Юн Бо, навестивший могилу родителей, шагал домой по проселочной дороге. Вскоре он настиг человека, который был явно не в духе, недовольно бурчал что-то себе под нос и размахивал рукой с зажатой курительной трубкой. Юн Бо узнал в нем школьного учителя Ким Хун Чана и крикнул тому в спину:
- Что произошло, учитель?! В такой погожий день нельзя ни на кого сердиться!
Ким обернулся и сердито проговорил:
- Мир рушится, вот что!
- Ну и что с того?
- Этот негодник Со Кым Доль... - учитель не договорил и со злостью сплюнул.
- А чем он провинился перед вами? - Юн Бо поравнялся с учителем, широко улыбался, обнажая редкие зубы. Они проходили мимо дома Со Кым Доля, на плетне сидел петух с красным гребешком, грозным взором осматривающий всё вокруг.
- Кем бы человек ни был, он должен уважать других. Иначе чем он отличается от дикаря?.. У этого Со ведь есть невестка, ему подобает вести себя более прилично.
- Не знаю, что он вам сделал, только скажу, что Со - человек жизнерадостный и веселый. Вы бы, наверное, тоже были таким же, будь ваша супруга жива.
- Вот, мерзавец! - вырвалось вдруг у учителя Кима и брови над его глазами приняли форму треугольника. - Ты следи за своим языком, а то я его вырву!
- Хе-хе-хе... Не стоит вам так сердиться.
Некоторое время они изучающее разглядывали друг
друга, затем Ким Хун Чан, не удержавшись, съязвил:
- Какой ты негодяй, все-таки... Как рыба-пеленгас выпрыгиваешь из воды, дразнишь... Насмехаться над янбаном вздумал?..
Юн Бо молча шел рядом, уже сетуя на себя, что зря так разгневал учителя.
Ким Хун Чана в деревне почитали, как очень пожилого человека. Его лицо, испещренное сетью морщин, напоминало сушеную тыкву. Внешне он выглядел на семьдесят с лишним лет, хотя истинный его возраст никому не был известен. Волосы его были редки и наполовину седы, а брови и борода походили на пряжу из рами. Но когда он работал на поле, деревенские, глядя на его широкую спину и бугрящиеся мускулы рук, говорили: «Да ему нет и шестидесяти! Он же фору даст молодым!»
Морщины на лице Кима были результатом бед и несчастий, выпавших на его долю. В течении нескольких лет он похоронил троих сыновей, одного за другим. А затем и жену, сердце которой не выдержало всех тяжелых утрат. В живых осталась только самая младшая дочь, - она только давала ему сил жить дальше. А жили они бедно. Хотя, надо сказать, что в роду Кима все мужчины, начиная с прадеда, занимали небольшую чиновничью должность, но что касается самого Кима, то он никогда не пытался сдать экзамен на государственную службу, потому и довольствовался ничего не значившим положением провинциального янбана. А чем же для него была его единственная дочь? Неизвестно, что по-настоящему чувствовал Ким к родному дитя, но внешне он относился к ней, как к щенку, от которого нет никакой пользы. Он часто вздыхал, глядя на дочь: «Если двери моей никчемной судьбы захлопнутся, то с каким лицом я приду к своим предкам?» Он мечтал усыновить какого-нибудь мальчика-сироту, которому впоследствии мог бы поручить могилы предков. Как будто не было у него других забот, и это желание являлось главным смыслом его существования.
Ким Хун Чан, успокоившись, взглянул на собеседника, на его ноги, обутые в изношенные лапти и на мешок с инструментами, который тот нес за плечами. Спросил:
- Так ты на работу?
- Да, - ответил Юн Бо.
- Это хорошо... Гляди, как крестьяне работают в поле.
- Угу.
- Обрабатывают землю под посев риса.
- Земля здесь благодатная, что и говорить... Слава Богу!
Вдалеке, за полем, пронизанный солнечными лучами, тянулся шлейф тумана. Учитель Ким, пыхтя своей трубкой, процитировал длинное китайское изречение, затем продолжил:
- В любое время года земля неизменна, но ее плодородие зависит от воли небес и душевных качеств человека.
