Юн Бо, бормоча что-то себе под нос, выбирал для топки длинные сосновые ветки, ломал их и кидал на землю. Он увидел Ён И, вошедшего во двор, в руке у него была бутылка рисовой бражки - макколи.
- Ён И! Что тебя занесло сюда! - окликнул он зычным голосом нежданного гостя. - Неужели ты принес спиртное в честь моего дня рождения?!
- Так и есть, - отозвался Ён И, глядя окрест.
- А я проголодался, и уж было собрался идти на постоялый двор.
- А что ты сделал с морскими водорослями?
- Сварил суп. Поклонился предкам.
Юн Бо находился в хорошем расположении духа, глаза его сузились в улыбке, резко обозначились морщины у висков. Он был умелым плотником, его мастерство было известно не только в округе, но и за его пределами. При этом жилище самого Юн Бо выглядело более чем скромным, в его доме не было даже веранды, и входная дверь из комнаты вела прямо во двор. А об изгороди, опоясывающей двор, нечего было и говорить. Одним словом - сапожник без сапог. Причиной была бедность. Он, как перелетная птица, мотался по чужбинам, а возвращался к себе только для того, чтобы помянуть родителей, ибо он хорошо помнил дату их ухода в мир иной. Благо, что для проведения должного обряда, у него имелось пристанище, пусть и в виде такой жалкой хибары. Он был гол как сокол, и в пути его не сопровождало ни одно живое существо, даже собака. Зачастую деревенские старики поругивали его за холостяцкую жизнь, что пора бы ему завести потомство. На что Юн Бо всегда отвечал вопросом: «Разве сам я этого не хочу? Даже звезды на небе не рождаются в одиночку... Но какая женщина пойдет за бедняка?»
Иной раз Юн Бо, смеясь, рассуждал: «Человек завершает земные дела и всё. А где же духи?.. Подносить пищу в день поминовения и вспоминать добрые дела родителей - сыновний долг... Но зачем мне потомство в этом суетном мире? В мире ветра и пыли...»
Юн Бо вывалил сосновые ветки на кухне у печи и некоторое время смотрел в окно на горы вдали, при этом лицо его в оспинах потемнело, а толстые ноздри раздулись. «Похоже, день хмурится, - проговорил он. Затем окликнул гостя. - Чего ты там застрял?! Входи!»
Ён И пригнулся и вошел в низкую дверь. И сразу на него дохнуло затхлостью и сыростью. Даже в полумраке комнаты была заметна повсюду пыль. У стены стоял деревянный сундук, на нем сложена свернутая постель. В углу - плетеная корзина с инструментами.
- Прошлой ночью во дворе у меня хозяйничал дикий кабан, - поведал Юн Бо, держа в руке миску с острой соевой пастой. - Он разворошил всю яму, куда я закопал немного батата. Черт бы его побрал!
- Если бы у тебя был забор, этого бы не случилось, - сказал Ён И.
Юн Бо достал вяленого минтая из-за сундука, уселся на пол и принялся за рыбу: отделил сначала голову, а мясо рвал узкими полосками.
- На что бедному человеку забор? - проговорил он. - Хорошо, что в этой захудалой деревушке найдется для меня и еда, и питьё. Жаль, конечно, что не уберег батат. Но дикие звери тоже должны кушать.
Ён И налил в глиняную чарку бражки и подал хозяину дома:
- Держи.
Тот выпил одним глотком, обмакнул кусок минтая в соевом соусе, отправил в рот, затем придвинул пустую чарку гостю, наполнил до краев:
- Угощайся и ты.
- Похоже, нынче ты здесь остаешься, - заметил Ён И, опрокинув в себя чарку. - Сможешь пережить зиму?
- Думаешь, мне нечего будет есть?.. После нового года отправлюсь куда-нибудь подальше. С годами я становлюсь непоседливым.
- Сейчас всюду становится беспокойно, - понизил голос Ён И. - В Сеуле, говорят, был тайный заговор в верхах. Слышал?
- Чепуха! - выговорил Юн Бо, желваки на лице выдавали его недовольство. - Что с того, что там воду мутят?.. Великий Китай оказался под пятой японцев. Это признак упадка. Скоро и сюда они явятся, здесь будет кишеть японцами как в муравейнике. Во многих портах, говорят, японские торговцы уже обосновались и вовсю хозяйничают. А что толку от нашего короля? Он больше похож на пугало. А его окружение - куча прохвостов. Власть у тех, кто держит в руках оружие.
