Полночь – 00.27

Дрожащий Эогиппус стоял в снегу, пока Мэллори, привалившись к стенке будки, поспешно перелистывал телефонную книгу.

– Ну как, есть Каррутерс в списке? – поинтересовался конек.

– Полковник В. Каррутерс, – зачитал Мэллори. – Вряд ли их может быть двое.

Выудив из кармана монету, детектив опустил ее в щель автомата и набрал номер, но через несколько секунд объявил:

– Не отвечает.

– Наверное, празднует Новый год, – предположил Эогиппус. – Как там насчет адреса?

Мэллори снова заглянул в книгу.

– Улица Уныния, 124, – сообщил он, нахмурившись. – Что-то я о такой не слыхал.

– Это между Леностью и Отчаянием, – сказал вороной.

– Это такие улицы? – уточнил Мэллори.

– Да, в этом Манхэттене.

– А ты бывал на улице Уныния?

– Я таскал похоронные дроги, – кивнул вороной, – после одной из устроенных Гранди эпидемий чумы.

– Похоронные дроги?

– Гранди ставит на большие числа, – угрюмо бросил Эогиппус.

– Да уж, пожалуй, – согласился Мэллори, положил Эогиппуса на холку вороного и неуклюже вскарабкался следом, затем прижал Эогиппуса к груди и обвил черную гриву вокруг пальцев правой руки. – Ладно, поехали.

Вороной затрусил через бескрайнее белое поле, в которое превратился Центральный парк, словно светившееся во мраке мерцающим, переливчатым светом. Проехав четверть мили, Мэллори обратил внимание, что по белому полю там и тут расставлены странные фигуры.

– Это что еще за черт? – спросил он, указывая на самую крупную.

– Это не черт, а снежная баба, – ответил Эогиппус.

– Ни разу в жизни не видел ничего подобного!

– Вернее, на самом-то деле это снежная горгона.

– У какого-то ребенка чертовски буйное воображение, – прокомментировал детектив.

– Да, – согласился миниатюрный конь. – Ступни должны быть гораздо крупнее.

– Ты хочешь сказать, что в этом мире действительно существует нечто подобное?

– Разумеется, – подтвердил Эогиппус.

Снежные творения становились все более и более замысловатыми, достигнув кульминации в снежной крепости, которая вполне могла бы приютить целый батальон.

– Чудесная работа, – отметил Эогиппус. – Обратите внимание, что все кирпичи сделаны изо льда. Держу пари, что подъемный мост работает по-настоящему.

– А кто мог их построить? – полюбопытствовал Мэллори, озираясь в поисках хоть одного живого существа. – Снег-то идет всего минут двадцать – тридцать.

– Кто знает? – тряхнул гривой конек. – Не лучше ли наслаждаться их красотой, пока они не растаяли?

– Пребывание в неизвестности для меня мучительно, – признался Мэллори. – Наверно, потому-то я и стал детективом.

– Они не станут менее прекрасными оттого, что вы не знаете, кто их сотворил.

– Нет, для меня станут, – заупрямился Мэллори.

– Филистер! – проворчал вороной.

Мэллори решил больше не углубляться в тему и вновь сосредоточил внимание на снежных скульптурах – частью изящных и кристально-ясных, частью явившихся прямиком из его ужаснейших кошмаров. Тут и там предприимчивые работники рекламы бросались в снег, чтобы потешить свои творческие инстинкты: детальнейшим образом сработанные снежные мужчины и женщины демонстрировали тщательно скроенные смокинги, халаты, бюстгальтеры и туфли, причем каждый предмет одежды был снабжен выставленным на первый план ярлыком с указанием цены и адресом магазина, а торговец антикварными автомобилями даже воспроизвел «Дюзенберг» и «Такер» во всех деталях, вплоть до водителей, облаченных в костюмы соответствующих периодов.

– Ну, каково ваше мнение? – спросил Эогиппус, когда они миновали еще один замок.

