Плохо, когда вам предлагают заменитель. Еще хуже, когда его забывают снабдить инструкцией по применению.
Амариллис
– Вставай, дочь гиены! – ощутимо пнули меня в бок.
Я вздрогнула и от неожиданности спросонья чуть не скатилась с кровати. С трудом разлепила глаза, чувствуя во всем теле приятную тяжесть насыщения. Подавив желание облизнуться, я уставилась на большое розовое пятно, скакавшее передо мной, и постаралась сфокусироваться.
– Бесстыдница! – орало пятно, размахивая руками. Рядом мельтешило еще с десяток разноцветных пятнышек поменьше. – Разлеглась тут!
– Да еще так нагло! – поддержало крикунью лиловое продолговатое пятно. – Как будто это ее покои.
– Не мои, – тут же согласилась я, закрывая ладошкой один глаз.
Розовое пятно трансформировалось в госпожу Сирейлу и еще кучу незнакомых женщин, возмущенно меня рассматривающих.
– Есть здесь место, где я могу обрести покой? – полюбопытствовала я, сползая с кровати и начиная искать, во что бы завернуться.
– Есть, – фыркнула худышка в синем. – Вечный.
– Так далеко я не заглядываю, – добродушно призналась я, заматываясь в простыню.
– Посмотри на нее, – шепнула коричневая золотистой. – Какая наглость!
– Да-да, – закивала золотистая. – Господин ничем ее не отметил за первую ночь! Не то что нас! Мне вот подарил прекрасный браслет!
Я бросила взгляд на тонкую золотую цепочку на запястье красавицы. Негусто.
– Быстро собралась и пошла! – бушевала госпожа Сирейла.
– И не надо так орать! – поморщилась я от звона в ушах.
Сегодня у меня донельзя обострился слух. Я слышала даже древоточца, прокладывающего себе дорогу в стене.
– Нахалка! – внезапно отвесила мне весомую пощечину смотрительница гарема. – Ты поплатишься за свое неуважительное поведение!
– И ведь не боится ничего! – поделилась желтая с оранжевой, словно меня тут рядом и нет. – Господин так рано вышел из спальни и ускакал, не оставив никаких распоряжений, а ей все равно!
– И не говори, Суреш, – согласилась оранжевая. – Мне после первой ночи на целый месяц предоставили отдельные покои, и господин покинул спальню после полудня!
И что, интересно, он до полудня с ней делал? Искал, где у оранжевой грудь? Так это я сразу могу сказать – нигде! И уже не вырастет. Разве что мешки с гречневой шелухой или песком привесить вместо того самого. Под одеждой не видно разницы.
– Пошевеливайся, фо иша! [9 - На местном языке – «шлюха».] – занесла надо мной ладонь для повторного удара Сирейла.
Я набычилась и перехватила карающую длань, легонько ее сжав.
– Еще раз ты до меня дотронешься, кампир [10 - На местном языке – «старуха».], – прошипела я, не обращая внимания на побелевшую толстуху, – я забуду, что ты старше меня, и сделаю что-то очень нехорошее! Поэтому не торопись, дай мне время придумать, что именно! – И выпустила ее. – Куда идти? – повернулась я к разноцветным притихшим курицам с дружественной улыбкой-оскалом.
– Т-туда, – показала малиновая в сторону двери, протягивая мне немного дрожащей рукой простой кафтан и штаны к нему.
– Благодарю, – еще дружественнее улыбнулась я, принимая и натягивая одеяние.
Мне тут же накинули на волосы кусок хлопковой ткани, покрывая голову, и повели наружу. Миновав стражу, все наше куриное общество долго блуждало по галереям и коридорам, щедро снабжая меня последними сплетнями из жизни гарема.
Итак, я выяснила, что последней и бесспорной фавориткой является Гюзель, не сходившая с дистанции уже пять недель. Ее поддерживает мать Агилара госпожа Зарема, потому что Гюзель понимает свое место в гареме и всячески пресмыкается перед ней.
Агилару прочат женитьбу на младшей дочери великого визиря госпоже Сагдане. Сейчас как раз идут переговоры между двумя семействами. Если они увенчаются успехом, то престиж Агилара сильно вырастет от подобного союза.
– Входи! – Очухавшаяся смотрительница гарема недрогнувшей рукой всунула меня в душную тесную клетушку без окна и вентиляции. Если за последнюю не сойдут стены с выбоинами, кое-где стыдливо прихваченные пожелтевшей от старости побелкой. Тонкий матрас на каменном полу. Глиняный кувшин и медный таз в дальнем углу. Ночной горшок около двери. Вот и вся обстановка.
– Это все мое? – невозмутимо поинтересовалась я, оглядывая предлагаемые «хоромы».
После долгой прогулки по раскаленной пустыне в караване рабов, где абсолютно невозможно уединиться, это была роскошь.
– Получаешь в полное распоряжение! – ядовито сообщила смотрительница гарема. – И вот еще! – щелкнула она пальцами.
Фиолетовая поднесла ей с глубоким почтительным поклоном резной ящичек. Сирейла благоговейно всучила его мне, присовокупив:
– Это тебе вместо тела господина. Пользуйся и наслаждайся. Когда ты еще согреешь его постель!..
И процессия удалилась, перешептываясь и на ходу перемывая мне косточки.
Я не стала задергивать драную занавеску, заменявшую здесь дверь. Так все же светлее, чем прозябать во тьме. Усевшись на матрасик, я открыла ящичек и с недоумением уставилась на гладкую палку с небольшим утолщением на одном конце, рукояткой на другом и снизу еще что-то было подвешено. Типа мешочка.
– Это головоломка? – потыкала я в деревяшку пальцем. – А где подсказка?
Я покрутила ящичек, но так и не додумалась до назначения этого странного предмета. Взяв подарок под мышку, я направилась на поиски того, кто сможет пролить свет на сей неопознанный предмет.
Третья справа клетушка оказалась обитаемой. Так я решила из-за стоптанных шлепанцев рядом с входом.
– Тут-тук! – подергала я за занавеску. – Тут есть кто-нибудь?
– Вам что-то нужно? – послышался испуганный голос.
– Да, – ответила я, раздумывая, можно ли меня бояться заочно, если я пока еще не сделала ничего дурного. – Вы не подскажете, что это за предмет? А то я прямо-таки затрудняюсь с определением.
– А вы кто? – все так же дрожал голос.
– Ваша новая соседка, – представилась я. – Амариллис. Проживаю в трех дворцах от вас! Так поможете?
– Ты еще можешь шутить? – Наружу показалась симпатичная конопатая мордашка с зелеными круглыми глазенками и носиком-кнопкой. Ярко-рыжие пряди не скрывало даже туго затянутое головное покрывало. – Попав сюда?
– А что здесь? – удивилась я, осматривая местность на предмет врагов и съестного.
– Отсюда никто не выходит, – грустно сказала мордашка, вылезая полностью. И оказываясь невысокой худенькой девушкой в заплатанном кафтане. – Только через мешок.
– Через что? – не поняла я пути наружу.
– Через мешок, – повторила рыжая. – Завяжут тебя живую или мертвую в мешок, набитый камнями, и сбросят со стены в море.
– Печально, – кивнула я. Воспрянула: – Зато освежительно. Камни какие кладут?
– Не знаю, – пожала худенькими плечиками девушка. – Меня еще туда не пихали. Я – Ширин. Смотрительнице гарема показалось смешным назвать меня сладкой.
– Ты очень сладкая, – заверила я девушку, ощущая ее непередаваемый запах свежести и невинности. И еще чего-то…
– Ты издеваешься?.. – нахмурилась Ширин. – Сама сюда попала и издеваешься? Давай уже придерживаться хороших отношений, если нам тут жить. А то остальные или сидят тихо и плачут, или орут и плачут. Скука смертная.
– М-да, – кивнула я, протягивая девушке ящичек. – Не знаешь, что это такое?
Ширин открыла, рассмотрела предмет со всех сторон, даже поковыряла зачем-то, затем поднесла к тускло горевшему факелу и робко сказала:
– Мне кажется, это мужской орган…
– Правда? Это?!! – Мои глаза, казалось, заглянули в ящик, хотя я стояла в паре шагов. Вот что изумление с людьми делает. – Тебя обманули.
– Ну-у-у, – засомневалась Ширин. – Если смотреть фигурально и сделать скидку на фантазию художника… И темноту… То наверное…
– То есть ты точно не знаешь? – уточнила я на всякий случай.
Тут мимо нас галопом проскакала лохматая женщина в бурнусе. Она выхватила предмет, прижала к себе и заорала:
– Здравствуй, господин! Я так счастлива тебя видеть!
– Местная юродивая, – тихонько сообщила Ширин, отбирая предмет и укладывая в ящик.
– Тогда я не буду воспринимать ее слова буквально, – сделала я вывод, поглаживая плачущую женщину по колтунам. – Ты не переживай… Я выясню, что это такое, и если оно мне не пригодится, то обязательно тебе отдам!
– Мне отдадут господина! – ускакала юродивая, счастливо вопя во все горло. – Когда он станет не нужен!
– У вас так всегда весело? – полюбопытствовала я, запихивая ящичек под мышку. – И как тут кормят?
– Не всегда, – с готовностью ответила рыженькая. Неохотно признала: – Нас тут все забыли. Мы здесь никому не нужны. Если я за два года не привлеку внимание господина, то меня отправят на кухню. А как его привлечь? Он что, здесь ходит?
– Нет? – подняла я брови. – Никогда? – Получила подтверждающий кивок. И добавила с полной уверенностью: – Значит, будет ходить.
– Надеяться никому не вредно, – пробурчала Ширин, отдергивая свою занавеску и доставая глиняную чашку с отбитым краем, наполненную нечищеными грецкими орехами. – Это все, что есть. В следующий раз еду принесут завтра утром. Будешь?
– Буду, – улыбнулась я, давя орех в пальцах. Он рассыпался в пыль. Кажется, я немного пережала.
– Осторожней, – предупредила Ширин. – Не переводи продукт. У Зулейки есть камень для колки орехов, но она сейчас спит, и будить ее нельзя. Иначе от воплей Зулейки не будут спать остальные, и нас побьют.
– Ладно, – согласилась я, переваривая информацию. – Не будем будить лихо, пока оно тихо.
Поправив ящичек, я еще немного подумала и додумалась. Все гениальное – просто!
Я достала то, что мы так коллективно и не опознали, и долбанула этим по ореху. Все прекрасно сработало!
– Вот! – радостно сказала я. – Смотри, у нас получилась отличная колотилка для орехов. Пользуйся на здоровье!
– Спасибо, – искренне поблагодарила Ширин. – Только почему она мне так напоминает мужское естество?
– Это от неискушенности, – заверила я ее, и мы вместе раскололи все имеющиеся у нее орехи.
А когда проснулись остальные обитательницы нашего райского спокойного местечка, то им мы помогли разбить орехи тоже, приобретая бешеную популярность. Даже надутая Зулейка признала, что нашим предметом колоть орехи гораздо, гораздо удобнее! И я подарила каждой по шарику. Знакомство состоялось!
Утром меня разбудил галдеж за занавеской. Я потянулась и поползла смотреть, что у нас с утра на завтрак.
На завтрак нам давали сухие лепешки, чистую воду, нечищеные грецкие орехи и толстого евнуха в полосатом халате с подносом в руках, накрытом салфеткой.
– Саид! – вспомнила я имя евнуха. – Ты нашел недостающие части?
– Здравствуйте, госпожа Амариллис, – поклонился Саид, распространяя вокруг себя дивные волны темной энергии желания. Я тут же пришла в благодушное настроение. – Мы можем где-то поговорить?
– Конечно, – отдернула я занавеску. – Немного тесно, но уют я еще не успела навести!
– Это позор для нашего дома, – тяжело вздохнул Саид, усаживаясь на пол и вытаскивая из-под салфетки свечу и огниво. – Вы бы не могли закрыть дверь?
Я пожала плечами, подозревая, что все равно станут подслушивать, так хотя бы будем знать – кто. Но занавеску задернула.
Затеплился игривый огонек.
Саид приподнял салфетку и явил мне россыпь разнообразных восточных сладостей, от которых потекли слюнки.
– Это важно, госпожа Амариллис, – тихо, с надрывом начал говорить евнух. Его лицо покрылось испариной, по вискам бежали струйки пота. Глаза бегали.
