Громыко уступает Устинову
Надо было срочно предпринимать ответные меры. Но какие? Добрынин тоже считал, что в промежуток между 1976 и 1979 годами можно было найти приемлемое решение о взаимном ограничении или низком уровне данных ракет. Тем более в Европе население бурно протестовало против нового витка гонки вооружений, делающего его заложником противостояния сверхдержав.
«В 1979 г. президент США Дж. Картер поставил вместе с Брежневым подпись под договором ОСВ-2, загодя зная, что США не введут его в силу. Иначе зачем было президенту тут же объявлять, что ОСВ-2 не повлияет на американские планы модернизации, особенно систем средней дальности. Что он имел в виду? Торпедировать ОСВ-3? Факт остается фактом — большинство военных программ США, легализованных при Р. Рейгане, зачиналось в президентство Дж. Картера».
Летом 1979 года канцлер Шмидт, летевший из Бонна в Токио, сделал в Москве незапланированную остановку и встретился с Косыгиным, чтобы сообщить, что еще можно достичь компромисса. Для этого требовалось, чтобы СССР показал, что не будет развертывать больше ракет СС-20 (в пересчете на боеголовки), чем было на старых комплексах, тогда можно договориться о неразмещении новых американских РСД.
Как свидетельствует посол Олег Гриневский, «подвижной грунтовой комплекс “Пионер” или РСД-10, известный на Западе как СС-20, это была современная ракета с тремя разделяющимися головками дальностью полета 600—5000 километров с прекрасными боевыми и техническими характеристиками». Но насколько нужно было с военно-политической точки зрения их массированное размещение с учетом, что главным средством сдерживания стали межконтинентальные ракеты, тяжелые бомбардировщики и ракеты на подводных лодках?
В 1978 году началось массовое развертывание этих ракет в европейской части Советского Союза на позициях, занимаемых ранее устаревшими жидкостными ракетами СС-4 и СС-5. Их появление вызвало волну страха в Западной Европе. Не находили объяснения, почему Советский Союз развертывает ракеты в таком большом количестве.
Европейцы исходили из того, что в условиях глобального сдерживания новые ракеты не улучшат безопасность Москвы и что усиление нацеленных на них РСД несет угрозу прежде всего им. В Вашингтоне тоже не исключали, что Советский Союз готовится к ядерной войне в Европе.
Европейский сюжет глазами американцев: европейцы опасались, что СССР мощными ракетами средней дальности может стереть с лица земли их страны, а Соединенные Штаты могут не рискнуть ответить ядерным контрударом. Поэтому европейцы способны уступить советской угрозе и пойти по пути «финляндизации». Евроракеты США, как признался Бжезинский Добрынину, — это не только военное решение, но и в большей степени политическое.
Косыгин на ближайшем заседании Политбюро доложил об идее Шмидта и пригласил «подумать над этим предложением». Все молчали. Тогда, не дожидаясь, когда выскажутся все члены Политбюро, слово попросил замминистра иностранных дел Г.М. Корниенко. Он вспоминал об этом так: «Суть сказанного мною состояла в том, что зондаж со стороны Шмидта представляет реальный шанс найти приемлемый для нас компромисс. Для этого необходимо скорректировать наши планы в сторону некоторого сокращения намеченного ранее к развертыванию количества ракет СС-20, что, на мой взгляд, не нанесло бы ущерба нашей безопасности».
Сразу возразил Устинов: «Ишь, чего захотели, раскрой им наши планы, да еще скорректируй их! А кто даст гарантию, что они после этого откажутся от своих планов?»
Брежнев посмотрел на Громыко, ожидая его реакции. Как писал Корниенко, накануне министр не был против предложения Шмидта. Но на Политбюро Громыко промолчал, не желая сталкиваться с Устиновым.
Гриневский, опытный переговорщик по разоруженческой проблематике, заключил: «Так советской политикой был упущен шанс урегулировать вопрос о ракетах средней дальности. Их размещение продолжалось такими темпами, будто Советский Союз действительно собирается выиграть войну в Европе. К концу 1983 года там было уже 243 ракеты СС-20.
Я попросил начальника Генерального штаба маршала Огаркова разъяснить мне, зачем нужно создавать эту новую мощную ракетно-ядерную группировку в Европе, когда у нас и так достаточно средств, чтобы ликвидировать любую угрозу, исходящую от НАТО. Он посмотрел на меня с сожалением и сказал:
— Посчитай с карандашом, сколько носителей ядерного оружия размещено в Западной Европе, которые направлены против нас. Это не только американское тактическое ядерное оружие “поля боя”, но и ядерные средства Англии и Франции, американские бомбардировщики Ф-111 в Англии, все, что летает и плавает в воздушном пространстве и в морях, прилегающих к Европе. Паритет должен сохраняться не только на глобальном, но и на региональном уровне. Американская концепция гибкого реагирования не исключает ведения локальных войн, в том числе и в Европе.
— Николай Васильевич, — спросил я, — неужели Вы верите в возможность локальной войны в Европе, да еще с применением ядерного оружия?
— Лично я не верю. Но я обязан быть готовым к ней, какую бы форму она ни приняла. Особенно если американцы говорят о такой войне».
Об Устинове и новых трехзарядных ракетах Александров-Агентов писал так: «Он и другие члены нашего руководства искренне считали, что развертывание этих ракет (СС-20) решало наконец долгую и трудную для Советского Союза проблему обороны от окружавших наши границы почти по всему их периметру американских военных баз и подводных лодок, снабженных ядерным оружием…
При этом с мнением Устинова всегда очень считались и Громыко, и Андропов… Брежнев не просто доверял Дмитрию Федоровичу Устинову как товарищу по работе, но и любил его как близкого друга».
* * *
13 декабря 1979 года, то есть за две недели до ввода советских войск в Афганистан, Картер односторонне объявил обширные районы мира сферой «американских жизненных интересов» и о создании новых военных программ независимо от результативности ведущихся переговоров по разоружению. Короче говоря, обе стороны уперлись.