Оттоле же солнце евангелское землю Сибиръскую осия, псаломский гром огласи, наипаче же во многих местех поставишася гради и святыя божия церкви и монастыри создашася.

Савва Есипов «О взятии Сибирских земли», 1636 г.

 

8.1. Вместо введения

«Гостинец» Ермака. Первое, что приходит на ум при словах «присоединение Сибири», — это взятие Ермаком Сибирского царства. Подвиг Ермака «со товарищи» вошел в число героических мифов сразу и без оговорок. Характер подвига был самый эпический. Горстка казаков-разбойников завоевала целое царство и поднесла царю в «гостинец»:

Грозный царь Иван Васильевич повёл себя как в песнях поется, — сменил гнев на милость, простил удалых разбойников и по заслугам пожаловал. Станичники Ермака брали Сибирское царство напрямую, дерзко и жёстко и никогда подло. К побежденным татарам, вогулам, остякам, Ермак был великодушен. Даровал забвение прошлого и обещал покровительство и защиту. Казаков за обиды местных наказывал. В памяти сибирских татар Ермак остался героем, а не злодеем.

Поход Ермака лишен бесчеловечной жестокости испанской Конкисты. Казаки не отличались от конкистадоров в настойчивости, выносливости, боевом мастерстве, но не было у казаков склонности понапрасну истреблять «туземцев». Для них агаряне-татары и язычники вогулы и остяки оставались людьми. Для испанцев и португальцев и особенно англичан индейцы настоящими людьми не были. Западные христиане сомневались, есть ли у них душа. По отношению к индейцам не было моральных преград. Кортес и Писарро обманом взяли в заложники императоров Мексики и Перу. Ермак же Сибирское царство завоевал честно. А противник у него, о чём нередко забывают, был много серьезнее ацтеков и инков.

Казаки бились не с индейцами в стеганых доспехах из хлопка и оружием из дерева и камня, а со всадниками в железных кольчугах, вооруженных булатными саблями и монгольскими луками. Всадники эти были потомками грозных воинов Синей Орды, вместе с Тохтамышем спаливших Москву и при Шейбанидах завоевавших Среднюю Азию. Русских они знали не понаслышке и сами вторгались в русские пределы. Для сибирских татар приход станичников Ермака означал ответный удар враждебного соседа, но никак не явление белых богов из «Страны усопших», как думали об испанцах ацтеки. Для хана Кучума русские были всего лишь неверные собаки, данники его предков Чингизидов. От казаков татары не ждали чудес: татарские легенды о Ермаке появились от его дел.

Удивительно, что горстка казаков вообще сумела завоевать Сибирское царство. Ведь противник уступал русским лишь отсутствием несовершенных пищалей, зато превосходил числом и знанием местности. Татары не боялись ружейного и пушечного грома и уж точно не разбегались, как индейцы, при виде человека на лошади. Сами славились как отличные наездники. Да и храбрости татарам не занимать. Вогулы тоже лютые воины. Остяки в открытом бою смирнее, зато искусны в засадах. И все же казаки взяли Сибирское ханство, его столицу Искер, известную также как Кашлык и Сибир, и продержались там три года в малом числе и без помощи. Они всё это смогли и сообщили о -«гостинце» царю. На третий год Ермак и часть дружины погибли, казаки покинули Сибирь, но оставили вклад в будущее России, до сих пор -«прирастающей Сибирью».

Чтя подвиг Ермака «со товарищи», следует иметь в виду, что освоение русскими Сибири началось задолго до ермаковцев и продолжилось после гибели атамана. С древнерусских времен были столетия походов к «человецам незнаемым в восточной стране», преодоление неодолимых преград — огромных расстояний, сурового, а в Приполярье — жестокого климата, голодовок, цинги, умелых и часто губительных засад местных жителей. Ещё замечательнее подвиги землепроходцев, продолживших дело Ермака. За полвека они прошли «встречь солнцу» весь Азиатский континент и вышли к Тихому океану. Огромная территория, кладовая богатств, спасительная для нас сегодня, стала достоянием России. Казаки и промысловые люди, прошедшие всю Сибирь, заслужили почётное место в народной памяти и право стоять в одном ряду с Ермаком и его дружиной.

 

8.2. Сибирь до похода Ермака

 Первые русские в Сибири. Суровый Север привлекал ещё новгородцев. Ведь из «стран полунощных» шли озолотившие Новгород меха. На север новгородцы продвигались по озерам и рекам; на водоразделах, откуда начинаются реки, ладьи перетаскивали волоком.

Отсюда пошли имена городов Волоколамск (Волок Ламский) и Вологда. Вслед за новгородцами двинулись на север владимирские князья: на Сухоне основали город Великий Устюг — важный центр русской колонизации Севера, боролись с новгородцами за доступ к пушнине Перми Великой. А мехами Пермь славилась. Ещё больше славилась пушниной лежащая к востоку от Перми таинственная Югра. О богатствах Югры ходили легенды. Первая Новгородская летопись под 1193 г. сообщает, что в Югре в изобилии «сребро и соболи и иная оузорочья». Другая летопись (Ипатовская, 1114 г.) передает рассказ о чудесах Югорской земли:

«Мужи старии ходили за Югру и за Самоядь, у ко видевши сами на полунощных странах, спаде туча и в той туче спаде виверица млада, акы то перворожена, и возрастоши и расходится по земли, и пакы бывает другая туча и спадают оленци мали в ней и возрастают и расходятся по земли».

Но не «оленцы» привлекали новгородцев, в Югру они стремились за лучшими в мире соколами, «рыбьим зубом» (моржовыми клыками) и дорогими мехами соболя, песца и горностая, идущего на мантии королей. Продвигаясь на восток, первопроходцы вышли к горам, прозванных ими «Югорский камень», перевалили «чрез Камень» и уже в 1096 г. достигли низовий Оби. Новгородцев не смущал «путь зол», не пугал и риск гибели в боях с «югрой» (вогулами, самоедами), что случалось. Летописи повествуют о печальном конце многих первопроходцев: 1032 г. — поход воеводы Углеба «на Железные врата... и вспять мало их возвратишася, но много там погибша»; 1187 г. — отряд новгородцев истреблен в Печоре и Заво-лочье — «пали головы у ста доброименитых»; 1193 г. — почти весь отряд воеводы Андрея перебили за «Камнем», 1329 г. — погибла вся новгородская торговая экспедиция, шедшая в Югру.

Но новгородцы лишь становились настойчивее. В XII в. они основали город Хлынов (Вятка), ставший центром колонизации Печорского края, проложили «Чрезкаменный путь» — систему речных путей и волоков в «Закаменную югру» (низовья Оби). В конце XIII в. в Новгороде появились новые суда для военных и торговых экспедиций — ушкуи, названные в честь белых медведей, по-поморски ушкуев. Нос и корму ушкуев украшали головы медведей, как на корабле былинного Соловья Будимировича: «На том соколе-корабле два медведя белые заморские». Узкие и длинные ушкуи были быстроходны, «ехали греблею и бежали парусом», по рекам и по морям, вперед носом и вперед кормою, ведь нос ушкуя не отличался от кормы. В каждом ушкуе помещалось по 30 воинов-гребцов, ушкуйников. Число достаточное, чтобы перетащить корабль волоком в другую реку.

Дерзкие, хорошо вооруженные, ушкуйники овладели речной системой Руси и Золотой Орды. Они довели до отчаяния золотоордынских ханов, разграбили всё приречное Поволжье, многократно разоряли золотоордынские города и даже взяли штурмом столицу Золотой Орды — Сарай. На морских ушкуях новгородцы выходили в Баренцево море и грабили норвежское побережье, а на Балтике проникали в финские шхеры и нападали с тыла на шведские крепости. Ушкуйники были популярны в Новгороде; удалые молодцы, часто из хороших семей, шли в ушкуйники. А.К. Толстой посвятил одному из них стихотворение «Ушкуйник»:

Не обошли вниманием ушкуйники и Югру. В 1363 г. ушкуйники во главе с Александром Абакумовичем и Степаном Лепой вышли к реке Оби. Здесь они разделились — часть «детей боярских и людей молодых» направилась в низовья Оби до самого «Студёного моря» отбирать у местных пушнину и «рыбий зуб», а другие пошли гулять по верховьям Оби в землях сибирских татар. В XIV в. приуральская Югра была включена в состав новгородских волостей, хотя владения Великого Новгорода были непрочны.

С XIV столетия начинается северо-восточная экспансия Московского княжества. Ещё в 1332 г. князь Иван Данилович (Калита) «взверже гнев свой на устюжцев и на ноугородцев», что не платят они дани ордынскому царю от Вычегды и Печоры «почал взимати дани с пермские люди». В 1364 г. Москва захватывает Великий Устюг. В 1367 г. князь Дмитрий Иванович (Донской) «заратися на Ноугород и ноугородцы смирилися». Взял князь Дмитрий «по тому розмирю» Пермскую землю. Вскоре преподобный Стефан Пермский основал Пермскую епархию и занялся просвещением коми-зырян (1379—1395): крестил их, создал им азбуку, перевел на язык коми часть Священного Писания.

С присоединением Новгорода к Русскому государству (конец XV в.) приполярные походы в Югру продолжились. Занимались ими поморы — потомки новгородцев, заселивших в XII — XIII вв. южное побережье Белого моря и смешавшихся там с местными финскими племенами. Прекрасные судостроители, поморы строили самые совершенные по тем временам суда для ледового плавания — кочи. Кочи были приспособлены для плавания по битому льду и для волока по льдинам. У них были двойная обшивка корпуса и круглое дно, благодаря чему льдины их не раздавливали, а выдавливали на поверхность льдин.

Навыки полярного мореходства позволили поморам освоить кочевые пути по Студёному (Карскому) морю. В XVI в. они открыли морской путь в Обскую губу и вверх по Оби — в кладовую «мягкой рухляди». К началу XVII в. поморы достигли устья Енисея. Известны следующие кочевые ходы в Карском море: «Мангазейский морской ход», «Новоземельский ход», «Енисейский ход». «Мангазейский ход» — путь в Обскую губу и город Мангазею, построенный на реке Таз в 1601 г. Путь проходил вдоль побережья Баренцева моря, через пролив Югорский Шар в Карское море к западному берегу полуострова Ямал, где суда шли реками. «Енисейский ход» вел из Поморья в устье реки Енисей, а «Новоземельский ход» — в северные районы Новой Земли.

Слово Сибирь в летописях впервые появляется в 1407 г. в связи с сообщением, что хан Тохтамыш был убит в «Сибирской земле». В 1465 г. воевода Василий Скряба с отрядом прошел за Камень и собрал дань с югры в пользу Ивана III. Воевода Фёдор Пестрый в 1472 г. окончательно подчинил Великую Пермь и основал в Приуралье городок Чердынь. В 1483 г. князья Фёдор Курбский-Чёрный и Иван Салтыков-Травин совершили большой поход в Сибирь. Русское войско волоком перетащило суда через Каменный пояс и добралось до места впадения Иртыша в Обь, одержав по пути ряд побед. С тех пор Иван III стал именоваться Великим князем Югорским, князем Кондинским и Обдорским. В 1499 г. «повелел князь великий Иван воеводам своим Петру Ушатому да князю Семёну Курбскому с большим войском идти покорять Печору и усмирять вогулов». В поход выступили более четырех тысяч ратников. Они преодолели высокий Северный Урал и повоевали Югорскую землю — 58 князцов были приведены к «шерти по их вере».

Но завоевания эти были непрочны. Для югры (вогулов и остяков) российский государь был далеко, а татары — здесь, под боком. Вновь и вновь вогульские и остяцкие князцы изъявили покорность сибирским ханам. Все изменилось во второй половине XVI в., когда Казанское царство было завоевано Иваном IV. Ничто теперь не мешало освоению Приуралья и Зауралья. Но Иван Грозный не имел возможности заниматься Пермской землей — всего его силы сковывала борьба с Крымским ханством, восстания татар и черемисов (марийцев) в Поволжье, надвигающаяся война с Ливонией. Поэтому в 1558 г. он пожаловал промышленников братьев Строгановых, Якова и Григория, землями по рекам Каме и Чусовой и велел их осваивать.

Строгановым было разрешено приглашать на новые места людей вольных — «не тяглых и не беглых» — и на 20 лет освобождать их от податей:

«И хто в те крепости к Якову и к Григорью жити придут, и деревни и починки учнут ставити, и пашню роспахивати непись-мяные и нетяглые люди, и в те льготные лета с тех мест не надобе моя царя и великого князя дань, ни ямские... ни иные никоторые подати, ни оброк сь их промыслов и угодей в тех местех до урочных лет».

Царь предписал Строгановым заводить селения, пашни и соляные варницы, даровал право 20 лет торговать без пошлины солью и рыбою, но с обязательством «не делать руд», и если найдут где серебряную, или медную, или оловянную, то немедленно извещать казначеев государевых. Позволил им ставит городки и остроги для защиты от набегов «ногайских и иных орд», иметь снаряд огнестрельный, пушкарей и воинов на собственном иждивении.

Теперь русские вплотную придвинулись к Каменному поясу не только на севере, но в средней его части (Южным Уралом владели башкиры). Новую реальность осознали в Кашлыке. Правивший там сибирский хан Едигер находился в сложном положении — с юга ему угрожал претендент на престол, хан Кучум, с войском из узбеков, ногайцев и башкир, с востока набирало силу монгольское Джунгарское ханство, а на западе надвинулась грозная русская держава. Едигер больше всего опасался Кучума и, решив заручиться поддержкой Москвы, в 1555 г. прислал послов с просьбой «белому царю», чтобы тот «всю землю Сибирскую взял во свое имя и от сторон ото всех заступил (оборонил) и дань свою на них положил и даругу своего прислал, кому дань собирать».

Иван Васильевич милостиво согласился взять Сибирь «под свою руку». К названиям царств и княжеств в его титуле добавилось «всеа Сибирские земли повелитель». О присоединении Сибири похвалились за рубежом, повсеместно сообщив, что «Сибирский князь Едигер бил челом государю нашему, чтобы царь государь Сибирскую землю держал за собой и дань с сибирских людей брал, а их бы с Сибирской земли не сводил». Но дань не заладилась. Послы обещали платить в царскую казну «со всякого чёрного человека по соболю, да даруге государеву по белке сибирской с человека», но когда русский данщик (даруга) приехал, Едигер ему ничего не дал, а отправил в Москву своего мурзу с 700 соболями. В Кремле же надеялись на 30 тысяч соболей, по числу мужчин в Сибирском царстве. Царь «опалился» и посадил мурзу в тюрьму Позже Едигер, а дела его ухудшались, решил полностью подчиниться. Он прислал в Москву «грамоту шертную со княжею печатью, что учинился князь в холопстве, дань на всю свою землю положил, чтобы впредь ежегодно и беспереводно ту дань царю и великому князю со всей Сибирской земли давати».

К грамоте приложил дани «тысячю соболей да даружской пошлины 160 соболей». Иван Васильевич смирился, принял дань и выпустил мурзу из тюрьмы. Размер дани определили в тысячу соболей, и послы обещали выплачивать дань «впредь ежегодно и бесповоротно». Но закатилась звезда Едигера: в 1563 г. хан Кучум нанес ему поражение, захватил в плен и казнил. Россию Кучум ненавидел, хотя сначала затаился, был занят наведением порядка в своем царстве. Дани при этом не посылал. Когда в 1569 г. Посольский приказ ему напомнил, Кучум ответил, что собирает дань, а Ивана Васильевича признает «братом старейшим». Позже, узнав о поражении турецкого войска под Астраханью (1569), хан решил дань все-таки выплатить и в 1571 г. отправил в Москву тысячу соболей. В этом же году Девлет-Гирей сжёг Москву, и Кучум снова откачнулся от России. В1573 г. лучший его полководец, племянник Маметкул, сделал набег на пермские владения Строгановых.

В ответ Иван Грозный в 1574 г. дарует Якову и Григорию Строгановым «открытый лист» на сибирские земли по Туре, Тоболу, Оби и Иртышу с правом «дворы ставити, и лес сечи, и пашня пахати и угодьи владети», торговать и рыбу, и зверя и, в возмездие за добрую службу, «руды делати». Царь разрешил Строгановым нанимать охочих людей для защиты городков и промыслов, «где пригодитца для бережения и охочим на опочив, крепости делати и сторожей с вогняным нарядом держати». Он поручил братьям защищать «остяков и вогулич, и югрич», пожелавших «отстать» от Кучума и платить дань. Войска Строгановых должны действовать против Кучума совместно с туземным ополчением, «збирая охочих людей и остяков, и вогулич, и югрич и самоедь, с своими наёмными казаки и с нарядом своим посылати воевати, и в полон сибирцов имати и в дань за нас приводити».

Между тем союзные Кучуму вогулы продолжали набеги. Летом 1581 г. «безбожный мурза» Бегбелий Агтаков с вогулами и «со иными многими» пограбил погосты и деревни по Чусовой и Сылве и многих угнал в рабство. Строгановы организовали погоню. Многих «поимаша и побиша», поймали и Бегбелия. Но уже через месяц «пелымский князь» из-за Камня совершил новый набег. Набег поддержали местные вогульские (мансийские) племена. Жизнь поселенцев стала невыносимой. Строгановы обратились к государю за помощью. Они писали: «А вогуличи живут блиско их слободок, а место лешее, а людям их и крестьянам из острогов выходу не дадут, и пашни похати и дров сечи не дают же. И приходят деи к им невеликие люди украдом, лошадей, коров отганивают и людей побивают, и промысел деи у них в слободах отняли и соли варити не дают». Семён и Максим Строгановы просили у царя разрешения провести новый набор «охочих людей». Разрешение они получили (20 декабря 1581 г.), но только для набора жителей Пермской земли (а они надеялись на разрешение на наём казаков).

Русские всегда нарушают закон, когда очень хочется. Не рассчитывая на мирных пермяков, Строгановы вступили в переговоры с казаками, многие из которых подлежали государевой опале за разбойные дела. Весной 1582 г. отряд атамана Ермака, числом 540 человек, появился в Строгановских вотчинах. Летом 1582 г. сложилась идея о походе за Каменный пояс. В конце августа, когда подготовка к походу была закончена, случился набег сына Кучума Алея и пелымского князя Аблегерима. С войском из 700 татар, вогулов, остяков и башкир они напали на владения Строгановых на Чусовой, но были отбиты казаками. Тогда Алей и Аблегерим повернуло войско на земли пермского воеводы и осадили пермскую столицу Чердынь, но город выстоял. Затем они пошли к Соликамску, взяли город приступом, перебили жителей, сожгли и пограбили погосты и деревни по Каме. Ермаковцы не принимали участия в защите Перми. Вместо этого 1 сентября 1582 г. казаки выступили в поход за Каменный пояс.

В результате набега сына Кучума и пелымского князя русские понесли значительные потери. Было очевидно, что если бы казаки Ермака не ушли за Камень, потерь было бы меньше. Об этом Иван Васильевич получил донос от чердынского воеводы В.И. Пелепелицына, и Строгановым пришла опальная грамота (от 16 ноября 1582 г.). В грамоте царь обвинил Строгановых в «воровстве и измене»:

«Вы Вогуличь и Вотяков и Пелынцов от нашего жалованья отвели и их задирали, и тем задором с Сибирским салтаном ссорили нас. А Волжских атаманов к себе призвав, воров наняли в свои остроги без нашего указу. А те атаманы и казаки преж того ссорили нас с Ногайскою ордой, послов Ногайских на Волге, на перевозех побивали и Ордобазарцов грабили и побивали, и нашим людем многие грабежи и убытки чинили. И им было вины свои покрыта тем, что было нашу Пермскую землю оберегать, и они зделали с вами вместе по тому ж, как на Волге чинили и воровали: в которой день к Перми к Чердыни приходили Вогуличи сентября в 1 день, и в тот же день от тебя из острогов Ермак с товарыщи пошли воевать Вогуличь, а Перми ничем не пособили».

Следует «тех казаков, Ермака с товарыщи», из Сибири воротить и, разделив, отправить в Пермь и Усолье Камское, чтобы под командой московских воевод покрыли свои вины и вместе с пермичами и вятчанами воевали пелымского князя. А если Строгановы ослушаются, то приговор Грозного был краток:

«А не вышлите из острогов своих в Пермь волжских казаков, атамана Ермака Тимофеева с товарыщи, а учнёте их держать у себя... и нам в том на вас опала своя положити болшая, а атаманов и казаков, которые слушали вас и вам служили, а нашу землю выдали, велим перевешати».

Строгановы, при всем своем желании, царю угодить не могли. Казаки уже были за Каменным поясом. События переместились в Сибирь.

Западная Сибирь накануне прихода Ермака. В XVI в. в огромной Западной Сибири жило всего около 80 тысяч человек. Большинство принадлежали к уральской расе, переходной между монголоидами и европеоидами. На крайнем севере, в прибрежной полосе Ямала и Обской губы, ещё сохранились древнейшие жители, сиртя, — охотники за морским зверем. В преданиях ненцев прибрежный народ ушел под землю, но в действительности сиртя были истреблены или смешались с ненцами.

Основным населением тундры и северной тайги были самодийские народы — ненцы и энцы (8—9 тысяч) и нганасаны (менее 1 тысячи). Самыми многочисленными были ненцы (ок. 8 тысяч), известные новгородцам ещё с XI в. под именем «самоядь, самоеды». В XVI в. ненцы ещё не перешли на тундровое оленеводство. Стада оленей у них были небольшие, и подспорьем служили охота и рыболовство. Ненцы были вовлечены в торговый обмен с русскими. Многие платили ясак, но как кремлевские дьяки с негодованием выяснили: приезжие удальцы «дань с них имали на себя». Порядок удалось навести лишь со строительством городка Мангазеи (1601) и посылкой воеводы и стрельцов.

Самодийские народы жили не только на севере. Самодийцы селькупы (ок. 3 тысяч) обитали по Средней Оби от Тыма до Чулыма. Селькупы ездили на оленях и занимались таежной охотой. Их именовали Пегой Ордой по пестрой одежде, сделанной из кусочков меха. К Пегой Орде русские относили и кетов (менее 1 тысячи), культурно схожих с селькупами, но говоривших на особом кетском языке.

Обские угры (около 20 тысяч) первоначально известные русским под именем югра, делились на хантов и манси. Ханты, или остяки (12 тысяч) разбросанно заселяли обширную территорию по Среднему и Нижнему Иртышу и Оби. Жили в срубных избах, летом ставили берестяные чумы в местах промысла. Занимались таежной охотой и рыбной ловлей. В «Описании о сибирских народах и гранях их земель» (ок. 1703 г.) СУ. Ремезов дает следующее описание остяков:

«Обычай же их таков... веры и грамоты не умеют, жрут [приносят в жертву] скотов и зверей перед клеткою кумирскою... А мяса сырыя и вареныя ядят, и кровь сырую пьют... Одежду у себя имеют от рыб — осетра, стерляди и налима, пестреныя. Едят медвежье и говяжье мясо и всякую гадину и траву, и корение. Пятнают же свои лица и руки чёрными пятнами в разные свои знаки. Лица имеют плоские и волосы побритыя; платье носят поддергано; ноги тонки и скоропостижны. Оружие их — лук и стрелы. Ездят на собаках и нартах, и ходят на лыжах».

Манси, или вогулы, вогуличи (ок. 8 тысяч) жили по обеим сторонам Среднего Урала. В XVI в. под давлением коми и русских переселились в Зауралье. Северные манси по образу жизни были близки к хантам, южные разводили лошадей и овец и переходили к земледелию. Ремезов дает описание манси:

«Вогуличи собою возрастом средние, волос не бреют, лицом походят на остяков, в делех малогодны и не рукодельны; бегают же от соседства в даль, в темность лесов, на единство [в одиночестве] жити... боготворят древа и кусты... Грамоты и закона не имеют, обычаем скаредны [жадны], но имению не стяжательны, упадчивы и ленивы, диковаты; оружия их — лук и стрелы, ездят на конях и скотом довольны... платье делают от кож звериных и скотских».

У южных угров — манси и хантов — были князцы, имевшие воинов и жившие в укрепленных городках, общинники и рабы. До прихода русских князцы южных угров были вассалами Кучума.

На юге Западной Сибири в лесостепи и в горах Алтая и Западных Саян жили тюрки. Преобладали сибирские татары (ок. 30 тысяч), заселявшие лесостепь и прилежащую тайгу. В горах Алтая жили алтайские тюрки (1—2 тысячи). В Минусинской котловине жили воинственные енисейские кыргызы (ок. 13 тысяч). К югу от татар, в степях Казахстана, кочевали казахи, ногаи и монголы-ойраты (калмыки).

Сибирские татары были единственным народом Сибири, имевшим в XVI в. единое государство — Сибирское ханство. Татары занимались скотоводством, земледелием, охотой и рыболовством.

У них были укрепленные городки, где жили ремесленники и купцы. Немалый доход им приносила посредническая торговля. Из Средней Азии и Ирана шли в Сибирь ткани, оружие, серебро (особо ценимое уграми), сушеные фрукты, а из Сибири — меха и ловчие птицы. Большинство татар приняли ислам и входили в состав Сибирского ханства. Чулымские и обские татары жили на отшибе, к востоку от Оби до Енисея. Они сохраняли религию древних тюрок, поклонявшихся Тенгри — «Голубому Небу».

Тюрки появились на юге Западной Сибири в конце первого тысячелетия до н. э. Сначала они подчинялись гуннам, а в VI в. вошли в состав Тюркского каганата. С VIII по X в. в Прииртышье существовал кочевой каганат кимаков. К востоку от кимаков в IX веке сложилось государство енисейских кыргызов. Первое государство предков сибирских татар было образовано в начале XII в. на Ишиме. В начале XIII в. Южная Сибирь была завоевана Чингисханом (1207) и вошла в состав улуса Джучи, а при его сыне Батые оказалась в составе Золотой Орды. Но Батый не правил в сибирских и казахских степях: он передал эти земли брату Орду Ичену (1242). Государство Орду Ичена и его потомков называлось «Кок Орда» — Синяя Орда — и находилось в вассальной зависимости от Золотой Орды. В самой Синей Орде были удельные княжества — улусы и юрты. Орду Ичен выделил младшему брату Шейбани улус в казахских степях. Так началась династия шейбанидов. Другим уделом, известным как Тюменский юрт, владели тайбугиды — потомки монгольского воина Тайбуги.

В начале XIV в. Тюменский юрт разделился на собственно Тюменский юрт с центром в Чинги-туре (на месте Тюмени) и Сибирский юрт со столицей в Сибир-туре на Иртыше, недалеко от Тобольска. В обоих юртах правили тайбугиды. В конце XIV в. по приказу золотоордынского хана Узбека началась исламизация сибирских татар. Язычники яростно сопротивлялись: погибло 330 из 336 шейхов-просветителей и 1148 сопровождавших их воинов. В 1468 г. шейбанид Ибак захватил Тюменский юрт, а в 1480 г. Сибирский юрт. Правителей тайбугидов Ибак уничтожил, но нарушил «Ясу» Чингисхана, позволив жить их детям. В 1481 г. Ибак напал на зимовку хана Золотой Орды Ахмада на Нижней Волге и убил его. Это был конец Золотой Орды и возвышение единого Сибирского ханства. Но нарушение «Ясы» не прошло даром: в 1495 г. Ибака убил тайбугид Мухаммад, отомстивший Ибаку за деда. Тайбугиды вернулись к власти.

Мухаммад перенес столицу на берег Иртыша, в Сибир-туру, получившую имя Кашлык. Его государство имело все основания именоваться ханством, но Мухаммад не был потомком Чингисхана и не мог носить титул хана. Русские именовали тайбугидов князьями, а татары беками. Вскоре случились события, имевшие далеко идущие последствия. В начале XVI в. Шах-Бахт Мухаммед Шейбани, стоявший во главе кыпчакских племен, принявших имя узбеки в честь хана Узбека, завоевал среднеазиатские владения наследников Тимура. Узбеки-кипчаки и немалая часть сибирских татар ушли с Шейбани в Среднюю Азию, где смешавшись с местным населением, положили начало современным узбекам. Синяя Орда перестала существовать, а Сибирское царство лишилось пассионариев. Как пишет Гумилёв: «Вместе с Шейбани в Среднюю Азию ушла наиболее активная и боеспособная часть населения Синей Орды, что десятки лет спустя негативно сказалось на судьбе Кучумова царства».

С 1530 г. Сибирским царством правил тайбугид Едигер (Ядгар бен Гази). Главной опасностью для него были жившие в Бухаре потомки хана Ибака, стремившиеся вновь занять сибирский престол. Едигер, предвидя войну с шейбанидами, решил заручиться поддержкой Москвы. В 1555 г. он предложил платить дань Белому царю, на что Иван Васильевич охотно согласился. Выплата дани мало помогла Едигеру: внук Ибая, Кучум, при поддержке бухарцев и ногайцев за несколько лет сумел его разбить. В 1563 г. Кучум захватил Кашлык и казнил Едигера и его брата Бекбулата. Но у тайбугидов было много сторонников. Им удалось спасти сына Бекбулата Сейдяка (Сеида), будущего противника Кучума. Кучуму пришлось воевать с мятежными мурзами, а потом в лесных дебрях выискивать и приводить к покорности остякских и вогульских князцов. Борьба продолжалась семь лет и была беспощадной. Кучум не только покорял татар, остяков и вогулов, но обращал их в ислам. С помощью ногайских и бухарских воинов Кучуму удалось к 1571 г. полностью подавить сопротивление и даже покорить новые племена.

При Кучуме Сибирское ханство укрепилось. Как Чингизид, он был легитимным ханом. Кучум расширил границы владений до низовьев Оби. При нем Сибирское ханство граничило на юге с Казахским ханством, на юго-западе — с Ногайской Ордой, на северо-западе, по Уральским горам, — с владениями Строгановых, на севере — с ненцами, на востоке — с Пегой Ордой. Ядро ханства составляли татары, расселившиеся в лесостепной полосе между Тоболом, Турой и Иртышем с Омью.

Благополучное на первый взгляд, Сибирское ханство было непрочно. Хотя часть татар искренне приняла Кучума, многие надеялись на возвращение тайбугидов. Ненадежны были силой приведенные к шерти вогульские и остяцкие князцы.

Спокойствие в стране сохранялось лишь благодаря ослабленной пассионарности татар, потерявших поколение батыров, ушедших с Шейбани в Среднюю Азию, и низкой пассионарности угров, давно перешедших в фазу этнического гомеостаза. Пассионарии группировались вокруг Кучума, но они, как и сам хан, были пришельцами, выходцами из других тюркских этносов, по обычаям и поведению чуждые сибирским татарам. Иными словами, ханству Кучума в первую очередь не хватало единства, той самой асабии, которая, согласно П. Турчину, скрепляет этносы и государства. Достаточно было внешнего толчка, чтобы такое государство развалилось.

Между тем к западу от Сибирского ханства обстановка менялась — Россия расширялась. В 1554 г. хан Большой Ногайской Орды признал себя вассалом Белого царя, в 1556 г. было покорено Астраханское ханство, в 1569 г. под Астраханью погибла большая часть брошенной на ее захват турецкой армии. В том же году Посольский приказ напомнил Кучуму о задолженности по выплате дани. Сибирский хан решил подчиниться и в 1571 г. направил в Москву посла с данью в тысячу соболей. «Кучюм-богатырь царь» выражал покорность «Крестьянскому Белому царю» и обещал выплату дани. В Посольском приказе появилась запись: «Да послал Кучум о том, чтоб его царь и великий князь взял в свои руки, а дань со всее Сибирские земли имал по прежнему обычаю».

Покорность свою Кучум посчитал большим унижением, и как только ему показалось, что Россия ослабла, он решил отомстить. Сожжение крымским ханом Москвы в 1571 г. убедило Кучума в слабости царя. Он немедленно прервал даннические отношения, а в 1573 г. отправил племянника Маметкула (Мухаммед Кула) с войском во владения Строгановых. Маметкул «пограбил и пожегл» пермяков и вотяков, а не русских поселенцев, но для Строгановых это было болезненно: ведь пермяки и вотяки платили дань пушниной. И уж совсем вызывающим было убийство царского посла, сына боярского Третьяка Чебукова, направлявшегося к казахскому хану.

Иван Грозный, занятый войной с поляками и шведами, не имел возможности посылать войско против непокорного вассала. Сообщения «Соликамской летописи» и «Книге записной» о посылке в 1574 г. в Сибирь отряда полкового воеводы Афанасия Лыченицына, разгромленного Кучумом, историки считают недостоверными. Лыченицына нет в списках воевод Грозного, и, кроме того, подобный наскок противоречит осторожной политике царя, стремившегося подчинить Кучума без войны. Кучум тоже предпочитал действовать чужими руками, он поддерживал восстания черемисов (марийцев) и натравливал на русских вогульских князцов, поощряя татар и башкир участвовать в их походах. В 1582 г. хан уже прямо послал в набег на земли Строгановых и Пермь старшего сына Алея (Али) с татарами и вогулами, но и терпение Строгановых истощилось. Последующие события (с ошибкой на год) описаны в Вычегодско-Вымской летописи:

«Лета 7089 пришедшу сибирский царь с вогуличи и югорцы на Пермь Великую на городки на Сылвенские и Чусовские, вотчины Строгановы пограбил. Того же лета пелынский князь Кикек пришедшу с тотары, башкирцы, югорцы, вогулечи, пожегл и пограбил городки пермские Соликамск и Сылвенский и Яйвенский и вымские повосты Койгород и Волосенцу пожегл, а Чердыню приступал, но взяти не взял. Того же лета снарядиша Максим да Григорей Строгановы казацких ватаманов а с ними охотчие люди Сибирскую землю воевати и шедшу тое казаки за единолет всю Сибирскую повоевали, за князя великого привели».

Кучум явно недооценил Строгановых, решивших призвать казаков и использовать их не только для обороны, но и наступления. Недооценил Кучум и боевые возможности казаков по сравнению с собственным войском. Какими же силами располагал сибирский хан к началу похода Ермака? Согласно сведениям Посольского приказа, Кучум мог выставить в поле до десяти тысяч воинов, хотя Р.Г. Скрынников считает это число завышенным. М. Абдиров, напротив, оценивает численность войска Кучума в 10—15 тысяч человек. Ю.С. Худяков считает, что войско сибирского хана «насчитывало не один тумен» (тумен — 10 тысяч воинов). Если оценить население ханства Кучума в 50 тысяч человек (включая угров), то мужчин старше 15 лет, при продолжительности жизни в 50 лет, там было 70% от 25 тысяч, т. е. около 17 тысяч. Следовательно, при тотальной мобилизации Кучум мог выставить в поле 15-тысячное войско, а на самом деле — 7—8 тысяч.

