1. Современная концепция взаимоотношений личности и государства в контексте правления права
На протяжении всей нашей работы периодически возникала необходимость обращения к вопросу о взаимоотношении личности и государства, власти. Однако специального анализа этой большой проблемы в контексте формирования правового государства еще не было осуществлено. Хотя очевидно, что исследование эффективности защиты прав и свобод личности на основе и с помощью арсенала средств правовой политики приводит к необходимости утверждения современной модели отношений индивида и власти. Собственно выполнение задачи повышения эффективности защиты прав едва ли не автоматически требует изменения стиля, форм, возможно, и характера взаимодействия личности и государства. Правовое государство, конечно же, имеет комплекс своих критериев, параметров, но, пожалуй, одним из главных представляется систематическое, беспрекословное соблюдение, исполнение и защита прав и свобод личности.
В истории правовых учений, теории права и государства тема личности и государства, власти всегда занимала особое место. Любое значительное учение затрагивает данную проблематику, предлагает свой вариант, собственную версию выстраивания наиболее приемлемых условий взаимодействия личности и государства. Существуют современные теории, методологически обосновывающие сущность властеотношений. Формально различные концепции можно разделить на либеральные, радикальные, консервативные, в современных условиях, чаще всего, используемые с приставкой «нео».
Так, известны концепция плюралистической демократии, теория государственного благоденствия и др.
Вряд ли целесообразно повторять их даже в самых общих, основных местах. Полагаем, что более продуктивным окажется подход, при котором на основе имеющегося историко-теоретического материала можно сформулировать собственную позицию по данному вопросу с учетом реалий, во-первых, начавшегося тысячелетия, во-вторых, особенностей исторического пути России.
«Старая концепция взаимоотношений государства и личности сегодня не годится. Ее основной порок был прежде всего в том, что приоритет она отдавала государству, а не личности; последняя вопреки широковещательным заявлениям выступала не целью, а средством. Даже само понятие личности длительное время было не самым ходовым в научном и общественно-политическом лексиконе». При осуществлении такой концепции не остается места ни правам и свободам, ни самой личности.
Современная картина мира совсем иная, и новое столетие знаменует для России поиск и утверждение общечеловеческих ценностей. Однако хотелось бы предостеречь явных сторонников новаций и восходящего капитализма в России от крайностей иного порядка. Ибо радикализм бывает и правый, и левый. Правовая аккультурация, о которой мы уже упоминали, а тем более аккультурация государственная неприемлемы ни для одной страны, если она претендует на самостоятельность, самобытность своего исторического пути, использует свой шанс в мире возможностей цивилизации.
Полагаем, что для современной России предстоят задачи, которые не решены на протяжении всего девятнадцатого века. Речь идет о формировании приемлемых для личности отношений, где особое значение имеет свобода, правление права, законность, уважение и достоинство личности, не подавление индивидов со стороны власти, а их партнерство. Для этого, что совершенно очевидно, требуется время, существенное изменение в сознании россиян, причем идущее не от западных призывов и установок для личности и общества, а рождающееся на основе индивидуальной воли, преобразующейся в волю коллективную.
1. Наиболее важным обстоятельством в современной концепции взаимоотношений личности и государства представляется принципиальное изменение положения человека в пространстве государственно-политических и правовых отношений. Это изменение двоякого рода.
Во-первых, необходимо усиление антропоцентристской позиции личности. Смысл, назначение, ценности государства могут меняться в зависимости от конкретных периодов его становления, развития и упадка. В то же время есть ценности надгосударственного порядка. Более того, смысл и назначение государства не могут расходиться с целеполаганием человеческой деятельности и в конечном итоге со смыслом бытия человека, если мы говорим об идеальном государстве. Независимо от конкретно-исторических форм государства, степени развитости в нем авторитаризма или демократии, личность обладает самостоятельными ценностями: индивидуальным осознанием своего предназначения, но которое неосуществимо вне коллективных форм организации человеческих сообществ.
Вряд ли целесообразно выводить государство в качестве сервильного компонента концепции личности и власти. Государство осуществляет собственные функции, которые в конечном итоге направлены или должны быть направлены на достойное и свободное расположение человека в системе общественных отношений. Выполняет ли современное Российское государство их? Конечно, нет. Невыполнение функций по защите личности, и в то же время чрезмерная опека, доходящая до невообразимого тотального вмешательства в сферу личностных отношений, пространство индивидуального бытия есть две стороны одной и той же негативной ситуации. В связи с этим совершенно справедливо звучат слова Н. И. Матузова: «Зачем власть, если она не «опекает» и не защищает гражданина, то есть не выполняет своей первейшей функции? Однако все дело – в целях, методах, конкретных условиях. Плохо, когда власть дистанцируется от личности, снимая с себя всякую ответственность за ее существование и выживание. Но еще хуже, когда «забота» власти о своих «подданных» простирается так далеко, что это «кураторство» превращается в тотальный контроль над ними. В этом случае суверенитет индивида – тем более фикция. Выход – в поисках разумных форм сочетания указанных подходов в пользу личности». Осознание такого обстоятельства есть уже шаг вперед в построении новых форм взаимодействия личности и государства в России.
Возникает важный методологический и аксиологический вопрос: о приоритете прав личности перед государством. В литературе отражены различные точки зрения на эту проблему. Так, например, И. И. Лукашук пишет: «Значение признания прав человека высшей ценностью особенно очевидно с учетом общей закономерности: интересы государства в той мере, в какой они представляют интересы общества в целом, всегда будут приоритетными. Без этого невозможны ни общество, ни государство. <…>
Признание приоритета прав и интересов отдельного человека перед правами общества нарушило бы один из основных принципов демократии, согласно которому осуществление человеком своих прав не должно нарушать права и законные интересы других.
А. И. Ковлер пишет о том, что утверждение приоритета прав и свобод человека перед правами коллективными, будь то нация, государство, международное сообщество, – явление универсальное и необратимое. Хотелось бы полностью разделить данную точку зрения. Действительно, что можно придумать более эффективное для сдерживания государства, чем приоритет прав и свобод человека перед всеми остальными правами. Однако такого состояния, принципа взаимодействия личности и окружающей ее действительности еще нужно достигнуть. И тормозом, как это ни парадоксально, являются не только сложившиеся отношения, привычки не замечать личностные проблемы на фоне общественных, но и сама личность, ее недостаточно активная позиция по защите своих прав, по использованию действующих правовых норм в собственных интересах.
О приоритете прав и свобод человека можно говорить как о принципе, как о счастливой возможности, которой еще нужно добиться, выиграть как шанс цивилизованного развития в сложном противостоянии со всем негативным, что не дает утвердить в рамках российского общества уважение, достоинство и свободу личности.
Для этого, в том числе, необходимо избавление от восхищения перед всяким общественно-политическим устройством, которое свойственно антиантропоцентричному пониманию места и роли личности в социальной системе. «Поэтому совершенно противно здравой политической теории возведение какого бы то ни было образа правления на степень чего-то вроде религиозного догмата, составляющего предмет веры и признаваемого за абсолютную истину. Предметом веры может быть Бог, сама личность, ее жизнь, благополучие, но не государственно-политическая система.
Во-вторых, нам необходимо изменить направленность деятельности и сознания личности в пространстве властеотношений. Исторически сложилась ситуация несопротивления личности воздействию государства. Эту ситуацию следует преодолеть, если мы действительно желаем свободы, уважения, достоинства. Это проблема геополитическая, психологическая, культурно-нравственная. Н. Н. Алексеев писал: «Особенностью нашего государства было то, что вокруг него на юге и востоке простирались бесконечные земли, где укрыться было действительно легко и удобно. В этом наше отличие от Запада, где мир был узок и укрыться было некуда, разве только в бесконечных морских пространствах. Потому проблема Запада была проблемой, решаемой на конечной территории, а наша проблема разрешалась на территории неопределенной. Потому на Западе стремились к усовершенствованию внутренней стороны общественной жизни, а у нас стремились к внешнему расширению в пространстве. Потому западная история следовала принципу социальной интенсификации, мы же шли путем экстенсивным. На Западе, если государство давило, можно было придумать только один исход: усовершенствовать государство и ослабить давление. У нас государство давило по необходимости, но мы не стремились усовершенствовать государство, а уходили от него в степь и в леса. Государство настигало ушедших – они опять уходили дальше. Так и протекал процесс колонизации. Очень важным положением в этой идее представляется необходимость сопротивления государству, преодоление социальной экстенсивности в развитии отношения личности и власти. Усовершенствовать государство означает ослабить его давление на личность. Это не означает, по нашему мнению, социальных потрясений, революций, порождающих, как известно, диктатуры, страдания людей и лишение их жизни. Совершенствование государства есть процесс его усиления, ибо улучшается положение самой личности, укрепляется ее правовой статус.
Народное недовольство, смуты, общественные волнения есть оборотная сторона неумения организовать гармоничные отношения с государством, заставить его уважать личность, уменьшить или вовсе исключить давление на нее. «Снимая таким образом с русской истории романтический флер, мы должны сказать, что определяющими силами ее были, с одной стороны, силы дезорганизующие, анархические, внешне выражающиеся в различных проявлениях русской смуты. Особенностью русской истории является то, что смута эта не была попыткой организации вольницы в пределах государственного порядка, но представляла собою вечный выход ее из государства в дикое поле и темные леса. Уход от государства есть первостепенный факт русской истории, который физическое свое воплощение нашел в казачестве и свое нравственное оправдание – в различных политических воззрениях, оправдывающих бегство от организованных политических форм общественной жизни».
2. Обретение свободы и правды личностью. Речь идет о свободе личной, гражданской, политической. Центральным элементом учения Ш. Монтескье было учение о политической свободе, которая недостижима без свободы индивидуальной. В таком смысле даже великое изобретение в виде разделения властей обеспечивает самое главное – свободу политическую. Насколько свобода вообще имманентна русскому человеку?
Политика и власть есть производные от «тела народа». Каков народ – такова и власть. Если отсутствует внутренняя свобода как умение быть раскрепощенным и открытым миру без неудобств для других лиц на единичном уровне, то поиски свободы, гражданской и политической окажутся малоперспективными. Остается загадкой русской души архетипическое недовольство властью, отделение «себя» от «них», отражающееся чаще всего на уровне подсознания, и одновременно неизвестно откуда берущаяся вера в правителей как спасителей России на каждом этапе ее общественного развития. Вера не в собственные силы возможности обуздания государства в случае необходимости, а в великие перемены, которые произойдут каким-то чудодейственным способом. Особенность русской ментальности приводит либо к вседозволенности, что ярко проявляется в условиях революций, на фоне социальных катаклизмов, либо в спокойное время, что в свою очередь находит форму нарушения закона, к пренебрежению им. Зачастую люди, нарушающие закон, не предполагают, не предвидят неотвратимости ответственности и наказания за это. Человек обращается не к собственному поведению как условию своей свободы, а к ожиданию «правильного поведения» от других людей. Своей жизненной позицией индивиды чаще всего и не пытаются даже корректировать общественную противоправность, исходящую от других индивидов. Не по-российски, например, выглядит поведение гражданина, если он сообщил в правоохранительные органы о нарушении скорости движения встречного автомобиля, могущего привести к общественно опасным последствиям. Общественная безопасность не воспринимается россиянином зачастую как общее дело, и это при том, что личность в России более коллективна и менее индивидуальна, нежели в европейских странах. Иными словами, иждивенческие настроения не позволяют раскрыться внутренней свободе как основы взаимодействия с миром людей и вещей, с государством и правом в конечном итоге.
Б. Н. Чичерин выстраивает вполне цивилизованную схему взаимодействия личности и права. «Правом определяются не внутренние побуждения, а внешние действия. Но так как внешние действия зависят от внутренних побуждений, то и право не может не принять в соображение внутренней свободы человека. Пока лицо действует в пределах предоставленной ему юридическим законом внешней свободы, праву нет дела до сокровенных его помыслов; но как скоро оно переступает эти границы и нарушает закон, так является необходимость определить его вину, а это невозможно сделать, не проникнув в область внутренней свободы. А если внутренней свободы нет, или она есть, но далеко не у всех, то каким образом тогда определить вину, проникнув в область того, чего нет? Человек испытывает воздействие права, а возможно, и наказания, не осознавая, не признавая характер собственного поведения как противоправного: у него нет внутренней свободы как личностной основы институализированных форм государственно-властных отношений.
Изменение во внутренней свободе возможно через изменение образа права как выражения внешней свободы. Праву как исходящему от государства мощному фактору устрашения, карательности предстоит трансформироваться в универсальный жизненно и социально необходимый инструмент защиты прав и свобод личности. Трансформация должна быть единым процессом для внутренней и внешней свободы в их взаимовлиянии.
Обретение свободы не есть одномоментный акт превращения возможности в действительность. Личность на протяжении российской истории не смогла обрести свободу, и в одночасье этого не произойдет. Для этого необходим комплекс мер социально-экономического и политико-правового характера: развитое гражданское общество, рынок, правление права, а не носителей власти, укрепление частного права, независимости суда, уравновешенный характер соотношения ветвей власти и т. д.
Свобода связана с правдой, которая не является надуманной, оторванной от реальности категорией, изобретенной философами непонятно для каких целей. Правда есть составная часть реальности и понимается, во-первых, как нравственная основа свободы личности, во-вторых, как адекватная разуму и поведению индивидов мера их отношения к другим людям и социальным институтам. Правда как нравственная основа есть исходный пункт ее понимания, та аксиологическая точка, которая порождает положительное или отрицательное во взаимодействии личности и государства. Нравственные основы российского бытия и сознания имеют глубокие исторические корни, здесь много того, что вообще актуально для прошлых и современных цивилизаций. Русский народ, например, относит к своей миссии спасение человечества от войн, готов оказывать всевозможную помощь целым государствам и народам, даже географически отдаленным от России. Альтруистическая черта русского человека находит и иные воплощения. Русскому народу знакома и понятна чужая боль, страдания – явление, которое характерно не для всех народов.
В такой великой общемировой миссии наш народ зачастую забывает о себе самом, о своих близких. Правильно ли, правдиво ли такое положение? Ответ представляется очевидным: историческая судьба и тип ментальности проявляются в интегрированной интернациональной культуре. А времени, а может, и желания подумать о самом насущном для себя не остается.
Следующим обстоятельством, влияющим на понятие правды, предстает исторически сложившиеся последствия революций и реформ. Революция означает, в том числе, жесткую, кардинальную смену ценностных установок. Революция вторгается в жизнь отдельного человека и заставляет, навязывает ему новую систему координат бытия, формы взаимодействия с властью, которые чаще всего оказываются насильственными, подавляющими внутреннюю свободу тех, у кого она есть.
Религиозное начало для российского человека есть традиционное и естественное. Но оно в результате смены политического строя оказывается официально неодобряемым. Вполне очевидно, что подмываются религиозные основы нравственности, а свято место, как известно, пусто не бывает. На место религиозных ценностей, по существу общечеловеческих, приходят тотально идеологические установки, людей заставляют внешне признавать то, что придумано немногими и что не вырастает из глубин народной культуры. Но и в революции есть свое рациональное зерно. Она показывает обладателям власти, что они перешли все мыслимые границы в своем давлении на личность. Бывших обладателей власти с помощью революции жестоко убеждают в их бесчеловечности, нарушении принципов добра и правды. И взамен этой искореженной властителями правды, при попустительстве народа, убегающего от власти, предлагают другую – тоже деформированную, но которая держится на штыках и потому подлежит официальному признанию.
Не менее негативное влияние на деформирование правды в обществе оказывают реформы, как правило, неудачные, незавершенные в России. Эти реформы назначаются сверху или, по крайней мере, санкционируются властью. Они не приносят должного результата и потому инициируют новый виток неправды в обществе. В результате реформ в России в начале 1990-х гг. были фактически обмануты российские люди: то с помощью деноминаций, обмена денежных знаков в кратчайшее время, что само по себе оскорбительно: то обесцениванием и без того невеликих сберегательных вкладов, которые, к чести современной власти, начинают постепенно восстанавливаться, то на основе механизма приватизации, проведенной так искусно, что опять одни стали весьма богаты, а другие совсем бедны. Ложь, идущая от государства, порождает огромные массивы неправды на всех этажах социальных структур, в том числе в личностном пространстве.
Б. Н. Чичерин писал: «Высшая цель внутренней политики в истинном ее значении состоит в большем и большем водворении правды в общественных отношениях, соображаясь с условиями жизни и с обстоятельствами, но постоянно имея в виду идеальное начало. Это требование относится не только к отношениям граждан между собою, но и к отношениям органов власти к гражданам. Если между правами лица и требованиями государства происходит столкновение, то первое очевидно должно уступить, ибо частное подчиняется общему; но лицо, которого права нарушаются, должно получить справедливое вознаграждение или удовлетворение. Таково неизменное требование права». Если не происходит водворения правды в общественные отношения сообразно условиям жизни и обстоятельствам, порождается новый массив неправды. И она становится опосредующим элементом во взаимодействии личности и власти, а может быть, и нормой, что особенно опасно, но что, пожалуй, случилось в России. Б. Н. Чичерин показывает и путь разрешения конфликта между правами лица и требованиями государства: выполнить общественное предназначение, т. е. подчинить частное общему, но компенсировать справедливым вознаграждением, что является неизменным требованием права.
По сути, двойные стандарты российской жизни стали нормой. Неправда общесоциального уровня реализуется на микроуровнях, в жизни отдельных индивидов. И им для того, чтобы достигнуть элементарного результата, приходится изворачиваться, соблюдать правила двойной игры. Причем те, кто их соблюдает и проявляет корыстную инициативу, могут добиваться значимых для себя результатов в виде высокого имущественного статуса, карьеры. Человеку, живущему по правде, необходима громадная воля и ряд других персональных качеств, которые бы явились личностной преградой двойного образа жизни и позволили бы осуществить собственный жизненный план. Это, как правило, люди без страха и упрека, которые, как ни парадоксально, также добиваются общественно и личностно значимых целей. Правда торжествует, ибо она связана с понятием добра и справедливости. Но здесь нельзя забывать об универсализме природы человека, его устойчивых биоприродных и социокультурных основаниях, так как человек, оставаясь существом коллективным, общественным, стремится индивидуализировать личное бытие. И. А. Ильин писал о том, что каждому человеку как таковому присуще тяготение к жизненной самостоятельности и самодеятельности, к автономному самоопределению, которое он называет самозаконностью, распространяющейся в простейшем виде на житейские функции человека. Но нередко эта самозаконность изливается в субъективные проявления: прихоть, каприз, произвол, упрямство, которые часто уводят душу человека к бессодержательной независимости, на путь властолюбия, преступного честолюбия и безудержного.