- Что вы этим хотите сказать?
- Когда ты голоден, то заискиваешь пред дающим пищу. А насытившись, забываешь о том, что заискивал. Идешь в теплое место, а холодное -покидаешь. Вот и вся человеческая природа.
Юн Бо молчал.
- И далеко ты направляешься? - спросил Ким.
- В Чинчжу.
- Значит, идешь ремонтировать дома?.. Ты бы починил себя, свою душу. Вот с чего тебе надо начинать! - Ким разошелся с новой силой, он кричал на Юн Бо, поносил его всякими словами, затем, вдруг затих и бессильно махнул рукой.
- Что вам до меня? - сказал плотник - Успокойтесь уж.
- Я мог бы выгнать тебя из деревни.
- Выгнать?
- Да, можешь мне поверить. Но твоя почтительность к предкам заслуживает похвалы... поэтому поступай, как знаешь. Мудрецы прошлого говорили: «Подумай перед тем, как действовать». А что ты знаешь?
- Ничего я не знаю, учитель... Но скажите мне... - Юн Бо остановился, опустил на землю мешок с инструментами, подошел вплотную к Киму. - Хочу спросить вас об одной вещи... Что вы думаете об «Армии справедливости?»
- Гм... Сложный вопрос. Судя по всему, это движение призвано собрать под свои знамена справедливых мужей - цвет нации, - голос Ким Хун Чана взволновано дрожал.
- Насколько я понимаю, одни хотят прогнать японцев, а другие - наказать разворовавшихся чиновников. По-моему, у всех общая задача. Тогда почему о движении Донхак говорят плохо, а об «Армии справедливости» - хорошо?
- Верность королю и неверность - это не одно и то же.
- Если крестьянин выступает за свои права - это неверность, а если янбан разворовывает казну и унижает простых людей, то это верность?
- Ба, куда ты завернул! Не хочу слушать! Убирайся прочь! - Ким Хун Чан сошел с дороги, подошел к канаве и опустил ногу в воду.
Юн Бо, наблюдавший за ним, решил изменить тему разговора, его голос даже стал более мягким:
- Учитель, так куда же вы направляетесь по утренней росе?
Такое происходило с ними почти всегда. Несмотря на разницу в возрасте, социальное положение и отличие в образе мыслей, у них двоих за эти годы сложилась взаимная симпатия друг к другу. Хула, ругань и подтачивание в их отношениях не сделали их врагами, а наоборот, только укрепляли дружбу, что было странно.
- Я был в соседней деревне, - заявил Ким. - Навестил Чин Са, он оказался в весьма затруднительном положении.
- Слухи ходят, что Ок Све сбежал, это правда? - поинтересовался Юн Бо.
- Негодник, оставил семью хозяина, теперь им не на кого положиться. Воистину мир перевернулся. Поймать бы мерзавца и забить до смерти батогами.
- Не стоит осуждать человека. Кто знает, что ему приходилось терпеть? Я слышал, что он голодал и при этом служил двум вдовам. Должно быть, припёрло, что сбежал...
Со стороны оба, Юн Бо и Ким Хун Чан, выглядели людьми беспечными, как если бы первый не собрался вовсе в дальнюю дорогу, а второй - не спешил за снадобьем для дочери, которая всю прошлую ночь мучилась рвотой и поносом.
- Каждый должен исполнять свой долг. Слуги обязаны делать свою работу, а хозяева - свою.
В это время они увидели неподалеку идущего со стороны соседней деревни мужчину, который вскоре поравнялся с ними. Это был Ким Пхён Сан, с непокрытой головой, он держал руки в карманах штанов, должно быть, опять провел ночь за игрой в карты. Он прошел между двумя путниками, взглянул молча на их лица и фыркнул, точно какое-то животное. В ответ на это Ким Хун Чан сердито сплюнул. А Юн Бо, не зная, как на все это реагировать, молвил:
- Пожалуй, мне надо бы поторопиться, - и закинув на плечо мешок, пошел вперед быстрыми шагами.
