Александр Рыбалка

Разделение вод

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

* * *

Рассказ мальчика

«Ханука 5573 года выдалась на редкость холодной, даже для наших мест. В синагоге приходилось топить все время, когда там были люди, на все равно на зажигание ханукальных свечей приходило очень мало народу.

В тот вечер раввин реб Йоселе успел зажечь ханукальные свечи, и только начал петь:

„А-нейрос а-лолу ану мадликин…“ („Эти свечи мы зажигаем…) как в дверь синагоги дважды постучали – сначала робко, а потом посильнее. Я побежал и открыл, и прямо на меня начал валиться какой-то ужасный, весь обмороженный человек, обернутый лохмотьями.

Человек упал на пол синагоги, и подоспевший шамес (синагогальный служка) помог мне втащить его внутрь. Мы развернули лохмотья, чтобы растереть несчастного, но под ними оказалась изрядно потрепанная форма французского солдата!

– Он отстал от армии Наполеона! – сказал шамес (синагогальный служка). – Мойше (это мне), сбегай-ка за урядником, а то и так говорят, что евреи помогают французам.

Тем временем французский солдат, лежа на полу (мы подтащили его поближе к печке), что-то бормотал.

– Он говорит, что он еврей! – вдруг сказал реб Йоселе, все это время прислушивавшийся к словам солдата.

И впрямь, солдат бормотал на святом языке:

– Ани йегуди! Ани йегуди! (Я – еврей!)

Недаром говорили, что французские евреи не знают нашего языка – идиша.

– Погоди бежать за урядником, – повелительно сказал раввин. – Давайте сначала мы его отогреем. И чтобы никому ни слова!

Раввин оглянулся и внимательно оглядел находившихся на тот момент в синагоге немногих людей (все они согласно закивали).

После того, как прихожане разошлись, рав спросил меня:

– Мойше, у вас ванна осталась?

– Да, конечно, – засмеялся я. Когда я родился, отец решил в Смоленске купить ванночку для младенца, но придя в лавку, постеснялся брать маленькую (не приличествует богатому купцу), и взял самую дорогую – на взрослого человека.

– Отлично. Потащим его к вам.

Мы завернули французского солдата в старый талес, чтобы не было видно его формы, и оттащили в наш дом. Отец немного ворчал, что это безумие – приносить в дом солдата вражеской армии, но против воли раввина ничего сделать не мог.

Когда ванна уже была наполнена горячей водой, и мы раздели солдата, то отпали последние сомнения в том, что он еврей. Наполеоновский солдат был обрезан.

Горячая ванна, растирание спиртом и мягкая кровать в теплой комнате привели к тому, что щеки солдата порозовели и он заснул крепким сном.

Утром я проснулся рано и заглянул в комнату к солдату – мне хотелось поговорить с ним, расспросить о том, как живут люди во Франции. Французского я не знал, но мне казалось, что солдат должен знать святой язык, а по ивриту я успевал лучше всех в ешиве.

Когда я заглянул в комнату, француз подскочил на кровати:

– Где мои вещи? – спросил он на иврите.

– Отец приказал сжечь вашу форму, чтобы ее случайно не увидел кто-нибудь.

– А мешок? У меня же был мешок? – почти закричал он.

– Не волнуйтесь, – успокоил я его. – Мешок мы не тронули.

– Пожалуйста, мальчик, принеси его сюда, – попросил он.

– Меня зовут Моше, – представился я.

– А меня – Жан. Но это по-французски. По-еврейски же меня звать Ионой.

Я сбегал на кухню, где валялся небольшой мешок, с которым вчера Жан пришел в синагогу. Там меня нагрузили заодно подносом с завтраком для Жана, и я вернулся в его комнату.

Мне сразу бросилось в глаза, что Жан, несмотря на свой голодный вид, первым делом развязал мешок и заглянул внутрь. И только после этого принялся за еду.

Пока Жан ел, я незаметно (как мне самому казалось), его разглядывал. Жан хотя и выглядел моложаво, но на самом деле ему шел не менее чем четвертый десяток. Наевшись, он откинулся на подушки, а я принес текст послетрапезной молитвы.

Постепенно Жан стал поправляться. Я носил ему еду прямо в комнату (отец решил, что так будет лучше, чтобы лишние люди не знали о скрывающемся в нашем доме французском солдате), а Жан на святом языке, которым он владел еще лучше меня, рассказывал о наполеоновских походах.

Жан принадлежал к старой гвардии, ходил с Наполеоном еще в Египет и Палестину, а затем прошел всю Европу. Я слушал рассказы о его приключениях, раскрыв рот.

Так прошла вся зима. Жан вполне поправился и прекрасно себя чувствовал, все просился пойти погулять, но мой отец и раввин не разрешали ему выходить, опасаясь, что кто-нибудь увидит и донесет.

Однажды ранней весной, когда днем уже вовсю светило солнце, а с крыш свисали огромные сосули, я зашел в комнату к Жану, чтобы принести ему стакан чаю (в тот день занятий в ешиве не было – уже не помню, почему). Жан сидел на кровати, внимательно разглядывая какую-то книжку с картинками (я догадался, что он вытащил ее из своего солдатского ранца). Когда хлопнула дверь, Жан закрыл книгу своим телом, но увидев меня, успокоился.

– А, это ты, Мойше!

Я поставил чай и стол и подошел поближе. Книга, которую держал в руках Жан, была написана на пергаменте, сложена в виде свитка Эстер (как книжка-раскладушка – А.Р.), и целиком состояла из каких-то непонятных рисунков – ни одной буквочки текста я там не увидел.

– Что это, Иона? – спросил я у Жана.

– Это страшная тайна, – сказал он мне. – Я привез это из Палестины.

– Это книга из Святой Земли? – загорелись у меня глаза. – Пожалуйста, расскажи о ней!

– Книга эта попала туда из Америки. Мне ее дал один старый еврей… – и Жан замолчал, видимо, вспоминая что-то.

Он не был сильно расположен рассказывать об этой истории, но я так канючил, что в конце концов Жан сдался. Правда, перед началом рассказа он заставил меня поклясться на молитвеннике, что я сумею сохранить эту историю в тайне.

Вы скажете, что благочестивый еврей не должен клясться? Но мне тогда было только 13 лет, и страшно хотелось услышать историю, которую даже Жан, обошедший весь мир, называл „страшной тайной“.

Жан попросил меня закрыть дверь на задвижку, а пока я это делал, достал из мешка изрядно потрепанный гроссбух и положил его возле книжки с картинками».

 

* * *

Рассказ солдата

«Это было во время моего первого похода, в 1798-м году. Наша часть тогда была расквартирована в Палестине, неподалеку от Яффо. Земля Святая воистину течет молоком и медом – если ты знаешь, под словом „дваш“ Тора подразумевает финиковую пасту. На выданные нам в качестве жалованья франки мы докупали у арабов козье молоко и финики в добавление к скромному солдатскому пайку. И вот однажды я, видно, съел немытый финик… В общем, схватил меня жуткий понос (после врачи в госпитале сказали, что это дизентерия).

Да, насчет госпиталя – меня положили в Яффский госпиталь. Когда-то он был чумным, но во время походов Наполеона туда клали и раненых, и просто заболевших.

Меня положили в совсем маленькую палату – угловую комнатку, которая раньше, наверное, была просто кладовкой. Вместе со мной в этой комнатке лежал столетний старик-еврей, который уже готовился к переходу в мир иной.

Мой молодой организм (мне тогда было только 20 лет) быстро справился с дизентерией, и я уже не бегал на двор каждые пять минут. Тем не менее выписывать меня было рано, и чтобы чем-то заняться, я стал помогать ухаживать за стариком. Он, кстати, почти все время спал, только в краткий промежуток бодрствования представился мне, как Иче-Янкель (из чего я рассудил, что он был ашкеназским евреем).

Здоровье мое шло на поправку с каждым днем, старику же день ото дня становилось все хуже и хуже. И вот однажды ночью я проснулся от хриплого зова:

– Иона! Иона!

– Что вам, Иче-Янкель?

– Подойди ко мне!

Тьма царила в госпитале и тишина, только негромко стонали и хрипели больные, да восковая свечка горела в изголовье постели Иче-Янкеля.

– Вам что-нибудь принести? – спросил я, подойдя к его кровати. В руках старика я заметил эти книги, которые ты, Мойше, сейчас видишь у меня.

– Нет, мне ничего не надо. Я уже скоро умру, я это чувствую.

Потом он приподнялся на кровати (я видел, что ему это дается с огромным трудом), и сказал:

– Я хочу, чтобы кто-то знал мою тайну. Мне тяжело уносить это на тот свет.

– Я выслушаю вас, – сказал я ему.

Иче-Янкель замолчал, как бы собираясь с мыслями. Молчание длилось долго, и я уже начал опасаться, что старик перешел в лучший мир, так и не открыв мне своей тайны, как Иче-Янкель заговорил.

 

* * *

Рассказ старика

„В молодости я был пиратом. Ты спросишь, как это случилось? Ха, да на нашем корабле было полно евреев! Правда, надо признать, что евреем был и капитан, и команду он себе подбирал соответствующую.

Я родился в Данциге, мой отец был купцом, и я вырос в порту, между деревянными бортами кораблей, пропахшими смолой и морем. Меня тянуло в плавание, а родители хотели, чтобы я стал таким же купцом, как отец, и провел свою жизнь в конторе за подсчетом монет.

Однажды я удрал зайцем на одном из парусников, стоявших в нашем порту. Я спрятался в трюме, и меня обнаружили только посреди океана, так что высадить в ближайшем порту не представлялось возможным. Капитан и боцман ругались страшно, но им ничего не оставалось делать, как оставить меня на судне в качестве юнги.

Клиппер, который привез чай в Данциг, назывался „Джулия“, и отправлялся за грузом пряностей на Карибские острова. На Барбадосе я перешел на другое судно… Так, подстрекаемый живостью моего характера, я прыгал с судна на судно, пока лет через семь не обнаружил себя на корсарском судне „Кровавый меч“.

Капитаном „Кровавого меча“ тоже был еврей, родом из Генуи. Звали его Михаель Рапопорт, но он всем велел называть его Микаэло.

По характеру Микаэло был не жестокий, а чтобы навести побольше ужаса, он приказал членам команды распускать в портовых кабаках слухи о его зверствах. Больше всех в этом преуспевал я – с детства мне не приходилось жаловаться на недостаток фантазии. Потом на корабле, выйдя в море, мы хохотали, когда я изображал ужас, отражавшийся на лицах кабацких завсегдатаев – моих благодарных слушателей.

Рапопорт не был ни корсаром, ни капером – как иносказательно выражали тех бандитов, которые имели на свои грабежи патенты от испанской или английской короны. Он грабил всех, кого мог обобрать без особого риска для своего корабля – трехмачтовой шхуны, за которой он ухаживал, как за любимым ребенком – и для команды. Евреи почему-то обладают особенностью скапливаться в одном месте. Так они и собрались на „Кровавом мече“.

Кстати, чтобы тебе было понятно – среди пиратов Карибского моря евреи в то время были не редкость. На других судах они тоже встречались – мы это видели, когда заходили на Тортугу, пиратский порт на одном из Антильских островов. Но у Рапопорта евреев среди команды было больше половины, причем все из разных мест – из Англии, Испании, Португалии, стран Магриба… Частенько, чтобы объясниться, нам приходилось говорить на святом языке – древнееврейском. Каждый еврейский пират в детстве посещал хедер.

Корабли, где было много евреев, никогда не выходили в море в шаббат, на их камбузах ты бы не увидел свинины, а во время утренней вахты частенько можно было заметить, как какой-нибудь пират, завернувшись в талес и намотав тфилин, затягивает „Шма, Исраэль“. И необязательно это был еврей! Необрезанные (неевреи – А.Р.), ходившие на кораблях вместе с евреями, охотно перенимали еврейские обычаи, рассчитывая, что еврейский Бог защитит их вместе с Его возлюбленными чадами. Недаром говорится в нашей святой Мишне: „Сапаним рубам хасидим“, „Большинство моряков – благочестивы“. Это и про пиратов сказано, не думай.

Благодаря сообразительности капитана, суда, завидев „Кровавый меч“, тут же теряли волю к сопротивлению и сдавались практически без боя – многие слышали о зверствах Микаэло. Слава шла впереди нашего корабля, и капитан уже начал подумывать о том, чтобы взять свою долю из добычи и удалиться на покой, передав командование кому-нибудь из нас.

Нашу добычу мы не возили с собой, потому что в любую минуту могли подвергнуться нападению военных кораблей. Золото, серебро и драгоценности мы закапывали на одном из островков Карибского моря, подальше от торговых путей. Многое из того, что удалось добыть, и сейчас еще там.

Тем временем жуткие рассказы об ужасах, творимых экипажем „Кровавого меча“, достигли ушей английских колониальных властей, и они послали целую военную экспедицию, чтобы найти капитана Микаэло и вздернуть его на рее – и нас вместе с ним. Рапопорт принял верное решение – отвести корабль к побережью Мексики и спрятать его там, поскольку наши шансы в реальном бою против целой английской эскадры были невелики.

Итак, мы отплыли в сторону Юкатана. Там капитан Микаэло знал небольшую бухточку, которая вдавалась в материк этаким загибающимся вбок рогом, берега которого поросли густыми джунглями. Здесь мы затаились, рассчитывая переждать некоторое время, пока утихнет энтузиазм бравых английских вояк, и мы снова сможем заняться нашим привычным ремеслом.

Тогда, как сейчас помню, стояла ранняя весна, но у побережья Юкатана было уже очень тепло, не то что у нас в Данциге. И даже гораздо теплее чем здесь, в Палестине. Высокие деревья не давали возможности увидеть наш корабль со стороны моря, и мы целыми днями купались и играли в кости. Еду мы добывали частью охотой, а частью выменивали на разные вещи у жителей соседней деревни, находившейся неподалеку от бухты. За продуктами ходили обычно боцман, капитан (Рапопорт хорошо говорил практически на всех языках), и пару матросов.

Однажды я заметил, что капитан Микаэло вернулся из похода за продуктами какой-то задумчивый. После ужина он удалился в свою каюту, хотя еще было рано, и не показывался оттуда до утра, даже не выходил проверить вахты (я как раз в ту ночь стоял на собачьей вахте, а уж ее-то он проверял всегда). Назавтра также, после еды на скорую руку, Рапопорт скрылся в капитанской каюте, и не выходил оттуда уже до вечера.

Так продолжалось почти что целую неделю. Капитан похудел, оброс щетиной, глаза его горели странным огнем. Штурман, тоже еврей, говорил, что на капитана наслали „айн а-ра“ – попросту говоря, сглазили, и грозился пристрелить старого жреца, жившего в деревеньке.

– Колдуна не оставляй в живых, – цитировал он Тору, поигрывая пистолетом. – Я сам видел, как наш капитан беседовал с этим идолопоклонником. Как бы нам не остаться без капитана…

Мы тревожно переглянулись. Вся команда хорошо знала, какая вакханалия начинается на пиратских кораблях со смертью капитана. Нередко выборы нового капитана заканчивались только тогда, когда одна половина команды вырезала другую. Но тут на палубу, пошатываясь, вышел капитан Микаэло. Безумным взглядом он обвел команду, и наконец глаза его остановились на мне.

– Иче, зайди-ка ко мне в каюту, – сказал он хриплым голосом, повернулся и затопал вниз по трапу. Не осмеливаясь ослушаться, я отправился за ним.

В капитанской каюте, обычно очень аккуратной (в мои обязанности входила также и уборка капитанской каюты, но он уже неделю никого не впускал внутрь), царил кавардак. Повсюду валялись скомканные листы бумаги, исчерканные и исписанные какими-то непонятными значками, а на столе я увидел огромный ветхий фолиант, раскрытый как раз посередине.

– Садись, Иче, – сказал мне капитан, а сам плюхнулся в бархатное кресло, которое мы захватили на каком-то корабле, и нацедил себе полкружки отвратительного ямайского рому, выгнанного из сахарного тростника.

– Иче, ты хотел бы бросить ремесло пирата? – спросил он меня.

Странно слышать такой вопрос от капитана. Я даже не знал, что ему ответить, но наконец решился.

– Мне нравится плавать, я не могу жить без моря. Но конечно, если бы у меня было достаточно денег, я предпочел бы купить какой-нибудь небольшой парусник и заняться каботажем. Мне не слишком по душе то, чем мы занимаемся, хотя это и весело.

– Я бы тоже хотел уйти на покой, – сказал капитан Микаэло. – Но только тогда, когда у меня будет много денег на безбедную жизнь в моей родной Генуе, чтобы богатые купцы не смели попрекать меня еврейским происхождением.

Тут он перегнулся через стол и сказал мне свистящим шепотом:

– Возможно, нам удастся разбогатеть.

Уж не свихнулся ли наш капитан? А он тем временем захлопнул книгу и показал ее мне.

– Вот видишь? Эту книгу написал губернатор Юкатана, падре Диего де Ланда. Он был фанатичным иезуитом, и по всей Мексике охотился за книгами, оставшимися от индейцев майя, чтобы уничтожать их. Безумный святой отец считал, что в этих книгах содержится учение дьявола… Однако он подробно описал книги индейцев в своем капитальном труде об империи майя. Но все ему уничтожить не удалось. Когда мы заходили в мексиканские порты, мне приходилось слышать легенды о потерянном сокровище майя.

Я неуверенно кивнул головой. Потерянные сокровища были излюбленной темой пиратских баек – наряду с легендами о „Летучем голландце“ и морском дьяволе, под видом капитана вербующем в портовых кабаках людей на свое судно, совершающее регулярные рейсы прямиком в ад.

– Посланцы испанской короны перерыли всю Мексику, но так и не нашли золотой страны – Эльдорадо. Куда же делись сокровища империи майя? Этого не знает никто. Но кажется, я их нашел!

И тут капитан достал из ящика стола свиток – вот этот, который я сейчас держу в руках.

– Посмотри, Иче, на эти иероглифы. Этот свиток я нашел на нашем острове, там, где мы прячем добычу – жалкие медяки, добытые невероятным трудом и риском для жизни. Когда я осматривал остров, чтобы найти подходящее место для тайника, то наткнулся на пещеру. Там была мумия, сжимавшая в руках вот этот свиток. Украшавшие мумию знаки из нефрита указывали, что тут был лежит не простой человек. Чутье подсказывало мне, что здесь кроется какая-то тайна. Много времени всматривался я в загадочные знаки, пытаясь понять их смысл, пока наконец старый жрец, живущий в местной деревеньке, не подсказал мне, что это иероглифы майя. Это было в мой прошлый визит на Юкатан. А в одной лавчонке на Барбадосе мне посчастливилось найти книгу отца Ланда… Нет ли здесь Божьего провидения, Иче? Не знающий испанского хозяин лавки хотел пустить ее на оберточную бумагу. Но не успел, к счастью…

Много прошло бессонных ночей, но зато сегодня я почти уверен, что знаю, где хитрые жрецы майя спрятали свои сокровища. Испанцы искали их на суше, а все, что спрятано на суше, можно найти. Индейцы были не так просты, как предполагали испанцы. Они спрятали свои сокровища в океане!

Он показывал мне свиток, но я ничего не мог понять среди переплетений змей и каких-то каменных башен.

– Вот здесь спрятано сокровище майя, в затонувшем городе посреди Тихого океана. Я надеюсь, что не очень глубоко.

„Почему капитан все это рассказывает именно мне?“ – промелькнула у меня мысль. „Есть ведь старпом, штурман, боцман, наконец“.

Как видно, капитан Микаэло уловил мои мысли, потому что сказал:

– Ты об этом должен узнать первым. Потому что нырять за сокровищами придется именно тебе.

А надо сказать, что плавал и нырял я прекрасно, поэтому поручение капитана ничуть меня не удивило.

– Нырять за сокровищами? С превеликим удовольствием! – воскликнул я. – Но надеюсь, там не слишком глубоко?

– Возможно, глубина будет немаленькая, поэтому по моему заказу в одной из кузнечных мастерских на Ямайке сделали подводный колокол. Но то ли размеры они прочитали неправильно, то ли украли лишний материал – в общем, колокол получился слишком маленьким. Никто из команды, кроме тебя, в него не поместится.

– Подводный колокол? Что это такое?

– Специальная штука, чтобы человек мог подольше оставаться под водой. Придет время – и ты сможешь получше познакомиться с его устройством.

Капитан Микаэло резко встал и нервно прошелся по каюте.

– Только сегодня ночью мне, кажется, удалось раскрыть тайну места, где покоятся сокровища инков. Поднимись на палубу и скажи боцману, чтобы свистал всех наверх. Я буду говорить с командой.

Бегом я поднялся по трапу. У выхода на палубу меня уже и так ждала добрая половина команды, не дожидаясь приказа.

– Ну, что тебе говорил капитан? – посыпались вопросы.

– Он что, не в себе? – спросил меня боцман, мрачный здоровяк, поигрывая серебряной дудкой, подобранной на невесть каком захваченном корабле.

– Еще как в себе! – дерзко ответил я. – Приказано свистать всех наверх, у капитана есть что сказать команде!

Моментально команда собралась на шкафуте и пожирала глазами капитанский мостик, ожидая, когда там появится капитан Микаэло. Ждать пришлось долго, минут двадцать пять, пока Рапопорт наконец-то не вышел – но уже чисто выбритым и одетым в лучший капитанский камзол.

– Тихо! – крикнул он зычным голосом. Разговоры внутри команды затихли. – Вы знаете, что нас сейчас ищет английская эскадра, чтобы украсить нашими особами реи своих судов. Из-за этого нашему судну еще долго придется торчать здесь, возле Юкатана, подобно каким-нибудь сухопутным крысам. У меня есть предложение получше! Я предлагаю вам отправиться вместе со мной на Южное море (южная часть Тихого океана – А.Р.), чтобы отыскать сокровища империи майя. Путь предстоит опасный и неблизкий, так что кто хочет, может попросить, чтобы я его высадил в первом порту.

– А доля в добыче? – крикнул кто-то из толпы.

– Получит, когда мы вернемся. Но долю из клада майя будет иметь только тот, кто пойдет с нами.

– Все пойдем! – зашумела команда. – Дураков нет!

– А как мыс Горн огибать будем? – неожиданно спросил старый канонир, одноногий и одноглазый голландский еврей.

– У меня есть карта. Мыс огибать не будем, пойдем через пролив. Если все согласны – боцман, организовать запас продовольствия! Штурман – ко мне в каюту.

С этими словами капитан Микаэло покинул капитанский мостик. Пираты занялись подготовкой к отплытию, довольно потирая руки и перемигиваясь. Если удастся найти клад майя (а о забытых сокровищах индейцев немало говорили в портовых кабаках), то каждый из нас станет богатым человеком!

Через несколько дней „Кровавый меч“ покинул гостеприимную бухту на побережье Юкатана и отправился вдоль побережья на юг. К слову сказать, капитан приказал столь вызывающее название закрасить, а вместо этого написать приличное „Дороти“. Боцман ворчал, что не полагается кораблю менять имя, дескать, это сулит несчастье, но вся команда была согласна, что начинать столь долгое путешествие с надписью „Кровавый меч“ на борту по меньшей мере неблагоразумно.

Мы прошли Подветренные и Наветренные острова без всяких приключений. Флаг „Старый Роджер“ – со скелетом, держащим песочные часы – капитан спрятал глубоко в своем рундуке, и видно, надеялся никогда больше его не доставать.

Вдоль побережья Бразилии мы шли на всех парусах, только изредка заходя в индейские деревушки, чтобы пополнить запас продуктов. Команда была серьезна и сосредоточена – дело предстояла нешуточное. Через несколько недель Рапопорт снова позвал меня к себе в каюту.

Зайдя к капитану, я увидел, что вся мебель в его каюте сдвинута в одну сторону, а на освободившемся месте стоит странная штука, похожая на колокол, но только из добротной бычьей кожи. Рядом с кожаным колоколом расположилась пара металлических сапог.

– Вот, – сказал капитан. – На ближайшей стоянке тебе придется осваивать это чудо науки.

Я подошел поближе. В верхней части колокола находились стеклянные пластинки, через которые можно было заглянуть внутрь.

– Как мне хотелось бы самому спуститься на дно моря! – вздохнул Рапопорт. – Но, к сожалению, мне в колокол не влезть. Тебе же предстоит надеть колокол на себя (в этом поможет команда), после чего, привязанный к якорному вороту, ты будешь опущен в воду, где сможешь без помех осматриваться. Вот здесь в колокол вделаны две кожаные же рукавицы – как только ты найдешь что-нибудь ценное, то привяжешь это к фалу, а затем дашь нам знать подергиванием за веревку, которая также будет спущена возле тебя. Когда почувствуешь необходимость подняться – снова дергай за веревку, уже дважды, и мы немедленно вытащим тебя на палубу.

Я осторожно осмотрел устройство, в котором мне предстояло погрузиться на дно морское.

– Но здесь же нету днища! – воскликнул я. – Вода наполнит колокол, и я неминуемо утону!

– А вот и нет! – парировал капитан. – Для этого я произведу перед тобой маленький эксперимент.

Он отошел к столу, на котором стояла большая кастрюля, принесенная с камбуза (я было решил, что в кастрюле капитану принесли суп, но в ней оказалась обыкновенная морская вода). Капитан взял в руки пустую бутылку из-под рома:

– Как ты думаешь, что произойдет, если я эту бутылку опущу в воду горлышком вниз?

Я пожал плечами:

– Она заполнится доверху, и вам вместо рома придется утолять жажду морской водой.

– Тогда посмотри, – он действительно принялся погружать бутылку в воду, она наполнилась водой – но только до определенного предела, дальше вода уже не поступала, как капитан не старался поглубже погрузить бутылку.

– Видишь? Находящийся воздух не дает воде идти дальше. Если бы эта бутылка была побольше, ты мог бы в ней сидеть и безопасно озирать морские глубины. Но взамен бутылки у нас есть колокол!

– Надеюсь все же, что мне не придется опускаться на такую глубину, с которой меня в случае чего не смогут быстро вытащить… А как вы хотите обнаружить место, где майя спрятали клад? Ведь в море нет особых примет, которыми мы могли бы воспользоваться?

Капитан понизил голос:

– Мне не хотелось бы говорить об этом раньше времени. Я доверяю своей команде, но кто знает, что может прийти им в голову, если слишком многим будет известна тайна клада… Скажу тебе только одно – особая примета есть на суше. Оттуда надо будет идти прямо на запад, удаляясь все дальше в море. Я надеюсь, что правильно понял систему мер, указанную в рукописи… В любом случае, клад не может быть спрятан слишком глубоко – ведь жрецы майя наверняка рассчитывали при случае поднять его обратно. Значит, дойдя приблизительно до указанного места, мы начнем мерить глубину лотом, пока не найдем отмель!

– Гениально, капитан! Но как же жрецы майя хотели поднять клад на поверхность? Неужели у них имелся подводный колокол, подобный нашему?

Капитан задумался, а потом махнул рукой:

– Не думай об этом. Я только надеюсь, что они этого не сделали до сих пор, иначе цель нашей экспедиции обратится в прах.

В устье реки Байя-Бланка, вдали от людских глаз, на мелководье, капитан решил испытать подводный колокол. Вся команда смотрела на меня то ли как на безумного героя, то ли как на самоубийцу, когда я залезал в колокол. Наконец все приготовления были закончены, и с лязганьем якорный ворот начал поворачиваться… Железные сапоги, призванные играть роль балласта, тянули меня вниз, но когда я оказался в воде, стало значительно легче. Рукою я судорожно сжимал веревку, за которую следовало дернуть в случае опасности.

Вода начала медленно заполнять колокол. Вот она уже поднялась до колен (холода я не чувствовал, так как на мне были кожаные штаны), вот до пояса… Я с ужасом смотрел на приближающийся уровень воды, но выше она уже не поднималась. Наконец, пообвыкнув, я стал поглядывать по сторонам через стекло. Мимо меня мелькали разноцветные рыбы, и я даже попробовал ухватить одну из них рукой за хвост.

Чудо! У нас в Данциге евреи частенько вешали у себя в домах серебряную рыбку – в знак того, что как рыба укрыта под водой от человеческого глаза, так и этот дом пусть будет укрыт от „дурного глаза“. Если мне когда-нибудь будет суждено вернуться в мой родной Данциг, я скажу, чтобы этот амулет больше не использовали – он устарел.

Выйдя из Байя-Бланка, мы отправились дальше на юг, чтобы обогнуть Южную Америку и оказаться в Тихом океане. Корабли в этих местах встречаются редко, и мы, завидев судно на горизонте, отворачивали в сторону, вопреки нашему обычаю – капитан приказал не отвлекаться на морской разбой, ибо впереди ждала нас более крупная добыча.

Совсем недалеко от Магелланова пролива, впередсмотрящий заметил судно – быстроходную шхуну. Мы продолжали следовать своим курсом, однако шхуна стремительно пошла на сближение с нами. У „Дороти“ – бывшего „Кровавого меча“ – не было никаких шансов уклониться от встречи, ибо шхуна делала не менее 20 узлов, а наша скорость даже при попутном ветре не достигала и 15-ти.

Капитан Микаэло вскоре сам выскочил на мостик и стал пристально вглядываться в горизонт, стараясь различить что-нибудь в силуэте преследующей нас шхуны.

– Это печелинги! – вскоре воскликнул он. – Приготовиться к бою!

Печелингами в наших краях называли голландских пиратов и каперов, отличавшихся, как и все голландцы, неуемной жадностью. Но что их занесло в эти далекие от судоходных путей края?

– Да принесет мне кто-нибудь хорошее стекло, черт побери! – закричал Рапопорт. Я пулей бросился в его каюту и вынес оттуда капитану подзорную трубу.

– Конечно! Это проклятый Богом „Святой крест“ ван Аллена! Я должен был сразу догадаться. Орудия к бою!

Минут через двадцать печелинги подошли совсем близко к „Кровавому мечу“. На капитанский мостик „Святого креста“ вышел ван Аллен в красном, расшитом золотом камзоле. Не совсем подходящая одежда для абордажа, но он, видимо, думал, что мы сдадимся без боя.

– Михаэль Рапопорт! – уверенно закричал ван Аллен. – Мы здесь для того, чтобы передать тебя в руки английского правосудия.

– Какое отношение ко мне, генуэзцу, может иметь английское правосудие? – парировал наш капитан.

Разговор начался на расстоянии с полукабельтова, и пока он продолжался, наши корабли все сближались. Вся команда „Святого креста“ выстроилась вдоль борта, готовясь к абордажу.

– …и еще мы бы хотели, – продолжал диктовать условия ван Аллен, – чтобы все евреи на твоем корабле приняли христианскую веру, прежде чем мы их передадим англичанам. Так, по крайней мере, они не умрут без покаяния.

– Аминь! – крикнул Рапопорт, выхватил из-под плаща пистолет и выстрелил в ван Аллена. Кровь не была видна на красном камзоле, но я понял, что „Святой крест“ остался без капитана.

По этому знаку распахнулись наши орудийные люки, и шквал ядер обрушился на шхуну. Находившаяся на палубе команда открыла бешеный огонь из арбалетов, не давая экипажу „Святого креста“ даже поднять голову над бортом (а многие из них были убиты на месте).

– На абордаж! – крикнул капитан Микаэло, и абордажные крючья впились в борт голландской шхуны.

Я схватил свою абордажную саблю с тяжелым изогнутым клинком длиной почти что три фута, отточенную, как бритва, и ринулся в самое пекло сражения. Голландцы сопротивлялись отчаянно, но они были обескуражены неожиданным нападением. К тому же многие ожидали, что капитан Микаэло, видя свое явное преимущество, прекратит бой и предложит желающим присоединиться к его команде. Они не могли знать, что если капитан отдал приказ к нападению словом „Аминь“, это означало только одно: „Пленных не брать“.