- Я слышал от странников, что в этом году уже было две попытки свергнуть правительство, - сказал Ён И. - Первый заговор потерпел неудачу, верховодил его бывший секретарь консультативного Совета Хан Сон Хве. Ему помогал начальник правительственной охраны И Кын Ён. Затем в июле был раскрыт другой заговор, которым руководили полицейский офицер Сон Чин Ён и наставник при наследном принце Хон Хён Чхоль. Оба были казнены.
- В любом деле нужно умение, - сказал Юн Бо. - Не знаешь, с какого боку подойти к доске, так и дверь у тебя получится скособоченная. Не знаешь, как вести людей - не берись! Все началось с глупого восстания 1884 года, которое Возглавили самоуверенные Ким Ок Кюн и Пак Ён Хё. Потом последовали волнения, как в булькающем котле. Японцы убили королеву Мин в ее дворце. Группа конфуцианских ученых подняла восстание в знак протеста убийства матери народа. Отряды повстанцев атаковали японцев и продажных местных правителей. Народные волнения вспыхивали то тут, то там, искры возгорались в пламя и разносились ветром... Движение Донгхак потеряло многих людей, но еще держалось... А что же Китай? Великий Китай ослаб и оробел как только рухнула династия Цин. И всё. Японскому императору осталось только рукой махнуть, чтобы завладеть Китаем, но ему вначале надо отхватить лакомый кусок - Чосон. Наверное, и русскому царю этого хотелось. А в это время сами корейцы, как свора голодных волков, устроили между собой драку, чтобы отхватить кость пожирней. Одни копошились, имея поддержку иностранцев, другие - при помощи королевской семьи. Л какой результат? Страна всё глубже и глубже погружалась в болото. А наверху казнокрады создавали одни законы за другим, не приносящие никакой пользы людям. Продажные ублюдки! Твари в человечьем обличье ходили средь бела дня повсюду, сея страх и неуверенность в завтрашнем дне. Разве при таком бардаке народ будет поддерживать власть? Разве будет народ поддерживать недоумков, носящих национальные шляпы из конского волоса или надевающих европейские костюмы, при этом возомнивших себя патриотами? Никакие они не патриоты, а натуральные болваны! А эти янбане тут же кинулась распускать санто на своих макушках и коротко стричься. Их поступки и есть знак просвещенности? - Юн Бо уставился на собеседника, словно ожидая ответа на свой вопрос. Но гость молчал.
- К черту их всех, мерзавцев! - продолжал Юн Бо. - Их настоящая цель - отбирать у слабых последнее. А слабый не может ответить сильному. Я человек неграмотный, многого не знаю. Но не нужно быть шибко образованным, чтобы не понять происходящее. Мудрецы в старину говорили: «Если путь, который ты выбрал, неверный - не иди по нему». Я не понимаю, как можно отдавать родную землю, на которой ты родился и вырос, чужакам? В этом мире к таким, как я, отношение плевое... Жалкие мы... Что же мы можем сделать?.. Поэтому у меня нет никакого желания что-либо делать. Хочу одного - сидеть на берегу речки и ловить рыбу. Вот так, дружище.
Они выпили еще. Ён И не всё понимал из сказанного Юн Бо, он лишь догадывался, что мысли странника гораздо глубже и шире, нежели его, собственные.
- Тебе бы следовало куда-то приткнуться, - сказал Ён И. - Нельзя жить, надеясь лишь на свои силы.
- Ну, до сих пор ведь не помер, - молвил хозяин дома.
- Тебе надо найти дело. И осесть.
- Не желаю и думать об этом. Хочу быть свободным, как вольная птица!
- Не понимаю я.
- Жизнь человека, что роса на стебле травы... Ему только кажется, что он проживет вечность, он строит далеко идущие планы, обзаводится хозяйством, а проходит самое большее - семьдесят лет, и всё... Старение, хворь и смерть приходят одинаково, и к императору, сидящему на троне, и к таким, как я, ведущим безалаберный образ жизни. И хотя я ни во что не верю, я чувствую, что человек жив до тех пор, пока жива его душа.
- Но тебе самому нравится, как ты живешь?
