Окно бывшего магазина цветов, тускло выпялившееся на угол площади Станиславского, украсилось нарисованным от руки плакатом: «МАГАЗИН ПРАКТИЧЕСКОГО ВОЛШЕБСТВА». Плакат нарисовал, высовывая от усердия язык, Кузнечик. Парнишка, как оказалось, дружил с плакатным пером и тушью. Получилось очень по-советски, чересчур красочно, но занимательно: люди среднего поколения останавливались, увидев знакомые изобразительные черты, а молодые, не привыкшие к простеньким рекламным средствам на фоне мощных проектов современной рекламы, – тем более.

Но заходили единицы. А пока не открылся магазин, – все-таки десяти еще не было, – Майя в гимнастическом костюме мыла окна. Снаружи она уже помыла. Теперь мыла изнутри. Глядя на ее голые до самых бедер ножки, перекрещивающие окно, – ведь Майя встала на подоконник! – и на суету транспорта, проползающего между этими конечностями, как под триумфальной аркой, Алексей заметил:

– Майка, мы неправильно начинаем. На твои ноги пойдут посетители секс-шопа, а у нас все-таки иная ориентация.

– Вот я сейчас тряпкой тебе дам сверху! – пообещала девушка. – И все будет нормально с ориентацией. Я же не голой окна мою! Лешка, лучше вон продукты разложи…

– Я уже разложил. Я даже тебе бейдж приготовил. Вот!

Майя, последний раз скрипнув свернутой газетой по стеклу, легко спрыгнула на пол. Алексей прикрепил к ее гимнастическому костюму квадратик пластика с надписью: «БАГДАСАРОВА МАЙЯ. ПРИКАЗЧИКЪ».

– Если бы ты так покупателей принимала, мы бы до вечера продали все, что в этом помещении, – посулил он, – включая тараканов за плинтусами… Но, увы, надо переодеваться, Маюшка. Десять минут до открытия осталось!

Майя хмыкнула. Отцепила от черной ткани бейдж, вернула Алексею и ушла в угол, за ширму – переодеваться. Вернулась ровно через пять минут, наряженная, по их сценарию, в ординарное японское кимоно. Оно было белым и облегало ее фигурку, а пояс у него был диковинного желтого цвета. Такой цвет не обозначает данов, его придумал Алексей. Желтый – это фамильный знак имперской власти у китайских императоров. Но он обозначал еще и начало пути, восхождение. А Майя с Алексеем как раз восходили.

Слегка подвернув штанины и доведя их до уровня щиколоток, чтобы были видны ее изящные голые ступни, Майя выпрямилась, поправила волосы и накинулась на Алексея:

– Ну и что? Давай, поясняй приказчику, что приказывать. Бейдж мне дай!

Алексей отдал ей квадратик и присовокупил:

– Не забывай говорить: «Гомэн кудасай»!

– Это что такое?

– Да так, долго пояснять. Традиционное женское приветствие в Японии. Ладно, давай проведем краткое ознакомление с товаром.

«Товар» был разложен в мутноватых витринах, доставшихся им в «наследство» от цветочного магазина. И он представлял собой столь пеструю картину, что невозможно было определить – что это: хорошо отмытая свалка или просто Бюро находок в таксопарке. Мельком глядя на входную дверь – никого еще не было, Алексей провел Майю на инструктаж.

Первым предметом был простой черный шар. Как пояснил Алексей, это эбонит, первый советский прообраз пластмассы. Шар спокойно покоился на блюдечке, прикрепленный к нему веревочкой.

– Кто хочет, чтобы я хотел вот ЭТО? Не хочет кто, чтоб я хотел вон ТО? – процитировал Алексей. – Это – «ЭТО». Все, кто придет с неопределенным желанием и скажет: мол, хочу это… но, собственно, не знаю чего! – всем им предлагай шар. И говори им: мол, ЭТО – именно то, что надо; как раз то самое…

– Не поняла! – возмутилась Майя. – То, не знаю что?

– Совершенно верно! – посверкивая очками, отрезал Алексей. – Именно так… Хочу то, не знаю что? Возьми этот шар и представь его тем, чем хочешь. Он абсолютно круглый, он черен, то есть соединяет все цвета спектра. Это абсолютное Ничто и в то же время – Все. Можно взять его и медитировать. Можно поместить на полку. Это То Самое, Что Будет Всегда Тобой. Или засунуть в… ладно, это покупателям не говори. Они не симороновцы, не так поймут. Ладно. Идем дальше… Что это?

– Трусы! – хихикнула Майя.

– Ща-аз! Это не простые трусы. Во-первых – семейные, а во-вторых – пригодные для копчения.

– А зачем… коптить? Не, я понимаю, что вроде как нужно для пользы дела, но ты точнее объясни.

– Во-первых, – со значением проговорил Алексей, – есть такой КОПТСКИЙ язык, то есть язык древних египтян и фараонов. Значит, КОПТя трусы, ты берешь силу у Древнего Египта, который породил Тутанхамона, Нефертити и прочих. Мужикам говори про Тутанхамона, дамам – про Нефертити. Экстаз будет полный. Далее. Это… гм. Это тапочки для прыжков с унитаза. С особо цепляющейся подошвой. Чтобы не соскользнуть раньше времени… Видишь, она с пупырышками?

– А, – догадалась Майя. – Ритуал ТАКования – прыжок в ВКМ с самого однозначного олицетворения ПКМ?