Ядро войска Кучума составляла ханская гвардия — наемная ногайская, башкирская и бухарская конница и чуваши, жившие в укрепленном Чувашевом городке, — всего около тысячи воинов. Гвардия носила кольчуги и имела разнообразное холодное оружие, мало уступавшего оружию казаков. Хорошо была вооружена и татарская аристократия. Численность их также не превышала тысячи воинов. Основную массу войска Кучума составляли ополченцы из улусов и отряды манси и хантов (вогулов и остяков). Простые улусники обычно были без доспехов. Вооружены они были луками и копьями. Почти все татары были всадники и отличались большой подвижностью. На конях были и многие вогулы, усвоившие боевые навыки татар. Вогульские и остяцкие князцы обычно носили кольчуги, но основная масса воинов доспехов не имела.

У сибирских татар не было огнестрельного оружия. У Кучума были две пушки, но они так и не выстрелили во время боя, и Кучум приказал их сбросить в Иртыш. Основным оружием татар был монгольский лук, что совсем не плохо по сравнению с пищалями, требующими три минуты на перезарядку. При столкновении с казаками, одетыми в панцири и кольчуги, лук мог служить грозным оружием, но лишь при наличии тяжелых бронебойных стрел с калеными (стальными) наконечниками, способными раздвигать кольца кольчуги и даже пробивать панцирь. Бронебойных стрел у татар (и тем более у вогулов и остяков) было мало, а легкие стрелы с железными и ещё чаще костяными наконечниками, эффективные в боях с легковооруженным противником, были почти бесполезны в столкновениях с железной ратью Ермака.

Кучум не подготовился к серьезной войне с русскими. Он пытался получить пушки от крымского хана, но не подумал о бронебойных стрелах, а ведь их можно было закупить в Бухаре или изготовить на месте — опытные кузнецы в Сибири были. Ошибкой был и созыв ополчения, что увеличило массу войска, но понизило его стойкость. В битве Чувашевой горой первыми побежали остяки, за ними вогулы, а потом улусные татары. Прочие обстоятельства распада Сибирского ханства от Кучума не зависели. Зато в последующей борьбе с Ермаком сибирский хан явил свои сильные стороны — несгибаемую волю, способность оправиться после тяжких поражений и терпеливо ждать своего часа. Особо следует указать на умение Кучума правильно использовать подвижность конницы и обеспечить прекрасную разведку. Не стоит забывать, что в конечном итоге Кучум переиграл Ермака.

 

8.3. Источники о «Сибирском взятии»

 Ранние летописи о Сибирском походе Ермака. Почти 40 лет после гибели Ермака (1585) в русских летописях не появлялось сколько-нибудь подробного описания взятия казаками Сибирского царства. Ранние записи ограничивались несколькими строками, как в Вычегодско-Вымской летописи: «Того же лета [1581] снарядиша Максим да Григорей Строгановы казацких ватаманов а с ними охотчие люди Сибирскую землю воевати и шедшу тое казаки за единолет всю Сибирскую повоевали», либо излагали события крайне неточно, как в «Пискаревском летописце», где казаков посылает в Сибирь царь Фёдор Иоаннович, а Ермак завоевывает города, основанные после его гибели. Такую неосведомленность можно объяснить тем, что летописцам было не до Сибири.

С 1600 г. началось Смутное время, формально закончившееся избранием на престол Михаила Романова (21 февраля 1613 г.), а по существу, продолжавшееся до заключения перемирия с поляками в 1618 г. С разменом пленных в Москву прибыл митрополит Филарет, отец юного Михаила. В 1619 г. Филарет был посвящен в патриархи Московские и всея Руси. Очень скоро Филарет вспомнил о Сибири, которая вопреки забвению обустраивалась и заселялась, и решил создать Сибирскую епархию. Архиепископом Сибирским он выбрал архимандрита Хутынского монастыря Киприана.

«Синодик Ермаковым казакам» и летопись Саввы Есипова. В июне лета 7129 (1621) г. архиепископ Киприан прибыл в Тобольск и вступил во владения Сибирской епархией. Скоро он увидел, что богатая Сибирь страдает нищетой духовной: новоустроенные храмы не освящены, а освященные стоят без пения, ибо нет священников. Без пастырей мало язычников обретают Веру Христову, а новопросвещённые не могут утвердиться в христианстве. Русские поселенцы — казаки и иные служилые люди — хуже язычников. За нехваткой православных женщин грешили премного: умыкали дочерей и жен язычников, жили с татарками как с жёнами, отнимали силой чужих жён и проигрывали их друг другу, бросали жён и брали других. Даже вступали в браки с кровными родственницами. А пастыри смотрели на все сквозь пальцы и совершали незаконные браки.

«Добрый пастырь» скорбел и надеялся исправить пасомых. Был он муж «просвещённый и ревностный, собственным примером учащий учитель». Киприан взялся за искоренение пороков: улучшил нравственность между христианами, многих магометан и язычников обратил ко Христу; строил молитвенные дома, церкви, монастыри, построил архиерейский дом и деревянный собор, в подражание новгородскому названный Софийским. В вопросах веры и просвещения ему помогали монахи, прибывшие с ним в Сибирь. Мысль Киприана шла дальше: он задумал прославить новую епархию, канонизировав местных подвижников. Тут архиепископ просто не мог пройти мимо Ермака и истории взятия Сибири.

Киприан очень скоро осознал, как популярен в Сибири Ермак. Ермака почитали как казаки, так и татары. О нем слагали песни, рассказывали о чудесах, случившихся во время его похода. Архиепископ вознамерился привлечь память о Ермаке и его соратников к делу возвеличивания православия в Сибири. Во второе лето пребывания в Тобольске он постановил составить синодик «убиенным» участникам похода: «Повеле разпросити Ермаковских казаков, како они приидоша в Сибирь, и где с погаными были бои, и ково где убили погании в драке. Казаки же принесоша к нему написание, како приидоша в Сибирь, и где у них с погаными бои были, и где казаков и какова у них имянем убили».

Написания казаков сличили и составили «Синодик Ермаковым казакам» (1622) — краткий конспект похода Ермака. Текст «Синодика» сохранился в «Есиповской летописи». Тогда же составили и краткую летописную «Повесть о сибирском взятии» («О взятии Сибирския земли како благочестивому государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии подарова Бог Сибирское государство...»). Текст «Повести» в первоначальном виде не сохранился, но дошел до нас в «Есиповской летописи». Имена Ермака и погибших казаков записали в соборной синодик Тобольской Софии, и Киприан «повеле убитых имена» каждогодно в неделю Православия протодиакону «велегласно кликати вечную память». «Синодик» и «Повесть» были использованы в «Есиповской летописи» и в «Строгановской летописи».

«Синодик» сохранил черты казачьего написания. Покорение Сибири показано, как дело Ермака, решившегося на подвиг сей по велению Божьему. В «Синодике» сказано: «...не от славных муж, ни царска повеления воевод... но от простых людей избра Бог и вооружи славою и ратоборством и волностию атамана Ермака Тимофеева сына Поволскаго и со единомысленною и предоброю дружиною храбровавшего». «Синодик» содержит также хронологию взятия Сибири. Надо сказать, что хронология похода Ермака до сих пор является предметом дискуссий. В большинстве летописей одни и те же события совпадают по дням и месяцам, но различаются по годам. Как это случилось можно понять, если обратиться к опрошенным на архиерейском дворе казакам.

Ермаковы казаки были крепким племенем: из 90 казаков, уцелевших после гибели атамана, многие дожили до глубокой старости. Большинство поселились в сибирских городах, но положение их разнилось. Одни, как Гаврила Ильин, Иван Гаврилов и Иван Александров по прозвищу Черкас, самый молодой и грамотный атаман станицы Ермака, служили сотниками. Другие — увечные и «кто очами обнищал» — средств к существованию не имели и искали прибежища в монастыре. Киприан заставил воеводу написать в Москву прошение об учреждение богадельни для ермаковцев, и старики получили кров и пропитание. При опросах казаков выяснилось, что многие события они помнят смутно и меж ними не раз возникали споры. Особенно яростно спорили, где погиб есаул Брязга. Пришлось монахам дважды вписать Брязгу в «Синодик».

Хуже всего было с исчислением лет. Казаки с календарем не дружили, а время запоминали по событиям — главными были «Сибирское взятие» и гибель атаманов. На расспросы о первом годе похода казаки отвечали, что служат в Сибири 40 лет с «Сибирского взятия». Отсчитав 40 лет от прибытия Киприана в Тобольск в июне 7129 (1621) г., летописец получил, что «Сибирское взятие» имело место в 7089 г., что по современному календарю соответствует периоду с 1 сентября 1580 г. по 31 августа 1581 г. Много лучше казаки помнили месяцы (и даже дни) событий, приурочивая их к святцам. Так, битва под Чувашовом, где казаки разбили Кучума, и вступление их в Кашлык произошли в день великомученика Дмитрия Солу некого (Селунского), т. е. 26 октября.

Хотя в Тобольске «кликали память» ермаковцев, в Москве начинание Киприана поддержано не было. Воспрепятствовал Филарет, невзлюбивший казаков со времён Смуты. Лишь при царе Алексее Михайловиче были учреждены вселенские поминания Ермаку и дружине. Добиться этого смог новый архиепископ Сибирский Нектарий — крестный отец царя Алексея. Человек суровый, Нектарий из архиепископских служителей доверял лишь дьяку Савве Есипову, коему и поручил составление подробной летописи о походе Ермака. За пять месяцев трудолюбивый дьяк составил летопись «О Сибири и о Сибирском взятии» (1636). В конце труда своего Савва пишет, что лишь расширил прежнее писание («Повесть о сибирском взятии»): «Ино же написах с писания, преж мене списавшаго, нечто и стесняемо бе речью, аз же разпространих». Правда, новые факты он добавил: «Ино ж от достоверных муж испытах, иже очима своима видеша и быша в та лета». Речь идет о беседах Есипова с ещё живыми Ермаковыми казаками и описании Сибири и ее народов и списке сибирских воевод.

В обосновании причины «Сибирского взятия» Есипов следовал «Киприановскому своду» («Повести и Синодику»). Ермак и его дружина — орудие Господа, отвратившего лицо Свое от языческого царства: «Посла Бог очистити место святы[н] и и победити бусорманского царя Кучюма и разорити боги мерския и их нечестивая капища, но и ещё быша вогнеждение зверем и водворение сирином. Избра Бог не от славъных муж, царска повеления воевод, и вооружи славою и ратоборством атамана Ермака Тимофеева сына и с ним 540 человек». Подчинив многие «языци», Кучум «превознесеся мыслию», но «Господь гордым противится, смиренным дает благодать». Ермак же смиренен — «не от славных муж» — и решает все «с товарыши, уповаша на Бога».

Хронология Есипова подробнее, чем в «Синодике». Лета 7089 (1580) г. казаки пришли в Сибирь, «месяца октября в 23 день» состоялся бой казаков с татарами «под Чювашевом, октября в 26 день, на память святаго великомученика Дмитрея Селунскаго», казаки вошли во град Сибирь, «декабря в 5 день» татары побили казаков, ловивших рыбу на озере Абалак. «Того же лета Ермак с товарыши послаша к Москве соунчом атамана и казаков» известить царя о взятии Сибирского царства. Лета 7091 г. царь Иван Васильевич послал в Сибирь воевод своих с воинскими людьми, но они от глада умерли. Лета 7092 (1584) г., августа в 5 день, Ермак, спасаясь от напавших ночью татар, утонул в Вагае.

«Есиповская летопись» была использована при написании более поздних летописей, в частности «Строгановской летописи» и «Истории Сибирской» С.У. Ремезова.

«Новый летописец» и «Строгановская летопись». По-иному повествует о походе Ермака «Книга глаголемая Новый летописец» — официальная летопись династии Романовых. Составленный в 1630-е гг., «Новый летописец» открывается статьей о «Сибирском взятии». Там сказано, что казаки разбойничали много по Волге и иным рекам — государевы суда громили, послов «кизылбашских» и бухарцев, и иных многих, громили и убивали. Царь Иван, видя их воровство и злое непокорство, повелел воров хватать и вешать; многих схватили и казнили, а иные, яко волки, разбежались. По Волге вверх «побежали шестьсот человек по присылке Максима Строганова». Во главе был атаман, «рекомый Ермак». Добежав до Чусовой, до вотчины Строгановых, казаки расспросили тамошних жителей, к какому государству та земля принадлежит. Те поведали, что невдалеке есть царство Сибирское, в нем же живет царь Кучум.

Ермак, взяв казаков и тамошних людей 50 человек, пошел вверх рекой Серебряною. Казаки переволокли суда в Тагил и по рекам дошли до городка, где кочевал Кучум. И бились с ним много дней, и Божиим изволением взяли царство Сибирское. Ермак к царю в Москву послал с сеунчем казаков, — царь Иван Васильевич к тому времени преставился, — а сам стал приводить под царскую руку Сибирскую землю и иные многие государства. Государь Фёдор Иоаннович сеунчей пожаловал и к Ермаку и атаманам послал с великим жалованьем; а Ермаку «повеле писати не атаманом, но князем сибирским». Меж тем Ермаку пришла весть, что идут бухарцы, он, взяв 150 казаков, пошел против них, но ночью на казаков напал Кучум и всех перебил. Оставшиеся казаки перешли «чрез Камень» и пришли к Москве. Царь Фёдор послал в Сибирь воеводу с новым войском.

В «Новом летописце» есть два важных момента: во-первых, казаки показаны в ней «ворами» (по понятиям XVII в.), во-вторых, казаки во главе с Ермаком побежали на Чусовую «по присылке Максима Строганова». В «Есиповской летописи» об этом ни слова: церковникам явно не хотелось делать орудием Промысла Божия казаков-разбойников и купцов Строгановых. Впрочем, и в «Новом летописце» замысел покорения Сибири принадлежит казакам.

Строгановы же снабдили их припасами и дали возможность взять с собой 50 «охочих людей». Версия «Нового летописца» не привлекла внимания историков, хотя к сходному заключению пришел Скрынников.

Строгановы сами занялись своей реабилитацией. В родовой вотчине Строгановых, Соли Вычегодской, была составлена летопись «О взятии Сибирской земли...», более известная под названием «Строгановская летопись». О времени ее составления имеются различные точки зрения (1630-е и 1668—1673 гг.), неизвестен автор, но цель написания очевидна — показать роль Строгановых в покорении Сибирского царства. Летопись создавалась на основе «Киприановского свода» и грамот из архивов Строгановых.

«Строгановская летопись» начинается с истории пожалований государем Иваном Васильевичем промышленникам и купцам Строгановым владений в Пермской земле и описания набегов сибирцев на их владения. Для защиты Строгановы приглашают волжских казаков:

«В Лето 7087 [1579] году, априля в 6 день, слышаху бо сия Семёнъ, Максимъ и Никита Строгановы отъ достоверныхъ людей о буйстве и храбрости поволских казаков и атамановъ Ермака Тимофеева с товарыщи, како на Волге на перевозехъ Нагайцовъ побиваютъ и Ардабазарцовъ грабятъ и побиваютъ. И., людей своихъ с писаниемъ и з дары многими послаша к нимъ, дабы шли к ним в вотчины ихъ в Чюсовские городки и в острошки на спомогание имъ противу неверных супостатъ».

Казаки собрали круг в устье Самары на крутом бережке и начали думать, идти ли помогать Строгановым. Если не помочь, то царь «раскручинится» с последствиями, красочно описанными в «Толстовском списке» летописи: «И мы тол ко ныне не пойдем таким честным людем на помогание, и они на нас стануть писать к Москве непослушание... и государь на нас раскручинитца, велит нас переимать и по городом разослать и по темницам разсажать, а меня, Ермака, велит государь царь повесить: потому что болшому человеку болшая и честь бывает». Если же пойти на спомогание Строгановым, «они об нас станут писать милостивыя и благопри-ятныя словеса к государю царю и великому князю Ивану Васильевичи) всеа Росии, и государь царь до нас умилитца и отдаст нам пеню великую вину».

Ермака поддержал атаман Иван Кольцов: «Добро нам итти на помогание таким честным людем, а только нас Господь Бог помилует и неверных нам Бог покорит под нозе наши, и Сибирское государство возмем и град поставим и святыя божия церкви воздвигнем и соберем себе славу вечную и укупим живота вечнаго и в предьидущия веки. Аминь». Из летописи следует, что вины казакам царь может простить лишь через заступление Строгановых, помогать Строгановым — богоугодное дело, а задача казаков — взять Сибирское царство.

Того ж года в день памяти чудотворцев Кира и Иоанна (11 июля 1579 г.) приплыли казаки в Чусовские городки с радостью и на радость. Семён, Максим и Никита Строгановы приняли их с честью «и дали им дары многи, и ествой и питиями их обильно наслаждали». Атаманы и казаки стояли против неверных агарян «буйственно и немилостиво», а всего прожили в городках Строгановых два года и два месяца. В лето 1581 г. злокозненный дьявол, искони ненавидящий род человеческий, поощрил безбожного вогульского мурзу Бегбелия с вогульским и остяцким «собранием», прийти украдом под Чусовские городки. Они пожгли села и деревни и взяли полон, но «преблагий Бог не попустил окаянных превозноситься». Вскоре над ними, безбожными, русские победу одержали, многих побили, иных переловили, и мурзу Бегбелия «взяли жива». 1 сентября 1581 г. Строгановы отправили казаков в поход против Кучума:

«В лето 7090, сентября в 1 день... Семён и Максим, и Никита Строгановы послаша... в Сибирь на сибирского салтана атаманов и казаков Ермака Тимофеева со товарыщи, и с ним собрав из городков своих ратных и охочих всяких людей: литвы и татар, и русских буйственных и храбрых, предобрых воинов 300 человек, и их с ними отпустиша... И отпевше соборне молебная пения... и удоволиша их мздою и одеянии украсиша их и оружием огненым, пушечки и скорострелными пищалми семипядными и запасы многими и всеми сими доволно сподобиша их, и вожев, ведущих той сибирский путь, и толмачев бусурманского языка им даша и отпустиша их в Сибирскую землю с миром».

Здесь со «Строгановской летописью» случился хронологический сбой. В руках у летописца была царская грамота Строгановым от 16 ноября 1582 г., написанная в связи с жалобой чердынского воеводы Василия Пелепелицына, где тот сообщал, что 1 сентября сибирские вогуличи осадили Чердынь, а помощь от Строгановых не последовала, потому что в тот самый день «Ермак с товырыщи пошли воевать вогуличь». С царской грамотой летописец спорить не посмел, и в летописи появляется двойная датировка. Не смутившись, летописец продолжает повествование: 9 сентября 1581 (или 1582?) г. казаки, перевалив через Камень, бесстрашно пришли в Сибирскую землю, а 26 октября того же года овладели «градом Сибирью».

Подвиги казаков в Сибири, их успехи и жертвы, совпадают с «Есиповской летописью», но появляется новый мотив. Ермак сначала пишет о победах Строгановым. Строгановы же пространно отписали в Москву. И государь-царь пожаловал Строгановых за службу и радение «солью большой и солью малой» и грамотой за красной печатью и велел торговать беспошлинно. Тогда Ермак Тимофеевич «с товарыщи» написал в Москву о взятии города Сибири и об усмирении сибирских земель. Государь же послов казаков пожаловал деньгами, и сукнами, и «камками». А кои в Сибири атаманы и казаки, и тем государь послал свое жалованье, и воевод отпустил с людьми служилыми в «сибирские городы».

Присланные люди за зиму погибли от голода. На третье лето по взятии Сибири мурза Карача предательски убил атамана Ивана Кольцова. Того же лета, августа в пятый день, пришли вестники от бухарцев — торговых людей, сказавших, что Кучум их не пропускает. Ермак пошел на выручку и погиб вместе с дружиной. Казаки, оставшиеся в городе, узнав, что их начальный атаман «велеумный Ермак» с дружиною перебиты, плакали по них горько. Атаман Матвей Мещеряк с казаками стали думать, что делать дальше. Мещеряк предложил покинуть город и уйти на Русь, поскольку таков был суд Божий: «А тем знатным людям Строгановым, которые в это место нас отправляли и всяким оружием и припасами нас ссужали, про все случившееся расскажем честно, и они об этом обо всем напишут государю-царю в Москву, да и о том, что сам, государь, пожелает».

И эти слова атамана Матвея Мещеряка всем были по душе, и пошли все на Русь. ...Как видим, по словам летописца, верные казаки помнили о Строгановых даже в критический момент гибели Ермака и краха всего их дела. Тут строгановский бард перестарался. Но как бы то ни было, «Строгановская летопись» пользовалась полным доверием таких историков, как Карамзин и Соловьёв, и вошла в хрестоматийные описания похода Ермака в Сибирь.

«История Сибирская» Семёна Ремезова. Автор «Истории Сибирской», Семён Ульянович Ремезов (1642 — ок. 1730) внес немалый вклад в культурное развитие Сибири. Уроженец Тобольска, сын боярский Ремезов, по примеру отца и деда поступил на государеву службу и объездил всю Сибирь. В Сибирском приказе оценили его художественную одаренность и привлекли к составлению «чертежей» (карт). Посланный в Москву, Ремезов нарисовал там два чертежа Сибири и обучился «строению каменных дел». Вернувшись, он проектировал и строил Тобольский кремль. Ремезов создал три замечательных сборника карт и рисунков Сибири, в частности «Чертежную книгу Сибири» (1701) и этнографический труд «Описание о сибирских народах и граней их земли».

Во время поездок по Сибири Ремезов знакомился с преданиями и песнями казаков и татар, собирал их «скаски», читал документы. Все это пригодилось при составлении «Истории Сибирской», известной также как «Ремезовская летопись». «История» составлена в конце XVII в., до включения в нее «Кунгурского летописца».

Ремезов нашел его в Кунгуре в 1703 г. «Кунгурский летописец», вставленный в «Историю», написан на другой бумаге, иным почерком и содержит рисунки, выполненные в другой манере. Судя по лексике, «Летописец» — казачье творчество. Оригинал его не сохранился. Вставленный текст представляет редакторскую переработку.

Добавив в «Историю» текст «Кунгурского летописца», Ремезов ввел, кроме основного заголовка — «История Сибирская», второй заголовок — «Летопись Сибирская, краткая Кунгурская». Из 157 глав «Истории» «Кунгурский летописец» занимает главы 5—8,49—52,73—80 и 99—102. Каждая глава содержит краткий текст и рисунок. Говоря о значении «Истории Сибирской», следует отметить ее художественные достоинства и ценность содержащихся в ней преданий, легенд и подробностей похода. В то же время все историки, за исключением Г.Ф. Миллера, открывшего рукопись в 1741 г. в Тобольске, считают, что «История», особенно ее хронология, ненадежна.

«История Сибирская» начинается с рассказа о том, как Герман Тимофеев сын Повольский, прозванный Ермаком, громил суда на Волге и на «Хвалынском море», да и в «царской казне шарпал». В 1578 и 1579 гг. своевольные вой «разбита государевы казенные суды послов и бухарцов на усть Волги реки». Тогда благочестивый царь Иван Васильевич послал сильное войско, приказав казаков разбить, «а началных, поймав, скончати, да не имуть казны его разбивати и пути запирати». Узнав о том, разбежались казаки. Ермак побежал вверх по Волге и по Каме, дошел до Орла-городка, там взял у Строгановых припасы, оружие и проводников и побежал по Чусовой и Серебряной до волока. И перетащил суда на Тагил-реку. Подойдя к истоку Тагил-реки в урочище Абагай, остановился на зимовку и воевал Пелымские земли до весны 1580 г.

По «Кунгурскому летописцу» казаки попали на Чусовую в сентябре 1578 г., но «обмишенились» и вместо Серебряной свернули на Сылву, где и зимовали. На следующее лето (1579) вернулись на Чусовую, взяли у Максима Строганова «запас» и оружие, добрались до Тагильского волока и там зимовали. Помощь Строганова была не от души. Максим соглашался выдать припасы, только взаймы под проценты, «прося кабалы»: «Егда возвратитеся, на ком те припасы по цене взяти, и кто отдаст, точно или с лихвой». Тогда казаки приступили к Максиму «гызом» (с угрозами). Иван Кольцов «с есаулы крикнуша»: «О мужик, не знаешь ли ты и тепере мёртв, возмем тя и ростреляем по клоку. Дай на расписку по именам на струги на 5000... на всякого человека по 3 фунта пороху и свинцу и ружья и 3 полковые пушки, по 3 пуда муки ржаной, по пуду сухарей... и знамена полковые с иконами». Максим же, страхом одержим, отворил амбары и день и ночь выдавал казакам по их запросу на струги.

Дальше хронология «Истории Сибирской» и «Кунгурского летописца» совпадает, но ход событий прерывается историей татарских царей и рассказами о чудесах. Было видение в царстве Кучума перед приходом Ермака. Вышли из рек два зверя на песчаный остров при слиянии Иртыша и Тобола и стали сражаться. Иртышный зверь был бел и огромен, с вола, похож на волка. «Тобольный же зверь» — мал и чёрен, похожий на гончего пса. Когда малый зверь одолел большого, мёртвым поверг его и стал уходить в воду, то большой ожил и тоже под воду ушел. Кучум вопрошал волхвов: «Что се видитца?» И те возвестили: «Болшии зверь — твое царство, а малый — рускии воин, имать быти вскоре, и тако тя умершвляти, и пленити, и в разхищение отгнати, и грады твои взятии». Кучум же их «повеле по лугу конми развлачити».

Казаки же чувствовали помощь Божию. Великое чудо случилось у Долгого Яра на Тоболе 26 июля на восходе солнца. Увидев на берегу огромное басурманское войско, казаки испугались, причалили к острову повыше Яра и молились Святой Троице, Пресвятой Богородице и прочим святым. И тут хоругвь с изображением Спасителя сама снялась с места и пошла вниз вдоль левого берега. Казаки ей последовали. Нечестивые же выпустили стрелы без числа, но место, спасенное Богом, казаки проплыли так, что и волоса с их головы не упало. Потом хоругвь сама на свое место стала. Басурманам же виделся в облаках, в ярком сиянии, царь величественный и самый прекрасный, и множество воинов, летящих и несущих Его престол; и грозил царь обнаженным мечом. Басурмане испугались и растерялись и не только злоумышлять, но взглянуть на казаков не могли. А когда рассказали Кучуму и приближенным, те очень испугались. И не раз ещё Господь являл казакам свою милость, а нечестивых устрашал.

Ермак воевал неспешно. После зимовки на Абугае казаки захватили владения князя Епанчи, потом взяли город Чингид-туру, а царя Чингиза убили. Там и зимовали. В мае 1581 г. казаки поплыли вниз по Туре и Тоболу. Ремезов описывает победы ермаковцев. У Березового Яра басурманы «словно овцы из пристанища своего стрекали», но с Божьей помощью их разгромили. У урочища Караульный Яр кучумляне загородили Тобол железными цепями, но казаки цепь разорвали. В Бабасанах на Тоболе пять дней сражались с царевичем Маметкулом. Так рубились, что кони по чрево бродили в крови. С Божьей помощью победили. 1 августа двинулись на город Карачин. Снова узрели казаки и басурманы образ Спаса, защитника христиан. В Карачине казаки захватили огромную добычу. В сентябре 1581 г. отправились на город Кучума, но, увидев войск множество, пошли вверх по Иртышу и взяли городок мурзы Атика. И ту ночь всю без сна провели в серьезных спорах — бежать ли на Русь или остаться? Решили умереть храбро за веру христианскую.

23 октября началась великая битва на Чувашевой горе. Сражались три дня без сна, неотступно. Казаки множество нечестивых из ружей подстрелили. Нечестивые же, понуждаемые Кучумом, сражаясь не по своей воле, плакали, умирая. 24 октября князьки остяков первыми бросились бежать без оглядки по своим местам, по дремучим лесам. Под вечер и вогулы бежали за непроходимые болота и озера. Ночью 25 октября Кучуму было видение. Явились воины светлые, крылатые, вооруженные и грозные и сказали: «Нечестивый сын тёмного демона Бахмета, отступись от этой земли, ибо Господня земля и все живущие на ней христиане благословенны, ты же беги в места своего обитания поближе к пропасти окаянного демона Бахмета». И Кучум затрепетал всем телом и сказал: «Бежим отсюда, очень страшное место, да не погибнем».

После того видения Кучум и все татары из града Кашлыка, что Сибирью зовется, бежали «в Степь, в Казачью Орду». Казаки же, утром вставши, помолились Богу и великомученику Дмитрию Солунскому и вошли без страха в город в 26-й день октября 1581 г. Когда же увидели брошенное имущество и добычу огромную и хлеба, то возвеселились и сказали: «С нами Бог!» И слушали возникший сам собой великий перезвон, как во время светлого Христова Воскресения.

Нетрудно заметить, что в «Истории Сибирской» основные отличия от других летописей приходятся на начало похода Ермака. Чем казаки ближе к столице Сибирского царства, тем больше совпадает хронология, а начиная с битвы на Чувашевой горе даты «Истории Сибирской» и «Строгановской летописи» совпадают. «История» интересна татарскими легендами о похоронах Ермака и рассказом стрелецкого сотника Ульяна Ремезова, отца летописца, о панцирях Ермака.

«Погодинский летописец». Судя по водяным знакам бумаги, «Погодинский летописец» относится к концу XVII в. Эта поздняя летопись близка к «Есиповской», но содержит уникальные сведения. В ней сообщается, что перед самым походом Ермака было вторжение в Приуралье царевича Алея, сына и наследника Кучума: «Алей пришел войной на Чюсовую, и в тое же поры прибежал с Волги атаман Ермак Тимофеев с товарыщи (пограбили на Волге государеву казну и погромили ногайских татар) и Чюсовой сибирским повоевать не дали». «Летописец» сообщает о жестоком погроме сибирцами Соли Камской, но молчит об осаде Чердыни. Последнее, по мнению Скрынникова, означает, что казак-рассказчик (первоисточник летописца) уже ушел в поход и об осаде не знал.

По «Погодинскому летописцу» казаки Ермака пришли к Строгановым с Яика: через верховья Большого Иргиза они вышли к Волге, там пересели в струги и поднялись по рекам — «из Волги в Каму реку и Камою рекою вверх же». У Строгановых ермаковцы не задержались: отбив царевича Алея, они 1 сентября 7090 (1581) г. выступили в поход и уже 26 октября Кучум был «сбит с куреня». В «Погодинском летописце» дано детальное описание речного маршрута казаков из Приуралья в Сибирь. Здесь нет многодневных битв, которыми увлекается Ремезов. Просто, без прикрас, рассказано о битве у Чувашевой горы, решившей судьбу Сибирского царства.

Повествование «Летописца» точнее, чем в других летописях. В посольстве казаков в Москву указан не атаман Иван Кольцо (он вообще не ездил), а Черкас Александров. Правдивость записи подтверждает приходно-расходная книга кремлевского Чудова монастыря. Там отмечено, что в феврале 1586 г. внесли соболями вклад на помин души «сибирские казаки и сибирские атаманы — Савва Сазонов, сын Болдыря, и Иван Александров сын, а прозвище Черкас». Вклад был внесен перед отправкой царского войска в Сибирь, с ним возвращались и посольские казаки.

Осведомленность «Погодинского летописца» навела Скрынникова на мысль, что автор имел доступ к сгоревшим архивам Посольского приказа. Там хранились документы по делам Сибири, включая «распросные речи» Черкаса Александрова о сибирском походе. Е.К. Ромодановская провела анализ текста и заключила, что «Летописец» восходит к «Написанию», переданному в 1622 г. архиепископу Киприану оставшимися в живых ермаковцами. Его автором, по мнению Ромодановской, был Александров. А.Т Шашков внес уточнение, показав, что «Погодинский летописец» через протограф восходит к «Повести летописной», созданной около 1601 г. Черкасом Александровым.

Грамоты, письма и... затинная пищаль. Летописные свидетельства о сибирском походе Ермака имеют крупный недостаток: они не согласуются друг с другом хронологически. Приход ермаковских казаков к Строгановым датируют 1578, 1579 и 1581 гг., начало похода —1579, 1580, 1581, 1582 гг., взятие Сибирского царства — 1580,1581 и даже (в «Пискаревском летописце») 1585 гг. В этой связи особую ценность представляют документы (грамоты, челобитные, официальная переписка), имеющие отношение к Ермаку или его соратникам до взятия Сибири.

О раннем Ермаке сведений очень мало. Все, что есть в литературе, относится к фольклору или авторским фантазиям. Нет данных о христианском имени Ермака. В разное время и разными авторами ему приписывали семь имен: Ермак, Ермил, Еремей, Василий, Тимофей, Герман, Ермолай. Нет сведений о его происхождении. «Сказание о происхождении Ермака» (30 — 40-е гг. XVII в.), где Ермак именуется Василием Тимофеевичем Алениным из рода суздальских посадских, переселившихся на Чусовую, представляет переработку народных преданий. К числу преданий относится и участие Ермака во взятии Казани и его подвиги в первые годы Ливонской войны.

Известно, что Ермак был казаком со стажем и не простым, а казачьим атаманом. Сохранились грамота царя Михаила Фёдоровича на челобитную тюменского казака Гаврилы Иванова от 1623 г. В ней упоминается «станица Ермака в Поле», где Гаврила служил 20 лет, с Ермаком же брал Сибирь и уже в Сибири служит 42 года. Поле в конце XVI в. включало степные земли Дона, Среднего и Нижнего Поволжья, так что Ермак мог быть атаманом и донским, и волжским. В царской грамоте на челобитную Гаврилы Иванова также указано — «служил нам у Ермака в станице». Значит, Ермак — атаман служивый. Был он немолод — 20 лет атаманил в Поле, а ведь надо ещё выбиться в атаманы. Было ему 45—50 лет.

«Воровал» ли Ермак? Вопрос тонкий — как повернуть. Воровство на Руси в XVI в. означало самые разные провинности — от грабежа до ослушания царской воле. Казаки, жившие на ничейной земле между владениями российского государя и татарскими ханствами, неизбежно оказывались ворами, даже если не громили караваны купцов. Царские власти сами поощряли их набеги во время войн с ногайцами или татарами, но требовали от казаков сдержанности, если Москва замирялась с очередным ханом. В реальной жизни различий между миром и войной в степи не было: кочевники и казаки не упускали случая увести друг у друга лошадей, порубить табунщиков, разграбить торговый караван или, разорив селение, увести ясырь, особенно красивых женщин.