- На работу отправляешься? - грубо поинтересовался, обернувшись, Пхён Сан.
- На работу ли, или куда еще, тебе, что за дело? - парировал Юн Бо.
- Черт возьми, я не спал всю ночь!
- Что, сорвал куш?
- Если бы...
- Ну, ну... - Юн Бо, не желая больше разговаривать с Пхён Саном, прибавил шагу. А упитанный картежник не отставал от него.
- Я спустил всё...
- Чтобы выигрывать, надо и проигрывать.
- А ты, что же, работаешь, работаешь, а капитал на ветер бросаешь?
- Это уж не твое дело, янбан. Ты сам по себе, я сам по себе, - с этими словами Юн Бо резко повернул влево к реке, направляясь к переправе.
- Хи-хи-хи, - Пхён Сан был бы не прочь называться янбаном, но он простой крестьянин, хотя и упитанный: с жесткими волосами на голове, широким лоснящимся лицом. Узкий его лоб рассекала одна глубокая морщина. Поглаживая выпирающий живот, он вошел к себе во двор с криком: «Есть хочу!»
Дети, два малых сына, услышав угрожающий крик отца, тотчас попрятались кто куда. А их мать, работавшая за ткацким станком в крохотной комнате, разогнула спину и вышла встречать мужа:
- Сейчас накрою столик.
- Погоди, Ан Дэк... я, пожалуй, сначала вздремну... - Пхён Сан зашел в комнату, примыкающую к кухне, оставил дверь открытой, растянулся на циновке и вскоре захрапел на весь дом.
Хам Ан Дэк закрыла дверь, позвала детей завтракать, положила им в плошки вареного риса, сама съела отвар из остатков рисовой шкварки - суннюн.
- Потом отнесите столик на кухню и идите играть на улицу, - велела она сыновьям, и, выйдя в сарай, нашла мотыгу.
Старшему сыну Ко Боку исполнилось двенадцать, младшему Хан Боку - семь. Ко Бок был похож на отца, а Хан Бок - на мать.
Поля вокруг зеленели веселыми рисовыми всходами. Но Хам Ан Дэк это не радовало. Был у них хороший надел земли, да пропал, - муж проиграл его в карты, а теперь они довольствовались лишь кусочком земли среди скал, совсем не плодородным, который они каждый год засевали ячмень. Пользы от ячменя не было никакой, поэтому, чтобы свести концы с концами, Ан Дэк приходилось день и ночь работать на ткацком станке, и у нее почти не оставалось времени пропалывать ячменное поле.
Дойдя до своего участка, женщина обнаружила, что он весь зарос лисохвостом. «Разве может здесь вырасти ячмень?» - проговорила она со вздохом. Опустилась на корточки и вонзила мотыгу в землю. Ей казалось, что травы нынче стало намного больше по сравнению с прошлым годом. Она надеялась прополоть хотя бы две грядки. Вскоре на раскрасневшемся лице Хам Ан Дэк выступил пот. Она почувствовала головную боль и слабость. «Почему так гудит в ушах?» - спрашивала она себя, но не останавливалась, продолжая работать мотыгой. Время приближалось к полудню. Ан Дэк выпрямилась, заметив проходящую мимо Сон И с корзиной на голове.
- Деточка, ты несешь отцу обед?
- Да, - отозвалась девочка.
- А нет ли у тебя водички? Что-то в горле совсем пересохло.
- Сейчас... - Сон И опустила корзину на траву, достала бутыль, налила в кружку.
- Ух, хорошо... - женщина вытерла рот тыльной стороной ладони. - Словно небесной влаги испила...
- Вы вспотели, - сказала девочка. - Почему бы вам не передохнуть?
- Пожалуй... Ну ты иди... Спасибо!
Хам Ан Дэк отрешенно смотрела вслед девочке с весело торчащимися косичками и на душе у нее сделалось грустно. Куда она докатилась, что у неё за жизнь, если сочувствие ей оказывает только посторонний ребенок?
