До сих пор ещё принято изображать XVII век в противоположении Петровской эпохе, как «время дореформенное», как темный фон великих преобразований» столетие стоячее и застойное. В такой характеристике правды очень немного. Ибо XVII век уже был веком преобразований... Совсем неверно говорить о Московской замкнутости в XVII веке. Напротив, это был век встреч и столкновений, с Западом и Востоком. Историческая ткань русской жизни становится в это время как-то особенно запутанной и пестрой.

Протоиерей Георгий Флоровский. Пути русского богословия

 

5.1. БЫЛ ЛИ РЕНЕССАНС НА МОСКОВСКОЙ РУСИ?

 О месте Московской Руси в Европе. В критической статье о фильме Павла Лунгина «Царь» консервативный публицист Егор Холмогоров возмущается подачей Московской Руси в современном искусстве. Холмогоров пишет по поводу фильма, но подразумевает общее отношение российской «интеллектуальной элиты» к допетровской России:

Из каждого кадра на нас смотрит бедная, бледная, ободранная, нищая, грубая, мнимо «посконно-исконная» Русь. Елена Глинская говорит с интонациями сватьи бабы Боборихи, бояре ведут себя как кулаки-мироеды в русской деревне 1920-х. Всюду нищета, грубость, примитивность слов, мыслей и чувств. Ничего, кроме презрения, у нормального человека такая Русь не вызовет и никакой «"любовью к отечественным гробам" это презрение не перешибешь... И бороться с этой чудовищной "традицией" современного российского кино и литературы, проецирующих местечковое невежество авторов на элиту крупнейшего государства Ренессансной Европы, надо публичным осмеянием, штрафами да публичными порками».

Призыв Холмогорова к публичной порке Лунгина и прочих «клеветников России» — ненужная грубость, хотя он во многом прав, критикуя «Царя». Интересно причисление им Московской Руси XVI в. к государствам «Ренессансной Европы». Знаток древнерусской литературы Д.С. Лихачёв писал осторожнее, он полагал, что в конце XIV — начале XV в. на Руси проявились ренессансные явления — «Предвозрождение», но «они не получили в дальнейшем должного развития». Как таковой «единой эпохи Возрождения в России не было. Было «замедленное Возрождение». По мнению Лихачёва, «XVII век в России принял на себя функции эпохи Возрождения, но принял в особых условиях и в сложных обстоятельствах, а потому и сам был "особым", неузнанным в своем значении». С Лихачёвым не согласны М.Т. Петров и А. А. Арутюнов, отрицающие как «Предвозрождение», так и «неузнанное» Возрождение XVII в. Наконец, П.А. Киле считает, что Ренессанс в России имел место, но в XVIII в., и возник благодаря преобразовательной деятельности Петра I.

Спор о Возрождении (Ренессансе) в России далеко не однозначен. Большинство историков и искусствоведов считают Ренессанс явлением сугубо европейским, характерным для католических и протестантских стран XIV — XVI вв., тогда как Н.И. Конрад (его взгляды отчасти разделяли А. Тойнби и Д.С. Лихачёв) трактовал Ренессанс как явление универсальное, встречавшееся у культурных народов Евразии с VIII по XVII в. Спор этот прямо связан с выяснением места России в Европе. Ведь по сей день нет согласия, была ли Московская Русь европейской страной, отставшей от Запада из-за окраинного положения, сурового климата и нашествий кочевников, либо представляла особую цивилизацию, несводимую к европейским образцам. В этой же плоскости лежит вопрос, насколько реформы Петра изменили направление духовного развития России. Ответ на него повлияет на оценку допетровской и петровской России и мифологии, созданной вокруг этих периодов. Рассмотрение следует начать с дел церковных, ибо основной формой духовной жизни русских XVII в. была религия.

 

5.2. РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ ПЕРЕД РАСКОЛОМ

 Православное Царство. В 1448 г. собор русских епископов объявил решения Флорентийской унии еретическими и посвятил в митрополиты епископа Иова без согласия Константинопольского патриарха. Так Московская церковь обрела независимость — автокефалию. Великий князь, духовенство и народ убедились в своей правоте, когда в 1453 г. пал Константинополь, захваченный турками. Ещё раньше турки покорили православные Балканские страны, и Московское великое княжество стало единственным Православным Царством, а его государь — единственным Православным Царем. К началу XVI в. старец Спиридон обосновал происхождение великих князей московских «от рода римъскаго Августа царя», а старец Филофей объявил, что вместо Второго Рима, Византии, явился Третий Рим, который есть последнее всемирное Царство.

Нравственный надлом Смуты. Для русских людей не было сомнений, что Святая Русь избрана Богом, что русский царь — единственный в мире православный царь и что богослужение московского чина — истинно правильное богослужение. К началу XVII в. московские люди имели самое высокое мнение о себе, своей вере и государстве. Эти оценки были поставлены под сомнение событиями Смутного времени. Протоиерей Георгий Флоровский справедливо обратил внимание на психологические потери народа, пережившего Смуту. Он пишет:

«...Смута была не только политическим кризисом, и не только социальной катастрофой. Это было ещё и душевное потрясение, или нравственный перелом. В Смуте перерождается сама народная психея. Из Смуты народ выходит изменившимся, встревоженным и очень взволнованным, по-новому впечатлительным, очень недоверчивым, даже подозрительным. Это была недоверчивость от неуверенности. И эта душевная неуверенность или неустойчивость народа была много опаснее всех тех социальных и экономических трудностей, в которых сразу растерялось правительство первых Романовых...»

Ударом по идее Православного Царства было явление ложных царей — чего раньше не ведали. Ведь Симеон Бекбулатович не был царем ложным. Все знали, что на царство его возвёл Иван Васильевич. Не умалял Симеон и царского имени. Потомок ордынских ханов, по местническим понятиям он превосходил всех, кроме «корени царского». Не случайно целование креста царю Борису сопровождалось клятвой «царя Симеона Бекбулатовича и его детей и иного никого на Московское царство не хотети видети, ни думати, ни мыслити...» Годунов был уже царь неправильный — не царского корени. Бориса сменил «розстрига» — «предтеча богоборного Антихрист», после его убийства престол незаконно захватил Шуйский, прозванный «шубником». Явился и второй самозванец. С отчаяния москвичи присягнули Владиславу. Приглашение государя из иноверной страны нанесло сильнейший удар по идее Православного Царства.

В Смутное время московские люди встретились с тысячами литвинов и поляков. Для московитян, особенно женщин, многое в них казалось прельстительным — нарядная одежда, бравая осанка, обходительность, ловкость в танцах, лихость. Множество жён и девиц попало в лагеря тушинцев, «и когда мужья и отцы выкупали их, то они сами бежали и вешались на шеи любовников: "Ох!" — кричали они, по словам современника, — "вы — свет-благодетели!"» — «Были оне, — говорит он, — очарованы волшебством и оттого изгарали сердца их». Поддались и донские казаки — многие служили «батьке» Лисовскому. Если людей попроще прельщал блеск поляков, то бояр привлекали права польских магнатов, а иных, пусть немногих, образованность. Князь Иван Хворостинин утверждал, что «на Москве людей нет, всё люд глупый... московские люди сеют землю рожью, а живут все ложью» и промышлял отъехать в Литву. «Иван Дукс», как он звал себя, был одним из первых русских западников.

Польское вторжение породило и другую крайность — неприязнь к полякам, всему католическому и даже ко всему иноземному. Московское духовенство перешло к практике приёма католиков и протестантов в православие через перекрещивание. Перекрещивать стали и православных «белорусцев» и «черкасов»: на соборе 1620 г. было решено крестить их вновь, как «недокрещённых обливанцев». Среди духовенства укрепилось мнение, что излишняя учёность может повредить вере. Обучение грамоте и богословию сопровождалось поучениями против книжной премудрости. В школьной прописи 1643 г. приведены слова старца Филофея от 1521 г., не устаревшие для ревнителей чистоты православия и в середине XVII в.:

«Братие, не высокоумствуйте, но в смирении пребывайте. Аще же кто речет: веси ли всю философию? И ты ему рцы: еллинских борзостей не текох, ни риторских астроном не читах, ни с мудрыми философы не бывах... учуся книгам благодатного закона как бы можно было мою грешную душу очистить от грехов».

Итак, ещё в первой половине XVII столетия в русском обществе наметились признаки раскола, пока не религиозного, в отношении к иноземному влиянию, пусть греческому, но опасному для московской обособленности.

Книжная «справа». Сомнения в своей праведности, столь новые для московских людей, сказались в таком важном деле, как правка богослужебных книг для печати, известная как «книжная справа». XVII в. стал для России веком печатания духовных книг. До начала Смуты в Московском государстве было напечатано 8 книг. В Смутное время — 3 книги. В 1611 г., во время пожара Москвы, сожженной поляками, сгорел Печатный двор. В 1613 г. Печатный двор был восстановлен и выпустил 5 книг. Запросы в религиозной литературе нарастали, но всё упиралось в выбор текстов для печати. Их приходилось выбирать из множества греческих и церковнославянских списков. Сличение списков и первопечатных изданий выявляли не только описки и опечатки, но смысловые расхождения. Нужна была «книжная справа», требующая знание греческого языка, редкое у московского духовенства.

Нехватка печатных книг привела к появлению в России с конца XVI в. богословских и школьных книг «литовской печати», отпечатанных в украинских и белорусских типографиях. Их привозили западнорусские купцы и монахи и московские люди, ездившие за «литовский» рубеж. Приезжали и «литовские» печатные мастера, находившие себе работу на московском Печатном дворе. Приезжих богословов стали привлекать к «книжной справе», но их участие, а ещё больше привозимые ими сочинения вызвали резкое противодействие патриарха Филарета. В 1627 г. по его указанию было сожжено «Учительское Евангелие» украинского архимандрита Кирилла Транквиллиона «за слог еретический и составы, обличавшиеся в книге». В 1628 г. патриаршим указом велено было отобрать у всех церквей и монастырей «литовские» книги и заменить их московскими. Опасения вызывали и греческие книги «новых переводов», напечатанные в Венеции и Риме. Было сильное подозрение, что переводы эти порченные. Сами греки, предупреждали, что «имеют де папежи и люторы греческую печать, и печатают повседневно богословные книги святых отец, и в тех книгах вмещают лютое зелье, поганую свою ересь».

«Боголюбцы». Отношение к греческим книгам и греческому богослужению изменилось при Алексее Михайловиче. С приходом молодого царя вокруг него и его духовника протопопа кремлевского Благовещенского собора Стефана Вонифатьева складывается кружок «ревнителей благочестия» или «боголюбцев». В его состав вошли придворные бояре Ф.М. Ртищев и Б.И. Морозов, архимандрит Новоспасского монастыря Никон, протопоп Казанского собора Иван Неронов, протопопы — Аввакум из Юрьевца Повольского, Логгин из Мурома, Даниил из Костромы и др. Всех их объединяло желание исправить народные нравы и привести в порядок церковную жизнь. Они восставали против порочной и зазорной жизни духовенства, стремились ввести в богослужение чинность, истовость, учительность, чтобы сделать церковные службы назидательными для народа. Боголюбцы понимали роль церковных книг в сохранении чистоты вероучения и важность «книжной справы», но на этом единство кончалось и выступали противоречия, оказавшиеся непримиримыми.

Большинство боголюбцев допускали справу богослужебных книг по старым образцам, полностью исключив новые греческие и западнорусские издания. По-иному думали немногочисленные, но влиятельные московские «ревнители « во главе со Стефаном Вонифатьевым и царём Алексеем. Поклонники греческой и киевской учености, они считали необходимым тесное единение Русской церкви с Вселенскою греческою. Образцом православия должна быть греческая церковь, сохранившая древнюю чистоту обрядов и церковного чина. Если русские обряды, чин и книги в чем-либо несходны с греческими, то это потому, что у русских они подверглись порче. Московские боголюбцы любили греческие обряды и церковный чин и первым среди них царь — большой ценитель красоты церковных обрядов и пения.

Подготовка преобразований началась с выпуска в 1648 г. по инициативе Стефана «Книги о вере». Впервые за много лет греков защищали от обвинений, что их вера «испроказилась» — и «в неволе турецкой християне веру православную целу соблюдают... да заградятся всякая уста глаголющих неправду... на смиренных греков». В том же году были изданы несколько церковных книг, исправленных но греческим и южнорусским книгам. В1649 г. из Киева приехали учёные монахи — Арсений Сатановский и Епифаний Славинецкий, а на следующий год — Дамаскин Птицкий. Их вызвали для книжной справы, переводов с греческого и обучения школяров языкам и наукам. С той же целью Ф.М. Ртищев в 1649 г. приглашает с Украины в Андреевский монастырь учёных монахов, а также 12 певчих для пения киевским распевом и обучения русских певчих.

В 1648—1651 гг. боголюбцы вели борьбу за отмену «многоголосия» в церковной службе, когда священник, дьяк и дьячок одновременно читали и пели в два или три голоса. Стефан и другие ревнители начали заменять в своих церквах «многоголосие» на «единоголосие». Против «единоголосия» выступил патриарх Иосиф, собравший в 1649 г. церковный собор, который постановил сохранить «многоголосие». Уязвленный царь потребовал передать вопрос на рассмотрение константинопольского патриарха. Грек пошел навстречу царю и написал, что «единогласие» в церковной службе «не только подобает, но и непременно должно быть». В 1651 г. был созван новый церковный собор. Он отменил решение предыдущего собора и постановил «пети во святых божиих церквах... псалмы и псалтирь говорить в один голос, тихо и неспешно».

План и цели реформы Русской церкви. К началу 1650-х гг. у царя и его единомышленников окончательно сложился план церковных преобразований. В реформе не было покусительства на догматы православия — они были едины у русских и греков. Речь шла об обрядовой стороне богослужения, но для народа самой значимой. Для устранения различий с греками следовало креститься тремя, а не двумя перстами, писать Иисус, а не Исус, ходить вокруг аналоя и церкви противосолонь — справа налево, а не посолонь — слева направо, совершать литургию на пяти, а не на семи просфорах, в символе веры исключить слово «Истиннаго» из фразы «Ив Духа Святаго Господа Истиннаго и Животворящаго», провозглашать аллилуйя троекратно, а не двукратно.

Отличия русских от греков возникли вовсе не из-за небреженья к обрядам и священным книгам и не в результате нововведений, напротив, русские с величайшей заботой относились к духовному багажу, полученному от греков и не меняли в нем ни буквы. Менялось не русское богослужение, а греческое. Восточные славяне приняли двуперстие во время Крещения Руси в 988 г. от православных византийцев, но византийцы (греки), начиная с XII — XIII вв., перешли на троеперстие, русские же остались незыблемы. Точно так же появились остальные отличия; иными словами, Русская церковь XVII в. сохраняла обряды, утраченные Восточными поместными Церквами.

Сторонников церковной реформы признать правоту греков побуждали внешние причины. Они сознавали одиночество Русской церкви, разошедшейся в обрядах с церквами патриаршеств Востока — Константинопольским, Иерусалимским, Антиохийскиг;, Александрийским, с Сербской церковью, то есть со всем православным миром. В монастырях Святого Афона русские церковные книги уже начали сжигать как еретические. Всё же Московское государство было могущественно, а Восточные патриархи слишком зависимы от щедрот царя, чтобы всерьез опасаться осуждения Русской церкви. Не угрозы кнута, а соблазны пряника стояли за грекофильством царя Алексея. Лукавые восточные патриархи уговаривали юного царя искать царьградский престол и освободить православных из агарянского рабства. Иерусалимский патриарх Паисий писал ему в 1649 г.:

«Пресвятая Троица... благополучно сподобит вас восприяти вам превысочайший престол великого царя Константина, прадеда вашего, да освободит народы благочестивых и православных христиан от нечестивых рук, от лютых зверей».

Паисий был не единственный греческий иерарх, убеждавший царя избавить православных от агарянского ига. В конце 1640-х — начале 1650-х гг. в Москве побывали все четыре Восточных патриарха, множество архиереев и настоятелей монастырей. Можно предположить, что сходные мысли высказывали не только греки, но воспитатель царя боярин Морозов и духовник царя Стефан Вонифатьев. Все это оказало глубокое влияние на Алексея Михайловича. В 1656 г. он говорил антиохийскому патриарху Макарию: «...моё сердце сокрушается о порабощении этих бедных людей [греков], которые находятся во власти врагов веры. Бог... взыщет с меня за них в день суда, ибо, имея возможность освободить их, я пренебрегаю этим... и я принял на себя обязательство, что, если Богу будет угодно, я принесу в жертву свое войско, казну и даже кровь свою для их избавления».

Царьградский мираж стал наследственной болезнью Романовых (ей переболел и Пётр, затеявший Прутский поход), закончившейся лишь в 1917 г. с падением династии. Более земным было стремление объединить земли православной Киевской Руси под рукою московского царя. С началом восстания Богдана Хмельницкого (1648) появились реальные возможности для этого предприятия. Поворот России на юго-запад всячески поддерживал иерусалимский патриарх Паисий. Во время поездки в Москву в 1649 г. он убеждал царя Алексея заключить союз с гетманом Хмельницким и волошскими воеводами для общих действий против турок.

Греческие и украинские дела определили новый вектор геополитических устремлений России — с Северо-Востока он сместился на Юго-Запад. Смена геополитического вектора стоила России раскола русского православия, ненужных войн за освобождение славян, Первой мировой войны, приведшей к гибели Российской империи, бесполезных жертв советских солдат в боях за Белград и Будапешт в 1944—1945 гг., потери Восточной Украины и Крыма в 1991 г. и в итоге возврата к границам Московского государства конца XVI в. Всё, чем ныне сильна Россия, она получила на Северо-Востоке.

 

5.3. ПАТРИАРХ НИКОН

 Восхождение Никона. В апреле 1652 г. умер патриарх Иосиф, осторожный противник изменения церковных обрядов. Теперь у сторонников греческого богослужения руки были развязаны, но нужно было избрать патриарха, способного успешно провести это непростое дело. Требовался пастырь твёрдый, деятельный и безусловный сторонник намеченной реформы. Алексей Михайлович считал, что таковым является его «собинный друг»», новгородский митрополит Никон. В июне 1652 г. Никон был избран на патриарший престол и начал приведение русского богослужения к греческому, позже получившее название Никонианская реформа. Никон не был её идейным творцом, но он вложил в неё своей характер и темперамент, что повлияло на ход реформы и на её исход. О. Григорий Флоровский пишет по этому поводу:

«Не Никон, патриарх с 1652-го года, был начинателем или изобретателем этого обрядового и бытового равнения по грекам. "Реформа" была решена и продумана во дворце. И Никон был привлечен к уже начатому делу, был введён и посвящен в уже разработанные планы. Однако, именно он вложил всю страсть своей бурной и опрометчивой натуры в исполнение этих преобразовательных планов, так что именно с его именем и оказалась навсегда связана эта попытка огречить Русскую церковь во всем её быту и укладе».