Искание автономной жизни для русского человека есть один из вариантов ухода от неправды, давления государства. Однако такое искание, по мысли И. А. Ильина, может вести к бессодержательной независимости. Если ею обладает человек без власти, бессодержательная независимость не проявляется в общезначимых и влияющих на большой массив отношений форме. В том случае если человек власти основывается на бессодержательной независимости внутри себя, то такое положение экстраполируется на значительный комплекс отношений господства-подчинения, а потому и наиболее опасно. Вот почему, нисколько не отрицая важности персональных нравственных качеств в психологическом портрете правителей, следует создавать объективные политико-правовые конструкции ограничения или, по крайней мере, смягчения проявлений бессодержательной независимости от управляемых.
3. Изменение характера государственного воздействия на личность. Это влияние не является абсолютно произвольным и спонтанным. Государство в лице его органов позволяет себе лишь то, что может позволить. Но проблема состоит в том, что весьма невелики и неразвиты механизмы сдерживания государственно-властного влияния на личность снизу, со стороны носителя суверенитета – народа. Каков общественный и государственный идеал для России? В свое время П. И. Новгородцев его предложил. «Наша задача заключается в том, чтобы определить абсолютный идеал в применении к области общественных явлений, и к этому мы должны теперь перейти. <…>…такой целью может быть только живая человеческая личность, которая в своем бесконечном стремлении отражает причастность свою абсолютному закону добра». Живая человеческая личность как цель общественного развития – что можно изобрести более гуманного? Однако не получается в России общественный идеал, вырастающий из личности. Вероятно, имеются серьезные препоны в его осуществлении, и государство здесь играет не последнюю роль.
До сих пор сохраняется в массовом сознании образ государства, возвышающегося над обществом и личностью. Государство предстает как некий неукротимый Левиафан, способный к неожиданным, необузданным действиям. Государство порой ассоциируется с военно-промышленным комплексом и системой спецслужб, что в совокупности явно отрывает государство от личностного и общественного начала. Государство преломляется сознанием большинства людей как карательный инструмент. Оно отождествляется с аппаратом власти как принуждения.
Указанный облик государства не является актуальным в силу изменения общественно-политической ситуации в России, он не выгоден ни правителям, ни управляемым. Однако одного желания изменить государственный облик и характер его воздействия на личность оказывается мало.
Государство в таком виде являет самодостаточное образование, независимое от воли его участников. Это такое образование, которое может поглотить и носителей власти, что неоднократно имело место в истории. Поэтому обладатели или арендаторы власти проявляют беспокойство о собственном самосохранении, в то время когда они должны бы быть им обеспечены на основе закона, если, конечно, не совершают противоправных деяний.
Концентрация власти в руках доминирующего властного сектора, а таковым сейчас является исполнительная власть, поэтому вполне логична и обоснованна с точки зрения ее сохранения и приумножения. Забота о равном распределении власти в современном российском государстве предоставлена Конституции РФ. В реальности законодательная и судебная власти не имеют равнозначного воплощения в политической и юридической практике, в динамизме реагирования и управления общественными процессами. Это тоже вполне объяснимо с позиций особенностей осуществления исполнительной власти: она призвана ежедневно в лице федеральных и региональных органов контролировать конкретно-политическую и социально-экономическую тенденцию в стране. Законодательная власть изначально менее динамична, и ей не нужно быть иной: здесь необходим расчет, время, взвешенность при осуществлении правотворчества, принятии важных нормативно-правовых актов. Судебная власть вступает в действие лишь при наличии соответствующих оснований для этого, и выполняет отличную функцию от других видов власти: восстановить справедливость, базирующуюся на правильном применении действующего законодательства.
Неравное фактическое положение ветвей власти обусловлено, таким образом, объективными для российского общества причинами. Власть всегда находит обладателя, она никогда не лежит на месте и не ждет субъекта, ее использующего. Власть подхватывают буквально на лету. Выхватывают из других рук, потому что, как известно, ее всегда не хватает. Субъект власти стремится к ее присвоению, расширению собственного властного пространства. В условиях полностью не сбалансированной, не отлаженной, а возможно, коррумпированной организации власти ее перекосы вполне очевидны. К тому же они опираются на многовековой опыт российского авторитаризма. «Вообще, чрезмерное усиление исполнительной власти в ущерб законодательной (характерное и для нашей конституции), падение роли парламентов (законодательных палат) не в последнюю очередь объясняется их загруженностью делами текущего административно-распорядительного свойства. А принципиально важные законы подолгу ждут своей очереди.
Государство формально, на основе Конституции РФ, объявило об изменении своего облика и характера воздействия на личность. В действительности по причинам, во-первых, неадекватности декларированного равенства ветвей власти и реальной социально-экономической и политико-правовой ситуации в стране, во-вторых, по мотивам длительности преобразования общественного сознания и правосознания в сторону положительного восприятия государства сохраняется его прежний облик. Нужно время и конкретные дела со стороны государства. Разделение властей могло бы способствовать более быстрому реформированию государственного имиджа, но оно есть как декларированный факт, но и ему от провозглашенного идеала в действительности.
Многое в Российской Федерации зависит от института Президента. Имидж президентской власти в России более важен, чем в других странах. Персональное высшее властное начало архетипически адекватно глубинным структурам сознания, а возможно, и подсознания российского человека. Поэтому вполне очевидно, что инициативы, исходящие от президентских структур, воспринимаются очень внимательно всем обществом и являются первостепенными по значимости. Для народа президент – это рефери, который в конечном итоге сможет правильно рассудить и принять важное и справедливое решение. Однако в соответствии с Конституцией РФ должен быть реализован баланс трех ветвей власти, необходимый для стабильного функционирования государства на прочной правовой основе и защиты прав и свобод личности. В. С. Нерсесянц отмечает: «Наиболее острая и сложная проблема при этом – с учетом российского опыта и нынешнего трудного пути к конституционализму и правовой демократии – заключается в согласовании (необходимой и для современной России) сильной исполнительной (т. е. по существу – президентской) власти с надлежащей представительной властью, полномочия которой соответствовали бы смыслу, идеям и требованиям разделения властей и правовой государственности».
Другим важным направлением изменения воздействия государства на личность предстает усиление функции безопасности государства для своих членов. Причем безопасность понимается широко, во-первых, как национальная безопасность, во-вторых, как безопасность границ и недопущение внешнего вторжения со стороны силовых структур иных государств, в-третьих, как внутренняя безопасность. Все виды безопасности связаны между собой, так как их осуществление основывается на силе, мощи, возможностях государства по созданию условий устойчивого положения личности в стране и за ее пределами. Существует, как известно, серьезная проблема положения соотечественников за рубежом. Государство сегодня не в полную силу осуществляет протекционную политику для своих граждан, находящихся за пределами России.
К числу проблем внутренней безопасности, связанной с внешней, можно отнести сохраняющуюся взрывоопасную ситуацию в Чечне, угрожающую жизни и здоровью как чеченского населения, так и в целом дестабилизирующую мирную жизнь в России. Угроза терроризма приобретает особо яркий и опасный характер для жителей России. Но государство пока не в состоянии обеспечить урегулирование этих вопросов.
Другим направлением предстает устранение иждивенческих настроений за счет осуществления социальной функции государства. Эта функция не может сводиться к проведению политики неоправданного иждивенчества и уравнивания людей, внесших различный вклад в развитие общества. Оно обязано предоставить минимум благ для жизни людей, не способных себя обеспечить в силу, например, инвалидности. Льготная функция государства не может заменять функцию по предоставлению формально равных возможностей для самореализации индивидов.
Итак, характер государственно-властного влияния на личность непременно должен быть изменен. От тотально-карательного воздействия предстоит перейти к коммуникативному, координирующему, формирующему условия для потенциально одинакового развития личности, охраняющему ее безопасность на основе закона, а не волеизъявления отдельных носителей властных полномочий.
4. Изменение характера влияния личности на государство явно вызывает необходимость ее активизации. В связи с этим мы и рассматривали в предыдущих частях работы усиление субъективного фактора: влияние правовой политики на формирование качеств личности в целях усиления ее юридической защиты.
Самоизменение личности способно привести к новому правовому образу жизни. Используя субъективный аспект активизации, личность может изменить свое объективное воздействие на государство. Ю. Хабермас пишет: «Демократическое правовое государство становится проектом, а одновременно результатом и ускоряющим катализатором рационализации жизненного мира, выходящей далеко за пределы политической сферы. Единственное содержание проекта – постепенно улучшающаяся институционализация способов разумного коллективного формирования воли, которое не могло бы нанести никакого ущерба конкретным целям участников процесса». Важной представляется идея о постепенно улучшающейся институционализации способов разумного коллективного формирования воли. Думается, что предстоит создать механизм трансформации прав и свобод личности в коллективно-групповые формы, а затем и в общественные. Существующая ныне система представительства пока малоэффективна. Монопартийность заменена на многопартийность, но это не означает наступление триумфа плюралистической демократии в России. Передача прав и свобод от граждан как избирателей не имеет обратного способа возврата таких прав. Некоторой имитацией выступают очередные выборы различных уровней представительной власти – депутатов, потому что всерьез констатировать адекватность общего мнения и тех реальных фигур, которые выходят в законодатели, вряд ли уместно. Выборы, к сожалению, превращаются в легитимно осуществляемое проведение конкретных кандидатур на должности. Там тоже есть состязательность, но такая, которая лежит за плоскостью выборов как процедуры свободного соревнования претендентов.
Должностные лица различного уровня, клановые, финансово-олигархические группы делят сферы влияния уже до проведения выборов, а если и состязаются между собой, то посредством войны компроматов, взаимных дискредитаций, где, как получается, остается совсем незначительное место мнению электората. Сам факт участия в выборах какого-либо кандидата предполагает наличие мощных финансовых вложений в эти персональные политические проекты, которые могут осуществить далеко не все. Латентный имущественный, финансовый, должностной ценз уже существует, как условие участия в выборах. Необеспеченный этим цензом человек может участвовать в выборах в списке от политических партий, а для этого нужно удовлетворять требования этих структур. Хотя, вероятно, это своего рода закономерность – жесткость прохождения в органы представительной власти, которая встречается и в других странах.
Огромную значимость имеет и то обстоятельство, что нам предстоит избавиться от иждивенческо-эпикурейского понимания взаимодействия личности и государства и встать на твердые позиции активно-преобразующего типа личности по Цицерону, действующего в рамках культуры. Для этого необходима вера в себя. На что же может опираться личность, воздействуя на государство, в известном смысле, противостоя ему? На общественные возможности, на силу гражданского общества, если оно, во-первых, имеет место как факт, во-вторых, достаточно развито, чтобы способствовать усилению или хотя бы появлению влияния личности на государство.
5. Гражданское общество и рынок как элементы уравновешивания отношений личности и государства. Говорить о развитом гражданском обществе в России пока не приходится. Если бы оно имело место, то не имели бы места массовые нарушения прав и свобод личности и не нужна была бы соответствующая политика в этой сфере. В литературе выделяются уровни или «этажи» гражданского общества: «1) семейные и неформальные связи; 2) экономическая жизнь, отношения рыночного обмена; 3) общественно-политическая жизнь (партии, движения, профсоюзы, органы общественного самоуправления). Третий, верхний, этаж представляет собой особый интерес, ибо он является переходным от общества к государству.
Современное состояние экономики до сих пор вряд ли можно оценить как цивилизованное. Первые накопления денежных средств происходили еще в Советском государстве: это накопления от запрещенных законом видов деятельности.
В период кооперативного движения, весьма болезненного и неустойчивого, возникали варианты финансовых удач и неудач: кто-то разорялся и терял все, а кто-то приобретал за короткий срок целые состояния. Однако в целом охарактеризовать кооперацию начала 1990-х гг. в России как удавшуюся не приходится. Это скорее начало, инициативная точка преобразований в экономическом секторе страны, которые затем также шли противоречиво. Формирование слоя собственников произошло, но не цивилизованным путем, а с помощью фактического завладения различными объектами собственности со стороны отдельных лиц или групп. Государственная монополия в некоторых случаях была заменена на монополию финансово-промышленных структур, т. е. в действительности отдельных лиц. В процессе приватизации произошел не только финансово-имущественный, но и серьезный социальный перекос: резкое расслоение общества на богатых и бедных. Пожалуй, имеющаяся диспропорция в экономическом и социальном неравенстве предстает существенной преградой для формирования гражданского общества, которое лишь тогда эффективно, когда основано на правде, открытости, справедливости. Крупные состояния все более прирастают, если их происхождением и приростом не заинтересовались правоохранительные органы, а количество бедных все более увеличивается. Сдерживание давления государства на личность не удается осуществить в силу разновекторного характера гражданского общества. У него отсутствуют единые источники, инициирующие сдерживание государственного воздействия на личность, ибо цели социально-дифференцированных категорий населения весьма отличны друг от друга. В связи с этим нет экономических основ единой программы формирования и развития гражданского общества. Плюрализм форм собственности имеет специфическую российскую трактовку: крупный бизнес, предприниматели среднего и низового звена, специалисты, опосредующие функционирование движения капитала. Есть и еще одна категория, не относящаяся к бизнесу, – те, кто фактически не изменил, если не ухудшил, своего материального положения. Сфера интересов несобственников (если не считать собственностью, позволяющей участвовать в современных экономических процессах, личный автомобиль, дачу, как и в советское время) не связана с функционированием экономических детерминант общественно-политических процессов. Оснований для самостоятельной активизации в области экономики у них нет, а потому эти категории населения, чаще всего не имеющие отношения и к управлению, не могут быть социальными носителями преобразований гражданского общества, но, специально подчеркнем, именно с точки зрения предпринимательства как цивилизованного источника рыночных улучшений. Однако эти категории заинтересованы в гражданском обществе как условии их общественного бытия.
Крупный бизнес имеет свои интересы, в том числе и в вопросах лоббирования тех или иных решений, позволяющих реализовывать ему свои клановые интересы. Средний и малый бизнес находятся в наиболее непростом положении. С одной стороны, гиганты бизнеса, а с другой стороны, чиновники, которые хотят увидеть свой собственный интерес во всяком зависимом от них деле.
Иными словами, отсутствует социально-экономическая интеграция как характерное условие формирования развитого гражданского общества. Гражданское общество – это общее благо, где частные интересы аккумулируются и синтезируются в общие, но адекватные частным в принципе. Для осуществления интеграции интересов необходимо использовать самоуправленческий потенциал общества.
Местное самоуправление фактически есть часть общей системы государственного управления. Местное самоуправление выполняет функции, прежде всего, административно-хозяйственного, разрешительного влияния на развитие определенной территории, подчиняясь общим принципам государственно-властного воздействия и, по существу, вышестоящей власти. Эти органы не выполняют функции выявления и консолидации общественных интересов.
Другое дело – управление самодеятельными образованиями своими же силами. Самоуправление не может быть автономной, замкнутой структурой, ибо служит интересам неопределенного, но приобщенного к этой структуре круга лиц. Весь смысл самоуправленческого института – в народной инициативе, ее интегрировании, формировании точек опоры гражданского сознания и активного действия. Именно активисты органов самоуправления предстают истинными попечителями народных интересов в том случае, если осуществляют истинную, а не мнимую деятельность. Мнимость может состоять в имитации необходимости реализации тех или иных решений. Но это не существо структур самоуправления. Созидательный смысл состоит в другом – формировании уважительного отношения к личности, соблюдении ее достоинства, элементарных норм и правил, принятых среди порядочных и уважающих себя людей. За этими высокими словами стоит реальная жизнь с ее ежедневными проблемами. Проиллюстрируем наше понимание самоуправления.
Самоуправление начинается на уровне жилого дома, подъезда, когда жильцы собственными силами и определенными законом способами поддерживают порядок на территории, а затем требуют возмещения затрат в соответствии с действующим законодательством, в том числе и в судебном порядке. Самоуправление начинается тогда, когда несколько автомобилистов, объединив усилия, решили предъявить иск о невозможности эксплуатации некачественных российских автомобилей или соразмеренном уменьшении цены за них. Самоуправление действенно тогда, когда оно влияет на власть, буквально заставляя нерадивых руководителей достойно выполнять свои обязанности. В том случае если эти функции не выполняются по независящим от этих руководителей причинам, они обязаны разъяснить сложившуюся ситуацию представителям органов самоуправления. Причем в законодательном порядке следует максимально упростить право самоуправленческих структур и их представителей обращаться в суд для обжалования действия или бездействия должностных лиц.
Этого не получается в большинстве случаев по причинам организационно-правового, экономического характера, а порой в силу неверия в возможность позитивных перемен. Получается, что гражданские основы взаимодействия личности и власти не срабатывают в силу замкнутости круга проблем: гражданское общество есть ничто без открытой и цивилизованной экономики; экономика, в свою очередь, не поддерживается должным правовым регулированием и юридической защитой частного предпринимательства; правоприменительные структуры испытывают дефицит экономических возможностей для полноценной защиты прав и свобод личности, а сама личность не обладает в большинстве случаев высоким уровнем правосознания, правовой культуры и т. д. Круг проблем «гражданское общество – право – экономика» усугубляется не полным использованием правовых регуляторов с точки зрения практики и невысокой оценкой самого права с точки зрения и практики, и теории.
6. Путь к гармонизации, выстраиванию равнозначных отношений между личностью и государством возможен, но длителен. С точки зрения принципов взаимоотношений личности и государства правильно будет утверждение не вторичности или сервильности того и другого участника отношений, а их равноудаленность, равноупорядоченность, равновзаимность и равнозависимость. Все «равное» на данном этапе взаимодействия оправданно. Лишь после того, как будет преодолено состояние государства, отождествленное с аппаратом власти, с иерархией чиновничьих отношений, можно переходить к изменению статуса государства, так как изменится статус личности, который будет наполнен признаками суверенитета. Экстраполирование принципа равномерности и равнозначности на область политических отношений также даст ощутимый положительный результат. «Вообще, в политической сфере, как и везде, идеальное устройство состоит не в подавлении различных элементов каким-либо одним, а в гармоническом сочетании всех, при свободном развитии каждого, то есть в согласии разнообразия». Вместе с тем нельзя согласиться с прогнозом Л. Дюги: «Одним словом, я думаю, что ныне вырабатывается новое общество, из которого будут одновременно исключены и понятие принадлежащего коллективности права приказывать индивиду, и понятие принадлежащего индивиду права противопоставить свою личность коллективности и другим индивидам. И если для целей изложения мы и олицетворяем коллективность в государстве, то мы при этом одинаково отрицаем и субъективное право государства и субъективное право индивида. По крайней мере, отрицать или вовсе исключать субъективное право индивида означает идти по пути размывания личностных основ права и правовых основ деятельности личности, что на деле означает уход от ее суверенитета.
Итак, каковы же основные пункты в современной концепции взаимоотношений личности и государства, те узловые проблемы, от решения которых зависит достижение максимальной эффективности юридической защиты человека и гражданина в России?
