Я провела демонов в гостиную. Кеорсен без особого интереса скользнул взглядом по стенам, потом занял единственное кресло. Маорелий же не спешил. Замерев посреди комнаты, он с видимым наслаждением осматривался, будто ощупывал взглядом все вокруг. Даже старинный комод со сколотым уголком удостоился пристального внимания. И пусть подобное поведение показалось мне странным, я не стала заострять внимания. Вместо этого извинилась и убежала на кухню, где спешно достала бисквит из печи. Как раз вовремя!

Золотистый, упругий, с румяной корочкой и дразнящим ароматом… Я не сдержала довольной улыбки, глядя на него. Потом быстро нарезала аккуратными квадратиками, сложила на большое блюдо и украсила свежими ягодами. Достав расписной поднос, перенесла на него десерт, добавила розетку с вареньем, три чайные пары и пузатый чайник. Вернулась в гостиную, опустила угощение на невысокий столик и разлила травяной напиток по чашкам. После чего подхватила одну из них и отошла к окну. Садиться не хотелось. Да и куда? На диван рядом с незнакомым высшим? Или на мягкую подставку для ног, стоящую возле кресла, в котором разместился Артенсейр?

Прислонившись спиной к оконному косяку, я повернулась к демонам. Оба не спешили начинать разговор и только смотрели на меня. Причем если Кеорсен глядел спокойно, уверенно — как тот, кто разглядывает свое, то взгляд Маорелия казался… странным. Я мысленно пыталась, но все никак не могла подобрать ему определение. Демон явно осматривал меня, но не с тем интересом, с которым когда-то изучал Рейшар. И не с фанатичным огнем, горевшим в глазах Леорена. И уж точно не так, как смотрит на меня Кеорсен.

Минуты через три затянувшихся гляделок я не выдержала.

— Как Лунара? — Мой голос прозвучал неожиданно громко в тишине гостиной, и, смутившись, я опустила взгляд в чашку.

Артенсейр едва слышно хмыкнул. Помолчал еще несколько секунд, изводя меня ожиданием, потом ответил:

— В порядке. Временно под домашним арестом.

Я вновь посмотрела на него.

— Идея не моя, но я одобрил наказание. Причем, можно сказать, Лунара легко отделалась. Если бы она явилась ко мне с повинной после того, как я нашел твою записку, — уверяю, я не проявил бы такого мягкосердечия.

— У нее не было выбора, — попробовала заступиться я. — Высшие обязаны подчиняться более сильному в роду. Если ей приказали, она не могла ослу…

— И об этом мы с ней тоже поговорили, — хмуро осадил меня Кеорсен. — Однако давай пока забудем о Лунаре. Мы прилетели сюда не ради обсуждения моей драгоценной кузины.

Я внутренне напряглась и непроизвольно глянула на второго высшего.

— Позвольте представиться. — Он галантно поднялся с дивана и слегка склонил голову в приветствии. Я же постаралась не выдать охватившего меня шока. Высший поклонился? Мне?! — Меня зовут Маорелий Рингвардаад, и я глава шестого рода высших. — Он опустился обратно на диван. — А еще мне почти шестьсот сорок лет, — добавил с усмешкой, глядя на меня.

В этот раз удержать эмоции под контролем не получилось — я едва не поперхнулась чаем, который как раз собиралась глотнуть.

Одно дело — знать, что высшие живут заметно дольше даже остальных демонов, не говоря уже о людях, и совсем другое — понять, что гостю, сидящему напротив меня, больше шести сотен лет. А сколько же тогда…

Я посмотрела на Кеорсена и наткнулась на откровенно смеющийся взгляд.

— Я моложе.

— А…

— Не важно, — качнул он головой и первым повернулся к Маорелию.

Я неосознанно повторила движение Артенсейра, все еще слишком потрясенная, чтобы действовать обдуманно.

— Вы знаете, какие опасности связаны с нашим долгожительством? — поинтересовался Маорелий.

