Каким-то чудом экзамен по теории экономических учений Мура сдала на пятерку. И даже Лизка не сплоховала, получив заслуженное «хорошо».

— Это точно нужно отметить! Скажи мне, что ты обдумала мое предложение, — подпрыгивая едва ли не до потолка, кричала Лизетта. — Меня Сам пригласил пойти на Вирус! Ты идешь со мной!

— А на конец сессии культурную программу перенести ты не думала?

— Вот еще! Кто так делает?

— Все нормальные люди.

— Студенты и молодежь к этой категории не относятся!

— Какая интересная теория…

— Зато всеми признанная. Так тебя ждать? Думаю, да! Потому что отказы не принимаются.

— Могу только после девяти.

— Самохин?

— Работа, Лиза, работа!

— Ну, и ладно. Самое интересное там начинается в десять. Сама подтянешься? Знаешь хоть, куда?

— Угу. Сразу после работы.

— Давай тогда, спишемся. Не пропадай, не то я тебя прокляну, — зловещим голосом пообещала Лизетта.

— Да ты добрячка! — ухмыльнулась Маша.

— А что прикажешь делать? Надо же тебя из скорлупы вытаскивать? А в этом процессе, пожалуй, все средства хороши! Да, и… Я о Богатыреве разведала тут ненароком. Ты была права. Он восстановился. На наш курс, прикинь?

— Твою ж бабушку… — выругалась Мура.

— Угу. Радует, что впереди лето. Будет время свыкнуться с этой потрясающей во всех смыслах новостью. Хорошо, хоть не в нашу группу попал. Урод.

— Ладно, кто прошлое помянет — тому глаз вон. Кажется, так говорят. Нам с ним детей не крестить, да и вообще… Столько воды утекло!

— Ты это каждый раз повторяешь, как мантру. Может быть поэтому я тебе и не верю! — погрозила пальчиком Лизетта, откидывая на спину завитые светлые локоны.

— Иди уже, неверующая! Вон твоя маршрутка.

Лизка кивнула и запрыгнула на подножку, автобус Маши подошел через несколько минут. Дома вкусно пахло жареной картошкой и молодым укропом. Дед приготовил обед.

— Привет, дедуль.

— Сдалась?

— Как Карфаген римлянам. Пятерка!

— Брату позвони, скажи. Он спрашивал.

— Конечно, только поем.

— Ты сегодня на работу или…

— На работу. А потом останусь, наверное, у Люси с Иваном.

— Что-то зачастила ты к ним! Чем тебе дом не мил?

— Ну, у нас небольшой студенческий сабантуйчик, так что… Буду поздно, не хочу тебя будить.

— А Ивана, выходит, можно?

— К ним после добираться ближе. Всего квартал пройти… Да и ключ у меня имеется. Люся дала, когда они с Иваном в отпуск уезжали. Я за цветами приглядывала, помнишь?

Маша наложила себе полную тарелку картошки на сале, и рядом шлепнула ложку салата. Все же хорошо, что дед иногда готовил. Ей, конечно, хотелось и его порадовать своими кулинарными шедеврами, но готовка для Муры даже сейчас была сопряжена с неприятными воспоминаниями.

— Мать звонила. Спрашивала, как ты, — буркнул дед, усаживаясь рядом. — Может, домой вернешься?

— А ты меня… гонишь? — осторожно поинтересовалась Маша.

— Вот еще! Но… она просила. Видать, совесть замучила, что тебя допекла.

— Скорее, устала объяснять подружкам, почему от нее, такой распрекрасной, дочка сбежала! — фыркнула девушка. — Нет, дед. Я лучше с тобой. А выгонишь — сниму комнату, но к ней не вернусь.

Маша отвернулась к окну и слепо уставилась на обласканные ветром макушки черемухи. Настроение упало, аппетит пропал.

— Ну, гляди! Я тебя не гоню, Мария. Так, то и так. Знаю, что не подарочек твоя мамаша. Это моя вина.

— Да брось, дед! В возрасте матери уже стыдно списывать свое дерьмо на кого-то. Люди сами себя делают. Ладно… Пойду на работу собираться.

— И не доела ведь! Переводишь харчи! — бубнил дед Андрей.

— Да что-то не хочется. Наверное, из-за жары.

Приняв душ, Маша открыла шкаф и, проклиная липучесть Лизетты, оглядела свои нехитрые пожитки. Еще бы понять, что из этого барахла подойдет для похода в клуб? После недолгих раздумий Маша остановила выбор на обычном черном платье-майке, которое отлично смотрелось с серебристыми кедами. Волосы собрала в конский хвост, выпустив длинные пряди челки. С распущенными, по такой жаре — только дуры набитые ходят, Маша себя к таким не относила. Макияж… Ну, здесь сильно не разгуляешься. Все же ей еще на работу идти. Не стоит шокировать Самохина, поэтому Мура ограничилась тушью для ресниц. Модную марсаловую помаду она и после работы нанесет. Вот и все, пожалуй.