Казаки чаще побеждали, и обиженные степняки писали в Москву. Ногайский хан Урус в августе 1581 г. жаловался Москве, что все мурзы со своими кочевьями отошли на восток от Волги, за Яик: «Оттого, что у Волги боятца жити от волских казаков войны». В Москве делали вид, что сочувствуют, и обещали разобраться, в период же недобрых отношений отвечали: «Нам уже нынче казаков своих унять не мочно». К числу жалоб относится отправленное в июле 1581 г. письмо ногайского мурзы Урмагмета, в котором он требует выдать ему Ярмака: «Наперед сего Ярмак отогнал с Волги шестьдесят лошадей моих, а летось отогнали с Волги тысячу лошадей и убили моего карачея Бытугай-баатыря». В Посольском приказе отвечали, что учинят сыск о Ермаке. Был ли Ярмак, угонщик лошадей, Ермаком Тимофеевичем? Скрынников полагает, что да и что Ермак решил разжиться лошадьми перед походом, но не в Сибирь, а... против поляков.

27 июня 1581 г. литовский комендант Могилева П. Стравинский в донесении королю Стефану Баторию, сообщая о рейде русских войск по тылам Батория в районе Дубровны, Орши, Могилева, называет русских военачальников, в том числе Василия Янова «воеводу казаков донских» и Ермака Тимофеевича «отомана казацкого»:

«Доводим до сведения В. Кор. Велич... что московские люди, враги В. Кор. Вел., вторгнувшись в государство В. Кор. Вел. и все, начиная от Дубровны, предавая огню и опустошению, пришли под город В.К.В. Могилев во вторник 27 июня (1581 г.), в третий час дня, сожгли предместье... в посаде над Днепром, который называют слободой, тоже сожгли до 100 домов. Начальствовали над этими людьми воеводы: Кайтеров [Катырев], Хворостинин, Батурлин... четырнадцатый Василий Янов, воевода донских казаков, 15-й Ермак Тимофеевич, отоман казацкий».

Письмо Стравинского заставляет усомниться в сообщениях летописцев о походе Ермака в Сибирь в 1581 г. Поэтому выдвинута версия, что было два атамана Ермака Тимофеевича — один в 1581 г. воевал под Могилевом, а другой покорял Сибирь. Допущение возможное, пусть с натяжкой, но тогда надо признать наличие двойников у других участников похода в Сибирь.

В начале августа 1581 г. на Волге, на переправе у Соснового острова, случилось крупное воровское дело: казаки ограбили посольство ногайского князя Уруса и едущих с ними персидских и бухарских купцов и перебили их охрану Русский посол Василий Пелепелицын, сопровождавший ногайцев, оставил описание очевидца. Караван пришел «под Сосновый остров на Волгу, на перевоз, и на перевозех и на Волге казаки Иван Кольцов, да Богдан Барбоша, да Никита Пан, да Савва Волдыря с товарищи почали нагайских послов и тезиков перевозить по прежнему обычаю». Барбоша и Кольцов объявили русскому послу, что они «наперед перевезут татарскую рухлядь и татар половину». Русский и ногайский послы согласились. Когда же половина из 300 ногайцев конвоя перевезли на другой берег, на них с двух сторон напали казаки. Ногайцы побежали, их преследовали и большинство перебили. На просьбы Пелепелицына пощадить послов и купцов, казаки отвечали: «Урусов посол жив, [и то ладно]».

Возмущенный князь Урус потребовал возмездия. Царь Иван Васильевич приказал сыскать и казнить Ивана Кольцова (Кольцо) и Богдана Барбошу Но казаки успели ещё раз досадить ногайцам. В том же августе, на том же «перелазе», атаманы подстерегли ногайский отряд в 600 всадников, возвращавшихся из набега с добычей из-под Темникова и Алатыря. Все ногайцы были перебиты. По мнению Скрынникова, в этом деле (справедливом, кстати сказать) участвовали не только воровские атаманы, но и отряд Ермака, возвращавшийся с польского фронта, где боевые действия затихли. Погромив ногайцев, казаки все же предпочли убраться с Волги и ушли на Яик, где, как пишет Скрынников, и состоялось знаменитое решение о походе к Строгановым.

Важнейшим документом, свидетельствующим о походе ермаковцев в 1582 г., является переписанная в «Строгановскую летопись» опальная грамота от 16 ноября 7091 (1582) г. Грамота, посланная царем после доноса чердынского воеводы В.И. Пелепелицына, утверждает, что казаки отправились в поход «в тот же день» (сентября в 1-й день), когда Пелымский князь с сибирскими людьми и вогулами осадил Чердыны

«От царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии в Чюсовую Максиму Яковлеву сыну да Миките Григорьеву сыну Строгановым. Писал к нам ис Перми Василей Пелепелицын, что послали вы из острогов своих волжьских атаманов и казаков Ермака с товарыщи воевати вотяки и вогуличи и Пелынские и Сибирские места 91 году сентября в 1 день, а в тот же день собрався Пелынской князь с сибирскими людьми и с вогуличи, приходил войною на наши Пермьские места, и к городу к Чердыни к острогу приступал, и наших людей побили, и многие убытки нашим людем починили».

Год осады Чердыни (и начала похода) указан здесь неполно (91, а не 7091 г.) и иногда оспаривается, но трудно представить, что царь отправил грамоту через год после жалобы Пелепелицына. Во-первых, Иван Грозный дел не запускал, тем более доносов о воровстве и измене. Во-вторых, казаки отправили сеунчей к царю весной после «Сибирского взятия». Царь их принял осенью 1583 г., что согласуется со взятием Сибири в 1582 г. и явно затянуто (полтора года!) при покорении царства в октябре 1581 г.

Наконец, известна затинная пищаль, хранившаяся во дворце Строгановых в Петербурге. В конце XIX в. историк-палеограф В.В. Голубцов осмотрел оружейную коллекцию Строгановых и обратил внимание на пушечку, на стволе которой была надпись: «В граде Кергедане на реце Каме дарю я Максим Яковлев сын Строганов атаману Ермаку лета 7090». После публикации надписи затинной пищали среди историков, придерживавшихся общепризнанных тогда взглядов о «Сибирском взятии» в 1581 г., возникли сомнения в сообщении Голубцова, хотя он был знаток старорусской письменности. Во время революции затинная пищаль исчезла, и найти ее не удалось.

В 1980-х гг. Скрынников опубликовал монографию, где привел доказательства, что казаки выступили в поход 1 сентября 1582 г., а 26 октября уже взяли Кашлык. Скрынникова поддержали специалисты по истории Сибири Д.И. Копылов и А.Т. Шашков. Датировку похода Ермака 1582 г. ещё в 1870-х гг. предлагал Н.И. Костомаров, что не умаляет доказательной базы Скрынникова. Сейчас хронологию Скрынникова разделяют многие историки. Однако не все согласны и считают, что, достигнув перевала, ермаковцы остановились на зимовку. Ведь за неполных два месяца ермаковцы должны были преодолеть речной путь в 1500 км, из них 300 км — против течения быстрых уральских рек — Чусовой и Серебряной, проложить в тайге волок в 25 верст, перетащить по нему струги и грузы, а на сибирских реках сражаться с татарами и вогулами. График получается слишком напряженным.

В 1980-х гг. студенты Пермского университета прошли на лодках путь Ермака, но за четыре месяца. Скрынников объясняет неудачу экспериментальной проверки тем, что за прошедшие 400 лет уральские и сибирские реки сильно обмелели. К тому же студенты — не казаки, а лодки — не быстроходные струги. Шашков — также сторонник быстрого взятия Сибири — немного отодвигает начало похода и пишет, что ермаковцы отправились в путь «не позднее середины августа 1582 г.». Как видим, все версии похода Ермака имеют слабые стороны, но при всем том хронология Скрынникова — Шашкова согласуется с документами и будет принята здесь за основу в изложении событий Сибирского взятия.

 

8.4. Покорение Сибирского царства

 С берега Яика на Чусовую. Разбив набеглых ногайцев на волжской переправе у Соснового острова (август 1581 г.), местные станичники и ермаковцы занялись преследованием налетчиков. Беглецы уходили на восток, ища спасения за Яик-рекой, но казаки их перехватили и довершили разгром. Был конец августа, и прикаспийская жара ещё не спала. Вымотанных скачкой людей и коней мучила жажда, казаки повернули к Яику:

Как на дикий берег, как на чёрный ерик

Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.

Сбив лошадей в табуны и выставив охрану, казаки разбили стан. Казалось, вокруг ни души, кроме сусликов, но зоркие глаза степняков сразу заприметили чужаков. Тревога охватила улусы: «Хабар бар? — Бар. — Новости есть? — Есть». Степное «длинное ухо» работало. Кочевники сворачивали юрты и уходили подальше. Казаки явно затевали новое дело. Но на сей раз страхи ногайцев были напрасны: казаки замышляли не новый поход на Сарайчик, а обсуждали предложение купцов Строгановых.

Собралось без малого полторы тысячи волжан и ермаковцев. Все знали друг друга: вместе «полевали» в степи, отбивали христианский ясыръ, сами шарпали бухарских, персидских, да, что греха таить, и русских купцов. Но ермаковцы чаще служили государю, а вольные казаки — своей удаче. Народ собрался пестрый: были здесь природные донские, волжские и терские казаки, запорожцы, крещёные татары и разный беглый люд — посадские и дворяне, боевые холопы и крестьяне. Родом не чинились, но происхождение часто становилось прозвищем. Так, Никита Пан был из литовских земель, Мещеряк — с Мещёры, а Черкас Александров — из Малороссии.

Вскоре раздался зычный голос есаула с жезлом: «Гей-я атаманы молодцы, сходитеся в войсковой круг». Казаки круг составили. В круг вошел неказацкого вида пожилой мужчина в дорогом кафтане, снял соболиную шапку, поклонился казачеству на четыре стороны и подал есаулу бумагу. Тот передал ее Черкасу Александрову, молодому грамотею. Снова прокричал есаул: «Помолчи атаманы молодцы». Смолк говор и смех, Черкас вслух читал письмо. В нем богатые купцы Строгановы приглашали к себе казаков защищать землю Пермскую: «Имеем крепости и земли, но мало дружины: идите к нам оборонять Великую Пермь и восточный край христианства». Купцы обещали казакам всякие припасы и ходатайство о прощении их воровства у государя.

Стали говорить атаманы. Первым начал Богдан Барбоша. Атаман не верил ни в чёрта, ни в царя и советовал казакам осесть на Яике, основать городок и жить по своей воле. Очень многие его поддержали. Затем слово взял Ермак — немолодой, осанистый. Был он росту среднего, крепок мышцами, широк плечами; имел лицо плоское, но приятное, бороду чёрную, волосы темные кудрявые, глаза светлые быстрые. Ермак нашел слова убедительные. Говорил, что на Волге быть — ворами слыть, на Яике жить — «а се добычи нет», а на Дон пойти — казаками слыть, под донскими ходить атаманами. Лучше уйти к честным людям Строгановым, защищать православных от язычников. Ермака поддержал Иван Кольцов, по прозванию Иван Кольцо. Был он осужден к лютой казни, но хотел душу спасти и заслужить государево прощение. Горячо говорил Кольцо. ...Но не всех убедил: 800 казаков решили остаться, а 540 — идти к Строгановым.

Для похода казаки избрали атаманов и есаулов. Атаманом стал Ермак Тимофеевич, его «сверстниками» (помощниками) — Иван Кольцо (Иван Гроза) да Богдан Брязга. Выбрали есаулов и младших атаманов. От ермаковцев — Матвея Мещеряка, Якова Михайлова, Черкаса Александрова. От воровских казаков — Никиту Пана и Савву Волдырю. Избрав атаманов, казаки, времени не теряя, сделали большой конный переход до Волги, пересели в припрятанные у Соснового острова струги и споро погребли вверх по Волге. Избежав встречи с царскими войсками, они доплыли до устья Камы, свернули в реку и, опять же идя против течения, к 26 сентября 1581 г. достигли пермских владений Строгановых. Но казаки не направились вверх по Каме к строгановской столице, Орлу-городку, а свернули на Сылву, где побили возвращавшихся из набега вогулов пелымского князя Аблегерима. На Сылве же ермаковцы выбрали место для зимовки. «Кунгурский летописец» сообщает:

«И погребли по Сылве вверх и в замороз дошли до урочища, Ермакова городища ныне словет; и идучи у жителей обирали хлебы и запасы и тут зимовали, и по за Камени вогуличь воевали и обогатели, а хлебом кормилися от Максима Строганова. И в поход ходиша на вогуличей 300 человек и возвратишася з богатством в домы своя и на подъём в Сибирь и к тому приправиша вдоволь легких струг с припасы».

Скорость перемещения казаков, их неутомимость и боеспособность потрясают. За этим стоит выучка — навыки наездников, гребцов и мастеров на все руки, физическая и боевая подготовка и жесткая дисциплина. О казаках принято думать как о прекрасной коннице. Это, разумеется, верно, но неполно. Казаки прославили себя и как пехота, например при «Азовском сидении». В XVI в. особенно ярко выступали достоинства казаков как речной пехоты. Сравнить их можно с новгородскими ушкуйниками, которых они и заменили. Казачьи струги — долбленки с нашитыми бортами, как и ушки, имели по рулевому веслу на носу и остроносой корме, так что судно, не разворачиваясь, могло плыть вперед и назад. Струги дали казакам преимущество перед татарами и ногайцами — ведь в конных сшибках противники стоили друг друга, но, плывя по рекам (и морю), казаки внезапно появлялись там, где их не ожидали, и громили всё вокруг. Именно так был полностью разорен Сарайчик, столица Ногайского ханства (1580).

Особо следует сказать о воинском порядке. Люди вольные, решавшие важные вопросы большинством, казаки умели и подчиняться. В походе атаман получал полную власть и сурово карал за преступления и дезертирство. В «Кунгурском летописце» рассказывается, как наводили порядок у Ермака: «Указ на преступление чинили жгутами, а хто подомает отойти от них и изменити не хотя быти, и тому по донски: насыпав песку в пазуху и посадя в мешок, в воду. И тем у Ермака все укрепилися». Во время похода по Сылве «болши 20 человек с песком и камением в Сылве угружены». Зато в сибирском походе не было у Ермака смутьянов и беглецов.

Зимовка ермаковцев на Сылве, на отшибе от Строгоновых, скорее всего, связана с моментом дипломатическим: старанием Строгановых получить царскую грамоту, позволявшую принять на службу «воровских казаков». Действительно, в сентябре 1581 г. Семён и Максим Строгановы просят царя «их пожаловати, велети им дати людей с Перми Великие». А через месяц-полтора уже пишут челобитную с просьбой разрешить им набрать «охочих людей» в свое наемное войско. «Охочими людьми» были, очевидно, ермаковцы, хотя купцы прямо их назвать побоялись. 20 декабря 1581 г. Иван Васильевич издал грамоту, где все земским «охочим людям» разрешалось идти «на наем» к Строгановым. В ней ни слова о казаках, тем более о Сибири, но руки у Строгановых были развязаны.

Весной 1582 г. ермаковцы направились в городки Строгановых. В начале июня они забрали в Нижнечусовском городке у Максима Строганова запасы и оружие. Ермак же не раз посещал Орёл-городок и вел беседы с Максимом Строгановым. Там и была отлита затинная пищаль с дарственной надписью от купца атаману. За время зимовки на Сылве и походов против вогулов казаки ознакомились с местностью и получили представление о зауральских землях. Тогда и возникла идея похода за Камень. В августе подготовка к походу почти завершилась, но тут «Кучюмов сын Алей пришел войною на Чюсовую». В набеге участвовал и прошлогодний знакомец — Аблегерим. Попытка татар и пелымцев прорваться к Строгановым была казаками отбита: «Чюсовой сибирским повоевать не дали». Тогда сибирцы пошли на Чердынь, а у ермаковцев возникла дерзкая мысль — использовать случай, что лучшие сибирские войска воюют в Перми, и нанести удар по Сибирскому царству. В конце августа 1582 г. казаки выступили в поход.

Первое «Сибирское взятие». Путь Ермака в Сибирское царство известен. В атласе Ремезова — «Служебная чертежная книга», на карте Среднего Урала рукою автора сделана пометка: «Волок Ермаков» — и красным пунктиром обозначен путь по реке Серебрянке, по ее притоку Чуй, и далее за «Волоком» по рекам Журавль, Баранчук и Тагил. Есть подробная роспись того же маршрута в «Погодинском летописце», но, что поразительно, он же есть и в казачьих песнях, собранных Киршей Даниловым:

Покинув Строгановых, ермаковцы поднялась на стругах вверх по Чусовой и её притоку Серебрянке до волока к Журавлю, впадающему в Баранчук — приток Тагила. Путь этот был нелегок. Чусовая — река быстрая и мощная, вдобавок с большими валунами и подводными камнями. Казаки где возможно гребли, а где течение убыстрялось, бурлачили. Сделав всего одну остановку с суточным отдыхом, они добрались до Серебрянки, получившей имя из-за отливающей серебром воды. Здесь оказалось не легче: река, зажатая скалистыми берегами, текла с большой скоростью. Все же казаки преодолели течение и, пользуясь высокой водой, подвели струги к самому перевалу. Тагильские перевалы невысокие и нередко образуют болотистые седловины. Но предстояло переправить через горы несколько десятков тяжело груженных судов. Ермаковцы и тут оказались на высоте. Бросив большие струги и расчистив в тайге дорогу, казаки 25 «поприщ» (верст) «суда на себе волочили». За два дня перетащили все грузы к истокам речки Журавль, текущей с восточного склона.

На мелководном Журавле струги спустили на воду, а грузы поместили на наскоро сколоченные плоты. По колено в воде провели струги и плоты до Баранчука. Здесь дело пошло споро — река глубже, течение быстрое, за день доплыли до устья Баранчука при впадении в Тагил. Там устроили «плотбище» — поделали хорошие сосновые плоты и новые струги. Тагил был уже солидной рекой — шириной 60—80 метров, течение сильное, камней мало. Дул западный ветер, казаки поставили в стругах мачты с парусом и плыли по течению легко и быстро. Сибирская природа отличалась от Приуралья: вместо мрачноватой темно-зеленой пармы, мощных ельников Перми Великой, пошли сосновые боры, чередующиеся со светлыми березняками и желтеющими осиновыми лесами. Места для русского глаза веселые, но лешие — вокруг ни души.

Незаметно река донесла струги до впадения Тагила в Туру. Поплыли вниз по Туре, широкой реке с лесистыми берегами. Изредка попадались вогульские селения, паули, из несколько бревенчатых изб с амбарчиками на сваях. Их обитатели с любопытством, но без явной вражды смотрели на пришельцев. Станичники расслабились, за что чуть не поплатились. Передовой струг вырвался вперед, чтобы подготовить место для стоянки. Казаки причалили к заросшему лесом берегу. Внезапно их окружили вогульские воины. Казаки от неожиданности даже не сопротивлялись. Правда, вогулы тоже не знали, что делать дальше. Тут появился основной караван. Увидев неладное, ермаковцы дали несколько выстрелов. Этого было достаточно: вогулы разбежались, бросив пленников.

Ниже по Туре на крутом берегу на горе открылся укрепленный вогульский городок. Возле него собралось многочисленное войско. Ермак крайне нуждался в языке, чтобы разузнать о делах в Сибирском царстве. Он приказал идти на высадку. Приблизившись к берегу, казаки дали залп из мушкетов и аркебуз. Сибирские воины упали, кто со страху, кто ранен был, кто убит, потом опомнились, вскочили и побежали. В здешней глуши ещё не слышали огнестрельного оружия. Взяли городок князца Епанчи, но знающего языка не захватили. В «Погодинском летописце» об этом есть запись: «Догребли до деревни до Епанчины и тут у Ермака с татары с кучюмовыми бой был, а языка татарского не изымаша».

Весть о казаках достигла Кашлыка, но Кучум посчитал поход Ермака пограничным набегом: «А приходу на себя Ермакова не чаял, а чаяху, что воротится на Часовую». Струги же продолжали плавание по Туре, а потом по Тавде. При слиянии Тавды с Тоболом станичникам, наконец, удалось взять языка — мурзу Таузака, «царева Кучюмова двора». Таузак «поведа им все про царя Кучюма» и был отпущен обратно с подарками. Кучум встревожился не на шутку. Против казаков он послал племянника, царевича Маметкула, с имевшимся под рукой войском, сам же разослал гонцов по татарским улусам и городкам вогульских и остякских князцов. По преданию, гонцы вручали стрелы с позолоченными наконечниками, означавшими требование немедленно выступить на помощь хану.

Маметкул с множеством «тотар, и остяков, и вогулич, и прочая языцы» встретил ермаковцев в урочище Бабасан на Тоболе. Казаки не смутились числом неприятеля: «Казацы же, видевше таково собрание поганых, нимало того устрашишася. Бысть же ту брань велия, и побита поганых множество, на бежение поганый устре-мишася». На суше ермаковцы стали применять ту же тактику, что на воде, когда гребцы одного борта давали залп, а другие заряжали ружья. Теперь и на суше пищалыцики, поделившись на две группы, стреляли попеременно: «Ермак товарищем своим козаком повеле стрелять половине, а другой стояти до исправы». Эту тактику приняли в России лишь в следующем столетии.

Казаки продолжили плавание по Тоболу и доплыли до улуса ханского визиря Кадыргали-бека, известного в русских летописях как Карача (по-татарски — главный визирь). Они взяли приступом его городок и нашли там запасы всякого добра и много замечательно душистого меда, который снесли в струги. У слияния Тобола с Иртышом был ещё бой с конными и пешими татарами, и вновь победили казаки. К этому времени Кучум уже собрал ополчение и расположился на Чувашевой горе неподалеку от Кашлыка, вокруг же горы создал засеки. Казаки увидев войско многочисленное, как песок, не решились высаживаться. Они проплыли вверх по Иртышу и захватили городок Атики-мурзы. Там собрали казачий круг и ночь провели в спорах:

«Нощи же пришедши, и быша вси в размышлении, видевше таково собрание поганых, яко битися единому з десятию или з дватцатью поганых. И убояшася, пристрастьни быша. И восхотеша тоя нощи бежати, друзии же не восхотеша, яко уже осень, но упо-ваша на Бога, утвердиша же и прочих, яко да идут заутра противо поганых, уповаша на Бога».

Утром 26 октября 1582 г. струги причалили к Чувашеву. Казаки вышли на берег, помолились, готовясь к смерти, развернули знамена и с криком: «С нами Бог!» — пошли на приступ. Поганые метали стрелы сверху засеки и из бойниц, и многих из Ермаковой дружины уязвили, иных до смерти. Видя русских падение, татары сами проломили засеку в трех местах и пошли на вылазку. Разгорелась битва. Поганые были одеты в железо и защищены медными щитами. Казаки палили в них из пищалей и бились врукопашную. Помалу поганые начали оскудевать и слабеть, казаки же Божией помощью стали одолевать безбожных и свои знамена на засеку воздвигли. Первыми побежали остяцкие князья со своими людьми, потом вогулы и татары. Маметкул же был ранен и еле успел на «малой лодице» за Иртыш уплыть. Кучум, стоя на высоком месте, видел народов своих побеждение и бегство. Плача от стыда, что побил его простой казак с малым войском, призвал он мурз и уланов бежать и сам бежал в степь, едва захватив часть казны.

В тот же день, 26 октября, казаки вошли в Кашлык. Город был пуст, все жители бежали. В городе нашли казаки запасы многие, а в царских хранилищах сокровища и меха. Все богатства Ермак между казаками разделил. На четвертый день пришел остяцкий князец Бояр с остяками и привез много даров и запасов. Ермак принял остяков ласково и отпустил назад со всяким удовольствием. Потом стали приходить татары с женами, детьми и родичами, принося дань. «И велел Ермак им в домах своих жить по-прежнему, как жили при Кучуме». Обещал им помощь и защиту, если добровольно повиноваться будут. «Тем учинилось, что Сибирь несколько времени желанным покоем наслаждалась, казаки в малом количестве часто разъезжали по татарским деревням не чувствуя никакого озлобления. Но... из-за этого очень смелы и неосторожные стали ...вскоре произошел случай, который снова повод для большей предосторожности дал». 5 декабря 20 казаков, рыбачивших на озере Абалак, заночевали без охраны. Внезапно появился Маметкул с большим войском и всех их перебил. Узнав о гибели казаков, Ермак опечалился и, возъярясь сердцем, кинулся с дружиною в погоню. И был с погаными тяжкий бой, и побил их Ермак немилостиво.

Лев — символ могущества, а единорог, индрик-зверь, — благоразумия, чистоты и строгости.

За зиму Ермак многих татар, остяков, вогулов «по их верам» привел к шерти под высокую государеву руку, взяв с них клятву быть под царскою рукою до веку, ясак давать без переводу и не замышлять зла русским людям. Умеренность и веротерпимость русских завоевателей поражает по сравнению с любыми европейцами в колониях, особенно с испанцами и англичанами. Ермак делал всё возможное, чтобы иметь добрые отношения с покорившимися сибирцами. Он определил им легкую дань (много меньшую, чем у Кучума) и со всей строгостью следил, чтобы его боевые товарищи не обижали мирных жителей, особенно женщин. «Блуд» и «нечистота» были у Ермака в «великом запрещении». Сам он, судя по преданиям, вел жизнь целомудренную. Доброе отношение к местным жителям принесло плоды — многие остяцкие и вогульские князцы добровольно признали власть Ермака и привели ясак, а князец Ишбердей помогал казакам не за страх, а за совесть. Были у Ермака доброжелатели и среди татар.

Весной 1583 г. казаки отправили в Москву сеунчей с письмом государю и собранным ясаком — 60 сороков соболей с брюшками и хвостами, да 50 бобров чёрно-карих, да 20 лисиц чёрно-бурых, да трех человек из приближенных царя Кучума со слугами их. Во главе посольства стояли Савва Волдыря и Иван Александров по прозвищу Черкас. Осенью 1583 г. посольство приняли в Кремле. Иван Васильевич, услышав милость Божию, что Бог ему, государю, покорил Сибирское царство, восславил Господа, вины казакам простил и всех пожаловал: «Ермака же своим царским жалованием заочьным словом пожаловал. Казаков же государь пожаловал своим царьским жалованьем, денгами и сукнами». И велел послать в Сибирь 300 стрельцов во главе с князем Волховским.

В ту же весну, что было отправлено посольство в Москву, пришел к Ермаку мурза Сеинбахта Тагин и поведал, что царевич Маметкул стоит на реке Вагае в 100 верстах от Искера. Атаманы отобрали 60 проворных молодцов и послали на Вагай. Ночью казаки напали на татар, многих побили, а Маметкула «взяли жива» и привели в город. Ермак принял царевича как дорогого гостя, но держал под крепкой стражей, а в 1584 г. отослал в Москву. Фёдор Иоаннович пожаловал Маметкула жалованьем и вотчиной. Уже в 1585 г. Маметкула ввели в командный состав одного из московских полков, а в следующем году он возглавил сторожевой полк.

Между тем атаманы совершали походы по Иртышу и Оби и на запад — на Тавду, подчиняя остяцких и вогульских князцов. Обычно сопротивление было слабое. Казаки покоряли не столько оружием, сколько своей славой. На стругах играла музыка, на берег казаки сходили в красивых кафтанах. Все склонялись. Станичники не только собирали ясак, но любопытствовали местным богам, слушали предсказания шаманов и искали золотую бабу, знаменитого идола угров. Но золотую богиню найти не удалось. Бывали и серьезные бои, в одном из них погиб Никита Пан. В подобных случаях казаки поступали жестоко.

Богдан Брязга, посланный вниз по Иртышу собирать ясак, встретил в устье Аремзянки татар весьма упорных, засевших в городке с крепким палисадником и не желавших ни о какой сдаче слушать. Брязга пошел на приступ: «Городок крепкий взял боем и многих лутчих мергеней повесил за ногу и растрелял... и ясак собрал за саблею и положил на стол кровавую, и велел верно целовати за государя царя». Казаки запомнили эту историю не из-за казни заводил — обычного дела в те времена — или целования сабли, принятого при присяге у местных татар, а из-за унизительности казни и присяги. Ермак никогда себе такого не позволял. Но на первых порах жестокость Брязги работала: «Татары и за страх грозы не смели не токмо руки поднять, ниже слова молвити во всей волости Кадцынской».

Для врага Ермака, Кучума, в ту пору все складывалось плохо. В сибирских степях появился претендент на трон и к тому же кровник. Из Бухары с отрядом казахов пришел князь Сейдяк (Сеид-хан) — сын и племянник казнённых Кучумом братьев-тайбугидов — Бекбулата и правителя Сибири Едигера. Многие татары тогда откачнулись к Сейдяку как к законному владыке Сибири. Начался раскол и в лагере Кучума. От него отделился влиятельный вельможа — Карача, со своими людьми он откочевал к Чулымскому озеру. Но Кучум не сдавался, хоть войско его сильно уменьшилось. Он жестоко карал отшатнувшихся от него татар и внимательно следил за казаками, выжидая момент для удара.

Удар по ермаковцам нанес не Кучум, а Карача. В сентябре 1584 г. он прислал к Ермаку послов с подарками и обещанием дать шерть российскому государю, если казаки помогут ему в походе против ногайцев. Ермаковцы посовещались и решили отрядить Караче в помощь Ивана Кольцо с 40 казаками. Казаки прибыли в стан Карачи, их радушно приняли, устроили пир и... всех зарезали. Ермак со станичниками очень переживали гибель товарищей, но сыскать Карачу в обширных Барабинских степях было что иголку в сене.

В ноябре 1584 г. в Кашлык пришла долгожданная помощь — 300 стрельцов во главе с князем Семёном Волховским и стрелецким головой Иваном Глуховым. Казаки на радостях щедро одарили пришедших соболями и лисами. Вскоре, однако, выяснилось, что стрельцы не привезли с собой никаких припасов. Путь ермаковцев оказался им не по плечу: стрельцы затратили на него пять месяцев. Перетаскивая струги через волок, обессилели и бросили их вместе с припасами; шли налегке, надеясь на Ермака. Воеводы плохо представляли жизнь в Сибири: не знали, что хлебопашество у сибирских татар мало развито и казаки, обеспечив себя зерном в обрез, сами надеялись на хлеб из России. Казаки помогли чем могли: устроили стрельцам зимние жилища, снабдили мехами, чтоб не замерзли, но продуктов много они дать не могли. Как назло, зима оказалась на редкость холодной — охотиться и ловить рыбу не было возможности. Начался голод, к нему присоединились болезни. К концу зимы умерло большинство стрельцов, вместе с воеводой Волховским, и немало казаков. Выжившие — 200 казаков и 50 стрельцов с воеводой Глуховым — были больны и слабы.

Ближе к весне пришло облегчение: стихли морозы, ясачные татары и ханты стали привозить битую дичь, рыбу, даже овощи. Казаки постепенно оправились. И вовремя. В марте 1585 г. пришел Карача в силе и мощи своей и обложил весь Кашлык обозами. Сам Карача, опасаясь вылазки, встал в трех верстах от города. Началась осада. Татары на приступ не шли, хотели казаков заморить голодом. Наступила весна: все зазеленело. Потом и лето пришло. 12 июня Матвей Мещеряк с отрядом казаков ночью тайно вышли из города: «Ни голосу, ни визгу ни от единого казака не было». Минуя часовых, казаки прокрались к стану Карачи и напали на него. Спящих поганых казаки посекли множество и двух сыновей Карачи убили. Карача и с ним немногие за озеро побежали. Иные же бежали к татарскому войску, осаждавшему город, и им все поведали. Когда наступило утро, татары устремились к месту битвы, «надеяхуся казаков смерти предати». Казаки же нимало не устрашились, стреляли из-за кустов и ходили на вылазки. К полудню татары отступили. Казаки возвратились в Кашлык, славя Господа, а Карача «отъиде восвояси с срамом».

1 августа 1585 г. пришли к Ермаку вестники от бухарцев, торговых людей, и поведали, что царь Кучум на Вагае бухарский караван не пропускает. Ермак с частью казаков пошел вверх по Иртышу на стругах им на встречу. Дойдя до Вагая, бухарцев он не нашел и пошел по Вагаю вверх до урочища Атбаш, но и там не нашел бухарцев. Казаки возвратились к устью Вагая и расположились на ночевку на острове между Вагаем и Иртышом, отделенным от суши протокой, известной как «перекопь», якобы некогда вырытой. Казаки расположили стан на берегу Иртыша, рядом с причаленными стругами. Была непогода, лил дождь, уставшие люди крепко заснули. Между тем призыв бухарцев о помощи был ловушкой, придуманной Кучумом и Карачей. К тому времени они помирились. Татары все время незаметно следили за казаками. На Вагае они «стояще в прикрыте за речкою в трех верстах и менши, в темном диком суземье, при речке вельми топкой». Известен им был и брод через протоку. Рассказы летописцев, что Кучум посылал для проверки приговоренного к смерти татарина и тот вернулся с тремя казацкими пищалями, представляется легендарным. Просто сморенные усталостью казаки, чувствуя себя в безопасности, крепко спали в «пологах» под шум дождя. В ночь с 5 на 6 августа татары, перебравшись по тайному броду, напали на казачий стан. Летописцы утверждают, что татары перебили всех казаков. «Есиповская летопись» сообщает: «И нападоша на нь, и побиша, токмо един казак утече». Сходно сказано в «Погодинской» и «Строгановской» летописях и в «Истории» Ремезова. В обычно цитируемом списке «Синодика Ермаковым казакам» также гибнут все казаки: «Поганые же подсмотриша их и напалота на станы их нощию... и там все [казаки] избиены быша». Ситуация изменилась, как пишет Скрынников, когда в архивах нашли ранний список «Синодика». Об избиении татарами спящих казаков там сказано: «И подсмотреша нечестивыя и нападоша на станы их нощию, и ужаснушася от нечестивых и в бегство приложишася, а иным [суждено было остаться] на станах побитым и кровь свою пролита Яков, Роман, Петра два, Михаил, Иван и Ермак». Из раннего списка «Синодика» следует, что массового избиения спящих не было, почти все казаки спаслись и уплыли на стругах, а погибло всего несколько человек, но один из них был Ермак.

Об обстоятельствах гибели Ермака сведения разноречивы. В «Есиповской летописи» сказано, что Ермак утонул из-за тяжелой брони: «Ермак же, егда виде своих воинов от поганых побиеных... и побеже в струг свой, и не може дойти, понеже одеян [бе] железом, стругу ж отплывшу от брега; и не дошед, утопе». Ремезов уточняет, что Ермак утонул под грузом двух панцирей, подаренных Иваном Грозным: «Ермакъ же, видя своихъ убиение... бежа в струг свои и не може скочити: бе одеянъ двема царскими пансыри. Струг же отплы от брега, и не дошедъ, утопе месяца августа въ 6 день».

