3. Русские и государство
Политическая традиция славянства на примере России и Польши
У славян есть исконная политико-социальная традиция, заключающаяся в автономном существовании достаточно компактных коллективов, которыми управляют аристократы или олигархи. Также определённую роль в этом играют народные массы и некий монарх — предводитель воинской дружины, судья и сакральный лидер. Все эти социальные силы объединены в вече — собрание всех полноправных мужчин.
Эти коллективы враждуют друг с другом, внутри них идёт постоянная борьба группировок и партий.
Такие коллективы весьма напоминают архаичные греческие полисы и кельтские «племена», последние даже в большей степени. Также традиционная социальная организация славян весьма сходна с таковой у ранних индоевропейцев. В науке за такими коллективами закрепилось византийское название «славиния».
Именно с такой социальной организацией славяне вышли на большую политическую сцену. Если бы это произошло в период Античности, то славяне и продолжили бы свой исконный вектор развития. Племена развились бы в города-государства, вполне самостоятельные, независимые друг от друга, с бурной внутриполитической жизнью. И, даже несмотря на все сомнительные достоинства этого пути в реальной истории, славяне зачастую шли именно по нему.
Однако славяне появились на «большой» исторической сцене уже в раннем Средневековье, в период мощных, жёстких и централизованных политических образований, которые жестоко расправлялись со всем слабым, мелким и раздробленным. Это была и Византия, и германские государства, и орды кочевников.
И полисная организация воинственных и пассионарных славян была бессильна перед ними. Славян били и подчиняли себе германцы — готы и кочевники-авары. Византийцев славяне очень часто побеждали. Они заселили весь Балканский полуостров, вплоть до острова Крит и Малой Азии. Но за 200 лет (с VII по IX столетия н. э.) они были подчинены Византийской империи и фактически превратились в греков. Эти славяне жили мелкими самоуправляемыми коллективами — «славиниями».
Но в целом славяне того времени были очень сильны. Не только телом и духом, но и разумом. Они оказались восприимчивыми к политическим ноу-хау сильных соседей. Сначала подчинившиеся Аварскому каганату, они сыграли очень важную роль в его разгроме и уничтожении. При этом славянские народы немало переняли из его организационных основ. Например, высшим после короля должностным лицом Хорватского королевства стал бан (первоначально боян). Эта должность имела аварское происхождение.
Северобалканские славяне относительно безболезненно приняли господство тюркских кочевников болгар под предводительством хана Аспаруха. Появление тюрок с их централизованной военно-политической организацией оказалось для славян крайне полезным. Это помогло им отразить натиск Византии, оформиться как единый народ.
В то же время чехи, живущие поблизости от германцев, очень много заимствовали у них в своей политической организации. Чехия рано вошла в орбиту европейской (в узком смысле слова) политической и культурной жизни.
На территории будущей Киевской Руси к власти пришёл полиэтничный воинский союз русов, представлявший «северную», дружинную форму военно-политической организации, характерную для германцев и прибалтийских славян. Он стал контролировать днепровский путь в Византию и Волго-Балтийский путь в арабский халифат. Русы совместно с местными славянами никому не дали захватить эти очень важные торговые пути и способствовали утверждению на этой территории собственной цивилизации и государственности.
Воинская организация русов «нависала» над славянскими протополисами — «славиниями». Князь Владимир Святославич, унаследовавший от отца мощнейшую военную машину, попытался славинии фактически ликвидировать и создать военно-деспотическое государство. Об этом свидетельствует установленное археологами разрушение многих славянских политических центров и появление на территориях славиний «государственных» крепостей. Всё это сопровождалось принятием Русью христианства.
Но уже после смерти сына Владимира — Ярослава Мудрого — Русь постепенно вернулась к исконно славянским политическим традициям, превратившись в конгломерат городов-государств, независимых и самодостаточных. Им была присуща высокая культура, экономическое развитие и военная мощь. Отдельные русские земли вели достаточно успешные войны с сильными соседними государствами, например Галицко-Волынская земля — с польскими княжествами, Новгородская земля — со скандинавскими странами и военно-рыцарскими орденами. Дело в том, что до XIII века они не сталкивались с достаточно сильными «имперскими» противниками.
Княжеская власть на Руси не была слишком сильной. Князья делили власть с народным собранием — вечем и аристократическими группировками. Фактически это были усовершенствованные, укрепленные, развившиеся славинии на новом этапе развития — славинии, ставшие городами-государствами и немало усвоившие из политической и социальной практики империй и королевств.
Но и они оказались беспомощными против крупных, мощных, жёстко структурированных политических образований, таких как татаро-монгольская Орда и Великое княжество Литовское. Русские это поняли.
В XIV–XV веках они построили Московское государство по лекалам золотой Орды и Османской империи. Оно стало самым мощным из славянских государств, и самым неславянским. Наиболее славянская социальная система попыталась уйти от самой себя. Огромную роль в необходимости возникновения Московского централизованного государства сыграла постоянная военная угроза, исходящая от Крымского ханства, находившегося под покровительством Турции, а также военное давление Великого Княжества Литовского, а позднее Речи Посполитой.
Это государство позволило одолеть поляков в конкурентной борьбе за лидерство в славянском мире, выдержать и отразить натиск германцев на восток, разгромить и подчинить степных кочевников и, наконец, создать одну из величайших в истории человечества империй с небывалыми военно-политическими, культурными и техническими достижениями. Неславянской государственности русских человечество обязано за высокую культуру Золотого и Серебряного века, победу над Гитлером и первый полёт человека в космос.
Но всё это имело (и имеет) чернейшую оборотную сторону. Под государственным панцирем продолжали существовать всё те же славинии, независимые и зачастую враждебные друг другу. Они были и классическими (территориальными), такими как казачьи войска, и социальными, сосуществующими на одной и той же территории, такими как разные сословия, партии, политические группировки. С XVIII века и по настоящее время русский народ отличается крайней раздробленностью, разнообразием, отсутствием внутреннего единства. Русские вообще мало похожи друг на друга. И внутренние противоречия между ними слишком часто более остры, чем у тех же русских с представителями других народов. Русский народ фактически пошёл по древнему славянскому пути, когда, расселяясь на разных территориях, славяне основывали совершенно новые славинии, независимые от метропольных. Такое разделение происходило у русских, скорее, не в пространственном (хотя и в нём тоже), а в социальном и временном ключе. Постоянно появлявшиеся новые социальные группы и идеологические генерации всегда подчёркивали свою независимость и были враждебны другим, тем более что разделение народа поощрялось государством: разделённый, он был более зависимым и управляемым.
К тому же деспотическое, централистское, радикально неславянское государство осталось навсегда чуждым русским. Исторически оно было крайне жестоко к народу и осмысляло себя едва ли не как внешняя сила по отношению к конгломерату славиний. Эдакая «внутренняя Золотая Орда».
История Российского государства — это история жестокой борьбы тяготившего к независимости и самоуправлению народа с государственным деспотизмом. И при советской власти народ был окончательно побеждён. Причина этого — конгломерат славиний не мог самостоятельно выжить без империи. Без неё он сразу стал бы добычей сильных и организованных внешних сил. Поэтому коммунистами жизнеспособные «славинии» в среде русского народа были фактически уничтожены. (Антисоветские силы времён Гражданской войны фактически были ополчением «славиний», большевики — имперским началом.) И по сей день русские лишены какой-либо реальной национальной самоорганизации.
Должен ли был русский народ реализовать свою историческую судьбу как-то по-другому? Неизвестно. Альтернативой империи могло стать только национальное порабощение. Отдельные славинии были беззащитны.
Переход от славиний к централизованной государственности у лехитских племён (будущих поляков) произошёл за счёт «собственных ресурсов». Они жили в достаточно отдалённых местностях Центральной Европы, до которых не добрались сильнейшие державы региона. Свою роль в сплочении будущих поляков играла и немецкая угроза с Запада.
Правление первых объединивших Польшу Пястов, таких как Мешко I и Болеслав Храбрый, напоминало централизованную воинственную «диктатуру» русских князей Святослава Игоревича и Владимира Святославича. Она была весьма воинственна и деспотична, при ней активно занимались экспортом рабов. Эта власть также произвела организованное принятие христианства. От такой государственной системы изрядно страдали очень многие, что привело к языческому восстанию 30-х годов XI века. К середине столетия христианская государственность восстановилась уже в более либеральном виде.
В XII–XIV столетиях в Польше утверждается земельная раздробленность и партикуляризм, также сходный с аналогичным процессом на Руси: независимость отдельных земель, большое влияние веча. Однако в Польше в гораздо большей степени развиты сословия: духовенство, аристократия (рыцарство), горожане (мещане) и крестьянство. Такое социальное деление гораздо ближе к западноевропейскому.
Польская государственность начала свой рост в первой половине XIV столетия, раньше, чем Россия. Это дало Польше фору в активной политической экспансии в подчинении Галицкой земли. Польша оказалась выгодным партнёром для объединения Великого княжества Литовского. Объединительным процессам в значительной мере способствовала необходимость борьбы с агрессивными восточногерманскими землями, и прежде всего с Тевтонским орденом .
В течение XV–XVI столетий во вновь образованном польско-литовском государстве Речь Посполитая происходит специфическая социокультурная мутация. Крупнейшее восточноевропейское государство организуется на манер традиционной славинии. Власть короля резко слабеет и переходит к сословным выборным органам шляхты — бывшего рыцарства. Местные сословные аналоги веча — сеймы — посылали своих представителей в столицу на «вальный», общегосударственный сейм, который фактически управлял государством совместно с теряющим власть королём и верхней палатой — сенатом.
Почему в стране произошло резкое ослабление королевской власти и возникла сословная диктатура шляхты, совмещённая с внутрисословной демократией? С одной стороны, быстро пресеклась династическая ветвь Пястов — наследственных королей Польши, которые были иностранцами (Людовик Венгерский, Ягайло, Стефан Баторий и др.). С другой — шляхетское сословие было самым монолитным, организованным и сплочённым. Шляхтичи имели самую мощную систему неформальных связей, соседско-родственных, гербовых объединений и пр., что и позволила им одолеть горожан, крестьян и короля.
К тому же Тевтонский орден и восточногерманские земли были хоть и воинственны, но не крупны и не располагали достаточными ресурсами, чтобы противостоять крупному государству, пусть и несколько рыхлому.
Система шляхетского правления была чрезвычайно близка славянским вечевым традициям: например решения сеймовых собраний должны были приниматься единогласно.
В период своего расцвета Речь Посполитая пыталась противостоять Габсбургам и московским царям в борьбе за господство в Восточной Европе стать оплотом всей Европы против Османской империи. Ещё в XVII веке Речь Посполитая считалась надеждой порабощённых турками славян.
Однако ей не хватало последовательной и целеустремлённой государственной политики. Важнейшей причиной этого было отсутствие жёсткой центральной монархической власти . Это отсутствие мешало и росту промышленности, и укреплению системы образования.
В XVII столетии произошло разделение шляхты на магнатов и стремительно нищающие низы. Общее мнение сословия было заменено на мнение отдельных личностей, враждебных друг другу. Государство стало неуправляемым. Похожие процессы произошли в Великом Новгороде в XV столетии накануне поглощения его Москвой.
Речь Посполитую уничтожили внутренние распри элиты. Её представители окончательно принесли интересы государства и нации в жертву своим собственным интересам. Ещё совсем недавно личные права шляхтича работали на единство и активность державы. Государство поддерживало шляхтича, а шляхтич — государство. И вот значение индивидуальных прав быстро перешло в свою противоположность. Государство было принесено им в жертву. Также магнаты принесли в жертву права практически всего польского народа ради собственных интересов. В XVIII столетии крупнейшие польские политики и даже короли были фактически агентами иностранных держав.
Разделившаяся изнутри, не могущая разрешить межнациональные противоречия Речь Посполитая закономерно стала жертвой сильных соседей , имеющих мощную, единую государственную машину. Одним из таких соседей была Россия. Даже героическая борьба патриотов в конце XVIII века не смогла спасти Польшу .
Внутренние распри, предательство, поглощение сильными империями — таков характерный облик конца славянских республик. Очень похожим был облик Новгорода перед тем, когда тот был присоединён к Московскому княжеству.
Однако после гибели своего государства польский народ продолжал оставаться вполне жизнеспособным. Он крепко вцепился в свою национальную идентичность. Католическая вера поляков ещё больше окрепла.
Была длительная борьба за освобождение (например, польские восстания XIX столетия). Продолжала развиваться национальная культура .
Постепенно к XX веку поляки стали классическим восточноевропейским народом, а возрождённая Польша — восточноевропейской страной.
Восточноевропейские народы (и не только славянские) практически все пережили века национального угнетения и жестокой военной конфронтации, как, например, сербы, и века интеллектуальной и культурной борьбы, как, например, чехи.
Поэтому для восточноевропейцев особенно значима их национальная и зачастую религиозная идентичность. Они не столь зажиточны, как жители Западной Европы и США. Но всё же в восточноевропейских странах создан достойный уровень развития экономики (хотя нередко за счёт своих граждан, работающих за рубежом). При этом восточноевропейские народы демонстрируют гораздо большую степень жизнеспособности и национальной мобилизации, чем их соседи на западе и на востоке. Например, в начале XX века польский народ проявил высокую степень организованности и единства во время знаменитого похода Тухачевского на Варшаву. (Как ни цинично это звучит, но национальный гнёт, не переходящий определённые границы, и борьба против него «тренируют» нацию, способствуют её сохранению, тогда как подвиги имперского строительства, наоборот, истощают).