• Синтез устойчивых и проверенных опытом, временем форм практического осуществления прав и свобод личности, их защиты. Все позитивное, пусть и немногое, подлежит тщательному анализу, сохранению, причем необходим учет в целом исторического пути России. С. С. Алексеев совершенно справедливо пишет: «Какие позиции (плацдармы) передового гуманистического права, правозаконности являются здесь наиболее существенными?
Прежде всего это, конечно, те «островки» последовательного гуманистического права, которые уже сейчас существуют в Конституции, в законодательстве. Если не представится возможность юридически упрочить и расширить их (а это вряд ли: конституционные и иные фундаментальные законодательные проблемы закручены ныне, как и раньше, вокруг власти, ее дележа между «ветвями»), то важно сделать их незыблемыми, реально работающими». Очень важная идея состоит и в том, чтобы сделать не только незыблемыми «островки» гуманистического права, но и обязательно работающими. Гуманистическое право должно работать и только в таком случае оно остается жизнеспособным. В известном смысле идет вечная «иеринговская» борьба гуманистического права против негуманистического, тоталитарного или авторитарного. «Видимо, потребуется немало усилий, настойчивости, а порой и гражданского мужества от приверженцев последовательно демократического развития российского общества для того, чтобы отстоять в качестве действующих, реально работающих юридические форпосты гуманистического права, не допустить того, чтобы они ушли в тень, превратились в пустые декларации, декоративные украшения юридической системы, фактически ориентирующейся на силовые действия. Весьма верное и актуальное замечание по поводу возможности превращения в пустые декларации, декоративность реально работающих форпостов гуманистического права. Причем крайне значимо закрепить названные и возможные другие достижения гуманистического права на уровне теории, юридической науки, образования, учебных программ юридических вузов. Вероятно, следует приветствовать и поощрять научные исследования, которые демонстрируют возможности общества, государства в деле защиты прав и свобод личности, а также персональные возможности индивида по самозащите своих прав. Не исключено, что гуманистическое право, еще только крепнущее, осваивающее геополитическое пространство России, будет вытесняться латентными способами, ему противостоящими: несоблюдение того, что есть в законодательстве, внешнее признание, но реальное попрание прав человека и т. д. Мы не случайно останавливаем свое внимание на этом аспекте, как наиболее важном и ценностно значимым, в известной мере определяющим для утверждения гуманистической концепции права в России.
• Проведение правовой политики, направленной на усиление личностной доминанты в законодательстве. Создание системы нормативно-правовых равновесий – юридическая основа выстраивания гармоничных отношений личности и государства. России, если она идет по пути правления права, защиты прав и свобод, нужны не всякие законы, а только те, которые ориентированы на уважение и достоинство личности. Череда многочисленных законов еще не говорит о качестве законодательной деятельности, ее обращенности к личности, приближении к правовому государству в целом.
«Опыт свидетельствует, что государственная власть далеко не всегда служит для общей пользы всего населения, но нередко для одного для одного отдельного могущественного класса, и что, следовательно, законодательство не так образует право, чтобы оно равномерно соответствовало интересам общества, но прежде всего обеспечивает интересы господствующих классов. Интересы господствующих классов или политических элит, финансово-олигархических групп, кланов вполне могут получать перспективное осуществление в законодательстве, если его не контролировать со стороны народа. Такого механизма сегодня нет, если не считать внутренних противоречий внутри политического и законодательного сообществ, которые могут дифференцироваться и оттого пытаться выразить в законе собственные интересы. Преградой для правотворческого произвола может быть и совесть депутатов, но уповать только на эти обстоятельства означает поддаться течению событий без руководства и координации со стороны народа как источника власти.
Современные законы требуют гуманитарной экспертизы, но не цензуры, что явилось бы прямым движением по пути к тоталитаризму. Не случайно мы говорим о принципах и цели законодательства в рамках проведения правовой политики на всех уровнях правотворчества. Нельзя исключить возможности принятия закона, который бы запрещал создание законодательного акта, противоречащего смыслу, идее прав и свобод личности. Такой подход соответствовал бы задачам формирования правовой государственности в России.
• Проведение жесткой линии на дальнейшее отделение частного права от публичного. Здесь необходима поддержка частного права посредством как отрасли законодательства, как отрасли права, что может вызывать определенные дискуссии, но что представляется совершенно важным для утверждения в целом нового типа функционирования права и его отношения к проблемам личности. Частное право требует поддержки законодательной, организационно-финансовой, научно-теоретической, образовательно-просвещенческой. Однако все они окажутся малоэффективны, если не будет создан в России стабильный и значительный слой собственников, обладающих ею по праву, а не на основе захвата в период приватизации и после нее. При всей поспешности проведения приватизации и стремления ее отцов-вдохновителей сформировать собственнический социальный слой в России, до сих пор он как фундаментальная составляющая гражданского общества не создан. То, что большая часть современных состояний нажита незаконным способом, или с помощью лазеек в законодательстве, и не позволяет актуализировать частное право в полной мере. Право по сути своей правдиво, а частное право наиболее адекватно притязаниям по поводу приобретения, использования, владения, отчуждения собственности. В свою очередь значительный массив собственников не соответствуют статусу ее добросовестных приобретателей, а другие просто не имеют собственности.
• Верховенство закона и правление права есть традиционные заботы государства. «Твердость законного порядка облегчает и повиновение. Человек легче и охотнее повинуется, когда он наперед знает, что от него требуется, нежели когда действия его зависят от случайной воли повелевающего. Самые тяжелые повинности облегчаются привычкой; тем охотнее исполняются обязанности, одинаково распространяющиеся на всех и имеющие в виду общее благо. Человек возмущается против произвола, в котором он видит только прихоть повелителя, но он легко подчиняется закону, который представляет для него выражение высшего порядка, ограждающего его самого. Отсюда рождается уважение к закону, которое, когда оно утверждается долгою практикой и входит в нравы, составляет самую надежную опору государственного строя. Где этого нет, там происходят только постоянные колебания между произволом и своеволием, которые поочередно сменяются и вызывают друг друга. Задача мудрой политики состоит в том, чтобы избежать обоих крайностей; только этим можно утвердить государство на прочных основаниях».
Привычка повиноваться связана с пониманием правомерности притязаний. Возмущение против произвола, но подчинение закону как выражению высшего порядка и отсюда рождающееся уважение к закону – вот основные слагаемые порядка, основанного на праве и опоре государственного строя. Произвол и своеволие – антиподы правового порядка. В очередной раз можно констатировать необходимость преодоления типичного российского перекоса, – правление носителей власти есть не легитимная форма их воздействия на личность и общественные отношения. Правление носителей власти должно быть заменено правлением права. В противном случае не может быть и речи о становлении правового государства в России. Верховенство закона предполагает неукоснительное, однозначное исполнение законов, всей системы нормативно-правовых актов должностными лицами и гражданами. Эти, казалось бы, очевидные положения весьма сложно претворить в жизнь. Это вопрос не только преступного, девиантного поведения личности, но и вопрос взаимодействия с государством.
• Реализация прав и свобод личности есть принцип ее взаимодействия с государством. В современных условиях это предполагает поддержание и развитие «человека юридического» – “homo ju-ridicus”. Юридический человек в условиях российской правовой системы отличен от всякого другого. Он менее верит в неодолимую силу закона и реже обращается к его использованию, чем европеец или американец. Но он более востребован правом и правовой системой, нежели житель восточной страны, где также бывают суровые и даже жестокие законы, но которые действуют в ткани религиозных и нравственных норм собственной культуры. Человек юридический обязан обладать интеллектуально-волевыми качествами, самоуважением, достоинством, верой в собственные силы, уметь принимать на себя индивидуальную ответственность, если она следует по закону. Вне юридического человека немыслимо цивилизованное движение общества и государства к правовому состоянию.
При осмыслении возможностей и статуса “homo juridicus” целесообразно исходить из понимания двойственных оснований природы человека и толкования его как существа социального и биологического одновременно как существа родового и единичного. Это предполагает в свою очередь двойственное положение человека в мире, – жизнь имеет завершение и отсюда целеполагание и смыслообразование конечности бытия, его временности и вневременных измерений бытия человека: жизнь души, ценности божественные, а возможно, и естественные права, которые неизвестно откуда берутся и очень конкретно утверждаются в позитивном законодательстве. Два подхода к пониманию прав человека: позитивистское и естественно-правовое, в связи с этим выступают явным продолжением бинарности человеческого существования.
Существует опасность поглощения юридического человека новыми реалиями информационно-технологического общества. Внеличностные способы взаимодействия связаны с развитием компьютерной техники, глобальной сети Интернет, электронной почты и т. д. Все они порождают новую реальность, в которой прямому человеческому общению, раскрытию его нравственно-персональных свойств уже отводится все меньше места. «Человек информационный», в известном смысле роботизированный, способен поглотить «человека юридического», более связанного с собственной природой, которая собственно и не изменилась под влиянием научно-технического прогресса, но которая встраивается, приспосабливается сама к его достижениям. Их отрицать – означало бы идти по пути регресса, а это малоперспективно. Хотелось бы обратить внимание на негативные стороны научно-технического влияния на личность: ее усредненное восприятие как участника информационного обмена, вытеснение индивидуальности, нивелирование возможностей самореализации вне «компьютерного общества».
Представляется, что для осуществления прав и свобод личности отраженная реальность в виде виртуальности научно-технических систем представляет уже иной ракурс. Хотя известно, что достижения информационного общества не сняли проблему прав и свобод личности в постиндустриальных странах. Поэтому нам предстоит сохранить и развить современное понимание “homo juridicus”, оснащенного арсеналом персональных свойств по использованию правовых средств в целях обуздания государства, защиты прав и свобод.
• Индивидуализм личности, основанный на самобытности, культуре, праве. В пользу здорового и естественного индивидуализма нам говорят не только какие-либо либеральные концепции, настаивающие именно на таком понимании личности, ее прав и обязанностей. Наиболее ярким воплощением и подтверждением индивидуализма как формы бытия личности и одного из принципов его существования является факт двух актуальных актов ее соприкосновения с миром. Рождение есть акт однозначно индивидуальный. Уход из жизни, смерть есть также индивидуальный процесс. Человек рождается и умирает в одиночку, какие бы коллективные формы ни принимала сама жизнь, приход и уход из нее. «При отсутствии личной автономии индивид просто не сможет жить по им самим избранным законам. В результате индивид не был бы ни самоопределяющимся, ни морально автономным, а потому не смог бы стать моральной личностью».
Коллективная личность была сформирована в советский период благодаря жесткому воздействию политико-правовой машины и идеологии. Для коллективной личности были уготованы исторические условия, которые не позволяли личности в России минимизировать коллективное и актуализировать индивидуальное бытие. Парадокс состоит в том, что коллективная личность наиболее адекватна российскому архетипу бытия и сознания, поведенческим и общественно-ролевым интерпретациям ее сущности как выражаемой преимущественно не индивидуально. В коллективности есть некоторые свои плюсы, связанные с взаимной поддержкой, проникновением и пониманием чужих бед и несчастий, соучастием, сопереживанием. Но есть и негативы в виде вторжения в личностное пространство, посягательство на частную жизнь, семейные тайны, даже личную неприкосновенность.
Значимость индивидуальности, автономности имеет нравственные, физиологические, интеллектуальные, правовые основания. Человек становится существом нравственным, религиозным индивидуально. Ему требуется время для осмысления собственного положения в мире, людей и вещей, для выработки самостоятельных, но основанных на нравственной, религиозной иерархии, ценностей. Физиологически человек не может присутствовать среди себе подобных даже непродолжительное время, природа обращает его к автономии. Интеллектуально личность растет и формируется лишь в индивидуальных актах самоосмысления, постижения науки, философии, литературы и т. д. Выдающиеся научные открытия есть продукт индивидуального творчества, даже если в его подготовке участвовали целые коллективы людей. В этом отношении подвиги ученых в советский период действительно можно расценивать как что-то экстраординарное, ибо индивидуальное время творчества не было огромным, преобладал коллективный, подрядный подход, по крайней мере, в точных, прикладных науках. В правовом смысле автономия необходима для соблюдения законов. Нарушения прав индивидуальны. Ответственность индивидуальна. Защита прав также индивидуальна, хотя не исключаются коллективные иски по поводу восстановления нарушенного права. Но как факт нарушение носит персональный характер.
Пространство индивидуальности сопряжено с пространством гражданского общества. Индивидуальность инициирует его позитивные изменения, приводит к самоуправлению, а через него и к влиянию на управление и правление. Индивидуальность предполагает повышение личной ответственности, а коллективность – размывание, поиск виноватых, «крайних». Индивидуальность, кроме того, инициирует самостоятельный выбор человека, основанный на персональной свободе и правде собственных поступков, принятие на себя ответственности за результаты поведения. Персональная или личная свобода в совокупности с правдой бытия личности трансформируется в модели активно-преобразующегося поведения и взаимодействия личности с политико-правовой системой. И лишь такая индивидуально определенная свободная и уверенная в правде своих поступков личность может составить серьезный противовес государству. Не в виде революций или иных социальных потрясений, а в виде достойного партнерства. На весах политического и правового бытия с одной стороны всегда – государство, а с другой стороны – личность. Развитое гражданское общество, образно говоря, способно взвесить проблемную ситуацию и подсказать, направить государство в русло правильных решений и действий, которые уже будут основываться на принуждении и силе, но которые совершаются во имя личности, защиты ее прав и свобод.
Таким образом, современная концепция взаимоотношений личности и государства предполагает существенные преобразования в различных областях государственно-правовой, культурно-нравственной жизни. Это, в том числе, преобразование самой личности, ее гражданского сознания и правосознания в целях обретения самоуважения, достоинства, свободы и правды, более устойчивого положения в политико-правовом и культурно-историческом пространстве. Защита прав и свобод личности окажется высокоэффективной в случае становления нового типа отношений между личностью и государством. Его нужно еще сформировать, хотя некоторые шаги в сторону этого уже сделаны.
Применительно к современным условиям России личности через отношения гражданского общества, усиление самоуправленческого влияния на властные центры государственного влияния, постепенно упрочивая свои позиции и тем самым уравновешивая себя и государство как партнера по договору взаимного согласия и непритеснения (а у нее нет иного выхода, иначе возврат к прошлому) предстоит совершить самое главное – заставить государство жить по законам цивилизованного человеческого общества. И лишь осуществив замысел по укрощению государства, используя не только вышеуказанные, но и всякие другие законом определенные и не запрещенные им цивилизованные способы обретения взаимного равновесия с государством, личность может утверждать, что ее права и свободы надежно защищены.
Таков начальный, хотя и длительный путь личности, опирающейся на коллективные формы воздействия и оттого увеличивающей свою потенциальную мощь, создавая условия для того, чтобы самому государству было выгодно не нарушать права человека. После этого можно переходить к утверждению беспрекословной априорности прав личности перед государством и превращения его в сервильную организацию по устройству жизни цивилизованного общества.
2. Взаимная ответственность личности и государства в правовой политике России
В условиях начавшегося третьего тысячелетия проблема взаимоотношений, взаимных прав и обязанностей личности и государства вновь приобретает особое звучание.
О какой же личности идет речь сегодня применительно к России? Правовой статус личности, как уже отмечалось, закреплен в Конституции РФ, действующем законодательстве. Вопрос заключается в том, насколько он адекватен реальному экономическому, политическому, нравственному, социальному положению личности? Иными словами: каким образом современное право отражает положение дел в обществе?
Ответ на эти вопросы не может быть простым и однозначным. Положение личности в современной России дифференцировано по различным критериям. Можно вести речь об имущественном, причем весьма значительном различии: богатые и бедные есть реальность современной России. Существует различие психологическое: по последствиям так называемых «перестройки» и «приватизации».
В результате подобных мероприятий многие способные и талантливые люди оказались ненужными, непригодными для деятельности в период перехода к рыночным отношениям. Эта проблема затронула многих россиян. И, думается, отцы перестроечных процессов, экономических реформ разгосударствления и создания новых слоев собственников не смогли или не захотели определить социальные амортизаторы для переходных изменений, являющихся всегда болезненными.
Следующей характеристикой личности можно считать ее социальную неопределенность. Современная личность в основном формировалась в советский период российской истории, но, живя в настоящем, уже сегодня оказывает влияние на свое будущее: создает научную, культурную, творческую продукцию для будущих поколений, а также воспитывает детей, внуков. Личность – не робот, не автомат. Она наполнена эмоциями, страхами, радостями, надеждами. Пожалуй, главное свойство современного периода есть неопределенность, причем не только для малообеспеченных слоев общества.
Лица, нажившие крупные состояния в условиях «смутного» времени, не могут быть безразличными к состоянию власти в период смены политических лидеров в России. При всей предсказуемости мероприятий, связанных со сменой политических элит, есть вероятность неожиданностей, а следовательно, хотя бы теоретически появляется возможность утраты приобретенного имущества.
Отсюда вывоз капиталов за рубеж, приобретение двойного гражданства, оплата политических кампаний федерального и региональных уровней, поддержка ангажированных политических технологий. Богатому человеку без политической поддержки, без лоббирования собственных или корпоративных интересов на самом высоком уровне, вероятно, вовсе не обойтись.
А может ли обычный россиянин влиять на жесткие избирательные технологии, сколько-нибудь существенно воздействовать на политический курс страны? Ответ на подобный вопрос дает само время, и каждый гражданин России должен определить свое отношение к этому и сделать собственные выводы.
Существует и другой полюс, на котором находится рассматриваемая нами личность. Он характеризуется полной или частичной потерей жизненных стимулов, веры, надежды в достойное настоящее и тем более будущее. Это люди, у которых перестроечные и постперестроечные времена отняли многое, и не только в имущественном плане. Да, не все способны к предпринимательству, большому, среднему, малому бизнесу. Психоэмоциональная структура личности может не соответствовать типологии предпринимательских отношений, потребностям данного вида деятельности, участию человека в бизнесе, существующего по жестким законам конкуренции. Не все обладают достаточной волей, чтобы обрести себя и обеспечить существование своих семей во времена жестоких противостояний, социальных разломов.
Между этими двумя дифференцированными полюсными социально-правовыми образованиями существует множество иных слоев, категорий российских граждан. Задача выяснения всех типов личности не ставится в настоящем исследовании. Важно другое: указанные различия, социальная неопределенность не могут, не должны перерасти в правовое неравенство личностей.
Общество все более напоминает арену для выживания особей. И нельзя отрицать вовсе наличие состязательности, связанной собственно с природой человека, так как подобное отрицание способно порождать иждивенчество и тем более воспитать поколение иждивенцев. Первоначальный капитализм, как известно, не всегда предоставляет одинаковые стартовые условия для личности.