- Если бы я осел на одном месте, чем бы я отличался от других? Выглядел бы как миска, вылизанная собакой. Имел бы жену и детей, радовался бы семейству, заботился и страдал... А с другой стороны, какая женщина посмотрит на меня? Я живу легко и свободно... Ты посмотри на Ли Пхенга! Бедняга, выглядит, как сушеный минтай. Впору сойти с ума от такой жизни?
- У него большая семья.
- Вот, вот... Тужится человек, из последних сил выбивается, а разве его усилия идут на пользу, разве он сможет оставить своим детям клочок собственной земли?
- Тебе нравится твоя беззаботная жизнь, а простому крестьянину в радость работать ради семьи.
- Ты прав, нельзя всем уподобляться мне, кто-то должен сеять семя. Но у меня другая дорога. Я не одинок. Мы с охотником Кан Пхо Су чем-то похожи.
- Значит, ты доволен собой?
- Ну да, - с этими словами Юн Бо рассмеялся.
Следует заметить, что Юн Бо, и правда, имел вид беззаботного человека. Будучи большим мастером в своем деле, искусным плотником, он никогда не брался за работу только ради денег. Работа обязательно должна была доставлять ему удовольствие. Всякий раз, когда ом отправлялся в путешествие, деревенские надеялись, что теперь-то Юн Бо точно вернется с большими деньгами, купит приличный кусок земли, приведет в дом какую-нибудь женщину и заживет в уюте семьи, как все люди. Но он всегда возвращался с пустыми карманами, и, чтобы не умереть с голоду, шел с удочкой на реку. Деревенские недоумевали: куда девает плотник все заработанное? Не похоже, чтобы тот тратил все деньги на женщин, водку и азартные игры. Ну, пил, конечно, но не меньше и не больше других. В дальних краях он строил людям коровники, сараи, ремонтировал дома, настилал крыши, мастерил двери, окна, заборы и прочее, прочее. Но ведь трудился он не за одну похлебку? Ходили слухи, что плотник состоит в конфуцианском движении Донхак, но на деле это было не так.
Был случай, в году 1894-м, когда уездный начальник местечка Гобу Чо Бён Гап, алчный по натуре, решил перестроить оросительный резервуар и использовал для этого труд крестьян. После чего возложил на тех же крестьян непосильный налог на воду. Разумеется, люди возмутились. Активисты Донхак во главе с Чон Бон Чуном воспользовались случаем и подняли в Гобу восстание. Юн Бо, оказавшийся в то время там, повязал белое полотнище к бамбуковому шесту и примкнул к толпе восставших, которая выступила на рассвете с первыми криками петухов. В итоге повстанцы изгнали Чо Бён Гапа. Но в правительстве неверно оценили ситуацию в провинции и послали туда чрезвычайного ревизора, который спровоцировал новый социальный взрыв. Начались опять репрессии. Чон Бон Чун вновь поднял восстание, но теперь ему удалось сплотить вокруг себя больше людей. Отовсюду поспешили ему на помощь группы ополченцев, возглавляемые такими известными командирами как Ким Ге Нам, Ким Док Мён, Сон Хва Чунг и другие. Большой лагерь повстанцев расположился на горе Пексан, откуда Гобу был виден как на ладони. Целью восставших было не только наказать коррумпированных чиновников, но и защитить интересы своего народа, противостоять японцам и западникам в стране. Таким образом, первоначальная форма народного бунта переросла в революционный порыв. На этой волне повстанцы захватили крепость в Чон Чу. Юн Бо был в первых рядах ополчения, его умение плотника пригодились и здесь: он словом и делом поддерживал боевой дух людей, вселял в их сердца волю к победе. Разумеется, он не был столь сведущим в новом деле, но его способность сплачивать людей шла от его природной хватки и интуиции. Со стороны могло показаться, что Юн Бо очень глубоко проникся революционным движением. Несомненно, он был на стороне благих идей, являлся рядовым на самом острие ополчения, ничуть не приближался к лидерам, хотя и обладал большим авторитетом среди товарищей. Но Юн Бо был против крайностей, когда, как говорится, цель оправдывала средства, он не принимал лозунга «Лес рубят - щепки летят». Одним словом, он чурался разрушений, поджогов и убийств. Он верил, что можно обойтись без всего этого, разумно, как если бы хороший портной, который может скроить из материала одежду, не оставляя после себя кучу обрезков. Из вышесказанного следовало, что Юн Бо не был приверженцем движения Донхак, хотя мог бы стать по своему социальному положению. В плотнике напрочь отсутствовали какие-либо притязания на собственную исключительность, он был свободен и чист в своих поступках. А его пребывание в рядах ополчения являлось скорей проявлением рыцарского духа и отваги. Но вскоре, поняв, что он не способен разрушать, Юн Бо тихо удалился.