Такова и Польша. Польский политический режим первой половины XX столетия, персонифицированный в маршале Пилсудском, имеет немалое сходство с венгерским режимом адмирала Хорти и румынским маршалом Антонеску. Это был период восточноевропейского национал-авторитаризма.
Потом — гитлеровская оккупация и членство в Варшавском договоре. Во всей восточной Европе существовали режимы разной степени просоветскости.
Крушение советской системы — появление в Восточной Европе национал-демократических режимов, которые строятся в соответствии с моделями западной демократии, но при этом они гораздо более национально ориентированы. Зачастую в Восточной Европе открыто не считаются с установками западной политкорректности (те же марши бывших эсэсовцев). При этом реальной демократии и народовластия на Востоке Европы гораздо больше, чем на Западе.
Находят немало общего между такими политиками, как братья Качиньские в Польше, Босеску в Румынии, Урбан в Венгрии. Всех их порой сравнивают с А. Г. Лукашенко.
Во многом лояльность «большого» Запада к восточноевропейской специфике объясняется существованием российского «пугала», традицией так называемого «санитарного кордона» между Россией и Западом. И в случае краха России Запад может резко поменять свою политику в отношении к «восточным братьям».
Существует мнение, что именно Восточная Европа (и вместе с ней Польша) может стать последним оплотом европейскости и христианства в свете последних тенденций в сфере демографии и миграции. Например, в Польше относительно низкое количество мигрантов из стран Азии и Африки, высок уровень христианизации общества.
На примере России и Польши можно увидеть плюсы и минусы «неславянской» и «славянской» государственной организации у славян.
Россия, пойдя по последовательно «неславянскому» пути, добилась невиданных успехов в государственном строительстве, созидании великой империи и культуры. Но при этом сильно пострадала способность русских к этнической самоорганизации, к развитию дееспособного гражданского общества.
Польша пошла по «славянскому» пути. Ее «имперский проект» провалился, суверенная государственность была уничтожена. Но при этом сохранилась и окрепла система этнической самоорганизации, гражданского общества, что позволило воссоздать национальную государственность и отстаивать свою самобытность в условиях глобализации.
Близкая к России Украина также сохранила славянскую специфику национальной самоорганизации. Государство на Украине было слабым и нестабильным. Основой общества являлась самоорганизация свободных украинцев. Поэтому на определённом этапе развития украинцы находились в подчинении то польского, то русского государства. Но теперь украинцы выглядят весьма достойно на фоне удушенных собственной империей русских. То, что украинцы выстоят в условиях исламской экспансии, гораздо более вероятно.
В настоящее время реально действующих государств, основанных на исконно славянских традициях, не существует. Современные славянские государства организованы на других, гораздо более современных началах. Однако память о самоуправляющихся «славиниях» окончательно не ушла. Она сохранилась в ментальных образах, влияющих на актуальное восприятие мира.
«Память о славиниях» влияет даже на составление программ политических преобразований. Например, некоторые русские политические мыслители выступают за децентрализацию РФ, уравнивание «русских» регионов с национальными автономиями, урезание полномочий федерального центра, перевод армии на территориальный милиционный принцип комплектования и пр.
Причины появления русского централизованного государства
1. Традиции киевского единодержавия.
2. Тюркомусульманское влияние (Золотая Орда, Турция).
3. Традиция китайского легизма. Передана через посредство Золотой Орды как «пример эффективного менеджмента».
4. Европейские традиции сильной ренессансной государственности.
5. Византийская традиция (исключительно в декоративном плане).
6. Главная практическая причина — необходимость обороны засечных черт.
Русские — белые арабы?
Шаблонным риторическим приёмом является рассуждение о смешении западных и восточных черт в менталитете русских. Отчасти это так. Только вот за какие социальные сферы отвечают элементы менталитета?
В общем и целом в русском менталитете нет ничего восточного: ни сильного коллективизма, ни традиционализма. И почитание старших, и почитание мужчин даже в традиционный период у русских в целом было умеренно европейским.
Восточным у русских являются только политический сегмент ментальности, представления о социальной иерархии.
При этом Восток — понятие уж очень широкое. И всё там очень по-разному: конкретно русские представления о власти близки к арабо-исламским с одиночным, но важным элементом из китайского легизма — абсолютизацией светской, государственной власти. Именно из-за всего этого русских и называют «белыми арабами».
Власть и социальная иерархия у русских жестка и авторитарна, но хрупка и постоянно находится под угрозой, потому что испытывает постоянный дефицит легитимности. Очень многие так и ждут, когда «Акела промахнётся».
Раздаются голоса о якобы «кастовом строе» у древних русичей, что в принципе является полной ерундой. Это особенно наглядно демонстрирует традиционно сравнительно низкий статус русского духовенства.
Единственной действительно «высшей кастой», реально возвышающейся над общей массой свободных людей, был правящий род. Сначала — княжеский, потом царский, императорский. Потом — особа верховного правителя СССР и РФ. В Древней Руси монарх реально часто не имел много реальной власти, но обладал полноценным статусом сакральной фигуры. Вот поэтому членов династии Рюриковичей ни на каких местных бояр не меняли…
Остальная сложная и разветвлённая социальная иерархия не имела полноценной легитимности. В Древней и Московской Руси регулярно «били бояр». В Российской империи по возможности убивали и грабили дворян, вплоть до их истребления большевиками. Об отношении к православному клиру как со стороны «народа», так и «начальства» и говорить не приходится. Сходным было и остаётся положение разбогатевших предпринимателей.
Уже вполне служилые казаки в Российской империи постоянно хамили «барам» и «начальникам», от которых непосредственно не зависели. Это демонстративное неуважение имело во многом ритуальный характер и было составной частью казачьего статуса.
Представителей различных элит, как и представителей других «квазисубэтносов», часто считали чужаками и чуть ли не инородцами.
Также вели себя и представители элит: крайне грубо, надменно, нередко преступно по отношению к нижестоящим, склоняясь к жёсткому доминированию и подавлению.
Поэтому социальный порядок и иерархия, чтобы существовать, должны были быть жёсткими и опираться на силу. Определённое исключение представляла из себя фигура верховного правителя. Те же своевольные казаки её от души почитали. Вся остальная система, наряду с принуждением, держалась на его авторитете, который также не был абсолютным и очень зависел от индивидуальных особенностей царя, генсека, президента. Выехать на «одном титуле» было невозможно, особенно в глазах элиты. Верховных правителей свергали, убивали. Романовы, например, были выборной династией. И сомнения в её легитимности по сравнению с «природными» Рюриковичами подспудно сохранялись в среде элиты вплоть до ее свержения, и этому свержению способствовали.
Поэтому такую огромную роль в системе русской власти играли принуждение и авторитаризм и личный авторитет её представителей — иначе стройная и мощная система грозит смениться анархией.
Всё это присутствует и в арабской системе власти и социальных отношений, где иногда даже за искренним поклонением и раболепием скрывается постоянная готовность ударить в спину, что подтверждается недавними событиями в Ливии. Правитель должен доминировать и внушать страх, а не только эффективно управлять. Необходимость этого подтверждает печальная судьба императора Александра II и. возможно, Александра I.
Но у русской и арабской политической традиции есть и серьёзные различия. У русских меньше значимость религии и духовенства, а больше значимость государства, в чём сказывается влияние китайского легизма, принесённого монголо-татарами. а также ренессансной европейской традиции.
К тому же русская политическая система создавалась для обороны, а не для нападения, в отличие от арабской. И почитание верховного правителя имеет более глубокие корни. Поэтому русская государственная система стабильнее и «крепче на излом» в случае внешнего давления. Русские не «кинули» Александра I и Сталина под угрозой более сильного противника, как арабы «кинули» Хусейна и Каддафи.
Но дальнейшая судьба русской системы власти очень сомнительна, прежде всего, потому, что среди всевозможных элит и контрэлит вследствие бюрократического отрицательного отбора слишком мало сильных, умных, харизматичных и авторитетных людей.
Это — прямое следствие страха за своё положение, тем более что при падении советской власти в России не произошло никакой революции и никакого революционного подъёма сильных и харизматичных «кадров».
А без достаточного уровня личных качеств и «личной силы» у представителей элиты русской системе власти придёт неминуемый конец.
Суть великорусской истории
Вся история великорусского государства начиная с конца XV столетия — крайне смелый эксперимент, выходящий за пределы традиций, морали и религии, а зачастую и интересов самого русского народа, и демонстрирующий ум, в высшей степени свободный от любых предрассудков, и железную волю, не считавшуюся ни с чем. Зерно этого было заложено с самого начала, а в большевиках проявилось наиболее ярко и концептуально.
Но уже создателя Российского государства Иоанна III называли царём-антихристом…
Политическая и общественная традиции великорусского государства — это радикальная инновация, полный разрыв с предыдущей общинно-полисной традицией, которая предусматривала во многом республиканские традиции и независимость общин, разрыв со «старой» моралью и устоями, последовательное следование политической целесообразности, заимствование эффективных, но совершенно чуждых русичам социальных практик.
Социальная необходимость — защита в первую очередь от Великой Степи, во вторую — борьба с восточноевропейскими государствами и необходимость занять геополитическую нишу господина Северной Евразии, пока это не сделали другие и не уничтожили восточных русичей.
Для достижения этих целей они и создали Русское (централизованное) государство, основанное на абсолютно противоестественных для русичей принципах, но зато соответствующее требованиям исторического момента.
Тем самым «начинающие» великороссы продемонстрировали способность целиком опереться на принцип целесообразности, что и стало одной из основных черт нашей ментальности.
Но так поступили далеко не все русские. Многие из них, например казаки и старообрядцы, выбрали верность устоям и традициям. Но и во всех слоях русского общества в той или иной степени сохранялось неприятие государственной деспотии и представление об общинно-полисном идеале, предусматривающем права общины, самоуправление, ограничение произвола начальства. Киевская Русь продолжала жить на ментально уровне, на уровне частных практик, что порождало тотальную нелояльность и нестабильность, вечную «фигу в кармане».
Создание Российского государства для обычных людей было созданием оболочки, под которой они совершенно не хотели меняться. Они хотели жить так, как будто государства нет и по-прежнему существует конгломерат свободных общин времён Киевской Руси, только огороженный живой стеной государства, которому нужно платить дань и изображать преданность.
Всё это обернулось борьбой русского народа с самим собой и фальшью видимой картины общества. Русским людям навязывалось прокрустово ложе, в которое они «укладывались» лишь по видимости, либо бежали из него физически, либо в творчество, науку, изобретения, смелые философские картины, либо в алкоголь.
Такая ситуация была крайне тяжёлой, к ней трудно было приспособиться. Но в процессе приспособления талантливые русские совершили массу подвигов и добились невероятных успехов.
Но естественно, что государство такая ситуация не устраивала. Поэтому русское государство всеми силами стремилось преодолеть русскость.
«Нового человека» стали создавать ещё московские государи: человека-винтика, человека-функцию — орудие, «артикулом предусмотренное». Просто большевики объявили об этом во всеуслышание и добились наибольшего успеха. Но и сами русские — начальники разных эпох — не смогли убить русских в самих себе, и поэтому копали под основы своего собственного господства, которые оставались им глубоко чуждыми. Это наблюдается и сейчас…
Отсюда жестокость власти, пренебрежение к соотечественникам, коррупция и взаимная злоба, презрение к законам, обычаям, религии.
Поэтому во все эпохи русское государство не любило русских и им не доверяло и считало иностранцев и инородцев гораздо более лояльными, поэтому их и поддерживало. Специфика русского государства со сменой эпох становилась всё рельефнее. Постепенно нарастала и государственная русофобия. Своего апогея она достигла в наше время.
Государственная деспотия в огромной степени способствовала развитию среди русских людей индивидуализма. При деспотизме господствуют вертикальные социальные связи. Индивидуалистом легче управлять, и он сам меньше зависит от окружающих, подчиняясь только начальству. При большевиках «государственный», чиновничий взгляд на людей как на объект эксплуатации проник во все слои общества. Русские стали друг другу чиновниками.
Всё это время русский народ не был единым политическим субъектом, но был организован в соответствии с принципами, унаследованными из Киевской Руси, где политическими субъектами были отдельные общины — земли. На их место пришли социально-идеологические группы русских, которые и были политическими субъектами. Такими группами являлись дворяне, интеллигенты, большевики и пр.
Государственная русофобия, недоверие к русскости, ее принижение, стремление преодолеть национальную сущность стало идеологическим знаменем некоторых русских социально-политических групп, особенно близких к власти и (или) претендовавших на неё, например либеральной интеллигенции. Русская русофобия была и важным средством поддержания социально-групповых границ реальных политических субъектов. Отсюда появилось, например, и казачье самостийничество.
В настоящее время российская имперская государственность подошла к своему логическому завершению. С одной стороны, она стала абсолютно русофобским и не выполняет свою главную миссию — не ведёт борьбу с агрессией исламского Юга, а, наоборот, ей способствует.
