Персонажи:

АВНЕР МИЛЬШТЕЙН, 57 лет

ЭММА МИЛЬШТЕЙН, 60 лет, сестра Авнера

СЮЗАННА, 55 лет

АРИАНА, 30 лет, дочь Сюзанны

БАЛИНТ, 35 лет

КУРТ БЛЕНСК, 60 лет

1985 год.

Действие происходит в горах, в Швейцарии, место действия не меняется — это сад в пансионе гостиничного типа в городе Страттене.

Декорациии минимальные, строгие. Важно, чтобы была обозначена местность (небо, горы...).

Посвящается Дидье Марини

- Почему ты все бегаешь по лесу ?

- Я ищу Бога, — отвечает мальчик.

- А разве Бог не повсюду ?

- Повсюду, отец.

- Разве он не повсюду одинаков ?

- Да... но сам я не повсюду одинаков.

Из преданий Хасидов.

— 1 —

ЭММА. Я столько ем, что в шестьдесят лет стала отдыхать после обеда!

СЮЗАННА. Волшебство.

ЭММА. Волшебство.

СЮЗАННА. Словно тут все специально вымыли. Вы чувствуете запах скошенной травы ?

ЭММА. Перед войной в Румынии, у нас был домик в Синайя, недалеко от Брассова. Из моего окна был примерно такой же вид... Отец всегда поднимал нас с Авнером, в любое время, чтобы мы подышали воздухом после грозы. Даже в полночь мы стояли на террасе в пижамах, вдыхая послегрозовой воздух.

СЮЗАННА. Кстати, о грозе, я вчера вечером так и не пошла спать. Мы увлеклись игрой в скрэббл, Балинт и я — против четы Бленск!

ЭММА. Какое испытание!

СЮЗАННА. Курт Бленск начал со слова из семи букв, затем выдал слово с буквой "икс", которое знает он один, тогда мы стали хитрить — я была вынуждена, — и вот когда уже нам снова улыбнулась удача, им позвонили и сообщили, что умерла какая-то кузина из Вевея. Знаете в больших семьях вечно кто-нибудь умирает!

ЭММА. Они уехали? Я не видела их сегодня за завтраком?

СЮЗАННА. Она-то уехала, а ваш дорогой жених — нет!

ЭММА. Увы! — Что вы читаете?

СЮЗАННА. "Сумерки души" Артура Шницлера. Ариана вечно подсовывает мне ужасно грустные книги.

ЭММА. А сколько времени?

СЮЗАННА. Почти пять часов. Ваш брат скоро вернется. Куда это они направились?

ЭММА. В Льезер.

СЮЗАННА Это же далеко.

ЭММА. Кому вы это говорите!

СЮЗАННА. Зачем идти так далеко, неужели вокруг гор недостаточно?

ЭММА. Кажется, что все самое прекрасное всегда где-то. Как-нибудь Авнер доберется до Австрии.

СЮЗАННА. А ведь так хорошо полежать в шезлонге.

ЭММА. Разве при этом не так же наслаждаешься природой.

СЮЗАННА. Я бы сказала, еще больше.

ЭММА. Естественно. Авнер в этом ничего не понимает.

Не сезон. Вот в чем секрет. Нужно всегда приезжать не в сезон. И вообще, в сентябре в сто раз лучше, и никого.

СЮЗАННА. А в течение года вы никогда не видитесь?

ЭММА. Редко. Я никогда не была в Буэнос-Айресе, а Авнер за тридцать лет три раза был в Париже. Когда мы вернулись в Европу, мои родители стали проводить здесь отпуск. Каждый год мы приезжали к ним. И теперь мы с Авнером продолжаем приезжать сюда...

СЮЗАННА. Он никогда не привозил сюда своих детей?

ЭММА. Привозил, несколько раз, когда они были маленькими, еще до развода. Но поездка стоила слишком дорого, мальчикам не так уж нравились горы, для них это скорей было мучением.

СЮЗАННА. А его жена?

ЭММА. А его жена много ходила, плавала, ныряла. Она просто одержима спортом. Она играла в теннис, ходила в сауну, настоящая одержимая.

СЮЗАННА. Вы с ней ладили ?

ЭММА. Да. Мне она нравилась. Она была веселая. В противоположность Авнеру, который любит навязывать другим свой ритм жизни, она никого не обращала в свою веру.

СЮЗАННА. Вы бы тоже стали читать книгу о железном веке?

ЭММА. Боже сохрани.

СЮЗАННА. Кто станет читать подобные вещи? У него по-вашему есть издатель?

ЭММА. Мне кажется, это что-то вроде "диссертации"...

СЮЗАННА. А-а...

ЭММА. Но он рассчитывает сделать из нее книгу.

СЮЗАННА (удрученно качает головой). А ведь он довольно симпатичный, этот молодой человек...

ЭММА. Если вас интересует мое мнение...

СЮЗАННА. Я знаю, что вы хотите сказать... Но Ариана такая разборчивая! В ее возрасте я не была так разборчива... Может быть я была не права. (Тихо). А вот и ваш жених.

БЛЕНСК. Сударыни...

БЛЕНСК (вдруг принимая сокрушенный вид). Вы конечно уже знаете, Мадам Мильштейн, какой неожиданный удар нам пришлось пережить... Грета очень расстроена, сообщение об этом несчастье поразило ее в самое сердце. Тем не менее мы довольны, так как нам удалось добиться захоронения в Шатель-Сен-Дени. Это утешает. Каким бы слабым не было это утешение, Грете все-таки важно сознавать, что она сможет посещать могилу своей дорогой кузины в любое время, причем туда не надо ехать ни на поезде, ни на автобусе. Что касается меня, я в настоящий момент, кроме всего прочего, в некотором роде вдовец, так как моя супруга конечно поехала в Вевей. (Он грустно улыбается и качает головой). Вы идете вечером на концерт? Ах нет, что это я, вы ведь не любите музыку...

ЭММА. Как это, я не люблю музыку ?...

БЛЕНСК. То есть я хочу сказать, концерты, вы не любите слушать музыку на концерте...

ЭММА. Я обожаю концерты, я просто без ума от концертов, но только не в Страттене! В этой церкви народу набьется, как сельдей в бочке, такие жесткие скамейки, а когда просишь подушечку, на тебя смотрят с таким ужасом, нет... нет, нет, а если быть до конца честной, я терпеть не могу эту атмосферу благоговейного притворства.

БЛЕНСК . О!...

ЭММА. Ой, я опять страницу потеряла... А нет, вот она.

БЛЕНСК (неловкая пауза). А если мне прогуляться? Сейчас должно быть влажно... Может кто-то из вас пройдется со мной... Нет, нет, читайте, господи, я мешаю вам читать... (Он встает и уходит в некоторой растерянности).

АРИАНА. Здравствуйте, Эмма.

ЭММА. Что за выражение лица!

АРИАНА (любезно). Вы так считаете? (Она наклоняется и целует СЮЗАННУ с демонстративной нежностью).

АРИАНА (указывая на книгу Шницлера). Тебе нравится?

СЮЗАННА. Да, очень. А что ты делала, я тебя целый день не видела.

АРИАНА. Ничего — послеобеденный отдых, полчаса — бассейн, в городе была, там все было закрыто... В общем, ничего. В котором часу они ушли ?

СЮЗАННА. Около десяти. Ты спала.

АРИАНА. Надо было меня разбудить... А ты потворствуешь тому, что я как дура сплю. Ты совсем мной не интересуешься. (Она улыбается. Садится на корточки и кладет голову на колени СЮЗАННЫ).

СЮЗАННА. Черт возьми...

АРИАНА. Мама, что со мной?

СЮЗАННА. Тебе скучно.

АРИАНА. Нет, не то.

СЮЗАННА. У тебя мрачное настроение.

АРИАНА. Нет...

СЮЗАННА. Ты влюблена.

АРИАНА. В кого?

СЮЗАННА. В Балинта.

АРИАНА. Нет. Совсем нет.

СЮЗАННА. Тогда в кого же?

АРИАНА (встает, вдруг становясь веселой). Я влюблена в Месье Бленска. Я только что встретила его, бедняжку, такого несчастного на ежевичной тропинке, в теплых сапогах и с зонтиком, чтобы раздвигать колючие кусты!

СЮЗАННА. Но господин Бленск влюблен в Эмму.

ЭММА. Какая глупость!

АРИАНА. Господин Бленск просто без ума от вас, Эмма.

СЮЗАННА. Без ума!

ЭММА. Он — без ума. Вот это пожалуй правда!

АРИАНА. Честно говоря, я не уверена, что горы — моя стихия. Я чувствую, здесь что-то давит...

СЮЗАННА. Где?

АРИАНА. Просто давит... Нигде... Давит.

СЮЗАННА. А не принять ли тебе ванну?

АРИАНА. А не выпить ли мне чай с лимоном?

СЮЗАННА. Вот-вот.

АРИАНА. У меня угнетенное состояние, а ты предлагаешь мне чай с лимоном!

СЮЗАННА. Она меня выматывает.

АРИАНА. Ты хоть купила мне билет на вечерний концерт?

СЮЗАННА. Да. Но не говори мне, что ты передумала.

АРИАНА. Плохая мать. Ты — плохая мать. (Целует ее). До скорого, Эмма.

СЮЗАННА. Куда ты ?

АРИАНА. Принять ванну с успокоительными травами.

ЭММА. Вы мне кажетесь очень даже бодренькой, несмотря на угнетенное состояние.

АРИАНА. Это и есть угнетенное состояние. Скажите своему брату, что я очень сожалела... Он поймет.

ЭММА. Конечно.

Когда стареешь... какое облегчение...

СЮЗАННА. Вы полагаете?

ЭММА. Разве нет?

СЮЗАННА. Не знаю.

ЭММА. У меня такое впечатление, что я вас знаю давным-давно...

АВНЕР (БАЛИНТ, за ним АВНЕР появляются на веранде). ...А у моего сына, ирония судьбы, нет никакого таланта. Никакого, никакого. Это трогательно. Он записывает мои остроты, бедняга. Я для него просто кладезь.

АВНЕР. Он хочет, чтобы я купил ему машину для обработки текстов. Я сказал: "А что обрабатывать ? Сначала напиши, а потом будешь обрабатывать." (Обращаясь к ЭММЕ и СЮЗАННЕ). Может быть это была самая прекрасная из прогулок! Скажите им, Балинт. Скажите.

БАЛИНТ. Мы видели сурков буквально в двух шагах.

АВНЕР. Как вот вас сейчас вижу.

БАЛИНТ. И целое семейство серн...

АВНЕР. На гребнях. Какое изящество!...

БАЛИНТ. И необыкновенные цветы...

