Прошло уже три часа…

Доминик встречать меня не спешил.

Единственным, почти сто процентным вариантом, было встретиться в трапезной, на обеде.

Это вам не Искья — когда хочу, тогда жую. И что хочу, то и ем.

Нет.

Здесь всё иначе.

Уставы, уклады. Полностью расчерченное расписание.

Правила. ПОВСЮДУ правила.

Благо, в туалет можно сходить, когда понадобиться.

(простите, за подробность; но данный, упомянутый мною, факт — ничто иное, как крик горького отчаяния)

Если бы не Доминик, я бы и сутки здесь не пробыла.

… добровольно.

Я же, надеюсь, смогу уехать раньше, чем отписанные полгода?

* * *

Ого-го! Огромный (подобно гигантской пещере) зал трапезной был исчерчен продольными столами, которые послушно (упорно) тянулись от входа (крутых, серпантинных ступенек с первого этажа в подземный мир)… до центрального, поперечного стола… для "почетных" гостей и главенствующих.

Царский стол. Не иначе.

Буквально за несколько минут, как по команде, зал стал заполняться огромным (немыслимым, безумным для подсчета) количеством монахинь (двести, триста, а то и все пятьсот — не знаю). Словно пчелы слетелись в улей.

Каждый занимал отписанное ему место. Вел себя сдержано. Действовал по привычке… и точно.

Отлаженный механизм. Шестеренки плясали безгрешно.

— Жозефина, садись подле меня, — вдруг позвала меня Амели.

— Э-э-э, — замялась я на месте. — А можно?

— Можно, — мило улыбнулась уже другая девушка, сидящая пососедству. — Я подвинусь. Давай, иди к нам.

— А мисс Морена?

Ехидно улыбнулась Амели.

— А вот здесь она уже не указ.

Дружественно обняла меня за плечи и помогла усесться на узкую, неудобную, почти втиснутую под стол, лаву.

— Спасибо.

— Трапезная — это рай. И не только для желудка. Тишина, покой и беззаботность. Правда, чего-чего, а поговорить здесь не удастся. Едва главы Ордена сядут за стол, как никто, из присутствующий, больше не смеет и слово проронить. И так до тех пор, пока не закончится время приема пищи, и, опять-таки, пока Верховные не покинут зал. Увы (или на благо)… ни разговоров, ни хождения, ни чего угодно, что могло бы возмутить или разгневать Господ.

Тоже… мне, Боги Олимпа. Еще одни. Просто жуть, как они себя возносят. Мама дорога, а мы еще поражаемся нынешним главам государств.

Ну, ну.

И вот, вот, момент истины.

В зал (из другого входа; того, что рядом с их "царским" столом) зашли Главенствующие.

Кларисса, Литисия, Мари, Жаклин…

Аааааа! Добейте меня, чтобы не мучилась!

Он. Он… мой Доминик.

Весь такой серьезный, смиренный, сосредоточенный.

Нервно скривившись (видимо, был уже чем-то недоволен), резко отодвинул свой огромный (подобно царскому трону) стул и тут же влип в него, не дожидаясь, пока дамы рассядутся.

(чертов джентльмен)

И даже блуждающего взгляда по залу не бросил…

Он не пытался меня найти.

Не нужна…

Это только я, одурманенная больными мечтами, украдкой пускала голодные взгляды на него.

Сердце сжималось от боли… и радости.

Глупое, глупое сердце. На что надеешься? На что?

Ох, и дура, ты, Жо. Ох, и дура.

— Ешь, давай, а то ужин только в девять, — заботливо прошептала (нагнувшись ко мне вплотную, дабы никто не уловил "грешка") Амели.

— Не хочу, — нервно чиркнула вилкой по фарфору, в пустой (ненужной) попытке расчленить дольку картофелины.

И снова (уже на уровне рефлекса) взгляд на Доминика.

И вот оно. Вот. Встретились, сцепились на мгновение.

Резко отдернулся, отвел глаза в сторону (но заметил, заметил! посмотрел на меня… Аааааааа!!!!!!!!!).

Сердце ойкнуло и испуганно запрыгало, как привязанный к ракетке шарик пин-понга.

Я с вызовом уставилась на него, с неприкрытой наглостью прикипела взглядом.

Гордость, злость, самолюбие (и еще куча всех гадких черт моего характера) тут же распушили свои крылышки. Я невольно откинулась назад (по долбанной, больной привычке занимать позу вальяжно раскинувшегося царя на троне, когда корчу из себя Львицу).

Но (целая череда нецензурных слов) забыла, что на лаве сижу, и едва не грохнулась на пол.

Браво, Амели вовремя среагировала и подхватила за спину.

Злобно чертыхаясь под нос, выровнялась я на месте.

(есссс-тественно! человек сорок тут же обернулись на грохот… в интересе, осуждении, разглядеть, что это за дурочка так выплясывает).

Покраснев, побелев, посинев, позеленев от стыда, я попыталась собраться и успокоиться (ох, как бы сейчас провалиться под землю!)… и снова рефлекс — взгляд на Бельетони.

Тот неприкрыто улыбался, хотя и уткнулся для приличия в свою тарелку.

Вот ублюдок!

Меньше всего хотела тебя повеселить!

УРРРРРОД!