 

Через час с небольшим все было кончено. Наша команда разбрелась по мертвой шхуне, перегружая на „Дороти“ – „Кровавый меч“ боеприпасы, провиант и небольшое количество золота (корсары редко возят с собой всю добычу, зная, как переменчива морская фортуна). Наш капитан всегда оставлял за собой право осматривать капитанскую каюту захваченного судна. И на этот раз Рапопорт самолично спустился в каюту покойного ван Аллена. Пробыл он там около часа, пока шум воды в трюмах шхуны, врывавшейся туда через пробоины от ядер, не дал ему понять, что надо поторапливаться.

Наш капитан вышел из каюты, держа в руках свернутые морские карты и толстенький мешочек, в котором что-то позвякивало. Под мышкой Рапорт нес здоровенную книгу в черном переплете с железными застежками.

– Раздай это команде! – бросил он мешочек квартирмейстеру. – Подобная мелочь меня больше не интересует!

Квартирмейстер развязал мешочек, запустил туда руку и вынул золотой дублон.

– Слава капитану! – прокричала вся команда.

Мое же внимание приковала книга. Что это? Христианская Библия? Зачем она могла понадобиться нашему капитану?

Дальнейший путь протекал без приключений. Мы преодолели Магелланов пролив (хотя он имеет достаточной сложный фарватер, все-таки это намного легче, чем огибать мыс Горн, где в любую секунду может налететь неожиданный шквал). Затем вдоль побережья Южного моря пошли к северу.

После того, как наш корабль приблизился к западному побережью Юкатана, капитан дал команду держаться как можно ближе к берегу, и целыми днями проводил на капитанском мостике, осматривая берега через подзорную трубу. Ночами мы уже не шли, а становились на якорь на мелководье.

Однажды вечером капитан снова вызвал меня в свою каюту. Я понимал, что ему хочется поделиться с кем-нибудь своим секретом, а из всей команды он счел безопасным довериться только мне.

Капитан Микаэло достал очередную бутылку ямайского рома, хлюпнул себе в кружку, налил немного мне… Затем достал свиток индейцев майя, суливший нам сокровища.

– Вот посмотри, что я ищу, – твердый палец капитана проследовал по свитку, как по карте – между карикатурных изображений человечков в перьях, зубастых змей и чудовищ. – У майя не было таких букв, как у нас. Вместо этого они рисовали упрощенные рисунки. Как я понял, где-то в этом районе западного побережья Юкатана должны стоять две скалы. Между ними мы найдем статую, а от нее… – тут капитан бросил на меня опасливый взгляд, как видно, решив самое важное сохранить в тайне, – а от нее сколько-то миль по прямой в море. Приблизительное расстояние мне известно, а лот нам поможет.

С утра я залез в бочку впередсмотрящего на мачте, и своим зорким взором озирал побережье. Наконец мне удалось заметить две острые скалы, торчащие у входа в крохотную бухточку, подобно нижним клыкам какого-то чудовища.

– Капитан, не это ли мы ищем? – крикнул я с высоты.

– Похоже! – ответил капитан, когда мы по его приказу подошли поближе. – Спустить шлюпку на воду!

Вся команда выстроилась на борту, когда мы с капитаном и еще двумя гребцами садились в шлюпку.

– Вы видите, мы без лопат! – показал Микаэло команде голые руки. – Клада на берегу нет, здесь должен быть только условный знак. Клад находится в море, и да поможет нам Господь его отыскать!

– Большая мицва – обратить на доброе дело золото язычников, – крикнул с борта одноглазый канонир. – Я, если вернусь в Амстердам, закажу золотую менору для сефардской синагоги! – и руками показал размеры этой будущей меноры.

Лодка отвалила от борта, а через несколько минут мы уже причалили к берегу, и наши гребцы вытащили ее на песок.

– Оставайтесь здесь, а мы пойдем, осмотрим окрестности, – приказал капитан Микаэло.

Небольшой песчаный пляж окружала темно-зеленая полоса густых джунглей.

– Ну, и как здесь найдешь статую? – обратился ко мне капитан, когда мы уже порядочно отошли от лодки.

– А как она должна выглядеть?

Рапопорт пожал плечами:

– Страшилище какое-то… Одним словом – идол. Ладно, начали искать, не думаю, что здесь должно быть много статуй. Ты налево, я – направо.

Прорубая мачете путь в густых зарослях, мы двинулись в разные стороны, постепенно углубляясь в джунгли. Я понимал, что статуя не может быть далеко от берега, иначе она не могла бы служить ориентиром жрецам майя. И вскоре я натолкнулся на место, где растительность была чуть пореже – очевидно, пару сот лет назад на этом месте была просека, предназначенная для того, чтобы с одного определенного места на море можно было увидеть стоящую в джунглях статую.

Следуя заросшей просеке, я вышел на маленькую полянку, посреди которой стоял вытесанный из зеленоватого камня идол, густо оплетенный лианами.

– Капитан, я нашел ее! – крикнул я, и сразу же услышал, как Рапопорт начал продираться ко мне сквозь заросли. Тем временем несколькими ударами мачете я разрубил особо густые переплетения лиан, они упали на землю, и моему взору открылся безобразный монстр.

– Ну и мерзость! – сказал подошедший ко мне капитан. На невысоком постаменте сидело на корточках что-то вроде человекообразной летучей мыши – по крайней мере, так можно было подумать, глядя на перепончатые крылья за спиной урода. Могучие руки заканчивались когтями, длинные пальцы ног (щупальца?) впивались в постамент, а лицо идола было полностью стесано мощными ударами молота. Может, оно и к лучшему.

Мы не стали ни прорубать просеку, ни тащить тяжеленную статую на побережье, а попросту вырезали из дерева высокий шест и установили его прямо напротив статуи на берегу, чтобы он мог служить нам ориентиром. Хотя многие члены команды просились сойти на берег поохотиться, а то и переночевать на суше, капитан велел всем ночевать на корабле. Своего решения он не объяснял, но мне ночевать на берегу тоже не хотелось.

С рассветом мы вышли в море. Когда отошли от берега на две морские мили, капитан дал приказ бросать лот (измеритель глубины – А.Р.) через каждые четверть кабельтова.

Вскоре дно под нами начало мелеть, а наших ноздрей достиг отвратительный запах, напоминающий запах гниющих водорослей – хотя вода вокруг корабля была чистая. Капитан Микаэло с торжествующим видом вышел на мостик.

– Вот видите! Под нами мелкое место – где-то здесь лежит золото майя! И ждет нас!

– А чем это воняет, капитан? – дерзко выкрикнул из толпы один матрос-англичанин. – Так пахнет морской дьявол!

– А ты его нюхал? – и боцман отвесил своему соотечественнику здоровую оплеуху. – Это воняет твоей трусостью!

Команда ответила на шутку мрачным хохотом.

Опять, как в Байя-Бланка, мы вытащили подводный колокол на палубу. Довольно быстро – опыт уже был – обрядили меня в полное снаряжение и осторожно спустили в воду.

Правду сказать, хотя мне уже приходилось погружаться, витавший вокруг запах почему-то меня пугал. Капитан это почувствовал, поэтому лично поднес мне полкружки рома – чтобы, как сказал он, перебить запах.

Заскрежетала якорная цепь, и я, закованный в колокол, начал опускаться в море. Рядом со мной капитан приказал спускать лот, чтобы в случае чего я мог за него дергать, подавая сигнал к немедленному подъему.

Как и в Атлантике, я погрузился в воду без особых проблем. Посмотрел вниз – до дна было далеко, да и вокруг простиралась лишь синяя пустота, изредка оживляемая стайками рыб.

Наконец я опустился на дно, подняв вокруг себя тучи ила. Какое-то время я стоял неподвижно в коричневом тумане, а когда туман осел, то начал тщательно осматривать дно – в тех пределах, насколько дозволял прицепленный к верхушке колокола канат. Мне неожиданно пришла в голову мысль, что капитан ничего не говорил об условном знаке, какой-нибудь примете, которая должна ожидать нас под водой. Между тем как на суше такая примета существовала. Не может же быть, чтобы жрецы майя просто сбрасывали свои сокровища в воду, не рассчитывая когда-либо поднять их обратно на поверхность? А ведь на поверхности моря никакого опознавательного знака оставить невозможно – значит, этот знак должен быть в глубинах, на дне. Возможно, жрецы могущественной империи майя не были такими уж дикими, как об этом рассказывали испанцы, и у них существовало какое-то подобие подводного колокола – вроде того, в каком сейчас нахожусь я.

Минут через двадцать воздух в колоколе стал совсем уж спертым, и я судорожно задергал за веревку лота. Пока меня подняли, я уже думал, что задохнусь, к тому же от резкого подъема здорово заложило уши.

На палубе, избавившись от колокола, я увидел, что вся команда смотрит на меня, как на героя.

– Ну что? – наконец прервал молчание капитан Микаэло.

– Ничего, – для убедительности я показал пустые руки, как будто мог спрятать те тысячи фунтов золота, которые мы ожидали найти.

Всеобщий вздох пронесся над палубой, подобно порыву ветра.

– Вы хотели за пару часов найти клад империи майя? – расхохотался капитан. – Мы с юнгой видели примету на берегу. Клад должен быть где-то здесь. И клянусь морским дьяволом, мы его отыщем!

Клятва капитана не понравилась команде, но боцман приказал всем вернуться к обычным делам. Меня же капитан опять позвал к себе в каюту.

– Что ты видел внизу, говори подробнее!

Мне ничего не оставалось, как пожать плечами.

– Рыбы и кораллы. Капитан, если мы ходим найти клад, то должны понять, как сами майя определяли это место.

Поразмыслив, Рапопорт вытащил свиток:

– Посмотри сам, мне уже скрывать нечего. Вот статуя, которую мы видели – очень маленькая. Вот плоты со жрецами – они выходят в море…

– Капитан, – я позволил себе перебить Микаэло – неслыханная дерзость, впрочем, нас никто не слышал. – Я где-то читал, что у индейцев не было кораблей, подобных нашему – только плоты. А значит, они не могли выходить в море далеко и надолго. Мы на верном пути!

– Ты правильно мыслишь, Иче. Теперь смотри – они что-то сыплют в воду…

На свитке чуть пониже плота была нарисована башня, из которой выглядывали два красных глаза и высовывалось извилистое щупальце.

– Слушай, – продолжил капитан Микаэло. – Может быть, там под водой должна быть разрушенная башня? Или вообще какие-нибудь развалины?

– Откуда им там взяться, под водой? Кто бы их построил? – я уже обнаглел настолько, что осмелился возражать капитану. – И что это за чудовище живет в башне? Может быть, осьминог?

Рапопорт в ответ на мою дерзость только рассмеялся:

– Если он там и был лет триста назад, то давно сдох. Я думаю, что здесь нарисовано божество – охранник клада. Ну что, поныряем еще сегодня?

– А что нам еще остается делать, капитан?

В этот день я погрузился еще раз – впрочем, без каких-либо успехов, дно под нами не носило ни малейших следов клада. Однако команда не унывала – пираты вообще не привыкли падать духом. Если закончился день, а ты еще жив – значит, день прошел удачно. К тому же резкая вонь, которая вначале портила нам настроение, то ли ослабла, то ли мы к ней привыкли.

Хотя я очень устал за день, ночью все равно спал плохо.

Мне почему-то снилось, что идет ливень, и наш корабль тонет… а за ним весь Американский континент погружается в пучину… волны захлестывают Европу и мой родной Данциг…

На пиратских кораблях нет определенного часа подъема, разве что для вахтенных, но на „Кровавом мече“ – ах, да, он тогда назывался „Дороти“ – боцман следил, чтобы мы не обленились. Но на этот раз он сам проспал, и вид имел недовольный.

– Юнга, – сказал он мне сердито, – постарайся найти сокровище сегодня, чтобы мы поскорее убрались с этого чертова места.

После чего обратился к квартирмейстеру, который нервно прохаживался вдоль борта, заложив руки за спину:

– Мне почему-то сегодня приснилось, что мой городишко Пензас смыло приливом. И наша малютка „Дороти“ тоже…, – он показал рукой вниз.

– Не каркай! – резко перебил его квартирмейстер. – Погоди, мне ведь приснилось то же самое! Только приливом затопило Ямайку – я там вырос.

– А мне приснилось… – проходящий мимо матрос, с интересом прислушивающийся к разговору, тоже хотел вставить слово.

– Дрыхнешь слишком много! – окрысился на него боцман. – Поставлю сегодня ночью в „собаку“ (вахта с двенадцати до четырех часов утра), так забудешь, какие сны видел!

Матрос отошел прочь, а боцман с квартирмейстером переглянулись. Похоже, ночью вся команда видела один и тот же сон, но суеверные моряки, как сговорившись, предпочли это не обсуждать, чтобы не накликать беду.

Сразу после состряпанного коком на скорую руку завтрака я вновь начал погружение. Корабль отошел еще дальше от берега (впрочем, показания лота почти не менялись), но и на новом месте никаких следов башни я не обнаружил. Если не считать нервного напряжения, погружения мои были почти полностью безопасны. Несколько раз издали я видел небольших акул, но они никак не могли признать добычу в том подводном чудовище, которое из себя представлял колокол.

После обеда я погрузился еще раз – с тем же результатом, вернее, без оного. Когда колокол подняли на палубу во второй раз, я заметил, что все на меня смотрят с надеждой – но не на золото, а с надеждой поскорее убраться отсюда. Матросы и офицеры о чем-то угрюмо переговаривались, бросая друг другу короткие реплики так, чтобы ни я, ни капитан не слышали.

Рапопорт позвал меня в свою каюту, и как только я туда зашел, следом за мною вошел квартирмейстер.

Может, ты не знаешь, но квартирмейстер на пиратском корабле – второе лицо после капитана. Его, как и капитана, избирает экипаж, он распределяет продовольствие, обязанности, наряду с капитаном помогает делить добычу… Если бы мы клипер „Святой крест“ не потопили, а оставили себе, то квартирмейстер стал бы его капитаном.

Так вот, квартирмейстер зашел сразу следом за мной, но остался на пороге и стоял там с нерешительным видом, хотя был неробкого десятка (ведь именно он всегда вел команду на абордаж, пока капитан оставался на мостике).

– Что тебе, Джонс? – спросил его Рапопорт.

– Капитан Микаэло, – начал он официально. – Команда посовещалась и решила, что в этих водах нам ловить нечего. Но мы на вас не в обиде – вы хороший капитан, и каждый может ошибиться. Вернемся к берегу, запасем провианта и двинемся в обратный путь. Мы шли сюда три месяца, еще три месяца будем возвращаться обратно – за это время англичане наверняка прекратят охоту за нашим кораблем.

– Что я слышу!? – капитан Микаэло вскочил. – Уж не женщин ли я по ошибке набрал на свой корабль!? Клянусь, если команда хочет вернуться – я сейчас же поверну обратно, вернусь на Антилы, там выкину весь этот сброд, и в любом борделе из шлюх наберу команду лучше, чем есть у меня сейчас! Мы вернемся сюда, и будем нырять до тех пор, пока не подымем со дна последнюю золотую сережку майя!

Квартирьер на протяжении всей речи смотрел в пол, не решаясь поднять глаза. Наконец, когда капитан угомонился, он сказал:

– Как хотите, капитан, а только команда решила… – и он поднял правую руку, на секунду разжав кулак. Там мелькнула закопченная на огне монета – черная метка, которую команда могла вручить капитану, в знак того, что капитан корабля низложен (капитаном в таком случае автоматически становился квартирмейстер). Видно, дело было совсем плохо, если команда заранее заготовила черную метку.

– Хорошо. Вы дадите мне еще один день? – угрюмо спросил Рапопорт.

– Пойду, посоветуюсь с командой, – Джонс повернулся и вышел. А капитан обратился ко мне.

– Иче, они все трусы и бабы. Ты сможешь еще сегодня нырнуть? Возможно, это наш последний шанс.

Не говоря ни слова, я встал.

– Пойдемте, капитан, прикажите запаковать меня в колокол.

Когда мы вышли на палубу, то увидели, что море топорщит нехорошая зыбь. Команда, отводя глаза от капитана, перевела корабль на новое место, и я вновь погрузился в глубины Тихого океана.

Озираясь вокруг, я увидел в полумиле какую-то тень. Чем ближе я приближался к ней, тем больше мне казалось, что это и есть та башня, которую индейские жрецы изобразили на свитке. Однако подойти к башне не пускала веревка. Я подергал за лот, и меня вытащили на поверхность.

– Знак! – сразу заорал я. – Я видел под водой знак! Неужели мы повернем сейчас, когда золото считайте что у нас под ногами?

Команда приободрилась. Страх перед неведомым смешивался в их душах со страстным желанием получить золото.

Неожиданно прозвучал пистолетный выстрел. На мостик вышел капитан с дымящимся пистолетом в руке.

– Сейчас, когда я уже знаю, где сокровища империи майя, мы можем повернуть назад. Через полгода я снова будут здесь, с другой командой, а никто из вас не получит и ломаного фартинга.

Все стали нервно переглядываться. Наконец здоровяк боцман заорал:

– Хорошо! Мы согласны остаться еще на один день!

Команда подхватила его решение дружными возгласами.

– Завтра мы начнем нырять прямо с утра, чтобы поскорее убраться из этого места, – сказал капитан Микаэло. – Иче, сынок, ты готов?

Взгляды всей команды были устремлены на меня. И мне ничего не оставалось, как ответить:

– Готов!

– Отлично! Боцман, освободи юнгу от всех вахт, и вообще от всех обязанностей по кораблю. С завтрашнего дня он будет только спускаться под воду нам за сокровищами.

Команда разбрелась по кораблю готовиться ко сну. Я упал на свою койку и заснул как убитый, однако проснулся очень скоро. Мне снилось, что я погружаюсь, но вода заливает колокол, и я тону. Сон был настолько реален, что когда я начал захлебываться, то с трудом смог проснуться. Решив, что мне душно в каюте, я вышел на палубу и примостился на шканцах – нужно было хоть немного выспаться, день завтра предстоял тяжелый. Однако мне приснился еще более странный сон – по влажному песку шла какая-то армия, в старинной одежде, с мечами и копьями. Неожиданно с обеих сторон воинов показались два катящихся на них водяных вала. Солдаты бросали мечи и копья бежали в разные стороны, возничие нахлестывали коней, но тяжелые колесницы вязли в песке, и в конце концов валы сошлись, похоронив войско в глубинах. Снова я начал задыхаться, но на этот раз меня разбудил вахтенный:

– Что с тобой, Иче?

– Сон дурной приснился.

– А я смотрю, ты что-то начал дергаться…

– Спасибо.

Я тяжело встал. Над неугадываемой уже вдали полоской берега розовело – там восходило солнце. Я решил больше не ложиться спать, а просто посидеть на палубе.

Вскоре на палубу из каюты поднялся боцман – мрачный, как туча, с темными кругами под глазами. Он засвистел побудку, а через пару минут мы услышали крики:

– А! А!

– Что такое?

– Ночью умерли два матроса!

Трупы подняли на палубу. По их посиневшим лицам можно было бы решить, что они утонули или задохнулись. Но поскольку эти люди всю ночь мирно спали на своих койках, мы не знали, что и думать.

По приказу капитана обоих завернули в холстину. Один из умерших был протестантом, и по нему квартирмейстер прочитал заупокойную молитву, по второму – еврею – капитан сказал „Кадиш“. После короткой церемонии оба трупа по доске спустили за борт, как и положено у моряков.

– Квартирмейстер, ко мне! – коротко и решительно скомандовал Рапопорт.

Команда, переговариваясь вполголоса, на палубе ждала решения. Всем было страшно, но никто не хотел этого признавать. Наконец на палубу вышел капитан, и сказал негромко:

– Сегодня вечером мы покидаем это место. Вне зависимости от того, найдем что-нибудь или не найдем. А пока юнга – в колокол!

Довольные тем, что сегодня вечером кошмар закончится, пираты принялись мне помогать. Корабль подошел к тому месту, где я вчера видел башню, и колокол вместе со мной погрузили в воду.

На этот раз я опустился совсем близко. Башня оказалась гораздо больше, чем я думал – только верхушка ее торчала из огромного подводного провала. Я дошел под водой до самого края пропасти и заглянул вниз – даже дна почти не было видно. Только у подножия башни располагались какие-то постройки из зеленоватого камня, очень странной формы, не похожие на человеческое жилье. Их вид наводил на мысль о чудовищной древности.

Ил под моими ногами заскользил, и я отпрянул от края пропасти. Значит, свиток капитана нас не подвел! Теперь бы только отыскать сокровища, которые наверняка должны быть где-то здесь.

Я уже было собрался дернуть два раза за веревку лота, чтобы меня подняли наверх, как почувствовал, что мой сапог за что-то зацепился. Стараясь освободиться, я раскидал ил, и увидел, что задел железной подковой за торчащий со дна золотой стержень!

Насколько это было возможно, я отрыл статую (а в том, что это была статуя, я не сомневался) – показались два витых рога. Настал черед дернуть за веревку один раз – это должно было означать, что я что-то обнаружил и следует спустить канат.

Когда канат был спущен, и я привязал его крепко-накрепко к торчащим из земли рогам (а это было сделать чертовски сложно, находясь в колоколе), я вновь дернул за веревку, конец дернулся несколько раз, подняв тучи ила… Когда ил рассеялся, перед моими глазами висел в воде жуткий монстр, напоминающий уродливого козла со множеством щупалец. Однако козел был из золота!

Медленно чудовище поплыло наверх, на корабль. Статуя скрылась в верхних слоях воды, а у меня уже кончался воздух. Безуспешно я теребил веревку лота – видно на корабле, увлекшись рассматриванием статуи, совершенно забыли обо мне. Наконец кто-то сжалился и вытащил меня.

На палубе царило ликование. Кошмары нынешней ночи были забыты. Что значили каких-то два трупа, когда в Карибском море мы каждый день рисковали умереть гораздо более ужасной смертью! Причем в бою – это был еще не самый худший случай. А про порку перед эскадрой вы слышали? Англичане, когда ловили пирата, пороли его на каждом корабле эскадры здоровой девятихвостной плеткой, перетаскивая с корабля на корабль. Полной порции в 500 ударов не выдерживал никто, обычно уже сотня-другая приводила человека в бессознательное состояние, а порога в 300 ударов не переживали самые выносливые пираты.

Я вдоволь наругался за несвоевременный подъем, меня обнимали и поздравляли… В эту минуту я был если и не равен капитану, то, по крайней мере, не ниже квартирмейстера.

После обеда я погрузился снова, на этот раз в гораздо более приподнятом настроении. Еще пару таких статуй, и у каждого из нас будет достаточно золота, чтобы начать честную жизнь.

Правда, находка несколько меня обескуражила. Неужели жрецы майя просто сбрасывали свои сокровища с плотов в воду? А может, эта статуя должна была попасть в башню, а индейцы промахнулись?

Но мои поиски и второй раз увенчались успехом. Я наткнулся на торчащий из ила золотой булыжник, расчистил его – показалась какая-то чудовищная голова, обвязал веревку вокруг шеи и подал сигнал наверх.

Из ила с гнусным чмоканьем вылезла точная копия истукана, которого мы видели на побережье. Только у того морда была стесана, а у этого все сохранилось в первозданном виде – жуткая пародия на человеческое лицо, оканчивающаяся щупальцами. Я не выдержал и отвернулся, а монстр покачиваясь, как повешенный на рее пират, проплыл вверх мимо меня.

Когда колокол со мной второй за сегодня раз вытянули на поверхность, на палубе бушевала жуткая ссора. Часть команды считала поднятых со дна моря золотых чудовищ плохим предзнаменованием, и требовала поворачивать корабль к берегу, а еще лучше – вообще отправиться обратно. Вторая часть (большая, пираты – народ жадный, хоть и суеверный) требовала продолжать поиски. Если за один день удалось найти две такие большие статуи, то кто знает, какие еще сокровища хранятся в башне!

Капитан Микаэло предложил голосовать. Для этого он нарвал на бумажки какую-то старую негодную карту и раздал клочки пиратам. Не все моряки умели писать, поэтому Рапопорт сказал:

– Кто за то, чтобы вернуться, рисует крестик, а кто хочет продолжить доставать сокровища, изобразит шестиконечную звезду – щит Давида.

Расчет капитана был точен. Большинство на нашем корабле составляли евреи, которые не захотели рисовать крест. Кроме того, и среди неевреев нашлись те, кто согласен был рискнуть жизнью в обмен на солидный куш.

Таким образом Рапопорту удалось получить отсрочку для поисков клада еще на один день.

Ночью все боялись ложиться спать, откладывая это дело под разными предлогами. Кто-то играл бесконечную партию в кости, некоторые собрались вокруг нашего квартирмейстера, с деланным энтузиазмом рассказывающего пиратские истории… Но постепенно усталость начала брать свое. Уговорились – спать при свете, и оставить нескольких вахтенных, которые должны будут будить людей, как только почувствуют что-то неладное.

Я снова лег на палубе, поближе к вахтенному (к тому же мне казалось, что на свежем воздухе очнуться от кошмара будет легче, чем в духоте каюты).

Спалось мне без сновидений, а проснулся я оттого, что по палубе кто-то ходил. Моему взору предстала жуткая картина – словно лунатики, наши матросы выходили на палубу, подходили к борту и без звука прыгали в воду.

– Проснитесь! – заорал я истошным голосом. А в это время очередной матрос уже перекидывал ногу через борт.

Я схватил стоявшее на палубе ведро забортной воды и окатил его, а потом крепко оттянул первой подвернувшейся мне под руку снастью. Он встрепенулся, тоже схватил какую-то веревку, и мы начали охаживать гуляющих по палубе лунатиков.

Люди с трудом пробуждались от смертного сна, некоторые тут же начинали помогать нам, кое-кто падал на палубу. Несмотря на все наши усилия, два человека все-таки выпрыгнули за борт с противоположной стороны корабля.

– Немедленно отходим! – закричал вышедший на палубу капитан Микаэло. Как он мне рассказал позже, этой ночью и он мог бы выброситься за борт под действием неведомой силы, но во сне не справился с замком капитанской каюты (капитан всегда закрывался на ночь – он помнил, с кем вместе плавает).

Матросы тем временем в какой-то странной прострации ходили по палубе, приходя в себя. Никто не поспешил выполнять приказание капитана.

– Подождите, капитан, – сказал я, не зная, почему. – Сейчас день, и нам нечего опасаться. Давайте, пока команда приходит в себя, я спущусь под воду в последний раз, и посмотрю, что находится в башне.

– Ладно, – после некоторого раздумья согласился капитан Микаэло. – Помогите кто-нибудь юнге влезть в колокол! Он единственный мужчина во всей команде, разрази меня все ангелы Господни!

Пару пиратов из тех, кто уже достаточно отошел от ночного кошмара, помогли мне закрепить на себе подводный колокол, мы перевели корабль к тому месту, где, как я запомнил, находилась башня, и я приготовился к погружению.

– Пускай кто-нибудь внимательно следит за веревкой лота, – попросил я боцмана. – Черт знает, кто может находиться в этой башне…

Я не очень опасался акул, потому что не походил на их привычную добычу, к тому же не каждая акула могла бы прокусить толстенную, многослойную кожу колокола. Мою подводную броню мог бы разгрызть кашалот, но кашалот вряд ли стал бы гнездиться в башне – они не любят тесноты. В колокол могли бы забраться разве что молодые мурены или маленький осьминог.

Со скрипом начал поворачиваться якорный ворот. Я завис над водой, и успел заметить, что поверхность моря по-прежнему, как и накануне, была покрыта зыбью. Почти без всплеска я погрузился в воду.

Вода постепенно заполняла колокол, и дошла мне чуть выше, чем до пояса. Я поглядел вниз – башня находилась прямо подо мной, штурман не подвел. Веревка раскручивалась, башня приближалась, и вскоре я очутился на ее верхушке.

На крыше башне ничего не было – гладкая ровная площадка. Неужели вход где-то внизу, в этом жутком провале? Спускаться туда не хотелось. Но и как покинуть это место, когда возможно совсем рядом, под ногами, таятся несметные сокровища?

Походив по крыше башни взад-вперед, я нашел взглядом правильную геометрическую форму – кольцо. Очистил его от ракушек и водорослей…

Точно. В крыше башни был люк! Мне пришла в голову мысль, что жрецы майя просто засыпали драгоценности в башню с плотов (при этом две статуи просто „промахнулись“, очевидно, под влиянием подводных течений), а потом каким-то образом закрыли люк. Наверное, индейцы тоже могли спускаться под воду – хотя мы уже никогда не узнаем, как.

Я дернул за кольцо – никакого результата. За столько времени люк (из какого-то тяжелого металла, как я понял) должен был прирасти к камню. Подумав, я привязал веревку, которая должна был вытягивать сокровища из воды, к люку и дал сигнал наверх. Веревка натянулась, как струна, затем ослабла, снова натянулась… Люк никак не хотел поддаваться, но, в конце концов, все-таки сдался под натиском пиратской алчности. С гулким звуком, похожим на пушечный выстрел, люк распахнулся, и я моментально перерезал веревку, чтобы дальнейшие бесплодные усилия оторвать тяжеленную плиту от башни не повредили корабельную лебедку.

Надеюсь, наверху разберутся, что случилось.

Я подошел к краю провала и заглянул вниз. Тьма египетская! Но зато вряд ли в башне могут обитать подводные чудовища – окон в ней я не заметил, а люк был задраен плотно вот уже на протяжении Бог весть скольких сотен лет.

Тем временем сверху спустилась веревка с привязанной к ней доской, на которой ножом было выцарапано:

„Все в порядке?“

Не иначе, как этот трюк придумал капитан. Таким образом, я могу общаться с людьми, которые находятся на палубе корабля! Жалко, что эта идея пришла ему в голову так поздно. Хотя наверняка нас ждут еще немало подводных кладов.

В ответ я трижды дернул за веревку, что означало:

„Опускай помалу“. Медленно, осторожно колокол стал спускаться в непроглядную темноту башни.

Мимо меня проплывали стены, выложенные из огромных каменных глыб. Кто построил эту башню? В какой немыслимой древности? Строили ее прямо под водой, или она опустилась на дно океана в результате страшных катаклизмов?

Откуда-то снизу показалось слабое свечение. Я решил было, что это гниющие водоросли, занесенные подводными течениями через щели, и скопившиеся на дне башни. Но когда же я бросил взгляд вниз, то увидел, что на меня уставились два огромных глаза, подернутых мутной пленкой!

Насколько огромных? Расстояние между ними было около десяти родов (род – пять метров, то есть между глазами было около 50 метров. – А.Р.)! А каждый глаз был около 5 родов в диаметре!

Я судорожно задергал веревку короткими рывками по два раза – „Срочно подымайте!“. Но колокол неподвижно завис в колодце башни – ни вниз (благодарение Богу), ни вверх.

Постепенно мое зрение привыкло к холодному зеленоватому свету, который лился из глаз подводного чудовища, так что я смог его рассмотреть. Гигантская, невообразимых размеров морда заканчивалась щупальцами, а сзади выглядывали крылья, напоминавшие крылья летучей мыши – но размерами не меньше, чем паруса хорошего корабля!

Внизу, в башне находилась копия той статуи, которую мы видели на берегу! И той, из золота, что сейчас находилась на борту корабля! Вернее, обе статуи были копией того монстра, что сейчас находился подо мной.

 

С детства я не знал страха. Пират вообще не должен ничего бояться – ни холода, ни голода, ни бушующего моря, ни морских чудовищ, ни бесславной смерти на рее – иначе это не пират. Но в тот момент мой мочевой пузырь меня подвел. Я почувствовал, что полумертв от страха, и подумал, что лучше бы мне умереть.

Внезапно в тишине башни раздался голос. Казалось, он звучал прямо в моей голове – или это так оно и было?

„Ты знаешь, кто я?“ – этот вопрос, заданный на святом языке (древнееврейском), прозвучал прямо у меня в мозгу.

Уж не сошел ли я с ума от страха? Но вопрос повторился еще раз.

„Ты знаешь, кто я?!“

– Нет, не знаю, – пробормотал я, собирая в памяти обрывки того, чему меня учили в хедере.

„Я Рахав, сар шель ям – князь моря“.

– Где ты? – мой голос дрожал и прерывался.