Впоследствии, на девятом месяце того же года, произошло сражение ополченцев с японцами, где силы оказались явно неравны, когда всё завершилось поражением народа, а лидеры Донхак были убиты. Все окрестные холмы и поля обагрились кровью и дымом пожарищ. Юн Бо не принимал участия в той битве. Преследуемый шпионами, он прятался, где смог, а прошлой весной вернулся из скитаний в свою деревню, где намеревался до поры до времени затаиться. И как бы там ни было, по деревне бродили слухи, что Юн Бо сторонник движения Донхак, хотя никто при этом не мог предъявить доказательств. А еще поговаривали, что госпожа Юн из семейства янбана Чхве, сочувствовала движению Донхак и даже помогала его активистам деньгами. Такие слухи, вероятно, объяснялись тем, что во время народного волнения, когда разгневанные люди подвергли казни провинциальную аристократию и местных богачей на том берегу реки, а их имущества сожгли, семья Чхве избежала беды, если не принимать в расчет побои розгами нескольких слуг. Слухи так и оставались слухами. Следует сказать, что Юн Бо не был отмечен покровительством госпожи Юн, да и он сам никогда не выказывал особого почтения семейству чхампана Чхве.
Между тем, двое за разговорами допили бутылку браги и вышли на улицу, прихватив удочки. Пошли к реке. Они увидели неподалеку удаляющиеся фигуры: доктора Муна, сидящего верхом на осле и До Ри, шагающего впереди с вожжами в руке.
- Вот те на - доктор Мун из города, - заметил Юн Бо.
- Хозяину, поди, опять плохо, - сказал Ён И. - А, может, он прибыл из-за старушки Каннан?
- Не гадай! - бросил Юн Бо и пошел вдоль берега реки. Ён И придержал шаг, словно раздумывая, идти ему тоже на реку или повернуть назад.
Между тем, дойдя до ворот усадьбы господина Чхве, доктор Мун слез с осла и вошел во двор. А До Ри, заведя осла в конюшню, стал искать Киль Сана. Громко позвал его два раза.
- Куда он, черт возьми, подевался?
- И я его не видел, хи-хи-хи... - отозвался подросток, лет семнадцати, сын управляющего Кима, которого звали Кэ Донг. С уголков его раскрытого рта стекали слюни. Слабоумный Кэ Донг был на четыре года старше Киль Сана.
- Исполни мою просьбу, - сказал До Ри и подал мальчику сверток. - Отнеси это тетушке Бон Сун Не, скажи - от Воль Сон. Понял?
Продолжая хихикать, мальчик кинулся выполнять поручение.
А Киль Сан в это время находился в отдаленном сарае среди глиняных чанов, садовых инструментов и прочего хлама и что-то усердно мастерил. Воздух здесь стоял влажный, кисловатый. Мальчик резал небольшим ножом маску надменного аристократа. Движения его руки с зажатым инструментом были неспешные и уверенные. Вторая маска, уже готовая, но еще не покрашенная, лежала подле - она представляла собой женщину-озорницу. В полумраке сарая маски выглядели загадочными.
Обычно для изготовления маски применяли дерево, тыкву-горлянку, сосновую кору, бумагу. Но Киль Сан решил сделать свои маски по-другому. Он сначала соорудил основу из тонких бамбуковых палочек, выложил ими форму, потом закрепил бумагой, пропитанной клеем. Дал просохнуть. Нарастил еще слоем бумаги, придал объем. Проделал это несколько раз. После чего уже затвердевшую заготовку обрабатывал ножом. Всем этим премудростям Киль Сан обучился, когда жил в монастыре Ёнгокса в местечке Куре, что провинции Чолланамдо. Искусству рисования его научил монах Хе Гван, который с помощью акварели создавал на бумаге в основном образы Будды. А как делают маски, Киль Сан наблюдал у бродячих артистов, которые останавливались неподалеку от монастыря. Один из служителей храма выразился о Киль Сане примерно так: «Из этого юноши вряд ли получится монах. Но кем бы он ни стал, его труд пойдет на благо людей».