О Никоне известны прямо противоположные мнения: от обвинений до оправдания или даже апологии. К оценке роли Никона в истории Русской церкви стоит вернуться после рассмотрения его дел, начать же следует с краткой справки о жизни этого яркого человека вплоть до его возведения в сан патриарха Московского и всея Руси.

Никон являет собой пример почти невозможного — превращение мужицкого сына в патриарха, именуемого «Великим Государем». Никон родился в 1605 г. в селе Вельдеманово Нижегородского уезда. Считают, что он был мордвином. У П.И. Мельникова-Печерского в «Очерках мордвы» (1867) об этом сказано: «Никон сам был мордовского происхождения, сын обруселого мордвина Мины, крестьянина села Вельдеманово». Иначе писал современник Никона протопоп Аввакум: «Я Никона знаю: недалеко от моей родины родился, между Мурашкина и Лыскова, в деревне; отец у него черемисин, а мати русалка, Минка да Манька». «Русалка» — явно описка; речь идет о русачке, русской. В другом письме Аввакум также упоминает, что отец Никона родом черемис (мариец). Сам Никон считал себя русским: «Я русский и сын русского, но мои убеждения и вера — греческие», — объявил он на церковном соборе 1655 г.

Сын Мины и Марии получил при крещении имя Никита. Грамоте он обучался у приходского священника. В 12 лет Никита ушел послушником в Макарьев-Желтоводский монастырь, известный своей библиотекой. В монастыре Никита пристрастился к чтению. В 1624 г. он вернулся домой, женился и принял сан священника. Вскоре он перебирается в Москву и становится священником одной из московских церквей. В Москве Никита прожил почти семь лет и принял решение уйти из мира. Решению способствовали семейные обстоятельства: трое его детей умерли в младенчестве. Никита уговорил жену принять монашество и сам отправился на Белое море, в Анзерский скит Соловецкого монастыря. В 1636 г. он принял монашеский постриг от старца Елеазара и получил имя Никон.

На Анзере Никон прожил около трех лет. В 1639 г. он покидает Анзер и переходит в Кожеозерский монастырь. В 1643 г. но просьбе братии был поставлен игуменом. В 1646 г. Никон отправился в Москву хлопотать по делам своей обители. Он добился приема у царя, 17-летнего Алексея Михайловича, и произвел на него сильное впечатление. Понравился Никон и Стефану Вонифатьеву. В согласии с духовником царь определил Никона на должность архимандрита царского Новоспасского монастыря в Москве. Теперь Никон каждую пятницу приезжал во дворец к утрени, после чего государь «желал его беседою наслаждатися». Под влиянием бесед с царем, Вонифатьевым и Ртищевым Никон незаметно изменил своим прежним взглядам о превосходстве русского благочестия над греческим.

В 1649 г. в Москву приехал иерусалимский патриарх Паисий, сумевший, к радости царя, окончательно убедить Никона в превосходстве греческой литургии над русской. Вскоре Никон был посвящен в сан митрополита Новгородского. Новый митрополит искусно правил своей епархией и с редкой самоотверженностью укротил бунт новгородцев. Любовь и доверие царя к «собинному другу» возросли ещё больше. В 1652 г. умер патриарх Иосиф, и Алексей Михайлович, поддержанный Вонифатьевым, решил поставить патриархом Никона. Не знавшие о планах царя боголюбцы — Иван Неронов, Аввакум, Лазарь, Даниил и др., — предложили патриаршество Вонифатьеву. Но Стефан отказался и предложил Никона. Тогда боголюбцы написали челобитную царю с просьбой поставить патриархом Никона. Собравшийся церковный собор избрал Никона патриархом.

Посвящение Никона в патриархи, состоявшееся в Успенском соборе 25 июля 1652 г., по театральности превзошло избрание на царство Годунова. После торжественного молебна посольство из архиереев и бояр несколько раз посылали за митрополитом на новгородское подворье, но он отказался ехать. Пришлось царю приказать привести его силой. В церкви Никон заявил, что из-за неразумия и неспособности не может быть патриархом. Алексей Михайлович и архиереи долго упрашивали Никона, но он был непреклонен. Тогда царь упал на землю и заплакал. За ним повалились архиереи, бояре, народ, плач стоял по всему собору. Наконец, Никон обратился к молящим со словами: «Если обещаете слушаться и меня, как вашего главного архипастыря и отца, во всём, что буду возвещать вам о догматах Божиих и о правилах, в таком случае я, по вашему желанию и прошению, не буду больше отрекаться от великого архиерейства». Все клятвенно обязались повиноваться ему, и Никон принял патриаршество.

Патриаршество Никона. Новый патриарх сразу же приступил к книжной справе по современным греческим книгам. Несогласных правщиков он заменял новыми. 11 февраля 1653 г. патриарх выпустил Псалтырь, где были опущены статьи о двуперстном крестном знамении, а через 10 дней разослал по московским церквам «Память» о запрете «творить поклоны», стоя на коленях, и креститься двумя, а не тремя перстами. Послание Никона вызвало возмущение прежних его товарищей, боголюбцев. Протопопы Иван Неронов, Аввакум, Даниил, Логгин и коломенский епископ Павел написали царю челобитную, где доказывали правильность малых земных поклонов и древность двуперстия по сравнению с троеперстием (в чем они были правы). Поданная челобитная хода не имела: царь, как пишет Аввакум, передал её Никону. Не дождавшись ответа, боголюбцы стали открыто хулить патриарха и его указы.

Никон ответил жёстко. Иван Неронов был сослан, Логгина и Даниила расстригли и сослали. Аввакум, отстраненный от службы в церкви, проповедовал «в сушиле» (в сарае) и призывал не подчиняться указам Никона. Его заковали в цепи и бросили в монастырский подвал. Никон хотел расстричь Аввакума, но заступился Алексей Михайлович, лично знавший протопопа. Аввакума с семьей отправили в Сибирь. Пострадали и менее известные противники новогреческого богослужения. Весной 1654 г. Никон созвал общерусский церковный собор. В присутствии царя патриарх перечислил отступления в русских церковных обрядах от греческой литургии. Члены собора утвердили предложенные Никоном изменения в богослужении. Лишь коломенский епископ Павел отказался утвердить предложения Никона. Он был сослан и вскоре умер.

На соборе 1654 г. Никон не решился заменить двуперстие на троеперстие и ввести сугубую, а не трегубую аллилуйю (произносить «аллилуйя» дважды, а не трижды). За поддержкой он обратился к Восточным патриархам. В 1655 г. пришел ответ из Константинополя от патриарха Паисия, его митрополитов и епископов. Паисий писал, что единство Церкви не повреждается различием в обряде и может нарушиться только через ересь. Хотя у греков принято троеперстие, патриарх допускал, что «при том же значении можно слагать персты и иначе». Послание Паисия не устроило Никона, и он предпочел советы прибывшего в Москву Антиохийского патриарха Макария, заявившего, что крестящиеся двуперстно подражают армянам, т.е. еретикам-монофизитам. Макарий проклял тех, кто крестится двумя перстами, а находившиеся в Москве восточные иерархи осудили двуперстие как армянскую ересь. В апреле 1656 г. Никон созвал церковный собор, отлучивший от церкви сторонников двуперстия.

Ломка вековых обрядов богослужения потрясла русское общество. Значительная часть народа, духовенства, даже бояр, выступила против нововведений. Под руководством ревнителей благочестия началось открытое неприятие новых обрядов — назревал религиозный раскол. Огромная доля вины здесь лежит на Алексее Михайловиче, но царь оставался за спиной патриарха и ненависть противников новшеств обрушилась на Никона. Впрочем, он её заслужил бестактностью, жестокостью и оскорблением чувств верующих. Во время богослужения снял с себя русский клубок и одел греческий, повелел клиру облечься в греческие одежды, даже завел греческую кухню. Не выучил только греческий язык. Об обращении Никона с несогласными Ключевский пишет: « Оборвать, обругать, проклясть, избить неугодного человека — таковы были обычные приёмы его властного пастырства». Дерзнувший перечить епископ коломенский Павел был предан «лютому биению» и сослан, в ссылке сошел с ума и умер.

Никон выступил и против икон «франкского письма», написанных под влиянием европейской живописи. В 1654 г. он велел собрать их по домам. На собранных образах патриарх велел выколоть глаза и приказал носить иконы по городу и кричать, что та же участь постигнет тех, кто будет их писать. Вскоре началась моровая язва и случилось солнечное затмение. Народ был уверен, что виной всему — богохульство Никона. В 1655 г., после службы в Успенском соборе, Никон в присутствии царя и при огромном стечении народа предал анафеме новые иконы и отлучил от церкви изготовителей и всех, кто держит иконы дома. На глазах у народа он брал осужденные образа и разбивал об железный пол. Затем приказал сжечь. Царь стоял с открытою головою и почтительно слушал. Но затем приблизился к патриарху и тихо сказал: «Нет, батюшка, не вели их жечь, а прикажи лучше зарыть в землю». Так и было сделано.

Постепенно отношение царя к Никону стало охладевать. Алексей Михайлович повзрослел, и ему уже казалась непомерной власть, которой он наделил Никона. Ведь царь разрешил Никону именоваться и сам его именовал «Великим Государем». Прежде так именовался патриарх Филарет Никитич, и то на правах отца и соправителя царя Михаила. Между тем подобная традиция в Московском государстве отсутствовала: никогда (за исключением Филарета) Отцы Церкви не управляли страной и не стремились возвыситься вровень с великим князем или царем. Никон же поучал царя в делах государственных. Скорее всего Алексей Михайлович, привязчивый к друзьям, остался бы его покровителем, но вмешались бояре, ненавидевшие мужика-выскочку. Всё же дело не шло дальше отдаления царя от прежнего любимца. Не выдержала бурная, не терпящая полутонов натура Никона.

На невнимание царя и его требование не зваться «Великим Государем», Никон ответил сложением с себя патриаршего облачения после литургии в Успенском соборе 10 июля 1658 г. Царскому посланцу он сказал, что оставляет патриаршество не из-за обид, а по обету не быть патриархом больше трех лет. Никон переехал в Воскресенский Новоиерусалимский монастырь, расположенный в 50 верстах от Москвы. Очевидно, он ожидал, что царь начнет умолять его вернуться. Этого не случилось, и Московская церковь на восемь лет осталась без действующего патриарха. В 1666—1667 гг. состоялся Большой собор под председательством антиохийского и александрийского патриархов. Собор подтвердил реформы Никона, но его самого осудил. Никона лишили патриаршего сана и сослали в Ферапонтов Белозерский монастырь. По смерти Алексея Михайловича его перевели в Кирилло-Белозерский монастырь. Царь Фёдор Алексеевич, почитатель Никона, разрешил ему вернуться в Воскресенский монастырь. По дороге тяжело больной Никон скончался (17 августа 1681 г.). Царь Фёдор настоял на отпевании Никона как патриарха и достал у восточных патриархов разрешительные грамоты, причисляющие его к лику патриархов.

Неудавшаяся симфония. Историки часто пишут о вспыльчивости Никона, приведшей к разрыву с царем. В этом можно усомниться: его отказ от патриаршества имел более глубинные причины, чем задетое самолюбие. Никон действительно допустил просчёт, переоценив свое влияние на Алексея Михайловича, но двигали им принципиальные соображения. В отличие от реформы богослужения, где патриарх являлся орудием Алексея Михайловича, Никон вполне самостоятельно пришёл к убеждению о необходимости повышения авторитета Русской церкви и её главы — Московского патриарха. Бороться за возвышение Церкви он начал ещё при избрании патриархом, когда пред всем народом в Успенском соборе заставил царя обещать повиноваться его пастырскому слову. Никон желал достичь симфонии, которая, по крайней мере теоретически, являлась идеалом согласия императоров и церкви в Византийской империи.

В Византии симфония властей — гармония и сотрудничество священства и царства, — являлась догматом со времен императора Юстиниана (VI в.), но на практике светская и церковная власть принадлежала императорам. Лишь при императорах Македонской династии (IX—XI вв.) отношение властей приближалось к идеалу двоевластия симфонии, когда ««мирская власть и священство относятся между собою... как тело и душа в живом человеке». На Руси идея симфонии оставалась достоянием духовенства. В Московском государстве, где изначально была сильна княжеская власть, для симфонии не было места. Попытка митрополита Филиппа увещевать Грозного закончилась его гибелью. Огромная власть патриарха Филарета не имела отношения к симфонии: Филарет правил как отец царя вместо слабовольного сына. Никон стал первым патриархом, открыто выступившим за симфонию светской и духовной власти в Московском государстве.

Никон проиграл: восточные патриархи Макарий Антиохийский и Паисий Александрийский, участвовавшие в разбирательстве «дела Никона» на соборе 1666—1667 гг., приняли сторону московского царя. В декабре 1666 г. патриарх Никон был низложен. Патриархом был избран послушный царю архимандрит Иоасаф. Восточные патриархи стремились угодить Алексею Михайловичу во всем, что не касалось их личных интересов. Они указали на подчинённость патриарха царю: «Патриарху же быти послушлива царю, яко же поставленному на высочайшем достоинстве и отмстителю Божию» и на право царя смещать неугодного патриарха. Царь объявлялся «своею властию подобен Богу». Привыкшие к абсолютной власти султана, греки выработали «правила», освобождавшие царя от влияния церкви. Сама идея симфонии была отброшена.

 

5.4. РАСКОЛ

 Несбывшиеся надежды староверов. После ухода Никона с патриаршей кафедры очень многие ожидали, что его нововведения развеются как дурной сон. Недруги патриарха верили, что виновником новшеств был Никон, сумевший одурманить царя. Теперь туман рассеялся и остается лишь раскрыть глаза Алексею Михайловичу и прочим заблуждавшимся. Широко распространилась антиниконовская литература. В «Словах на Еретики» архимандрит Покровского монастыря Спиридон Потёмкин писал, что церковные обряды «не требуют никакого исправления того ради, что она (церковь) погрешити не может». Они же, отступники от веры, провели справу по книгам, «полным злых догматов из Рима, Парией и Венеции». Ради «грамматики, риторики и философии» «еллинских учителей возлюбиша паче апостолов Христовых». Спиридон предвидит, что еретики «дадут славу зверю пёстрому», «устелют путь гладок своему Антихристу сыну погибели».

В письмах на имя царя ревнители старины объясняли, почему никоновская реформа ложна и губительна для церкви. По их мнению, русским нечего заимствовать у греков, ибо русское благочестие истинное, а греки его утеряли, допустив латинские новшества. Старообрядцы превосходно знали русскую духовную литературу, но имели самое общее представление о сложной истории византийской церкви и канонов её богослужения. Они не отделяли обряды от вероучения. Не использовали и грамоту константинопольского патриарха и его митрополитов, писавших в 1655 г., что единство Церкви не повреждается различиями в обрядах. Между тем, по сути, они были правы — Русь при св. Владимире крестилась по признанным тогда в Византии церковным канонам. Были они правы и с позиций интересов русской церкви: признание ошибочности русского богослужения наносило удар по идее Святой Руси и Москвы — Третьего Рима. Химера господства над православным миром заслонила Алексею Михайловичу реальность утраты ведущего положения Русской церкви.

«Боголюбцы» оказались не единственными противниками реформ Никона. После его ухода с кафедры некоторые иерархи выступили против него, уже не боясь последствий. Вятский архиепископ Александр написал трактат против никоновских книжных исправлений. Он же от лица архиереев написал челобитную царю «Обличение па Никона патриарха». Против нововведений в богослужении было настроено рядовое духовенство и простой народ. Казалось, должны сбыться слова Ивана Неронова, сказанные ещё всесильному патриарху Никону: «что ты един де затеваешь, то дело некрепко; по тебе иной патриарх будет, всё твое дело переделывать будет»; казалось, должно было вернуться старое богослужение. Но этого не произошло, и решающим препятствием стал Алексей Михайлович, истинный вдохновитель церковной реформы.

Восемь лет в России не было действующего патриарха. Пришлось Алексею Михайловичу самому заняться церковными делами. Царю предстояло решить две задачи — удалить с патриаршества Никона, заменив новым патриархом, и умиротворить недовольных реформой богослужения. Смена патриарха, главная забота царя, вполне удалась. Замирение сторонников старого обряда, казавшееся царю делом менее сложным, закончилось расколом, казнями и тысячами самосожженцев. Алексей Михайлович хотел действовать без жестокостей, но непонимание своего народа и преклонение перед греческой (и киевской) ученостью привели его к ошибкам, стбящим по последствиям злодеяний тирана. Впрочем, начало умиротворения староверов не предвещало трагедии.

В 1664—1665 гг. были возвращены в Москву из ссылки протопоп Аввакум, поп Лазарь и другие боголюбцы. Царь желал договориться с ними на условиях принятия новых обрядов. Аввакума звали в духовники царя и выдали ему много денег. Царь хотел склонить его хотя бы к частичному компромиссу, но Аввакум был непреклонен. Сильный проповедник, он собрал вокруг себя многочисленных почитателей, в их числе боярыню Феодосию Морозову и её сестру княгиню Евдокию Урусову. Сторону Аввакума держали и московские юродивые, вручавшие царю его послания. К середине 1660-х гг. русские люди находились в смятении. Одни не знали, как молиться. Другие отстаивали старую веру. Монахи Соловецкого монастыря ещё в 1658 г. постановили новых книг «не принята и по них не служити и веры им не няти». Многие ожидали прихода Антихриста в 1666 г.

Учёные старцы разъясняли, что 1000 лет по Р. X. от церкви отпал Рим, прошло 600 лет и униаты в Бресте подчинились папе, ещё через 60 лет Никон порушил русскую веру, а ещё через шесть лет должен прийти князь тьмы, ведь 666 — число зверя. Желающие спасти души от антихриста-зверя уходили в леса. На огромном пространстве от Волги до Белого моря множились скиты «лесных старцев», монахов и монахинь и всякого люда, спасающихся от Антихриста. «Лесные старцы»: Вавила — бывший студент Сорбонны, Леонид, Василий Волосатый, — проповедовали полный голодный пост. Под их началом сотни людей, запершись в избах, уморили себя голодом. Проповедники-изуверы придумали быстрый способ спасения души — огненную смерть. Из Нижегородского уезда сообщали, что «чернецы, когда пришли стрельцы, запершись в кельях зажгли их и сгорели». В Вологодском уезде сожгли себя 20 человек мужского и женского полу. Нестроение нарастало, и царь понимал, что нужно действовать.