В этот раз Самохин открыл ей довольно быстро. Будто бы у порога топтался в ожидании ее прихода. Абсурдность такой мысли заставила Машу фыркнуть.

— Что-то не так?

— Нет, все в порядке, — пробормотала Мура, наклоняясь, чтобы расшнуровать кеды.

Дмитрий проследил за ней взглядом, с удивлением отмечая, как шикарно смотрится ее маленькая попка, обтянутая обычным плотным трикотажем. Сегодня в образе Маши что-то определенно было не так. Возможно, то, что он впервые видел ее в платье, еще и в таком. Подчеркивающим каждую линию тонкого тела девушки.

— У тебя не день рождения, часом? — поинтересовался мужчина.

— День рождения? — удивленно переспросила Мура, — Нет. Ничего такого…

Самохин кивнул, отступая вглубь квартиры. Ругая себя за неуместное любопытство, бросил на секретаршу еще один взгляд и поймал себя на мысли, что прикидывает в уме, куда бы она могла в таком виде намылиться? И сам охренел от того, как дернулось что-то внутри, заворочалась недовольно от понимания, что, вполне возможно, она принарядилась для свидания с каким-нибудь прыщавым малолеткой. Таким же малолеткой, как и сама она. Приехали — одним словом.

— Забронируй на второе три билета… Четвертого возвращаемся. Рейс без пересадки, — бросил как-то зло, стоило ей устроиться за столом.

— Бизнес-класс? — постаралась не показать своего удивления Мура.

— Обычный. Чай не цари.

— На вас, Деревянко и…

— На тебя, Мурушкина! Открытие нового терминала. Или мне без секретаря прикажешь лететь?!

— Но… ладно.

— Там будут всякие важные люди. Так что купи себе подходящие тряпки. Чеки принесешь — стоимость компенсирую.

— Может быть, не надо было Людмилу Васильевну в отпуск отпускать? — стушевалась Мура, не понимая, чем накликала на себя недовольства начальства.

— Там потом каждый месяц какое-нибудь мероприятие. Так что разницы нет, — буркнул Дмитрий Николаевич, закидывая в рот таблетки.

Мура старательно выполняла приказания генерального, но чем больше она старалась угодить, тем хуже у нее выходило. Пожалуй, сегодня у Дмитрия Николаевича было наидер*мовейшее настроение за все время её с ним знакомства. Маша делала ошибку за ошибкой, которые тут же исправляла, смущенная его пристальным взглядом с прищуром. Напряжение сгущалось, и если бы не телефонный звонок… Могло бы, наверное, даже рвануть.

Из разговора Самохина Маша поняла, что тот общается с сыном.

— Я рад, что ты снова загорелся этой темой, но мать права. Учебу нужно окончить! Времени нет? Так ты с загулами своими придержи коней, глядишь, время и на творчество, и на учебу появится… Слушай… я поддерживаю тебя, да… Но учеба…

В общем, Дмитрий, как, наверное, и все родители в мире, в какой-то момент жизни собственного отпрыска был вынужден оседлать всем известную тему «ученье — свет, а не ученье — тьма». Но Маше понравилось, как он это сделал. Давал понять сыну, что поддержит того в любом его начинании и эксперименте, но все же твердо стоял на том, что без учебы ему не обойтись. Он вроде и давил, но в то же время оставлял сыну пространство. А потому, несмотря на избитость темы, его слова не звучали заезженно и по-стариковски сварливо. Он говорил с парнем на равных.

Самохин завершил разговор и бросил на Муру взгляд из-под бровей. Та стушевалась.

— Детки, — прокомментировала, будто у самой с десяток спиногрызов по дому бегали. Идиотка! Ничего умнее придумать не смогла! Наверное, мысли Дмитрия Николаевича приняли такую же направленность. Потому что он улыбнулся краешком тонких губ и отвернулся.

— У тебя и по этому поводу есть, наверное, какая-то своя теория? — хмыкнул он чуть позже.

— По поводу отцов и детей? — осторожно уточнила Мура, сгорая со стыда.

— Ага, по нему самому…

— Ну, — протянула Маша задумчиво, — главное — их любить.

— Это не ново.

— Зато остро-насущно в современном мире. Знаете, сколько любви недополучают дети? А ведь ее недостаток человека практически уничтожает. Ломает ему хребет. Делает робким, зажатым, неуверенным в себе, некрасивым… Он боится все испортить, боится что-то начать, он обрастает комплексами, как подросток прыщами. И всю последующую жизнь таскает за собой этот багаж, как дурак — чемодан без ручки.

Самохин обернулся:

— А тебе, смотрю, это знакомо не понаслышке?