АВНЕР. Неведомые цветы... И в довершение ко всему, настоящий подарок — малина на обочине дороги, великолепная малина, как награда, у нее такой вид, будто она говорит, я отдаюсь вам. Женщины не так великодушны... Скажи, Эмма, я по дороге взял на стойке вечернюю программу... Струнный квинтет. Прекрасно. Но какой?... Эмма, ты уверена, что нет другой программы?

ЭММА. Есть только та программа, которая у тебя в руках.

АВНЕР. Эти идиоты не уточняют, что там за номера. Струнный квинтет. И все.

ЭММА. Ариана просила сказать тебе, что она очень сожалела.

АВНЕР. Вот если бы они играли пятьсот шестнадцатый!... Балинт, вы представляете, что это будет за день? Прогулка в Льезер и пятьсот шестнадцатый, королевский день!

ЭММА. Они обязательно будут играть пятьсот шестнадцатый.

АВНЕР. Знаешь, что меня больше всего раздражает в Страттене? Они с каким-то упорством все усложняют. (Обращаясь к БАЛИНТУ, развязывающему ботинки). В прошлом году они на одного Баха сыграли трех Хиндмитов, пять Эльгаров...

ЭММА. Ты вовсе не обязан идти.

АВНЕР. Вообще-то мне все равно, пятьсот пятнадцатый тоже хорош... А в субботу — Вивальди. Стабат Матер... А если это так, я буду уже по дороге на Буэнос-Айрес, и это мне противно. Сюзанна, я надеюсь, вы пойдете сегодня вечером?

СЮЗАННА. Мы идем. Ариана тоже.

АВНЕР. Значит она сожалела ?...

ЭММА. А знаешь, по-доброму, вам надо было бы взять с собой и Курта Бленска, он ведь остался один.

АВНЕР. Не хватало еще тащить с собой Курта Бленска! Кто вообще способен выговорить это имя? Этот тип — сплошное недоразумение!

СЮЗАННА (ЭММЕ). А ведь вам представляется прекрасный случай побыть с ним наедине ...

ЭММА. Вот почему я и хотела подсунуть его вам...

Ладно, мне что-то стало холодно... (Она поднимается). До скорого, дорогие друзья...

БАЛИНТ. Я тоже пойду... (АВНЕРУ). Спасибо за этот великолепный день.

СЮЗАННА. Значит вы послезавтра уезжаете?

АВНЕР. В субботу в Женеве у меня возможно будет встреча. В таком случае я улечу, да, прямо туда.

А вы?

СЮЗАННА. Вы знаете, я живу только в Лозанне... Это совсем рядом, туда-обратно...

АВНЕР. Лозанна... А что вы делаете в Лозанне?

СЮЗАННА. У моего мужа в Лозанне была керамическая фабрика, после развода я там осталась. Мне уже нечего было делать в Париже.

АВНЕР. Вы работаете?

СЮЗАННА. Да, ничего интересного.

АВНЕР. Хорошо.

АВНЕР. Мне совсем не хочется уезжать...

СЮЗАННА. Я вас понимаю.

АВНЕР. Мне никогда не хочется покидать эти места, а в этом году — еще меньше, чем всегда...

СЮЗАННА. Спасибо...

— 2 —

БЛЕНСК. А, вы здесь!... Я спросил у господина Мюллера, он сказал мне, что вы на концерте, а я ему сказал "мадам Мильштейн никогда не ходит на концерты в Статтен" — вы отдыхали?

ЭММА. Я почитала у себя в комнате... Играйте, играйте, не прерывайте ваш скрэббл... (Она уютно устраивается в кресле, раскрывает "Трибюн" и принимается за кроссворд).

ЭММА. Вы должны знать, швейцарский философ на "С"...

БЛЕНСК. На "С"... Сколько букв?

ЭММА. Восемь.

БЛЕНСК. Швейцарский философ на "С" ...

ЭММА. У вас в Швейцарии есть какие-нибудь философы?

БЛЕНСК. Конечно у нас в Швейцарии есть философы. Почему же им не быть?

ЭММА. Кто?

БЛЕНСК. Кто?...

ЭММА. Так кто?

БЛЕНСК. О! Это удивительно! У вас просто дар сбивать меня с толку...

ЭММА. Один у вас точно есть.

БЛЕНСК. Кто?

ЭММА. Кто-то на "С". Скажите, господин Бленск, а вы не поправились? Мне кажется, вы поправились.

БЛЕНСК. Когда?

ЭММА. В последнее время. В последние несколько дней.

БЛЕНСК . Да?

ЭММА. Разве нет?

БЛЕНСК . Я не заметил...

ЭММА. А вы что, не взвешиваетесь?

БЛЕНСК. Взвешиваюсь...

ЭММА. Весы врут, они сбесились, вы можете себе представить, что я набрала три килограмма, меньше чем за неделю...

БЛЕНСК. Да-а, это как-то...

ЭММА. Это просто абсурд. Я знаю, что много ем, но в конце концов, как же на отдыхе, и не есть? В этой гостинице нас пичкают. Конечно, у них только мы и остались, им надо расходовать продукты. Вы тоже поправились, взвесьтесь-взвесьтесь, вы раздобрели, я вижу.

ЭММА (надевая снова очки и возвращаясь к кроссворду). Ну так, что, мне кажется мы забыли об этом философе.

БЛЕНСК. Нет-нет. Дайте же мне сосредоточиться.

ЭММА. Вот-вот. Сосредоточьтесь.

АВНЕР. Пятьсот шестнадцатый и Квинтет для кларнета. Ты — дура.

ЭММА. Каждому — свое, малыш. А где все остальные?

АВНЕР. Пошли переодеваться.

ЭММА. Ты не должен в таком тоне говорить о своем сыне.

АВНЕР. А что я сказал?

ЭММА. Ты не должен говорить неизвестно кому, что у него нет никаких талантов, и вообще, откуда ты знаешь?

АВНЕР. Это очевидно.

ЭММА. Так не говорят о своих детях.

АВНЕР. У него нет никакого таланта, ничего, ноль, а он жаждет стать писателем, не плакать же по этому поводу.

ЭММА. По крайней мере, веди себя сдержанно. Не делай из этого сюжет для шуток.

АВНЕР (с притворно виноватым видом). Хорошо.

БАЛИНТ. Добрый вечер.

ЭММА. Добрый вечер...

БАЛИНТ. Королевский... (АВНЕР кивает и улыбается). Я забыл принести вам газету...

АВНЕР. Мне нравится этот парень. Такой нерешительный, уязвимый, молчаливый...

ЭММА. Ты грустишь, Авнер?

АВНЕР. Все в порядке. Все хорошо, Эмма.

ЭММА. В чем дело?

АВНЕР. Ты не слышишь?

ЭММА. Все...

СЮЗАННА. Как жаль, что вы не пошли, я знаю, знаю, вам ничего не надо говорить... Вы выигрываете, господин Бленск? (Она садится возле ЭММЫ).

БЛЕНСК. К сожалению, нет.

СЮЗАННА. Как это, нет?

БЛЕНСК . Я выдаю только согласные.

СЮЗАННА. А кто выигрывает?

БЛЕНСК . Другой. Из двух игроков — лишь один я сам, иначе не имело бы смысла.

СЮЗАННА. Да, конечно...

АВНЕР. Спасибо. (разворачивает газету, через какое-то время сокрушенно качает головой). ...Марка дошла до двух семидесяти, а великий стратег Авнер Мильштейн так и остался при своих долларах.

ЭММА. Я сказала тебе перевести в немецкие марки.

АВНЕР. Разве в этих делах можно знать заранее?... Для меня доллар — что-то ощутимое, он зеленый, красивый... Он не может постоянно падать. (Обращаясь к БАЛИНТУ, который смеется). Смейтесь, смейтесь, Балинт — кстати, имя Балинт — венгерского происхождения?...

БАЛИНТ. Да, у меня был венгерский дедушка, которого звали Балинт.

АВНЕР. Я так и думал, что в вас есть что-то мадьярское...

ЭММА. Какие же глупости ты иногда говоришь...

АРИАНА. Авнер Мильштейн, к телефону...

АРИАНА. Тебе не холодно, мама?

СЮЗАННА. Нет, совсем нет, милая. Я дышу этим удивительным воздухом.

АРИАНА. Все в порядке?...

С тобой трудно разговаривать.

Еще четыре дня назад я ненавидела горы. — А теперь я испытываю нечто противоположное — такое впечатление, что это уже почти ностальгия... Я тебя насмешила?... Ты смотришь и улыбаешься, я не знаю, что и думать.

БАЛИНТ. Когда ты уезжаешь?

АРИАНА. Вообще-то в воскресенье вечером...

БАЛИНТ. Мне будет тебя не хватать...

АРИАНА. А ты когда уезжаешь?

БАЛИНТ. Не знаю еще. Я в последние дни мало писал. У этого человека просто какой-то дар развлекать меня, я не могу сопротивляться.

ЭММА. В слове "канарейка" два "Н" ?

СЮЗАННА. Нет!

ЭММА (пишет). Тогда подходит.

АВНЕР. Стоит мне заговорить о деньгах, как дела просто сыплются на меня. (ЭММЕ). Моя встреча в Женеве в субботу состоится. Какую погоду нам обещали сегодня вечером?

ЭММА. Хорошую.

АВНЕР. Раз хорошую, завтра — большое наступление. Лензэе. Четыре часа подъема, по камням, ни одного деревца, зато с вершины — самый прекрасный вид на свете. Кто со мной?

АРИАНА. Я.

АВНЕР. Ариана... Лензэе с Арианой. Моя последняя прогулка с Арианой.

АВНЕР. Балинт?... Вы с нами не пойдете?

БАЛИНТ. Нет.

АВНЕР. Жаль...

ЭММА (встает). Я замерзла. А не сыграть ли нам в бридж.

СЮЗАННА. Хорошая мысль.

ЭММА. Авнер, ты не хочешь сыграть с нами в бридж?

АВНЕР. Я хочу составить партию в бридж, но в простой.

СЮЗАННА. А что вы называете простым бриджем?

АВНЕР. В простой. Без усложнений, без варварских словечек, у меня трефы, я говорю "трефы", у меня бубны, я говорю "бубны"... Но Эмма так играть не умеет. Эмма умеет играть только согласно своим непостижимым правилам...

СЮЗАННА. Которым подчиняюсь и я.

АВНЕР. Кто вам сказал, что речь идет о тех же правилах? В Буэнос-Айресе достаточно перейти на другую сторону улицы — и система игры уже другая.

СЮЗАННА (АРИАНЕ). Нануш, будешь четвертой?

АРИАНА. Я не умею играть, ужасно играю.

АВНЕР. Тем лучше. Будешь играть в паре со мной, мы будем отличной командой. Пойдем.

БЛЕНСК. А вы умеете играть в бридж?

БАЛИНТ. Нет.

