* * *

Я даже не помню, как добралась до больницы. Что там, куда там, как…

Вообще, в себя, наверно, только и пришла спустя несколько часов, в коморке, подсобке всё той же Жмайловой Тамары.

Чаем отпаивала. А мне бы яду. Да покрепче — чтоб уж точно не выжить. Чтоб всему финиш пришел.

— Ну… СИЗО — это еще не конец. Не тюрьма. А суды… и того могут тянуться годами. Может, еще выпустят. Хотя б под подписку, а там… Сама говоришь, при деньгах, магазины.

— Был.

— Что был? — удивленно.

— Был при деньгах. А раз сидит — значит, больше нет.

— Ну, мало ли… Может, следователь слишком вредный или правильный попался. А вообще, чего ты голову ломаешь? Иди к нему на встречу. Да поговори обо всем. Разузнай. А то мы тут навыдумываем быстро. За нами, бабами, не станет. А так точно уже все будешь знать. Может, там ничего такого уж сверх страшного. Даже если и посадят — то ненадолго. Или условкой пахнет.

— А потому под стражей содержат?

— Ну… всякое бывает. И потом, то что при следователе — это одно, что в суде — то совсем другое. Там уже другие паны, — махнула рукой. — Поверь моему опыту. Я же тебе рассказывала. Мне мой муженек те еще качели устраивал. Так что давай. Собирайся с духом, узнавай, что да где — и к следователю. Просись на свиданку. Скажи, жена гражданская. Ребенок есть общий. Вон, Федька, — кивнула. — Кто там проверять будет? Мол, по бумажкам одно, а на самом деле… Короче, плети, все что в голову лезет, лишь бы добро дал. И иди разговаривай. Расставишь все точки над "и" — и тебе проще жить станет. Поймешь, куда дальше двигаться. И не будешь растрачивать зря ни силы, ни нервы, ни деньги. А то вон — уже сама на ладан дышишь. Больно смотреть. За две неделе почернела, мешки под глазами. Ты хоть спишь по ночам, или опять?

— Ну, так, — прячу взгляд.

— «Ну, так», — перекривила меня. — Дура! Не о том думаешь! И не туда силы направляешь. Ныть мы всегда успеем. Дело делай — пока вон… целое отделение нянек.

— Боже, Федя! — мигом спохватилась я.

— Да куда ты?! — тотчас ухватила меня за руку и силой усадила обратно — поддаюсь. — В таком состоянии он тебя еще не видел, да? Надо добить ребенка. Всё хорошо у него там. Сама вон недавно проверяла. Думай давай. И морально готовься. Завтра пойдешь искать, у кого дело этого твоего… бедокура.

— Может, он невиноват? — уставила обиженный взгляд на женщину.

— Ага, все они «невиноваты». И «ни за что» их садят! Ладно, — скривилась, отведя очи в сторону. — Не будем спорить. Как есть. Дай Бог, все будет хорошо. И просто ошибка следствия.

* * *

Всё исполнить по предписанию.

Пошаталась по "злачным местам". Никто ничего за просто так не скажет. А на "подпитку желания" денег нет.

В общем, все как всегда. До безумия прозаично.

И сама не поняла, как на нервах стала теребить болтающееся кольцо (что за эти недели стало уже и велико). И лишь когда осознанно вперила взор в эту "цацку" — до конца вняла: вот же ж дура!

Еще, как раз, когда по рынку бродила, ломбард видела. Никогда особо не обращала внимания на подобные вывески, а тогда прям как переклинило. Судьба.

Мышей перебежала через улицу — и в сторону торговой площадки. В заветное здание.

Прощай, Серебров. И ни капли не сожалею. Прощай!

Сняла обручальное кольцо и протянула мастеру:

— Сколько за него дадите?

И телефон себе попроще подобрала. Жаль, что мой без документов — потому в разы цена вышла меньшей. Но, сколько уж есть.

Забрала симку и вставила в свой "новый" аппарат: серебристая "раскладушка" с малюсеньким экраном. Главное, что звонит (набрала оператора). Да и лишь бы не ворованным оказался, а то будет мне…

Купить две бутылки коньяка недорогого, но в красивых бутылках, и податься в нужном, давно заданном направлении.

А там кое-кто кому-то позвонил… и подсказал адрес.

А за адресом — еще один адрес. А там — и вовсе кабинет.

Я готова уже была на колени перед ним рухнуть. Лишь бы не отказался. Лишь бы этот жуткий, унизительный, мерзкий путь не оказался напрасным.

— Девушка, вы по какому поводу? — вперил в меня взгляд молодой мужчина.

