Новая советская реальность. Хрущев и Аденауэр

Надо было пересматривать старые сталинские подходы, базировавшиеся на ожидании, что западный мир расколется от нового мирового кризиса. Если смотреть сквозь призму новой реальности, то появление во главе Советского Союза такого неординарного и противоречивого политика, как Никита Хрущев, было закономерным.

«Суть новой стратегии состояла из трех основных элементов: максимально укрепить и сплотить вокруг Советского Союза страны народной демократии Восточной и Центральной Европы, создать, где возможно, нейтральную “прокладку” между двумя противостоящими друг другу военно-политическими блоками и постепенно налаживать экономические и иные более или менее нормальные формы мирного сотрудничества со странами НАТО. Стратегия, как видим, не агрессивная, а скорее оборонительная».

Впрочем, эта новизна была весьма относительной, так как если оглянуться в прошлое, то увидим такую же многовековую оборонительную стратегию и Сталина, и Николая II, и Александра III, да и всех почти без исключения русских царей и императоров. В том числе радикального реформатора Петра, создавшего Российскую империю.

Хотя весьма сомнительно, что Хрущев хорошо знал работы Карла Маркса, тем не менее приведем одно умозаключение из работы классика «Разоблачение дипломатической истории XVIII века»: «Владения царя были невероятно обширны. Весь народ зависел от его прихотей, все до одного были его настоящими рабами, и одного его словесного приказа было достаточно, чтобы все богатства страны стали его собственностью. Однако, несмотря на огромную территорию, продукция страны никак не соответствовала ее размерам. Каждый вассал имел ружье и по зову должен был стать солдатом. Но настоящих солдат среди них не было, не было и людей, сведущих в военном деле. И хотя в распоряжении царя находились все их богатства, у них не было значительной торговли и имелось мало наличных денег, вследствие чего, когда он собрал все, что мог, его казна была совершенно пуста. Не располагая ни средствами для содержания солдат, ни армией, обученной военному искусству, он имел мало возможностей удовлетворить эти оба естественные желания».

Конечно, Хрущев — это не Петр Великий, прорубивший «окно в Европу» и перевернувший Московское царство. Однако Никита Сергеевич, как и Петр, получил от предшествующего периода государственное управление, экономику и кадры, отвечавшие только тому времени и мало готовые к переменам. Эпоха великого Сталина с ее грандиозной победительностью кончилась. Перед новым руководством стояла проблема: как перед лицом гораздо более сильного геополитического противника сохранить достигнутое и мирно развиваться? На новую войну и мобилизацию сил не было.

Поэтому Хрущев (как чуть раньше Маленков и Берия) стал открещиваться от страшной тени вождя, показывая всему миру, что Советский Союз вступил на новый путь.

«У меня руки по локоть в крови», — признался в конце жизни уже отстраненный от власти Хрущев, предполагая скорую встречу с Вечностью. Но кто из его поколения советских руководителей был в белоснежных ризах?

Мировая обстановка после смерти Сталина предлагала Кремлю скудный выбор — либо согласиться на почетную капитуляцию перед Западом, либо доказать ему свою жизнеспособность на пути мирного развития.

Практически сразу же после смерти Сталина Корейская война закончилась.

17 января 1954 года Громыко направил Молотову записку с проектом «Основных принципов договора между европейскими государствами о коллективной безопасности в Европе» (в нем содержался и пункт о нейтралитете обоих германских государств и включении на этой основе СССР в НАТО). Через три недели на Берлинском совещании министров иностранных дел держав-победительниц советская делегация внесла этот проект на рассмотрение участников, предложив созвать общеевропейскую конференцию. «Так в международное общение послевоенного времени была введена идея европейской коллективной безопасности» ( Р.А. Сергеев).

Одновременно было выдвинуто предложение о членстве СССР в НАТО.

Оба предложения были отклонены.

Тогда 31 марта Москва нотами трем западным державам снова вносит проект договора о европейской безопасности с некоторыми поправками, среди которых — согласие на участие США в договоре. Повторяет и предложение о членстве СССР в НАТО.

Снова последовал отказ. Запад продолжил создавать Европейское оборонительное сообщество с участием ФРГ.