С другой — при большевиках государством была уничтожена самоорганизация русских. Поэтому просто некому подняться и свергнуть деградирующее чиновничество — такой силы нет. И чиновники смогут спокойно добить и государство, и самих себя, и никакая «оппозиция» не сможет их реально заменить.
Скорее всего, всё будет разрушено до основания. И только потом будет дано «новое начало».
Смысл и суть русского государства чётко передаётся высказыванием «Цель оправдывает средства». «Какой кошмар!» — скажете вы. Но будете правы лишь наполовину. Кроме русофобии, издевательств над людьми и отдельным человеком в русском государстве было и другое.
Принцип «Цель оправдывает средства» предопределил огромные, небывалые достижения, невозможные в обычном обществе с тем же уровнем ресурсов и социальной организацией. Кроме бескомпромиссного целеполагания огромную роль сыграла и природная одарённость русских в самых различных областях. Это не только грандиозные военные победы, выход в космос, крупнейшая в мире сухопутная держава, но и русская культура, в которой русские за триста лет сделали больше, чем представители величайших цивилизаций за тысячи лет.
Русского ничто не ограничивало в достижении цели: ни законы, ни традиции, ни сила врагов, ни противодействие природы, ни собственная слабость — ничего, кроме такой же личной воли.
За достижение целей было заплачено непомерно много. Русские не постояли за ценой и добились адекватных результатов.
Суть великорусской истории передаёт отнюдь не мусоленье «берёзок» и «смирения», а чеканные слова Старшей Эдды.
Гибнут стада.
Родня умирает,
И смертен ты сам;
Но смерти не ведает
Громкая слава
Деяний достойных.
Хорошо прожили свою историческую жизнь великие народы Запада. Но мы добились большего!
Быть может, имя русского народа забудут, но свершения наших предков будут помнить всегда. Их будут приписывать собственным предкам, богам и великанам древности. Руины наших построек будут неумело латать и возводить свои святыни на месте наших строений.
У многих народов есть мифы о древних исполинах, обладавших небывалой силой и мудростью и павших под грузом собственных грехов и гордыни.
Широко известны кавказские мифы о нартах — древнем народе, который согласился на короткую историческую жизнь в обмен на величайшую славу и победы. На практичных и консервативных кавказцев нарты совершенно не похожи. А вот на русских — один в один.
Нынешние великороссы — люди переходные, звено, соединяющее великих предков с чем-то принципиально новым: нечто между римлянами и итальянцами.
Великорусская империя неминуемо уходит из социальной жизни. Ничто не может её спасти. Никакое уважение к «государству» и «империи» уже не способно её сохранить, потому что империю многие уважают, но почти никто не сражается за неё и не жертвует ничем. «Нам остались только сны и разговоры» или создание реально действующих коллективов выживания.
В реальной исторической жизни империи не будет, быть может, уже через несколько лет. Останутся память и мифы, которые, возможно, «переплавятся» в эпос.
Потомки великороссов будут абсолютно другими людьми в абсолютно другом мире, с абсолютно другими социальными практиками. Но для них будет жизненно важна память о Великороссии: «Илиада» и «Шах-наме» о русских царях и генсеках, полководцах, писателях и учёных. Всё это понадобится, чтобы просто сохранять человеческий облик, потому что это память о реальных победах.
Империя vs традиционализм
В наше время империю пытаются объявить оплотом традиционализма, консерватизма и коллективизма или. соответственно, мракобесия, реакции, нарушения всевозможных прав и свобод и пр. Такие зеркальные характеристики с разными знаками способствовали появлению и закреплению представления о том, что империя есть оплот традиционализма и присущего ему коллективизма.
Однако это совершенно не так. Реальность обратно пропорциональна устоявшемуся мифу, тем более что империя — это не обязательно монархия либо тоталитарное или авторитарное государство. Империей фактически можно назвать любое государство, где есть мощный, разветвлённый государственный аппарат и правящая элита не зависит от осознанной воли массы коренного населения. Наоборот, население максимально подчиняется воле элиты и государства. Такое положение достаточно стабильно. К тому же империя относительно обширна и (или) богата. Империи нередко бывают многонациональными, но не всегда.
Основные современные западные государства по своей сути — империи. Формальная организация государственного устройства ничего не значит.
В империи основная масса народа как целого в общем-то бесправна и безгласна. Почему же народ веками и во многих местах терпит такой несправедливый общественный строй?
Империи имеют ряд преимуществ: обеспечение мира и безопасности коллективов выживания в условиях вероятной военной угрозы, возможность занять делом активных индивидуалистов и отвлечь их от внутренних смут. Они могут завоёвывать и осваивать что-либо, а также создавать произведения искусства и пр. Память о былом имперском величии позволяет поддерживать позитивную идентичность народа, даже если он живёт уже совершенно по-иному. Например, евреям очень помогала память о царствах Давида и Соломона, когда они сами жили в диаспоре.
К тому же империи чаще всего полностью или частично создаются вынужденно. Без жёсткой имперской оболочки сообщество может быть попросту уничтожено конкурентами.
Империи открывают небывалые возможности для личной, индивидуальной самореализации, позволяют возвыситься над себе подобными или просто почувствовать себя свободной личностью, независимой от мнения большинства. Просто жить так, как хочется.
Именно такие возможности порождает господство вертикальных социальных связей в обществе. Власть имущие защищены от «народного контроля»: их контролирует вышестоящий начальник. Можно выполнять его волю и жить как угодно. Точно так же в империи живут не только начальники, но и их бесчисленные клиенты: предприниматели, воины, учёные, деятели искусства. Именно в империях появился и расцвёл феномен «свободного художника», который не оглядывается на мнение «скучных обывателей».
И так в империях предпочитают жить более или менее сильные и способные люди. Им выгоднее служить вышестоящим, а не бунтовать. Так — больше свободы и самореализации. Поэтому в любой империи более или менее активно работают социальные лифты, в отличие от обществ со слабым государственным началом, где элита может быть жёстко замкнутой и где она не претендует на столь сильный контроль над нижестоящими.
В «традиционной», «восточной» империи под слоем огосударствленных индивидуалистов существует основная масса общинников, которые живут среди горизонтальных социальных связей, обычаев, традиций, религии и коллективизма. Они в гораздо меньшей степени защищены государственной иерархией и государственным законом, поэтому вынуждены держаться друг за друга, соблюдать правила и по крайней мере в своей среде жить по республиканским принципам.
Более или менее элитная среда империи — рассадник всех «либеральных» пороков, например безудержного индивидуализма, который играл огромную роль даже в империях степных кочевников. Индивидуалисты — «люди длинной воли», создали империю Чингисхана. Позже они же развалили бесконечными усобицами Золотую Орду и достаточно организованно переехали в Москву.
На почве имперского индивидуализма и гедонизма из века в век расцветает и религиозное вольнодумство. Даже если империи создавали мусульмане! Взять хотя бы рационализм античного типа и безудержный мистицизм, доходящий до самообожествления и сатанизма, процветавшие в блистательном халифате Аббасидов, или социокультурный синтез Кордовского халифата в Испании.
В более поздней и культурно вторичной империи Тимуридов вольнодумством в основном занимался правитель Улугбек вместе с созданной им математической академией, за что и был убит.
Но в основном либертинаж тимуридской элиты выражался в банальном алкоголизме. В той среде считалось чуть ли не модным умереть от алкогольной интоксикации или от передозировки опиума. Так они выражали то. что были выше «оков религии».
Нынешние саудиты бином Ньютона не изобретают, и ваххабиты тоже. Но тем не менее многие из них делят своё время между дорогими иностранными борделями и такими же наркологическими клиниками.
А европейский рационализм и атеизм стали по-настоящему проявлять себя в кругах, близких к блестящей и образованной элите Французского королевства.
Сейчас наши «ымперцы» нападают на «бесстыжих содомитов»: на публику, характерную для имперской элиты и её богемной «обслуги» всех времён и народов. О нравах закрытых учебных заведений для элиты Британской или Российской империи написано немало. А в китайском языке есть термин «дунсян», буквально: «отрезанный рукав». Таково одно из по-восточному поэтичных китайских названий гомосексуальных отношений. По легенде, один из императоров почивал с любимым евнухом. Правителю неожиданно пришлось встать по важному государственному делу, и чтобы не будить евнуха, монарх отрезал свой рукав, на котором тот спал…
Ни один серьёзный монарший двор или элитный круг без «такого» образа жизни в том или ином объёме не обходился…
Конечно, имперский принцип эмансипации отдельной личности порождал не только гедонистов и дегенератов: он порождал великих героев и гениев, таких как Суворов, Кутузов и Лев Толстой.
Оба «начала» в немалой степени воплотил в себе Оскар Уайльд.
Конечно, среди имперских элит были далеко не только вырожденцы или великие герои. Существовала также масса адекватных приличных, консервативных и набожных людей. В лучшие времена империй они численно преобладали, но в любом случае в элитной среде действовал принцип верховенства вертикальных связей и индивидуализм.
Любой империи жизненно необходим многочисленный «низший слой»: эгалитарный, коллективистски настроенный, консервативный и религиозный. В основном этот слой представлен крестьянством. Конечно, крестьяне экономически обеспечивали империю, давали крепких и мужественных людей для армии.
Но крестьянство — не самый эффективный источник доходов и экономического процветания. Для армии крестьяне уже гораздо важнее, но есть и другие источники комплектования.
Многочисленное общинное крестьянство — основной моральный резервуар для сохранения империи — это резервуар сильных, мужественных коллективистов, которые могли «подпереть» разложившуюся элиту. В некоторых случаях — полностью или частично её заменить, как это не раз случалось, например, в истории Китая.
Любая империя, несмотря на присущий ей блеск и успешность, структура с отрицательным КПД. Она поглощает силы и энергию трудолюбивых крестьян и героических воинов и выдаёт «на выходе» педерастов и либерастов — свой естественный продукт, в неизмеримо большем количестве, чем Суворовых и Толстых…
Так как с усилением империи крепнет и разрастается её «верхний слой», то вместе с ним разрастаются и эгоизм, гедонизм и потребительство. Поэтому столь бесславным был конец Римской империи, самых блестящих династий Востока, и поэтому вот так живём сегодняшние мы, подданные увядающих империй.
Имперские элиты, чувствующие свою силу, часто не церемонились с традиционным укладом и выступали локомотивом внедрения в жизнь новшеств. Взять хотя бы элиту России петровского периода, древнекитайских легистов.
Только вот методы административного управления людьми «сверху» порождают развал полноценных неформальных коллективов, основанных на горизонтальных связях. А это разрушает общество в целом. Деспотизм и бюрократизм неизбежно убивают патриотизм, религиозность, семью и пр.
Тогда имперским элитам приходится меняться. Они обращаются к традиционализму и охранительству, когда чувствуют, что почва уходит у них из-под ног, как это было в России при поздних Романовых. Частично и гораздо менее последовательно — в позднем Советском Союзе. Как это происходит в России сейчас — совсем уж «показушно». Только поэтому империи ассоциируются с консерватизмом и апелляциями к традиции. Такими их заставали накануне гибели…
К сожалению, наша ситуация гораздо печальнее, чем в древних империях. И в России, и на Западе в период модерна и постмодерна имперский принцип достиг своего максимально полного воплощения. Специфика жизни элиты была распространена практически на всё население, во многом для того, чтобы избежать дальнейших революций и исключить в зародыше недовольство. Организация экономики и общества, уровень благосостояния позволили распространить на большую часть населения принципы индивидуализма и гедонизма.
Люди не получили реальной возможности управлять государством и обществом. На деле самоуправления и самоорганизации граждан стало гораздо меньше, возросла зависимость от государства, особенно в Советском Союзе и постсоветской России. Просто специфика взаимоотношений, притязаний и психологические установки чиновников, богемы и буржуа стали характерны для большей части населения без получения, конечно же, реальных полномочий, а также реальных знаний и навыков.
Большинство «простого народа», как уже говорилось, состояло из крестьян, самостоятельных хозяев, людей с серьёзными навыками самоорганизации на местном уровне и ещё более серьёзными навыками самостоятельного автономного выживания, например в плане добычи пропитания, которым крестьяне ещё и обеспечивали всех остальных. Они обладали очень чёткими представлениями о должном и недопустимом.
И на деле любая элита крестьянства побаивалась и считалась с ним, хотя изо всех сил старалась это скрыть.
В Китае крестьянство регулярно устраивало успешные революции. В Европе и России крестьянские войны и восстания, как правило, терпели поражения. Но крестьянство достаточно жёстко «поддавливало» элиту снизу, заставляло её быть в тонусе, например, проявлять доблесть во внешних войнах, совершать другие яркие общественно значимые деяния. На деле Иван Грозный гораздо больше считался с мнением народа, чем Ельцин или Путин.
В эпоху модерна хитрая и «цивилизованная» элита решила избавиться от векового кошмара — от крестьянства. Стала вестись целенаправленная разносторонняя работа, сочетавшая жестокий террор и подкуп, идеологическое шельмование «сельского быдла» с оплакиванием его трудной, «совершенно невыносимой» жизни.
Классический пример уничтожения крестьянства — политика российских коммунистов: от «Декрета о земле» до коллективизации, от коллективизации до борьбы с «неперспективными деревнями» и вплоть до разрушения фактически теми же коммунистами ими же созданного колхозного строя.