„Вот здесь, глупец, прямо под тобой. Я повелеваю океанами, даже сейчас, будучи заперт в этой башне. Когда-то Всевышний повелел мне разделить верхние и нижние воды. Я отказался, и тогда Он сделал это сам, а меня усыпил и запер в этом теле. Я – ангел моря“.

С перепугу я начал читать все молитвы, которые сохранились в моей памяти. Прочел с пятого на десятое „Шма, Исраэль“ („Слушай, Израиль“) и стал читать „Амиду“.

„Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Сейчас я сплю, и только маленькая часть моего сознания может разговаривать с тобой. Ты открыл башню, и ты должен помочь меня разбудить“.

– Зачем? – задал дурацкий вопрос я, и тут же пожалел об этом. Но ангел моря не рассердился:

„Тогда я вновь соединю верхние и нижние воды“.

Я понимал, что вряд ли планам Рахава удастся осуществиться, не будь на то воли Господа, но противоречить ни вслух, ни даже в мыслях не рискнул.

– Что я должен делать?

„Слушай меня. Не торопись – сейчас наверху все спят, и никто тебя не поднимет. И ты не задохнешься – я извлеку из воды достаточно воздуха, чтобы ты мог дышать“.

Сколько времени я провел в башне, не знаю до сих пор – я утратил чувство времени. Думаю, что немало. Снизу на меня смотрели два огромных глаза Рахава – вернее, тела, в которое он был заточен, ведь у самого ангела нет телесной сущности. Чуть придя в себя, я заметил в этих глазах сонное выражение – как у человека, которого разбудили посреди ночи, и он пытается проснуться.

Если даже спящий Рахав так силен, то каков же он будет, когда проснется?

Наконец ангел моря закончил свои наставления. Я не буду говорить тебе, чего он от меня требовал – это слишком ужасно. Но для этого я должен был подняться на поверхность, и даже выбраться на сушу.

„Ты все понял?“ – наконец прозвучал в моем мозгу последние слова Рахава.

– Да, да, конечно, – пересохшим ртом согласился я. Мне страшно хотелось пить, но вокруг меня была только морская вода.

Колокол дрогнул… Я уже думал, что мне конец, но веревка поползла вверх. Вскоре я уже вынырнул из башни, а еще через несколько минут оказался на поверхности.

Когда колокол подняли на палубу корабля и вытащили меня оттуда, мой вид испугал самых закаленных пиратов.

– Поднять все паруса! – закричал капитан Микаэло. Я еще не успел ему ничего рассказать, но он встретился со мной взглядом и кажется, что-то понял. – Мы больше ни секунды не будем оставаться в этом Богом проклятом месте!

– По местам стоять! Поднять паруса! – заорал квартирмейстер „Кровавого меча“. Пираты, словно очнувшиеся от наваждения, поспешили выполнять команду.

Мне показалось странным, что никто даже не поинтересовался, есть ли сокровища в башне – впрочем, об этом я подумал уже потом.

Благодаря приказу капитана я был избавлен от работы, так что смог незаметно снять кожаные „подводные“ штаны, а потом незаметно поменять одежду – никто из пиратов не заметил, что под водой я обмочился от страха.

„Кровавый меч“ поднял все паруса. Корабль, как и два последних дня, трясло мертвой зыбью. Вначале я боялся, что мы не сможем стронуться с места из-за Рахава, но потом сообразил, что для того, чтобы разбудить „князя моря“, мы должны добраться до суши. Медленно, тяжело, будто пробуждаясь ото сна, пиратское судно двинулось.

Когда мы достигли берега, капитан тут же вызвал меня в свою каюту.

– Что там случилось, Иче? – спросил он меня удивительно серьезным тоном.

– А почему вы думаете, что там в башне что-то случилось?

Капитан вместо ответа протянул мне зеркало. Редкая вещь на пиратском корабле, наши корсары обычно не прихорашиваются. Откуда оно взялось в капитанской каюте?

Я взглянул в зеркало и увидел, что в моей доселе темной шевелюре полным-полно совершенно седых прядей.

– Капитан, там, в башне, я видел Рахава.

– Кого?

– Князя моря, спящего в бездне.

Капитан Микаэло бросил на меня осторожный взгляд – уж не повредился ли я умом от частых погружений? Но я подробно рассказал ему о том, что видел в подводной башне… По мере рассказа он мрачнел.

– Ты видишь эту книгу? – и Рапопорт показал мне толстую черную книгу, захваченную на корабле „Святой крест“. – Знаешь, что это такое?

Я взял книгу, пролистал ее… Вся книга была на латыни, текст иногда перемежался непонятными чертежами.

Но капитан Микаэло и сам сообразил:

– Откуда тебе знать латынь? Это „Трактат о крокодилах“ – страшная книга, написанная Натаном из Газы, пророком лжемессии Шаббатая Цви. Какой-то иезуит, хорошо знающий святой язык, нашел ее и перевел на язык христиан.

Пророк Иехезкель сравнивал Египет с огромным крокодилом, лежащим между рек египетских. А тайные книги Каббалы говорят о четырех демонах, каждый из которых имеет жилище в этом мире. Один из них – Рахав. Это он крокодил, живущий в Египте…

– Капитан, а вам не кажется, что мы забрались далековато от Египта?

– Египет здесь нужно понимать в переносном смысле – как бездну нечистоты… или ту бездну, в которую ты погрузился сегодня.

– Но и сам ангел моря был совсем не похож на крокодила?.. – при воспоминании о Рахаве меня передернуло.

– Крокодилы – это те силы, которые удерживают в бездне душу Мессии, и не дают еврейскому народу избавления. Возможно, Натан из Газы видел Рахава в своих видениях, но не нашел слов, чтобы его описать.

– Так что же теперь делать? – задался я вопросом. – Разбудить Рахава? Я никогда не смогу этого сделать – то, что он просит, слишком ужасно. И, кроме того, если „князь моря“ проснется, то тогда соединятся верхние и нижние воды, и в новом Всемирном Потопе исчезнет весь мир! А что говорит книга?

– Я еще не прочел ее целиком, – ответил капитан Микаэло. – Но, похоже, Натан из Газы не слишком задавался вопросом, как победить Рахава. Ему больше хотелось объяснить странные поступки, совершаемые Шаббатаем Цви, и доказать, что он и есть грядущий Мессия.

Ночью я сбежал с корабля, прихватив с собой только свиток майя – я украл его из каюты капитана. Через всю Мексику я шел пешком – мне очень нравилось, что там пустыни и нигде нет морей. Однако на побережье Мексиканского залива мне пришлось сесть на корабль, так как я решил отправиться в Палестину, чтобы молитвами на Святой Земле загладить свой грех – я ведь чуть не разбудил Рахава!

Я нанялся на один корабль, идущий в Лиссабон, простым матросом, но когда мы пересекали Атлантику, у меня от страха все валилось из рук, так я боялся мести ангела моря.

Из Португалии по суше я добрался до Палестины – путешествие отняло у меня два года. Здесь я записал все свои приключения…

Что же до нашего капитана Микаэля Рапопорта, то я о нем больше никогда не слышал. Ходили слухи, что „Кровавый меч“ пропал бесследно.

А сейчас дай мне немного поспать, я устал. Утром я расскажу тебе еще кое-что…

 

* * *

Рассказ солдата

С этими словами старик откинулся на подушки и забылся тяжелым сном. Еще бы – он рассказывал мне это почти до рассвета. Окна нашего госпиталя, выходящие на восток, покрылись розоватыми отблесками.

Я не знал – верить ли ему, или это обычный старческий бред? Я посмотрел – Иче-Янкель спал, я тоже решил немного подремать.

Утомленный рассказом старика (а еще больше тем, что мне всю ночь пришлось внимать истории на древнееврейском), я проснулся довольно поздно. Кровать Иче-Янкеля была пуста и уже почему-то застелена, по госпиталю сновали санитары – лично наш главнокомандующий, сам непобедимый Наполеон Бонапарт должен был посетить госпиталь.

Ну что тебе сказать? В тот день я видел великого императора вот точно так, как сейчас тебя. Он подошел к моей койке и спросил:

– Как самочувствие? Ты был ранен?

– Никак нет! Дизентерия, господин Первый Консул!

Маршалы, стоявшие за его спиной, сопроводили мой диагноз дружным хохотом. А я ответил:

– Хоть сейчас готов снова в бой за Францию и нашего Первого Консула!

– Хорошо, – Наполеон посерьезнел, – тогда сегодня же выписывайся, нас с тобой ждут великие дела.

И удалился со свитой по больничному коридору, навещать остальных раненых и заболевших солдат.

Пока я собирал свои вещи и получал бумаги, то все время поглядывал на пустующую койку Иче-Янкеля. В царящей в госпитале суматохе никто не мог мне ответить, куда он делся. Вещи его так и оставались вокруг койки. Когда я уже затягивал свой вещмешок, в палату завели французского солдата, раненого в стычке с шайкой бедуинов, и положили на койку старика, предварительно сменив на ней белье.

Я пожелал земляку скорейшего выздоровления, и прихватил холщовый мешок, в котором старик держал свиток индейцев майя (по крайней мере, так он описывал эту странную вещь), и тетрадь со своими записками, сделанными на святом языке. Холодными вечерами на бивуаках я разбирал их, и во многом передаю тебе его рассказ, подпитывая свою память этими записками. Много раз спрашивали меня солдаты, что это я читаю, но никогда у меня не возникало искушения пересказать им страшную историю старика.

 

* * *

Рассказ мальчика

Я слушал историю Жана, раскрыв рот и затаив дыхание. Никогда прежде мне, подростку из заброшенного еврейского местечка, не доводилось слышать ничего подобного.

– Неужели это все правда? – спросил я его.

– Кто знает… В Германии, когда мы захватили один небольшой городок (в чем нам очень помогли местные евреи), мне довелось поговорить с одним старым раввином. Очень осторожно я намекнул ему на эту историю, и он сказал, что про „князя моря“ Рахава и в самом деле написано в Талмуде, в трактате „Бава Батра“ – „Последние врата“.

Жан этот рассказ начал утром, а когда закончил его, время уже приближалось к дневной молитве. Я вышел из его комнаты и отправился в синагогу. В тот день мы больше не виделись.

Вскоре Жан начал ходить по комнате, потом и по дому… А однажды он исчез!

Наша служанка рассказала, что видела, как Жан оделся, вышел из дому и прохаживался взад и вперед по улице, чтобы немного размяться после болезни и подышать свежим воздухом.

Она занялась домашними делами, а когда посмотрела вновь, Жана на улице не было. Не вернулся он и к вечеру.

В доме у нас решили, что на улице к нему мог кто-то обратиться, Жан заговорил на французском языке, и его сочли за наполеоновского шпиона. Наводить справки мой отец не рискнул – в то время на евреев и так смотрели косо, подозревая их в пособничестве французской армии.

Пергаментный свиток с картинками, который Жан называл рукописью индейских жрецов, остался у меня в качестве игрушки. Частенько, то с интересом, а то и с детским страхом, я разглядывал рисунки плотов, дикарей в перьях, древних замков и подводных чудовищ. Про себя я решил, что никогда не забуду эту историю, и, когда женюсь, и мой старший сын подрастет, передам тайну ему.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

«Анэнербе» – Институт Наследия Предков. 20 апреля 1937 года, 19 часов 30 минут. Берлин.

Ганс Зебетендорф, профессор СС, нервно поглядывал на часы. Он был человеком болезненно пунктуальным, но осознавал, что показания его часов могут на несколько секунд расходиться с показаниями часов окружающих.

С опозданием на 25 секунд (как укоризненно отметил про себя профессор) в комнату заглянул референт:

– Герр профессор, – Зебетендорф всегда настаивал, чтобы его называли именно так, а не по эсэсовскому званию, которое было достаточно невысоким, – шарфюрер Михель Дейч прибыл.

– Пускай зайдет.

– Хайль Гитлер! – вошедший в комнату молодой человек в черной форме выбросил вверх руку и вытянулся по струночке.

– Хайль… – профессор то ли поднял руку, то ли указал на кресло. – Садитесь, шарфюрер.

Михаель Дейч послушно уселся в тяжелое кожаное кресло, а Зебетендорф вышел из-за стола и встал над ним.

– Поздравляю вас с днем рождения нашего великого фюрера, – начал профессор. Дейч сделал попытку встать, но Зебетендорф остановил его. – Сегодня утром я имел с фюрером конфиденциальный разговор. Вы знаете, что наш институт является частью СС. Так вот, мне поручили на базе нашего института создать особо секретное подразделение.

– Да, – повторил герр профессор снова, подумав. – Тайна – вот основа поручения, которое дал мне сегодня фюрер. Вам и еще нескольким людям, которых я лично порекомендую, предстоит осматривать библиотеки Европы в поисках оккультных манускриптов. Я имею в виду не только крупные библиотеки, но и более мелкие хранилища рукописей – вплоть до частных архивов. С вами будут несколько научных сотрудников института «Анэнербе», которые будут на месте осматривать рукописи, доставляя наиболее ценные из них в Берлин. Линия подчиненности: командир отряда – я – фюрер. Кроме вышеуказанных лиц, о действиях отряда никто не должен знать. Никто, я сказал, включая руководство института, ваше эсэсовское начальство и даже самого рейхсфюрера. Понятно!

– Так точно! Разрешите вопрос, герр профессор?

– Можете спрашивать, Михель, – мягким тоном сказал Зебетендорф, чтобы сгладить чрезвычайность произошедшего только что разговора.

– Я боюсь, что владельцы многих частных библиотек, а особенно личных архивов, будут протестовать против изъятия у них ценных рукописей.

– Об этом можете не беспокоиться, – тут герр профессор понизил голос до шепота. – Об этом позаботится германская армия. А наша задача сейчас – сформировать «Гехаймс Бух Абтайлунг „Бергельмир“». («Отряд тайных книг» – А.Р.) Кстати, вы знаете, кто такой Бергельмир?

Зебетендорф придирчиво посмотрел на шарфюрера, как будто экзамен устраивал.

– Так точно, герр профессор! Бергельмир – тевтонский исполин, переживший Всемирный Потоп, – ответил Дейч без малейшей запинки.

Личный кабинет товарища Сталина под Мавзолеем. 8 июня 1938 года. Москва.

Иосиф Виссарионович долго кашлял, потом вытер рот носовым платком, а затем открыл новую пачку «Герцеговины Флор» и стал пересыпать табак из папирос в трубку. Никто не знал, зачем он так делал, а спросить не решались. В это время его собеседник стоял у стола, не выражая никаких чувств. Наконец, когда Сталин заговорил, в его речи еще более отчетливо зазвучал грузинский акцент, что всегда происходило, когда вождь нервничал.

– Вы знаете, почему победила партия большевиков, товарищ Глебов?

Вопрос был чисто риторическим, поэтому «товарищ Глебов» тактично промолчал.

– Потому что всегда соблюдала три правила: конспирация, конспирация и еще раз конспирация. А вы своими действиями поставили под угрозу важнейшую операцию. Тайное оружие хорошо только тогда, когда его можно применить неожиданно, когда противник о нем не знает.

Сталин поджег табак в трубке и запыхал, распространяя вокруг себя клубы ароматного дыма. Дым поплыл по комнате – видно, вытяжка в подземном кабинете работала все-таки не очень хорошо. Фальшивые окна, за которыми горели белые лампы, создавали иллюзию, что вокруг кипит жизнь, хотя кабинет окружала только мрачная толща серой скалы, на которой покоится Москва.

– Зря расстреляли Блюмкина, Коба, – наконец спокойно сказал собеседник Сталина – невысокий человек со впалыми щеками, заросшими короткой черной щетиной и горящими мистическим огнем глазами.

– Нет, не зря! – ответил вождь, для убедительности пристукнув трубкой по столу. Он уже успокоился – Сталин мог незначительные обиды помнить годами, но мог и удивительно быстро отходить, когда это было нужно. – Трепач не может работать в Спецотделе. Трепач не может работать в НКВД. Он же всем малознакомым людям рассказывал, как убивал посла Мирбаха – и ты хотел, чтобы я такому человеку доверял высшие тайны государства? Теперь слушай. Сегодня я подписал приказ о роспуске 9-го отдела при ГУГБ НКВД СССР. С завтрашнего дня Спецотдел считается официально больше не существующим. О ф и ц и а л ь н о, я сказал. О его работе будем знать только ты да я. И больше самодеятельности!

Коба снова перешел на ты – значит, больше не сердился на своего старого соратника. Они были одногодками, оба родились в Грузии, только Сталин в Гори, а его собеседник, тот, кто назывался сейчас «товарищем Глебовым» – в Тифлисе.

– Так ты считаешь это хорошим вариантом, Глеб? – Сталин понизил голос, как будто кто-то мог его подслушивать в подземном убежище.

– Да, Коба. Гитлер подвержен мистике – а значит, мы сможем направлять его в нужное нам русло.

– Хорошо…

Но не таков был Сталин, чтобы оставлять провинившегося без наказания. Конечно, он не мог ни расстрелять, ни посадить «товарища Глебова» – это сорвало бы секретнейшую, тщательно распланированную на многие годы вперед операцию, все нити которой сходились в одних руках.

– А ты знаешь, где твоя учетная карточка партийца? – вдруг спросил Сталин.

Глеб отрицательно покачал головой.

– У меня на даче, в моем личном архиве. Я ведь все еще Генеральный секретарь – ты не забыл? Каждый член партии у меня на учете – даже если все вокруг уверены, что он давно мертв. Я тебе запишу туда выговор, – и Сталин лукаво улыбнулся в усы. – А теперь иди – я не могу больше отнимать твое время у нашей обороны.

Человек, с которым беседовал Сталин, повернулся и вышел. Он молча прошел мимо здоровенного охранника-свана у дверей сталинского кабинета (несколько таких сванов были специально вывезены из высокогорных селений, они не знали русского языка, и даже по-грузински говорили плохо, что исключало возможность предательства), проследовал вдоль коридоров, удавами уползающих в подземелья Кремля, наконец за одной из потайных дверей дождался правительственного вагона метро – и нырнул в океан мрачных кремлевских тайн.

Это был Глеб Бокий – начальник Спецотдела ЧК. Наверху, на поверхности Земли, люди думали, что Бокий расстрелян в 1936 году. Так же, как потом будут думать, что Спецотдел ЧК-ГПУ-НКВД распущен.

Нет, для товарища Бокия всего лишь пришло время уйти в еще более глубокое подполье. И пока существует Советская власть, будут существовать спецотделы – тайные отделы по контролю над человеческим сознанием в недрах ее тайных служб.

Частная «Библиотека оккультной литературы» на рю Сен-Мартен. 15 марта 1941 года. Париж.

– Здесь запрещено проводить обыски без санкции военного коменданта города! – лейтенант с неприязнью смотрел на молодого эсэсовца, который, казалось, не обращал на него никакого внимания. – Эта библиотека принадлежит не французу, а фольксдойчу!

– В таком случае пусть военный комендант города прибудет сюда л и ч н о! – говоря это, эсэсовец невозмутимо продолжал перебирать книги на полке, проявляя при этом завидную сноровку.

– По какому праву вы требуете этого? Предъявите ваши документы!

– Мои документы такого рода, что я не могу показывать их кому попало. Эй, ребята, выкиньте его отсюда!

В ту же секунду на пороге выросли еще несколько молодых парней в такой же черной форме с черепами. Руки они держали на черных лакированных кобурах. Лейтенант (в серо-зеленой форме вермахта) не стал препираться с этими сумасшедшими эсэсовцами, а просто спросил:

– Заместитель военного коменданта подойдет? Он на соседней улице.

– Подойдет, – командир группы эсэсовцев (кто он там по званию? Черт разберет этих «черных»!) так же невозмутимо кивнул головой, продолжая свою работу.

Заместитель военного коменданта Парижа, высокий седоватый полковник с крючковатым носом и моноклем в глазу, прибыл через 15 минут. Он – военная косточка, потомок многих поколений германских солдат – эсэсовцев на дух не переносил, но вынужден был считаться с новой властью. Сухим тоном он попросил у молодого эсэсовца документы, и получил нечто совсем уж непонятное.

На черной кожаной книжечке с вытесненным красным орлом золотыми готическими буквами было написано:

«ГБА „Бергельмир“»

А внутри совсем уж странное:

«Предъявитель сего – заместитель командира отряда по поиску тайных книг „Бергельмир“ штурмфюрер СС Михаель Дейч. Всем частям, всем командирам вермахта, СС, СА немедленно оказывать подателю этого документа любое требуемое им содействие».

Ниже стояла разборчивая подпись: «Адольф Гитлер».

– Еще вопросы есть? – холодным тоном спросил Михаель Дейч, когда полковник закончил рассматривать документ.

– Никак нет! – полковник откозырял. – Требуется содействие?

– Главное, чтобы не мешали. По роду деятельности наше подразделение требует соблюдения строжайшей секретности.

С этими словами штурмфюрер Дейч вернулся в работе.

Уже были просмотрены тысячи библиотек в Центральной и Восточной Европе. В Восточную Европу даже приходилось слать секретные директивы, чтобы войска по мере возможности старались беречь ценные архивы и библиотеки. Западная Европа тоже немало ценного внесла в розыски «Бергельмира». Множество ценнейших, уникальнейших манускриптов по магии, алхимии, астрологии, оккультным наукам отправились в хранилища института «Анэнербе». Некоторые из них были написаны на неизвестных языках или вовсе зашифрованы. Ничего, после победы, когда Тысячелетний Рейх воцарится от Атлантического океана до Урала, будет достаточно времени, чтобы расшифровать их, и полученными знаниями еще более укрепить царство Арийского Сверхчеловека на Земле.

– Герр штурмфюрер! Герр штурмфюрер! – разнесся с нижнего этажа голос помощника Дейча, Ганса. – Мы взломали сейф!

– Есть что-нибудь?

– О! Есть! Идите скорей сюда!

Дейч без сожаления оторвался от полок – библиотека в основном содержала новые издания, в которых перепевались известные всем сомнительные истины. Он бы уже прервал поиски, но немецкая аккуратность заставляла его выполнить работу как положено, до конца.

Штурмфюрер спустился вниз, поскрипывая новенькими, начищенными до блеска сапогами, и зашел в кабинет бывшего хозяина библиотеки, который смылся неведомо куда, не надеясь на милость своих братьев по крови. Дверца тощенького сейфа была настежь распахнута, но вышколенные эсэсовцы не смели туда заглядывать в отсутствии командира.

Штурмфюрер не спеша подошел к сейфу, запустил туда руку. Небольшая пачка французских франков (пустая бумага, сейчас их заменят оккупационные марки), чуть початая бутылка хорошего коньяка (ребятам – пускай расслабятся вечером)… Из самой глубины сейфа с трудом удалось вытащить тяжеленную книгу в черном кожаном переплете, скрепленном заржавевшими железными скобами.

– А вот это, похоже, по нашей части! – удовлетворенно заметил Дейч.

Штурмфюрер стал аккуратно перелистывать ветхие страницы манускрипта. Внимательно разглядел он странные рисунки (подчиненные-эсэсовцы в это время молчали), прочитал несколько строк на латыни (не зря Михаэль Дейч попал в секретнейшее подразделение, подчиненное самому фюреру – с латынью, греческим и древнееврейским он управлялся свободно, не хуже, чем с родным саксонским диалектом)…

– Отлично, ребята! – крикнул он столпившимся вокруг него в ожидании солдатам. – На сегодня я всех отпускаю, погуляйте как следует по Парижу. Только чтобы без неприятностей! А мне надо отвезти господину профессору эту книгу.

Тщательно обтерев переплет от пыли хозяйским носовым платком, Дейч взял книгу под мышку, вышел на улицу и сел в ожидавший его «оппель-капитан».

– Поехали в ту гостиницу, где остановился профессор, – приказал он шоферу.

Зебетендорф не любил останавливаться где-то надолго – кроме своего уютного дома в Берлине. В Париже он выбрал маленькую семейную гостиницу, принадлежащую фольксдойчам, где и останавливался во время своих редких визитов.

Всего за пятнадцать минут машина добралась до гостиницы – военные патрули видели внутри эсэсовскую форму и не решались останавливать. И штурмфюрер Дейч положил перед профессором СС свою добычу. Зебетендорф раскрыл книгу, потом метнул осторожный взгляд на Дейча, пролистал несколько страниц.

– Я слышал об этой книге, – наконец сказал он.

Дейч моментально выразил заинтересованность на своем молодом холодном лице.

– Это «Трактат о крокодилах» еврейского пророка Натана из Газы. Он был переведен на латынь неизвестным переводчиком – каким-то иезуитом, который даже постеснялся поставить свою подпись под этим адским творением. Евреи – это порождение темных сил мира, и только еврей мог заглянуть в такую бездну, где живут самые страшные порождения духовной стороны Вселенной, – Зебетендорф чуть понизил голос, – Надеюсь, с исчезновением этой мрачной расы дверь в бездну окажется закрытой навсегда. Однако послушай, что здесь написано. Когда-то Творец Мира, тот, кого наши тевтонские предки называли Вотаном, приказал повелителю вод разделить верхние и нижние воды. Тот отказался, и тогда Творец Мира заточил его в земное тело и убил. Однако вонь от разлагающегося трупа была стол сильна, что грозила отравить океан. Тогда повелителя вод пришлось оживить, но погрузить в глубокий сон. И сегодня он спит где-то на планете… Натан из Газы говорит, что «большой крокодил, лежащий между рек Египта» – это повелитель вод, которого древние евреи называли Рахавом. Возможно, его следует искать где-то в Египте? Хорошо бы армия Роммеля выкинула оттуда англичан…

Штурмфюрер Дейч часто задышал, но профессор не обратил на это внимания – он был слегка глуховат.

Спецотдел ГПУ-НКВД, где-то в подземельях Кремля. 25 августа 1942 года. Москва.

– Очень хорошо, – товарищ Сталин удовлетворенно отложил подготовленный спецотделом документ. – Почти как настоящий.

– А он и есть настоящий, Коба, – довольно ответил Бокий. – Мы только его немного подреставрировали, чтобы лучше выглядел и внушал доверие.

– Хе-хе, – усмехнулся Сталин, – вы бы, пожалуй, и меня смогли обмануть. Вот поэтому над спецотделом нет никакого начальства, кроме меня.

– Точно так же работает «Бергельмир», – уже серьезно начал докладывать Бокий. – Им руководит лично Гитлер.

– Хорошо, что у него есть время заниматься такой ерундой. А подробнее ты мне можешь доложить ситуацию?

– В ведение отряда по розыску тайных книг «Бергельмир» попал «Трактат о крокодилах» еврейского религиозного деятеля Натана из Газы. В трактате он пишет о каком-то ангеле или демоне, повелителе вод, которого Бог усыпил. Гитлер рассчитывает, что если удастся его найти, то тогда Рахав (так этого ангела называют евреи) поможет фашистам осуществить полный контроль над территорией Мирового Океана.

– Типичная реакционная теория, – хмыкнул Сталин. – Уж мы-то с вами твердо уверены, что никаких… как ты сказал? Рахавов? Не бывает. Мне ты можешь поверить, – тут вождь пролетариата позволил себе усмехнуться. – Я не только теоретик марксизма, я еще учился в духовной семинарии. Продолжай.

– Согласно книге, Рахав находится где-то в Египте. Сейчас туда рвутся войска Роммеля. Гитлер требует захватить Египет в кратчайшие сроки, а наши английские союзники умоляют ослабить его давление.

– Интересно, как мы можем это сделать? Или Черчилль не знает, что Советский Союз и Египет пока не имеют общей границы?

– Один из наших агентов сообщил об имеющихся у него материалов, касающихся Рахава. В его семье на протяжении более сотни лет передавалась история о том, что один из членов их семьи видел французского солдата, который видел человека, видевшего «повелителя моря». И в доказательство из поколения в поколение передавалась рукопись и свиток…

Сталин сморщился:

– И вы полагаете, Гитлер на это клюнет?

Начальник Спецотдела пожал плечами:

– По крайней мере, попробовать надо.

– Даже если это удастся, я все равно не верю, что англичане скоро откроют второй фронт, – Сталин задумался. – Значит, так. Вот эти рисунки передай сразу, а рукопись – потом. Кстати, где этот француз видел Рахава?

– В Тихом океане.

– Очень хорошо! Пускай Гитлер пошлет туда побольше подводных лодок. И хорошо бы он их снял с Атлантики – может, больше судов с грузом будет доходить от американцев.

– Попробуем, Коба, попробуем. Я прикажу поместить этот свиток в архив одного из маленьких белорусских городков, потом мы его сдадим, и немцы сами заглотнут наживку.

Сталин махнул рукой Бокию – дескать, провожать не надо – и вышел из кабинета. Пускай один раз он ошибся, но все равно победа будет за ним. Разве может этот неврастеник Гитлер, погрязший в мистических галлюцинациях, одолеть несокрушимую марксистскую логику?

Кабинет рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. 17 октября 1942 года. Берлин.

Гиммлер уже испытал на штурмфюрере Дейче весь свой запас пронизывающих взглядов, однако молодой эсэсовец, нимало не изменившись в лице, с самым преданным видом ел глазами начальство.

– Плохо, очень плохо, – наконец сказал рейхсфюрер, встав из-за стола. – Плохо, когда ваше непосредственное начальство не имеет возможности помочь, посоветовать, как старший товарищ по партии – младшему…

Выражение собачьей преданности сменилось на лице Дейча сочувственной грустью. Однако он даже не разжал губ, памятуя о подчиненности отряда ГАБ «Бергельмир». Гиммлер постучал холеными, наманикюренными пальцами по столу, наконец, слабо взял лежащий перед ним лист плотной бумаги.

– У меня письмо, подписанное лично фюрером, – сказал он официально. – Согласно нему, мне предложено присвоить вам очередное звание. Признаться, я не вижу причин для этого, но не могу спорить с фюрером германской нации.

Выйдя из-за стола, Гиммлер подошел к стоявшему столбом посреди кабинета Дейчу и сказал негромко:

– Я вообще практически не в курсе, что происходит в вашем отделе. А, между прочим, это учреждение подчинено СС. Было бы неплохо, если бы кто-нибудь меня проинформировал, что творится хотя бы, например, в отряде «Бергельмир». В самых общих чертах, конечно. Причем не устно – это будет выглядеть подозрительно, если младшие офицеры будут подолгу сидеть в кабинете у рейхсфюрера, а в письменной форме…

Дейч ничего не сказал, только, пристально глядя на Гиммлера, слегка кивнул головой. Оба подозревали о возможности прослушивания. НСДАП всегда проверяла всех.

Слегка улыбнувшись бледными губами, Гиммлер вернулся к столу.

– Поздравляю! С этой минуты вам присваивается звание штурмбанфюрера СС. Приказ об это я отдам по канцелярии, а когда все будет готово, снова зайдете ко мне. Поскольку звание присваивается по указанию самого фюрера, положенные регалии я выдам вам лично.

– Хайль Гитлер! – крикнул Дейч во всю мощь своих молодых легких.

– Хайль, – ответил Гиммлер, и слегка, вполглаза, подмигнул новоиспеченному штурмбанфюреру.

 

Институт наследия предков «Анэнербе», кабинет директора Вольфрама Сиверса. 7 января 1943 года. Берлин.

Огромный, чернобородый, похожий на Карабаса-Барабаса штандартенфюрер СС Вольфрам Сиверс бегал по комнате, метая громы и молнии.

– Только сейчас – только сейчас! – фюрер обратился ко мне! Да мною эта простая задачка была бы решена максимум в течение месяца! Штурмбанфюрер!

– Да, господин директор, – Дейч всем видом выразил готовность исполнить любое приказание директора «Анэнербе».

Сиверс бросил на него подозрительный взгляд – он-то знал, что это не так, и Дейч будет выполнять только указания командира ГАБ «Бергельмир» профессора Зебетендорфа. Но в данном случае все необходимые формальности были соблюдены.

– Доложите мне еще раз, при каких обстоятельствах был найден свиток.

– Он хранился в одной еврейской семье, был по каким-то причинам конфискован ОГПУ (возможно, вместе с другими, неважными для нас документами), и попал в архив города Бобруйска, где его и обнаружил «Бергельмир».