Принято уповать на то, что многие сегодняшние сложности появлялись в условиях российского тоталитаризма, однопартийной политической системы, отсутствия истинной демократии, моноидеологии, единообразия во многих областях жизни. Все перечисленные характеристики вряд ли являются позитивными для прошедшего периода российской истории. Но современное сознание сумело преодолеть комплексы, связанные с ним. Людям по-прежнему важна уверенность в завтрашнем дне, наличие гарантий в труде, его достойной оплате, медицинском обслуживании, образовании и т. д. И в советские времена не все было одинаково для всех. Однако не было резких различий, существенных диспропорций в уровне жизни, обеспеченности разных категорий граждан.
Вышеизложенное позволяет выйти на крупную проблему – соответствие природы человека праву и политике. Применительно к теме правовой политики отметим следующее.
Определенному типу личности соответствуют (желательны) и определенные типы политической организации, режима, формы правления. По нашему убеждению, ситуации, когда все члены общества, все граждане приветствуют существующий политический режим, в реальности невозможны.
При таком типе соотношения личности и политической власти главными являются следующие положения:
1. Актуальность формы правления. Монархии (абсолютные, конституционные) или республики есть полярные формы организации власти, но каждая из них более или менее адекватна социально-психологическому типу конкретного гражданина.
2. Механизм приобретения власти. Избрание, назначение, передача по наследству и т. д. прав по управлению государством высшим должностным лицом. Есть граждане, которым естественнее, проще подчиняться уже кому-то назначенному или правителю, получившему власть по наследству. Другим, наоборот, необходим процесс легитимации, легальной процедуры передачи власти на основе избрания, в котором есть возможность участвовать лично.
3. Конкретные способы реализации власти. Преобладание репрессивных сторон в правлении либо либеральные тенденции в процессе осуществления властных государственных функций тоже весьма по-разному воспринимаются людьми. Существуют открытые сторонники жесткой дисциплины, гражданского порядка, напоминающего военную организацию, тяжелых, порой несоразмерных содеянному жестоких наказаний. Другим более приемлемы неопределенность, вседозволенность, так называемое саморегулирование при возникновении противоправных ситуаций. Однако ориентация на правовое государство требует не жестокости, но неотвратимого наказания за совершение противоправного деяния. В то же время недопустимо привлекать к ответственности лиц, чья вина не определена в судебном порядке.
Полное соответствие притязаний личности и системы организации государственной власти возможно лишь в идеале. Это способствует поиску путей, форм, средств установления гармоничных взаимосвязей личности и государства. И здесь вряд ли найдется более действенное, эффективное основание, чем установление их взаимной ответственности с учетом требований современного периода развития Российского государства. Причем взаимная межличностная ответственность, а также личности и государства как категория юридическая должна быть едина для всех. Именно такие подходы к проблеме ответственности личности и государства актуальны при проведении правовой политики.
Правовая политика позволяет сглаживать острые противоречия между возможными формами поведения руководителей и имеющимися трудностями правовой жизни общества. Правовая политика задает параметры и расставляет акценты в системе отношений личность – власть, гражданин – государство, правители – управляемые, но следует подчеркнуть, что происходить это должно на основе их взаимной ответственности. Возможна иная позиция, когда гиперболизируются права и свободы личности, объявляется не только о вторичности прав государства, но и о их ненужности. С таким подходом нельзя согласиться. Государство не может не обладать определенной и устойчивой совокупностью прав. Более того, отсутствие прав у государства может означать низкую эффективность защиты прав и свобод граждан. Другое дело, каким образом само государство распорядится совокупностью имеющихся прав и не будет ли данное использование осуществляться во вред благополучию граждан. Права должны быть равномерно распределены между государством в лице его различных органов и личностью, объединениями граждан на строгой правовой, гуманистической основе. Целесообразны механизмы защиты прав как личности, так и государства, наличие строгого контроля за поддержанием баланса таких прав. А это неизбежно высвечивает проблему юридической и политической ответственности различных субъектов правовой деятельности.
Известно, что в теоретико-правовой литературе проблема юридической ответственности хорошо разработана. Существуют ее различные виды или типы. Вместе с тем жизнь, а следовательно, и теория не стоят на месте. В исследованиях, в частности, высказываются мнения, что существующие определения юридической ответственности не отражают ее сторон, в том числе ответственности государства перед человеком (и гражданином и обществом), позитивного (перспективного) и международно-правового аспектов. Юридическую ответственность следует понимать как особое правоотношение между государством и другими субъектами права (гражданином, должностным лицом, организацией и др.), возникающее на основе их взаимных обязанностей нести неблагоприятные последствия нарушения правовой нормы.
Действительно, не разработана еще в полной мере проблема ответственности государства за действия его должностных лиц, вид юридической ответственности государства за возможные, будущие негативные последствия (т. е. перспективный). Это позволяет предложить следующее: при проведении возможных реформ в государстве создавать, условно говоря, пояса защиты для человека и гражданина. Иными словами, определять меру ответственности государства за возможные негативные аспекты реформирования. В законодательстве в таком случае следует заранее устанавливать коэффициенты индексации имущественного состояния граждан, компенсации при потере работы, меры конкретной социальной защиты детей, студентов, пенсионеров, престарелых на уровне действующего федерального и регионального законодательства, направленного на регулирование именно таких ситуаций.
В научных исследованиях отмечается необходимость правильного понимания содержания взаимной ответственности личности и государства.
Другой стороной данной важной проблемы является то, что ответственность государства должна включать и ответственность должностных лиц. Причем следует различать условия наступления такой ответственности: при наличии вины и при ее отсутствии.
В первом случае речь идет об административно-правовых, гражданско-правовых, уголовно-правовых отношениях в зависимости от степени тяжести последствий и формального состава деяния. Целесообразно дополнить действующее законодательство нормами, прямо предусматривающими такую ответственность для должностных лиц наряду с существующей. Ибо, как показывает практика, в условиях социальных перемен ответственности должностных лиц практически не наблюдается.
Во втором случае есть основания полагать, что политический деятель или группа руководителей, предлагая тот или иной социально значимый проект, не могли предвидеть его негативных последствий или не имели прямого и косвенного умысла на совершение действия, повлекшего негативные последствия для значительного круга лиц. В данном случае возможны возражения и ссылки на опыт человеческой истории. Революции и реформы осуществлялись чаще всего не на основе научно выверенного, прагматически просчитанного политического решения. Ответственность для инициаторов была различной. Иногда расправлялись с бывшими правителями: казнили королей, лишали свободы тиранов, а иногда просто слабовольных правителей. Известны случаи, когда ответственность наступала для революционеров и реформаторов. В любом варианте событий ответственность носит, в известном смысле, спонтанный характер, где доминирует политическая воля, страсти, мотивы сохранения власти.
В связи с вышеизложенным следует разграничить политическую, моральную, юридическую ответственность в ее различных видах.
Юридическая ответственность, как известно, может быть уголовной, гражданско-правовой, административной, дисциплинарной. Иногда выделяют и материальную ответственность как отдельный вид юридической ответственности.
Об уголовной ответственности в контексте правовой политики можно вести речь в случае совершения преступлений против конституционного строя и безопасности государства, против интересов государственной службы, порядка управления.
Гражданско-правовая ответственность реже употребляется в контексте взаимодействия личности и власти, но и она может иметь место, если речь идет об особых видах договорных отношений.
Административная ответственность, предусматривающая, например, такие наказания, как предупреждение, временное лишение специального права, административный арест и другие, также не имеет значительного использования в правовой практике.
Дисциплинарная ответственность связана с трудовой деятельностью. Однако ее применение в отношении высокопоставленных чиновников, лидеров политических партий (если это трудовые правоотношения) практически не встречается.
Административная ответственность, предусматривающая, например, такие наказания, как предупреждение, временное лишение специального права, административный арест и другие, не имеет значительного использования в правовой практике.
Безусловно, политическая история России знает применение уголовной ответственности к высшим должностным лицам (например, в отношении организаторов ГКЧП в августе 1991 г.).
Высказывается мнение о необходимости признания конституционной ответственности в качестве отдельного вида юридической ответственности. При этом концепция конституционной ответственности состоит из нескольких направлений. Во-первых, это ответственность властных структур перед обществом за реализацию тех полномочий, которые народ как единственный носитель власти передал конкретным государственным институтам и отдельным лицам. Во-вторых, относительно самостоятельным блоком конституционной ответственности выступает ответственность государства за обеспечение прав и свобод человека и гражданина, что закреплено в ст. 2 Конституции РФ. В-третьих, целесообразно выделить конституционную ответственность отдельной личности и равно группы лиц за невыполнение своих обязанностей или за злоупотребление своими правами, закрепленными в Конституции РФ.
Полагаем, что данную концепцию можно поддержать. Учитывая наличие совокупности конституционных прав и обязанностей у граждан России, а также отдельных, отличимых от иных оснований ответственности применяемых санкций, можно вести речь о конституционной ответственности. Признанию конституционной ответственности в качестве самостоятельного вида юридической ответственности способствует деятельность Конституционного Суда РФ, учреждение Уставных Судов в субъектах российского государства, наличие конституционной юстиции вообще.
В рамках проводимой правовой политики необходимо утверждать ее единые принципы, подходы к созданию, охране и реализации конституционно-правовых норм. Именно правовая политика объединяет в систему конституционно-правовые, уголовно-правовые, гражданско-правовые, административно-правовые нормы, а также нормы иных отраслей права. В свете исследуемой проблематики важно, чтобы эти нормы отражали единство взаимной ответственности государства и личности. С помощью арсенала средств правовой политики формируется единое пространство, в котором создается, обеспечивается, реализуется право.
Наряду с юридической ответственностью существует моральная ответственность. Это ответственность должностных лиц, отдельных граждан за совершение действий, нарушающих нормы морали, не влекущих юридической ответственности. Это, например, безнравственное отношение к историческому прошлому России, выражающееся в отрицании роли русского народа как силы общественного и государственного развития.
Особое значение для проведения правовой политики имеет политическая ответственность . Она имеет несколько аспектов, но должна базироваться на юридической. Политическая ответственность – это мера возможного принуждения, применяемая к государственным деятелям, – лицам, в чьих руках концентрируется значительный массив власти. Именно государственные деятели, политики способны как никто другой в России влиять на содержание и характер проводимой социальной, экономической, правовой политики. Полагаем, что в данном виде ответственности необходимо применять принцип «равновесия». Речь идет об исключении как меры возмездия гонений на высших должностных лиц после их ухода в отставку, но в то же время о применении действующих норм права в случае совершения ими противоправных деяний. Применительно к российской действительности чаще всего наблюдается другая картина: либо начинается открытое преследование со стороны пришедших к власти новых высших должностных лиц, своего рода отрицание предшествующей политики и неприятие иных волевых поступков ушедшего в отставку руководителя, либо уход в отставку, который обычно снимает все вопросы о противоправных действиях.
Политическая ответственность и просчеты в правовой политике также взаимосвязаны. Порой негативные последствия управления можно объяснить отсутствием должного профессионализма, элементарной нехваткой знаний в области управления, права, государственного строительства. Эти явления следует однозначно отнести к просчетам в правовой политике России.
В этой области в последние годы многое делается: существует система обучения и аттестации чиновников, действуют высшие учебные заведения, готовящие специалистов для государственной службы. Во все времена остро стоял вопрос о личном соответствии занимаемой должности, однако чаще всего уже после того, когда совершены действия, последствия которых нежелательны для большинства граждан.
Юридическая ответственность и ответственность политическая, как удалось установить, различны, но тесно взаимосвязаны. В правовой политике оба вида ответственности получают полноценное осуществление.
Вероятно, пришло время создания юридического механизма политической ответственности. Это непростая проблема. Она включает в себя:
а) обеспечение благополучия, сохранение и защиту прав человека и гражданина в данном обществе;
б) возможность проведения политики, соответствующей потребностям личности в данном историческом времени и пространстве;
в) юридические гарантии защиты от произвола, иногда мести новых политических элит, пришедших к власти и стремящихся расправиться с предыдущими властителями;
г) наступление реальной и адекватной ответственности для лиц, осуществляющих преобразования, затрагивающие интересы всего общества или его значительных слоев. В соответствии с таким подходом в правовой политике следует закрепить условия наступления политической ответственности. Иными словами, необходимо соотнести в теории и на практике политические факторы и конкретные обстоятельства, при наступлении которых возникает юридическая ответственность.
При этом важно руководствоваться в первую очередь не политической целесообразностью, а принципами справедливости, предвидеть возможность негативных или позитивных последствий для личности в результате неправомерных действий должностных лиц. Причем можно вести речь о единстве позитивной и негативной ответственности. «Признание единства позитивного и негативного аспектов юридической ответственности ведет к выводу о том, что позитивная ответственность реализуется в форме общеохранительных, а негативная в форме конкретно-охранительных правоотношений. Эти формы выступают способами осуществления юридической ответственности».
Рассматривая вопрос формального юридического состава политической ответственности, следует учитывать, что речь идет об охраняемой государством необходимости (обязанности) . Если государство отражает интересы личности (что нами ранее достаточно подробно рассматривалось), то, возлагая ответственность на лиц, совершивших правонарушения, «оно само себя привлекает к ответственности». Иными словами: само государство охраняет себя от возможных неправомерных действий работников своего аппарата, законодательных и других органов, представляющих государство. Чтобы избежать такой абсурдной ситуации, есть, на наш взгляд, верное правило, заключающееся в индивидуализации юридической ответственности. Во всяком случае в юридической теории и практике следует укрепить положение, при котором невозможна идентификация лица, занимающего определенную, даже самую высокую государственную должность с государством как универсальной юридически и социально значимой структурой (государства как «stato» по Макиавелли). Такое отделение является ценностно значимым и практически необходимым. По существу на уровне философии власти так и обстоит дело. Как только человек покидает свой пост, многое меняется в его жизни. И происходит это потому, что лицо, выполняющее властно-распорядительные функции, по сути есть «человек-функция», где вторая составная часть более важна для окружения, чем первая. Эта сторона проблемы ответственности затронута не случайно. Важно не допустить синдрома мести, который, к сожалению, тоже достаточно распространен в России. Исходя из обозначенных подходов к проблеме юридических оснований политической ответственности, можно предложить следующую ее модель.
1. Наличие общественного договора между должностным лицом в пределах его компетенции и населением данного административно-территориального образования в лице его представителя, избранного самим населением. В таком акте должна быть определена и констатирована совокупность прав и обязанностей должностных лиц различного уровня, начиная с главы исполнительной власти района. При этом фиксируются различные виды ответственности. Во всех случаях при наступлении общественно значимых негативных последствий необходимо проведение должностного расследования деятельности этого лица.
Возможны возражения такого порядка: действующее законодательство содержит достаточное число норм, регулирующих порядок несения государственной службы. Действительно, это так. Но, как представляется, наличие специально подготовленного и законодательно утвержденного документа, суммирующего права и обязанности, а также детализирующего механизм привлечения к ответственности руководящего лица, будет способствовать более эффективному действию механизма политической ответственности. Данный документ может выполнять роль присяги. Учитывая то обстоятельство, что Президент РФ принимает присягу, возможно подобное осуществлять и в отношении других должностных лиц, подчиненных по сути закону и Президенту РФ.
Деятельность любого руководящего лица, приведенного к присяге, будет не только открывать ему возможности властвования, но и постоянно напоминать о реальной ответственности. Причем данный документ (а может быть, лучше – договор) должен быть известен всему народу, что позволит общественным объединениям, отдельным гражданам осуществлять гласный контроль за деятельностью чиновников.
2. Установление меры личной ответственности и гарантии прав для данных руководителей при принятии политических и важных народнохозяйственных решений, начиная с должности главы администрации области (губернатора). Юридическая ответственность за политические решения должна сопровождаться мерами соблюдения прав, их гарантий для должностных лиц.
3. Возникновение факта правонарушения, который должен устанавливаться наличием общеизвестных последствий.
4. Исследование обстоятельств, определение наличия вины и ее степени. Для данного случая должны быть определены заранее компетенции соответствующих комиссий на уровне Президента РФ, Председателя Федерального Собрания, Государственной Думы, Правительства России и соответственно на уровнях субъектов РФ и их административно-территориальных образований.
Вряд ли уместны аналогии с коллегиями в судебной системе. Наряду с профессионалами-управленцами в такие комиссии должны входить представители общественности, известные ученые в области права, государственного управления, политики, экономики, финансов. Создание такой структуры позволит конкретизировать достаточно «размытые» лозунги об ответственности перед народом. Невозможно быть конкретно ответственным перед всеми одновременно. Поэтому сложно говорить о политической ответственности применительно к высшим должностным лицам. Однако, когда речь идет о роли, например, главы администрации города, в случаях ухудшения экологического состояния, нарушения санитарных норм, отсутствия электричества, водоснабжения, обеспечения теплом квартир в домах и т. д. ответственность его перед жителями становится реальной и на данном уровне уже является делом политически значимым.
5. Обнародование обстоятельств, вытекающих из правонарушения, придание в средствах массовой информации гласности последствий, причин, его породивших. Граждане как налогоплательщики имеют право знать, каким образом расходуются взимаемые налоги, за счет средств которых в том числе и содержится аппарат государственной власти. Эта позиция не столько подчеркивает демократизм в отношениях власти и подчинения, сколько демонстрирует здоровый прагматизм бытия личности в условиях становления и развития правовой государственности.
Правовая политика будет действенной, если при ее осуществлении будут учтены условия, основания возникновения юридической ответственности государства в лице его органов и должностных лиц, а также механизм наступления такой ответственности.
Действительно, правоохранительные органы по закону привлекают к ответственности должностных лиц. Но установление и конкретизация моделей взаимодействия личности и власти, государства и гражданина способны поднять на более высокий уровень правовое и политическое сознание как должностных лиц, так и граждан, не выполняющих государственные управленческие функции.
С предложенной нами моделью осуществления политической ответственности связан ее формальный юридический состав. При этом следует опираться на разработанное в теории понятие правонарушения. «К числу обязательных элементов любого состава правонарушения относятся: объект правонарушения, объективная сторона правонарушения, субъект правонарушения, субъективная сторона правонарушения». Причем, как известно, различают две основные формы вины: умысел и неосторожность. Умысел, в свою очередь, подразделяется на прямой и косвенный, а неосторожность – на легкомыслие и небрежность. Достаточно часто в политической жизни, как представляется, вина реализуется в виде неосторожности, причем встречается и легкомыслие, и небрежность.
Итак, можно определить формальный юридический состав политической ответственности следующим образом.
1. Связь конкретного факта правонарушения с политическими задачами, вытекающими из программ развития всего государства, общества, субъекта Федерации, его административно-территориальных образований. Факт правонарушения как событие (действие или бездействие) может вытекать из предвыборной программы бывшего кандидата, а ныне лица, выполняющего определенные должностные функции. Такая ситуация будет одновременно дисциплинирующим фактом для разнообразных, в том числе нереальных, часто популистских предвыборных обещаний соискателей высоких должностей.