– Правильно! Делаешь успехи. Итак, «Тапочки обычные для прыжков в ВКМ», артикул такой-то – сама придумаешь!

– А что вот эта бумажка?

– Не бумажка, а бумажища!!! Это форма заявки на имя Симорона. Видала, сейчас готовые формы доверенностей на вождение автомобиля продаются? Вот и у нас. Ровно пятьдесят штук. Особо ценный товар. Пишешь заявку и опускаешь…

– Куда?

– Куда опустится. Можно в унитаз. Можно в мусорку. Можно просто в подвал, на веревочке. Главное – опускать.

– Поняла. Проехали. Это что?

– Гвозди, – глубокомысленно сказал Алексей, любуясь россыпью гвоздей-«соток», для приличия крашенных серебрянкой.

К гвоздям прилагалось посеребренная уже по-настоящему тарелочка ценой в десять долларов.

– Не поняла, Леша.

– Да забей…

– Как это?

– Тьфу! Майка! Возьми молоток и забей этот гвоздь в стену. Куда хочешь… И все. И на все забьется. Так и объясняй людям.

– По принципу – один гвоздь…

– …один головняк! И пусть берут не поштучно, а на вес. Головняки обычно тяжелые… Итак, следующее. Палочки для счета. В ассортименте.

– А почему только пять? – удивилась девушка. – Так задумано?

– А ты думала? Конечно. Раз-два-три-четыре-пять – начинаем телепать… Короче, пять палочек на Желание Телепатическое. Вроде как механический приворот. Работает!

– Ага. Телепатище ты наш! – Майя показала розовый язык.

Но Алексей не обращал внимания. Он вытащил листочки рисовой бумаги, сшитые суровой ниткой. На листочках мелко что-то было начертано.

– Сам сделал, – похвалился он. – Пока выводил на печать, три раза рисовую бумагу зажевывало в принтере. Это молитвенник. Сборник молитв Симорону. Как Библия, понимаешь? Только по дням года, с учетом лунного календаря и прочих вещей. Например, понедельник, пятнадцатое: Храни, Господь, мой маникюр…

– Так молитвы же Симорону? – ядовито поправила Майя.

– А о педикюре Симорон позаботится, топчи его ногами! – закончил Алексей. – Листок вырываем, топчем босыми ногами в тазике, и у тебя ни маникюр, ни педикюр не пострадает. Вторник, шестнадцатое… Храни, Господь, мою жо… ну ладно, это пропустим. А Симорон укажет, куда ей садиться.

Майя выхватила молитвенник из рук Алексея и кинула его на полку.

– Еще что, придумщик?

– Цепочка от унитаза. Ну, не хихикай ты! Она позолоченная. Ну, ладно, признаюсь, это краска бронзовая. Вот смотри, один конец берем в рот… Видишь, тут такой загубник… или нагубник, как для коня?.. а второй цепляем к материализованному результату. Допустим, хотим иметь машину – к бамперу машины. Тут крючочек есть… Хотим любовь – значит, – он подумал, – ага, к сердечку цепляем. И тогда все твои проблемы, осознаваемые и неосознаваемые, превратятся в цепочку, которая и приведет к желанной цели.

– А это что? – Девушка ткнула в аппетитное на вид, но на самом деле восковое яблоко, которое было разрезано и покрашено в разные цвета по секторам наподобие кубика Рубика. – Головоломка?

– Нет. Это средство против зимней расфокусировки, – гордо объявил Алексей. – Я сам придумал. Видишь, тут смещаются слои относительно…

– Аффтар, выпей йаду! Для чего это?

– ПриЦЕЛЬно-расЦЕЛЬная расфокусировка глазных яблок. Спячку зимнюю, то есть депрессняк как рукой снимает, стоит только сфокусировать эти вот слои, собрать их на гранях лета, зимы, осени и весны. Идем дальше. Хвост…

– Кошачий. Драный.

– Волчий! Это ты зря… Знаешь, с каким трудом я его в детском театре-студии выпросил? Это не просто хвост. Это Хвост-Боязнь. Цепляешь его на себя, бегаешь по комнатам, пока… пока он не отваливается в какой-нибудь из них. И все – так же отваливается твоя боязнь.

Хвост, казалось, шевелился от вдохновенных слов Алексея, но, как заметила Майя, это всего лишь качалась этажерка-прилавочек, о которую опирался молодой человек. Бросив хвост, он схватился за ночной горшок. Обыкновенное детсадовское чудо из металла – голубенькое в красный горошек, с приветливо изогнутой ручкой.

– А это – ГОРШОК! Горшок для метания БИСера. Ведь что такое набисерить, накидать точек сборки на симоронавтику? Это значит, посерить на бис! – торжествующе возгласил Алексей. – И когда мы, грубо говоря, посерим на бис, то тогда…

Увлекшись ревизией товаров, они пропустили момент, когда сложная цокольная конструкция над дверьми звякнула и впустила первого покупателя. Это была мамаша с карапузом. Со стороны они выглядели так, как если бы мощный атомоход-ледокол тащил за собой на тросе шестивесельный ялик. Ялик мотался из стороны в сторону, имел выражение лица в стадии «щаскакразревусь!!!» и был закормленно-кругл.