– Отлично! Эти глупые русские считают, что судьба войны сегодня решается на восточном фронте. Невежды! Войну победит тот, кто первым сумеет разбудить Рахава! Только бы нам не помешали евреи. Где уверенность, что у этого свитка нет копии? Я лично попрошу фюрера, чтобы он отдал приказ Гиммлеру интенсивнее уничтожать евреев. И проверять все документы, которые будут при них, до самого последнего листочка! Черт, в Треблинке уже столько захоронено, причем прямо в одежде…

Сиверс хлопнул себя огромной ладонью по лбу.

– Выкопать, все проверить, а трупы сжечь! Тогда мы точно будем уверены, что русским не достанется тайна повелителя вод!

– Герр штандартенфюрер, это невозможно! Уже захоронены сотни тысяч людей!

– Невозможно?! И это говорит мне человек, который с пеленок служит в СС? В лексиконе СС такого слова, как «невозможно», попросту нет.

Директор «Анэнербе» еще раз посмотрел на разложенный перед ним пергаментный свиток, украшенный непонятными рисунками.

– Я думаю, мы сможем это расшифровать, и довольно быстро. А какие есть предположения на сегодня?

Штурмбанфюрер Дейч подошел к столу поближе и начал показывать пальцем по свитку, как по карте:

– Поскольку стиль карты указывает на ее принадлежность к индейцам майя, то профессору Зебетендорфу кажется, что искать следует где-то в районе Мексики.

– Но в каком из двух океанов, черт побери!? Мексика омывается и Атлантическим, и Тихим океанами.

– Позвольте, штандартенфюрер, высказать мне свое мнение…

Дейч специально назвал Сиверса по эсэсовскому званию.

Младший научный сотрудник не может давать советов директору института. Но младшему по званию эсэсовцу не возбраняется подсказать что-нибудь товарищу по оружию – ибо все равны на службе у будущего Великой Германии.

– Слушаю тебя. Да садись, садись, нечего в струнку тянуться.

– Берега омывающего Мексику Карибского моря довольно густо населены. Вряд ли Рахав находится там – он мог быть случайно обнаружен аборигенами, выходившими в море на своих лодчонках. Скорее уж разумнее искать «повелителя вод» в почти безлюдном Тихом океане. Причем, как мне кажется, вряд ли он может находиться далеко от берега – иначе майя, у которых были только плоты, не могли бы о нем узнать.

– Логично мыслишь, штандартенфюрер! Недаром тебя все ценят – и профессор, и рейхсфюрер, и даже… – Сиверс показал глазами наверх. – И хотя наша задача подобно розыску иголки в стогу сена, я сегодня же попрошу направить туда несколько подводных лодок.

– А что будет, если лодку засекут наши противники? Как объяснить, куда она направляется?

Сиверс на секунду задумался:

– Опасения весьма основательные. Но я надеюсь, что «союзники» не владеют тайной Рахава?

– Надо сделать так, чтобы они не следили за нашей подводной лодкой. Может быть, пустить дезинформацию, что рейх собирается строить военную базу в Антарктиде? Тогда будет понятно, почему лодка направляется на юг Атлантики. Там она незаметно обогнет мыс Горн и окажется на просторах Тихого океана. Я думаю, искать надо где-то напротив Юкатанского полуострова – ибо там находился центр империи майя.

Сиверс резко вскочил, засобирал бумаги:

– Это именно то, что я хотел предложить.

– Так точно, герр штандартенфюрер! Я просто читаю ваши мысли, что вполне понятно в нашем институте.

Сиверс бросил на штрурмбаннфюрера косой взгляд исподлобья, но на лице Дейча читалось лишь желание помочь своему начальнику. Несомненно, сегодня на докладе у фюрера директор института «Анэнербе» Вольфрам Сиверс сможет выдать эти идеи за свои. Но и подчиненных он не забудет.

А поздно вечером этого же дня в кабинете Сиверса собралось все руководство отряда по розыску тайных книг «Бергельмир».

– Могу вас поздравить – и себя тоже, – сказал Сиверс. – С этой минуты в наше распоряжение переходят три субмарины, стоящие сейчас в порту Киля. Это «U-465», «U-530» и «U-977». Вести поиски Рахава они будут вахтовым методом.

– Но если мы его найдем, как же разбудить «князя моря»?

– вдруг спросил профессор Зебетендорф. – Мне сейчас пришла в голову мысль, что это может быть не так просто.

– Мы скажем ему: «Вставайте, князь, вас ждут великие дела»! – Сиверс расхохотался. После визита к Гитлеру он уже успел принять несколько рюмок коньяку.

Подземный кабинет Сталина под Мавзолеем. 15 сентября 1943 года. Москва.

У Берии затекли лицевые мышцы – вот уже 15 минут он держал презрительную гримасу, изредка бросая косые взгляды на Кобу. Но тот как будто не обращал внимания, перебирая лежащие перед ним на столе бумаги.

– «Товарищ Глебов» занимается откровенным вредительством, – наконец сказал Берия по-русски склочным голосом.

– Почему, Лаврентий? – Сталин усмехнулся и положил доклад Спецотдела на стол текстом вниз.

Наступление Роммеля в Африке остановить так и не удалось! Мы задействуем наших ценнейших агентов на совершенно идиотские проекты!

– Да, недодумали, – Сталин позвонил обслуге, заказал два стакана чая с лимоном (специально, он знал, что Берия лимонов не любит, но пить все равно будет). – Если раньше Роммель рвался в Египет, чтобы найти Рахава, то теперь Гитлер его посылает в Палестину, чтобы уничтожить тамошних евреев. Он думает, что евреи могут владеть тайной «повелителя вод»…

– Тайной, родившейся в Спецотделе… – Берия злорадно засмеялся.

– Это не так уж плохо, – наставительно сказал Сталин. – Немаленькие силы гитлеровцев, в том числе наиболее отборные части – СС, вместо того, чтобы сражаться с нашими войсками, заняты на срочном уничтожении еврейского населения. Ты же сам знаешь, Лаврентий, – тут Сталин перешел на грузинский язык, – кто всегда входит в разные оппозиции? Евреи! С русскими работать хорошо. А евреи вечно во всем сомневаются! Так пускай пока ими займется Гитлер. А наши войска тем временем поведут наступление вглубь Европы. Так что ты зря, Лаврентий, ругаешь «Глебова». Тем более что идея-то – твоя…

Глухонемая горничная внесла в комнату на подносе два стакана чая с лимоном, поставила сначала перед Хозяином, потом перед Берия, и замерла в ожидании. Вся обслуга секретных кабинетов Сталина набиралась из глухонемых, чтобы никто не расслышал краем уха чего не положено.

Сталин сделал отрицательный жест головой, и горничная удалилась.

– Пей, Лаврентий.

Берия снял пенсне, чтобы не запотело, опустил в нагрудный карман френча, и начал, не остужая, прихлебывать горячий чай. Все лавры от его гениальной идеи теперь пойдут Спецотделу… «Лавры Лаврентия», – Берия усмехнулся. Ничего, он еще свое возьмет.

В свое время пример Павлика Морозова, невероятно раздутый с целью поощрения массового стукачества, натолкнул Берию на гениальную идею.

Взрослого человека можно подозревать в шпионаже. Его легенда всегда будет подвергнута тщательной проверке. Но кому, скажите на милость, придет в голову подозревать ребенка?

Точнее, мальчик 13–14 лет в глазах буржуазных разведок может выглядеть ребенком – но он уже морально дорос до того, чтобы выполнять задания советских органов, подобно Павлику Морозову.

А уж тем более, если человек вырос на ваших глазах, никуда не отлучался – вы сможете заподозрить в нем шпиона?

Стараниями Берии в 1933–1934 годах в Германию были инфильтрованы несколько мальчиков под видом сирот-фольксдойчей. Происходило это с помощью советских резидентов, но сразу же после внедрения помощь со стороны советской разведки заканчивалась. Все мальчики поступили в «гитлерюгенд», а как только позволил возраст – и в СС.

Они быстро росли по службе – Новая Германия делала ставку на молодых. В этих «детях СС» никто и никогда не мог бы заподозрить агентов советской разведки.

Берия любил театр, и ему часто приходило на ум сравнение с ружьем, которое в третьем акте обязательно должно выстрелить.

И вот сейчас одного из самых перспективных его агентов перехватывает Спецотдел! Много раз пытался Берия вырыть Бокию яму, но каждый раз натыкался на тайны, недоступные его мозгу мелкого кавказского интригана.

– Не нервничай, Лаврентий, – допив стакан до половины, наконец сказал Коба. – Одно дело делаете. Кстати, агент Глеба сейчас отвлек у Гитлера три подводные лодки. А знаешь ты, сколько сил надо, чтобы эти три лодки уничтожить? Сколько горючего сжечь, глубинных бомб бросить? Да еще если она сама противолодочный корабль не потопит… А тут – простенькая операция, и три лодки сняты с боевых действий.

– Иосиф Виссарионович, ну а мы-то знаем, где на самом деле находится Рахав? – Берия воспользовался случаем, чтобы отставить стакан с недопитым чаем.

– На самом деле, – важно сказал Сталин, подняв палец, – Рахав не находится нигде. Но если бы он существовал – как реальность, данная нам в ощущение, – то Коммунистическая партия во главе с товарищем Сталиным знали бы, где его искать. Коммунистическая партия знает все!

«Уж Бокий-то наверняка так не считает», – подумал про себя Берия, но промолчал. Он знал, когда и что можно говорить Хозяину.

Кабачок «Вишневое пиво». 19 ноября 1943 года. Город Киль, Германия.

Вот уже несколько лет, как улицы Киля не пахнут морем.

Хотя море никуда не делось – просто привычные запахи йода, свежей рыбы, гниющих водорослей и сушащихся сетей сменили запахи военные. Теперь улицы в приморском городе пахнут соляркой, машинным маслом и разогретой сталью. Вместо веселых моряков, просаживающих в кабаках жалованье с пышнотелыми германскими красотками, все чаще появляются за стойками баров эсэсовцы. Эти что на суше, что на море – все одно. Смотрят на всех презрительно, как будто давно поняли что-то важное, непонятное окружающим. И стального цвета глаза глядят поверх голов – в будущее. В такое будущее, до которого не дай Господь дожить.

Капитан цур зее Вильгельм Бернхарт уже основательно нагрузился, а Михаель Дейч все продолжал подливать ему пиво. И как это хозяину кабачка удавалось добиться такого необычного, густо-вишневого цвета для пива? Казалось, пил бы и пил его.

– Мы ищем там черт знает что, а в это время на Балтике идут бои! – время от времени стучал кулаком по столу Бернхардт.

– Тише, тише! – успокаивал его Дейч. – Если вам удастся найти то, что надо – исход войны будет предрешен. Я думаю попросить, чтобы гросс-адмирал направил для поисков еще несколько субмарин.

Капитан только махнул рукой:

– Самое неприятное, что мы точно не знаем, что ищем, – как он ни был пьян, но все-таки сообразил, что подобные темы лучше обсуждать потише (по всей Германии кишели осведомители гестапо с «ташен-бухами», книжечками для доносов за пазухой). – Хоть бы знать, как выглядит этот Рахав? Или где он прячется? Может, он вообще зарыт под землей… то есть под морским дном. Мне недавно… – тут Бернхарт перегнулся через стол, едва не опрокинув кружку с красным пьянящим напитком, – удалось прочитать донесение с лодки «U-977». Там плавает мой старый друг, капитан Гейнц Шеффер. Он сообщает, что в районе мексиканского побережья он видел развалины древнего города и какую-то башню. Но он не имеет четких указаний, что ему делать дальше. Высылать водолазов? Осматривать каждый грот, каждую пещеру на Тихоокеанском побережье? Каких вообще размеров то, что мы ищем?

Штурмбаннфюрер Дейч принялся показывать руками:

– Не думаю, чтобы «князь морей» был очень большим. Где-то… где-то…

– Нет, пускай «Бергельмир» скажет точно! – крикнул внезапно протрезвевший моряк. А может, это очередная порция пива ударила капитану в голову. Бернхарт не привык пить, и чтобы напоить его, Дейчу потребовались немалые дипломатические усилия. – Идет война, а мы ищем черт знает что!… нас погубит!

Слово, которое посетители «Вишневого пива» не расслышали – на собственное счастье – было заглушено Дейчем (он во все горло потребовал счет). Но сам он это слово расслышал прекрасно. Капитан сказал: «Гитлер».

Пригородный лес неподалеку от Берлина. 12 марта 1944 года. Германия.

Прижимая к груди пакет, Дейч выбрался из леса на шоссе, огляделся (в этот ранний час его никто не видел), бросил пакет на заднее сиденье «Оппель-адмирала», а сам сел за руль.

Ну вот, здесь уже безопаснее. Далеко не каждый имеет право сунуть нос в его машину. Эсэсовское звание, а главное – удостоверение отряда «Бергельмир», подписанное самим фюрером, надежно защищали от полиции и дежуривших на всех углах отрядов пожилых штурмовиков (от СА осталась старая гвардия, чудом уцелевшая во время чисток, а все, кто помоложе, отправился на фронт).

Острым перочинным ножом Дейч разрезал плотную мешковину, вытащил из пакета изрядно потрепанный старинный гроссбух, а мешковину выбросил на дорогу. В ту же секунду «Оппель-адмирал» сорвался с места и понесся к Берлину.

Одна часть задания, наиболее опасная, осталась позади.

Но как же теперь лежащая возле него тетрадь попадет в руки профессора Зебетендорфа?

У Дейча уже было разработано несколько вариантов на этот счет. Согласно ним, тетрадь доставил с Восточного фронта один эсэсовец, служивший ранее в «Бергельмир», но отправленный на фронт за слишком длинный язык.

Такой человек существовал и в самом деле – во Франции одного из членов отряда достала пуля «маки», французского партизана, и Дейч потребовал какого-нибудь рядового эсэсовца на замену. Присланный вначале из Берлина молодой парень любил выпить, и спьяну болтал, что попало. Он отправился на фронт, а на его место пришел угрюмый великан родом из Шварцвальда. Болтуна, как сообщили Дейчу, сразила партизанская пуля, и вот пришел его черед помочь общему делу – посмертно…

Михаель чувствовал острую необходимость посоветоваться с кем-нибудь. Но это было невозможно – вряд ли кто-нибудь из работающих в Берлине нелегалов рискнул бы выйти с ним на связь.

Дейч не знал еще одного – большинства из тех, кто когда-то, в 32 году начинал эту операцию, уже не было в живых.

Идея, которой малоизвестный тогда Берия поделился со Сталиным, воплощалась в жизнь кропотливым трудом сотен чекистов – и все они один за другим исчезли в топках сталинских чисток.

Сегодня о детях-нелегалах, заброшенных в Германию девять лет назад, знали только Сталин, Берия и Бокий.

Тогда же был заброшен и Михаель Дейч. На его счету был один большой плюс – свободное владение идишем, еврейским языком, так что не составляло большого труда переучить мальчика на немецкий. Светлые волосы и голубые глаза – не такая уж редкость среди европейских евреев – открывали ему прямую дорогу в СС. А обрезан Михаель, сын фанатичных евреев-коммунистов, не был.

Кроме того, подлинная национальность агента давала гарантию, что никогда посланцу Берии не захочется открыть свою маску и перейти на сторону врага.

Еще одна удача – попадание в святая святых института «Анэнербе», отряд по розыску тайных книг «Бергельмир». И последнее – дело по розыску Рахава, на которое Гитлер возлагал столько надежд, непостижимым образом оказалось связанным с преданием, которое из поколения в поколение передавалось в семье Дейча.

Когда-то, во время наполеоновских войн, в местечко пришел замерзающий французский солдат, еврей по крови. Он рассказал удивительную историю про то, как в Палестине видел человека, своими глазами видевшего Рахава, ангела моря. В память об этой истории в семье хранился пергаментный свиток с выцветшими за сотни лет непонятными рисунками и толстая тетрадь, исписанная мелким аккуратным почерком (откуда такой почерк у бывшего пирата?) на древнееврейском языке.

Времена меняются – то, что для предков Михаеля было страшной легендой, для его родителей уже стало невероятной сказкой. Михаель же в эту историю, слышанную им несколько раз от деда, попросту не верил, хотя и гордился в душе, что в их семье есть легенда, непохожая на остальные «бобэ-майсес», бабушкины сказки.

Но постепенно легенда стала обретать плоть и кровь. В основном – стараниями самого Дейча. Три подводные лодки повахтенно искали Рахава вдоль побережья Тихого океана. И сегодня, когда гросс-адмирал настойчиво требует у фюрера вернуть лодки на боевое дежурство, самое время подкинуть этим фанатикам, погрузившим Европу в кошмар своих галлюцинаций, немного «мяса».

В тетради еврей-пират приводил координаты того места, где он видел Рахава – хотя и довольно приблизительные, но достаточные для того, чтобы три подводные лодки прочесали местность недели за две. А потом проверки, а потом возвращение обратно на Балтику – еще хорошие недели три займет, да и отдых после перехода…

Что будет потом, после того, как лодки вернутся, Дейч пока старался не думать. Может быть, бросят в концлагерь, как бывшего астролога Гитлера, не сумевшего предсказать даже свою судьбу. Может, разжалуют в рядовые и отправят на Восточный фронт – самый лучший вариант. А впрочем, это для астролога фюрера будущее было загадкой, а Дейч прекрасно знает его, ибо сам планирует. После того, как три субмарины недели две поищут у моря погоды, можно будет незаметно уйти в подполье, а там, чем черт не шутит, перейти линию фронта и оказаться у своих…

Неожиданно Дейч поймал себя на мысли, что вот уже несколько лет он думает только по-немецки.

Приемная рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Несколько позже, того же дня. Берлин.

– Рейхсфюрер вас немедленно примет, – очень тихо сообщил Дейчу адъютант Гиммлера, подойдя почти вплотную. Сам же и провел Дейча мимо нескольких высоких эсэсовских и общевойсковых чинов, сидевших в приемной (среди них Дейч заметил даже одного бригаденфюрера). Признаться, Дейч не ожидал такой реакции от Гиммлера на просьбу о встрече. Он был уверен, что вечно занятый рейхсфюрер выкроит время в лучшем случае через несколько дней, но уж никак не прикажет провести его в кабинет в обход ждущих приема генералов.

– Хайль Гитлер! – громко крикнул Дейч, входя в кабинет (пока адъютант не закрыл дверь, чтобы было слышно в приемной).

Гиммлер вяло махнул рукой.

Штурмбанфюрер подошел поближе. Гиммлер выглядел ужасно, его и без того бледные щеки казались сделанными из воска, глаза смотрели безжизненно, вялые руки лежали на столе, как два выброшенных на берег утопленника.

– Фюрер меня совсем не щадит, – сказал он тихим голосом. – Окончательно решить еврейский вопрос в указанные сроки попросту невозможно. Если, конечно, нам кто-нибудь не поможет. Я работаю по 20 часов в сутки… Что у тебя? Ты принес что-то важное?

– Откуда вы знаете, рейхсфюрер? – поразился Дейч.

– Я чувствую… Я всегда чувствую, – словно сомнамбула, сказал Гиммлер и протянул руку.

– Один из бывших сотрудников ГАБ «Бергельмир» передал кое-что с Восточного фронта. Это касается дела Рахава, ангела моря. Мне кажется, теперь мы знаем точно, где его искать.

С этими словами Дейч вложил тетрадь в руку рейхсфюреру. Тот перевернул несколько страниц:

– Это все на еврейском?

– Да, но для отряда «Бергельмир» это не проблема.

Неожиданно Дейч заметил, как краска начала возвращаться на неживые щеки Гиммлера.

– Большая удача! Очень хорошо, что ты принес это именно мне, а не отдал Сиверсу. Я нашел кое-что интересное, и сегодня хотел показать это фюреру. Ты читаешь на латыни?

– Так точно, рейхсфюрер!

– Тише, тише, – Гиммлер болезненно сморщился, неожиданно резким движением взял тетрадь и кинул ее в ящик стола, вынув оттуда взамен небольшую брошюру старинного вида.

– Вот посмотри это. Только здесь, – и рейхсфюрер указал пальцем на черную деревянную дверь в углу кабинета. – Это комната отдыха. Сегодня все это будет у… – и Гиммлер показал большим пальцем на огромный застекленный портрет, висевший у него за стеной.

Дейч, бережно взяв поданную ему Гиммлером старинную книгу, прошел в направлении, указанном ему бледной, безжизненной рукой рейхсфюрера. Закрыв за собой дверь в комнату отдыха, он оказался в небольшом, уютном помещении без окон, с мягким диваном, кофейным столиком и несколькими креслами. Особо богато комната отдыха Гиммлера обставлена не была (вождь СС избегал показной роскоши), но на стенах висело несколько картин «малых голландцев» – явно подлинники.

Присев в глубокое кресло, Дейч открыл старинный манускрипт. На титульном листе было выведено: «CTHAAT AQUADINGEN». Название не то что ничему его не говорило, но штурмбанфюрер даже не смог его перевести. Пролистав несколько страниц, Дейч понял, что книга написана на той странной смеси немецкого и латыни, которой пользовались средневековые немецкие мистики – например, доктор Фауст (не плод поэтического воображения Гете, а реальный знаток черной магии Иоганн Фауст, живший в 15 веке).

Перелистнув несколько страниц, даже еще не вчитываясь в текст, штурмбанфюрер обратил внимание на странный материал, на котором была написана эта книга (ибо находящийся перед ним манускрипт был именно написан, а не отпечатан в типографии). Конечно, этот пергамент явно выделан из человеческой кожи!

Дейчу приходилось встречаться с комендантами концлагерей, которые забавлялись подобными безделушками. Он даже присутствовал при споре двух эсэсовцев, которые соревновались, у кого есть лучшие изделия из человеческой кожи (причем больше всего ценилась кожа с татуировкой). Выиграл комендант одного польского концлагеря (правда, потом Дейчу рассказали, что он заставлял делать заключенным оригинальные татуировки, а потом использовал их кожу для поделок).

Но это во время войны, когда жизнь человека ценится гораздо меньше, чем пергамент, который можно выработать из его кожи. Но откуда же взяться такому изделию в мирное время?!

Дейч стал внимательнее просматривать книгу (тем более, что и латынью, и средневековым немецким он владел хорошо). В трактате все время говорилось о каких-то «водных сущностях» – точнее, элементалах воды, если пользоваться языком Парацельса. И о страшных ритуалах, необходимых для того, чтобы их пробудить.

Еще раз взглянув на титульный лист, Дейч уже всерьез задумался над переводом названия. Слово «CHTAAT» означало «хтонический, подземный», «AQUA» по-латыни переводилось как «вода», а слово «dingen» использовалось немецкими мистиками в значении «вещь, сущность» – нечто вроде кантовской «вещи в себе». На современном языке название книги звучало бы так:

«О ВЕЩАХ, СОКРЫТЫХ В ВОДЕ».

Значит, не только евреи знали о существовании Рахава?

Дейч заглянул в конец книги (хотя знал, что настоящий немец так бы никогда не сделал, это скорее еврейская черта), и взгляд его уперся в описание ритуала, который следует исполнить для пробуждения «властелина вод» – так, по крайней мере, обещала книга. Зачем, на кой черт нужно будить спящего где-то в немыслимой глубине «властелина вод», трактат не сообщал, но из перечитанного несколько раз – для лучшего понимания – вступления он уяснил, что книга эта принадлежала кому-то из членов «Ордена Алголя». На протяжении своей работы в отряде по поиску тайных книг «Бергельмир» штурмбанфюрер несколько раз сталкивался со следами этой организации черных магов, которая опутывала всю Европу.

Алголь, вторая по величине звезда из созвездия Персея, на протяжении тысяч лет считалась у астрологов самой злотворной изо всех звезд. Она принадлежала к числу так называемых «неистовых звезд», появление ее всегда указывало на смерть, убийство. А если мы нарисуем созвездие Персея так, как представляли его древние греки, то Алголь окажется как раз на том месте, где греческий герой держит в руке отрубленную, но еще извивающуюся щупальцами голову Медузы Горгоны.

И в качестве своего символа люди, занимающиеся черной магией, выбрали именно Алголь – Голову Медузы. Вступающие в орден маги подписывали собственной кровью документ, где принимали на себя обязательства всю оставшуюся им жизнь служить только «левой стороне» – могучим силам, скрывающим лицо Господа от нашего мира.

Иногда Дейчу казалось, что СС – черный орден – был создан Гиммлером по образу и подобию «Ордена Алголя». Знал ли о нем что-то рейхсфюрер? Судя по этой книге – да, знал. Не так-то уж прост был мюнхенский студент, в 28 лет ставший руководителем организации, от которой сегодня содрогался весь мир!

Дейч еще раз перечитал окончание страшной книги «О вещах, сокрытых в воде». Да, то, что предлагал сделать неведомый маг, полностью совпадало с тем, что когда-то, в детстве, рассказывал ему дедушка… с тем, что содержала хранившаяся у них в семье старая тетрадь. Может быть, и в самом деле где-то в Тихом океане спит Рахав, ангел моря, заточенный Всевышним в гниющую плоть? И что будет, если его разбудить? Не соединятся ли верхние и нижние воды, породив новый всемирный потоп – только спастись уже будет некому. Вряд ли в целом мире найдется кто-либо, подобный Ною (да и достанет ли времени построить ковчег?)

«Не вырывать ли страницу?» – подумал Дейч. Нет, опасно. Да и куда ее деть? Сжечь невозможно – спичек у Дейча не было, в СС не поощрялось курение. Съесть? Но это же не бумага! Да и при одной мысли о том, что придется есть пергамент, изготовленной несколько веков назад из человеческой кожи, Дейча чуть не стошнило.

Кроме того, у Гиммлера ведь осталась тетрадь – дневник старого пирата, в котором он описывает встречу с Рахавом! Дейч подошел к двери и осторожно потянул за ручку.

Комната отдыха рейхсфюрера СС оказалась запертой снаружи.

Трибуна Мавзолея. 1 мая 1944 года. Москва, СССР.

День, вроде, выдался не такой уж холодный, но Сталин все равно мерз. То ли годы давали себя знать, то ли порывы пронизывающего ветра, время от времени налетавшего на трибуну Мавзолея, с которой вожди ревниво следили за изъявлениями народной любви.

Сталин уже два раза удалялся в небольшую комнатку здесь же, на трибуне, где быстро, обжигаясь, выпивал стакан чая, (второй раз даже опрокинул в стакан грамм 20 грузинского коньяку) – ничего не помогало. Особенно почему-то мерзли руки в толстых кожаных перчатках. Наконец, когда стал уже виден конец колонны, он покинул трибуну, по вертушке лично вызвал «товарища Глебова» в подземный кабинет (Сталин не хотел, чтобы кто-то еще знал прямой телефон Спецотдела), и на лифте спустился вниз.

– Ну что у нас, товарищ Глебов? – с довольной усмешкой спросил Сталин, быстро отогревшись в жарко натопленном кабинете. Была б возможность, отменил бы эти многочасовые стояния на Мавзолее, где не только мерзнешь, а и не ровен час, пулю схлопотать можно из толпы от засланного диверсанта или фанатика-террориста – когда мимо проходят миллионы людей, никакой НКВД не проверит каждого. Но что поделаешь – народ должен видеть своего вождя.

Бокий сумрачно сидел на стуле, после небольшой паузы неуверенно заговорил (Сталин насторожился – неуверенности он за Глебом не помнил):

– Пришло донесение от агента из Берлина. Гитлер сейчас направил мощные силы, лучших подводников, на поиски Рахава.

Сталин засмеялся:

– Ну, разве не этого мы хотели? Ты помнишь, у тебя был партийный выговор? Я его сниму. Пока я еще Генеральный Секретарь.

– Погоди, Коба, – продолжил Бокий. – Агент просит, чтобы мы послали, по крайней мере, несколько подводных лодок, чтобы перехватить гитлеровскую эскадру. Он уверяет, что ангел моря существует на самом деле, и если немцы разбудят его, то произойдет катастрофа мирового масштаба.

– Мирового масштаба может быть только одна вещь – Мировая Революция, – ответил Сталин. – И тут мы с тобой, Глеб, просрали. При нашей жизни мы уже Мировой Революции не увидим – разве что ты в Спецотделе изобретешь чудодейственное средство для продления жизни. Я ведь хочу жить долго – у нас в горах обычно долго живут. А насчет твоего агента скажу так – задание он выполнил, но переутомился малость. Пускай война закончится – если останется жив, то подлечим его в лучшей клинике. В санаторий ЦК в Крыму я лично распоряжусь чтобы направили. А пока выходить с ним на связь больше не надо.

Рукой Сталин сделал знак «товарищу Глебову» удалиться. А когда тот подошел к двери, вслед ему сказал генсек с коротким смешком:

– И еще. Посылать подводные лодки на поиски ангелов я не буду.

Гостиница для военных моряков «Народ и Рейх». 15 июля 1944 года. Киль, Германия.

Капитан Бернхарт нервно мерил шагами небольшой офицерский номер из угла в угол, а в это время штандартенфюрер (Гиммлер не забыл оказанной услуги) Дейч сидел на жестком гостиничном стуле и следил глазами за его перемещениями.

– В такое время срывать «U-530» куда-то к черту на рога, в Тихий океан, когда на Балтике идут бои!

– Вильгельм, ты еще не понял, о чем я говорю. Эта штука существует на самом деле. И если «U-977» и «U-465» выполнят задание, то вопрос о том, кто победит, уже больше стоять не будет. Не останется ни Германии, ни России, ни Европы – ничего. Одна вода. И может быть, подводные лодки – до тех пор, пока у них не выйдет горючее и запас продуктов.

– Так что ты мне предлагаешь сделать? – капитан субмарины в упор посмотрел на Дейча.

– Я ничего тебе не могу предложить – это было бы с моей стороны нарушением присяги, – ответил штандартенфюрер. – Мы все присягали Великой Германии. Но я не думаю, что для Германии будет лучше, если она погибнет вместе со всем миром.

Капитан Бернхарт подошел к окну и тяжело задумался.

– Если бы я мог отправить письмо Гейнцу Шефферу, капитану «U-977»! Он мой старый товарищ, мы вместе учились. По поводу второй подлодки – «U-465» – я ничего не могу сказать, все данные по ней были строго засекречены даже от нас. Кроме того, даже если бы я решился выйти в море без личного приказа гросс-адмирала – а мы подчиняемся непосредственно ему – как я смогу добраться до Тихого океана? И доберусь ли вообще? В самом начале войны с наших лодок были сняты торпеды и все вооружение – нам запрещается вступать в бой, цель субмарин – выполнить секретное поручение фюрера по розыску «властелина моря». А что теперь? Ты говоришь, что проснувшийся ангел моря может нас всех погубить… Ты уверен? Почему я должен тебе верить?

– Я не уверен, – ответил Дейч. – Если я ошибаюсь, то тем лучше. Но если я прав – сомневаюсь, что у командования еще достанет времени исправить ошибку.

 

Оставив капитана размышлять, штандартенфюрер вышел на улицы Киля. Пройдя несколько кварталов, он обратил внимание, что ему совсем не попадаются навстречу мужчины – разве что совсем уже дряхлые старики. Мужское население Германии безостановочно пожирала ненасытная пасть Восточного фронта. Тот, кто побросал немцев в топку войны, уничтожил еврейское население целых стран в угоду своим больным фантазиям – остановится ли перед истреблением целой планеты?

Уже выехав из Киля обратно в Берлин, Дейч решился про себя на отчаянный шаг – попробовать уговорить Гиммлера сорвать операцию по пробуждению Рахава. Все-таки рейхсфюрер слишком боится за свою драгоценную жизнь, чтобы решиться на самоубийство.

Несмотря на отчаянное положение, сложившееся к лету 1944 года на Восточном фронте, отряд «Бергельмир» все-таки не расформировали. Теперь они почти безвылазно сидели в Берлине, в мощных бункерах, вырытых под зданием института «Анэнербе» (подземные коммуникации соединяли эти бункера с подземной же Рейхсканцелярией), и просматривали тысячи найденных за годы войны оккультных манускриптов в поисках какого-нибудь чудодейственного средства, которое поможет Германии выиграть уже безнадежную войну.