– Пока не решил. Никак не разберусь в себе. Половина моего рассудка твердит, что это обворожительно. – Мэллори выдержал паузу. – А вторая, принадлежащая детективу, твердит, что эти штуки обеспечивают грабителям ужасно много укрытий.

– У нас в Центральном парке нет ни одного грабителя.

– А вот на это не рассчитывайте. Я только что видел движение вон за тем снежным сфинксом.

Эогиппус посмотрел в указанном направлении и почти тотчас же сообщил:

– Это всего лишь кукольный театр.

– Под открытым небом, в полночь, в метель? – не поверил Мэллори.

– А разве найдешь более подходящее время или место? – парировал Эогиппус. – В эту ночь множеству детей разрешают засиживаться допоздна ради встречи Нового года, а благодаря кукольному театру они не надоедают родителям.

Подъехав поближе, Мэллори увидел толпу детишек, одетых в такие же накидки, как он, сидевших на земле скрестив ноги по-турецки и радостно смеявшихся над накатанным представлением о Панче и Джуди, разыгрываемых мужчиной и женщиной, покрытых снегом от макушек до пят. Приглядевшись к детям попристальнее, Мэллори обнаружил, что из-под половины накидок торчат мохнатые или покрытые чешуей хвосты. По разные стороны от группы с безмерно скучающим видом стояла пара девушек-старшеклассниц, явно приставленных присматривать за детьми, – одна вполне нормальная, а вторая с парой огромных кожистых крыльев.

– А они не замерзнут? – поинтересовался Мэллори.

– Они одеты в защитные плащи и накидки, – ответил Эогиппус.

– Я об актерах.

– А с какой стати им мерзнуть?

– Но ведь они покрыты снегом, – указал Мэллори.

– Естественно. У них снег не только снаружи, но и внутри.

– Ты что, хочешь мне сказать, что под снегом людей и вовсе нет?

– Совершенно верно, – подтвердил Эогиппус.

– Не верю!

– Но это правда. Всякий раз, когда выпадает достаточно солидный слой снега, дети бегут сюда, чтобы посмотреть представление о Панче и Джуди. Не представляю, каким образом, но снеговики ухитряются помнить свои роли от зимы до зимы.

Как раз тут Джуди ударила Панча по голове сделанной из снега скалкой, и Панч, вопя и рыдая, повалился на землю под смех и радостные возгласы детей.

– Вот видите? – указал Эогиппус. – Настоящего человека такой удар прикончил бы.

– Согласен. – Мэллори сделал паузу. – Пожалуй, я просто привык к своему Центральному парку.

– Отсюда не следует, что в этом Манхэттене нет своих опасностей, – продолжал крохотный конек. – Но исходят они из иных источников.

– Таких, как Гранди?

Эогиппус кивнул.

К тому времени сценическая площадка уже осталась позади. Они приехали в унылое голое место, где единообразие пейзажа лишь изредка нарушалось случайной снежной скульптурой. Наконец вороной добрался до конца парка и свернул на узкую, покрытую свежими колеями улицу.

– Где это мы? – осведомился Мэллори.

– На улице Раскаяния, – сообщил Эогиппус.

– Ни разу о такой не слыхал.

– Она всего квартал длиной, идет от Чревоугодия до Похоти.

– В моем Манхэттене их нет.

– Конечно есть, только называются по-другому. Они вышли к перекрестку, и вороной остановился на красный свет. Воспользовавшись случаем, Мэллори оглядел поперечную улицу.

Перед всеми дверями стояли швейцары, одетые один экзотичнее другого. Интерьеры зданий, тонущие в приятном полумраке, являли взгляду сплошной плюш да бархат, холодный ночной воздух далеко разносил визгливое хихиканье. Швейцар ближайшего к углу здания – высокий, бронзовокожий человек в тюрбане, золотом блестящем жилете, бархатных панталонах и туфлях с загнутыми кверху носами – убедительно расписывал достоинства заведения прилично одетому господину, казавшемуся нормальным во всех отношениях, если бы не пара крыльев за спиной; в конце концов он кивнул, дал швейцару немного денег и вошел в здание, где воздушная, полуодетая девушка тотчас взяла его под руку и повлекла прочь.

