— Мура! Мур… Да подожди ты! Куда несешься?!

— Извини, Лизетта. У меня шеф больной, ты же знаешь.

— Угу! Пропадет без тебя, бедняжка!

— Как знать? Температура у него второй день под сорок. Ангина — опасная штука. Может и на сердце осложнение дать.

— Правильно! Зачем тебе папик-сердечник?

— Лизка! — возмутилась Маша, на полном ходу сворачивая в студенческую столовую.

— Ну, а что? Я не права? Или ты уже остыла, проведя с ним бок о бок ночь?

— Чокнутая! Мы в разных комнатах спали!

— Вот прямо в разных?

— Да!

— Что-то темнишь ты, подруга, а между тем пылающие щечки выдают тебя с головой. Уж мне бы могла рассказать…

— Да нечего рассказывать! Говорю же!

Лизкина навязчивость Машу порядком достала. Тем более, что ей действительно нечего было рассказывать. А краснела она… вовсе не потому, что у них что-то было! Скорее, наоборот. Огнем по венам распространялась как раз таки чувство неудовлетворенности. Оно пылало и жгло ее внутренности, опаляло кожу, заставляло сжимать ноги в попытке унять… в попытке унять… пожар. Муре одного взгляда Самохина хватило, чтобы завестись. А когда он медленно поднял руку и сжал ее напряженный сосок через мокрый трикотаж футболки — она как в кипящую лаву упала.

— Точно-точно?

— Абсолютно! Так, ты что будешь? Заказывай…

В ожидании заказа Маша размышляла о том, что ничуточки Лизетте не соврала! В то время, как она застыла, загипнотизированная его странной лаской, Дмитрий Николаевич медленно отнял руку и, перевернувшись на бок, засопел. Похоже, он вообще вряд ли отдавал отчет своим действиям.

— Ну, а как он… вообще? В неформальной обстановке? — спросила Лизка, устраиваясь за столиком.

— Нормально, Лиза. Нор-маль-но!

— Не храпит? Носки не разбрасывает? В носу не ковыряется?

— Ты невозможная…

— Это почему же? К выбору спутника жизни нужно подходить с умом! А кто тебе подскажет чего умного, как не я?

Маша закатила глаза и вернулась к поеданию своего хот-дога.

— Закрыли тему, — пробормотала она, прежде чем запить это дело дерьмовым растворимым кофе.

— Ну и ладно! Раз ты такая…

Лизке действительно пришлось заткнуться, потому что, за неимением пустых столиков, к ним подсели ребята их параллельной группы.

— Привет! Не помешаем? — обаятельно улыбаясь, поинтересовался один из парней.

Мура ниже опустила голову, а Лизетта защебетала что-то на тему «да ни в жисть» и «вы как скажете, тоже». А все потому, что подруга не на шутку увлеклась этим обаяшкой Самсоновым.

Четыре подноса с едой упали на стол, едва не столкнув Мурин стаканчик с кофе. Она молча его отодвинула и перевела равнодушный взгляд в окно. Подоспевшая компания лично ей была неинтересна. Но ради подруги она готова была терпеть. Вдруг у них и правда что-то сложится с этим блондином? Вроде бы, парень он неплохой. По крайней мере, на первый взгляд. В детали Мура не углублялась.

— Че в пятницу будем мутить? — поинтересовался кто-то из толпы.

— Меня подруга на Мота зовет.

— Вот это зашквар! С тех пор, как он стал принимать анальные плюшки от продюсеров и петь новомодные песенки под олдовые битлы, я к нему ни ногой.

— Скажи это моей подруге, бро…

Лизка невольно вскинула взгляд на Муру. И так всегда, стоило кому-то завести речь обо всей этой х*рне. Можно подумать, Маша снова бы на это дело повелась. Да ну. В школьном прошлом все. Спустя два года эта тусовка её абсолютно не привлекала. Она даже не следила за новинками, ей было все равно, как проходил тот или иной баттл. Она вообще о них не вспоминала. В ее наушниках звучали давно полюбившиеся, проверенные временем треки.