Аввакум был арестован и сослан на север в Мезень. Царские войска прочесали леса к востоку и северу от Москвы и за Волгой. Главные убежища «лесных старцев» были разгромлены и сожжены.

Были схвачены Вавила и другие вожди. Воспитанника Сорбонны Вавилу сожгли по его же рецепту (благодаря Вавиле европейские костры запылали в России). Нескольких старцев казнили без мучительства. Остальных допросили и отпустили. По наущению самозваного митрополита Газского Паисия Лигарида (тайного униата и агента Ватикана) Алексей Михайлович пригласил восточных патриархов в Москву для разбора дела Никона. Патриархи-греки были озадачены — грекофил Никон вызывал у них сочувствие. Согласились приехать самые алчные патриархи — александрийский и антиохийский, а константинопольский и иерусалимский нашли отговорки, чтобы избежать участия в суде над Никоном.

Соборы 1666 и 1666—1667 гг. 29 апреля 1666 г. царь созвал собор, начав его без греков. Чтобы добиться единогласия, царь предложил архиереям письменно ответить на три вопроса: являются ли греческие патриархи православными; считать ли праведными греческие духовные книги; считать ли правильными решения собора 1654 г. о пересмотре книг и богослужения. Архиереи дали положительный ответ на все три вопроса. Без греческих патриархов судить Никона не решились и занялись старообрядцами. В Москву привезли из ссылки главных противников церковной реформы, в том числе Аввакума, — всего 18 человек. Царь поставил задачу убедить упрямцев, склонить к принятию нового богослужения. Убеждали «с ласканиями», хотя беседы с Аввакумом кончались руганью.

Мягкая дипломатия принесла плоды — почти все несогласные покаялись и были разосланы «под начало» по монастырям. Только трое — Аввакум, пои Никита Добрынин и диакон Феодор, — отказались покориться. Их лишили сана и предали анафеме. Те в свою очередь прокляли отлучавших. Вскоре Феодор и Никита раскаялись и подписали требуемые грамоты. Не раскаялся лишь Аввакум. Он и отсутствовавший на соборе пои Лазарь оказались единственными осужденными. В июне 1666 г. отцы собора приняли обращенное к духовенству «Наставление благочиния церковного» с повелением вести богослужения только но исправленным книгам, креститься тремя перстами и молиться по-новому. Старое богослужение не осуждалось и не предавалось анафеме. «Наставление» утверждало реформу без проклятий старого. Подобный подход позволял избежать раскола, но мирный исход стал невозможен но прибытии греческих иерархов.

2 ноября 1666 г. в Москву прибыли патриархи — Макарий Антиохийский и Паисий Александрийский. Царь принял их с великой честью и одарил мехами, золотом и подарками. В Москве не знали, что глава Православной Вселенской Церкви, константинопольский патриарх Парфений, возмущенный беспринципностью обоих патриархов, добился у турецкого правительства их смещения. Посредником между патриархами и русским правительством был лжемитрополит тайный агент Ватикана Паисий Лигарид, проклятый и отлученный от церкви патриархом Нектарием Иерусалимским. Ещё один греческий иерарх, митрополит Афанасий Иконийский, находился под следствием за подделку полномочий и после собора был заточен в монастырь. Как пишет историк старообрядчества С.А. Зеньковский: «Таковы были воротилы греческой части собора, которые вызвались судить русского патриарха и русские обряды». Всего в соборе участвовало 12 иноземных архиереев и 17 русских, двое из них из Малороссии, всегда покорной греческой церкви. Под председательством греческих патриархов и при прогречески настроенном царе решения собора были предрешены.

В декабре 1666 г. собор рассмотрел дело Никона и его низложил. В январе 1667 г. русским патриархом избрали архимандрита Иоасафа, настоятеля Троице- Сергиевой обители. С апреля 1667 г. собор занялся «церковными мятежниками». Сначала перед греческими и русскими иерархами предстали покаявшиеся. Они были прощены. За ними судили четверых упорствующих во главе с Аввакумом. Уговаривали почти три месяца. О прениях можно судить но записям Аввакума в его «Житии». Протопоп пишет, что его поставили перед патриархами, «и наши все тут же, что лисы, сидели»; тогда он многое от писания говорил патриархам: «Бог отверз грешные мое уста, и посрамил их Христос!» Потом его спросили: «Что-де ты упрям? вся-де наша Палестина, — и серби, и албанасы, и волохи, и римляне, и ляхи, — все-де трема персты крестятся, один-де ты стоишь во своем упорстве».

Аввакум отвечал, что пятью перстами крестились первые пастыри, о чем есть свидетельства. Потому при царе Иване на соборе повелели креститься, как прежние Святые Отцы. Задумались патриархи; «а наши, что волчонки, вскоча, завыли и блевать стали на отцев своих, говоря: "глупы-де были и не смыслили наши русские святыя, не учоные-де люди были, — чему им верить? Они-де грамоте не умели!"». (Как тут не подумать о нынешнем чужебесии; словно и не прошли 350 лет! — К. Р.) Обидно стало Аввакуму, крепко выругал их. Тут на него все набросились, стали толкать и бить, с ними и патриархи. Протопоп крикнул: «Постой, — не бейте!» и сказал толмачу-архимандриту: «Говори патриархам: апостол Павел пишет: "таков нам подобаше архиерей — преподобен, незлобив", и прочая; а вы, убивше человека, как литоргисать станете?» Те притихли, а Аввакум отошел к дверям да набок повалился: «Посидите вы, а я полежу, — говорю им. Так оне смеются, — "дурак-де протопои-от! и патриархов не почитает!" И я говорю: "Мы уроди Христа ради; вы славни, мы же бесчестии; вы сильни, мы же немощни!"»

В августе 1667 г. собор отлучил от церкви нераскаявшихся защитников старого обряда: Аввакума, Епифания и Лазаря, причем двум последним ещё урезали языки (дар речи они сохранили). Их сослали на север Приуралья, в Пустозёрск. Одновременно собор занимался рассмотрением разногласий между старым русским и греческим богослужением. Решение собора оказалось предсказуемым: реформа Никона была одобрена, а всех несогласных объявили еретиками. На тех, кто держится старых обрядов, было наложено проклятие: «... и проклятию, и анафеме предаем, яко еретика и непокорника и от православного всесочленения и стана и от церкве Божия отсекаем». Осудили и прошлое Русской церкви. Стоглавый собор 1551 г., подтвердивший древние православные обряды, был признан недействительным, а созвавший его митрополит Макарий объявлен невеждою: «... и той собор не в собор и клятву не в клятву, но ни во что вменяем, яко же и не бысть. Зане той Макарий Митрополит, и иже с ним, мудрствоваша невежеством своим безрассудно».

Греки торжествовали. Наконец они поставили на место столь много о себе мнившую Русскую церковь с её идеей о Москве — Третьем Риме и со сказанием о белом клобуке, которое «лживо и неправедное есть» — автор его «писа от ветра главы своея». Меньше всего они беспокоились о расколе русского православного мира, порожденного их решениями. Учёные, изучавшие историю раскола, осуждают греческих участников собора. Н.Ф. Каптерев писал, что раскол своим происхождением обязан грекам: «Двумя восточными патриархами и другими бывшими тогда в Москве греческими иерархами соборно был утверждён в русской церкви раскол». Сходную оценку дают и другие специалисты по расколу — А.В. Карташов и С.А. Зеньковский. Единственное, что они обходят стороной или смягчают, — это роль Алексея Михайловича в решениях собора 1666—1667 гг. и в возникновении раскола вообще. А она была решающей — те же приезжие греки кормились с его ладони и против воли царя ничего бы не сказали. Но Алексей Михайлович пожертвовал согласием своего народа ради Цареградского миража.

Раскол оформляется. После собора 1666—1667 гг. сторонникам старых обрядов оставалось либо принять новое богослужение, либо пойти на разрыв с Церковью и подвергнуться проклятию и гонениям. Несмотря на очевидную опасность второго пути, очень многие его выбрали. Если обратиться к теории Л.Н. Гумилёва, то в XVII в. русские находились в акматической фазе этногенеза и процент пассионариев был очень высок. Он был даже слишком высок: этнос находился в состоянии «пассионарного перегрева», который должен был привести либо к исходу «лишних» пассионариев, либо к их гибели. В Московском государстве «перегрев» снижался обоими путями. Часть пассионариев покорила Сибирь и дошла до Тихого океана, другие переселялись на Дон и Терек, в леса Севера, но многие погибли в раскольничьих гарях и при карательных походах царских войск против мятежников Разина и старообрядцев. Все же старообрядцы выжили во многих местах бескрайней России, лишь меньшинство ушли к полякам и туркам.

Огромное влияние на сохранение старообрядчества имело «соловецкое стояние» (1667—1676). Соловецкие монахи ещё в 1657 г. постановили служить только по старым книгам. Их возглавил архимандрит Никанор. Вызванный на суд собора 1667 г., он приехал в Москву, покаялся, но притворно, и вернулся на острова, чтобы возглавить сопротивление. С 1668 г. царские войска начали осаду монастыря. Осада была долгой; расположенный на острове монастырь был грозной крепостью, снабженной десятками пушек, запасами боеприпасов и продовольствия. 600—700 соловецких монахов имели военную выучку. Им сочувствовали беломорские поморы, снабжавшие крепость всем необходимым. В течение 8 лет Соловецкий монастырь был символом отпора верующих по старому обряду еретикам никонианцам. В 1676 г. царские войска благодаря измене сумели ворваться в крепость. Из 500 монахов, оставшихся в монастыре к концу осады, в «росписи» о пленных значатся лишь 14.

Подвиг соловецкой братии содействовал укреплению старой веры на Севере России. Преемником монастырских традиций стала возникшая в конце XVII в. в Заонежье, на реке Выг, Выговская беспоповская пустынь. Один из её основателей, Семён Денисов, так выразил мысль о связи Выговского общежительства с Соловецким монастырем: «Малая сия речка или... общежительство сие... истече от источника великаго — Соловецкия... обители яко благословением, тако чином и уставом». Он же написал в начале XVIII в. «Историю об отцах и страдальцах соловецких», известную в сотнях списков и десятках печатных изданий. Старообрядцы помнили о соловецком сидении. Ещё в середине XIX в. на Севере и среди казаков о нём пели песни. В одной из них поется, как царь посылает воеводу против монастыря: «Ты ступай-ко ко морю ко синему, ко тому острову ко большому, ко тому монастырю ко честному, к Соловецкому; ты порушь веру старую правую, постановь веру новую неправую».

Не меньшее значение для сохранения старообрядчества имела деятельность сосланных в Пустозёрск поборников старой веры — протопопа Аввакума, попа Лазаря, дьякона Фёдора Иванова (его прислали в Пустозёрск в 1668 г.), инока Епифания и их сторонников в Москве, собиравшихся в доме боярыни Феодосии Морозовой. Расположенный за полярным кругом ныне исчезнувший Пустозёрск был в XVII в. центром Печорского края. В городе жил воевода, стоял гарнизон, были церкви, таможня, магазины, амбары. Через острог проходил торговый путь, соединявший Сибирь с Россией. Ссыльных поселили по избам, и они свободно общались друг с другом, со стрельцами и проезжими. Неудивительно, что Аввакум с соузниками обратили свою недюжинную энергию на создание и распространение произведений, защищающих старую веру. Из Пустозёрска по всей России расходились их послания, трактаты и челобитные.

Послания пустозерских ссыльных переписывались уже в недалекой Мезени, но главным их адресатом была Москва — царский двор, куда направляли челобитные, и дом боярыни Морозовой, духовной дочери Аввакума. Челобитные царю писали в основном Аввакум и Лазарь. Они писали их с целью переубедить и даже испугать царя, но Алексей Михайлович их не читал. Зато их бережно переписывали и читали сторонники старой веры. Письма Аввакума, наделенного выдающимся литературным даром и хорошего психолога, пользовались особой популярностью. Из богословских трактатов известность приобрела отправленная в 1669 г. от имени пустозерских узников книга Фёдора Иванова «Ответ православных», содержавшая «правду о догматах церковных».

Дом боярыни Морозовой был тем местом, куда приходили послания пустозёрцев и где собирались московские и заезжие сторонники старой веры. Федосия Морозова, вдова царского спальника и приближенная царицы, Марии Ильиничны, была уверена в своей безопасности. Дом Морозовой, где постоянно находились её сестра княгиня Евдокия Урусова и подруга Мария Данилова и жили несколько черниц, напоминал старообрядческий монастырь. К Морозовой захаживал юродивый Афанасий, принявший иночество под именем Авраамия. Авраамий не только распространял послания пустозёрцев, но написал книгу «Христианоопасный Шит Веры», в которой предсказывал скорое явление Антихриста. Желанным гостем у Морозовой был ушедший в подполье игумен Досифей.

К началу 1670-х гг. наметились центры «стояния за старую веру». Это была Москва, где старообрядство имело приверженцев среди низшего духовенства, стрельцов, посадских и немногих аристократов, держащихся скрытно, за исключением Морозовой и её сестры. К востоку от Москвы, по среднему течению Волги и её притоков, в вязниковских и костромских лесах, население было сплошь против «никоновских реформ»; здесь ещё сохранились «лесные старцы», в их числе Василий Волосатый, проповедующие огненную смерть. На Севере староверы жили преимущественно между Онегой и Белым морем. Староверами оставались и большинство русских в Сибири, в Астрахани, и особенно на севере казачьего Дона, куда стекались беглецы, недовольные московскими порядками.

Земля и люди раскола. Если взглянуть на карту, то бросается в глаза почти полное совпадение расположения центров «стояния за старую веру» с центрами сопротивления Тушинскому вору и польским завоевателям в Смутное время. В обоих случаях это север и северо-восток России и Сибирь. Казачество вновь поделилось на две части, и, как в 1612 г., зрело восстание в Москве. Получается, что внуки русских людей, спасших Московское государство в 1612 г., отказались подчиниться требованиям царя и церковных иерархов в 1670 г. Из опоры церкви и престола они перешли в разряд если не бунтовщиков, то несогласных. Этот парадокс, пропущенный историками раскола и вообще историками, требует объяснения.

Известно, что поведение людей определяется психическим складом и организацией общества. У русских Севера, Заволжья и Сибири и у казаков организация общества была совсем иная, чем у русских центра и юга страны. Первые были свободными людьми, принимавшими решения на основе самоуправления, а вторые все были несвободны: крестьяне прикреплены к земле и помещикам, посадские — к тяглу в посаде, дворяне — к государевой службе. Несвобода подразумевает склонность к анархии и бунтарству при слабой власти и готовность подчиняться, если власть сильна. Поэтому русские Центра и Черноземья бунтовали во время Смуты и подчинились реформе Никона. Свободные люди склонны поступать, как считают правильным и справедливым. Поэтому заволжцы и северяне создали ополчение в 1612 г. и стали раскольниками в 1670 г.

Важен, конечно, и психический склад, а он разный у поморов, кержаков, сибиряков (в XVII в. Сибирь заселяли с Поморского Севера) и у жителей центральных и южных уездов Московского государства. Первые — типичные северяне, несколько медлительные, несклонные к быстрым решениям, но способные, их приняв, идти к цели с редким упорством и всем жертвовать для её достижения. Вторые более импульсивны, умственно подвижны, но и менее стойки. Есть тут и различия в генетике, показанные в недавних исследованиях. Северные русские возникли в результате смешения финских и славянских племен; русские центра и юга России генетически близки к восточным украинцам, белорусам и полякам, т.е. к исходному славянскому типу. Казаки представляли субэтнос воинов, сложившийся путем отбора людей вольнолюбивых и отчаянных. В XVII в. они отстаивали свою независимость от Москвы.

Казни и костры. В 1668 г. был создан Сыскной приказ во главе с дьяком Дементием Башмаковым. Аввакум называл его «тайных дел шиш Антихристов». В феврале 1670 г. по сыску был арестован юродивый писатель и поэт Авраамий. У него нашли письма Аввакума и дьякона Фёдора Иванова. Выяснилось, что Авраамий поддерживал с Пустозёрском связь и что письма пустозерцев пересылались и распространялись через Мезень, куда сослали юродивого Фёдора и семью Аввакума. Выявили и связи Авраамия с Морозовой, но боярыню трогать пока не стали. В Пустозёрск был отправлен стрелецкий полуголова Иван Елагин. Проезжая Мезень, он заставил сыновей Аввакума принять новый обряд, а упорствующего юродивого Фёдора повесил. В Пустозёрске Елагин потребовал того же от ссыльных; все четверо отказались. 14 апреля 1670 г. протопопа Аввакума, попа Лазаря, дьякона Фёдора Иванова и старца Епифания отвели «до уреченного места на посечение, где плаха лежит»; они же, «никако не унывше», народ благословляли. Но не пришло время им умереть. Аввакум был снова пощажен (его хранила старая дружба с царем), а остальным Елагин приказал «за их речи языки резать, а за крест руки сечь».

Лазарю отрубили руку по запястье, Фёдору Иванову — поперек ладони, Епифанию — четыре пальца. Всех четверых посадили в закопанные в землю срубы с маленьким оконцем сверху. Там они просидели 12 лет. Заключенные мучились от грязи и паразитов, но продолжали писать. В этих нечеловеческих условиях Аввакум в 1672—1673 гг. написал «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» — признанный шедевр русской и мировой литературы. Приставленные к страже стрельцы сочувствовали узникам и передавали послания. Стрельцы расширили окошки, и заключенные могли переговариваться друг с другом. Они прекрасно были осведомлены, что творилось в Москве. А там ожесточение нарастало; Аввакум записывает: «И прочих наших на Москве жарили да пекли: Исайю сожгли, и после Авраамия сожгли, и иных поборников церковных многое множество погублено, их же число бог изочтет». Ожесточение московских властей было связано с восстанием Степана Разина.

В мае 1670 г. на Дону началось восстание, перекинувшееся на Волгу и юг России. Восстали не за старую веру, но многие атаманы и казаки крестились двумя перстами. Атаманы Ф. Кожевников и И. Сарафанов даже пробились на Соловки и приняли участие в обороне монастыря. В ноябре 1670 г. полки «нового строя» разбили разинцев под Симбирском; Разин бежал на Дон, в апреле 1671 г. был схвачен и в июне казнён. Расправа над восставшими была невиданной по жестокости. За три месяца, октябрь — декабрь 1670 г., только в Арзамасе казнили 11 тыс. человек, столько государевых врагов было казнено по всей России за 37лет царствования Ивана Грозного. Особенно плохо пришлось поволжским староверам. От безысходности люди лишали себя жизни; вновь начались гари в нижегородских лесах. Аввакум, обо всем знающий в своей яме, повествует: «А по Волге той живущих во градех, и в селех, и в деревенках тысяща тысящими положено под мечь, нехотящих принять печати антихристовы. А иные ревнители закона... собирающеся во дворы з женами и детьми и сожигахуся огнем своею волею».