– Улица Похоти? – предположил Мэллори. Эогиппус кивнул. – А почему она примыкает к улице Раскаяния? Что, в этих заведениях клиентов обирают до нитки?

– Нет, они дают клиентам в точности то, что обещают; разнузданный разгул плоти при полном отсутствии неприятных эмоциональных последствий.

– Похоже, они отрабатывают свои денежки, – заметил Мэллори.

– Верно. И все равно большинство посетителей рано или поздно заканчивают на улице Раскаяния.

– Как я понимаю, улица Чревоугодия сплошь состоит из ресторанов?

– И все они до единого – четырехзвездочные.

– Они тоже дают клиенту все, что он хочет?

– Больше, – мрачно бросил Эогиппус.

Красный свет сменился зеленым, они проехали короткий квартал, свернули налево, проехали еще квартал и свернули направо. И снова облик окружающих строений разительно изменился: неоштукатуренные здания из красного кирпича ухитрялись выглядеть пыльными даже под снегом, вдоль обочин стояли ржавые «нэши», «студебекеры» и «паккарды», не трогавшиеся с места уже много лет, под каждым фонарем приткнулся истощенный бродяга, а на дверях большинства магазинов висели таблички «НЕ РАБОТАЕТ».

– Улица Уныния? – догадался Мэллори.

Эогиппус кивнул, а вороной остановился.

Мэллори поглядел на черные плотные гардины за окнами.

– Тут какая-то ошибка.

– Это улица Уныния, 124, – ответил вороной.

– Но ведь это похоронная контора!

– Тут уж не моя вина.

Спешившись, Мэллори поставил Эогиппуса на тротуар, затем обернулся к вороному:

– Побудь здесь. У меня есть подозрение, что в телефонной книге какая-то ошибка.

– Тебе нужен был транспорт до улицы Уныния. Я его обеспечил. Мои обязательства перед тобой выполнены. – С тем конь развернулся и затрусил вдоль по улице.

– Отличный у тебя друг, верный – дальше некуда, – язвительно заметил Мэллори.

– Он испытывает ужасные муки, – ответил Эогиппус. – У него больные ноги, а под нашим весом, да на снегу…

– Знаю. Просто у меня сложилось впечатление, что вину за все свои несчастья он возлагает лично на меня.

– Он возлагает вину на все человечество, – возразил Эогиппус.

– Что ж, по-моему, небольшая толика молчаливых страданий подействует на него весьма благотворно. – Мэллори вновь обернулся к зданию, секунд пять молча разглядывал его, потом подошел к парадной двери, нажал на ручку и пробормотал:

– Любопытно.

– Что? – поинтересовался Эогиппус.

– Открыто.

В сопровождении крохотного конька он вошел в здание и оказался в круглом фойе, озаренном светом свечей. В дальней стене виднелись три двери, все до единой украшенные траурными венками. Слева перед элегантным столом красного дерева в ряд выстроились четыре позолоченных стула.

За столом, делая какие-то записи гусиным пером в книге в черном кожаном переплете, сидел старик, одетый в темный двубортный костюм в узенькую полоску, с галстуком мрачной расцветки – невероятно изможденный, с ввалившимися щеками и глубоко посаженными глазами. В его серо-стальных от проседи волосах зияли глубокие залысины прямо над тонкими бровями.

– Вы пришли получить тело? – осведомился он гулким, утробным голосом.

– Нет, – ответил Мэллори, – я ищу полковника Каррутерса.

Мужчина улыбнулся, показав ряд желтых кривых зубов.

