Попустило Таню ближе к вечеру воскресенья. Ну. как отпустило… По крайней мере, окончательно спала температура. Кашель, конечно же, не прошёл, но и на том спасибо. Данька как будто испытывал Павла на прочность, потому что тоже резко повеселел, стоило только матери встать на ноги.

— Павел, можно я постираю? — поинтересовалась женщина, сжимая в руках стопку грязного белья.

Тане было жутко неловко в сложившейся ситуации, и она понятия не имела, что делать дальше. Никогда в жизни ещё ей не было настолько неудобно.

— Конечно. Вы можете делать все, что нужно. Вы как вообще?

Таня закинула вещи в машинку и неловко развернулась:

— Мне уже лучше. Спасибо вам большое. Даже не знаю, как…

— Не стоит, Таня, — отрезал мужчина, хмуря широкие брови.

— Мы причинили вам кучу хлопот, и я не вполне адекватно себя вела… Но я, правда, благодарна и… Спасибо вам за Даню. Я бы не справилась сама.

Павел чувствовал себя так же неловко, как и Таня. Её послушать, так он принц какой-то. На самом деле все намного прозаичнее. Ему нужен хороший специалист. Конечно, не каждый бы решился заполучить его таким нестандартным способом, но… С соседями ведь тоже нужно дружить. Не так ли? Мужчина неловко пожал плечами и отступил на шаг, давая Тане пройти.

— Мне можно искупаться, пока Даня играется?

— Таня! — гаркнул Павел, нервно отводя волосы ото лба. — Ну, я же сказал… Можете делать все, что вам может понадобиться. Вам здесь ещё не одну неделю жить… Перед Новым годом не так много желающих начинать новый объект. Пока мне не удалось найти рабочих для ремонта вашей квартиры.

Таня прикрыла глаза. Не то, чтобы она забыла их последний разговор. Или нервный срыв, который с ней случился, и за который ей все ещё было стыдно, но… Она и сейчас не понимала, зачем Павлу ей помогать. Нет, Таня, конечно, оставила идею о том, что он станет ее домогаться… Смешно, учитывая то, как она нынче выглядит, но и в бескорыстную доброту подобного рода она уже давно не верила. Жизнь разбила все иллюзии.

Женщина быстренько разделась и, впервые за несколько дней, встала под душ. Запрокинула голову навстречу упругим горячим струям и отбросила все мысли прочь. Ей не так часто помогали. Всего в жизни она добивалась сама. И если сейчас, с какого-то перепуга, ей протягивают руку помощи — она ее примет. Ради сына. А с мотивами мужчины будет разбираться по ходу дела. Главное — выбраться из ада, в который превратилась её жизнь.

Спустя несколько минут, благоухающая мужским шампунем — свой она забыла забрать, и переодетая в чистое, Таня вышла из ванной. Данька занимался тем, что выгружал на пол содержимое стоящих в углу коробок. Павел сидел возле него на полу и заинтересованно наблюдал за ребёнком.

— Простите, у него мания какая-то с этими ящиками, все на пол норовит выкинуть, — стала оправдываться Таня. — Я сейчас все соберу.

— Оставьте. Пусть играет. Здесь нет ничего ценного.

Данька оторвался от своего дела и посмотрел на мать. Она неловко пожала плечами, снимая сооруженный из полотенца тюрбан. Развесила его на батарее и опустилась на пол рядом с сыном. На пол полетела книга.

— Даня! — одернула сына Татьяна, поднимая с пола увесистый том.

— Ничего.

Павел оперся спиной о стену и с интересом взял в руки книгу.

— Сто лет ее не видел. Мама сохранила. Подумать только… Столько лет прошло.

Таня заинтересованно взглянула на обложку. «Три товарища». Ремарк… У Павла хороший вкус. А он, как будто забыв обо всем, провел пальцами по гравировке на обложке и открыл книгу, неспешно перелистывая. Данька вытянул коробку с шахматами и заинтересованно заглянул внутрь. Искусно вылепленные фигурки очаровали ребенка, он тут же принялся пробовать их «на зуб». Таня аккуратно отвела в сторону кулачок сына, но он настырно вернулся к своему занятию. Наблюдающая за ребенком, женщина не сразу заметила, как мучительно исказилось лицо соседа.

— Все нормально? — осторожно поинтересовалась Таня.

Павел встал с пола и отвернулся к окну, нервно проводя по затылку своей большущей ручищей. Он вообще весь был такой… большой. Плотное телосложение, высокий рост, крупные, Таня бы даже сказала, тяжелые черты лица.

— Эти шахматы мне подарил отец. Он умер полгода назад, и мы даже не успели проститься.

Павел не знал, почему его пробило на откровения. Возможно, сказывалось одиночество. Он действительно был один на один со своей болью. С мамой поговорить на эту тему он просто не мог, потому что так и не сумел до конца простить то, что его слишком поздно поставили в известность о состоянии здоровья отца. Не мог простить, что не попрощался с ним при жизни, что не сказал напоследок, как он его любит… Да много всего…

— Мне жаль, — прошептала Таня, сгребая сына в объятья. Она могла понять мужчину. Это очень тяжело — терять близких людей. Невыносимо тяжело. Ее родители живы, но, в то же время, потеряны для нее.

— Пора смириться, а у меня, вот, не выходит.

— А мама? — нерешительно поинтересовалась Таня.

— Мама, слава Богу, жива и здорова.

Таня свернулась клубочком на ковре и задумчиво приумолкла. У каждого человека своя боль. Даже у благополучного с виду мужчины.