Я кивнула и, справившись с оторопью, попросила:

— Ко мне можно обращаться на «ты». Вы же высший… — добавила зачем-то.

— А вы — Артенсейр, — улыбнулся он. — Но я благодарен за разрешение. Тогда прошу, называйте меня по имени и тоже на «ты».

Я вновь кивнула, окончательно теряясь в происходящем. Незнакомый демон вел себя странно, очень странно. И это пугало.

— Тебя не успели представить высшим, как мою подопечную, — произнес Кеорсен. — Демонам всех родов пришлось бы обращаться к тебе на «вы» или махра Артенсейр. Было бы забавно посмотреть на их лица в этот момент. — Его губы растянулись в хищной улыбке.

Я же мысленно возблагодарила Великого, что уберег от подобного счастья. Боюсь, такого унижения многие высшие мне бы не простили. Тогда даже я не дала бы за свою жизнь ни монеты.

Я тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли, и снова посмотрела на Маорелия.

— Речь о скуке? — уточнила, возвращаясь к основной теме.

— О нежелании жить, — поправил он. — За свою долгую жизнь я дважды подходил к опасному краю. Причем оба раза относительно недавно. Впервые — чуть меньше тридцати лет назад. И тогда виной всему действительно была скука. Я не настолько силен, чтобы бросить вызов пятому роду, да и, по правде сказать, не настолько амбициозен. Меня устраивает положение моего рода в иерархии высших. Науки изучены, вина испробованы, танцы исполнены, ласки испытаны… Все стало слишком знакомым, слишком обыденным. — Маорелий вздохнул. — Когда ничто не может заставить сердце стучать хоть немного быстрее, оно будто замедляется. Все сильнее и сильнее, до тех пор, пока не остановится совсем. Не в буквальном смысле, но очень близко к этому. Жизнь блекнет, как выцветшая на солнце картина. Теряет вкус… так мы говорим. В какой-то момент я даже подумал, что уйти за грань — действительно выход. Лучше так, чем жить в пресном, обесцвеченном мире. А потом я встретил ее…

Высший взял с подноса чашку и сделал глоток. Провел пальцем по тонкому витиеватому рисунку, бегущему по краю. Вздохнул. Снова посмотрел на меня.

Все его действия были очень тягучими, задумчивыми. Он словно собирался с силами, чтобы продолжить. Я не торопила. Кеорсен тоже.

— Весна в том году выдалась необыкновенно пышной, — наконец произнес Маорелий. — Деревья в саду цвели как никогда прежде, наполняя воздух сладким ароматом. Но она цвела много ярче. Такая юная, хрупкая и… неповторимая. Рабыня… — выдохнул он с грустной улыбкой. — Простая рабыня. Вот только во взгляде ее зеленых, как весенние листья, глаз было больше жизни, чем во всем моем замке. Она казалась самой жизнью, ее воплощением. И она вернула к жизни меня. Я дал ей имя. Лиуртания, что значит «одаривающая». — Маорелий на несколько секунд прикрыл глаза.

Я молчала и теперь даже боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть, не помешать. История казалась невозможной, но вместе с тем я верила каждому слову.

— Лиуртания увлекла меня настолько, что я забыл все правила, все традиции и ограничения, предписанные нашему виду. Не думаю, что любил ее… Любовь — слишком нехарактерное для нас чувство. Конечно, возможное, — высший качнул головой, — но настолько редкое, что почти недостижимое. Одно могу сказать точно: я нуждался в Лири, в ее глазах, смотрящих на меня с восторгом и нежностью; в ее руках, таких тоненьких и хрупких, но обнимающих меня с такой силой; в ее теле… В том желании жить, которым она так щедро делилась со мной.