– А! Значит, вам нужен Патологиум.

– В самом деле?

– Да. – Мужчина с прищуром пригляделся к Эогиппусу. – Боюсь, собакам у нас вход воспрещен.

– Он конь, – поправил Мэллори. Встав из-за стола и подойдя к ним, мужчина наклонился и оглядел Эогиппуса.

– В самом деле, – наконец признал он и выпрямился. – У нас нет никаких правил, запрещающих входить лошадям, хотя это и крайне неординарная ситуация. – Снова осмотрев крохотного конька, он пожал узкими плечами. – Впрочем, одним нарушением норм больше, одним меньше – разница невелика. Пожалуйста, следуйте за мной, сэр.

Он вышел в ближайшую дверь, а Мэллори с Эогиппусом последовали за ним по пятам в тесный коридорчик, осиянный свечами, установленными в оловянных бра, развешанных через равные промежутки по обеим стенам. Миновав коридор, мужчина вывел их к винтовой лестнице и начал спускаться.

– Так что же такое Патологиум? – спросил Мэллори, поднимая Эогиппуса, чтобы снова взять под мышку.

– Это складское помещение при покойницкой, находящейся наверху.

– Там хранят тела?

– Гробы.

– И Каррутерс живет прямо там? – с подозрением уточнил Мэллори.

– Совершенно верно.

– Пусть мой вопрос покажется глупым, но все-таки, – не унимался Мэллори, – полковник живой человек?

– Определенно.

– А вы и полковник работаете в этом Патологиуме?

– Мы живем там, – рассмеялся старик.

– В морге? – не поверил Мэллори.

– Далеко не все настолько удачливы, чтобы отложить довольно средств для ухода на покой, сэр, – сходя с нижней ступеньки, поведал старик. – Морг же обеспечивает нас теплым, сухим помещением для визитов и чудесным запасом воистину шикарных гробов для сна, а взамен мы по мере надобности делаем кое-какую работу по обслуживанию.

– И гробы передают в ваше постоянное пользование?

– Боже мой, конечно нет! Они нужны для дела. Все гробы выставлены для продажи. Но как только гроб продан, приходится пополнять запас; администрация попала бы в очень неловкое положение, если бы тел оказалось больше, чем гробов. – Он помолчал. – В общем, это вроде смены постели каждые пару дней, и помогает скрасить однообразие жизни.

– Это ж вроде бы неудобно, – заметил Мэллори.

– О нет, сэр! Современные гробы вполне просторны и роскошны. Если честно, я могу без зазрения совести признаться, что у меня ни разу в жизни не было кровати, хотя бы вполовину столь же удобной, как гроб. – Старик дошел до конца коридора. – Вот и пришли, сэр. Сейчас я вам покажу полковника.

Он распахнул дверь, и Мэллори с Эогиппусом вслед за ним переступили порог просторного помещения.

В дальнем конце комнаты стояло гробов сорок с лишком, каждый на своем столе – многие довольно изысканные, но было несколько довольно заурядных и невзрачных. Почти все гробы были снабжены подушками и одеялами, а приглядевшись, детектив обнаружил, что в полудюжине гробов спит с полдюжины стариков и старух. Один старик с плеером и в наушниках постукивал пальцами по бортику гроба в такт музыке.

Остальная часть помещения смахивала на вестибюль старой гостиницы, пребывающей в доброй исправности, но отчаянно нуждающейся в смене декора. Кресла и диваны, пусть глубокие и удобные, давным-давно устарели, узор ковра считался старомодным еще до Второй мировой войны, красивые пепельницы почти не годились для использования по прямому назначению, стены украшали эстампы в позолоченных рамках работы художников давно почивших, но забытых еще задолго до того. Фонограф с изображением собаки, слушающей голос своего хозяина , проигрывал на 78 оборотах в минуту одну из забывшихся любовных песенок Руди Уолли.