БЛЕНСК . Я с удовольствием бы стал четвертым, ведь эта девушка не умеет играть.

БАЛИНТ. Должна все-таки уметь.

БЛЕНСК . Конечно... Заметьте, это более приятная компания...

БЛЕНСК . Сегодня днем я прочел забавнейшую статью о мелких млекопитающих. Представьте себе, что сурки в своих норках, готовясь к зиме, предусматривают комнатки для помета. иначе говоря, отхожие места!

Что касается барсуков, они готовят детскую комнату, а бобры — столовую! На берегу! (Он довольно смеется). Ведь бобры любят ужинать на берегу! А кстати, есть ли здесь бобры? Здесь они должны быть из-за всех этих озер и водопадов. Во время прогулок вы никогда их не встречали?

БАЛИНТ. Никогда не встречал.

БЛЕНСК . Их так просто не увидишь! Они хитрецы, эти бобры. Я считаю, что из грызунов они самые умные. Да-да, я думаю, в интеллектуальном плане они наиболее развитые. (Указывая на скрэббл). Как вы насчет партии в скрэббл?

БАЛИНТ. Нет, спасибо. Извините, но я не очень настроен...

БЛЕНСК . Что вы, каждый свободен выбирать! На отдыхе каждый делает, что хочет... (Прячет фишки в мешочек). Я проиграл, по правде говоря, я вытянул за всю игру три гласные! Даже Фюлькраз ничего бы не смог сделать. Вы знаете Фюлькраза?

БАЛИНТ. Нет...

БЛЕНСК . Я спросил, потому что вы покачали головой, и я подумал, вы его знаете. Фюлькраз. Вальтер Фюлькраз — чемпион нашего клуба.

БАЛИНТ. Вы посещаете клуб?

БЛЕНСК . Да, да. (Улыбается с доброжелательной снисходительностью). Но в клубе мы играем в "дубликат", ничего общего со свободными партиями, тут, понимаете ли, нечего рассчитывать на удачу. Имейте в виду, если вы встретитесь с Фюлькразом в свободной партии, вы проиграете.

БАЛИНТ. Конечно.

БЛЕНСК . О, конечно! Ха-ха!

АВНЕР. Я умираю. Какая же скучная игра, невероятно.

БЛЕНСК (напряженно). Бридж?

АВНЕР. А вам она не кажется скучной?

БЛЕНСК . Нисколько!

АВНЕР. Тогда замените меня.

БЛЕНСК. А ваши партнерши?

АВНЕР. Они будут в восторге... (Он кричит в направлении играющих). За меня будет играть Месье Клемс!... (БЛЕНСКУ). Идите, идите, поддержите малышку.

БАЛИНТ. Как вы его назвали?

АВНЕР. Думаете, я помню?... Клемс? Нет?... Вы думаете, они на меня разозлятся? Он очень симпатичный, этот тип.

БАЛИНТ. Он проникся ко мне.

АВНЕР. Ай-ай-ай...

БАЛИНТ. Я нравлюсь таким людям. Видимо, это у меня врожденное.

АВНЕР. Он с вами беседует?

БАЛИНТ. Беседует, просвещает...

АВНЕР. Мне сегодня приснился необыкновенный сон. Мне снилось, что я дирижирую финал "Гаффнера". С невероятной скоростью. Я дирижировал палочкой в форме спирали, которую устремлял в небо, положив на лопатки всех этих Бруно Вальтеров, Бернштейнов, Осава... В этом финале никому не удается добиться нужного темпа. Вот что действительно важно, если вы хотите понять до конца мою мысль, вот что важно. Все величие музыки, только оно и есть. Я в депрессии.

БАЛИНТ. Я — тоже.

АВНЕР. Я вижу.

БАЛИНТ. Когда я сюда приехал... то есть я хочу сказать, когда я решил уединиться в горах, чтобы закончить мою работу о цивилизации железного века, я думал, что горы будут идеальным местом, чтобы писать... Я думал, что отсутствие общения, что было бы закономерно в таком окружении, будет способствовать работе... Я все это себе представлял издалека, почтительно предвкушая эту скуку, и представлял себе, как я пишу, глядя в окно со спокойной душой, в маленьком уютном гостиничном номере... Вы нарушили мои планы... Вы потащили меня за собой... Мне нравятся сурки, золотистые бутоны, мне приятно видеть коровьи лепешки, вы меня заразили — меня уже не увлекает то, что я пишу.

Тем не менее я где-то в стороне... Этот пейзаж принадлежит вам... Вы с ним — на равных... Мне же он делает больно... Он меня не пускает... Сейчас ничто не вызывает во мне большего отвращения, чем книга о первом железном веке, но я еще в нее вцеплюсь. А если к тому же и вы уедете, только Бог знает, как я в нее вцеплюсь...

АВНЕР (после паузы). В Буэнос-Айресе я занимаюсь производством офисной мебели, я экспортирую мебель, которая отличается постоянным однообразием и уродством... Этим я занимаюсь целый год. Но это занятие нельзя отождествлять с моей личностью... Я делаю деньги. Я впихиваю их в двух своих сыновей, которые ничего из себя не представляют, это наверное, самая плохая услуга, которую я только могу им оказать, но по крайней мере, я искусственно избавляю себя от забот, которые доставляет мне их ничтожество. Я никогда не сомневался, что моя жизнь совсем не там. Я всегда так считал — Вы пишете, мой сын тоже считает, что писать — благородное занятие. И так же, как он, вы отождествляете себя с тем, что пишете, вы не допускаете, что писательство может быть самым банальным занятием... А вообще-то не знаю, может быть я просто не могу понять вас, невозможно понять другого...

АРИАНА. Я вас ненавижу, что вы мне предлагаете делать в компании с этим типом? Какое мне от этого удовольствие?

АВНЕР. Но он ведь играет лучше меня, правда?

АРИАНА. Что за мысль вам пришла, навязать мне этого субъекта, весь вечер превратился в пытку... я отомщу вам, Авнер, я отомщу... (Она уходит и снова возвращается). ...А если он даст мне хоть один совет, я швырну ему карты в лицо! (Она исчезает).

БАЛИНТ. Вы польщены?

АВНЕР. Да, в некотором роде... Вы возьмете ее завтра в Лензэе?

АВНЕР. Если она пойдет.

БАЛИНТ. Она пойдет.

АВНЕР. А где надо садиться на фуникулер, чтобы попасть в Лензэе?

БАЛИНТ. В Ленце. Вы меня спрашиваете!

АВНЕР. Вы ведь разбираетесь в этих планах. Я уже сто лет езжу сюда, но в картах ничего не понимаю. Почему бы и вам не пойти?

БАЛИНТ. Я должен работать. Я же уже сказал.

АВНЕР. Я скажу, чтобы нам порезали местной колбаски... нет, лучше гризонские сосиски, закажу сосиски, сыра, три помидора, и когда будем спускаться, мы разведем костер на берегу ручья... А я понесу сумку... Нет, сумку все-таки понесете вы... Ариана понесет! Она ведь совсем молоденькая, эта девушка.

БАЛИНТ. Я завтра буду писать.

СЮЗАННА. Партия в бридж закончена.

АВНЕР. Уже?

СЮЗАННА. Никому не хочется играть с господином Бленском. Эмма вдруг почувствовала себя невероятно усталой, и моя дочь, к моему стыду, сразу же почувствовала то же самое.

Эмма передает вам привет. (АВНЕРУ). В котором часу завтра?

АВНЕР. В половине девятого, внизу.

АРИАНА. Спокойной ночи.

АВНЕР. Спокойной ночи.

БАЛИНТ. Доброй ночи.

СЮЗАННА. Ты идешь спать, дорогая?

АРИАНА. Да. (Она целует СЮЗАННУ и выходит).

АВНЕР (СЮЗАННЕ). Она на меня сердится?

СЮЗАННА. Похоже.

АВНЕР. А вы?

СЮЗАННА. Тоже. Естественно...

АВНЕР. Очень мило.

СЮЗАННА. Ариане здесь скучно. Она приехала меня навестить, она знает, что я не люблю Париж. Я думала, что несколько дней в горах это лучше, чем несколько дней в Лозанне, но она не прочувствовала горы.

АВНЕР. Она не видится с отцом?

СЮЗАННА. Ее отец живет в Париже. Мой швейцарский муж — второй по счету... Итак, мало-помалу вы все обо мне узнали.

АВНЕР. Ничего я не знаю. Правда, ничего не знаю.

СЮЗАННА. А Эмма была замужем?

АВНЕР. Нет. Она не всегда была такой шумной жизнерадостной бабенкой — в молодости она была скорее робкой...

СЮЗАННА. А вы злой.

АВНЕР (удивленно). Нет... нет. Она даже где-то была нежной... Вот так.

СЮЗАННА. У нее нет мужчины?

АВНЕР. Когда-то она была влюблена в одного испанца. В баска. Такой крепкий карлик... Я называл его "топотун".

СЮЗАННА. Ничего не вышло?

АВНЕР. Нет.

СЮЗАННА. Почему?

АВНЕР. Не вышло... Он жил в Бильбао, он не хотел уезжать из Бильбао, откуда я знаю... У Эммы есть свойство влезать в осиные гнезда. Нельзя сказать, чтобы мужчины бегали за ней... У топотуна были все-таки некоторые достоинства.

СЮЗАННА. Вы неправы, что так об этом говорите...

АВНЕР. Да.

Приезжайте в Буэнос-Айрес.

СЮЗАННА. А что там делать?

АВНЕР. Все. Буэнос-Айрес, это прекрасно...

СЮЗАННА. Может быть... Может быть, когда-нибудь приеду.

АВНЕР. Спокойной ночи.

СЮЗАННА. Авнер мне нравится. Но я разучилась соблазнять мужчин. Мне кажется, с возрастом я забыла все эти уловки, все эти несложные женские штучки, словно, о господи, словно я снова стала неуклюжей и неопытной девчонкой... (Поворачивается к нему). Я вижу, что вы пребываете в меланхолии; я знаю, что такое меланхолия. Я испытываю к вам большую симпатию. (Она выходит).

— 3 –

ЭММА. Каждый год одни и те же слова, и боюсь, одни и те же открытки. Даю голову на отсечение, она уже десять раз получала этих коров и эту колокольню. Слава Богу, у нее плохо с памятью, у этой бедной Каролины.

СЮЗАННА. А кто это?

ЭММА. Тетя Каролина. Сестра моей матери. Последний русский персонаж в нашей семье. Месяц назад — звонок "чудесно, великолепно, говорит она мне, меня принимают на улице Вариз — на улице Вариз пансион для русских евреев-эммигрантов — представляешь, мне так повезло, мне выделяют одноместную комнату, и т.д. и т.п." Через две недели снова звонок — " я просто не понимаю тебя! — в чем дело, тетя Каролина? — не понимаю, как ты могла смириться с тем, что я пойду в этот дом, где собраны эти несчастные, эти бедные евреи, такие жалкие, нет я просто не понимаю!..."