— Пойду, покурю, — сообщил Павел и стремительно вышел из комнаты. Что-то его, и правда, разобрало. Конец года на него так действует, что ли? Время подведения итогов и постановки новых целей… Что ж… Этот год был, пожалуй, худшим в его жизни. Или лучшим… Кто знает? По крайней мере, они расстались с давно нелюбимой женой. Но, с другой стороны, он лишился привычного жизненного уклада, той размеренной и устоявшейся жизни, которая у него сложилась в течение всех прошедших лет. Черт… Закурил нервно, выпуская струйки дыма в приоткрытую форточку. Вернулся в квартиру, занося с собой аромат дорогих сигарет.

Таня как раз собирала обратно в коробку вещи, раскиданные сыном. Ее длинные волосы немного подсохли и завились в крупные кольца. В свете лампы они приобрели теплый шоколадный оттенок, и Павел невольно залип. Женщина встала на колени и завела свисающие пряди за ухо. Все-таки уши у нее действительно смешные. Маленькие и забавно оттопыренные. Дверь за ним захлопнулась, и Таня резко повернулась на звук.

— Таня… — отбросил тягостные мысли Павел. — Вы есть хотите? Я Даньке давал пюре из баночки, но теперь и его нужно покормить нормально.

Таня неуверенно пожала плечами и встала с пола:

— Я могла бы, наверное, что-нибудь приготовить…

— Ну что ты выдумываешь все время? — завёлся мужчина, резко переходя на «ты». — Куда тебе готовить? На ногах едва стоишь!

— Мне лучше! Немного…

— Вот именно, что немного. Я закажу доставку.

Таня вздрогнула и, отвернувшись к окну, произнесла:

— У меня нет средств на такие изыски. Собственно… Если бы не вы, я бы, наверное, уже голодала…

— Таня! Вы мои гости. Смотри на это проще.

— Нуда…

— Не веришь ни во что, так? Стреляная?

Таня вновь повернулась к Павлу:

— Не хочу быть должной. Никому.

— А ты отработаешь все. Сотый раз тебе повторяю.

— Что, и обед вычтете?

— Да что ты привязалась к этому обеду! — воскликнул мужчина, набирая на телефоне номер доставки и делая заказ.

Таня внимательно наблюдала за его разговором с оператором, подмечая то, что раньше оставалось незамеченным. У Павла был зычный, уверенный голос с лёгким акцентом, который приобретается, только если человек долгое время живет за границей. Этот голос очень соответствовал всему облику мужчины. Тёмным густым, давно не стриженным волосам, сильно отросшей частой щетине… Уже скорее даже бороде. И большим выразительным карим глазам.

— Таня, куриный суп для Дани подойдёт?

Женщина кивнула головой и поспешно добавила:

— Только не острый.

Ужин привезли только через час. Таня и забыла, каково это — есть ресторанную еду. Слишком много времени прошло.

— Я бы хотела как можно скорее приступить к работе.

— Ты все ещё больна, — отрезал Павел, разламывая чесночную булочку пополам. Данька тут же ловко выхватил кусок из его ладони и сунул в рот. А потом забавно скривился и с обидой посмотрел на мужчину. Будто бы это он ему предложил такую бяку. Таня не выдержала и захохотала. А Павел с удивлением отметил, как моментально преобразилась женщина. Он не видел её такой. Беззаботной и счастливой. Все ещё посмеиваясь, Таня отобрала булку у сына, а потом, посерьезнев, посмотрела на соседа:

— Кое-что я бы уже могла делать. Просто дайте мне самые срочные документы, а там — буду смотреть по состоянию. И соглашение о конфиденциальности нужно подписать первым делом.

Павел насупил брови и встал из-за стола. А потом вернулся с тонкой папкой бумаг.

— Вот соглашение. Вот самые срочные бумаги. После ужина заведу тебе корпоративную почту.

Вот так просто…

— Вы меня официально трудоустроите? — поинтересовалась женщина, отправляя ложку с супом ребенку в рот. — Трудовая нужна?

— Черт… Забываю все время, что здесь существует подобный документ… — пробормотал Павел, потирая бороду, и в ответ на удивленный взгляд женщины пояснил. — Это пережитки прошлого. В развитых странах нет никаких трудовых.

— А вы жили за рубежом, да?

— Жил… Половину жизни там оставил…

Мужчина отставил недоеденную тарелку и встал из-за стола. Он был каким-то подавленным и невеселым. Открыл дверцу кухонного шкафчика, достал бутылку коньяка и плеснул в стакан. Он же не алкоголик? Ведь нет?

— Будешь?

Женщина отчаянно затрясла головой из стороны в сторону. Она жутко не любила выпивох. Они ее пугали до трясучки. Как-то в детстве Таня отдыхала в селе у бабушки по отцу. По соседству с ними жил местный алкоголик, который, выпивая, частенько поколачивал и жену, и детей. Это произвело такое неизгладимое впечатление на девочку, что она до сих пор обходила пьяных десятой дорогой. Павел пожал плечами, взял свой стакан и направился к выходу. Весь остаток вечера мужчина провел за работой в пустующей спальне, оборудованной под кабинет. А когда оторвался от работы — Таня с сыном давно уже спали. Павел побродил по притихшей квартире, перебрал в голове все задачи на будущую неделю и застыл напротив кровати. Все-таки хорошо, что он не один сейчас. Как-то грело душу сопение этих двоих, по факту — чужих людей… И одиночество не воспринималось так остро. И может, не напрасно все? Вон… Соседям помог. Таня даже улыбаться стала. А ведь только один Бог знает, сколько времени у нее не было повода для радости. И мальчонка смешной такой… Смышленый и некапризный. Как мог родной отец отказаться от собственного сына, да еще и так напакостить его матери напоследок? Такая подлость была выше понимания Павла. За свою семью он бы горы свернул. Даже сейчас, после развода, он не оставил бы Киру в беде. Мужчина потоптался еще немного на пороге и вышел из комнаты.