В вестибюле самой крупной гостиницы нового Запорожья Владислав появился в девятом часу вечера. Тишина, царившая там, показалась ему странной после шумной и утомительной дороги. Тяжелые гардины, массивная мебель производили впечатление официальной строгости, не терпящей шума. Владислав даже старался ступать мягче, хотя рубцы на старых ранах заявили о себе тупой, сковывающей движения болью. Внимание его привлекла картина в массивной золоченой раме. На ней была изображена лихая атака морской пехоты.

Голубая рябь тельняшек, ярко-голубое небо, багровые разрывы гранат, бронзовые тела и густая, алая кровь. Владислав надолго задержал свой взгляд на этой картине. Он вспомнил дни войны. По телу прошел холодок, рубцы на ране стали горячими. «Если Ориша действительно здесь, она видит картину каждый день», — подумал Владислав, стараясь представить, какие чувства картина вызывает у нее.

Он опустил голову и пошел к окошечку администратора. Но не успел он справиться о том, в каком номере живет Гай-Наливайко, как массивные двери вестибюля открылись и появилась она.

Да, это была Ориша! Она заметно пополнела. Но лицо — то же, нежное, округлое, губы яркие, брови приподняты, глаза светятся темной синевой, и волосы — густые, русые, заплетенные в узел. В руках у нее — булочка и бутылка с кефиром.

— Ориша… — тихо позвал Владислав.

Она посмотрела в его сторону, брови вздрогнули, глаза прищурились, как это бывает у близоруких, а затем широко раскрылись, и она пошла навстречу Владиславу.

— Вот, смотрите-ка, Владислав Тобильский! Здравствуйте, — сказала она просто, но краска все больше заливала ее лицо и выдавала овладевшее ею волнение.

— Да, это я, — бледнея, произнес Тобильский.

— Вижу, вижу, что вы. Но откуда? Вот приятная неожиданность!

Владислав молчал. Он не мог говорить. Он был рад ее доброму взгляду и приветливой улыбке.

— Пойдемте же скорее отсюда, — позвала его Ориша и быстро направилась к выходу, чтобы скрыть свою растерянность и неловкость. Теперь он видел ее спину и старый, давно затянувшийся рубец на прямой, красивой шее. «Время идет, а он все не исчезает», — подумал Владислав.

— Они отыскали славный уголок на берегу Днепра, где чьи-то умные руки расчистили площадку и поставили столики. Владислав слушал рассказ Ориши о ее жизни. С еле заметной улыбкой она говорила о том, как ускользнула от начальника лагеря Рогге, а потом была разведчицей, служила в госпитале.

— И вот все кончилось благополучно, — сказала Ориша и улыбнулась. — Наши, наверное, считают, что я погибла.

— Да, Степан Павлович вас разыскивал… — Владислав почему-то не решился сказать, что разыскивал ее и он.

— Где же он?

— На Урале.

— Он хороший, умный человек. Какой смелый подвиг вы совершили, спасая ему жизнь! Вам было так трудно. — Ориша вздохнула. — Ну, а у вас как же?

— Режу, пишу статьи в журналы, преподаю, — глухо промолвил Владислав.

Он не продолжал далее: женился, воспитываю сына…

Он вообще, кажется, позабыл, что минуло пятнадцать лет и со времени их последней встречи могло произойти очень многое. И не заметил, как эта забывчивость постепенно усложняла простоту встречи. Только тогда, когда Ориша сказала: «А мне всегда хотелось знать про вас все», — он опомнился, но было уже поздно. Владислав начал торопливо рассказывать о своей семье, о том, как женился, и несколько раз повторил:

— Не знаю, как это получилось…

И каждый раз после этой мелкой, дурацкой фразы замечал, как холодеет синева Оришиных глаз. Он очень волновался, вытирал платочком вспотевшие руки, и с каждой минутой речь его становилась суше, и сам он себе казался все отвратительнее и гаже. Даже о своем чистом чувстве к ней, о желании во что бы то ни стало повидаться, о том, как летел и торопился, он не смог сказать, просто и задушевно.

— Захотелось повидать старого, друга, — произнес он и сам удивился отвратительной хрипоте своего голоса.

— Что же, желание ваше сбылось, — Ориша сказала это равнодушно и отвернулась к реке, слабо освещенной тусклыми плафонами, установленными на берегу.

— У меня едва хватило терпения…

— О-о, вы сохранили юношеский трепет души, — промолвила Ориша с плохо скрываемой иронией.

Владислав чувствовал, как почва уходит из-под его ног, как все больше отдаляется он от Ориши, но не мог избавиться от пошленьких слов.

— Я ведь все эти годы только и думал о вас, Ориша.

Она резко повернулась в его сторону и посмотрела на него очень внимательно.

— Клянусь вам, это правда… — прошептал Владислав, и шепот придал еще больше пошлости правдивым и, возможно, выстраданным словам.

Ориша поднялась, взгляд ее снова вернулся к широкой, темной реке.

— Не надо, — попросила она, болезненно поморщившись, и пошла.

Владислав последовал за ней. Он сожалел обо всем, хотел ей счастья, но хотел и себе награды за долгие годы поисков, за многие часы раздумий, за то, что летел к ней, оставив все, что называлось нынешней жизнью. Она была рядом, красивая, когда-то очень смелая, решительная, а теперь, кажется, обиженная и несчастная женщина. Владислав потянулся к ней и сжал ее руку. Она молчала. Тогда он остановил ее и заглянул в лицо.

— Не надо, прошу вас, — сказала она, и в тоне этих слов уже не было просьбы.

Владислав отступил на шаг, не выдержав сурового взгляда.

Они пошли молча по набережной.

В вестибюле гостиницы ее ждала какая-то женщина.

— Я к вам, — обратилась она сразу к Орише. — В нашем отделении ургентный день. Час тому назад в тяжелом состоянии доставлен брат вашего покойного мужа. Узнав, что вы практикуете у нас, он просит, чтобы вы его посмотрели.

Ориша слушала внимательно, опустив взор.

— Диагноз? — спросила она.

— Острый живот.

— Хорошо, — сказала Ориша и едва заметно улыбнулась, — мы посмотрим его вместе с доктором Тобильским. В случае операции, ассистировать буду я. Вы согласны? — обратилась она к Владиславу, взгляд ее потеплел.

— Конечно, мой долг… — сразу же согласился Владислав.

— Тогда поедем, — не слушая его, предложила Ориша.

Через четверть часа они вдвоем смотрели больного.

Владислав был потрясен возвратом старой обстановки: Ориша и он — у операционного стола! Прошло так много лет. И случай — тот же. Только на столе не Штраух… Не надо волноваться.

— Скальпель, — произнес он и не услышал своего голоса.

Все казалось синим, необыкновенно синим.

Оришина рука передала ему скальпель.

На секунду их глаза встретились. «Да, да, синева от ее глаз…» — подумал Владислав и, успокоившись, начал операцию.

Он не помнил, сколько она продолжалась. Не волновал его и успех. Волновала только добрая улыбка на усталом лице Ориши. Он радовался этому счастливому случаю, радовался, что эта операция дала возможность совершить путешествие в прошлое и вернуть Оришину улыбку.