Такой плотный туман, можно подумать там море ...

СЮЗАННА. Да, да, действительно.

ЭММА. Бывают дни, когда мне не хватает моря. Правда, чего мне действительно не хватает — видеть море. Нужно бы время от времени смотреть на море. Ни купаться, ничего другого, только смотреть...

Когда мы бежали из Румынии в ноябре сорокового года, мы сели в Констанце на корабль, который отправлялся в Стамбул, мы с Авнером всю ночь провели на палубе, глядя на море и звезды, и ожидая восхода солнца...

Мы не знали, куда едем, но самым важным для нас было увидеть восход солнца на Босфоре... Авнер держался за поручни, как капитан корабля, он был очень высокий для своего возраста, ему было двенадцать лет, а он был выше меня, хотя мне было пятнадцать. Мы читали приключенческие романы, но на сей раз речь шла о настоящем приключении.

БАЛИНТ. (Во время рассказа Эммы он отвлекся от своей работы). Расскажите нам.

ЭММА. Это неинтересно... Все это так далеко. Далеко.

БАЛИНТ. Что вы делали в Стамбуле?

ЭММА. Вот в нем и проснулся учитель истории! О чем хочет узнать этот молодой человек? Так вот в Стамбуле мы вели сказочную жизнь и ели в лучших ресторанах. Сделайте снова такое лицо! — А что вы хотите — у нас были деньги. Мой отец, как всякий предусмотрительный еврей, держал деньги в Швейцарии и в Англии, а Турция была нейтральной страной. Люди выбрасывались из окон, в Стамбуле каждый день происходили самоубийства, для тех, кто выехал без гроша не было ни визы, ни денег, никакой возможной надежды...

БАЛИНТ. А после Турции?

ЭММА. После Турции — Иерусалим, три месяца в "Кинг Дэвиде".

БАЛИНТ. А потом?

ЭММА. Потом! Господи, настоящий допрос. Это уже всем надоело.

БЛЕНСК . Нисколько.

СЮЗАННА. Наоборот...

ЭММА. Мой отец добыл австралийские визы. Мы улетели в Сидней, на гидросамолете, компании Империал Аэрвейс, который преодолевал расстояние Лондон-Сидней за девять дней. Но у нас это заняло больше времени, потому что в Калькутте одному генералу, не знаю уж какой армии, якобы понадобились наши места. Позже я описала это путешествие в блокноте... Я даже составила карту... Каждую ночь мы где-то останавливались. Бассора, Бомбей, Калькутта... Из Калькутты мы на неделю перебрались в Дарджилинг. В "Монт Эверест." Великолепный отель. Его владельцем был польский еврей, только не спрашивайте меня, каким образом польский еврей стал владельцем отеля в Дарджилинге. С тех пор я пью только чай Дарджилинг.

В Калькутте мой отец купил ковры. (Улыбается этому воспоминанию). Он был помешан на коврах, бедняга. Каждый вечер он возвращался со словами: я видел роскошные ковры, но один не могу решиться, на что моя мать отвечала ему: ты с ума сошел, мы не знаем, куда едем, неизвестно, не придется ли твоим детям завтра просить милостыню на улице, а ты покупаешь ковры! А он все равно купил. У меня и сейчас есть ковры.

Вот. В Рангуне на меня напала целая свора комаров. Меня быстро съели. В Сингапуре мы остановились в гостинице "Райфлз", а потом были Сарабайя, Дарвин, Сидней, конец и начало... Вот. Кругосветное путешествие Мильштейнов во время войны.

ЭММА. В сорок шестом. В Париж. А через десять лет Авнер уехал в Буэнос Айрес.

Только не говорите Авнеру, что я все это вам рассказала. Авнер никогда не говорит об этом путешествии во время войны. Я потом всегда думала, что ему стыдно за эту четырехзвездочную эпопею. За то, что он не участвовал в общей судьбе... Да, я думаю, это повлияло на его мироощущение, тот факт, что он не участвовал в трагедии, что его уберегли, что в то время как он играл во дворцах, дети его возраста умирали от голода, просто умирали. Я смотрю на это иначе. Мы были слишком молоды, мы не были ответственны, мы не знали, что происходит, а если бы и знали, разве нужно было из-за этого жить в трущобах и питаться хлебными крошками, нет я не шучу, что плохого мы делали? Что вы думаете по этому поводу, господин историк?

БАЛИНТ. Есть такие чувства, ...то есть я хочу сказать... не пускаясь в так сказать... в общем, я понимаю, что должен испытывать ваш брат.

ЭММА. Но я тоже его понимаю, мой мальчик. я очень хорошо его понимаю, но я скажу вам нечто, что не принадлежит ни истории, ни морали, и я говорю вам это безо всякого смущения и стыда, так вот знаете ли, никогда в жизни я не была так счастлива, как в тот год, я еще ничего не знала об ужасах жизни, я нравилась моим родителям, мои родители и брат любили меня, и я их, куда уж проще, за ту неделю, что я провела в Калькутте, я видела чудовищную нищету, но это не помешало мне чувствовать себя счастливой, и Авнер, я уверена, тоже был счастлив, но у него это воспоминание о невинном детстве превратилось в угрызения совести, а для меня — в сожаление о том времени. Ну, Сюзанна, вы, воплощенная деликатность, вы должны остановить эти смешные излияния, не знаю, какая муха меня сегодня укусила!

БАЛИНТ (встает). Кто хочет горячего шоколада? Вдруг как-то похолодало.

СЮЗАННА. Похоже, погода портится. Надеюсь, что в горах не будет грозы.

ЭММА. Я с удовольствием выпью шоколада.

СЮЗАННА. Я тоже.

БАЛИНТ. Месье Бленск?

БЛЕНСК . Нет, спасибо. Правда.

БЛЕНСК . Мне не нравится их шоколад. Он не вкусный.

СЮЗАННА. Не знаю, как вы можете здесь работать.

БАЛИНТ. Здесь?

СЮЗАННА. Я хочу сказать там, не в помещении. С нами.

БАЛИНТ. Мне трудно...

СЮЗАННА. Правда?

БАЛИНТ. Я не знаю, где я смогу работать, по правде говоря.

СЮЗАННА. Маленькая гостиная позади веранды всегда свободна.

БАЛИНТ. Да. Я знаю. (Он улыбается).

СЮЗАННА (она смеется, закрывает глаза, вытягиваясь в шезлонге). Молчу, молчу.

БАЛИНТ. Да нет. Поговорите со мной.

СЮЗАННА. Нет, нет.

БАЛИНТ (закрывает книги). А вот и шоколад.

ЭММА. Слишком сладкий шоколад, да?

СЮЗАННА (отпивая). Странный вкус...

ЭММА. Вкус концентрированного молока, вот что! Теперь не умеют готовить шоколад.

БЛЕНСК (не преминув воспользоваться случаем). Теперь совсем разучились готовить шоколад!... Это очень печально констатировать, но теперь совсем не умеют делать шоколад, да и не только шоколад! Раньше растворяли настоящий черный шоколад, а не этот их дурацкий порошок, иди знай, из чего его только делают!... Молоко взбивали в последний момент, но главное, в закипевшие сливки сыпали кусочки шоколада! Да !... Я уже три года назад говорил об этом господину Мюллеру. Эти молодые итальянцы, выпускники школы официантов, все-таки стараются, но как они могут сохранить какую-то традицию?... Традиция исчезает не потому, что умирает, а потому что к ней теряют всякий интерес.

СЮЗАННА. Конечно.

БЛЕНСК . Когда я с матерью в пятидесятых годах ездил в Большой Зальц, в Шале де Бретей, там были шеф-повар, метрдотель и официантка, и вся эта небольшая компания — в униформе, обшитой старинными галунами, и могу вам сказать, что если в фирменном торте не хватало хоть грамма ванилина, все бы не преминули пожаловаться, и Мадам Слюцерман рассыпалась бы в извинениях.

БАЛИНТ. Конечно...

ЭММА. Опять! Уже третий раз за сегодняшний день! В прошлый раз я поймала его у ног, я думала, какой-то пес покушается на мою лодыжку.

БЛЕНСК . Ограда корта со стороны отеля слишком низкая, поэтому мячи отскакивают от площадки, попадают на нижний паркинг и таким образом приземляются у нас. В то же время со стороны дороги ограда слишком высокая. Типичный пример неразумной экономии на обустройстве...

ЭММА. Надо сказать им, чтоб были поосторожней...

БЛЕНСК. Хотите, я схожу?

ЭММА. Нет-нет, впрочем, да, если хотите, месье Бленск, было бы любезно с вашей стороны. И заодно отнесите им мяч.

ЭММА. Он меня утомляет.

СЮЗАННА. Как же от него избавиться?

ЭММА. Не знаю.

СЮЗАННА. В то благословенное время, когда здесь была его жена...

ЭММА. Кому вы это говорите! Мы так сожалеем о ее отсутствии!

БАЛИНТ. Она его сдерживала.

СЮЗАННА. Она его сдерживала.

ЭММА. С тех пор, как он предоставлен сам себе, он стал просто как пиявка.

СЮЗАННА. Он вас боготворит.

ЭММА. Он меня боготворит.

БАЛИНТ. Это ваша вина.

ЭММА. Как это, моя вина?

БАЛИНТ. Вы сумели быть с ним любезной.

СЮЗАННА. Он прав. Нельзя боготворить, если нет поощрения.

ЭММА. Он по любому поводу уж такой всезнайка, всезнайка, до умопомрачения!...

БАЛИНТ. Бедняга.

СЮЗАННА. Нет, только не жалейте его.

БАЛИНТ. Я и не жалею, но в его попытках завязать диалог я вижу что-то патетическое.

СЮЗАННА. В попытках? Да он нас заговаривает!

БАЛИНТ. Против воли. Когда он буквально "втирается" в разговор, он уже и не знает, что бы такое сделать, чтобы только в нем остаться. Он боится, что его вытолкнут, как только он перестанет говорить.

ЭММА. Он неистощим. Если бы я его не услала относить мяч, он все еще бы объяснял нам, как производятся сетки для ограды. Вы обратили внимание, как он морщит лоб, как весь он морщится? Мне так и хочется сказать ему, зачем вы так себя старите, зачем приближаете свою смерть, произнося столь незначительные вещи?... Редко мне доводилось встречать столь скучного человека, Бог знает, как это люди позволяют себе быть такими скучными.

БАЛИНТ. Его жена тоже смертельно скучная особа.

ЭММА. Смертельно!

СЮЗАННА. Да, но как вы справедливо выразились, она его сдерживала.

ЭММА. Они друг друга сдерживали.