Тетка с сомнением посмотрела на детский горшок в руках Алексея и, даже не оглядываясь, выпалила с характерным украинским акцентом:

– А игрушки есь? Мне тетрис надо или шоб там усе прыгало да стреляло… Як хальхулятор, знаете? А шо це таке у вас голубенькое, у горошек?

– Горшок. Чтоб набисерить… – грустно сказал молодой человек и надел «голубенькое» себе на голову. – А тетриса, уважаемая, нет у нас. Не завезли. Да еще, чтоб прыгало…

Майя, поклонившись и опустив глазки, удалилась за прилавок, нарочно семеня босыми ступнями, изображая покорную бархатную японку и предоставляя возможность Алексею самому начинать процесс торговли. Тетка, осматривающая магазинчик с благожелательным скепсисом, теперь так же взглянула на пятки девушки, а потом удивилась:

– Та вы шо? Хто ж сейчас с железа горшки делает? А вот огурцы засолить…

И ловко сдернула горшок с головы Алексея. Окошко пронзал лучик света, купаясь в чисто вымытом Майей стекле, и этот лучик тотчас уколол горшочек в самое донце. Карапуз, уже приготовившийся издать сиреноподобный вопль, заглянул в горшок и заверещал во всю силу своих трехлетних легких:

– Мааахачууууу!!!

На дне горшка каталось по красному блюдечку наливное золотое яблочко. А за ним возникал то образ Бабы-Яги с крючковатым носом, то миловидное лицо черноокой царевны в кокошнике.

– Это… сложная голограмма, – упавшим голосом пояснил Алексей. – Можно мыть чем угодно – не стирается. Огурцы засолить – это, конечно, хорошо. Тоже можно. Это вот… двадцать долларов.

– Яка прелесть! – выдохнула тетка. – Беру! Он на ем по три раза за ден серить будет, не вставая, а то ведь до сих пор у штаны кладет.

И немедля полезла за кошельком. Горшочек ушел горяченьким, с колес. На прощание тетка обернулась, обвела счастливыми глазами полки и резюмировала:

– Дывысь, яки игрушки стали… Человеческие!

И ушла. Румяный малыш прижимал к груди горшок, как истовый католик – Библию.

Следующими покупателями оказались мама с дочкой. Но они уже не были похожи на буксирующего и буксируемого. Мама, крутобедрая, румяная, с лицом, не потерявшим еще сибирской свежести, явно спортсменка – с тугими икрами, на которых едва не лопались молодежные джинсики, и руками, хранящими следы бесконечных стирок. Она несла дочку, приподняв ее за хрупкий локоток. А сама девочка оказалась не то что хрупкой – невесомой. Худая, как спичка, с тонким личиком и жиденькими, сожженными перекисью волосиками, она передвигала ножки в туфельках на тончайшем каблуке так, будто это были стрелки отстающих часов; Майя заметила на бледных, как брынза, щиколотках, ступнях и кистях рук девочки буро-красные пятна: они проступали под кожей и, казалось, нехорошо пульсировали. Сориентировавшийся Алексей быстро подставил покупателям стул.

– Вам не плохо? – участливо осведомился он. – Давление падает, в самом деле…

Мамаша бережно опустила дочку на стул, как мумию, утерла крепкий лоб и проговорила слегка растерянно:

– А… а тут ведь магазин диетпитания раньше был?

– Увы. Диетпитание вышло из моды.

Женщина открыла рот, хотела что-то сказать, но потом посмотрела на девочку. Та остановившимися серыми глазами смотрела в окно, даже не щурясь на солнце, – как игрушечный робот с севшими батарейками. Ничто не волновало ее в этой жизни. Майя даже боялась выйти из-за прилавка – рядом с серо-фиолетовыми, истончившимися до пергамента ступнями этой девицы ее загорелые ноги, виднеющиеся из-под кимоно, выглядели бы кощунственно.

Мать девочки еще раз обвела взглядом стеллаж. И горестно проговорила, махнув рукой:

– Из моды вышло? Вы это ЕЙ скажите… Уж не знаю, что делать. Довела себя до анорексии. Не ест ничего, потолстеть боится. Все худеет… Неровен час, у меня на руках и…

Женщина отвернулась. В ее синих глазах, не утративших молодой яркости, заблестели слезы! Алексей беспомощно посмотрел на Майю, а потом ответил, стараясь как можно сильнее смягчить все интонации голоса:

– Ну, тут вряд ли можно помочь нашим товаром, уважаемая. Мы продаем волшебные вещи, скажем так. В них надо верить. Хотя… хотя сейчас подумаем!

– Да уж что тут думать! – женщина снова махнула рукой. – Уже и доктора за нее брались… Доча, посиди еще немного, отдохни, сейчас пойдем. Дома бутылку с минералкой поднять не может, во до чего дошла!

Алексей молчал. Лучик света выстриг на виске девушки сочный желтый квадрат и старался его удержать, но было ясно – как только он уйдет, кожа снова станет серо-бледно-землистой. Внезапно он тихо спросил у женщины:

– Скажите, вы притчу о шагреневой коже знаете?

Та усмехнулась печально.

– Я литературовед по специальности. Помню.

– А это будет новая сказка. Наоборот! Пойдемте, пошепчемся.

И он увел ее в дальний уголок, почти в подсобку, где у хранились швабра, ведро и тряпки. Майя стояла за прилавком, боясь пошевелиться, чтобы ветерок от этого шевеления не качнул хрупкое создание.