О тысячах добровольно сгоревших в нижегородских лесах пишет и другой старообрядческий автор: « В нижнегородской области многие бо тысячи огнем во овинах и избах сгореша, в луговой стороне в морильнях от своих учителей закрыты померли». Самосожжения подтверждают царские воеводы: « В Нижегородском Закудемском стану во многих селах и деревнях крестьяне к Божьим церквям не приходили и пенье церковное и таинств не принимали, и во всем от раскольников розвращалися, и многие по прелести их с женами и детьми на овинах пожигалися». Ожесточение нарастало. В ноябре 1671 г. была арестована старица Феодора — принявшая постриг боярыня Морозова, её сестра Евдокия Урусова и подруга Мария Данилова.

Их заковали в цепи и заключили в монастырских кельях. Царица Мария Ильинична, защищавшая Морозову, умерла в 1669 г., а Алексей Михайлович боярыню не любил. Когда в 1672 г. патриарх Питирим обратился к царю с просьбой отпустить Морозову, царь отказал. В 1674 г. узниц вновь пытались заставить отречься от старой веры. Их подвешивали на дыбе, били плетьми, но сломить не смогли. Царь приказал готовить костер для Морозовой, но вмешались бояре, не желавшие допустить позорной смерти боярыни. Женщин посадили в тюрьму в Рождественском монастыре в Боровске. К тому времени патриархом стал жестокий Иоаким. При нем пришел конец узницам: их заморили голодом. Женщины, изнемогая, просили стражей: «Помилуй мя, даждь ми колачика!»Те иногда давали тайком. Первой 11 сентября 1675 г. умерла княгиня Урусова, 1 ноября за ней последовала Морозова. Ещё через месяц скончалась Мария Данилова.

Ненадолго пережил узниц Алексей Михайлович: он умер 29 января 1676 г. Царём стал 16-летний Фёдор Алексеевич. У старообрядцев появилась надежда, что при юном царе им наступит послабление. Но облегчения не наступило: православная церковь и в немалой мере управление страной были в твердых руках патриарха Иоакима, считавшего, что раскольники являются врагами церкви и государства.

На соборе 1681—1682 гг. были приняты новые постановления против старообрядцев: им запрещалось собираться на молитвы в частных домах (церкви у старообрядцев давно отобрали). Фёдор Алексеевич в послании к собору спрашивал, как поступать с раскольниками, и получил ответ: «по государеву усмотрению». Вскоре в Пустозёрске начался сыск по делу о распространении узниками «злопакостных» писаний. «За великие на царский дом хулы» их приговорили к казни «без пролития крови», т.е. к сожжению. Кто принял решение о казни, остается неясным, но нет сомнений, что причиной послужила челобитная Аввакума царю Фёдору и другие писания, где он оскорблял его отца.

Челобитную Аввакум начинает скромно, даже униженно, но скоро впадает в тон обличителя. Особенно достается Никону: «А что, государь-царь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илия пророк, всех перепластал во един час... Перво бы Никона, собаку, и рассекли начетверо, а потом бы никониян». Больше всего должны были возмутить Фёдора слова, что его отец сидит в Аду: «Бог судит между мною и царем Алексеем. В муках он сидит, слышал я от Спаса; то ему за свою правду». Такого тогда не прощали. Вряд ли умилился и патриарх Иоаким, обвиненный в «простоте», т.е. в глупости. Одним словом, протопоп подготовил себе и товарищам мученическую смерть. 14 апреля 1682 г. Аввакума, Фёдора Иванова, Лазаря и Епифания извлекли из ям, отвели на площадь и ввели в дровяной сруб. Народ, сняв шапки, затих. Подожгли дрова; Аввакум, сложив двуперстный крест, на прощание крикнул: «Будете этим крестом молиться — во век не погибнете, а оставите его — городок ваш погибнет, песком занесёт. А погибнет городок, настанет и свету конец». У староверов Аввакум стал святым мучеником, лик его писали на иконах, но все же большинство староверов не согласилось с его учением о трисущности Троицы и допустимостью самосожжения.

Пря о вере. Люди XVII в. видели в совпадениях знаковый смысл. Через две недели после сожжения пустозерских старцев скончался Фёдор Алексеевич, повторив быструю смерть отца, случившуюся после взятия Соловецкого монастыря и казни Морозовой. Сторонники старой веры ещё раз убедились, что на их стороне Бог. Между тем в Кремле шла борьба за власть между роднёй жён Алексея Михайловича — Нарышкиными и Милославскими. Сначала возобладали Нарышкины, и патриарх с боярами приговорили царём Петра, а не слабоумного Ивана. Но Милославские, возглавляемые царевной Софьей, взбунтовали стрельцов. 26 мая Ивана провозгласили царем вместе с Петром. 29 мая 1682 г. стрельцы заставили патриарха с боярами вручить «дел правление» царевне Софье Алексеевне «для того что они, великие государи в юных летах».

Софья щедро наградила московских стрельцов, присвоила им звание «надворной пехоты», разрешила поставить в их честь столб на Красной площади. Главой Стрелецкого приказа она назначила князя Ивана Андреевича Хованского, увлекшего стрельцов на выступление против Нарышкиных. Казалось, стрельцам не на что жаловаться. Но Софья не учла их психологии. Стрельцы боялись новшеств и сочувствовали старой вере. Их пугало введение полков иноземного строя, делающих их ненужными, раздражали нерусские повадки знати, не нравился новый обряд церковной службы. Князь Хованский тоже был сторонником старой веры. В начале 1670-х гг. его били батогами за нежелание принять новый обряд. Стрельцы нашли поддержку у монахов староверов. Они подтолкнули стрельцов подать челобитсгую, чтобы «старую православную веру восстанови™, в коей Российские чудотворцы Богу угодили». Монахи и составили челобитную.

К стрельцам примкнули солдаты Бутырского полка, посадские и холопы. Сторонники старой веры решили добиваться устройства диспута. Провести его хотели на Лобном месте, «перед всем народом и были бы тут цари государи и благоверная царица Наталья Кирилловна, и патриарх со всем своим собором». Хованский передал челобитную староверов патриарху и царям. Девять стрелецких полков и московские пушкари высказались в пользу челобитной. Десять полков колебались. Все же стрельцы и посадские договорились потребовать диспут в начале июля. Князь собрал от них выборных и спросил: «Все ли вы полки за едино хощете стоять за старую христианскую веру?» Они отвечали дружно: «Мы государь, царский боярин, все полки и чернослободцы за едино рады стоять, за старую христианскую веру». 27 июня Хованский повел их к патриарху Иоакиму. Патриарх дал согласие встретиться для спора о вере 5 июля.

Пря о вере проходила в Грановитой палате. Там были патриарх, царевны Софья и Татьяна, царица Наталья, духовенство и бояре. Со стороны староверов прибыли духовные лица в сопровождении стрелецких выборных и охраны. Патриарх Иоаким укорил староверов в невежестве и отсутствии «грамматического разума». Глава староверов, отец Никита Добрынин (прозванный недругами Пустосвят), отвечал, что пришли они не о грамматике спорить, а о богослужении. Спор принял страстный характер, временами доходя до драки. Убежденность сторонников старого обряда была столь велика, что они подавляли противников. Чтобы не дать им воспользоваться успехом, царевна Софья прервала спор, с тем, чтобы его продолжили 7 июля. Староверы оставили палату торжествуя. «Победихом, победихом, — кричали они и скрещивали пальцы: — Тако слагайте персты, веруйте люди по-нашему. Тако веруйте. Мы всех архиереев переирахом и пострамиша. Нам-де государи приказали по-старому креститися». Они пели духовные песни и славили Господа.

Новая пря не состоялась. Софья Алексеевна знала, что половина стрелецких полков в Москве на её стороне или колеблется, а в остальных офицеры нестойки. Знала она, что армия вне Москвы лояльна правительству. И она перешла к действиям — пряником и кнутом. Сначала шел пряник. Она пригласила стрелецких офицеров — полковников, полуполковников, капитанов и раздавала им чины, награды и деньги, много денег. Деньги и водка достались и рядовым стрельцам, и даже посадским. Затем настал черед кнута. Спор о вере разрешили арестом вождей староверов. На рассвете 11 июля на Красной площади отец Никита был «главосечен и в блато ввержен, и псам брошен на съядение». Остальных участников прений били кнутом и сослали в дальние монастыри. Ответа Хованского не последовало: недаром его прозвали Тараруем (пустомелей). Князь затеял женитьбу на старости лет.

Следующим шагом Софьи стал отъезд из Москвы (13 июля); теперь она оказалась вне досягаемости стрельцов. Тем временем в Москве многие приходы перешли на богослужение по старому уставу. В августе в Коломенское выехало все царское семейство; в сентябре цари перебрались под защиту стен Троице-Сергиева монастыря. Разрыва не было, но Софья начала собирать дворянское ополчение. В сентябре она издала указ направить стрелецкие полки на службу к западной границе. Хованский отказался выполнить указ. Тогда Софья решила выманить его из Москвы. Под предлогом участия во встрече сына украинского гетмана Самойловича Хованского вызвали из Москвы. Князь вместе с сыновьями и стрелецкими выборными выехал в ставку Софьи. По дороге их схватили солдаты Софьи. Боярская дума загодя приговорила Ивана Хованского и сына Андрея к смерти по подметному доносу, что они хотят «царский корень известь» и убить патриарха с боярами. 17 сентября 1682 г. им отсекли головы.

Спасся младший сын Хованского Иван; он бежал в Москву и поведал стрельцам о случившемся. Стрельцы поначалу разгорячились, заняли Кремль и решили сесть в осаду. Софья со своей стороны кольцом дворянского ополчения окружила Москву. Воевать стрельцы не хотели и вступили в переговоры, все больше впадая в просительный тон. Они сами предложили сломать памятный столб, поставленный в их честь. Софья проявила разумею сдержанность и обещала простить стрельцов и солдат при условии, что не будут водиться с раскольниками. Стрельцы сломали столб и подали повинные челобитные. Великие государи, Иван и Пётр, видя их слезы, простили им преступление, запретили называть бунтовщиками и изменниками и приказали выдавать годовые оклады сполна. Приняв повинную, царский двор возвратился в Москву 6 ноября 1682 г.

Новые преследования староверов. Простив стрельцов, Софья Алексеевна и патриарх Иоаким вовсе не были склонны прощать раскольников. Смута 1682 г. ещё больше укрепила решимость светской и церковной власти искоренить раскол. В ноябре 1682 г. были разосланы грамоты ко всем архиереям о повсеместном сыске и предании суду раскольников. В 1685 г. Софья Алексеевна после обсуждения с патриархом издала 12 статей против раскольников. Тех, кто тайно держится старой веры, приказано нещадно бить кнутом и ссылать в отдаленные места. Упорных «хулителей» церкви пытать, жечь в срубах и пепел рассеять, так же казнить проповедников самосожжения и перекрещивания в старую веру. Бить кнутом и ссылать тех, у кого раскольники приютились. Имущество «расколыциков», их укрывателей и поручителей отбирать и отписывать на «великих государей».

Староверам оставалось только бежать, и они побежали: на Север, в леса Поволжья и Приуралья, на Дон, в Сибирь, за границу. Прежде староверческая Москва опустела, а по России запылали костры. Человеческие костры горели, подожженные с двух концов, — государевы палачи жгли в срубах осуждённых «расколыциков», а в лесных скитах люди древней веры сами сжигали себя, чтобы избавиться от слуг антихристовых. Во многих местах, где ждали приход царских войск, староверы для самосожжений заранее строили срубы или готовили избы, часовни, церкви, просмоленные и обложенные соломой. Как только приходило известие, что идут солдаты, староверы запирались в приготовленном доме, а завидев солдат кричали: «Оставьте нас, или мы сгорим». Иногда солдаты уходили, и тогда гари не было. Но чаще люди сжигали себя.

Сопротивление казаков. В казачьих землях обращение в новую веру встретило отпор: все имели оружие, а борьба за веру сливалась с борьбой за независимость. В 1686 г. атаманом Войска Донского был выбран Самойло Лаврентьев — покровитель старой веры. В 1687 г. на войсковом кругу постановили: «Сверх старых книг ничего не прибавливать и не убавливать, и новых книг не держать», а несогласных «побивати до смерти». В этом же году атаман Фрол Минаев, сторонник Москвы, совершил переворот. Минаев выдал Москве проповедника Козьму Косого, атаманов Лаврентьева и Чюрносова, нескольких попов и казаков. Атаманов и Косого казнили, а остальных «по их винам» сослали «в далные сибирские городы».

Всё же донские староверы не сдались: одни основала крепость на притоке Дона Медведице, другие ушли к «Хвалынскому морю» на реку Куму, с ними ушёл и старец Досифей. Те, что остались на Медведице, продержались до 1699 г., когда крепость взяли верные Москве казаки. Староверы, ушедшие на Куму, покинули реку после смерти Досифея (начало 1690-х). Часть ушла на Терек к гребенским казакам, тоже староверам. Другие вернулись на Дон. Самые непримиримые, взяв с собой прах Досифея, ушли на Кубань, в подданство к Крымскому хану. Многие селились на Яике (Урале), где из них составилось Яицкое казачье войско.

 

5.5. ОТМЕНА ПАТРИАРШЕСТВА ПЕТРОМ I

Начало церковных реформ Петра. После прихода к власти (1689) Пётр не проявлял открыто своего отношения к Русской церкви. Все изменилось после смерти авторитетного патриарха Иоакима (1690), а затем матери (1694). С патриархом Адрианом (1690—1700) Пётр мало считался. Никем не сдерживаемый, юный царь кощунствовал — устроил пародию на конклав — «всеплутейший, сумасброднейший и всепьянейший собор князя Иоанникиты, патриарха Пресбургского, Яузского и всего Кукуя», где участников благословляли скрещенными табачными чубуками, а сам царь играл роль дьякона. Пётр отказался участвовать в шествии па осляти в Вербное воскресенье, когда патриарх въезжает в город на осле, которого под узду ведет царь. Мистерию о въезде Христа в Иерусалим он посчитал умалением царского достоинства. Огромное значение для Петра имела поездка в Европу в 1697—1698 гг. Пётр увидел, что в протестантских странах церковь подчиняется светской власти. Он беседовал с королем Георгом и с Вильгельмом Оранским, последний, ссылаясь на пример родной ему Голландии и той же Англии, советовал Петру, оставаясь царем, сделаться «главой религии» Московского государства.

Тогда у Петра сложилось убеждение в необходимости полного подчинения церкви царю. Впрочем, действовал он осторожно, ограничиваясь поначалу повторением законов Уложения. Указом от января 1701 г. был восстановлен Монастырский приказ со светскими судами. Управление церковными людьми и землями, печатание духовных книг, руководство духовными школами поступило в ведение Монастырского приказа. Указом от декабря 1701 г. царь отнял у монастырей право распоряжаться доходами, поручив их сбор Монастырскому приказу. Пётр стремился ограничить численность духовенства, в первую очередь монахов. Велено было устроить их перепись, запретить переходы из одной обители в другую и не совершать новых пострижений без разрешения государя.

Украинизация церкви. Важнейшим шагом по секуляризации церкви было назначение патриаршего местоблюстителя после смерти Адриана в 1700 г. Царь благосклонно отнесся к предложениям отложить избрание нового патриарха. Междупатриаршие случалось и в XVII в., но прежде местоблюстителя патриаршего престола выбирал Освященный собор под главенством двух-трех архиереев, а теперь Пётр сам его выбрал. В декабре 1700 г. он назначил местоблюстителем митрополита Стефана Яворского. Ему были поручены дела о вере — «о расколе, о противностях церкви, о ересях»; прочие дела были распределены по приказам. Царь также приказал вести делопроизводство патриарших учреждений на царской гербовой бумаге, т.е. сделал ещё один шаг по введению контроля над церковным управлением.

С Яворского Пётр начинает передачу церковной власти в России в руки малороссийских иерархов — по-западному образованных и оторванных от Русской церкви. Правда, опыт со Стефаном был неудачным — он оказался противником протестантских реформ Петра. Со временем Пётр нашел другого киевского книжника, который, несмотря на католическое образование, разделял его взгляды на подчинение церкви государству. Им был преподаватель Киево-Могилянской академии Феофан Прокопович. Он стал главным идеологом Петра по церковным вопросам. Пётр сделал Прокоповича ректором академии, в 1716 г. вызвал в Петербург проповедником и в 1718 г. назначил Псковским епископом. Прокопович подготовил Петру богословское обоснование церковной реформы.

Свобода веры. Пётр с детства не любил старообрядцев (и стрельцов), ведь стрельцы-старообрядцы на глазах мальчика убивали его близких. Но Пётр был меньше всего религиозный фанатик и постоянно нуждался в деньгах. Он прекратил действие принятых Софьей статей, запрещавших старообрядчество и отправлявших на костры упорствующих в старой вере. В 1716 г. царь издал указ об обложении раскольников двойным налогом. Старообрядцам было позволено исповедовать свою веру при условии признания власти царя и уплаты налогов в двойном размере. Теперь их преследовали лишь за уклонение от двойного налога. Полная свобода веры была предоставлена иностранцам-христианам, приезжавшим в Россию. Были разрешены их браки с православными.

Дело царевича Алексея. Чёрным пятном на Петре лежит дело царевича Алексея, бежавшею в 1716 г. за границу, откуда Пётр выманил его в Россию (1718). Здесь, вопреки царским обещаниям, началось расследование «преступлений» Алексея, сопровождавшееся пытками царевича. В ходе следствия были выявлены его сношения с духовными лицами; были казнены епископ Ростовский Досифей, духовник царевича протопоп Яков Игнатьев, ключарь собора в Суздале Фсодор Пустынный; митрополит Иоасаф был лишен кафедры и скончался едучи на допрос. Умер и приговоренный к смертной казни царевич Алексей, не то запытанный при допросах, не то тайно удушенный по указанию отца, не желавшего его публичной казни.

Установление Святейшего Синода. С 1717 г. Феофан Прокопович под присмотром Петра тайно готовил «Духовный регламент», предусматривающий отмену патриаршества. За образец была взята Швеция, где духовенство полностью подчинено светской власти.

