию в три линии: в первой разместились наемные вспомогательные отряды (галлы, лигуры, мавры, балеары), во второй — пунийцы, ливийцы и македоняне, присланные Филиппом V, в третьей — ветераны, пришедшие с Ганнибалом из Италии. Впереди были поставлены 80 боевых слонов, а на флангах — карфагенская и нумидийская конница (Полиб., XV, 9; Лив., XXX, 26–33; Ann., Лив., 40–48; Фронт., II, 3, 16).

Сражение при Заме-Нараггаре в 202 г. до н. э.

Сципион также расположил свои легионы в три линии, но с достаточным расстоянием между ними для свободного прохода слонов. Отряды тяжеловооруженной пехоты чередовались с отрядами легковооруженных пехотинцев. При наступлении слонов задача легковооруженных воинов — освободить проходы между отрядами тяжеловооруженных воинов, убежав в тыл или присоединившись к другим отрядам. Слоны Ганнибала, таким образом, попадут под перекрестный обстрел дротиками. На флангах была расположена конница. Левым флангом италийских всадников командовал Лэлий, правым — нумидийской конницей Масинисса.

Сражение началось летом 202 года. Крики, сигналы труб и рожков перепугали слонов, и они бросились бежать на своих воинов. Нумидийский царь Масинисса направил основной удар на карфагенских наемников. Римская конница Лэлия при поддержке основных резервов триариев и копейщиков заставила карфагенскую пехоту бежать с поля боя. В этом сражении Сципион применил маневр Ганнибала при Каннах; дав разбить с ходу слабую часть, увлек за собой при мнимом отступлении конницу противника. Конница Масиниссы и римская под командованием Лэлия на флангах и с тыла окружили войска Ганнибала и часть их уничтожили. Войско с Ганнибалом во главе убежало с поля боя, преследуемое нумидийской кавалерией. В сражении погибло 20 тыс. воинов-карфагенян и их союзников, столько же было взято в плен (Лив., XXX, 32; ср.: Ann., Лив., 48). По сведениям же Полибия (XV, 9—14), карфагеняне потеряли более 10 тыс. человек. Потери римлян, по явно приуменьшенным данным, составили 3,5 тыс. человек. С небольшим отрядом Ганнибал бежал в Гадрумет. Оценивая сражение при Заме-Нараггаре, Ф. Энгельс писал: «…внезапное нападение было отнюдь не внезапным нападением, а очень солидной военной операцией, которая явилась вполне естественным завершением продолжительной и в конце концов в течение длительного времени успешной для Рима войны».

Ашшан (Лив., 48), восхищаясь победой римлян, замечает, что победитель Сципион «отослал в Рим на кораблях 10 талантов золота, 2500 талантов серебра, изделия из слоновой кости и наиболее видных из пленных…» Вскоре незамедлили прибыть в Рим македонские послы, которые требовали возвращения их воинов, служивших в войске Ганнибала и попавших в плен к римлянам. Ответ послам был краток: «Царь [Филипп V] желает войны и получит ее скоро, если будет действовать по-прежнему» (Лив., XXX, 42, 7).

Продолжать войну Карфаген был не в состоянии. Римляне же могли сразу осадить вражескую столицу, но Сципион согласился на заключение мира, так как город невозможно было взять без длительной осады и дополнительных средств, которых не хватало для такой солидной операции. Торопили и события в Риме. Славы победителя Карфагена жаждали многие — консул Гай Сервилий, консулы 202 года Марк Сервилий и Тиберий Клавдий Нерон, консул 201 года Гней Корнелий Лентул (Лив., XXX, 24; 27; 40; Ann., Лив., 56). Сципион предложил следующие условия мира: Карфаген и его жители останутся свободными и будут жить по своим законам, пунические владения сохранятся только в Африке; все захваченные у нумидийского царя Масиниссы земли и имущество должны быть немедленно возвращены, перебежчики, военнопленные и беглые рабы выданы Риму, военный флот, кроме 10 судов, римские транспортные суда и прирученные слоны переданы римлянам. Карфагену не разрешалось воевать без согласия Рима. Накладывалась контрибуция в размере 10 тыс. талантов на 50 лет. Сципион по своему выбору получал 100 заложников (Полиб., XV, 18; Лив., XXX, 37; Ann., Лив., 54; Дион Касс., фр. 82).