В креслах и на диванах сидели мужчины и женщины, большей частью довольно старые. Двое мужчин щеголяли весьма неофициальными нарядами – белыми теннисными костюмами, а еще один облачился в спортивную рубашку, фуфайку без рукавов, кожаную кепку для гольфа, бриджи и шипованные туфли, но остальные были одеты в темные костюмы, белые рубашки со стоячими воротничками и галстуки сумрачных цветов. Женщины отдавали предпочтение либо ситцевым платьям, либо деловым костюмам; большинство при том были в шляпках с вуалями; некоторые дополнили наряд лайковыми перчатками, а одна – древняя, седая как лунь старуха с царственной осанкой куталась в меховую пелерину, с виду целиком состоящую из лисьих голов, хвостов и лап, и каждая последующая голова энергично вгрызалась в хвост предыдущей. Почти у всех в руках были чашечки с кофе, а большинство еще и угощалось печеньем или пирожными.

В дальнем конце комнаты, поближе к гробам, сидела дородная дама, прямо искрившаяся жизнерадостностью. В ее темно-рыжих волосах, стянутых в плотный узел, не было ни единого седого волоска, хотя на вид ей было от шестидесяти до шестидесяти пяти. Костюм ее состоял из коричневого твидового жакета, шерстяной юбки, весьма строгой рыжевато-коричневой блузки и шелкового галстука.

– Вон она, – сообщил старик.

– Кто она? – не понял Мэллори.

– Полковник.

– Вы хотите сказать, что полковник – женщина?

– А вы что-то имеете против женщин? – осведомился старик.

– Ровным счетом ничего, – поспешно заявил Мэллори. – Просто удивился.

Старик помахал женщине, она встала и широкими шагами пошла к ним через комнату.

– Тут вас хотят видеть, полковник, – сказал он.

– Я с вами знакома? – уставилась она на Мэллори.

– Пока нет. – Детектив протянул руку. – Меня зовут Джон Джастин Мэллори.

Полковник энергично тряхнула протянутую руку.

– Рада познакомиться, Мэллори. Можете звать меня Виннифред. – Она перевела взгляд на Эогиппуса, все еще зажатого у Мэллори под мышкой. – А это у нас кто?

– Конь, – доложил детектив.

– Весьма маленький, – без удивления отметила она. – У него есть имя?

– Эогиппус, – подал голос конек.

– Что ж, рада познакомиться, Эогиппус. – Протянув руку, она потрепала его по челке и гриве. Эогиппус прямо выгнулся от удовольствия. – У тебя весьма мужественный голосок.

– Спасибо, – ответил Эогиппус, а полковник повернулась к Мэллори.

– Не хотите ли чаю, а может, и оладий с заварным кремом? – Она немного помолчала. – Если совершенно честно, они не так уж и хороши, но всякий выкручивается, как может.

– Нет, спасибо, – отозвался Мэллори. – Чего я хочу на самом деле, так это информации, а может, и кое-какой помощи.

– В нынешние времена я с трудом сама обхожусь без посторонней помощи, – хмыкнула она. – А все из-за того, что тратила все свое время на изучение хищников джунглей вместо того, чтобы уделить хоть чуточку внимания хищникам с Уолл-стрит. – Она развела руками. – Впрочем, это ни к селу ни к городу. Какого рода информация вам нужна?

– Как я понимаю, вам известно кое-что о единорогах, – начал Мэллори.

– Ошибаетесь! Я знаю о единорогах все. Я изучала их чуть ли не сорок лет. – Полковник пристально взглянула на него. – А вам-то до них какой интерес?

– Я охочусь тут на одного.

– Отлично! – обрадовалась она. – Всегда рада потолковать с коллегой-охотником, Мэллори. Ничего не придает такой бодрости духа, как взгляд прямо в налитые кровью глаза самца-единорога, готового ринуться в атаку!

– По-моему, данный экземпляр был одомашнен, – известил Мэллори.

