Герман не хотел, чтобы об усилении охраны на площадке хоть кто-нибудь узнал. Поэтому деньги на это дело выложил из собственного кармана, дополнительно проинструктировав Капустина не распространяться на данную тему. В противном случае, продюсеры могли заинтересоваться, с чего это он так расщедрился, а Гере сейчас это и даром было не нужно.

Для Капустина не имело значения, кто ему платит, поэтому охрана была усилена уже к утру. А ночью на площадке установили скрытые камеры, которые теперь вели непрерывную запись. Эти меры позволили Герману хоть немного расслабиться. Но больше всего его, конечно, успокоил разговор с Марго. Как он и думал, бабка помогла. Без разговоров, без всяких попыток отговорить… Просто выслушала — и позвонила кому надо. Да, Герман сам был взрослым мальчиком. Имел связи, и связи немалые… Но существовали двери, в которые просто так не войти. Они открывались только для избранных, проверенных временем людей. Таким человеком и была его бабка.

— Герочка, ты хорошо понимаешь, во что ввязываешься? — только и спросила она.

— Отдаю себе полный отчет.

— Это хорошо… Дашу нельзя обижать. Нельзя.

— Она сильная, Марго. Стальная…

— Даже сталь ломается. Тебе ли не знать? Береги её и себя. Я люблю тебя, дорогой, и невозможно скучаю.

— У нас любовь взаимная, Марго. Ты знаешь. И… да, спасибо тебе за все.

— Я еще ничего не сделала.

— Ты уже сделала даже больше, чем думаешь. Спасибо, что не пыталась меня отговорить.

— Это было бы так просто — отойти в сторону…

— Да… Но не для меня.

— Тогда жди новостей.

Новости поступили даже быстрее, чем Герман надеялся. Оказалось, что Керимова посадили. Давно. Практически сразу же после Дашкиного исчезновения с радаров светской жизни. Вадику инкриминировали сбыт наркотиков и распространение порнографии. Дали ему пятнадцать лет. Отсидел, правда, меньше. Вышел по амнистии чуть больше года назад.

— Откуда ты это всё узнал? Как удалось? — потрясенно поинтересовалась Дашка, когда Герман выложил ей всю известную на данный момент информацию.

— Несколько звонков нужным людям. Это ведь несложно совсем.

Он хлопнула глазами, как совенок совсем, и губы мужчины невольно растянулись в улыбке.

— Сидел… Керимов сидел… Надо же! Нет… Ну, разве это не торжество справедливости? Я прямо чувствую, как во мне возрождается вера в добро…

— Он уже год на воле. Вот, что меня напрягает.

Дашка зарылась рукой в растрепанные, еще немного влажные после душа волосы и покосилась на собеседника. Её тоже многое напрягало. Выворачивало душу наизнанку, жгло мозг. Например, вера, которая капля по капле просачивалась в сердце, игнорируя все возведенные ею барьеры. Когда Герман сказал, что она может на него рассчитывать, Дашка не слишком прониклась его словами. В тот момент ей было совершенно не до них. Позже, анализируя сказанное, молодая женщина пришла к выводу, что, в силу своего врожденного благородства, он просто не мог поступить по-другому. Как-то иначе повести разговор. Но, все же, она практически не сомневалась, что, как только Герман в полной мере осознает масштаб возможных для себя негативных последствий, он найдет способ, как выйти из игры, сохранив лицо. Однако шли дни… А он все также был рядом. Более того — Герман воплощал в жизнь все свои обещания. Не зря ведь к ней приставили охрану, которую Дашка вычислила в первый же день. После того жизненного опыта, что она получила на базе Ставших, ей это не составило никакого труда. Выходит, Герман о ней позаботился, и несмотря на то, что Дашке присутствие двух надсмотрщиков было совершенно не по душе, она не могла не думать об этом, замирая от какой-то неведомой раньше щемящей нежности. Как не могла не думать и о каждой ночи, что он провел рядом с ней, разгоняя её кошмары.

— Ты сегодня опять планируешь спать здесь?

— Угу… А у тебя имеются какие-нибудь возражения?

— Нет. Просто пытаюсь понять, что не так с твоим номером. Клопы? Течь в кране? Неисправный бачок унитаза? — острила, сама не зная, для чего. Возможно, в отчаянной попытке удержаться на краю пропасти.

