Дома было удивительно хорошо. Герман отдыхал там душой… А еще было тихо, что позволяло ему сосредоточиться на работе, и ни о чем не думать. Хотя, не думать о некоторых вещах он попросту не мог. Даша… Вот, кто занимал все его мысли. Так, что даже бабка заметила его задумчивость.

— Ты витаешь в облаках…

Герман пожал плечами:

— Появилась пища для размышлений.

— И как ее зовут?

Мужчина промокнул уголки рта льняной салфеткой и откинулся на стуле:

— Её? — приподнял бровь в лёгком наигранном недоумении Герман.

— Когда у мужчины такое выражение лица, как у тебя сейчас, это свидетельствует лишь об одном — война объявлена, орудия взведены и ждут отмашки на залп.

Герман закашлялся. Интересно, таким образом бабка намекала на его несколько возбужденное состояние? От нее можно было ожидать, чего угодно. Аллегория на тему взведенного орудия была довольно таки корректной, как для бабки. По крайней мере, на этот раз Марго не стала называть вещи своими именами. А ведь могла. И довольно часто практиковала. Она всегда была острой на язык, что с возрастом только усугубилось. И за это он любил ее, казалось, еще сильнее. Она не терпела лицемерия. Она была его зеркалом, в отражении которого Герман видел себя без прикрас. Так легко было возомнить себя богом в той среде, где он постоянно вращался, но… Марго всегда его вовремя останавливала. Он смотрел на себя в отражении ее глаз, и трезвел. Благодаря бабке, Герману удалось то, что не удавалось многим талантливым людям — ему удалось остаться человеком. Впрочем, он не любил это демонстрировать. И старался держать определенную дистанцию со всеми посторонними. А посторонних в его жизни было — хоть отбавляй.

— Ты — чудо, Марго.

— А ты — увиливаешь. Впрочем, можешь ничего не говорить. Я рада, что ты загорелся. Плевать, как ее зовут, если она заставила тебя вылезти из той скорлупы, в которую ты забрался после гибели Егора. Я тысячу лет не видела тебя таким.

— Я потерял не только сына, Марго. Я и жену потерял, — сухо заметил Герман.

— Но по ней ты не убивался так сильно.

Герман промолчал, разглядывая старинную, расписанную вручную, тарелку. Он не хотел обсуждать эту тему. О том, что вместе с сыном из его жизни ушло нечто бесценное — они знали оба. Так же, как и о том, что гибель жены не причинила и десятой части той боли. Отрицать это было глупо и бессмысленно. Он не любил жену так, как мужчина должен был любить свою женщину. Поженились они исключительно из-за беременности Эльвиры, которую, уж конечно, никто не планировал. Герман был молод, и недооценил коварство женщины, возжелавшей заполучить в свои сети красивого талантливого мальчика из хорошей семьи. А Эльвира хотела этого больше всего на свете. Результатом чего стал Егор. Хорошенький розовощекий малыш, похожий на папу. Герману было двадцать четыре. И никаких положительных эмоций идея предстоящего отцовства в нём не вызывала. Напротив, меньше всего на свете он хотел перестраивать свою жизнь под нужды сопливого младенца. Он был страшно зол, что попал в ловко расставленные сети Эльвиры. Но все изменилось, стоило ему увидеть малыша. Он проникся им сразу. И его огромная любовь к сыну только крепла день ото дня, так же, как и нелюбовь к его матери. Егор рос на его глазах. Герман таскал его за собой по всем съёмочным площадкам, не доверяя жене, которая, осознав, что даже появление сына не заставило Геру ее полюбить, вела себя по отношению к ребенку холодно и равнодушно. Егор рос… А вместе с ним рос и сам Герман. Он смотрел на сына, и видел в нём себя, своего отца, деда… Видел каждую проведенную вместе секунду, помнил до мельчайших деталей каждый с ним разговор, и каждый его вопрос. И хотелось самому стать лучше, сильнее, отважней, чтобы только сына никогда не разочаровать. Хотелось передать ему все свои знания, научить всему, что умел… Но, не судьба, оказалось. Он не сделал самого главного — не уберег.

— Ты прекрасно знаешь, что я не любил Эльку. Но и смерти ей никогда не желал.