Я раскрыла глаза пошире, попутно сгребая горсть сладостей и засовывая в рот.
Саид побледнел, потом позеленел (в свете свечи это смотрелось пикантно) и дрожащим голосом закончил, мучительно выдавливая слова:
– Эти сладости отравлены…
– Да?! – вполне искренне удивилась я, усиленно наворачивая подношение, аж за ушами трещало. Покатала во рту остатки: – Не похоже. Чуть выше нормы содержание цикуты, переборщили с тарантулами и скорпионами… О-о-о… и эта медуза не была ядовитой. Да, и чуточку недоложили приправы из листьев и цветов наперстянки и семени дурмана… А варенье из тутовника придает пирожным несравненный привкус!
– Вы считаете, что это нормальные составляющие для сладостей? – спросил растерянный и присмиревший Саид, не веря своим глазам (это он смотрел, как я уплетаю лакомства за обе щеки).
– А разве нет? – откровенно изумилась я. Осмотрела опустевший поднос печальными глазами и облизала пальцы. – Вы меня разочаровали.
– Я даже представить себе не мог, что там такое разнообразие, – краснея, признался Саид. Он все чего-то от меня ждал. Чего, интересно? Что я свалюсь в конвульсиях? Разве что от смеха! – Мне казалось, что должно быть только два… ну максимум – три…
– Да не переживайте вы так, уважаемый, – подбодрила я его, вытирая липкие пальцы о салфетку. – Немного несбалансированно в смысле букета, но в остальном – вполне съедобно.
– Госпожа Амариллис, – наклонился ко мне и жарко зашептал Саид. – Я скажу, что вас вырвало и поэтому яд не успел подействовать.
– Вырвало? – передернула я в ужасе плечами. – Едой?! – Возмутилась: – Какое расточительство! Ничего другого придумать нельзя?
– Поверьте, госпожа, – в горячке сжимал мои руки евнух, – так будет лучше! Возможно, я сумею вас уберечь до возвращения господина Агилара. – Строго: – Но вы не должны ни есть, ни пить ничего незнакомого!
– А-а-а, – сразу успокоилась я. – Тогда все хорошо. Мне почему-то кажется, что для меня нет незнакомых ядов.
– Тут к нам из Европы завезли страшную вещь! – начал пугать меня Саид. – Мышьяк называется. Действует долго и не наверняка. Никогда не знаешь, когда умрешь. Но доставляет стра-ашные мучения.
– Это бесчеловечно, – разделила я его возмущение. – Нужно сразу сообщать дату смерти, чтобы человек успел приготовиться, попрощаться с семьей, написать завещание. Кстати, когда я должна умереть?
– Уже, – сообщил мне Саид, на всякий случай щипая меня, чтобы исключить все сомнения.
– Хорошо, что мне не нужно писать завещание! – подпрыгнула я, потирая руку. – Иначе я бы стала жаловаться!
Евнух еще пару раз убедился, что я жива и не собираюсь разбрасываться тапками или заворачиваться в саван. После чего убедил меня в своей преданности и ушел докладывать о вопиющем безобразии. В смысле о том, что я продолжаю топтать грешную землю.
– Что это было? – влезла ко мне Ширин.
– Завтрак, – призналась я. – С цикутой.
– Ой! – прижала ладошку ко рту рыженькая. – Куда ж вы его дели? Поднос-то был пустой. Неужто в себя?
– Да нет, – не стала я пугать девчонку раньше времени. – Мы сообща травили пауков и тараканов. Они долго сопротивлялись, но все же съели все и пошли рассказывать другим, как здесь вкусно кормят. Но не дошли… – взгрустнула я. – Так что набега не будет.
– Слава Творцу! – обрадовалась Ширин и притянула к себе бадейку с грецкими орехами. – Поколем?
– Запросто! – вытащила я заветный ларец с «господином».
Назавтра ко мне в гости пожаловали оранжевая с зеленой и принесли с собой чай, пирожные и кучу всяких изысканных сластей. Ситуация в вариантах повторилась.
Пока дамы развлекали меня ничего не значащими разговорами и внимательно, в четыре глаза, бдели, как я уплетаю пирожные, Ширин ставила ловушки за занавеской.
Не то чтобы мне сильно мешали битое в мелкую крошку стекло в пирожных, ядовитые экстракты редких трав в сладостях или экстракт двух ядов паука в чае, но все должно иметь свой предел. Они просто повадились испытывать на мне местную лабораторию!
– Вам, наверное, уже пора, – торжественно допила я чай. – У вас там стекольщик, по идее, уже должен закончить свою работу.
Оранжевая побледнела. Зеленая приготовилась упасть в обморок.
– Для вас это новость? – сощурилась я, поднимаясь на ноги. – Или не новость?
– Да! – выпалила оранжевая, тоже вскакивая и таща за собой зеленую.
– Нет!..
Бабах! – Это они познакомились с тазиками.
– Шайтан! – Это они выяснили: в тазиках скорлупа от грецких орехов.
Упс! – Это их счастливо отоварила по головам «господином» местная юродивая.
– Спасите! – Это уже вопль из глубины души.
– Вы еще здесь? – вышла я из-за занавески и грозно воззрилась на перепуганных дам, лежащих личиками в тазиках. Потому что как только они их поднимали, тут же вступал в действие «господин», заставляя испытывать экстаз оттого, что иногда юродивая промахивалась и попадала по почкам.
– Отпусти! – взмолилась оранжевая. – Мы подневольные.
– Только поэтому и живые, – милостиво кивнула я, отбирая «господина» у юродивой и поглаживая ее по уже расчесанным совместными усилиями волосам. – Марш отсюда! Запомните и передайте: я предпочитаю что-то более экзотичное, чем вы можете мне предложить!
Три дня меня не трогали. За это время Саид наладил подпольную доставку продуктов. Я щедро делилась с девочками. И мы кололи орехи больше для развлечения.
Саид поставил на входе двоих стражников, с которыми я играла в кости, бессовестно мухлюя. Выигрыш брала исключительно продуктами и предметами гигиены. Жизнь налаживалась… пока не пришла госпожа Сирейла.
Глава 13
В слове «независимость» мужчины обычно пропускают «не». Им так лучше слышно.
Эля
Утро воскресенья началось со звонков по телефону. Сотовый Максима Александровича орал не переставая. Мужчина переключался с линии на линию, не успевая отвечать, темнея лицом и следя за мной злющим взглядом дракона, пока я металась по кухне, готовя завтрак.
– Хорошо, – коротко кидал он в трубку. – Да, завтра могу. Да, в офисе. Нет, ее там не будет. Нет, я не знаю номера ее телефона. – И так до бесконечности.
– Кофе, – поставила я на стол кофейник и развернулась на выход.
– Стоять! – проорал он, отключая телефон.
– Кинологом заделались? – воззрилась я на босса. – Хорошо у вас получается. Наверное, всю ночь тренировались?
– Скажи мне, – не обратил внимания на мой выпад Максим Александрович, – какого черта ты снова влезла в этот балахон?
Я оглядела свое безразмерное платье, потуже затянула косынку и поправила очки:
– И что вас не устраивает?
– Меня не устраивает, – рявкнул Максим Александрович, проливая кофе мимо чашки, – что ты выглядишь как чучело!
– Это с какой стороны посмотреть, – не согласилась я. – Например, я считаю, что выглядела бы чучелом в вечернем платье и на каблуках около плиты или моя посуду. Кстати, купленные вами вещи сложены в гостевой комнате.
– И что мне с ними делать? – нахмурился он, пытаясь оценить, не издеваюсь ли я над ним.
– Носить? – внесла предложение на рассмотрение.
Босс зарычал странным набором звуков, не классифицирующимся в слова.
– Была неправа! – подняла я ладони в примиряющем жесте. – Каюсь, посыпаю голову пеплом и удаляюсь использовать свой законный выходной.
– Дома сиди! – заорал он, обвариваясь горячим напитком. – Нечего по улицам шляться в таком виде!
– Это НЕ мой дом! – отрезала я, начиная злиться. – У нас договор! Сегодня мой выходной, и я собираюсь отдыхать! Что-то не устраивает? Ищите себе другую экономку! – И сделала шаг на выход.
– Конечно, – язвительно сообщили мне вслед. – После вчерашнего триумфа у тебя появилось много вариантов трудоустройства… в постели!
Я вздрогнула, резко развернулась и влепила боссу пощечину.
– Зависть – плохое чувство, Максим Александрович! Я ухожу! – И заперлась у себя в комнате, складывая вещи.
Так и знала, что все этим кончится! Стоит только побыть собой, как сразу запихивают в жесткие рамки стандарта!
– Эля, – поскребся в дверь босс. Бывший. – Прости. Не знаю, что на меня нашло…
Я распахнула створку и сообщила недогадливому мужчине:
– Взыграл пещерный инстинкт – «мне, мое, хочу, дай». Бамц по маковке дубиной – и за волосы в пещеру, пока еще шевелится. Некоторых и отсутствие у дамы жизнедеятельности не смущает.
Максим Александрович покаянно кивнул, признавая свою вину, и даже постарался не выдать своего раздражения при виде моего любимого маскировочного пуховика и берета с махрушками.
– Пропустите меня, пожалуйста, – повесила я на плечо сумку с вещами. – Скоро отходит автобус, и я не хочу опоздать.
– Куда ты пойдешь? – растерялся он, не ожидая от меня подобной решительности. – Где ты будешь жить?
– Собственно, это не ваше дело, – спокойно сообщила я ему. Хотя уже начинала нервничать. Этот мужчина никак не поддавался моему гипнозу. Вообще не реагировал. Как будто у него иммунитет.
– Собственно, мое, – загородил он мне проход. – Твой паспорт у меня.
– И что? – фыркнула я. – Подам заявление об утере.
– Но ты не снимешь квартиру, – приводил он новые доводы.
– Поживу на вокзале или в хостеле, общежитии для приезжих, – опровергла я его аргумент. – Там не очень дорого.
– Где?!! – взорвался мужчина. – В этом гадючнике?
– Там тоже люди, – сжала я зубы. – И они гораздо порядочнее вас! Если уж им приспичит девушку трахнуть, то прямо сообщат ей об этом, не прибегая к оскорблениям и шантажу.
Максим Александрович болезненно поморщился от моей прямоты и выбора слов.
– Голова болит? – заботливо поинтересовалась я. – Топор для рубки мяса в нижнем ящике слева. Надеюсь, поможет. – И постаралась просочиться наружу.
– Заботливая ты, Эля, – вздохнул Максим Александрович, блокируя мои маневры. – Мне действительно очень жаль, что я сорвался на тебе. – Он потер пострадавшую щеку. – Приношу свои искренние извинения и прошу тебя остаться. Честное слово, постараюсь держать себя в руках.
– Вам бы лучше в руках подержать конкретную часть вашего тела, – посоветовала я, оттаивая. Все же гордость – это хорошо, но иногда опасно для жизни. Особенно если гордость плавно трансформируется в гордыню.
– Сейчас пойду и подержу, – легко согласился босс, протягивая руку. – Мир?
– Мир, – вздохнула я, протягивая свою в ответ и скидывая с плеча сумку.
Зря я расслабилась. Совсем нюх потеряла.
Он мгновенно дернул меня к себе, сорвал милый моему сердцу беретик и растрепал волосы, зарываясь в них ладонью.
– Это уже нечестная игра, – уныло сообщила я, понимая, что горбатого только могила исправит.
– А я и не обещал играть честно, Эля, – хмыкнул Максим Александрович, стягивая с меня очки. – Я лишь обещал не применять к тебе насилия.
– Может, пересмотрим наши договоренности? – наивно поинтересовалась я, чувствуя себя полнейшей дурочкой.
– Поздно, – обрадовал меня Максим Александрович, поднимая мой подбородок. – Я не привык идти на уступки, так же, как и ты. – И коснулся моих губ своими.
Легко, как перышко, скользнул и отпустил, отстраняясь.
– Хочешь в город – возьми машину, – бросил и поспешно ушел.
Я обалдело смотрела ему вслед, пока наверху не зашумела вода. Понятливо хмыкнув, нацепила беретик, сгребла ключи и пошла шляться по улицам.
Слякоть и грязь скрылись под первым снежком, припорошившим улицы. Пронизывающий ветер забирался под одежду, щипая кожу и заставляя дрожать прохожих. Небо, затянутое свинцовыми тучами, грозило разродиться то ли снегом, то ли дождем.