– Какая досада! Это столь благородный противник в дикой природе! Ах, вот это жизнь, Мэллори, – солнце над головой, ветер в лицо, вокруг твои верные тролли, а ты идешь по горячему следу единорога с рекордным рогом! И, эх, запах единорожьего жаркого, подрумянивающегося прямо над костром! При одной мысли об этом сердце бьется сильнее! Вот где вам следует быть, Мэллори, – на лоне девственной природы, а не охотиться на какую-то несчастную скотину, небось униженную до такой степени, что она носила седло и узду. – Она на миг задумалась. – Знаете, скинуть бы мне хоть десяток лет, да будь при мне мой верный «нитро-экспресс» пятьдесят пятого калибра, я бы вызвалась сводить вас на настоящую охоту.

– Счел бы за честь.

Полковник мечтательно улыбнулась, потом глубоко вздохнула.

– Но я буду только путаться под ногами, я всего лишь толстая старуха с одышкой, изрядную часть времени живущая прошлым. Я не нужна вам, Мэллори.

– Вы именно та, кто мне нужен. Я не охотник, я детектив.

– Детектив?

– Единорог, которого я ищу, был похищен вчера под вечер, – кивнул Мэллори. – Я должен найти его до рассвета.

– Вы хотите сказать, что он прямо здесь, на улицах Манхэттена?

– Вообще-то я сомневаюсь, что он еще на улице, но где-то в городе уж наверняка. А я, – добавил Мэллори, – даже не знаю, с какого конца подступиться к поискам.

– Любопытное предприятие, – вслух раздумывала полковник, тщетно пытаясь скрыть свою заинтересованность. – Говорите, ваш клиент хочет получить его к рассвету?

– Таково условие контракта.

– Гм-м-м… Это дает нам – простите, вам – не так уж много времени. – Она посмотрела на Мэллори. – Как по-вашему, кто его похитил?

– Я просто знаю, кто его похитил: Гранди и лепрехун по имени Липучка Гиллеспи.

– Зачем Гранди понадобилось красть единорога? – нахмурилась Виннифред.

– Это Лютик, – пояснил детектив.

– Лютик?! – воскликнула она. – Это проливает на дело совершенно иной свет! Конечно же, я помогу вам, Мэллори. – Она сдвинула брови. – Проблема лишь в том, что вам потребуется куда больше помощи, чем я могу вам обеспечить.

– Я думал, вам известно о единорогах абсолютно все.

– Об их обычаях и о том, как их выследить – да, – уточнила Виннифред. – Но я знаю не так уж много ни о рубине, что у него во лбу, ни о том, что Гранди может содеять с этим камнем. Нам понадобится включить в дело эксперта.

– По единорогам? – озадаченно спросил Мэллори.

– По магии.

– Значит, рубин все-таки обладает магическими свойствами?

– Если его свойства и не магические, то настолько близки к магическим, что это не составляет никакой разницы.

– А не имеет ли смысла попытаться выяснить, не замешано ли тут волшебство? – поинтересовался детектив. – Быть может, надо будет предпринять меры предосторожности.

– Потому-то я и намерена нанести визит Великому Мефисто, – твердо заявила полковник. – Он-то должен это знать, и если камень действительно волшебный, он сумеет сказать нам, что следует предпринять.

– Он волшебник?

– Наилучший.

– А где мы сможем его отыскать?

– Он без ума от маленького бара в соседнем квартале, – ответила Виннифред.

– А будет ли он там в новогоднюю ночь? – спросил Мэллори.

– Почему бы и нет? Больше идти ему некуда. – Виннифред посмотрела на часы. – Весьма вероятно, что он будет там в ближайшие двадцать – тридцать минут.

– Лучше бы это было так. Как ни крути, срок истекает. Если я не найду Лютика до рассвета, моего клиента приговорят к смерти.

– О-о? А на кого вы работаете, Мэллори?

