Дальнейшие попытки Горбачева организовать подписание нового Союзного договора не были поддержаны республиками. Не удалось подписать и Экономическое межреспубликанское соглашение. Восемь республик объявили о своей независимости. 1 декабря 1991 года 80 процентов населения Украины проголосовало за независимость. 8 декабря в Беловежской Пуще под Минском президенты России, Украины и Белоруссии, руководители республик — основателей СССР, объявили, что СССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекратил свое существование. Было объявлено о создании Содружества Независимых Государств (СНГ).
О том, как советский руководитель справился со своей миссией, прямолинейно сказал Бжезинский: «Стратегическая задаче Горбачева состояла в том, чтобы сдержать распад советского блока и не допустить его пагубного влияния на все еще функционировавшую советскую систему. В конечном счете ему не удалось воспрепятствовать этому».
Усмешкой истории был заключительный эпизод политической карьеры Горбачева. Как вспоминал Добрынин, после Беловежских соглашений президент Буш направил в Москву для выяснения обстановки Государственного секретаря Д. Бейкера, и тот из ближайшего окружения Михаила Сергеевича узнал, что Ельцин планирует сразу после отставки Горбачева провести открытый судебный процесс над Горбачевым за доведение страны до кризиса. Пришлось Бейкеру просить Ельцина не доводить дело до такого ужасного финала*.
Но в «новогодней речи» Ельцин все же не удержался и сказал; «Оставили, мол, мне Россию, будто в ней 70 лет хозяйничал враг» **.
Конечно, высказывание всего-навсего эмоциональное. Дело в другом. В том, что российская социальная революция (Октябрьская) 1917 года фактически закончилась только в 1964 году, когда был отправлен в отставку Хрущев, а после этого происходило медленное встраивание Советского Союза в мировую экономику западного типа, медленное возвращение к рыночному ведению хозяйства. Началось «Косыгинской реформой» и закончилось приватизацией колоссальной государственной собственности при Ельцине, причем по самому радикальному варианту. Не случайно «отец приватизации» А.Б. Чубайс, вице-премьер правительства РФ, впоследствии признал: «А представление о справедливости у народа мы сломали еще ваучерной приватизацией».
25 декабря 1991 года Горбачев объявил о своем уходе с поста президента Советского Союза. В Кремле был спущен советский красный государственный флаг и поднят бело-сине-красный российский.
Созданная на обломках Российской империи Советская держава прошла великий и трагический путь и стала историей. Ее исчезновение было так стремительно и неожиданно, что до сих пор далеко не все знают ответ на вопрос: «Был ли ее распад неизбежен?»
Наш ответ: распад Советского Союза не был неизбежен.
Позднее Б. Скоукрофт в своих воспоминаниях отмечал: «Итак, все закончилось. Действительно, произошло то, о чем я никогда не мог предположить, что это произойдет в моей жизни. Это вызывает у меня оцепенение, в это очень трудно поверить. Не то чтобы я не видел, что происходит. Я уже привык и как бы перестал замечать постоянно обороняющегося Горбачева, однако признаки быстрого развала после неудавшегося переворота были налицо. Нет, события сами по себе обозначили ясную тенденцию; дело, скорее всего, просто в невозможности для человека сразу осознать, что такое эпохальное событие может действительно происходить.
Моей первой реакцией на окончательный спуск советского флага над Кремлем было чувство гордости за ту роль, которую мы сыграли в достижении этого. Мы упорно работали над тем, чтобы продвинуть Советский Союз в этом направлении, причем таким образом, чтобы это не привело к взрыву в Москве, тем более к глобальному пожарищу, что в истории не было таким уж неожиданным событием во время смертельных мук великих империй. Мы внесли свою лепту в поиски благоприятного выхода из этой великой драмы, но ключевой фигурой заключительных сцен был скорее всего сам Горбачев.
При всем его блеске у Горбачева, как представляется, был один фатальный недостаток. Он был неспособен принимать жесткие решения и затем проводить их в жизнь. Он обладал прекрасным искусством тянуть время и держать нос по ветру. Когда он лично подвергался нападкам и оказывался прижатым к стене, как это не раз бывало на заседаниях Верховного Совета, он с большим мастерством и большой энергией отбивал атаки. Однако когда надо было вырабатывать и закреплять жесткие программы экономических реформ, он, как Гамлет, уклонялся от выполнения своей задачи. В то время как я называю эту тенденцию к колебаниям недостатком, с нашей точки зрения, это было благодатью. Если бы у Горбачева были авторитарная, сталинского типа политическая воля и решимость его предшественников, то мы бы и сейчас имели Советский Союз. Это был бы обновленный и усиленный Советский Союз или, по крайней мере, он бы обладал теми качествами, которые превратили его в угрозу стабильности и безопасности Запада.
Мы неожиданно оказались в уникальной ситуации, у нас не было опыта работы в таких ситуациях, вообще не было подобных прецедентов, и мы были единственной страной, стоящей у вершины власти в мире. Это была и есть необыкновенная ситуация в истории, которая предоставила нам редчайшую возможность формировать обстановку в мире и возложила на нас ответственность поступать самым лучшим образом, чтобы выгоду от этого получили не только Соединенные Штаты, но и все остальные страны».