Но Алексей поговорил с матерью очень быстро. Через несколько минут она вышла из подсобки, держа в руках сверток. В нем угадывалась какая-то коричневатая пористая масса. Сзади шел Алексей, который говорил:

– …и укрепите ее под столом. Под кухонным или где обычно едите.

– Мы уже не едим. Мы… не знаю даже, как это назвать! Все равно спасибо. А сколько…

– Подействует – придете и заплатите! – отрезал Алексей.

Когда колокольцы прозвонили уход этой пары, Майя округлила глаза:

– Какой ужас! Это же как надо не любить себя!

– Любить себя, – поправил Алексей, – сверхценное отношение к собственному телу. Это, на самом деле, болезнь.

– А что ты ей про… что ты ей дал-то? – Майя перекладывала товары на стеллажике: хвост ее почему-то смущал.

– Губку. Губку со дна Красного моря. Она у меня долго валялась, вот и пригодилась.

– И что она будет делать? Губка?!

– Она прикрепит ее под стол. И губка будет есть, принимая на себя всю излишнюю еду этой девочки. Шагреневая кожа сокращалась, по мере того как ее хозяин получал разные блага. Губка же будет пухнуть, по мере того как ест эта барышня, и требовать еды, еды, еды. Губки, кстати, очень прожорливы, надо тебе заметить. Они высасывают из воды все полезные вещества, – он рассмеялся. – Посмотрим. Шагреневая кожа наоборот.

День клонился к полудню. И посетители – шли! Удивительно было только одно – несмотря на название магазина, никто не шел сюда за практическим волшебством. Кто-то заходил, будучи уверенным, что попал в фитоаптеку, кто-то шел как в сэконд-хэнд, а кто-то – и в магазин канцтоваров. Разве что с секс-шопом никто еще не спутал это маленькое заведение…

Незадолго до полудня зашли две молодые женщины. Майю поразило то, что обе были босы, – причем уверенно, без туфель в руках, не пряча свои загорелые ступни, а наоборот, украсив их цепочками и даже колечком на среднем пальце. Одна была в расшитых бисером белых джинсах, бахрома которых спускалась на бронзовые икры, и в прозрачной, газовой кофточке; а вторая – черноглазая, с азиатскими скулами, – в роскошной желтой юбке выше стройных коленок, топике, открывавшем поджарый живот, и черном пиджачке. Обе смеялись, что-то обсуждая, и выглядели просто повелительницами жизни, несмотря на сажу, каемкой покрывшую голые пятки. Когда обе остановились перед прилавком и начали обсуждать описания товаров, которые Алексей успел прилепить к некоторым предметам, Майя узнала голос. Кажется, это была та девушка, которая «управляла» «коровой» на том самом Симорон-движняке, куда они с Алексеем как-то попали, гуляя перед оперным театром.

– Ваше Высочество, – азартно говорила высокая, в желтом, – давай тебе Скотч-Для-Заклеивания-Энергетических-Дыр купим! Девушка, а он для чего?

Уже понимая, что женщины искушены в тонкостях Волшебства, Майя широко улыбнулась:

– Попу заклеивать. Биоклей, легко смывается… Чтобы Кундалини не выходила. Во время танца.

– О! Это именно то, что надо! – закричала желтоюбочная. – Мать, точно говорю! А то как с тобой в клуб пойдешь – вечно опозоришься…

Вторая женщина слегка смущенно отбивалась от такого предложения. Майя снова посмотрела на нее и теперь окончательно узнала: по очень большим ступням, которые сейчас, впрочем, выглядели царственными, и по каштановым волосам, настолько необыкновенно пушистым, что они охватывали ее худое лицо пышной шевелящейся копной.

– А вы ведь «мерседес» забодали! На движняке «Молоко за вредность»! – выпалила Майя. – Я вас помню.

Женщины переглянулись.

– Точно, мать! Я голос помню. Мы-то с тобой под попоной были… Ну, тогда привет. Меня Ириной зовут, а вот это Ее Высочество, Принцесса Людмила Великолепная.

– Да ладно тебе!

Та немного смущалась. Майя выскочила из-за прилавка в кимоно – легкая, озорная.

– Отлично! Я – Майя. А что там в клубе было?

– Конкурс твиста объявили, – со смехом начала Ирина. – Я ее пихаю – иди. Тебе даже туфли, как Уме Турман, снимать не придется… А она жмется.

Теперь уже Людмила густо покраснела.

– Я ей: мол, ты чего, ты же танцевать любишь. А она, – женщина прыснула, – оказывается, без белья пошла. В порядке эксперимента…

– Сама же и научила! – обиженно заметила Людмила, перебирая лежащие на прилавке четки из засушенного гороха.

– Ну да! Говорит: «А вдруг юбка поднимется?»

Подошел Алексей – он выходил за соком, – поздоровался, сразу узнал обеих девушек, заинтересовался:

– Да, помню, конечно, как вы этими вот пятками «шестисотый» в дуршлаг превращали… И что дальше-то? В клубе.

Ирка плюхнулась в кресло, разбросав коричневые от асфальта пятки.

– А то, что мы вместе с ней вышли. И станцевали, раздевшись сверху до лифчиков.

– Там и догола раздеваются, – заметил Алексей, – если пьяные вдребезину.