Скрынников считает, что Ермак не мог спать в броне и не было у него времени одеть панцирь, тем более два панциря. То, что Ермак именно утонул, а не остался на суше в числе убитых, известно не только из летописей, но из татарских преданий. Сообщается, что Ермак был сначала ранен, а уж затем утонул. В одном предании Ермак гибнет в струге от копья мурзы Кучугая. Кучугай «устремился за Ермаком в струг, стругу же отплывшу от брега и плывушу по рекы, они же показаша между собою брань велию, сразишеся друг с другом». Ермак уже «начатии одолевати», но у него развязался ремень на шлеме и открылось горло. Тут Кучугай и «прободе в гортань» великого атамана.

Когда казаки в Искере узнали, что начальный атаман «велеумный» Ермак с товарищами перебиты, они плакали по ним горько. Атаман Матвей Мещеряк собрал круг. На нем решали, что делать дальше. Казаки говорили, что осталось их всего 150 человек и против басурманских сил стоять некем, а если сесть в осаду, то помрут с голода. Атаман Мещеряк выразил общее мнение: «Когда уж на то Божья воля, то и город, по всей видимости, не удержать. Не лучше ли нам, собратья, из того города уйти и вернуться в Русь, откуда и пришли». И эти слова Мещеряка всем были по душе. Его поддержали и стрельцы с головой Иваном Глуховым. 15 августа 1585 г. казаки и стрельцы сели в струги и погребли вниз по Иртышу, потом Оби и новгородским «Чрезкаменным путем», перетащив волоком струги, спустились по Усе и Печоре до Пустоозера, в государеву крепость Пустозерск. Казаки не знали, что, когда они покидали Искер, туда спешили струги воеводы Ивана Мансурова с 700 стрельцами.

Что двигало ермаковцами. Для нас важно понять, что стояло за железным упорством казаков — их решением дать бой в 20 раз большему войску Кучума под Чувашевой горой, тяжкими зимовками в Кашлыке, стремлением вопреки тающим силам оставаться в Сибири, а не вернуться назад богатыми людьми. Ведь мехов они набрали премного ещё до боя у Чувашевой горы. Почему было не повернуть и не возвратится по известному и безопасному «Чрезкаменному пути»? Препятствия природные — опасность, почти безнадежность, отступления в зимнее время, когда станут реки, ничего не объясняют. Казаки могли пройти вниз по Иртышу, построить острог, там переждать зиму, а потом спокойно спуститься вниз по Оби. Ведь построил острог и зимовал на Оби воевода Иван Мансуров, когда, доплыв до Кашлыка, узнал, что Ермак убит, а уцелевшие казаки ушли за Камень.

Нет сомнения, что станичников манили ханские сокровища в Кашлыке. Но казаки знали, что главное богатство Кучума — «мягкая рухлядь». А пушнина не золото: ее сложнее сохранить, нужно выгодно продать, да и была она уже у казаков. Для людей момента и настроения, а ими были большинство авантюристов-завоевателей XVI в., меха представляли меньшую ценность, чем золото. Той всепоглощающей жажды золота, что двигала испанскими конкистадорами, у казаков к «мягкой рухляди» не было. Ведь как охотно они одарили мехами 300 стрельцов воеводы Волховского. Значит, надо искать иные, более возвышенные объяснения выдающейся настойчивости ермаковцев.

В жизни казаков и вообще русских людей XVI в., кроме интересов материальных, важное место занимал идеализм: чувство товарищества, вера в правоту христианства, желание послужить государю и Российской державе (не следует отказывать в сходных чувствах и конкистадорам). Идеалистические начала лежали в основе сплоченности и целеустремленности ермаковцев — свойств, которые вслед за Петром Турчиным стали определять понятием асабия. Книга Турчина «Война и мир и война: Жизненные циклы имперских наций» вышла в 2006 г. в Нью-Йорке в суперобложке с репродукцией картины В.И. Сурикова «Покорение Сибири Ермаком». В первой главе — «Отряд авантюристов покоряет царство. Ермаковцы казаки победители» автор цитирует целые страницы «Строгановской летописи». Из цитат центральное место занимают высказывания казаков перед боем под Чувашевом — здесь говорится о надежде на Бога, верности слову и государю Ивану Васильевичу, желанию пострадать за веру и защитить от поганых разоряемую Русскую землю. Турчин пишет, что сплоченность казаков и всех русских людей того времени позволила России стать великой империей.

Книга Турчина посвящена не России, а социальной психологии имперских этносов в период строительства и упадка империй. Высокая асабия этносов, строящих империи, проиллюстрирована примерами России, Рима и США. Не забудем, что Петр (Питер) Турчин — американец, хотя русского происхождения, и пишет в первую очередь для американского читателя. Русские, как и римляне, описаны им как эталонные имперские народы; в период создания империи они отличались исключительно высокой асабией — способностью к согласованным действиям для достижения важных для этноса целей. Наиболее ярко асабия русских проявилась в покорении и освоении Сибири.

Представления об асабии нисколько не противоречат и не отменяют понятие пассионарности, введенное Гумилёвым. По сути, они дополняют друг друга. В покорении Сибири участвовали пассионарии, в первую очередь сам Ермак. После его гибели среди ермаковцев осталось мало пассионариев, а новый атаман — Матвей Мещеряк, несмотря на храбрость и полководческие способности, настоящим пассионарием не был. Если бы он и казаки проявили упорство и остались в Кашлыке, то через месяц соединились бы с шедшим на подмогу войском воеводы Мансурова, и им не пришлось бы бежать из Сибири. Об этих событиях речь идет ниже.

Второе взятие Сибири. В то время как уцелевшие ермаковские казаки плыли вниз по Оби, к Кашлыку по Тавде и Тоболу спускались струги Ивана Мансурова. В «Погодинском летописце» сообщается, что с ним было 700 стрельцов и казаков, а в «Истории Сибирской» — что всего 100. Скорее всего, ратников было немного, ибо, встретив в Кашлыке татарское войско, Мансуров не решился дать бой. Вместо этого он попытался догнать уплывших казаков. Ратники поплыли вниз по Иртышу и, достигнув Оби, «поставиша град над Объю противъ устья реки и седоша зимовати». Зимовка началась неспокойно. Окрестные князцы, собрав ополчение, осадили русский острожек. На третий день осады остяки притащили большого идола и, поставив под березу вблизи палисада, камлали и жертвы приносили, чтобы взять городок. Тогда пушкари метким выстрелом разнесли на куски идола вместе с деревом. Нечестивые разбежались. Вскоре остяки вернулись с ясаком и предложением мира. Весной 1586 г. стрельцы Мансурова спустились по Оби, перешли через Камень и вернулись в Россию.

Гибель Ермака не вернула Кучума к власти. Хотя его сын Алей занял Кашлык, сидел он там недолго. Не успел Алей закрепиться, как появился с войском наследный тайбугид — князь Сейдяк (Сайд Ахмад). Произошла битва. В том бою пали 7 из 15 сыновей Кучума. Алей бежал. Кучуму оставалось отсиживаться в Барабинской степи и надеяться на случай. Сейдяк же закрепился в центральной части ханства: его поддерживал казахский хан, приславший племянника Ураз-Мухаммеда с войском. Из мурз на сторону Сейдяка перешел влиятельный князь Карача. Но Сейдяк чувствовал себя непрочно — он знал упорство Кучума. Никуда не исчезла и угроза возвращения русских, в чем Сейдяку скоро пришлось убедиться.

В 1585 г. Разрядный приказ послал в Сибирь 300 стрельцов и казаков во главе с воеводами Василием Сукиным и Иваном Мясным. Вместе с ними в поход шли ермаковцы с атаманами Матвеем Мещеряком и Иваном Александровым. Воеводам было поручено закрепиться на Туре, а Кашлык не трогать. Сукин и Мясной так и сделали — на высоком берегу Туры, на месте городка Чинги-туры, они основали Тюменский острог (1586). Местные татары спокойно приняли новую власть и стали платить ясак. В 1587 г. воеводы обратились в Москву за подкреплением. Сразу же 500 стрельцов во главе с Данилой Чулковым были отправлены за Камень. Чулков получил указание «Старую Сибирь» (Кашлык) в лоб не штурмовать, а выстроить поблизости новую крепость. Стрельцы Чулкова спустились по Тоболу и при впадении в Иртыш, в 15 верстах от Кашлыка, основали крепость Тобольск (июнь 1587 г.).

Сейдяк не хотел противоборства и вступил в переговоры. В сентябре 1588 г. Чулков прислал Сейдяку приглашение приехать в гости, чтобы договориться и жить дружно. Князь в ту пору охотился на птиц с ястребами вместе с Карачей и 16-летним казахским царевичем Салтаном (Ураз-Мухаммедом). Они посовещались и решили ехать. Поехали с охраной в 500 человек. Но в Тобольск согласились впустить только 100 воинов и без оружия. Как ни странно, Карача и Сейдяк согласились. Знатным гостям накрыли стол в воеводской избе, нукерам — на улице. За воеводским столом сидели стрелецкие сотники и Ермаковы атаманы. Казаки с ненавистью уставились на Карачу, убийцу Ивана Кольцо. Тут до гостей дошло, в какую ловушку они попали.

Задумался Сейдяк, не пьет и не ест. Увидев это, Данила Чулков обратился к нему: «Княже Сейдяк! Что зло мыслиши на православных христиан, ни пития, ни брашна вкуси». Сейдяк ответил, что зла никому не желает. Тогда Чулков взял чашу с вином и сказал: «Княже Сейдяк, аще не мыслиши зла ты и царевич Сал-тан и Карача на нас, православных христиан, и вы выпейте сие за здравие». Сейдяк принял чашу, стал пить и поперхнулся. После пили Салтан и Карача и тоже поперхнулись. Видя такой знак, все за столом поняли, что умыслили татары злое дело, но Бог обличил их. «И помахав рукою Данило Чюлков, воинские же людие начаша побивати поганых. Князь же Сейдяк вкинувся в окошко, за ним же и царевич Салтан, и Карача, но абие поимани быша и связани. Прочий же побиени быша». Остались ещё 400 вооруженных татар за стенами Тобольска. Русские сделали вылазку и их разгромили. Потерь было мало, но одна горькая — в бою пал атаман Мещеряк. В этот же день стрельцы Чулкова вошли в опустевший Кашлык.

Знатных пленников Чулков отправил в Москву. Там их приняли милостиво. Все получили поместья, Сейдяк впоследствии служил воеводой и воевал с поляками и шведами, а царевич Ураз-Мухаммед (Салтан), как Чингизид, сделал карьеру. В 1600 г. Царь Борис пожаловал ему Касимовское царство. Позже Ураз-Мухаммед участвовал в Смуте, но это — другая история. Для нас важнее оценить последствия поступка Чулкова. С моральной стороны оправдать его трудно, тактически же успех был полный — жители Сибирского царства вновь признали власть русского царя. Другое дело, что и без вероломства Чулкова Сибирь перешла бы к России и не было бы одного из немногих пятен на славной истории ее покорения.

Вероломство русского воеводы до сих пор обсуждается. Скрынников пытался оправдать Чулкова: «Едва ли можно предположить, будто Чулков сознательно заманил хана в западню. Скорее всего, события развивались под влиянием стихийных сил. Казаки не простили Караче вероломного убийства Ивана Кольца и других своих соратников. Они бросились на Карачу и связали его вместе с ханом. Ханская свита была перебита». С этим согласиться трудно. Если казаки напали на гостей из-за ненависти к Караче, то убить должны были именно его. Карамзин в свое время привел две версии: одну — где Чулков «в бою» взял в плен Сейдяка, и другую, по его словам, «менее вероятную» — предание, славящее «не мужество, а хитрость воеводы Чулкова, весьма не достохвальную».

После пленения Сейдяка русские продолжили устройство острожков. В 1589 г. был построен Лозьвинский острог, в 1593 —1594 гг. — Пелым, Березов и Сургут, закрепившие за Россией таежные массивы к северу от Тобольска; в 1594 г. — городок Тары, прикрывший Тобольск с юга. В 1590-х гг. наиболее населенные земли Западной Сибири уже находились под властью русских воевод. Часть татар платила ясак, другие — служилые татары— несли охранную службу вместе с казаками. Появились русские поселенцы. Русские крестьяне принесли новые приемы земледелия, татары их перенимали и передавали свои навыки. Складывалось многонациональное сибирское общество.

Между тем Кучум продолжал борьбу Он избрал тактику набегов, нападая на татар, подчинившихся российской власти. Кучуму не раз наносили поражения (1591,1595), но каждый раз он уходил.

На предложения признать власть царя и служить ему, Кучум отвечал, что он «вольный человек» и вольным умрет. 30 августа 1598 г. в битве на реке Ирмень при впадении в Обь рать воеводы Андрея Воейкова «из трех сыновей боярских, татарского головы Черкаса Александрова, трех атаманов и 400 без трех литвы, казаков и татар», наголову разбила полутысячное войско Кучума. Погибли брат и два внука Кучума, 6 князей, и 15 мурз, и 300 «чёрных» людей; в плен взяли 5 сыновей «салтана», 8 жен, 8 дочерей, 2 снохи. Кучум, с сыном Алеем, спасся в лодке.

Семью Кучума доставили в Москву. Годунов приказал устроить им торжественный въезд. Всех нарядили в роскошные одежды. Старшему из сыновей — Асманаку — выдали два кызылбашских (персидских) кафтана — один легкий, крытый камкой, другой теплый, на лисьем меху; ферезь — «сукно багрец червчат, на корсаках, завязки шолк зелен с золотом»; рубашку; шапку из лисы-чернобурки и желтые сафьяновые сапоги. Женщинам подарили шубы. На «царице» Сюйдеджан была шуба, крытая белой камкой, «на пупках на собольих, опушена атласом золотым, круг ее кружево и по швам шолк червчат да чернь с золотом, пуговицы серебряные». Въезд состоялся 17 января 1599 г. Впереди, по двое, ехали верхами русские воины, кто отличился в битве. Семейство Кучума везли в расписных санях; запряженных лошадей вели за поводья проводники в собольих шубах. «Царевен» и «царевичей» сопровождала свита из 50 человек.

Кучум к тому времени почти ослеп и оглох, но сдаваться не собирался: «Не поехал, деи я к государю и по государево грамоте своею волею, в свою пору я был совсем цел, а за саблею мне теперь ехать к государю не по что, а нынеча деи я стал глух, и слеп, и безо всякого живота». С немногими слугами он кружил по степи, приворовывая скот у калмыков и ногайцев, чтобы прокормиться, и был гоним, пока в 1601 г. ногайцы его не убили. С гибелью Кучума Алей объявил себя ханом. Но его действия были неудачными. В 1616 г. Алея взяли в плен и отправили в Москву, где пожаловали поместьем, оставив титул царевича сибирского. Ханом объявил себя другой сын Кучума — Ишим, а затем его сын — Аблай (1628). Всю первую половину XVII в. небольшие отряды воинов «царевичей» нападали на русские слободы, уводили скот, убивали крестьян. Уколы мелкие, но болезненные.

Были и крупные выступления под руководством кучумовичей — в 1648 г. и особенно в 1662—1664 гг., когда поднялись башкиры во главе с правнуком Кучума, Кучуком. Восстание башкир подавили, причем не, как сейчас пишут, «с особенной жестокостью», а, напротив, с умеренностью и великодушием. Когда зачинщиков бунта поймали, их пожурили и отпустили. Сочетание силы и терпимости делало сторонниками России не только знать, но простых татар. Не в «царевичах», а в русском царе видели татары защиту от степных хищников. В челобитной, отправленной в Москву, они жаловались государю на набеги калмыков и уверяли в преданности: «Они-де, твои государевы ясачные татарове... за тебя, государя, готовы головы свои положите, а нежели им бите с женами своими и с детьми в неволе у калмыцких людей».

Кучумовичи сами один за другим склонялись к России. Цари признавали в них Чингизидов, приглашали в столицу, наделяли землями, должностями и титулами. Внук Кучума Арслан правил удельным Касимовским царством (1614—1626), после него там правили его сын и вдова. Россия следовала византийским традициям — не истреблять и не отстранять знатных инородцев, а включать в состав элиты империи и даже провозглашать императорами. Такая политика обеспечила 1000-летнее существование Византии. Она же способствовала величию Российской и позже Советской империй.

Упрочение русских в Западной Сибири не обошлось без борьбы. Пелымское княжество, расположенное на восточных склонах Урала, оказалось в тылу Русской Сибири. Там проходил Лозьвинский путь из Соликамска в Сибирь. Во главе княжества стоял Аблегерим — старый враг русских, и пелымские манси (вогулы) постоянно нападали на поселенцев. Княжество решили завоевать. В 1593 г. князь Петр Горчаков основал Пелымский острог на Тавде. Тогда же из Москвы поступил наказ: «Послать ратных людей в малых судах ото всех воевод искать Аблегерима Пелымского». Следовало его «извоевать и угрозить», если откажется «идти под руку государеву». Пелымцам предложили подчиниться: «Чтобы они от государя на себя опалы большие не наводили, а пошли без боязни по государевым воеводам и Пелымского князя привели». При сопротивлении Аблегерим с сыном подлежали казни: «Самого князя и сына большего казнити... и меньшего сына с женою и с детьми взять с собою в Тобольский город». Согласно «Погодинскому летописцу», Горчаков Аблегерима «поймал». Младший сын и дети были отправлены в Москву.

В 1594 г. Горчаков покорил Кондинское княжество. Победы над пелымскими и кондинскими вогулами вряд ли дались бы легко, если бы не помощь их исконных врагов — кодских остяков, проводников русских в сибирской тайге. Энергичные, воинственные кодцы участвовали в подавлении восстания березовских остяков (1595) и принимали участие в походах русских войск при освоении Сибири. В челобитной на имя царя Алексея Михайловича от 1649 г. кодцы перечисляют свои заслуги:

«С прошлых, государь, годов, с Ермакова взятья Сибири... при великом государе царе Иване Васильевиче и иным государям царям служили мы, холопы твои, с кодскими князьями... города и остроги по всей Сибири ставили и на твоих государевых изменников и ослушников, на колмацких людей и на татаровей, и на остяков, и на самоядь, на тунгусов и буляшских людей, и на всяких ослушников служили мы, с березовскими и тобральскими казаками за один ходили».

Народы Западной Сибири, поначалу сопротивлявшиеся русским, обычно становились их союзниками и помогали в дальнейшем освоении Сибири. Так было с сибирскими татарами, с кодскими остяками, так оказалось и с селькупами Пегой Орды.

Селькупский князец Воня, союзник Кучума, имел 400 воинов и подчиняться не собирался. В 1598 г. воевода С.М. Лобанов-Ростовский нанес войскам Вони поражение, в том же году на землях селькупов был заложен Нарымский острог. Сын Вони Тайбохта уже водил селькупов в походы вместе с русскими. С 1610 г. он начал служить государеву службу в Нарымском остроге с жалованьем в год 3 руб. и по 4 чети муки, по чети круп, по чети толокна и по пуду соли.

Нередко сибирцы сами просили российского покровительства. В марте 1604 г. хан Тоян, князь эуштинских томских татар, подал челобитную Годунову с просьбой о защите и о возведении в Томской земле города. Он обещал помогать покорять «государевых непослушников» — кыргызов, енисейских телеутов, чатских татар, чтобы «ясак с них имати». Годунов принял под свою руку племя Тояна: «Великий государь... их пожаловал, велели у них в их земле в Томи поставити город и велели их от недругов от дальних земель всем оберегати... велели их беречи и льготить их во всем». Уже в начале октября 1604 г. строительство Томский крепости было закончено. Вскоре добровольно принесли шерть царю телеуты и четские татары.

В первом десятилетии XVII в. не только Сибирское царство, но и вся Западная Сибирь вошли в состав государства Российского. Местные народы были большей частью замирены, и многие помогали распространению русской власти. Крестьяне-переселенцы осваивали плодородную сибирскую лесостепь. От воинственных кочевников — монголов ойратов (джунгар), известных у русских как калмыки, енисейских кыргызов, казахов, последних кучумовичей — была создана сеть острожков и засек. Укрепленные города на восточной окраине сибирских владений России — Мангазея на севере, Томск и Кетский острог на юге — явились базой для покорения Восточной Сибири.

 

8.5. «Встречь солнцу»: Восточная Сибирь и Дальний Восток

 Присоединение Восточной Сибири и Дальнего Востока в XVII в. Западная Сибирь, столетиями посещаемая русскими и завоеванная в конце XVI в., составляет лишь треть огромного земельного массива Северной Азии, принадлежащего сейчас России. Остальные две трети — Восточная Сибирь и Дальний Восток — были в большей своей части покорены в первой половине XVII в. Масштабы содеянного и ничтожность сил, их осуществивших, поражают воображение. Русским первопроходцам потребовалось всего 54 года после гибели Ермака (1585), чтобы, идя «встречь солнцу», достичь побережья Охотского моря (1639). Этот беспримерный поход проходил в жестоких условиях северо-восточной Сибири, где зимой морозы достигают -50 °С, а летом невозможно дышать от обволакивающего гнуса.

Силы первопроходцев были до смешного малы. Обычно в отрядах было 40—50 человек, иногда и того меньше. Не следует думать, что трудности покорения пространств были чисто природные: местные племена — тунгусы (эвенки), ламуты (эвены), юкагиры — могли выставить сотни воинов, а якуты — так и несколько тысяч. А от первопроходцев требовалось не просто разведать враждебную землю, но «объясачить» ее обитателей, избежав по возможности затяжных военных действий. Тут нужно было сочетать достоинства воинские и дипломатические — умение вызвать не только страх, но и уважение и даже доверие. Подобное не всем удавалось. Были жадность и грабеж, были восстания и истребление русских отрядов, но дело в основном сладилось. Доказательством чему служит принадлежащая России Сибирь и по сей день неистребленные коренные сибирцы.

На юге Сибири сопротивление русской экспансии было много серьезнее, чем на севере. Енисейские кыргызы и буряты имели не только легкую, но и латную конницу, подобно монголам: «В государстве Алтын-ханов не только лутчие люди, но и их кони были защищены железными доспесями и приправами». До 30-х гг. XVII в. «огненного боя» у них не было; позже ружья появились, хотя и в ограниченном количестве. При маломощности русских сил — служилых людей в Сибири в 1626—1627 гг. было всего 1997, а вместе со служилыми татарами 2336 и даже во второй половине XVII в. число казаков и стрельцов не превышало 11 тысяч, конница кыргызов и бурят представляла серьезного противника. К началу XVII в. оба народа находились в зависимости от монгольских ханов. Буряты после недолгого периода сражений и восстаний предпочли власть Белого царя жестокой власти монголов. Кыргызы, напротив, воевали с русскими весь XVII в., пока в 1703 г. джунгарский хан Цеван Рабтан насильно не переселил их в Джунгарию.

Освоение русскими Восточной Сибири началось со строительства острогов по Енисею — Туруханска (1607), Енисейска (1619) и Красноярска (1628). В 1620 г. из Туруханска вышел Демид Сафонов по прозвищу Пянда с отрядом в 40 человек. Преодолевая сопротивление тунгусов, он прошел Нижнюю Тунгуску, проник в бассейн Лены (1623), плавал вниз и вверх по Лене, перешел на Ангару и спустился до Енисейска. За 3,5 года Пянда проплыл по рекам около 8 тысяч км, нашел волоки с Нижней Тунгуски на Лену и с Лены на Ангару и встретил два новых народа — якутов и бурятов. В 1628—1630 гг. землепроходцы исследовали притоки и верховья Лены. В 1631 г. Иван Галкин уже собирал на Лене ясак. В 1632 г. Петр Бекетов заложил Ленский острог, от которого берет начало Якутск. За два года он подчинил 31 князца — почти всю Центральную Якутию.

В 1633—1645 гг. отряды служилых и промысловиков из Якутска исследовали низовья Лены и побережье Ледовитого океана, а Иван Москвитин достиг Охотского моря (1639). В 1643—1646 гг. Василий Поярков из Якутска поднялся по Алдану и его притокам до волока к притокам Зеи. По Зее казаки спустились к Амуру, плыли до его устья, видели Сахалин. В 1646 г. Семён Шелковников заложил Охотский острог, первый порт России на Тихом океане. В 1648 г. Дежнёв и Федот Попов (Алексеев) на 7 кочах вышли из Нижнеколымска и плыли морем на восток до Большого Каменного Носа, где повернули на юг. В пути погибли 4 коча. За 80 лет до Беринга казаки прошли пролив между Азией и Америкой. Коч Дежнёва выбросило южнее р. Анадырь, где Дежнёв основал Анадырьский острог, а кочи Попова и Герасима Анкундинова добрались до Камчатки.

На юге Сибири отличился Курбат Иванов. В 1642 г. он первым из русских проник на берега Байкала и составил «Чертеж Байкалу и в Байкал падучим рекам и землицам». В 1649—1653 гг. Ерофей Хабаров с казаками из Якутска овладел богатой Даурской землей на берегу Амура. Русские подчинили и Бурятию. В 1660 г. был основан Нерчинский острог и в 1661 г. — Иркутский острог. Здесь перечислены далеко не все славные дела русских землепроходцев в XVII в. Не рассмотрено и дальнейшее движение «встречь солнцу»: походы Атласова на Камчатку (1697 —1699 и 1707—1711), освоение Северных Курил (XVIII в.), освоение Алеутских островов и Аляски (1741-1867).

 

8.6. Мифология покорения Сибири

 Мифы сибирских народов о Ермаке. Ермак — главная фигура сибирской мифологии и один из главных героев мифологии русской. Легенды и песни о Ермаке начали складываться сразу после его гибели. Первые легенды появились не у русских сибиряков, а у татар. Две из них есть в «Истории Сибирской» Ремезова. Первая из них — история о битве белого и чёрного зверя на острове при слиянии Тобола и Иртыша, предвещавшей победу русских над татарами. Вторая — сказание о чудесах, случившихся после гибели Ермака.

Утонул Ермак 5 августа, а 13 августа он всплыл, и принесло его к месту на Иртыше, где татарин Якыш ловил рыбу. Увидел Якыш две человеческие ноги, накинул веревку и вытащил тело на берег. Когда же увидел, что покойник в панцирях, то понял, что он не из простых, и побежал в юрты народ созывать. По двум панцирям все поняли, что это Ермак. Когда же Кайдаул-мурза стал снимать с него панцири, то потекла кровь изо рта и из носа, как у живого человека. Положил Кайдаул его нагого на лабаз, и послал послов по окрестным городкам, пусть приходят увидеть нетленного Ермака, и отдал тело, проклиная, в отмщении рода своего. И каждый, кто приходил, пускал стрелу в тело, и каждый раз начинала течь кровь. Птицы же летали вокруг, не смея прикоснуться к нему. И лежало тело 6 недель, до 1 ноября, пока не пришли Кучум с мурзами и остякскими князьями и вонзили в него стрелы и вновь потекла кровь. Тогда многим и самому царю Сейдяку он стал являться в видениях — «да погребут».

Тогда многие сошли с ума и именем Ермака по сей день божатся и клянутся. И настолько он был чуден и страшен, что, когда говорят о нем, без слез не обходится. И нарекли его богом, и погребли по татарскому закону на Баишевском кладбище под кудрявой сосной. А панцири поделили: один, в дар Белогорскому идолу, взял князь Алач; второй отдали Кайдаулу-мурзе. Кафтан взял Сейдяк-царь, а пояс с саблей дали Караче. И собрали на поминки 30 быков и 10 баранов и принесли жертвоприношения, поминая же говорили: «Если бы ты жив был, избрали бы своим царем, а то видим тебя умершим, забытого русского князя». И были Ермакове тело и одежды чудотворными: исцеляли больных, отгоняли недуги от рожениц и младенцев, на войне и на охоте приносили удачу. Видя это, абызы и мурзы запретили поминать его имя. Могила же его скрыта пребудет.

Ремезов сгустил краски, утверждая, что упоминание имени Ермака было запрещено абызами (духовными наставниками) и мурзами. Существует немало татарских преданий о Ермаке, что явно не укладывается в практику запретов. Кроме того, в остальных татарских легендах Ермак не обладает чудотворной силой. Но он всегда человек незаурядный. Надо сказать, что до недавнего времени у сибирских татар было уважительное отношение к Ермаку и никакого против него озлобления. Сейчас появились недоброжелатели, подзуживаемые националистами из Казани.

Предания о Ермаке были известны и калмыкам. Савва Ремезов рассказывает, что его отец, стрелецкий сотник Ульян Моисеевич Ремезов, ездил к калмыцкому тайше Аблаю передать один из панцирей Ермака, который тайша выпросил у русских. Аблай был чрезвычайно счастлив, получив панцирь, целовал его, хвалил царя, а потом поведал Ульяну, что Ермак похоронен под сосной на Баишевском кладбище. По просьбе Ульяна он написал на своем языке подробную повесть о Ермаке, как жил и как погиб, «согласно нашим историям», как был найден и творил чудеса. Тайша уверял, что земля с могилы Ермака обладает целебными свойствами и приносит удачу, а панцирь ему нужен как талисман, чтобы пойти войной на казахов. Говорил ещё, что над могилой Ермака в иные дни столб огненный стоит и татарам он кажется, а русским не кажется.

Помнят Ермака и манси (вогулы). Вогульские песни о Ермаке были записаны в конце XIX в. Несмотря на то что многие вогульские князцы воевали против Ермака, в песнях он положительный герой, добрый и красивый:

В другой песне о Ермаке поется как о защитнике вогулов от злых татар:

Казачьи песни о Ермаке. Сибирский поход Ермака наиболее полно отражен в песенном рассказе «Ермак взял Сибирь» из сборника Кирши Данилова, составленного в XVIII в. с голоса «сибирских людей» по заказу уральского заводчика П. А. Демидова. Песня сложилась вскоре после гибели Ермака, но были наслоения, внесшие изменения в её содержание и лексику. Так, в песне Ермак кается в убийстве посла Карамышева, утопленного донцами в 1630 г. Появляются несвойственные XVII в. слова — «баталия», «матрозы», «фатеры». Вместе с тем в песне с поразительной точностью описан путь ермаковцев в Сибирь и такая воинская хитрость, как увеличение видимости силы чучелами:

Песня начинается с круга в Астрахани, где казаки решают, куда идти после убийства «посла персицкова». Ермак перечисляет возможные места исхода (Волга, Яик, Казань, Москва) и предлагает идти в «Усолья ко Строгановым». У Строгановых казаки «взяли запасы хлебныя, много свинцу пороху и пошли вверх по Чюсовой реке». Следуют близкие к «Истории» Ремезова подробности пути с двумя зимовками. От «Тоболской горы» казаки разделились: «Ермак пошол усьем верхнием, Самбур Андреевич — усьем среднием, Анофрей Степанович — усьем нижнием». Описана «баталия великая» атаманов Ермака с «татарами котовскими». Меж тем Ермак со своею дружиною прошел «лукою Соуксанскую» и полонил Кучума «царя татарскова». Тогда татары «сокротилися»: «И пошли к нему Ермаку с подарачками». Ермак дань принял, а на место Кучума утвердил «Сабанака татарина». Всю зиму Ермак шил шубы и шапки соболиные, а потом с казаками отъезжал в «каменну Москву».

В Москве Ермак подкупил «болшого боярина» Никиту Романовича, чтобы тот доложил о нем царю грозному на праздник Христов день, когда государь пойдет с заутрени. «В та поры» доложил царю Никита Романович, что Ермак Тимофеев «с товарыщи», с повинностью пришли и стоят на Красной площади. Тотчас их к царю представили в «тех шубах соболиныех». Царь удивился и не стал больше спрашивать, а велел разослать «по фатерам, до тово часу, когда спросятца». Был праздник царю и пирование, что полонил Ермак Кучума — царя татарского и вся сила покорилась царю грозному, царю Ивану Васильевичу. По прошествии праздника приказал царь Ермака пред себя привести. Тотчас их царю представили. Стал расспрашивать царь, где гулял атаман, сколько душ погубил, как Кучума полонил. Ермак пред царем на колени пал и подал ему письменное известие. И сказал таковы слова:

На то государь не прогневался, но и паче умилосердился. Приказал Ермака пожаловать и послал его в сторону сибирскую брать с татар дань в казну государеву. Прошел год-другой с того времени, взбунтовались татары «на болшой Енисее реке». А у Ермака все казаки были разосланы и было только казаков на двух лодках-коломенках. Стали биться они с татарами, и захотел Ермак помочь товарищам на другой коломенке. Ступив «на переходню обманчиваю», правою ногою поскользнулся он:

В других песнях поют о казачьем круге и решении идти к Строгановым, одна из них пересказана в «Строгановской летописи». Известны песни, где вспоминают атаманов Ермака — Ванюху Кольчушку (Ивана Кольцо) и есаула Асташку Лаврентьева, но описание «Сибирского взятия» есть только в песне «Ермак взял Сибирь». Сам Ермак является центральным героем в казацком фольклоре; с ним сопоставим лишь Степан Разин. В большинстве казачьих песен подвиги Ермака происходят не в Сибири, а в казачьих землях: Ермак помогает Ивану Грозному взять Казань, грабит корабли на Волге, под Азовом и на Каспии, сражается с турками. Ермак вводится в круг богатырей, называется племянником Ильи Муромца, сражается с Калином-царем и с «бабой Мамащиной». Особенно были популярны песни о взятии Ермаком Казани. В этих песнях Иван Грозный жалует казакам за службу «Тихий Дон». У Грозного и Ермака особые отношения, и Ермак далеко не проситель — он даритель. Не боится Ермак прямо при царе покарать злого боярина. В этой песне Ермак приходит к царю с повинной, а «думчий» боярин говорит, что Ермака мало казнить-вешать. Атаман раскручинился:

Народная любовь к Ермаку оказалась долгоживущей. Особенно любили Ермака в Сибири. А.П. Суворин, знавший русскую Сибирь середины XIX в., писал: «В Сибири у всякого крестьянина, даже самого бедного, висит в избе портрет атамана-князя Ермака».