* * *

Как когда-то Петр Столыпин, проводивший в условиях революционной смуты свою аграрную реформу, «держал в одной руке плуг, а в другой — пулемет» (выражение Василия Шульгина), так и Хрущев должен был в одной руке держать хлеб и станки, а в другой — атомную бомбу и ракеты. При этом увеличение груза в одной руке сразу приводило к его уменьшению в другой.

Важнейшим из первых внешнеполитических решений того времени было создание военно-политического союза восточноевропейских стран. В начале мая 1955 года ФРГ становится членом НАТО. 14 мая 1955 года создана Организация Варшавского договора (ОВД), в которую вошли все союзники СССР в Европе. С этого момента оба блока начали сложное взаимодействие, ограниченное взаимным страхом перед ядерным апокалипсисом, начиная от идеологического давления и заканчивая локальными конфликтами.

Параллельно Советский Союз сделал неожиданный и сильный дипломатический маневр, обеспечивший СССР укрепление безопасности в Центральной Европе. Вопреки намерениям западных держав сохранить раздел оккупированной Австрии на зоны влияния и включить ее западную зону в североатлантическую военную структуру Москва начала с австрийским руководством переговоры о нейтральном статусе этой республики. На переговорах в Москве, которые с советской стороны вели Молотов и Микоян, а с австрийской — канцлер Рааб и вице-канцлер Шерф, были оперативно рассмотрены и согласованы все важнейшие вопросы будущего государственного договора о восстановлении независимой и демократической Австрии, включая гарантии недопущения аншлюса (присоединения к Германии), строгого соблюдения нейтралитета Австрии, а также решения ряда проблем экономических взаимоотношений между СССР и Австрией. Советское руководство согласилось, чтобы оккупационные войска всех четырех держав были выведены из Австрии после вступления в силу Государственного договора, не позднее 31 декабря 1955 года.

«Проекты документов о нейтральной Австрии были разработаны в Москве столь тщательно, что на согласовании их с державами Запада (оказавшимся в довольно неловком положении, как они сами признавали) много времени не потребовалось. 15 мая 1955 года министры иностранных дел СССР, США, Англии, Франции и Австрии подписали в Вене в торжественной обстановке Государственный договор о восстановлении независимой и демократической Австрии».

В общем, на небольшом кусочке европейского пространства Хрущеву удалось повторить финляндский вариант. Неспроста после переговоров с австрийцами на банкете в Большом Кремлевском дворце захмелевший Никита Сергеевич, обняв христианского демократа Рааба и социалиста Шерфа, окликнул фотокорреспондентов: «Смотрите, я одной рукой обнимаю социализм, а другой — капитализм».

К сожалению, этот успех был настолько же велик, насколько велика была Альпийская республика.

Прибавим в актив налаживание отношений с Югославией, куда Хрущев направился в мае того же года, чтобы восстановить дружественные связи с маршалом Тито, испорченные при Сталине. Правда, союзнические отношения, какие были в годы войны, уже нельзя было вернуть.

Итак, Польша, ГДР, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария, а также Финляндия, Австрия, Югославия — вот пространство безопасности, отгораживавшее Советский Союз от западного мира. Опираясь на него, можно было попробовать договориться.

Однако о чем же договариваться?

После образования ОВД попытка была повторена в мае 1955 года на совещании руководителей СССР, США, Англии и Франции в Женеве, где Хрущев предложил поэтапное создание системы общеевропейской безопасности, что позволило бы начать сближение германских государств. И эта попытка не прошла. Зачем сильнейшей стороне, которая считала, что объединенная Германия должна войти в НАТО, надо разрыхлять свои прочные позиции? Больше, чем обещания «гарантий безопасности» в случае объединения, Москва не услышала.

Зато с 29 октября по 3 ноября 1954 года в Лондоне прошла конференция девяти государств: Англии, Франции, Италии, стран Бенилюкса, ФРГ, США и Канады. Обсуждался вопрос о западногерманском суверенитете и создании армии ФРГ в рамках НАТО. И тут проявилась стародавняя настороженность Франции, ее представитель открыто высказал недоверие западным немцам и возразил против их приема в НАТО; при этом предложил ограничить немцев в производстве вооружений. Поэтому Аденауэру пришлось заявлять, что ФРГ откажется от производства атомного, химического и бактериологического оружия, а также некоторых видов тяжелого вооружения. В результате заключенный в марте 1948 года Брюссельский договор между Францией, Великобританией и странами Бенилюкса трансформировался в Западноевропейский союз с вхождением в него ФРГ и Италии, который и должен был стать каркасом европейской интеграции. Было решено отменить Оккупационный статут и ликвидировать союзническую Верховную комиссию в Германии. ФРГ получила право сформировать 12 дивизий, военно-воздушные силы в составе 1350 самолетов и военно-морские силы в виде небольших соединений.