2. Установление юридического состава правонарушения, имеющего последствия, затрагивающие интересы значительного числа лиц или одного лица, но по характеру являющиеся политическими. Этот вопрос должна решать ранее предложенная комиссия по проведению должностных расследований.
3. Окончательное установление вины, определение вида и меры ответственности в предусмотренном законодательством порядке.
4. Реализация ответственности в виде конкретного наказания, предусмотренного законом.
5. Придание гласности факта и результатов правонарушения. Учет в политической практике негативных последствий, недопущение их должностными лицами вновь.
Очевидно, что данный состав правонарушения, имеющего политическое значение, еще далек от совершенства. И прежде всего потому, что политическая жизнь есть сложное явление, которое достаточно непросто вместить в схему юридической ответственности.
Политика характеризуется многоуровневостью, связью с экономическими, нравственными, идеологическими процессами, идущими в обществе. Не всегда политические деятели, руководители разного ранга и уровня могут однозначно и ясно предвидеть значение последствий собственных действий. В качестве такого примера можно использовать перестроечные процессы. Вряд ли тогдашнее руководство полностью предвидело последствия такого крупного политического мероприятия, совершенно неудачного как по содержанию, так и по форме.
Среди лозунгов того периода были такие: «Так жить нельзя» или «Зачем нужна дорога, которая не ведет к храму?». Сегодня существуют различные толкования по поводу мотивов, инициатив перестройки. Да и сама тема перестройки сегодня уже не столь актуальна. Однако вопросы к руководителям того периода остались: каким образом предполагали они проведение широкомасштабного реформирования без соответствующих социальных, правовых механизмов защиты большинства населения СССР; можно ли было после перестройки на десятилетие оставить свой народ в условиях значительного обнищания и потери веры в достойное будущее; по какому пути предполагали они повести людей после окончания перестройки и ведет ли эта дорога к храму?
Ответы на эти вопросы, к сожалению, очевидны. События последнего десятилетия, позволившие стать не просто свидетелями, но и участниками перестроечных процессов, изменили сознание людей – теперь они поняли, такие вопросы необходимо задавать самим себе, когда в очередной раз им придется иметь дело с «великими переломами». Понятно, что глубокие общественные преобразования и реформаторы, их осуществляющие, предстают в качестве первопроходцев и могли бы рассчитывать на сочувствие и понимание, но от слишком значительного числа просчетов, ими совершаемых, не вызывают искренних симпатий народа.
Необходимо усвоить, что политическая деятельность может и должна оцениваться на основе юридических критериев.
Обращение к истории России позволяет обнаружить отсутствие юридических критериев политической деятельности. Период монархического правления не предполагал в российских условиях должной юридической оценки политических событий при принятии решений императором, думой, правительством.
В условиях советской власти, которая пришлась на XX в., доминировали партийно-политические подходы и оценки событий, фактов, поведения руководителей. Партийная ответственность, как известно, была достаточно жесткой. Это рассмотрение вопросов ответственности на партийных собраниях, коллективное обсуждение поведения, в том числе руководителей. Были и перегибы, утрачивалась порой и объективность, но механизм партийно-политической ответственности работал. По существу, была двойная ответственность. В крайних случаях, во-первых, исключали из членов партии, а во-вторых, привлекали к юридической (вплоть до уголовной) ответственности. Конечно, в современных условиях воспроизводство подобного положения вряд ли целесообразно. Но вместе с тем необходимы новые подходы к установлению политической ответственности.
Перестроечные и постперестроечные времена также не ассоциируются с нормативно-правовыми критериями политической деятельности. Соотношение права и политики в очередной раз демонстрировало примат политики над правом.
Перед руководством России, субъектов РФ, законодательными, правоохранительными органами в начале нового столетия стоит проблема «юридизации» политической деятельности. Собственно опыт в этой области уже имеется. Конституционный Суд РФ фактически выступает источником прецедентного права, когда принимает решения по вопросам, затрагивающим сферу политики, деятельности отдельных лидеров, руководителей.
Таким образом, в современной правовой политике проблема политической ответственности, как один из главных компонентов формирования правового государства, выступает на первый план. При этом необходимо уточнить, что речь идет не об оценках новых политических элит, в сравнении с ранее действовавшими, а о применении закона в отношении руководителей, действия которых оказали существенное негативное влияние на положение народа.
Взаимоотношения личности и государства в правовой политике выражаются как взаимозависимые. Всякий гражданин не свободен тотально от позитивного и негативного влияния властных структур. В то же время лидер, руководитель не может вовсе игнорировать мнение граждан. Это мнение в совокупном виде есть фактор сохранения власти, и об этом нельзя забывать политическим лидерам.
Проблема взаимной ответственности личности и государства в условиях современной России имеет еще один важный аспект. Он связан с возможностями политической и правовой памяти российского социума. Использование понятия «правовая память» может оказаться новым для теории права. Это понятие имеет несколько толкований. Во-первых, оно означает преемственность в нормативно-правовых актах. Во-вторых, это преемственность государственно-правовых теорий. В-третьих, правовая память предполагает наличие норм, моделей, образцов правовой культуры, сознания, поведения различных субъектов общественной деятельности, передаваемых из поколения в поколение.
Память есть признак, особенность развития культуры, прежде всего правовой, и часть юридического прогресса. Она значительно влияет на характеристики правового пространства.
Память как феномен имеет длительную историю, что подтверждается присутствием этого понятия, значения в различных языковых культурах. Так, например, память встречается в индоевропейском праязыке – mntis («мню», «мнить»), в латинском языке слово «mens» (родит. падеж) «mentis» обозначает «ум», «мышление», «разум». Слово «память» фигурирует и в старославянском, и в древнерусском языках, а также встречается в украинском, болгарском, сербохорватском, словенском, литовском и др. Лингвисты относят память к общеславянскому понятию. Эти положения крайне важны, так как позволяют установить линию взаимодействия между языком как неотъемлемой, необходимой частью культуры и хранилищем этой культуры (памяти) в виде традиций, обычаев, воспроизводящихся в менталитете и поведении целого народа различными культурно-историческими способами. В содержании славянской культуры память являет собой органичный компонент, условие развития этой культуры.
Само понятие памяти существует столько же, сколько и сам человек, так как оно восходит своими корнями к наиболее древнему индоевропейскому языку. Это понятие близко каждому славянину, ибо оно было уже в общеславянском языке. Если понятие имеется в языке, не теряется в нем, не прекращает своего существования за древностью лет, живет в культуре народа, то оно нужно ему. Следовательно, данный феномен не только не чужд ментальности славянского, русского народа, но и близок ему, сопровождает его историческое развитие, которое никогда не было простым и однозначным, а скорее проблемным, но всегда преследовало цели позитивного социального поиска, что применительно к проблеме правовой политики весьма актуально. Следует помнить об основаниях преемственности в проведении правовой политики. Государственные преобразования, реформы вообще не должны происходить без учета исторического опыта, а иначе вряд ли можно всерьез ожидать от них плодотворных результатов. В периоды переломов, которые, к сожалению, стали частыми для России, законодатель не может начинать свою деятельность на пустом месте, потому что в этом случае не следует ожидать устойчивых и справедливых законов. Очевидно, что особое значение правовая память имеет для России, ее правового пространства. Каково же взаимодействие правовой памяти и правового пространства и какое это имеет значение для проведения правовой политики в современных условиях?
Правовое пространство может иметь несколько основных толкований.
Во-первых, оно может пониматься как часть социального пространства или как подпространство. Такое понимание достаточно устоявшееся, но оно в полной мере не объясняет характеристик правового состояния пространства.
Во-вторых, правовое пространство может толковаться как часть бытия права, бытия личности по отношению к праву. В таком аспекте правовое пространство конкретизирует бытие, приближая его к человеку с помощью юридических символов, знаков, образов.
В-третьих, правовое пространство можно определить как отношения властвования и сопровождающие власть, институты, самого человека, его организации, встроенные определенным образом в организованную систему взаимодействия на основе норм права и функционирования правовой системы.
В-четвертых, правовое пространство, связанное с категорией «правовая жизнь», оформляется как должным образом организованный порядок отношений политического и государственного устройства, функционирования конкретных органов власти, создания и применения норм права в процессе государственного строительства.
В-пятых, антропоцентричное понимание правового пространства делает человека его основой, центром. В данном случае акцентируется актуальность положения человека как доминирующего и смыслообразующего элемента этого пространства. Право призвано служить человеку, который осваивает ценности, нормы, принципы правоприменения как собственные жизненные ценности. Во всяком случае данный вариант понимания правового пространства утверждает сервильность права для человека.
Однако любой подход к пониманию правового пространства не исчерпывает в полной мере признаков, характеристик в силу его многомерности.
Сопряжение правовой памяти и правового пространства в условиях проведения правовой политики в современной России порождает несколько ее измерений.
Первый тип, наиболее проблемный для России, – правовая историческая память . Правовая память в историческом измерении есть основа преемственности норм и ценностей правовой жизни в перспективе исторического генезиса. Память здесь выступает, главным образом, как информационная система. Известно, что любой системе имманентны признаки структурности, соподчиненности, функциональности, коррелятивности, открытости или закрытости, а также ряд иных признаков. Система имеет основные точки управления, координации.
Информационная правовая система как память выражается, кроме того, специфическим содержанием, представляемым в виде информации об источниках права, содержании и формах правовой культуры, идеологии, правового сознания жизни. Историческая правовая память – это не сами вышеназванные явления, а информация о них. Правовая память как информационная система, отражающая историческое движение, аккумулирующая основные юридические события как факт, предстает в виде статистической правовой памяти.
Второй тип – статистическая правовая память — есть последовательное и обязательное отражение событий прошлого. Это своеобразный вид архива, статистического центра, склада правовой информации. Статистическая память – более узкое понятие по сравнению с исторической правовой памятью. Однако статистическая правовая память имеет одно несомненное преимущество: она более объективна, независима, ибо не допускает трактовок, комментариев. Иллюстрацией могут служить общеизвестные факты истории и их оценки. Например, правовые источники прошлого: Судебник 1497 г. или Соборное уложение 1649 г., обладающие соответствующим содержанием. Содержание есть важный факт прошлого, которое не изменить настоящим и будущим. Но вот трактовка этих правовых документов может быть совершенно различной: политической, идеологической, дифференцироваться по условиям, предпосылкам их создания, целям. Но при всем многообразии таких подходов невозможно исключить факт существования и содержания данных правовых источников.
Аналогичным образом можно исследовать взаимовлияние исторического и статистического типов правовой памяти при рассмотрении практически всех юридически значимых событий или явлений, которые в итоге не могут вовсе абстрагироваться от права.
Взаимовлияние названных типов правовой памяти актуализирует проблему объективности юридической информации, которая усваивается по выработанным человечеством каналам.
Первый и наиболее древний, но существующий и сейчас канал передачи информации о прошлом – вербальный, т. е. пересказ одного человека другому информации об определенных событиях, имеющих юридическое значение. Вербальность важна непосредственностью, эмоциональной заряженностью, персонифицированной репродукцией событий. Вербальность не связана с жесткими внешними оценочными суждениями и в этом смысле не подвергается прямому и активному критическому интерсубъективному воздействию.
Второй канал передачи юридической информации и поддержания правовой памяти в активно-востребованном состоянии – письменность: т. е. книги, периодические издания, политические документы, но важнее всего законодательные акты. При этом информация подвергается нескольким вариантам воздействия. Первый связан с личностью носителя данной информации. Носитель может быть индивидуальный или коллективный, различаются уровни эмоционального и интеллектуального восприятия правовых событий, их неповторимая мыслительная обработка, влияние особенностей психологического склада субъекта, воспроизводящего эту информацию. Второй вариант воздействия на информацию основан на первом, но не полностью определен им. Стиль изложения, особенности конструирования текста, авторские выводы и подтексты – все это влияет на процесс принятия данной информации. При рассмотрении этого канала информации следует учитывать различную степень ее императивности.
Очевидно, что закон как акт, обращенный ко всем, отражает нормативность взаимодействия субъектов в правовом и политическом пространстве. Политический документ имеет различную степень адаптированности в зависимости от характеристик политического режима, жесткости санкций за его невыполнение.
Законодательный акт и политический документ (как собирательные понятия) наиболее интенсивно воздействуют на правовое пространство в силу их повышенной обязательности.
Третий канал передачи юридически значимой информации основан на технологических достижениях цивилизации: кино– и видеофильмы, техническая запись звука; грамзапись и магнитофоны, использование лазерной техники для ее фиксирования и воспроизводства. При этом также следует выделять статистическое начало: аутентичное фиксирование событий от преломленного сознанием и действиями авторов, например, кино– и видеопродукции.
Четвертый канал передачи информации также основан на технических достижениях, но его следует выделить особо: это компьютерная техника, новейшие информационные технологии, правовая информатизация. Особое значение имеет скорость воспроизводства и сохранения актуальной юридической информации, ее объемы, операционные возможности многопланового использования компьютерного банка данных. Этот канал позволил человечеству приблизиться к формированию единого правового пространства.
Историческое и статистическое измерения правовой памяти дополняются ее временными (хронологическими) характеристиками. Речь идет о третьем типе – хронологической правовой памяти.
Оценка политических событий прошлого и настоящего происходит с учетом конкретного времени их совершения. События и явления, институты, отношения права существуют, как известно, в определенном пространстве и времени. Причем оценка права дифференцируется в соответствии с историческим содержанием времени.
Временные характеристики правовой памяти сопряжены с историческими и статистическими. Хронологичность уточняет, классифицирует прошлое, настоящее, способствует выстраиванию прогнозов юридического будущего. Как известно, само право действует в пространстве и во времени. Становление информационного общества, включение стимулов правовой памяти позволяют праву действовать во времени более эффективно. Действительно, сегодня уже существует электронная техника, кибернетические системы, постоянно совершенствуются компьютеры, т. е. развиваются многие перспективные направления, позволяющие человеку позитивно изменить свой информационный статус, а возможно, и статус правовой, облегчить решение многих индивидуальных и общественно значимых юридических проблем, которые ранее требовали большего времени. Но одновременно усложняется структура правовой жизни, что связано в целом с нарастанием психологического и эмоционального напряжения в условиях постиндустриального общества.
Информационное общество есть условие преодоления факторов, формирующих правовую амнезию нации, народа.
Правовое беспамятство, к сожалению, достаточно распространено в России. Оно имеет множественные проявления различного уровня и характера.
Правовая реальность России исторически была связана с подавлением социального правового статуса личности, формированием приспособленческого и зависимого от правителей образа жизни и мышления, что сыграло весомую роль в осуществлении притязательных начал поведения русского человека. Правовая амнезия на персональном уровне способствует становлению привычки к подчинению чиновникам, а не закону, формирует тем самым всевластие власти, поддерживает правовой нигилизм, беззаконие.
«Проблема свободы человека для России имеет непреходящее значение, поскольку власть в России всегда выступала как самодовлеющая сила, – пишет В.Т. Кабышев, – подчиняющая себе все и вся. Модернизация в России во все периоды имела авторитарный характер. Государство инициировало импульсы развития. Принцип демократического централизма, господствовавший в советской системе власти, по существу, и ныне психологически влияет на властвующую элиту, которая в основном состоит из представителей прежней советской номенклатуры. Они воспринимали все методы, привычки и традиции механизма властвования советского строя».
Такое положение должно быть преодолено арсеналом средств правовой политики. Правовая политика современного российского государства может и должна строиться на основе здравого смысла. Она должна стать прагматически выверенной, обладать высшими стратегическими и конкретными сегодняшними тактическими целями. Правильно отмечается в приведенной цитате, что свобода есть непреходящая ценность для России, нашего образа жизни и правления. Весьма интересно затронута проблема власти, ее самодостаточного характера, в известной мере поглощающей свободу личности. Модернизация как форма и способ прогрессивного преобразования социальных отношений действительно имела своим источником носителя власти. Но ведь имели место и бунты, революции как стихийное или организованное, но реальное, жизненно необходимое движение общественных сил, попыток, чаще всего весьма жестоких, по поводу восстановления справедливости или ее установления. Последнее гораздо адекватнее отражает существо власти в России, ее всеобъемлюще тотальный характер, потому что всерьез утверждать наличие такого периода в истории России, когда власть и личность обретали гармоничные отношения (и тогда можно было бы вести речь о восстановлении справедливости в этом смысле), вряд ли приходится.
Современный период связан с обогащением правовой памяти рациональными компонентами, прагматизмом. Нынешний политический лидер России обладает кредитом доверия. Доверие народа по отношению к новому лидеру – важный резерв при проведении правовой политики. Однако такой подход, заметим, демонстрирует вновь обращение к исключительно персональному началу в управлении, преобразовании государственно-правовых, в целом общественных отношений в осмыслении характера современной власти. Сегодня важно действовать с учетом прошлого исторического опыта, множественных факторов политического и правового развития страны. Не следует испытывать иллюзий, неоправданной веры и надежды в кого-то, кто принесет счастье и благополучную жизнь. В таком аспекте потенциал личности должен быть усилен и, что самое главное, направлен на позитивные преобразования. Но для того чтобы состоялась положительно направленная программа преобразования, необходим, как минимум, сам потенциал личности, или, по крайней мере, ее желание увидеть собственную благополучную жизнь и безопасную, наполненную оптимизмом жизнь своих детей, внуков. Иными словами, необходима система гарантий, направленных на преодоление неустойчивости, неопределенности в общественных и государственно-политических отношениях. Но эти гарантии может и должна создавать сама личность. Как ни парадоксально это может звучать, личность в ее активно-преобразующей деятельности предстает гарантом собственных прав и свобод.
В связи с этим правовую политику в условиях начала нового века характеризуют следующие черты.
Рациональность и реальность – предполагают постановку ясных и осуществимых целей, а также выбор адекватных, эффективных способов ее реализации.
Преемственность – выражается в соблюдении лучших юридических традиций, присущих общей и правовой культуре народа. Особое значение имеет передача и воспроизводство правовых ценностей, укоренившихся в образе жизни и поведении как индивидов, так и всего народа.
Научность. В последние годы юридическая наука многое сделала для практического развития государства, создания ориентиров для законодателя. Ученые-юристы активно участвуют в государственных программах различного уровня и направленности. Вместе с тем важно в области государственного строительства, правотворчества не идти механически по пути постиндустриальных стран, воспроизводя неорганичные для России ценности и нормы правовой и политической жизни. Российская правовая культура не может не отличаться от европейской, азиатской и т. д. Поэтому великая миссия юридической науки применительно к правовой политике совершенно очевидна: сформировать систему собственных ориентиров. Они должны отражать прогрессивные элементы российской юридической мысли, сопряженной с практическими потребностями современного этапа правового развития России.