И в СССР, и на Западе был брошен клич о выравнивании людей, как в плане прав и свобод, так и в плане материального достатка. Появилась возможность голосовать, иметь машину и ездить в отпуск.
В обмен на это массой «цивилизованных» людей была утрачена способность к какому-то вообще материальному самообеспечению, самоуправлению и самоорганизации. Из самостоятельных мелких хозяев основная масса населения превратилась фактически в дворовую прислугу элиты, в людей, у которых нет ничего своего.
А известно, что дворня — это вместилище всех возможных пороков: пьянства, разврата, лени, неспособности делать что-либо полезное. Единственным занятием некоторых дворовых были мелкие пакости, в основном в отношении ещё более слабых.
Не правда ли, знакомо!
Именно ценой превращения всего населения в полностью зависимых дворовых людей западная и российская элита планируют избежать революций. Только вот на дворовых и опереться толком нельзя!
Отсюда гедонизм, индивидуализм, взаимная жестокость и отчуждённость, массовое движение сексуальных меньшинств, падение значимости религии — словом, всё, что веками было достоянием элитарного «лепрозория», распространилось на основную массу населения. Отсюда — слабость народа, его небывалая зависимость от элиты (замкнутость элитарных групп, несомненно, имела и гигиенический характер и была призвана защитить от развращения низы общества), неспособность людей элементарно прокормить себя без помощи «начальства», что веками успешно делали «тёмные и забитые» крестьяне. Теперь народ живёт по тем же принципам, что и начальство, и ни на что самостоятельное не способен.
Крестьянских и прочих эгалитарных, самоуправляющихся и самоорганизующихся общин у нас сейчас практически нет. И только в случае их возникновения могут появиться хоть какие-то надежды на обновление общества, возрождение государственности и пр. Без них наше позднеимперское общество не способно ни к движению вперёд, ни к простому самосохранению.
Напомню немного о подлинных республиканских принципах. Индивидуализм, автаркия отдельной личности, права меньшинств, атеизм в их число не входят! Эти принципы исключительно имперские!
Любая настоящая республика держится на последовательном коллективизме и единстве граждан, полном подчинении общественному мнению и общественной воле отдельного человека, преданности отеческой вере.
Недаром на рубеже XVIII–XIX веков умеренность и патриотизм называли республиканскими добродетелями и противопоставляли их «имперской» развращённости.
Таковы были ценности античных полисов, русских казачьих войск, ранних Соединённых Штатов Америки. И если эти принципы нарушались, то республики либо гибли, либо перерождались в империи. Столп республики — неизменность обычаев и традиций (религиозных, брачных и многих других).
Основной недостаток империи отнюдь не в том, что людям живётся в ней бедно и плохо или что нет свободы. Наоборот, в империях сравнительно высок уровень благосостояния, личной свободы, безопасности. Просто, в том числе под влиянием этих достоинств, разрушаются устои человеческого общежития. Любая империя — саморазрушающаяся структура, и механизм неизбежного самоуничтожения заложен в ней самой.
Русские и западная демократия
Современная демократия европейского типа чаще всего приживается в странах, где в своё время был развит жёсткий сословно-кастовый строй с минимальной социальной мобильностью (Европе, Индии и Японии). Ведь этот строй предполагает наличие прав и обязанностей вне зависимости от материального достатка и служебного положения. И отсюда один шаг до признания неотъемлемых прав гражданина. А вот в странах, где в старину каждый, по крайней мере теоретически, мог стать важным и значительным, демократия толком не прижилась. Здесь менять свою жизнь к лучшему предпочитали индивидуально, в рамках авторитарной системы, тогда как в сословно-кастовом обществе добиться прав и свобод может лишь социальная группа в целом, изменив общество.
В России сословия по европейскому образцу были, сам термин такой есть. Только вот неотъемлемые права, не зависящие от богатства и служебного положения, милости «начальства» не слишком соблюдались. И каждое усиление государственности сопровождалось ослаблением сословности, государственность её постепенно перемалывала, вплоть до советизации «с сословностью наоборот» и неудачной попыткой не допустить сложение новой сословности.
И судьба институтов западной демократии у русских противоречивая: это и чередование изрядно либеральных периодов с «закручиванием гаек», и сосуществование институтов западного общества с авторитарной властью, например, изрядная свобода печати, независимость судопроизводства, а потом и парламентаризм сосуществовали с самодержавием на рубеже XIX–XX веков, свобода прессы существовала при диктатуре Ельцина.
Русскость предполагает не авторитаризм или демократию, а, скорее, их чередование и (или) сосуществование. В целом демократия трижды присутствовала в истории великороссов в виде, близком к вечевым: Смутное время, революционные события 1917–1918 года, 1990—1991-е годы. Периоды эти были короткие. В остальное время «гибридный режим» чередовался с жёсткой диктатурой.
Любую демократическую страну Россия издавна превосходила свободой бытовой повседневности и индивидуального поведения. Но это уже другая тема.
Роль коммунистов в жизни русских
Коммунисты уничтожили русские коллективы выживания и русскую самоорганизацию, то есть основы выживания народа. Такой чрезмерной ценой они довели до логической вершины развитие российского имперского государства, сделали его максимально жестоким и максимально эффективным.
Одновременно большевики оттянули фактический распад русского народа, который уже назревал к началу XX века, когда свой уклад жизни и идентичность оформлялись и рефлексировались в богатейших казачьих регионах, в Сибири. Русской грозила остаться лишь территория Московского царства Ивана Грозного, и то не вся.
Проводя во многом крайне русофобскую политику, коммунисты оформили русский советский народ со специфической «паспортной» идентичностью и достаточно унифицированным укладом жизни и идентичностью. Этого в царской России и близко не было. Пестрота русской жизни и русских идентичностей была неимоверная.
В Российской империи во многом были «недооформлены» не только украинцы, белорусы, азербайджанцы, но и собственно русские. В советское время это оформление произошло.
Такие вот противоречивые результаты. Нация была доформирована и спасена от распада и одновременно лишена политической субъектности и механизма самозащиты и самовоспроизводства.
Причины победы коммунистов в России
1. Склонность русских действовать по обстоятельствам, а не в соответствии с обычаями или законами.
2. Большое различие между идеалами и ценностями и реалиями жизни. По этой причине идеалом может оказаться весьма причудливая идеология. Одновременно отличие иногда порождает желание ликвидировать разрыв, привести реальность в соответствие с далёким от жизни идеалом.
3. Большое количество среди русских совершенно непохожих друг на друга групп людей: от живущих почти первобытными общинами до постмодернистов. Наличие запроса на преодоление раздробленности на основе ценностей европейского модерна (стандартизация жизни и быта, образовательный и технический прогресс). Однако различия между разными группами слишком велики, чтобы преодолеть их мирным путём, без уничтожения некоторых из них.
4. Наличие большого числа твёрдых характером и профессиональных русских людей, подготовленных для осуществления масштабных проектов.
Продолжение большевиками традиционной имперской политики с доведением традиционных имперских начал до совершенства и до маразма одновременно: например, создание эффективнейших спецслужб, которые истребили огромное количество достойных людей, в том числе и сотрудников этих самых служб.
Сталин: реальные цели
Речь здесь отнюдь не будет идти о новых рассекреченных документах, анализе «теоретических» трудов Сталина или конспирологических гипотезах. Всё это крайне мало подходит для анализа реального мировоззрения этого правителя. Реконструкция строится на конкретных фактах политической и социальной жизни.
Как и почти всё в русском коммунизме, доктрина Сталина была реакцией на события Первой мировой войны и Октябрьской революции. Сталин, как профессиональный революционер, очень ясно ощущал несоответствие азиатского государственного устройства России славянской ментальности русских, исходящую от ментальности вечную угрозу. Так что основной целью Сталина была ментальная контрреволюция: изменить людей так, чтобы они больше не могли угрожать государственному устройству. Он также видел внешнюю угрозу, исходящую от немцев, и хотел ее предотвратить.
Русских планировалось сделать полностью интегрированными в государство, неотделимыми от государственных целей, эдакими китайцами, но не традиционными — конфуцианцами, а китайцами-легистами, проект создания которых провалился в Китае. Конфуцианство вообще чуждо русской традиции, в отличие от легизма, в форме «эффективного менеджмента» привнесённого из империи Чингисхана. (Высказывание «Кадры решают всё» если даже и не принадлежит Сталину, то очень верно выражает его мировоззрение.)
В связи с этим планировалось резкое повышение единообразия российского общества, упрощение социальной структуры. Здесь был задействован традиционный русский архетип — небольшой хутор и его единоличный хозяин. С помощью укрепления государственного механизма, подавления «центров силы» и массового развития техники планировалось превратить огромную страну в небольшой Хутор, где каждый человек лично легко досягаем для Хозяина. (Ещё первые московские государи позиционировали Россию как своё личное имение — вотчину. Развитие техники породило попытку воплотить старинную идею в жизнь.) Преддверие крупнейшей мировой войны ставило вопрос о создании в СССР гражданской нации — единого коллектива выживания, совмещении сильных сторон коллектива выживания и воображаемого сообщества (о таком обществе иногда упоминает сайт АРИ).
Сталин был архетипическим большевиком — представителем «государственного» начала. Он продолжил начатую Лениным борьбу с «субэтносами». И сделал так, чтобы «государственное» начало достигло своего логического завершения и реализации.
Сталинский террор был последовательным погромом «субэтносов», с использованием одних против других. Конец 1920 — начало 1930-х годов — это погром старых субэтносов: во-первых, остатков дореволюционных «бывших» (дворян, священников, белогвардейцев, интеллигентов и особенно «старых» инженеров и других производственников, которые продолжали иметь значимость благодаря быстрому развитию промышленности).
То же самое можно сказать и о раскулачивании, коллективизации и искусственном голоде на Юге России. Уничтожался самостоятельный, архаичный (сохранивший максимум из Киевской Руси) и боевой субэтнос крестьян и особенно наиболее боевая его часть — казачество. И крестьяне, в большей степени казаки, веками были в своеобразной изоляции от государства, имели своё самоуправление и пр. С помощью террора и последующей коллективизации крестьяне были сломлены и полностью включены в государственную систему.
С помощью «Большого террора» была ликвидирована возможность возникновения (временного) самостоятельного, неподконтрольного «центра силы» среди партийцев и военных, а также среди каких-либо иных советских граждан. (Сталин прекрасно знал, что царская власть была свергнута собственными высокопоставленными функционерами, и поэтому пытался заблаговременно обезвредить возможных «предателей».)
Борьба с подобными «центрами силы» продолжилась и после войны, взять хотя бы террор против русских и еврейских националистов, соответственно «Ленинградское дело» и «Дело врачей».
Сталинский террор был именно зачисткой центров силы, центров самоорганизации, а отнюдь не обычной «охотой на ведьм», как террор нацистов или маккартизм.
На пути к реализации сталинского плана, наряду с огромными потерями и тяготами (коллективизация, голод 1933 года, репрессии), были достигнуты и грандиозные успехи: создана промышленность, выиграна Великая Отечественная война, сделан задел для выхода в космос. Вообще-то все успехи времён Хрущёва и Брежнева были не более чем реализацией сталинских планов и заделов.
Желание Сталина лично участвовать в жизни отдельных людей и реализации проектов также давало порой очень хорошие результаты. Достойные люди спасались из сталинских лагерей, делали прекрасную карьеру, воплощали амбициозные проекты.
Но больше всего «лично товарищу Сталину» обязаны Ельцин и Путин вместе с теми людьми, которые воспользовались ситуацией в постсоветской России «с хорошей стороны», и за карьерный старт в созданной им системе, и за возможность достаточно спокойно руководить страной, революционный потенциал которой был сведён к минимуму.
Однако в целом проект оказался провальным, хотя, благодаря политическому гению Сталина и активности исполнителей, осуществлялся эффективно. Просто сам по себе он был изначально невыполнимой утопией, как и любимая Сталиным лысенковщина в генетике. Как писал учёный и писатель И. А. Ефремов, «возникновение новых видов в мгновение ока из совершенно других организмов». (На Сталина, как и на того же Ефремова и многих других интеллигентов, родившихся во второй половине XIX — первой половине XX века, огромное значение оказала фетишизация науки, технических достижений, идущих «из головы» проектов реорганизации общества.)
Огромная масса людей не может быть единым хутором. Воображаемое сообщество нельзя превратить в коллектив выживания. Первое всегда тяготеет к распаду на последние, которые всегда стремятся к замкнутости и самоценности, отделению от целого. Всё это наглядно продемонстрировала социальная история того же Китая.
Сталин многое «в этом плане» понимал, но пытался преодолеть эти тенденции с помощью научно-технического прогресса, роль которого он, однако, оценил совершенно неверно. Как и многие современники, он действительно видел прогресс линейных процессов и совершенно забыл о циклизме в истории человечества, о том, что тот же самый прогресс естественным образом уничтожает условия, его порождающие, и что индивидуализм, порождаемый прогрессом, на определённом этапе разрушает государственные и национальные общности.
Таким образом, сталинизм явился попыткой в полной мере воплотить в жизнь идеологемы русской государственности, которые ранее функционировали во многом лишь в идеологическом поле: их решено было претворить в жизнь на основе технического прогресса. Оказалось, что идеологемы были хороши именно как идеологемы, имеющие изрядное различие с реальностью, так как изначально для этого не были предназначены.
