«Лучше быть забытым…»

Что же касается «мерок западного деятеля», то, действительно, Хрущев никак под них не подходил. Порой его заносило так, что окружавшие были в ужасе. Показанный Аденауэру кулак о многом говорил.

Для Громыко поведение Хрущева было непредсказуемо. Например, во время поездки Никиты Сергеевича в США в 1960 году на сессию Генеральной Ассамблеи ООН произошел такой казус. Машина, в которой сидели Хрущев, Громыко и переводчик Виктор Суходрев, проезжала по одной из улиц, где велась большая стройка. Громыко заметил: «Смотрите, как интересно строят. И быстро, и грязи нет, и улицу не перекрывают».

«Никита Сергеевич вгляделся и отрезал:

— Ну и дураки! Неэффективно это, медленно, для строителей неудобно. Только время теряют. Мы так строить не будем. Стройка так стройка! Надо все огородить, перекрыть, стройматериалы завезти, чтобы все под рукой было. Тогда и будет быстро и хорошо».

После этого экспрессивного ответа Громыко «сразу притих и больше не сказал ни единого слова».

Случалось, Хрущев отказывался принимать подаваемые Громыко записки («Выбрось их в корзину») и с ходу предлагал свои идеи. Министр иностранных дел был для него не более чем исполнителем.

Тем не менее германский вопрос требовал каких-то новых действий. Запад не соглашался с выводом всех оккупационных войск из Западного Берлина, не соглашался и с созданием Германской конфедерации.

* * *

Один из поступков буквально потряс Громыко, хотя и он сам был втянут в шутовское представление. Вот как он рассказывал сыну об этом: «Ты представляешь, выступает, да не кто-либо, а лощеный Макмиллан, премьер-министр Великобритании. Так как это было в разгар “холодной войны”, делает выпады в наш адрес. Ну, я бы сказал, работает обычная ооновская кухня, со всеми ее политическими, дипломатическими и пропагандистскими приемами. Я сижу и думаю, как на эти выпады при случае, в ходе дебатов, ответить. Неожиданно сидевший рядом со мной Никита Сергеевич наклоняется и, как я сначала подумал, что-то ищет под столом. Я даже чуть отодвинулся, чтобы ему не мешать. И вдруг вижу — вытаскивает ботинок и начинает колотить им по поверхности стола. Откровенно говоря, первая мысль была, что Хрущеву дурно. Но через мгновение я понял, что наш лидер протестует таким образом, стремится поставить Макмиллана в неловкое положение. Я весь напрягся и против своей воли стал стучать по столу кулаками — ведь надо же было как-то поддержать главу советской делегации. В сторону Хрущева не смотрел, мне было неловко. Ситуация складывалась действительно комическая.

Десятки делегатов смотрели в нашу сторону, но никто даже не улыбался. А сидевший впереди испанец не выдержал, обернулся и буквально прошипел: “Вы нам не нравитесь… Вы нам не нравитесь”. Честно скажу, мне эта ситуация тоже более чем не нравилась. Серьезная дипломатия не допускает шутовства. А ведь Хрущев вел себя как настоящий шут.

— Этот эпизод войдет в анналы ООН, о нем никогда не забудут, — сказал я и добавил: — И ведь что удивительно, можно произнести десятки умных и даже блестящих речей, но оратора через десятилетия, может, никто и не вспомнит, башмак Хрущева не забудут.

— Лучше быть забытым, чем прослыть дураком, — сказал отец».

 

Обострение «холодной войны». Венгерское восстание, Суэцкий кризис

После XX съезда КПСС ситуация в странах социалистического лагеря стала быстро накаляться. Развенчание Сталина было сигналом к освобождению от тотальности советского образца государственности. В июне 1956 года под лозунгом «Хлеб и свобода» начались волнения в польском городе Познани, подавленные с привлечением армии. Свыше пятидесяти человек было убито.

Но еще более серьезные потрясения начались в октябре в Венгрии. Имея пример независимой политики Тито и обнадеженная секретным антисталинским докладом Хрущева, венгерская партийная молодежь выступила за либерализацию режима. 23 октября в Будапеште началась стотысячная демонстрация. Демонстранты требовали отставки правительства и партийного руководства. Они пытались прорваться к радиостанции, чтобы вести прямую трансляцию митинга. В других городах страны тоже начались волнения. Сотрудники венгерской госбезопасности, защищая радиостанцию, открыли огонь. Демонстранты ответили стрельбой. Началось вооруженное восстание. На следующий день в Будапешт были введены советские танки, но это только разожгло сопротивление. Советское руководство оказалось перед выбором — оккупировать Венгрию или смириться с поражением. Советское руководство опубликовало заявление, в котором признавались «серьезные ошибки» и «нарушение принципа равенства в отношениях с социалистическими странами». Однако это не помогло. Восставшие захватили здание горкома партии в Будапеште и повесили на уличных фонарях несколько офицеров безопасности. Для советского руководства наступил час роковых решений.

