— Сева… — подползла ближе к лицу парня Мура, — Сева, ты как?
Он не отвечал. Отвернулся в сторону и пытался встать. Чтобы хотя бы не лежа терпеть это унижение. Закрыл предплечьем лицо. Но это слабо помогало сдерживать клокочущие внутри эмоции.
— И че теперь делать? — тупила Лизетта, несколько дезориентированная случившимся.
— Пошла вон! — просипел Сева.
— Эй, ты… Полегче! Я, может, помочь хочу…
— В п**ду засунь свою помощь! — Его трясло. Его душили унижение и чувство черного абсолютного бессилия. И слезы… Чертовы ни х*ра не мужественные слезы, подступившие к темным глазам, грозили вот-вот сорвать Севу в очередную истерику. Сколько их было за последние пару лет? Сколько их, мать его, было…
— Сева…
— Валите все.
— Слушай, че за тупой баттхёрт? Мы же помочь хотим… — снова влезла Лизетта.
— Пошла на х*й, ты, че, глухая?! — заорал Богатырев, — все пошли! — не выдержал — заскулил, при помощи рук и пятой точки отползая от них.
— Но…
— Лиз, не надо… Иди. Мы тут… мы тут сами справимся.
— Ага! Еще чего…
— Лиза! — одернула подругу Мура и жестом головы приказала той возвращаться в клуб и не спорить.
Лизка послушалась. Наверное, случившееся на нее действительно сильно повлияло. Никак иначе ее покладистость было не объяснить. Встав с колен — и так уже ободрала, Мура сделал пару шагов и снова присела на корточки. Осторожно коснулась плеча парня:
— Давай, вон скамейка… Эти штуки ведь можно ммм… установить на место?
Сева молчал. Только его широкая грудь поднималась слишком часто — вдох-выдох, и снова вдох. И у нее сердце сжималась от… От чего, Мура не знала.
— Уйди.
— Обязательно, — не стала спорить Мура, — ну же, давай!
Кое-как они добрались до лавки. А вот что делать дальше — Маша просто не представляла. Протезы застряли в тесных штанинах модных джинсов, и как их оттуда достать, не снимая с парня штанов — девушка не понимала. Растерянно оглядевшись по сторонам, Маша полезла в сумочку.
— У меня есть маникюрные ножницы…
— К чертям…
— Мы разрежем ткань, достанем протез, и ты снова его наладишь… Сева, ты меня слышишь?
Мура обхватила ладонями колючие щеки парня и заглянула тому в глаза. В отрешенном взгляде Богатырева мелькнула бледная тень сознания. Он медленно кивнул головой и спрятал руки в подмышках.
— Достань сижку… пожалуйста, — просипел он. Маша удивленно вскинула голову, не совсем понимая, почему бы ему не сделать это самостоятельно, но все же выполнила просьбу Богатырева, забравшись в карман его бомбера. Все стало понятно, когда Сева схватился за сигарету. Его руки тряслись, как в припадке. Мура никогда не видела настолько острой реакции организма на стресс. Вряд ли бы он смог сам достать сигареты. И тем более Сева не мог прикурить. Только злился еще сильнее, растирая свободной рукой по лицу злые слезы.
— Дай я… — нашлась Мура. Выхватила из его пальцев сижку, щелкнула зажигалкой. Она не курила, поэтому закашлялась на первом вдохе. Черт с ним. Зажав фильтр между большим и указательным пальцами, поднесла тот к губам парня. Он жадно втянул в себя дым. Выдохнул носом, и снова затянулся. У Маши пальцы жгло — с такой яростью он тянул.
— Еще…
Маша подкурила вторую сигарету. Эту Сева смог уже выкурить самостоятельно, пока она маникюрными ножницами кромсала его штаны. На это ушло много времени и еще парочка сигарет. Мура так надышалась табачным дымом, что ей стало плохо.
— Вот… Ну-ка! Что с ними дальше делать? — наконец спросила, когда протезы оказались в ее руках.
— Выкинуть на х*й. И все…
— Зачем ты так? Как их приладить? Ну… обратно?
— Дай сюда…
Сева забрал у нее из рук сначала левый протез, повозившись с ним, зафиксировал на ноге и взялся за правый. На его установку у парня ушло немного больше времени. Он злился, психовал и матерился. Сама Маша отошла в сторону, чтобы его не стеснять. И не пялиться. Хотя… Севины розовые культи и без того стояли у нее перед глазами. А в душе… Господи! Такая неразбериха творилась! Маше было больно и страшно от того, как судьба обошлась с молодым красивым талантливым парнем. Ей хотелось его обнять, утешить… Пообещать, что все будет хорошо, подставить плечо. В ней ширилось необъяснимое чувство сопричастности к чужому человеку, боль которого почему-то воспринималась необычайно остро. Не потому ли, что она сама долгое время жила с огромной раной внутри?
— Я все…
— И… что дальше? Может, вызвать такси, или…
— Я на колесах.