Надежды Москвы на единую нейтральную Германию и гарантию послевоенных границ теперь стали совсем ничтожными.

К тому же Аденауэр добился, что представители трех оккупационных государств заявили, что признают правительство ФРГ единственно законным и будут постоянно стремиться к воссоединению Германии в условиях свободы. Это означало объявление ГДР вне западной картины мира и неприкрытое намерение ее поглотить.

На встрече с Аденауэром Государственный секретарь США Дж. Даллес подчеркнул, что «русские хотят передышки в холодной войне», но они ее получат только в обмен на серьезные уступки, в том числе и по германскому вопросу. (Эту мысль надо запомнить, ею всегда руководствовался Вашингтон вплоть до последних дней существования Советского Союза; и ее, кстати, никогда не забывал Громыко.)

В конце октября 1954 года в Париже Совет НАТО пригласил ФРГ как равноправного партнера вступить в Североатлантический блок. Теперь ей разрешалось проведение ядерных исследований и использование в мирных целях атомной энергии, производство всех видов вооружений, кроме дальней бомбардировочной авиации.

Дипломатические попытки Советского Союза воспрепятствовать ратификации Парижских соглашений (и даже денонсация заключенного в 1944 году франко-советского договора о дружбе) ни к чему не привели. Протесты западногерманских социал-демократов — тоже.

5 мая 1955 года в столице ФРГ Бонне канцлер Аденауэр поднял на мачте перед дворцом Шаумбург государственный германский флаг и объявил, что оккупация страны закончилась, отныне Федеративная Республика — независимое государство.

* * *

Через месяц после вступления ФРГ в НАТО Москва пригласила Аденауэра посетить СССР для переговоров о нормализации отношений. В середине июня 1955 года канцлер прилетел в Вашингтон для консультаций. В беседе с президентом Эйзенхауэром и Государственным секретарем Даллесом он так раскрыл свое видение ситуации: «Позиции России ослаблены, ибо ее теперешние руководители взялись сразу за слишком многое; подъем промышленности и сельского хозяйства, гонка вооружений, помощь развивающимся странам. Россия нуждается в передышке. Необходимо воспользоваться этим и ослабить русское давление на западный мир. Нельзя идти ни на какую уступку Москве без ответных политических уступок с ее стороны».

Его точка зрения совпадала с американской: Запад должен сохранять силу и сплоченность, чтобы продиктовать свои условия. То есть за этой формулировкой скрывался план организовать постепенное поражение СССР и вынудить советское руководство осознать неизбежность победы Запада.

Как бы там ни было, в Москве должны были учитывать, что существование противостоящих друг другу военно-политических блоков может привести к началу военных действий. Поэтому забота о безопасности подталкивала Москву скорее заключить дипломатические отношения с Западной Германией.

«На первом плане было желание советских лидеров минимизировать последствия вхождения ФРГ в НАТО, достигнув тем самым определенной разрядки в международных отношениях. Это позволило бы Советскому Союзу направить свои силы и на решение внутренних проблем, накопившихся после войны. Не случайно наряду с установлением дипломатических отношений Федеративной Республике Германии было предложено установить торговые отношения.

Предложив канцлеру ФРГ установить дипломатические отношения, Советский Союз поставил его в довольно сложную ситуацию. Аденауэру было трудно не принять приглашение, учитывая большие надежды, которые возлагала немецкая общественность на эти переговоры. Политика безоговорочной ориентации на Запад и отрицания любого компромисса с СССР, проводимая канцлером, начала вызывать недовольство».