– Но мы-то трезвые были! Даже коктейль первый не допили… А вообще, раздеваться на трезвую голову – такой кайф! Ну, и Принцесса всех завела. Зал начал орать, скандировать то есть: «У-ма! У-ма! У-ма-ру-лез!» Какая-то парочка уже побежала в туалет и там заперлась. Нам цветы несут… Шампанское. Сели за столик, подваливает какая-то иностранка – англичанка, кажется. Как ее звали, мать?

– Дилижанс, кажется… – неуверенно подсказала Людочка.

– Не бывает такой фамилии! – запротестовала Майя. – Это карета такая.

– Да и ладно. В общем, на плохом русском говорит, что она представляет фирму какого-то Лукуса, который набирает группу танцев живота в Египет. И без всякой платы. И даже без обучения! Типа, она поражена искусством и пластикой нашей Принцессы, готова контракт подписать и аванс выплатить…

– Да ну тебя, Ирка! Поехала бы, а там меня – в бордель…

– Да ну кто ж тебя просил сразу-то бумагу подписывать! – всплеснула красивыми руками подруга. – Ты бы хоть телефон взяла! А ты что? Взяла и через служебный ход дернула, охранника чуть не сшибла.

– Не хочу я никуда…

– Ну и ду… Ваше Высочество, глупая вы женщина, – резюмировала Ирка. – Нет ли, ребята, у вас холодненького чего-нибудь?

Алексей с поклоном преподнес ей на подносе два бокала холодного апельсинового сока с кубиками льда. Где он достал лед, было загадкой даже для Майи.

Они обменялись телефонами. Потом Ирка взяла для Людмилы «Энергетический Скотч», который был украшен картинками из Кама-Сутры, и фарфорового слоника. Первый предмет был когда-то приобретен Алексеем в магазине «приколов» и предназначался для легкого хулиганства в серьезном офисе, а второй был, по уверениям продавшего антиквара, последним слоником из коллекции знаменитого мистического писателя Арцыбашева. Но Алексей нашел слонику другое применение. Поглаживая его белые крохотные бивни, он прочитал бумажку, прилепленную на брюшко: «Слон бронебойно-вымогательный, образование высшее юридическое, первый эшелон. Обладает гипнотическими способностями напоминать о правах и обязанностях. Отмечен наградой „Орден чистого большого розового слона“ за ряд спецопераций в составе спецподразделения „Муха-бормотуха“. Грузит бочками».

– Что делает, как работает? – деловито поинтересовалась Ирка.

– Напоминает всем об их обязанностях перед тобой. В общем, никто не обманет, никто не предаст. А послав слоника, всегда можно напомнить о себе… Послать по-симоронски, – улыбнулся Алексей. – Ну, понятно, что не обычной почтой. А как – сами придумаете, вы уже девчонки продвинутые.

– Клево! – восхитилась Ирка – Мать, это как раз для тебя. Чтоб твой Прынц не забывал цветы дарить… Заверните, пожалуйста!

Оба предмета были отданы без денег – с условием, что заплатят, если те «сработают». Майя сияла: ее кругленькое, задорное лицо с маленьким носиком и лучистыми карими глазами светилось, словно блинчик, щедро намазанный маслом. Все получилось! Они – настоящие Волшебники…

Когда женщины, шурша по коврику босыми ногами, ушли, Алексей вспомнил, что ничего не купил к чаю. Вышел было за дверь, впуская в помещение жаркое дыхание дня, и тут же заскочил обратно, возбужденно сообщив:

– Еще двое! Стоят через улицу, на магазин рукой показывают. Слушай, а они тоже босоножки! Помнишь, ты косяк курить не хотела?!

– Помню, – недовольно отозвалась девушка. – И не уговоришь!

– Правильно сделала! Вот дамы и поперли… косяком и босиком.

В тот момент снова загремели колокольцы. И в дверях показались еще два человека, хорошо знакомые Майе и Алексею с того семинара. Только дама была всего одна – невысокая блондинка с прозрачными глазами, в оранжевого цвета платье, напоминающем хитон. А с ней был рослый юноша, черноволосый, бронзовотелый, в гавайской пестрой рубахе навыпуск и белых штанах моряка торгового флота – с пуговицами на боку. Из-под хитона выглядывали крохотные пальчики ступней девушки, а мускулистые ноги парня были, как у индейца из фильмов о Чингачгуке.

– О! – узнал Алексей. – Ванька?! Это ты приворот в парке продавал? Ну, привет!

Иван сдержанно поздоровался. Его спутница удостоила менеджеров магазина скромной улыбкой бледных глаз.

– Мы… – неуверенно проговорил Иван. – Хотели бы купить подарок для нашего руководителя. Это ведь магазин подарков?

Ответом ему были ужимки Майи и Алексея, старающихся сдержать хохот.

– Подарков, – еле заглушил смех Алексей, – да уж… подарков. Что ж, давайте мы вам подарок сделаем. Кому, говорите, подбираете, вашему шефу? А как его зовут?

– Медный.

– Медный Будда. Хорошо. Раз так, то ему надо… – Алексей подумал. – Тут без небольшого креатива не обойтись. Майя! Приказчик! Что у нас в приказе?!

– А вот что! – и Майя, исполнившись вдруг необыкновенного вдохновения, продекламировала:

– А что такое «ци»?

Это спросила беловолосая девушка, но, видимо, только ради проформы. Ей и так все нравилось.

Но и тут Алексей не сплоховал.