В феврале 1720 г. проект был готов, и Пётр послал его в Сенат для ознакомления. Сенат в свою очередь издал Указ «О собирании подписей епископов и архимандритов Московской губернии...». Покорные московские архиереи подписали «регламент». В январе 1721 г. проект был принят. Пётр указал, что дает год срока, чтобы «регламент» подписали архиереи всей России; через семь месяцев он имел их подписи. Документ получил название «Регламент или устав духовной коллегии». Теперь Российской церковью правил Духовный Коллегиум, состоящий из президента, двух вице-президентов, трех советников из архимандритов и четырех асессоров из протопопов.

14 февраля 1721 г. состоялось первое заседание Коллегии, оказавшееся последним. В ходе его «Духовная Коллегия» по предложению Петра была переименована в «Святейший Правительственный Синод». Пётр юридически поставил Синод на одну ступень с Сенатом; коллегия, подчинявшаяся Сенату, превратилась в учреждение, формально ему равное. Подобное решение примирило духовенство с новой организацией церкви. Пётр сумел добиться одобрения Восточных патриархов. Константинопольский и Антиохийский патриархи прислали грамоты, приравнивающие Святейший Синод к патриархам. Для наблюдения за течением дел и дисциплиной в Синоде указом Петра от 11 мая 1722 г. был назначен светский чиновник — обер-прокурор Синода, лично докладывающий императору о состоянии дел.

Пётр I смотрел на духовенство утилитарно. Ограничив численность монахов, он желал их приобщить к трудовой деятельности. В 1724 г. вышел указ Петра «Объявление», в котором он изложил требования к жизни монахов в монастырях. Простых, неучёных монахов он предлагал занять земледелием и ремеслами, а монахинь рукоделиями; одарённых — учить в монастырских школах и готовить к высшим церковным должностям. При монастырях создать богадельни, больницы и воспитательные дома. Не менее утилитарно царь относился к белому духовенству. В 1717 г. он вводит институт армейских священников. В 1722—1725 гг. проводит унификацию чинов духовенства. Были определены штаты священников: один на 100—150 дворов прихожан. Не нашедших вакантных мест переводили в податное сословие. В Постановлении Синода от 17 мая 1722 г. священников обязали нарушать тайну исповеди, если они узнали важные для государства сведения. В результате реформ Петра церковь превратилась в часть государственного аппарата.

Последствия раскола и отмены патриаршества. Раскол Русской церкви в XVII в. в глазах большинства историков и литераторов меркнет на фоне преобразований Петра I. Его последствия равно недооценивают почитатели великого императора, «поднявшего Россию на дыбы», и поклонники Московской Руси, клянущие во всех бедах «Робеспьера на троне». Между тем «Никоновская» реформа повлияла на преобразования Петра. Без трагедии раскола, падения религиозности, утраты уважения к церкви, моральной деградации духовенства Пётр не смог бы превратить церковь в одну из коллегий бюрократической машины империи. Мягче прошла бы вестернизация. Подлинная церковь не допустила бы глумления над обрядами и насильственного бритья бород.

Были и глубинные последствия раскола. Гонения на раскольников привели к нарастанию жестокости, сравнимой со Смутным временем. Да и в годы Смуты людей не сжигали живьем и казнили пленных, а не мирных жителей (лишь «лисовчики» и запорожцы выделялись изуверством). При Алексее Михайловиче, и особенно при Фёдоре и Софье, Россия по количеству огненных смертей впервые приблизилось к странам Европы. Жестокость Петра, даже казнь 2000 стрельцов, уже не могла удивить ко всему привыкшее население. Изменился самый характер народа: в борьбе с расколом и сопутствующими бунтами погибло много пассионариев, особенно из среды непокорного духовенства. Их место в церквях и монастырях заняли приспособленцы («гармоники», по Л.Н. Гумилёву), на всё готовые ради места под солнцем. Они влияли на прихожан, причем не только на их веру, но на мораль. «Каков поп, таков и приход» — гласит пословица, возникшая из опыта предков. Многие плохие черты русских завязались, а хорошие исчезли в конце XVII в.

О том, что мы потеряли, можно судить по староверам XIX — начала XX в. Все путешественники, бывавшие в их деревнях, отмечали, что у староверов господствует культ чистоты — чистоты усадьбы, дома, одежды, тела и духа. В их селениях не было обмана и воровства, не знали замков. Давший слово исполнял обещанное. Старших почитали. Семьи были крепкие. Молодежь до 20 лет не пила, а старшие выпивали по праздникам, очень умеренно. Никто не курил. Староверы были великие труженики и жили зажиточно, лучше окружающих нововеров. Из староверов вышло большинство купеческих династий — Боткины, Громовы, Гучковы, Кокоревы, Коноваловы, Кузнецовы, Мамонтовы, Морозовы, Рябушинские, Третьяковы. Староверы щедро, даже самоотверженно, делились богатством с народом — строили приюты, больницы и богадельни, основывали театры и картинные галереи.

Через 250 лет после собора 1666—1667 гг., обвинившего Русскую церковь в «простоте и невежестве» и проклявшего несогласных, и через 204 года после превращения Церкви в госучреждение пришла расплата. Пала династия Романовых, и к власти пришли воинствующие атеисты, гонители Церкви. Произошло это в стране, народ которой всегда был известен набожностью и верностью государю. Вклад церковной реформы XVII в. тут бесспорен, хотя недооценён до сих пор.

Символично, что сразу после свержения монархии Церковь вернулась к патриаршеству. 21 ноября (4 декабря) 1917 г. Всероссийский поместный собор избрал патриархом Российской православной церкви митрополита Тихона. Позже Тихон был арестован большевиками, покаялся, был выпущен и скончался в 1925 г. при неясных обстоятельствах. В 1989 г. он был канонизирован в лике новомучеников и исповедников Собором Русской православной церкви. Пришел черед и староверам: 23(10) апреля 1929 г. Синод Московской Патриархии под управлением митрополита Сергия, будущего патриарха, признал старые обряды «спасительными», а клятвенные запреты соборов 1656 и 1667 гг. «отменил, яко не бывшие». Постановления Синода были утверждены Поместным собором Русской православной церкви 2 июня 1971 г. Справедливость восторжествовала, но мы до сих пор платим цену за дела далёкого прошлого.

 

5.6. ЗАПАДНЫЕ ВЛИЯНИЯ В МОСКОВСКОЙ РУСИ

 Европейцы на Московской Руси. Московское государство никогда не развивалась изолированно. Возникнув в глухом северо-восточном углу Древней Руси, Владимирское княжество стало одним из её ведущих центров, по культуре не уступавшим Киевскому и Новгородскому княжествам. Монгольское нашествие разорило Северо-Восточную Русь в меньшей мере, чем Южную Русь. Став вассалами ордынских ханов, северо-восточные княжества сумели избежать включения в состав Великого княжества Литовского. Началось формирование великорусского этноса и его объединение вокруг Московского Великого княжества. Этногенез и построение государственности у великороссов осуществлялись за счёт саморазвития, но немалую роль имели внешние влияния: Юга — православных византийцев и южных славян, Запада — католической Европы и Востока — Великой степи, где культура кочевников подпала под влияние ислама.

Ведущая роль Византии в религиозной и культурной жизни Руси была утрачена в XIII в. В 1204 г. крестоносцы взяли Константинополь и установили на развалинах Византии Латинскую империю, где правили французские рыцари, и хотя в 1261 г. греки отбили Константинополь, влияние Византии никогда не достигало прежнего уровня. В XIV—XV вв. северо-восточные княжества, в первую очередь Московское княжество (Великое княжество с 1363 г.) — данники Улуса Джучи (Золотой Орды), — много заимствовали от ордынцев в военной и государственной организации. Западная технология доходит в Северо-Восточную Русь опосредованно, вместе с новгородскими купцами. Известны поставки немцами пушек: тверскому князю (1389) и московскому великому князю (1393 и 1410).

Западное влияние в жизни Московского государства резко возрастает при Иване III (1462—1505). В 1472 г. Иван III женился на племяннице последнего византийского императора Софье Палеолог, выросшей в Италии. По её совету в Москву стали приглашать итальянских зодчих и мастеров пушечного дела. Десятки фрягов работали в России конца XV - первой трети XVI столетия. Они перестроили, по сути, создали, известный нам Московский Кремль, возводили церкви, участвовали в строительстве каменных крепостей. Влияние итальянского Ренессанса заметно в русской церковной и светской архитектуре вплоть до конца XVII в. Важное значение в контактах с Западом имело присоединение Иваном III Новгорода (1486), в результате чего у Московского государства появилась граница с Ливонией и Швецией. Новое соседство привело к войнам с Ливонией (1480-1481, 1501-1503) и Швецией (1495-1497). В 1493 г. Иван III заключил союз с датским королем против шведов, и Московское государство стало частью европейской политики.

Вопреки расхожим штампам, Иван IV Васильевич, прозванный Грозным, не был ненавистником Запада. Он живо интересовался европейской жизнью и при любой возможности стремился установить взаимовыгодные отношения с европейскими странами. В 1553 г. корабль Ричарда Ченслора, искавшего морской путь в Индию, вошел в Белое море и бросил якорь у стен Николо-Корельского монастыря. Получив весть о прибытии англичан, царь Иван распорядился пригласить капитана в Москву и обеспечить ему все удобства в пути. Ченслор был принят царем и получил от него письмо к королю Эдуарду с предложением дружить и торговать. Письмо это вдохновило англичан создать «Московскую торговую компанию». В 1556 г. в Англию был отправлен первый русский посол Осип Ненеин. В 1557 г. он вернулся домой, доставив «мастеров многих, дохторов, злату и сребру искателей и делателей, и иных многих мастеров». С тех пор англичане торговали с Россией, а царь Иван состоял в дружеской переписке с королевой Елизаветой и даже предлагал выйти за него замуж.

Вслед за англичанами торговый путь в Белое море освоили голландцы. 150 лет через Новохолмогоры (с 1613 г. - Архангельск) поступали товары из Европы и приезжали нанятые на государеву службу «знатцы»: «иушкарники», «искатели злату и серебру», «мастера хитрые», «изуграфы, и науках наученные». Все же морской путь, вокруг Скандинавии и Мурмана, был слишком долгий и закрывался зимой из-за штормов и льда. Несравненно короче был балтийский путь, но его замком запирал Ливонский орден. Ливонцы извлекали выгоды от транзита товаров, но не пропускали в Москву стратегическое сырье, оружие и специалистов. В 1554 г. они задержали 123 «мастеровых людей», нанятых Грозным. Иван Грозный поначалу рассчитывал склонить ливонцев на уступки, но, ничего не добившись, отправил войско в Ливонию (1558).

За время Ливонской войны, длившейся 25 лет, тысячи ливонцев были выведены в Россию. Большинство были эстонские и латышские крестьяне, но немало набралось и немецкоязычных горожан. Иван Грозный очень надеялся найти среди них мастеров. Он повелел доставлять к нему всех умельцев и «знатцев». Пленных селили в Москве и других городах. В Москве их сначала поселили в слободе Наливки, где жили иноземцы, служившие ещё Василию III. В 1571 г. Наливки вместе с Москвой сожгли татары крымского хана Девлет-Гирея. После пожара ливонцев (всего около четырех тысяч) поселили на правом берегу Яузы; там возникла Немецкая слобода и были построены две протестантские кирхи. В 1578 г. Иван Грозный, недовольный злоупотреблениями ливонцев льготным правом выделывать и продавать спиртное, подверг Немецкую слободу разорению, но вскоре смягчился и разрешил слободу восстановить.

При Фёдоре Иоанновиче и при царе Борисе в Россию въехало много иноземцев из Центральной и Северной Европы: в народе их звали немцами. Годунов всячески им покровительствовал: он поселил в Москве ливонских купцов и дал деньги на торговлю, нанимал немецких мастеров и солдат, завел наемное войско. Годунов не решился ввести в стране европейское образование, но послал несколько молодых дворян учиться в Европу. При Лжедмитрии I начался решительный поворот в сторону Европы. Царь окружил себя поляками, одевался по-польски, завел при дворе польские обычаи, советовал боярам съездить поучиться за границу. Торговые люди могли теперь свободно выезжать за границу, а иноземцы въезжать в Россию. Женитьба ««Дмитрия» на польке Марине Мнишек дала возможность боярам осуществить давно намеченный план убийства опасного своей новизной царя.

Европейцы на Руси при Михаиле Фёдоровиче. Во время Смуты войска Лжедмитрия II разграбили и сожгли Немецкую слободу (1610). Жившие там немцы либо погибли, либо разбрелись кто куда. Лишь после избрания на престол Михаила Романова в Москве опять появились иностранцы. Первыми прибыли торговцы, а за ними — военные, ремесленники, архитекторы, медики. Число «немцев» в России быстро росло. В 1630-е гг. немецкие протестантские общины процветали в Серпухове, Ярославле, Вологде и Холмогорах. В Москве проживало более тысячи немецких семей, т.е. не менее 5 тыс. человек. Селились иноземцы свободно, где им удобно, и жили вперемежку с русскими.

Русское правительство хлопотало о приезде в страну иноземных служилых и торговых людей. Иноземные офицеры и солдаты стали постоянной частью русской армии. Царь Михаил Фёдорович привечал иноземцев: при нем состояли доктора, аптекари, окулист, алхимист, часовых и органных дел мастера. Лекарей иногда посылали для лечения ратных людей. Царь хотел пригласить на службу Лдама Олеария, о котором ему было ведомо, что он «гораздо научон и навычен астрономии, и географии и небесного бегу и землемерию и иным многим надобным мастерствам и мудростям, а нам, великому государю, нашему царскому величеству, мастер годен». Царь сам интересовался географией и велел сделать объяснение к составленной при Годунове карте Московского государства. Расположенность к европейцам не мешала Михаилу Фёдоровичу держаться традиций. При нем сохранялся ритуал целования царской руки послами — католиками и протестантами (мусульман такой чести не удостаивали), после чего царь мыл руки в стоявшем рядом рукомойнике. Послы оскорблялись, но терпели.

Не всем нравился наплыв иноземцев. Особенно были недовольны купцы. Начиная с 1627 г. они подают челобитные царю, жалуясь на подрыв торговли со стороны англичан и других немцев, получивших грамоты для беспошлинной торговли. В 1632 г. псковичи просили государя запретить немцам торговать в Пскове, но их просьбу не уважили. При Михаиле Фёдоровиче русские купцы так и не смогли добиться отмены жалованных грамот иноземцам. Кроме купцов, выражали недовольство священники: они считали, что невозбранное поселение немцев в городской черте вредит религиозности прихожан. По их настоянию немцам запретили покупать и брать в заклад дворы и велели сломать кирки, которые они завели близ русских церквей. Вместо этого в Москве им было отведено особое место под кирку. Живя в России, европейцы сохраняли свое вероисповедание и вступали в браки между собой. С русскими заключали брак лишь те, кто принял православную веру.

Обычно европейцы крестились добровольно, но иногда их пытались обратить в православие принуждением. Такой случай произошел с женихом царской дочери под конец царствования Михаила Фёдоровича. Русские цари всегда были не прочь породниться с королевскими домами Европы, но мешала вера. Иван Грозный нашел выход, повелев племяннице, Марии Старицкой, венчаться по православному обычаю, а жениху, датскому принцу Магнусу — по лютеранской вере. На тех же условиях датский принц Иоганн согласился венчаться на дочке Годунова Ксении; свадьбе помешала внезапная смерть жениха. Михаил Фёдорович также искал жениха для 13-летней дочери Ирины в Датском королевстве. В1640 г. царю сообщили, что третий сын короля Вальдемар (Волмер) ещё ни с кем не помолвлен и для женитьбы годен:

«Королевич Волмер лет двадцати, волосом рус, ростом не мал, собою тонок, глаза серые, хорош, пригож лицом, здоров и разумен, умеет по-латыни, по-французски, по-итальянски, знает немецкий верхний язык, искусен в воинском деле».

Михаил Фёдорович загорелся и весною следующего года отправил в Данию послов с предложением брака Вальдемара с Ириною. Король Христиан IV отнесся к предложению благосклонно, а принц сказал, что поступит, как велит отец. На самом деле Вальдемар ехать не хотел. Московия представлялась датчанам дикой страной и внушала страх. Придворные говорили: «Как это королевичу ехать в Москву, к диким людям, там ему быть навеки в холопстве, и что обещают, того не исполнят». Со своей стороны, русский посол, датчанин Пётр Марселиус, уверял, что все будет хорошо: «Если вам будет дурно, то и мне будет дурно же, моя голова будет в ответе». — «А какая мне будет польза в твоей голове, когда мне дурно будет?» — отвечал королевич. Отец-король выдвинул условия, на которых отпустит сына: 1) в вере принцу неволи не чинить, и дать место для кирхи, 2) зависеть он будет только от царя, 3) удел, назначенный ему тестем, станет наследственным, 4) если доходов с удела будет мало, дополнить содержание денежным пособием. Царь на всё дал согласие.

Вальдемар прибыл в Москву в январе 1644 г. и был торжественно принят. Царь его обласкал и одарил подарками. Во время обеда он сидел по правую руку царя, а царевич Алексей — по левую. Царица прислала свадебные полотенца. Все шло к свадьбе, но в феврале царь прислал сказать принцу, чтобы перед венчанием он принял веру по греческому закону. Вальдемар переменить веру отказался. Он ссылался на договор, уверял, что не приехал бы, если бы знал, что пойдет речь о вере, и если царское величество не изволит дело делать по договору, то пусть отпустит его назад с честью. Михаил Фёдорович призвал принца к себе и сам просил принять православие. Принц отвечал: «Я кровь свою готов пролить за тебя, но веры не переменю», и просил отпустить к отцу. Царь же говорил о любви к принцу и просил соединиться с ним верою, а без того браком с царевной сочетаться нельзя. Домой же отпустить «непригоже и нечестно, не соверша доброго дела».

Шесть длинных месяцев принца Вальдемара склоняли к перемене веры. Бояре говорили: «Может, он думает, что царевна Ирина не хороша лицом; так был бы покоен, будет доволен её красотою, также пусть не думает, что царевна Ирина, подобно другим женщинам московским, любит напиваться допьяна; она девица умная и скромная, во всю жизнь свою ни разу не была пьяна». Невесту жених никогда не видел; он продолжал просить разрешения уехать, но получал отказ. Чтобы принц не убежал, за ним стали надзирать. Ночью, 9 мая, Вальдемар со своими людьми сделали попытку к бегству, но их остановили стрельцы у Тверских ворот. Произошла стычка: принц был избит палками, одного из его дворян взяли в плен. Все же Вальдемар отбил дворянина и в ходе драки заколол стрельца. Обо всем донесли Михаилу. Царь огорчился, но мер не принял. Уговоры и религиозные диспуты продолжились. При этом царь обращался с принцем ласково, приглашал к столу, устраивал для него охоты.