Когда женщина возвратилась домой, муж ее все еще спал, громко храпя. И детей не было видно. Положив мотыгу, Ан Дэк сняла с головы обмотанное полотенце, умылась. Затем в кладовке открыла крышку керамического кувшина, нащупала два яйца, - а ведь оставалось четыре. «Этот негодник Ко Бок! Будь он неладен!» В прошлую неделю Хам Ан Дэк сшила шелковую блузку для одной молодой женщины из соседней деревни, и та, вместе с платой в подарок преподнесла и четыре яйца. Она их спрятала втайне от домашних в этот кувшин. И теперь два яйца пропали. Ах, мерзавец, сын! Что ей делать с ним?.. Ведь она старается для их отца!
А муж с ней не церемонился, чуть что не так - свирепел, опрокидывал обеденный столик, пинал дверь... «Тварь! Темная баба! За кого ты держишь меня - главу семейства?!. Я тебе, что - портянка?! Забыла свое происхождение?!» - кричал он обыкновенно. Теперь дрых без задних ног. Его не было несколько дней. Играл в карты, конечно, и, как всегда - все денежки просадил. Проснется, захочет есть. А эти яйца для него приготовила... Какой мерзавец этот Ко Бок! Не выйдет из него человека! Вся надежда - на Хан Бока, младшего сына!
- Принеси поесть! - раздался громогласный крик проснувшегося мужа.
- Я сейчас! - отозвалась жена. Она хлопотала на кухне, в котле варился луковый суп, - туда она разбила яйцо.
За столом Ким Пхён Сан по своей привычке проявлял недовольство, - то ему суп недосолен, то закуски пресны и мало в них перца, - однако, всё съел. Нынче мужа посетило хорошее расположение духа. Он поведал, что прошедшей ночью ему не везло в карты, но все же выиграл какие-то гроши. Затем он встал и вышел из дома. Куда идет, не сказал.
А пошел он, разумеется, в забегаловку. Ввалившись в дверь, он заметил в помещении своего давнего приятеля и заорал:
- О! Кан Пхо Су! Давненько мы с тобой не виделись!
Сидевший за столом усатый мужчина поднял в ответ чарку:
- Я рад приветствовать вас!
- Как поживаешь? - Ким Пхён Сан присел рядом.
- У меня что ни день, всё едино, - ответил Кан Пхо Су. - А вы, уважаемый Ким, как всегда выглядите хорошо.
Пхён Сан благодушно качнул головой. Его никто не называл «уважаемый», кроме Пхо Су, и тот говорил это искренне, без заискивания и лести.
- В последнее время я тебя нигде не видел, охотник Кан. Уж было заволновался, не случилось ли что с тобой?
- Чему быть, того не миновать. Зверь не ждет смиренно, когда я его поймаю. Так что ни для кого не будет новостью, если я стану пищей тигру или медведю.
- Да ты еще силен и крепок, дружище!
- Ну, как сказать...
- Был на рынке, что ли?
- Нет.
- Гм...
- У меня тут дело есть.
- Что за дело?
- Так...
- Видимо, хорошее дело?
- Неплохое, - Кан Пхо Су вытер с усов влагу крупной ладонью.
- Ясно... - Ким Пхён Сан кивнул, затем обернулся к хозяйке заведения, крикнул. - Неси сюда водку! Сегодня я плачу!
Женщина косо взглянула на гостя. Сказала:
- И не подумаю.
- Что?! Я говорю - неси!
- А я говорю - не дождешься!.. Даже у блохи есть стыд.
- Думаешь, у меня нет денег? - Пхён Сан достал из кармана несколько монет.