СЮЗАННА. ...Ну что, вы навели порядок в этой местности, господин Бленск?

БЛЕНСК (изменившимся голосом). Это дети.

СЮЗАННА (все более фальшиво). Ну конечно дети!...

БЛЕНСК . Это были дети. Я отдал им мяч. Они мне сказали, что этот мяч уже негодный, и что они специально бросили его сюда.

Я отправился обратно, и получил удар мячом прямо в спину, потому что они снова его бросили... Смеясь они крикнули мне, что не хотели в меня попасть, не знаю, получали ли вы удар теннисным мячом прямо в почки, это очень больно, перехватывает дыхание, и невозможно двигаться... (Он потирает лоб). ...Я морщу лоб ...я сейчас наверняка морщу лоб... На сей раз, Мадам Мильштейн, я видимо сильно наморщился... Да? Вы знаете Шарля Секретана? Нет? Так вот, по-моему это швейцарский философ из восьми букв, я искал его сегодня ночью для вас, а утром забыл сказать вам, тем лучше, потому что сегодня вам уже наплевать на вчерашний кроссворд, и я опять сказал бы невпопад.

СЮЗАННА (сдерживая смех). Это ужасно.

ЭММА. Ужасно. (Она прыскает).

СЮЗАННА (не может удержаться от смеха). Это чудовищно...

ЭММА (захлебываясь от смеха). Да...

СЮЗАННА. Он в ужасе...

– 4 –

БАЛИНТ (после паузы). Месье Бленск?...

БАЛИНТ. Месье Бленск, я стучался к вам в номер, но никто не ответил.

Вы не хотите со мной говорить? У вас все еще болит бок?

Будет лучше, если я оставлю вас одного?

БЛЕНСК . Я и так один.

БАЛИНТ. Я тоже.

БЛЕНСК . А-а.

БАЛИНТ. ...У моего отца были такие же сапоги, как у вас. На молнии — сейчас таких не делают.

БЛЕНСК . Делают. Они продаются в Страттене.

БАЛИНТ. Да?

БЛЕНСК . Не такие. Это старая модель.

БАЛИНТ. У него были именно такие.

БЛЕНСК . А сейчас у него их нет?

БАЛИНТ. Он умер.

БЛЕНСК. Моим уже тридцать четыре года.

БАЛИНТ. Много.

БЛЕНСК . Да.

БАЛИНТ. Месье Бленск...

БЛЕНСК. Идите туда...

БАЛИНТ. Куда?

БЛЕНСК . Идите к вашим друзьям... Вы не обязаны оставаться со мной. Идите к своим друзьям.

АВНЕР. Ну, что нового?... Из Лензэе нас подбросил один крестьянин, попробуйте, попробуйте, он сам это делает... (Протягивает им кусок сыра). Ешьте, ешьте...

...Я сказал ему: "вы не швейцарец, раз можете делать такой сыр", к сожалению, он говорил только по-немецки. (Он потирает руки и хлопает БЛЕНСКА по спине). Вам надо ходить, Месье Клемс! Вместо того, чтобы целый день играть в буковки. Вы же еще не старик, надо ходить!... (БАЛИНТУ). Хорошо поработали?... Пойду переоденусь, который час? О-ля-ля... (Исчезает).

БАЛИНТ (после паузы). Вкусно?

БЛЕНСК . Это овечий сыр.

БАЛИНТ. Уже почти ничего не видно.

БЛЕНСК . Идите.

БАЛИНТ. Я не то хотел сказать.

БЛЕНСК . И все-таки идите.

БАЛИНТ. Пойдемте со мной, Месье Бленск.

БЛЕНСК. Мне и здесь хорошо.

БАЛИНТ. Вам не хорошо. Холодно, дождь.

БЛЕНСК . Дождя нет.

БАЛИНТ. Ну почти. Пожалуйста, пойдемте со мной.

БЛЕНСК. Я и хуже слышал , знаете ли. Невозможно дожить до моих лет и не услышать такого.

БАЛИНТ. Пойдемте.

– 5 –

АВНЕР. Эмма!... (Появляется). Эмма!

СЮЗАННА. Она еще не спустилась.

АВНЕР. Вот мой дорожный костюм. То, что я надену сегодня вечером и завтра. Рубашка и этот галстук, вас не смущает?

Не думайте. Ответьте сразу.

СЮЗАННА. Рубашка...

АВНЕР. Вам не нравится?

СЮЗАННА. Она из Аргентины?

АВНЕР. Вовсе нет. Я купил ее здесь, в Страттене. Однажды, с ума сойти, я прохожу — распродажа, а я очень люблю распродажи.

СЮЗАННА. Если быть до конца искренней, не знаю, сочетается ли этот галстук с рубашкой... Впрочем, эту рубашку трудно с чем -либо сочетать.

АВНЕР. Да? В общем этот галстук идеально подходит. Полоски к полоскам.

СЮЗАННА. Но в разном направлении...

АВНЕР. Так в этом весь шик. (Внимательно смотрит на нее). Вы очень хороши сегодня.

СЮЗАННА. Да нет.

АВНЕР. Да-да. Очень хороши.

СЮЗАННА. Ариана кажется очень довольна сегодняшним днем. Она вернулась вся сияющая, преображенная.

АВНЕР. Она хорошо ходит. Мы ходили по крайней мере шесть часов.

СЮЗАННА. Я боялась, что вас застигнет гроза. Здесь стало очень пасмурно. Как все-таки жалко, что вы уезжаете.

АВНЕР. Я еще не видел этого платья...

СЮЗАННА. Нет?

АВНЕР. Это в честь моего отъезда?

СЮЗАННА. Может быть...

АВНЕР. Я тоже старался принарядиться. Но вам не нравится.

СЮЗАННА. Да нет, нравится...

Но вы оделись для поездки, а не... а не на вечер...

АВНЕР. Я хотел сделать вам сюрприз с этой рубашкой, а вам не понравилось.

СЮЗАННА. Ваши сыновья в Буэнос-Айресе?

АВНЕР. Я думаю.

СЮЗАННА. Что делает тот, который не пишет?

АВНЕР. Тот, который не пишет, тоже пишет. Он учится на филологическом, я вижу, как он заполняет какие-то листочки, множество листочков...

СЮЗАННА (улыбается, после паузы). Буэнос-Айрес — большой город?

АВНЕР. Большой как патио.

СЮЗАННА. Патио?

АВНЕР. Это город под открытым небом А весь мир — вокруг. Приезжайте.

СЮЗАННА. Вы уже говорили. Такие вещи нельзя повторять слишком часто...

АВНЕР. Ну что?

АРИАНА (улыбаясь). Без сил.

СЮЗАННА. Тебе это идет.

АРИАНА. Да. Я хочу есть! Вы сказали маме, какой я прекрасный ходок?

АВНЕР. Сказал.

СЮЗАННА. Он мне сказал.

ЭММА. Курт ужинает с нами! (БЛЕНСКУ). И не говорите нет, вы же теперь знаете, что, как только ко мне поворачиваются спиной, я становлюсь ужасно злоязычной.

ЭММА. Звезд нет, дурной знак. (АВНЕРУ). Ты уложился? Что это за рубашка?

АВНЕР. Тебе нравится?

ЭММА. С этим галстуком — ужасно

АВНЕР. Вы ничего не понимаете в элегантности. Элегантность по определению должна быть вызывающей.

ЭММА. Ай, я вывихнула ногу в этих туфлях!... Какой сволочизм, извиняюсь за выражение... К тому же, такая тонкая кожа, каждый раз, когда я в них выхожу, я их обрабатываю пульверизатором, чтобы не было пятен... (Разглядывая АВНЕРА). Такое сочетание — это просто нечто!... У тебя стал вкус, как у американца, бедняжка ты мой дорогой, тут уж ничего не поделаешь.

АВНЕР. А что думает по этому поводу наш друг К...

ЭММА. Курт.

АВНЕР. Наш друг Курт?

БЛЕНСК. А в чем собственно... в чем проблема?

АВНЕР. Проблема в сочетании этой рубашки... (Он подходит к БЛЕНСКУ и заставляет пощупать рубашку). Тонкий хлопок... застежка под планкой... с этим галстуком, высший класс, надо ли уточнять...

БЛЕНСК . Честное слово, я не большой специалист в моде, но как бы это лучше сказать, чтобы вас не обидеть....

АРИАНА. Вульгарный и соблазнительный.

АВНЕР. Я принимаю только соблазнительный.

ЭММА. А справедливо будет — вульгарный. Ладно, хватит уже об этой рубашке, а где преподаватель истории?

АРИАНА. А правда, где Балинт? (Она идет на поиски БАЛИНТА).

СЮЗАННА. А не поужинать ли нам?

ЭММА. Да, пойдемте ужинать. (Она берет БЛЕНСКА под руку и тащит в дом). Я беру Курта под правую руку!

АВНЕР (тихо СЮЗАННЕ). Она с ума сошла?

АРИАНА. Да где же ты?

БАЛИНТ. Ты сама видишь.

АРИАНА. Хорошо поработал?

БАЛИНТ. Нет.

АРИАНА. Не надо отвечать мне с такой злостью.

БАЛИНТ. Я отвечаю без злости.

АРИАНА. Нет со злостью. Можно подумать, я виновата.

БАЛИНТ. Ты не виновата.

АРИАНА. Ты странно себя ведешь.

БАЛИНТ. А ты расцвела.

АРИАНА. Ты находишь?

БАЛИНТ. Да...

АРИАНА. Ты будешь с нами ужинать? Сегодня вечером мы ужинаем все вместе. Эмма в состоянии какого-то помрачения пригласила Курта Бленска!

БАЛИНТ. И он согласился?

АРИАНА (удивленно). Что за вопрос?

БАЛИНТ. Иди, иди. Я сейчас к вам присоединюсь.

АРИАНА. Будь повеселей, хоть иногда. Уверяю тебя, твою вечную мрачность невозможно воспринимать всерьез.

БАЛИНТ (со злостью). Да отстань ты от меня, черт возьми!

АРИАНА (после минутного оцепенения) Балинт... Что случилось?

БАЛИНТ. Да ничего... Ничего. Ты слишком счастлива сегодня, Ариана — но ты ничего не видишь...

АРИАНА (подходит к нему совсем близко). Скажи мне, что я должна видеть...

БАЛИНТ (мягко). Не сейчас. Ты сейчас ничего не можешь увидеть...

АРИАНА. Ты идешь?

– 6 –

АВНЕР (стоя в двери веранды). Спокойной ночи...

АВНЕР (не глядя на нее). Чувствуешь этот запах? У нас в Румынии был дом, после каждой грозы отец заставлял нас выходить на улицу и вдыхать этот воздух. (Он оборачивается к ней). Ты хорошо шла сегодня.

