Как? Разве это возможно? Она спаслась? Нашла меня?

В душе юркой стрекозой затрепетала надежда. Я поймала ее, осторожно скрыла меж ладоней в отчаянном желании сберечь, оставить себе — пусть неправильно и эгоистично, но не дать ей исчезнуть. Сладкий самообман, отринуть который оказалось даже не страшно — больно.

На долгих три секунды я позволила себе поверить в ложь. Ощутила щекоткой по коже прикосновение хрупких крыльев и маленьких лап. А после одним стремительным движением, не давая себе усомниться, отпустила ее.

Это не моя мама.

Это кто-то, кто выглядит как она. Кто, как я, видел ее тринадцать лет назад и повторил облик — молодой, без отпечатка минувших дней. И есть лишь один человек, кому это под силу.

— Здравствуйте, Хальдор.

Растянуть губы в воспитанной улыбке оказалось непросто. Заставить голос звучать спокойно — и того сложнее. Но я справилась.

— Здравствуй, Эвелин. Прости, если этот облик тебя расстроил.

— Нет. Я рада увидеть ее. Пусть и так…

— Пройдемся?

— Да, конечно.

Тепло улыбнувшись, Хальдор приобнял меня за руку и повел вдоль украшенной полотнами стены. Ряд колон, словно барьер, отделял нас от толпы.

— Мне так жаль, Эвелин.

Я повернулась к чтецу. В груди болезненно заныло, стоило вновь встретить мягкий прищур больших серых глаз.

Детская память коротка. Я почти забыла, насколько мама была красива. Точнее, ребенком я не могла оценить ее красоту в полной мере. Теперь же всматривалась в каждую черточку: в прямой нос, аккуратные губы, в едва заметную морщинку между бровей.

— Не стоит, я правда благодарна за возможность увидеть ее, вспомнить.

Густые светлые волосы, украшенные аметистовым гребнем, качнулись, когда чтец склонил голову к плечу.

— Я сожалею не об этом, Эвелин, а о твоей судьбе. Ты никогда не должна была стать… такой, — взгляд Хальдора скользнул к артефакту, висящему у меня на шее.

— И отчасти во всем случившемся виноват я.

Мы повернули и продолжили идти по узкому коридору между стеной и залом, полным гостей. Звуки вечера оставались все таким же громкими, но только нам они не мешали. Даже беседуя вполголоса, мы прекрасно слышали друг друга.

— Обычно я не говорю людям, что вижу, когда смотрю на них. Так легче. И им, и мне. Но Ронвальду я отказать не смог. Думал, он сумеет сохранить разум холодным, ведь именно этим он всегда и славился. Но когда речь зашла о твоей судьбе, выдержка ему отказала. Нет, уверяю, внешне твой отец не дрогнул — не в его это природе. Но я увидел затаившуюся во взгляде тень. И это стало моей второй ошибкой. Потому что я увидел, но не вмешался. То, что он сделал… Против кого пошел в попытке защитить тебя…

Я не перебивала. И вопросов не задавала — только в волнении все сильнее стискивала пальцы на ладони Хальдора, покоящейся у меня на предплечье. Чтец же глядел на меня понимающе, с неясной отеческой теплотой и такой бездной сожаления, что щемило в груди.

— Чернокнижники, — со вздохом продолжил он. — Твой отец пошел против них и поплатился за это. Тебя спасло лишь то, что вы с матерью редко покидали родовое поместье. О тебе свет не знал.

В душе снежной порошкой взметнулась растерянность. Свет? Но ведь так говорят лишь о мире высокородных. А Самаэль? Знаком ли он с другими чернокнижниками? Разделяет ли их идеи? И если так, то как поступит со мной, когда узнает, что в прошлом мой отец перешел дорогу носителям тьмы?

Десятки вопросов закружились в голове, словно набирающая силу метель. Однако я не смогла задать ни один из них. Едва завидев, что я открыла рот, Хальдор жестом остановил меня.

— Ответы на некоторые вопросы лучше находить самой. Зачастую поиски, тот путь, который приходится пройти, важнее результата. Поэтому я не хочу вмешиваться, Эвелин. Один раз, поддавшись искушению и поделившись тем, что вижу, я ошибся. Но больше этого не повторится, — чтец улыбнулся, глядя на мои тщетные попытки скрыть недовольство и качнул головой. — Верь себе, слушай свое сердце и однажды, уверяю, ты найдешь ответы.

Мы вышли из коридора и влились в шумную толпу. Хальдор двигался мягко и вместе с тем очень решительно. Он будто чувствовал, где вот-вот расступятся люди, и уверенно вел нас между ними.

— И все-таки до чего интересно сложилась судьба. Из-за чернокнижников ты лишилась семьи. Теперь же всей своей сутью тянешься к одному из них, мечтаешь спасти.

Сердце болезненно сжалось. Хальдор видел мои надежды и наверняка знал, что осуществиться им не суждено. Однако настойчиво вытаскивал их на поверхность и тряс у меня перед лицом, будто флагом.

— Зачем вы говорите мне это?

— Хочу понять.

— Что? Насколько это больно — мечтать о несбыточном?

Я все же не сдержалась и позволила раздражению проступить в голосе. Вспоминать о смерти родителей не хотелось. Думать о тех потерях, которые еще только предстоит пережить — тем более. Но Хальдор не оставил мне выбора.

— Нет. Скорее — как далеко ты готова зайти в своем стремлении спасти? Не побоишься ли рискнуть?

Мои губы против воли изогнулись в кислой усмешке. Побоюсь? У меня нет ничего, за что стоило бы держаться: ни прошлого, ни будущего. По крайней мере такого, о каком я мечтаю. А значит, и терять мне нечего.

— Я бы пошла на любой риск, если бы только это помогло Самаэлю, — ответила твердо.

В глубине серых глаз блеснуло одобрение.

Хальдор остановился и повернулся ко мне. Он будто и не видел никого вокруг. Ни кружащиеся в танцы пары по левую сторону от нас. Ни разбившиеся на небольшие группки айров, переговаривающихся за бокалом игристого вина. Он смотрел на меня, не мигая, и от такого пристального внимания вдруг стало неуютно.

— Я рад видеть тебя такой: решительной, смелой. Истинной дочерью Ронвальда. И я надеюсь, тебе хватит сил стать той, кем ты была рождена. Удачи… Эвелин Видар, — вместе с последним словом Хальдор с силой сорвал артефакт с моей шеи.