В общем, достаточно мерзкая погода. А я шла по улицам и улыбалась. Потому что сегодня в первый раз за много-много лет моя сущность ответила на прикосновение мужчины правильно. И мужчина не стал этим пользоваться.
В сердце пробуждались робкие лучики надежды, что я сумею пережить это время, пока смысл моей жизни не придет в этот мир и снова не подарит мне маленький кусочек жгучего счастья, чтобы снова уйти и заставить меня искать его. Где же ты, любовь моя?
– Эля! – раздался позади крик. – Подожди!
Я замерла. Дмитрий. В своем отчаянном, страстном желании спрятаться и закопаться поглубже я дошла до такого абсурда, что выбрала себе для поддержания жизни вот это жвачное, вечно валяющееся на диване животное, отдающее предпочтение пиву, телевизору и компьютеру. Ничтожество, мечтающее о манне небесной, падающей с неба в громадных количествах. А также о даме, обязанной непременно его обслуживать, обстирывать, ублажать. Да. И, само собой, обязательно его содержать, раз уж все остальное и так на женских плечах.
Медленно повернувшись за звук голоса, я сквозь темные очки рассматривала спешащего ко мне со всех ног бывшего любовника и размышляла, как же я дошла до жизни такой. Разница между мужчиной и особью, считающей себя таковым, особенно явно была видна в свете последних событий.
– Эля! – подбежал ко мне Дмитрий. – Как хорошо, что я тебя нашел!
Честное слово, я чуть очки от удивления не потеряла.
– А с чего бы ты меня искал? – фыркнула я, обретя дар речи. – Вроде бы как я тебе надоела. И перспективы нужны другие вместе с тачкой, опять же таки…
Он стоял передо мной, переминаясь с ноги на ногу. Высокий, видный и никчемный. Без стержня, без воли, без стремлений. Ничего в душе и за душой. Как же низко я пала…
– Я подумал: ты, наверное, скучаешь, – выпалил Дмитрий с видом героя-освободителя.
Точно! Освободителя от материальных оков. «Возьму все ваши деньги на себя и облегчу вам жизнь! По ней нужно идти налегке!» Это как раз про него.
– Зря подумал, – убила я его надежды на корню и отвернулась, собираясь уйти.
– Конечно! – обозлился он, хватая меня за плечо. – Нашла себе богатого папика, а меня побоку? А кто тебя три года содержал?!!
О как! То есть пока он мне рассказывал, как тяжело найти хорошую, высокооплачиваемую работу для такого незаменимого и квалифицированного охранника парковки, – он работал? Ну, если только языком. И челюстями. Когда подъедал наши скромные запасы продуктов.
– Ты?!! – остро засомневалась я в услышанном. – И что же ты теперь за свое содержание хочешь, благодетель?
– Вернись ко мне!!! – потребовал (не предложил, не попросил – потребовал!) Дмитрий, еще сильнее сжимая мое плечо. – Тебе же он наверняка хорошо башляет, так что проживем вместе.
– А если он со мной спит за это? – хмыкнула я, внутренне ежась от брезгливости. Оказывается, затяжная депрессия ощутимо сказывается на органах чувств. Чтобы не заметить такую мразь рядом столько времени, нужно быть абсолютно слепой и глухой. Ага. А также скорбной на голову.
– А я не жадный, – хохотнул подонок. – С твоим темпераментом тебя и на двоих хватит, и на троих. В самый раз будет! У меня тут знакомый появился, с большими бабками. Думаю, он ими с нами поделится.
– Сутенером решил заделаться? – полюбопытствовала я, осторожно высвобождая свое плечо. – Нашел способ сделать карьеру и купить тачку? Да уж, вполне достойное приложение твоих скудных способностей!
– Ах ты, сучка! – поднял он руку, замахиваясь для удара. – Чего выкобениваешься? На что еще способна?
Но поскольку моя депрессия испарилась, у меня зачесались руки и на полном серьезе стали посещать мысли о лишении человека достоинства, а мужчины – гендерного отличия. Не успела я обдумать все до конца и выработать план действий, как…
– Отпусти девушку, – послышался ледяной голос Максима Александровича.
Дмитрий отшатнулся от меня и трусливо закрутил головой.
Мой босс стоял от нас буквально в двух шагах, засунув руки в карманы любимой кожаной куртки, и играл желваками на щеках.
– А то что будет? – попробовал поломаться для виду храбрый «лыцарь» дивана и подушки. – Бить будете?
– Нет, – чуть качнул головой Максим. Спокойно и невозмутимо: – Просто убью.
– Это угроза?! – оскалился Дмитрий. – За нее и схлопотать можно. Полиции очень понравится. И Элька вон подтвердит.
– Я ничего не слышала, – сухо сказала ему я, методично выламывая чужие пальцы один за одним, под громкие стоны боли. Ласково и почти нежно: – Это тебе, гаденыш, маленький сувенир на память. «О длинном языке и короткой памяти» называется. Видит Всевышний, ты и десятой доли моего терпения не заслужил!
– Эля, – позвал меня Максим Александрович. – Оставь его. Ему все объяснят более подробно во-он те ребята из охраны. – И кивком показал на пару дюжих парней, выходящих из неприметной черной машины.
– Наслаждайся приятной мужской беседой, – пожелала я занимательного времяпрепровождения скрючившемуся Дмитрию и пошла к боссу.
Максим внимательно осмотрел мое лицо, потом приобнял за плечи и повел к машине:
– Поехали домой, Эля.
– Поехали, – не стала я спорить, чувствуя согревающее тепло единственного человека, который не относился ко мне наплевательски, словно к вещи.
Глава 14
Слово «надыбать» пришло к нам из глубины веков…
Амариллис
– Как ты смеешь, ошибка Творца! – задохнулась от возмущения смотрительница гарема, нависая надо мной и Ширин в момент колки орехов. Ее ноздри широко раздувались, а пальцы крючились. – Ты перешла все границы!
– Да? – изумилась я, раскалывая очередной орех. – А в какую сторону?
– В недопустимую! – заверила госпожа Сирейла, подавая знак страже схватить меня. – Ты смертельно оскорбила достоинство своего господина!
– Когда? – вытаращила я глаза, спокойно сдаваясь в плен плечистым стражникам и игриво им подмигивая. – Не было такого!
– А это?!! – Госпожа Сирейла бережно подняла двумя пальцами немного побитый инструмент для колки орехов. – Это олицетворяет достоинство твоего господина.
– Все же это мужской орган, – тихо пробормотала Ширин, уползая за занавеску. Возмущенно: – Вот так и знала, что тот, кто делает, оригинала в глаза не видел!
– Это?!! – опешила я. – Достоинство?!! Я бы сказала, это недостаток…
– Дрянь! – дала мне пощечину госпожа Сирейла. – Как ты смеешь!
– Недостаток воображения, – невозмутимо ответила я, стряхивая повисших на мне стражников и возвращая пощечину. – Я предупреждала! – проводила я взглядом улетевшую в стену смотрительницу гарема. – Не надо меня трогать!
– Дочь шакала, – кряхтя, поднялась с пола толстуха. Злобно сверкнула подведенными глазами и приказала: – На дыбу ее! И пальцем трогать не буду, сама сдохнешь!
– «Господина» оставь! – влезла юродивая. – Хоть один на всех будет!
– Уймись, нечестивая! – потребовала госпожа Сирейла, в то время как меня скручивал и утаскивал усиленный наряд стражников.
Впрочем, им и мне эта борьба очень даже понравилась. Мы ласково потрогали друг друга за все возможные места и удовлетворились нащупанным.
– Сама такая! – окрысилась юродивая и укусила толстуху за икру, шустро упав на колени. – Вкусно, но жирно! – объявила во всеуслышание.
– Выплюнь, – посоветовала я, покачиваясь под мышками у стражников. – Никогда не знаешь, какую дрянь можно от нее подцепить.
Юродивая подумала, если можно было так назвать передышку в мгновение и гримасу, исказившую лицо, и плюнула в физиономию смотрительницы гарема.
– Молодец! – похвалила я, оценивая результат. – Меткий выстрел! А теперь беги!
Юродивая шустро сбежала с места преступления, а меня так же шустро унесли под несмолкаемые проклятия толстухи, вытиравшей с жирной физиономии негодование народа.
Меня притащили в небольшой закрытый дворик, уставленный врытыми в землю деревянными столбами, потемневшими от времени и погоды. Кое-где на дереве виднелась въевшаяся запекшаяся кровь.
Здесь также присутствовали заостренные колья и несколько столбов с высокими перекладинами сверху.
Стража деловито обмотала мне запястья заломленных назад рук толстой веревкой и, перекинув свободный конец через перекладину, подтащила наверх, подвесив в воздухе.
Заслужив одобрительный кивок смотрительницы гарема, веревку закрепили. Связав ноги, еще и подвесили к лодыжкам тяжелый мешок с песком. Для верности.
Вывернутые под неестественным углом руки немедленно заломило.
– Повиси и подумай над своим поведением, – хмыкнула госпожа Сирейла, подходя поближе. Издевательски, со змеиной улыбкой на холеном лице: – Я приду завтра посмотреть, не обгорела ли ты на солнце. – А чудился совсем другой подтекст: «Подожду, чтобы ты наконец сдохла!»
И получила увесистым мешком с песком по довольной физиономии, которая тут же стала плоской и невыразительной.
Сирейлу унесли, чтобы помочь найти лицо, а я осталась висеть под сочувственными взглядами оставшейся стражи.
Просто так висеть было скучно, и я немного подергалась.
– Не рыпайся, девка, – посоветовал пожилой нукер с роскошными усами. Шепнул: – Береги силы. Может, и доживешь до вечера.
Я собиралась пожить гораздо дольше, но благоразумно не стала раскрывать свои планы на будущее. Мало ли? Вдруг сглазят?
Повисев еще немного и окончательно заскучав, я приступила к действиям. Неугомонный нрав требовал активности, а ненасытная натура – пищи.
С усилием раскачав себя до широкой амплитуды, я закинула ноги вместе с мешком за перекладину и, вывернувшись, оказалась лежащей на ней животом. Не сказать что стало удобнее, зато гораздо веселее, потому что стража заволновалась и задергалась.
Я так думаю, их не столько волновала моя изменившаяся поза, сколько то, что стало видно из-за задравшегося почти до талии подола.
– Слезай, – попросил усатый, подбегая к дыбе. – Так не положено принимать наказание.
– Где это написано? – возмутилась я, ерзая, чтобы устроиться поудобнее. – Покажи – и я послушаюсь.
– Нигде не написано, – замялся усатый. – Но все висели как надо. До тебя.
– Значит, нужно что-то менять в этой жизни, – хмыкнула я, метким плевком сбивая на подлете зеленую жирную муху. – Тот, кто стоит на месте, не успевает добежать до финиша!
– В твоем случае это смерть, – весьма мрачно открыл мне глаза на действительность черноглазый нукер со шрамом через левую щеку. – Так что можешь не спешить.
– Рахмат, – поблагодарила я, впитывая в себя струйки вожделения от распаленных моим неприкрытым видом мужчин и взбадриваясь. – Приму во внимание!
Во дворик въехал старик на маленьком, невозмутимом лопоухом ослике и поучительно сообщил присутствующим:
На три копейки денег, зажатых в кулаке,
Не купишь избавленья и жизни в тишине.
Поскольку не дано Творцом нам отличать тьму лжи от правды света,
Вся наша жизнь – как меч, подвешенный над пропастью на волоске.
Стража застыла и промолчала.
– И вам здравствуйте, почтенный! – поприветствовала я старого знакомого. – Как поживаете? Как здоровье?
– Ты снова в беде, девушка с глазами цвета амариллиса, – сообщил мне старик, укоризненно грозя корявым пальцем. – Пора взрослеть!
– Я заметила, – не стала спорить со старшим. – И воспринимаю все со смирением.
– Со смирением? – отмер усатый. – Нарушать порядок наказания – это называется «смирение»?!!
– Это называется креативность, о неуч! – просветил стражу старик. – Через много веков это слово станет очень популярным и употребляемым.
– А?.. – Никто ничего не понял, но на всякий случай все прониклись и возражать не стали. Люди страшно боялись этого не то демона, не то пророка, как шептались наложницы в гареме.