Итак, красный флаг с серпом и молотом был спущен.
На протяжении XX века в России было несколько реформ — политическая Николая II, экономико-политическая Столыпина, сотрясающие государство преобразования Февральской и Октябрьской революций, нэп, коллективизация и индустриализация Сталина, реформы Хрущева, начинания Андропова, «перестройка» Горбачева. Бросается в глаза их волнообразная поступательность. Абсолютная власть постепенно делилась своими правами с растущим обществом, содействовала росту общества и одновременно соперничала с ним. Успехи реформы Столыпина, нэпа, сталинской модернизации и были обусловлены соблюдением незыблемого правила: кардинальные экономические преобразования проводились в условиях стабильной политической системы. Опыт Китая подтвердил эту закономерность. Крушение политики Николая II и Горбачева связано с ее нарушением: разбалансированный политический режим потянул экономику ко дну.
28 января 1992 года президент США Дж. Буш-старший заявил: «По Божьей воле, Америка выиграла холодную войну». В феврале того же года на встрече президентов США и России было объявлено, что обе стороны больше не считают друг друга противниками.
В октябре 1992 года заместитель директора Центрального разведывательного управления США Роберт Гейтс, впоследствии министр обороны в правительствах Дж. Буша-младшего и Барака Обамы, прошел парадным шагом по Красной площади в Москве и заявил телерепортерам английской компании Би-би-си: «Тут, на Красной площади, возле Кремля и Мавзолея, совершил я одиночный парад своей победы. Мы прекрасно понимаем, что Советский Союз можно было взять, только организовав взрыв изнутри».
В этих словах отразились длительная стратегическая борьба США и СССР и трагедия нашего героя. Наверное, Андрей Андреевич вздрогнул в гробу.
Однако в руководстве Соединенных Штатов все же не было ясного представления о желаемом будущем Советского Союза: его распад мог закончиться полномасштабной войной, что при наличии ядерного оружия грозило миру невиданными ужасами. Этим можно объяснить заявление президента Буша, которое он сделал в Киеве в августе 1991 года: «Свобода и независимость — не одно и то же. Американцы не поддержат тех, кто стремится к независимости, чтобы заменить уходящую тиранию местным деспотизмом. Они не будут помогать тем, кто распространяет самоубийственный национализм, основанный на этнической ненависти». Соответственно, Государственный секретарь Джеймс Бейкер склонялся к сохранению СССР, а министр обороны Ричард Чейни, проведший шесть лет во вьетнамском плену, настаивал на распаде.
Проблемы трансформации политической системы не менее отчетливо выражались и во внешней политике: ослабленная Россия словно тыкалась во все стороны и стремилась убедить бывших противников, что она уже не воинственна и что ее надо любить. Так, министр иностранных дел в правительстве Ельцина—Гайдара А.В. Козырев на встрече с бывшим президентом США Р. Никсоном признался: «Вы знаете, господин президент, что одна из проблем Советского Союза состояла в том, что мы слишком как бы заклинились на национальных интересах. И теперь мы больше думаем об общечеловеческих ценностях. Но если у вас есть какие-то идеи и вы можете нам подсказать, как определить наши национальные интересы, то я буду вам очень благодарен».
Можно ли представить, чтобы министры иностранных дел Великобритании или Китая могли вести такие разговоры? Или Громыко?
Его сын рассказывал: «Отец был тверд и даже непреклонен, в особенности, когда видел, что с ним, как он подчеркивал, с Советским Союзом, разговаривают с позиции силы или играют в “кошки-мышки”. Об этом он мне говорил: “Я не лебезил. Когда меня били по одной щеке, вторую не подставлял. Я отвечал так, чтобы им было несладко”».
Впрочем, не будем идеализировать Андрея Андреевича. Для того чтобы столько лет пребывать в руководстве страной, от него требовалась не только компетентность. Он должен был приспосабливаться, уступать, лавировать, терпеть унижения, менять точку зрения. Конечно, жизнь каждого чиновника, даже самого высокого уровня, состоит и из таких обстоятельств.
В своих мемуарах Георгий Корниенко уделил несколько страниц характеристике Громыко и отмечал его «недюжинный интеллект», «огромный багаж знаний», «поразительные аналитические способности», «высокий профессионализм», «работающий со скоростью компьютера мозг».