Положение усугубилось тем, что 29 октября в ответ на национализацию Египтом Суэцкого канала начались военные действия Англии, Франции и Израиля против Египта. В Москве увидели в этом связь с венгерскими событиями и содрогнулись перед перспективой тотального поражения. За Венгрией могли последовать другие социалистические страны. Тито не скрывал своих надежд экспортировать свой вариант социализма в Польшу и Венгрию.

31 октября Хрущев отдал приказ навести порядок в Венгрии с применением вооруженных сил. Мао Цзэдун сообщил в Москву, что поддерживает силовое решение. Через несколько дней венгерское восстание было подавлено.

Но это была сомнительная победа, за ней потом последовали подобные — ввод войск в Чехословакию в 1968 году и в Афганистан в 1979 году.

Параллельно венгерским событиям крайне обострилось положение на Ближнем Востоке в ноябре 1956 года, где президент Египта Гамаль Абдель Насер национализировал Суэцкий канал, по которому проходило две трети ввозимой в Европу нефти. Вместо того чтобы договориться с египтянами о финансовых условиях сотрудничества, правительства Англии, Франции и Израиля организовали интервенцию, не поставив в известность старшего союзника.

Советский Союз поставлял оружие египтянам, пытался перехватить стратегическую инициативу в этой стране, воспользовавшись отказом США выдать Каиру кредит для постройки Асуанской плотины на Ниле. Видимо, в Лондоне, Париже и Тель-Авиве посчитали, что Соединенные Штаты воспримут их военную операцию позитивно. Однако они не учли, что в Америке проходила предвыборная президентская кампания, и Эйзенхауэр пришел в бешенство, когда узнал об этой военной акции. Канал египтяне заблокировали десятками затопленных барж со щебнем, доставка нефти в Европу прекратилась, и к тому же Соединенные Штаты, которые вовсе не горели желанием усиливать в регионе позиции европейцев, отказались помочь союзникам поставками своей нефти, на что те очень надеялись.

«Я склоняюсь к мнению, — саркастически заметил Эйзенхауэр своим помощникам, — что те, кто затеял эту операцию, должны быть предоставлены самим себе в деле решения своих нефтяных проблем, так сказать, покипеть в своей собственной нефти».

Англичане и французы быстро утратили воинственность, когда столкнулись с удушающей нехваткой нефти. В результате агрессоры ушли, Насер остался, США окончательно утвердили свое первенство на Ближнем Востоке, а Советский Союз все-таки просунул ногу в захлопывающуюся дверь (после провалов в Иране и Израиле).

Активность в Египте (Хрущев пригрозил Англии и Франции войной вплоть до применения ядерного оружия), разумеется, привела к усилению «холодной войны».

После венгерских событий для Советского Союза наступило новое время — возникли и все более углублялись проблемы внутри социалистического лагеря, к которым добавились ухудшающиеся отношения с Китаем. Пекин не скрывал недовольства хрущевской политикой десталинизации, назвал ее «отброшенным мечом». Мао Цзэдун говорил: «Сталина можно было критиковать, но не убивать».

Как ни странно, по мысли китайский лидер почти полностью повторил слова де Голля о Сталине, сказанные в марте 1953 года: «Сталин имел колоссальный авторитет, и не только в России. Он умел “приручать” своих врагов, не паниковать при проигрыше и не наслаждаться победами. А побед у него больше, чем поражений. Сталинская Россия — это не прежняя Россия, погибшая вместе с монархией. Но сталинское государство без достойных Сталину преемников обречено…»

Постепенно растущая напряженность привела в конце концов к открытой вражде Москвы и Пекина. Стремление Хрущева к разрядке (СССР не выдерживал экономического противостояния с Западом) и ограничению распространения атомного оружия вызывало сопротивление Мао Цзэдуна, который видел в этом попытку урезать самостоятельность Китая. Еще в сентябре 1954 года, то есть уже после смерти Сталина, Хрущев прибыл в Китай с официальным визитом, чтобы укрепить свой авторитет в международном коммунистическом движении, в чем он тогда весьма нуждался. Был подписан целый ряд соглашений: выделялся новый кредит на 520 миллионов инвалютных рублей, расширялась помощь в строительстве 141 промышленного предприятия, китайцам возвращались военные базы в Порт-Артуре, ликвидировались совместные предприятия, создания которых так добивался Сталин. Кроме того, Хрущев дал согласие помочь в создании ядерного оружия и подготовке ученых-атомщиков. Позже Хрущев говорил о своих тогдашних ощущениях: конфликт с Китаем неизбежен.