Причины сталинских репрессий
В чём причины сталинских репрессий? Объясняют их весьма по-разному: и жестокостью советской системы, и логикой тоталитарного общества. Молотов объяснял их подготовкой к войне, многие другие — личными качествами Сталина и его проблемами со здоровьем.
На мой взгляд, репрессии объясняются логикой исторического развития России. Если точнее, одним из вариантов этой логики. А именно — «государственническим». К началу XX столетия и полуэтничные социальные группы («субэтносы»), имевшие собственные интересы, и «государственное начало» находились в достаточно глубоком упадке. «Субэтносы» (дворяне, крестьяне, казаки и пр.) были отчасти «раздавлены» государством. Их разрушала новоевропейская модернизация, личностная атомизация. Этот же процесс размывал и «государственное начало». Его представители стремились к «приватизации» власти, вольности и вседозволенности и также не были лояльны к верховной власти. Это делало власть и слабой, и вредной для народа, и мало легитимной, а также порождало протест «субэтносов».
В случае победы последней мог произойти переход к неодревнерусской социальной организации общества, подразумевавшей неустойчивое равновесие различных «субэтносов» русского народа, а также ослабление государственности и децентрализации, то есть к организации, сочетающейся с активным социальным творчеством самых разных «субэтносов», в том числе и «низовых». Тогда бы начался переход великорусского народа в новое этническое качество. На его месте возможно появление нескольких народов или нового мозаичного этноса.
Сталин был архетипическим большевиком — представителем «государственного» начала. Он продолжил начатую Лениным борьбу с «субэтносами» и сделал так, чтобы «государственное» начало достигло своего логического завершения и реализации.
Сталинский террор был последовательным погромом «субэтносов» с использованием одних против других. Конец 1920 — начало 1930-х годов — погром старых субэтносов: во-первых, остатков дореволюционных «бывших» (дворян, священников, белогвардейцев, интеллигентов и особенно «старых» инженеров и других производственников, которые продолжали иметь значимость благодаря быстрому развитию промышленности), во-вторых, уничтожение «старых большевиков».
То же самое можно сказать и о раскулачивании, коллективизации и искусственном голоде на Юге России. Уничтожался самостоятельный, архаичный (сохранивший максимум из Киевской Руси) и боевой квазисубэтнос крестьян. И особенно наиболее боевая его часть — казачество. И крестьяне, особенно казаки, веками существовали в своеобразной изоляции от государства, имели свое самоуправление и пр. С помощью террора и последующей коллективизации крестьяне были сломлены и полностью включены в государственную систему.
В результате «Большого террора» была ликвидирована возможность возникновения (временного) самостоятельного, неподконтрольного «центра силы» среди партийцев и военных, а также среди каких-либо иных советских граждан. (Сталин прекрасно знал, что царская власть была свергнута собственными высокопоставленными функционерами, и поэтому пытался заблаговременно обезвредить возможных «предателей»).
Борьба с подобными «центрами силы» продолжилась и после войны, взять хотя бы террор против русских и еврейских националистов: соответственно «Ленинградское дело» и «Дело врачей».
Сталинский террор был именно зачисткой центров силы, центров самоорганизации, а отнюдь не обычной «охотой на ведьм», как террор нацистов или маккартизм.
Иначе чем объяснить жестокие расстрелы «верных и преданных» партийцев, военных, чекистов и весьма «толерантное» отношение к тем, кто действительно боролся с советской властью с оружием в руках — всевозможным басмачам, получившим партийные должности, бандеровцам и полицаям, отсидевшим «десятку» и потом жившим препеваюче?
Благополучие басмачей и бандеровцев можно объяснить национальной политикой советской власти. А как быть с вполне русскими полицаями, которые в немалом количестве в годы застоя накупили ордена и медали и стали «ветеранами из ветеранов»? Лояльные и «системные» партийцы и чекисты имели больше возможностей создавать «центры силы» и были опаснее для «государственного начала».
В чём была причина столь жестокого уничтожения основ самоорганизации русского общества? В молодые годы умный, наблюдательный и проницательный Иосиф Джугашвили видел тотальную нелояльность этих «основ» «государственному началу», а также нарастающую внутреннюю анархию внутри самого этого начала, что и оказалось фатальным для Российской империи. Впоследствии, став правителем России, Сталин пытался всё это пресечь на корню. (Многое и очень многое в большевизме — «работа над ошибками» Российской империи.)
Очень важную роль сыграли не только репрессии, но и реальные достижения, такие как индустриализация, победа в Великой Отечественной войне, а также возможность успешной альтернативной социализации и самореализации за пределами традиционных «субэтносов». Представители многих «низовых» групп были приобщены к «властному началу» либо фактически, либо символически.
Сталин не остановил неизбежный процесс. Он только отсрочил его, изменил форму и исторический контекст. Но вот система этнической самоорганизации, низовой мобилизации и сами русские коллективы выживания были им разрушены. Показательным здесь можно назвать ритуализированное отречение от репрессированных родственников, уничтожение массы русских людей с помощью коллег, односельчан и пр.
После его смерти вновь возникли и окрепли «центры силы»: чиновничество и «западники», те же «субэтносы», но только в форме постмодернистских субкультур. Они провели демонтаж «государственного начала» и его внутреннюю анархизацию при полном отсутствии «низовых» центров силы, что мы и наблюдали (и наблюдаем) на рубеже XIX–XX веков. Ситуация столетней давности повторяется, но с немалыми изменениями, которыми мы и обязаны тов. Сталину.
«Государственное начало» может разлагаться и деградировать относительно для себя безболезненно и безнаказанно. В русской среде ему пока некому противостоять. Власть и государство скоро уничтожат сами себя, но на замену им идут не русские, а. скорее, иноэтничные структуры.
Появление на месте великороссов нового народа (народов) происходит в ситуации отсутствия у этих самых великороссов самоорганизации, огромных трудностей в отстаивании самых насущных интересов.
Так что тов. Сталину можно сказать спасибо в равной степени за многое: и за победу над Гитлером, и за первый полёт в космос, и за безнаказанность и успешность Ельцина и Чубайса, и за безответность русских перед лицом «этнического» террора.
Памяти СССР
Наибольшего воплощения российский имперский принцип получил именно при коммунистах. Они на время приостановили процесс приватизации деспотической власти её носителями, вернули ей былую энергию и радикализм. На народ оказывалось максимальное давление, но была и максимальная отдача. По нашему мнению, СССР — прежде всего завершающий, архетипический этап эволюции Российской империи, наивысшая и последняя стадия проекта, который начал реализовывать ещё Иван III в конце XV столетия.
СССР был призван к жизни необходимостью превращения традиционного общества в модерное. В условиях единой сформированной нации это могло сделать только государство. Процесс становления модерного общества происходил в условиях начавшегося разложения и деградации русского народа. Особенно это касалось традиционных элит. При этом русский народ был чудовищно разобщен культурно и ментально. Разные социальные группы фактически были псевдонациями и не были связаны общими интересами. Когда прекратил своё существование государственный культ монарха, их больше ничего не объединяло.
Русская государственность могла рухнуть уже тогда. Его спасла тотальная диктатура прекрасно отмобилизованной группы государственников — большевиков. Помогло и наличие высокого уровня идеализма и патриотизма самых разных людей, и не только коммунистов.
В случае победы антисоветских сил (винегрета чуждых друг другу людей) наиболее реальным сценарием были бы распад России и десятилетия, а может быть и столетия межэтнических и социальных войн, вечная партизанщина и терроризм, господство иностранных держав. Неизвестно, погибло бы меньше людей, чем при коммунистическом терроре, или нет. Но с Гитлером воевать было бы некому.
Но благодаря большевикам государство окончательно победило русский народ. Независимая самоорганизация русских была ликвидирована. (Будь то сельская община, казачество, политические партии.) Русские стали полной собственностью государства: оно теперь не считалось ни с чем и могло не идти на компромиссы.
То, что СССР было «антикризисным проектом» Российской империи, показывают и сроки его существования. СССР полноценно функционировал при людях (в самых разных сферах общества), ещё заставших царскую Россию. Максимум — при их ближайших преемниках. Советский Союз был плодом желаний и чаяний имперских модернизаторов.
«Чисто советские люди», уже никак не связанные с Российской империей, очень быстро построили постсоветскую РФ. Она — проекция чаяний и мировоззрения именно людей советских и держится на советских людях и советском наследии во всём. Когда оно исчерпается, РФ погибнет.
И Советский Союз, и РФ — краткосрочные исторические проекты, не способные на самовоспроизводство. Они живут только своими корнями, одновременно уничтожая их, в отличие от самостоятельных исторических миров Российской империи и Московского царства, длительное время себя воспроизводивших.
В истории Советского Союза наиболее чётко и рельефно проявились все его особенности, достоинства и недостатки. Прежде всего, это абсолютизированный примат государства и его обожествлённой идеологии. Революционеры развили и довели до наивысшей кристаллизации (и до абсурда) имперскую государственную идеологию России. Всё жертвовалось во имя государства. И эта идеология осуществлялась на практике.
Государство в советский период было наиболее жестоким за всю историю России, но и наиболее эффективным, сильным. Оно смогло отнять и дать русским колоссально много и доброго, и злого: это и репрессии с раскулачиванием, и победа в Великой Отечественной войне, и индустриализация, и всеобщее образование, и социальная поддержка.
Миллионы русских были погублены советской властью или выгнаны с родной земли. Миллионы русских получили редчайший шанс на самореализацию, социальное продвижение, успешную карьеру и в конечном счёте на счастье.
Русское, а впоследствии советское общество было второй важнейшей составляющей наивысшего этапа развития великой европейской цивилизации, занявшей XVIII–XX столетия. Россия — это одна страна, фактически являвшаяся равновеликой всей Западной Европе и Америке вместе взятым и по научным и культурным достижениям, и по политическому вкладу. Это был альтернативный, восточный центр европейской цивилизации. Соревнование двух систем практически и было соревнованием двух вариантов европейской цивилизации: западного и восточного. Без последнего цивилизация Запада не имела бы должной устойчивости и динамизма развития. Особенно это касается Советского Союза с его колоссальными достижениями во всех областях, идеологическим влиянием на весь мир.
Советский Союз был жизненно необходим для поддержания в тонусе в частности всей западной и в целом мировой цивилизации. Соревнование общественных систем не только стимулировало развитие науки, техники и образования. Нынешние достижение цивилизации во всём мире без СССР немыслимы.
Огромную пользу СССР и Западу приносила холодная война.
Противостояние помогало сохранять традиционные ценности, укрепляло национально-патриотический дискурс перед лицом глобализации и либерального тоталитаризма. Было необходимо заботиться об институте семьи и, конечно же, о патриотизме. В период холодной войны правые и консервативные организации на Западе не испытывали такого идеологического прессинга и шельмования, как сейчас. Запад в пику СССР в определённой степени сохранял христианские ценности. В тот же период власти должны были всецело способствовать быстрому улучшению благосостояния основной части населения, быстро и эффективно развивать образование. До победы в холодной войне мир не был таким постхристианским, как сейчас. Это поистине пиррова победа обернулась для Запада стремительной потерей традиционно сильных сторон своей ментальности, таких как здоровый национализм, деловитость, трудолюбие, семейные ценности.
Постепенно вызревавшие разрушительные тенденции прорвали плотину: скрепы, делавшие общество единым, разрушились. Началась деградация совершеннейшей и эффективной социальной системы. На смену хотя бы ограниченной демократии пришла олигархическая диктатура транснациональных корпораций, банков и левой антинациональной интеллигенции.
Всё менее и менее эффективной становится наука, бизнес. Национальное производство, которое было необходимо в период блокового противостояния, практически ликвидировано. Постепенно уничтожаются социальные завоевания трудящихся. Со средним классом считаются всё меньше и меньше. Он нищает и ещё более стремительно социально и интеллектуально деградирует. Всё больше примитивизируется система образования. Профессионализм всё больше подменяется идеями политкорректности, да и простым кумовством. Всё менее востребованы мыслящие и эффективные деятели. Растёт спрос на покорных конформистов, от которых не требуются реальные достижения.
Все это, наряду с обвальной инокультурной миграцией и депопуляцией, способствует фактическому уничтожению Запада. Он стремительно варваризируется и теряет свои отличительные особенности.
Тяжелейший удар окончание холодной войны нанесло по такому проблемному региону мира, как Африка. В ходе её местные руководители могли играть на межблоковых противоречиях, получать существенные льготные субсидии. С окончанием противостояния нужда в них отпала. Это, наряду с разрушением и исчерпанием наследия «белых колонизаторов», погрузило Африку в беспросветную нищету, порой доходящую до самого настоящего голода. Теперь африканские правители вынуждены буквально продавать свои страны по бросовой цене, например Китаю.
Именно он вместе с мировым исламизмом наиболее крупно выиграл от распада СССР. Был устранён сильнейший конкурент. С одной стороны, мощнейшая империя, с другой — мощнейший проводник светской европейской идеологии. Светские, национально-государственнические тенденции в мире ислама стали стремительно слабеть. Поэтому, наряду с китайским фактором, на первый план выходит религиозный фундаментализм.