И, кроме того, счел необходимым указать на его «византийскую» изворотливость: «Громыко не был идеологически зашоренным, но он сформировался как государственный деятель в такие времена, когда не мог не остерегаться того, чтобы какие-то его слова или дела могли быть истолкованы превратно, как не соответствующие “установкам партии”. Он, когда считал необходимым, твердо отстаивал свою точку зрения. Но если принималось решение, расходящееся с его точкой зрения — будь то вопреки его возражениям или потому, что он сам отступил по какой-то причине от ранее занятой позиции, — впредь Громыко вел себя так, будто всегда считал правильным именно то, против чего еще час назад возражал. При этом нередко находил даже более весомые аргументы в пользу принятого решения, чем его инициаторы. И строго пресекал всякие рассуждения по поводу неправильности принятого решения. Такая степень “перевоплощения” поражала меня. Все мы, конечно, подчинялись принятым решениям, но все же с большим рвением выполняли обычно те решения, которые нам казались правильными, чем те, которые противоречили нашим взглядам. Для Громыко это было исключено. Но со временем, по мере накопления очевидных свидетельств ошибочности принятого решения, удавалось побудить его, не говоря опять-таки прямо о допущенной ошибке, попытаться обосновать перед ЦК необходимость принятия нового решения “ввиду изменившихся обстоятельств”. Или, если сумеешь изобразить дело так, будто новое решение потребовалось потому, что прежнее “выполнило свою задачу”, — это считалось особенно удачным. Сам он прекрасно понимал, конечно, истинный смысл такой словесной эквилибристики».
Думается, пребывание на вершине власти вообще можно уподобить путешествию по всем кругам ада. Но ведь мы, понимая это, говорим о достижениях и наследии Громыко.
Посол Гриневский помнит этот яркий луч, до сих пор как будто пробивающийся из неплотно прикрытого министерского кабинета: «Он послушно и неукоснительно выполнял все решения Политбюро, если даже в душе не был согласен с ними. Но при этом стремился не захлопывать до конца дверь, оставляя хоть маленькую щелочку, и терпеливо, иногда годами, ждал своего часа. Он называл это по-своему — “не дать огоньку погаснуть”. И мы на переговорах всегда чувствовали это, какие бы грозные речи он ни произносил.
Так было, например, с Договором о запрещении ядерных испытаний. Перед парижским саммитом Хрущеву приготовили вес развязки для прорыва к его заключению. Но Никита Сергеевич со скандалом сорвал совещание в верхах в Париже. Советско-американские отношения обострились до предела. Берлин разделила стена. Советский Союз сорвал трехлетний мораторий и начал испытания ядерного оружия. Мир неуклонно катился к пропасти кубинского кризиса.
Но и в этой обстановке Громыко не рвал тоненькую ниточку переговоров по ядерным испытаниям, хотя даже в МИДе предлагали хлопнуть дверью в Женеве. Глава советской делегации на женевских переговорах С.К. Царапкин бурчал, что надо ударить кулаком по столу и прекратить эту никчемную говорильню. Но Громыко цыкнул на него и приказал сидеть в Женеве даже в отсутствие американской делегации.
Зато, когда Хрущев и Кеннеди осознали, что оказались на краю грани, за которой ядерная война, и в ужасе отступили, поняв, что им надо срочно наводить мосты, это был Громыко, который убедил советского Генсека в необходимости и возможности начать с заключения договора о запрещении ядерных испытаний. В Москву срочно были приглашены специальные представители президента США и премьер-министра Великобритании Аверелл Гарриман и лорд Хейелшем. Громыко лично руководил тогда переговорами. Мы докладывали ему о работе экспертов дважды в день. И он, нещадно торгуясь, предлагал развязки. Тогда в июле 1963 года за 10 дней удалось сделать то, что не смогли за пять лет переговоров в Женеве, — Договор был подписан в Кремле 5 августа.
Терпеливое упорство Громыко — а он ко всему прочему был еще очень упрям — стояло за договорами о нераспространении ядерного оружия, ОСВ, ПРО, ХЗА (Хельсинкским заключительным актом) и многими другими документами, которые и по сей день лежат в основе системы безопасности современного мира».
Когда прощаешься с человеком, всегда задаешься вопросом о смысле жизни. И никогда нельзя удовлетворительно ответить на этот вопрос, потому что любой ответ будет неполным. Время жизни — от лежащего в руках матери младенца до покоящегося в гробу старика — кажется долгим, а на самом деле оно очень коротко.
Автор этих строк, внук белогвардейского добровольца-гимназиста и сын горного инженера, лауреата Сталинской премии, написал биографии реформатора Российской империи Петра Столыпина, руководителя Советского Союза Иосифа Сталина, героя Первой мировой войны генерала Александра Самсонова> белогвардейского генерала Александра Кутепова — и вот Андрей Громыко… Что их объединяет? Такие разные люди, такие разные времена! И вместе с тем их связывает что-то неразрывное и родственное. Не все это понимают. Не все хотят или могут это понять.
Дело в том, что наша история — это не мозаика из отдельных судеб, это тысячелетняя жизнь наших предков, большинство из которых не оставили никаких свидетельств своего земного бытия, кроме одного — Российского государства. Но все — князья, цари, императоры, генеральные секретари, президенты, министры, — все они, равно как и безвестные пращуры, подчинялись требованиям своего времени и следовали историческим традициям, которые делали их участниками тысячелетнего единого процесса. Изменялись времена, уходили старые герои и требовались новые, а эта река текла и течет.
XX век был особенным. Россия достигла небывалых высот, пережила жестокие поражения и в новый век вошла в более трудных условиях, чем столетие назад. И тем более не забудется опыт его подвижников и героев. Один из них — Андрей Андреевич Громыко.
Помните, как он признался сыну, что слышит голоса погибших братьев?