- Вот незадача... - пробурчала хозяйка, но принесла бутылку. Пхён Сан молча принялся разливать водку в чарки. Будучи завсегдатаем таверны, и частенько выпивая здесь в долг, он уже привык, что на его грубость хозяйка отвечала тем же, и зла на нее не держал. Сейчас он был в хорошем настроении. Он встретил приятеля, от которого уже не однажды имел навар, и чутье его подсказывало, что и теперь ему что-то перепадет. Он несколько раз затаскивал охотника в игорный дом, где за чужой счет ему удавалось кое-чем разжиться. А разок даже крупно надул Кана, купив у него за бесценок медвежью желчь и перепродав за хорошие деньги. Надо сказать, что Кан Пхо Су был большим профессионалом в своем деле, охотником непревзойденным, отважным и смелым, но в обычной жизни был весьма недальновидным, а в больших случаях - натуральным профаном. Для таких, как Ким Пхён Сан, охотник являлся настоящей находкой. Вот почему Ким нынче так возрадовался встрече с Пхо Су.
Выпив очередную рюмку, он стал осторожно допытываться:
- Так что у тебя здесь за дело?
- Гм... Одна женщина... - Кан Пхо Су не договорил, смутился.
- Говоришь, женщина?.. - глаза Кима тотчас заблестели.
- Видишь ли... Одному человеку срочно понадобилась...
- Медвежья желчь?
- Ага, - кивнул охотник.
- Договорился о цене? Тебе хорошо заплатят?
- Пока конкретно не говорили о сумме. Но им очень нужна желчь.
- Когда ты уходишь в горы?
- Завтра утром.
- Ясно... Ну, ты, давай, выпей.
- Хватит мне уже, спать хочется, - Кан Пхо Су зевнул, но всё же поднял налитую чарку.
- Но признайся... - заговорщицки молвил Ким Пхён Сан, придвигаясь ближе к охотнику. - Тебе же не только желчь заказали, верно?
- А что еще?
- Шкуру тигра.
- Ба!.. Ты думаешь, так легко завалить тигра?
- Но ведь заказали, а?
- Знаешь ли... - Кан Пхо Су, не желая дальше продолжать эту тему, вновь зевнул. - Прошлую ночь я плохо спал.
- Тогда иди в заднюю комнату и поспи, - вмешалась тут же хозяйка заведения.
- Пожалуй, - охотник встал. Глядя, как он поплелся в смежную комнату, Ким решил незаметно улизнуть. Но хозяйка была начеку, наблюдая за ним, как тот обувается и не замедлила бросить:
- А кто платить будет?
- Ах, да... - спохватился нарочито Ким и достал деньги.
- И это всё? А остальной должок?
- Гм...
- За все время ты выпил на изрядную сумму. У меня всё записано.
- Вот разжужжалась, оса... Я что, собираюсь помирать сегодня?
- А кто тебя знает?..
- Накаркаешь еще...
Ким Пхён Сан, кашляя, вышел на дорогу. Подошел к дереву, присел на корточки, посмотрел на простирающееся поле. Он намеревался после посещения забегаловки пойти в город. Но все карты спутала беседа с охотником. Он обмолвился о какой-то женщине, но не договорил, кто она и какова ее роль? Но ясно одно - для нее охотник должен добыть желчь. Черт бы меня побрал! Надо утром выманить его в город!
В поле трудились крестьяне, мужчины и женщины. А их дети, оставшиеся дома, тоже старались быть полезными: выполняли какие-то мелкие дела по хозяйству, собирали хворост, сушили злаки на соломенных подстилках, отгоняли воробьев, мели вениками сор во дворе и прочее, прочее. Только сыновья Ким Пхён Сана слонялись без дела на гумне. Они, ничем не занятые, маялись, и даже, чего-то не поделив, повздорили: Ко Бок ударил Хан Бока и тот заревел.
Происшедший разговор с охотником не вылезал из головы Ким Пхён Сана, он взглянул на солнце и встал. А на поле люди уже заметили Кима, и один из них обронил:
- Чего это картежник там околачивается?
- А тушу-то наел, гляди, - добавил второй.
- Нечего болтать, работайте! - осадил товарищей третий.
Кима в деревне не любили, считая его бездельником, особенную неприязнь питали к нему женщины, они даже сворачивали с дороги, если тот шел им навстречу.
- Глядите, кто это там едет?
- Где?
- Да вон же, у холма...