Сибирские землепроходцы: исторический фольклор и записи современников. О сибирских землепроходцах осталось удивительно мало песен и легенд. Совершенно незаслуженно их величию. Причина тому — крайне редкая заселенность севера Восточной Сибири, где самые выдающиеся подвиги и совершились. Малочисленное русское население не могло оставить там устойчивых сказаний. Но для нас останутся в памяти немудреные слова самих первопроходцев. Мало кого из русских не может тронуть «отписка» Семёна Дежнёва:

«И носило меня, Семейку, по морю после первого Покрова Богородицы всюду неволею и выбросило на берег в передней конец за Онандырь реку. А было нас на коче всех 25 человек, и пошли мы все в гору, сами пути себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы. А шел я, бедной Семейка, с товарищи до Онандыры реки ровно 10 недель, и пали на Онандырь реку вниз близско море, и рыбы добыть не могли, лесу нет. И с голоду мы, бедные, врознь разбрелись. И вверх по Анандыре пошло 12 человек. И ходили 20 ден, людей и... дорог иноземских, не видали».

Дежнёв рассказывает, что люди, посланные им на Колыму за помощью, обессилили от нечеловеческих трудностей, повернули назад, но дойти не смогли: «Не дойдя до стану, обночевались, по-чели в снегу ямы копать». От голода не могли идти дальше. Только Фомка Семёнов и Сидорко Емельянов до стану дошли и сказали, что людей спасать надо: «И я, Семейка, последнее свое постеленка и одеялишка и с ним, Фомкою, к ним на Камень послал. И тех до-стальных людей на том месте не нашли... Осталось нас от 25 человек всего 12 человек».

От тех времен остались «скаски» и «распросные речи» Михаила Стадухина, открывателя Чукотки, Василия Пояркова, Ерофея Хабарова, Владимира Атласова.

В Западной Сибири главными героями в сказаниях о первопроходцах являются Ермак и его товарищи. Из других сюжетов примечательна «Повесть о городах Таре и Тюмени», повествующая о набегах калмыков на Тару в 1634—1636 гг. В Восточной Сибири исторические песни и предания записаны в Прибайкалье и Забайкалье. У Кирши Данилова есть песня «Поход селенгинским казакам» о неудачном набеге казаков на монгольские улусы. Сохранились сказания о стрелецком и казачьем голове Петре Бекетове — основателе Якутска, Олекминска, Читы, Братска и Нерчинска, енисейском воеводе Афанасии Пашкове, ставшем первым воеводой Забайкалья, окольничем Фёдоре Головине, отбившем монгольское нашествие на Забайкалье в 1887 —1888 гг. Характерно, что дворяне Пашков и Бекетов в преданиях становятся казаками. Пашков, что в «молодости Афанасий, был простым казаком», а «казак Бекетов, человек с доброй душой», был на редкость удачливый охотник: «Раньше уж как-то в охотничьих семьях заведено было: родится первый сын, значит, обязательно Петром нарекут. Пусть, дескать, таким же фартовым будет, как тот казак Бекетов».

О Пашкове и Бекетове пишет сосланный Сибирь протопоп Аввакум в своем «Житии». Пашков там изображен как главный сибирский мучитель страдальца за веру, а Бекетов — как невольная жертва Аввакума. Жестокости Пашкова, возможно преувеличенные, правдоподобны — здесь коса нашла на камень. Сам Аввакум пишет: «Десеть лет он меня мучил или я ево — не знаю; Бог разберет в день века». Описание же смерти Бекетова в Енисейске 4 марта 1655 г. противоречит фактам. Есть челобитная Бекетова от апреля 1655 г. с сообщением, что в марте 1655 г. он вместе с Онуфрием Степановым защищал от маньчжур Кумарский острог на Амуре. Свидетельства, что Бекетов был ещё жив в 1660—1661 гг., сомнительны. Скорее всего, он погиб во время «богдойского погрома» в 1656 г., когда отряд Степанова был разгромлен маньчжурами.

 

8.7. Русско-маньчжурский конфликт: мифология подвига

 Маньчжуры, а не китайцы. Участие Бекетова в защите Кумарского острога подводит нас к теме русско-маньчжурского противостояния в 1650 — 1680-е гг. События эти заслуживают места в пантеоне русской боевой славы. На Амуре казаки и служилые люди столкнулись не с сибирскими воинами, уступающими русским в вооружении и инженерной технике, а с армией империи Цин, одного из самых сильных и богатых государств мира. Столкнулись при соотношении сил, исключающем всякие шансы на успех. То, что малочисленным русским отрядам вообще удавалось в течение 40 лет противостоять цинским войскам, похоже на чудо. Отчасти чудо вызвано стремлением маньчжур избежать распыления сил и сначала завершить завоевание Китая, но немалую роль сыграла доблесть первопроходцев.

Русско-маньчжурский, или, как пишут, русско-китайский конфликт часто излагают искаженно. Его подают как стремление Китая сохранить за собой вассальные земли приамурских народов. На самом деле Китай никогда не владел Приамурьем. Земли эти входили в сферу влияния империи Чингисхана и его потомков, захвативших Китай (1235—1368), но, как только монгольское правление в Китае было свергнуто, северные его соседи вышли из вассальной зависимости. Одним из таких соседей были маньчжуры (чжурчжени), в ту пору раздробленные и не имевшие власти над племенами, жившими по Амуру и Уссури. Положение изменилось, когда Нурхаци объединил маньчжурские княжества (1596). В 1616 г. Нурхаци объявил создание государства Маньчжу Гурунь династии Цзин и завоевал китайскую провинцию Ляодун (1621). Сын Нурхаци, Абахай (1626—1643), дал династии новое имя Цин. К китайскому титулу хуанди (император) он добавил монгольский — Богдо-хан. При нем признали вассальную зависимость народы Приамурья. В период правления его сына Шуньчжи (1643—1662) маньчжуры завоевали Китай и империя Цин стала сильнейшим государством Восточной Азии.

Битва у Ачанска и «Кумарское сидение». В середине XVII в. маньчжурское влияние в Приамурье было минимально. Земли маньчжур начинались 600—800 км южнее Амура. В 1653 г. маньчжуры начали там строить оборонительную линию — «Ивовый палисад», прикрывающий их поселения от набегов с запада и севера. Неудивительно, что Василий Поярков, плававший по Амуру в 1643—1646 гг., не сталкивался с маньчжурами. Но казакам Ерофея Хабарова уже довелось перевидеться с маньчжурами. В первый амурский поход (1649—1650) они узнали, что местные дауры дают ясак «князю Богдою». Подчиниться Белому царю дауры отказывались и сбегали, бросив селения. Во второй поход (1651—1653) казакам сначала пришлось сражаться с местными племенами. Весной 1652 г. подошли и богдойские люди — двухтысячное войско во главе с военачальником Сифу (Исинеем). Было у них 6 пушек, 30 пищалей, пороховые мины. Богдойцы напали на Ачанский острожек, где зимовали русские. О дальнейшем повествует сам Хабаров:

«Марта в 24-й день, на утренней зоре, сверх Амура-реки славная ударила сила из прикрыта на город Ачанский, на нас, Козаков, сила богдойская, все люди конные и куячные [панцирные], и наш козачий есаул закричал в город Андрей Иванов служилый человек: братцы-козаки, ставайте наскоре и оболокайтесь в куяки крепкие! И метались козаки на город в единых рубашках на стену городовую, и мы, козаки, чаяли, из пушек, из оружия бьют козаки из города; ажио бьют из оружия и из пушек по нашему городу козачью войско богдойское. И мы, козаки, с ними, богдойскими людьми, войском их, дрались из-за стены с зори и до схода солнца... богдойские люди... у того нашего города вырубили они три звена стены сверху до земли; и из того их великого войска богдойского кличет князь Исиней... не жгите и не рубите Козаков, емлите их, Козаков, живьем... И в те стены проломные стали скакать те люди Богдоевы, и мы, козаки, прикатили тут на городовое проломное место пушку большую медную, и почали из пушки по богдойскому войску бити и из мелкого оружия учали стрелять из города, и из иных пушек железных бити ж стали по них, богдойских людях: тут и богдойских людей и силу их всю, божиею милостию и государским счастьем и нашим радением, их, собак, побили многих».

Хотя богдойцев было больше двух тысяч, а казаков всего 206 человек, но, увидев смущение неприятеля, казаки не убоялись множества и сделали вылазку:

«И как они, богдои, от того нашего пушечного боя и от пролому отшатились прочь, и в та пору выходили служилые и вольные охочие козаки, сто пятьдесят шесть человек, в куяках на вылазку богдойским людям за город, а пятьдесят человек осталось в городе, и как мы к ним, богдоям, на вылазку вышли из города, и у них, богдоев, тут под городом приведены были две пушки железные. И божиею милостию и государским счастьем те две пушки мы, козаки, у них, богдойских людей, и у войска отшибли, и у которых у них, богдойских людей, у лучших воитинов огненно оружие было, и тех людей мы побили и оружье у них взяли. И нападе на них, богдоев, страх великий, покажись им сила наша несчетная, и все достальные богдоевы люди от города и от нашего бою побежали врознь».

Разгром богдойцев был полный:

«И кругтого Ачанского города смекали мы, что побито? Богдоевых людей и силы их шестьсот семьдесят шесть человек наповал, а нашие силы козачьи от них легло, от богдоев, десять человек да переранили нас, Козаков, на той драке семдесят воем человек».

Были захвачены 2 пушки, 8 знамен, 17 ружей и обоз. Битва у Ачанска явилась сюрпризом как для маньчжур, так для русских. Первые убедились, что бородатые лоча действительно дерутся как злобные демоны. Губернатора наказали, а Сифу был смещён и получил 100 ударов плетьми. Казаки, со своей стороны, поняли, что их слишком мало, чтобы длительное время противостоять армии с «огненным боем» и что нужны подкрепления. Подкрепления прислали, но весьма невеликие: в августе 1653 г. с отрядом в 150 казаков пришел дворянин Дмитрий Зиновьев и предъявил царский указ, предписывающий «всю Даурскую землю досмотреть и его, Хабарова, ведать». Зиновьев выслушал жалобы казаков на Хабарова, трепал его за бороду и увез с собой в Москву. Там Хабарова оправдали и даже наградили званием сына боярского, но на Амур больше не пустили. Вместо Хабарова во главе казаков на Амуре остался Онуфрий Степанов.

Степанов был человек отчаянный и, несмотря на то, что было с ним меньше 500 человек, хотел наступать и покорять. К тому времени, дауры и дючеры по приказу маньчжур покинули берега Амура, оставив пустые земли, и казакам пришлось совершать походы в глубь Маньчжурии, чтобы добыть хлеба. Весной 1654 г. Степанов пошел вверх по реке Сунгари и столкнулся с маньчжурами. После ожесточенного боя казаки отступили и вернулись на Амур. Весной 1655 г. маньчжуры осадили Кумарский острог, где зимовали казаки. В отписке Степанова якутскому воеводе об этом написано:

«Да в нынешнем во 163 году марта з 13 день богдойское войско, собранье розных земель, приехав к Усть-Комарскому острожку, нас, холопей государевых, обсадили в третьем часу дни... А приехали те богдойские воинские люди со всяким огненным боем, с пушки и пищальми, и знамена у них всякой розной цвет».

Под стены острожка пришло 10-тысячное войско — «богдои, мунгуты, никаны, жючеры, дауры и иных многих розных земель», с ними было 15 пушек и мелкого оружия много. Сначала богдойцы захватили 20 человек «Ивашки Телятева с товарыщи», которые выходили из острога по судовой лес, и всех их побили. Затем началась осада. «Марта с 13 дня да апреля по 4 число» богдойское войско по Кумарскому острогу стреляли из пушек и «пущали огненные заряды для зажегу на стрелах». Марта в 24-й день богдойские люди учинили приступ. Для приступа у них имелись «всякие приступные мудрости»:

«И щиты у них были на арбах, а те арбы были на колесах, и щиты деревянные, кожами поволочены, и войлоки были, а на тех арбах были лестницы, а по конец лестниц колеса, а в другом конце гвозди железные и палки, и на тех арбах привязаны были дрова, и смолье, и солома для зажегу».

«Божией милостью и государевым шастьем» служилые люди и охочие амурские казаки приступ отбили и под стенами многих богдойских людей побили. И выходили из острожка на «выласку» и многих богдойских людей побили и отбили у них 2 пищали и «всякие приступные мудрости». В осаде казаки соблюдали пост и молитву, и были им явления от иконы Всемилостивого Спаса и от иконы Пречистой Богородицы. Видя к себе Божию немилость, напал на богдойцев ужас и трепет, и пометали они порох и огненные заряды в воду и поутру «в первом часу дни» ушли от острожка. Достались русским мешки с порохом, 730 ядер богдойских, да огненных зарядов, «что на стрелах с подписьми», взято много.

«Кумарское сидение» осталось в народной памяти. У Кирши Данилова есть старая песня забайкальских казаков об обороне «Комарского острога». Начинается она так:

Рано утром вышли из острога двадцать пять молодцов, пошли на Амур-реку, с неводочками шелковыми по рыбу свежую. Тут над ними несчастье сделалось: из раздолья широкого, со хребта Шингальского выкатилося знамечко большое. Знамя за знаменем идет, а рота за ротой валит. Идет богдойский князец с силою поганою. Как вешняя вода по лугам разлилася, «облелеила» сила поганая «Комарский острог». Полонили молодцов с неводами шелковыми и каждому отрезали ретиво сердце с печенью. Ездит богдойский князец на добром коне круг острога, как чёрный ворон летает. Зовет казаков сдаваться, посулами заманивает:

Не сдаются казаки, кричат, чтоб князец отъезжал. Тут богдойский князец со своей силою поганою плотный приступ чинит к «острогу Комарскому». Казаки за ружья «сграбелися»; были у них три пушки медные, а ружье долгомерное. Три пушечки грянули, а ружьем вдруг грянули:

Заклинался богдойский князец, бегучи от «острога Комарского»: «А не дай, боже, напредки бывать!» На славной на Амур-реке крепость крепкая поставлена, сделан в ней гостинный двор и «лавки каменны».

Действительность оказалась не столь благостной. Положение казаков на Амуре становилось критическим. Местные жители сбежали, поля зарастали, а степановские казаки к хлебопашеству не были склонны. Хуже всего, что кончались боевые припасы. О тяжком положении казаков Степанов пишет якутскому воеводе:

«И дючерских людей... нигде не объявилося... и севов нет нигде. Улусы все выжжены и разорены, а государева ясаку взяти стало не с кого. И хлебных запасов ныне... в войске нет, с служилыми людьми и амурскими охочими казаками стали все голодны и холодны и всем оскудали, хлебных запасов в войске не стало нисколько, и свинцу и пороху нет, все издержали».

Летом 1658 г. Степанов в поисках продовольствия плавал по Амуру и его притокам. Услышав о приближении маньчжурского флота, он по неизвестной причине разделил свои силы на два отряда. Конец его был печален: маньчжуры застигли уполовиненный флот Степанова в устье Сунгари и наголову разгромили. Погибли 220 человек, в том числе Онуфрий Степанов.

«И... пришли на них, Онофрейка с товарыщи, богдойские люди в 47 бусах [речных судах] с вогняным боем, с пушками и с пищальми, и Онофрейко с служилыми людьми с судов збили на берег, а иных и на судех побили. И на том бою ево, Онофрейка, убили и служилых людей 220 человек побили».

В победе маньчжур немалую роль сыграло не только их десятикратное численное превосходство (2500 маньчжур против 300 казаков), но подавляющая огневая мощь. Кроме маньчжур и китайцев, в сводном отряде было 265 корейских аркебузиров во главе с генералом Син Ню, а у казаков не хватало пороха и свинца. Тем не менее, Син Ню отмечал в дневнике, что враги — превосходные стрелки, и особенно восхищался ружьями с кремневыми замками — у корейцев и маньчжур ружья были фитильные.

Албазинская эпопея. После поражения Степанова уцелевшие казаки покинули Приамурье. Москва отмалчивалась — шла очередная война с Польшей. Казалось, цинское правительство достигло цели. Но все поменяла страстность сибиряков: Русская Сибирь никогда не была сонным царством — слишком много здесь жило пассионарных людей. Служил в Усть-Кутском остроге на Лене пленный литвин из белорусов либо малороссов Никифор Романович Черниговский, досматривал за соляными варницами. И обидел его жену воевода Илимский Лаврентий Обухов. Снасильничал. Никифор обошел пострадавших мужей, а их было немало — ведь «он, Лаврентей, жен их насильничал, а животы их вымучивал», и подговорил с воеводой расправиться. Догнали они воеводский конвой и всех перебили. Порешили и воеводу. Собрал Черниговский ватагу из 84 человек и «побежал» на Амур.

Чтобы спасти свои души, беглецы захватили иеромонаха Ермогена, игумена Троицкого Киренского монастыря. Взял Ермоген с собой икону Божией Матери «Слово плоть бысть», тогда уже почитаемую чудотворной. Икона эта, получившая название «Албазинской», по сей день хранится в соборе в Благовещенске и почитается «Защитницей Приамурья и Покровительницей воинов и матерей». В 1666 г. преступники добрались до Амура и на месте запустевшего Албазина, острога Хабарова, воздвигли острог с тем же именем. Занялись они земледелием, рыбу ловили, зверя били. Собранный с тунгусов ясак отправляли в государеву казну через Нерчинск. Потянулись на Амур и крестьяне, стосковавшиеся по хлебопашеству. Ермоген при помощи албазинцев построил Спасский монастырь.

Послал Никифор в Москву челобитную, а с ней сорок сороков соболей. Молил о прощении — ведь он, с 16 «детьми и товарищами», подлежал казни, а 46 человек — к отсечению правой руки. Молчала Москва. Семь лет посылали албазинцы ясак в государеву казну. Наконец, пришло государево слово: всех простить, поверстать на государеву службу, а Черниговского наградить «двумя тыщами рублев», и быть ему приказчиком Албазина (1672). Стало вновь Приамурье русским. С 1682 г. назначили в Албазин воеводу — Алексея Толбузина. К тому времени по Амуру было 8 русских острогов и 6 деревень. Сообщения о заселении русскими Приамурья вызвали гнев императора Канси, к тому времени завоевавшего Китай. Он решил раз и навсегда умиротворить северные земли.

Маньчжуры готовились основательно. На Сунгари уже стояла флотилия из 80 судов с пушками. В 1684 г. воеводе Толбузину была доставлена грамота императора Канси с требованием немедленно покинуть Албазин и Нерчинск. Толбузин обратился за помощью в Москву. В ответ сибирским воеводам пришел указ послать на Амур 1000 казаков. Собирали их в Тобольске из тех, кого отдавать не жалко, набрали 600 человек, поставили атаманом православного немца Афанасия Бейтона и благословили в поход. Казаки шли неспешно, грабя по пути местных жителей, и к летней кампании явно запаздывали. Между тем на Амуре были разорены все русские селения, кроме Албазина. В июне 1685 г. внушительные маньчжурские силы — 10 тысяч сухопутного войска и 4,5 тысячи воинов на 100 судах осадили Албазин. Для осады маньчжуры привезли 45 осадных и 125 полевых пушек. У Толбузина было 450 ратников, три пушки и... четыре ядра. Тем не менее воевода отказался сдать Албазин.

25 июня маньчжуры начали канонаду, а на другой день пошли на приступ. Поразительно, но русские штурм отбили и даже совершили несколько вылазок. Но во время штурма осаждающие спалили деревянный частокол, защищавший острог. Чтобы не губить христиан, Толбузин по совету старца Ермогена пошел на переговоры и выговорил право свободного ухода в Забайкалье. Покинув острог, албазинцы вместе со старцем Ермогеном и чудотворной иконой Албазинской Божией Матери отправились в Нерчинск. Победителям достались обгорелые стены острога и 25 пленных казаков. Албазин сровняли с землей, а казаков отправили в Пекин вместе с сообщением о победе. Император Канси был доволен. Пленных казаков он зачислил в гвардию, даровав им многие привилегии, в том числе право иметь православную церковь и священника. Потомки пленных албазинцев, теперь настоящие китайцы, до сих пор сохраняют православную веру и память о предках.

Между тем Бейтон со своим отрядом в 576 человек наконец добрался до Нерчинска. За длинную дорогу казаки попривыкли к атаману и даже зауважали, но воровских привычек не бросили — целый месяц гонялись за монголами, угнавшими у них лошадей. Покражу вернули, прихватив заодно много монгольского скота. Нерчинский воевода Иван Власов срочно спровадил буйное воинство на Амур, к Албазину. В пути Бейтон повстречал Толбузина. Стали думать, как выполнить наказ вернуть Албазин. Знали, что маньчжуры покинули берега Амура. Решили спешить, чтобы собрать засеянный до осады хлеб. Воинство Бейтона посерьёзнело — ведь в лихую годину нет надежнее и стойче русского мужика.

Хлеб собрали дружно и вовремя. Укрепления строили по правилам европейской фортификации — с земляными насыпями бастионного типа. Здесь пригодился опыт Бейтона, участника Тридцатилетней и Русско-польской войн. К лету 1686 г. строительство форта было завершено, таких современных укреплений не было во всей Сибири.

Приходилось не только строить, но и отбивать наскоки маньчжур. Как пишет Бейтон: «Хотели богдойцы воинские люди ко Албазину подъезжать, а я... с ратными людьми поиски над ними чинил и бои с ними были непрестанно». 7 июля 1686 г. к Албазину подплыла маньчжурская флотилия с 5 тысячами солдат во главе с генералом Лантанем. Позже подошли сушей ещё 5 тысяч. Им противостояло 826 защитников Албазина. При высадке маньчжур русские нанесли удар. Конница Бейтона с налета врубилась в плотные массы богдойцев. Те смешались, и Лантаню пришлось лично удерживать солдат от бегства. Потрепав неприятеля, казаки ускакали в крепость. И ещё дважды, пока не подошла вражеская конница, русские пытались сбросить богдойцев в Амур. 11 июля маньчжуры пошли на общий штурм Албазина. Штурм успешно отбили, под стенами легли полторы сотни богдойцев. Потери защитников были невелики, но Толбузину ядром «отшибло правую ногу по колено», и через четыре дня он скончался. Начальником острога стал Бейтон.

Началась долгая осада. Маньчжуры с трех сторон вокруг крепости вырыли рвы и воздвигли стены из частокола. Албазин непрерывно обстреливали 40 осадных голландского типа пушек. Для преодоления рва и стен использовали китайцев, владевших приемами боевых искусств: «Император приказал при штурме русской крепости использовать особую ударную группу, составленную из пленных китайцев... из них набрали 400 человек, обладающих опытом преодоления водных преград, владеющих холодным оружием и специальными щитами». Но русские оказались неплохо подготовленными. В крепости имелась «верховая пушка» (мортира), стрелявшая пудовыми ядрами, 8 медных пушек и 3 затинных пищалей; в погребах хранилось 112 пудов пороха и 60 пудов свинца; муки запасли на два года. Главной бедой было отсутствие зелени (что привело к цинге). В свою очередь, осаждающие страдали от недостатка продовольствия, а позже от голода. Во время осады с обеих сторон больше гибло не от оружия, а от болезней.

За шесть месяцев осады от цинги умерло свыше 500 защитников крепости и лишь 100 погибли в боях. Маньчжуры теряли в боях гораздо больше — лишь во время октябрьского (как оказалось, последнего) штурма они понесли урон в 1500 человек. О буднях каждодневного героизма албазинцев писал Бейтон:

«И против воинских неприятельских вымыслах и жестокого приступа за помочью Божиею вашим, великих государей, счастием с теми ратными людми стояли и бились не щедя голов своих подкопами и всякими боями и часто на выласку и на приступ к ним к роскатом ходили и языков имали и нужу и всякой голод и холод терпели и на их ласковые слова и прелестные листы не здавались».

Но цинга делала свое дело: к декабрю 1686 г. в живых осталось всего 150 «осадных сидельцев», да и те «все оцынжали», и нести караул могли лишь 30 ратных людей и 15 подросков. Не обошла цинга и Бейтона, по крепости он передвигался на костылях. О сдаче и речи не было, хотя сражаться было некому Не раз и не два Бейтон, в бессилии своем, просил у Нерчинского воеводы помощи: «Дай, государь, помощи и прибавочных людей, буде возможно». Но не было возможности у Власова. Ему «за малолюдством не токмо на выручку Албазина, и от мунгальских людей оборонитца неким». Оставалось Афанасию Ивановичу поминать покойного друга Алексея Толбузина и ожидать своего часа: «Сколько побито и померло... и кто поздоровеет раненные и кто умрет, не знали, потому что скудость во всем стала... Пили мы с покойным одну кровавую чашу, с Алексеем Ларионовичем, и он выбрал себе радость небесную, а нас оставил в печали, и видим себе всегда час гробный».

Вымирали и маньчжуры: у них начался голод, а потом эпидемии. Число погибших от русского оружия и болезней шло на тысячи: «2500 воинских людей и много работных никанских (китайских) мужиков». 30 ноября 1686 г., к облегчению обеих сторон, пришло известие, что достигнуто соглашение о переговорах между империей Цин и Россией. Оборона Албазина умерила пыл маньчжур, и они согласились вести переговоры не в Якутске, как настаивали поначалу, а в Нерчинске. Для переговоров из Москвы выехал Великий и Полномочный посол царей Ивана и Петра Алексеевичей Фёдор Алексеевич Головин. К Нерчинску он подошел с двухтысячным войском, но цинское правительство в очередной раз превзошло русских. Маньчжуры послали сразу трех послов вместе с армией в 15 тысяч солдат, пушками и осадной техникой. Опять сила оказалось на их стороне. Головин, как человек военный, понимал, что, начнись война, две тысячи его стрельцов и 500 местных казаков и тунгусов слабоукрепленный острог удержать не смогут, а дальше шла пустота до Байкала и даже до Иркутска. И помощи ждать не от кого.

12 августа 1689 г. в шатрах, разбитых под Нерчинском, начались переговоры. Головин имел указание добиваться границы по Амуру, «давая знать, что кроме оной реки, издревле разделяющей оба государства, никакая граница не будет крепка». Маньчжуры же требовали уступить все земли к востоку от Байкала, что означало сдачу не только Албазина, но и Нерчинска с Забайкальем. Их аргументы подпирала 15-тысячная армия. В пользу русских был так и не взятый Албазин, державшийся на одном упрямстве Бейтона. Ни одна сторона не шла на уступки. Тогда маньчжурские войска окружили Нерчинск. Дошло до того, что «сами великие послы [Головин и Власов] со стрелецкими полками стояли за надолбами ополчась». Всё же встречи продолжили. Иезуитов-переводчиков (переговоры велись на латыни) Головин купил дорогими подарками. Зато маньчжуры подняли против русских бурятские племена. Пришлось Головину пойти на уступки — он согласился, чтобы граница шла по рекам Аргуни и Горбице и Становому хребту до реки Уды, впадающей в Охотское море. Албазин подлежало срыть, а земли к северу от Амура закрыть для поселения русских и маньчжур. Нерчинский договор подписали 27 августа 1689 г.

В феврале 1690 г. из Москвы доставили золотые наградные монеты. Головин получил золотой в 8 золотых, воевода Власов — в 6 золотых, три полковника по золотому в полтора золотых, дьяк, восемь стольников и тунгусский князь по «одинарному золотому». Остальным служилым роздали золотые, полузолотые и золоченые копейки. В том же году Головин и Власов отбыли в Москву, где были приняты царями Иваном и Петром. Головин был возведен в достоинство боярина и наместника Сибирского, а Власов пожалован в думные дворяне. Ну а как наградили албазинцев, ведь без них пришлось бы отдать Забайкалье? Ответ ожидаемый: а никак. На три года, до заключения Нерчинского договора, о них забыли. А ведь им приходилось тяжко. Крепость оставалась в полублокаде. Маньчжуры угоняли скот, захватывали отдалившихся от крепости казаков, сжигали посеянный хлеб. Главное же, люди видели, что о них даже не вспоминают. Бейтону приходилось оправдываться за начальство. Он писал Власову:

«Наперво, нас Бог помиловал, что мы только живы остались. Разорены до основания и голодны и володны стали... А ныне живём в Албазине с великим опасением. Голодны и володны, пить, есть нечего, казну великих государей оберегать неведомо как. Просится всяк и мучаетца, чтоб отпустил в Нерчинск... Казакам зело струдно и мнительно, что указу к нам от окольничего и воеводы Фёдора Алексеевича не бывало. И я их розговариваю государьским милостивым словом».

Наконец, начальство озаботилось — не об албазинцах, а о выполнении Нерчинского договора. Через день после его подписания Головин отправляет Бейтону записку, где предписывает:

«Город Албазин разорить, и вал раскопать без остатку, и всякие воинские припасы (пушки, и зелье, и свинец, и мелкое ружье, и гранатную пушку, и гранатные ядра), и хлебные всякие припасы, и печать албазинскую взяв с собою, и служилых людей з женами и з детьми и со всеми их животы вывесть в Нерчинской... И разоря Албазин, со всеми воинскими припасы и хлебными запасы в Нерчинск вытти нынешним водяным путем».

Казаки разрушали крепость почти месяц. Маньчжуры на радостях одарили Бейтона подарками. 8 октября 1689 г. уцелевшие албазинцы на бусах отплыли в Нерчинск.

Удивительно, но человек, защищавший последний русский бастион в Приамурье, был напрочь забыт. Бейтона нет в учебниках русской истории. Его имя встречается лишь в «Энциклопедическом лексиконе» 1836 г. Л.Д. Языкова. Может быть, Бейтону не повезло, что неравнодушный к русским героям Карамзин довел «Историю государства Российского» лишь до 1612 г. Как бы то ни было, Афанасия Бейтона забыли не как иноземца, прусского дворянина фон Бейтона, таких привечали, а как русского. Ведь он был русским — православным (и глубоко верующим), а своих героев Россия не всегда помнит. Лишь в наше время А.С. Зуев собрал сведения о жизни и делах Бейтона. Статья Зуева «Забытый герой. Штрихи к биографии Афанасия Ивановича Бейтона» (2000) пробудила отклик в виде популярной статьи Вадима Нестерова «Герои вчерашних дней», опубликованной в ЖЖ. Статья породила много откликов. Значит, лед тронулся, и Афанасий Иванович делает первые шаги в бессмертие русской мифологии.

Присоединение к России Приамурья и Приморья. Через 130 лет после Нерчинского договора русские патриоты, вопреки противодействию петербургской бюрократии во главе с вице-канцлером В.К. Нессельроде, вернули России Приамурье. В 1849 г. капитан военного транспорта «Байкал» Геннадий Иванович Невельской на свой страх и риск исследовал Сахалинский залив и устье Амура. Оказалось, что Сахалин — остров, а не полуостров (как считали в Европе и в Петербурге), а Амур доступен для морских судов. Нессельроде требовал наказания Невельского, но Николай I простил его. Уже с разрешения царя Невельской был отправлен для занятия устья Амура. Летом 1850 г. он поднял русский флаг в основанном им посту Николаевском (ныне Николаевск-на-Амуре) и объявил Приморье русской территорией.

Вызванный в Петербург Невельской был представлен к разжалованию в матросы «за неслыханную дерзость», но помилован и награжден государем. Генетик Н.В. Тимофеев-Ресовский, потомок Г.И. Невельского, рассказывал историю, возможно, баснословную. Будто бы Николай I вызвал разжалованного в матросы Невельского к себе во дворец, встретил в передней: «Здорово, матрос Невельской! Следуй за мной!» Пришел в следующую комнату. «Здорово боцман Невельской! Следуй за мной». Пришел в следующую комнату: «Здорово, лейтенант Невельской!» Так, когда они дошли до кабинета, он поздравил его с контр-адмиралом.

Невельского поддерживал генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьёв. Исследования Невельского, доказавшего доступность устьев Амура для морских судов, позволили Муравьёву поставить в Петербурге вопрос о возвращении России Амура по всему течению. Несмотря на противодействие Нессельроде, Муравьёв организовал сплавы русских войск по Амуру и основывал поселения, ставшие позже городами. В 1854 г. он убедил Николая I предоставить ему право вести переговоры с цинским правительством Китая о разграничении Приамурья. 16 мая 1858 г. был заключен Айгунский договор, по которому границей между Россией и Китаем стал Амур, а Уссурийский край оставался в общем владении до определения границы. За Айгунский трактат Муравьёв получил титул графа Амурского. Опасаясь появления в Уссурийском крае англичан, Муравьёв-Амурский совершил плавание вдоль побережья и выбрал гавань Золотой Рог для строительства главного тихоокеанского порта России. Придумал и название города — Владивосток. Окончательно Уссурийский край перешел под власть России в 1860 г. по Пекинскому договору, заключенному графом Николаем Павловичем Игнатьевым. Существенно, что Россия вышла на свои дальневосточные рубежи без колониальных войн и унижения Китая.

 

8.8. Причины успеха русских в Сибири

 Русские землепроходцы. Тактика присоединения севера и юга Сибири, хотя и отличалась, имела общие черты. На севере и на юге все начиналось с походов землепроходцев из казаков и промысловых людей. Большинство сибирских казаков вели род свой не из донских и приволжских степей, а с Русского Севера. Устюжане, вологодцы, вятичи, пермяки, поморы были люди, выросшие в суровом крае, привыкшие к лесной пустыне, умеющие зимовать в тайге, ночевать в снегу, строить струги и кочи, пригодные для плавания до полного ледостава. Было ещё непоколебимое упорство северян и умение принимать решения на холодную голову. Особенно выделялись устюжане. Устюжанами были Дежнёв, Хабаров, Поярков, Атласов, Бугор, Ходырев. Устюжскую породу настолько высоко ценили в Сибири, что царь Михаил Фёдорович в 1630 г. направил воеводе Великого Устюга указ набрать для Енисейска 500 «охочих мужиков на сибирскую службу» и 150 «охочих девок сибирским людям на женитьбу». В 1637 г. провели новый набор «охочих девок» из Устюга, невест для сибирских казаков.

Землепроходцы использовали речные пути. Когда река замерзала, казаки устраивали зимовку, совершали походы по окрестностям, подчиняли туземцев, собирали ясак, а весной плыли дальше. Если река упиралась в водораздел, то учиняли разведку для волока и перетаскивали струги в другую реку. Если надо было пересечь горы, то бросали струги, переносили грузы и строили новые струги. Если путь упирался в море, казаки, бросив струги, строили кочи, плыли по морю, потом, свернув в нужную реку, вновь строили струги и плыли вверх до перевала. Ничто не могло остановить сибирских землепроходцев. Но они лишь делали первый шаг в покорения Сибири. Следующим шагом было строительство острогов, укрепленных поселков, служивших местом сбора ясака, торговли и базой для новых походов. Тут главной становилась инициатива уже не народная, а государственная — посылка воевод со служилыми людьми, пушками и товарами.