Но все вышеописанные негативные процессы вызрели ещё во времена СССР и во многом благодаря ему. В самой стране произошла сильнейшая денационализация русских (при добровольном согласии значительного их числа). Была создана модерная нация — советский народ, а русские как таковые вообще не стали современной нацией. Коммунистическая и государственная идентичность в огромной степени подменили национальную, не говоря уже о репрессиях, голоде, раскрестьянивании, разрушении русских коллективов выживания — семьи и общины, тотальном моральном разложении. Когда распался Советский Союз, распалась и соответствующая ему модерная нация, или псевдонация. Слишком легко она развалилась, и наступил постмодерн как в социальной жизни, так и в экономике. Произошла деиндустриализация. Основа экономической жизни русских была уничтожена. По-настоящему не сложившаяся нация к тому времени была напрочь индивидуализирована и атомизирована. Русские остались у разбитого корыта.
Безнравственность, беззащитность, политическая инертность современных русских — обратная сторона советских успехов и сталинского рывка.
Отношение собственного государства к русскому народу всегда было крайне жестоким. Собственное государство было едва ли не оккупантом. Оно было ориентировано на то. чтобы брать по максимуму и не давать взамен по возможности ничего. Это было и следствием ордынского наследия, и крайне жёстких условий формирования государства.
В досоветский период принципы отношения государства к народу не распространялись вглубь народной жизни. Внутри сословных коллективов были развиты установки на относительное равенство и взаимоподдержку. Особенно это касалось казачества, которое строилось на основе сильных коллективов выживания и сохраняло некоторые элементы ещё домосковского мировоззрения.
В советское время благодаря тотальному огосударствлению были разрушены не только коллективы выживания, но и другие неформальные объединения. Русского научили смотреть на своего собрата «по-государственному», то есть как на потенциальную жертву и объект эксплуатации, которого можно использовать, а потом выбросить за ненадобностью, будь то просто русский из «своей» среды или даже близкий родственник.
И не стоит преувеличивать в этом роль инородческого заговора (хотя активное влияние нерусского элемента на процесс формирования и развития советской власти хорошо просматривается). Но и в самый антирусский период 1920-1930-х годов 65 процентов членов компартии составляли русские — это при пятидесяти четырехпроцентной доле во всем населении СССР. Причина этого — в государственническо-религиозных, вненациональных традициях России. И началось это (привечание иноплеменников, примат идеологии над национальностью, приводящие к разрушению нормальных отношений со своими) отнюдь не при Петре I, а, пожалуй, уже при Иване III. Просто тенденция постепенно нарастала, пока не нашла своё окончательное воплощение и завершение в СССР.
Одновременно в СССР было поддержано, а отчасти искусственно раздуто национальное движение нерусских народов Советского Союза. Русскими и за счёт русских им была оказана колоссальная помощь. Эти народы стали стремительно развиваться и наращивать свою витальную силу. Недаром в предреволюционный период в Дагестане был едва ли не самый слабый естественный прирост населения. Сейчас в РФ — едва ли не самый высокий.
В период межблокового противостояния неевропейским народам мира борющимися сторонами была оказана огромная помощь, в том числе и СССР. За счёт неё неевропейские народы также стремительно нарастили свою мощь и демографический потенциал. За наш счёт начал свой рывок Китай. При потворстве и поддержке США окрепла экономическая мощь нефтяных арабских стран — важнейших проводников исламизма. И в других странах при помощи соперничающих сверхдержав был создан необходимый минимум развития инфраструктуры и социального обеспечения населения, чтобы впоследствии начать культурно-демографический поход на Запад.
И советская, и «демократическая» пропаганда фактически воспитывали у неевропейских протеже антиимпериализм и стремление к независимости, ненависть к «угнетателям». Всё это помогло создать нынешний воинствующий антизападнизм и антибелый расизм, который характерен сейчас для идеологического мейнстрима неевропейских народов, в том числе и в Европе.
Нельзя забывать и о влиянии коммунистической идеологии на белых европейцев и американцев. В ней была заложена мощная разрушительная сила — сила идеологем антинационального вектора, внутриэтнической и внутригосударственной розни, размывания национальной идентичности. В течение XX столетия эти идейные дискурсы стали характерными для широчайшего спектра западных субидеологий, и не только для радикально левых, что во многом и привело к нынешним плачевным результатам.
А если бы по какому-либо стечению обстоятельств Советский Союз не распался бы? Государство, возможно, сохранилось бы. Но, безусловно, потеряло бы своё русское лицо, в основном благодаря тюркам. Крепнущие элиты Узбекистана, Туркмении, Казахстана. Азербайджана взамен на неотделение взяли бы власть в свои руки. К дележу власти подоспели бы и татары, и башкиры, и якуты. СССР превратился бы в полноценный тюркский каганат. Для этой исторической альтернативы были свои предпосылки: и относительно низкий уровень сепаратизма в Средней Азии, и популярность пантюркизма в 1990-е. и последующая мода на евразийство, и мода на Л. Н. Гумилёва, который мог стать духовным гуру несостоявшегося каганата. (В Казахстане его именем и в нашей реальности назвали институт.)
Очень возможно, что русские не имели бы таких проблем с кавказцами, которых, кроме азербайджанцев, возможно, изрядно бы прижали. А вместо среднеазиатских гастарбайтеров, наркоторговцев и насильников получили бы среднеазиатских начальников и силовиков. Что лучше?
Можно с уверенностью утверждать, что роль СССР в истории России и Европы не была ни однозначно положительной, ни однозначно отрицательной. Это был важный и яркий исторический пик цивилизации, после которого началось стремительное падение вниз. Выдающиеся достижения оставили после себя пустыню и развалины, прежде всего нравственные и духовные. Поэтому результаты советского модерна по сути не отличаются от общезападных.
Развал СССР стал первым серьёзным симптомом приближающейся гибели современной европейской цивилизации, важнейшей вехой в крушении модерного общества и воцарении постмодерна, предвестием неофеодализма.
Но при неофеодализме, очень вероятно, будут созданы эпосы. Сказители и певцы наверняка будут воспевать величие Страны Советов и мощь её грозных повелителей, как когда-то слепые аэды пели о падении Трои и последних ахейских царях, обречённых роком на гибель.
Российский либерализм в роли набегов кочевников
Как уже говорилось, опасный внешний враг крайне необходим для стабильного существования России. И желательно, чтобы этот враг был не где-то. а был непосредственно опасен или казался бы опасным широким слоям русских, хотя бы чем-то заменял набеги кочевников.
Так появились российские либералы из радикальных западников в рамках вторичной русской идеи — противостоянии Западу. Когда это противостояние становилось жёстким и лобовым, действительно опасным. эти люди или вообще отсутствовали, или были ярыми патриотами. Просто в их западничестве власть тогда не нуждалась. Народ тогда боялся Запада по делу и за дело. Так было и во времена Наполеона, и Первой мировой войны, и ранней советской власти, и в период Великой Отечественной войны.
Но слишком часто конфликт с Западом был недостаточно очевиден для очень многих русских. И недостаток очевидности конфликта делал уж очень неочевидным необходимость российской деспотии, по сути, оставшейся оборонительным союзом славиний. И тогда к власти появлялось слишком много вопросов…
Тогда в дело вступали прозападные либералы, «жидомасоны» и пр., которые пугали фактом своего существования и подрывной деятельности «широкие массы», в первую очередь патриотов и националистов. В той или иной степени, условно или безусловно, они заставляли многих из них сотрудничать с властью. Так власть держалась с помощью либералов, которые пытались играть роль «злых степных кочевников». Возможно. именно поэтому с революционерами «царский режим» боролся не слишком последовательно, а диссидентство было карьерой…
Только либералы не всегда были так уж добросовестны в этом качестве. Многие из них были очень достойными, привлекательными и человеколюбивыми людьми, иногда (о ужас для властей!) достаточно патриотичными или популярными. Взять хотя бы оборонческую или откровенно националистическую позицию либералов или даже более радикальной публики во время Первой мировой войны. (Такого впредь власти старались решительно не допускать!) Или же взять реальную известность и популярность многих либералов как «обличителей системы» во время перестройки. Именно в эти исторические моменты деспотическая традиция российской власти подвергалось изрядным испытаниям на прочность.
В первом случае «правительственное начало» актуализировало открытый конфликт с Западом в виде интервенции, войны с Польшей, экспорта революции и пр. Либералы на некоторое время стали не нужны.
Во втором случае «правительственное начало» в лице перекрасившихся чекистов и комсомольских вожаков сработало гораздо более изощренно. Оно по полной использовало либералов и либерализм и по полной их дискредитировало. Прекраснодушные идеи либералов были использованы для присвоения «комсомольцами» всей полноты власти и собственности. С помощью выходцев из той же среды, объявленных либералами, как-то гайдарочубайс, а также пугало бабы Леры и иже с нею с помощью карикатурно дикого рынка идеи ликвидации деспотического строя были тотально дискредитированы, а либералы и либерализм превращены в действительно пугающий жупел. «Мудрые» американцы со своими бомбардировками также изрядно в этом российскому начальству поспособствовали.
Сейчас либералов соответствующим образом корректируют, чтобы, не дай Бог, не начали вдруг делать что-то действительно нужное, как Ройзман, и поддерживают в тонусе и на высоком уровне громкости наиболее русофобскую их часть, чтобы они своей «ужасностью» и разрушительным потенциалом компенсировали прогрессирующую недееспособность власти, заставляли к ней тянуться.
Во многом вся затея с Крымом и Новороссией (с точки зрения российской власти) задумывалась в том числе и для пущей демонизации антипатриотичного либерализма и недопущения создания единого русского гражданского общества, состоящего как из либералов. так и антилибералов, которые в идеале могли бы так или иначе с пользой друг для друга и для народа взаимодействовать.
Нынешние либералы могут достичь реальной свободы и перестать быть марионетками, только если смогут преодолеть отчуждение от большинства русских, что непросто и в силу качеств, присущих самим либералам (стремление фактически создать самостоятельный квазиэтнос), и целенаправленной политики «правительственного начала».
«Властное начало» слишком хорошо понимает, что население можно только пугать «большим злом» и совсем невозможно добиваться популярности через успехи. Поэтому «в помощь» либералам активно используют выходцев с Кавказа и из Средней Азии, то есть практически полноценную набеговую экспансию. Только вот «властное начало» разлагается очень быстро, и жупел склонен к выходу из-под контроля. К тому же подыгрывание ему со стороны власти слишком очевидно.
Либералы как квазисубэтнос
Поведение русских либералов и других категорий интеллигентов вызывало и вызывает немало недоуменных вопросов: та же антинациональность либералов, анархизм патриотов и пр.
Многие из этих затруднений могут быть разрешены, если осознать наличие у российских либералов собственной этничности, и ни какой-нибудь инородческой и ассимилиятивной, а в форме традиционного для русских квазисубэтноса, стремящегося к эмансипации наподобие того же казачества.
На наш взгляд, период существования интеллигенции занимает более столетия (60-е годы XIX — 90-е годы XX века). Оформилась интеллигенция в пореформенной России, хотя основы для её появления были заложены ещё в конце XVIII столетия. Но именно в этот период начался небывалый взлёт науки, искусства и издательского дела. Расширилось поле общественно-политической деятельности. Благодаря этому взлёту выходцы из среды духовенства и дворянства, дети офицеров. мещан и военных кантонистов смогли оставить занятия своих отцов и найти новые (науку, искусство преподавания, инженерно-технические специальности, журналистику, общественно-политическую деятельность). К ним присоединились образованные евреи, не скованные чертой оседлости. Как когда-то первые казаки, эти люди покидали привычную социальную среду на свой страх и риск. Они очень нуждались в единстве, но не могли смириться с традиционными условностями и несвободой. Интеллигенты хотели спастись от униженности, рутины, невозможности реализовать свои способности и желания. Интеллигенция была новой социальной группой, основанной во многом на старых принципах. Она была социальной группой (убежищем), противопоставившей себя традиционно сложившемуся обществу. Сущность интеллигенции с самого начала была противоречивой. Феодальные традиции и особенности русской ментальности толкали её к превращению в замкнутую корпоративную структуру с чёткими правилами внутренней жизни, жёсткому противопоставлению себя остальному миру. И действительно. значительной части интеллигентов была присуща нетерпимость к инакомыслию, иному образу жизни (например, борьба с так называемым «мещанством»). Идеал «служения народу» был, по сути дела, феодальным. Он — лучший индикатор аристократических корней интеллигенции.
Однако это «квазисословие» было создано для защиты личной индивидуальности, свободы, непохожести.
Поэтому интеллигентами были террористы и непротивленцы злу, атеисты и религиозные деятели, космополиты и патриоты. Хорошо организованные боевые группы соседствовали с клубами по интересам. Нетерпимость была необходима для самоидентификации. (Например, оппозиция по отношению к властям и социальным группам, на которые они опирались.) Однако маргинальное «квазисословие» осознавало острую нужду в союзниках и новых членах. Надо было отвоёвывать а потом защищать свою социальную нишу. Новой оппозиционной силе это давалось непросто. Поэтому интеллигенция боролась «за права угнетённых масс». Она защищала крестьян, рабочих, евреев-старообрядцев, братьев-славян, казачьи вольности и т. д. Эта «защита» помогала скрыть корпоративный эгоизм и самоутвердиться в непохожести на другие, не столь прогрессивные социальные группы.