Гуманистическая направленность ориентирована на признание, соблюдение, защиту прав и свобод личности. Сфера гражданского общества и собственно область государственно-властных, политических, правовых отношений должны быть разграничены. Правовая политика призвана формировать условия для соблюдения социальной справедливости. Однако она не может способствовать иждивенческим настроениям, скорее наоборот, такая политика формирует равные стартовые условия, инициативу, адекватные социальные притязания и соответствующие правовые средства для их достижения.
Личностное измерение демонстрирует ценностные основания и направленность правовой политики. Правовая политика, по существу, явление государственное, однако результативной, ценностной, пригодной для россиян сможет стать, если главным стержнем своего развития изберет правовые потребности и интересы личности.
Неразрывная связь свободы как высшей социальной и личной ценности и ответственности как условия обеспечения свободы для каждого . Важнейшей чертой правовой политики представляется формирование такого содержания, стиля правовой жизни, который бы увязывал в единую систему взаимность прав и свобод и ответственности как гражданина, так и государства. Государству так же необходимы свободы, как и гражданину. Мера его свободы определена суммой свобод отдельных граждан. Но граждане имеют право контролировать свободу действий государства, поэтому его политика должна быть понятной, гласной, открытой для всех. Ответственность государства можно контролировать различными способами. Судебное производство предоставляет сегодня максимум условий для этого. Но правовая политика не может ограничиваться односторонним подходом. Здесь крайне важно уравновесить ответственность государства и личности, актуализировать проблему персональной ответственности лиц перед государством независимо от их должностного положения. Связь свобод, прав и ответственности должна быть жизненной, пронизывать все уровни, стороны правовой жизни. Именно такой подход избавит от социальных утопий и ожиданий чудесных перемен.
Таким образом, правовая политика являет собой важное направление в деятельности государства, формируя особый тип отношений между личностью и государственной властью, который имеет фундаментальные основания, связанные с опытом российской политической и правовой жизни. Вместе с тем правовая политика должна быть направлена на осуществление социальной справедливости, достигаемой правовыми средствами. Непреложный принцип единства прав, свобод и ответственности сегодня особенно актуален. Формы, направления правовой политики призваны обеспечить условия целенаправленного становления и развития правового, социального, демократического государства в России.
3. Тенденции развития правовой политики и становление правового государства в современной России
Утверждение защиты прав и свобод личности как цели правовой политики предполагает наличие соответствующих условий для этого. Таким базовым, принципиальным условием предстает формирование правового государства в России. В свою очередь правовое государство не только условие, но и цель правовой политики. Получается, что защита прав и свобод личности и становление правового государства в Российской Федерации есть неразрывные и по существу единые процессы.
Важно определить основные тенденции развития правовой политики в соотношении с формированием правового государства в России. Такой подход позволит соединить традиционно сложившееся понимание правового государства и новые аспекты в развитии правовой политики. Иными словами, правовая политика как комплекс мер позволяет, опираясь на силу государственного влияния, усилия общественных объединений, других субъектов, сконцентрировать внимание на приоритетных направлениях формирования правового государства.
Уместно в данном случае обращение к значению термина «тенденция». «Тенденция (лат. tendere – направлять, стремиться) – 1) стремление, склонность к чему-либо, сознательное намерение, заранее предусмотренный вывод; 2) направление, в котором совершается развитие какого-либо явления». Тенденция понимается как направление, в котором совершается развитие какого-либо явления, намерение, стремление, цель. В нашем исследовании более адекватно использование термина «тенденция» как направления развития правовой политики, но такое, которое отвечает требованиям защиты прав и свобод личности и согласуется с основными параметрами становления и развития правового государства в России. Ибо известно, что в ст. 1 Конституции РФ записано, что Россия есть правовое государство. Однако, как мы уже высказывались по этому поводу, было бы правильнее записать, что Россия движется по пути формирования правового государства и любое отклонение от него есть нарушение прав и свобод личности.
Проблемы становления правового государства, его различных сторон, так или иначе, уже затрагивались нами, поскольку их невозможно обойти вниманием, исследуя тему роли, влияния правовой политики на защиту прав и свобод личности. Однако специально мы не обращались к понятию «правовое государство», что нужно сделать для уяснения основных принципиальных его сторон в контексте тенденций развития правовой политики. «Правовое государство – характеристика конституционно-правового статуса государства, предполагающая безусловное подчинение государства следующим принципам: народный суверенитет, нерушимость прав и свобод человека со стороны государства, связанность государства конституционным строем, верховенство конституции по отношению ко всем другим законам, разделение властей и институт ответственности власти как организационную основу правового государства, независимость судей, приоритет норм международного права над нормами национального. В данном определении весьма важным представляется выделение института ответственности власти в качестве принципа правового государства. «Правовое государство — это государство, пределы власти которого, формирование, полномочия, функционирование его органов регламентированы правом и высшее назначение которого состоит в признании, соблюдении и защите прав и свобод человека и гражданина». В таком определении совершенно верно подчеркнуто высшее ценностное предназначение государства, состоящее в признании, соблюдении, защите прав и свобод.
Идея правового государства имеет глубокие исторические и гносеологические корни. Понимание правового государства в его современной интерпретации возникло не сразу. А накапливалось на протяжении всей истории развития государственности, шлифовалось как стараниями мыслителей прошлого, так и самой политико-правовой практикой. В. С. Нерсесянц пишет: «В содержательном смысле ряд идей правовой государственности появился уже в античном мире, а теоретически развитые концепции и доктрины правового государства были сформулированы в условиях перехода от феодализма к капитализму и возникновения нового социально-политического строя.
Действительно, идеи правовой государственности имеют глубокие корни, хотя теоретически, концептуально их институциализация происходит гораздо позднее. Это говорит о том, что элементы концепции правовой государственности связаны не только с определенным периодом, достижениями в общественно-политическом развитии, но и изначальным стремлением человека к установлению гармоничных и справедливых отношений с властью, с верой в возможности права. Нельзя исключить, что идея правовой государственности, реализуемая в большинстве цивилизованных стран и при непротиворечии этому процессу со стороны религии, связана и с биосоциальными основами человеческого существования. Там же, где религия оказывалась сильнее светской власти или была равнозначна ей, в их отношениях наблюдалась взаимная поддержка и отсутствовали глубокие противоречия, правовая государственность воспринималась через правление религиозно обоснованного права.
М. И. Байтин пишет: «Правовое государство – это не просто государство законности или даже улучшенный его вариант, а сложившаяся в процессе исторического развития особая, наиболее совершенная модель современного демократического цивилизованного государства.
Весьма важно отграничивать собственно правовое государство как понятие от всякого иного понятия государства, в том числе тоталитарного, авторитарного. «К числу отличительных признаков правового государства, как минимум, относятся: признание и защита прав и свобод человека и гражданина, верховенство правового закона, организация и функционирование суверенной государственной власти на основе принципа разделения властей. Выделение указанных отличительных признаков позволяет на уровне теории утвердить права и свободы как самостоятельный, значимый гуманитарно-правовой элемент правового государства.
Наряду с тем, что проблема правового государства получает достаточное освещение в научной и учебной литературе, многие его признаки, принципы, параметры стали аксиомами, т. е. устойчивыми и разделяемыми большинством ученых, в научных квалификационных исследованиях продолжается поиск новых подходов, углубление имеющихся представлений в этой области. Так, исследуется государство в сфере права, принципы построения правового государства, другие аспекты этой большой и важной проблемы.
Итак, представляется общепризнанным включение и выдвижение на первый план прав и свобод личности в контексте формирования правовой государственности в России. Правовое государство для России есть перспектива. Тенденции развития правовой политики также связаны с перспективами утверждения максимально эффективной защиты прав личности, ее свобод, усиления в то же время ее активности и ответственности.
Тенденции правовой политики опосредуются, во-первых, наличием объективных возможностей для их осуществления, во-вторых, усилиями субъектов правовой политики, в-третьих, приоритетными направлениями ее реализации.
1. Тенденция формирования и усиления правозащитного характера деятельности государства. В чем, казалось бы, может заключаться такая тенденция, если государство и личность находятся на объективно различных полюсах социальной системы? Но ведь можно поставить этот же вопрос и в другом ракурсе. Почему у государства и личности должны быть неизменяемые и вечные противоречия, располагающие их по разные стороны баррикад? И что же такого есть в государстве самодостаточного, что не подлежит изменению и явно противоречит правовому статусу личности, ее свободе и ответственности?
Ответ на эти вопросы представляется непростым, но возможным. Он состоит в том, что и государство, и личность могут обнаружить возможности самоизменения. Оно может быть лишь взаимным, поскольку взаимны права и ответственность этих двух партнеров по освоению общественных отношений. Другими словами, для государства необходимо создать такие условия, чтобы ему было невыгодно экономически, политически, юридически, нравственно нарушать права и свободы человека и гражданина. Формирование и усиление правозащитной доминанты в деятельности государства означает, прежде всего, соблюдение государством своих обязанностей перед личностью. Совокупный государственный интерес не есть механическая сумма интересов отдельных личностей или простая неизменная совокупность интересов носителей власти различных ее ветвей и уровней.
Государственный интерес состоит в производстве и воспроизводстве власти, обеспечивающей приемлемые, цивилизованные способы бытия личности и социально-правовых механизмов обеспечения этого процесса. Данный интерес связан с внутренней и внешней политикой и выражается в функциях государства, в сохранении его суверенитета, целостности. Государство воплощает не только законодательно обусловленные задачи, принципы, цели. В современной России оно отражает также интересы отдельных чиновников, политиков. В этом случае оно воспроизводит их статус, материальный и нравственно-психологический уровень, в конечном итоге образ жизни и профессиональной деятельности лиц, занимающихся управлением, связанных с ним. Политики и чиновники, законодатели и судьи также нуждаются в защите прав и свобод. Но, находясь под сенью государства, в непосредственной близости к власти, осуществляя ее, они не испытывают ежедневной, ярко обозначенной потребности в ее изменении, придании ей вектора правозащитности.
В известном смысле носители власти пребывают в состоянии защищенности от власти, но одновременно в состоянии иллюзии о вечном характере этой защиты. Применительно к России этот тезис не нуждается даже в длительном доказывании. Если завершается по тем или иным причинам властеприменительная деятельность, выполнение должностных функций, то прекращается защитная функция государства для этих лиц. Следовательно, это функция мнимая, не основанная на законе и нормах естественного права. Она предстает извращенной формой взаимодействия личности как должности и власти, как временной функции для нее.
По этой причине, лежащей не на поверхности, а имеющей глубинное основание, носители власти также связаны, по сути, необходимостью ее реформирования в сторону правозащитности. Хотя объективно препятствуют реформированию государственных начал в сторону правозащитности, поскольку всякое движение «Левиафана» способно уменьшить их сегодняшние права-привилегии, которые завтра становятся фикцией. Следовательно, вопрос состоит в том, чтобы интересы носителей власти, работников государственного аппарата, муниципальных служащих, различных социальных и профессиональных слоев общества развернуть к проблеме прав и свобод личности.
Экономическая основа правозащитности государства состоит в целевом бюджетном финансировании программ, направленных на обеспечение и защиту прав личности. Кроме этого, важным обстоятельством представляется финансовая поддержка тех государственных функций, которые обеспечивают условия ненарушения прав человека и гражданина. Гранты, направленные на исследование правозащитности и защиты от самого государства, – это одно, а политика – это другое. Следующим важным моментом представляются финансово-правовые гарантии для государственных и муниципальных служащих, которые содержатся в ныне действующем законодательстве и которые следует укреплять наряду с повышением их ответственности и профессионализма.
Нарушения прав личности зачастую прямо содержатся в недобросовестности предпринимательской деятельности. Производителям, поставщикам и продавцам некачественной продукции, весьма распространенной в России, сейчас выгодно отходить от стандартов и требований, предъявляемых к товару. В то же время, если за подобные нарушения будет наступать ответственность в полном объеме, включая громадные штрафы, ведущие в ряде развитых стран, например, к прекращению предпринимательской деятельности, то нарушать права станет невыгодно не только в юридическом, но и в экономическом аспекте, а выгодно будет соблюдать их.
В конечном итоге экономические основы усиления правозащитной направленности государства должны быть объединены единым вектором: нарушение прав и свобод личности приводит к нарушению интересов тех лиц, которые могут допустить подобное. Именно таким образом нам видится решение вопроса о взаимности интересов и прав различных участников правоотношений, что соответствует современному духу правопонимания, включающего обязательным элементом их постоянно повышающуюся ответственность.
Политическая составляющая правозащитности обеспечивается влиянием политических сил, отражающих общественные потребности и интересы по обеспечению прав и свобод. Так сложилось в общественной жизни России, что политические партии, которые, собственно, и призваны осуществлять интегрированное выражение потребностей различных социальных слоев на уровне их представления как в законодательных органах власти, так и ежедневно доступными законом способами, к сожалению, не осуществляют этого в полной мере.
Заметна рекламная активизация партий в период проведения предвыборных кампаний. Судя по рекламным роликам, тем обещаниям и призывам, которые в них отражены, нам всем остается сделать полшага до правового государства. На деле все обстоит иначе. Политические партии, в своем большинстве, даже если выступают рупором каких-либо идей, требований, в действительности далеки от народа в плане подлинной реализации его интересов.
В литературе отмечается, что в современном понимании политическая партия есть общественная организация, содействующая формированию и выражению политической воли гражданского общества. Политическая воля важна как интегрированная характеристика направленности человеческого действия по устранению препятствий на пути реализации прав и свобод. Политическая воля гражданского общества есть важнейший инструмент воздействия на государство, усиления его правозащитной деятельности.
Юридическая основа правозащитности состоит в воспроизводстве нормативно-правовых актов как условия для осуществления свободного развития личности. Здесь необходимо, во-первых, нормативное закрепление достигнутых результатов в деле защиты прав, во-вторых, отражение в правотворческой деятельности перспективных норм гуманистического права.
Нравственная составляющая правозащитной деятельности государства направлена на восстановление или приобретение самим государством морального облика. Тоталитарный или авторитарный имидж государства очевиден. Государство – это все, личность – ничто. Такой тезис требует замены на понимание личности как инициатора организации государственной жизни, народа как источника власти, а государства как партнера для личности. Государство нравственно, если отражает общественный идеал отдельных индивидов, если оно обращено к самой личности.
Правовая политика может способствовать государственной деятельности, направленной на защиту прав посредством актуализации таких ее форм, как правозащитная, правотворческая, правоприменительная. Тенденция усиления правозащитности опосредуется нормативными и процессуальными средствами. Нормативность в правозащитной деятельности государства предполагает невозможность отступления от тех общепринятых правил, которые сложились на основе закона, подзаконных актов. Процессуальная сторона правозащитной деятельности государства состоит в наличии норм, обеспечивающих условия ее осуществления. Это сами процедуры защиты прав и свобод, которые обеспечивает государство своей деятельностью, это формы государственной деятельности, направленные на защиту нарушенного права личности.
2. Следующей тенденцией развития правовой политики предстает повышение ответственности и активности личности как субъективное условие формирования правового государства. На первый взгляд, данный подход хорошо известен и описан в литературе. Однако это не совсем так. Речь идет не о призывах, обращенных к личности со стороны пропагандистских структур, не о лекциях и нравоучениях по поводу того, каким должен быть гражданин. Речь идет о принципиально новой позиции личности по отношению к правовой системе, праву, государству вообще. Ответственность связана с индивидуализмом, усилением автономного начала, являющегося обязательным для осуществления прав и свобод, формирования правовой государственности в России. Однако индивидуализм имеет различные проявления, и тогда, когда он не основан на высоком уровне культуры, в том числе и правовой, можно ожидать проявления его отрицательных сторон. Негативные стороны ультраиндивидуализма усиливаются таким фактором, как низкий уровень правовой культуры.
Наличие прав и свобод – это лишь один, пожалуй, наиболее весомый компонент правового государства. Другим компонентом является существенное повышение личной ответственности. Вне такого ракурса не состоятся права и свободы. В научных исследованиях специально изучается проблема социальной ответственности, которая связывается с проблемой активности, и это совершенно верно как в юридическом, так и общесоциальном смысле. «Важнейшим признаком ответственности является ее уровень, характеризуемый мерой и объемом. Объем – объективный уровень, отражающий круг требований к субъекту, определяемый социальной ролью личности, ее местом в системе общественных отношений. Он может быть закреплен нормативно. <…> В отличие от объема, мера – личностный уровень ответственности, степень осознания субъектом ее объема. Критерием ответственности здесь выступает степень социальной активности». Социальная активность связана с ответственностью.
Ситуация в плане активности резко изменилась в современной России по сравнению с десятилетней давностью общественных событий; и сегодня, в начале нового столетия, встает вопрос инициирования политико-правовой активности россиян как преграды вседозволенности власти, «непогрешимости» чиновников, «правоте» политиков. Иными словами, люди вправе самостоятельно принимать решения и, что самое главное, контролировать его выполнение всеми доступными, разрешенными законом способами. А в тех случаях, когда законных способов окажется недостаточно, выходить с предложениями об изменении законодательства. Народ есть источник власти, следовательно, расширение возможностей его законодательной инициативы должно стать непременным условием, признаком развития национального законодательства. Речь идет об увеличении форм законодательной инициативы, которые бы, конечно, были сами закреплены законодательно и основывались на воле народа.
В условиях территориально громадного государства это сделать непросто, как бы мы ни следовали призывам Ж.-Ж. Руссо и других верящих в непосредственные способы политического участия. Для того чтобы люди знали, каким образом с ними поступает власть, им, по крайней мере, необходимо владеть соответствующей информацией на этот счет. Для того чтобы обладать информацией, нужно, как минимум, иметь желание или потребность в этом, а затем еще и уметь распорядиться ею.
3. Тенденцией правовой политики можно считать аккумулирование потребности личности участвовать во власти. Здесь правовая политика непосредственно выходит на личность, ее властные притязания, которые не только отражают ее природные потребности, но и социальное их выражение в виде прав и ответственности. Принято считать, что политика вообще имеет дело с большими группами людей, регулирует общие отношения, что в принципе и верно, но образ, статус политики в современном мире претерпевает изменения. «Более объективной представляется позиция, согласно которой политика рассматривается функционально по отношению к коренным потребностям и интересам отдельной личности, а не только всего общества.
Известно также, что существует мнение о необходимости здоровой циркуляции человеческого фактора во властных структурах, постоянная ротация на должности и даже смена политических кланов как условие стабильности правовой и политической систем и культуры.