– Ци, или Цинн-Изим – это «учение от простого». Есть хочется? Ци. То есть жрать, пить, спать и… ну, это самое. Дай волю своему «ци», если это не переходит в «цин» – то есть неконтролируемую энтропию. Тогда возникают обжорство, ожирение, душевная серость… То есть цин-изм. Вот поэтому мы дарим вам…

Он обернулся на Майю. Она уже подавала ему что-то – явно из запасников.

– Парашют! – торжественно провозгласил Алексей. – Шелк «ци» медовой, то есть из китайского шелкопряда. Единственный экземпляр. Массаж для туч просто великолепный.

– Точно! – беловолосая девушка восхищенно мяла в маленьких ручках шелковую тряпку. – Медный в нем с «тарзанки» прыгать будет. А он раскрывается?

Майя замялась.

– Так и хорошо, – радостно воскликнула та, не дожидаясь ответа. – И не надо, конечно. СИМОРОН поможет! ТАК!!!

– ТАК, конечно… Вас же Соня звать?

– Да. А помните, я РИСовала на Движняке? А наши Медный и Шкипер Ленина мыли?

– Помню хорошо.

И в этот момент в чистую, до блеска отмытую Майей комнатенку с синим ковриком, на котором стояли четверо босоногих, веселых людей, на секунду заглянуло своим темным, бездонным зрачком Зло. Стало даже темнее. Или это только показалось? Просто в этот момент Алексей задал вопрос:

– А помните, там еще девушке плохо стало? Солнечный удар, кажется… Я не успел даже помочь как следует.

Улыбка сползла с лица Ивана, как скорлупа с переваренного яйца.

– Ну да, – тихо проговорил он, мимолетно и с опаской глянул на Соню. – Она… она уехала. Очень далеко. Но в общем… я тебе, Леша, позвоню, ага?

Они подозрительно быстро распрощались и ушли. Вопрос о деньгах даже не встал. Алексей вышел после этого в сияющую синь дня, постоял, посмотрел; потом вернулся обратно, подошел к кассе с навсегда открытым отделением для денег, в котором лежали размененные Майей купюры; пошевелил горстку серебра и заметил:

– Да-а… наторговали мы! Как-то странно это…

– Ты ж сам денег не просишь ни у кого! – растерялась девушка.

– Ну да. Нет, я про это… Девушка та… Которая молочко от нашей «коровки» наливала. С черными волосами, да…

– Ну что, что, в конце концов? Наливала. Хорошая девка, веселая…

– Такое дикое ощущение, что я ее где-то видел. Кажется, у той квартиры, где ты… где бомжей… В общем, где ты подобрала бумажку с цифрами. Она-то у тебя?

– Да.

Глаза Алексея, обычно добрые, вдруг яростно, хищно сверкнули – так показывается из ножен сталь клинка.

– Ну и хорошо, – почему-то очень быстро став совершенно спокойным, одобрил он. – Пусть себе лежит.

Потом были самые разные посетители. Молодой человек в темном костюме и бесшумных остроносых штиблетах менеджера долго, очумело озирался, а потом купил деревянные баклуши – небольшие кегельки из сандалового дерева. Это чтобы бить на работе баклуши и получать огромные деньги. «Можно в карман положить и постукивать! Со стороны будет казаться, что ты занят оч-чень важным делом!» – присовокупил Алексей.

Он еще раз сходил в магазин напротив и вернулся с фруктами: бананами, ананасом и хурмой. Хурму водрузили на блюдечко с многозначительной надписью: «Leave us our bogs!» – и… пролежала там она недолго. Хурму за десять долларов купила разбитная девушка в оранжевых дрэдах. Вопреки уже сложившейся с утра тенденции, она влетела в магазин не босой, а в одной шлепке – вторая погибла, порванная о высокую ступеньку. Девушка была озабочена сложным вопросом: готовилась к свадьбе, но переживала, что жениху достанется уже не девственницей. Но Майя, выведавшая этот секрет за пять минут, легко ее утешила и даже исполнила с ней на коврике ритуальный танец дев, тут же сочинив подходящую мантру:

Во время танца порвалась и вторая шлепка, но она и не понадобилась: сверкая розовыми круглыми пятками, такими же, как хурма, девчушка убежала. Потом за ней ушли и семейные трусы, пригодные для копчения. Правда, пригодились они двум совершенно замученным студенткам – толстой и тонкой, но в очках одинакового фасона, огромных и сверкающих, как колеса трекового велосипеда. Поэтому их разувать и не пытались из опасения, что по причине загруженности их сумок учебниками они не увидят, на что наступят… Алексей рассказал им все про трусы, а Майя корчилась от смеха чуть ли не под прилавком.

Девушки остались страшно довольны, заплатили со скидкой – копейками и, стукаясь учебниками, ушли. Так, за мелкими хлопотами, был съеден весь день, и на тарелке неба устало колыхалось солце, кусок желтого желе. Майя и Алексей хотели уже приступать к процедуре закрытия, как вдруг…

К ним зашел тот, кого они меньше всего ожидали увидеть.

Алехан сказал: «Стес-с-с…», не разжимая губ, и поэтому звук не сразу дошел до водителя: тот по привычке принял его за шипение спускающей шины, встревожился, посмотрел в зеркальце, тут же поймал угрожающий взгляд шефа и выжал тормоз, отчего серебристый «мерс» скрежетнул тормозами, а шедший сзади микроавтобус той же марки не то чтобы взвизгнул – заорал от ужаса, едва не въехав черным «кенгурином» в чемоданообразный зад легковой машины.

