Уже сообщалось о череде этих жутких алтайских историй. Смысл их был прост до умопомрачения: в колонии строгого режима № 2 УБ 14/9 города Рубцовска, в помещении камерного типа двое зэков съели третьего. Затем один из людоедов уже в барнаульском СИЗО убил еще одного человека. Его приговорили к смертной казни. Но на этом похождения людоеда не кончились… Как говориться, сообщаем подробности.

Рядом с обезображенным трупом заключенного Дзюбы нашли записку. Воспроизводим ее с соблюдение стилистики, морфологии и орфографии: «Так и хочется сьисти ково-нибудь».

В мертвом Дзюбе местная администрация без труда углядела «признаки насильственной смерти и совершения акта канибализма». Каннибализм — слово африканское. Во всяком случае, так оно устоялось в обыденном нашем сознании. В переводе на доступный нам язык означает оно людоедство. Кроме замечательной и будоражащей воображение записки, рядом с покойным найдены были веревка из черной хлопчатобумажной ткани с завязанными на концах узлами, куски человеческого мяса и… лист бумаги, а на нем рисунок расчлененного человеческого же тела — этакое план-пособие для начинающего людоеда.

Дознание проявило чудеса смекалки и смогло раскрыть преступление по горячим следам. «Следов» было два. Оба «следа» сидели в той же камере. Одного звали Маслич, другой носил фамилию Голузов. В момент задержания они как раз переваривали некоторые части организма их коллеги по времяпрепровождению.

Поскольку в России привычно все ставить с ног на голову, то первое, что приходит в эту самую голову, так это мысль о чудовищном голоде, что сжал в своих костлявых руках колонию строгого режима. Зекам жрать нечего. Зеки оголодали до потери человеческого облика, вот и вынуждены были пойти на самые крайние меры. Куда, куда смотрит президент, куда смотрит прокуратура. Доколе?! Ну-ка, где у нас адрес гаагского суда?

Выяснилось, что колония была весьма далека от того, чтобы кормить своих постояльцев расстегаями, французскими сырами и жвачкой «Орбит» без сахара. Но не менее далека была она и от того, чтобы морить «отдыхающих» голодом. Все в ней было обычно. По разнарядке. Зато выяснилось другое…

А именно: Маслич мотал свой третий срок, на этот раз за убийство. У Голузова это была уже пятая ходка. За незаконное ношение оружия. Ребята подобрались крутые. Колонистское начальство их не любило. Они не любили начальство. Плодом такой вот страсти всегда оказывается помещение камерного типа, гостеприимно распахивающее свои железные двери перед чересчур строптивыми хлопцами.

Идея о людоедстве пришла в голову Шурику Масличу. Ему до смерти надоела рубцовская колония. Ему хотелось простора. И, пожалуй, славы. Пусть даже эта слава будет слава имени товарища Чикатило. Какая разница. Все равно газеты напишут (и ведь никуда не делись — написали!). К тому же написать книгу или спасти дочку начальника колонии из огня возможным никак не представлялось. Значит, надо было выдумать нечто экстраординарное, чтоб волосы дыбом. Результат: смена опостылевшей колонии, в перспективе поездка в Москву, в институт Сербского на психиатрическую экспертизу, а это бездна новых впечатлений и некоторый шанс на признание полным идиотом со всеми вытекающими заманчивыми подробностями.

Но первым сокамерником Маслича стал… Дзюба. И именно с ним Шурик поделился своей мечтой. Дзюба выказал прилив энтузиазма. Соратники тут же дали клятву, что съедят любого третьего, кого им подсадят в камеру. Третьим оказался человек под названием Люля. Вечером Маслич набросил на Люлину шею удавку, а Дзюба стал держать его за брыкающиеся ноги. Люля брыкался отчаянно. Пришлось вмешаться охране. Люлю перевели в другую камеру. И теперь он молился на тех охранников, которые оформили этот спасший ему жизнь перевод.

Вслед за истеричным Люлей в камеру попал Голузов. Человек солидный, хорошо узнавший себе цену — за пять-то ходок! Есть его было не с руки. И тогда друзья поделились с ним своими планами. И Голузов отнесся к этим планам благосклонно и с пониманием. Стали ждать четвертого. Но он не шел. Кого-то хранил Бог. Напряжение в камере нарастало. И тогда… Правильно: съели Дзюбу. Они разбудили его среди ночи. Накинули на него удавку. И задушили. У запасливого Голузова было лезвие. Им-то он и расчленил тело покойного и доверчивого Дзюбы. Есть сырого Дзюбу не хотелось. Поэтому друзья нашли кусочек ваты, нагрели его на лампочке, когда вата начала тлеть, раздули огонь, запалили факел из скрученного жгутом одеяла. В унитазном бачке сварили несколько кусков. Сытно поели. Убирать не стали. Оставили все, как есть. И легли спать, возможно, что и пожелали друг другу спокойной ночи.

И они добились своего. Из колонии отвезли в Барнаул. Какая-никакая, а все-таки смена впечатлений. Потом Маслича вернули обратно, но не в колонию, а в рубцовский СИЗО. Там он сидел и ждал, когда с ним будут проводить следственные действия. Он опять сидел не один. Квадратные метры карцера делили с ним Разгуляев и Митронов. Люди в тюремном мире не новые. На свою беду, Разгуляев затеял играть в карты с не отягощенным даже остатками человеколюбия Шуриком. И имел неосторожность проиграть. Маслич сначала требовал вернуть долг по-хорошему. А потом взял да и придушил Разгуляева. Вот и нашли поутру в карцере еще один труп.

Никого в Москву, в институт Сербского не повезли. Мечты рухнули. Обоих людоедов признали вменяемыми по месту нахождения. Голузов получил на полную катушку. То есть 15 положенных лет. Ну а Шурика Маслича суд отправил тренироваться мазать «лоб зеленкой». То бишь, ждать расстрела.

Все? Ни черта подобного. Маслич не думал отказываться от своей мечты. Начальство барнаульского первого изолятора имело неосторожность поместить его в одну камеру с еще одним человеком. Надо ли говорить, что и того обнаружили мертвым. Маслич действовал обычным своим порядком. Сначала задушил. Потом аккуратно разрезал. Извлек печень. Попытался по старой привычке сварить. Но не позволили условия. Тогда Шурик вернул недоваренный орган на место. И опять-таки лег досыпать положенные часы. Изумленной тюремной публике объяснил, что накануне зашел меж ним и напарником по ожиданию исполнения приговора задушевный разговор. Шурик был предельно откровенен и рассказал в подробностях обо всех своих приключениях. Напарнику они не понравились. Не понравился ему и сам Маслич. О чем последний немедленно был поставлен в известность. Шурик не терпел критику с детства. Посему и решил принять меры…

Теперь его будут судить. Уж так у нас положено. Смена впечатлений нашему людоеду гарантирована.

(Т. Корупаева. Версия-плюс, № 15, 1996)