— С моим номером все в полном порядке. Кроме того, что в нем нет тебя, — не стал ей подыгрывать Герман. — Ну, чего застыла? Ложись…

Закусив дрожащую губу, Дашка скользнула под одеяло. Тут же вокруг ее хрупкого тела в старой футболке обвились крепкие мужские руки. Она позволила себя обнимать. Как и три предыдущие ночи, которые он провел рядом с ней. Согревая Дашку своим теплом, окутывая исключительным, только ему присущим ароматом. Совершенно невольно она подтянула тело повыше. Спрятала лицо в пространстве между его плечом и шеей. Зажмурилась и медленно, будто бы еще до конца не решив, а надо ли, обвила его торс рукой. Герман замер. Сердце пропустило удар, и вновь оглушительно застучало.

— Думаешь, это все же Керимов подложил ту записку? — прошептала Дашка.

— Не могу утверждать. На тех записях, что находятся в нашем распоряжении, ничего толком не видно. Кепка, надвинутая на глаза, свободная одежда… Это мог быть как мужчина, так и женщина.

— Ты мне ничего не говорил о записях. — Даша привстала, опираясь на локоть, чтобы заглянуть Гере прямо в глаза.

Он поцеловал её в макушку и плавным, но настойчивым движением руки вновь опустил Дашку на подушку:

— Не хотелось тебя волновать. Результата ведь нет.

— Но ты столько всего сделал, и…

— Я сделал недостаточно. Мы все еще не знаем, кто это был.

— А что, если окажется, что никакой опасности не было вовсе?

— Для нас это будет самый лучший вариант.

— Но ведь компания потратила на дополнительную охрану столько средств, и ты… я ведь понимаю, что тебе приходилось задействовать связи… Кто знает, что от тебя потребуется, чтобы закрыть долги? — вновь забеспокоилась Дашка.

— Пусть это тебя не беспокоит.

Ага! Можно подумать, она могла бы об этом не думать. Дашке порой казалось, что её голова превратилась в огромный котел, в котором с громким шипением переваривалось все происходящее.

— Я так не могу.

— А ты учись, Даша, учись…

Она промолчала, втянула его аромат и прикрыла глаза — наслаждаясь. Даша не знала, что будет впереди. Поэтому по крохам собирала моменты счастья. Складывала их в драгоценную шкатулку памяти, чтобы потом возвращаться к ним вновь и вновь.

— Герман… Что касается работы…

— Да?

— Я все делаю правильно, или ты ко мне слишком лояльно относишься?

— Разве я похож на человека, который стал бы так поступать?

— Ну… Я ведь тебя совершенно не знаю.

— Думаю, что ты сама себя пытаешься обмануть.

Даша не стала спорить, и на несколько минут в комнате установилась тишина. Вот если бы так и в голове… Раз — и никаких мыслей. Никаких страхов…

— Когда мы разберемся со всеми проблемами… Ты должна понимать, — вдруг нарушил молчание Герман, — что, будучи со мной, неважно, в каком качестве… Тебе нужно будет ежесекундно доказывать свой профессионализм. Не мне. Я в нем не сомневаюсь. Зрителю… Критикам… Злопыхателям. Твоя планка будет задрана так высоко, что в какой-то момент тебе просто захочется опустить руки. Потому что суставы будут невыносимо ныть, а мышцы дрожать от напряжения…

— Надеюсь, это аллегория? — Дашка потерлась носом о бок мужчины, не слишком серьезно воспринимая всё, что он сказал. Для неё в словах Германа ключевыми словами были — «когда мы со всем разберемся». Все остальное не имело значения. Абсолютно. Потому что она банально не представляла, с чем тут вообще можно разобраться. Да, он приложил все усилия, чтобы докопаться до сути, но кто им сможет гарантировать, что компромата больше не существует, и что он никогда не всплывет? Нет таких гарантий, а значит, и будущего у них… Нет.

Утром Даша проснулась одна. Герман всегда уходил посреди ночи, не рискуя быть обнаруженным. Было бы обидно рассекретить то, что так и не случилось. В чужих глазах не случилось. Не в её… Не в Дашкиных. Для той, напротив, в происходящем было гораздо больше интимного, чем просто в сексе. Раскрываться перед кем-то, медленно, неторопливо… Наступив на горло собственным страхам, затолкнув поглубже горькие слезы… Стирая руки в кровь, слой за слоем сдирать стальную броню с души. И противиться этому изо всех сил, впрочем, уже смирившись с неизбежным.