— Ты уверен, ну… Ты уверен, что сможешь…
— У меня нет ног, а не рук! Засунь свою жалость…
— Я тебя не жалею!
— А так и не скажешь…
— Я волнуюсь, чтобы ты нормально добрался. Только и всего.
Сева хмыкнул, глубоко вздохнув, попытался встать. Не раздумывая ни секунды, Маша подала руку. Сева смерил ее взглядом, но все же ухватился за протянутую ладонь. Поднялся, издав характерный, довольно неприятный звук. Мура смущенно отвернулась.
— Это воздух, выходящий из гильзы! — рявкнул Богатырев, брезгливо отбрасывая руку Муры.
— Окей. А орешь чего?
Богатырев отвернулся, ничего не сказав, и, неуверенно ступая, пошел по дороге. Смотрелось это довольно смешно. Нет, бесспорно, никакого веселья в сложившейся ситуации не было, но… но ведь — либо смешно, либо нет! А Сева сейчас выглядел, как вылитый волк из «Ну, погоди». Штаны-клеш, и походка — так точно.
— Ты сейчас похож на волка из «Ну, погоди». Штанцы — отпад, — рассмеялась Мура.
Сева удивленно обернулся. С тех пор, как он лишился конечностей в той чертовой аварии, над ним никто не смеялся. Его, дьявол всё забери, щадили! Боялись задеть неосторожно сказанным словом. С ним носились, как дурни с писаной торбой, убивая остатки его чувства собственного достоинства. Твою мать! Даже ср*ные рэп-баттлы становились до ср*ки политкорректными, когда он выходил на биф1. С х*я ли они все решили, что могут его жалеть?! Ср*ные толерантные ублюдки, очкующие замутить годный дисс2, лишь бы только бедненький Севушка не расстроился! Уроды, тупые дровитаторы. Он уже настолько привык к такому положению вещей, что смех Муры стал для него глотком чистого наслаждения. Будто бы в прошлое вернулся, когда с телочками мутил да зубы, не парясь, скалил.
— Тебя подкинуть? — спросил неожиданно даже для себя, потому как вначале Севе просто хотелось сбежать. Спрятаться за семью замками и закинуться чем-то убойным, чтобы забыться. Из их-то голов он не мог стереть происшедшее, а вот из своей… хотя бы на время.
— Нет, спасибо. Мне здесь всего пару домов пройти.
— Тогда до понедельника, — пожал плечами Сева и разблокировал замки на авто. Открыв дверь, чуть повернул голову, чтобы понять, наблюдает ли Мура за ним. Ему было до ужаса неловко забираться в машину под ее взглядом. Но девушки уже и след простыл. Тогда, осторожно опустившись задницей в кресло, Сева руками втянул ноги в салон и, не сдержавшись — саданул кулаком по рулю. Он ненавидел такую жизнь! Как же люто он ее ненавидел! Дер*мо. Вся его жизнь — один большой кусок дер*ма. И тачка эта с ручным управлением, чтоб ее… Слетев с катушек, Сева снова влепил кулаком по панели — не помогло. Со всей дури — головой о стекло — чуть отрезвило. И еще раз. Пока не рассек бровь, и багровая кровь не заменила алую пелену ярости перед глазами.
На максимально возможной скорости — туда, где снова может быть хорошо… Туда, где эта вся ср*нь отпускает. На звонок в обшарпанную, выкрашенную зеленой краской дверь никто не отвечал. Сева постучал. Три коротких и через паузу — еще два.
— Ну, наконец-то… — фыркнул Богатырев, втискиваясь в чадную пасть квартиры.
— Я уже спал, чувааак, — протянул Лут, ударяя Севу кулаком о плечо.
— Да тебя еще штырит. Пойдем. Дунем чего-нибудь. Или закинемся. Чем порадуешь?
— А бабло?
Сева полез в карман и кинул на полку несколько крупных купюр. Хозяин квартиры быстренько их подмел — все верно, в этом притоне по-другому — означает остаться без денег.
— Вот, годная вещь… — из руки в руку скользнул пакетик, — для тебя придержал.
— А где все? — оглядел пустую загаженную квартиру Богатырев.
— Х*й его… — философски пожал плечами Лут, подкуривая очередной косяк.
Сева закинулся и, стащив несвежую простыню, упал на край дивана. Наркотик действовал. Его расслабляло. И жизнь уже не казалась такой уж отстойной.
— Как дела, бро? Выглядишь ты что-то дерьмово.
— Нормуль. Подругу, вот, встретил. Из-за которой тогда… эта вся х*рня приключилась. — Сева кивнул головой куда-то вниз и, забрав косяк из руки Лута, затянулся.
— И че?
— Да ниче, Лут. Красивая телка… Только дура.
— И че? — повторил вопрос хозяин квартиры.
Сева откинулся головой на спинку дивана и снова затянулся.
— Я ее хейтил страшно, после всего. Ну, типа… она во всем виновата. Если бы я тогда не узнал, что эта дура вскрылась, ни х*я бы не было, бро. Я бы на своих двоих по земле ходил… А так, к ней ведь летел.