Какие же идейные принципы объединяли столь разных людей? Прежде всего, это вера в силу и праведность человека и возможность земного счастья. «Человек — это звучит гордо. Человек создан для счастья, как птица для полёта» — эти горьковские афоризмы как нельзя лучше выражают мировоззрение интеллигента. Движимые этими принципами большевики боролись «за счастье трудового народа», а баптистские лидеры проектировали «город Солнца». Казалось бы, немного. Но в эпоху, когда привычный мир уходит, а новый можно строить самостоятельно, этого было достаточно. Таким образом, интеллигентов объединял активный гуманизм.
Интеллигенция прошла несколько этапов развития. Первый можно назвать «вольноинтеллигентским». Он охватывает период от «великих реформ» 60-х годов XIX века до победы советской власти. В это время интеллигенция организовывалась и формировала мировоззрение. Пользуясь социальными сдвигами, она теснила традиционные социальные группы.
Второй этап — «служилый» — включает период от победы большевиков до начала перестройки. Интеллигенция покорна советской власти. Она становится гораздо более однородной. В обмен на лояльность власть позволяет ей исповедывать важнейшие идеалы в «своём кругу» и в ходе профессиональной деятельности (например, педагогической). Ранние традиции продолжают диссиденты и эмигранты.
Третий этап — период перестройки. В ходе неё одна часть советской номенклатуры использовала интеллигенцию для сокрушения другой. Индивидуализм и нигилизм разлагает интеллигенцию изнутри.
Четвёртый этап, постперестроечный — «разинтеллигенчивание». Под влиянием вестернизации индивидуализм разрастается настолько, что уничтожает корпоративную солидарность. Всеобщая деградация разрушает веру в человека и возможность счастья. К тому же оказался несостоятельным миф о коммунизме. Новые принципы не пользуются доверием. Растёт презрение к миру и человеку. Одновременно прежние «интеллигентные» профессии становятся невостребованными обществом.
Место интеллигента занимает интеллектуал. Это работник умственного труда, человек с интеллектуальными интересами. Интеллектуалы не связаны между собой узами корпоративной солидарности или общими идеологическими установками.
Интеллигенция окончательно разваливается на «идейные течения», а течения в свою очередь — на группы и подгруппы.
Наиболее обширная и консолидированная постинтеллигентская структура — либералы. Они тщатся объединять под своей эгидой всю интеллигенцию, чего у них никогда не получалось и не получится.
В формировании современного российского либерализма ведущую роль сыграли представители коммунистической элиты разных периодов, которые протестовали против оттеснения их «выдвиженцами» и хотели приобрести политическую субъектность и социальный статус, не зависящий от положения во властной иерархии, своеобразную сословность. А сословность, которую ставят под сомнение и за которую приходится бороться, в русской традиции начинает этнизироваться, как то же казачество накануне революции и в эмиграции, тем более что социальное положение у русских этнизируется, а национальность сближается с социальным статусом.
Либералы всегда были близки к власти и во многом её копируют: та же тотальность, последовательная нетерпимость к инакомыслию. И это всегда раздражало многих интеллигентов, наиболее талантливых и свободолюбивых, склонных к индивидуализму. Именно они всегда шли либо в патриоты и консерваторы, либо в крайне левые.
Из-за чрезмерного свободолюбия и индивидуализма они по большей части образовывали весьма полицентричные и рыхлые структуры, которым трудно было тягаться с либералами. Поэтому многие из них заключали вынужденный союз с «правительственным началом», которое им само по себе было всегда более чуждым, чем либералам. Поэтому отношения с ним всегда были натянутыми и противоречивыми.
Это очень напоминало союзные отношения древнерусского Пскова с Москвой, на которые толкало желание эмансипироваться от Новгорода. При почти полной несхожести союзников государственничество у очень многих патриотов по сути вынужденное.
Как видно, либералов многое роднит с другими значительными субэтносами русских и демонстративное отделение себя от «всех остальных», при возможности вступить в общество и не принадлежащего по рождению к нему человека, и относительно большое число в нём «инородцев» или потомков смешанных браков. Всё это характерно и для казаков, и для сибиряков.
Либералов от них отличает и делает скорее квазисубэтносом, а не субэтносом отсутствие собственной территории. Нет в России такого субъекта Либералии, а также официально закреплённого правового статуса.
Либералы в принципе не способны к автономному проживанию и делят условно «свою» территорию со многими другими, которые на не менее веских основаниях считают её своей. Род занятий и социальный статус либералов также не закреплены исключительно за ними.
Всё это очень остро ставит вопрос о субэтнических границах, которые зыбки и неопределённы. Это заставляет либералов активно противопоставлять себя всем остальным русским, искать союзников за пределами русского народа и даже исключать себя из него. Свою специфику и права либералы отстаивают каждую минуту, даже если на них никто не покушается, потому что сами сомневаются в своей легитимности.
(Казаки, у которых были территория и закреплённый статус, относились и к государству, и к другим русским гораздо благожелательнее.)
Специфика позднесоветских почвенников
Основная проблема позднесоветских почвенников, «русской партии» заключалась в том, что ни образ жизни общества, ни они сами не соответствовали декларируемым идеалам. И почвенники принялись создавать некую «Русь Небесную» — особую виртуальную реальность, где существовал выдуманный русский народ и выдуманные русские люди. Почвенники и сами такими не были, и фактически не стремились переделать общество в соответствии со своими идеалами. Они лишь использовали несовершенную земную жизнь для подпитки прекрасной и гармоничной виртуальной реальности, где не было места для несовершенства и даже страдания и поражения были прекрасны.
Конечно, из этого принципа бывали и отрадные исключения. Это и борьба за сохранение памятников культуры в рамках ВООПИК, и активная жизненная позиция С. Семанова. Но основное направление являлось всё же виртуалистичным, тем более что многие почвенники были людьми творческими и активно занимались созданием искусственных реальностей.
Почвенники были одними из тех, кто, наряду с современниками-либералами и многими другими, способствовал созданию системы виртуальных идеалов и парадных ценностей, не имеющих ни малейшего отношения к реальному поведению людей, существующих в особом виртуальном пространстве и никак не влияющих на действительность.
Однако почвенники всё же были активными создателями того самого виртуального продукта, который их потомки могут чаще всего только пассивно потреблять.
Конец западников и почвенников
Под шумное витийство и местные успехи завершается эпоха великих западных империй, таких как Россия, США, Великобритания и др. Исчезают великие имперские идеологии. На их место приходит второй эшелон в виде религиозных фундаменталистов и этнонационалистов.
Соответственно, завершается противостояние западников и почвенников вследствие потери актуальности и постепенной ликвидации тех и других.
Западники и почвенники оформились в середине XIX столетия, когда стала очевидной потеря актуальности для русских Российской империи, одновременно с объективным непониманием того, чем её можно заменить. Начались поиски замены всевластия «правительственного начала». Одни находили альтернативу в западной демократии или революционной диктатуре, другие — в русских традициях народоправства и самоуправления, русских традициях самоорганизации или же в сохранении чёткой монархической вертикали власти.
Сила «правительственного начала» слабела. У русских появилась возможность основывать новые квазисубэтносы в дополнение к старым социальным группам. Новые квазисубэтносы основывались на идеологической основе и включали в себя представителей новой социальной группы — интеллигенции.
Они могли вести бурную деятельность, но не могли чем-то реально управлять и не были где-либо укоренены, кроме самих себя.
Либеральный квазисубэтнос возник как протест против государственной системы и обывательщины. А почвенники появились как протест против установления либеральной диктатуры в интеллектуальной сфере.
Западники и почвенники рассуждали о судьбах всей России, строили планы её преобразования, которые к реальной жизни никак не относились, потому что и те и другие не имели никакого отношения к основной массе великороссов — пёстрому конгломерату социальных и региональных сообществ, имеющих очень небольшое отношение и к западникам, и почвенникам, и друг к другу и в период Российской империи объединённых преимущественно фигурой монарха и православной верой. Западники и почвенники были одними из представителей таких групп-идентичностей.
Подобная ситуация существует и сейчас. Представители либеральной или националистической субкультур жалуются, что «простой народ» их не слушает. Это неудивительно, если учесть, что они представители идеологических квазисубэтносов, очень от этого народа отличных. Это всё равно что пытаться управлять неким другим народом, живущим в другом государстве, в отношении которого нет реальных рычагов влияния.
«Правительственное начало» тоже изначально чуждо народу, но оно как раз обладает рычагами воздействия.
Оно могло быть формально монархическим, коммунистическим, постсоветским, но оно не могло быть по-настоящему западническим или почвенническим. Власть в России была и остаётся совершенно отдельной партией — партией власти, представляющей исключительно свои интересы и независимой ото всех других. Монархический, республиканский и прочий антураж ничего не меняет.
Правда, с XIX столетия в рамках партии власти сформировалось специфическое чередование «квазизападников» и «квазипочвенников», которое совершенно нормально функционировало и с приходом к власти большевиков, и после их ухода. На смену «почвеннику» Николаю II после недолгих пертурбаций пришёл «западник» Ленин. «Западник» Ельцин назначил своим преемником «почвенника» Путина. Этот последовательный маятник наглядно демонстрирует эфемерность различия монархистов, коммунистов и «демократов», наличие чёткой последовательной традиции, объединяющей их всех, чтобы они там сами о себе ни думали.
Ещё раз повторюсь, власть в России никогда не была полноценным почвенником или западником. Только и только «квази». Принципы той или иной партии власть реализовывала во многом декларативно и непоследовательно, всегда в очень большой степени реализовывая и установки партии противоположной. Возьмём тех же западников. Большевики резко укрепили единовластие, что было против западнических принципов. А Ельцин был диктатором, который оставался на своём посту столько, сколько считал нужным…
Теперь почвенники. Сталин оказался мощнейшим европеизатором реальной жизни русских. А Путин последовательно проводит либеральную политику мультикультурализма.
Власть всегда использовала западников и почвенников. реализуя их идеи только в необходимом ей объёмах. Маятник политического вектора и имитация того или иного направления мало помогали западникам или почвенникам, но отлично способствовали партии власти сохранить и продолжить себя. А западники и почвенники, массово шедшие во власть, переставали быть западниками или почвенниками и становились партией власти, что наглядно продемонстрировали русские коммунисты.
Поэтому ни западники, ни почвенники никогда не имели никаких шансов добиться реальной власти либо повести за собой русский народ. Это были, при всех эфемерных достижениях, абсолютные «вещи в себе», стремящиеся к власти не ради управления страной, а ради возможности отделиться и обособиться ото всех остальных за счёт повышения статуса, то есть фактически к независимости и автаркии, потому что в российской системе власти независимость понимается как господство.
На деле их идеалом не было переустройство России, а постройка где-нибудь в таёжной глуши, подальше от всех, двух уютных городков. Один — с церковными маковками наподобие града Китежа, другой — что-то вроде Оксфорда с предместьями итальянского или южнофранцузского вида — и никаких начальственных рыл или приземлённых и грубых «реальных» мужичков!
Но зато град Китеж и Оксфорд должны были находиться поблизости, чтобы между ними можно было устраивать потешные битвы, заканчивающиеся временным перемирием и милым праздником, с возможностью опять славно побиться.
В ком в ком, а друг в друге российские западники и почвенники нуждаются по-настоящему! Они — истинное продолжение друг друга. Существование одного направления без другого невозможно, так же как и победа одного над другим. Западники и почвенники словно борцы, питаемые во время боя одной пуповиной и черпающие энергию в грубых прикосновениях друг к другу — пока силён один, силён и второй. (И не надо искать причины популярности Проханова у редакции «Эха Москвы». Ему там действительно самое место!)
После революции и Гражданской войны многие западники и почвенники оказались в эмиграции. Да. тосковали, конечно. Сам процесс эмиграции из разгромленной страны, устройство на новом месте были тяжёлой травмой.
Но, судя по бурной активности, многие из них оказались в мире своей подсознательной мечты: ни русских мужиков, ни начальства. Есть только оппоненты, с которыми можно спорить и спорить. А вокруг некое чужое пространство, не слишком враждебное, где можно возводить грады Китежи и оксфордские фаланстеры.
А сейчас существование империи подходит к концу. Можно что-то к ней присоединить, что-то от неё отсоединить. Сути дела это не меняет.
А без империи не будет ни российских западников, ни российских почвенников. Они плод сомнений империи, которая, однако, ещё может за себя постоять, несмотря на сомнения.
А по-настоящему без империи их не будет, тех же западников, например, без той же имперской образовательной системы и интеллектуальной среды.
Им придётся исчезнуть или стать чем-то принципиально иным, или и тем и другим одновременно.
Наш родной симулякр или общество ряженых
Я уже писал о том, что основное отличие современного «идейного» человека — отнюдь не стремление к переустройству общества.
Это стремление заменить жизнь игровой реальностью, объявив её «настоящей жизнью». Тогда можно объявить себя «совком» или «антисовком» и ночи напролёт проводить за ЖЖ-срачами. а дни — в сумраке постылой работы или учёбы, которые суть тени «подлинной реальности».
Излишне писать о том, что уход в «игровую реальность» противоположен борьбе за изменение реальной жизни. И «деятельность» очень многих «сетевых борцов» только способствует стабилизации наличного состояния «убогой рашки».