А я хочу, но сил уже нет ничего из себя стоящее, внятное выдавить:

— Рогожина. Рогожина хочу увидеть.

Скривился, отвернулся:

— Такс-с, понятно.

— Пожалуйста! Молю, мне очень надо!

— У него только недавно было свидание. С сестрой. Все вопросы к ней. Я думаю, она вполне может ввести вас в курс дела его положения и прочих мелочей.

— Мне его надо увидеть. Я вас очень прошу, — уставилась с вызовом смертника взглядом ему в глаза, едва тот вновь удостоил меня взором.

Мгновения перепалки, давления — и сдался. Отвел очи в сторону:

— Вы, девушка, ему кем приходитесь?

— Женой, гражданской. Только у меня документов с собой нормальных нет, — виновато опустила взор.

— Ну вот, — захохотал едко. — Опять. Началось… в колхозе утро.

Цыкнул от злости. Стиснул зубы.

— Меня ограбили. Мне негде даже толком жить. А я беременная от него! От Рогожина. Мне надо Его видеть! — с напором. Да так лгала искренне, что и сама уже свято верила. Моя реальность расплылась, и сама не понимала, что и как происходит. Где я толком нахожусь.

— И что? Что он сделает? Чем поможет? — уставился на меня, утопая в сарказме. — Местом поделится?

— Советом.

— Я вам дам совет: идите домой. Прошу, не отвлекайте ни меня от работы, ни себя.

— Вы же живой человек. Вы должны понять… Я же не прошу его отпустить. Или дать поблажку. Просто увидеть. То, что разрешено. То, что доступно. То, что другие делают, — пытаюсь заглянуть тому в лицо.

— Девушка, — раздраженно. — Не воспитывайте меня здесь.

— Да боже упаси… — отдернулась, отвернулась я в сторону.

— Идите. Идите с Богом. Не раздражайте ни меня, не нервируйте — себя. Идите.

Подчинилась. Покорно встала — и шаги на выход.

Но вот еще миг — и замерла у двери. Вдох-выдох — резвый разворот, отчего даже оторопел мужчина, вытянулся на стуле во весь рост.

Движение к нему — и, заливаясь уже градом слез, давясь горькими, надрывными рыданиями, кинулась в ноги:

— Прошу, пожалуйста, пустите меня к нему! Мне очень нужно! — сложила руки у груди в молитве.

Округлились очи у того. Отдернулся в ужасе.

— А хотите, вот, — осмеливаюсь вытащить из сумки бутылку.

Вмиг слетел с места тот. Ко мне — и схватил за плечи, силой поднял с пола.

— Пожалуйста! Все, что угодно, только пустите! — отчаянно визжу я, уже не соображая, что происходит.

— Ты че творишь, ДУРА?! — дико затряс меня, пытаясь привести в себя. В этот миг, казалось, мне сам Рогожин вопил в лицо. — Ты за решетку захотела?! Следом за ним?! Совсем кукушкой тронулась?!

— Молю! Я Вас очень прошу! Пустите!

— Да, б***ь, иди ты куда хочешь! — бешено рявкнул, оттолкнул меня от себя в сторону — упала я на софу.

Резво к столу, достал какие-то бумаги:

— Вали к нему! Да ради Бога! Только не надо мне тут цирк устраивать!

Молчу, ошарашенная. Боюсь издать лишний звук, дабы не спугнуть призрачное счастье.

— На, б***ь, идиотка! — швырнул мне в лицо бумажку. — Только толку от всего этого?! — бешено. — Ему столько светит, что можно сразу на нем крест ставить! ВАЛИ ДАВАЙ, отсюда! — рявкнул, вовсе уже слетая с катушек. — Пока я не передумал! — чуть сдержаннее. Захлебываясь, глотая слова, звуки. — Устроила мне тут!.. Не хватало еще беременных неадекваток!

Покорно забрала, сжала врученное — и мигом на улицу. До ближайшего газона — и села на бордюр. Завыла, дико заревела я на всю глотку, вконец сгорая от стыда и жути. Осознания того, как низко уже пала. И что еще предстоит пережить.

И врет же? Врет? Не может же так быть? Чтоб навсегда? Что б все… и не дождаться?!!

— Чего ты тут ноешь?! — внезапно бешенным криком.

Взгляд через пелену слез в сторону здания — и в ужасе срываюсь я на ноги. Пытаюсь сбежать, прежде чем не передумал, не догнал и не отобрал Он свое разрешение.

А может, и не он это вовсе, но уже сама не своя. Я — за гранью.

Ухватил, сжал в своих объятиях.

— Успокойся! — приказом мужской голос.

— Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не отбирайте!

