* * *
Так вовремя подоспевшие Токаревы, Серега, Ира и прочие… и вовсе утащили на себя всё внимание, а потому мне с Валей — практически ничего не досталось.
Забились в угол беседки.
Беглый взгляд на меня Феди — но тотчас его окликнул Артур, а потому… на том все и закончилось.
* * *
И пусть уже все поставили крест на шашлыках (и соль, и майонез, и приправа «не та», угли часто брались полымем), да всё же… блюдо удалось на ура. Оценил каждый.
И снова тост за тостом. Анекдоты, шутки экспромтом, стеб, и доставание парнями девушек — ночь пришла на порог нежданно.
Рогожин так ко мне за всё это время ни разу и не подошел… Сторонился, как мог… Хотя взглядом, как и прежде, не брезговал одаривать.
Устала. Устала я от всего… да и голова уже, почему-то, шла кругом. Хотя кроме мяса (шашлыка чуток — лишь бы отстали со своим «попробуй»), картофеля вареного, хлеба и сока апельсинового не ела, не пила.
— Че, спать? — уставилась на меня Катька, заливаясь хмельной улыбкой.
Молча, смущенно киваю головой.
— Пойдем. А тоже уже и я готова.
Выбрать комнату (небольшая, с одной кроватью — то, что надо, чтоб никто не мешал). Раздеваться не решились — а потому обе завалились, в чем были. Живо забрались под одеяло… и попытались уснуть.
* * *
Очнулась от странных ощущений. Явно что-то не так.
Вокруг полумрак. Но разглядела Его лицо. Дернулась в ужасе — удержал. Еще напор — еще усерднее стаскивая с меня белье.
— Глеб! Глеб, не надо! — отчаянно вскрикнула я.
Но тот только заведенно рассмеялся.
— Расслабься, малыш! Я нежно…
— Не надо! — визжу уже исступленно, брыкаясь, не давая завершить затеянное.
Тотчас резво навалился на меня, пресекая. Проник рукой меж бедер, сжал за плоть. А далее движение, высвобождая и дальше меня от белья.
— Ванек, расслабься! — напором.
— Прошу! Не надо! Глеб! Молю! — отчаянно, заклиная всех ведомых и неведомых Святых. Силой впиваюсь ногтями Шмелеву в кожу, отчего тот только ревностнее пытается раздеть меня до конца.
Чувствую его уже всего, как его плоть впивается в меня, разрывая рассудок на части.
Вгрызаюсь. Со всей дури. За щеку, за шею — сама не поняла куда.
Вскрикнул, отдернулся, невольно расслабив хватку, а потому мигом бросаюсь, слетаю я с кровати.
Встала, да грохнулась тотчас, запутавшись в одежине.
Машинальное движение, натягивая кружева, — и на четвереньках к двери.
Нагнал — да не успел схватиться — вылетела я прочь.
А дальше — ничего толком не помню. Только вспышки.
Как мимо толпы сиганула, громадную щеколду ворот открыла, в темноту нырнула…
Зов, крики эхом… девичьи, мужские…
Мчала… Мчала я, ошалевшая, куда глаза глядят. Сердце колотилось яростно, доходя от каления до предельных возможностей: вот-вот разорвется.
Еще несколько метров — и обмерла я, оцепеневшая… пришпиленная к месту, впишись взором в целое царство кошмара за железным забором: поле ветхих перекошенных крестов… в бледно-голубом свете луны.
Окоченела. Стеганул страх осознанием по рассудку, пустив заодно новую порцию адреналина по крови, давая на мгновение крохи ясности, дабы в конец сойти с ума.
Оборвалось. Внутри меня что-то оборвалось и рухнуло на дно.
Волосы стали дыбом. Слезы иссякли.
— Б***ь, Ваня! — бешеное вдруг за моей спиной.
Дернулась я испуганно, взвизгнув. Но ловкая хватка — и оказалась в его стальных объятиях, в цепях. Силой притиснул к своей груди. Пронзающим звуком на ухо, сражаясь с учащенным дыханием:
— Ты чего? — рыком.
Прижимается своей щекой к моей.
А меня трясет — откровенно колотит от безумия в лихорадке.
Орать — дико орать хочу, да захлебываюсь воздухом, жутью творящегося, что лезвиями всего навалившегося в мгновение на меня полностью раскромсала сознание.
— Что случилось? Что такое? — понимаю. Медленно, подчиняясь реальности, осознаю: Федька. Со мной Федька. Мой Федька.
— Зай, что случилось? Ваня! Ванесса… Хорошая моя, ну не молчи! Я тебя умоляю…
Еще сильнее стискивает в своих объятиях.
Сверлю его взором. Глаза в глаза, да от столь близкого расстояния теряется фокус.
Холодно. Мне до безумия… холодно.
Трясет еще сильнее — не могу остановиться.