— А ты вообще когда-нибудь любил, Гера?

— Конечно, в восьмом классе я, помнится, через всю гору отсюда на лыжах зимой к Настьке Ивлевой бегал… Эх, жаль, теперь все заборами перегорожено. Так бы хотелось сейчас на лыжах, помнишь, ба, как тогда?

— Нынче все по-другому… И зим таких нет, и снега, и заборы не всякой крепостной стене уступают… Только ты опять уводишь тему, дорогой. Ты не даешь себе жить в полную силу, не позволяешь любить, опасаясь новой боли… Но это неправильно, Гера. Ты ведь — как зомби, ну, правда…

Вообще, Марго редко читала внуку нотации. Поэтому сейчас Герман был несколько удивлен. Он подпер щеку ладонью, наплевав на этикет, и поймал бабкин взгляд.

— Я люблю тебя.

— Этого мало! В тебе столько всего нерастраченного, Герман… Просто позволь себе! Даже твоя мать забила тревогу!

— Ты всегда говорила, что она недалекая.

— Так и есть! Но ведь и до нее уже дошло, что дело плохо!

Герман задумался, повертел солонку в руках, провел пальцами по узору на скатерти.

— Её зовут Даша. Ту, которая меня встряхнула. В прошлом она — неразборчивая в связях наркоманка…

Марго цыкнула зубом, отложила в сторону салфетку, и приготовилась встать из-за стола. Герман тут же вскочил, чтоб отодвинуть ей стул.

— А сейчас?

— А сейчас я о ней ничего не знаю. Кроме того, что она не очень хотела сниматься в Потерянных, но мне зачем-то понадобилось её убедить.

— Постой… Эта та Даша? Тощая, с глазищами?

— Она.

— Ты еще тогда на неё запал. Ведь так?

— Она меня очаровала своим талантом. Идеальным попаданием в образ. Было в ней что-то сумасшедшее, от чего у любого мужика в округе ехала крыша. А потом погиб Егор, и я…

— Ушел в себя.

Герман пожал плечами, и тут же у него зазвонил телефон.

— Извини. Я отвечу. Да! Что там, Радмила, костюмеры опять не вписываются в смету?

— Привет, Гера… Нет, тут у нас на ровном месте ситуация. С актрисой…

Его ассистентка еще даже не договорила, а Герман уже понял, о ком пойдет речь. Интересно, давно ли у него появились экстрасенсорные способности?

— Даша Ив…

— И что с ней? Она не приехала на примерку?

— Да, при чем здесь это? Она решила отказаться от псевдонима! Уперлась, как баран, и твердит, что не станет подписывать контракт. Вообще-то я предполагала, что она потребует исключить нелепые пункты о тестах на наркотики, но этот бред не вызвал у неё никаких вопросов. Всё вообще проходило без сучка, без задоринки — одно удовольствие с таким человеком работать, пока речь не коснулась этой чертовой Даши Ив. Ну, и что мне делать, я тебя спрашиваю?

Герман вздохнул. Сама того не понимания, Рада дала ему неплохой повод позвонить… Услышать голос, который он уже заслушал до дыр, бесконечно перематывая на начало ролик с Дашиной пробой.

— Ничего не делай. Я ей сам позвоню, а после дам знать, что решили. Что-нибудь еще?

— С тобой хотел поговорить Ефрем. У него нет уверенности, что он сможет преобразовать локацию, в соответствии с твоими новыми пожеланиями. Он еще говорил что-то о несоответствии выбранного места драматической составляющей сцены, но ты в курсе, я в этом ни бельмеса не смыслю. Разберись.

Не многие могли отдавать ему приказания. Собственно, и Рада не могла, исходя из сложившейся на съемочной площадке иерархии, но той было позволено такое панибратство. Заслужила долгими годами преданной службы. Чем-то Рада напоминала Герману бабку, и, наверное, поэтому они нашли с ней общий язык. Да и сам Герман испытывал к ней достаточно теплые чувства. Если у него и были друзья, то Рада была одной из немногих.

— Понял, позвоню…

— Я внесу эту встречу в твое расписание. У тебя как раз есть немного времени завтра, после встречи с осветителями… — задумчиво протянула Рада.