— А на Вирусе в прошлые выходные организовали несколько пробных баттлов. Говорят, в пятницу — повторят. Не хотите сунуться?

— Лиз, я уже пойду… — тихонько шепнула Маша подруге, подхватывая с пола потрепанный рюкзак.

— Но…

— Спишемся потом. Не теряйся.

Если в старом здании университета было еще терпимо, то на улице — жара стояла невыносимая. Футболка моментально прилипла к спине, подмышками образовались пятна. В такой зной даже антиперсперанты не справлялись. Вобрав в легкие обжигающе-горячий воздух, Маша побрела к остановке. Раскаленный асфальт плавился под ногами, казалось, ступи чуть сильнее — и вовсе под землю уйдешь, как в зыбучих песках, ей Богу. Но самый ад был в троллейбусе. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Потому что, если Мурин дезодорант не вполне справлялся, то некоторые его применением вообще не озаботились. К дому Самохина девушка добралась уже в полуобморочном состоянии. Из последних сил прошлепала к торговым павильонам, купила говядины, овощей и, наконец, ступила в прохладу подъезда.

Она уж не знала, удастся ли им поработать, или ей снова придется ухаживать за болящим начальством, но Маше было сказано — прийти.

— Добрый вечер, Дмитрий Николаевич.

— Маша? А… ну, проходи!

Блин, ну почему он так на нее смотрел? Удивленно, будто бы совершенно не понимал, что она здесь забыла? Это выбивало из колеи. В ней ведь и так уверенности ни на грош не было! А тут еще он со своими взглядами!

— А это что?

— Это — продукты. В холодильнике ничего нет, а вам не мешало бы поесть. А для начала хотя бы выпить бульона.

— И что? Ты мне его даже приготовишь?

— От меня не убудет. Но я вам не советую рассчитывать на что-то сверхъестественное. Готовить я, конечно, умею, но не люблю.

Здесь она тоже не покривила душой. Готовить Мура научилась лет в десять. Мать приобщила, чтобы впоследствии переложить на нее свои обязанности по дому. И все бы ничего, да только Машина готовка после подвергалась такой адской критике, что она просто возненавидела весь этот процесс.

— Смотрю, ты решительно настроена получить премию.

— А я смотрю, вам уже лучше, — парировала Мура, — так, может, в моем присутствии и смысла нет?

Самохин молча подпер холодильник, не сводя с подчиненной глаз. Поначалу он списал свою в ней заинтересованность на болезнь. Чего только в горячке не случится? Но сейчас, под действием таблеток, температура упала, а Мурушкина все так же притягивала его взгляд, даже несмотря на убийственную боль в горле. Ну, надо же!

— Кредитную заявку я подготовила и отправила Людмиле Васильевне.

— Я в курсе. Она заезжала с документами утром.

— Хорошо… Что-нибудь еще?

— Угу… Оставь в покое это мясо, хватит уже его мучить. И садись за компьютер.

— Но…

— Я сам все сделаю. А ты займись письмами. Я скелет набросал. Приведи в соответствие. Доулетову продублируй месячной давности за новым номером от текущей даты. Альфе нужны три тягача. Проверь, когда у нас освободятся.

Пожав плечами, Мура уселась за барную стойку и принялась за дело. Начала с Альфы. Хотя у них был целый отдел логистов, просьбами старых партнеров Дмитрий Николаевич занимался лично. И контролировал все тоже сам.

— Людмила Васильевна уходит в отпуск. Ты сможешь выйти на целый день на замену? — из-за болезни голос Самохина звучал непривычно тихо. Видимо, ему и впрямь было плохо. Хотя, кому, как не ей, это знать?

— Когда?

— С первого.

— С первого могу. У меня как раз сессия закончится.

Маша обрадовалась выпавшей возможности, как ребенок. Во-первых, лишних денег никогда не бывает. Во-вторых, Самохин — сам по себе уже довольно весомый повод. В ответ на ее слова Дмитрий Николаевич кивнул, и поставил кастрюлю на огонь. Было что-то уютное в этом всем. В мужчине, колдующем над плитой. Установившееся в квартире молчание прервал звонок телефона. Генеральный покосился на дисплей, и в тот же момент в его лице что-то неуловимо изменилось.