– Твоя судьба в твоих руках, девушка с глазами цвета заката, – утешил меня пожилой человек под согласное кивание лопоухого ослика и… растаял в воздухе со словами: – Не отчаивайся, мое благословение с тобой…
– И тебе гладкой дороги, Веселый Дервиш, – проявила я откуда-то взявшееся воспитание. Никак где-то в гареме эту заразу подцепила.
– Веселый Дервиш?!! – заволновалась стража. – Ты под благословением Веселого Дервиша?
– У вас что, арбузы в ушах застряли? – полюбопытствовала я, чуть-чуть меняя положение. – Или дыни? Вам же четко сказали!
– Тогда виси как хочешь, – разрешил мне усатый, подергивая себя за ус. – Только когда кто-то идет – умоляю, возвращайся в нормальное положение, чтобы нас рядом с тобой не подвесили.
– Хорошо, – кивнула я, но не смогла удержаться от вопроса: – А что, никто не хочет составить мне компанию?
– Тьфу! – сказали все нукеры и ушли играть в кости в тени раскидистой шелковицы.
Что, кстати, удавалось им из рук вон плохо, поскольку глаза мужчин не отрывались от моей пятой точки. К тому же мне сверху было все видно, и я комментировала от души, делясь своими наблюдениями, строя прогнозы и раскрывая уж совсем наглый мухлеж.
– Сюда кто-то идет! – ворвался во дворик самый молодой стражник, поставленный на стреме.
Нукеры вскочили и выжидательно на меня уставились. Я тяжело вздохнула и бултыхнулась вниз, снова повисая на руках.
– Надеюсь, часто шляться не будут, – бурчала я, пока мне заботливо расправляли задравшийся кафтан.
– Кто ж знает? – философски ответил старший, давая команду отойти от дыбы на безопасное расстояние.
– О, моя госпожа! – к нам прискакал запыхавшийся Саид с медным кувшином в руках. – Какое жестокое наказание. Вам очень больно?
– Да нет, – успокоила я его, застенчиво покачивая мешком на лодыжках. – Только неудобно и чуть-чуть жарко.
– Я сейчас! – пообещал евнух, подскакивая и подставляя под мою пятую точку свое плечо.
Стало намного удобнее. И мягче.
А Саид рассказывал:
– Когда ко мне прибежали ваши соседки и рассказали о назначенном вам наказании, я чуть с ума не сошел. Ходил к госпоже, чтобы она его отменила, но она отказалась меня принять. А эта старая клуша, – это он о распорядительнице гарема, – ничего и слушать не пожелала. Пока господина нет, я бессилен.
– Это не по правилам! – заволновались нукеры, глядя на нашу совместную композицию, но с места не двинулись.
– Госпожа Амариллис, – со слезами на глазах каялся евнух. – Я не смогу отправить гонца к господину Агилару, чтобы сообщить о вашем бедственном положении! Поскольку хозяин не успел оставить никаких четких инструкций на ваш счет!
– Досадное упущение, – легко согласилась я, ни капли об этом не жалея. Когда бы я еще так повеселилась?
– Хотите пить? – спросил Саид, вставляя в кувшин соломинку и поднимая емкость вверх.
Нукеры попытались пресечь неположенное безобразие, но евнух бесстрашно сражался с превосходящими силами противника, отшвыривая их животом.
– Саид, сладкий мой, – попросила я, устав ловить постоянно ускользавшую от меня соломинку, – ты бы не мог мотыляться поменьше? Я понимаю трудность твоего положения, но мне бы все же хотелось напиться прежде, чем эти героические нукеры возьмут твою высоту.
Страже комплимент понравился, и она затихла, переваривая лесть и предоставляя мне возможность утолить жажду.
– Благодарю тебя, Саид, – сказала я, выхлебав всю воду. – Ты просто оазис в этой пустыне саксаулов.
– Рад служить вам, моя госпожа, – преданно ответил евнух, стоя неприступным бастионом. – Вам удобно?
– Более чем, – призналась я, гнездясь на его плече. – Но ты сильно рискуешь собой.
– Я люблю вас, госпожа Амариллис, – тихо признался Саид. – Как свою недостижимую мечту. Как далекую яркую звезду на синем небосклоне. Как огненную комету, осветившую темную ночь моей унылой жизни…
– Хватит, – всхлипнул усатый, давая отмашку подчиненным. – Стойте и висите как хотите!
И стража снова уселась играть в кости. Мы с Саидом немедленно включились в этот процесс и делали ставки на его чалму. И постоянно выигрывали. Спустя какое-то время мы с ним стали счастливыми обладателями трех немного поношенных шаровар, пары рваных сапог и одной тюбетейки. Как люди щедрой души, мы вернули вещи проигравшим за кувшин воды и приобрели искренние симпатии народа.
– Мне пора, – с сожалением сказал Саид, когда солнце начало склоняться к закату. – Вы сможете продержаться, моя госпожа?
– Куда ж я отсюда денусь? – изумилась я. – Буду висеть до последнего.
– Не забудьте вываливать язык при посторонних, – просвещал меня евнух. – Это придаст реализм вашему наказанию.
– Зачем? – удивилась я.
– От жажды язык распухает, – пояснил Саид, аккуратно ссаживая меня с плеча и придерживая. – И выпадает.
– Уговорил, сладкоречивый, – поморщилась я, повисая на вывернутых руках. – Буду всем настойчиво демонстрировать и требовать за это плату, потому что на такое можно смотреть только за деньги.
– Да сохранит вас Творец, госпожа Амариллис, – печально попрощался Саид и ушел, огорченный.
Стража трогательно попрощалась с ним, послала гонца к сменщикам, извещая, что останется перерабатывать, чтобы не упускать из виду такой ценный объект. После чего симпатичный черноглазенький, назвавшийся Мурадом, подставил мне свою плечо. Кстати, не такое удобное, как у Саида, но жаловаться я не стала.
Спустя какое-то время Мурада сменил Инсар, Инсара – Сабир, а потом к нам опять кто-то наведался.
Меня тут же повесили как полагается, все тщательно поправили и велели соответствовать наказанию. Я вывалила язык, закатила глаза и скорчила гримасу, испугав всех нукеров реалистичностью образа.
– Прям как живая, – подвел черту усатый Инсар, выстраивая своих подчиненных по ранжиру.
Все косились на меня и безоговорочно соглашались.
К нам на ночь глядя пожаловал Ясир. Главный палач прямиком прошествовал ко мне, не удостоив взглядом стражу. Обошел пару раз вокруг, оттянул веки, пощупал пульс и заявил:
– Прекращайте придуриваться, госпожа. Ваше состояние более чем удовлетворительное. И жажды вы не испытываете.
Я сначала хотела стукнуть его мешком за непризнание моих талантов, но потом передумала и, приняв нормальный вид, широко улыбнулась:
– Хотелось сделать вам приятное, Ясир.
– Вы помните мое имя, госпожа? – удивился главный палач, ослабляя веревку и чуть спуская меня вниз. – Это удивительно приятно.
– Ну, мы с вами провели достаточно приятное время вместе, – призналась я, касаясь кончиками пальцев ног земли. – Так что это было несложно запомнить.
– И вы меня не проклинаете? – еще больше изумился Ясир, вытаскивая из-за пазухи нечто, завернутое в тряпицу. – Даже чуть-чуть?
– С чего бы? – удивилась я ответ. – Вы же делали свою работу.
– Вы удивительная женщина, госпожа, – признался главный палач, доставая из тряпицы кусок лепешки с сыром и начиная меня кормить, отщипывая маленькие кусочки и вкладывая между губ.
Стражники для такого дела притащили нам кувшин воды и удостоились косого взгляда от Ясира и благодарного – от меня.
После небольшого перекуса палач достал из-за пазухи склянку с мазью и смазал мне вывернутые суставы рук, облегчая боль. Которой я, кстати, в силу своей природы и не испытывала, но благодарность все равно изъявила, чмокнув Ясира в щеку.
Тот запунцовел и накапал мне из другого флакона десять капель прямо в рот, вызвав легкое онемение и эйфорию.
– Это поможет вам пережить ночь, госпожа, – тихо пояснил палач, подтягивая веревку в прежнее положение. – Я не могу отменить наказание, но могу попробовать облегчить его.
– Зачем? – поинтересовалась я заплетающимся языком.
– Вы под покровительством Веселого Дервиша, – ответил Ясир, – которому я приношу дары каждую неделю. И моя обязанность беречь все, что оберегает он.
И ушел, не сказав больше ни слова, не кинув взгляда.
Стража обалдела окончательно, и теперь я сидела на плечах сразу у двоих, с относительным комфортом.
Все же странная тут жизнь! Стоит тебя полюбить шкодливому старику с ослом, как все тут же превращаются в таких же ослов и любят еще больше. И никакого намека, что им нравится мое обаяние!
Упала на землю душная ночь, укутывая всех теплым покрывалом сна. Не обошла и меня стороной. То ли от усталости, то ли от зелья Ясира мои веки сомкнулись, погружая меня в беспокойную дрему, наполненную непонятными образами и томными желаниями.
Задыхались от вожделения нукеры, ощущая на своих плечах податливое женское тело. Метались в своих одиноких постелях наложницы, алкая мужского внимания. Страдали несчастные евнухи, не в силах удовлетворить жестокое и мучительное влечение…
Все эти струйки и ручейки людских потребностей стекались ко мне, подпитывая измученное тело и наполняя сущность удовлетворением и сытостью…
Глава 15
Выражение «снять женщину» имеет широкий смысл.
Амариллис
На рассвете меня вернул к действительности какой-то шум, сопровождающийся страшным переполохом.
Что-то изменилось и отдалось болью в заломленных руках. Видимо, меня снова отпустили и подвесили.
– Что ж вам не спится! – буркнула я, борясь с сонным дурманом.
Затуманенный мозг выдал одну умную мысль, забредшую случайно: посоветовал показать, что мне плохо не только изнутри, но и снаружи. Я его послушалась и на всякий случай вывалила язык, вновь впадая в дрему.
– Амариллис! – резанул по чувствительным ушам крик с ноткой муки.
Что-то стремительно пронеслось мимо.
Фьють! – запела сабля.
Шмяк! – Я приземлилась на смутно знакомые руки и, прикусив язык, застонала. Пришлось спрятать пример достоверности обратно, пока не откусила полностью.
– Скажи что-то, жонман [11 - На местном языке – «дорогая».]! – со стоном потребовал Агилар, прижимая меня к себе и поворачивая. – Дай знать, что ты живая.
От его доспеха резко пахло кожей, лошадиным потом, железом и дорожной пылью. Шипы и металлические кольца, приделанные для защиты своего хозяина, немного холодили и чуточку кололись и мешали.
– Ой! – выполнила я его просьбу, потому что кто-то стянул с запястий веревки и начал растирать. Такая же участь постигла и лодыжки.
– Хвала Творцу! – обрадовался Агилар, пребывая в явном заблуждении относительно того, кого нужно благодарить.
Я решила исправить несправедливость и с усилием разлепила тяжелые веки, тут же встретившись с глазами цвета грозового неба. Какая-то часть меня растаяла до медовой лужицы и потребовала немедленно пощупать, чтобы проверить, не мираж ли и можно ли использовать по прямому назначению.
– Амариллис, – облегченно выдохнул мужчина, поворачиваясь.
Перед ним на коленях стояла растрепанная Сирейла, с ужасом рассматривая какой-то предмет на земле, у нас под ногами. Я чуть повернула голову, скосила глаза и увидела полуоткрывшийся ларчик, из которого высыпались золотые украшения с блестящими камнями.
– Что это? – просипела я, боднув Агилара в грудь и указав на ларчик. Руки пока не двигались, приходилось работать головой. Что было достаточно непривычно.
– Я ничего тебе не подарил за нашу ночь, сегилим, – прошептал мне в волосы мужчина. – Поэтому привез украшения, достойные твоей красоты.
– Почему? – искренне удивилась я. – Подарил. Себя. Как по мне, так вполне достаточно.
– Помолчи, – попросил Агилар. – Ты нездорова.
Можно было поспорить, но не хотелось.
Хозяин повернулся к Сирейле и грозно спросил:
– Как ты можешь это объяснить? Как ты посмела тронуть мою любимую наложницу?! Калечить ее душу и тело?