– На эльфа по имени Мюргенштюрм. Вы о нем когда-нибудь слыхали?

– Это имя мне незнакомо, – покачала она головой. – А какое отношение он имеет к Лютику?

– Мюргенштюрм должен был охранять единорога, когда Гранди похитил его.

– Весьма курьезно, – промолвила Виннифред.

– Что?

– Что столь ценное животное вверили под опеку единственного эльфа. Должно быть, этот ваш Мюргенштюрм весьма основательный субъект.

– Правду говоря, – криво усмехнулся Мэллори, – такого безалаберного, любострастного, трусливого недомерка я еще ни разу не встречал.

– Что-то тут не сходится, – решительно заявила Виннифред. – Что-то тут очень не на месте, Мэллори.

– О?

Она утвердительно кивнула.

– С какой стати гильдия эльфов доверила Лютика подобному молодчику? Они пользуются репутацией самой надежной охранной службы, так с какой же стати они берут ценнейшую вещь, которую им когда-либо приходилось оберегать, и вручают ее под опеку описанного вами эльфа?

– Не очень-то это разумно, да? – нахмурился Мэллори.

– Совершенно неразумно, – согласилась Виннифред. – Может, он солгал вам, Мэллори? Может, с самого начала речь шла о преступном сговоре?

– Сомневаюсь.

– Почему?

– По трем причинам. Во-первых, он нанял меня, чтобы я оправдал его перед гильдией. Во-вторых, он искренне перетрусил, когда узнал, что Лютик оказался в руках у Гранди. И в-третьих, Гранди неустанно старается отпугнуть меня и уже пытался меня прикончить. – Детектив тряхнул головой. – Нет, Гранди просто украл единорога, в этом я не сомневаюсь. Но зато у меня возникла целая гроздь вопросов об этом маленьком зеленом прыще.

– Вы о Мюргенштюрме? – уточнил Эогиппус. Мэллори кивнул.

– Например? – поинтересовалась Виннифред.

– Я знаю, что в вашем Манхэттене есть свои детективы. Так почему же он отправился нанимать сыщика в мой Манхэттен?

– На это как раз легко ответить, – сказала Виннифред. – Любой детектив из этого Манхэттена сразу же углядел бы в его рассказе несоответствия. Описанное вами идиотское, невежественное представление никогда не провело бы человека, которому известна ценность Лютика. – Она нахмурилась. – Но вот зачем ему вообще понадобился детектив или зачем понадобилось разыгрывать это представление… – Полковник развела руками.

– Понятия не имею.

– Не только вы, но и я, – проворчал Мэллори. – Да тут еще эта Фелина.

– Какая Фелина?

– Девушка-кошка. Она привязалась к нам уже через полчаса после моего прибытия. Вот я и гадаю, не замешана ли она в происходящем?

– Насчет кошкочеловека я бы не стала особо беспокоиться. Если они вообще обладают лояльностью по отношению к кому-либо, то она не продается, а уж секрета я бы им определенно не доверила. – Примолкнув, Виннифред направила на детектива пронзительный взгляд. – Пожалуй, лучше вам вернуться домой, Мэллори. Поскольку Мюргенштюрм вам явно врал, вы более не обязаны тут задерживаться.

– Большинство моих клиентов лгут мне во время первого визита, – возразил Мэллори. – Таков мой профессиональный риск. А этот клиент платит мне достаточно много, чтобы я официально верил ему до рассвета. – Он вдруг поднялся. – Берите свое пальто. Нам нельзя здесь засиживаться.

– Но Мефисто почти никогда не показывается раньше часа ночи, – запротестовала Виннифред.

– Тогда мы подождем его.

– Мэллори, что стряслось?

– Я оставил Мюргенштюрму весточку, чтобы он встретился со мной здесь. И пусть я ему официально верю, это отнюдь не значит, что я ему доверяю.