Предположим, что потребность участия во власти присутствует у значительной части общества, формируется интерес к этому. Потребности и интересы должны быть связаны с целеполаганием, встраиваться в структуру человеческой деятельности, быть осознаваемыми, осмысленными, и здесь число желающих править и управлять уже значительно меньше. Для той части, которая сохранила устойчиво выраженные потребности и интересы, появляется еще одна задача – выявить арсенал средств для получения власти. Каковы ресурсы здесь? Прежде всего, персональные качества – воля, знания, упорство в достижении поставленных целей, то, что называют в конечном итоге характером человека. Затем имущественные рычаги, весьма весомые везде, а в особенности в России – деньги, имущество или возможности распоряжаться ими как собственными для достижения персональных целей обретения власти. Важны профессионально-статусные средства, выражающиеся в возможностях влияния на определенные решения и конкретных носителей власти.
Очевидно, что число претендентов на власть резко уменьшается. Проще говоря, социальная база народовластия не так уж велика в действительности, что заметно при осуществлении попытки вхождения во власть. Существуют еще и такие доводы, как конкуренция среди желающих власти, доходящая не только до нравственно-публичной дискредитации, но и физических расправ, применения скрытых возможностей правоохранительной системы для привлечения к ответственности конкурентов, т. е. для их устранения (пресловутые заказы на возбуждения уголовных дел).
Затрагивая целый комплекс проблем взаимодействия личности и власти, В. Н. Синюков отмечает: «Новое соотношение государства и личности невозможно декретировать. Сложившиеся за много лет экономические и социальные структуры не позволяют сейчас рассчитывать на самостоятельность человека в его отношениях с государством, для достижения которой потребуется еще долгое экономическое и правовое развитие. <…> Многолетнее ограничение информации, ее селективность катастрофически снизила способность человека ориентироваться в своей собственной стране, регионе, жизни, не говоря уже о мире. В этом – наше стратегическое отставание, значительно более тяжелое и опасное, чем недостаток технологии; реальный фактор реформ, который будет иметь долгосрочное действие».
Возможность получить представление о положении дел в структурах власти обретается гражданами в основном через средства массовой информации (СМИ), которые иногда называют «четвертой властью». Информация эта зачастую искаженная, претенциозная, дозированная, пропущенная через сито интересов собственников СМИ и, скорее всего, уже от этого искаженная. Реального представления о состоянии дел в центрах властного влияния народ на сегодняшний день не имеет. Тем более что многие кадровые вопросы решаются кулуарно, как и ранее, узким кругом лиц, в тиши кабинетов или на загородных резиденциях собственников власти.
Предположим, что объективная информация, явно не соответствующая принципам действующего закона, Конституции, оказалась в распоряжении человека, желающего ее использовать во имя общего блага. Какими ресурсами влияния на власть обладает он? Практически никакими.
4. Поэтому следующей тенденцией правовой политики, вырастающей из необходимости остановить, корректировать автономный характер власти, сделать его более открытым, представляется установление и поддержание народного контроля за властью, правотворчеством и правоприменением. Об этом неоднократно говорил Президент РФ В. В. Путин, и о том, чтобы сделать прозрачной и понятной деятельность, например, Правительства России, которое подверглось структурно-организационному реформированию.
Эта тенденция может реализоваться не вдруг и не сразу. Ее осуществление связано с серьезными трансформациями в экономических основаниях власти, отсечением теневых финансовых воздействий на распорядителей и собственников власти. Но, пожалуй, главное – это изменение самого облика политики в России. Политика и право не обрели до сегодняшнего дня цивилизованных способов взаимодействия. И. Ю. Козлихин пишет: «Право, заключающее в себе принципы юридического равенства, свободы и человеческого достоинства, получая свое выражение в публичных законах, цивилизует политику, приводит ее из дикого состояния, в котором имеет смысл только сила, а если и право, то право сильного; в такое состояние, в котором обеспечиваются права и интересы всех: меньшинства и большинства. Только таким образом понимаемая политика превращается в деятельность по решению общих дел в буквальном смысле этого слова, т. е. политике придается действительное, а не надуманное значение».
Для того чтобы право привело политику из дикого состояния в такое, в котором обеспечиваются права и интересы и большинства и меньшинства, необходима поддержка или трансформация самого права, его опора на реальные общественные отношения, которые также способны измениться под влиянием инициативной политико-юридической активности людей. По нашему мнению, установление и поддержание контроля над властью возможно на основе конкретных и очевидных для российского человека форм.
Первая форма – контроль над правотворчеством. Эта форма реализуется на трех основных уровнях: федеральном, региональном (уровень субъектов РФ), муниципальном. Прежде всего, народ как носитель власти, а следовательно, создатель ее правовых оснований, должен быть уверен в компетентности, высоком уровне правового мышления и культуры самих законодателей. Собственно идею необходимости повышения уровня правовой подготовки законодателей мы уже высказывали, но здесь хотелось бы подчеркнуть особую роль законодательной техники и уровня правотворческой культуры в связи с ее влиянием на значительный массив общественных отношений, которые регулируются законом. М. Н. Марченко весьма актуально отмечает: «Быть хорошим специалистом в “своей” области – певцом, борцом, стоматологом и пр. – вовсе не означает быть хотя бы посредственным законодателем, способным не только механически читать предлагаемые проекты законодательных актов, но и адекватно их воспринимать. Добротное законодательство требует к себе профессионального, а не любительского отношения.
Контроль над правотворчеством как компонент указанной тенденции правовой политики состоит и в установлении правовых процедур ответственности депутатов перед избирателями, включая институт отзыва депутата. В том случае если депутат входит в какую-либо партию, то ее руководство обязано пояснить неудачи и промахи этого участника выборов по партийному списку и тем самым определить свою меру ответственности перед обществом. Политических партий довольно много, иногда сложно различить их предвыборные программы, но отделить общественно полезную деятельность от мнимой обязательно нужно.
Контролю над правотворчеством будет способствовать и всенародное обсуждение проектов наиболее важных законодательных актов. Проведение референдумов – процедура, требующая времени, финансовых затрат, но оправдывающая себя, если, во-первых, люди будут действительно обсуждать и предлагать внесение поправок в проект, а не формально одобрять его, и, во-вторых, если эти поправки, предложения, исходящие от самого народа, будут учтены при окончательном составлении текста закона.
Законопроекты действительно публикуются, но в реальности не организована процедура их обсуждения. Между тем очевидно, что учет общественного мнения, с использованием комментариев специалистов в средствах массовой информации, оказался бы полезным и, главное, показывал бы истинные намерения власти в области законодательства.
Большего внимания, как правило, привлекает деятельность федерального уровня правотворчества, а вот уровень субъектов и муниципальный уровень, как это ни парадоксально, остается вне поля зрения народа. Полагаем, что локальные референдумы по важным ежедневным проблемам жизни населения того или иного административно-территориального образования оказались бы нелишними. Культура активного правового действия рождается из самой жизни, из отношений личности с муниципальными органами самоуправления. Полагаем, что свое оздоравливающее влияние на региональную политическую жизнь оказали бы ежегодно проводимые опросы общественного мнения по поводу деятельности глав субъектов РФ и глав муниципальных образований, которые бы являлись обязательными и сообщались в аппарат Президента РФ и Правительства России для принятия соответствующих решений в виде: направления проверки деятельности глав субъектов РФ, назначения досрочных выборов, направления временного внешнего управляющего этим субъектом.
Вторая форма – контроль над правоприменением. Закон, как известно, есть закон, и он подлежит беспрекословному исполнению. Но закон тоже бывает различным. Если, например, довериться современному уровню, содержанию, характеру законодательства, то исполнять такой закон или не исполнять, как говорится, еще вопрос. Фактически реализуется легистское отношение к правоприменению, но в его худшем виде: ничего нельзя изменить, нужно только исполнять. Представляется, что это неверно. Народ как источник власти имеет право постоянной корректировки содержания законов, которая, конечно, осуществляется правовыми способами.
В конечном итоге отличие авторитарного, тоталитарного от правового государства состоит в возможности воздействия в условиях последнего на содержательную сторону правотворчества и характер правоприменения. В научных исследованиях отмечается: «Следует согласиться с теми авторами, кто усматривает основу различия полицейского и правового государства в разнице статусов подданного и гражданина. Подданный защищается законом и исполняет его, отдавая государству “дань” в виде налогов. А гражданин, кроме того, может процедурно участвовать в изменении закона. В рамках конституционного порядка он обладает правами не только как субъект гражданского оборота, но и как личность. Права и свободы человека, система права в целом должны иметь конституционные гарантии, защищающие их от нормотворческого и правоприменительного произвола власти». Действительно, здесь важно подчеркнуть то обстоятельство, что право на участие в изменении закона подчеркивает активность личности, ее небезразличное отношение к созданию и применению права. Контроль над правоприменением выявляет еще одну сторону, связанную с более динамичным, эффективным и от того более объективным реагированием права на усложняющиеся общественные отношения. Речь идет о возможности расширения источников права, о правовом прецеденте. Известно, что в ряде стран с англосаксонской правовой системой основным источником права является судебная практика – прецедент. В России, как и во многих других странах, такого положения дел не сложилось в силу различных причин: исторических, культурных, политических. Ведь с точки зрения юридической прецедент означает уже использованное судебное решение (группы решений) по определенным категориям дел, являющихся сходными, аналогичными. С точки зрения психологической прецедент означает повышенное, если не полное доверие к судебному решению, самому судье, выступающему в роли создателя права и правоприменителя.
О возможности свободы судейского правотворчества в свое время говорил С. А. Муромцев. Как хорошо известно, он понимал право в виде действующего, реального правопорядка, полагая, что правотворчество будет способствовать в целом либерализации политического режима в России.
Очевидно, что даже в советский период судебная практика, суммированная в разъяснениях Пленума Верховного Суда СССР и Пленума Верховного Суда РСФСР, фактически признавалась одним из источников права, наряду с главным – действующим законом. Прецедент – судебная практика, имеет как сторонников, так и противников. Официальное признание судебной практики в качестве источника права будет формально не соответствовать государственно-правовой доктрине современной России, Конституции РФ. Полагаем, что к числу задач правовой политики в этой области, способствующих реализации рассматриваемой тенденции, следует отнести определение места прецедента в правовой доктрине России, его органичности или неорганичности для российской правовой системы в целом. Не исключено, что по этому поводу предстоит провести опрос судей России, причем всех без изъятия, используя возможности электронного корреспондирования, а также в обязательном порядке учесть мнения представителей российской юридической науки. Как представляется, самое главное здесь – не насаждать прецедент искусственно, и в то же время не уходить от его естественного выращивания на российской культурно-правовой почве.
5. Следующей тенденцией развития правовой политики представляется укрепление независимости суда. Суд всегда занимал и занимает наиболее независимое место в системе властей. Для этого есть соответствующие правовые основания в виде Конституции РФ, Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 г. «О судебной системе Российской Федерации».
В ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» в ряде статей закрепляется независимость судебной власти. Так, например, в п. 2 ст. 1 записано: «Судебная власть самостоятельна и действует независимо от законодательной и исполнительной властей». В ст. 5 «Самостоятельность судов и независимость судей» определены необходимые условия для осуществления правосудия независимо. В частности, в п. 4 этой статьи записано: «В Российской Федерации не могут издаваться законы и иные нормативные правовые акты, отменяющие или умаляющие самостоятельность судов, независимость судей».
Очевидно, что с точки зрения действующего законодательства суды, судьи, присяжные, народные, арбитражные заседатели обеспечены независимостью. Причем и федеральная исполнительная власть, вероятнее всего, заинтересована в укреплении данного положения, ибо судебная система препятствует возможному произволу на региональном уровне, чрезмерному влиянию глав администраций, других должностных лиц муниципальных образований на решение вопросов, выходящих за их компетенцию. В определенном смысле именно судебная власть есть основная точка опоры формирующегося правового государства.
Однако независимость суда имеет две основные проблемы. Первая связана с наличием не только юридических, но и организационно-финансовых условий независимости судейского корпуса. Нельзя вовсе исключить латентного влияния «телефонного права», воздействия «сильных мира сего», а также коррупции – явления скрытого, но довольно распространенного.
Вторая проблема, связанная с независимостью судей, состоит в возможности превращения судебной системы в самодостаточное образование, своего рода «государства в государстве», действительно независимого ни от чего. Главное, чтобы была сохранена «зависимость» от закона в аспекте его неуклонного исполнения, хотя, во всяком случае, толкование норм права, их применение носит творческий характер в пределах той или иной санкции применяемой статьи.
Хотелось бы, конечно, согласиться с идеями С. А. Муромцева, отмечавшего такие факторы, которые будут выступать преградой для произвольной деятельности судебной власти, как образовательный уровень судей, судейские начала корпоративности при наличии гласности, взаимной солидарности судейского корпуса, справедливое продвижение по службе. Однако весьма непросто «жить в обществе и быть свободным от него». У судей могут быть интересы, связанные с семейным статусом или личными притязаниями, симпатии и антипатии к определенному кругу отношений и явлений.
Укрепление независимости суда – не только тенденция, но одна из центральных задач правовой политики в целом, от успешного решения которой во многом зависит создание правового государства в России. Это комплекс организационно-финансовых, юридических, профессионально-статусных, нравственно-культурных проблем. Факт независимости подлежит постоянному воспроизводству и поддержке, в том числе и мерами правовой политики, т. е. на уровне государственных решений и их воплощении. Независимость судов и судей есть показатель развитости институтов не только политической, но и правовой демократии, культуры профессиональной и общества в целом, ибо судебная власть едина для всех.
При всем различии и специфике применения власти различными ветвями, структурами, ее исходные, принципиальные основания едины, в чем-то даже повторяемы. Вероятно, это связано с сущностными характеристиками власти, с природой человека, его устойчивыми формами социальной деятельности.
6. Другой тенденцией развития правовой политики является преодоление коррупции в органах власти и государственного управления. Об уровне, сложности этой проблемы говорит тот факт, что она отражена в Концепции национальной безопасности Российской Федерации. Эта проблема, к сожалению, предстает традиционной для России. Хотя она также проявляется и в постиндустриальных странах, с высоким уровнем развития институтов социальной поддержки населения, уровнем жизни. Может быть, масштабы иные, но как факт, как явление правовой и в целом социальной жизни коррупция присутствует и в тоталитарных и в демократических режимах. Это подтверждает, что причинами коррупции являются не только социально-политические условия как макрофактор ее проявления, но и стиль государственной деятельности в целом, сложившийся в той или иной стране, его специфика проявления на местах, в регионах, характер взаимоотношений чиновников, граждан, реагирование уголовного законодательства на это явление, роль общественного мнения по данному поводу.
О проблеме коррупции в России все чаще говорят в последние годы, предпринимаются шаги по ее изучению на уровне научных исследований; усилия правоохранительных органов во многом направлены на пресечение коррупционной деятельности чиновников.
Действительно, одна из объективных возможностей для появления коррупционных отношений состоит в наличии властных полномочий. Чиновник может решать двояко или трояко один и тот же вопрос, и от того, каким образом он поступит, зависит решение имущественных, должностных или иных вопросов заинтересованных лиц. Зависимость, с одной стороны, и полномочия, с другой стороны, предполагают, и вполне естественно, факт неравных отношений. Они могут развиваться по-разному: в русле действующего законодательства, пусть и неоднозначно толкуемого и сложно применяемого, но на основах, закрепленных в нормативных правовых актах, либо по пути сговора между носителем власти и зависящим от этой власти человеком, но уже на основе вознаграждения за решение этого вопроса в пользу лица вознаграждающего. Здесь встает и вполне правомерно вопрос о доходах чиновников. «Перед государством и новой властью стоит много задач по борьбе с коррупцией, одна из которых – поставить под контроль доходы и расходы чиновников всех уровней. Думается, это совсем не так. «Прозрачность» частных «финансовых потоков» есть то естественное неудобство, с которым чиновник, идущий в политику, должен смириться. Он должен быть к этому готов. Истина, азбучная для всех развитых стран, у нас никак не приживется. Если бы такая «прозрачность» чиновничьей жизни стала в России законом, половины, может быть, тех уголовных дел, о которых сейчас говорят, не возникло бы». Гласность и открытость финансовой жизни чиновников в части их имущественного состояния есть норма всякого цивилизованного общества. Там, где в одних руках или руках немногих лиц сосредоточены властные ресурсы как способ возможного латентного незаконного вознаграждения, связанного с должностной деятельностью, необходим элементарный, не посягающий на достоинство личности контроль, причем, естественно, основанный на законе.
Вместе с тем коррупционные деяния остаются в большей степени латентными. «При повседневном и повсеместном мздоимстве в 2000 г. было учтено около 60 тысяч (1 преступление на 3 тысячи граждан) трех видов коррупционных деяний: 52 318 присвоений и растрат (прирост +11 %), 7047 случаев взяточничества (+2,6) и 2146 – коммерческого подкупа (+73,6). Заметим, что прирост «коммерческого» взяточничества в 30 раз выше, чем «государственного», где возможности для продажности на несколько порядков ниже, но зато коммерческих коррупционеров власть не оберегает.
По общим оценкам, коррупционные преступления (особенно взяточничество) выявляются не более 1–2 %, а реальное уголовное наказание несут не более 0,1–0,2 % от уровня фактических коррупционеров. И это оптимистический вариант оценки. Если бы данная регистрация коррупции отражала половину или четверть коррупционных реалий, то общество даже не заметило бы их существования, а мы с ними встречаемся при любом соприкосновении с государственными конторами, от которых сколько-нибудь зависит важное для нас и чаще всего правомерное решение.
Порой говорят о недостаточно высокой заработной плате чиновников и высокой, как иногда говорят, «цене» вопроса, который он решает в силу выполнения должностных обязанностей. Но ведь «цена» вопроса основывается не на собственности самого чиновника, он лишь выполняет государственную функцию, которую может выполнить и другой работник. «Цена» вопроса поэтому никак не связана с существом его деятельности. А если зарплата не устраивает, нужно найти другую работу, но ведь хорошо известно, что не так просто стать государственным или муниципальным служащим – для этого следует выполнить ряд квалификационных требований.
Все говорит о том, что проблема коррупции имеет множество сторон. В контексте правовой политики она занимает особое место, связанное со сложным многофакторным воздействием на явление коррупции и ее латентностью. Очевидно, что коррупция как широкое правовое, социальное явление есть тормоз в реализации прав и свобод личности. Эти права могут быть закреплены в действующем законодательстве, известны всем, в том числе тем, кто их нарушает. От этого коррупция обретает опасно противоправный облик, абсолютно бесчеловечный, негуманный, безнравственный. Идеи о правах человека, новом гуманном облике права разбиваются о ежедневные действия коррупционера. Вполне очевидно, что без преодоления коррупции, ее массовости, повсеместности и почти неприкрытости в различных структурах вряд ли можно всерьез констатировать строгое соблюдение прав личности, ее свобод.
Известно, что сегодня многие граждане обращаются все чаще в суд или прокуратуру за восстановлением нарушенного или предполагаемого нарушенного права. Эти обращения вызваны на самом деле и чаще всего неправомерными действиями чиновников, которые с учетом собственного интереса решили тот или иной вопрос.