— Вскрылась? Из-за тебя? — осоловело моргнул глазами Лут.
— Так сказали. Вроде как, из-за того, что я на баттле вкатил тему об этой телке. Нелестно, мать его, отозвался. Соской назвал, или что-то типа того, а она, вроде, недотрога, и все такое.
— Зашквар.
— Кто ж его знал, что она такая планочная? Я ее вообще в первый раз видел… А она, оказывается, на меня запала давно. Прикинь? И тут любовь всей ее жизни — х*як! Вот подруга и слетела с катушек.
— Угу!
— А я, когда узнал, здорово вмазанный был. Мне это таким романтичным показалось, — заржал Всеволод, — ну, типа, это же круто, когда по тебе кто-то реально так сохнет. До соплей зеленых. Ну, я и поехал к ней, Дон Жуан хренов…
— Слушай, а ты знаешь, сколько этот Жуан телок перетр*хал? — отвлекся Лут.
— Не-а… — затянулся Сева.
— Говорят, до х*ра. Мне бы так… Ну, так, и чё тёлка? — без всякой паузы вернулся к предыдущей теме дилер.
— Тёлка? Да ниче так. И не виновата она ни в чем. Это я теперь уж я догнал.
— А кто виноват?
Сева растерянно моргнул. Под всем, что он употребил, сосредоточиться было непросто.
— Виноват? Да сам, кто ж еще? Эта х*ета мне в обраточку прилетела, — потому что, бро, существуют вещи, за которые всегда приходится платить. Хочешь ты этого, или не хочешь. Этот, — Сева закатил глаза к потолку, — не спрашивает. Это, мать его, закон равновесия. Иначе мы давно бы все сгинули, сожрав сами себя.
Лут нахмурил белесые брови. Покосился сначала на Севу, потом на пакетик с дурью.
— Че? — удивился Богатырев.
— Эта шмаль, по идее, должна по-другому действовать, а тебя чет накрыло не по-детски, бро.
Сева равнодушно кивнул и уставился в одну точку. Вообще-то он решил завязать с наркотой. Но его жизнь была настолько хр*новой, что та стала единственной возможностью почувствовать эту самую ср*ную жизнь. Ощутить хоть что-то, вместо удушающей разъедающей изнутри кислотой безнадеги. Богатыреву было всего двадцать два! Ему бы девок тр*хать, да треки писать, высекая свое имя в истории отечественного шоубиза… А он — по больницам год, второй — по психологам. И ни черта ведь не помогает, ни черта! Только фантомная боль в оторванных конечностях. Только адское жерло депрессии, из которой не получается выбраться. Ни самому, ни с гребаной помощью шринков. Что они могли ему посоветовать из того, что Сева не знал? Ничего? Абсолютно! Потому что на нем, казалось, отработали все возможные приемы терапии! Он уже сам, кого хочешь, мог бы проконсультировать, не хуже дедушки Фрейда и всех его дер*мовых адептов! Но… не помогало. Совсем. Он чувствовал бы себя мертвым, если бы не непрекращающаяся агония боли.
В очередной раз затянувшись, Богатырев передал косяк Луту и опустил веки, мысленно возвращаясь в события вечера. Мура. Глупая девочка, совершенно невольно ставшая для него роковой. Сколько ночей Сева провел, мечтая о том, как бы сложилась его жизнь, не помчи он к ней, весь такой благородный, в больницу? Она вены вскрыла — невелика потеря. Сейчас и не разглядишь под фенечками и модной красной ниточкой, повязанной на запястье, а он… Он получил охренеть какое увечье. Несовместимое с жизнью, вообще-то. Выкарабкался каким-то чудом! Только лучше бы сдох! Мура… Ее облик стерся из памяти, но стоило только увидеть в коридоре родного универа — сразу понял — это она. По взгляду, который Машка каждый раз отводила в сторону, по тому, как неуверенно она сутулила плечи. Вся такая чистенькая недотрога… Вот и ему помогла, когда с протезов слетел. Добренькая. Не вспомнила, что из-за него счеты с жизнью пыталась свести. Благородная, бл*дь. Интересно, а есть шанс, что она до сих пор по нему сохнет? Это он сейчас для суч*к — некондиция, но… может, если по любви, то и выгорит что-то? Что-то светлое, чистое, настоящее… Всеволод так этого хотел. Чтобы с ним… по желанию, а не за деньги, которые он платил всяким шлюхам, когда припекало. Чтобы его по-настоящему хотели. Даже таким обрубком.
Биф1– (beef) вражда между рэп-исполнителями, тусовками, лейблами, сопровождающаяся диссами и зачастую разборками вживую.
Дисс2 — трек, направленный на другого исполнителя или на кого-либо, что-либо с целью «опустить его». В подобных треках практикуется нецензурная речь, брань в сторону оппонента и его близких, угрозы, шутки ниже пояса и прочее.