Иногда в бункер заходил Гиммлер, появляясь, как привидение, неизвестно откуда (он сумел добиться от Гитлера контроля над деятельностью «Бергельмира»). Листал своими маленькими пальчиками с коротко подстриженными ногтями страницы древних магических книг – иногда заинтересованно, но чаще всего совершенно равнодушно.

Наверху рвались бомбы – Берлин почти ежедневно подвергался налетам авиации союзников. Но здесь, в подвалах «Анэнербе», разрывов не было слышно. Профессор Зебетендорф, Дейч, еще несколько сотрудников сидели каждый за своим пюпитром, над которым склонялась лампа в зеленом стеклянном абажуре, и методично просматривали рукописи и инкунабулы, стараясь не пропустить ни одной мельчайшей детали. Возможно, на следующей странице им откроется магическая формула, которую произнесет вождь германского народа – и покатятся вспять дикие орды большевиков, пришедшие уничтожить великую страну, колыбель нордической цивилизации.

Однажды в самом конце осени дверь бункера с сочным чмоканьем раскрылась, и в комнату вошел Гиммлер – без сопровождения, охрану он всегда оставлял снаружи этого вместилища магических секретов. Сотрудники «Бергельмира» повскакивали с мест, но рейхсфюрер вяло ответил «Хайль…» и приказал сидеть, после чего принялся ходить между пюпитрами. Он так поступал всегда – никогда ни с кем не разговаривал, только кружил между столами, как привидение, несколько минут, заглядывал из-за спины в книги, иногда листал их, после чего уходил. На этот раз Гиммлер после таких же эволюций подошел к пюпитру Дейча и положил руку на крышку. Дейч, не меняя положения головы, поднял глаза – один из пальцев рейхсфюрера постукивал по крышке пюпитра, явно призывая к вниманию! Глазами Дейч на секунду встретился с глазами Гиммлера, спрятанными за толстыми линзами пенсне (они были больше похоже на глаза глубоководной рыбы, чем человека), после чего рейхсфюрер незаметно указал ему пальцем на дверь, и сразу же пошел к выходу.

– Не вставайте, – кинул он через плечо вглубь комнаты.

Подождав для приличия около минуты, Дейч встал из-за пюпитра и пошел к выходу.

– Только в туалет, а потом разомнусь минуты две по коридору – что-то спина затекла, – ответил он на недоуменный взгляд профессора.

Выйдя из комнаты, штандартенфюрер огляделся, и в левом конце коридора увидел наполовину скрытую стеной фигуру рейхсфюрера СС. Понятно – Гиммлер не хотел, чтобы свидетелем их разговора стал стоящий у двери часовой, а в том конце коридор заворачивал и образовывал небольшой тупичок. Быстрым шагом Дейч направился туда (при этом фигура Гиммлера скрылась полностью), а когда штандартенфюрер повернул налево, то увидел, что Гиммлер держит в руках несколько листков пергамента.

– Положишь это в одну из книг, – тихо сказал рейхсфюрер, протягивая листки Дейчу. – Подними шум, скажи, что важное открытие. Я тебя поддержу. Необходимо, чтобы фюрер это сделал, – Гиммлер указал пальчиком на пергамент.

Дейч взял листки (на ощупь ему показалось, что этот пергамент того же сорта, какой ему уже приходилось видеть у рейхсфюрера – из человеческой кожи), спрятал их под мундир, стараясь не показать отвращения – эсэсовец не должен быть чувствительным…

– Это насчет Рахава? – так же тихо спросил Дейч главу СС.

Гиммлер отрицательно покачал головой:

– Рахав не нужен. Даже если мы проиграем эту войну, Германия должна существовать всегда. И наш орден тоже должен существовать вечно.

– Вы имеете в виду СС?

– Как бы он ни назывался – орден будет жить вечно. А сейчас иди, – Гиммлер махнул рукой жестом, не допускающим возражений.

Дейч вернулся в комнату, сел за свой пюпитр, и, когда на него никто не смотрел, незаметно вытащил из-под мундира переданный Гиммлером пергамент и засунул его между страницами лежащей перед ним книги.

Все. Теперь можно спокойно рассмотреть листы перед тем, как огласить свое «открытие».

В вырванном из какой-то самодельной книжки фрагменте говорилось о процедуре передачи себя во владение «левой стороне» – темным силам нашего мира. Взамен демонические создания обязывались выполнить любую волю человека, заключившего с ними пакт. В принципе, ничего нового в этом не было – подобными текстами были прямо-таки напичканы книги, обрабатывавшиеся отрядом «Бергельмир». Но эта процедура немного отличалась от виденных в книгах штандартенфюрером: она была значительно проще – с одной стороны, а с другой стороны – гораздо кровожаднее.

Например, для заключения пакта требовалось принести столько человеческих жертв, сколько выполняющий обряд черный маг прожил на белом свете. Понятно, что такое возможно только при наличии мощной организации, которая помогла бы совершить обряд.

Дейч опять подумал о тайном «Ордене Алголя», объединявшем когда-то черных магов Европы. Если бы такая организация дожила до нынешних времен, то ее возможности были бы велики, как никогда ранее. Она могла бы приносить человеческие жертвы без счета, проливать кровь десятками и сотнями литров, пускать на амулеты целые свитки человеческой кожи. Кстати, когда в 1938 году по заказу НСДАП в недрах «Анэнербе» готовился указ о запрещении в Германии разного рода оккультных организаций (под запрещение попал даже Тевтонский орден), «Ордена Алголя» в списках Дейч не увидел. Или он действительно растворился с приходом нового времени?..

Неожиданно Дейч вспомнил, как в 1943 году, 20 апреля, в день 54-летия Гитлера, в концлагерях расстреливали по 54 человека. Тогда это казалось очередным кровавым безумством эсэсовцев. Но если вспомнить, что концлагерями командовал Гиммлер – не было ли это попыткой связать намертво Гитлера с темными силами (возможно, даже без его ведома)? И значит, Гиммлер все-таки считает Гитлера выразителем воли всей немецкой расы?

Ничего, недолго им уже осталось играться…

– Нашел! – закричал Дейч. – Посмотрите, что я нашел – мы раньше такого никогда не видели!

И он поднял листки пергамента над головой. Когда штандартенфюрер проносил пергамент мимо лампы, буквы вдруг вспыхнули темно-багровым огнем. Как будто страшный текст был написан не чернилами, а кровью.

Хотя скорее всего, так оно и было.

Дейч не знал, что было дальше, и как Гиммлеру удалось уговорить фюрера провести церемонию подписания Договора. И удалось ли вообще?

Главное, что потом был прорыв в Арденнах, когда чаша весов войны, казалось, уже обретшая устойчивое положение, вновь закачалась.

В те дни Дейч, казалось, совершенно потерял опору во времени и пространстве. А «Бергельмире» все ходили веселые, поздравляли друг друга – им казалось, что в войне наступил перелом, и вот-вот немецкие танки снова вернутся к воротам Москвы.

Но то ли Договор был заключен слишком поздно, то ли железная воля Сталина оказалась сильнее всех демонов, но наступление немецких войск на Западном фронте удалось остановить только гигантским напряжением сил на фронте Восточном.

И тогда в отряд «Бергельмир» пришел от Гитлера короткий приказ, начинающийся словами:

«– Конец Третьего Рейха должен стать и концом Вселенной».

В тайном приказе Гитлер требовал от сотрудников «Анэнербе» немедленно разбудить Рахава – ангела моря. Для этого, как указывалось в документе, им будут предоставлены все подводные лодки специального назначения – «U-977», «U-530» и «U-465». Также в приказе сообщалось, что специальное оборудование, необходимое для пробуждения Рахава, уже в спешном порядке готовится на одном из подземных оборонных заводов рейха, где-то на берегу Балтийского моря.

Выслушав приказ (это было в бункере «Анэнербе», куда бумагу занес какой-то эсэсовец) Дейч минуту просто не мог подняться со стула. Он еще раньше установил по своим каналам, что подводная лодка «U-465» была предназначена для эвакуации Гитлера, Геббельса и нескольких его приближенных в тайное убежище, приготовленное еще в начале 1944 года в отрогах Кордильер. Значит, безумный вождь, приведший Германию к такому краху, какого она еще не знала, решил все-таки покончить с собой – а заодно со всем окружающим миром.

Гиммлер, которому все же удалось немного оттянуть катастрофу, в эти дни в «Бергельмире» уже не показывался. Ходили слухи, что он попал в немилость к Гитлеру, и теперь рейхсфюререра больше волновали вопросы собственной безопасности.

В приказе требовалось, чтобы вместе с подлодками для пробуждения Рахава отправились несколько сотрудников ГАБ «Бергельмир».

Профессор Зебетендорф решил не жертвовать людьми, втянутыми в секретные операции против своей воли. На «U-530» пошел он сам, а на «U-977» своим приказом отправил штандартенфюрера Михаэля Дейча.

Весь оставшийся отряд «Бергельмир» личным указом Гитлера был объявлен распущенным – за неимением территорий, на которых можно было бы искать тайную оккультную литературу.

Дейч удивился про себя, что Гитлер не приказал уничтожить все богатейшие архивы, собранные отрядом за несколько лет войны, но потом понял – если удастся пробудить ангела моря, то читать тайные книги уже будет некому.

29 марта 1945 года. Город Киль, Германия.

– Погружаемся, – коротко бросил через плечо капитан Гейнц Шеффер стоящему у него за спиной Дейчу. По всему было видно, что подводник недолюбливает эсэсовцев, да и вообще не терпит посторонних в рубке.

– Всплывать где-нибудь будем? – все-таки спросил штандартенфюрер, несмотря на явно недовольный тон капитана.

– Нет. Воздух будем забирать через шнорхель. Нам предстоит почти всю Атлантику пройти под водой.

С этими словами капитан Шеффер склонился над приборами. Дейч, чтобы не обострять обстановку, вышел из рубки и направился к себе в каюту.

Каюты на лодке были буквально крохотные, однако Дейчу предоставили отдельное помещение – размером немногим более школьного пенала для карандашей, как пошутил он приведшему его к каюте боцману.

– На спецподлодках каюты хотя и маленькие, но максимум на два человека, у офицеров – отдельные, – не поддержав шутки, ответил боцман. – В целях секретности.

И вышел. «Это для того, чтобы в свободное от вахт время команда меньше общалась между собой», – догадался Дейч.

После того, как лодка погрузилась, штандартенфюрер вернулся в свою каюту и вытянулся на узкой койке, сняв сапоги.

Придется ли ему еще увидеть Германию, к которой он так привык за многие годы? Удастся ли вернуться в Советский Союз?

Прикрыв глаза, Дейч начал размышлять, что он может сделать в сложившейся ситуации. В Центре ему не поверили – он это чувствовал инстинктивно. Да и мудрено было бы поверить, после стольких лет, когда Спецотдел был уверен, что хитроумно дурачит Гитлера… В 41-м тоже думали, что перехитрили фюрера – но все оказалось не так просто. Сейчас, в самом конце войны, когда напряжены все силы для ее скорейшего окончания, Сталин не станет посылать корабли на поиски трех сбежавших (как он считает) подводных лодок.

Так что делать? Устроить диверсию на подводной лодке?

Дейч, поразмыслив, признался себе, что понятия не имеет, как это сделать. Перед отходом на каждую лодку поставили по торпедному аппарату, и дали несколько торпед на крайний случай… Но торпеду так просто не взорвать – и кроме того, даже если погибнет «U-977», то останутся еще две субмарины. И кто-нибудь из них вполне может справиться со смертельным заданием.

Может быть, убить Рахава? Скажем, торпедой… Или двумя… А можно ли вообще убить ангела? И что тогда будет?

Поразмыслив, Дейч решил, что вряд ли все-таки такое возможно. Однако отказываться от этого плана окончательно не стоит. Надо будет за время пути разобраться, как функционирует торпедный аппарат…

В дверь каюты деликатно постучали.

– Зайдите!

– Капитан приглашает вас в свою каюту на обед, – сообщил Дейчу молодой матрос.

– Сейчас приду.

– Вы сами не найдете, я вас провожу.

Впрыгнув в сапоги и наскоро пригладив волосы, Дейч отправился вслед за матросом по узким переходам субмарины, из отсека в отсек, пока не достиг капитанской каюты. По дороге ему бросилось в глаза, что команда подлодки в основном состояла из молодежи, в то время, как он ожидал увидеть на таком задании закаленных морских волков.

Зайдя в каюту, Дейч некоторое время постоял в нерешительности – ему хотелось услышать, крикнет ли капитан нацистское приветствие. Но Шеффер только сказал:

– Садитесь, – приглашая за накрытый стол.

– А почему у вас столько молодежи в команде? – садясь, спросил Дейч.

– Фюрер приказал для этого задания выбрать исключительно людей, не обремененных семьей. У некоторых из них была бронь – они трудились на секретных заводах, а кое-кого сюда перевели с других подлодок.

– Наш фюрер – большой гуманист, – сказал штандартенфюрер двусмысленным тоном.

Шеффер ничего не ответил, спокойно поглощая гороховый суп. Тогда Дейч решил развить тему:

– Однако боюсь, что в данном случае его гуманизм уже ничем не поможет…

– Что вы имеете в виду? – обеспокоенно спросил капитан.

– А вы разве не знаете задания?

– Мне на борт доставили пакет, который я должен вскрыть в определенной точке Атлантического океана. Все, что мне известно – наш путь лежит в Тихий океан. А еще на борт загрузили спецоборудование. Я надеюсь, в нужное время вы будете знать, как им пользоваться?

– Несомненно, – безукоризненно вежливо ответил Дейч. – Хотите, я расскажу вам, в чем будет состоять ваше задание?

Шеффер долго колебался под пристальным взглядом Дейча. С одной стороны, он чувствовал свою ответственность за подлодку и экипаж, с другой стороны – это могла быть провокация службы безопасности, СД… Ходили смутные слухи, что Гитлер в последнее время снял со своих постов и расстрелял множество высших чинов из командования армией и флотом.

– Я солдат, и должен подчиняться приказу, – наконец ответил капитан. – В назначенное время, в назначенном месте, я вскрою пакет, и из него узнаю о дальнейших действиях.

Остальные блюда они уже доедали молча. И больше Дейча в капитанскую каюту не приглашали – еду ему прямо в каюту приносил молодой матрос.

Где-то на юге Атлантики глубоко под водой.

– Штандартенфюрер, штандартенфюрер! – Дейч почувствовал сквозь сон, как его трясут за плечо. Он с трудом приоткрыл глаза, но тут же мобилизовался и сел на кровати.

– Вас срочно хочет видеть капитан! – матрос, зашедший в каюту, не отставал.

«Что случилось? Что-то с лодкой? Нет, сирен тревоги не слышно, и по коридорам никто не бегает. Наверное, для капитана пришло время распечатать пакет!»

Плеснув в лицо из умывальника противной регенерированной водой, Дейч отправился в капитанскую каюту. Там его уже ждал Шеффер с растерянным выражением лица. На столе перед ним были разложены бумаги, в некоторых из них Дейч наметанным глазом узнал копии рукописи жрецов майя, а также документы по розыску Рахава, подготовленные «Бергельмиром».

– Как прикажете это понимать? – строго спросил Шеффер. – Это что, издевательство? Или диверсия?

– Ничуть, – спокойно ответил Дейч. – Вы ведь уже принимали участие в розысках «князя моря». Сегодня вы просто узнали, для чего это нужно. Нам – а возможно остальным двум подводным лодкам, кто доберется – предстоит его разбудить.

– И что тогда будет? Он примет участие в войне на нашей стороне? Но даже если такое возможно, и каким-то чудом он потопит весь флот союзников, то останется еще армия! Сейчас исход войны решается на суше…

– Если проснется Рахав, то больше не будет ничего, – для убедительности Дейч изобразил руками морскую гладь. – Он объединит верхние и нижние воды, как об этом сказано в Библии, и произойдет новый всемирный потоп.

– В приказе об этом не написано, – капитан подозрительно посмотрел на Дейча.

– Это я сообщаю вам, как частное лицо. Вы ведь хотите знать истинную цель нашего путешествия? Так я вам ее уже сообщил. Продолжайте выполнять приказ. На сегодня это все, что мы можем сделать для Третьего Рейха – хлопнуть дверью так, чтобы весь мир содрогнулся.

– Расскажите, что вы знаете о нашем задании, – после тяжелого раздумья сказал капитан. – Я несколько лет искал под водой совершенно непонятную мне вещь. И вот сегодня вы говорите мне, что лучше бы этого Рахава никто никогда не находил. Но почему я должен вам верить?

– Я не прошу вас верить мне на слово. Я такой же солдат Рейха, как и вы. Просто изложу вам факты – а выводы можете делать самостоятельно.

– Хорошо, – согласился капитан субмарины. – Прежде всего объясните мне, что это за буквы ГАБ «Бергельмир» на вашем удостоверении? Какую организацию вы представляете?

– ГАБ – это отряд по розыску оккультной литературы, всякого рода тайных книг, который был создан в середине тридцатых при Институте Наследия Предков «Анэнербе». А Бергельмиром звали одного из нордических титанов, уцелевших при всемирном потопе. Пророческое название, не правда ли? – штандартенфюрер криво усмехнулся. – Сегодня Бергельмир – это мы, наша подводная лодка. Мне посчастливилось найти книгу, написанную еврейским пророком Натаном из Газы – «Трактат о крокодилах». Не о тех крокодилах, на которых солдаты Роммеля охотились в Северной Африке – а о гигантских тварях потустороннего мира. В трактате было написано об ангеле моря, Рахаве, заключенном в гниющую плоть и ждущем своего часа. Рахав спит, но возможно, найдется кто-нибудь, способный его разбудить… В одном из захваченных в России архивов мы нашли рукопись индейцев майя, которые знали, где находится Рахав. Отряду «Бергельмир» удалось расшифровать эту рукопись. И наконец, один из эсэсовцев нашел пиратский дневник… Один пират видел Рахава, общался с ним, и в дневнике указаны точные координаты. Так кому же, если не фюреру германского народа, разбудить Рахава?

– Германского народа больше нет, – наконец сказал Шеффер и с вызовом посмотрел на Дейча. – Эксперименты Гитлера погубили его. Евреев больше нет. Цыган больше нет. А я до войны любил заходит в один кабачок в Берлине, там цыгане играли на скрипках. А барменом был негр – говорят, его в 39-м отправили в концлагерь… Ну, что ты мне сделаешь? На этой подводной лодке я капитан.

– Я разве что-то сказал? – спокойно ответил Дейч.

– А если я откажусь выполнять приказ? Можешь не хвататься за пистолет – по моему приказу из обоймы были вынуты все патроны, пока ты спал.

Штандартенфюрер усмехнулся:

– Я это заметил сразу же, поэтому сейчас мой «парабеллум» снова заряжен. Но я не собираюсь угрожать оружием капитану субмарины, на которой я нахожусь. А если ты откажешься выполнять приказ, то также ничего страшного не произойдет. Есть еще две подводные лодки, которые наверняка будут верны последнему приказу фюрера. Да и что мы можем сделать? Подойти к бразильскому либо аргентинскому берегу и высадиться? Если «князь моря» проснется – нас ничто не спасет. Я думаю, суши после этого вообще не будет.

– Ты думаешь или точно? – Шеффер, казалось, никак не мог на что-то решиться.

– Точно мы об этом узнаем только после того, как Рахав проснется.

Выждав небольшую паузу, Дейч продолжил как ни в чем не бывало:

– По поводу координат места, куда мы идем, вам все ясно?

– Да, – ответил капитан. – Как я понял, там должна быть какая-то башня?

Дейч молча кивнул. Еще бы! Сколько раз он в детстве слышал рассказы дедушки о башне, в которой заперт «князь моря», и гордился, что другим детям такого не рассказывают. А отец, член местного ревкома, сердился, что ребенка пичкают «религиозной пропагандой».

Но сейчас штандартенфюрер только молчаливо подтвердил написанное в приказе.

– Я уже был там, – сказал Шеффер. – И видел эту башню.

Признаться, и на меня, и на мою команду она произвела жуткое впечатление. И когда из Центра не пришло никакого приказа, мы были довольны, что можем убраться из этого места. Теперь я понимаю – Рахав находится там.

– Разрешите идти? – Дейч, казалось, не проявлял никаких эмоций.

– Да, – рассеянно ответил капитан. – Мне нужно подумать.

Дейч вышел из капитанской каюты и быстро пошел к себе.

Палуба под его ногами слегка подрагивала – подводная лодка на полном ходу неслась к самому югу Атлантики, чтобы обогнуть мыс Горн и оказаться в Тихом океане.

Дейча беспокоила еще одна мысль, о которой он уже сегодня говорил капитану Шефферу – кроме них, на задание вышло еще две лодки. Притом субмарина, на которой отправился профессор Зебетендорф, вышла немного раньше, и была чуть более быстроходной (правда, за счет меньшего вооружения).

Дни тянулись за днями. Капитан, казалось, не собирался изменять указанный в приказе маршрут. Без приключений они обогнули мыс Горн – бури, без устали кипятящие океанскую воду на поверхности, совершенно не ощущались на глубине.

Дейч уже хорошо ориентировался на подлодке, и каждый раз, проходя мимо радиорубки, думал о том, как ею воспользоваться. Конечно, это не так просто – для этого, по меньшей мере, придется убить радиста. И что передать на поверхность? Что три подводные лодки следуют к мексиканскому побережью, чтобы разбудить ангела моря? Возможно, в Спецотделе уже решили, что он попросту сошел с ума.

И на этот раз, прогуливаясь по коридорам подлодки, чтобы размять ноги, он замедлил ход возле радиорубки. Неожиданно дверь отсека распахнулась, и оттуда вылетел капитан Шеффер – белый, как мел, с выпученными глазами. В руке капитан держал радиограмму. Он почти что налетел на Дейча.

– Смотрите, что происходит в Берлине! – закричал Шеффер.

– А откуда мне знать, что происходит в Берлине? – спокойно сказал штандартенфюрер. – Приемника у меня нет, в радиорубку вы меня не допускаете…

– Берлин взят русскими! Гражданское население спасалось от бомбежек в берлинском метро, но Гитлер приказал метро затопить! Погибло не менее двухсот тысяч человек!

Казалось, даже после всего виденного им Шеффер не в состоянии поверить этому факту. Конечно, можно было уничтожать евреев миллионами, поголовно истреблять низшие расы и инакомыслящих, но впервые солдат вермахта столкнулся с тем, что по приказу Верховного Главнокомандующего уничтожаются подобные ему немцы – обычные жители Берлина.

– А вы не догадываетесь, зачем Гитлер затопил метро? – спросил Дейч у Шеффера в обычном своем спокойном тоне.

Капитан только помотал головой. Подобная гекатомба не укладывалась в его сознании.

– Это жертва Рахаву. Для того, чтобы пробудить «князя моря», вначале требуется освободить людские души с помощью воды – проще говоря, утопить за раз как можно больше людей. Из этого я делаю вывод, что одна из подводных лодок уже вышла на цель.

Схватив Дейча за рукав мундира, капитан увлек его за собой в свою каюту. Радиограмму он спрятал в карман:

– Я пока ничего не скажу матросам, – прошептал он. – У многих из них в Берлине были друзья и родственники.

Оказавшись в каюте, Шеффер сел за стол и напрямую спросил Дейча:

– Ну, что, по-вашему, я должен делать? Хотя вы и эсэсовец, я давно заметил, что вам эта затея тоже не по нутру. Всю войну вы просидели в библиотеках, копаясь в самых грязных тайнах магии. Так посоветуйте же что-нибудь!

Дейч помолчал (возможно, другого такого момента просто не будет), и наконец, сказал:

– Рахав не должен быть разбужен. Это все, что я могу заключить из известных мне фактов. Если он пробудится, то снова усыпить ангела моря не удастся никому из живущих на Земле людей – это я тоже понимаю. Магических средств, чтобы помешать пробуждению Рахава, у меня нет никаких – да и, признаться, я понятия не имею, как это можно было бы сделать. – Но есть еще две подлодки, которые могут пробудить Рахава… – Капитан одной из них, Вильгельм Бернхарт, насколько мне известно, ваш друг? Я с ним неоднократно беседовал еще в Киле. Свяжитесь с ним по рации, и постарайтесь убедить, что это задание выполнять не нужно. Тем более, что я не уверен, существует ли еще командование флота и Генеральный Штаб.

– Ну а как же быть со второй субмариной? Я даже не знаю ее капитана – говорят, это какой-то эсэсовец, и весь экипаж лодки «U-465» был набран из войск СС. Может быть, вы поговорите с ними по рации?

– Не думаю, что это поможет. Лучше скажите вот что – сколько у нас на лодке торпед?

Тихий океан, неподалеку от мексиканского побережья. 19апреля 1945 года.

Последние несколько дней лодка шла на пределе своей скорости. Дейч одобрил это решение капитана, потому что тоже почувствовал – какая-то из лодок подобралась совсем близко к Рахаву, недаром Гитлер решил совершить водное жертвоприношение. Нужно спешить, иначе будет поздно.

За несколько миль до указанных в приказе координат (впрочем, Шефферу эти места уже были знакомы) лодка легла на тихий ход, чтобы не быть услышанной акустиками с «U-465». Медленно, очень осторожно субмарина подбиралась к башне, возле которой издалека можно было заметить стоящую подлодку. Рядом суетились какие-то штуковины, напоминающие больших рыб.

– Что это? – спросил Дейч капитана почему-то шепотом.

– Миниподлодки. Они были разработаны к концу войны, и наши заводы сумели выпустить несколько штук. Одна такая есть и у нас на борту.

Миниподлодки и несколько почти незаметных издали водолазов монтировали странную вещь – металлический шест, который нижним своим концом уходил в башню, а верхний его конец устремлялся к поверхности воды.

– Такое же оборудование приказали смонтировать и мне. Но как это, черт возьми, должно работать? Как этой палкой разбудить «князя моря»?

– Этот металлический штырь выполняет роль громоотвода. Нижний его конец должен почти что упираться в плоть Рахава, а верхний – возвышаться над поверхностью воды на сотню метров. Когда ударит молния, она пройдет по этому проводнику и разбудит «ангела моря».

– Помнится, в школе мы проводили опыты по гальванизации лягушек, – усмехнулся капитан. – Но почему вы уверены, что в ближайшее время непременно будет гроза?

– Будет, не сомневайтесь. Рахав ведь управляет не только нижними, но и верхними водами. А благодаря принесенной ему многотысячной жертве он уже начал просыпаться.

Как бы в ответ на эти слова пространство над башней содрогнулось. А может, это какое-то подводное течение пошло снизу вверх?

– Надо остановить их, – решительно сказал Шеффер.

– Как я понимаю, на нашей лодке есть торпеды? – спросил Дейч.

Капитан только криво улыбнулся:

– А что, могут быть еще какие-то предложения? Мы подойдем поближе и выпустим по «U-465» несколько торпед в упор.

– А может быть, попробовать объяснить им ситуацию?

– Это смертельный риск. Если там сидят фанатики, они первыми выпустят по нам торпеду. А на таком расстоянии промашки быть не может.

– Ладно. А где «U-977»?

– Я поговорил с Бернхартом. С ним, как я понимаю, уже проводилась беседа на эту тему? – капитан искоса взглянул на штандартенфюрера… А может, это только так показалось в полутьме рубки, освещенной только огоньками приборов.

– Я ему пытался объяснить, к чему может привести пробуждение Рахава, – ответил Дейч.

– Ты на кого-то работаешь? – неожиданно прямо спросил Шеффер. Впрочем, Дейч уже понял, что капитан их субмарины – человек прямой и решительный.

– Я просто патриот Германии, – ответил Дейч. – Даже если мы проиграем эту войну – у нас будет еще один шанс. Если ангел моря проснется, то шанса на мирную жизнь не будет. Ни у кого.

– Ладно, пошли на малой.

Медленно подлодка пошла к башне, из которой вырастал вверх тонкий металлический стержень.

– Капитан, вам радиограмма, – в рубку вошел матрос с папкой в руке (на субмаринах спецназначения так всегда доставлялись радиограммы – из соображений секретности), и подал ее капитану.

– «U-465» сообщает, что в нашей помощи не нуждается, и просит патрулировать окрестности, – сообщил Шеффер официальным голосом. – Это значит, что подойти намного ближе мы не сможем, на той лодке заподозрят неладное. Стрелять придется отсюда.

И негромко скомандовал:

– Торпедные аппараты – к бою.

В глубине лодки тотчас же послышался топот – приказ капитана тут выполнялся немедленно.

Тем временем субмарина отключила моторы, и шла в направлении башни просто по инерции. Капитан сказал координаты цели…

– Залп!

Торпеда, оставляя за собой пенный след, ушла в сторону «U-465».

– Попали, – самоуверенно бросил капитан, хотя торпеда еще не дошла до цели.

Но тут случилось что-то странное. Пространство вокруг башни вновь как бы содрогнулась, и торпеда, шедшая точно на цель, вдруг ушла мимо – куда-то в сторону океана.

– Что за черт… – Шеффер ошалело потряс головой. – Сделать поправку! Залп!

– Мы должны действовать быстро, пока на той лодке не успели изготовить торпедные аппараты к бою, – объяснил он Дейчу, пока вторая торпеда шла на цель.

Однако на «U-465» уже ожидали нападения. Когда торпеда подошла, казалось, уже совсем близко, субмарина дернулась в сторону, и торпеда врезалась в угол башни.

Под водой расцвел ослепительно белый цветок взрыва.

«U-465» сильно вильнула кормой, но никаких других видимых повреждений залп не нанес. Зато были уничтожены и обе мини-субмарины, с начала боя кружившие вокруг металлического стержня, подобно обеспокоенным пчелам, а также несколько водолазов. А самое главное – угол башни, в который угодила торпеда, основательно раскрошился, и было видно, как древние камни медленно летят внутрь.

– Может, этого Рахава завалит камнями? – предположил Шеффер.

– Не думаю, насколько мне известно, – ответил Дейч. – Сколько у нас еще есть торпед?

– Только одна. По уставу спецсубмаринам положено четыре, но место одной занято миниатюрной подводной лодкой.

– Значит, у нас есть еще только один выстрел… А пушка, которая стоит наверху?

– Это для надводного боя. Под водой ею воспользоваться попросту невозможно.

Тем временем на «U-465» поняли, что происходит, и дали залп из торпедного аппарата. Шеффер спокойно наблюдал, как смертоносная металлическая акула приближается к ним, а потом резким рывком штурвала отвел свою лодку в сторону. Торпеда пронеслась мимо, а Дейч не удержался и повалился на пол рубки. Капитан рассмеялся:

 

– Вставай! Это тебе не в старых книгах копаться.

– У них есть еще торпеды?

– Максимум одна. Но я не дам им этого шанса. Навести на цель! Залп!

Однако выстрела из торпедного аппарата не последовало. Шеффер поморщился.

– Залп!

Тишина.

– Что там такое? Вахтенный, – бросил капитан через плечо, – бегом проверьте, что случилось с торпедным аппаратом!

Тем временем от «U-465» неспешно, как в замедленной съемке, отделилась еще одна торпеда.

– Эта последняя, – напряженным голосом сказал капитан. – Больше зарядов у них быть не должно.

Торпеда шла, казалось, прямо в лоб. Когда расстояние стало совсем небольшим, Шеффер вновь резко отклонил субмарину от курса снаряда. На этот раз Дейч был уже готов к рывку и сумел удержаться на ногах. Но произошло невероятное – торпеда тоже отклонилась от своего курса, и взорвалась совсем рядом с лодкой! Замигали приборы на пульте, тревожно завыли сирены. В рубку ворвался перепуганный вахтенный:

– Господин капитан, в торпедном отсеке все без сознания!

– Их контузило взрывом?

– Никак нет! Они были без сознания еще тогда, когда я туда спустился – то есть до взрыва! Тяжелое забытье, похожее на сон.

Шеффер бросил взгляд на Дейча, как бы ожидая от него разъяснений загадки.

– Похоже, это Рахав, – сказал штандартенфюрер. – Нечто подобное я видел в дневниках старого пирата. Если говорить современным языком, то Рахав может загипнотизировать всю команду – конечно, если подойти к нему достаточно близко.