Когда я был ребенком, я совершил большое путешествие. Я многое увидел в этом мире, как-то фрагментарно. И каждый фрагмент вызывал во мне желание узнавать что-то новое... Что-то, совсем далекое, неведомое... Вот почему я люблю горы, они пробуждают воображение, потому что все можно сравнить с горными вершинами, со склонами, поросшими лесом — тут и равнины, и пустыни, и озера, и Хоггар, и Хинду-Куш, все ледяное сияние Севера, пропасти, древние дороги на плоскогорьях Китая, заснеженные горизонты, и солнце... Как можно жить где-то в одном месте? — Я рад, что ты пошла со мной туда. Там, наверху, Ариана, видно только небо, которое охватывает все, всегда, при любом освещении, такое отстраненное, отсутствующее, как дальняя страна, там наверху нет отдохновения, нет бездны, там не кланяются и не падают, как думает твоя мать, там , наоборот, оказываешься у подножья мира... В конце концов, всегда начинаешь мечтать с грустью или с ностальгией, о городах, которые никогда не увидишь... обо всех этих дивных названиях незнакомых городов, Вавилон, Самарканд, Ибари, Пергам... о бесконечных путешествиях, обо всех семи ветрах... Что бы мы делали без музыки?...

АРИАНА. Когда вы уезжаете?

АВНЕР. Завтра вечером.

АРИАНА. Что же я буду делать без вас?

АВНЕР. О, множество вещей. Ты поедешь... поедешь в Грац есть форель. Ты еще этого не сделала. Я скажу Балинту, чтобы он тебя туда отвез.

АРИАНА. Вы меня отвезите.

АВНЕР. Я не могу, малышка. Не могу.

АРИАНА. А "Стабат матер"?

АВНЕР. Я прослушаю ее мысленно.

АРИАНА. Вы так радовались, что пойдете туда...

АВНЕР. Я знаю. Да.

Но ты-то пойдешь. Вместе с Балинтом.

АРИАНА. Перестаньте все время говорить о Балинте.

АВНЕР. Прости. Он очень любит музыку, этот молодой человек.

АРИАНА. Меня это совершенно не интересует.

АВНЕР. Вчера днем мы с ним воздвигали наш пантеон, угадай, кого он ставит после Моцарта.

АВНЕР. Он ставит Шуберта!... Не Бетховена, не Баха. Шуберта. Хоть я с этим и не согласен, я считаю подобный выбор признаком истинной музыкальной чуткости... Ты куда?

АРИАНА. Пойду лягу.

АВНЕР. Не пожелав мне спокойной ночи?

АРИАНА. Спокойной ночи...

АВНЕР. Тебе скучно со мной?

АРИАНА. Мне скучно, потому что вы нарочно так делаете.

АВНЕР. И ты не хочешь знать, кого я ставлю на второе место?

Так вот знай, у меня второго нет по той простой причине, что у меня два первых!... А третьего хочешь знать?... Если хочешь, иди спать.

АРИАНА. Вам хочется уезжать?

АВНЕР. Нет.

АРИАНА. Тогда оставайтесь.

АВНЕР. В жизни все не так просто.

АРИАНА. А как в жизни?

АВНЕР. Лучше подыши воздухом, чем глупости говорить... Сегодняшняя ночь уже зимой пахнет.

АРИАНА. Авнер...

АВНЕР. Что?

АРИАНА. Среди тех причин, по которым вы не хотите уезжать...

АВНЕР. Да?

АРИАНА. Среди этих причин... я играю какую-то роль?

АВНЕР. Конечно. Ты заметила, что Клемс за столом не произнес ни слова... Рта не раскрыл. Присутствие Эммы его травмирует, бедного. Он завтра отвезет меня в Женеву. В своей "Вольво".

АРИАНА. Вы просили его об этом ?

АВНЕР. Нет. Он сам предложил. Прежде чем пойти спать, он мне предложил. Я спросил его: "Вы не едете в Женеву?" — Он сказал: "Нет, но я с удовольствием отвезу вас"... (Жест непонимания). ...Ему приятно меня отвезти!

АРИАНА. Вы иногда бываете в Париже?

АВНЕР. Редко.

АРИАНА. Мне бы хотелось задержать вас... Скажите, что мне сделать.

АВНЕР. Ничего.

АРИАНА. Я должна суметь удержать вас.

АВНЕР. Ты слишком много говоришь, Ариана.

АВНЕР. Ариана!... Мы завтра не увидимся, я уезжаю в Женеву в восемь часов.

АРИАНА. А почему вы сказали мне, завтра вечером.

АВНЕР. Потому что самолет только вечером. Но я завтра должен быть в Женеве по делу.

АРИАНА. И Бленск повезет вас в восемь утра?...

АВНЕР. Да. Знаешь, такие субъекты уже в шесть на ногах.

АРИАНА. Я его ненавижу.

АВНЕР. Почему?

АРИАНА. Во что он лезет!

АВНЕР. Ни во что. Это очень мило с его стороны...

АРИАНА. Значит вы проведете два часа в его ужасной машине, с ним, будете разговаривать, у вас такой вид, будто вас радует эта поездка, вовсе не похоже, что вы хоть сколько-нибудь страдаете от этого...

АВНЕР. А чтобы ехать на поезде, мне надо было выезжать в семь часов.

АРИАНА. Вы не понимаете. — От Страттена до Женевы, в течение двух часов, вы будете принадлежать Курту Бленску, ему удалось заполучить вас на два часа для себя одного! И пока я буду томиться в этой пустыне, вы с удовольствием дадите себя убаюкать этому швейцарцу...

АВНЕР. Убаюкать — ты все-таки преувеличиваешь.

АРИАНА. Не делайте вид, что вы ничего не слышите... Это утомительно, уверяю вас...

АВНЕР. Что ты хочешь от меня услышать?

АРИАНА. Я следовала сегодня за вами, Авнер, в горах, которые вы так любите, я за вами следовала, и ничего больше, вы шагали, шагали... и как это понять? ... я ощущала ваше присутствие, ваше ...одиночество.

АВНЕР Ты меня придумываешь, Ариана.

АРИАНА. Даже если я вас придумываю, даже если человек, за которым я следовала, не вы, сегодня вечером имеет значение только ваше отсутствие, этот пейзаж, в котором вас не будет, эта печаль, которая ждет меня, и которая уже сегодня ощущается во всем, на что падает мой взгляд...

Могу ли я... могу ли я следовать за вами этой ночью?

АВНЕР. Нет. Нет, Ариана...

АВНЕР. Ты сделала мне больно.

АРИАНА. Недостаточно больно.

АВНЕР. Давай.

АРИАНА. Не надо изображать дурацкое страдание, по крайней мере ведите себя как обычно!

АВНЕР. Я не стремлюсь тебе понравиться.

АРИАНА (мягко). Нет... Однако вам так здорово это удалось, что даже эти слова меня не задевают...

АВНЕР. Мои желания, Ариана, не из тех, которые можно исчерпать... Я вступил в такое время, которое я заранее ненавижу, и в то же время жду. Ты следовала за мной в Лензэе, и видела мою спину... Господин Мильштейн, которого ты видишь перед собой, мечтает о покое, о пошлом удовольствии отдохнуть. Скорее занудный тип. Я не могу, пойми, я не могу искать покоя... и любить тебя...

– 7 –

ЭММА (из-за кулис). Авнер?.. Авнер?..

ЭММА. Авнер?... О, месье Бленск, то есть Курт, мой брат уже спустился?

БЛЕНСК . Я его жду, мадам Мильштейн, я приготовил машину, все готово к отъезду.

ЭММА. Я купила два свитера для его сыновей, и забыла отдать их ему. Что у меня с головой? У меня безумный вид, да? Я даже не успела причесаться. Осторожно, осторожно в машине, мой маленький Курт. Он будет говорить вам, чтобы вы прибавили скорость, а вы притворитесь, что не слышите. Что может быть опасней этой мокрой горной дороги.

БЛЕНСК. Мадам Мильштейн, моей Вольво уже четырнадцать лет, вы можете разглядывать ее через лупу и не увидите ни единой царапины. У нее кузов новее нового.

ЭММА. Тем лучше, тем лучше... Но вы посмотрите только, что за погода. И за что нам эта серая скука?...

Не говори только, что у тебя нет места, я купила эти дорогущие свитера у Ханцельмана... (Она бросается к чемодану и пытается его открыть). ...Коричневый отдашь Пабло, а зеленый — Саниэлю... Знаешь, они в таком тирольском стиле, это их позабавит...

(Закрывая чемодан с большим трудом). Какой ты отдашь Пабло?... Повтори, что я сказала... Коричневый — Пабло! Ты не слушаешь меня, ты сделаешь наоборот; я на пакете напишу "П"...

АВНЕР. Оставь. Не беспокойся. Ни один из них никогда не наденет эти свитера. Каждый год ты упорствуешь в своем желании сделать им подарки, которые им не нравятся, потому что им нравится только то, что они покупают сами.

ЭММА. Как ты умудряешься быть таким гадким за пять минут до отъезда — молодец.

АВНЕР. Я не гадкий, Эмма. Я говорю, что есть. (Он спускается в сад).

СЮЗАННА. Как холодно.

ЭММА. Я заледенела.

ЭММА. Что он делает?

СЮЗАННА. Месье Бленск, почему вы не подгоните машину с другой стороны?

БЛЕНСК . Оставьте, оставьте... Таким образом я могу разогреть ее, не загазовывая пространство перед входом в гостиницу. (Он исчезает на дороге).

ЭММА (АВНЕРУ). Ты бы все-таки мог ему помочь. Он тебе не слуга.

АВНЕР. Ему это нравится... Ему нравится носить...

БАЛИНТ. Здравствуйте.

СЮЗАННА и ЭММА. Здравствуйте.

АВНЕР. Уезжаю. (БАЛИНТУ). ...Вы пришлете мне свой "Железный век"?

АВНЕР (целуя ее). Зеленый — Пабло...

ЭММА. Нет!...

АВНЕР. Поехали.

БЛЕНСК (остальным). До завтра!

БАЛИНТ и ЭММА . До завтра...

ЭММА. Что будем делать?

Я — причесываться. Одеваться... (На ходу). Здравствуй, Ариана... (Заходит в гостиницу).

СЮЗАННА. Ты здесь?

АРИАНА. Да, мама.

СЮЗАННА. Ты с ним не попрощалась?

АРИАНА. Попрощалась...

СЮЗАННА. Не слишком вдохновляющая погода...

АРИАНА. Да.

СЮЗАННА. Мне стало грустно из-за этого отъезда, глупо. Мне всегда грустно, когда кто-то уезжает...

Хочешь... хочешь, пойдем в город, по магазинам?... Я куплю тебе брюки, если хочешь.

АРИАНА. Хорошо...