– Здесь, говорю, стой! – наконец совсем человеческим голосом сказал Алехан и выбрался из автомобиля.

Почему его привлекла эта вывеска? Магазин волшебных товаров. Игрушки, точно. Что еще может быть. Ни о чем другом Алехан не мог думать сейчас, потому что был зол, расстроен и грозен. В микроавтобусе, в его роскошном салоне сидела рыжая толстопопая нянька-хохлушка, нанятая буквально на пару дней. Она разбросала на ковровом покрытии машины свои мощные ноги с шершавыми пятками, в ярко-голубых китайских сланцах из пупырчатой резины, и грызла семечки, сплевывая в крепенький кулачок. А Данька и Янка притихли перед ней, и Алехан знал, что сейчас они явно замышляют какую-то пакость. Няньку они не любили, и Алехан их хорошо понимал.

К тому же сегодня утром, почти у самого бутика, имела место совершенно отвратительная сцена, выбившая бизнесмена из колеи на целый день. Он вышел из магазина, разговаривая по мобильному, и, уже когда отнимал коробочку от уха, увидел рядом какой-то мозглячка-очкарика, джинсового мерзавчика. И тот, деликатно коснувшись рукой локтя Алехана, спросил глумливо:

– Корешок, ПЕСДЫ ОТЛОМИТЬ КУСОЧЕК?

– Ну… Чего-ооо? – заревел он, не сразу поняв смысл сказанного.

Мозгляк рванул за угол Краеведческого музея, грохоча кроссовками, и Алехан припустил за ним, а там уже от «мерседеса» побежали охранники. Вылетев за кирпичный красно-белый угол постройки тысяча девятьсот двенадцатого года, Алехан оказался лицом к лицу с гогочущей толпой, наставившей на него фотокамеры мобильных, – толпой современной, так изысканно развлекающейся молодежи. Толпа выкрикивала что-то, мозгляк крутился среди них, хохоча: он выиграл спор, сможет ли вот так, легонько, обхамить прохожего. Ладно, если бы это была толпа с цепями и «розочками» битых бутылок, нет же – молодые, веселые, наглые… Их главарь, парень в байковской косухе, торжественно сказал:

– Аффтар жжот. Мужик, ты у нас миллионный герой одного прикола… Че хотишь? Убей себя об стену.

Сзади жарко дышали подбежавшие охранники, а Алехан, красный, набычившийся, мигом вспотевший, очень остро ощущал свое бессилие. Плюнули в душу, поиздевались и над его дорогим прикидом, и над его охраной, и над несметными баксами. Схватить первого попавшегося и рвать? Увы, в этом случае ни один суд не купишь. Они – молодые и хорошие, он – взрослый и плохой. И охранники его неуверенно топтались на месте.

Алехан постоял секунд пять, тычась глазами в улыбающиеся рожи, потом развернулся на пятках, едва не просверлив каблуками штиблет пыльный асфальт, да пошел обратно. К машине. А поганое чувство бессилия все еще жгло его от самого копчика.

Поэтому сейчас он глянул на микроавтобус и буркнул:

– Кондер пусть включат. Сжарятся!

Он пнул дверь магазинчика. Какой-то улыбающийся паренек в очках – не из тех ли? – да черноволосая гладенькая японка за прилавком. Странные предметы на стеллаже. Алехан, в рубашке с ослабленным узлом двухсотдолларового галстука, с мокрыми пятнами подмышек, стоял на ковре посреди крохотной комнатки и обескураженно осматривался.

– Мне игрушки надо. Детские! – объявил он, кривя большой рот.

Молодой человек, крадучись, приблизился. Проговорил мягко:

– У нас… волшебные товары. Талисманы. Чистой воды симоронавтика…

– Симо… тьфу, черт!

Алехан не смог выговорить новое слово, в это время с улицы донеслись очень приглушенный визг и досадливые матерки. Едва не вышибив плечом дверь, он метнулся туда.

Черная глыба микроавтобуса искрилась бликами под заходящим солнцем, ее водитель и второй охранник из легкого «мерса» прыгали вокруг, а на тротуаре молча, потупив глазки, стояла светловолосая девочка лет одиннадцати, тонкая, как свечечка, в сандаликах с белыми носочками, а рядом – четырехлетний кругленький пацан с хитрющим, измазанным шоколадом лицом.

– Че за фигня?

– Они няньку в машине закрыли, Алексей Владиленыч! – переводя дыхание, отрапортовал бодигард-водитель. – Я на минутку вышел… А они на центральный замок поставили, выскочили через мое место и дверь захлопнули. И ключи там, в замке!

– Ну, пусть откроет…

– Да она ж мобильник и тот включать не умеет! – с досадой заметил водитель. – Толку с нее, как с обезьяны!

Обезумевшая нянька металась в машине, едва видимая через лобовое стекло, визжала, хватая всевозможные ручки дверей, и только бесполезно раскачивала черную глыбу «мерседеса». Алехан перевел взгляд на детей.

– Па, мы нечаянно! – сразу нашлась девочка, метнув в него, как дротик, озорной взгляд голубых глазок.

– Памыничайна! – повторил за ней карапуз и удовлетворенно облизнулся.

– Ладно. Детей в машину мою посади и попробуй… этой дуре показать, как открыться!

Он снова зашел в магазин и рассеянно посмотрел на полки. На одной из них скрючился внушительный волчий хвост.