8 сентября 1955 года канцлер был в Москве. В аэропорту Внуково его встречали председатель Совета министров СССР Николай Булганин, министр иностранных дел Молотов и первый заместитель министра Громыко. На следующий день в роскошном доме приемов МИД на улице Алексея Толстого начались официальные переговоры, во время которых выявились расхождения во взглядах участников. Советские руководители предложили установить дипломатические отношения без всяких условий, немцы — установить отношения после возврата военнопленных и создания основы для предстоящей конференции министров иностранных дел четырех держав по германскому вопросу.

Хрущев вел себя раскованно, часто шутил и смеялся, Молотов сохранял невозмутимость, но наиболее мрачным казался Громыко. Возможно, тени двух его погибших братьев явились ему в этот час.

(Память о братьях никогда не оставляла нашего героя. Когда умер последний брат, Дмитрий, тоже участник войны, Андрей Андреевич, придя с кладбища, в глубокой печали признался сыну Анатолию: «Сколько, Толя, немцы у нас порушили, живых людей превратили в скелеты, угробили Алексея и Федора. Мать мою еле от них спасли. Ты представляешь, какая сейчас у нас была бы большая семья, скольких Громыко не родилось. Так по всей моей родине, Гомелыцине. Я не сумасшедший, чтобы менять итоги войны. Если мы им уступим, то прокляты будем всеми замученными и убитыми. Когда я веду переговоры с немцами, то, случается, слышу за спиной шепот: “Не уступи, Андрей, не уступи, это не твое, а наше”».)

На второй день переговоров страсти вырвались наружу. Булганин заметил, что в Советском Союзе нет военнопленных, а есть только военные преступники, отбывающие наказания за военные преступления.

Один из членов немецкой делегации сказал о насилиях советских солдат на территории Германии в конце войны. В ответ Хрущев, у которого погиб на войне старший сын Леонид, вспылил и напомнил, кто напал на Советский Союз в 1941 году и что советские солдаты в 45-м добивали врага и не совершали никаких преступлений. Вопрос о воссоединении Германии, подчеркнул он, не может решиться, если Германия окажется в НАТО и усилит ее. От возбуждения он потерял над собой контроль и погрозил Аденауэру кулаком.

Тогда канцлер встал и тоже показал кулак.

Со стороны это могло показаться забавным, если бы речь не шла о войне и мире.

Вскоре Хрущев успокоился и даже извинился. Переговоры так и продолжались — то в эмоциональном напряжении, то в деловом тоне.

Аденауэр, вспомнив пакт Молотова — Риббентропа и намекнув на Мюнхенский договор, даже сказал: «Мы — несчастные наследники Гитлера. Наша задача — восстановить страну и доверие к ней других государств, в том числе и ваше».

Впрочем, после этого он добавил, что Россия — огромная страна, но она очень отстала, поэтому лучше попытаться ужиться друг с другом и сотрудничать.

На третий день встретились в подмосковных Горках, где беседы уже проходили в дружественной обстановке. Тот день запомнился доверительной просьбой Хрущева помочь справиться с китайцами и американцами. Канцлер был очень удивлен и мягко отклонил ее. Подумал ли он о Рапалло и многих других аспектах германо-российских отношений, включая решающую роль России в объединении германских княжеств во времена Бисмарка? (Наверное, многие российские политики не раз размышляли о последствиях того объединения.)

Однако просьба Хрущева, несмотря на ее неожиданность, была далеко не случайной, хотя ни канцлер, ни первый секретарь ЦК КПСС не могли предвидеть будущее значение американо-китайских отношений и их роль в ослаблении военно-политических позиций СССР

Дальше все шло без особых отклонений от программы визита — балет «Ромео и Джульетта» в Большом театре, традиционное застолье с горой закусок и морем выпивки, посещение канцлером католического храма, прогулка по Кремлю и осмотр картин русских художников в Третьяковской галерее.

Встретившись с послами США, Англии и Франции, канцлер услышал, что они не поддерживают установление дипломатических отношений ФРГ и СССР.

На очередной встрече с Хрущевым спор о судьбе военнопленных завел переговоры в тупик. Советский лидер заявил, что не приемлет ультиматума и откладывает установление дипотношений до более благоприятного случая.

Немцы были разочарованы. Они вне срока заказали самолет и засобирались домой. Оставался еще один пункт программы — прием в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. Булганин, выбрав момент, отвел Аденауэра в сторону и предложил написать письмо на его имя о согласии установить дипломатические отношения. Он дал слово, что через неделю все военнопленные будут отпущены. Через минуту Хрущев подтвердил это.