СЮЗАННА. Магазины откроются через час... Через час и пойдем, ладно? ...

АРИАНА. Хорошо, мама...

СЮЗАННА. Хорошо... До скорого, Нанушетта.... (Она медленно возвращается в гостиницу).

БАЛИНТ. Тебе не холодно?

АРИАНА. Холодно.

БАЛИНТ. Сегодня здесь именно так, как я представлял себе горы.

АРИАНА. Сегодня ты можешь сказать мне , чего я не могла видеть вчера.

БАЛИНТ. Да.

АРИАНА. Говори...

БАЛИНТ. С тех пор, как шесть дней назад я увидел тебя, Ариана, я постоянно ищу тебя там, где тебя нет. Ты — неуловима. (Улыбается).

Я знаю, что невозможно всерьез воспринимать такого неизменно мрачного типа. И я знаю, каким я должен быть, чтобы нравиться. Я знаю этого человека, он идет рядом, он здесь, но он не становится мной. Естественно, он не пишет книгу о раннем железном веке. Он знает, что не надо писать книг о железном веке, и когда он видит меня, склонившегося над столом с серьезным лицом, он, легкий как воздух, танцует вокруг стола и кружится над листами с трещеткой...

...Я смирился с этим. И с печалью я тоже смирился. Я вижу ее повсюду в этих горах. Я чувствую, что здесь у меня подходящая компания. Ветер — печален, цветы — печальны, запах леса — тоже печален... Когда я хожу по тропинкам, в любую погоду, никто не говорит мне, что я скучен, что я безобразен, я хожу, дышу, хожу, представляю свою собственную славу, меланхолия, печаль — очень нежны, они залечивают раны сердца... Как все это тебе скучно, моя бедная Ариана... Я понял, что люблю тебя во время этих прогулок — там попадаешь в недоступные миры... Я спокойно позволил этому чувству овладеть мной, потому что вообразил, что ты сможешь на него ответить — что за обманчивой внешностью ты разглядела грациозное существо, танцовщика... Сегодня суббота...

Когда я был маленьким, я обожал субботу... Я знал, что весь день смогу играть с моими японцами, американцами, у меня была транспортная компания... (Он не может продолжать).

АРИАНА. Транспортная компания?

БАЛИНТ. Да...

АРИАНА. Расскажи...

БАЛИНТ. Я не помню, о чем я говорил...

Я говорил...

АРИАНА. Что?

БАЛИНТ. К восьми годам я был довольно экзальтированным ребенком...

Я и сейчас чувствую себя ребенком, у не умею соответствовать своему возрасту... Однажды я исчез, и не знаю куда я делся...

АРИАНА (после паузы приближается к нему). Слышал ветер?... Мне хотелось бы быть ростком, чтобы меня вырвали из земли... Есть мужчина... мужчина, которого я жду, который должен придти, чтобы я растворилась в нем... Мужчина, который придет и сядет рядом и чтобы быть со мной он пересечет... (Жест). ...Я не встретила его до сегодняшнего дня... Это не ты, Балинт, но ты не меньше, чем кто либо другой... Иногда мне кажется, что я узнаю его, нездешнего, усталого, правда сохранившего отпечаток былой удали... побед... Он ничего не боится, и болезненно отдается всем удовольствиям, которые помогают коротать время... Вчера я шагала с Авнером... Авнер шел передо мной... Он идет, а я только следую за ним. Так мы подымаемся в гору... День льется с другой стороны, холодно, я надеваю шарф, куртку, он говорит: закутайся получше... Он надевает смешную шапочку, которую купил у Ханцельмана, я застегиваю капюшон- на что я похожа — но мне плевать... Я ничего другого не хочу — просто быть там, с этим человеком...

В Лензэе он уговаривает какого-то крестьянина отвезти нас в Страттен. В машине они разговаривали, а когда приехали — обнялись, не поняв ни слова из того, что говорили друг другу... Авнер находит, что этот крестьянин замечательный, а крестьянин находит замечательным Авнера... Я бегу в комнату, прихорашиваться к вечеру и к этой последней ночи...

БАЛИНТ (не поворачиваясь). А потом?... Ты не договариваешь, что было потом.

АРИАНА. А потом ты сам видел, какая я была веселая, вся светилась от радости, мы ужинали и моя веселость улетучилась... Он так сделал, чтобы она улетучилась... А потом,... я звоню ему в номер, он говорит "да?", я говорю "Авнер?"... он говорит "приходи"... а я говорю "иду" ... коридор, лестница, дверь его комнаты... Я просто умираю, а этот человек ничего не знает... Завтра он будет в Буэнос-Айресе...

БАЛИНТ. Мне кажется... (Оборачивается). Мне кажется, мне надо прогуляться... Я благодарю тебя, Ариана. (Уходит).

– 8 –

СЮЗАННА. Что вы делаете? Я искала вас.

ЭММА. Наступает момент, дорогая Сюзанна, когда горы становятся ненавистны, когда возраст начинает давить на сердце. Если бы я была поспортивней, я бы стала увлеченно рыть себе могилу.

СЮЗАННА. Может быть я пока схожу... а что если я принесу нам по ликерчику, чтобы взбодриться?... Если только вы не собирались идти в дом.

ЭММА. Нет-нет. Я весь день провела в доме, я просто отупела от этого огня в камине.

СЮЗАННА. Значит по ликерчику?

ЭММА. Давайте.

Ореховые кексы!... Если вы ко мне хорошо относитесь, уберите их от меня, вы знаете, что я здесь уже поправилась на четыре килограмма?

СЮЗАННА (наливает в рюмки грушевый ликер). Вы сядете на диету завтра или дома в Париже. Сегодня совсем неподходящий день для диеты.

ЭММА. Для диеты нет подходящих дней. Ох, тем хуже, вы правы, давайте есть... (Она заглатывает кусок кекса). Будем есть и пить... (Пьет). Зачем мне соблюдать диету! Кто на меня посмотрит? Кому нужен такой старый бегемот как я?... (Доедает кекс, берет следующий). Вы мне хоть помогите. А она разбирается в кондитерских изделиях, эта проклятая Мюллерша.

СЮЗАННА. Он сейчас в самолете...

ЭММА. Не будем об этом думать, это угнетает.

СЮЗАННА. Да, это угнетает.

ЭММА. А, вас тоже?... Я думаю, уж не из-за отъезда ли Авнера я впала в депрессию.

Когда-то мой отец снимал здесь дом. Вечером мы ложились на террасе, отец открывал двери, и мы слушали музыку Брамса... Не знаю, что его удерживает в Буэнос-Айресе. Загадка... Вы тоже в депрессии?

СЮЗАННА. Да.

ЭММА. Из-за Авнера?

СЮЗАННА. Нет... впрочем да... Не знаю...

ЭММА. Мне кажется, ему очень подошла бы такая женщина, как вы. Вот что ему надо. Он совсем не счастливый человек. Несмотря на эту веселость. Кто-то вроде вас мог бы сделать его счастливым...

СЮЗАННА (с усилием, после небольшой паузы). Может быть в Буэнос-Айресе у него кто-то есть...

ЭММА. Может быть... (Берет еще один кекс). О чем же они разговаривали в машине?... Он просто могильщик какой-то, этот Бленск!

СЮЗАННА. Не будем к этому возвращаться.

ЭММА. Да, не будем... Хотя сейчас это неопасно...

СЮЗАННА (снова берет стакан с ликером). Еще?

ЭММА. Давайте, давайте... Ах, Сюзанна, Сюзанна, как жалко, что вы не живете в Париже! Мы могли бы столько всего сделать вместе, мы могли бы ходить... мы могли бы ходить на выставки, в кино... могли бы играть в бридж... в бридже мы составили бы опасную пару...

СЮЗАННА. Действительно...

ЭММА. Жизнь плохо устроена, мы все время проходим мимо. Мы столько упускаем, а живем лишь остатками , и время катится по наклонной... (Пьет). В конечном счете, Авнер был единственным мужчиной моей жизни.

АРИАНА. Завтра в двадцать два часа у меня поезд...

ЭММА. Если я правильно понимаю, все нас покидают.

АРИАНА. Балинт исчез. Ушел сегодня утром и с тех пор его никто не видел.

СЮЗАННА. Куда он ушел?

АРИАНА. Гулять.

ЭММА. Гулять, в такую погоду?

АРИАНА. В легких ботинках...

СЮЗАННА. Что это значит?

АРИАНА. Не знаю. Ушел в легких ботинках. В таких ботинках не ходят гулять.

ЭММА. Гулять вообще не ходят, если вы хотите знать мое мнение. Что вы все хотите доказать, бегая, как одержимые?

АРИАНА. Мне нравится ваш голос, Эмма... Такой искренний, живой... (Наливает себе ликер и выпивает).

ЭММА. Скажите уж, что у меня пронзительный голос, не стесняйтесь.

АРИАНА. Совсем даже нет, наоборот. У вас очень успокаивающий голос..

ЭММА. Мне впервые делают такой комплимент. — Это очень мило. Может быть он пошел в город.

АРИАНА. Утром его в городе не видели.

ЭММА. Значит пошел после обеда. Воспользовался плохой погодой, чтобы сделать покупки. Что не мешало бы сделать мне самой.

АРИАНА. Магазины уже час как закрыты.

ЭММА. Меня это нисколько не удивляет в отношении этого молодого человека. Как раз в его стиле — раствориться в природе.

АРИАНА (в панике). Вы думаете?...

СЮЗАННА. Да где же он может быть?

АРИАНА. Это из-за меня.

СЮЗАННА. Объясни, дорогая. Ты нас понапрасну тревожишь.

АРИАНА. Ах, в конце концов, мне плевать... Если ему доставляет удовольствие провалиться сквозь землю, тем хуже для него. Он — идиот.

СЮЗАННА. Ты что говоришь? Ты с ума сошла?

АРИАНА. Мне отвратительно, что он рядится в мученики. Когда такие типы страдают, весь мир должен умирать от тоски.

СЮЗАННА. Ты слишком несдержана, Нануша...

АРИАНА. Не называй меня "Нануша", меня это раздражает. Ты видела, на что я похожа в этих брюках ? Ни талии, ничего. У меня прекрасная талия, а ее не видно. Я так и знала, что мы сделали глупость, купив эти брюки.

ЭММА. Почему вы говорите, что это из-за вас?

АРИАНА. Знаете, Эмма, в конце концов нечего страдать в тумане из-за того, что безответно в кого-то влюбился... Я его знаю всего шесть дней, это абсурд. И могу вам поклясться, что вовсе не старалась понравиться именно ему.

СЮЗАННА. Мне особенно нравится это "именно ему".

ЭММА. Откуда вы знаете, что он страдает в тумане?

АРИАНА. Потому что я в этом уверена. Я чувствую.