В середине ноября 1956 года на 2-м пленуме ЦК КПК Мао Цзэдун открыто критиковал тезис Хрущева о возможности мирного перехода от капитализма к социализму: если можно взять власть парламентским путем, то другим странам «не надо учиться у Октябрьской революции», «с открытием этой двери, ленинизм уже в основном отброшен». Мао называл Хрущева «слабым политиком», слишком простодушным.

С полной очевидностью обнаружилось даже не расхождение во взглядах, а настоящий разрыв — китайские руководители, которым еще предстояло провести ускоренную модернизацию, были готовы на любые жертвы, а советские руководители, уже прошедшие этот путь и уцелевшие, должны были вести свою уже урбанизированную страну иным путем.

Летом 1959 года СССР прервал сотрудничество с Китаем в ядерной области, на следующий год были отозваны оттуда все специалисты и технический персонал. Китайцы уже прямо называли политику Хрущева «авантюристической» и «капитулянтской» и потребовали пересмотреть границы, «навязанные Китаю неравноправными договорами российских царей». Также резко обострились отношения СССР с Албанией и Румынией, руководство которых поддержало Китай.

Как отнесся к этому конфликту Громыко? Он считал, что Хрущев сделал много ошибок в отношениях с Китаем и что не надо было горячо и бездумно рвать буквально выстраданные в 20—40-е годы отношения тесного сотрудничества.

В ноябре 1958 года Хрущев неожиданно выступил с инициативой заключения странами-победительницами мирного договора с двумя германскими государствами — ФРГ и ГДР — при одновременном придании Западному Берлину статуса «вольного города». Г. Корниенко вспоминал: «В октябре 1958 года в связи с обострением ситуации вокруг китайских прибрежных островов Куэмой и Мацзу, удерживавшихся Тайванем при поддержке США, Джон Фостер Даллес сделал заявление в том смысле, что США не остановятся перед применением силы, чтобы воспрепятствовать захвату Пекином этих островов, точно так же как в Европе западные державы никогда не отдадут Москве Западный Берлин. Г.М. Пушкин, в то время заведующий Отделом информации ЦК КПСС, рассказывал: когда он привлек внимание Хрущева к этому заявлению Даллеса, чтобы предостеречь от опрометчивых шагов в отношении Западного Берлина, реакция была совершенно противоположной. Хрущев разразился тирадой примерно следующего содержания: ишь, как расхрабрился Даллес, ну и пусть китайцы «чикаются со своими говенными островами», а нам пора показать Даллесу «кузькину мать» в Берлине. И. далее последовало указание ускорить подготовку германского пакета предложений.

Поскольку западные державы заняли резко отрицательную позицию в отношении выдвинутых Хрущевым предложений по Германии, он периодически грозил, что в этом случае Советский Союз один заключит мирный договор с ГДР, а это будет означать прекращение оккупационного режима и в Западном Берлине, находившемся на ее территории; соответственно, после этого западным державам придется договариваться о доступе в Западный Берлин непосредственно с правительством ГДР.

Однако проект провозглашения Западного Берлина вольным городом был чреват непредсказуемыми последствиями: попытки силой воспрепятствовать военным перевозкам в Западный Берлин могли вызвать вооруженный конфликт. Эти соображения Громыко Хрущевым были отвергнуты.

«Руководители США не такие идиоты, чтобы ставить себя под удар из-за Западного Берлина, — уверенно заявил Хрущев. — Если бы мы даже силой выпроводили их из города, войны американцы не развязали».

Нота с ультимативным требованием в течение полугода превратить Западный Берлин в вольный город была отправлена 27 ноября 1958 года.

Особенность и даже трагический оттенок этому событию придавало одно обстоятельство, выявленное несколько позже молодым сотрудником МИД Фалиным.

Оказывалось, что абсолютно весь Берлин должен был находиться под советским контролем, огромные жертвы Красной армии весной 1945 года при его штурме имели стратегическое оправдание.

«Западные дипломаты ломали себе голову, почему Москва не вводит в оборот те или иные неудобные для трех держав прецеденты, документы. В 1947 году, к примеру, в документах Контрольного совета была совершена запись: Берлин является местом пребывания четырехсторонних органов и одновременно столицей советской зоны. Весь Берлин. Инициаторами записи были англичане, задумавшие пропустить щупальца в восточную часть города и, если получится, в Восточную Германию. Имейся у трех держав нечто отдаленно похожее, оправдывавшее превращение Берлина в землю ФРГ, с Советским Союзом и говорить бы не стали. Пользовались же четыре с половиной десятилетия воздушными коридорами на основании рекомендаций административного департамента, хотя они не были утверждены, как положено, Контрольным советом».

Эти записи были «открыты» Фалиным в неразобранном архиве только после 1959 года, что уже не могло исправить сложившуюся ситуацию. Узнав об этом, Громыко был поражен. Все признаки бескультурья и непрофессионализма, от которых часто страдало государство после революционной смены правящей элиты в 1917 году, были налицо.