– Ик! – начала рассказывать смотрительница гарема. Но вырывалось только одно: – Ик! Иккк! И-и-и-ик!
– Поторопись или окажешься на ее месте! – гневно предупредил Агилар, не понимая ее странного языка и потихоньку закипая. – Я жду!
– Она оскорбила ваше достоинство, господин! – бухнулась лицом в землю дрожащая толстуха. – Я только следовала закону!
– И как это выразилось? – заскрипел зубами Агилар, сжимая меня в объятиях и не осознавая этого.
Дыба меня не убила, но вот это точно добьет. Вернее, этот.
– Ик! – сообщила я ему, упираясь головой в грудь и отталкивая. – Мне – ик! Дышать… ик! И на все… ик! Ик! Ик!
– Прости, – чуть разжал руки мужчина. – Тебе не больно?
– Ик! – покачала я головой. – Но ты… ик!
– Вот! – Старуха вытащила откуда-то из складок хламиды не распознанный мной ранее предмет. – Она колола ЭТИМ орехи! – Прошипела зло, будто аспид: – Это кощунство!
– Извини, – повинилась я под взглядом господина, искрящимся смехом. Пожала плечами: – Не узнала в лицо.
– Это стра-ашное оскорбление, Амариллис, – хмыкнул Агилар. Улыбка лучилась из его глаз, затрагивая все лицо, освещая внутренним светом. Бархатистый баритон нес в себе огромное сердечное тепло: – И ты понесешь за него стра-а-ашное наказание!
Все затаили дыхание, а смотрительница гарема воспрянула духом. Это было отлично заметно по ее переставшему труситься заду.
– Чтобы ты смогла оценить разницу, ты приговариваешься к моей постели, исталган, – торжественно вынес окончательный вердикт хозяин гарема и качнул головой в знак подтверждения. Поцокал языком: – Рассказать, в чем твое наказание заключается?
– Лучше показать! – охотно закивала я, замечая в толпе рыжие кудри и толстые щеки. Решительно заявила: – Но без Саида и Ширин я никуда не пойду.
И не соврала ни на волос. Я не пошла, меня понесли. К лекарю.
Донесли до лекаря, бережно положили на живот и спросили:
– Что-то можно сделать с ее руками? Немедленно!
– Можно, – сообщил лекарь, подсовывая мне под нос чашку с настоем. – Но не нужно!
– Мне что, теперь так и жить с вывернутыми плечами? – возмутилась я, отхлебывая. – Ой, а зачем вы туда столько… хррр…
Сквозь дымку сна я чувствовала, как бережно массируют и вправляют мои плечевые суставы, втирая облегчающую боль и расслабляющую мазь. Нежные руки наносили на кожу заживляющий и смягчающий крем. Растирали следы от веревок.
Передо мной мелькнули прыгающий Саид и плачущая Ширин. Я решила, что это дурманный бред, поскольку это практически нереально. Один проломит все этажи, другая скорее расколет орехи всем окружающим, чем зарыдает у моего ложа. Тем более что я прекрасно себя чувствую. Вон и фиолетовые цапли подтверждают карканьем.
Мы слегка покаркали с ними о своем, о девичьем, и условились встретиться позднее, когда я отращу себе такой же клюв, как у них. Я пообещала проконсультироваться у госпожи Сирейлы, как ей удалось достичь в этом деле такого совершенства, и попробовать хотя бы чуть-чуть приблизиться к недосягаемому.
Тут вмешался Агилар, почему-то оказавшийся в моей постели. Или я в его? Матрас точно был не мой. У меня под ним была заныкана лепешка, а здесь кровать и под ней – только ночной горшок. Я проверяла.
Так вот, Агилар был против увеличения моего носа и высказывался за увеличение чего-нибудь другого. И это была не грудь! Когда я поинтересовалась для расширения своего кругозора, что еще можно увеличить у женщины, то оказалось, что это время ее молчания.
Я хмыкнула и заплетающимся языком поведала мужчине о наивности в пределах наглости, на что меня поцеловали в макушку и приказали спать.
– Что же ты делаешь со мной, сегилим? – спрашивал Агилар, устраивая мою голову на своей груди. – Ты приходила ко мне каждую ночь, не давая дышать. Каждый раз, когда я видел женскую фигуру, я видел тебя.
– Угу, – сопела я, устраиваясь поудобнее и закидывая на теплое упругое тело ногу и руку, подумывая пристроить и вторую половину, но со временем. Чтобы не выглядело уж так явно и навязчиво.
– Ты постоянно в моих мыслях, жонман, – продолжал шептать мужчина, поглаживая мои локоны. – Твое лицо, твое тело заставляют меня гореть в аду, в огне постоянного неутолимого желания. Я гнал коня как умалишенный, только бы вернуться раньше и обнять тебя.
– У-у-у, – уверила я его в том же самом.
Я бы его тоже обняла. И слово у меня не расходилось с делом, поэтому я залезла на него целиком. И прекрасно поместилась. Хорошо, что он такой длинный и широкий. Мой матрас ему проиграл с большим отрывом.
– Я хочу подарить тебе лучшие шелка, но чтобы ты никогда не носила их, оставаясь обнаженной… – Жаркий шепот и настойчивые руки. – Я мечтаю увидеть тебя в лучших драгоценностях, только чтобы снять их с тебя. Я должен положить к твоим ногам весь мир, чтобы никто не смел отобрать тебя у меня…
Все было крайне занимательно, но, к сожалению, дальше я уже отключилась и не слышала. Кстати, тряпки, цацки и целый мир меня интересовали очень мало. Эти понятия были размытыми, отдаленными и ничего для меня не значили. Вот отоспаться, помыться и заняться любовью с мужчиной, способным щедро одарить сладчайшей сексуальной энергией, редкой и изумительно вкусной, – самая лучшая награда. Что поделать, я умела довольствоваться малым, исключая это малое в мужчинах…
Меня разбудила жажда.
– Ты проснулась, любимая? – И таковы были чары в этом красивом мужском голосе, что даже ночные птицы и сверчки заслушались.
Открыв один глаз в поисках воды, я уткнулась взглядом в мускулистую грудь, на которой спала, и о воде тут же думать забыла. Вернее, жажда питья мгновенно трансформировалась в другую жажду, и я не стала отвлекаться.
Наоборот, я всецело отдалась своим инстинктам, настырно требующим взять в руки и использовать, пока меня не вышвырнули отсюда и не выдали заменитель, которым в лучшем случае можно колоть орехи.
Ведомая чем-то темным и неизведанным, я чувствовала себя хлебом, который погружается в густой сладкий мед. Медведем среди ульев. Тигром в коровьем загоне. Громадной щукой в тихой заводи, полной серебристых мелких рыбешек.
Словом, я захотела ЕСТЬ!
Мягкие губы невесомо прошлись по моей шее, чуткие, сильные мужские пальцы прихватили в горсть волосы на затылке, с шутливой свирепостью оттаскивая голову назад.
– Милая, сладкая… – В подтверждение слов вторая рука углубилась в массу волос, шаловливо поиграла их кончиками на шее и спине, спустилась ниже.
Опять повторилась ситуация с чашей сладкой малиново-розовой воды. А дальше я обезумела. Наверное, не надо было давать пить мне тот странный состав, вовсе не похожий на яды. Хотя, при моем инстинктивном знании ингредиентов, состав не показался вредным или опасным. Но на меня он подействовал почище иного яда. Похлеще кнута или гибкой трости на теле.
Я просто взбесилась. Единым порывом:
– Мой!
– Моя! – мы приникли друг к другу.
Дальше все… Темнота. Мы выпали из этого мира.
То был акт обладания. Я обладала им, а он мной. И мой мужчина принял это, щедро давая возможность сегодня мне быть сильной.
Через несколько часов я очнулась: ароматный дымок курильницы кружил голову, ниже талии разливалась сладкая тяжесть.
– Моя драгоценность. Никому не отдам. – В его глазах, когда он говорил мне это, было нечто интимно-таинственное, греховное. Слова тешили наше обоюдное чувство принадлежности, а потому были правильными.
Мой любовник долго втирал душистую мазь, лаская мои плечи и словно безмолвно благодаря за доставленное удовольствие.
За одну ночь я получила от своего мужчины все, что мне недодали за предыдущую неделю или, пожалуй, месяц. Меня просто распирало от захваченной энергии!
Вторичные эманации выброса я тоже улавливала и поглощала. Не от жадности… впрок. Постоянный жестокий сосущий голод научил меня запасливости.
Агилар под утро заметно обессилел. Он лежал расслабленный, с темными кругами под глазами. Заострились скулы. На лице появилась легкая прозелень, словно он неделю голодал и недосыпал. Но лег почивать мой господин сказочно осчастливленным, тесно прижимая мою спину к своей груди и готовый в любой момент проснуться, чтобы не дать мне выбраться из своей кровати.
– Господин! Господин! Пришла депеша из дворца господина наместника. Вас срочно вызывают! – Тонковатый голос молодого евнуха в момент побудки звучал для нас противней кваканья жабы.
А если учесть, что мой обострившийся слух улавливал не только его гнусавые вопли, но еще болтовню слуг на летней кухне, злословие и сплетни наложниц в нашу сторону, беззлобные солдатские сальные шуточки… становилось совсем уж скверно.
И все же Агилар – поразительный мужчина! На его месте любой другой неделю точно ноги бы таскать не смог. А этот, когда его разбудили незадолго до полудня, выругался, встал, покачнулся и бодро двинулся в нужном направлении, одеваясь и обуваясь почти на ходу.
Я получила нежный шепот на ухо:
– Спи, любимая! Я разберусь с делами и скоро приду!
И я заснула как убитая, полностью выключившись из окружающей действительности. Что же вы хотите – меня развезло. Попробуйте-ка слопать целый таз сладких медовых лепешек и пахлавы после недельной голодовки! И если вас не вытошнит, то вырубит намертво. Мои осоловевшие глаза тому порукой…
Глава 16
Романтики не бывает много или мало. Она бывает только не вовремя.
Эля
– Ваша машина для хознужд, которую вы мне доверили… «опель», – заикнулась я, когда мы отъезжали. – Она осталась там…
– Знаю, – оборвал меня жутко злой Максим Александрович. Он тяжело дышал, скрипел зубами и… в общем, еле сдерживался. – Ее перегонят. Я дал ребятам запасные ключи.
– Спасибо, – кивнула я и замолчала. А о чем говорить?
– Вот скажи мне, Эля, – наконец разразился речью босс, ожесточенно крутя баранку, – чем ты думала, когда поперлась встречаться с этим подонком?
– Подозреваю, что этим, – постучала я согнутым пальцем себя по лбу. – И я с ним не встречалась, мы случайно пересеклись, – разъяснила подробнее.
Впрочем, не надеясь на понимание. Все, что он сейчас может мне сказать, – это вечное мужское «чем ты думала?» и «что бы с тобой было, если бы меня рядом не оказалось?».
– Вижу, что «этим», – передразнил Максим Александрович. – А там есть «это»?
– Я не вскрывала, – пожала плечами.
– Если ты будешь настолько беспечной, – кто-то включил вторую передачу, – то тебе помогут и вскроют! Разве можно так собой рисковать?
– А с каких это пор прогулка считается риском? – возмутилась я вторжением в мою частную жизнь.
– С тех самых, – повысил тон Максим Александрович, видимо считая меня не только безмозглой, но и глухой, – когда ты начала водить знакомство с такими подозрительными личностями, как твой бывший сожитель! И договариваться о встрече!
– У-у-у! – закатила я глаза, откидываясь на спинку сиденья. – Как все запущено! И как же я, несчастная, жила-то до вас? – Вот как этому рогатому шовинисту растолковать, что я не дурочка с тягой к садомазо?!
– Плохо жила, – отрезал он. – Если спала с таким мерзавцем!
– Угу, – поддакнула я и спросила: – Я вот только одного не пойму… вас что больше задевает – что спала или что с мерзавцем?
– Меня ничего не задевает, – рявкнул он, въезжая в гараж. – Меня беспокоит твое неумение разбираться в людях!
– Так вам же это на руку, – парировала я, начиная приходить в приподнятое настроение от нашей пикировки. – Иначе бы я у вас не работала!
– Ты хочешь сказать, что и я мерзавец? – раздул босс ноздри, вытаскивая меня из машины.