– Но ведь все время говорилось о том, что он спит!

– Да, это так. Но ведь и вы сквозь сон можете слышать голоса, и даже двигаться – хотя бы переворачиваться с боку на бок. Какой-то частью своего сознания Рахав бодрствует. Но надо понимать, что сознание его неизмеримо более могущественно, чем наше…

– Вот это неожиданность, – капитан присвистнул. – Так что, ангел моря может загипнотизировать всю нашу команду, и мы пойдем ко дну?

– Я не исключаю такой возможности, если мы не будем действовать достаточно решительно и быстро.

– Капитан, у нас повреждена ходовая часть! – раздался голос по радиосвязи.

– Насколько серьезно? – Шеффер даже не стал тратить времени на то, чтобы выругаться.

– Потребуется несколько часов, чтобы все отрегулировать.

– Действуйте как можно быстрее!

Лодка «U-465» развернулась, и, набирая скорость, пошла на сближение.

– Что он хочет делать? – обеспокоенно спросил Дейч.

– Я же вам говорил, что торпед у них больше не осталось. Теперь они приняли решение идти на таран. Знаете, штандартенфюрер, я всегда недолюбливал СС, но в храбрости вам не откажешь.

– Что же нам делать?

– Запасная смена, к торпедному аппарату! Залп!

Отдав этот приказ, Шеффер повернулся к Дейчу и сказал:

– Уклониться, как вы сами понимаете, мы не можем. Если попадем – считайте, что нам повезло.

Черная туша «U-465» подходила все ближе. Смерть казалась неминуемой, и Дейч задумался о том, сказать ли ему перед кончиной «Шма, Исраэль», подобно многим поколениям предков? И сделать ли это шепотом или вслух? Все равно, вряд ли окружающие его немецкие подводники поймут древнееврейский язык.

Однако стальным мордам лодок не суждено было сомкнуться в последнем смертном поцелуе. Упавшая откуда-то сверху торпеда попала прямо в середину «U-465», отчего та надломилась, было видно, как внутренность ее быстро стала заполняться водой, после чего лодка раскололась и обе половины ее пошли ко дну.

– Капитан, вам радиограмма! – вбежал в рубку вахтенный.

Шеффер открыл папку, прочел и улыбнулся:

– Это «U-977». Бурхарт спрашивает, все ли у нас в порядке.

– Почти что, – Дейч тоже нашел в себе силы улыбнуться. – Не считая того, что кому-то сейчас придется выйти наружу, чтобы убрать этот чертов шест.

– А разве…

– Капитан «U-465» сделал все, как надо. Если мы сейчас же не ликвидируем этот проклятый громоотвод, то через несколько часов Рахав проснется. Вы уже видели, на что способен Рахав спящий – что же может сделать бодрствующий «князь моря»?

– Я сейчас же прикажу спустить мини-субмарину. Водолазы тоже потребуются?

– Не знаю. Любой из них – потенциальный смертник. Кстати, я могу выйти на этой лодке?

– А это еще зачем? – нахмурился капитан. – Предоставьте уж работу под водой профессионалам.

– Я столько слышал об этой башне и ангеле моря… Хочу увидеть все это вблизи. Кроме того – кто лучше меня может знать, что способен выкинуть спящий Рахав?

– Если вы хотите выйти наружу, то вам придется сделать это в водолазном костюме. В мини-субмарине всего два места, и на обоих должны сидеть профессионалы. Вы хоть умеете пользоваться водолазным костюмом, или этому в СС не учили?

– Я был готов к этому, – спокойно сказал Дейч. – Пойдемте быстрее, пока Рахав не погрузил в беспамятство весь наш экипаж.

– Я выделю вам на помощь еще одного водолаза, – пообещал Шеффер.

Капитан отдал приказ, и они быстро пошли к торпедным аппаратам – выбраться из находящейся под водой субмарины можно только через торпедный люк.

Дейч испытывал странное внутреннее спокойствие. С того самого момента, как «Анэнербе» занялся поисками ангела моря, он чувствовал каким-то глубоко внутреннем чутьем, что ему придется встретиться с Рахавом один на один. И естественно, на территории «князя моря» – глубоко под водой. Поэтому один из немногих кратких отпусков Дейч провел на Балтийском побережье, тренируясь в подводном плавании.

В торпедном отсеке штурман и техник уже готовили мини-субмарину к выходу, там же лежали водолазные костюмы.

– Я хочу кое-что сказать вам… – начал Дейч.

Подводники (в том числе подошедший водолаз) с явной неприязнью глянули на его эсэсовскую форму, но капитан сказал:

– Слушайте внимательно. Сейчас штандартенфюрер объяснит вам задание.

Команда обратилась в слух, а Дейч прокашлялся и продолжил:

– Мы сейчас должны будем выбраться наружу и спилить установленной предыдущей субмариной шест. Хотя вы не видите вокруг никакого врага, я обязан предупредить вас – это задание смертельно опасно. От того, насколько быстро мы его выполним, зависит жизнь нашей подлодки, – Дейч помолчал и добавил: – Это как минимум. И самое главное – ничего не бойтесь.

Подводники ответили сардоническим смехом. Эти люди давно позабыли о том, что такое страх. Да и что было терять им теперь, когда Германия лежала в руинах, дома разрушены, семей не было или они уже погибли? Разве что собственные жизни – но много ли стоит жизнь, когда великая война проиграна?

Натянув гидрокостюмы, сначала Дейч с напарником-водолазом через торпедные люки выбрались в зеленоватую океанскую бездну, затем к ним с негромким фырканьем присоединилась субмарина. Встав на верхушку башни, Дейч сразу бросил взгляд вверх, к поверхности, куда уходил установленный в распорах люка металлических шест. Согласно местному времени, сейчас был самый разгар дня, и лучи тропического солнца должны были глубоко просвечивать океанскую воду. Однако наверху было темно. Неужели уже наступили сумерки?

Неожиданно Дейч догадался, что происходит наверху. Там собираются тучи, сливаясь в единый грозовой фронт, откуда с минуты на минуту может хлынуть ливень ослепительно белых молний. Одна из таких молний наверняка попадет в торчащий из воды металлический шест – таковы уж законы природы. И тогда Рахав, подобно гальванизированной лягушке, проснется, чтобы уничтожить Землю.

Однако сейчас все силы его полусонного сознания напряжены, чтобы вызвать грозу над поверхностью океана. Только этим можно объяснить то, что большинство обитателей подводной лодки еще не погружено в смертный сон.

Люк башни был раскрыт, крышка для удобства срезана, и валялась на самом краю. Стараясь не смотреть вниз, Дейч подплыл к люку. Шест был установлен на распорках, упиравшихся в края люка.

«Срезайте!» – сделал он рукой недвусмысленный жест мини-субмарине. Там, видимо, правильно поняли его указание. В борту подлодки-малютки открылся маленький лючок, и оттуда выглянула дисковая пила. Как видно, лодка эта предназначалась для диверсионных актов под водой.

Мини-подлодка уже совсем было приблизилась к шесту (Дейч предусмотрительно отплыл на безопасное расстояние, чтобы его не зашибло шестом), как вода над башней вновь содрогнулась… Лодку здорово тряхнуло, да так, что она перекувырнулась под водой, а потом прошла мимо шеста и поплыла вдаль, вглубь океана. Дейч вначале рассчитывал, что штурман просто потерял ориентацию в пространстве от удара, но лодка и не думала менять курса, удаляясь все дальше и дальше. Ужаснее всего выглядела почему-то не прекращающая вращения дисковая пила. Наконец лодка совершенно скрылась из виду, потерявшись во мраке океанских вод.

Оставался последний шанс. Знаками Дейч показал своему напарнику, который ошалело смотрел на то, что приключилось с мини-субмариной – надо приблизиться к шесту. Водолаз тронулся с места, но Дейч сделал отрицательный жест: «Нет, этим займусь я».

Он приблизился к шесту, снял с пояса небольшую мину с часовым механизмом и принялся крепить ее к громоотводу. Неожиданно небольшая отвертка (на поясе водолазного костюма находился набор инструментов) выскользнула из своего карманчика и полетела вниз. Дейч не удержался и глянул ей вслед…

Внизу, с огромной глубины, на него смотрели два гигантских глаза! В том, что это были именно глаза, Дейч не усомнился ни на минуту – столько им было слышано о Рахаве, князе моря, спящем в подводной башне…

Одновременно с этим в его голове раздался голос:

«Ты меня видишь?»

Голос вещал с такой силой, что если бы это было произнесено вслух, то у слушающего лопнули барабанные перепонки. Но что самое ужасное, голос говорил на древнееврейском языке, как будто знал о том, что Дейч на самом деле не немец, эсэсовец, а советский разведчик, еврей.

«Вижу», – подумал Дейч. – «Я тебя вижу, Рахав».

«И я тебя тоже. Сейчас я проснусь…»

«Зачем? Чтобы затопить всю землю?»

«А зачем вам, людям, жить? Набивать живот, размножаться? Вы, люди, огорчение Господа. Вы не хотите служить так, как мы, ангелы. Для того я и начал эту войну, чтобы меня разбудили».

«Как ты можешь начать войну, сидя здесь, в башне?»

«Хотя я и сплю, мысль моя проникает во все концы земного шара. Я внушаю людям мысли медленно, исподволь… За много лет я могу внушить свои мысли огромным массам людей. Ты ведь все равно умрешь, рано или поздно. А я бессмертен. Не мешай мне, и скоро ты будешь в раю».

Разговаривая, Дейч старался совершенно не думать о том, что делали его руки в этот момент. А он установил мину и поставил ее на минимально возможный срок. Вряд ли Рахав с такой глубины способен увидеть маленькую коробочку. Скорее всего, он читает его мысли, поэтому Дейч совершенно сосредоточился на разговоре с ангелом моря.

Над головой Дейча – где-то высоко, над самой поверхностью – заиграли яркие блики. Это началась вызванная Рахавом гроза. Сейчас любая из молний могла попасть в шест, и тогда… Дейч осознавал, что если спящий Рахав так силен, то после пробуждения для него все будет кончено в несколько секунд. Развернувшись, Дейч сильно оттолкнулся ногой от шеста и поплыл в сторону.

В эту секунду молния угодила-таки в шест. Вдоль стальной трубы мгновенно образовался как бы светящийся белым туннель. Но ток, как видно, замкнул какой-то контакт в цепи мины, отчего та взорвалась. Огненный цветок взрыва разломал шест, как карандаш, и раскидал его обломки глубоко по океанскому дну.

Потерявший сознание Дейч полетел, вращаясь, подобно выброшенной тряпичной кукле, в сторону от башни. Он не чувствовал, как его подобрал напарник-водолаз, тоже слегка контуженный взрывом, не чувствовал, как его доставили на борт «U-977»…

А лодка тем временем мчалась на максимальной скорости от страшной башни, а отойдя на порядочное расстояние, всплыла. Даже подводникам время от времени хочется увидеть солнце.

Дейч болел долго, судовой врач подозревал у него воспаление мозга. За это время капитан дал указания полностью очистить лодку от всех следов их невероятной миссии.

17 августа 1945 года подводная лодка специального назначения «U-977» вошла в аргентинскую бухту Мар-дель-Плата и сдалась властям. Но штандартенфюрера Дейча на борту уже не было – капитан Шеффер не хотел, чтобы присутствие эсэсовца компрометировало экипаж, честных военных моряков.

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

– Это может быть открытие мирового значения! – перегнувшись через столик, Сергей Вейцман вперил взгляд рыжеватых глаз в своего оппонента. Его собеседник, аспирант Шарон, слушал невнимательно, вяло тыкая вилкой в зеленый горошек.

Они сидели за столом в студенческом кафе Тель-авивского университета, неторопливо поглощая недорогую, но доброкачественную еду. Студенты вообще люди небогатые, и везде в студенческих кафе кормят недорого, но Вейцман, успевший поучиться в не существовавшем уже Советском Союзе, очень хорошо чувствовал разницу между тамошней и израильской пищей. А на сытый желудок хорошо строились наполеоновские планы.

– Деньги под такой проект никто не даст, – подобно Кутузову, разбил наполеоновские планы Яков Шарон. – По крайней мере в Израиле. Здесь не любят раскидываться деньгами, особенно на проекты, не имеющие к еврейской истории никакого отношения.

– А если там мы найдем золото? – и в рыжем глазу Вейцмана блеснула золотинка.

– Какое золото? – Шарон усмехнулся.

– Пиратское! Мне удалось найти кое-что в архивах, оставшихся со времен владычества в Палестине Оттоманской империи. Насколько я понимаю, это завещание одного старого еврея, который скончался в Яффском госпитале. Кстати, свидетельства о его смерти я не обнаружил… хотя, скорее всего, он умер просто от старости – возраст старого пирата перевалил за сто лет.

– Старого пирата? – в лице собеседника промелькнуло удивление.

– Ну да! Он плавал на еврейском пиратском корабле. Все это я узнал из завещания, которое нашли у него под подушкой.

Там он распределяет золотые монеты сиделкам, потом на синагоги, на погребальное общество… А в конце завещания он просит передать раввинам его записки, в которых содержится страшная тайна, и пускай, дескать, они уже сами решают, что с ними делать – сохранить или сжечь.

– А что за тайна?

– Если бы это было что-то нехорошее, он бы давно избавился от своих записей – хотя бы для того, чтобы не попасть под суд. Скорее всего, речь шла о том, где пираты зарыли награбленные сокровища. Для этого старик и просил передать свои записи раввинам – возможно, они нашли бы способ вырыть клад и пустить золото на нужды общины. Кстати, у меня есть все основания предполагать, что пираты нашли где-то золото индейцев майя, утаенное ими от конкистадоров.

Шарон усмехнулся:

– Ну, ты горазд выдумывать. Ладно, из нашего гранта можно выделить немного денег на экспедицию – но это только в том случае, если бы мы знали, где искать.

Он встал, сложил тарелки на поднос, отодвинул его и резко пошел к двери. Вейцман ринулся за ним.

– Эй, уберите за собой! – крикнула ему по-русски уборщица. Юному аспиранту частенько приходилось питаться в студенческой столовой, не то, что молодому профессору Шарону (говорили, что родственники Шарона в Бельгии имели свой алмазный бизнес и немало помогали ученому деньгами).

Вейцман быстро собрал свой поднос и отнес его к этажерке для грязной посуды, так же поступил с подносом Шарона. Выйдя в вестибюль, он увидел, что профессор не ушел, а стоит у киоска с журналами и внимательно читает свежий номер «Сайнтифик Америкен». Заглянув через плечо Шарона, аспирант увидел, что профессора заинтересовала статья о глобальном потеплении.

– Я мог бы поговорить с нашими американскими спонсорами о финансировании экспедиции, – резко захлопнув журнал, сказал Шарон. Вейцман понял, что он просто ждал его – слово «золото» на протяжении всей истории человечества обладало магической силой. И свою силу это волшебное слово потеряет не завтра. – Но где искать этот твой пиратский клад? Какие у нас есть зацепки, кроме завещания старика – кстати, не был ли он сумасшедшим?

– Координат он, правда, не указывает. Но я нашел немало зацепок, а кроме того, связался с друзьями через Интернет!

– Ты слишком много сидишь за Интернетом, – усмехнулся Шарон.

Они вышли на главную трассу Тель-авивского университета, его «Бродвей». Жизнь здесь кипит в любое время суток, начиная с раннего утра и заканчивая поздней ночью, затихая разве что в такое время, которое моряки зовут «собачьей вахтой». Однако наши герои двигались медленно – их мысли уже были заняты кладом, и они обрели ту вязкую текучесть, которая свойственна жидкому золоту.

– В завещании было указано название судна, на котором ходил старый морской разбойник. Пиратская посудина называлась «Кровавый меч». Для начала я решил по сети Интернет связаться с морскими музеями, особенно с теми, которые находятся в районе Карибского бассейна – ведь пираты промышляли именно там – не слышали ли они чего-либо о «Кровавом мече»? И представь себе – слышали!

По лицу Шарона промелькнула легкая тень заинтересованности.

– Из одного музея, находящегося на Арубе – это один из Малых Антильских островов, принадлежавший раньше Нидерландам – мне пришел очень интересный ответ. Во-первых, на острове существует старинная легенда, будто где-то в этих краях пираты с «Кровавого меча» зарывали свою добычу. Тебе ведь должно быть известно, что пираты опасались держать награбленное золото при себе. Кроме того, многие из них надеялись, что, будучи схвачены властями, сумеют с помощью припрятанных сокровищ сохранить себе жизнь и даже свободу. Ну и во-вторых – в том самом музее хранится письмо, написанное одним пиратом из команды «капитана Микаэло» – так звали капитана «Кровавого меча». Кстати говоря, он был евреем, и подлинная фамилия его – Рапопорт. Так вот, несмотря на то, что поход готовился в строжайшей тайне, один пират отправил письмо своей подружке на Барбадос.

Не знаю уж, какими путями письмо попало на Арубу… Пират писал, что они направляются в Тихий океан к Мексиканскому побережью, так что вернется он нескоро. И еще – под большим секретом – что он сам видел, как на борт погрузили водолазный колокол.

– Так ты считаешь, что изыскания придется проводить под водой? – Шарон только усмехнулся. – Ну, таких денег нам точно никогда в жизни не дадут.

– Погоди, это еще не все, – Сергей Вейцман не унимался.

– Всю эту информацию я получил по официальным каналам. А у меня ведь есть еще немало друзей по переписке.

– Ну да, таких же сторонников неформальной археологии, как и ты сам. Я знаю, в Интернете полно маньяков, которые жаждут отыскать потерянный ковчег, чашу Грааля, а лучше всего – следы инопланетных пришельцев.

Аспирант пропустил едкое замечание Шарона мимо ушей. Он знал, что для археологии сейчас в Израиле наступили не лучшие времена – нигде нельзя копнуть без того, чтобы арабы не объявили, что раскопки производятся на их исконной территории и разрушают мусульманские святыни. А археолог не может существовать без раскопок, как астроном без телескопа. Какое-то время можно пробавляться теоретическими измышлениями, но все равно наступает время, когда требуются новые факты. Шарон же в начале своей карьеры как раз специализировался на индейцах майя.

– Я поговорил кое с кем, и разузнал поразительные вещи, – как ни в чем не бывало, продолжал Вейцман. – Оказывается, немецкий институт «Анэнербе» тоже интересовался последним рейсом «Кровавого меча».

– Последним?

– Да, последним, потому что после того, как пиратское судно ушло в Тихий океан, о нем никто ничего не слышал. Надеюсь, ты знаешь, что такое «Анэнербе»?

– Институт наследия предков. Однако, если память мне не изменяет, там занимались всякой оккультной чушью? Для чего бы нацистам понадобился пиратский корабль?

– Не иначе, как из-за хранившегося на нем золота. Я чувствую, что пираты нашли золото жрецов майя!

– Под твои чувства на экспедицию не дадут ни копейки. А золота у немцев было предостаточно – они свозили его со всей Европы тоннами… И кроме того, про институт «Анэнербе» написано за послевоенные годы немало откровенной ерунды. Ты еще предложи отправить экспедицию в Антарктиду, на Землю Королевы Мод – там, кажется, предполагалось построить секретные убежища для Гитлера и беглецов Третьего рейха?

– Ты зря смеешься, – между тем Вейцман заметил, что разговор всерьез заинтересовал Шарона, и, хотя тот и подшучивает, но больше по своей всегдашней привычке даже самые серьезные лекции пересыпать шутками. Молодой профессор свернул в боковую аллею университетского городка, недалеко от выхода, и уселся на скамейке, предложив аспиранту сесть рядом. – Конечно, в завещании не указаны координаты места, куда отправился «Кровавый меч». Но эти координаты вполне могут найтись в германских архивах!

– Бред какой-то. А кто будет копаться в старых немецких архивах?

– Как раз для этого есть мой товарищ по переписке. Это старый немецкий историк, во время войны он служил юнгой на одном из военных кораблей…

– И сейчас его мучает комплекс вины, как я понял. Он хочет нам помочь?

По слову «нам» Вейцман догадался, что профессор уже взят им на крючок. Перспектива такой экспедиции сама по себе интересна, а тут еще возможность сделать эпохальное открытие!

– Он расследует дело, связанное с эскадрой подводных лодок спецназначения. Как ему стало известно, три из них в конце войны отправились на предполагаемое место гибели «Кровавого меча». И если удастся узнать координаты, он непременно сообщит их нам. Вначале поедем на Арубу, а затем через Панамский канал отправимся прочесывать побережье Мексики.

– Ладно, – сказал профессор. – Если тебе удастся раздобыть хотя бы приблизительные координаты – я поговорю с нашими американскими спонсорами, чтобы они выделили средства на экспедицию.

Ему явно понравилась идея съездить на Арубу. По правде говоря, Вейцман уже видел этот остров в Интернете. Ничего особенного – не лучше и не хуже, чем Эйлат.

Вскорости из морского музея Арубы прислали официальное письмо (правда, по электронной почте) о том, что действительно где-то на острове находятся пиратские сокровища – только вот неизвестно где. Надо думать, сама ситуация их изрядно забавляла. Однако Шарон, уже загоревшийся мыслью посетить сказочный тропический остров, развил бурную деятельность, доказывая спонсорам необычайную выгодность грядущей авантюры.

Наконец деньги из жадных американцев были выжаты. Вейцман обновил иностранный паспорт (как раз истекал пятилетний срок его выдачи), съездил в Тель а-Шомер – центральную воинскую базу, где симпатичная девушка долго подозрительно вглядывалась в дисплей компьютера, проверяя аспиранта на предмет дезертирства, но потом все-таки тиснула на первой страничке паспорта маленькую круглую печать – армейское разрешение на выезд.

И в начале июня маленькая экспедиция – четыре израильтянина (Шарон, Вейцман и еще два студента, взятых просто по блату, как родственников факультетского начальства) вылетели с пересадками на Арубу. Рабочих решили набрать прямо на месте (найдутся ли там землекопы, на курортном-то острове?)

Аруба, куда прилетел маленький туристский самолет (пришлось делать пересадку на Кюрасао) встретила археологов желтым песком, синим Карибским морем, какими-то странными перекрученными деревьями, растущими по всему острову, и карнавалом. В отличие от Бразилии, где карнавал проводится только летом – где-то в конце февраля – начале марта (самый разгар лета в южном полушарии), карнавалы на Арубе идут круглый год.

Экспедиция разместилась в довольно скромном отельчике на самом окраине столицы острова. Вейцман ожидал, что Шарон, привыкший к европейским условиям, начнет ворчать, но профессор безропотно разложил свои вещи в тесной комнатке беленого двухэтажного здания и, торопя аспиранта, поспешил на улицу. Когда Вейцман выскочил из отеля, он увидел, что Шарон бойко беседует с портье.

– Я вызвал такси, – сказал он Вейцману на иврите.

– А как вы сейчас беседовали с портье? – поинтересовался аспирант.

– На голландском. Я вырос во фламандской части Бельгии, и у меня было немало друзей-голландцев, так что на острове у нас с языком проблем не будет. Ты ведь знаешь, что раньше остров принадлежал Голландии?

– Так же как и все Подветренные острова. Они на старых картах назывались Нидерландскими Антилами, а сегодня каждый клочок суши представляет из себя независимое государство. Будем ждать наших спутников?

– Думаю, не стоит, – усмехнулся Шарон. – Они свою функцию выполнили – помогли нам в утверждении планов экспедиции, так что сейчас пускай отправляются исследовать местный пляж.

Такси подкатило минут через пятнадцать (еще удивительно, что столько пришлось ждать его на крохотном острове), и Шарон назвал адрес морского музея. Таксист-мулат неторопливо повез их через весь город. На одной из улиц задержались из-за проходившего по ней карнавала – неизмеримо более скромного, чем бразильский, но не менее страстного, а к тому же предоставлявшего право свободного участия в нем всем желающим. Глазеющие туристы охотно вливались в ряды шествия, танцевали несколько тактов каллипсо (эта музыка на Антильских островах играет ту же роль, что и самба в Бразилии), после чего вновь возвращались к приятным занятиям отдыхающих.

В морском музее их лично встретил директор, Диего де Севера, высокий, крепкий мужчина с седоватой стрижкой бобриком, загорелый до черноты.

– Вы к нам прямо из Израиля? – спросил он по-английски.

– С пересадкой, – пошутил Вейцман.

– У нас на острове отличная синагога, – сообщил директор.

– Здесь есть синагога? – удивился Шарон. – Действующая?

– На острове проживает двести евреев. Это в основном потомки купцов, прибывших сюда из Голландии для торговли пряностями. Конечно, в обычный будний день синагога закрыта, но по праздникам она набивается полностью. Если в субботу захотите пойти, я с удовольствием буду вас сопровождать.

Заметив изумление в глазах гостей, де Севера объяснил:

– Да, я тоже еврей. Кстати, среди моих предков были не только купцы, но и пираты. Собственно, это и подтолкнуло меня к созданию морского музея. А сейчас давайте осмотрим экспозицию, после чего поговорим о нашем деле.

Морской музей на Арубе представлял собой белый одноэтажный домик с деревянным крыльцом. В полутемных залах израильские гости осмотрели модели пиратских кораблей, старинные предметы, помогавшие морякам прошлого находить свое местоположение в море – медные астролябии, секстанты и таблицы эфемерид. Осмотр сопровождался интереснейшей лекцией директора, но наши герои не могли ей внимать со всей сосредоточенностью – жажда золота туманила им мозги, сознание того, что они ходят по земле, в которой где-то (возможно, совсем рядом) зарыт пиратский клад, жгло подошвы.

Де Севера, как бы понимая это, не стал чрезмерно затягивать экскурсию.

– Однако я понимаю, что вам хочется скорее поговорить о деле «Кровавого меча», – сказал он. – Пройдемте в мой кабинет.

В маленьком кабинете директора, заставленном, кроме того, всякой морской атрибутикой, вроде старых барометров и компасов, с трудом нашлось место, чтобы с комфортом усесться двоим гостям.

– По рюмочке «Кюрасо»? – предложил де Севера.

Шарон двусмысленно хмыкнул – ему не хотелось обижать хозяина отказом, однако и пить в такую жару он не привык. Однако директор принял его хмык за согласие, и достал из сейфа бутылку изумительно синего напитка.

– До сих пор остается тайной, как на соседнем острове из апельсинов умудряются получить ликер синего цвета, – сказал он, разливая спиртное по рюмкам.

Вейцман пригубил (ему уже случалось пробовать в Израиле ликер «Кюрасо» – правда, местного, израильского разлива), и не мог удержаться от вскрика.

– Что случилось? – подскочил де Севера.

– Ничего подобного тому, что мне приходилось пробовать раньше!

Директор засмеялся:

– В других странах думают, что разгадали тайну ликера – они добавляют анилиновые красители… да чуть ли не синьку! Нет, наши места так просто свои тайны не отдают.

Ликер горел во рту, как цветущий апельсиновый сад, полный пчел.

Покончив с дегустацией, де Севера снова полез в сейф, на этот раз достав оттуда несколько древних бумаг, для сохранности залитых в прозрачный пластик.

– Вот, – показал он, – то письмо матроса «Кровавого меча», о котором я писал вам. Собственно, ничего нового вы на нем не увидите – я ведь уже посылал по электронной почте дословный перевод. Но ваш запрос натолкнул меня на интересную мысль, и я решил внимательно перечитать пиратские письма, хранящиеся в моем архиве. Видите ли, собирание пиратских писем – это моя страсть, мне нередко пересылают их историки и просто любители с других островов. Когда-нибудь я издам сборник таких писем с моими комментариями – поверьте мне, это будет увлекательнейшее чтение! Однако мы отвлеклись. Так вот, в одном из писем мне посчастливилось найти упоминание о «Кровавом мече». Вы ведь знаете – считается, что его капитан прятал сокровища где-то здесь, на нашем острове. Существует даже легенда, что никто и никогда не сможет найти сокровищ «капитана Микаэло», потому что они заколдованы. И вот в этом письме я нашел такие строки:

«На Барбадосе я пил в одном кабаке вместе с капитаном „Кровавого меча“. Он на вид совсем не такой страшный, как о нем говорят. Капитан Микаэло напился и кричал, что никогда поганые английские ищейки не увидят его золота, даже если он когда-нибудь попадет на рею, потому что золото охраняет страж дверей народа Израиля. Верно, мне говорили, что капитан Микаэло – еврей, и знается с дьяволом».

А дальше уже совсем о других делах.

Де Севера с торжествующим видом отложил письмо и уселся за стол.

– Ну что? Вот вам свидетельство человека, который своими глазами видел легендарного капитана.

– Мистика какая-то, – пробормотал Шарон.

– Позвольте! – вмешался Вейцман. – Извините, наш любезный хозяин, но владеете ли вы современным ивритом или хотя бы древнееврейским языком?

Даже сквозь густой загар было видно, что де Севера покраснел:

– К своему стыду, я едва знаю еврейские буквы, а в синагоге читаю голландский перевод молитвенника.

– Значит, вы не знаете, кого называют «Стражем дверей Израильских»?

Де Севера отрицательно покачал головой, а Шарон поглядел на аспиранта с интересом – он уже начал догадываться, куда тот клонит.

– «Стражем дверей Израильских» – «Шомер длатот Исраэль» – называют Всевышнего, когда он выступает под именем Шаддай. У нас в Израиле почти на каждой двери висит мезуза (упрятанная в коробочку пергаментный свиток, на котором записана молитва «Шма, Исраэль» – «Слушай, Израиль». – А.Р.), и на ней вы увидите стилизованную букву «шин» – так изображают имя «Шаддай». У вас на острове есть какая-нибудь естественная примета, которая по форме напоминала бы букву «шин»?

 

Де Севера хлопнул себя по лбу.

– Какой же я идиот! Мне давно следовало привлечь к розыскам специалистов по еврейской истории.

– А в чем дело? – заинтересованно спросил Шарон.

– Совсем рядом с Арубой находится малюсенький островок под названием «Трезубец». Он и в самом деле напоминает своим видом еврейскую букву «шин». Я, может быть, не знаток древнееврейского языка, но уж буквы-то знаю.

– «Шин» в еврейской магии – традиционный охранный символ, – Вейцман не упустил случая блеснуть эрудицией. – Если капитан Микаэло знал о существовании такого островка, он бы не преминул спрятать свои сокровища именно там.

– На этом острове никто не живет, одни только птицы гнездятся там, – начал рассказывать директор музея. – Изредка туда приезжали местные жители за яйцами – да и то в голодные годы, а сейчас недостающую провизию возят с материка, из Венесуэлы.

– Значит, у нас есть неплохие шансы отыскать клад капитана Микаэло, если он действительно там! – аспирант приободрился, но де Севера заметил:

– Но как вы думаете искать клад? Перекопать весь остров? Трезубец, хотя и считается крошечным, на деле не так уж мал.

– Ну, во-первых, у нас с собой есть высокоточные металлоискатели – из тех, что использует израильская армия для поисков мин. И во-вторых, нам надо опять воспользоваться дедуктивным методом, как сказал бы Шерлок Холмс. А конкретно – поехать на остров, и там попытаться сообразить, где именно еврейский пират мог бы зарыть сокровища. Принадлежащие, кстати, не только ему, но и всей команде, – Шарон усмехнулся.

– Хорошо. Первым делом, я считаю, нам нужно съездить на Трезубец и сделать рекогносцировку местности, – де Севера достал из шкафа лоцию прибрежных вод Арубы и развернул ее на столе. – Вот он – Трезубец.

Кому как. Вейцман и Шарон переглянулись – они поняли, что капитану «Кровавого меча» этот остров мог скорее напоминать не гигантскую вилку в руке Нептуна, а символ Всевышнего – древнюю букву «шин».

Имея такого сторонника, как де Севера, можно было уже не беспокоиться о технической стороне экспедиции. Он знал на острове всех, и его знали все. Моментально ему удалось зафрахтовать небольшую яхточку, археологи погрузили туда металлоискатель и остальное снаряжение, довольно нехитрое, после чего компания отправилась в сторону загадочного острова, когда-то давно названного странствующими в этих краях пиратами Трезубцем.