Виннифред тотчас же направилась к гардеробу, надела белую шубу длиной до пят и пару сапожек с такой же подкладкой, после чего повела детектива и Эогиппуса из комнаты вверх по длинной лестнице.

Когда они вышли, снегопад уже прекратился. Виннифред повернула налево.

– Привет, Джон Джастин Мэллори, – промурлыкал рядом знакомый голос. – Каким вкусненьким зверечком ты обзавелся! Задрав голову, Мэллори увидел Фелину, сидящую на фонаре.

– И давно ты здесь?

– Не знаю.

– Как ты нашла меня? – требовательным тоном спросил Мэллори.

Улыбнувшись, она мягко спрыгнула на землю.

– Тебя куда легче выследить, чем единорога, – поведала она, присев на корточки рядом с Эогиппусом, и певучим голосом заворковала:

– Милый малышка, сладкий малышка, жирный малышка, лакомый малышка…

– Э-э… Мэллори! – встревожился Эогиппус.

– Это и есть Фелина? – спросила Виннифред.

Мэллори кивнул.

– Она помогла мне высмотреть единорога в парке, когда гастрономические соображения взяли над ней верх.

Фелина потянулась, чтобы потрогать Эогиппуса, за что Виннифред тут же вознаградила ее шлепком по руке. Девушка-кошка тут же прыжком отпрянула, шипя и фыркая.

– Оставь его в покое. Поняла? – твердо заявила Виннифред. В ответ Фелина зарычала на нее. – Проделайте это еще раз, юная леди, и я посажу вас на цепь.

Агрессивность Фелины тут же сменилась полнейшим раболепием.

– Это мужественная и горячая раса, – пояснила Виннифред для Мэллори. – Надо с самого начала ввести основные правила и дать им понять, кто главный, или хлебнешь с ними горя. – Она поглядела на Фелину. – Что ж, у нас больше не будет проблем из-за попыток потрогать маленького коня, правда?

Фелина с улыбкой закивала. Мэллори показалось, что улыбка чересчур зубаста, так что он решил снова поднять Эогиппуса и сунуть его под мышку.

– Бар в следующем квартале, – сообщила Виннифред. – Вообще-то это очень приятное заведение. Наливают много, запрашивают мало.

– Тогда пошли, – сказал детектив.

– Верно, – поддержала она, жизнерадостно шагая вперед. – Внезапно я снова почувствовала, что полна сил. Я вырвалась из этого заплесневелого морга, а красный зверь на тропе! – Она глубоко вдохнула. – Ах, только понюхайте этот бодрящий воздух, Мэллори! Он напоминает мне о том времени, когда я в Гималаях охотилась на йети.

– А я и не знал, что йети существуют на самом деле. Виннифред со смехом сделала пируэт, чтобы продемонстрировать шубу со всех сторон.

– А как по-вашему, что на мне надето?

– Я рад, что вы на нашей стороне, – заметил Мэллори.

– А я рада, что вы спасли меня от очередного Нового года в окружении толпы людей, просиживающих штаны в ожидании смерти, – искренне откликнулась она.

– Кстати, какого черта там делает столь жизнерадостная особа, как вы?

– Вообще-то я и сама не знаю, – честно призналась Виннифред. – Как-то ненароком меня такая жизнь затянула, там масса удобств, и со временем получилось так, что уход потребовал бы слишком больших усилий.

– Потому-то я и остаюсь в Манхэттене, – согласился Мэллори. – Пусть он и не идеал, пусть воздух смердит, а на улицах небезопасно, но как-то перебыть день кажется меньшим трудом, чем перебраться на новое место.

Внезапно Виннифред остановилась и запрокинула лицо к пасмурным небесам.

– Будь настороже, Гранди! – прокричала она. – Может, с виду мы и не ахти, и лишены твоего темного могущества, и нет у нас твоих злодейских союзников, но мы заставим тебя поплясать, уж это я тебе гарантирую!