Помнится, как однажды в монастырь прибыла в паланкине одна дама: госпожа Юн из семейства янбана Чхве. Ее визит предопределил дальнейшую судьбу мальчика: после беседы госпожи Юн с главным монахом, Киль Сану было велено собирать вещи. И вот, на следующее утро, когда юноше предстояло проститься с монастырем и тронуться в путь вслед за паланкином госпожи Юн, главный монах прогремел своим зычным голосом: «Ну и повезло же тебе, шельмец! Из грязи, да в князи!» Киль Сан не понимал, почему его отправляют в чужую семью. Но постепенно успокоился, свыкся с мыслью, что всё в руках провидения. Никогда не выходивший за пределы монастыря, мальчик восхитился открывшимся его взору миром. За каждым поворотом он видел картины, одна краше другой: долины, реки, озера... Вот люди плывут на плоту, облака отражаются на зеркальной глади озера. Где же заканчивается вода и начинается небо?! Сердце юноши радостно билось. Вскоре шествующая процессия вошла в ворота незнакомой усадьбы, и первое, что увидел Киль Сан - ярко цветущие ликорисы во дворе. А затем он увидел хозяина, чхампана Чхве, его хмурые глаза на неподвижном сером лице. Мальчик робко оглядывался вокруг. В это время к нему подошли старушка Каннан и старик Ба У.
Каннан спросила:
«Это правда, что ты из монастыря?»
«Да».
«Все ли благополучно у достопочтенного монаха?»
«Да».
«Здесь тебе будет лучше, чем в монастыре, - вставил свое слово Ба У. - Если хозяин станет браниться, не принимай близко к сердцу».
Киль Сан хорошо помнил ту сценку, как старушка Каннан, ласково приняв его в чужом месте, прослезилась и высморкалась в подол своего платья.
Позже прибыл к чампхану Чхве какой-то ученый человек, солидного вида, в шляпе, который понаблюдав за Киль Саном, заметил громко:
«Этот мальчишка хорош. Из него выйдет великолепный посыльный».
Киль Сан, не знавший, что означает слово «посыльный», обратился за разъяснением к старушке Каннан. Та сказала:
«Ты должен радоваться. Гость отметил твою расторопность и благонравие. Посыльный - это человек, который исполняет поручения хозяина. Он должен для этого, если понадобится, отправиться и в город, и в отдаленные провинции».
Киль Сан хорошо помнил тот зимний день, когда впервые увидел Ку Чхона, пришедшего на работу в усадьбу господина Чхве. Батрак оставил в душе парня жалость: он выглядел как оборванец. Будучи сам одиноким, Киль Сан сразу отнесся к незнакомцу с теплотой. Он часто замечал, как тот после рабочего дня уединялся и тоскливо смотрел на закат, при этом мальчик тоже ощущал на сердце невыразимую боль одиночества.
Однажды, когда хозяин был в отъезде, Киль Сан взял бумагу и уголь, стал рисовать божество - бодхисатву Авалокитешвару, держащего в левой руке бутыль, а в правой - ветку ивы. Увлекшись рисованием, юноша не заметил подошедшего человека, вначале он увидел пред собой ноги мужчины в соломенных чипсинах, а подняв глаза, наткнулся на лицо удивленного Ку Чхона.
«Ты изобразил божество сострадания?» - спросил батрак.
«Да», - обрадовано ответил Киль Сан.
«А где ты научился рисовать?»
«В храме Ёнгокса, у монаха Хегвана».
«Вон оно что...»
«Монах Хегван сказал, что в будущем я тоже смогу стать буддийским художником, как он сам».
«Стало быть, и письмо ты знаешь?»
«Совсем немного, господин».
«Не говори мне «господин», я такой же, как ты».
«Да...»
«Тебе надо чаще практиковаться, а то забудешь то, что умеешь».
«Да. Монах Хегван тоже это говорил».
«Верно».
«А еще он говорил, что мир скоро изменится».
Ку Чхон молча кивнул, темные карие глаза его стали задумчивыми.