Остров представлял из себя просто-напросто большую серую скалу, выглядывающую из моря, в которую глубоко врезались две почти параллельные узкие бухты. Чем-то они напоминали норвежские фьорды (откуда бы им взяться в тропиках)? Скалы были покрыты негустой растительностью и целыми полчищами отчаянно галдящих птиц.

– Самое лучшее место для того, чтобы спрятать клад, – сказал археологам де Севера после того, как они высадились на узкую желтую полоску песка, тянущуюся по всему периметру правой бухты. – Вряд ли здесь когда-нибудь будут жить люди, значит и невелик риск того, что кто-то при постройке дома наткнется на зарытое сокровище. Но все-таки обойти весь остров с металлоискателем будет непросто…

– Давайте сначала осмотрим остров с его самой высокой точки, – предложил Шарон. – Мне кажется, что нужно искать особые приметы, которые помогли бы отыскать клад посвященным в тайну даже в случае гибели капитана.

Взвалив рюкзаки на плечи, команда отправилась к самой вершине острова – она как раз находилась на вершине средней ветки буквы «шин». Подъем оказался нелегким: сказывалась тропическая жара, к тому же мешали наглые, непуганые птичьи стаи. Гребень скалы в некоторых местах оказался таким узким, что приходилось идти, балансируя руками, как по канату.

Наконец подъем был закончен, и археологи с де Северой оказались на вершине скалы, откуда открывался потрясающий вид на обе бухты с глубокой темно-синей водой и покрытые стаями птиц серые скалы.

– Ну и что мы ищем? – спросил де Севера, осматриваясь по сторонам.

– Я не знаю, – ответил Шарон, шаря цепким взглядом по острову. – Если и была особая примета – сохранилась ли она до нашего времени?

– А у вас есть компас? – вдруг спросил Вейцман.

– Конечно, а что?

– Еврей в диаспоре всегда во время молитвы обращается лицом к Иерусалиму. Значит с Арубы – на северо-восток! Посмотрим, что можно увидеть в этом направлении. Где наше «хорошее стекло»?

Шарон удивленно взглянул на Вейцмана, а де Севера, усмехнувшись, подал ему бинокль:

– Даже два «хороших стекла» сразу.

Взяв азимут на северо-восток, в сторону святого города Иерусалима, куда неотрывно обращены сердца рассеянных по всему свету евреев, Вейцман приложил к глазам бинокль и почти сразу же вскрикнул:

– Посмотрите туда!

– Что, что такое? – Шарон почти вырвал у него бинокль.

– Там в скалах множество пещер!

– Точно! – Шарон передал бинокль де Севере. – Надо будет подобраться к пещерам и осмотреть их.

Внутренняя стенка левой ветки буквы «шин» содержала небольшой плоский участок, изрытый пещерами. Под участком с пещерами находился карниз, так что его невозможно было увидеть снизу, а только с вершины острова.

Порядочно утомившись, кладоискатели перебрались на противоположную сторону острова, где их ожидал новый сюрприз – пещеры располагались на абсолютно отвесной скале, так что спуститься к ним можно было только по веревке. На счастье, у запасливого директора музея имелось с собой кое-какое альпинистское снаряжение.

– Кто будет спускаться? – спросил профессор Шарон, сразу исключив возможность своего участия в этом рискованном деле.

– Давайте я, – предложил Вейцман. – Тем более, что обвязать канат здесь не обо что, то есть кому-то из вас придется меня страховать. А я не уверен, что удержу на весу нашего любезного хозяина.

Де Севера чуть склонил голову в знак согласия и принялся обвязывать себя тонким прочным канатом. После этого обвязали Вейцмана, и он осторожно подошел к краю пропасти… перевалил через него…

Внизу, на невероятной глубине, плескалось море. Если упасть… хотя нет, под ним метрах в пяти находился карниз. А на нем, черт побери, роились и галдели какие-то белые морские птицы – то ли чайки, то ли бакланы. При виде пришельца они подняли еще больший галдеж и принялись целыми стаями подниматься в воздух. Вейцман вспомнил хичкоковских «Птиц» и поежился, однако аборигены острова и не думали нападать.

Перед его глазами поплыли пещеры. В них тоже копошились птицы, к тому же дно каждой из пещеры было покрыто толстенным слоем гуано – так в Южной Америке деликатно называют птичьи экскременты. Да, будет довольно противно вести раскопки, стоя по колено в дерьме, хотя бы и птичьем.

Хотя стоп. Такое же количество птиц, если не большее, было здесь и 300 лет назад. И этого не мог не видеть капитан «Кровавого меча». Корабль на многие месяцы уходит за добычей, а потом кое-какое золотишко капитан непременно добавит в тайник. А делать это будет не так приятно, если все вокруг покрыто… понятно чем.

Значит, пещера должна быть замурована!

– Спустите мне металлоискатель, – сказал Вейцман в переговорное устройство, закрепленное у него на плече.

Хозяйским взглядом он принялся осматривать находившуюся перед носом серую стену. Вот этот участок подозрительный… и вот этот…

Сверху на веревке, чуть не задев голову альпиниста поневоле, спустилась железная палка металлоискателя. Нацепив наушники, Вейцман принялся методично обследовать скалу, время от времени все же засовывая металлоискатель в пещеры. Однако в наушниках не раздавалось ни пика.

Наконец что-то все же запищало, да так слабо, что висящий над пропастью аспирант решил, что это просто гомон чаек. Но нет, снова и снова раздавались сигналы в наушниках, когда он проводил по определенному участку скалы.

– Поднесите меня немного вправо! – скомандовал Вейцман по «уоки-токи».

Скала поплыла перед его носом, и он очутился лицом к лицу с явно замурованной пещерой – здесь гладкую скалу сменяли серые, наверное, подобранные где-то рядом камни, наскоро скрепленные цементом. А за ними, если верить показаниям израильского металлоискателя, находилось что-то, что заставляло прибор подавать сигналы, а сердце отважного аспиранта – биться с этими сигналами в унисон.

– Заберите металлоискатель и спустите мне сюда кувалду! – крикнул он.

– С ума сошел? – ответил ему на иврите Шарон. – Ты думаешь, мы тащили кувалду на вершину горы?

– Кувалда и все, что нам понадобится, есть на яхте, – сказал де Севера.

Когда старая, слепленная кое-как стенка рухнула под ударами кувалды, и Вейцман залез внутрь пещеры, первое, что ему бросилось в глаза – это лежащая рядом с пиратским сундуком мумия. Только потом, когда пыль немного осела, он разглядел и сам черный, обитый крепчайшим железом просмоленный сундук, и лежащий на нем пергаментный свиток. Вейцман сразу же развернул свиток. Там было написано на древнееврейском языке (и с крупными грамматическими ошибками):

«Я, Михаэль Рапопорт, сегодня ухожу со своей командой в Великий океан, к координатам….. широты и….. долготы. Если ты читаешь эти строки, значит, покарал меня Господь Сильный за мои многочисленные грехи. Закажи поминальную молитву за Михаэля, сына Давидова. Да будет со мной поддержка небес».

Сам пиратский сундук оказался неподъемным, и пришлось вещи упаковывать в мешок, чтобы поднять их наверх. В основном это были золотые деньги – испанские дублоны, английские гинеи, большие блестящие монеты новоиспеченных южноамериканских колоний. Какая-то корона – шестым чувством Вейцман понял, что капитан Микаэло хотел ее когда-нибудь переделать под «кетер Тора», украшение свитка Торы, чтобы замолить свои грехи.

На гребне горы Шарон и де Севера тщательно упаковывали монеты в небольшие мешочки – матросам на яхте они сказали, что идут собирать образцы птичьего гуано для анализа. Ход разумный – никогда не знаешь, как поведут себя люди в присутствии большого количества золота.

Перед началом работы Вейцман, морщась, осмотрел мумию. Сначала он решил, что это «капитан Микаэло» оставил здесь кого-то из своих подельников – охранять клад… Но нет, слишком уж древней выглядела мумия. И обрывки одежды на ней выглядели как-то странно… Никак не матросский костюм (хотя, конечно, пираты одевались во что попало). Скорее, такое одеяние (вернее, остатки его) подошло бы какому-нибудь жрецу.

Закончив вычерпывать драгоценности из сундука, Вейцман еще раз тщательно его осмотрел – не завалялось ли чего в угол. На самом дне он обнаружил сложенный вдвое небольшой лист пергамента, развернул его – малопонятная вязь мелким почерком на древнееврейском (ладно, разберем потом) – и крикнул в радио:

– Подымайте!

Выслушав рассказ о мумии, Шарон задумался:

– Говоришь, на жреца похоже? А ведь капитан Микаэло как раз и собирался искать сокровища жрецов майя. Дай-ка я слажу в пещеру сам.

Молодой профессор, как показалось Вейцману, побаивался высоты (нельзя сказать, что боялся совсем – археолог не должен бояться ничего и никого), но тем не менее решительно начал обвязываться тросом.

– Я тоже подстрахую, – сказал аспирант как бы невзначай на иврите, чтобы приободрить профессора.

Шарона прочно обвязали веревками, после чего он перевалил за край бездны.

Только минут через сорок снизу по рации раздался голос:

– Вытаскивайте!

И после нескольких дружных усилий над обрывом показалась всклокоченная голова профессора.

– Я уверен, что это мумия жреца майя! – закричал он еще до того, как его нога вступила на твердую землю. – Там внизу, – начал он объяснять директору музея, – находится мумия, рядом с пиратским кладом.

– А ведь в записке капитана Микаэло было написано, что он отправляется искать индейские сокровища! – Вейцман схватился за голову. – Возможно, в руках этот жрец держал какое-то указание на то, где их искать – и именно оттуда пиратский капитан взял координаты!

– Координаты у нас есть и так, – задумчиво протянул Шарон. – Меня волнует другое – откуда здесь взялась эта мумия?

– Не думаю, чтобы пираты, суеверные до безумия, таскали мумию индейского жреца с собой, – скептически сказал де Севера. – Скорее всего, капитан «Кровавого меча» совершенно случайно натолкнулся на нее, когда искал место, где можно спрятать сокровища.

– Неудачного стража он себе выбрал, – мрачно заметил Вейцман.

Все это время Шарон сам, без посторонней помощи, выпутывался из веревок. Неожиданно он бросил это запутанное занятие, ибо его осенила мысль:

– Но ведь капитан Микаэло наверняка не проводил раскопок в пещере! Он же не археолог, черт возьми! Я думаю, он вообще старался лишний раз не приближаться к мумии. Но майя могли положить что-нибудь рядом со жрецом – то, что со временем покрылось слоем залетающей в пещеру пыли.

– У меня уже сил нет, – сказал Вейцман. Основная часть работы сегодня пришлась на него. Де Севера, которому пришлось держать крепкого аспиранта на весу, тоже выглядел уставшим.

– Если за несколько столетий никто не нашел золота, то вряд ли кто-то потревожит мумию до завтра, – сказал он. – Я предлагаю вернуться на Арубу, спрятать золото у меня в сейфе, а завтра снова вернуться на Трезубец и еще раз осмотреть пещеру.

– Ладно, – согласился Шарон. – Тем более, чтобы спустить все это хозяйство, нам понадобиться несколько ходок. Кстати, мы должны заявить о нашей находке правительству острова?

Де Севера поморщился:

– Формально, конечно, Трезубец принадлежит Арубе, хотя никто над ним официально суверенитета не объявлял… Я считаю, что местные власти и без того воруют больше, чем надо. Достаточно будет, если мы поделим эти деньги, а потом я взнесу пожертвования, сказав, что получил наследство из Европы. Право слово, так будет гораздо разумнее и безопаснее.

Яхта переправила их на Арубу, чернокожие матросы не задавали лишних вопросов (похоже, сама идея пиратского клада не приходила им в голову, они ведь не читали Стивенсона), а джип де Северы доставил археологов и добычу в надежное здание морского музея. Директор полностью опустошил сейф (там и находилась-то тоненькая пачка денег, какие-то бумаги и несколько бутылок спиртного), чтобы набить его до отказа золотом.

– Это был тяжеленький денек! – сказал де Севера, когда работа была закончена. – А теперь объясните мне, что за бумаги лежали в сундуке?

– Одна – вот она, – показал Шарон ветхий пергамент, уже аккуратно упакованный в пластик. – Здесь капитан Микаэло сообщает, что отправляется на Тихий океан искать сокровища, а паче чаяния не вернется – просит заказать за него «Кадиш»…

Де Севера щелкнул шариковой ручкой, открыл блокнот:

– Там написано, как звали его отца?

Шарон ошарашено посмотрел на директора музея:

– Вы что, шутите?

Однако на лице де Северы не было и тени юмора:

– Может быть мы здесь, на Антилах, и не слишком хорошие евреи, но к таким вещам, как поминальная молитва, относимся серьезно. Тем более надо оказать последнюю услугу человеку, благодаря которому мы сегодня стали богачами. Нынче же вечером я закажу «Кадиш» на год вперед у старосты нашей синагоги.

Шарон ничего не сказав, продолжил:

– Второй пергамент еще более странный, чем первый. Как я могу судить – я мельком просмотрел его, пока мы шли на яхте с Трезубца на Арубу – это переписанный от руки отрывок из какой-то каббалистической книги. Вот уж не ожидал найти такое в пиратском сундуке! Сергей, – обратился он к Вейцману, – может быть, вечером попробуем посидеть над этим вместе?

Сергей Вейцман, прибыв в Израиль из Союза, заинтересовался религией, и даже какое-то время прожил внутри одного хасидского двора. Учеба в Тель-авивском университете оторвала его от религиозных привычек, однако с еврейской мистической литературой он был «на ты».

Израильские археологи попрощались с директором музея и вернулись в отель, где удобно (насколько это было возможно в дешевом отеле) расположились в своих комнатах. Пергамент с завещанием капитана Микаэло остался в морском музее – де Севера сказал, что хочет посмотреть по лоции, где находится то место, куда отправился в последний путь «Кровавый меч».

– Почерк, насколько я могу судить, принадлежит самому капитану, – первое, что сказал Шарон, тщательно осмотрев пергамент. – Но капитан был малограмотным в древнееврейском языке – максимум, посещал хедер – значит, он переписывал это с какой-то книги. Вот только бы понять, с чего бы это капитан пиратов заинтересовался Каббалой.

Шарон внимательно вчитался несколько раз в текст…

– Нет, ничего не понимаю. Какие-то ангелы, крокодилы… Что за бред! Сергей, ну подойди сюда!

Вейцман в это время в полужидком от усталости состоянии сидел в кресле, то и дело засыпая одним глазом. Он со скрипом поднялся…

– Нет, я не могу разобрать почерк.

– Давай сделаем так – я перепишу аккуратно текст, а потом вместе попробуем его прочесть. Возможно, это какая-то шифровка… Если сами не разберемся, я позвоню в Израиль профессору Иделю – он крупный специалист по Каббале, учился у самого Гершома Шолема.

Вейцман вернулся в кресло и откровенно заснул – все тело его ныло от сегодняшних упражнений с тяжестями. Шарон же взял чистый лист бумаги и принялся переписывать туда букву за буквой с пергамента.

Уже давно угомонились припозднившиеся туристы, уже сладко спящий в кресле аспирант видел десятый сон, как ночную тишину разорвал звонок:

– Кто это? – резко спросил в трубку Шарон.

– Только что кто-то залез в мой кабинет в музее, – раздался из динамика встревоженный голос де Северы. – Не волнуйтесь, практически все цело – мой сейф намертво вделан в стену, да и открыть его не так легко. Наверное, кто-то из местного хулиганья – грабителей вспугнул полицейский патруль.

– Ничего не пропало?

– Из стоящего – ничего. Пару моделей… Видно, хватали первое, что подвернется под руку. Жалко, пропал пергамент, который мы нашли в сундуке. Но волноваться не надо – я его скопировал. А кроме того, уже отметил на лоции место, где находится искомая точка. Лоцию они бы не захватили – это здоровенная книга, которую, к тому же, не так легко продать.

Вейцман проснулся. Услышанный разговор совершенно прогнал с него сонную одурь.

– Мне вся эта история не нравится. Надо завтра же провести раскопки в пещере, и отправиться по следам «Кровавого меча», пока ночные грабители не показали кому-нибудь пергамент.

– Ты думаешь, они понимают по-древнееврейски? – усмехнулся Шарон. – Ладно, иди в свой номер и ложись спать, завтра опять потребуется много сил.

Вейцман встал и, потягиваясь, подошел к столу. Склонился и внимательно прочел то, что переписал Шарон своим четким аккуратным почерком с пергамента:

– Слушай, я знаю, что здесь написано. Профессору Иделю можно и не звонить – я читал об этом у Шолема в «Основных течениях еврейской мистики». Это отрывок из книги Натана из Газы – «Трактат о крокодилах».

– О крокодилах в Южной Америке – неактуально, – усмехнулся Шарон. – Тогда уже – о кайманах.

– Это трактат, насколько можно верить Гершому Шолему, о силах нечистоты, держащих в плену душу Машиаха, – блеснул эрудицией Вейцман.

– Ой, оставь! – профессор с протяжным вздохом переполз со стула на кровать. – Я этого достаточно наслушался от наших хасидов в Израиле. Хоть здесь дай отдохнуть.

Договорив заплетающимся языком эту фразу, Шарон захрапел. За прошедший день он тоже порядочно утомился. А Вейцман, с которого сон уже слетел, сел на стул и еще раз перечитал переписанный аккуратным профессорским почерком отрывок о «большом крокодиле, лежащем между рек Египта».

Так и не поняв, что каббалистический текст мог делать в пиратском сундуке, он отправился спать.

Утром встать, казалось, было невозможно, глаза как будто склеились клеем «Момент».

– Ты спишь, как медведь зимой, – сказал аспиранту Шарон. Он выглядел бодрым и свежим (впрочем, и работать ему накануне пришлось меньше). – Быстро выезжаем на остров, де Севера уже ждет нас на улице.

На Арубе господствовал тот же принцип, что и в Израиле – все дела надо сделать как можно раньше, пока влажная тропическая жара не размягчит ваши мозги настолько, что они станут подобны выплюнутой и растаявшей на солнце жевательной резинке.

По холодку та же вчерашняя яхта отвезла де Северу, Вейцмана и Шарона на Трезубец, где компания выкинула на песок рюкзаки со снаряжением для раскопок и отправилась к пещере.

– Вряд ли капитан Микаэло рискнул бы двигать найденную им в пещере мумию, – говорил по дороге Вейцман профессору, задыхаясь от тяжелого подъема. – Надо будет покопать под ней…

– Покопаем всюду, – ответил ему Шарон, с которого градом лился пот. – Дай-ка мне еще бумажных салфеток.

На вершины гряды прохладный ветерок быстро высушил тела археологов, и они стали готовиться к спуску.

– Кто спустится первым? – спросил директор музея, обвязавшись тросом.

– Давайте я, – предложил Вейцман. – Хорошо бы хотя бы одному человеку присутствовать при раскопках, – задумчиво сказал профессор. – Но как я понял, все трое мы спуститься в пещеру не сможем?

– Это абсолютно исключено, – усмехнулся де Севера. – Разве что мы были бы опытными альпинистами, способными подняться из пещеры по почти вертикальной стене. Сделаем вот так: сначала в пещеру спустится самый младший из нас, – он шутливо поклонился в сторону Вейцмана, – отцепит карабин троса, а затем я спущу уважаемого профессора.

– Идет, – согласился Шарон.

Через четверть часа оба археолога оказались в пещере.

Вейцман опасался, что свежий воздух окажет разлагающее действие на древнюю плоть мумии, однако страж сокровищ так и лежал, ничуть не изменившись в лице. Они вынули из карманов курток лопатки и кисточки и принялись осторожно снимать слой за слоем вокруг трупа.

– Обследуем всю площадь пещеры, а затем передвинем жреца, и посмотрим, на чем он лежит, – приказным тоном сказал профессор. Как видно, мнение о профессии покойника у него уже сложилось.

Однако ничего, относящегося к периоду майя, им не попадалось. Зато нашлись несколько золотых английских гиней, выроненных, наверное, еще капитаном «Кровавого меча» при переноске добычи в пещеру.

– Ну что, будем двигать? – спросил Вейцман у профессора, скривившись.

– Придется… И не кривись, археолог не должен быть брезгливым.

Осторожно они перетянули мумию на уже обследованное место и аккуратно начали подрезать лопатками верхний слой.

– Обрати внимание! – вдруг сказал Шарон. – Он держит руки скрещенными на груди. Может быть, у него в руках что-то было?

– И капитан Микаэло не побоялся это взять?

Тут Вейцмана осенила идея:

– Если это так, то жрец хранил не золото – этого добра у пиратов было довольно… А еще одну вещь, на которую мог польститься еврей. Книга. Какой-то свиток, который капитан при случае надеялся расшифровать.

– Может быть, может быть… Кстати, тебе не кажется странным, что в этой пещере нет птичьего помета?

– Она же была замурована!

– Как минимум несколько сот лет пещера стояла открытой – от того момента, когда сюда попала эта мумия, до тех пор, пока в импровизированный склеп не залез капитан Микаэло. Если только не предположить, что мумию принес он сам – и тогда мы с тобой два идиота, ищущие неизвестно что… А вот и оно!

Лопатка тихонько звякнула о камень, и после нескольких легких движений археологам открылась нефритовая пластинка.

– Кисточку сюда! – скомандовал профессор.

Пластинка оказалась покрыта странными иероглифами, а под ней оказалась еще одна… и еще одна… Всего под телом жреца оказалось четыре пластинки, лежащая одна на другой. Кроме этого ничего найти не удалось.

Внезапно странный резкий звук отвлек археологов от работы. Определенно, это был выстрел откуда-то со стороны моря. Вейцман, забыв об осторожности, бросился к входу в пещеру – и тут же пуля ударила в стенку совсем рядом с ним, обдав лицо мелкими каменными брызгами. Однако он успел заметить внизу небольшую яхту, откуда велся прицельный огонь.

– Севера, Севера, отзовись! – крикнул Шарон в рацию. Динамик молчал.

– Черт побери! – выругался профессор. – Если Северу убили, то мы никогда не сможем отсюда выбраться, и попросту умрем с голоду в этой пещере. Но интересно, зачем по нам стреляют? Может быть, это полиция?

– Сомневаюсь, – Вейцман осторожно выглянул в проем, одним глазом – так его учили в израильской армии, чтобы не попасться на мушку вражескому снайперу. – Полиция, мне кажется, все-таки должна что-нибудь крикнуть в мегафон перед тем, как стрелять. А это обычная моторная яхта.

К сожалению, расстояние не позволяло четко разглядеть стрелявшего. Чтобы не рисковать, Вейцман засунул голову назад.

– А с голоду мы здесь не умрем, будем ловить пролетающих чаек, – пошутил он, чтобы приободрить профессора.

Положение, тем не менее, было критическим. Но неожиданно со стороны моря раздались выстрелы другого рода – более мощные, чуть ли не залпы. Свиста пуль около пещеры не было слышно, и Вейцман выглянул снова. Взору его открылась радостная картина – яхта, которая привезла их на остров, вела чуть ли не настоящий морской бой. Впрочем, особо жаркого сражения не получилось – после нескольких выстрелов картечной двустволки в их сторону нападавшие почли за лучшее скрыться.

Как оказалось позднее, зафрахтованная яхта отошла недалеко, чтобы порыбачить. А у ее владельца, пожилого седовласого негра, промышлявшего ловлей акул, оказалась двустволка огромного калибра (не в меру живучих и агрессивных особей иногда приходилось успокаивать).

Археологи делали отчаянные жесты руками в сторону яхты, но через пару минут им сверху упал канат.

– Цепляйтесь и лезьте, я жив! – крикнул им сверху де Севера. – Просто пуля попала в рацию!

Уже оказавшись на яхте, археологи с де Северой принялись обсуждать создавшееся положение.

– Может быть, что кто-то еще ищет этот клад? – спросил Шарон.

– Здесь все время ищут клады, – ответил ему директор музея. – Но если бы люди знали, где он находится, то давно бы его вырыли.

– Отсюда вывод – за нами следили, – заключил Вейцман. – Но почему именно за нами?

Шарон задумался.

– Особой тайны, конечно, я из экспедиции не делал… Но кто мог предположить, что мы найдем клад?

– Лучшим вариантом будет, если мы с вами возьмем золото и сегодня же улетим на Барбадос, – предложил де Севера. – Я сам зафрахтую самолет, а в Бриджтауне у меня хорошие друзья.

Вечером того же дня они переправились на Барбадос, предварительно предупредив оставшихся двоих членов экспедиции («блатников», как их про себя называл Вейцман) чтобы они возвращались в Израиль – дескать, из-за опасности арабских террористов.

В Бриджтауне золото надежно улеглось в три депозитных сейфа Барбадосского банка, после чего де Севера принялся за организацию экспедиции в Тихий океан, а археологи – за изучение найденных пластинок.

– Собственно, особо изучать тут нечего, – сказал Шарон, осмотрев их со всех сторон. – Майя пользовались не иероглифами, подобно древним египтянам (у тех каждый знак имел четко зафиксированное значение и фонетику), а пиктограммами – упрощенными рисунками. Чтобы можно было понимать пиктограммы майя – а ведь до нас дошли всего «книг», я предполагаю, что у них и литературы-то не было – существовала мощная устная традиция. К каждой книге, проще говоря, прилагался ее толкователь.

– Этот толкователь остался на Трезубце, – усмехнулся Вейцман. – И то в несколько засушенном виде. Как я понял из этих рисунков, жрецы майя что-то высыпали в океан. Жертвоприношения?

– Майя не были морским народом, выходили лишь недалеко в океан на бальсовых плотах.

– Однако Тур Хейердал доказал, что они могли добираться и до Полинезии!

– Непонятно, непонятно, – глядел Шарон на пластинки. – Вот посмотри, – со смешком показал он Вейцману вырезанного на нефрите монстра, – не этот ли крокодил лежит между рек Египта?

– Вообще-то похоже на Ктулху, – ответил Вейцман.

– На кого?

– Ну, было бы похоже на Ктулху, если бы древние майя читали Лавкрафта. Он описывал древние божества, дошедшие до нас из немыслимых глубин веков – Йог-Сотот, «все-в-одном и один-во-всем», Шубб-Ниггурат, черный козел легионов младых, и, наконец, самый ужасный из них – Ктулху. Его считают водным элементалом…

– То есть духом-покровителем вод, – продолжил мысль профессор. – Да, был такой у майя, ему приносили кровавые жертвы. Но назывался он по-другому…

– Само слово «Ктулху» пришло из глубокой древности. Его расшифровывают как «катель ху» – тот, который убивает. Говорят, что Ктулху обладал колоссальными телепатическими способностями. Всевышний упрятал Ктулху в океанскую бездну, так что до нас доходят только сильно ослабленные волны его мозга. И тогда на земле начинаются чудовищные события.

– Что-то древние недодумали, – Шарон сегодня был расположен шутить. – Как это так – сам он водный элементал, а вода глушит его же собственные мысли? Кстати, водных элементалов знали все народы, в том числе и европейские – это наяды, ундины, нереиды и океаниды и т. п. Но только майя додумались приносить им человеческие жертвы. Почему-то два эти народа, жившие в Центральной Америке – майя и ацтеки – отличались кровожадностью, хотя для этого не было никаких причин. Жили в приличных природных условиях, теплом климате…

– Некоторые исследователи объясняют это телепатическим воздействием Ктулху, который покоится где-то в Тихом океане, – серьезно ответил Вейцман.

– Слишком много фантастики читаешь, парень, – засмеялся Шарон. – Я вспомнил – я когда-то читал одну из книг Лавкрафта на английском. Вот бредятина!

В дверь номера отеля постучали. Археологи насторожились – после нападения на острове нервишки у них пошаливали, хотя, возможно, им пришлось столкнуться всего лишь с местными бандитами. Однако за дверью ответили:

– Это я, де Севера.

Вейцман впустил директора музея в комнату, и тот устало развалился в мягком кресле – на этот раз путешественники решили снять номер пошикарнее, чем на Арубе. Да и пристало ли мелочиться, имея с собой золота на несколько миллионов?

– Я продал кое-что из клада, – отдышавшись, сообщил де Севера. – И нанял приличную яхту, такую, которая сможет выйти в Тихий океан. Акваланги пришлось купить – в таком серьезном деле надо иметь новое оборудование.

– Вы думаете, мы обойдемся без тяжелого водолазного снаряжения? – спросил Шарон.

– Я на это надеюсь. Ведь если жрецы прятали там сокровища от испанцев, то они рассчитывали вернуть из обратно на твердую землю. Думаю, майя вообще спускались на подобную глубину безо всякого снаряжения.

– А если там все-таки приносили жертвы, то есть просто высыпали золото в море – в дар божеству? А под водой находится какая-нибудь расщелина?

– В крайнем случае мы вернемся туда еще раз. А сейчас – простите, господа – я пойду немного отдохну.

Де Севера поднялся и пошел к выходу. Шарон же вернулся к своему прежнему занятию – он стал быстро перерисовывать вырезанные в камне изображения на листок бумаги.

 

– Может, прогуляемся немного? – предложил Вейцман.

– Прогуляйся один, если хочешь, а я подумаю над расшифровкой этих табличек.

Вейцман спустился в вестибюль гостиницы. Проходя к двери, он заметил седого, как лунь, старика в белом костюме и белой же фетровой шляпе. Старик, как показалось археологу, внимательно следил за ним взглядом, не поворачивая при этом головы.

А на улицах Бриджтауна кипела жизнь. Раньше Вейцману казалось, что поскольку Барбадос – английская колония, то и на улицах в основном ему должны встречаться англичане. Однако большинство жителей Барбадоса – потомки привезенных из Африки рабов – темнокожи.

Вейцман прогулялся по маленькому, уютному курортному городу, осмотрел могучий форт, со стен которого на бухту глядели пушки, угрожая давно ушедшим в небытие пиратам… Во время страшного барбадосского урагана 1865 года бедные люди прятались под этими пушками, поскольку ветер разметал их лачуги в клочья, а пушки казались такими надежными… Ураган сдвинул тяжеленные пушки с места и проволочил их на большое расстояние, много людей было искалечено.

На площади неподалеку от ратуши Вейцман заметил маленькое симпатичное кафе. Закончив осмотр города, он зашел туда, чтобы заказать чашку кофе с рюмочкой какого-нибудь тропического ликера.

Однако не успел он допить и половины чашки, глазея на проходившую мимо толпу нарядных туристов, как к нему подошел официант.

– С вами хочет поговорить один джентльмен, – доверительно наклонившись, сказал официант по-английски.

– Какой джентльмен? Я никого не знаю на этом острове.

Официант незаметно показал пальцем вглубь кафе. Там возле деревянной двери, ведущей в туалет, Вейцман увидел давешнего старика в белом, опирающегося на трость с серебряным набалдашником. Старик пристально смотрел на Вейцмана, а когда их глаза встретились, то поднял левую руку и поманил его пальцем.

«Ладно, если это ловушка, то со стариком я справлюсь легко», – подумал Вейцман. – «И не только со стариком – подготовка израильской армии тоже чего-то стоит».

Опрокинув в рот остаток ликера и взяв в руку чашечку, он подошел к загадочному старику. Тот, не дожидаясь приближения Вейцмана, нырнул куда-то в боковую дверь, археолог – за ним, и оба оказались в маленьком внутреннем дворике. Дворик был усажен невысокими пальмочками, в дальнем его конце стоял столик и два кресла, а за ними – дверь вглубь соседнего здания. Старик сел в одно из кресел и жестом предложил то же Вейцману.

– Садись, – неожиданно сказал старик на иврите. Потом спросил на немецком: – Ты говоришь на идиш? – Нет, – ответил Вейцман на иврите.

– Жалко, – сказал старик уже по-английски. – Мне почему-то кажется, что в Израиле все должны говорить на идиш… А на «святом языке» мне говорить трудно – я уже почти все забыл.

Пока намерения старика вроде бы выглядели миролюбивыми. Вейцман послушался приглашения и сел, спокойно отхлебывая кофе.

– Вы что-то нашли в пещере? – вдруг спросил старик, вперив в него пронзительный взгляд.