СЮЗАННА. Раз ты чувствуешь, значит у него есть для этого причины.

АРИАНА. Ну вот, мама всегда готова меня расстроить. Ты не могла бы хоть иногда быть несправедливой в мою пользу, мама?! Я твоя дочь, не забывай.

СЮЗАННА. Иногда я начинаю в этом сомневаться. Хорошо, что ты напомнила.

ЭММА (АРИАНЕ). Я наблюдала, как он на вас смотрит... Он смотрит на вас так невинно — почти удивленно, похоже он очарован, сам того не понимая, бедняга...

Что делать?... Выпьем... Ваше здоровье, Сюзанна... За наш смех...

АРИАНА. Дождь кончился.

СЮЗАННА. Тем лучше. Похоже даже, там наверху проясняется...

СЮЗАННА. Простудишься!

ЭММА. Хм! Сегодня очень теплый вечер. Мне даже стало жарко в этом жакете.

АРИАНА. Идите, посмотрите... Посмотрите...

ЭММА. Вот он! Вот он!...

БАЛИНТ. Странный прием... Что-то не так?

ЭММА. Откуда вы?

БАЛИНТ. Откуда я?... Оттуда... из Страттена.

ЭММА. Да?

БАЛИНТ. Проезжая утром мимо церкви, я услышал музыку... Я и не знал, что по утрам в церквях репетируют... Я взял напрокат велосипед... На вокзале есть прокат, но музыка меня задела за живое... А вы как, все в порядке?

ЭММА (взглянув на СЮЗАННУ и АРИАНУ). Мы в порядке... Все прекрасно... А вы, Балинт, вы уверены, что нормально себя чувствуете?

БАЛИНТ. Легче воздуха!... Я запыхался, я бежал по склону из-за дождя... меня — чуть не сказал приютил — пригласил один человек, владелец типографии, он у себя в доме организует концерты камерной музыки, молодые музыканты из "Камерата" репетируют у него днем... Ариана, я принес тебе... (Из кармана вынимает сверток). ...гравюру..., вот, это водопад в Лензэе, узнаешь?... Узнаешь? Ты вчера была там с Авнером...

СЮЗАННА. Очень красивая гравюра.

БАЛИНТ (АРИАНЕ). Тебе нравится ? ...

АРИАНА. Спасибо...

БАЛИНТ. У этого типа в гостиной рояль "Безендорфер", представляешь!... А в пять часов его служанка приготовила нам блинчики...

СЮЗАННА. Мы беспокоились...

ЭММА. Мы не знали, что у вас здесь есть знакомые...

БАЛИНТ. Никаких, никаких знакомых. Я встретил владельца типографии на репетиции, он был на репетиции.

АРИАНА. Мы очень рады, что ты так прекрасно провел день.

БАЛИНТ. Знаешь, эта гравюра висела у него. На стене у входа. Она не продавалась... Я сказал ему, что у меня есть воспоминание, связанное с этим местом... и с женщиной...

До некоторой степени это было правдой. Я сегодня снова обрел себя. Это хорошо... У меня даже появились некоторые идеи на счет на счет книги, может быть я выберу форму более... что-то более жизненное... более живое... в общем, тем хуже, я понимаю сам себя... но я надеюсь что...

ЭММА. Тем лучше, тем лучше. Вот это хорошая новость.

СЮЗАННА. Напишите что-то такое, что можно будет читать, чтобы и у нас появилось желание прочитать...

ЭММА. У нас, у невеж.

БАЛИНТ. Да.

...Я хотел сводить вас всех троих на концерт сегодня вечером... Я купил четыре билета... (Он вынимает билеты из кармана).

СЮЗАННА. У нас уже два было...

БАЛИНТ (растерянно). Да?

ЭММА. Какая разница! К черту круглые цифры, лучше иметь лишние места, чем совсем их не иметь.

АРИАНА. Я думала, вы не любите ходить на концерты.

ЭММА. А на этот раз хочу пойти, представьте себе. У этого мальчика проявилась чудесная интуиция. Если бы узнал бедный Авнер, он бы меня убил. А что играют?

БАЛИНТ. Стабат Матер Вивальди.

ЭММА. Ах да. Чудесно.

АРИАНА (неожиданно). А что если после концерта, вместо того чтобы ужинать здесь, мы бы пошли куда-нибудь поесть "фондю"?...

СЮЗАННА. Или может быть "раклетт" .

АРИАНА. Да-да, "раклетт".

ЭММА. Здесь лучший "раклетт" готовят в Фельдене.

АРИАНА. Пойдемте туда!... Туда, хорошо?

БАЛИНТ. Хорошо...

АРИАНА. Ладно, пойду переоденусь. (Уходит, потом бегом возвращается). Мама, скажи честно, тебе не кажется, что мы совершили фатальную ошибку с этими брюками? Посмотри на меня. Я не могу одеть их вечером... Балинт, я в них выгляжу огромной, да?

БАЛИНТ. Нет.

АРИАНА. Ты говоришь как-то неуверенно. Думаю мы совершили ошибку, купив эти брюки. А если попробовать с длинной кофтой? Да... Может быть... (Убегает).

ЭММА. Мне тоже надо переодеться. В этой церкви меня не видели целый век, тем более надо их покорить. До скорого. (Выходит).

СЮЗАННА. Она правда беспокоилась, что вас так долго не было...

Вы доставили ей удовольствие этой гравюрой...

БАЛИНТ. Когда она уезжает?

СЮЗАННА. Завтра вечером.

БАЛИНТ. Завтра вечером...

СЮЗАННА. Да.

БАЛИНТ. Почему вы так великодушны ко мне?

СЮЗАННА. Что? Я великодушна?

БАЛИНТ. Почему?

СЮЗАННА. Не знаю.

Разве мы не... близки? Мы оба рассчитываем, что время поможет нам избавиться от наших прихотей...

— 9 –

БЛЕНСК . Все ушли на концерт. Даже Мадам Мильштейн. Месье Мюллер сказал мне: "Вот видите, она туда ходит!" Я ответил: "ну что ж, тем лучше, месье Мюллер, что отложено, еще не потеряно".

АВНЕР. Мы бы тоже могли пойти.

БЛЕНСК. Нет.

АВНЕР. С нормальным водителем мы бы успели. Вы представить себе не можете, как я люблю это произведение Вивальди.

БЛЕНСК . Ради Бога, не будем к этому возвращаться. У каждого — свой ритм. У каждого — свой ритм.

АВНЕР (улыбается). У каждого свой ритм...

У меня есть приятель, который купил дом на озере ... Озеро... В низине, очень мелкое. Причуда старика, да?

БЛЕНСК. На озере Флицштен, может быть?

АВНЕР. Все-таки покупка дома предполагает некоторое будущее...

БЛЕНСК. В районе озера Флицштен есть прекрасные имения.

АВНЕР. Да?

БЛЕНСК . Еще какие!

АВНЕР. А если мне здесь поселиться?

БЛЕНСК. Здесь?!

АВНЕР. А вы все еще с этой сумкой?

БЛЕНСК . Да... Это глупо..

АВНЕР (любезно). Поставьте ее!...

БЛЕНСК . Да...

Вы хотите здесь жить?

АВНЕР. Как здесь в ноябре?

БЛЕНСК . О, солнечно. Ноябрь, ну может быть октябрь — я готов утверждать, что это лучший месяц.

АВНЕР. Да?...

БЛЕНСК. Да-да.

АВНЕР. Тогда хорошо.

БЛЕНСК (после паузы). ...Эта сумка, не то чтобы она меня беспокоила, но не кажется ли вам, что надо бы занести вещи? Сегодня вечером, земля очень сырая.

АВНЕР. Это мне и нравится...

БЛЕНСК. Я отнесу?

АВНЕР. Вчера вечером я смотрел на все это глазами человека, который собирается уезжать... Я всегда стремился куда-то, всегда смотрел на вещи, словно проездом. Знаете ли, ведь я часами простаивал перед атласами?... Не было любимей книги... Мы, мой бедный Бленск, принадлежим своему времени, и может быть всего нескольким местам на земле. Мы хотим все узнать и неспособны увидеть конец... Что вы об этом думаете, скажите мне?... У всего ли есть конец?... Вы были молчаливы и терпеливы. И деликатны. Сегодня вы были моим другом, Бленск, и я вас благодарю...

В Болтинге, в этот, словно стерильный, гараж, проникал запах дождя, мокрой хвои... И я вновь оказался в Синайе, в Румынии, где мы с Эммой ходили на лесопилку, толкая впереди себя тачку, закутанные так, что чуть не задыхались... По какой причине я делаю одно, а не другое? Бежать в Женеву, цепляться за каждый доллар, несмотря на стенания Ильзермейера, терпеть этого нудного протестанта, эту безнадежно испорченную камбалу в отеле "Ричмонд"... По воле мрачного случая лететь в Буэнос-Айрес... Вы сыграли свою роль в моей жизни, Бленск, я считаю, просто невероятно, что судьба забросила меня в вашу колымагу... Вы, самый экипированный на свете, вы, у которого есть все: канистра, насос, метелка, антифриз, анти-туман, анти-что угодно, вы, который никогда не идете больше пятидесяти, вы заставили меня сходить с ума в Болтинггене, и всего-то из-за проколотой шины!... Вы заставили меня вспомнить запах Синайи... Запах тропинки, ведущей на лесопилку.....Запах, который я считал навсегда потерянным... Запах веселья, беззаботных прыжков, безумных подскоков...

Я увидел отца, сидевшего спиной, уже старого... Он снимал здесь дом, возле Граца... Увидел его голову, лысину на макушке, затылок... и эти седые, коротко стриженые волосы, не больше сантиметра длиной, слегка волнистые, мягкие на ощупь, Бленск, вы даже не можете себе представить, какой мягкой была эта щетинка... Эти седые волосы были для меня воплощением доброты... Столько можно рассказать о благородстве этой прически... Для этого нужно быть беззащитным, покорно стареющим... Не каждому удается.

Вы привезли меня назад, ничего не сказав, не спросив, вы были моим другом, Бленск. В этом гараже, я вдруг перестал понимать, почему нужно вместо одного делать другое... Мне кажется, печаль охватила меня... и позвала.

Давно, в Румынии, у меня была старая книга о Транссибирском экспрессе... На одной странице, одна под другой, были две фотографии: флейтист и всадник, и подпись: "Между двумя этими образами — вся бесконечность лесов"... Рядом, на другой странице, был пейзаж — плоскогорье, хижина, и под ним написано: " Зимний переход в Кинганских горах"... Всегда, когда я открывал книгу в этом месте, меня пробирал холод. На сухой траве и на деревьях можно было различить снег, я пролагал путь для всадника и слышал флейту, флейту, флейту над лесами, я сам был всадником и я переходил из зимы в бесконечность...