* * *

(В а н е с с а)

По тропинке — мимо сарая да к дощатому «товарищу».

Едва только мимо сенника, как громом узнаю Его смех. Ее голос.

— Рогожин, Вы на меня сегодня дурно влияете… — хихикает.

— Это я-то? — возмущенное сквозь хохот.

— Ты… ты, — бархатом.

Вдруг протяжной, пробивающей дрожью, стон. Ее стон.

— Федь, ну… — отчаянное.

И снова протяжное… зов похоти.

Прибилась, прижалась я невольно к наличнику у входа. Ноги подкосились. Сердце окаменело, забыв свой ход. Волосы зашевелились на голове. Задыхаюсь.

Горю. Вся внутри горю от охватившего меня кошмара.

— М-м-м… — протяжное, сладострастное. — Ты сегодня такой зверь.

Расстрелом.

Взорвалось тотчас все во мне.

Стон. Ее. Его.

Потекли реки крови из моей души.

Сжалась я от боли, от ужаса.

Присела на корточки.

«С*ка ты! А не… зверь», — грохнулась я на колени, давясь слезами.

И снова ее стон, разрывая, добивая меня окончательно.

Вдруг где-то шорох — током меня пронзая.

На четвереньках поползла. Еще миг — и сорвалась на ноги. Сама даже не поняла — как кинулась вперед. В сторону туалета. Прижалась к дощатой стенке.

Сгораю. Поистине, сгораю заживо. В голове — ад. Захлебываюсь немыми рыданиями. А в голове не проходящим звоном ее стон.

И снова где-то чьи-то шаги.

Срываюсь на бег: выныриваю из-за угла — и в сторону беседки.

— Ты чего? — чье-то мужское, кого чуть с ног не сбила.

Прожогом… куда глаза глядят.

— Кто вино? — слышу отчетливо слова Вали.

К столу — выхватываю протянутую бутылку.

— Ого, мать! — гвоздями шутка, которую даже не осознаю до конца.

Агония. Сожрала меня агония.

Бег, переходящий на торопливую ходьбу.

А затем и вовсе ватные ноги — едва снова удерживают меня вертикально.

Вышла к озеру.

По тонкой тропинке вдоль берега через лес, наощупь, теряясь в сумерках, таких же отбросах, как и я, дара Закатного Светила — и затерялась среди высокого подлеска. Присела, поджав под себя ноги.

Легкое, шизофреническое покачивание вперед-назад.

Таращу очи, захлебываясь мыслями.

Грохочет ожившее сердце. Предсмертный бой.

Больная фантазия, рисуя катастрофические картины.

Глоток за глотком, морщась. Но не так от спирта, как от отвращения.

ДУРА! Я — ДУРА!

Наивная корова, мечтающая летать.

«Зверь».

Зверь…

С*ка ты, а не зверь. С*ка! А я — конченная, тупорылая идиотка.

* * *

(Ф е д о р)

Ну вот, называется, пошел спать. Увязалась, что та болячка.

Хотя… глупо было ожидать что-то иное.

Залезла сверху.

Морщусь:

— Инна, я устал.

— Ну да, — хихикает ехидно. — Смешно.

— Что смешного? — невольно грублю. А башка, и вправду, раскалывается.

Душу готов отдать, лишь бы уснуть. Идиот, надо было еще днем лечь!

— Ин, харе прикалываться, — раздраженно. — Я же тебе сказал — я устал. Видимо, водка не пошла. Хреново мне. Не понимаешь? — гневно. Вперил в нее взгляд.

Коварно ухмыляется. Движение — и стащила с себя майку.

Ошалел я, завидев ее голую:

— Ты че… без лифа?

— А ты только заметил? — удивленное.

— А че эт ты? — поддаюсь, улыбаюсь. Руки сами невольно потянулись к предложенному. Сжал жадно — тотчас похотью отозвалось мое тело. Прильнул губами к торчащему соску, вобрал в себя, скользнул языком. Тихо застонала. — Ты ж не любитель? — шепчу.

— Просто… Рогожин, Вы на меня сегодня дурно влияете… — хихикает, задыхаясь уже от желания.

— Это я-то? — возмущенное сквозь смех. Отстраняюсь. Оперся руками по бокам. Очи в очи.

— Ты… ты, — бархатом. Прижалась ко мне, пробираясь руками под футболку, гладя живот.