13 июля 1645 г. скончался Михаил Фёдорович; на престол вступил Алексей Михайлович. Новый царь ещё раз попытался склонить Вальдемара принять православие и столь же безуспешно, как отец. Тогда Алексей отказал принцу в руке его сестры Ирины и в августе 1645 г. отпустил домой. С дороги Вальдемар послал царю благодарственную грамоту за то, что отпустил его с честью. После смерти Христиана IV Вальдемар участвовал в борьбе за королевский престол и, проиграв, бежал в Швецию. Позже он участвовал во вторжении шведов в Польшу и был убит в одном из сражений. Что касается Ирины Михайловны, то она так никогда и не вышла замуж.

Иноземцы при Алексее Михайловиче. Новый царь, Алексей Михайлович, в отличие от отца, получил образование, но образование старомосковское: он великолепно разбирался в церковном богослужении и не знал ни одного иностранного языка. Веяния Запада не обошли его стороной: у царевича были немецкие игрушки и детские латы, в его библиотеке было несколько книг, отпечатанных в Литве, в том числе космография. Воспитатель царевича, Борис Иванович Морозов, почитал европейские нравы и учёность: он заказывал мальчику немецкие наряды и гравюры для обучения. Московское начало все же преобладало, и молодой царь (его венчали на царство в 16 лет) явил себя государем глубоко религиозным и почитающим русский уклад жизни, но не чурающимся иноземных премудростей, если они полезны или занятны. В Алексее Михайловиче русских и иноземцев привлекали его обаяние и характер — открытый, добродушный, незлопамятный. Он превращал недругов в доброжелателей и даже поклонников. Алексей так расстался с Вальдемаром, что озлобленный принц прислал благодарственное письмо, а датчане из посольства восхищались дружеским обращением царя.

Тем не менее именно Алексей Михайлович отменил многие льготы иноземцам и ввел ограничения на их жительство. Русские купцы не раз просили отменить льготы иноземным торговцам. В 1646 г. более ста пятидесяти купцов подали коллективную челобитную об отмене привилегий для английских купцов. На Земском съезде 1648—1649 гг. купцы повторили прошение, и правительство откликнулось. В июне 1649 г. был подписан царский указ, выдворявший английских купцов из России. В указе даётся объяснение, что запрет вызван жалобами русских купцов, которые из-за английской торговли на русских рынках «обедняли». Кроме того, англичане не поставляли товаров для царского двора. Наконец, англичан обвиняли в том, что они «всею землею учинили большое злое дело, государя своего Карлуса короля убили до смерти». В России разрешили остаться лишь англичанам, состоящим на царской службе.

Если купцы боялись конкуренции иноземцев, то духовенство опасалось, что общение с немцами может поколебать русских людей в православии. Ещё в 1620-е гг. но настоянию патриарха Филарета иноверцам запретили носить русские костюмы и иметь православных слуг. Патриарх также не желал, чтобы кирхи стояли вблизи церквей. В 1643 г., по челобитной священников, царь Михаил запретил иноземцам покупать в Москве дворы (дома). При Алексее Михайловиче были введены новые ограничения. В Уложении 1649 г. содержится запрет «для «некрещёных иноземцев... держати у себя во дворах в работе... русских людей», поскольку «православным христианам от иноверцев чинится теснота и осквернение, и многие без покояния и отцов духовных помирают». В Москве запрещается продавать немцам дворы и строить кирхи. «А на которых немецких дворах поставлены немецкие кирки, и те кирки сломать, и вперед в Китае, и в Белом, и в Земляном городе на немецких дворах киркам не быть, а быть им за городом за Земляным от церквей Божьих в дальних местах».

В 1652 г. иноземцам повторно запретили носить русское платье и выселили из Москвы. Основанием послужила жалоба патриарха Никона, что, проезжая по Москве и раздавая благословение, он по ошибке благословил иноземцев, одетых в русское платье. Осквернённый патриарх потребовал у государя выселить поганых иноверцев из Москвы. Царь издал указ об отводе земли под новую Немецкую свободу на месте старой Немецкой слободы. Как пишет Олеарий: «Был отдан строгий приказ — кто из немцев хочет перекреститься по русскому обряду, пусть остается жить в городе, но кто отказывается поступить так, тот обязан в течение короткого времени вместе с жилищем своим выбраться из города за Покровские ворота на Кокуй». Кукуем (Кокуем) назывался ручей, протекавший по нынешним улицам Нижняя Красносельская и Елоховская и впадавший в приток Яузы, Чечёру. Немцы стали там селиться и поселение прозвали Кукуем. В 1665 г. Немецкая слобода насчитывала 204 дома. К концу XVII в. это был немецкий городок с чистыми прямыми улицами и опрятными домами; в нем жили люди почти из всех стран Европы. Кукуй привлекал русских — здесь проводил отрочество и юность царевич Пётр. В немалой мере он был воспитан Кукуем.

Уступив требованиям купечества и церковников, Алексей Михайлович тем не менее продолжил курс на привлечение иноземцев: он нанимал их на военную и гражданскую службу, щедро вознаграждал, некоторых приближал и доверял важные поручения. Особенно много иноземцев поступило на военную службу в период Русско-польской войны 1654—1667 гг. В 60-е гг. на московской службе состояли 4 иноземных генерала, более 100 полковников и множество офицеров. В одном 1661 г. в Россию въехали из Польши полковник Кравфурд с 30 офицерами (в их числе майор Патрик Гордон, будущий генерал и друг Петра); из Германии полковник Шейн с двумя офицерами, 39 капралами и рейтарами, из Любека ротмистр Шульц с 17 рейтарами; из Дании полковник фон Эгерат и подполковник Страбел с 136 офицерами и рейтарами; из Англии подполковник Дикенсен с товарищами; из Аусбурга четыре полковника, 12 ротмистров, 9 капитанов, 18 поручиков, 15 прапорщиков, лекари, гранатчики и сотня капралов и рейтар. В обиход входят слова: солдат, капрал, майор, рейтар, драгун, гусар и т.д.

Привлечение иноземцев на офицерские должности продолжилось и после смерти Алексея Михайловича. Царь Фёдор Алексеевич и вслед за ним царевна Софья Алексеевна предоставляли служилым немцам льготы. 38 полков пехоты и 25 рейтарских полков находились под командой почти исключительно немецких военачальников. Алексей Михайлович, а затем его дети всячески поддерживали иноземцев, открывающих в России промыслы: владельцы железоплавильных заводов, мануфактур и рудников могли рассчитывать на царскую милость и нередко получали для своего дела сотни крепостных крестьян. Несмотря на стеснительность порядков Московского государства, Россия привлекала внимание европейцев как место, где можно нажить состояние и где жизнь достаточно спокойна и безопасна. Кроме Кукуя, немцы жили в Новгороде, Пскове, Переславле и в Белгороде, т.е. в местах дислокации русских войск. Общее число немцев, проживающих в России, достигло при Алексее Михайловиче 18—20 тыс. человек.

В России также жили европейцы, принявшие православие. Они считались русскими, женились на русских, но сохраняли европейские знания и вкусы и передавали их детям. Некоторые крещёные иноземцы получили известность. Таков Дмитрий Андреевич Францбеков (Фаренсбах), выехавший на русскую службу из Ливонии в 1613 г. Вместе с братом Иваном он крестился в православие и был возведён в московское дворянство. Дмитрий Андреевич служил воеводой в Якутске и деятельно расширял российские владения. В 1649 г. он финансировал поход Ерофея Хабарова, покорившего Амурские земли. Не меньше известны отец и сын Виниусы. Отец, Андрей Денисович, въехавший из Голландии в 1632 г., основал железоделательные и оружейные заводы близ Тулы; успешный купец крестился в православие и женился на русской. Сын, Андрей Андреевич, с детства говоривший по-голландски и по-русски (и выучивший латынь), служил в Посольском приказе, был возведен во дворянство, получил чин думного дьяка, в 1675—1693 гг. возглавлял Почтовое ведомство, а затем Аптекарский приказ. Особо следует сказать о полковнике Афанасии Ивановиче Бейтоне (фон Бейтоне). В 1686—1687 гг. он возглавил героическую оборону Албазина от маньчжурских войск.

Польское влияние в первой половине XVII в. Немцы, т.е. протестанты Северной и Западной Европы, были не единственными европейцами, оказавшими влияние на русских в XVII веке. Рядом была Речь Посполитая, где преобладала польская культура, на славянскую основу которой наложились страстный католицизм, латинская образованность, Магдебургское право горожан и мифологический «сарматизм», выводивший шляхту от воинственных сарматов. Московские бояре восхищались блеском польского рыцарства, и был момент, когда они призвали на престол королевича Владислава. Письма бояр 1610—1611 гг. изобилуют польскими словами и оборотами. Но обман Сигизмунда, предложившего себя вместо сына, и сожжение поляками Москвы развеяли иллюзии о равноправном диалоге. Избрание царем Михаила Романова поставило крест на планах о польском королевиче на русском престоле. Началось отторжение от всего польского, продлившееся до Русско-польской войны 1653—1667 гт. Однако и в этот период польское влияние проникало в Россию с помощью западнорусских печатников и духовенства.

В первые десятилетия XVII в. в России появляются религиозные и школьные книги «литовской» печати (украинских и белорусских типографий). Книги эти пользовались спросом, что вызвало опасение у патриарха Филарета. В 1627 г. вышел царский указ, «чтоб торговые и иные никакие люди в Киеве и в иных порубежных городех никаких книг литовские печати, также и письменных литовских книг, не покупали» и с собой не привозили, а литовских людей с книгам велено «ворочать за рубеж», потому что «в Московском государстве всяких книг много московские печати». В 1628 г. патриарх велел изъять «литовские» книги не только в церквах и монастырях и заменить московскими, но и у частных лиц изъять. Последнее указывает на любовь к чтению среди мирян.

Настороженность московского духовенства к собратьям из Западной Руси не помешала обратиться к их учености в 40-е гт. В 1648 г. в Москве была издана «Грамматика» Милетия Смотрицкого. В 1649—1650 гг. в Москву приехали из Киевской академии и из Печерской лавры учёные монахи: Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий. Они переводили Библию с греческого языка на славянский, составляли и переводили учебники, сборники по географии и космографии, лексиконы. Епифаний перевел географию, «Книгу врачевскую анатомию», «Гражданство и обучение нравов детских». Сатановский перевел сборник греческих и латинских писателей «О граде царском», содержащий разнообразные сведения от богословия и философии до зоологии, минералогии и медицины. Переводы пользовались спросом у московских читателей.

Польское влияние в России во второй половине XVII в. Русско-польская война 1653—1667 гг. расширила влияние польской культуры на Московское государство. Это на первый взгляд странное следствие войны имело основания. Во-первых, война, в целом удачная для России, изгладила позор былых поражений и удовлетворила чувство мести за опустошение Смутного времени. Теперь русские могли пойти на возобновление нормальных отношений с поляками. Во-вторых, царь и бояре, не говоря о десятках тысяч служилых людей, ознакомились с Речью Посполитой. В 1654 г. Алексей Михайлович возглавил поход русской армии, завершившийся в 1655 г. покорением Великого княжества Литовского. Многое в обустройстве жизни магнатов и шляхты пришлось царю и его воинам по вкусу. В-третьих, за 15 лет военных действий десятки тысяч жителей Литовского княжества (в большинстве своем белорусов) были сведены в Московское государство. Значительную часть из них составляли горожане, взятые для заселения опустошенных чумой городов. Уходили с русскими и православные шляхтичи, присягнувшие царю Алексею. Тогда в Россию въехало немало образованных людей. Одним из них был «белорусец» Симеон Полоцкий.

Симеон Полоцкий, в миру Самуил Петровский-Ситнянович, получил православное и католическое образование: он закончил Киевско-Могилянскую коллегию и Виленскую иезуитскую коллегию. Всю жизнь оставался тайным униатом, членом Базилианского ордена. В 1656 г. принял иночество и стал преподавателем в Полоцкой братской школе. Когда в Полоцк прибыл Алексей Михайлович, Симеон приветствовал его стихами своего сочинения. В 1660 г. он едет в Москву, читает стихи перед царским семейством и просится на царскую службу. В 1663 г. Симеон переселяется в Москву. Он работает переводчиком, учит латыни молодых подьячих, пишет трактат против старообрядцев. С 1667 г. Симеон служит воспитателем в царской семье и придворным поэтом — сочиняет к праздникам силлабические вирши.

Для царских детей он написал сборник стихов «Вертоград многоцветный». Вирши «Вертограда» носят нравоучительный характер. Симеон пишет, что правитель должен знать о положении народа: «Како гражданство преблаго бывает, || Гражданствующим [правителям] знати подобает», и относиться к подданным по отечески: «Тако начальник должен есть творити — || Бремя подданных креиостно носити, || Не презирати, не за псы имети, || Паче любити, яко своя дети». К слову сказать, русские и иноземцы видели такого государя в Алексее Михайловиче. Для придворного театра Полоцкий написал комедии в стихах — «О Навуходоносоре царе» и «О блудном сыне». По поручению царя Фёдора Симеон пишет «Академическую привилею» — проект академии для преподавания «наук гражданских и духовных» (1980). Этот проект предвосхитил создание Славяно-греко-латинской академии (1687).

Западнорусское и московское духовенство. Московские патриархи в XVII в. выступали против западной учёности. Допускалась, а при Никоне приветствовалась ученость греческая, но и к грекам полного доверия не было, поскольку многие из них прониклись западным духом. Настороженно относились и к приезжим западнорусским богословам. Первое поколение «киевских старцев» — Славинецкий, Сатановский и Птицкий, — ещё не было западническим. Киевляне переводили с греческого и латыни, преподавали в созданной Ф.М. Ртищевым школе в Андреевском монастыре и не вмешивались в московское богословие. Больше того, Епифаний Славинецкий относился к «силлогисмам латинским» с осуждением и вступил по этому поводу в диспут с Симеоном Полоцким. В отличие от предшественников Полоцкий находился под сильнейшим влиянием католицизма. Его сборники проповедей (1682—1683) представляют переработку католических авторов. Переводил он исключительно с латинского и польского. По латинским книгам Симеон составлял и учебники.

В 1673 г. происходит диспут между Полоцким и Славинецким в присутствии патриарха. Предметом «разглагольствования» был вопрос о времени преложения Святых Даров на литургии. Диспут продолжили и после смерти Полоцкого (1680). Вместо него выступал Сильвестр Медведев, против — инок Евфомий и вновь прибывшие греки, братья Лихуды. Их поддерживал патриарх Иоаким. Повод для диспута был лишь зацепкой, а, по сути, речь шла о влиянии, латинском или греческом, в Московском Патриархате. Стороны обменивались резкими памфлетами, но поддержка патриарха всё решила: латинская группа была побеждена и осуждена на соборе 1690 г. Позиция Иоакима определила и направленность открытой в Москве в 1687 г. Эллино-греческой академии — первого высшего учебного заведения России.

Во главе академии были поставлены греки — Иоанникий и Софроний Лихуды, проповедники греческого языка и культуры. С 1694 г. преподавание вели их русские ученики. Резкие перемены произошли в 1701 г., когда Пётр I назначил протектором академии митрополита Стефана Яворского, выпускника Киевской коллегии.

Царь приказал протектору «завесть в академии учения латинские». Эллино-греческую академию переименовали в Славяно-латинскую. В обновленной академии главное место занял латинский язык. Историк православия Георгий Флоровский пишет: «Москва борется с наступающим из Киева латинофильством. Но нечего было противопоставить из своих залежавшихся и перепутанных запасов. Призываемые греки оказывались мало надежными, при всей их эрудиции... И побеждает Киев».

Западные влияния в культуре и быте. Европейская культура в первую очередь затронула верхи общества. У царя, высшего духовенства, бояр имелись библиотеки с десятками и даже сотнями книг на разных языках. Многие книги, особенно учебники, были переводные. Среди них — «Книга, глаголемая космография» Меркатора, четыре тома атласа Блеу, география Луки де Линда, с изложением системы Коперника, книги по военному делу: «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей» Вальхаузена и «Голландский воинский устав о наказаниях». Переводили и авантюрно-рыцарские романы — «Повесть о Бове-королевиче», «Повесть о Петре Златы Ключи», «Повесть о Еруслане Лазаревиче», «Повесть о Брунцвике», и поучительные повести — «Звезда Пресветлая», «Великое Зерцало», «Римские деяния». Круг читателей не ограничивался боярами и иерархами церкви. Из средних слоев книги читали священники, приказные и купцы, почти поголовно грамотные. По подсчётам А.И. Соболевского, в XVII в. в России купцов грамотных было 96%, помещиков — 65%, посадских — 40%, крестьян — 15%, стрельцов, пушкарей, казаков — 1%.

В окружении царя Алексея появились европейски образованные люди: «ближний боярин» Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, свободно говоривший на польском и латыни, просветитель Фёдор Михайлович Ртищев, библиофил и меценат Артамон Сергеевич Матвеев, женатый на шотландке Мэри Гамильтон. Из детей царя Алексея Фёдор знал три языка, был поклонник поэзии, музыки и математики, при его дворе брили бороды и носили польскую одежду; Софья прекрасно писала и сочиняла стихи и переводила Мольера для придворного театра. Её «галант», князь Василий Васильевич Голицын, считался образованнейшим человеком России. Европейская культура проникает и в среду приказных. Сильвестр Медведев, ученик Полоцкого и советник Софьи Алексеевны, был из подьячих. Авраамий Фирсов, переведший «Псалтырь» с польского на русский (1683), служил дьяком в Посольском приказе.

Своеобразное явление представляет «московское барокко». Этот архитектурный стиль последних десятилетий XVII в. не является заимствованием европейского барокко, хотя испытал его влияние. Происхождением он связан с московской архитектурой раннего Ренессанса, привнесенной итальянскими мастерами в начале XVI в. «Московское барокко» породили два обстоятельства: 1. Запрет Никоном строительства шатровых храмов (1653); 2. Проникновение барокко, поначалу — в виде украинского барокко. Запрет патриарха привел к тому, что шатры стали маскировать главками. Появляются храмы, украшенные множеством глав, прикрывающих шатёр. Особое внимание теперь обращают на наружное украшение церквей. Храмы возводят из красного кирпича и белого камня. Используют изразцы, красочные узоры на стенах, резные белокаменные наличники. «Дивным узорочьем» называли современники радостное убранство церквей. Влияние барокко сказалось в симметричной композиции с элементами ордера. При построении Сухаревой башни в Москве (1692—1695, 1698—1701, арх. М.И. Чоглоков) были прямые заимствования: подобно западным ратушам, башня была увенчана башенкой с часами. «Московское барокко» воспринималось иностранцами и россиянами как русский национальный стиль.

