Лето на Дальнем Востоке прямо скажем — препротивное. Солнце, поднимаясь, не светит, не греет, а только душит. Не служба, а парилка. По части начинают ходить слухи о недостаточности кислорода в атмосфере. И действительно, воздух как бы превращается в мокрую теплую массу; глотаешь ее и никак не можешь наглотаться. То ли дышишь, то ли нет. Салаги (первогодки) начинают покрываться чирьями, иногда от головы до пят. И странно все это: синее небо, красивое солнце, а под ними — бредут к полковой санчасти истекающие гноем ребята.

Наша полковая санчасть была адом для больных и раем для симулянтов. В некоторых воинских частях практиковалась так называемая «мастырка», к которой, кстати, прибегают в лагерях и тюрьмах, а также и на гражданке. Дело простое: берешь одной рукой столовую ложку потяжелее и лупишь ею по тыльной стороне руки. Постепенно сосудики лопаются и образовывается опухоль. А если сверху еще ударить раза два кедом, то разукрашенная рука даст тебе недельку безделия. Диагноз: ушиб. Не придерешься. Некоторые курят пластмассу, чтоб сработать затемнение легких или что-то в этом роде. Бывает, что иной возьмет и полоснет себя по руке бритвой. Настолько вдруг опостылет служба. Бытует еще и забава, прозванная у нас «смех да грех». Это, значит, симуляция аппендицита. Глотнешь побольше масла, застонешь, когда надавят пальцами куда надо — и глядишь тебя уже везут в госпиталь. Там чирик-чирик и нет аппендицита. Пока валяешься в палате, нагуливаешь жирок, влюбляешься в медсестер (в одну всегда влюблены разом человек сто). После выписки из госпиталя живешь надеждой об отпуске. Иногда сбывается. Всякое случается, когда человек надеется…

В частях, где я служил, никто никогда не упрекал за притворство. Каждому понятно: лучше валяться на койке санчасти, чем в сотый раз копать землю. Большинство этим не занималось, не в характере как-то было, но осуждать не осуждали.

Как-то у молодого парня, салаги Процева, заболела голова. Ему и девятнадцати не было, мокрогубый был, жил, можно сказать, согласно нашей конституции, то есть мечтал о любви и все такое прочее. И вот пошел этот Процев в санчасть к майору медицинской службы Будному. Майор был в войну фельдшером, даже глаз потерял. Может быть, был хорошим человеком. Может, и остался им. Но как Будный добрался до майора — об этом разве что Бог знает. Во всяком случае, ревматизма от воспаления легких он отличить не мог. Да и трезвым никогда никому не показывался. И вот приходит к нему Процев, и он сует ему под мышку градусник. Потом, глянув своим единственным глазом на ртутный столбик, говорит пареньку: «Пшел отсюда, сволочь».

Двое суток Процев стонал в казарме. Пытался написать письмо матери, но не смог — мешала боль и мысли путались. По ночам не давал никому спать. На третьи сутки он стал даже орать. Орал до тех пор, пока дежурный офицер самолично не отвел его в санчасть. Будному деваться было некуда. Он выписал одного симулянта или больного (кто разберет) и принял Процева. Дал ему аспирин. Последующие два дня паренек выл так, что его вынуждены были увезти в военный госпиталь. Оказалось, виной всему был укус энцефалитного клеща. Аспирин в таких случаях противопоказан. Через несколько дней Процев умер. Письма матери, проводившие его еще недавно защищать родину, он так и не написал.

А вот что приключилось с моим другом по гражданке Высоцким, который служил в Канске в авиационном полку. В один прекрасный денек он был не в состоянии обслужить самолет. Причина — непереносимые боли в спине, от которых начинаешь кусать губы. «Ничего — сказал ему с усмешкой старшина, — я тебя вылечу, еще не таких, как ты, вылечивал». И дал Высоцкому от имени командира полка десять суток гауптвахты. Повалялся мой друг еще десять суток на цементном полу, и уже не вышел из камеры. Вынесли его оттуда скрюченного. Через три месяца комиссовали, дали инвалидность… на всю жизнь.

А было еще, что пришел к Будному парень, лицо которого буквально истекало гноем чирей на чирье? Переливание крови? Подумал о том, что чирье. И что же сделал майор? Новокаиновую блокаду? Переливание крови? Подумал о том, что у парня может образоваться общая интоксикация кожи, от которой и умереть недолго? Нет. Он сказал: «Ну и рожа». Затем налил зеленки в склянку и выплеснул зеленку парню в лицо. Я сам все это видел.

Парень стоял словно онемевший. На его лице слезы смешались с гноем. В казарме, узнав о «майорской шутке», многие смеялись.

«Над кем смеетесь? Над собой смеетесь», — сказал я, но не думаю, что кто-нибудь меня понял.