Свою роль играет и крайняя устарелость и изношенность идеологического багажа в современной России, который незначительно обновился с третьей четверти XX столетия и совершенно не соответствует нынешним реалиям (за исключением редких примеров «апгрейда», таких как НДП).
Поэтому ничего не изменится, если сетевые дискутанты обратятся, скажем, к доколумбовой Америке. Сторонники Российской империи могут отстаивать интересы ацтеков (потому что те были духовны, патриотичны и склонны к самопожертвованию). Советские патриоты могут приняться за инков, потому что они первыми начали строить социализм. К дискуссии могут присоединиться и либералы, избрав объектом восхваления майя и чибча-муисков (децентрализация, города-государства, науки, искусства и Эльдорадо).
Если эти люди оставят Россию в покое, она уж точно ничего не потеряет, только никто больше не будет засорять мозги тем, кто хочет понять, что нужно делать в сегодняшней России.
Но началось это не сейчас
Русская религиозная мысль конца XIX — начала XX века, начиная с В. С. Соловьёва, за редким исключением вроде о. Сергия Булгакова и Ивана Ильина, являет собой образчик редкостной бессмыслицы и цинизма, фарисейского надругательства над христианством. «Русские религиозные философы» наглядно продемонстрировали, что к религии, философии и идеологии можно относиться как к интеллектуальной игре вроде шахмат или преферанса. Убеждения в этом случае практически не влияют на реальную жизнь «буржуазных интеллигентов», никак не определяют их поступков, но служат для отдохновения от «серой реальности» — эдакой виртуальной игрой.
Эти постмодернисты и одни из предшественников «жизни в Сети» оказались ещё дальше от христианства, чем даже большевики, не говоря уже об о. Иоанне Кронштадтском, патриархе Тихоне, мучениках и исповедниках российских.
Идеи русских религиозных философов оказались невостребованными по причине их полной «виртуальности» и безжизненности. Но подход к любому мировоззрению как к игре оказался чрезвычайно востребованным, в том числе советско-постсоветскими «либералами» и «патриотами». И те и другие были и остаются совсем не теми, за кого себя выдают.
Либералы образуют типичный русский «псевдосубэтнос», претендующий на власть, который жаждет диктаторской власти и абсолютного самоутверждения за счёт других. Всех остальных русских либералы видят исключительно в качестве своих крепостных. Да этого особо и не скрывают.
Поэтому российские либералы не только «нелиберальны», но и «незападны». «Густопсовая» русскость в не самых лучших своих проявлениях присуща им в гораздо большей степени, чем их оппонентам.
Точно так же «патриоты-почвенники» — в общем и целом совершенно не те, за кого себя выдают. Никакой «соборности» и «коллективизма» в этой среде нет и в помине. Наоборот, преобладает поистине ницшеанский индивидуализм и нарциссизм. У многих (не у всех) — такое же абсолютно буржуазное стремление к комфорту и наживе, а также минимум — отсутствие склонности к самопожертвованию. Всё это помножено на абсолютную оторванность от того самого русского народа.
Среди либералов «соборности» всё-таки несколько больше. Этим они обязаны евреям, народу восточному и диаспорному. Евреи и многие русские сошлись в некоторых мировоззренческих моментах: в том, что их недостаточно ценят, что в обществе они не занимают подобающего места, что они — «скрытые» царевичи в лохмотьях.
Евреи никогда не превосходили русских в талантах или пронырливости и карьеризме. А вот самоорганизация была лучше и коллективизма больше. Вот на этих-то «восточных» традициях либералы отчасти и выезжают.
И либералы, и почвенники поднимают в своих сочинениях очень важные для России вопросы.
Либералы — о вреде деспотизма, произвола чиновников, бесправии и беззащитности русского человека.
Патриоты — о необходимости сохранения национальных традиций, коллективизма, русского сельского уклада. Несомненно, лучшие из «почвенников» — писатели-деревенщики, которые реально знали крестьянскую жизнь и писали о по-настоящему нужных вещах.
Но ничего реально полезного и те и другие сделать, естественно, не могли и не могут, потому что декларируемые либералами и патриотами ценности являются сугубо парадными и не имеют никакого отношения к их реальным целям и поступкам.
Очень часто «западничество» или «почвенничество» помогало своим носителям сделать прекрасную карьеру, добиться признания и богатства, хотя бы относительных.
И мало кто хоть чем-то пожертвовал ради своих идеалов.
И те и другие в равной степени также работают на кукловодов — узкий круг чиновников, силовиков и олигархов, создавая «дымовую завесу» для их вполне реальной деятельности. Основная задача либералов и патриотов — демонстрировать наличие общественной мысли и общественной борьбы безо всякой мысли и безо всякой борьбы и отвлекать внимание от настоящей мысли и настоящей борьбы.
И то и другое должно существовать в особой игровой реальности вроде мира Вархаммера и никак не влиять на реальное поведение русских людей.
В своё время известный патриот Станислав Куняев издал текст «Русско-еврейское Бородино». В данном случае «Бородино» — название завлекательной сетевой игрушки, с помощью которой её создатели и оттянулись отлично, и наварились на этом.
Только вот русскому народу шумное витийствование и тех и других особой пользы не принесло. «Спасали» и «освобождали» народ, но помогли исключительно самим себе.
Это неудивительно. За парадным фасадом и у одних и у других скрывается совершенно другое содержание. Основные идейные течения России XX и начала XXI века держались и держатся, прежде всего, на обмане и самообмане, на идейных основаниях, которым клянутся в верности, но не собираются даже частично реализовывать их на практике.
Русская идеологическая жизнь указанного периода — это источник наживы и карьеры для немногих, а также компьютерная игра, не имеющая отношения к реальности, — для остальных. На месте реальной борьбы кого-то и за что-то имеет место голая имитация.
Убеждения и принципы начисто виртуализированы и полностью оторваны от реальной жизни, реальных ценностей и стремлений. Идеалы и убеждения — это одно, а реальные стремления и цели — совсем другое. Так было везде и всегда, но не до такой степени.
И люди это понимают. Вот почему иметь политические убеждения среди современных русских считается немодным и просто нелепым. К услугам молодых людей — масса интересных и разнообразных компьютерных игр. Можно обойтись без такой «общественной борьбы».
Православный, националист, либерал, коммунист, неоязычник, по сути, ничем не отличаются в наше время друг от друга — показуха, онлайн-игра с элементами флешмоба, релаксация и психологическая отдушина, элемент вечернего и выходного досуга, нечто кардинально отличное от того, что действительно важно и серьёзно, с чем можно отдохнуть. И причём иной раз и на чём можно заработать. Именно этим-то и важны убеждения в наше время.
Поэтому мы вот так и живём.
Но игровые идентичности у нас везде и всюду, не только среди покрывшихся мхом «либералов» и «патриотов».
Мы живём внутри тотального феномена «ряжености». Обвинения в «ряжености» постоянно бросают казакам, потому что у них есть казачья форма, в которой когда-то ходили гораздо более серьёзные, «настоящие» казаки.
Однако бедные казаки совершенно несправедливо назначены козлами отпущения. Ряженые у нас везде и всюду.
Ряженые чиновники якобы выполняют государственно важные функции, а на самом деле делают свой мелкий гешефт. Вместе с ряжеными полицейскими, якобы защищающими закон, разгоняют ряженых оппозиционеров, якобы защищающих права граждан. Этому в немалой степени способствует то, что основные функционеры различных «оппозиционных» и «неправительственных» организаций давным-давно назначаются специальными службами.
Ряженые православные (на самом деле — толкиенисты и субкультурные бизнесмены) обрушиваются с критикой на геев, из которых значительное число — тоже ряженые, что недавно блестяще продемонстрировал Николай Алексеев.
В различных государственных организациях и частных фирмах тоже есть громадное количество ряженых сотрудников, которые, благодаря протекции, лишь получают зарплату и ничего реально не делают.
У нас громадное количество ряженых мужчин и женщин, которые выглядят нередко импозантно, не имея при этом сколь-нибудь реальных и нормальных мужских или женских качеств.
Такое вот тотальное общество спектакля, гораздо более последовательное, чем то, которое застал Ги Дебор. Место реального общества и во многом реальных людей занял мыльный пузырь симулякра.
Симулякр можно сколько угодно подправлять и видоизменять. но от этого он не перестанет быть симулякром, не станет чем-то настоящим.
Должна быть ликвидирована не его правительственная надстройка, а бытовая суть, весь наш «современный образ жизни» как таковой.
Пока рецепт ликвидации нашего родного симулякра предлагают в основном ваххабиты. А хочется, чтобы кто-то ещё этим занялся. Свой, доморощенный, и другими способами.
То есть нужны достаточно влиятельные структуры, начисто отрицающие принципы организации нашего общества и в достаточной степени независимые от него. Они совершенно не обязательно должны быть склонны к насилию и политической деятельности, но они должны совершать вполне реальные действия и уметь вырваться из нашего образа жизни, хотя это непросто.
Очень значительная часть нашего населения в самых разных его слоях может существовать, только делая вид, только внутри симулякра. Во многом это последствия успешного подавления государством всего остального, уничтожения им всех самостоятельных и самодостаточных структур, могущих ставить собственные цели и осуществлять действия по их достижению. Имеются в виду цели, в корне отличные от целей истеблишмента.
Такая ситуация характерна как для России, так и для всего западного мира — борьба с властью, оппозиция, альтернативный образ жизни по большей части имеют имитационный и игровой характер.
Российская государственность: цель и инерция
Российская московская государственность была создана для обороны границ от агрессивных тюркских народов, совершавших постоянные набеги. Такой же важной, но не в той степени, была борьба с агрессивным польско-литовским государством и немецкими рыцарями. Татары же совершали непрерывные набеги на русские земли. И чтобы защититься от них, приходилось совершать ежегодные походы к южным рубежам, что требовало фактически постоянной военной диктатуры.
Создав централизованное государство, русские показали присущую им способность действовать не в соответствии с традицией, а с доводами разума и необходимостью. При этом у государства сразу же появились собственные интересы, отличные от народных. Они наглядно проявились в Ливонской войне Ивана Грозного, которая велась в ущерб борьбе с кочевниками.
Впоследствии государство, благодаря народной самоорганизации, успешно пережило Смуту, и после неё стремительно усиливалось. В 1783 году было ликвидировано Крымское ханство. Дворяне были освобождены от службы. Была одержана победа в войне 1812 года, после чего имело место движение декабристов. Оно стало показателем того, что империя после ликвидации непрерывной военной угрозы для русских крестьян лишилась смыла своего существования. Но она накопила огромную силу и стала вести борьбу за существование с русским народом, которому была уже не нужна. Борьба эта велась с переменным успехом.
Была и другая функция Российской империи, вытекающая из основной, а именно из природной склонности славян к военному делу, помноженной на жёстко централизованную военизированную организацию общества. Империя помогла русским отбиться ото всех претендентов на европейскую гегемонию эпохи модерна: от шведов, от французов и от немцев. Не только отбиться, но и положить конец их гегемонистским притязаниям. Россия стала подлинной «убийцей владык континентальной Европы». Благодаря вековым стараниям англосаксов сама Россия гегемоном тоже не стала, но отбилась от захватчиков и не дала создать «однополярную Европу». Таким образом, «свободолюбивая» и в особенности толерантная Европа обязана своим существованием России. Без неё феномен Запада был бы качественно иным, гораздо более близким к азиатским и восточноевропейским стандартам.
На способности отражать «нашествие с Запада» Российское централизованное государство держалось последние два века. Но эта функция, несмотря на мощнейший явный пиар, не имела такой мобилизующей силы, как оборона от степных кочевников, что показали события холодной войны.
Империи, основанием которых является оборона или нападение, не могут быть вечными. Это временный ответ на конкретный вызов. К великой имперской мечте о «вечности» относительно приблизились только китайцы, потому что основа их империи — обеспечение нормального функционирования сельского хозяйства. И китайская империя может действительно пасть только в случае завершения «раскрестьянивания» китайцев.
В результате большевистской революции государство переломило ход борьбы в свою пользу. Самоорганизация русских и, по сути, сам русский народ был им уничтожен.
В постсоветский период государство активно уничтожает теперь уже само себя. Она стало полной противоположностью историческому Государству Российскому, потому что больше не защищает русских людей от агрессивных южан, а, наоборот, способствует их проникновению на территорию расселения русских.
И восстановлению оно фактически не подлежит, потому что нет самоорганизации русских, способных его восстановить, и которую оно же и погубило.
Таким образом, российская имперская государственность успешно справилась с основной из поставленных задач и блестяще решила огромное количество более или менее второстепенных.
Однако достигнуто это было чрезмерно дорогой ценой для русского народа, чрезмерной его насильственной трансформацией и разрушением традиционных структур и устоев. Последние 150–200 лет своего существования империя занималась борьбой за сохранение потерявших актуальность властных институтов и борьбой с русским народом, к сожалению, успешной.
Российская империя — это классический пример сильной и эффективной социальной организации, которая выполнила своё предназначение, но отказалась уходить с исторической сцены даже ценой уничтожения народа-носителя.
Русским нужно русское национальное государство, направленное на защиту этноса, а не самого себя.