– Это не я, – открестилась, упираясь руками ему в грудь. – Это вы сказали! И нечего примазывать свои желания к моим возможностям!
– Я не примазываю! – потряс он меня, вероятно собираясь вытрясти наружу мою совесть и заглянуть ей в глаза.
Так вот, я для него приготовила сюрприз! Совесть у меня такого глубокого пенсионного возраста, что ничего не слышит на оба уха, особенно когда ей выгодно.
– Да? – изумилась я странной логике. – И даже ни разу не захотелось меня в кровать затащить? И мыслишка такая не мелькнула? И холодный душ вы просто из любви к чистоплотности два раза за утро принимали? Ну и для бодрости духа, конечно.
– Иди спать! – заорал Максим Александрович, отталкивая, словно не доверял самому себе.
– Спокойной ночи! – пожелала я ему.
Всем хорош мужчина, но рядом с ним – как на прицеле у снайпера. Вся будто на ладони.
Помыкавшись из угла в угол по комнате, бессмысленно поглазев в телевизор и вяло полистав книжку, поняла, что сна ни в одном глазу. Поворочалась в постели и решила устроить себе маленький праздник жизни.
Я смоталась в кладовку и притащила старую гитару, валявшуюся там, судя по пыли, со времен бурной студенческой молодости босса. Стряхнула пыль, настроила и пробежалась пальцами по струнам. Инструмент ныне почившей ГДР, на удивление вполне пристойный.
Не то чтобы я очень уж увлекалась, но иногда душа просила чего-то, чтобы развернуться, потом свернуться и сплющить меня окончательно.
Твое лицо в ладони я возьму,
В твои глаза упрямо загляну.
Твои глаза, как озерца любви…
Так позови, ты слышишь, позови…
Ты позови меня, ты позови…
Ты искупай меня в своей любви,
Я утону и больше не вернусь,
Когда в глаза с разбега окунусь.
Я Господа теперь благодарю,
За то, что я люблю тебя, люблю.
За то, что есть на свете этот свет,
Что дарят мне глаза твои в ответ.
И плохо мне теперь без этих глаз,
Что в душу заглянули мне не раз,
Что высветили нежность всю и боль,
Что и во сне любовь всегда со мной.
И лишь одно у жизни я молю,
Когда узнала, что тебя люблю, –
Чтоб свет твоих прекрасных серых глаз
Во тьме веков до срока не погас.
Ты позови меня, ты позови…
Ты искупай меня в своей любви,
Я утону и больше не вернусь,
Когда в глаза с разбега окунусь… [12 - Приведенные в виде песен стихи написаны Юлией Славачевской.]
Стих грустный гитарный перебор, замолчала старая гитара.
– Входите, Максим Александрович, – сказала я, оглядываясь через плечо.
Он стоял в дверях моей комнаты, одетый для дома, – в темно-синих джинсах и серой футболке, держал в ладонях бокал с коньяком и не спускал глаз с меня, сидящей на кровати, лицом к окну, подогнув одну ногу под себя.
– Спой еще что-нибудь, пожалуйста, – попросил босс. – Если хочешь, конечно.
Я изогнула бровь, криво ухмыльнулась и, отвернувшись, снова коснулась струн.
Ты обещал мне, что придешь…
Слова красиво говорил…
Но это ложь, пустая ложь…
Ты врешь, но кто тебя просил?
Ты говоришь, а я молчу…
К чему мне слышать твой обман?
Зачем мне ложь, смешная ложь?
К утру развеется дурман…
Я не ждала и все же жду,
Бросаясь к двери на шаги…
А вдруг не ложь и ты не врешь,
Ведь я просила: «Мне не лги!»
Когда придешь, скажу – ждала
И слезы по ночам лила…
Но это ложь, большая ложь…
Тебе я тоже солгала… –
звучала грустная старинная мелодия, рождающая воспоминания.
Против воли заструились слезы. Слезы, накопленные за много-много лет. И вот такая малость дала им толчок. Если бы меня видели родные… Животики, наверное, надорвали бы.
– Не плачь, Эля, – присел рядом Максим Александрович, осторожно стирая мокрую дорожку со щеки. – Он не стоит твоих слез.
– Я плачу не о нем, – саркастически искривила я губы. – Я плачу о замкнутом круге, в котором живу и который не разорвать.
– Всегда можно вырваться из круга, – заверил меня босс, не отнимая ласковой руки от моего лица. – Нужно только захотеть.
– Вы не знаете, о чем говорите, Максим Александрович, – прошептала я, отстраняясь. – Есть вещи, которые неподвластно изменить никакому желанию. Только терпение, ожидание и боль.
– Ты… – потянулся он ко мне и остановился. Помрачнел, одним залпом выпил коньяк и резко поднялся. – Спокойной ночи, Эля. Завтра не вставай рано, я сам управлюсь.
– Посмотрим, – закрыла я за ним дверь за замок. Не потому, что я ему не доверяла. Я не доверяла самой себе. Так легко и заманчиво взять то, что предлагается от чистого сердца, и так сложно найти то, что действительно нужно.
Я все еще на что-то надеюсь…
Глава 17
Берегите родственников! Они могут встретиться с хрупкими женщинами! И сломаться.
Амариллис
Я проснулась в прекрасном настроении, но в полнейшем одиночестве. Скинув с себя мятые влажные простыни, вскочила и отправилась искать купальню.
В жизни не поверю, что у Агилара тут не было хоть какой-то маленькой, вшивенькой купальни. Нашла. Немаленькую.
– Мы все делаем по своему размеру, – пробормотала я, рассматривая просторное помещение с небольшим округлым бассейном, наполненным прохладной водой. – Только вот орехи колоть приходится какой-то тонкой мелочью! Жадина!
Выкупавшись, я вернулась в покои и обнаружила около кровати аккуратно сложенный кафтан из алого шелка с золотой вышивкой, такие же шаровары, газовую накидку на голову, крепившуюся к резному золотому обручу, украшенному рубинами, и изящные туфельки без задников с загнутыми носками.
Я натянула на себя кафтан и шаровары, проигнорировав все остальное. Почему-то необходимость закрыть волосы и обуться вызывала во мне необъяснимую нервную дрожь. Я подумала, что если мой инстинкт позволил мне дожить до этого момента, то сейчас не будет устраивать себе отдых, чтобы в результате отдыхать уже без меня.
Побродив по комнате и слопав все съедобное в пределах досягаемости, я решила выйти наружу. Иначе богатая коллекция оружия Агилара грозила стать коллекцией из костяных накладок. Мне они никогда на вкус не нравились.
Кстати, что удивительно, ни рядом с покоями Агилара, ни в коридоре мне не встретилась ни одна живая душа. Такое ощущение, что все испарились и сделали это специально, чтобы я тут блуждала, несчастная и голодная.
Мое негодование уже начало достигать неопределенного предела, когда из-за поворота показалась закутанная в нежно-голубые шелка тонкая фигурка.
– Вы не знаете, где здесь можно поесть? – полюбопытствовала я у девушки.
Та отодвинула от лица прозрачную ткань и любезно сказала:
– Конечно, госпожа Амариллис, я провожу вас в сад, где вас накормят. – И сладко улыбнулась. На долю мгновения мне показалось, что в блестящих, словно агаты, черных глазах мелькнула затаенная злоба. – Следуйте за мной.
– Благодарю, – кивнула я, рассматривая сзади мерно качающиеся бедра.
Через какое-то время меня просто укачало. Не понимаю я этих мужчин, которые неотрывно пялятся на вправо-влево ходящие тазовые кости. Чего хорошего? Вот если изменить направление… то получается прекрасная тренировка, а с мужчиной – еще и тренировка с удовольствием.
От скуки я попыталась повторить эти телодвижения. Но, как оказалось, бедрами я не вышла. Заносило меня из стороны в сторону, словно пьяную, поэтому плюнула на это дело и пошла без накопления жизненного опыта и вреда колоннам.
– Прошу вас, госпожа. – Голубая привела меня в крытый дворик с фонтаном. – Сейчас за вами придут.
Я еще раз поблагодарила и пошла рассматривать новое место. Случайно обернувшись, поймала взгляд в мою сторону, наполненный такой жгучей ненавистью, что слегка заволновалась, не пересыплют ли мне в этот раз яда в чай. Хоть бы сильно горьким не сделали. И стекло лучше помельче молоть, а то между зубов застревает.
Спустя какое-то время до меня дошло, что меня на сей раз решили уморить голодом, поскольку никто не бежал с подносом, и я решительно направилась к тому выходу, откуда мы пришли. Но он оказался заперт.
Зато из другого, противоположного выхода, выскочил мужчина и направился ко мне.
– Вы не скажете… – обрадовалась я возможности спросить, где тут выход.
Но мужчина отвесил мне тяжелую пощечину, заставив мотнуться голову в сторону.
– Не скажете, – сообразила я, сплевывая кровь из разбитой губы.
Все так же без разговоров этот дикарь больно схватил меня за волосы и куда-то потащил, согнув в три погибели.
В какой-то момент мне даже стало интересно – куда. И что он собирается делать. Мой жизненный опыт в области наказания и пыток увеличивался просто на глазах.
Этот шлепнутый копытом ослика Веселого Дервиша притащил меня в помещение. Еще пару раз стукнул по лицу и привязал за руки к вделанному в потолок крюку.
За руки. Вверх. Меня. Опять. Сволочь!
Я честно начала злиться. Тем более что кровь, стекавшая струйкой по подбородку, испачкала мой новый наряд. А он у меня в первый раз был новый и был дорог как память!
– Научилась молчать, когда мужчина не спрашивает? – совершенно нелогично спросил незнакомец, которого мне, кстати, только сейчас удалось рассмотреть.
Практически точная копия Агилара, но какая-то папой не доделанная. Все, что должно вырасти до нормального размера, постеснялось и не выросло. Зато все остальное расцвело буйно и беспорядочно. А уж злобные глазки зеленовато-карего цвета вызывали только одно желание – плюнуть. Жалко, что для этого яда мне недодали, как плюющейся кобре. Могла бы помочь человеку перестать мучиться с такой внешностью.
– Почему ты молчишь, когда я задал тебе вопрос? – Недоделок вышел из себя и так дернул меня за волосы, что чуть не оставил их себе на память.
– После удара нечем думать, – ответила я, начиная злиться все больше и больше.
Прикусив язык, чтобы не посоветовать ему сходить к Саиду и взять пару уроков – как нужно мечтать о женщине, если нечем мечтать, – я благоразумно промолчала, все же надеясь, что кто-то одумается.
Пока надеялась, получила две затрещины за молчание, две за разговорчивость, еще три просто так, без темы, и уже полностью отчаялась уловить странную мужскую логику.
Моя злость заклубилась где-то в районе живота, поднялась к горлу. В душе впервые в жизни загорелась жажда крови, мир окрасился в огненные тона. Ногти на руках стали длинными и острыми, впиваясь в веревку.
Мужику надоело меня избивать, и он начал рвать мой кафтан. Тут меня достало до такой степени, что я рыкнула:
– Штоять! – почему-то шепеляво и с ревом.
Насильник поднял голову, взглянул мне в лицо и застыл, судорожно вздыхая и не моргая.
– Фто тафое? – нахмурилась я, перерезая веревку когтями и трогая мешавшиеся во рту… клыки? КЛЫКИ?
– Ты фто фдедаф, ифак! – возмутилась я, хватая мужика за богато расшитый халат. – Ты фто из меня фыбил? Пофему они вылефли?
– Не фнаю, – пролепетал насильник, съеживаясь. – Они сами.
– Издеф-фаефся?! – заревела я, поднимая его на вытянутых руках и вбивая в стену. – Дразнифся?!
– Нет! – замотал он головой из стороны в сторону.
– Тогда убефи иф! – потребовала я, одной рукой удерживая его на весу, другой пытаясь впихнуть клыки обратно. Удалось… с пятого раза.
После чего я выпустила немножко помятого насильника, присела рядом с ним на корточки и сочувственно казала:
– Такой бесполезный. Может, хоть голод утолишь?
От мужчины густой струей пахнуло таким сладким страхом и неописуемым ужасом, что я нечаянно сжала руки на его горле и сверкнула довольным взглядом, глядя ему в вытаращенные буркала.
В этот момент в человеке что-то изменилось. Как будто сломалось внутри. И вылетело наружу. И зашло в меня, заставив сыто рыгнуть.