О военных столкновениях русских с сибирцами. Присоединение к России народов Сибири проходило в различных формах: 1. Завоевания. 2. Добровольно-принудительного объясачивания (степень согласия и принуждения менялись от племени к племени). 3. Желания самих аборигенов пойти под руку Белого царя. Нередко одна форма сменяла другую. Так, сибирские татары, поначалу оказавшие ожесточенное сопротивление, стали опорой русской власти: в 1620-х гг. каждый пятый из служилых людей в Сибири был татарин. Были и обратные примеры, когда добровольно согласившиеся платить ясак буряты, недовольные произволом воевод, восставали или откочевывали в Монголию. Вместе с тем масштабы военных столкновений коренных сибирцев с русскими, за исключением покорения царства Кучума и войн с енисейскими кыргызами, были ограничены.

Потери коренного населения при присоединении Сибири были невелики, хотя ощутимы для некоторых народов. Столкновения с русскими продолжались от несколько месяцев до 20—25 лет. Согласно оценке С.Г. Скобелева и С.В Москаленко (2001), в войнах с русскими с конца XVI по начало XVIII в. погибло около 3—3,5 тысячи кыргызов и их данников, не более 1 тысячи татар, около 1 тысячи бурят, тунгусов и якутов и 0,5 тысячи человек из других народов — всего, около 6 тысяч человек. Для жителей Сибири (в XVII в. 180 тысяч без Дальнего Востока) потери от русского завоевания — 6 тысяч за 120 лет — явно не критичны.

Половина потерь от русских досталась енисейским кыргызам. Кыргызы отличались воинственностью и были грозой для тюркских племен верховьев Енисея. Они превратили их в кыштымов (данников), а по сути — в крепостных. Каждый кыргыз имел несколько кыштымов, хотя те жили в своем племени. Стремление кыштымов перейти в русское подданство не могло не разъярить кыргызов. Начались войны. Кыргызы избивали неверных кыштымов, вырезали русских поселенцев, осаждали Красноярск. Нарастало взаимное ожесточение. В 1692 г. русские разгромили кыргызов-тубинцев: было убито 650 воинов, а женщины и дети попали в плен. Это была самая кровопролитная битва в Сибири в XVII в. Исчез один из четырех кыргызских улусов. Войны русских с кыргызами длились почти 100 лет. В 1703 г. джунгарский тайша Цеван Рабдан, сюзерен кыргызов, под военным конвоем переселил кыргызов и часть кыштымов (всего около 15 тысяч) в Синьцзян. Оставшиеся кыштымы и немногие кыргызы объединились в народ хакасы.

Хуже всего русские проявили себя на Дальнем Востоке. Походы Пояркова и Хабарова заставили дауров и дючеров переселиться в глубь Маньчжурии. Казаки, поначалу мирно овладевшие Камчаткой, превращали ительменов в рабов. Ещё горше пришлось алеутам, но это уже не Сибирь. Причина проста — удаленность от власти сибирских воевод. Ситуацию верно описал Гумилёв: «Воеводы двигались за землепроходцами по пятам, пытаясь прекратить их самовольные жестокости, и поневоле вынуждали тех идти все дальше и дальше. Действия администраторов были вполне логичны и объяснимы: они всеми силами защищали инородцев, плативших в казну ясак мехами». Жестокости русских по отношению «инородцам» почти всегда совершались вопреки царским грамотам и указаниям воевод.

Непросто сложилась ситуация на крайнем северо-востоке Сибири — в землях коряков и чукчей. В 1727 г. в их земли была послана военная экспедиция с целью «иноземцев и которые народы сысканы... а не под чьею властию, тех под российское владение покорять и в ясачный платеж вводить». Предписывалось «уговаривать в подданство добровольно и ласкою». Вопреки ожиданию, вместо мирного покорения началась длительная война — коряки и особенно чукчи ясак давать не желали. В ходе военных действий правительство вело себя непоследовательно, колеблясь от «ласки» к «жесточи» и выпуская указы, отменяющие друг друга. Коряков как-то удалось подавить, чукчи же, несмотря на потери, не подчинились и нанесли русским несколько поражений. С 1771 г. русские окончательно отказались от насильственных действий. Действуя подкупом, с помощью крещёного чукчи Николая Дауркина, был заключен договор с одним из тойонов о принятии чукчами русского подданства. По сути, чукчи сохранили независимость до конца XIX в. Это был единственный случай неудачи русских в покорении сибирских народов.

Русское управление Сибирью в XVII в. Сибирские воеводы стали высшей властью для окрестных племен: собирали у себя князцов, угощали их, давали подарки, принимали ясак и брали «аманатов» — заложников из членов семьи князца. Подобные традиции сложились в Великой Степи и Восточной Азии ещё в древности. Патриархальные отношения вождей, приносящих дань, и верховного правителя, дарующего покровительство и подарки, были понятны евразийским народам. Московские власти, прежние данники ордынских ханов, следовали всем тонкостям ритуала. В «Наказе» Бориса Годунова томским воеводам предписывается при встречах с князцами и другими ясачными, особенно при принятии шерти и получении ясака, «самим быти и служилым людям велети быти в цветном платье», одаривать и угощать щедро всех, «предавшихся под руку государеву». Заслуженных князцов удостаивали приема и вручения «государева жалованья» в Москве. Со своей стороны, князцы зорко следили за получением положенных подарков. Так, заячий зипун, обещанный, но не выданный кыргызскому князю Талаю, стал причиной его вражды к русским. Когда из-за осады Красноярска кыргызами в 1697 г. воевода Дурново не смог устроить «казенное угощение» принесшим ясак качинцам, те подали на него челобитную.

Идиллии, конечно, не было. Вопреки указаниям из Москвы обходиться с ясачными «ласково, а не неволею и не жесточью», воеводы стремились собрать двойной ясак — не только в казну, но и для себя — и постоянно увеличивали поборы. Не терялись их помощники — «товарищи воеводы». Из-за воеводской жадности сибирские племена восставали, нападали на остроги и селения или ударялись в бега, пытаясь уйти от грабителей. Но волнения были преходящи и заканчивались замирением. Власть Белого царя считалась справедливой по понятиям коренных сибирцев.

В XVII в. сибирским воеводам запрещали кормиться за счет местного населения (русского и инородческого). Их назначали всего на два-три года, и новый воевода проверял прежнего. Нанесенный ущерб возмещали за его счет. При проверке всегда учитывали жалобы коренных жителей. Ясак не был обременительным. В Якутии с взрослого мужчины брали соболя в год, с богатого — соболя с 4 голов скота. А с безлошадных, бедняков, вообще ничего не брали. Соболей можно было заменить другой пушниной — лисами и даже белками. Ясак считался службой царю, и сдавший его получал «государево жалованье» — топоры, пилы, иглы, ткани. Уплативший ясак получал право свободно продавать излишки мехов. Торговцами выступали сборщики ясака и приехавшие из России купцы.

Следом за установкой острогов началась колонизация — заключительный шаг в освоении Сибири. Остроги постепенно превращались в городки, заселенные ремесленным и торговым людом. Развернулось переселение крестьян. Сначала по инициативе государства, чтобы не возить в Сибирь продовольствие, но очень скоро потянулись сами крестьяне — поморы и волжане. Крестьяне селились рядом с острогами, в целях защиты от набегов туземных племён. Сибирское общество становилось сословным, включающим служилых людей, промышленников (купцов), посадских, крестьян и ясачных людей. Коренные жители вошли в сословия служилых и ясачных людей, т. е. стали частью общества, а не отторгнутыми изгоями, как индейцы Северной Америки.

Сословное общество евразийского типа исключало расизм: служилые сибирские инородцы могли возвыситься до детей боярских. Некоторые служилые князцы были пожалованы русскими княжескими титулами — князья Алачевы, князья Гантимуровы. Ясачные люди пользовались большими привилегиями, чем крестьяне. Их права строго охранялись законом. Царскими указами служилым и переселенцам запрещалось отбирать у инородцев земли. Требования были жёсткие: «Селиться только на порозжих местах, а ясачных угодий не имать, [а тех, кто] у ясачных людей угодья пустошает, сбивати долой и бить кнутом нещадно». В 1693 г. был издан указ царей-соправителей Иоанна и Петра Алексеевичей: «О нечинении казней и пыток сибирским ясачным инородцам ни по каким делам без доклада государям, об охранении их от обид и налогов и притеснений, о посылке приказчиков для ясачного сбора людей добрых по выбору градскому и о наблюдении, чтобы они ясашных людей не грабили, запрещёнными товарами не торговали и вина не курили и не продавали».

Такая политика обеспечила прочность сибирских завоеваний России. При внешних вызовах сибирские народы — татары, буряты, камчадалы, якуты — вставали плечом к плечу с русскими. Но не только привычная евразийская форма патриархальной зависимости и легкость дани обеспечили лояльность сибирцев, важную роль сыграли личные качества завоевателей и природа завоевания. Казаки и служилые были выдающимися людьми в глазах сибирцев, пораженных их воинским мастерством, выносливостью и упорством. Сибирцы оценили культуру и силу покорившего их государства. Они увидели превосходство в оружии, фортификации, грамотности, умении растить хлеб на сибирской земле и выделывать доселе неизвестные товары. Многие уверились в силе русского бога и русского царя. Привлекало, что бог «Никуласка» и Белый царь добрые — они защитники верных сибирцев от вражеских набегов и плохих русских. Часть язычников крестилась. Добровольно, ведь насильственное крещение в России было запрещено.

Русский этнос в Сибири. Л.Н. Гумилёв рассмотрел покорение Сибири исходя из роли пассионарности в этногенезе. Согласно Гумилёву, русский этнос в XV — XVIII вв. находился в акматической фазе этногенеза и изобиловал пассионариями. Уход части из них в Сибирь позволил русским приобрести новые земли и снял излишнее напряжение в этнической системе. Процесс покорения Сибири шел по речным долинам, привычной среде обитания русских. Пассионарность землепроходцев приводила к столкновениям с двигавшимися по пятам воеводами, защищавшими от них ясачных инородцев, и толкала пассионариев дальше на восток. Но самое важное, как отмечает Гумилёв, было установление комплиментарных контактов русских с народами Сибири: «Поскольку русские не стали переучивать не похожих на них людей, а предпочли найти с местными жителями общий язык, они прочно закрепились в Сибири, где живут по сей день. Так в очередной раз были подтверждены преимущества уважения к праву других людей жить по-своему».

При покорении Сибири русские проявили этническую солидарность, асабию, обоснованную П.В. Турчиным на примере похода Ермака. Народ и государство действовали согласованно. Землепроходцы, действуя на свой страх и риск, приводили племена «под государеву руку». Москва посылала воевод и стрельцов закрепить завоеванное. Затем началось народное переселение в Сибирь. Наконец, была создана Сибирская епархия для духовного закрепления русского завоевания. Асабия не исключила противоборства: соперничали и враждовали атаманы землепроходцев; воеводы сажали казаков за преступления и обиды ясачным людям; казаки устраивали возмущения против лихоимцев воевод; посадские, служилые и казаки писали челобитные государю с жалобами на воевод; воеводы писали друг на друга. Иными словами, шла обычная русская жизнь, но ни одна из сторон и не думала подрывать русское владычество в Сибири. Не было разброда и во время Смуты. При внешней угрозе сибиряки сплачивались и давали врагу отпор.

Особый психологический микроклимат Русской Сибири заставляет вспомнить о понятии этническое поле. По определению Гумилёва, этническое поле — это динамически организованное психическое пространство, обеспечивающее сходные поведенческие реакции членов этноса. В XVII — XVIII вв. в Сибири сложилось этническое поле, несколько отличное от этнического поля Европейской России. Причины были не столько природные — контрасты климата, обширность и неосвоенность сибирского пространства, сколько человеческий фактор. В течение двух столетий в Сибирь переселялись русские северяне и в меньшей мере казаки. Те и другие представляли самые свободолюбивые отрасли русского народа. В Сибири не было крепостных и холопов, зато уже с XVII в. туда ссылали неугодных российской власти, в первую очередь старообрядцев и участников казачьих и крестьянских бунтов. Эти твердые люди внесли свою лепту в закваску сибирского характера. В результате сложился субэтнос сибирских старожилов — людей сильных, независимых, деятельных, не боящихся трудностей и с чувством собственного достоинства.

Сибирские старожилы, при всем своеобразии, ощущали себя русскими. Русское этническое поле в Сибири было даже сильнее, чем в России, и иностранцы, попадавшие в Сибирь как служилые люди и ссыльные, становились русскими сибиряками. Российские власти в XVII — XVIII вв. предпочитали направлять военнопленных в Сибирь, где они несли воинскую службу. Особенно много было литвы — белорусов и поляков, но также немцев, украинцев, литовцев: к концу XVII в. в Сибири из 10 тысяч служилых людей 3170 человек было «литовского списка». Ценились специалисты немцы, им платили больше, чем русским. В 1607 г. в Сибирь было направлено 52 немца; в 1661 г. в Тобольск прибыло несколько десятков офицеров немцев. Иностранцы обычно принимали православие, брали русские имена и отчества, а нередко и фамилии. В «росписи разобранным иноземцам», составленной в Тобольске в 1636 г. «служилым иноземцем Ивашкой Грабинским», встречаются такие сочетания: «немчин Федка Константинов, литва и поляки сотник Гришка Медоварцев, Яков (что был Хриштоп) Лантухов».

Служилые иноземцы участвовали в покорении Сибири. Якутский воевода Дмитрий Францбеков (Фаренсбах) на свой счет снарядил отряд Ерофея Хабарова, покорившего амурскую Даурию. Казачий голова Афанасий Бейтон (фон Бейтон) героически оборонял Албазин. Заслуживают памяти украинцы Многогрешные — Демьян, гетман Левобережной Украины, сосланный в 1672 г. по навету казацкой старшины, и его брат Василий, черниговский полковник, пострадавший вместе с братом. Демьян отразил набеги монгол в Забайкалье в 1687 г., усмирял мятежных бурятов и участвовал в подготовке Нерчинском договора с Китаем. Василий руководил обороной Красноярска, осажденного кыргызами (1679), и в 1692 г. разгромил кыргызов Тубинского княжества. Многогрешные породнились с Бейтонами. Дочь Демьяна Елена стала женой Ивана, сына Афанасия Бейтона. Бейтоны и Многогрешновы (Многогрешные) и сегодня живут в Сибири. Так складывалась сибирская порода русских, вобравшая в себя вольнолюбивых поморов и казаков, коренных сибирцев, и пассионарных европейцев, нашедших в Сибири Родину.

 

8.9. О присоединении Сибири в литературе и искусстве

 XVII — XVIII вв. К числу первых художественных произведений о взятии Сибирского царства следует отнести летописи, особенно «Строгановскую» и «Ремезовскую». Летопись Ремезова содержит рисунки о походе Ермака, выполненные под влиянием древнерусских миниатюр. Несмотря на условность, рисунки подкупают динамизмом и бытовыми подробностями. Многие посвящены Ермаку: его детству — «Ермак храбрости и стрельбе учитца в цель», «Ермак боретца», участию в походе, гибели и судьбе тела — «Татарин Якыш, Бегишев внук, вытаскивает из реки тело Ермака», «Мурза Кайдаул снимает с Ермака царские панцири», «Татары вонзают стрелы в мёртвое тело Ермака», «Татары справляют поминки по Ермаку».

Повесть подьячего Посольского приказа Никифора Венюкова о взятии Сибирского царства включена в «Описание Новые земли Сибирского государства» (1686). Повесть, написанная простым, но литературным языком, содержит заимствования из народных сказаний и летописей. В согласии со «Строгановской летописью» в ней говорится о «мужике Строганове», помогавшем Ермаку. Рассказывается о золоченых стрелах, разосланных Кучумом для сбора воинов; о двух пушках, которые по казакам «стрельбы не дали», за что были свергнуты с «высокие горы вниз в реку Иртыш». О легендарной силе Ермака, перескочившего три струга «мочию своею», но упавшего в великую реку Иртыш, в яр, в глубокое место. О Кучуме, велевшем сетями, баграми и «всякими снастми» искать тело Ермака: «А как сыщется, велю тело его вора атамана Ермака в части изрезать, и сам мясо его с родителями своими стану ясти, такова разорителя своего царства».

Писанные маслом поясные портреты Ермака созданы в первой четверти XVIII в. Они очень сходны и явно списаны с одного портрета середины XVII в. Портреты эти связаны с традицией парсуны (от слова «персона»), так тогда называли светские, отличные от иконописи, портреты. В них условные черты сочетались с портретом. Портретный Ермак отличается от описания из «Истории Сибирской». Там Ермак благороден, сановит, мускулист, «плоек» (без брюха), с плоским приятным лицом, а на портретах он сутуловат, бесформен, с лицом левантийца. Его легко представить в лавке и с трудом на струге. Но сколь сильна народная любовь, — и такой Ермак был любезен сибирякам. Его изображения висели в каждой сибирской избе. Особняком стоит портрет первой половины XVIII в. из Серпуховского музея. Портрет отличается качеством исполнения. Здесь Ермак благороден, но похож не на казака, а на испанского конкистадора. Этот портрет связывают с творчеством И.Н. Никитина, любимого художника Петра I, в период его сибирской ссылки.

Литературное наследие XVIII в. о присоединении Сибири скудно, но историографическое огромно. В 1733—1743 гг. великая Вторая Камчатская экспедиция проводила исследования российских владений в Азии. Экспедиция делилась на отряды. Восьмой «Сухопутный отряд» производил описание природы и жителей Восточной Сибири. В его работе принимали участие сотрудники Российской академии во главе с Герхардом Фридрихом Миллером. Они собрали огромное количество сведений о Сибири. Сам Миллер, кроме материалов по этнографии и археологии, привез громадную коллекцию документов из сибирских архивов. По возвращении он опубликовал в 1750 г. первые пять глав своего главного труда по сибирской истории — «Описание Сибирского царства и всех происшедших в нем дел от начала, а особливо от покорения его Российской державой по сии времена». Следующие три главы вышли в 1764 г. Все 8 глав под названием «История Сибири» были выпущены в двух томах в 1787 г. После трудов Миллера стали ясны масштабы подвига первопроходцев, причем поход Ермака положил его начало.

В июне 1748 г. в «Историческом собрании» обсуждались первые пять глав «Описания Сибирского царства» и было принято решение исключить место о «грабеже и разбое» Ермака. Главным оппонентом Миллера выступил М.В. Ломоносов. Он указал, что сибирские летописи недостаточны для доказательства разбоев Ермака, и считал, что Миллер написал это в поношение русскому имени (что было, конечно, несправедливо). Поэт В.К. Тредиаковский при подаче мнений в споре о Ермаке доказывал право историографа на гибкость в правде:

«Правила историографа состоят в том, чтоб 1) праведного он не упускал, а 2) чтоб ничего не праведного не вносил. А понеже праведно, что Ермак был таков сперва, каков он описывается... Но с другой стороны, понеже благопристойность и некоторые политические опасности и предосторожности требуют, чтоб нечестным названием Ермака не оскорблять читателей, а особливо росийских, которые уже все к нему великую склонность имеют за учиненное им знатное и полезное дело, т. е. что он в добровольный принес дар Сибирь всероссийскому самодержцу, то... помянутые о нем описания все выключить вон, ежели поправлены или умягчены быть не могут, а сим последним его мнением должность историографа, предложенная выше, не нарушается».

Историк Скрынников, много занимавшийся Ермаком, не нашел доказательств его участия в разбоях на Волге, так что Ломоносов не столь уж пристрастен. Прав Ломоносов и в том, что русские появились в Сибири задолго до того, как «Ермак открыл вход в Сибирь военную рукою». Михайло Васильевич интересовался Сибирью. Сын помора, он с молодых лет мечтал об открытии русскими морского пути вдоль берегов Сибири. Эти мечты он вложил в уста Петра в неоконченной поэме «Петр Великий» (1760):

За год до смерти, в 1764 г., Ломоносов изложил планы освоения Северного морского пути и островов Сибири в «Кратком описании разных путешествий по северным морям и показании возможного проходу Сибирским океаном в восточную Индию», а затем развил их в «Прибавлении. О северном мореплавании на восток по Сибирскому океану». Замыслы Ломоносова, как никогда, актуальны сегодня. Стала крылатой его фраза: «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Ледовитым океаном».

Сибирская тема привлекла и А.Н. Радищева, в 1790 г. сосланного в Илимский острог за свой труд «Путешествия из Петербурга в Москву». Там на досуге Радищев проштудировал «Сибирскую историю» Миллера и начал писать «Повествование о Сибири», так и неоконченное. Новых фактов и обобщений там нет, но встречаются вольнолюбивые фразы, напоминающие «Путешествие». По свидетельству сына, Радищев замышлял поэму о Ермаке. То, что не успел сделать Радищев, осуществил И.И. Дмитриев, написавший стихотворение «Ермак» (1794).

О Ермаке в XIX в. В XIX в. в теме присоединения Сибири центральное место занимает Ермак. Трагедия А.К. Плавильщикова «Ермак, покоритель Сибири» шла в театрах Москвы и Петербурга с 1803 по 1811 г. В основу сюжета положена борьба любви и долга. Ермак влюблен в Ирту, дочь Кучума. Девушка отвечает взаимностью, но, побуждаемая долгом перед отцом, сражается с Ермаком. Финал трагедии утешителен — Ермак побеждает Кучума. Тот покоряется русскому царю, признает истинного Бога и вручает герою Ирту. В пьесе Ермак благороден и чувствителен. Разбойником он стал поневоле, а превыше всего ценит добродетель. В обществе пьеса не пользовалась успехом. В газете «Вестник Европы» за 1807 г. о ней писали: «Не странная ли мысль в исторической трагедии тронуть нас небылицею? Всякий, кто сколько-нибудь знает отечественную историю, в таком характере увидит басню». Отторгнутая театром дворянским, драма Плавильщикова оставалась популярной в народном театре.

Большое влияние на восприятие прошлого Сибири оказала «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина (1816). Центральное место здесь, конечно, занимает образ Ермака, «родом неизвестного, душою знаменитого». Карамзин был блестящий рассказчик, и его история похода Ермака, основанная на «Строгановской летописи», представляет собой лучшее из художественных описаний покорения Сибири, созданных в XIX в. Под влиянием «Истории» Карамзина было написано стихотворение (дума) К.Ф. Рылеева «Смерть Ермака» (1821). Рылеев вошел в российскую историю как один из пяти повешенных декабристов. Но Рылеев был ещё поэтом. В 1825 г. вышел в свет его сборник «Думы». Так на Украине называли народные исторические песни. В «Думах» Рылеев использовал исторические образы для воспитания «сограждан подвигами предков». «Думы» вызвали разноречивую реакцию. Пушкин, тонкий критик, невысоко их ценил. В письме В.А. Жуковскому он писал: «Думы Рылеева и целят, а всё невпопад». В другом письме он объяснил причину неприятия дум самому Рылееву: «Все они слабы изобретением и изложением. Все они на один покрой: составлены из общих мест... Описание места действия, речь героя и — нравоучение. Национального, русского нет в них ничего, кроме имен».

Между тем Рылеев надеялся, что некоторые из его дум Пушкин всё же оценит. Отправляя Пушкину свою книгу в марте 1825 г., он писал в сопроводительном письме: «Знаю, что ты не жалуешь мои Думы... Чувствую сам, что некоторые так слабы, что не следовало бы их и печатать в полном собрании. Но за то убежден душевно, что Ермак, Матвеев, Волынский, Годунов и им подобные хороши и могут быть полезны не для одних детей». Но Пушкин не одобрил думы, рекомендованные Рылеевым, хотя «Смерть Ермака» пользовалась успехом. Возможно, он был прав как поэт и ценитель, но народ хотел петь героическую песнь о Ермаке, и он нашел слова в думе Рылеева. К словам подобрали величественную музыку, а сам текст сократили в два раза, убрав речь героя с риторикой и нравоучениями. Народный вкус отринул именно то, что не нравилось Пушкину. Песня «Ермак» стала частью народной мифологии.

Пушкин критиковал за Ермака не только Рылеева. Досталось и философу-славянофилу А. С. Хомякову, тогда молодому поэту и драматургу. При первом авторском чтении трагедии «Ермак» (1826) слушатели, один из них Пушкин, сразу отметили ощутимое влияние «Разбойников» Фридриха Шиллера. Романтический Ермак, как Карл Моор, вынужден скитаться во главе шайки разбойников, так же страдает и тоскует по дому; невеста и отец так же вместе по нему горюют, а в конце драмы с ним примиряются.

В пьесе много монологов и мало действия. Герои ведут себя и говорят как интеллигенты, а не казаки XVI в. Оценка Пушкина была резкой: «Идеализированный "Ермак", лирическое произведение пылкого юношеского вдохновения, не есть произведение драматическое. В нем все чуждо нашим нравам и духу, все, даже сама очаровательная прелесть поэзии».

Ермак занимал Пушкина. «Воображаемый разговор с Александром I» (1824) он заканчивает словами: «Но тут бы Александр Пушкин разгорячился и наговорил мне много лишнего [хоть отчасти справедливого], я бы рассердился и сослал его в Сибирь, где бы он написал поэму Ермак или Кочум». В стихах Пушкин не раз упоминает имя Ермака. В 1835 г. он обращался в Тобольск к В.Д. Соломирскому с просьбой собрать сведения о Ермаке. Но в творчестве своем Пушкин избрал не поход Ермака, а иной подвиг первопроходцев. В последние месяцы жизни он составил конспект книги С.П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки», где обратил внимание на мирное, по преимуществу, покорение Камчатки: «Атласов ласкою склонил к ясачному платежу Акланский, Каменный и Усть-Таловский острожки — да один взял с бою». Убийство Атласова заставило Пушкина воскликнуть: «Так погиб камчатский Ермак!» Пушкин начал готовить статью о Камчатке, от нее осталось несколько строк: «Явились смельчаки, сквозь неимоверные препятствия и опасности устремившиеся посреди враждебных и диких племен, приводили <их> под высокую царскую руку, налагали на них ясак и бесстрашно селились между ими в своих жалких острожках». Это все, что он успел написать. Пуля дуэльного пистолета прервала замысел.

Незамеченными промелькнули поэма «Ермак» А.А. Шишкова (1828) и роман «Ермак, или Покорение Сибири» П.П. Свиньина (1834). Больше внимания привлекла драма в стихах Н.А. Полевого «Ермак Тимофеевич, или Волга и Сибирь» (1845). В ней те же недостатки, что в пьесах Плавилыцикова и Хомякова — идеализация героев, романтические красивости и увлечение риторикой. Появилась и пародия в «Бедных людях» Ф.М. Достоевского (1846), где Макар Девушкин выписывает «отрывочек» из повести «Ермак и Зюлейка». Там есть весь набор красивостей — любовь Ермака и Зюлейки, дочери Кучума, месть слепого старца, зарезавшего дочь, гибель отчаявшегося Ермака в Иртыше. Через 20 лет И. Буйницкий в «Ермаке, завоевателе Сибири» (1867) по цветистости превзошел скромную пародию Достоевского.

Во второй половине XIX — начале XX в. появилось несколько до сих пор читаемых произведений о «Сибирском взятии». В романе «Князь Серебряный» (1862) А.К. Толстого есть глава «Посольство Ермака» о приеме Грозным посольства казаков во главе с Перстнем (Иваном Кольцо). Роман Н.А. Чмырева «Атаман волжских разбойников Ермак, князь Сибирский» (1874) пользовался популярностью у современников и переиздан в наши дни. Д.Н. Мамин-Сибиряк написал для детей очерк «Покорение Сибири» (1882), а позже легенду «Сказание о сибирском хане, старом Кучуме» (1891). На рубеже столетий Н.Э. Гейнце выпустил роман «Ермак Тимофеевич» (1900). В 1909 г. детская писательница Л.А. Чарская выпускает повесть «Грозная дружина» о походе Ермака.

Любимец народа, Ермак занял почетное место в народном театре XIX в. Народные представления — балаганные, с ярмарочными актерами — и любительские были чрезвычайно популярны в России. Играли спектакли на сказочные и исторические темы. Из исторических спектаклей десятилетиями ставили незамысловатую пьесу Плавилыцикова «Ермак, покоритель Сибири». Создавали и народные драмы на основе романтических пьес, таких, например, как драма Полевого «Ермак Тимофеевич, или Волга и Сибирь». В подобных переделках от оригинала мало что оставалось. Известны и чисто народные творения. Они намного смешнее пьес дворянского театра. Примером может служить драма «Ермак» (опубликована в серии «Библиотека русского фольклора» в 1991 г.).

Действие I. В дом к помещику вваливаются разбойники. Они распевают песню: «Наш товарищ острый нож || Сабля-лиходейка, || Пропадем мы не за грош, || Жизнь наша копейка». Разбойники сетуют, что остались без атамана, и выбирают Узника, тот объявляет себя Ермаком. Картина 2. Разбойники плывут в лодке с песней «Вниз по матушке по Волге». Завидев село, разбойники к нему сворачивают и захватывают девушку. Ермак спрашивает: «Чья есть и откудова?» Девушка говорит, что дочь прачки. Ермак: «Да вы в бедном состоянии? || Вот вам злато, вот вам серебро, || Вот вам с моей руки перстень, || Полюбите же вы меня? — Девушка: Не хочу атамана любить». Ермак требует, чтоб Есаул срубил ей голову. Тот отказывается и сообщает, что она его родная сестра. Ермак велит дать девушке свободное место и запевает песню «Солнце на закате, время на утрате».

Действие II. Барин беседует со слугой Афонькой, спрашивает сюртук. Афонька его всячески высмеивает. Картина 2. Барин беседует с Прошкой-старостой о хозяйстве. Как и Афонька, Прошка смеется на глупым Барином.

Действие III. Ермак в шатре точит шашку. Входит Преклонский и жалуется, что хочет жениться на старости лет, да не на ком. Ермак предлагает ему Девушку. Преклонский говорит, что она его дочь и прощается со всеми, собираясь умереть. Падает, но не умирает. Ермак зовет доктора. Входит доктор: «Я есть доктор-лекарь, || Казанский военный аптекарь. || Живых лечу, а из мёртвых кровь мечу. || ...Ну, Преклонский, говори, что болит? — Преклонский: Болит — не болит, не скажу». Доктор назначает разные лечения и каждый раз спрашивает, что болит. Но Преклонский непреклонен. Умирает. Доктор поет про рыцаря у гроба Мавлины. Тело уносят, все уходят. Остается Ермак и Девушка, она вяжет носок. Ермак говорит, что надо всем уйти к Строгановым, а потом в Сибирь. Появляется Посол бухарский, жалуется на сибирских татар. Ермак обещает помочь, но чтобы были: «Пули, ядра и пушки, || Да водочки кадушки». Призывает казаков идти в Сибирь. Девушка запевает песню «Как по синему морю Каспийскому».

Картина 2. На полянке Ермак с товарищами на привале. Появляется Магметкул, угрожает Ермаку снести голову. Начинается единоборство. Ермак отрубает голову Магметкулу. На радостях, что побежден Кучум-хан, а теперь Магметкул, Ермак отправляет Есаула Кольцо к царю-батюшке в Москву-матушку. Картина 3. Есаул на приеме у Грозного. Царь: «Все вины я вам прощаю, || Ермака собольей шубой награждаю || И дарю ему золотую броню, || И назначаю его Сибирским князем». Картина 4. В шатре Ермак с товарищем. Входит Кольцо, сообщает о царских наградах. Ермак: «А мы в Россию не пойдем, || Мы в Сибири проживем, || Эх, я Сибирский князь, |! Я Сибирский князь». Посылает Есаула к соседнему помещику сказать, что придут в гости: «Чтобы он мог нас накормить, || Напоить и деньгами одарить». Картина 5. Есаул передает помещику повеление Ермака. Картина 6. Шатёр, в нем Ермак и товарищи. Входит Есаул, сообщает, что все сделано. Ермак: «Идем и пьем, а завтра в путь-дорогу». Картина 7. Поляна. На поляне Ермак обходит сидящих своих ребят, потом садится. Вдруг выстрел. Ребята, застигнутые врасплох, не знают, что делать. Ермак бросается в Иртыш... Ребята вновь собираются и вспоминают о Ермаке. И у них складывается песня «Ревела буря, дождь шумел».

В мозаике этой народной драмы и многих ей подобных отражены изменения в русском менталитете, происходившие на протяжении XIX в. Заметны два на поверхности различных процесса: 1. Быстрое освоение народом дворянской, т. е. западной, культуры. 2. Нарастание неблагополучия, кризисных настроений в обществе — народ глумится не только над барами-помещиками (это было всегда), но и охладел к царю. Ермак идет в Сибирь по своей воле, вопреки царю, а получив прощение, испытывает не благодарность, а радость, что может княжить в Сибири наособицу и без царя грабить помещиков. В основе своей эти настроения сопровождали отмеченный Гумилёвым переход русского этноса из фазы этнического подъема в фазу надлома. Народники второй половины XIX в. (сами следствие фазы надлома) были не столь близоруки и отрешены от реальности, как принято изображать.

Народный театр был тесно связан с лубком, широко распространившимся в России с конца XVIII в. Лубочные листы, картинки и книжки продавали на всех ярмарках. Продавцы лубочных картинок — офени — проникали в самые отдаленные уголки России. Лубочные картинки были обязательным украшением крестьянской избы. Видное место среди них занимали портреты и рисунки Ермака. В профессиональном изобразительном искусстве крупные произведения на тему покорения Сибири появились лишь в конце XIX в. От первой его половины остались иллюстрации Б.А. Чорикова о покорении Сибири в «Истории» Карамзина (1836) и картина неизвестного художника «Последняя битва Ермака». Не было и значительных скульптурных изображений. Обелиск Ермаку в Тобольске (1838) по проекту А.П. Брюллова относится к произведениям архитектуры.

В конце XIX в. интерес к сибирской теме усилился. В 1878 г. была создана модель скульптуры «Ермак» П.П. Забелло, широко используемая при изготовлении статуэток художественного литья. Появилась картина С.Р. Ростворовского «Послы Ермака бьют челом Ивану Грозному» (1884). В 1891 г. была с большим успехом выставлена бронзовая скульптура «Ермак» М.М. Антокольского. В 1895 г. появилась грандиозная картина В.И. Сурикова «Покорение Сибири Ермаком». Василий Иванович Суриков, родом сибирский казак, знал о Ермаке из семейных преданий. Над картиной он работал четыре года и ездил на Дон писать ермаковских казаков. Успех картины Сурикова был огромен. С ним тема истории Сибири прочно утвердилась в русском изобразительном искусстве.