Выгнулась кошкой на мне, и снова сжала бедра, притиснулась ко мне вплотную, да так, что ощутил ее собой. Жажда напряжением передалась, разразилась во мне, откликнувшись новым, срывающим уже с катушек, зовом продолжения. Невольно облизался. Гулкий, похотливый, заводящий стон этой заразы.

— Федь, ну… — отчаянное ее, вымаливая участия.

И снова движение, имитируя секс.

— М-м-м… — протяжное, сладострастное. — Ты сегодня такой зверь, — паясничает, гадина.

Невольно улыбаюсь, поддаваясь на ее настроение, ловкие покачивания, движения на мне, ласку рук, губ, языка не шее, посасывания мочки уха. С*чка. Да даже в одежде… эта негодяйка умеет доставить удовольствие. Адреналин по крови. Желание взрывом.

И снова стон.

— Инна! — гневно. Тотчас дернулся я, осознавая, что еще одно ее движение — и верно сорвусь.

Силой заставляю ее замереть. Лицом к лицу. Впивается поцелуем в губы. Взвыл от жути. От голода. Но, короткий, машинальный ответ, и вновь пытаюсь ее стащить с себя.

— Это из-за нее? Да? — отчаянное сопротивление. Поддаюсь — замер.

Отстранился немного назад, дабы отчетливо видеть лицо Инессы.

— Ты опять? — злобное.

— Ты уже сколько времени от меня бегаешь: то одно, то другое, — несмело, но окончательно. Опустила смущенно взор. — Скоро глобальное потепление даже приплетешь. Я устала. ЭТО Я! Я устала, — взбешенное. Очи в очи. — Федь, хватит, а! Не нужна, скажи! Чего ты меня мучаешь?! — взмах ресниц и потекли по щекам слезы.

Сжалось от боли мое сердце. Потух пожар.

Идиот. Какой же я идиот!

— Ну… ну хватит, — в момент дернулся. Прижал ее к себе — поддалась. Поцелуй в щеку. — Малыш, не плачь. Всё наладится.

— Но не с тобой, да? — горьким шепотом.

— Успокойся, — сильнее стиснул ее в объятиях. Робкая дорожка поцелуев по щеке — и слились губы в запойной ласке.

А перед глазами… Ваня.

С*ка.

Резво оторвался, отстранился. Притиснул к груди свою несчастную, зарылся носом в волосы. Шумный, горестный вздох.

Как бы я не старался… а всё равно в итоге — предатель.

Как не крути, а для обоих — гнида.

— Ин… давай спать? — отваживаюсь на звук.

— Так он… вроде, как готов же… — улыбается, смущенно закусив губу. Взгляд впился мне в глаза. — Давай, я все сама сделаю? Я сверху? Ну… — дует свои красивые, пухлые губки.

Нервически сглотнул я слюну. Мне кажется, я сейчас точно волком взвою и взорвется мозг. И не только… мозг.

Напором:

— Ин, давай спать, — твердо и решительно.

И снова сопротивление. Но мое стальное выжидание — и сдалась, слезла с меня. Разалелась рядом. Вторю ей. Руки сжались в кулаки.

Взоры в потолок. Как бы теперь еще успокоится.

Придурок.

— А ты бы хотел жить в деревне? — не унимается мой палач.

— Спать, Ин. Спать, — едва уже не чиркая от злости зубами.

* * *

(В а н е с с а)

Уснула. Видимо, алкоголь и полоумные грезы о том, как бы сейчас утопиться в этом озере (которое битый час сверлила взглядом), убаюкали, утащили меня в хмельной сон.

Дернулась я от очередного выстрела луча света мне в лицо. Прикрылась рукой.

— Ах, вот ты, б***ь, где! Ва-ань, — протянул с укором. Узнаю голос Шмелева.

Движение ближе — и присел рядом. Уложил свой фонарик на землю, рядом со мной.

Морщусь, но все же всматриваюсь в его лицо — дабы в конец увериться, что не спутала «гостя».

Глеб. Хорошо или плохо, но Глеб.

— Мы там уже все обыскались тебя. Рогожин уже целую взбучку всем устроил и истерику. Крестовый поход организовал.

И снова этот Рогожин! Будь он уже неладен! НЕНАВИЖУ ГАДА!