С родственником военачальника случилось непонятное. Мужчина, как непослушный мальчишка, юрким волчком выкрутился из моих рук, выбежал из комнаты и подбежал к фонтану. Радостно залез в каменную чашу, уселся и начал поливать себя сверху водой с кувшинками и золотыми рыбками, счастливо крича:
– Тетя, смотри! Я умею плавать!
От моего лица отхлынула кровь, я похолодела. Он сошел с ума и впал в детство? Только этого не хватало! Потом поди докажи, что ты тут ни при чем, за мной и так числится множество странностей.
– Тетя, давай играть!
– О-о-о! – закатила я глаза. – Дал же Творец наказание. Иди сюда, чудо!
– Нет-нет! – отбивался неудавшийся насильник. – Я еще не наплавался! И с рыбками не поиграл!
– Они скользкие! – уговаривала его я. – Мелкие. Есть нечего.
– Зато блестят! – не сдавался мужчина, ныряя с головой.
Пришлось лезть и вытаскивать. Можно было, конечно, и так оставить, но как объяснить лишнее украшение в фонтане?
Спустя пару часов мы все так же плавали. Если точнее – мужик плавал по дну, пуская пузыри вместе с кувшинками, а я сидела рядом на скамейке и бдительно следила, чтобы он не нажрался чего-то крупного, которое нельзя проглотить.
Дверь во дворик разлетелась на куски, и сюда галопом ворвалась куча народа во главе с Агиларом. Рядом бежала довольная госпожа Сирейла и лепетала:
– Она сама соблазнила вашего двоюродного дядю! Она шлялась по всему дворцу полуголая, с непокрытой головой, босиком и соблазняла всех подряд!
На левой руке Агилара, лучась неземной страстью, висла голубая и счастливо пришепетывала:
– Господин мой, только я вам верна. Только вас я жду. А она – развратная тварь…
Эта колоритная троица сопровождалась стражей, тащившей здоровенный мешок с камнями; Саидом, оравшим: «Это все неправда!» – и Ширин, пытавшейся оторвать от Агилара голубую с криком:
– Вы все подстроили! Кто закрыл меня в кладовке? А Саида в гареме?
– Не докажешь! – шипела голубая, не забывая ласково улыбаться разъяренному Агилару.
Поскольку в это время мой подопечный начал играть в камни в море и вел себя тихо и мирно, только пуская бульки, а я за ним следила, боясь не вытащить вовремя, и еще одним ухом прислушивалась к дрязгам, то вся процессия прямиком набилась в комнатушку, где мы недавно так славно потеряли сознание. Плохо, что не спешили его найти!
Народу в помещение набилась тьма-тьмущая. Кое-кто даже остался на улице, подпрыгивая и заглядывая через головы.
– Где она?! – орал Агилар внутри и что-то крошил. Как он умудрялся это делать в такой тесноте, ума не приложу. Если только крошил лишний народ на кусочки. – Я вас всех спрашиваю!
Совместными усилиями они все же пробили дополнительный выход наружу из пристройки, проломив глинобитную стену, и выпали на свежий воздух, сразу переставший быть свежим.
Когда в проломе нарисовался Агилар и узрел скромно сидящую меня, то застыл у фонтана каменным изваянием, булькая негодованием.
– Что-то случилось? – подняла я брови.
– А где?.. – открыла рот госпожа Сирейла.
– Кто? – еще невиннее спросила я.
– Мужчина! – выкрикнула голубая с ненавистью.
– Этот? – залезла я в фонтан и выудила насильника.
– У меня морковка замерзла! – радостно сказал двоюродный дядя. – И персики тоже замерзли! А рыбки красивые!
– Что с ним? – отмер Агилар, переставая вытаскивать саблю, и начал пристально вглядываться в лицо родственника.
– Ты меня спрашиваешь? – уставилась я на него, бдительно не выпуская норовившего вырваться из рук и окончательно заморозить морковку мужчину. – Я его сегодня в первый раз вижу, а ты его всю жизнь знаешь! Вот ты мне и скажи, что с ним такое?!
– А почему у тебя губы разбиты? – перенес свое пристальное внимание с родственника на меня Агилар и нехорошо прищурился.
Тут наш дядя подпрыгнул за бабочкой и дал мне затылком по зубам.
– Еще объяснения нужны? – сплюнула я кровь, ощупывая зубы и потихоньку запихивая нагло лезущие наружу клыки. – Я, понимаешь, спасаю от гибели твоего родственника ценой своей красоты, а мне в ответ что?
– Что? – поднял брови немного отошедший от гнева Агилар.
– То-то и дело, что ничего! – фыркнула я, вытаскивая из фонтана несостоявшегося насильника и вручая остолбеневшему племяннику. – На свое сокровище! Полови с ним… – глянула на притихших женщин, – куриц!
Подошла к держащим мешок с камнями стражникам. Заглянула внутрь:
– Это мне? Как мило! А почему камни не помыли и не отполировали? – Отобрала мешок, взвесила в руке и…
Бац! – досталось госпоже Сирейле.
– Это за то, что оставили несчастного дядю без присмотра!
Бац! – припечатала мешком голубую.
– Это за то, что выбрали в няньки меня! У меня же нет никакого опыта!
Голубая кулем свалилась к моим ногам.
– Прекрасно! – обрадовалась я и немного попинала для оживления.
Голубая не оживилась и почему-то не обрадовалась.
– Ну и ладно, – не стала я расстраиваться. Подобрала эту плесень и начала утрамбовывать в мешок.
– А-а-а! – завопила голубая, становясь фиолетовой. – Не надо! Не надо меня топить!
– Фу! – принюхалась я. – Кто-то уже утонул! – И вручила ценный приз Агилару: – Это ваше!
Пока немного ошалевший мужчина освобождался от камня на шее с камнями в мешке, я подошла к Саиду и попросила:
– Пожалуйста, отнеси меня на мой матрас. Я устала. – И покачалась для достоверности.
Евнух бережно подхватил меня на руки и поинтересовался:
– Почему туда, госпожа Амариллис? У вас теперь свои покои!
– Саид, я хочу отдохнуть, – постучала я его по лбу. – А не упокоиться! Неси куда сказала!
Агилар тут же уронил голубую на землю и отобрал меня у Саида:
– Сам отнесу!
Я прищурилась и спросила:
– А там будет тихо, много секса и еды?
– Там будет все, что ты только захочешь, сегилим, – легко поцеловал уголок моего разбитого рта Агилар, прижимая к себе под потрясенный вздох присутствующих. – Но вместе со мной.
– Беру! – не стала я спорить, обнимая за шею и приникая к нему.
– Тетя! – заорал двоюродный дядя, достаточно шустро передвигавшийся на четвереньках. – Тетя, хочу с тобой! Ты страшная и добрая!
– Ширин! – позвала я, состроив рожицу. – Приручи это недоразумение, пока я страшно добрая!
И меня унесли, потом увезли, а потом уложили туда, где было тихо, много секса и еды.
Глава 18
И просила всего-то ничего – еды и покоя. Получила верблюда. Стою и думаю – подарок или намек?
Амариллис
– Мы уезжаем! – заорал Агилар, проскакивая наружу через весь дворец. – Быстро!
– Господин чего-то желает? – закачала к нему корытами… бедрами прекрасная когда-то одалиска, эдак телеги две сладостей назад. И состроила моему мужчине глазки, прикрывая нижнюю часть лица покрывалом.
– Желает! – сорвал с нее головное покрывало Агилар, набрасывая на мою персону.
Пахнуло тяжелыми сладкими духами.
– Окончательно решил уморить? – вынырнула я из-под ткани, оглушительно чихая. – Мало мне всего, так давай еще вонючей тряпкой заткнем?!!
– Это лучшие духи из Корзуда! – возмутилась женщина, прикрываясь ладошками.
– Это? – не поверила я и еще раз осторожно понюхала. Заметила: – Мне таки кажется, что бодяжили эти духи в ближайшей чайхане. Поймали скунса, сделали ему «хана», добавили настой прогорклых масел… – Тут я еще раз понюхала. – И жасмин для ароматизатора.
Агилар старался не скалиться в открытую.
– Женщина, – повернулась я к одалиске. – Вас нагло надули!
Та моргнула и отвела ладошки от лица, явив себя миру. Мир в нашем лице примолк, переглянулся, и я скомкала головное покрывало, сунула Агилару, шепнув:
– Отдай обратно – ей нужнее!
В этот момент появился Саид, дирижирующий вереницей слуг, нагруженных тюками и мешками. И Ширин, которая тащила за ухо двоюродного дядю хозяина, приговаривая:
– Я те дам заглядывать под подол!
– Я все равно ничего не видел! – орал мужчина, обиженно кривя губы. – Там шаровары! Так нечестно!
– А этих ты зачем с собой берешь? – полюбопытствовал Агилар, ставя меня на землю и принимая из рук Саида чадру. – Оставь его здесь.
– Чтоб за несчастным снова недосмотрели? – вытаращилась на него я. – Вдруг ему попадется кто-то более беспечный? И устроит длительные заморозки овощей и фруктов? Потом же только выкинуть придется!
– Почему тебя это так волнует? – нахмурился хозяин, заворачивая меня в слои ткани с окошком из конского волоса. – Я имею в виду его возможности получать удовольствие.
– Как здорово! – вырвался от Ширин дядя и поскакал к ближайшему верблюду. И недолго думая дернул несчастную животину за куцый хвостик. Верблюд дал дяде пендаля и послал в поильное корыто. Окунувшись с головой, тот выскочил и счастливо прокричал мне: – Тетя, смотри! Здесь вместо рыбок лягушки! – Он выудил одну у себя из шаровар.
И как она туда просочилась? Никак в заначке сидела!
– Удовольствие он может получать и без того, о чем ты подумал, – хмыкнула я, наблюдая в частую клеточку за процессом спасения лягушки от человека. – А вот как он будет размножаться, сейчас не волнует ни его, ни меня. В крайнем случае ему Саид все на картинках покажет. Это у тебя в гареме последняя мода.
– Какая мода? – нахмурился Агилар, подталкивая меня к верблюду.
– Картинки рисовать, – простодушно рассказала я последние сплетни. – Рисуют твой… жезл по памяти и доказывают друг другу, кто именно прав и в чем. Так день и проходит.
– А предпоследняя какая мода была? – начал злиться непонятно на что Агилар.
– Дилдо мерили, – не менее честно ответила я. – И сравнивали. По последним слухам, ни одного одинакового не оказалось. Так что ты человек многогранный и переменчивый!
– Шайтан! – почему-то сильно обиделся Агилар и все же подвел меня к верблюду. – Этот твой.
– Замечательно, – порадовалась я за животное. – Он об этом, надеюсь, знает?
Из дворца выскочила юродивая и, размахивая чем-то крепко зажатым в обеих руках, понеслась прямиком к нам.
– Смотри! – непонятно каким образом опознала она меня в коконе из ткани. – У меня теперь два «господина»! Правда, красивые?! – И разжала кулаки, показывая два потертых заменителя мужчин.
– Марьям, – наклонилась я к ней, – вот твой господин. – И показала на Агилара.
Юродивая посмотрела на деревяшки, потом на мужчину, покачала непокрытой головой и твердо заявила:
– Не похож! – И пошла показывать свои приобретения дяде.
Они сразу нашли общий язык и через какое-то время играли в битву, используя заменители вместо сабель.
– Какой любопытный способ, – заинтересовалась я. – Я думаю, этим еще никто не сражался.
Но Агилару почему-то было скучно и совсем не смешно. Или он узнал о себе много нового?
Я знакомилась с верблюдом, пользуясь моментом, пока кто-то подсчитывал, сколько нужно палачей для наказания всего гарема, и не мог рассчитать, потому что на одного экзекутора приходилось десять с половиной наложниц. И хозяин, скорее всего, никак не мог определить, как нужно делить – вдоль или поперек.
Мне хотелось подсказать, что можно по диагонали, но я ни разу не подстрекатель. Так что пусть сам до этого додумывается!
Наконец, так ничего и не придумав, Агилар дал отмашку погонщику верблюдов, и тот подбежал к нам. Приказав верблюду улечься, погонщик согнулся в раболепном поклоне. Агилар легко меня поднял и усадил промеж горбов животного, дав в руки поводья. Убедившись, что сижу я крепко зажатая и никуда сбегать не собираюсь, гыкнули, поднимая верблюда.