Маша робко повела плечами, склоняясь над клавиатурой. Больше они на посторонние темы не отвлекались. Только работа. И его изучающий новый взгляд, который Мура, казалось, чувствовала кожей. В тот вечер время тянулось жвачкой. Мура едва дожила до заветных двадцати одного ноль-ноль. Уже провожая ее в прихожей, Самохин спросил:

— А что же делать с нелюбовью? Бывает же такое, Мурушкина?

— Бывает, Дмитрий Николаевич. Даже чаще, чем мы можем представить. От нелюбви нужно бежать, пока поздно не стало. Пока она тебя не разрушила, как раковая опухоль. И если силы еще остались — все бросить, и бежать. Хоть с узелком на палочке…

После тишины и уюта квартиры Самохина гремящий диджейскими сетами клуб показался Муре филиалом ада. Ей ничего не хотелось, ни пить, ни танцевать. К тому же, голова разболелась, и басы больно били по нервам.

— Дамы и господа! С вами Катар, и сегодня мы пошумим? Пошумим?! — орал ведущий в микрофон, представляя первую пару участников баттла. Короткое интервью, вызывающее в толпе по очереди то одобрительный гул, то разочарованный ропот, и вот уже первый пошел. Довольно хороший ритм, темп и читка. Оппонент — однотипная х*ета. Но даже несмотря на дерьмовое исполнение и свисты в толпе, Машу подхватила эта волна. Волна кача, драйва, противостояния!

— Вштырило? — проорала Лизка.

— Нормально стелят. Первый отлично зашел!

— А ты хотела дома сидеть! — не преминула напомнить подружка.

Мура только улыбнулась и вернулась взглядом к происходящему. О том, что с ее везением вечер не мог пройти гладко, она не думала ровно до того момента, как ведущий не представил новых участников.

— Вот же, бл*дь! — озвучила мысли Муры Лизетта. — И этот здесь. Выходит, вернулся в тусовку… Извини, Мур, я ведь не знала…

Из-за шума Маше приходилось прислушиваться к словам подруги, наклонив голову, а в ответ ей орать:

— Да по х*р! Смотрим дальше…

Но интересно уже не было. Тема у парней была какая-то остросоциальная, и обычно ей такие замесы нравились, но не сейчас. До конца представления осталась чисто из принципа. Ну, и чтобы Лизка лишний раз убедилась в ее равнодушии к Богатыреву. Не то потом плешь проест. Однако, как только раунд закончилось, Лиза поспешила ретироваться.

— Извини, Лизетта, я уже на ногах не держусь.

Маша пробралась сквозь плотную гудящую толпу к выходу, и с наслаждением вдохнула свежий, пропахший пылью, прибитой дождем, воздух. В прокуренном помещении, где, презрев все запреты, курили, казалось, все, сама Мура дышала вполсилы. Поэтому сейчас возможность вдохнуть полной грудью за счастье.

— Хороший вечер, — раздался хриплый голос за спиной.

— Да, неплохой… — покосилась на Севу Мура.

— Понравилось? — спросил, дернув головой в сторону входа.

— Нормуль.

— Я тут выпал ненадолго из жизни. Расскажешь, что здесь да как?

Сева достал сигареты и, выбив одну, губами вытащил ту из пачки.

— Навряд ли. Я редкий гость в этой тусовке, Сев, так что… Давай, до скорого.

— Тебя подкинуть?

Дверь в клуб открылась, окатив их новой порцией шума. Мура отрицательно покачала головой.

— Подожди… — Всеволод сделал несколько дерганый шаг и ухватил Машу за руку.

— Лапы от нее убери, козел! — раздался яростной голос Лизетты. Мура хмыкнула, разворачиваясь на звук. Наивно было полагать, что та отпустит ее так просто.

— Воу-воу… Придержи коней, подруга, — Богатырев выставил руки ладонями вперед, — че тебя так бомбит?

Проигнорировав Севу, Самойлова схватила Муру за руку, и потянула ту на себя.

— Эй, да что с тобой не так?

— Держись от нее подальше, понял?

— А ты с х*я ли здесь на меня свой маргарин вываливаешь?

— Да пошел ты, урод! — в порыве ярости Лизетта изо всех толкнула парня в грудь руками. Вообще-то, при обычных обстоятельствах хрупкая Лизка вряд ли могла причинить кому-то реальный вред. А Сева… Он просто отступил, но не учел, что под ногами ступенька. Как в замедленной съемке Мура наблюдала, как в глазах парня появилось недоумение, которое в мгновение сменилось страхом. Он покачнулся и, нелепо взмахнув руками, повалился на спину. Маша присела, с ужасом глядя на ноги Богатырева, которые неестественно изогнулись, застряв в спущенных на бедра джинсах. Протезы. Вместо ног у него были протезы…