— Да всё хорошо! Всё нормально! Просто успокойся.

— А что с ней? — слышу уже другой голос.

— Просто истерика. Серег, лучше воды принеси.

— Какую? С газом, без?

— Да любую! — бешено. И снова попытка заглянуть мне в глаза. — Вы что творите, девушка?! Вы хотите ребенка потерять?! И меня потом ко всему этому приплести?! Успокойтесь! Прошу! Никуда он не денется! Сейчас придете в себя — и я вас сам отвезу. Запишемся. А то будете там еще в очереди стоять, пухнуть. Так и вправду, не то что ребенок, но и сами… Успокойтесь, прошу.

— Вода.

— Вот, выпейте.

Подчиняюсь. Короткими глотками, едва не захлебываясь.

— Всё нормально. Бывает. Справитесь. Главное, что живой, здоровый. А остальное — уж как есть.

* * *

И вправду, всё исполнил: посадил к себе в машину (и пусть было страшно до безумия, но была смирной и старалась больше не бесить ни взглядом, ни ревом), да отвез на какое-то "КПП". В окошко — и сам лично записал меня с моих же слов, не требуя даже документов.

— Только на свиданку-то документы уже захвати, — вперил в меня взор.

Виновато опускаю голову:

— Говорю же, ограбили. Все забрали. И документы тоже.

— Заявление писала?

— Нет, — едва слышно.

Захохотал болезненно:

— Обалдеть! Как что действительно надо — так и пальцем не пошевелила, а как глупости — так вперед.

Скривился. Шумный вздох.

— Горе ты луковое, — внезапно продолжил, но как-то уже более тихо, сдержано. — Откуда ты взялось на мою голову?

— Да запомнил я ее, — неожиданно вклинился молодой человек (явный товарищ этого следователя). — Та еще… распрекрасная девица.

Хмыкнул мой сопровождающий, но не прокомментировал:

— Но ты там… с ней помягче. Она это, беременна. Какой срок? — кивнул вдруг на меня.

— А? — в испуге уставилась я на него.

— Срок какой, говорю.

Опешила. Как бы не завраться. Когда там мы ночевали вместе?

— Около месяца. Недели три-четыре.

И понимаю, что как-то уж слишком мало, чтобы точно знать о своем положении. Обмерла в страхе: искренне надеюсь, что они не профессионалы в этом деле, и не вскроют ложь.

— Че, и сама не знаешь? — вмиг хохотом среагировал на мое замешательство тот, что был здесь "местный".

— Да я… — хриплым голосом, давясь уже кошмаром. — Просто… всё так перемешалось. Я…

— Ой, да отстань ты от нее, — резво вмешался, перебивая меня, следователь. — Тебе-то какая разница? Не помнит, да и не помнит. Это их дела. А нам бы — лишь бы крайними потом не оказались. Ладно, — гаркнул, немного помолчав. — До завтра. А вернее, сама уже сюда доберешься — а ты, Лех, проследишь. Короче, завтра уже под твою ответственность. Но учти, В-ванесса, — заикнулся, вспоминая, — это первый и последний раз. Больше такой радости не жди. Сразу все обговорите, выясните. Расскажи ему, какой он к*зел, и всё… смиритесь. Думать надо было раньше, — скривился. — А теперь поехали. Где ты там живешь? Куда там тебя отвезти?

— В больницу, — бурчу, сгорая вконец от стыда.

— В смысле? — нахмурился.

— У меня там… другой ребенок лежит.

Окоченели оба. Еще миг — и вдруг рассмеялся истерически следователь.

— И тоже этого? — гогочет.

— Нет.

— Тебе сколько хоть лет, деточка? — отозвался поспешно "Леша".

— Будет двадцать четыре.

— А… ну хоть так, а я думал, восемнадцать.

— Да уж, — скривился и милиционер. — Хороша красавица. Не хочешь себе такую? — уставил взгляд на товарища.

— Не, — загоготал тот. — Спасибо. Я как-то со своими… обойдусь. Они менее… плодовиты.

Хохотнул и следователь.

— Да не говори. Ладно, — обнял вдруг меня за плечи и напором дал понять, что пора на выход. Подчинилась.

— Не бери в голову, — внезапно продолжил, но более тихо, так, чтобы только я уловила. — Что нам, дуракам? Проще смеяться, чем плакать. А ты держись. Как-то да будет. А про документы — подай на утерю. А то еще не хватало, кредитов на твою голову кто из мошенников наберет. Да и так. Сейчас куда ж не ткнись — без бумажки ты… Надо было сразу, а не кота… за тестикулы тянуть. Ну да ладно. Твои дела. Чего мне в них лезть?