Условия, продиктованные римским полководцем, были крайне тяжелыми. Карфаген, хотя и провозглашался суверенным государством, в действительности полностью попадал в зависимость от Рима, так как не мог объявлять войну и заключать мир. Утратив положение великой державы, он был скован в борьбе с любым противником. Сципион сознательно не урегулировал отношений между Карфагеном и нумидийским царством во главе с Масиниссой. В Африке создавалась взрывоопасная ситуация, что необходимо было Риму для постоянного вмешательства в дела континента в качестве арбитра.

Ганнибал был убежден, что в таких условиях вести войну Карфаген не в состоянии. Сохранив же свое существование, можно в будущем восстановить могущество и не признать мира с Римом. Все свои силы полководец приложил к тому, чтобы убедить сограждан принять унизительные условия мира (Полиб., XV, 19; Лив., XXX, 36–37). В Рим отправилось карфагенское посольство. Сенат одобрил условия мира, в 201 году мирный договор был подписан и скреплен печатями в лагере Сципиона, а вскоре ратифицирован сенатом. Пышный триумф отпраздновали в Риме, и Сципиона отныне прозвали «Африканский». Так закончилась длившаяся 17 лет вторая Пуническая, или Ганнибалова, война, окончательно установившая господство Рима в Западном Средиземноморье.

Подведя итоги этой войны, отметим, что не тактика решила ее исход, а экономика и внутренняя политика обеих держав. Как более молодое рабовладельческое государство, Рим вышел победителем в этой длительной войне. В трудный час римляне сумели призвать в армию новые слои населения, причем не только из числа своих граждан, но и из италийцев. Были привлечены также плебеи шестого разряда, ранее отстраненные от воинской службы. Резервы армии в результате этих мер оказались неиссякаемыми. Полибий (III, 89, 9) правильно заметил, что «преимущества римлян состояли в неистощимости запасов и в численном перевесе их войска». Ганнибал же воевал на чужой территории, долгое время не находя поддержки у своего правительства, а потом изолировал себя захватнической политикой от новых союзников-италийцев.

Социальные противоречия, обострившиеся в ходе войны в Римском государстве, не зашли так далеко, как в Карфагене. Хотя и были временные недовольства римского и италийского плебса, однако все понимали, против какого опасного врага воюют. И римляне и италийцы видели и чувствовали, что Ганнибал нес им порабощение, поэтому римско-италийский союз, образованный по договорной системе, показал себя сильнее складывающегося колониального государства завоевателя. Созданная Римом в Италии государственная система выдержала испытания длительной войны.

Туземное население, порабощенное Карфагеном и доведенное до отчаяния жестокой эксплуатацией, не хотело воевать за интересы эксплуататорской верхушки. Число же пунийцев было не настолько велико, чтобы укомплектовать армию для войны с таким сильным противником. Приходилось держать наемников. Тормозили ход военных действий и враждующие между собой партийные группировки — аграрная во главе с Ганноном торжествовала, видя, что Баркиды, руководимые Ганнибалом, терпят крах. Слишком поздно была оценена Ганноном и Баркидами серьезность политического положения — их помощь Ганнибалу уже не могла что-либо изменить.

Карфаген, воюя с Римом, опирался на Иберию, главный же фронт находился в Италии. Отдаленность фронта от пунических коммуникаций и трудности доставки подкрепления также не благоприятствовали победе Ганнибала. К тому же армия Ганнибала находилась длительное время на чужой территории.

Постоянные восстания не только в Африке, но и в провинциях Пиренейского полуострова, направленные против карфагенян, не давали возможности в полной мере использовать материальные и людские силы подвластных территорий. Рим же, хотя и испытал огромнейшие трудности, вышел победителем в этой войне. А на войне, подчеркивал В. И. Ленин: «Побеждает… тот, у кого больше резервов, больше источников силы, больше выдержки в народной толще».