На рубеже столетий в пышной предгрозовой Российской империи возводится много памятников. Были среди них памятники, посвященные покорителям Сибири и Дальнего Востока. В 1887 г. во Владивостоке торжественно открыли обелиск Г.И. Невельскому по проекту А.Н. Антипова с бронзовым орлом и бюстом работы P.P. Баха. В 1891 г. в Хабаровске установлен памятник Н.Н. Муравьеву-Амурскому работы A.M. Опекушина (разрушен в 1925 г., восстановлен в 1992 г.). В Новочеркасске, столице Войска Донского, в 1904 г. в торжественной обстановке был открыт памятник Ермаку работы скульптора В.А. Беклемишева.

XX — XXI вв. В первом десятилетии XX в. в России приходит новая форма искусства — появляется кинематограф. В 1908 г. Был выпущен первый российский художественный фильм «Понизовая вольница (Стенька Разин)». В 1910 г. В.М. Гончаров ставит фильм о Ермаке — «Волга и Сибирь (Ермак Тимофеевич — покоритель Сибири)». Это был немой короткометражный фильм. Ермака играл Петр Лопухин, Ивана Грозного — Петр Чардынин. Дальнейшее развитие темы покорения Сибири в киноискусстве и вообще в искусстве было прервано революцией и победой большевиков.

В.И. Ленин считал Российское государство колониальной империей, что означало осуждение территориальных приобретений России. Для марксистских идеологов 1920-х гг. присоединение русскими Сибири было актом колониализма. Вдобавок первопроходцы называли себя казаками, а казаки в массе своей воевали на стороне белых. В этот период в советской историографии происходит борьба между учёными старой академической школы, пытавшимися отстоять свою независимость, и марксистами школы М.Н. Покровского, требовавшими полного подчинения историков догмам марксизма и отказа от «великодержавного шовинизма» в трактовке событий российской истории. Кончилось это «Академическим делом» — шесть бывших офицеров, в том числе учёный — хранитель Пушкинского дома Н.В. Измайлов, были расстреляны, а ведущие историки, во главе с С.Ф. Платоновым, отправлены в ссылку (1930).

Близкую к школе Покровского позицию занял Артём Веселый (Н.И. Кочкуров) в романе «Гуляй Волга» (1932) о походе Ермака. Небольшой по объему роман написан ярко, хотя схематично. Великолепен народный язык. Артём Веселый, природный волжанин из семьи крючников, объездил и проплыл места, о которых писал, был в гуще Гражданской войны и знал партизанскую вольницу, ставшую прообразом вольницы Ермака. Его трактовка похода Ермака следует воззрениям марксистских историков, проповедовавших колониальную сущность покорения Сибири. Ярмак (Ермак) и казаки показаны людьми лихими и жестокими, открывшими дорогу русскому царизму к богатствам Сибири. Вслед за казаками накатывала российская колонизация, несущая гибель коренным сибирцам:

«Ценный зверь уходил все дальше и глубже в тайгу, в тундру и в степь. По следам зверя, неся тамошним народцам гибель, шел русский промысленник и добытчик: ни болота, ни таежные заломы, ни лютые морозы не держали его. Следом за казачьей саблей катилась деньга купецкая, за деньгой — топор, соха и крест».

В первой половине 1930-х гг. И.В. Сталин стал склоняться к использованию имперской идеи и русского патриотизма в предстоящей схватке с фашистской Германией. В постановлении ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР «О преподавании гражданской истории в школах СССР» (1934) концепция Покровского подверглась критике, правда анонимной (сам Покровский умер в 1932 г.). Затем вышли постановления, уже напрямую осуждавшие Покровского и его школу. Последовали аресты учеников Покровского и возвращение из ссылки учёных, осужденных по «Академическому делу», в том числе знатока истории Сибири С.В. Бахрушина. В конце 1930-х гг. советской историографии сложилась теория «наименьшего зла», согласно которой присоединение к России других народов было для них меньшим злом, чем если бы их завоевали другие государства. Присоединение Сибири вновь стало славной страницей русской истории.

Меж тем, несмотря на частую прополку (далеко не только историков), талантами русская земля не скудела. В 1940 г. П.П. Бажов пишет чудесный сказ «Ермаковы лебеди». О том, как уральский мальчик Васютка Аленин спас лебединые яйца и вырастил двух лебедей, навсегда ему преданных. Как стал Васютка атаманом Ермаком Тимофеичем и вместе с лебедями уплыл с казаками покорять сибирского хана. Как тонул Ермак в тяжелой броне царской, а лебеди вытащить его не смогли. И как по-лебединому, в тот же час, умерла верная Аленушка. На мотив сказа Бажова появились кислинского литья «Ермаковы лебеди» скульптора И.В. Бесчастнова. В военные годы к героике покорения Сибири подсоединяются поэты. В 1941 г. в журнале «Октябрь» была опубликована поэма С.С. Наровчатова «Семён Дежнёв». В 1944 г. во фронтовой газете «Сокол Родины» было опубликовано стихотворение Д.Б. Кедрина «Ермак».

После окончания Великой Отечественной войны русский народ приобрел статус государствообразующего народа Советского Союза. Русский народ сам заработал этот статус кровью и трудом своим во время войны, но для его официального закрепления нужно было слово вождя. Таким словом явился тост Сталина на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной армии 24 мая 1945 г. Сталин тогда сказал: «Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение».

В советской историографии произошел отход от формулы «наименьшего зла» к формуле «добровольного присоединения». Новую формулу предложила М.В. Нечкина в письме «К вопросу о формуле "наименьшее зло", напечатанном в журнале «Вопросы истории» (1951). В последовавшей дискуссии, концепция «наименьшего зла» была признана ошибочной, ибо народы присоединялись к России добровольно. Послушные историки принялись сглаживать разнообразные и не всегда мирные пути вхождения этносов в состав России: ведь было и добровольное присоединение, и выбор по принципу «наименьшего зла», и упорное сопротивление завоеванию.

Писатели сталинских времён вели себя более независимо. Не скрыл жестокости Хабарова Д.И. Романенко в романе «Ерофей Хабаров» (1946). Теории «добровольного присоединения» соответствует тетралогия о Невельском Н.П. Задорнова (1949—1969). Но нивхи и гиляки действительно добровольно присоединились к России. В 1952 г. вышла талантливая книга для детей Т.С. Грица «Ермак» — патриотичная, но не лживая. Роман В.Г. Яна «Поход Ермака» (1954) не из числа шедевров автора «Чингисхана», хотя его мастерство заметно и здесь. Ян не скрывает, что поход Ермаком был завоеванием. С большим уважением он рисует врагов Ермака. Кучум выбрал смерть подчинению русским, героически гибнет и неукротимая остячка Алызга.

Последующие произведения написаны в ключе добровольного присоединения сибирских народов. К их достоинствам можно отнести внимание не только к Ермаку, но и к другим землепроходцам, тщательную проработку источников, знание сибирской природы. Но авторы не поднимаются выше среднего уровня. Таковы романы Е.А. Фёдорова «Ермак» (1955), В.А. Сафонова (опять о Ермаке) «Дорога на простор» (1960), А.В. Семёнова «Землепроходцы» (1976) об освоении Камчатки, Ф.Г. Сафонова «Ерофей Хабаров» (1976), повестей Н.М. Коняева «О себе Ермак известие дал» (1984), В.А. Бахревского «Хождение встречь солнцу» (1986) и В.В. Каргалова «За столетие до Ермака» (1987) о походе русских воевод в Сибирь в 1483 г., сборник повестей «Встречь солнцу» (1987), роман Л.М. Дёмина «Семён Дежнёв» (1990). Оперу «Ермак» А.А. Касьянова (1956, 2-я ред. 1961) поставили в новосибирском и горьковским театрах оперы и балета.

В постсоветский период упор сделан на развлекательность. В романе В.Ю. Софронова «Кучум» (1993) Ермаком стал сибирский князь Едигер, чудом спасшийся от Кучума. В 2007 г. опубликованы остросюжетные романы Б.А. Алмазова «Ермак Тимофеевич — князь Сибирский» и С.А. Заплавного «Клятва Тояна» о строительстве Томского острога. К постсоветскому периоду формально относится телесериал «Ермак» (1996) режиссеров В. Ускова и В. Краснопольского. Сериал готовили 9 лет. Сняли его в СССР, но из-за отсутствия денег ещё 6 лет монтировали. Фильм страдает от политкорректности — боязни задеть тюркские народы. Из персонажей впечатляет Кучум, блестяще сыгранный Ходжи-Дурды Нарлиевым. В 2007 г. был снят документальный фильм «Ермак и Кучум» (2007). В том же 2007 г. в Якутске поставили пьесу В. Фёдорова «Апостол государев», посвященную Петру Бекетову.

Особо следует сказать о памятниках первопроходцам. В1952 г. в Хабаровске был установлен памятник Хабарову работы Я.П. Мильчина. В 1956 г. на мысе Дежнёва был поставлен памятник-маяк с бронзовым бюстом Семёна Дежнёва. В 1985 г. памятник Дежнёву работы Р. Кучерова установили на его родине — в Великом Устюге. В последние годы в оправившейся при Путине России вновь началась закладка памятников первопроходцам. Вспомнили о Петре Ивановиче Бекетове — основателе семи сибирских городов. В 2004 г. памятник Бекетову был установлен в Нерчинске. В 2007 г. в Якутске в день празднования вхождения Якутии в состав России состоялось открытие памятника основателю города Бекетову работы А.А. Романова. В 2008 г. в Чите состоялось открытие ещё одного памятника Бекетову, и тоже как основателя города. В соответствии с историей в Якутске Бекетов — молодой человек, в Чите — он уже в преклонном возрасте.

Характерно для периода распада Советского Союза сложилась судьба памятника Ермаку работы В.И. Знобы и Н.В. Знобы, установленного в 1965 г. в городе целинников Ермаке Павлодарской области Казахской ССР. В начале 1990-х казахи переименовали Ермак в Аксу. В 1993 г. националисты свалили статую, отбив голову, а разрушенную фигуру вывезли на склад. Русские жители в массе своей переселились на Алтай, но о памятнике не забыли. Сергей Яловцев тайно провез его через границу на грузовике. В алтайском городе Змеиногорске переселенцы и алтайские казаки на свои средства восстановили памятник. Голову воссоздал местный скульптор А.В. Аркатов. 19 июня 2006 г. статуя Ермака была вновь поставлена на пьедестал.

Покоритель Сибирского ханства вызывает гнев и у тюркских националистов. В годы «парада суверенитетов» они пытались развязать кампанию по сносу памятника Ермаку в Тобольске. Надо сказать, что среди сибирских татар акция поддержкой не пользовалась. Многие из них выступили против, считая Ермака героем-освободителем от бухарца Кучума. Так что пока националистам не удалось рассорить русских и татарских сибиряков. Но «чёрная легенда» о русской колонизации Сибири распространяется не столько тюркскими и бурятскими националистами, сколько самими русскими — главными ее авторами и проповедниками являются сибирские сепаратисты.

 

8.10. «Чёрная легенда» о роли России в Сибири

 Сибирские областники. Начало «чёрной легенде» положили областники — идеалисты, мечтавшие о независимой Сибири. Движение областников зародилось в студенческих сибирских землячествах Казани (1850-е гг.) и Петербурга (1860-е гг.). На мировоззрение областников повлияли народнические идеи, особенно о социализме крестьянской общины. Но главными были проблемы Сибири. Здесь первое слово сказал сибиряк А.П. Щапов, профессор Казанской духовной академии. Щапов обосновал понятие Сибирь как «области» со своей природой, этнографией и историей. Много радикальнее были слушатели Петербургского университета во главе с Г.Н. Потаниным и Н.М. Ядринцевым. Они мечтали об отделении Сибири от России и создании государства подобного США.

В 1865 г. областники, к тому времени вернувшиеся в Сибирь, были обвинены в антиправительственном заговоре. Потанина приговорили к пяти годам каторги, а других сослали в Архангельскую и Вологодскую губернии. В последующем областники отказались от крайностей сепаратизма и перешли к идеям автономии Сибири в составе России. В их программу входило прекращение ссылки в Сибирь, самоуправление, контроль над богатствами края, развитие образования и открытие сибирского университета. Областники не только мечтали, но и действовали: им многого удалось достичь в сфере просвещения, культуры и благотворительности.

Областники исходили из того, что Сибирь — колония, нещадно эксплуатируемая государством. Потанин писал: «Во всякую эпоху самый дорогой продукт Сибири объявлялся изъятым из пользования колонии. В начале сибирской истории был объявлен государственной регалией соболь, потом таковой же регалией стало золото, теперь сибирский лес вырубается в пользу казны, игнорируя связанные с ним интересы будущих поколений Сибири... Что это, как не своекорыстная политика?» Среди работ о колониальном прошлом Сибири известность получили статья Потанина «Завоевание и колонизация Сибири» (1884) и особенно книга Ядринцева «Сибирь как колония» (1882), вышедшая затем под названием «Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении» (1992). Авторы описывали произвол воевод и чиновников, экономическое неравноправие и прочие «свинцовые мерзости» сибирской жизни.

Областники всячески подчеркивали бедственное положение «инородцев» — бесправие, грабеж, спаивание и вымирание. «Сибирская газета», рупор областников, писала в 1881 г.: «...инородческое население Минусинского округа... вымирает с такой быстротою, при которой ещё через двадцать лет, мы вполне надеемся, не будет в долинах р. Абакана ни одного туземца». Работа Ядринцев 1883 г. так и называется: «Инородцы Сибири и их вымирание». По его оценке, в 1851 г. «минусинских инородцев» было 40 470 человек, а в 1868 г. только 37 153. Сообщения Ядринцева встретили критику. Н.Н .Козьмин в статье «К вопросу о вымирании инородцев» (1916) показал, что статистические данные конца XIX — начала XX в. не подтверждают уменьшения численности «минусинских инородцев». В масштабном исследовании С.К. Патканова «Племенной состав населения Сибири» (1911, 1912), основанном на Всероссийской переписи 1897 г., показан значительный рост коренного населения Сибири.

Движение областников существовало вплоть до победы в Сибири большевиков. Летом 1918 г. областники вошли в состав Временного Сибирского правительства (существовало всего 4 месяца), принявшего 17 июля (4-го по ст. стилю) Декларацию о независимости Сибири (по сути, автономии). После установления Советской власти движение было запрещено. Областники немало сделали для культурного развития Сибири. В то же время их отрицательное отношение к роли Российского государства, преувеличение тягот колонизации для «инородцев» и мечты об отделении Сибири сейчас используют люди, способные принести народам Сибири лишь несчастья.

Советский период. Два послереволюционных десятилетия советские историки описывали негативные последствия присоединения Сибири. Марксисты школы Покровского рассматривали царскую Россию как «тюрьму народов», присоединение Сибири — как завоевание, ее освоение — как колонизацию «на костях инородцев», а управление царскими чиновниками — как время неслыханного произвола и грабежа. Подобные взгляды разделяли и историки-традиционалисты: В.И. Огородников, С.В. Бахрушин, С. А. Токарев, А.П. Окладников. Их позиция обусловлена не только конформизмом, но и сохранившимся с дореволюционных времен среди интеллигенции комплексом вины перед «униженными и оскорбленными».

Параллельно шло изучение сибирских архивов и накопление фактов, противоречащих «чёрной легенде» о русской колонизации Сибири. Но пересмотр «чёрной легенды» связан не с наукой, а с изменением сталинской национальной политики. В 1934 г. публикуется постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР «О преподавании гражданской истории в школах СССР» и в 1937 г. «Постановление Жюри Правительственной комиссии по конкурсу на лучший учебник для 3—4-го классов средней школы по истории СССР», где приобретения России в XVI — XVIII в. трактуется как «наименьшее зло» для присоединяемых народов. После публикации письма М.В. Нечкиной «К вопросу о формуле "наименьшее зло" в журнале «Вопросы истории» (1951) зло вообще изгоняется из оценок роста российского государства. Наступил период, сравнительно недолгий, ура-патриотических статей.

В 1960-е гг. положение в советской историографии нормализуется, признается, что Россия прирастала разными путями, хотя роль завоеваний преуменьшается. В это время известный сибиревед В.И. Шунков предложил «признать оправданным господство в нашей литературе термина "присоединение", поскольку он включает в себя «явления различного порядка — от прямого завоевания до добровольного вхождения». Применительно к Сибири понятие присоединение действительно хорошо подходило, поскольку включало всю мозаику вхождения народов в состав Российского государства.

Независимо от идеологических установок, советские учёные получили данные, заставлявшие скептически отнестись к двум постулатам «чёрной легенды» — завоеванию как способу присоединении Сибири и вымиранию сибирских аборигенов под русской властью. Завоеванию противоречили многочисленные факты невоенного подчинения сибирских племен Белому царю. Легенду о вымирании похоронило уникальное исследование Б.О. Долгих, рассчитавшего по ясачным книгам численность коренного населения Сибири в конце XVII в. Оказалось, что на территории Сибири и Дальнего Востока жило около 240 тысяч человек. Работа Долгих получила всемирное признание. Между тем, согласно Первой Всероссийской переписи 1897 г., в Сибири жило 822 тысячи коренных жителей. Получается, что за 250 лет российского правления число «сибирских инородцев» выросло почти в 4 раза. Для сравнения в США и Канаде за тот же период число коренных жителей уменьшилось с 1,2 млн. (уцелевших после занесенных белыми эпидемий XVI в.) до 350 тысяч.

Советские историки собрали немало фактов, свидетельствующих, что далеко не все было плохо в управлении Сибирью в царское время, что были энергичные воеводы и даже такой выдающийся губернатор, как Муравьёв-Амурский, но выводы делали осторожно, с реверансами в сторону советской Сибири. В целом советская наука собрала огромный материал, во многом доказавший безосновательность «чёрной легенды» об освоении Сибири, но «неудобные» вопросы (войны с местными жителями, заслуги царских чиновников в освоении Сибири, процветание сибирского крестьянства) остались слабо затронутыми по идеологическим причинам. Подобная избирательность сделала советскую историографию уязвимой перед натиском нового поколения творцов «чёрной легенды», в изобилии появившихся после распада Советского Союза.

Этнический сепаратизм. Крах советского строя, сопровождаемый нарастанием общественного хаоса, привел к чрезвычайному ослаблению этнического поля русских. А слабого бьют: России предъявили территориальные, материальные и моральные претензии. Счет предъявили соседи — старые и новые (бывшие союзные республики), сепаратисты автономий и регионов страны, вопрос о праве русских на владение недрами одной шестой суши был поднят в США и ЕС. От прямой интервенции Россию спасает ракетно-ядерный щит, но пришлось (и приходится) тяжко. Кладовые Сибири привлекают особое внимание сил, заинтересованных в распаде России.

В Сибири в 1990-х гг. сложились два вида сепаратизма: этнический и территориальный (региональный), причем последний тоже нередко озвучивается как этнический (сибиряки объявляются самостоятельным этносом). Этнический сепаратизм наиболее выражен у якутов и с отрывом по понижающей — у тувинцев, бурят, хакасов, алтайцев, сибирских татар. Основу для него создали ослабление России, амбиции национальной интеллигенции, пропаганда пантюркизма и панмонголизма, поддержка из США, Турции, Японии, националистов Казахстана и Монголии.

В концепциях сибирских националистов много общего. Объявляется, что данный народ издревле (иногда со времен неолита) проживал на сибирской земле, что предки были грозными воинами и творцами высокой цивилизации, но несчастные обстоятельства ослабили народ, и он стал добычей русских, что Россия нещадно эксплуатировала завоеванный народ, разорив его и поставив на грань исчезновения. В качестве образцов служили труды казанских историков о Сибири: «История Сибири» X. Атласи (1911), «Древниетюрки в Сибири и Центральной Азии» (2000) и «История сибирских татар» (2002) Г.Л. Файзрахманова.

Была переписана история присоединения Сибири. Поход Ермака переписали дважды — в Казани и в Алма-Ате. Героем событий объявлен Кучум: по татарской версии — татарин, по казахской — казах. Следует сказать, что Кучума сибирским татарам навязывают извне. Сибирцы всегда считали Кучума чужаком, узурпировавшим власть у законной династии тайбугидов, а в Ермаке видели мстителя за убийство хана Едигера и брата его Бекбулата. Но времена меняются, и на сайте «Татары Сибири» появляется заголовок: «История татар: 455 лет геноцида». У других сибирских народов — иные герои. У бурят, естественно, Чингисхан, у тувинцев — Субедей-багатур, полководец Чингиза и Батыя, у алтайцев — хан Ашина, основатель Тюркского каганата, у хакасов — енисейские кыргызы (хакасы забыли, что они ведут род от кыштымов — данников кыргызов).

Особо следует сказать о якутах. Республика Саха (Якутия) — единственная автономия Сибири, где были возможности реализации сепаратистских стремлений. Сепаратизм якутов недавний — с русскими они всегда ладили. В 1930-х гг. богатых якутов раскулачивали, но потери эти несравнимы с огромными общесоюзными вложениями в развитие края. Все изменилось, когда Россия ослабла. В 1992 г. президент Якутии М.Е. Николаев сумел добиться от своего друга Б.Н. Ельцина подписания соглашения о переходе в собственность республики всесоюзного треста «Якуталмаз», дающего четверть мирового производства алмазов. «Якуталмаз», преобразованный в ЗАО АЛ РОСА, стал материальным источником для якутского сепаратизма.

1990-е гг. были золотыми для якутской элиты. Якутия ежегодно получала федеральные дотации (до трети бюджета в 1996 г.), а средства от алмазной ренты шли на содержание разросшейся якутской бюрократии, вытеснивших русских со всех значимых должностей в госаппарате, науке и культуре (хотя якутов меньше половины населения), и на атрибутику суверенитета, прописанного в конституции 1992 г. Якутия обзавелась двухпалатным парламентом, полутора десятками министерств и ведомств, собственной академией наук, 14-этажным международным бизнес-центром. На праздник государственного суверенитета в Якутск ежегодно съезжались представители правительственных и общественных организаций США, Канады, ЕС, Турции, Японии. Английский стал чуть ли не государственным языком. Одновременно всячески поощрялся переход с русского языка на якутский. В эти годы была внедрена национальная мифология об исключительности якутов, их древнем происхождении, высочайшем уровне старой якутской культуры.

Параллельно шло запустение хозяйства, не связанного с производством алмазов: закрывались шахты, ветшали дороги, на 30% уменьшилось поголовье скота. Добыча алмазов сократилась почти в два раза — с 2700 млн. долларов в 1990 г. до 1585 млн. в 2000 г. Но это не помешало махинациям с алмазами. В Якутии было открыто 70 мелких фабрик по огранке алмазов. Для обеспечения сырьем им выделяли квоту, составлявшую 25% текущей добычи АЛРОСА (около 400 млн. долларов ежегодно). Гранильные фабрики были убыточны и получали кредиты из республиканского бюджета. Периодически они банкротились и убытки списывали. Это был способ продажи за рубеж алмазного сырья, минуя налоговые службы России.

В выступлении В.В. Путина «О стратегии развития России до 2020 года» (8 февраля 2008 г.) президент напомнил положение, в котором находилась страна в 1999 г. Сказал он и о национальных автономиях:

«Сама Россия представляла собой "лоскутную" территорию. В большинстве субъектов Федерации действовали законы, противоречащие Конституции России. Некоторые примеры были просто вопиющими. Например, статус отдельных территорий определялся как "суверенное государство, ассоциированное с Российской Федерацией"»... Только вдумайтесь: можно было быть гражданином одного из российских регионов, не будучи гражданином России!»

В «параде суверенитетов» Якутия шла в числе первых. Поэтому Путин действовал не спеша, но настойчиво. Сначала из конституции республики удалили упоминание о суверенитете. Затем подоспели выборы президента Якутии. Николаев уже отслужил два срока, но Центризбирком Якутии, вопреки конституции республики, зарегистрировал его кандидатуру. Верховный суд Якутии не только поддержал это решение, но отменил регистрацию В. А. Штырова, главы АЛ РОСА и этнически русского, под предлогом опоздания с подачей документов. Последовала скандальнейшая борьба республиканских и федеральных судов и прокуратуры, закончившаяся победой Москвы. Николаев объявил избирателям, что снимает свою кандидатуру, и попросил голосовать за Штырова. В 2002 г. Штыров был избран президентом Якутии. Николаеву за послушание дали должность вице-спикера Совета Федерации и наградили медалью.

Следующим этапом стала ликвидация алмазной монополии Якутии. В мае 2005 г. Федеральная антимонопольная служба признала ЗАО АЛ РОСА, правительство и Государственное Собрание Якутии виновными в нарушении закона «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках». Это означало конец гранильных привилегий Якутии и «серых схем» вывоза алмазов из России. В июне 2005 г. председатель Наблюдательного совета АЛРОСА министр финансов А.Л. Кудрин сообщил, что правительство России планирует увеличить долю государства с 37 до 51 %.

Действия российского правительства вызвали сильнейшие возмущение якутской элиты. По образцу «народных фронтов» времен распада СССР был организован «Народный фронт Якутия — АЛРОСА». Он проводил митинги, где звучали требования оставить в Якутии все добываемые алмазы и призывы к отделению. Лидер «Объединенного гражданского фронта» (ОГФ) Гарри Каспаров создал в Якутии региональное отделение, самое мощное в России. Председатель Якутского регионального отделения ОГФ Л. Николаев открыто угрожал России:

«Кремль взрастил в республике очень большое недовольство среди населения. Это недовольство редко вырывается наружу, но оно зреет. Погнавший ветер взрастет бурю. Что посеешь, то и пожнешь. Кремлевские политтехнологи выпускают джинна сепаратизма. Думают, что, используя этого джинна, они расправятся с республикой, чтоб и другим неповадно было. Очередная близорукая политика Кремля будет гибельной для России».

В сентябре 2006 г. в день государственного суверенитета Якутии (вопреки изменениям в конституции, праздник суверенитета остался) в Якутске состоялся митинг объединенной оппозиции с участием «Народного фронта Якутия — АЛРОСА», «Объединенного гражданского фронта» во главе с Каспаровым и других общественных организаций. Волнения в Якутии вызвали отклики на Западе. В ноябре 2006 г. Комиссия по этническим и конфессиональным меньшинствам рекомендовала Европарламенту «призвать российское государство соблюдать права и учитывать интересы коренных народностей Саха-Якутии».

Между тем Центр сумел договориться с якутской элитой. Якутии получила компенсации за утрату преимуществ в огранке алмазов. Скупка Росимуществом акций АЛРОСЫ, достигшая намеченных 51% к началу 2008 г., проводилась очень аккуратно, у физических лиц, так что доля акций, принадлежащих Якутии, осталась прежней — 40%. Правительство России инвестировало в развитие Якутии больше 2,5 трлн. рублей. Строится Амуро-Якутская железнодорожная магистраль, которая свяжет Якутск с железнодорожной сетью Сибири. Намечено строительство каскада электростанций, необходимых для добычи урана, угольной промышленности и металлургии. На юге Якутии появятся новые города. Все это означает переезд десятков и даже сотен тысяч людей из России и соответственно уменьшает возможности этнического сепаратизма.

Якуты, буряты и большинство народов Сибири не доходили в своем сепаратизме до вооруженных нападений на русских (исключение составляют погромы в Туве в 1990 г.). Не свойственна им и русофобия (возможное исключение, опять же, тувинцы). Характер крупных народов Сибири — якутов и бурят — уравновешенный, расчетливый, не без хитрецы, исключает взрывные действия, свойственные кавказцам. Эти народы — прагматики и не променяют реального улучшения жизни на миражи сепаратизма. С народами Сибири русские ладили столетиями и вполне могут вместе жить в будущем. Сейчас произошел сбой из-за Русской смуты (слабых презирают), но все наладится, если русские обретут единство. В свою очередь, единство русских, а значит — целостность России, зависит от сокращения разрыва между богатыми и бедными, между Центром и периферией, между Москвой и Сибирью. В Сибири мало возможностей для этнического сепаратизма, но не дай бог, если разгорится сепаратизм русских сибиряков. Следует понимать, что единственно возможную, пусть сегодня не очевидную, угрозу отделения Сибири представляет не этнический сепаратизм, а региональный.

Региональный сепаратизм. Сибирское областничество, запрещённое в СССР, имело последователей среди интеллигенции. Когда пришла перестройка, эти настроения стали очевидны. Политолог С.Е. Кургинян рассказывает, что на Съезде народных депутатов СССР некий депутат с трибуны прочитал стихотворение Леонида Мартынова, писанное ещё в 20-х гг:

Кургинян заключает: «По большому счету, читающего эти строки депутата надо было лишить неприкосновенности и увести в наручниках. Но его не увели».

Это были цветочки распада СССР, но не России. На деле оказалось, что у сепаратизма в Сибири мало сторонников. Самой заметной была иркутская организация «Областническая альтернатива Сибири» (ОАС). Ее лидер, журналист М.Е. Кулехов, опубликовал в газете «Байкальские новости» статью «Государство Сибирь» и другие работы с пропагандой суверенитета Сибири. С идеями сибирской автономии шел на выборы в Законодательное собрание Иркутской области в 2004 г. избирательный блок «За родное Приангарье». В программном заявлении блока говорилось: «У нас, сибиряков... есть общие враги. Это те, кто вывозит заработанный в Сибири капитал за её пределы — как правило, за границу.... Наша сибирская земля велика и обильна. Пора вернуть эту землю себе!» Блок «За родное Приангарье» получил 7% голосов избирателей и 2 места в местном парламенте.

Звездный час для иркутских областников настал в 2006 г., когда компания «Транснефть» объявила, что готовится приступить к прокладке нефтепровода «Восточная Сибирь — Тихий океан» по маршруту, проходящему в опасной близости от Байкала. Активисты ОАС приняли деятельное участие в акциях протеста против маршрута нефтепровода. Вошли они и в массовое движение за чистоту Байкала — «Байкальский народный фронт». Но направить народные чувства в сепаратистское русло не удалось. Любовь к Байкалу, а не политика объединила самых разных людей — от либералов до коммунистов. Кроме того, Путин потребовал от «Транснефти» изменить направление маршрута и проложить нефтепровод намного севернее Байкала. В такой ситуации раскачать массы против Центра было сложно. Тем не менее в 2007 г. глава ОАС Кулехов опубликовал на сайте АПН — «Агентство политических новостей» статью «Россия и Сибирь: союз или развод?», где утверждал, что «независимые опросы, например, в Иркутской области дают до 25—27 процентов сторонников полной государственной независимости Сибири и до 55—65 процентов — сторонников автономной Сибири».

Трудно проверить объективность подобных опросов. Кулехов заверяет, что в Иркутске «об этом говорят... все». Наверное, все же не «все». Иркутский журналист В.И. Камышов, отнюдь не поклонник власти Москвы, но сохраняющий трезвость оценок, считает, что на сегодняшний день сепаратизм в Сибири не имеет шансов на успех:

«Пока сибирского сепаратизма как реальной угрозы единству России не существует. Да, всегда (т. е. до тех пор, пока единственным финансовым, управленческим и информационным центром страны будет нынешняя столица) будут существовать антимосковские, антикремлёвские настроения — но до поры до времени именно как настроение, как греющая душу регионально-патриотическая мифология».

В антироссийском мифотворчестве, а не в политических акциях лежит сегодня опасность роста сепаратистских настроений в Сибири. Тем более что мифотворец уже появился, и к результатам его деятельности следует отнестись серьезно.

Новое мифотворчество. В 2005 г. издательство ОЛМА-ПРЕСС выпустило две книги из серии «Россия, которой не было». Одна — «Московия — пробуждение зверя» — написана А.М. Буровским, автором совместной с А.А. Бушковым книги «Россия, которой не было», популярной у любителей исторического эпатажа. Другая — «Покорение Сибири: мифы и реальность» — молодым автором Д.Н. Верхотуровым. Несмотря на разницу в возрасте, у авторов много общего. Оба из Красноярска, по образованию историки; оба написали книги с опровержением традиционной истории России; оба не считают себя русскими. Наконец, оба автора — люди деловые, сумевшие превратить борьбу с русской историей в материальное благополучие: Буровский переехал в Петербург, а Верхотуров — в Москву. Вышедшие книги привлекли внимание критика Вадима Нестерова. В статье «Как плюнуть в очи России» он предложил на их основе «инструкцию», как написать псевдоисторический бестселлер.

Приведу «инструкцию» Нестерова с примерами из книги Верхотурова о Сибири: 1. Забудьте, чему вас учили как историка. 2. Начните с конфликта: «заявите, например, что Россия-кровопийца только и делала, что заливала Сибирь кровью». 3. Отбросьте старомодную вежливость в полемике. 4. Отбирайте только выгодные факты, остальные — в мусор. 5. Не унижайтесь до объяснений. Если все историки считают, что в отряде Ермака было 600 человек, а историк Миллер говорит про 6 тыс., не вздумайте объяснять, почему вы верите Миллеру. 6. Используйте для доказательств любые факты, читатель все проглотит. Что следует из того, что два английских корабля пришли в Карское море, но дальше не смогли пробиться из-за скопления льдов?.. Правильным ответом будет: «Ещё до Ермака в Сибири побывали даже англичане». 7. Если повода для драки нет, придумайте его. Что из того, что тезис о бескровном присоединении Сибири учёными не поддерживается? Заявите о «тотальном господстве мифа "никаких войн не было"» и геройски развенчайте фальсификацию.

С Нестеровым можно согласиться. Книга «Покорение Сибири: мифы и реальность» действительно написана в жанре псевдоисторического пасквиля. Верхотуров именует себя «ниспровергателем исторической мифологии». Ниспровергнув миф о бескровном присоединении Сибири (якобы общепринятый), он заменяет его собственным мифом о длительном и кровопролитном завоевании края. По мнению автора, все официальные мифы о Сибири берут начало из мифа о Ермаке. Автор развенчивает поход Ермака и высмеивает самого атамана. Из мифа о Ермаке проистекает (непонятно почему) миф о народном заселении Сибири. Автор разоблачает и этот миф и пишет о провале крестьянской колонизации Сибири в XVII в. Проиллюстрирую сказанное примерами с пояснениями.

О присущей России агрессивности и жадности, приведшей к ограблению Сибири, Верхотуров пишет следующее:

«Исторически Сибири крупно не повезло. Московия в момент присоединения Сибирского ханства находилась в состоянии сильнейшего разорения после правления Ивана Грозного, длинных и тяжелых войн с крымцами, поляками и шведами... Заносчивость и задиристость москалей обеспечивала им враждебное окружение и вынуждало держать большую армию, несмотря ни на какое разорение земли. Вот поэтому с первых лет нахождения Сибирского ханства в составе России на него стали смотреть как на источник доходов».