Сегодня был не самый лучший день. Съемки с Еленой… Дашка была к ним готова, и одновременно не была… Она выросла во всех смыслах, и вот что поняла — если такой талантливый человек, как Герман, не имеет к её игре никаких претензий, значит она действительно не такая уж и плохая актриса. И это оказалось очень легко — играть, отпустив все свои комплексы. Не дергаясь по каждому поводу и без такового. А просто получать удовольствие от всего происходящего. Сегодня с этим было сложнее.

Даша появилась на площадке, когда все уже собрались. Прислушавшись к разговору, поняла, что среди членов команды завязался нешуточный спор. Одни защищали главную героиню ленты, которая сумела завязать с наркотиками, а вторые доказывали, что такое только в кино и бывает. Была среди них и Елена, которая, завидев Дашку, не удержалась:

— А вы бы, ребятки, у нашей звезды спросили. Лучшего эксперта вам точно не найти. Так, что скажешь, Дашенька, можно ли завязать с наркотой?

На подсознательном уровне Даша была готова к чему-то подобному. Было даже удивительно, что она так долго продержалась без всего этого дерьма. И, наверное, поэтому укол заслуженной не достиг своей цели. Даша пожала худыми плечами, взяла предложенный смущенной ассистенткой кофе, отпила его, и только тогда заговорила:

— Для человека в этой жизни возможно все, Елена. Для человека…

Даша спокойно отошла в сторону, достав из сумки распечатки с описанием сцены. Просмотрела их, в который раз. Спустя пару минут её пригласили в гримерную. И без того разговорчивые девочки-художницы сегодня были особенно шумными. Таким образом, те, по-видимому, старались загладить неловкость от слов Елены, которая сидела здесь же — в соседнем кресле. Даша их щебетание слушала краем уха и листала журнал.

Уже привычные «камера», «мотор»… И Даша входит в кадр. Сцена натурная, а потому довольно сложная. Завидев героиню, мать героя перебегает оживленную улицу и, ухватив ту за руку, требует оставить ее сына в покое. У Даши в этой сцене короткая реплика «мы это уже проходили», и, конечно же, для нее нет ничего сложного в том, чтобы запомнить эти слова. Но когда запыхавшаяся Елена с испариной на лбу выбегает на тротуар, Даша безучастно ее выслушивает и… молчит.

— Стоп, ребята… Я кажется, забыла свою реплику.

— Ок, Даша, твоя фраза «мы это уже проходили». Сосредоточься…

— Конечно. Извините…

— Все на исходные позиции… Сцена тридцать четыре. Дубль два.

Щелчок девочки-хлопушки, Елена снова несется через улицу, неуклюже перепрыгивает ограждение и хватает Дашу за руку. И та снова молчит.

— Извините… Сегодня, видимо, не мой день. Не могу вспомнить слова, — сокрушенно качает головой Дашка, но ей ни капли не жаль. Она получает удовольствие от того, как эта полностью перекроенная, гнилая тетка, обливаясь потом, бегает туда-сюда. Она запорола еще три дубля, и на пятый раз Елена не выдержала:

— Да ты издеваешься надо мной!

— И ты это только сейчас поняла? — равнодушно заметила Дашка, пригубив из бутылки воду.

— Ну, ты и сука…

— Ага… Имей в виду на будущее. А то, мало ли…

— Даша, ну что опять не так?! — к ним подбежал оператор и требовательно уставился на актрису. — Тебе просто нужно произнести «мы это уже проходили» и отойти на вот эту метку.

— На метку, Даша! В твоей деревне знают, что это такое? — завелась Елена. — Ну-ка, смотри… Мастер-класс… Мы это уже проходили! — кричит актриса и отступает назад. Решетка, на которой крепились осветительные приборы, начала неестественно раскачиваться. На площадке поднялся крик, заглушаемый шумом большого города. Огромные софиты сорвались, как листья с дерева, и полетели прямо на застывшую в ужасе Елену. В последнюю секунду Дашка успела резко дернуть женщину на себя, тем самым спасая ей жизнь. А потом лежала прямо на асфальте, придавленная тушей рыдающей народной артистки, и разглядывала пустыми глазами серое, неласковое небо.