— Ты че это… сюда забралась? — продолжил мой фанатик доставучий. — Я тебя там всё ждал, выглядал… А ты… Ты че… — вдруг движение куда-то вбок. Тихо смеется: — В одно жало, что ли, всё выдула? — поднял (не сразу разглядела, поняла) бутылку, покачал ее, оценивая заодно и на свет степень наполненности тары.

— Потуши фонарик, пожалуйста, — невольно поморщилась я, вновь прикрывшись рукой, не выдерживая уже ничего. — Глаза болят.

Шорох — поспешно подчинился. В момент разлеглась тьма.

Движение ближе ко мне, по-прежнему вприсядку (едва различаю очертания в размытом свете далекого лживого светила).

— Ты встать-то хоть сможешь? — и снова смех. Обдал его запах. Запах дурмана — алкоголя и сигарет. Ужалило чужое тепло.

Попытка обнять меня, помочь подняться.

Но сопротивляюсь, не поддаюсь.

Обмерла я, расстрелянная, прожженная шальной мыслью.

— Глеб, — несмело.

— А? — дернулся. Ослабил напор. Поворот головы — и наши губы на расстоянии вдоха.

— Ты еще хочешь со мной переспать?

— Че? — оторопел. Окоченел, расслабив объятия.

Шепчу отчаянно, прикрыв веки. Давлюсь страхом. Ужасом.

— Ты еще хочешь со мной переспать? — чуть громче.

Заколотилось еще усерднее его сердце, грохоча громом, разливая жуткое волнение и во мне заодно.

— Вань, ты чего? — нервически рассмеялся, но тотчас осекся.

— Хочешь? — уверенно. Твердо я. Веки распахнула. Взгляды встретились. И пусть размытый фокус — вызов принят.

Резво впился поцелуем мне в губы. Несмело отвечаю, но еще миг — и отворачиваюсь.

Понимает всё по-своему — голодные, откровенные поцелуи в шею, скользя языком. Поежилась я от гадких ощущений. Но держусь — силу воли в кулак и терплю.

Пошло прошелся руками по телу, сжимая грудь. Резвый напор — и повалил меня на траву — подчиняюсь.

Забрался мне под сарафан — усердия снять его.

— Не надо, — взволнованно гаркнула, ухватив Глеба за руки.

— Че? — удивленное.

— Так. Давай так. Без прелюдий. Пока нас не застали…

— А-а, — радостное, сквозь смех.

К белью — и ловко стащил оное с меня. И снова покоряюсь, помогаю.

Шорох, звон ремня, высвобождая себя от одежины. Он. Прижался ко мне. Протиснулся меж бедер — безропотно обвилась ногами вокруг поясницы. Дрожу от разрывающего сознание страха.

И снова поцелуи — силится коснуться моих губ, но отворачиваюсь.

До боли в груди, до кома в горле мерзко, волосы дыбом встают, осознавая, что творю… и с кем. Но… не отступлю.

Федя… Федя. Мысли только о нем. И что они творили с Инной.

Отчаянный напор — боль до одури там, внизу. Сжимаюсь от кошмара. Еще его попытка. Нервический смех:

— Узкая какая… Ты там не ц*лка, случаем? — гогочет смущенно Шмелев.

— Нет, — нагло вру, еще усерднее отворачиваясь, увиливая от его ласк губ, языка. А слезы уже застыли на моих глазах. Задыхаюсь. Вот-вот взорвусь рыданиями.

— Б***ь! Зай, расслабься! — нервозное. И снова его поступательные движения…

Боль. Отвращение. И снова сжимаюсь от ужаса.

Не могу. Не могу я так!

Но терплю.

— Вань… Вань, ты че, плачешь? — дернулся. Попытка заглянуть мне в лицо, но отворачиваюсь. Прикрываюсь руками. Хочет силой развернуть, отдернуть мои ладони — отбиваюсь. Резвое сопротивление: его, мое. Невольная драка. Сорвалась — зарыдала я вслух, захлебываясь эмоциями, сумасшествием.

— Б***ь! Малая, ты че?! — ошалев. Отстранился.

Отчаянно поджала я под себя ноги и еще сильнее завыла, сгорая от позора и никчемности.

«Уж лучше бы умерла. Умерла я. Умерла!» — набатом психопатия в голове.

Конченная я. Конченная! Лучше бы сдохла! Там еще — в больнице!

Убежал. Сбежал от меня мой почитатель.

Живо задергался на месте. Движения, натягивая на себя белье, брюки, — и умчал. Бросил одну, использованную. Вещь.