Ким Пхён Сан тоже посмотрел туда. Верхом на лошади скакал незнакомый человек в европейской одежде, нахлобучив на голову шляпу. При виде незнакомца даже дети, игравшие у дороги, разбежались.
- Кого только не увидишь в этом мире, - сказал Ён Пхаль, выйдя с поля к обочине дороги и обратился к Ким Пхён Сану. - Уж не японец ли это?
- Нет, не японец, - сказал картежник.
Крестьяне в поле тоже заинтересовались всадником и с тревогой на лице провожали его.
- Похоже, он направляется в усадьбу янбана Чхве, - предположил Ён Пхаль.
- Это родственник чхампана Чхве из Сеула, - знающим тоном проговорил Ким Пхён Сан и громко фыркнул.
- Неужели? - Ён Пхаля разбирало неподдельное любопытство. Но Ким Пхён Сан зашагал обратно к таверне, не сказав больше ни слова. Хозяйка харчевни убирала грязную посуду со столов. Она глянула на вошедшего Кима и скривила рот:
- Чего опять явился?
- Кан Пхо Су уже ушел? - спросил Ким.
- Наверное.
Ким Пхён Сан прислушался, и, уловив ухом храп в соседней комнате, заулыбался, кивнул хозяйке:
- Это твой мужчина? Оберегаешь его сон?
- Да разразит тебя гром за такие слова!.. Мой муж еще живой.
- Хэ-хэ-хэ...
- Скверная же у тебя душа!
- А что тебе в моей душе не нравится?
- Если ты так будешь продолжать, то кончишь очень плохо... Пользуешься слабостью Кан Пхо Су, неужели тебе не жаль его?
- Я, что, собираюсь его съесть?
- Не уйти тебе от наказания за свои грехи.
- Охо, хо, хо...
Ким Пхён Сан ретировался, уверенный, что охотник еще долго будет отсыпаться, и отправился домой. Придя к себе, он решил тоже вздремнуть, но сон не шел. Его беспокоили мысли, что хозяйка забегаловки сможет испортить Всё дело. Дождусь первых петухов, решил он. Но неожиданно среди ночи охотник сам явился к нему. Открыл дверь и, просунув голову в комнату, шепотом позвал:
- Пхён Сан, ты дома?
- Здесь я, - отозвался удивленный Ким.
- Выйди на минуту!
- Иду!
Ким Пхён Сан наскоро оделся и поспешил на залитый слабым лунным светом двор. Охотник взял его за руку и увел к абрикосовому дереву, подальше от светящегося окна, за которым слышался звук ткацкого станка.
- Что случилось-то?
- Видишь ли, какое дело...
- Сбыл товар, никак?
- Сбыл, - прошептал ночной гость. - Но плату я получил не деньгами... А двумя золотыми кольцами.
- Что, что? - поразился Ким Пхён Сан и шумно сглотнул слюну.
- Только не говори никому.
- Конечно...
- Я никогда прежде не видел золотых вещей.
- Гм...
- Для меня это так неожиданно... Вот думаю продать эти кольца...
- Предоставь это мне. Я помогу.
- Потому я и пришел к тебе.
- Но прежде я должен знать предысторию... Что ты продал? За что ты получил кольца?
- Ну, это... немного как бы...
- Говори. Ты еще днем мялся... Ну же, не томи!
- Видишь ли... тут дело щекотливое... Эти кольца для соблазнения... Если эти вещи будут у женщины, то она сможет завладеть любым мужчиной, который ей понравится. Кольца особой лисьей ворожбы.
- Чего, чего?.. - Ким уставился на собеседника, раскрыв рот. Затем неудержимо расхохотался. И даже хлопнул в ладоши. - Ну и ну!.. Надо же... И ты веришь этим глупостям? Кто тебе такое сказал?.. Хо-хо-хо... - Наконец, он успокоился, кивнул. - Ладно. Так кто же эта особа?
- Я обещал никому не говорить, - охотник помотал головой. Но, под натиском приятеля, сдался и назвал имя - Кви Нё. Служанка в усадьбе чхампана Чхве.