Коррупция антисоциальна и негативна политически, ибо создает недобросовестный имидж для власти, которая способна, при определенной заинтересованности, прямо или опосредованно нарушить права личности. Для коррупционера нет ничего святого: есть должность, возможности которой постепенно или сразу продаются. Но правовая политика как масштабная система мер и средств может воздействовать на пресечение коррупции:
• на уровне правотворческой формы, постоянно воспроизводя в законодательстве именно те нормы, которые наиболее адекватно отражают состояние дел в этой области. Речь идет не только о правотворчестве в области создания уголовно-правовых норм, но и норм административного, муниципального права, устранении тех пробелов в законодательстве, которые создают повышенную комфортность для коррупционной деятельности;
• правоприменительная и надзорно-контрольная формы правовой политики непосредственно реализуют замысел законодателя в этой сфере. Коррупционные действия должны быть на особом контроле в правоохранительных органах и быть не только способом расправы под видом закона с конкурентами в области политики или бизнеса, а реальным инструментом поддержания правопорядка;
• правозащитная форма правовой политики в данном случае тоже весьма уместна, хотя на первый взгляд далека от этой проблемы. На самом деле если под видом неправильных решений чиновников или их бездействия, совершенных небескорыстно, нарушаются права личности, есть основания для деятельности правозащитных структур. Они могут использовать формальный повод нарушения прав как основание обращения в правоохранительные органы для выяснения истинных причин таких нарушений: бездушие чиновника или его корысть. Чем больше внимания общественности и правоохранительных органов к нарушениям прав, тем больше соответственно возможностей для пресечения коррупции, ибо правозащитные структуры в основном действуют гласно, масштабно, используют средства массовой информации в этих целях;
• правовая политика может создавать условия для преодоления коррупции в такой форме, как подготовка дипломированных юристов в учебных заведениях. Особое значение имеет создание духа негативности к коррупции как противоправному деянию, составу преступления и как антисоциальному безнравственному явлению. Вероятно, есть необходимость изучения коррупционных составов не только в учебном курсе уголовного права, что само собой разумеется, но и подготовка спецкурсов, специально посвященных борьбе с коррупцией. Коррупция подлежит изучению в вузах и как психологическое проявление человека, и поэтому важно на соответствующих кафедрах уделить внимание этому вопросу на уровне учебной дисциплины, спецкурса.
Итак, правовая политика обладает арсеналом средств для снижения уровня коррупции в обществе, создании условий для ее минимизации, для чего необходимы комплексные усилия.
7. Следующей важной тенденцией в развитии правовой политики предстает упрочение легитимности применения силы, исходящей от государства. Гуманизация права, которая также представляет собой тенденцию в развитии правовой политики, нисколько не противоречит применению права в самых жестких формах к лицам, совершающим деяния, имеющие значительный, повышенный общественно опасный характер, затрагивающие основы стабильности функционирования общественных и государственных структур, внушающие страх людям своей неожиданностью, цинизмом. Таким деянием, прежде всего, является терроризм (ст. 205 УК РФ).
Жестокость этого преступления проявляется не только в его объективной стороне, но и в создании, воспроизводстве атмосферы страха, неуверенности людей, сознательного и подсознательного внушения недоверия к правоохранительным органам, в целом к власти, которые не смогли по тем или иным причинам предотвратить или свести к минимуму последствия этого преступления. Исходя из диспозиции приведенной нормы, целями терроризма могут быть нарушение общественной безопасности, устрашение населения, которые могут быть использованы для проведения дальнейших противоправных действий террористами или теми лицами, в интересах которых они действуют.
В плане проведения правовой политики, направленной на предупреждение совершения террористических актов, нужно учитывать, что здесь лишь уголовно-правовыми мерами не обойтись. Если существуют международные террористические организации, то должны быть и антитеррористические – структуры интернационального характера, специально нацеленные на изучение условий, причин, факторов совершения этого опаснейшего преступления. Здесь, безусловно, нужны усилия всего мирового сообщества. Терроризм есть общественно опасное действие, и его нельзя путать с «войной за свободу и справедливость», как это иногда трактовалось в отношении чеченских событий. Взрывы жилых домов и гибель мирных граждан невозможно расценить как шаг к свободе кого бы то ни было. К сожалению, мировое сообщество, прежде всего США, изменили свое отношение к терроризму лишь после известных трагических событий в центре Нью-Йорка.
Современные постиндустриальные страны принимают самые решительные меры безопасности, и общественностью это воспринимается с пониманием. У нас, в России, также должны быть приняты самые решительные меры по недопущению террористических актов и самому жесткому, вместе с тем справедливому применению закона. Терроризм опасен для всех: богатых и бедных, правителей и управляемых, людей различного возраста и профессий. Поэтому право в самом жестком, силовом виде должно применяться к лицам, готовящимся совершить террористический акт или уже совершившим его. Праву должна быть придана легитимность применения силы от имени всего общества . В рамках проведения правовой политики важно, чтобы, например, закон о борьбе с терроризмом, проект которого был бы сначала всенародно обсужден (в этом заинтересованы все, поэтому обсуждение не окажется формальным), был бы принят всенародным голосованием. Борьба с терроризмом – дело всеобщее, и оттого принятие закона может быть осуществлено только путем выражения мнения всех членов общества. Здесь преследуется еще одна цель – придание безусловной легитимности силы этому закону. Закон против терроризма от имени всего общества – вот лейтмотив такой правотворческой акции.
Однако лишь созданием закона решить проблему терроризма, свести к минимуму это явление невозможно. Необходим комплекс мер правового и общесоциального характера, своего рода национальная программа борьбы с терроризмом, которая бы включала:
– соединение неформальной легитимности борьбы с терроризмом и легальности, законности этой деятельности со стороны государства на всех уровнях государственно-правовой и социально-экономической политики, что позволит создать необходимую политико-правовую базу и сформировать общественное мнение как важные условия проведения эффективной антитеррористической деятельности государства;
– координированную и хорошо финансируемую деятельность спецслужб по предотвращению терактов и их последствий;
– координацию национальных и международных усилий в борьбе с терроризмом;
– изучение условий, способствующих совершению терактов;
– психологическую и организационную подготовку населения России к случаям терроризма; обучение конкретным формам поведения людей, оказавшихся захваченными террористами, оказание первой медицинской помощи пострадавшим и т. д.
Нами выделяется терроризм как наиболее зловещее, общественно опасное деяние и обосновывается легитимность, законность применения самых жестких мер по его пресечению. К числу массово опасных деяний можно отнести наркоманию, поражающую в основном молодежь – будущее нации. Здесь также необходимы решительные правовые меры преодоления этого серьезного социального недуга, но вместе с тем и медицинско-профилактические мероприятия, которые явно необходимы в силу непосредственного, пагубного, обладающего самыми тяжелыми последствиями влияния наркомании на здоровье человека.
Правовая политика не может остаться в стороне и от таких опасных и ставших актуальными после трагических чернобыльских событий, как экологические катастрофы. В глобальном масштабе они происходят нечасто, но их последствия длительные и тяжелые.
Эти и другие общественно значимые негативные социально-правовые проявления требуют постоянного контроля со стороны общества и государства. Правовая политика позволяет подойти к решению этих проблем стратегически и тактически, комплексно, опираясь на силу государственного влияния, используя здоровый общественный потенциал, научное прогнозирование.
8. Тенденцией, которая обобщает и отражает иные тенденции развития правовой политики, выступая их суммированным выражением, представляется упрочение права, ценностно ориентированного на личность.
Эта тенденция охватывает все виды и формы правовой политики, которые бы могли влиять на становление и функционирование права, наполненного содержанием, смыслом и духом гуманизма.
Прежде всего, правовая политика позволяет сформулировать комплекс ценностей личности в сфере права. Ценностные общечеловеческие основания создания и применения права, отражающие самоуважение индивидов и их взаимное уважение, достоинство, свободу, юридическое равенство – все то, что явилось результатом эволюции человечества от стадности и примитивности к культурно-исторической обособленности, самоидентификации, всему тому, что можно назвать правовой цивилизованностью. Гуманистически и персонально ориентированные ценности выражают отношения партнерства между личностью и государством. Правовое партнерство – вот реальная модель взаимоотношений личности и государства в современной России. Действительно, государство обладает переданной ему гражданами или захваченной им совокупной силой индивидуальных прав. В том случае, если государство поступает по отношению к личности по своему усмотрению, то это государство не правовое, а значит, не легитимное. Правовое государство не может превосходить и подавлять личность, в то же время оно не может быть третьеразрядным явлением социальной жизни и индивидуального бытия. Правовое государство выступает совокупным носителем прав и обязанностей, находится в равноправных, по существу, договорных правовых отношениях с личностью. На место общественного договора приходит договор индивидуальный (в этом и состоит особенность нашего времени), первенство постиндустриальных социумов, к которым присоединяется и Россия, если не окажется в ситуации возврата к прошлому – тоталитарному устройству государственной жизни. Индивидуальный договор не означает исключения или принижения общественных сил, гражданского общества, народа как совокупной силы и носителя суверенитета. Скорее наоборот, возрастает роль общих, универсальных факторов влияния на государство, коррекцию его «поведения», политики, стратегии и тактики взаимодействия со своими гражданами, человеком вообще.
Государство делегирует право заключения всевозможных договоров от своего имени своим уполномоченным органам. Личность должна обладать правоспособностью, правами и обязанностями, быть ответственной за свои действия.
Право, ориентированное на личность, не исключает, а предполагает усиление своей регулятивной мощи, соблюдение законности. Законность основывается на праве, право – на ценностях, добытых человечеством путем длительной эволюции, совершенствования общественных и личностных форм бытия, не отторгнутых российским социумом. В праве не должно быть ничего привнесенного и искусственного, надуманного. Модели и эксперименты в области права допустимы в той мере, в которой они не затрагивают ценностных оснований бытия личности, не ухудшают ее правовое положение. Привнесение на российскую почву образцов западной или восточной правовой культуры допустимо, если они не противоречат духу, образу жизни, культуре России. Их можно использовать в правотворчестве и законодательстве вначале локально, а затем, если они приняты и одобрены самой жизнью, не отторгаются, не являются лишними элементами государственно-правовой действительности, и на общесоциальном уровне.
В то же время очевиден приоритет тех гуманистических ценностей, которые произрастают на российской культурно-исторической земле. Именно они близки и понятны русскому человеку. Но это не означает, что нельзя оказывать регулирующего влияния на ценности: развивается личность, общество, трансформируются государственно-правовые институты и соответственно изменяется содержание некоторых ценностей, а другие остаются универсально неприкасаемыми.
Упрочение права, ориентированного на личность, преломляется через правотворчество и правоприменение. Гуманистически содержательные законы претворяются в жизнь через культуру, правопонимание, стиль профессиональной деятельности правоохранительных работников, те привычки и традиции, которые складывались десятилетиями и которые по наследству социальных программ поведения передаются от старших поколений младшим. Субкультура профессиональной юридической деятельности, ее самых различных видов достаточно консервативна, и в этом может состоять как положительное, так и отрицательное, поэтому задача правовой политики состоит в формировании ее нравственно-гуманистических основ.
Из компонентов образа жизни и профессиональной деятельности юристов вырастает бытие нации, народа. В ежедневности проявляется лучшее и худшее, поэтому вечная борьба права с неправом на современном этапе состоит в сохранении положительного, отрицании негативного через каналы нравственно-правового влияния на личность и те общественные отношения, в которые она неминуемо вступает. В этих отношениях личности отводится не роль простого, слепого исполнителя чьей-либо воли, а исполнителя, по крайней мере, творческого, инициативного, ответственного. В противном случае нам предстоит вернуться в прошлое, во вчера, а поскольку это невозможно темпорально, мы окажемся еще раз отброшенными на десятилетия. Без изменения самой личности не представляется перспективным создание основ правовой государственности. Но личность нужно поддержать мерами политики, экономическими преобразованиями, духовно-нравственным возрождением России. Это не громкие и лозунговые слова, это сама реальность страны, ее народа, личности.
Ценностное наполнение права, обращенного к личности, предполагает понимание права как цивилизованного регулятора, взаимовыгодного, универсального посредника между интересами и потребностями личности и многообразной деятельностью государства. Право, нацеленное на достижение личного притязания, максимально гармоничного с общественными установками, задачами, не может проявляться иначе как продуктивная и адекватная интересам участников правоотношений форма решения вопросов, имеющих юридическое значение. Такую адекватность праву как цивилизационно-ценностному нормативному регулятору общественных отношений придает, во-первых, его соответствие сущности и характеру регулируемых отношений, во-вторых, его нравственная заряженность на справедливость, правду, истину, в-третьих, его операционные возможности реагирования на динамично меняющиеся отношения.
Право и экономика, отношения финансовые, хозяйственные, имущественные предполагают не только их взаимное корреспондирование, но и своеобразную состязательность. Бурно изменяющаяся экономика, передел собственности и соответственно отношений, их опосредующих, в начале 1990-х гг. вызвали некоторое отставание права, что отягощалось наличием противоречий между «старыми» нормами и «новыми», между различными законодательными актами. В этом случае право, с одной стороны, сдерживало развитие экономических отношений, а с другой – через противоречия и пробелы позволяло незаконно, по существу, овладевать собственностью, которая ранее была государственной и подлежала приватизации. Но что такое экономика вне человека, а следовательно, вне экономической справедливости? Действительно, не все могут быть бизнесменами, менеджерами, но это не означает, что следует мириться с экономическим беспределом: одним можно все, причем любыми путями, а другим – совсем немного или вообще ничего.
Задача гуманистически ориентированного права состоит в постановке цивилизационной преграды перед экономической вседозволенностью. Именно экономика создает объективные предпосылки для социальной справедливости, но она может состояться, если право выполнит свою функцию арбитра, дозволяющего или запрещающего, но в любом случае выполняющего нормативные предписания. Право, особенно в отношении экономики, не может быть «колоссом на глиняных ногах», застывшей и неподвижной священной фигурой, перед которой надлежит лишь преклоняться. Иконизация права в российских условиях приводит к его незыблемости, которая в свою очередь либо попустительствует бесконтрольности в экономических процессах, либо, наоборот, их тормозит, консервирует, не дает развиваться естественным и прогрессивным путем. Право в современных условиях ориентации на личность в отношении экономики должно преодолеть свой имидж и как необоснованный ограничитель, и как вседозволяющий инструмент экономического господства несправедливости.
Право и политика имеют длительную и взаимную историю отношений. «Между правом и политикой никогда не было и, вероятно, в принципе быть не может полной гармонии, но это не означает, что они обречены только на конфронтацию. Им вовсе не обязательно быть непримиримыми антиподами. <…>. Вся политическая анатомия цивилизованного общества так или иначе оформляется и закрепляется правом».
Каковым же должно быть право, имеющее ценностную личностную ориентацию, во взаимодействии с политикой? Право задает политике нормативность, следовательно, упорядочивает ее, формирует иерархию ценностей. Но политика – это не только традиционно обозначенная в энциклопедиях сфера, имеющая ряд признаков, принципов и т. д. Политика – это область, где проявляется личность, ее эмоции, страсти и холодный расчет. Политика более многообразна, чем представления о ней. Значимость права здесь сложно переоценить. Право, как представляется, не должно допускать политических решений, направленных против собственного народа, какими бы идеями и перспективами, обещаниями это не обеспечивалось. Право есть своеобразный фильтр, ценностная преграда для возможно негативного, что есть в политике. Это «требует внедрения в политику в качестве общеобязательных правил для всех участников политического процесса, правил, основанных на принципе юридического равенства. В противном случае политическое общество превратится в поле войны всех против всех, в которой, в конечном счете, побеждает фактически сильнейший и овладевает государственной властью, т. е. присваивает себе право выступать от имени общества, а свой частный интерес объявляет всеобщим». Право сильнейшего приводит к неоправданному превышению частных интересов над общими. Не допустить подобную ситуацию – вот задача гуманистически ориентированного права. У права есть и иные задачи по отношению к политике, связанные с ее общим очеловечиванием, привнесением в нее нравственности через нормативные правовые акты, формированием тех привычных и понятных гражданам отношений в этой сфере, которые бы приветствовались обществом и не нарушали элементарных правил поведения человека. Это возможно через жесткую связь права и морали, категориально, сущностно и формально взаимодействующую на протяжении всей истории человечества. Требования морали, хотя и не имеют нормативного содержания, обеспечиваемого принудительной силой государства, не менее значимы для личности. Право питается моральными предписаниями, в известном смысле основывается на них, оно встроено в систему отношений морали, которая в конечном итоге служит обеспечению права.
Личность – существо нравственное, вне этого она превращается в набор роботизированных актов поведения, схематично, рационально связанных между собой. Но всякая личность – есть мир ценностей, притязаний, симпатий, антипатий, горестей и радостей, в конечном итоге в ней доминирует добро или зло. Личность как существо нравственное априорно предполагает нравственность и в праве. Право содержательно связано с нравственными основаниями личности и общества. Естественное право содержит нравственные начала. Именно оно обеспечивает право тем культурно-нравственным, гуманистическим потенциалом, которое затем используется в праве позитивном. Народ, возможно, и не знает о существовании естественного права, но очень хорошо чувствует, воспринимает несправедливость права, которую, чаще всего, списывает на несовершенство или несправедливо устроенную конструкцию того или иного закона. Право, ориентированное на личность, возможно лишь как морально обоснованное, соответствующее духу народа, национально-историческим корням, но не застывшим, а откликающимся на сегодняшние притязания людей.
Личность – Гражданское общество – Право – Государство неразрывны по своему замыслу. Личность реализует свои социальные потребности, опираясь на право, используя его в качестве инструмента достижения целей, лежащих в поле его действия, досягаемости. Для этого личности необходима сила государственного принуждения, легитимная и законная защита ее прав и свобод со стороны государства. Легитимность и законность исходят от права и гражданского общества, суммирующего и уравновешивающего отношения личности и государства. Государство при всем многообразии подходов к нему в любом случае исходит из подавления личности или ее поддержки, а лучше всего, партнерства с ней, из отношений гармонии с обществом, являясь политической формой его воплощения, наделенной силой от его имени. Отношения взаимности в правах и обязанностях и составляют в современной России существо восхождения к правовому государству. Оно состоится как комплексное взаимодействие, как минимум, четырех участников этого процесса, каждый из которых должен приобрести необходимые и достаточные качества для того, чтобы вместе они могли констатировать реальность защиты прав и свобод личности, развитость гражданского общества, обладающего механизмами выражения воли людей, консолидирующего на самоуправленческой основе их притязания, стабильность, прочность государства, правление права, носящего цивилизованный характер и обращенного к личности. Этот ценностный круг взаимных отношений и есть основа будущего России, ее процветания и успеха.