Потом они встречались снова, но на тех тайных встречах Ку Чхон обучал Киль Сана, восполнял его пробелы в грамоте. Юноша старался запоминать каждое слово Ку Чхона. Монах Хегван, в отличие от батрака, был вспыльчивого и крутого нрава: мальчику случалось получать от него подзатыльники. Даже в том, что не касалось обучения. Ку Чхон же много не говорил, никоим образом не выказывал недовольства по поводу оплошностей ученика, но его суровый вид повергал парня в замешательство.
Между тем Киль Сан отложил в сторону нож и принялся за приготовление красок, чтобы расписать маски, но в это время его позвала Кви Нё, велела идти к госпоже. Юноша, отбросив свое занятие, тотчас поспешил к Большому дому, и увидел выходящего из террасы знакомого доктора Муна, которого раньше встречал в храме Ёнгокса. Они были с главным монахом друзьями детства. Киль Сан отвесил доктору поклон. Гость в ответ кивнул, его худощавое лицо утопало в густой белой бороде и светилось добротой. Госпожа Юн вышла проводить гостя, сложив руки пред собой, всем своим видом показывая учтивость и одновременно строгость.
- Проводи доктора в покои господина, - велела она Киль Сану суровым голосом. И посмотрела ему вслед, пока мальчик и доктор не скрылись за углом.
Киль Сан, семенивший впереди, запрыгнул на ступеньки у крыльца террасы, и, открыв дверь, громко известил:
- Господин, к вам пришел доктор из города!
- Пусть войдет! - отозвался чхампан Чхве голосом скорее мрачным, нежели приветливым. Похоже, он был не рад визиту доктора, но заставил себя подняться, и когда гость вошел, поклонился ему.
- Как поживаете? - осведомился доктор Мун, тоже кланяясь.
- Садитесь, - ответил коротко хозяин дома, и, откинув полы своей длинной одежды, опустился на циновки. Доктор уселся напротив. Служанка Кви Нё поставила столик пред гостем, принесла чашку чая.
На этот раз доктор не собирался осматривать пациента, а господин Чхве не чувствовал себя больным. Киль Сан задержался в комнате некоторое время, затем, видя, что он тут больше не нужен, тихо удалился. Придя к себе, юноша принялся за прерванное дело - разукрашивание масок. День клонился к закату, когда он, наконец, завершил работу. Маски ожили яркими красками, мальчик остался доволен образами молодой озорницы и надменного аристократа. Взяв их в руки, он поспешил наружу. Его окликнула из кухни тетушка Бон Сун Не:
- Киль Сан! Ты видел доктора Муна? Он еще не ушел?
- Нет, - отозвался Киль Сан. - Они с хозяином беседуют в Большом доме.
- Бабушке Каннан совсем плохо. Надо бы известить госпожу Юн.
- Хорошо, я ей скажу.
- А что у тебя в руках?
- Маски. Несу показать их Бон Сун.
- Ну-ка, подойди ко мне!
Юноша повиновался, приблизился к портнихе, стоящей в дверях кухни.
- Ба! И правда, маски, - сказала Бон Сун Не. - Где ты их взял?
- Сам сделал, - признался Киль Сан.
- Неужели?! Эй, женщины, взгляните-ка на это чудо!
Ан И Не пекла блины и Ё Чхи Не чистила имбирь, по обе отложили работу, подбежали.
- Эти чудесные маски сделал Киль Сан!
- В самом деле?! - поразилась Ё Чхи Не. - Да ты, парень, талант!
- Постой, кто же это будет? - всматривалась в маски Ан И Не. - Вот эта маска - какая-то девица, жалкий у нее вид, а эта... мужик с заячьей губой... Но, говорят - большому дарованию сопутствует нищета и бродяжничество... Не занимайся этим больше.
- А ты не сбивай парня с пути, - осадила повариху Бон Сун Не, угадывая зарождение благодатной искры в душе мальчишки. Она сама обучилась ремеслу портнихи, благодаря упорству и усидчивости. Обернувшись к Киль Сану, она сказала, словно напутствовала:
- Продолжай делать то, что тебе по душе. Моей дочери твои маски непременно понравятся. А за твою целеустремленность я отправлю тебя в город на праздничное представление Оквандэ.
- Ах! - только и выдохнул радостно Киль Сан.
- Вам, детям, нет особых радостей... Пойдете вместе с Бон Сун.
- Вот, здорово! Вы правду говорите?!
- Можешь не сомневаться. Я сдержу свое слово.
Бон Сун Не сама удивилась своему неожиданному, спонтанному обещанию.