Поразмыслив, канцлер согласился.

Он написал нужное письмо, правда, особо оговорил, что установление отношений не означает признание правительством ФРГ нынешних границ, они должны быть определены мирным договором. Таким образом, послевоенные границы Польши, Чехословакии и СССР (Восточная Пруссия) оказывались как будто в тумане, из которого даже выступали очертания послемюнхенского передела Европы. Аденауэр рассматривал Ялтинские и Потсдамские соглашения, на которых зиждилось послевоенное мировое устройство, как временные. Значит, новый передел мира в любой момент мог стать реальностью.

Хрущеву пришлось проглотить эту пилюлю. Бонн по-прежнему не признавал ГДР и считал, что только ФРГ представляет всех немцев.

Это был холодный мир. Спустя несколько дней в Москву прибыла делегация ГДР во главе с Вальтером Ульбрихтом, был подписан договор, согласно которому республика стала обладать полным суверенитетом и правом самостоятельно строить отношения с ФРГ Властям ГДР передавались контроль и охрана границ. Советская сторона оставляла за собой только контроль за передвижением воинского персонала и грузов гарнизонов США, Англии и Франции, расположенных в Западном Берлине. Пост советского Верховного комиссара был упразднен, его функции по поддержанию контактов с представителями западных держав был передан советскому послу в ГДР. (Через 30 лет, когда новое поколение восточногерманских руководителей начнет самостоятельную игру с Бонном, в результате чего советские позиции будут ослаблены, эта щедрость Хрущева была оценена как ошибочная; западные державы отнеслись к ФРГ гораздо более рационально.)

С Ульбрихтом Хрущев был близко знаком еще со Сталинградского фронта, где немецкий коминтерновец вел радиопропаганду на гитлеровские войска и вечером после работы иногда шутливо говорил Никите Сергеевичу: «Сегодня я заработал себе обед».

В общем, война еще обжигала всех, она была ближе, чем отдаленное будущее, где, возможно, коммунизм вообще восторжествует во всем мире.

Через неделю эшелоны с военнопленными немцами стали прибывать в Германию. Для тех людей война закончилась только сейчас, но вот что поразительно: подавляющее большинство пленных сохранили к России теплые чувства, что, как мы увидим, сыграет свою роль и в дальнейшей истории российско-германских отношений.

А пока германская проблема (и шире — проблема ослабления военного противостояния в Европе) оставалась неразрешимой, что влекло за собой усиление влияния США на все европейские дела и вынуждало СССР расходовать дополнительные ресурсы на оборону.

Аденауэр скептически оценивал Хрущева: «Он плохо осведомлен о положении дел на Западе, ибо получает неверную информацию от своих послов. Ни один диктатор не терпит сообщений, не укладывающихся в его линию. А Хрущев считает, что капиталистические страны неукоснительно идут к гибели. С диктаторами невозможно добиться никаких договоренностей. Они откажутся от любых обязательств, как только таковые будут мешать осуществлению их целей. Компромисс для них возможен лишь с точки зрения собственной полезности, интересы других им безразличны. Хрущев — жестокий лихач. С ним не придут серьезные и глубокие перемены в международной жизни.

Сравните Хрущева с президентом Эйзенхауэром. Американец — приличный человек, прямолинейный и простой солдат. Хрущев — обманщик, разбойник, у которого нет никаких моральных устоев. Если Эйзенхауэр примет Хрущева за порядочного человека, он совершит ошибку, за которую придется дорого заплатить. С Хрущевым можно иметь дело, только не отходя от кассы. У него нельзя брать никаких векселей. Он говорит много и часто необдуманно. По одному и тому же делу может сказать сегодня одно, а завтра — другое. Его нельзя оценивать мерками западного государственного деятеля, тщательно обдумывающего каждое слово».

Эта адресованная западным СМИ оценка во многом была несправедлива и несла конфронтационный заряд, так как канцлер прежде всего опасался, что Эйзенхауэр пойдет навстречу Москве и согласится на вывод всех войск из Германии, что сразу превратит ФРГ во второстепенное государство. Действительно, президент США допускал создание контролируемой нейтральной зоны в Европе, против чего возражала практически вся политическая американская элита.