– Игрушки… есть? – одними губами спросил Алехан.

Та самая японочка, семеня в своем кимоно, – лапки у нее были маленькие и загорелые – вышла из-за прилавка и подала Алехану черно-белую фигурку. Он, завороженный, взял ее из маленьких ручек. Это была стилизованная фигурка зебры, с круглым туловищем и смешными цилиндрическими ножками. Полоски чередовались – черная, белая, черная, белая. Он покрутил ее в руках. Рядом снова оказался тот очкастый.

– Зебра перехода, – пояснил он. – Вот смотрите: поворачиваете так, потом так, и черные фрагменты переходят на другой край. Если посмотреть с одной стороны – зебра белая. Если посмотреть так – она черная… А так – снова черно-белая.

С трудом улавливая последовательность движений, Алехан прогудел:

– И че?

– Наша жизнь же полосками, верно? – терпеливо пояснил очкастый. – Черная и белая, белая и черная. Вот так вот, перебирая зебру, можно на время удалить из жизни все черные полоски. Понимаете?

– Блин… нет!

– Ну, если вы сделаете вот так, то в вашей жизни будет одна сплошная белая полоса. Надо только поверить.

Алехан повернул сегменты – действительно, бок у зебры стал белым. И в этот момент на улице раздался визг и женский крик: «Ой, лышенько!» В магазин влетела нянька. В попытках вырваться из плена она разбила колено до крови о рычаг КПП и порвала красное платьишко-сарафан. За ней, хихикая, втекли в магазинчик Яна и Данька. Нянька стояла и потряхивала головой, видимо, еще не в силах полностью прийти в себя.

– Ой, Алексейвладленыч, шо творится! Заперлася я… случайно я.

– Иди отсюда. В машину! – буркнул тот сквозь зубы.

Между тем дети уже освоились: Данька тянул из рук Алехана зебру, Яна подошла к прилавку и рассматривала обычный хрустальный шар на бархатной черной подушечке. Девочку явно восхитил этот предмет. Он отражался искорками в ее глазках.

– А это че? Ну, типа, шарик… – спросил отец.

– Это Точка Сборки, – звонко проговорила японка и улыбнулась Алехану. – Если туда смотреть пристально, собрав всю свою внутреннюю силу, то увидите… мечту! И она исполнится.

– Па, я хочу эту Точку! – моментально подала голос девочка.

Алехан потащил из кармана бумажник.

– У меня баксы только… Сколько? – спросил он немного растерянно.

Во всем этом ощущался какой-то подвох, но подвох не злой, а дружеский: будто Алехан перенесся на тридцать лет назад и стоял перед новогодней елкой, в одной рубашонке, слушая рассказ о приходившем ночью «дедушке Морозе» и с трепетом наблюдая, как мама разворачивает серебристую магазинную фольгу, освобождая подарок.

Это ощущение было таким густым, обволакивающим, как патока, что Алехан утонул в нем, осознавая каждую деталь, вызвавшую эти чувства: и свои голые подошвы на жестком старом ковре, и исцарапанный каблук материных босоножек, которые она надевала обычно по праздникам – дома… И мохнатую вату, слегка серую от пыли вату под красно-синей треногой елочного вместилища, с пятнышками сколотой эмали – ведь ее на год забрасывали на антресоли… Все это проплыло, пронеслось перед Алеханом, словно окна вагонов поезда. А когда этот поезд растаял, то бизнесмен наткнулся на строгий, слегка насмешливый взгляд молодого человека в очках без оправы.

– Обычно… – проговорил тот медленно, – мы берем деньги только тогда, когда вещи начинают РАБОТАТЬ. Это вопрос принципа, вопрос веры в Симорон. Но с вас… с вас я возьму сразу. Вы же верите только в деньги? Вот и верьте. Триста пятьдесят долларов США.

Алехан без разговоров отсчитал требуемую сумму, потом прибавил еще стольник.

– Это за… – хрипло выговорил он и только кивнул квадратным подбородком на полку. – Это за это вот. Нормально?

Себе он, неизвестно почему и отчего, выбрал хвост-страх. Вполуха прослушал объяснения Майи и, держа хвост в руке, как садовый шланг, покинул магазин. Впереди шли дети и ссорились – у кого покупка лучше.

Новости

«…безуспешно завершилась попытка продажи через сетевой аукцион Е-Bay скандально разрекламированного „архива барона Унгерна“, одного из легендарных борцов против большевистского режима в 1919–1921 годах. Архив, составляющий более шестидесяти писем и около двух сотен документов штаба барона, выставлял на торги один из китайских участников аукциона. По сообщению СМИ, эти бумаги были в свое время захвачены китайскими коммунистами при взятии ими Урги – нынешнего Улан-Батора – и содержали сведения о какой-то мистической тайне, известной барону. Эта тайна якобы была способна обеспечить барону едва ли не мировое могущество. При всей фантастичности этой версии следует признать, что документы о взятии в плен и казни барона Унгерна до сих пор не рассекречены даже в демократической России, и загадка остается таковой. Что же касается аукциона, то буквально после того, как цена за архив поднялась выше пятидесяти миллионов долларов, продавец неожиданно снял свой лот и исчез. Попытки же заинтересованных лиц выйти на данного клиента окончились ничем: китайские власти заявили, что вся эта история оказалась не более, чем „глупым розыгрышем“…»

CNN, Евробюро