— Мне подходит. Тогда до завтра?

— Давай. Обязательно поговори с девчонкой!

— Уже набираю ее номер…

Герман действительно нашел в телефонной книжке номер Дашки, потрепал бабку по волосам, и вышел из комнаты. Пока слушал гудки, преодолел коридор, и спустился в зимний сад.

— Да? — раздался тихий спокойный голос. Ничего такого в нем не было, но в то же время было столько всего… У него волосы дыбом встали по всему телу от одного ее «да». И не только волосы, если быть откровенным…

— Привет, Даша.

— Здравствуйте, Герман.

— Расскажешь, что не так с Дашей Ив? — спросил, прислонившись спиной к прохладному дереву.

— Идея с псевдонимом мне казалась правильной лишь в семнадцать. Сейчас у меня другое видение. Только и всего.

Герман замолчал на мгновение, обдумывая ситуацию.

— Даша Ив — какой-никакой бренд…

— Да, уж… — горько рассмеялась девушка, но даже этот невеселый смех пробежал током по позвоночнику.

— С другой стороны, тебя однозначно узнают. Ты практически не изменилась.

— Эээ… Спасибо?

— Пожалуйста. Так какое имя будет значиться в титрах моего фильма?

— Дарья Иванова. Знаю, не гламурно совсем, но, уж, как есть…

— Ладно.

— Ладно?

Даша была явно удивлена. Она не ожидала, что он так просто согласится, и не успела сыграть, убрав из голоса эмоции. Только этим Герман мог объяснить чувства, в которые вдруг окрасилась ее речь. В актерских способностях девушки Герман нисколько не сомневался.

— Конечно. Не вижу в этом особой проблемы. Как прошла твоя встреча с художниками-постановщиками? Гримерами, костюмерами?

Вообще-то он знал, как. Только прощаться с Дашей почему-то не хотелось. А ведь он был так уверен, что запросто сможет отбросить мысли о ней. Нисколько не сомневался, что, как обычно, сумеет отстраниться и взять ситуацию под контроль. Но все оказалось намного сложнее. В памяти отчетливо ярко всплыли картинки той самой первой встречи в аэропорту, Дашины первые робкие пробы… И все, что они в нем пробудили тогда. И все, что даже годы спустя не забылось, не стерлось из памяти, как будто только и ждало, когда сможет вырваться наружу. Безумие. Не иначе…

— Нормально прошла. Как мне кажется, мы остались довольны друг другом.

Да, остались. Он навел справки, у кого следует. Ничего не мог с собою поделать, но тогда он еще оправдывал себя исключительно профессиональным интересом.

— Я рад, что процесс доставил тебе удовольствие. Ты репетируешь, или…

— Да! Это потрясающе — снова вживаться в роль, разбирать персонаж по косточкам… Я все время думаю, какой могла стать героиня, о чем она думает, чем живет… Ой, извини, по-моему, меня занесло… — С Дашиных уст сорвался смешок, и он прикрыл глаза, в попытке представить, как бы она при этом выглядела, будь он там, рядом с ней.

— Как ты совмещаешь все это с работой?

— Эээ… Неплохо. Я репетирую между встречами и организацией корпоратива, проведение которого мы уже согласовали с твоей помощницей.

Об этом Германа также поставили в известность. Хотя, идея праздника на Дашиной базе уже не казалась ему такой хорошей. Лучше бы подошла нейтральная территория, но уже было поздно что-то менять.

— Надеюсь, что все пройдет гладко.

— Не сомневайся, мы профессионалы в своем деле, и каких только мероприятий не проводили за время работы! Можешь ознакомиться с отзывами на нашем сайте. — Голос Даши вновь стал сухим и безэмоциональным. Она превратно поняла его последнюю фразу. Герман не хотел поставить под сомнение Дашин профессионализм. Меньше всего он хотел задеть её.

— Нисколько не сомневаюсь.

— Вот и хорошо. Ну, тогда до скорого?

Тем для обсуждения вроде бы не осталось, поэтому Герман нехотя попрощался с Дашей и, опустив руку, сжимающую телефон, задумчиво уставился вдаль.