Заметно западное влияние в живописи. Европейские послы привозили в подарок царю изображения монархов, русские посланники заказывали портреты в Варшаве, Париже и Венеции. У просвещённых бояр (Артамона Матвеева, Василия Голицына) в палатах висели «персоны» заморских государей. В Москве работали европейские художники-портретисты. Поляк Стефан Лопуцкий писал «с живства» (с натуры) портрет Алексея Михайловича, а голландец Даниил Вухтерс — патриарха Никона. У иностранцев появляются русские ученики — один из них, Иван Безмин, за свое искусство был даже записан в московские дворяне. В 1680-е гг. в Оружейной палате Московского Кремля, кроме иконописной мастерской, организуется «живописная», где под руководством Безмина работало более двух десятков мастеров. В основном они писали парсуны, сочетавшие иконописные традиции с приемами европейской портретной живописи.

Европейское живописное искусство проникает в иконопись. Иконы «фряжского письма» прилюдно уничтожались патриархом Никоном (1655), но после его смещения (1658) приемы «фряжского письма» вновь появляются в работах мастеров иконописной мастерской Оружейной палаты. Выдающимся иконописцем, сочетавшим старый и новый стили иконописи, был Симон Фёдорович Ушаков (1626—1686). Он сохранял основы византийско-русских иконописных канонов, но стал вводить элементы перспективы и особое внимание уделял светотеневой лепке формы, достигая мягкости переходов и объемности изображения. Ушаков расписывал фрески, писал парсуны и миниатюры, рисовал гравюры, и везде старое сочетается с новым. Традиции Ушакова продолжали ученики «ушаковской» школы иконописи.

Под западным влиянием появился придворный театр. Алексей Михайлович задумал устроить театр ещё в 1660 г. и поручил англичанину Гебдону выслать в Москву «мастеров комедию делать». Но театр состоялся лишь в 1672 г.: его открытие приурочили к празднованию рождения царевича Петра. Труппа (60 человек) была набрана постановщиком, пастором Иоганном Грегори, из жителей Немецкой слободы. Сначала спектакли шли на немецком языке, но вскоре немцев заменили русскими, набранными из детей посадских и подьячих и отправленных к Грегори «для учения комедийного действа». Женщин не было: женские роли исполняли мужчины. В 1675 г. Грегори умер и его заменили другим кукуйцем, а с конца 1675 г. — киевлянином Степаном Чижинским. В театре ставили пьесы на библейские сюжеты; позже появились светские пьесы — «Темир-Аксаково действо» («Комедия о Тамерлане и Баязете») и «Комедия о Бахусе с Венусом». Репертуар восходит к европейскому народному театру первой половины XVII в. В 1673 г. впервые был поставлен балет. После смерти Алексея Михайловича в 1676 г. под влиянием патриарха Иоакима театр закрыли.

Тот же Алексей Михайлович преследовал народный театр бродячих скоморохов с их героем Петрушкой. Указом 1648 г. царь запретил выступления скоморохов. Двойственность отношения к театральным действам отражает двойственность отношения московских властей к культуре вообще. Это касается образования, где шла борьба великорусского и западнорусского духовенства, живописи, где подвергли уничтожению иконы «фряжского письма», гуманности — царь Фёдор и царевна Софья смягчали наказания преступников и ужесточали преследование старообрядцев. Двойственность проявлялась и в общении русских с европейцами. Иноземцев зазывали в Россию, их нанимали, награждали и продвигали, но они не могли жениться на русских, жить рядом с русскими и носить русское платье. Выезд русских людей за рубеж был крайне затруднен. Подьячий Григорий Котошихин, сбежавший из России в Швецию, видит причину в том, что русские, «узнав тамошних государств веры и обычаи, и волность благую, начали б свою веру отменить, и приставать к иным, и о возвращении к домом своим и к сродичам... и не мыслили». Он пишет, что за границу выезжают не иначе как с разрешения властей и оставив заложников:

«И о поезде московских людей, кроме тех, которые посылаются по указу царскому и для торговли с проезжими, ни для каких дел ехати никому не поволено. А хотя торговые люди ездят для торговли в иные государства, ж по них но знатных нарочитых людях собирают поручные записи, за крепкими поруками, что им с товарами своими и с животами в иных государствах не остатися, а возвратитися назад совсем. А который бы человек, князь или боярин... сына, или брата своего, послал... в иное государство без ведомости, не бив челом государю, и такому б человеку за такое дело поставлено было в измену, и вотчины, и поместья, и животы взяты б были на царя; и ежели б кто сам поехал, а после его осталися сродственники, и их пытали, не ведали ли они мысли сродственника своего, ...не напроваживаючи ль каких воинских людей на московское государство...»

В XVII в. московские люди, от царя и придворных до купцов, охотно, даже жадно, заимствовали у «немцев» предметы роскоши, досуга и быта. Цари получали в подарки от иноземных послов и торговых людей певчих и говорящих заморских птиц — канареек, попугаев. Из дворца они попадали в боярские палаты, а затем в купеческие дома. В конце XVII столетия канареек и других заморских птиц можно было купить в Охотном ряду, но ещё по дорогой цене. Царь и бояре полюбили иноземные кареты. Бояре дарили кареты царю. Богдан Матвеевич Хитрово подарил Алексею Михайловичу «полукарету», Артамон Сергеевич Матвеев царю же — «карету чёрную немецкую на дуге, стекла хрустальные, а верх раскрывается на-двое», царевичу Фёдору — карету бархатную, около кареты письмо живописное. Кроме картин и портретов, в боярских домах на стенах висели большие зеркала и часы. В доме боярина или торгового «гостя» не редкостью стало встретить вместо простых липовых или дубовых столов и скамей столы «немецкие» и «польские» из эбенового или индийского дерева на львиных или простых, «отводных» ногах, «золотые немецкие» кресла и стулья.

В обиходе не только бояр, но простонародья появились «фряжские листы» — эстампы, гравированные на меди или дереве. Эстампы также были известны под названием «потешных немецких печатных листов»; ими торговали в Москве в Овощном ряду. Забавляясь этими листами, дети и взрослые получали представления о естественной истории (сведения о природе и употреблении её произведений в жизни человека), географии, космографии, всеобщей истории. «Фряжские листы» привозили из Европы, но в конце XVII в. их печать наладили в Москве, в «верхней», т.е. придворной, типографии. Появляются географические карты, писанные по тогдашнему обычаю с изображением городов, людей, животных, гор, лесов.

Не все новшества были благом. Задолго до Петра в Московском государстве стало распространяться курение табака. Табак появился вместе с иноземцами ещё при Иване Грозном. При Михаиле Фёдоровиче курение запрещают: табак сжигают, курильщиков и продавцов подвергают штрафам и телесным наказаниям. Особенно ожесточились после Московского пожара 1634 г., причиной которого посчитали курение. Был издан царский указ, гласивший: «чтоб нигде русские люди и иноземцы всякие табаку у себя не держали и не пили и табаком не торговали». За ослушание полагалась смертная казнь, на практике заменявшаяся «урезанием» носа. В 1646 г. правительство Алексея Михайловича взяло продажу табака в монополию. Однако вскоре были восстановлены жестокие меры против «богомерзкого зелья». В гл. 25 Соборного уложения (1649) подтвержден запрет Михаила Фёдоровича на курение табака. Там, в частности, сказано: «А которые стрелцы и гулящие и всякие люди с табаком будут в приводе двожды, или трожды, и тех людей пытать и не одинова, и бита кнутом на козле, или по торгом, а за многие приводы у таких людей пороти ноздри и носы резати, а после пыток и наказанья ссылати в далние городы, где государь укажет». В 1697 г. Пётр I именным указом разрешил продажу табака.

Поверхностность вестернизации Московского государства. Европейское влияние в Московском государстве достигло в XVII в. невиданных доселе масштабов, но было во многом поверхностным и касалось заимствования внешних достижений цивилизации, а не методов познания окружающего мира. В России внедрялись новые технологии: изготовление кремневых ружей, книгопечатание, производство стекла и бумаги, но не было механизмов научно-технического прогресса, а такие механизмы предоставляла только передовая (для того времени) наука. В Московском государстве отсутствовали такие науки, как физика, химия, геология (горное дело); математика и картография были на примитивном уровне; не было медицины и фармацевтики. Русской молодежи требовалось естественнонаучное и инженерное обучение, а немногие учащиеся могли получить лишь религиозно-схоластическое образование в Эллино-греческой академии. Тем не менее широкая, пусть поверхностная, вестернизация Московского государства в XVII в. была необходимым фундаментом для несравненно более радикальной вестернизации, проведенной Петром I.

 

5.7. ПЕТРОВСКАЯ ВЕСТЕРНИЗАЦИЯ РОССИИ

 Поворот к Западу Петра I. О петровской вестернизации России писали историки, философы, писатели и поэты. Прославляли и проклинали. Шутливо, но метко обрисовал начало переделки Петром русских в европейцев А. К. Толстой в поэме « История государства Российского от Гостомысла до Тимашова» (1869):

Поворот к Западу наметился у Петра за 14 лет до поездки в Европу — с возведения в Преображенском селе потешного городка Плесбурх (1684), который обороняли и штурмовали потешные войска. Потешных солдат обучали офицеры «немцы»; в 1691 г. их разделили на два полка, Преображенский и Семёновский, одетые в форму европейского образца. Других потешных обратили в матросов. С помощью немцев Пётр построил на Плещеевом озере потешный флот, а Франц Тиммерман обучал царя математике, артиллерии и фортификации. Знакомство с Францем Лефортом (1689), ставшим его «сердешным другом» и сведшим с красавицей Анной Монс (1690), сделало Кукуй для Петра местом, где он отдыхал душой и телом, и окончательно отвратило от чинных порядков Кремля.

Об Азовском походе Петра 1696 г. Ключевский пишет: «Азов взят был с помощью артиллерии, подготовленной потешными экзерцициями, и флота, в одну зиму построенного на реке Воронеже под непосредственным руководством Петра, запасшегося необходимыми для того знаниями на переяславской верфи, и с помощью мастеров, там же им выученных». На самом деле среди воронежских мастеров преобладали иноземцы, а в 1697 г. по приказу царя выписали ещё 50 мастеров из голландцев, шведов и датчан. В то же время, Пётр отправил за границу обучаться корабельному искусству 50 молодых дворян. Это был первый в России случай массовой посылки в Европу людей для обучения. В марте 1697 г. из Москвы в Европу выехало «Великое посольство», возглавляемое генерал-адмиралом Ф.Я. Лефортом, генералом Г.А. Головиным и думным дьяком П.Б. Возницыным При послах было больше 20 дворян и 35 волонтёров, в их числе — урядник Преображенского полка Пётр Михайлов (сам царь).

Вестернизация быта. За границей Пётр жадно всему учился, особенно кораблестроению и артиллерийскому делу. Тогда же он замыслил ввести брадобритие и ношение немецкого платья. Вернувшись в Москву 25 августа 1698 г., Пётр уже на другой день собственноручно отрезал боярам бороды. Та же сцена повторилась через пять дней, но бороды обрезал шут. На третий прием все гости явились бритые. В начале 1699 г. был установлен налог на бороду. Дошел черед до одежды: в феврале 1699 г. на пиру, заметив, что гости носят длинные рукава по русскому обычаю, царь взял ножницы и стал их обрезать, приговаривая, что такие рукава мешают работать и ими можно что-нибудь задеть. 20 августа 1700 г. вышел указ: «Для славы и красоты государства и воинского управления всех чинов людям, оприч духовного чина и церковных причетников, извощиков и пахотных крестьян, платье носить венгерское и немецкое... чтобы было к воинскому делу пристойное; а носить венгерское бессрочно... а немецкое носить декабря с 1-го числа 1700; да и женам и дочерям носить платье венгерское и немецкое...»

Указ 1701 г. о венгерском платье уже не поминает: «Всяких чинов людям носить платье немецкое, верхнее — саксонское и французское, а исподнее — камзолы и штаны, и сапоги, и башмаки, и шапки — немецкие, и ездить на немецких седлах; а женскому полу всех чинов носить платье, и шапки, и контуши, а исподние бостроги, и юбки, и башмаки — немецкие ж; а русского платья отнюдь не носить и на русских седлах не ездить. С ослушников брать пошлину в воротах, с пеших по 40 копеек, с конных по 2 рубля с человека». В 1705 г. Пётр предоставил подданным на выбор или отказаться от бороды, или платить ежегодную пошлину: гостям и гостиной сотне — по 100 руб.; придворным, приказным, служилым, и купцам второй статьи — по 60 руб.; купцам третьей статьи, посадским и прочим — по 30. Заплатившим выдавали медные знаки. Крестьяне при въезде в город и выезде из города платили у ворот по 2 деньги. Старообрядцев Пётр обязал платить, как богатых гостей, по 100 руб. с бороды. Военным, солдатам и офицерам, выбора не было: они были обязаны бриться и носить форму европейского образца.

Изменилось положение женщин. В 1698 г. царь приказал, чтобы жены и дочки дворян и горожан наряду с мужчинами участвовали в увеселениях. Надо сказать, что женщины оказались менее консервативны, чем мужчины, охотно надели немецкие платья и стали учиться танцам. Пётр отменил обычай совершать браки по воле родителей без участия детей: теперь при венчании священник спрашивал согласие у жениха и невесты. В 1718 г. был издан указ «об ассамблеях», учрежденных для начала в Петербурге. Согласно предписаниям Петра, хозяин дома, где устраивалась ассамблея, должен был заранее «письмом или знаком объявить», что всякому вольно прийти как мужского, так женского пола. Допускали чиновных людей, офицеров, дворян, купцов, начальных мастеровых людей, а также их жен и детей. Ассамблеи были не просто балами, но местом общения, где порой решались важные дела.

Реформы образования и культуры. С 1 января 1700 г. в России был введён календарь с летоисчислением от рождения Христа, а не от Сотворения мира и с началом года 1 января, а не 1 сентября. В том же году был издан указ о создании в Москве первых аптек. В 1701 г. вышли указы, воспрещавшие падать на колени при виде государя и снимать шапки, проходя мимо дворца. В 1702 г. была основана астрономическая обсерватория в Сухаревой башне и в том же году стала выходить первая русская газета «Ведомости». В 1708 г. Пётр ввёл гражданский шрифт вместо кирилловского полуустава. Учебную и научную литературу сначала печатали в Амстердаме, а затем в типографиях в Москве и Петербурге. В Петербурге Пётр открыл первый музей — Кунсткамеру; посещение музея было бесплатным, а посетителей угощали водкой, вином и кофе. В музей допускали всех, кроме крестьян.

Особое место заняло распространение светского образования, с приглашением иностранных учителей. В 1698 г. в Москве была основана Пушкарская школа под началом генерала А. А. Вейде. В 1701 г. открылась школа «математических и навигацких наук». Руководил школой английский профессор Фарварсон. Позже в Навигацкой школе преподавал Л.Ф. Магницкий, автор учебника «Арифметика, сиречь наука числительная...». В 1701 г. в Москве открыли артиллерийскую школу, состоящую из трех школ: высшей из них была инженерная школа. В 1703 г. пастор Глюк открыл гимназию. В 1706 г. вышел указ Петра об организации Московского «гофшпиталя». В указе говорилось: «А у того лечения быть доктору Николаю Бидлоо, да двум лекарям Андрею Репкену, а другому, кто прислан будет; да из иноземцев и из русских из всяких чинов людей набрать для аптекарской науки 50 человек». С 1707 г. госпиталь стал принимать больных; при нем открыли медико-хирургическую школу.

С основанием Санкт-Петербурга (1703) центром европейского влияния становится новая столица: Петербург с самого начала строят как европейский город, с домами европейского стиля и с каналами, как в Голландии. Появляются и учебные заведения. В Петербурге были учреждены Морская академия (1715), инженерная и артиллерийские школы (1719), школы переводчиков при коллегиях с публичной библиотекой. Школы появились в других местах России. На Урале в 1721 г. были открыты горнозаводские школы; на верфях Воронежа, Петербурга, Ревеля, Кронштадта открыли школы корабельных мастеров. Шведские пленные устроили школу в Тобольске. К 1722 г. в России было 42 новых школы. Пётр состоял в переписке с немецким философом Готфридом Лейбницем и под его влиянием одобрил план создания в Петербурге Академии наук. Указом от 28 января 1724 г.

Пётр повелел учинить Академию и Университет. Открытие Академии состоялось уже после смерти Петра.

Особое внимание Пётр уделял образованию и воспитанию дворянства. Царь не только обязал дворян нести «государеву службу» в армии либо по гражданской части, но завел учебную службу: дворянские недоросли с 10 до 15 лет должны были учиться «грамоте, цифири и геометрии», а затем идти служить. Без справки о «выучке» дворянину не давали «венечной памяти», т.е. не разрешали жениться. В 1717 г. «повелением Царского Величества» была издана книга «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению». Это был перевод с немецкого правил о том, как молодому дворянину держать себя в обществе. На первом плане находятся наставления о чистоте, манерах и вежливости обхождения. Не следовало «быть подобным деревенскому мужику». Младой отрок должен быть обучен языкам, конной езде, танцам, фехтованию; должен быть скромен, красноречив и начитан. Книга соответствовала европейским представлениям о воспитанном молодом дворянине. В России она была популярна и выдержала три издания.

 

5.8. О ДОПЕТРОВСКОЙ И ПЕТРОВСКОЙ ВЕСТЕРНИЗАЦИЯХ

 Допетровская вестернизация. Допетровская Россия широко заимствовала у европейцев технологии, особенно в области металлургии и производства оружия, а также знания и навыки, необходимые в организации полков нового строя и других государевых служб. Носителями технологий и умений были «немцы» — западные европейцы, тысячами въезжавшие в Россию. Они оседали в городах, больше всего на Кукуе, и хотя их заставляли жить отдельно, как «поганых», с ними проникал западный миропорядок. Наряду с лютеранами в России жили обрусевшие немцы, принявшие православие. Среди кукуйцев и обрусевших немцев молодой Пётр нашел ближайших друзей и помощников. Русские немцы сыграли важнейшую роль в Петровской реформе.