– В какой пещере? – с невинным видом переспросил Вейцман.

– Возле острова Аруба.

– А почему именно я должен вам отвечать?

– Потому что я хочу вам помочь! – для убедительности старик даже пристукнул палкой по полу. – Ты хочешь знать, во что вы вляпались? Я могу тебе рассказать, мне уже все равно. Во время войны я служил в СС, в институте «Анэнербе». Мы занимались розыском редких оккультных книг. И однажды нам в руки попалась книга Натана из Газы «Трактат о крокодилах», где он пишет о том, как Всевышний заключил «князя вод» – ангела моря Рахава в подземную темницу и погрузил его там в сон, похожий на смерть. Гитлер решил привлечь Рахава на свою сторону – этому параноику казалось, что так он сможет достичь господства на море.

В середине войны немцы нашли дневник одного матроса, который плавал на «Кровавом мече». Капитан этого пиратского судна случайно натолкнулся на мумию жреца майя, который держал в руках свиток с этой историей. «Кровавый меч» пошел в Тихий океан за мифическими сокровищами майя, но нашли там только дремлющего «князя моря». Большинство команды погибло в том путешествии.

Из дневника мы узнали координаты этого проклятого места, и туда отправились три подводные лодки. Я был там, и сумел предотвратить пробуждение Рахава, иначе ангел моря уничтожил бы весь мир.

«Все ясно», – подумал Вейцман, – «Старик поехал мозгами». Однако вслух спросил лишь:

– Дедушка, вы Лавкрафта читали?

– Кто это такой? – изумился старик.

– Американский писатель-фантаст. Он умер еще до войны, так вот он писал то же самое, только вашего Рахава называл Ктулху.

– Не знаю, не слышал, – старик пожал плечами. – Я вообще не люблю фантастику, слишком много было ее в моей жизни. Слушай меня и не перебивай. После войны я хотел, чтобы все меня считали умершим, поэтому остался на этом острове. Однако некоторое время назад меня нашли члены организации «ОДЕССА» – союза бывших эсэсовцев, и сказали, что кто-то интересуется историей с «Кровавым мечом» и капитаном Микаэло.

Услышав это, Вейцман всполошился. Что еще известно этому сумасшедшему старику?

– Как я понял, были перехвачены ваши переговоры через Интернет. Мы в свое время в Германии были более осторожны… На Арубе за вами следили, и подозревают, что в пещере вы что-то нашли. Собственно, координаты того места, где покоится Рахав, у них уже есть – как я понял, кто-то из ваших просто оставил их на столе. Однако людей «ОДЕССы» интересует, что еще было в пещере…

– Только что вы признались, что вы бывший эсэсовец, – сказал Вейцман, поставив пустую чашку на стол (чтобы руки были свободны). – И вы думаете, что я после этого стану с вами раз говаривать? К вашему сведению – я еврей.

– И я тоже, – усмехнулся старик. – В Германии я был советским разведчиком.

Ситуация приобретала совсем уже фантастический характер.

– А «Семнадцать мгновений весны» вы смотрели? – опять спросил Вейцман.

– Вы что, допрос мне устраиваете? – удивился старик. – Или решили проверить мою эрудицию в то время, когда за вами гонится организация эсэсовцев? Не очень умно, я бы сказал… Да, я смотрел этот фильм – его показывали по Би-Би-Си. Если Штирлиц и в самом деле был так умен, как показано в фильме, он после войны не стал бы возвращаться в Советский Союз. Бывших разведчиков ждала там незавидная участь. Мне из ведомства Шелленберга попадали кое-какие данные о том, что происходит в недрах советской разведки. Поэтому после войны я предпочел остаться на Карибских островах – тем более, что все были уверены в моей гибели…

– А, простите, на кой черт Ктулху, то есть Рахав, бывшим эсэсовцам? Или они считают его истинным арийцем?

Старик не поддержал шутки, глаза его оставались серьезными:

– ОДЕССА мечтает о реванше. Если удастся разбудить Рахава – о, это будет такое оружие, перед которым померкнет атомная бомба!

– Тогда чего им надо от нас, если, как я понял, координаты точки у них уже имеются? – Вейцман удивленно пожал плечами. – Если говорить серьезно – не то, чтобы я не верил вам лично – мне трудно поверить в реальность вообще всей этой истории. Ну, хорошо, приплывут туда какие-то люди… Скорее всего, найдут сокровища майя, которые те высыпали в воду как дар морскому божеству… Ничего нового в этом нет – за тысячи лет до майя филистимляне так же поклонялись морскому божеству по имени Дагон. Кстати, скорее всего сами филистимляне его Дагоном не называли – «даг» слово ивритское, а филистимляне говорили на критском диалекте древнегреческого языка. Вероятно, тут смешались два слова: «даг», рыба, и «Посейдон» – морское божество. Так получился «Дагон».

Выслушав эту речь, старик сердито топнул по земле палкой:

– Пока ты будешь здесь изощряться в филологии, нацисты разбудят Рахава! Они, к сожалению, этого не понимают, но тогда конец наступит всем.

И пронзительно взглянул на Вейцмана:

– Скажите, в той пещере было еще что-нибудь?

Однако Вейцман не торопился отвечать на вопрос:

– Может, было, а может, не было… Что, вы ожидали, мы там найдем?

– Во-первых, – старик усмехнулся, – клад команды «Кровавого меча», добычу, захваченную ими на кораблях. Золота у эсэсовцев еще хватает, но сами понимаете, лишнее не помешает никогда. И кое-что более серьезное – информация о Рахаве.

– Чья?

– Я и сам не знаю, – признался старик. – Может, жрецов майя, а может, капитан Микаэло сумел разведать что-нибудь до своего отхода на Тихий океан…

Не подавая виду, Вейцман погрузился в глубокое раздумье. Что делать? Рассказать этому подозрительному старику о найденных в пещере нефритовых табличках? Возможно, перед ним просто заурядный мошенник, который хочет выманить у археологов антиквариат для продажи.

– Я должен посоветоваться, – наконец сказал он. – Если вы за нами следили, то должны знать, что в деле участвуют еще несколько человек.

– Хорошо, посоветуйтесь, – неожиданно легко согласился старик. – Я только прошу – сделайте это как можно скорее. Сегодня вечером я буду вас ждать во дворе этого дома, вы сможете пройти сюда через кафе.

Вейцман поднялся и пошел к двери. Неожиданно его посетила мысль, и он повернулся к старику:

– Вы говорите, что были советским разведчиком в Германии. А какая организация вас туда послала?

– Какая? – старик улыбнулся одними губами и произнес по-русски: – ОГПУ.

Вейцман через кафе вышел на улицы Бриджтауна. От разговора со стариком все у него в голове перемешалось. Он знал, что немцам в основном приходилось сталкиваться с НКВД, однако они почему-то с непонятным упорством в своих книгах называли его ГПУ. Хотя к моменту становления власти Гитлера такой организации уже 10 лет как не существовало – еще в 1923 году ГПУ было переименовано в ОГПУ, а в 1934 году ОГПУ переименовали в НКВД.

Однако и это не могло служить достаточным доказательством – в конце концов, о работе советской разведки сегодня можно прочесть во множестве книг. Выход один – надо срочно посоветоваться с остальными участниками экспедиции.

Вейцман застал профессора Шарона там же, где его оставил – в гостиничном номере. Пейзаж изменился ненамного, только перед профессором выросла гора исчерканной бумаги. Возле стола стояла корзина для мусора – видно было, что ее специально подтащили поближе. Корзина также была полна бумагой, в основном – скомканной.

– Пытаюсь расшифровать, что написано на табличках, – не дожидаясь вопроса, сказал Шарон. – Получается какая-то ерунда. Я боюсь, что эти таблички не поддаются расшифровке так же, как и большинство пиктограмм майя. Нам бы не помог даже живой индеец, потому что к каждому тексту полагался свой хранитель, который только и мог его объяснить.

– Ну, хранитель этого текста, как я понимаю, остался на Трезубце. Только вряд ли бы он нам помог – по состоянию здоровья. Может, надо было сделать ему искусственное дыхание?

Профессор передернул плечами от отвращения, а Вейцман засмеялся. Но вспомнив, что сейчас предстоит серьезный разговор, сразу посерьезнел:

– Только что я имел довольно неприятную встречу…

Подсев к столу, он пересказал Шарону свою беседу… С кем? С бывшим эсэсовцем? С советским разведчиком? Или просто с каким-то мошенником – тоже вполне возможный вариант…

Шарон, однако, слушал вначале очень внимательно, а когда Вейцман начал пересказывать то, что услышал от старика о Рахаве, «князе моря», вообще весь превратился в одно сплошное ухо.

Наконец рассказ был закончен, но профессор продолжал хранить молчание. Казалось, он никак не может переварить услышанное.

– Ну что? – несколько грубо попытался Вейцман вывести его из задумчивости. – Что нам делать? Незаметно смотать удочки из гостиницы? Обратиться в полицию? Тоже, кстати говоря, не самый лучший вариант, учитывая, что мы никому не заявили о кладе.

– То, что рассказал тебе этот загадочный старик, полностью совпадает с вырезанным на табличках текстом, – наконец подал голос Шарон. – Я, признаться, грешным делом подумал, что подсознательно подгоняю содержание табличек под наш утренний разговор…

– Ну хорошо, положим, мы расскажем старику о найденных табличках. И даже перерисуем ему их текст – таким образом, мы ничем не рискуем. Но чего он ожидает от нас? Что мы вызовем израильские подводные лодки, чтобы убить Рахава?

– Совершенно безумная идея, – согласился Шарон. – Думаю, нас не поняли бы не только в Генеральном Штабе, но даже и в Главном раввинате. Уж слишком все выглядит экзотично, и, не побоюсь этого слова, не всегда укладывается в концепцию официального иудаизма.

Профессор задумался, потом продолжал:

– Знаешь, в юности я прочел о Рахаве в каком-то сборнике еврейских легенд. У моего отца тогда был приятель, увлекавшийся Каббалой, и я спросил у него: «Что такое Рахав? Почему говорится, что он наполовину спит? И почему говорится, что он воняет, как протухшая рыба, и мог бы своим запахом отравить весь мир?»

Тогда я получил такой ответ: Рахав – это персонификация моря, море то спокойно, то нет – значит, Рахав то спит, то бодрствует. А запах… Приятель отца сказал, что это воняет море. Мы в то время с отцом иногда ездили в Амстердам – там действительно каналы пахнут не слишком приятно. Но скажи мне, как такая идея могла появиться на Средиземноморье?

– Надо пойти поговорить с де Северой, – сказал Вейцман.

– В конце концов, он лучше нас знает местную обстановку, и втроем мы сможем прийти к какому-нибудь выводу.

Они прошли по устланному мягкой ковровой дорожкой гостиничному коридору до номера де Северы. На дверях висела табличка:

«Не беспокоить!»

Пришлось долго стучать, пока заспанный де Севера не открыл им дверь.

– Извините, господа, – сказал он, с трудом сдерживая зевоту, – события последних нескольких дней изрядно меня утомили.

– У нас есть срочный разговор, – сказал Шарон, проходя в комнату. – Я боюсь, как бы все наше предприятие не оказалось под угрозой.

И жестом он предложил аспиранту начать свой рассказ.

Де Севера с самого начала слушал скептически, а где-то посередине рассказа начал корчить уморительные рожи, отчего история с «бывшим советским разведчиком», тайной организацией эсэсовцев и ангелом моря стала выглядеть совершеннейшим бредом.

По окончании рассказа повисла тишина – это де Севера, от которого ждали ответной реакции, беззвучно зевал, прикрывая рот обеими ладонями.

– Хотите знать, что я думаю обо всем этом? – наконец сказал он. – Это история из дешевого американского триллера. Знаете, продают такие книжечки в цветных мягких обложках… Нас считают за полных идиотов. Причина этого проста: очевидно, за нами следит банда торговцев антиквариатом. Они нашли у меня на столе бумажку с координатами клада индейцев майя, и теперь опасаются, что мы их опередим. Справедливо опасаются, кстати говоря.

– Так что конкретно вы предлагаете делать? – спросил Шарон.

– Сегодня ночью я подойду к моим друзьям и запасусь кое-каким дополнительным снаряжением для нашей экспедиции. Только вот что мне скажите – вы с винтовкой М-16 справитесь? Потому что боюсь, «Узи» на острове за один день достать будет сложновато.

– Я бы хотел покопаться в Интернете – может быть, найдутся какие-нибудь подтверждения рассказу старика. Мне кажется, что если бы нас хотели обмануть, то можно было бы выдумать более правдоподобную историю.

– Сейчас для нас наилучший вариант – это как можно скорее отплыть на Тихий океан, к месту, указанному в записке капитана Микаэло, – решительно сказал профессор. – Пока там кто-нибудь не оказался раньше нас. А тебе я скажу, – обратился он к аспиранту, – нечего еще раз встречаться со стариком. Это вполне может быть ловушкой. Де Севера, скажите, когда мы сможем отплыть из Бриджтауна?

– Самое раннее – завтра вечером.

– Хорошо. Постарайтесь, чтобы мы не задерживались на Барбадосе ни одного лишнего часа.

– Ладно, – да Севера встал с кресла, потянулся, и обратился к Вейцману. – Ну что, пойдем, залезем в Интернет?

На тропических островах жизнь располагает к беспечности. Приятель де Северы, которого они застали на работе в последнюю минуту, просто оставил им ключ от кабинета, показав, где его спрятать после ухода.

Вейцман легко пробежался по клавишам компьютера. В Тель-авивском университете, слава Богу, есть постоянный круглосуточный доступ к Интернету, и все свободное время аспирант проводил, путешествуя по его сайтам. Итак, что там рассказывал старик? Он работал в «Анэнербе»?

Де Севера удобно устроился в кресле у раскрытого окна, закурил огромную сигару, достал из кармана плоскую фляжечку с чем-то спиртным:

– Работай спокойно, – сказал он Вейцману. – Попытайся разобраться в этом деле. Хотя я согласен с профессором – с этого острова надо поскорее сматывать удочки.

Вейцман, как колибри, перескакивал с сайта на сайт. Довольно скоро он обнаружил, что и в самом деле при гитлеровском Институте Наследия Предков существовал отдел по розыску секретных книг. Так что же, старик говорил правду? Или ему тоже кто-то нашел эту информацию в Интернете? Заколдованный круг какой-то…

Надо действовать по-другому. И Вейцман начал просматривать сайты, связанные с именем Натана из Газы, лжепророка лжемессии.

Нет, не только безумному пророку открылись тайны бездн. «Книга Карнака», хранящая мрачные измышления египетских жрецов, «Культы гулей», записанные в самые темные периоды европейского средневековья… Наконец, «Китаб ал-Азиф» – или, попросту говоря, «Некрономикон», книга мертвых имен. Что это было – плод больного воображения «безумного араба» Абдула аль-Хазреда? Уж очень все подходило одно к другому – рассказ подозрительного старика к «Культам червей», а последняя записка капитана «Кровавого меча» – к «Книге мертвых имен».

В этом мире должны существовать силы «клипот» – скорлупы, иначе говоря. Скорлупы, которые не дают Божественной сущности каждой вещи слиться с Сотворившим ее. Каждая вещь, которая есть в нашем материальном мире, имеет свой прообраз в высших духовных мирах – и так вплоть до самого Света Бесконечного, Благословен Он, где все существует только как мысли Бога.

И для того, чтобы преобразовать бесконечные и чистые Божественные Мысли в грубые материальные предметы, нужна огромная сжимающая сила…

«А теперь вопрос», – этот внутренний монолог произносил Вейцман, сидя перед экраном компьютера. – «Существуют ли многократно описанные в Талмуде ангелы и „князья“ различных предметов и явлений как онтологические сущности? То есть вне зависимости от нашего сознания? Если нет, то вся эта древняя и средневековая мистическая литература, за которой гонялись гитлеровцы, и которая сегодня так легко доступна через Интернет – не более, чем бумажный и электронный мусор. Ну а если ангелы существуют в действительности… тогда надо пойти и поговорить со стариком».

Однако за окном уже сгустилась тропическая тьма. Полный туристов Барбадос зажег огни ночных баров и дискотек. Де Севера, давно скуривший длиннейшую сигару до бандероли, задремал в своем кресле, свесив набок голову с начинающей седеть шевелюрой и шкиперской бородкой. Вейцман взглянул на него с пониманием. Сам он тоже обладал способностью засыпать в любых условиях, не то что на лекциях, но даже на семинарах, а еще раньше – в синагоге во время уроков по Талмуду.

– Мистер де Севера!

– А? – директор музея обтер лицо рукой, потряс головой, сгоняя сон… – Ты что-то решил?

– Нет, ничего, – Вейцман встал и сгреб со стола пачку распечатанных текстов (ему хотелось показать их Шарону). – Но очень многое из того, что рассказал мне старик, находит свое подтверждение в Интернете.

– А ты не думаешь, что там же он нашел свою историю?

Слушай, парень, я вырос в тропиках, на острове, и рассказы о «морском дьяволе» слышал вот с таких лет, – де Севера показал рукой «от горшка два вершка». – В любом портовом кабаке Карибского бассейна поставь какому-нибудь старому боцману бутылочку хорошего рома – и ты услышишь такие истории, что твой таинственный старик просто побледнеет. Я решил – завтра днем мы выходим в Тихий океан. Ты сам-то найдешь дорогу до отеля?

– А вы разве не вернетесь со мной?

– Нет, – сказал де Севера, запирая кабинет. – Чтобы ты знал, что я серьезно отнесся к твоему рассказу – ночью на нашу яхту будут доставлены несколько автоматов и патроны. Так, на всякий случай. И еще я хотел спросить – вы с профессором нырять с аквалангами умеете?

– Насчет профессора не знаю, а мне приходилось.

Аспирант умолчал о том, что весь его опыт подводного плавания ограничен двумя получасовыми погружениями на Дельфиньем пляже в Эйлате.

Выйдя из ратуши, Вейцман заботливо сделал крюк, чтобы не проходить мимо того кафе, где сегодня днем состоялась эта непонятная встреча. В баре гостиницы он заказал себе стаканчик пива, и еще раз проглядел распечатанные листы. В светлом помещении, наполненном гуляющим народом, страшные тексты смотрелись совсем иначе, чем в тесном кабинете ратуши.

– О, фантастику читаешь? – через плечо Вейцмана заглянула наглая белобрысая рожа подвыпившего американского студента. – Я тоже люблю фантастику, у меня даже свой сайт есть в Интернете…

«Ну точно», – подумал Вейцман. – «Человечество с самого своего зарождения пишет фантастику. И один автор ссылается на другого. Уже пуды этой самой фантастики написаны за тысячи лет… а мы все пытаемся найти в ней какой-то скрытый смысл».

В номере профессор Шарон с трудом поднял на аспиранта глаза, красные, как два запрещающих сигнала светофора.

– Насколько я смог разобраться в этих досках, – с трудом начал он на иврите (видно, думал Шарон по-французски), но дальше пошло легче, – здесь рассказана история этого морского божества. Когда-то давно – вот видишь, этот знак обозначает цолькин…

– Что?

– У древних майя было два годовых периода. Один повседневный, равный 365 дней, а второй ритуальный, именуемый «цолькин» – это 260 дней, кстати, до сих пор неизвестно, какому природному циклу он соответствует – так вот, 52 года «хаак» соответствуют 73-м «цолькинам». Вот этот знак соответствует 73 цолькинам, а здесь я насчитал 73 таких знака…

– То есть 52 умножить на 73… – начал подсчет Вейцман.

– Не надо считать. Цивилизация майя не такая древняя. Я думаю, авторы таблички хотели донести до нас мысль, что это было бесконечно давно. И вот в эти бесконечно далекие времена морское божество было заключено в башню, построенную каким-то древним народом.

– Каким?

– Трудно сказать. Здесь он обозначен иероглифом «маник». Обычно его переводят как «кровавы его когти, очень плохой».

– Хорошенькая характеристика от кровожадных индейцев!

Вроде как «выгнали из гестапо за зверство». А как индейцы называли это божество? Часом не Рахав?

– Индейцы майя не читали Талмуда, – Шарон сделал попытку усмехнуться. – Оно обозначается знаком «Мулук» – стихия воды. Его еще можно перевести так: «Из огня его душа, плоха его судьба».

Утром начался самый настоящий сумасшедший дом – требовалось подготовить яхту к отплытию. Де Севера зафрахтовал шикарную вместительную посудину под именем «Маргарита». Вейцману имя понравилось – почему-то ему казалось, что яхта обязательно будет называться «Бедой», как у капитана Врунгеля. Приблизительно в два часа дня (до этого они уже успели несколько раз смотаться на яхту с припасами на небольшом грузовичке) де Севера дал решительный приказ:– Отходим!– Но почему такая срочность? – удивился Шарон.– Чтобы сбить с толку наших преследователей – если они у нас действительно есть. Все, что не хватает, мы сможем докупить в зоне Панамского канала. Это раньше «Кровавому мечу» приходилось плыть по абсолютно диким местам, а сейчас Карибское море превратилось в туристический центр.Быстро забрав вещи из отеля, на двух такси участники рискованной экспедиции отправились к Бриджтаунскому порту. Первое, что увидел Вейцман при подъезде – это фигура старика в белом, опирающаяся на палку возле их яхты.Вейцман отвел глаза и стал выгружать сумки из такси. Де Севера с выразительным видом что-то поправил под пиджаком – Вейцман догадался, что у него там был пистолет.– Вы все-таки решили ехать? – спросил старик у всех, но молчание было ему ответом. Тогда старик переложил трость из руки в руку, и неожиданно сказал по-русски, обращаясь к Вейцману:– Вы там погибнете. Но перед этим постарайтесь убить всех эсэсовцев.Путешествие через Карибское море запомнилось Вейцману как один нескончаемый полет среди волн – экспедиция торопилась добраться до места раньше конкурентов, кем бы они не были. Вечерами, когда лишь габаритные огни освещали темную поверхность моря, путешественники вели между собой неспешные переговоры – все больше о том, что преследователи – самые обыкновенные что ни на есть жулики, охотники за антиквариатом, которых немало обретается в странах Центральной Америки. И, пожалуй, нет ни одного из них, кто бы не льстил себе надеждой однажды найти клад индейцев майя (впрочем, золото ацтеков или тольтеков ничуть не хуже).На душе у путешественников было тревожно.С яхтой управлялись двое нанятых негров: одного звали Джимом, а второго почему-то Жоржем, хотя Барбадос некогда был английской колонией. А может, его занесло с Гаити или Мартиники – кто знает… Все разговоры с мини-командой взял на себя де Севера – он хоть немного разбирался в яхтенном деле.Панамский канал проскочили на всех парусах, остановившись совсем ненадолго, чтобы запастись провизией. И вскоре яхту уже приняли могучие воды Тихого океана.– А насколько точными можно считать эти координаты? – однажды утром спросил Вейцман у де Северы, разглядывавшего берег в мощный бинокль.– О, координаты совсем неточны! – улыбнулся он. – У нас гораздо больше шансов встретиться с преследующими нас головорезами, чем найти сокровища.– А вот тут позвольте с вами не согласиться! – из каюты высунулась всклокоченная голова Шарона. Все свободное время он просиживал за бумагами, на которые были тщательно перенесены пиктограммы с нефритовых табличек (сами таблички, понятное дело, остались на Барбадосе в сейфе). – Во-первых, мы имеем на яхте прекрасный эхолот, который поможет нам обнаружить подводную башню…– Ага, если она не разрушилась за столько времени…– А почему она должна разрушиться? Посмотри на циклопические сооружения, покрывающие Центральную Америку. Даже на суше они прекрасно сохранились. А под водой башню могло разрушить разве что мощное землетрясение, да и то не сильно – вода амортизирует толчки. И во-вторых! Насколько я смог понять из табличек, напротив башни на берегу должна торчать статуя, изображающая искомого нами подводного бога.И профессор сунул лист бумаги прямо под нос де Севере.– Не дай Бог такого найти, – криво усмехнулся он.Нужную широту удалось найти довольно быстро, с долготой же у моряков восемнадцатого века были проблемы вплоть до появления точных хронометров. В искомом месте обнаружилась небольшая бухточка, где свил свое гнездо маленький туристический поселок.– Хороший повод высадиться, только вот меня не радует, что придется искать сокровища на виду купающейся толпы, – хмуро заметил де Севера.«Маргарита» пристала к пирсу, и кладоискатели засобирались на берег. Де Севера надел просторный белый пиджак, хотя на мексиканском берегу царила настоящая жара. На удивленный взгляд Вейцмана он откинул полу и показал кобуру желтой кожи, откуда мрачно пялилась рукоятка пистолета.– Это на тот случай, если конкуренты уже здесь, – пояснил он.Поселок оказался крохотным, и за полчаса его удалось облазить вдоль и поперек. Наконец, заглянув в один дворик, Вейцман заорал:– Я нашел статую! Идите сюда!Де Севера с профессором припустили ходу… и остановились в недоумении.– Смотрите, в этом поселке дважды отдыхал Троцкий, будучи в изгнании в Мексике! А вот вам и его бюст – чем не индейский идол?Один из основателей Советского государства хищно поглядывал на кладоискателей сквозь бронзовое пенсне. Профессор нервно рассмеялся:– Ладно, возможно, статуя прячется от нас в джунглях. Давайте отдохнем, выпьем по чашечке кофе…– Хорошо, – де Севера указал на небольшое кафе напротив. – Закажите и на меня, а я поспрашиваю у местных жителей, не слышали ли они о статуе – ведь к подобным местам охотно водят туристов.Шарон с Вейцманом уселись в кафе, взяли три чашечки кофе… Ввиду бронзового Троцкого хорошо думалось о том, что никаких ангелов и демонов не бывает, а все на свете происходит из-за борьбы между буржуазией и пролетариатом. Профессор нервно барабанил пальцами по столику, казалось, полностью уйдя в свои мысли.Де Севера подошел широкими шагами, не присаживаясь, взял свою чашку остывшего кофе и выпил ее залпом.– Быстро на яхту!Шарон бросил на столик пять долларов, и друзья поспешили к пирсу.– Что случилось? – спросил профессор.– Этой статуи тут нет уже лет сто. Когда собрались строить поселок, ее выкорчевали из земли и перемололи на щебень – говорят, один внешний вид идола был способен распугать всех жителей. Стояла эта штука приблизительно на том месте, где сейчас Троцкий.– Как же выглядел этот идол, если Троцкий по сравнению с ним – милашка! – попробовал пошутить Вейцман. На его шутку никто не откликнулся.Яхта завелась с пол-оборота. Еще в акватории бухты де Севера включил эхолот и дальше уже не отрывал глаз от экрана.– А если попадется подводная скала? – спросил его Вейцман.– Значит, мы убедимся в том, что это скала, и будем искать дальше, – последовал невозмутимый ответ. – Ты лучше подумай о том, как тяжело было пиратам искать башню… – … и не нашли ли они ее? – продолжил Шарон.– В таком случае нам вполне хватит уже найденного пиратского золота, а вы, профессор, удовлетворитесь славой нового археологического открытия.Примерно часа через полтора рысканья эхолот показал, что под водой есть какая-то возвышенность, окруженная глубокой впадиной.– Ну что, будем спускаться? – спросил де Севера.– А зачем еще мы сюда приехали? – и Вейцман начал распаковывать водолазные костюмы.На палубе, осмотрев, что все в порядке, де Севера вручил Вейцману подводное ружье, заряженное небольшим, но острым гарпуном.– А это на кой черт? Охотиться на «морского дьявола»?– Морских дьяволов не видел, а акулы в этих местах попадаются, – ответил де Севера. – Увидишь стаю, или хотя бы одиночку крупную – кроме китовой, понятно – не геройствуй, сразу поднимайся наверх. А ружье на крайний случай – если подстрелишь одну из акул стаи, остальные на нее набросятся.– Все, я пошел, – и Вейцман красивым жестом, как это видел в кино, кувырнулся спиной вниз – первый раз в жизни в Тихий океан.Приспосабливаясь к снаряжению, он немного поплавал неглубоко под поверхностью, сделал несколько кругов, а потом стремительно пошел вниз. Как и показывал эхолот, в прозрачной воде глубоко внизу стала просматриваться какая-то россыпь камней, окруженная глубоким ущельем. Спустившись по спирали еще ниже, Вейцман прикинул про себя, что эти камни вполне могут быть искусственного происхождения.

 

Точно – под ним находилась верхушка башни, только верх ее был основательно чем-то разрушен. Землетрясением, что ли?

Осторожно, чтобы не повредить снаряжения, Вейцман спустился на груду камней, между которыми торчал покореженный лист металла. Интересно, что внутри башни? Несколько камней он откинул в сторону и залез для удобства на груду. Неожиданно пирамида камней зашаталась под его весом, и все вместе полетело внутрь! Вейцман едва-едва успел отскочить в сторону, чтобы его не утянуло внутрь башни. Камни и погнутый металлический лист медленно погружались в темную глубину, и археолог, как завороженный, следил за ними взглядом.

И тут где-то на дне башни зажглись два холодных желтых огня. Что это, глаза? Какой же величины должен быть их хозяин?! Вейцман хотел бежать, но страх на мгновение парализовал его.

«– Вот и все», – раздался голос у него в голове.

– Что? Что это?

«– Это я, Рахав. И ты знаешь это».

Голос, хотя и звучал в голове, приходил откуда-то снизу башни.

«У меня, наверное, начались галлюцинации от недостатка кислорода или высокого давления», – подумал было Вейцман, но голос снизу сказал ему:

«– Нет». И добавил: «Делай, что делаешь».

Воцарилась тишина, и Вейцман почему-то понял, что продолжения разговора не будет. Сильно оттолкнувшись ногой, он поплыл вверх, уже и в самом деле чувствуя недомогание от перепада давления.

Уже показалась поверхность воды, сквозь которую просвечивало солнце. Но почему-то наверху было две тени! Успокоившись, чтобы исчез шум в ушах, Вейцман услышал наверху автоматные очереди. Отплыв подальше от лодок, он осторожно вынырнул из воды. Напротив их «Маргариты» стояла другая яхта, с которой двое парней в черных футболках садили по «Маргарите» короткими очередями. На палубе яхты кладоискателей лежал убитый негр, но кто это был, Жорж или Джим, установить не представлялось возможным. Неслышно взяв подводное ружье, Вейцман прицелился… Гарпун вонзился одному из парней точно между лопаток. Следом моментально полетел тяжелый нож, недокрутился в полете (тяжело кидать из воды), плашмя ударился в спину второму парню… Тот на секунду повернулся и наугад полоснул очередью по воде, но это его и сгубило – со стороны «Маргариты» одновременно начали бить три автомата, так что стрелявшего просто снесло с палубы в воду свинцовым потоком. Вейцман нырнул и сумел подхватить его автомат, затем подплыл к иллюминаторам, резким движением ласт выскочил из воды и сунулся по пояс в каюту. Двое пожилых мужчин, сидевшие там, сделали синхронное движение – полезли за пистолетами – но Веймцан уже начал садить из автомата, буквально за минуту превратив каюту в решето.

Наступила тишина. Это могло означать только одно – на яхте со странным названием «Бергельмир» больше не оставалось в живых ни одного человека. Вейцман добрался до «Маргариты» и с трудом вылез из воды.

– Надо сматываться, – первое, что сказал ему де Севера, помогая вылезти. – Скоро здесь будут катера береговой охраны.

– Золотые твои слова. Быстрее, я все расскажу потом.

Де Севера нырнул в каюту, и выскочил оттуда через минуту с короткой зеленой трубой в руках.

– Как чувствовал, что пригодится… Эй, зажмите уши!

Труба коротко и страшно плюнула огнем. Плевок ушел точно под ватерлинию враждебной яхты, и «Бергельмир» – тевтонский герой, спасшийся во всемирном потопе – пошел на дно. А когда «Маргарита» была уже далеко, где-то внизу прогрохотал взрыв динамо-машины.

Вы чувствуете, как с каждым днем становится теплее, и тают полярные шапки, мощными ручьями стекая в океан? Море наступает. Это медленно просыпается ото сна Рахав – его князь.