Здесь всё передернуто. Покорение Сибирского ханства спровоцировал сам Кучум, нападавший на русские земли в Приуралье и разорвавший вассальные отношения с царем. «Мягкая рухлядь» действительно стала источником доходов, но первичная цель покорения ханства была политическая и стратегическая, а не экономическая. Последующие войны России с соседями (первая половина XVII в.) вызваны «не заносчивостью и задиристостью москалей», а ослаблением страны в период Смуты. Тогда поляки заняли Москву, шведы Новгород, а татары опустошали российский юг. Большая армия была необходима, чтобы выжить.

В разоблачении мифа о бескровном присоединении Сибири Верхотуров видит основную задачу книги. Именно этот миф препятствует торжеству исторической правды: «Нужно сломать главную перегородку, которая отделяет верное представление от неверного: что русское завоевание Сибири будто было легким и бескровным». Приняв этот тезис, сибиряки осознают, что живут отнюдь не в «слабонаселенной и заснеженной стране», и перестанут отправлять природные ресурсы в Москву. Отсюда автор связь видит и приходит к искомому выводу о независимости Сибири.

Итак, Верхотуров выступил против мифа о бескровном присоединении Сибири. Но миф о добровольном вхождении народов в состав России, выдвинутый в 1951 г., перестал быть доктриной с середины 1960-х гг., т. е. был доктриной 15 из 250 лет историографии Сибири. Особенно много работ о русско-сибирских войнах появилось в 1980 — 1990-х гг., за 20 лет до опубликования книги Верхотурова (2005). Наш «ниспровергатель», сокрушая давно оставленный миф, забывает упомянуть учёных, специально занимавшихся изучением войн в Сибири.

Сам миф о кровопролитном и сложном завоевании Сибири не выдерживает критики. Русско-сибирские войны кровопролитными никак не назовешь. По расчетам С.Г. Скобелева и С.В. Москаленко (2001), при присоединении Сибири (конец XVI — XVIII в.) «от рук русских людей погибло около 3—3,5 тысячи кыргызов и их кыштымов (зависимого населения), не более тысячи татар, вместе около 1 тысячи бурят, тунгусов и якутов и около 0,5 тысячи человек из других народов, т. е. всего около 6 тысяч человек». За тот же период, сибирцы потеряли 4—5 тысяч человек от набегов соседей — монголов, калмыков, казахов, и ещё 2 тысячи в междоусобных войнах, т. е. больше, чем от столкновений с русскими.

Для сравнения: в европейских войнах России XVII в. потери сторон в крупных сражениях исчислялись тысячами (по документам) и десятками тысяч (в летописях). В неудачном сражении под Конотопом (1659) против войск крымского хана и украинского гетмана Ивана Выговского русская армия, согласно списку погибших, потеряла 4769 ратников и около 2 тысяч союзных им запорожцев (по украинской летописи — от 30 до 40 тысяч). Велик был урон и победителей, так и не сломивших русскую пехоту Иными словами, под Конотопом погибло больше народу, чем во всех схватках русских с сибирцами за 150 лет присоединения Сибири. Крупных сражений у России в XVII в. было минимум одиннадцать. А ведь ещё немало народу гибло в средних и малых сражениях. Только при штурме Глухова в 1660 г. поляки потеряли «200 офицеров и 4000 нижних чинов». В русско-польских, русско-турецких и русско-шведских войнах XVII в. гибли десятки тысяч русских ратников и их противников. Потери в Сибири на этом фоне просто незаметны.

О сибирских войнах можно судить и по числу воинских людей в Сибири. В 1622 г. их было меньше 7 тысяч (в основном казаков), в 1662 г. — 14 тысяч. Согласно другой оценке, в конце XVII в. во всей Сибири насчитывалось около 10 тысяч воинских людей. Для сравнения: общая численность вооруженных сил Русского государства составляла в 1620-е гг. 93 тысяч и в 1651 г. — 133 тысячи. По более современной оценке в России в 1651 г. насчитывалось 160—170 тысяч воинских людей. Значит, в Сибири в период покорения находилось около 7% воинских сил России. При этом ратные люди в Сибири воевали не только с сибирцами, но и с соседними народами — казахами, калмыками, монголами и маньчжурами. Так при последней осаде Албазина погибло 700 казаков и около 3 тысяч маньчжур. Стоит отметить, что за весь XVII в. сибирцы не взяли ни одного русского острога. Лишь небольшие острожки при деревнях иногда захватывались кыргызами. Между тем в Европейской России башкиры, не раз восстававшие в XVII в., успешно захватывали крупные остроги, монастыри и города.

Все сказанное дает основание утверждать, что присоединение Сибири обошлось для русских и сибирцев малой кровью. Россия присоединила огромный край без особых усилий и войн. Исключением были столкновения с енисейскими кыргызами, но их масштабы несопоставимы с войнами и народными восстаниями в Европейской России. Заявление Верхотурова о длительном и кровопролитном завоевании Сибири — всего лишь попытка создать ещё одну чёрную легенду о России. Ложью является и его утверждение о принесенных русскими эпидемиях, погубивших немалую часть жителей Сибири. Оно рассчитано на людей, незнакомых с основами эпидемиологии. Дело в том, что народы Евразии постоянно обменивались болезнетворными вирусами и микробами и выработали на них сходный иммунитет. Здесь не было географического барьера в виде океанов, «ответственных» за вымирание жителей Америки и Полинезии при контактах с европейцами.

Верхотуров считает, что в системе мифов, объясняющих присоединение Сибири Россией, миф о покорении Сибири Ермаком «занимает центральное место и является источником всех остальных мифов». Из мифа о Ермаке берет начало «вся остальная мифология, в том числе мифы о "мирном присоединении", "крестьянской колонизации"» и о том, что «никаких войн не было». По этой причине автор предпринимает всяческие усилия по развенчанию мифа. Начинает он с того, что с того, что первый миф о Ермаке архиепископ Тобольский и Сибирский Киприан создал с перепугу, когда в 1620-х гг. ойраты, потерпев поражение от казахов, откочевали к русским границам. Миф якобы должен был сплотить русское население Сибири перед угрозой нашествия.

Но ведь из факта покорения Сибирского царства (а не Сибири) Ермаком вовсе не вытекают мифы о «мирном присоединении» Сибири, её «крестьянской колонизации», тем более — приписываемый противникам автора тезис, что «никаких войн не было». Напротив, все мифы о Ермаке рисуют Сибирское взятие именно как завоевание, более или менее кровопролитное. Что касается Киприана, то он вовсе не трепетал перед ойратами (точнее, калмыками), уже разбитыми казахами и меньше всего склонными бросать вызов Белому царю. Гораздо больше он беспокоился по поводу нехристианского поведения казаков и крещения сибирских инородцев. В Ермаке архиепископ и последующие летописцы — Савва Есипов и особенно Семён Ремезов — видели орудие Промысла Божия и возможного кандидата в сибирские святые.

При описании похода Ермака Верхотуров противопоставляет Готфрида Фридриха Миллера нечестным русским историкам. Он обвиняет их в замалчивании трудов честного немца и создании легенды о легком завоевании Сибирского ханства. На самом деле сибиреведы высоко ценили Миллера, причем высмеиваемый Верхотуровым С.В. Бахрушин был инициатором издания двух томов книги Миллера «История Сибири» в 1937—1941 гг. и написал к ней предисловие. Книгу Миллера не только не замалчивают, но и переиздали в 1999 г. Верхотуров, видимо, об этом не знает, зато он уверяет, что Миллер собрал отсутствующие в летописях сведения о походе Ермака: «Г.Ф. Миллер сумел выяснить дополнительные подробности этого похода, в частности, что казаков было несколько тысяч человек, и узнать о других кровопролитных битвах, только потому, что тщательно разыскивал сведения об этих событиях в русских документах и проверял их по рассказам местных татар». Хотя Верхотуров признаёт, что Миллер пользовался летописью Ремезова, но, по его мнению, лишь после того, как Миллер «провел большую работу по критике книги Ремезова и первым отделил зерно фактов от толстых наслоений рассказов о чудесах и знамениях».

Верхотурову можно поверить, если не читать первоисточники. Тогда окажется, что Миллер пересказывает Ремезова почти дословно, включая хронологию, численность Ермакова войска, описание сражений и даже... чудеса. О походе Ермака у него не было других сведений, кроме летописей. Выбор в пользу «Ремезовской летописи» Миллер сделал по причине правдоподобия. Ему просто показалось слишком малым число ермаковцев в «Есиповской летописи» (540 казаков и 40 проводников и добровольцев):

«Это сообщение о числе людей Ермака настолько маловероятно, что можно было бы поверить в неслыханное чудо, если принимать все это за правду... Ремезовская летопись описывает эти события более правдоподобно».

Верхотуров постоянно ссылается на Миллера, хотя тот лишь следует летописи Ремезова. Читатель остаётся в неведении, что все историки, кроме Миллера, считают «Ремезовскую летопись», созданную через 120 лет после похода Ермака, наименее достоверной из летописей о Сибирском взятии, особенно во всём, что касается Ермакова войска и событий, предшествующих взятию Кашлыка. Верхотуров даже не обсуждает работы о походе Ермака таких современных историков, как Д.И. Копылов, Р.Г. Скрынников и А.Т. Шашков. Ведь у читателя не должно быть сомнений в надежности Миллера, а остальное ему лучше не знать.

Спрашивается: почему Верхотуров так отстаивает версию Миллера, а точнее Ремезова? Ответ прост — Ремезов и Миллер приводят наибольшую численность Ермакова войска — 6 тысяч казаков в начале похода и 1636 при переходе за Камень. Это подразумевает масштабные схватки при взятии Сибирского ханства, что нужно Верхотурову для обоснования мифа о кровопролитном завоевании Сибири. Есть и «пикантная» подробность: Ремезов и вслед за ним Миллер описывают, что во время страшного голода зимой 1583/84 г. стрельцы и казаки были вынуждены есть тела умерших людей. У Верхотурова появляется возможность обвинить Москву в плохой подготовке похода Ермака, а самих русских в неумении прокормиться и плохих отношениях с туземцами:

«Эта же деталь лишний раз доказывает, что этот поход никто всерьез не готовил, не заботился о снабжении войск, посланных в Сибирь, и то, что "завоевания" Ермака были, по большому счету, никому не нужны. Голод в Искере указывает ещё на такой момент. Некому было снабжать русских. Скорее всего, местное население, жившее вокруг ханской столицы, разбежалось. А сами русские оказались не в состоянии наладить промыслов и создать запасов продовольствия».

Стоит напомнить, что ни царь, ни воеводы не посылали Ермака в Сибирь и что страшные сибирские морозы нередко делают невозможным охоту за лесным зверем и подледный лов. Всё те же местные жители весной принесли голодавшим русским припасы, но зачем читателю об этом знать? Ведь это не укладывается в идеологию книги. Особенно примечателен пассаж Верхотурова об обстоятельствах гибели Ермака. Здесь опять-таки автор ссылается на Миллера, т. е. на Ремезова. Он приводит татарскую сказание о выловленном в Иртыше теле Ермака и о том, как татарские мурзы делили вещи атамана, в том числе Карача получил саблю с поясом. Значит, сабля была в ножнах! И Верхотуров с торжеством заключает:

«Версия героического последнего боя атамана со всеми деталями, так же как и большинство его похождений в Сибири, придумана историками. Не было "последнего, героического боя". Скорее всего, струг, на котором был Ермак, перевернулся, и атаман, в тяжелых доспехах упал в воду и утонул... Так что придется признать прискорбный для патриотической мифологии факт — Ермак погиб во время бегства от татарского отряда Карачи, так и не вытащив саблю из ножен».

Трудно судить, насколько достоверна легенда из летописи Ремезова. И уж совсем непонятно, почему гибель Ермака в Иртыше должна оскорбить патриотов. Но эмоции автора очевидны. Чего, например, стоит следующий его пассаж: «Это же никакому врагу не придумать, что освоение Сибири началось с людоедства в оголодавшем гарнизоне Искера! Уверен, что у самого закоренелого русофоба не хватит воспаленной фантазии для подобного обвинения». Я со своей стороны уверен, что закоренелого русофоба далеко искать не придётся, им является автор книги «Покорение Сибири: мифы и реальность» Дмитрий Верхотуров. Но кроме русофобии в его книге много лжи. Верхотуров не только замалчивает невыгодные ему факты и труды неугодных учёных (обвиняя в этом их самих), но и пускается на прямые подлоги, примеры которых были приведены выше. Получается, что русофобия и история — явления несовместные.

Книга Верхотурова нашла поклонников. Она попала в список книг по истории, рекомендуемых П.Д. Хомяковым, автором футурологических фэнтези, объявившим себя древнерусским язычником и призывающим построить вместо России Русь. Здесь не впервые наблюдается смычка крайних националистов с русофобами — они вместе борются против России. Примечательно и появление рецензии на сайте чеченских сепаратистов «Кавказ-Центр». Рецензия самая положительная, Верхотуров в ней почтительно именуется «историком» и «учёным» (хотя у него нет профессиональных публикаций). Рецензенту очень понравилось, как автор разоблачает миф о Ермаке: «Верхотуров убедительно доказывает, что этот казак-авантюрист вовсе не был первопроходцем края...» Во время похода его казаки, как пишет автор, «истребляли людей тысячами, резали и расстреливали пленных... жгли юрты и городки. ...Вся центральная часть ханства в результате похода Ермака оказалась разоренной, разграбленной и в конечном итоге обезлюдела». Удостоился похвалы автор и за разоблачение мифов «о последующей мирной колонизации края и о добровольном вхождении сибиряков в состав Московии».

Можно спросить: а зачем вообще разбирать книгу Верхотурова? Может, лучше подождать и она сама отойдет в небытие? К сожалению, позиция выжидания не подходит — Верхотуров развил слишком активную деятельность в Интернете. Он имеет блоги в сетевом Живом Журнале (ЖЖ), на сайтах «Эксперт Online», «Эксперт Казахстан», «Эксперт Украина», выступает в сибирских и центрально-азиатских электронных СМИ и является сотрудником электронного журнала «Агентство политических новостей» (АПН). На этих сайтах Верхотуров борется против России, но в различной форме: от открытой пропаганды сепаратизма и русофобии в ЖЖ до политкорректных статей в АПН, где стремление навредить России замаскировано под заботу об её интересах. Приведу несколько высказываний Верхотурова, имеющих непосредственное отношение к Сибири.

Об основах сибирской самостоятельности Верхотуров пишет в ЖЖ следующее:

«Основные положения сибирской самостоятельности можно сформулировать так:

1. Сибирь является самоценным и самодостаточным регионом.

2. Сибирь имеет собственную традицию государственности.

3. Сибирь изначально является тюркской территорией, однако в ней присутствует славянский компонент.

4. Сибирь в состав России вошла в результате завоевания и разрушения здесь культурной и экономической жизни».

Здесь за уши притянуты пункты 2,3 и 4. Пункт 2 — о традиции государственности. Сибирь не имела традиции государственности, поскольку единой Сибири вообще не было. На юге и западе Сибири в разное время существовали государства, но интеграция всего региона произошла после прихода русских. Пункт 3 — о тюркской Сибири. Сибирь не является изначально тюркской территорией. В XVI в. большая её часть была заселена нетюркскими народами. «Славянский компонент» сейчас не «присутствует», а составляет 80% населения Сибири. Пункт 4 — о завоевании русскими Сибири и разрушении культуры сибирских народов. Присоединение Сибири к России шло в разных формах. Русские не разрушали культуру и экономическую жизнь народов Сибири.

Верхотуров намечает задачи на пути приобретения Сибирью самостоятельности: «Первая и главная задача нашего движения состоит в том, чтобы по максимуму пробудить в сибиряках чувство самостоятельности... Вторая задача — восстановление достоинства сибиряков... Нужно... приложить максимальные усилия к тому, чтобы Сибирь приобрела свою настоящую историю... Третья задача — установление добрососедских отношений и сотрудничества с соседями, странами Средней Азии и АТР (Азиатско-Тихоокеанского региона. — К.Р.)». Иного пути для Сибири он не видит: «В вопросе самостоятельности Сибири не может быть никаких компромиссов. Либо мы живем самостоятельно и это является гарантией нашего будущего и нашего роста, либо мы подыхаем».

Верхотуров считает, что «право Сибири на выделение из состава России является неотъемлемым для сибиряков. Люди, живущие на завоеванной земле (богатое историческое прошлое которой наотрез отрицалось), на положении людей "второго сорта", с постоянным "пополнением" в виде ссыльных и зэков, стесняемые в самостоятельном развитии, не могут быть сепаратистами. Выделение при таком положении является освобождением от тяжелого гнета. Называть "сепаратистами" — означает клеветать на нас». При этом он допускает, что Сибирь будет оставаться в составе рыхлой конфедерации государств, возникших на обломках России.

При приобретении самостоятельности сибиряки должны «интегрироваться» (объединиться), но не на основе «империализма» (Российского государства) или «русского национализма», а вокруг национальных республик Сибири — Алтая, Бурятии, Саха, Тывы, Хакасии: «Иными словами, это консолидация русских вокруг сибирских народов». Затем Верхотуров переходит к вознаграждению освобожденных сибиряков — разделению населения Сибири на «своих» и чужих»:

«Есть свои, и есть чужие. Разные "освоенцы", "покорители" и прочие понаехавшие, будут протестовать и требовать некоей абстрактной "справедливости" и "равноправия". Между тем нужно прямо сказать, между коренными жителями и колонизаторами не может быть равноправия. Когда колонизаторы были в силе, они даже и не думали давать никаких равных прав и даже намека на это. Поэтому все "освоенцы", все, кто отказывается признавать Сибирь родиной, или должны уехать, или должны примириться со статусом ограниченных прав, с alien's passport. Они не имеют главного права — решать судьбу страны, которая не является для них родной.

Есть два пути в граждане Сибири. Первый путь — это происхождение. Бесспорно сибиряк представитель любого местного народа, а также те русские старожилы, предки которых живут с XVII—XVIII веков. Эти потомки русских завоевателей и переселенцев давно стали коренными сибиряками. Также можно признать сибиряком человека, чьи предки жили безвыездно в Сибири не менее трех поколений. Второй путь для всех остальных. Не все переселенцы могут вернуться назад, откуда пришли. Для многих переселение сопровождалось разрывом связей с бывшей родиной. Такие люди могут принести публичную присягу на верность Сибири, публично признать ее своей родиной».

Итак, Верхотуров готовит избранной части населения Сибири перспективу доказательства своей избранности, а всем остальным, т. е. подавляющему большинству, — выбор между изгнанием и прохождением длительных и унизительных процедур приобретения гражданства. Ведь именно так решается национальный вопрос в новых государствах с большой долей некоренного населения, например в Латвии и Эстонии. Насколько подобные перспективы могут вдохновить сибиряков — это другой вопрос. Здесь интересна реакция на декларации Верхотурова Ольги Погодиной, коренной сибирячки, автора интереснейших романов о Центральной Азии в жанре исторических фэнтези. В дискуссии в ЖЖ она выступает под ником lagorda, Верхотуров — schriftseller:

lagorda: «Сколько мне ни доводилось слышать (из первых рук, и не один раз, т. к. по стране я помоталась достаточно) о региональной политике, в частности в Сибири, а вывод все один:

а) в Москве сидят ЭТИ же выходцы из Красноярска, Камчатки, Урала, ДВ, Новосиба и пр., их там больше, чем "москалей". Сейчас в Москве МИНИМУМ половина — приезжих первого поколения, не считая тех, у кого родители тоже "откуда-то" москвичи в третьем поколении редки, аки мамонты. Так кого, собственно, ненавидеть? Так где гарантия, что новоизбранные на месте будут лучше? НИКАКОЙ ГАРАНТИИ. ЛУЧШЕ НЕ БУДЕТ. ЭТО ИЛЛЮЗИЯ ДЛЯ НЕОБРАЗОВАННЫХ МАСС. ОБОГАТЯТСЯ НОВЫЕ ОЛИГАРХИ, а люди как кушали дерьмо, так и продолжат, только вот военная угроза станет куда как реальной;

б) основа взаимоотношений региональных властей как была хорошо описана Гоголем, так с тех пор в большинстве своем мало изменилась. Они как минимум ПОЛОВИНУ своей подрывной работы делают САМИ, из лизоблюдства и личной выгоды. Ну НЕТ целенаправленного сливания в Москву ресурсов! Нету злобного заговора! Есть, к примеру, дурацкая система налогообложения, которую хто принял? Хто разработал? А что изменится? Менять надо ВОТ ТАКИЕ простые вещи. В частности: разрешить налоговый зачет по налогу на прибыль для филиалов, находящихся в других регионах. Из нее. НЕ БУДУТ налоги в МОСКВУ уходить!..

в) так что те, кто думает оторвать от соски паразитов-москалей, либо идиоты, либо сами рвутся к соске. Все.

г) Последствия этой авантюры, если она, не дай бог, удастся, столь ужасны, что становится страшно. И геополитически, и лично для каждого. Это не просто гибель Сибири, но и гибель всей страны. Это я безо всякого пафоса. И дело не в нефти. Лет через 20 на водороде будут ездить.

Пожалуйста, остановитесь и задумайтесь, стоит ли подводить вашу обширную, не сомневаюсь, теоретическую базу "под то, во что это может вылиться. Ваши личные амбиции могут принести столько зла... (и тому есть недавние примеры). Готовы ли взять на себя за него ответственность (пока что таковых не находилось, а?).

Что до меня лично, то я не хочу потерять свою страну, которая с того момента, как я родилась, все ужимается, и ужимается, и ужимается, кормя горлопанов и сволочей. И даже очень пламенных революционеров-любителей.

Я не знаю ни одного человека в Москве, который бы относился к сибирякам презрительно или хоть как-то пренебрежительно... Так кому вы что хотите доказать? С какой химерой боретесь? Факты — это всего лишь обертка для ваших личных идей, их можно подобрать какие угодно».

schriftseller: «...Мне — этой страны не жалко. Это обломок империи, который только и может, что побарахтаться чуть-чуть и исчезнуть. Пока она существует в своем настоящем виде, никакого процветания в Сибири не будет, и вообще где бы то ни было. Будущее принесет свои проблемы, но это не повод цепляться за отжившее. То, что доказало свою непригодность, должно быть отброшено. Насколько я понимаю, вы не читали статей. Весь коммен — это спор с заголовками, а не с содержанием».

lagorda: «Проглядела ряд ваших статей. Ну уж батенька, Екатеринбург к Сибири прикрепить — эт вы передергиваете или у вас такая личная география удобная. Да и про сибирский язык вы уж баете складно, да не ладно, ни разу чтой-то не доводилось слыхать какого-то особого, хоть и в глубинке ить жили, и родня моя многочисленная хрен знает до какого колена сибиряки. Али эсперанто из бурятско-якутско-чукотско-хакасского предполагаете? Имейте в виду, даже языковые семьи разные, всем угодить не удастся.

В общем, стоит мне, верно, закругляться. Статьи ваши меня только убедили в том, что о людях при создании своего мысленного конструкта-проекта вы совсем не думали. Никак. Так что ради чего вы свою утопическую реальность изобрели, ясно. Ради себя, любимого, и точка. А платить все должны. Несправедливо. Не похожа на реальную ваша моделька... Если что-то, не дай бог, будет — то больной, некрасивый, растерянный хаос, в котором потонет много ваших близких и ещё больше — совершенно непричастных людей. Всегда ведь так бывает, вы ж историком себя позиционируете.

ОБЩИЙ ВЫВОД: Красивое сочинение на вольную тему Связи с реальностью имеет мало.

И напоследок (это я обиделась даже). Вы б на меня поглядели, урусами бы не плевались. Скулы у меня посибирячнее ваших, эт точно. Приеду и выгоню вас на хрен как оккупанта по этническому признаку. Оно в подобной каше чаще так: хто громче вопит, того и тапки: -)».

Верхотурову с внешностью действительно «не повезло»: он похож не на чалдона, а на уроженца Закавказья. Что ж, бывает. Не все сторонники расовой сегрегации имеют соответствующую своему идеалу внешность. Но и не все, читавшие его призывы, настроены насмешливо, как lagorda. Многие воспринимают автора как серьезного историка и аналитика и верят ему. Особенно настораживает умение Верхотурова настраивать против русских читателей тюрок из Сибири и Средней Азии.

Есть читатели, возмущенные писаниями Верхотурова. Некоторые уличают его во лжи и передергивании фактов. Была даже попытка подать на автора в суд. На форуме игрового сайта «5-я танковая» был поднят совсем не игровой вопрос о привлечении нашего героя к уголовной ответственности по статье 282 УК РФ «Возбуждение национальной, расовой и религиозной вражды». Один из участников форума написал народному депутату В.И. Алкснису, и тот обещал этим делом заняться. Воз и ныне там, что свидетельствует о бессилии оппозиционного депутата Госдумы и уже наработанных связях Верхотурова. Заметка, в которой был поднят вопрос о суде, называется «5-я колонна. Дело Бжезинского живёт». Начинается она с цитаты из книги Збигнева Бжезинского «Великая шахматная доска». Из цитаты следует, что политические цели Верхотурова и Бжезинского совпадают. Здесь мы переходим к оценке места России в Сибири нашими «стратегическими партнёрами».

Американцы о будущем Сибири. Бжезинский предложил превратить Россию в слабо связанную конфедерацию трех государств — Сибири, Дальнего Востока и Европейской России. Это избавит Россию от имперских амбиций:

«В этой ситуации российской политической верхушке следует понять, что для России задачей первостепенной важности является модернизация собственного общества, а не тщетные попытки вернуть былой статус мировой державы. Ввиду колоссальных размеров и неоднородности страны децентрализованная политическая система на основе рыночной экономики, скорее всего, высвободила бы творческий потенциал народа России и ее богатые природные ресурсы. В свою очередь, такая... децентрализованная Россия была бы не столь восприимчива к призывам объединиться в империю. России, устроенной по принципу слабо связанной конфедерации, в которую вошли бы европейская часть России, Сибирская республика и Дальневосточная республика, было бы легче развивать более тесные экономические связи с Европой, с новыми государствами Центральной Азии и с Востоком, что тем самым ускорило бы развитие самой России. Каждый из этих трех членов конфедерации имел бы более широкие возможности для использования местного творческого потенциала, на протяжении веков подавлявшегося тяжелой рукой московской бюрократии».

О будущем Русской Сибири и Дальнего Востока обеспокоились и американские гуманитарии. В 2000 г. была опубликована книга Эвы Томпсон, профессора славистики Университета Раиса, «Имперские знания: Русская литература и колониализм»2. В ней автор обратилась к изучению соучастия русских писателей в колониальной политики России. Во введении Томпсон не без удовлетворения отмечает тенденции дезинтеграции Российской Федерации, в частности явления сепаратизма в Сибири и на Дальнем Востоке:

«По таким показателям, как территория и население, Сибирь и Кавказ представляют отдельные целостности, сравнимые с "белыми колониями" Британии, такими как Канада или Австралия. Передача центральными властями своих полномочий в Сибири и на Дальнем Востоке не обязательно должна включать полное отделение от Москвы, и книга не дает рекомендаций, как процесс децентрализации должен развиваться».

Одна из глав книги посвящена Сибири советского периода. В ней рассматривается творчество Валентина Распутина, который, согласно Томпсон, воспевает колонизацию Сибири, замалчивает проблемы ее коренных народов и неспособен прийти к единственно правильному выводу — потребовать от Москвы широкой автономии для Сибири. В заключительной главе Томпсон выражает свое восхищение женщинами писательницами — Людмилой Петрушевской и Валерией Новодворской, мужественно призывающими Россию освободить свои народы:

«Писатели подобные Петрушевской и... Новодворской считают, что практика завоевания и удержания чужих земель в пользу Москвы должна быть оставлена. Русский народ не может больше её поддерживать. На самом деле, он сам должен разделиться на собственно Россию и её "белые" колонии — Сибирь и Дальний Восток. ...Никто из русских мужчин-писателей не осмелился когда-либо сказать, что "Российская" Федерация слишком обширна и разнообразна, чтобы управляться одним правительством, расположенным в Москве».

Книги Бжезинского и Томпсон были написаны в конце 90-х гг., в самое тяжелое для России время. С начала второго тысячелетия началось неожиданное для всех возрождение России. Но ещё в 2004 г. американцы скептически оценивали будущее России в Сибири. В аналитической записке Национального разведывательного совета США «Контуры мирового будущего: Доклад по "Проекту — 2020" сказано: «Ископаемые ресурсы России останутся полем конкуренции мировых ТНК и объектом внимания промышленных держав. Борьба за них будет одной из движущих пружин мировой истории начала столетия. Имея 3% населения мира, Россия располагает 40% природных ресурсов Земли. Это соотношение представляет угрозу для России в XXI в., так как борьба за ресурсы будет обостряться».

Приходится русским выслушивать и «добрые» советы американских партнеров. В январе 2007 г. политологи Владимир Филин и Руслан Саидов провели в США серию встреч с американскими экспертами и учёными — преимущественно сторонниками Демократической партии США. Была обсуждена тема китайского проникновения в Восточную Сибирь и на Дальний Восток. Американцы высказали мнение, что Россия в среднесрочной перспективе не сможет самостоятельно удержать эти территории. Для этого потребуется помощь США и Европы. Тем более что, по мнению некоторых участников встреч, Сибирь и Дальний Восток — это достояние и ресурсная кладовая человечества, а не одних россиян. Была высказана мысль, что российско-китайские договоры XIX в., по которым к России отошли Приморье и Приамурье, были неравноправными. Поэтому в рамках компромисса с участием США эти соглашения следует пересмотреть. На это Филин и Саидов ответили, что подобные инициативы, несомненно, встретят резко отрицательную реакцию у российской общественности.

Вряд ли приходится удивляться, что в России часто цитируют высказывание бывшего Госсекретаря США Мадлен Олбрайт о том, что несправедливо, когда такой обширной и богатой землей, как Сибирь, владеет одна России. В англоязычных СМИ высказывание обычно замалчивают, иногда отрицают, но, учитывая, что Олбрайт ученица Бжезинского, выглядит оно правдоподобным. Сейчас это уже трудно доказать, и можно согласиться с ответом Путина в интервью от 18 декабря 2007 г. На вопрос о высказывании Олбрайт Путин сказал, что он с ним не знаком, но знает, что у некоторых иностранных политиков есть похожие планы. Их он назвал «политической эротикой». Президент добавил: «Такого рода высказывания подтверждают, что работа по повышению обороноспособности России — правильная».

 

8.11. Заключение

 Присоединение Сибири было величайшим и наиболее успешным предприятием русского народа. Оно изменило судьбу России, обеспечив ее пространством и ресурсами, позволяющими противостоять любой, даже самой агрессивной и мощной силе в мире. Без Сибири Россия не была бы великой Россией, но и Сибири не дано быть единой землей без России. Если представить, что сбылись мечтания сторонников независимости, Сибирь неизбежно распадется на региональные и национальные государства, часть из которых будет поглощена соседями, а остальные станут колониями транснациональных корпораций.

Присоединение Сибири было уникальным явлением в истории экспансии народов Европы. Для русских промышленников и казаков земли за Камнем не были заморской территорией и осваивались ими «посуху», а точнее — по рекам. Россия не создавала колонию, а прирастала. Отличалось освоение Сибири от европейской колонизации и отношением к коренному населению. При внешнем сходстве с «белыми» колониями Америки и Австралии в Сибири туземцев не сгоняли с земли и не истребляли. Коренное население встраивали в общество, причем на разных социальных уровнях — от ясачных людей до лиц, возведенных в княжеское достоинство. В Сибири не было расизма, проблем смешанных браков и статуса метисов. В европейских колониях господствовала расовая сегрегация. Терпимее прочих были колонисты Новой Франции, но и там метисы выделились в этническую группу. В английских же колониях и особенно в США мужчину, женившегося на индейской женщине, превращали в изгоя.

Поход Ермака (1582) начался одновременно с поселением англичан в Америке (1586), но русские прошли всю Сибирь за 70 лет (в 1647 г. заложили порт Охотск), а англосаксы продвигались к Тихому океану два столетия (первая американская фактория появилась там в 1811 г.). Медленное продвижение англосаксов связано не с высокими боевыми качествами ирокезов и сиу по сравнению с татарами и бурятами, а с безысходностью положения индейцев. У индейцев не было иного выхода, как сопротивляться и умирать.

Русские и все крупные народы Сибири входили в свое время в состав монгольской империи и приобрели сходные понятия касательно взаимоотношений верховного хана (царя) и вассальных князей, системы дани (ясака), невмешательства в дела подчиненных народов. Русские и сибирцы были евразийцами и понимали друг друга. Индейцы и европейцы принадлежали к разным мирам. Они не понимали друг друга и не имели общих ценностей. Кроме того, русские присоединяли Сибирь ради прекращения набегов и сбора мехов, а англосаксы (в США и Южной Канаде) — ради земли. Для русских ясачные сибирцы были ценные государевы люди. Для англосаксов индейцы были вредные паразиты, понапрасну засоряющие землю. Итогом стало сохранение сибирских народов и геноцид североамериканских индейцев.

Русскому народу есть чем гордиться в подвиге присоединения Сибири, и он создал утверждающие мифы — замечательные в своем роде, но не в полной мере отвечающие грандиозности содеянного. Взятие Сибирского царства Ермаком занимает среди этих мифов исключительное место и по праву входит в золотой фонд русской исторической мифологии. Вместе с тем у народа почти не осталось воспоминаний о сибирских землепроходцах, хотя их подвиг по масштабам превосходит славные дела дружины Ермака. Такова особенность народного мифотворчества: запоминается то, что на слуху, а более отдаленное предается забвению. Последующий вклад историков, писателей, художников лишь закрепил сложившееся неравенство в освещении подвига присоединения Сибири. Сага о сибирских первопроходцах ждет своих создателей в литературе и киноискусстве.

Нельзя пройти мимо попыток очернить славные дела наших предков в Сибири. Ставится цель изменить общественное сознание сибиряков и вызвать у них рост сепаратистских настроений. Создана «чёрная легенда» о кровавом покорении Сибири и о последующей грабительской колониальной политике России. Есть и нездоровый интерес «стратегических партнеров» России, ждущих своего часа. При всем том жизнь следует формуле Карла Маркса: «Бытие определяет сознание». Для будущего России главное, как сибиряки станут жить, насколько им будет хорошо и комфортно в Сибири. Судя по всему, Сибири и Дальнему Востоку сейчас уделяют особое внимание, хотя благие намерения надо ещё претворить в жизнь. И все же, при всей важности управленческих и экономических задач, идеология продолжает сохранять свое значение. И тут борьба «белых» и «чёрных» мифов сибирской истории несомненно сыграет важную роль.