Кроме потребления «немецких» знаний и умений, Московское государство XVII в. подверглось западнорусскому влиянию в сфере гуманитарной и духовной. Это влияние не отторгалось как иноверное и иноземное, поскольку носителями его были православные люди русского языка, но под православной и западнорусской (малорусской, белорусской) оболочкой сохранялась униатская или католическая польская сущность. Западнорусское влияние было особенно успешно в сфере гуманитарного образования московской аристократии и среди молодёжи столичного духовенства. Члены царской семьи и бояре полюбили польские моды, читали польские книга и заводили польскую мебель, а книжники спорили, какой должна быть Духовная академия — Эллино-греческой или Славяно-латинской. Россия потихоньку разворачивалась в сторону Польши и в дальней перспективе — Рима. В 80-е гг. XVII в. в Москве начала действовать миссия ордена иезуитов, пользовавшаяся покровительством князя Василия Голицына.

Особенности петровской вестернизации. Приход к власти Петра I резко изменил масштабы и характер вестернизации. Пётр желал извлечь из Европы всё — не просто технологии и умения, но сами способы их получения: европейское образование и науку. Он приглашал в Россию тысячи иноземцев, уравнял их с русскими и нередко оказывал им предпочтение. Никто теперь не принуждал иностранцев жить отдельно от русских. Указом 1721 г. Пётр допустил смешанные браки православных с католиками и протестантами (с условием воспитывать детей в православии). Привилегии, данные иноземцам (например, более высокие оклады при равном чине), их начальство над русскими, появившаяся заносчивость вызывали сильнейшее раздражение населения: пошли слухи, что царя подменили на немца или что царь — Антихрист. Пётр с большой жестокостью подавлял недовольных, но он сам не допускал преобладания иноземцев на высших командных должностях.

Ключевский передает предание о его словах: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом». По мнению историка, «сближение с Европой было в глазах Петра только средством для достижения цели, а не самой целью». «Чего же хотел он добиться этим средством?» — спрашивает Ключевский. И заключает: «Техника военная, народно-хозяйственная, финансовая, административная и техническое знание — вот обширная область, в которой работать и учить русских работе призывал Пётр западного европейца. Он хотел не заимствовать с Запада готовые плоды тамошней техники, а усвоить её, пересадить в Россию самые производства с их главным рычагом — техническим знанием». В этих словах — сущность вестернизации Петра и её главное отличие от допетровской вестернизации. Пётр заимствовал из Европы не только технологии и умения, но механизмы научно-технического прогресса — школы, мастерские, училища, гимназии и Академию наук.

Пётр заимствовал технологии и знания из протестантских стран — Англии, Голландии, Дании, Пруссии, Швеции. Он также посылал молодежь учиться в католические Францию и Венецию, но не в Речь Посполитую. Полонизация верхних слоев российского общества сменилась германизацией — сам Пётр знал немецкий и голландский. При нём в русский язык проникло более трех тысяч немецких слов, связанных с военным и морским делом, техникой, ремеслом и административным управлением. В 1716 г. вышел указ Петра об обязательном обучении чиновников немецкому языку. Западнорусское культурное влияние всё же сохранилось и даже усилилось в области богословия и обучения семинаристов. Пётр предпочитал образованное украинское духовенство московскому, но речь не могла идти о проникновении католицизма: церковь стала частью государственного аппарата и беспрекословно выполняла указания царя. Иезуиты были изгнаны из Москвы ещё в начале правления Петра I (1689).

Культурные реформы Петра I. Реформы Петра, восхваляемые в XVIII в. и начале XIX в., в дальнейшем подверглись критике, продолжающейся по сей день. Немалая её часть относится к вестернизации. Её считают неудачной по следующим причинам: 1) было прервано развитие уникальной цивилизации и культуры; 2) формы западной жизни мало подходят географии и климату России и характеру русского народа; 3) произошел раскол русского народа на два субэтноса — дворян и простонародье, различающиеся по культуре, самосознанию и даже по языку, что в конечном итоге привело к гибели династии Романовых и большевистской революции. В подобной критике есть доля истины, но ещё больше преувеличений. Пётр не погубил русскую цивилизацию: такой задачи он не ставил, да и не смог бы осуществить. Русская цивилизация, как самостоятельная ветвь православной византийской цивилизации, развивалась на протяжении всей русской истории. О ней писали не только отечественные авторы, но западные историки, занимавшиеся мировыми цивилизациями, — О. Шпенглер, А. Тойнби, Ф. Бегби, Р. Коулборн, Т. Риха, С. Хантингтон.

Другое дело, что Пётр нанес удар по самобытной русской культуре, в первую очередь по оригинальной архитектуре XVII в. Вместо нарядных церквей и зданий в стиле «московского барокко», не имевших аналогов в мире, появились простые постройки «петровского барокко», следовавшие шведским, немецким и голландским образцам. Остановилось развитие деревянного зодчества, достигшего вершин в церквах Кижского погоста (XVIII в.). Были прерваны византийско-русские традиции иконописи: в новых иконах образы пишутся по принципу «живоподобия». Старая культура стала восприниматься как нечто отсталое, предназначенное для низших слоев общества. Время, однако, показало, что удар, нанесённый Петром (и перешедшим на его сторону дворянством) по старой русской культуре, не был смертельным — слишком ёмкой оказалась сила русской цивилизации. Уже во второй трети XIX в. в искусстве и быте стали модны допетровские черты, а на рубеже XIX—XX вв. на основании синтеза старомосковских традиций и европейского модерна произошел культурный взрыв, давший миру «неорусский стиль» в живописи и архитектуре и балетные постановки С.П. Дягилева по мотивам русских сказок.

Карамзин и вслед за ним славянофилы обвинили Петра в чрезмерности вестернизации, т.е. в том, что ему следовало заимствовать из Европы науки, технологии и образование, но сохранить старомосковские обычаи и уклад жизни. На самом деле Пётр провёл неполную вестернизацию России, ограничившись приданием европейского облика дворянству, чиновникам и зажиточным горожанам. При этом он не требовал, чтобы они думали и вели себя как европейцы (за исключением государевых предписаний). Гибрид получился не слишком удачным — XVIII в. знаменит доселе невиданным измывательством помещиков над крепостными и мздоимством чиновников, далеко превзошедших подьячих Московской Руси. Люди, по-европейски образованные и знакомые с идеями гуманизма, стали заметны в российском обществе лишь в конце XVIII в. По-настоящему русская европейская культура сложилась в XIX столетии.

Увлечение Петра внешними атрибутами европейской культуры — немецким платьем, париками, бритьем бород, курением табака, танцами, каменными домами с широкими окнами, рытьём каналов, — часто высмеивают как подражательство, достойное ребёнка и варвара и неподходящее для российского климата. Можно согласиться, что узкие окна, длиннополая одежда, шапки и рукавицы, сапоги и валенки лучше соответствуют русской зиме, чем окна-двери, башмаки с чулками, плащи и перчатки. Но была другая, основательная причина, почему Пётр был прав, заимствуя внешние стороны быта европейцев. Пётр стремился ввести Россию в Европу в качестве участника европейской большой политики. Для подобной роли у страны были силы и средства, но требовалось признание русских европейцами, а длиннобородых людей в меховых шапках и кафтанах с длинными рукавами никто за европейцев не считал. Как не считали европейцами турок, несмотря на всю мощь Османской империи. И Пётр, вернувшись из Европы, велел дворянам сбрить бороды и одеться в голландцев.

Можно согласиться с критиками Петра, что его вестернизация привела к культурному расколу народа. Онемеченные, а позже офранцуженные дворяне избегали говорить по-русски. Спустя 100 лет Чацкий в пьесе А.С. Грибоедова «Горе от ума» (1824) сетует о подражательстве дворянства:

Недовольство засильем иноземцев и иноземных нравов выражали при Петре, хотя это было весьма рискованно, и даже в царствование Алексея Михайловича — вестернизатора половинчатого. В те годы в Тобольске ссыльный монах, хорват Юрий Крижанич написал свою знаменитую «Политику» (1663—1666), где есть раздел «О чужебесии». В нем он пишет: «Ксеномания — по-гречески, а по-нашему — чужебесие — это бешеная любовь к чужим вещам и народам, чрезмерное, бешеное доверие к чужеземцам. Эта смертоносная чума (или поветрие) заразила весь наш народ... Все беды, которые мы терпим, проистекают именно из-за того, что мы слишком много общаемся с чужеземцами и слишком много им доверяем». Крижанич и вообразить не мог, каким станет чужебесие через 100 лет.

Стирание культурного раскола. Всё же главное разделение русского народа произошло в XVII в. Уложение 1649 г. окончательно закрепостило поместных крестьян, оказавшихся в полной власти помещиков. За расколом социальным последовал религиозный раскол. На соборе 1667 г. всех несогласных с реформой Никона объявили еретиками и наложили на них проклятие. Старообрядцы встали перед выбором отказаться от своей веры либо стать раскольниками. Закрепощение и религиозный раскол неизмеримо больше затронули жизнь народа, чем смена покроя одежды дворян и употребление ими иноземного языка. Другое дело, что Пётр во исполнение своих планов выхода к морям и вестернизации страны безмерно угнетал и обирал народ, но надрыв этот был всё же временный, после смерти преобразователя наступило затишье.

Культурный раскол в России длился почти 200 лет. К концу XIX в. он заметно сгладился — расширилась зона образованных сословий. Европейскую культуру освоили не только дворяне, но выросшие числом разночинцы, лица духовного звания, значительная часть купечества и кадровые заводские рабочие (особенно в Петербурге и Москве). В начале XX в. социальное неблагополучие в России лишь в малой мере определялось культурным и религиозным расколами. Больше значили последствия освобождения крестьян — ведь после отмены крепостного права лучшие земли остались у помещиков. Но и здесь положение менялось: помещики разорялись и продавали землю. На передний план выступили новые, неизвестные в допетровские и петровские времена факторы — рост революционной интеллигенции, желание буржуазии избавиться от самодержавия и формирование организованного рабочего класса.

Не имеет отношения к борьбе с европейской культурой «сожжённая библиотека в усадьбе» — разорение барских имений, прокатившееся широкой волной по безначальной России 1917 г. В поэме «Хорошо» Владимир Маяковский рисует сцену: «Чем хуже моя Нина? || Барыни сами! || Тащь в хату пианино, || Граммофон с часами!» Крестьян толкнули на грабеж дворянских гнёзд вседозволенность, зависть и жадность. Сваливать погромы помещичьих усадеб, и тем более Октябрьскую революцию, на борьбу с дворянской культурой — дело нестоящее.

Культура Московской Руси не была убита Петром I, а существовала в народе параллельно с западной дворянской культурой; потом же с ней слилась, породив великую русскую культуру XIX — начала XX в. Эту культуру не смогли истребить даже большевики в первое десятилетие после Октябрьской революции. Отзвуки старой Руси и сегодня можно найти под слоем коммерции и гламура.

 

5.9. НАСЛЕДИЕ МОСКОВСКОЙ РУСИ

Москва златоглавая, звон колоколов.

Царь-пушка державная, аромат пирогов...

Создатели этой песни, любимой русскими людьми, неизвестны. Её исполняли в эмигрантских ресторанах Парижа в 1920-е—1930-е гг. В песне — тоска по дореволюционной Москве; в первых строфах — суть старой Москвы, её архетип. Золотые купола, перезвон колоколов, Царь-пушка, горячие пироги — всё это Московская Русь! Выжившая, вопреки казням и реформам Петра, просветительству Екатерины II и западничеству Александра I. Возрождение началось во второй четверти XIX в. «Сказка о царе Салтане» Александра Пушкина (1832) и гениальный «Конёк-Горбунок» Петра Ершова (1834) открывают путь в сказочное царство — Московскую Русь. В архитектуре появился «псевдорусский стиль», достигший расцвета в творчестве А.К. Тона (храм Христа Спасителя, 1839—1883; Большой Кремлевский дворец, 1838—1849; Оружейная палата, 1851). Славянофилы, а затем почвенники верили в самобытный исторический путь России. Об особом русском пути писали Н.Я. Данилевский и Ф.М. Достоевский.

Московская Русь ожила на полотнах художников; на сцене шли оперы М.И. Глинки «Жизнь за царя» (1836), Н.А. Римского-Корсакова «Псковитянка» (1872) и «Царская невеста» (1899), «Борис Годунов» (1874), М.П. Мусоргского «Хованщина» (1883). В моду среди дворян вновь вошли бороды. А. К. Толстой, не без иронии, рисует облик юных аристократов начала 1870-х гг.:

Допетровский дух возродился при Александре III, первом бородатом царе со времен Алексея Михайловича. Государь желал быть не европейским монархом, а русским царём. Народные корни он видел в Московской Руси. В армии отказались от касок с гербами, киверов, узких прусских мундиров и обтягивающих штанов. Форма стала проще, удобнее и ближе к русской одежде. Теперь носили просторные мундиры, шаровары, заправленные в сапоги; папахи одели не только казаки, но и в Сибирских войсках; в парадной форме ввели барашковую шапку с суконным дном, напоминающую древнюю боярку. В ««псевдорусском стиле» в Москве строят Городскую думу, ныне, — музей Ленина (1890—1892, арх. Д.Н. Чичагов), Верхние торговые ряды — ГУМ (1890—1893, арх. А.Н. Померанцев), Исторический музей (1874—1883, арх. В.О. Шервуд). Художники В.И. Суриков, И.Е. Репин, А.И. Корзухин, В.Г. Перов пишут картины о допетровской Руси.

Николай II, как и отец, поощрял всё русское. В его царствование оформляется «неорусский стиль», отличающийся от «псевдорусского» переходом от копирования к стилизации старомосковского и древнерусского искусства. Начало было положено в Абрамцеве, где художники кружка С.И. Мамонтова построили и расписали церковь Спаса Нерукотворного (1881—1882). В Москве в новорусском стиле были построены: Ярославский вокзал (1902—1904, арх. Ф.О. Шехтель), Саввинское подворье на Тверской (1905—1907, арх. И.С. Кузнецов), церковь Поморского согласия (1907—1908, арх. И.Е. Бондаренко), Казанский вокзал (1908—1912, 1913—1940, арх. А.В. Щусев).

Из художников «неорусский стиль» заметен в творчестве В.М. Васнецова, М.А. Врубеля, А.Я. Головина, К.А. Коровина, СВ. Милютина, М.В. Нестерова, В.Д. и Е.Д. Поленовых, Н.К. Рериха. К старомосковской росписи Палеха и Хохломы добавились мастерские Абрамцева и Талашкина. Сергей Соломко рисует изящных бояр и боярышень, похожих на золотую молодёжь из компании Феликса Юсупова, любившую рядиться в одежды XVII в. Иван Билибин создает иллюстрации к сказкам и былинам. Билибин восхищался старомосковскими церквами, палатами, теремами из красного кирпича с резными колонками, увитыми виноградной лозой, и крышами, раскрашенными «в шахмат» (как шахматная доска). Старомосковская красота расцветает в его декорациях и костюмах к опере Н.А. Римского-Корсакова «Золотой петушок» (1909). В «неорусском стиле» оформлены декорации и костюмы в балетах «Жар-птица» (1910, худ. А.Я. Головин и Л.Н. Бакст) и «Петрушка» (1911, худ. А.Н. Бенуа и С.Ю. Судейкин), поставленных Сергеем Дягилевым на музыку Игоря Стравинского.

Возрождение старомосковских традиций было сметено Октябрьской революцией. Большевики нанесли страшные удары по традиционной Руси: 1) разгромили Русскую церковь и 2) деклассировали крестьянство. К1939 г. в СССР работали всего 100 церквей из 60 тыс. церквей и 1000 монастырей в дореволюционной России. Сотни тысяч священников и монахов были репрессированы. В годы войны преследования прекратились; было воссоздано Патриаршество (1943). О судьбах советского крестьянства написана объёмистая литература. Описано раскулачивание, загон в колхозы и ссылка крестьян. Меньше рассказано о бегстве крестьян в города и изменении психологии оставшихся в деревне. Необходимая стране индустриализация была достигнута за счёт исчезновения крестьянства. Последствия видны сегодня. Крестьяне есть питательный слой этноса — гумус, хранитель его биологической силы и традиций.

При всей трагичности последствий Октябрьской революции безнравственно отрицать достижения СССР — это достижения наших родителей и дедов. Тем более что русскую культуру удалось не только сохранить, но приумножить. В исторической науке, несмотря на окаянные 20-е гг., сохранилась преемственность поколений. Россию XVII в. продолжали изучать. Институт истории АН СССР выпустил девятитомную «Историю СССР» (1953—1958). В шестом томе рассмотрена Россия XVII в. Из художественных произведений о России XVII в. выделяются романы Алексея Чапыгина — «Разин Степан» (1927) и «Гулящие люди» (1937). О стиле Чапыгина Горький писал: «шелками вытканный "Разин Степан" Чапыгина». В послевоенные годы были опубликованы романы Степана Злобина «Остров Буян» (1948) и «Степан Разин» (1951).

В постсоветской России так и не сложилась оригинальная идеология, а культура страны пущена на самотёк. За неимением лучшего, власти остановились на эклектике из идеологии царской России и западных демократий. Из уваровской триады: Православие, Самодержавие, Народность приняли Православие и, с большими купюрами, Народность. Урезанная Народность включает избранную историю и «аромат пирогов» (фольклор). Избранная история — это Россия Петра I, Екатерины II и Александра II — монархов сильных, но «просвещённых». О Московской Руси вспоминают 4 ноября в День народного единства.

Влияние искусства Московской Руси сегодня можно найти в эклектике, известной как «московская» или «лужковская» архитектура, когда дома украшают башенками и балясинами. В башенках с шатровыми шпилями усматривают черты русского зодчества. Пестрые росписи фронтонов иногда похожи на «предивное узорочье». Удачи здесь редки; много чаще приходится наблюдать безвкусицу. Любят старомосковские красивости и владельцы кафе и ресторанов, разбросанных вдоль дорог необъятной России. В духе псевдорусского кича оформляют ярмарки, зоны отдыха, даже детские площадки.

Недавнее культурное событие позволяет внести нотку оптимизма в эпилог об опошленной Московской Руси. В сентябре 2011 г. на канале «Культура» прошёл телесериал «Раскол», снятый Николаем Досталем по сценарию Михаила Кураева. В 20 сериях была показана история раскола Русской православной церкви. Фильм не только о делах церковных, но и светских, а точнее, он о власти, её ответственности за судьбу народа. Фильм сделан с желанием правдиво показать русских людей XVII в., их быт и духовную жизнь, но он удивительно современен, причём современностью не надуманной — просто веками многое повторяется на Руси. Не все образы похожи на прототипы, так подлинный Алексей Михайлович был добр, вспыльчив и любил пошутить, а не стенал о бремени власти. И всё же «Раскол» — лучший исторический фильм, снятый в постсоветской России. Возможно, что он возродит интерес к великому, но забытому столетию российской истории.