Маорелий снова опустил взгляд и провел подушечкой большого пальца по ободку фарфоровой чашки. Может, я ошибаюсь, но мне казалось, высший не хотел, чтобы мы заметили эмоции на его лице. Вот только голос порой бывает таким же ненадежным, как и глаза. Если чувства, живущие в душе, сильны, он выдаст их едва слышной дрожью, сипом на последних звуках, самим тембром.

— А потом Лири вдруг забеременела. Хочу, чтобы ты поняла, Сатрея: считалось, что наши виды несовместимы. — Маорелий вздохнул и посмотрел на меня. — Что если столь отвратительная нашему виду связь все же случится, она не сможет принести плоды, ибо сам Великий против подобного кровосмешения. Но к нам Великий был милостив. Только вот мы с Лири оказались не готовы к его дару. Скажу честно: мы оба испугались. Не знали, как отреагирует свет, какая судьба ждет младенца. И главное, мы понятия не имели, какого вида он будет. — Маорелий прервался на глоток чая. Потом продолжил: — Пока еще можно было скрывать беременность, Лири работала в замке как обычная рабыня. Я же пытался найти решение. На тот момент Лири было почти восемнадцать, и это значило, что совсем скоро она попала бы в центр репродукции. Времени не оставалось, счет пошел даже не на месяцы — на недели. Я искал удаленное место, где мог бы спрятать Лири, и нашел его. Эта поляна находится на границе нескольких земель, но в то же время не принадлежит ни одной из них.

В этот момент Кеорсен хмыкнул, явно готовый оспорить последнее заявление, но в разговор все же не вмешался.

— Несколько дней я возводил купол, вливая в него почти всю свою силу. Едва ли не выжимая себя до капли. Потом через клятвы на крови вынудил пятерых темных помочь мне возвести дом. Пространственная магия слишком сложная, один я бы не справился.

— А не было опасений, что темные выдадут ваше убежище? — не сдержала я вопроса.

Маорелий усмехнулся.

— Мертвые, к счастью, болтливостью не отличаются, — заметил он, а я неосознанно отодвинулась.

Мне не понравилось, как просто он говорил о принесенных жертвах.

— Я должен был защитить Лири, и я это сделал. — Впервые с начала разговора в голосе Маорелия появились стальные нотки. — Потребовалось бы убить больше, убил бы больше. Не задумываясь. Я защищал свое, — произнес он таким тоном, словно это объясняло все. К моему удивлению, Кеорсен одобрительно кивнул. — Когда последние приготовления завершились, я перенес Лири сюда, а сам подал документы о смерти рабыни. Обычная формальность. Тела в таких случаях обычно не просят предоставить, ведь зачастую их не остается вовсе.

Я вспомнила огненный вал и то, каким образом он уничтожает жертву. Поежилась.

— С того момента Лиуртания существовала лишь для меня одного. Здесь, в этом доме мы спрятались от всего мира и наслаждались нашим неправильным счастьем. Мы провели вместе удивительную, полную жизни зиму, а с приходом новой весны Лири родила девочку, так похожую на человека. Похожую, — повторил он. — Но человеком она все же не была. Маленькая полувысшая с глазами цвета аметистов… Я назвал ее Сатрея — «первая на небосклоне звезда».

— Нет, — выдохнула я, мотнув головой.

Наивное, непроизвольное действие — словно соверши я его, и сказанное действительно окажется неправдой. Вот только Маорелий смотрел внимательно и будто с давящей на плечи уверенностью, не позволяющей усомниться в услышанном.

Воздуха резко перестало хватать. Я открывала и закрывала рот, но не могла сделать даже крошечный вдох. Все мои представления о себе, все, во что я верила… сам мир, казалось, перевернулся. Ноги внезапно ослабли, и я начала медленно оседать. В одно мгновение Кеорсен оказался рядом, подхватил меня на руки и крепко прижал к себе.

— Дыши, маленькая демоница, — прошептал он мне в волосы. — Будь сильной. Борись с собственной слабостью. А со всем остальным буду бороться я.