— Малышка моя… — вдруг утопил мое лицо в своих ладонях. Жадные поцелуи в щеки, лоб. Гладит по волосам. Отчаянно пытается выудить хоть что-то, всматриваясь мне в очи, а я лишь заторможено моргаю и глотаю немо воздух, как рыба. — Кто тебя напугал? Что сделал? Кто-то обидел? Артур? Артем?
Не сразу, но все же качаю отрицательно головой. Сама уже силой притуляюсь к Нему — поддается. Обнял, сжал до боли, крепко.
Носом уткнулась в шею. Дрожу — уже дрожу вместо шальных колебаний.
— А кто тогда? Глеб?
— Нет, — поспешное, уколом… А кровь, чувствую, вновь, с новой силой закипает азотом — и снова холодно, и снова начинает трясти.
— Гриб?
— Я домой хочу.
— ГРИБ?! — ошалевши.
— Нет, — торопко. — Федь, я домой хочу.
— Хорошо, — тихо. Нервически сглотнул слюну. — Настя, что ли, сказала что-то не то? — силой отстраняет меня от себя. Силится взглянуть в лицо, но уже не даюсь, отворачиваюсь.
— Нет, — тихо, уведя в сторону взгляд. — Неважно, — поморщилась. — Я просто хочу домой, — заикаюсь.
— И как? — немного помедлив. Обнял меня вновь, прижал к своей груди. На ухо: — До утра еще далеко. А поезд… поезд тот вообще… только под вечер.
— Я хочу домой. Я туда не вернусь.
Закивал головой. Шумный вздох. Застыл. Тугие размышления — и вдруг напор — отстранил меня от себя. Поддаюсь.
Взял за руку.
— Ну, пошли на вокзал. Может, так… пассажирский какой, или еще чего-нибудь…
Шаги вперед, по дороге.
— Только не через кладбище, — тотчас торможу его, застывая, как вкопанная.
Подчиняется — замирает на месте. Взор на меня:
— Через посадку. Идем…
* * *
Сели на перроне. Ноги к рельсам свесили. Обнялись (улеглась я ему на грудь) — обмерли, обронив взоры за горизонт.
— Ты мне скажешь, что было? — долго мучил себя Федя… и всё же сдался.
— Зачем? — нервическое мое.
Зачем, Рогожин, тебе знать… насколько я уже мерзкая и испорченная? Другими излапанная?
Ты и так… вряд ли меня простишь за Золотарева.
Не зря же… отныне и вовек я — «просто друг».
— Мне надо. Надо знать… что не так. Вань, скажи, пожалуйста. Я же все равно узнаю… рано или поздно. Просто… так это все будет… болезненнее для всех.
— Не надо. Прошу, не надо ничего. Все нормально… — шепчу испуганно.
Метнула взгляд на него — ответил. Сцепились взоры:
— Тогда пошли обратно, — едкое, напором.
И снова холод стеганул меня по спине.
Молчу.
— Или говори, или пошли. Если мои — то они обязаны ответить. Я такого не потерплю. Я думал, мы здесь все свои, а оказалось… Вань, мне надо знать. Понимаешь?
— Я просто перенервничала, — рычу, силясь быть как можно правдивее, сдержаннее. Опустила очи. — Я устала. Я хочу домой.
— Ты издеваешься? — возмущенно. Отстранил меня силой на расстояние сосредоточенного взгляда. Глаза в глаза — подчиняюсь его требованию, напору. — Ты там рыдала, как ненормальная. Убежала, х*р знает куда. И говоришь, «ниче не было»? «Устала»?! Я че, по-твоему, идиот?
— Нет, — виновато вновь опускаю очи.
Сарказмом:
— И с чего ты «перенервничала»?
Молчу позорно, еще усерднее пряча взор.
Гневно продолжил:
— Короче. Или там… «ничего не было» — и мы тогда сейчас встаем и тупо возвращаемся обратно. Или «было» — и тогда ты говоришь мне всё, как есть. Я везу тебя домой. А дальше — уже дальше. И это будут мои заботы. Тебя это никак не коснется. И никто не узнает. Будет «личная беседа» с этим козлом или… дурой, — немного помолчав. Вдох-выдох. — Решай.
Нервически сглотнула я слюну.
Жуткие, давящие мгновения тишины. Выжидания…
Бешено колотится сердце, сжимаются от страха мышцы — но…
Взор в лицо. Охриплым голосом:
— Если вернемся… — закусила на мгновение я губу от жути. Еще один вдох для смелости. Глаза в глаза, как никогда еще, с отчаянной выдержкой: — Ты можешь меня… не оставлять одну?
Окаменел. Скривил челюсть, скрывая эмоции. Выгнул брови.
Взгляд около… секунды жутких, грохочущих приговором, рассуждений — и закивал:
— Хорошо. — Еще миг — и будто лезвием по горлу: — Только я всё равно узнаю, кто это был. И что было. И если виноват — то пи**да ему, — грозно, твердо. И снова качание головой: — Так что зря ты так… — Немного помолчав: — Ладно, — поморщился. Шумный вздох. Встал, протянул руку: — Пошли.