— Самохин, — бросил коротко в трубку. — Поговорить? Мне с ним? Какого хрена? О чем нам с ним разговаривать?

Дмитрий Николаевич вышел из кухни, но в абсолютной тишине квартиры эта попытка уединиться обернулась полным провалом. Мура слышала каждое его слово.

— Нет, ничего не выйдет… Нет! Слушай, ну, серьезно… Чтобы вам сейчас не приходилось отлавливать его по всяким притонам, тебе всего-то и нужно было позволить мне забирать его из детского сада! Принимать участие в его воспитании! Я ведь не много просил. А теперь уже поздно, Вика. Я ему кто? Чужой дядя? Думаешь, он станет слушать мои морали? Да на х*ю он меня вертел. Как и вас с Владюшей… Я — жестокий? Я?! Ты себя слышишь, Вика? Вы его воспитывали. Вы! Что же ты теперь ко мне, поджав хвост, прибежала? Припекло? Да какая, твою мать, месть! За кого ты меня принимаешь? Ты эмоции отключи, а мозг, напротив. И скажи мне — станет ли он меня слушать? Ну?

Видимо, на том конце провода отключились. Либо Самохин сам сбросил вызов. Как бы то ни было, спустя пару секунд тот вернулся в кухню. Сделав вид, что не слышала разговора шефа, Маша сосредоточенно стучала по клавиатуре. Дмитрий Николаевич тяжело осел на барный стул и отвернулся к окну:

— Да слышала ты все. Какого хрена цирк устраиваешь?

Он, что же… хочет это все обсудить? Маша промолчала, но от работы отвлеклась.

— Уже и ярлык, небось, навесила?

— Почему же? Я с этим делом никогда не спешу. Обманчивой, знаете ли, порой бывает картинка.

— И часто тебе приходилось обманываться?

— Не то, чтобы. Зато по-крупному. С людьми вообще все сложно.

— С чего такие выводы в столь юном возрасте?

Казалось, Самохину и правда интересно, поэтому Маша все же решилась озвучить собственные мысли:

— Жизнь научила. Сразу ведь не разберешь, кто перед тобой. Подлинник или подделка. Некоторые так свое дерьмо упаковывать научились — попробуй, разгадай, что в середке. С виду — яркие, вкусные, завлекательные. Я их «люди-фантики» называю. Тех, с которых обертку снимать не стоит, иначе запачкаешься — там коричневая жижа внутри, если вы понимаете, о чем я.

— А ты — философ, Маша…

— А у вас температура опять. Горите — аж отсюда видно. Вам бы прилечь, а с бульоном я и сама закончу.

Самохин послушно расположился на диване, опустил голову на прямоугольную подушку в полоску всех оттенков коричневого и медленно, будто нехотя, прикрыл глаза.

— А что же с этими фантиками делать, Мурушкина?

— Главное — не разворачивать, и на вкус не пробовать. А там… можно отдать голодающим. Те сожрут и добавки попросят.

— А что же мне есть потом, если раздам все конфеты?

— А вы, Дмитрий Николаевич, бульончик кушайте. Простенький, возможно, даже покажется, постный. Но для здоровья полезнее — факт.

Маша не знала, дослушал ли ее генеральный, или раньше уснул. Лучше бы он, конечно, вообще о ее трепе не вспомнил. С чего только разошлась? Нашла, кого жизни учить. Идиотка. Но сказанного не воротишь. Своими словами ты управляешь ровно до тех пор, пока те не сорвались с губ. А после — уже они берут тебя в оборот. Бросив еще один задумчивый взгляд на Дмитрия Николаевича, Мура вернулась к работе. Бульон на плите кипел, как и мысли в ее голове. По всему выходило, что у генерального имелся ребенок. Мальчик, с которым ему не давали общаться в детстве, и который теперь, похоже, вышел из-под контроля. Это никоим образом не делало Самохина менее желанным для Маши, напротив… Ей захотелось отогреть Дмитрия. Подарить ему то, чего он, похоже, не знал. То, чего она и сама не знала! Семью.