Тот начал вставать на задние ноги, отклячив задницу. И тут в нее с размаху врезались двое доблестных воинов, размахивающих деревяшками. Уж не знаю, попали ли они этим оружием верблюду или он просто так обиделся, на всякий случай. Но, проехав какое-то расстояние вперед, животное резво вскочило и заскакало по двору почище породистого скакуна. Только плевало, как настоящий верблюд, во все стороны.
– Какая у нас занимательная поездка! – тихо радовалась я, мотаясь между горбов. – И спасибо вам, мужчины, за то, что придумали чадру. Через нее ни фига не видно и поэтому не страшно!
– Амариллис! – выдернул меня с верблюда на каком-то круге еще не оплеванный Агилар и вцепился, как рак в утопленника. – Ты живая?
– Пока не знаю, – честно призналась я. – Погоди, сейчас я договорюсь с организмом, чтобы он не качался, и тогда-а…
Верблюд ломанулся на нас. Но его твердой рукой перехватила хрупкая маленькая Ширин, отвесила второй пендаль, нейтрализовавший первый, и поинтересовалась:
– Мы сегодня куда-то поедем, господин, или уже пойдем обратно?
Моего верблюда признали негодным и пострадавшим в бою, поэтому выдали мне белую верблюдицу. Снова запихали на животное, дали поводья и объяснили, как управляться с этой удивленно жующей высотной вариацией ишака.
Ширин тоже выдали верблюда вместе с дядей. Девушка тяжко вздохнула и пристроила дядю поперек, у себя на коленях, так что у него свисали голова и ноги.
– Он окончательно разум не растеряет? – заботливо спросила я.
– Кто ж его знает, – пожала плечиками Ширин, потуже затягивая головную повязку и прикрывая нижнюю часть лица. – Может, наоборот, что-то найдет по дороге.
Третьего верблюда подогнали Саиду, который взял на себя заботу о Марьям.
Остальные горбатые несли поклажу. Стража расселась по коням. Агилар вскочил на своего белого скакуна, и мы двинулись в путь, окруженные большим отрядом вооруженных воинов.
Зазвенели бубенцы, украшающие уздечки, зашевелились длиннющие ноги, и мое копытно-горбатое средство рвануло вперед, мерно покачиваясь.
Через некоторое время мне стало как-то нехорошо. Еще спустя сколько-то – жарко и очень нехорошо. А еще чуть позднее – совсем нехорошо, и я поймала себя на мысли, что в кандалах и босиком я чувствовала себя гораздо лучше. Может, у меня сместились приоритеты? Или развилась патология?
Трепыхаясь в неудобном седле, я проклинала все – начиная от плотной ткани, воняющей конским волосом все сильнее, до моего необдуманного желания сменить обстановку. И что мне в гареме не сиделось? Подумаешь, какие-то мелочи в виде козней.
– Йоху! – раздалось неподалеку.
Это мужчины, свободные от обшаривания аксакалов… совсем мозги спеклись – саксаулов, устроили джигитовку. Я открыла для себя новое чувство – зависть. Вернее, оно открылось само и теперь перло наружу.
Я закинула голову, рассматривая – или скорее воображая – небо, отвлекая себя от действительности. Недавно приобретенные клыки теперь норовили высунуться в самый неподходящий момент. Представив себя с этими украшениями, пропоровшими чадру и торчащими наружу, впечатлилась и начала думать о чем-то отвлеченном.
Почему люди не летают? Расправить крылья, подняться в небо и… нагадить на голову тому ишаку, который придумал это противное средство ограждения женщин от внешнего мира. И где им находиться в таком случае? А если у меня с внутренним миром нелады? Или его вообще нет? Так и шляться бездомной?
Мою верблюдицу кто-то шлепнул по заду, придавая скорости. И мы с ней затрюхали веселее. Скорость увеличилась. Злость и раздражение – тоже.
– Как ты, моя жемчужина? – подъехал ближе Агилар.
– Скоро склею створки, – мрачно буркнула я, не поворачивая головы. Если я сейчас его увижу… То тут одно из двух… Но все закончится сексом.
– Потерпи немного, злючка, – сказал Агилар и ударил коня пятками, подгоняя вперед.
Мне подумалось, что он так стремился вперед, как будто убегал от чего-то сзади. Чего-то страшного и весьма нехорошего.
Внутренности сжало ледяной рукой тревоги.
С чего бы это? Почему пара проведенных вместе ночей действует на меня как дурман, заставляя думать именно об этом мужчине, когда вокруг столько других? Что нас может связывать?
Мысли перескочили на иное.
Кто я? Какой бы наивной и неопытной я ни была, но понимание того, что мои возможности разительно отличаются от возможностей остальных людей, не могло ускользнуть от меня. Пока мне везло. Все, что происходило до этого, либо не замечалось, либо списывалось на ситуацию. А что будет дальше?
Что будет, когда Агилар узнает о моей физической силе? Или о возможности поглощать людские чувства, закусывая несъедобными предметами? Или увидит новые украшения своей любимой наложницы?
Под ногами пылила и грохотала каменистая дорога, проносились по обочинам кишлаки и отары овец; изредка попадались щедро орошаемые каналами-арыками поля и огороды, где без воды можно вырастить только тлен, песок и камень.
Верблюдица шлепала своими копытами так до противного бодро, а мне было так омерзительно мерзко, что на ум начали приходить мысли о незапланированном отдыхе в обмороке.
Останавливало только одно. Если хрупкая женщина сейчас спрыгнет с верблюда, отшвырнет его одним пинком, чтобы под ногами не путался, и уляжется после этого в томный обморок, то не закопают ли ее по-быстрому? Чтобы больше не видеть такого позорища. Замечу – своего.
Если Творец создал мужчину, чтобы тот заботился о женщине, то почему не выдал подробный список – как он должен это делать? Или выдал, но мужики его прочитывают, начиная с конца?
– Устала? – поравнялся со мной Агилар.
– Нет, – в который раз мотнулась из стороны в сторону. – Меня просто сейчас стошнит на этот корабль пустыни!
Мужчина хмыкнул и перетащил даму в седло, крепко прижимая меня к себе. Я немного поелозила, устраиваясь поудобнее, и притихла. Все неприятные ощущения как рукой сняло.
– Так лучше, инжи лик? [13 - На местном языке – «каприз».] – ласково спросил Агилар, потираясь подбородком о мою макушку.
– Продолжай так же заботиться обо мне, – пробормотала я сонно. – И ты попадешь в мой рай гораздо раньше, чем рассчитываешь.
После этого мы поскакали еще быстрее. Потом еще быстрее. Потом еще ускорились.
Я порывалась сказать, что в рай лучше входить, а не вползать, но мне было лень, и я уснула. В конце концов, если кто-то не думает головой, то будет отдуваться другой частью тела.
Глава 19
Если швырнуть подарок в голову, будет ли считаться, что это я его передарила?
Эля
Утром я действительно проспала и подскочила, когда в мой сон ворвался звук настойчиво трезвонящего телефона.
Я понадеялась, что босс уже свалил на работу, и подорвалась отвечать на звонок, как была, не одеваясь и не причесываясь.
– Слушаю, – схватила я телефонную трубку.
– Эля, – раздался разъяренный голос Максима Александровича. – Скажи мне, пожалуйста, сколько конфет может съесть один среднестатистический человек?
– Это вы мне позвонили, чтобы узнать то, для чего у вас сидит целый аналитический отдел? – изумилась я. – Или вам стало интересно мнение обывателя?
– Мне стало интересно, стоя в букетах по пояс, – продолжал он злиться, – не уйдет ли на больничный весь мой персонал, после того как сожрет все присланные для тебя конфеты!
– Да?!! – почесала я лоб. – А почему прислали мне, а едят они?
– Потому что! – окончательно взорвался босс. – Потому что у меня нет желания заказывать самосвал, чтобы доставить все это тебе!
– То есть я сегодня осталась без сладкого? – взгрустнула, внутренне хихикая и представляя себе эту картину.
– Это еще не все! – продолжал яриться Максим Александрович. – График моих встреч забит до отказа на месяц вперед, причем все выражают надежду, что ты будешь меня сопровождать!
– Скажите им, что я на диете! – осторожно посоветовала я, попутно расчесывая волосы растопыренными пальцами. – Ой!
– Что случилось? – всполошился босс, моментально забыв, что страшно зол.
– Ничего, – фыркнула я. – Прядь волос за бретельку зацепилась. Мало того что больно, так еще и щекотно.
Максим Александрович застонал:
– Ты добить меня хочешь!
– А вы фантазируйте в другую сторону, – порекомендовала я ему. – Вам в цветах нужно думать о возвышенном, а не о плотском.
– Изуверка! – сделал мне сомнительный комплимент работодатель. – Я всем сообщил о твоем желании сохранять фигуру, но тогда стали приносить цветы.
– У меня аллергия, – подсказала я ему. – На пыльцу.
– И это я тоже сказал, – поведали мне. – Тогда мой офис стали заваливать мягкими игрушками, косметикой и драгоценностями. Сейчас помещение похоже на магазин игрушек с уклоном в косметический бутик. Кстати, драгоценности я отправляю обратно…
– Правильно, – одобрила я. – Хиппи рулят!
– Моя секретарша, – никак не мог успокоиться Максим Александрович, – держит трубку между плечом и ухом, объясняя, что она понятия не имеет, как тебя найти. Одной рукой бедная женщина строчит записки: «Очень мило, но я не могу это принять! С уважением, Эля», другой подписывается за доставку.
– Подарите ей цветы, – посоветовала я, улыбаясь. – У вас их теперь много. И шоколад с мягкой игрушкой и косметикой.
– Да у меня уже вся женская часть персонала затарилась на несколько лет вперед! – заорал Максим Александрович. – И еще осталась куча всего!
– Начинайте задаривать мужскую, – предложила я.
В трубке воцарилось долгое молчание. Потом босс отмер и свистящим шепотом поинтересовался:
– Ты хочешь, чтобы у меня по офису разгуливали накрашенные мужики?
– Ну-у, не так кардинально, – засмеялась я. – У них же есть жены, мамы, сестры или девушки.
– А-а-а, – облегченно сказал Максим Александрович. – Об этом я как-то не подумал.
– И сдайте мягкие игрушки в ближайший детский дом, – сказала я. – Заработаете себе репутацию мецената. И конфеты туда же.
– Прекрасная идея, – одобрил босс и отключился.
Я оделась и только начала заплетать косу, как в дверь позвонили. Чертыхнулась и, думая, что Максим Александрович забыл ключи, пошла открывать.
На пороге стоял посыльный, пялившийся на меня обожающими глазами. И тут до меня дошло, что я забыла надеть очки.
– Что-то нужно? – отпрянула я от двери.
– Распишитесь! – сунул он мне квитанцию, не переставая меня обожать со страшной силой. – Вам доставка.
– Это не мне, – попыталась отвертеться я. – Это, наверное, в соседний дом!
– Нет, вам! – упрямо сказал парнишка и расписался за меня, вручив мне три корзины цветов.
– Спасибо! – буркнула я и захлопнула дверь.
Через десять минут в нее снова позвонили. Открыла я уже при полном параде, но было поздно.
На пороге стояли уже двое посыльных, один из которых приезжал ранее.
– Это не я! – сообщила я им, захлопывая дверь. Но в дверной проем успели кинуть еще три корзины с цветами и пару коробок шоколада.
Тут затрезвонил телефон.
– Слушаю, – подняла я трубку.
– Элечка! – раздался незнакомый голос.
– Это не я! – бросила я трубку.
Телефон зазвонил снова.
– Слушаю! – ответила на звонок.
– Могу я поговорить с Элей? – Еще один претендент на мое внимание.
– Она тут не живет! – отрезала я, невежливо отключаясь.
Еще один сто первый звонок.
– Это не я! – рявкнула я.
– Максик? – раздался в трубке томный грудной голос. – Кто это? Где Макс?
– Это вы у него и спросите! – осатанела я окончательно, чистя картошку и бросая очистки в суп. – Он вам все расскажет, когда прожует шоколад и нанюхается цветов!
И опять звонок в дверь…
В общем, когда Максим Александрович преодолел баррикады из посыльных с коробками, прочно поселившихся у его дома, и с боем прорвался вовнутрь (его пустили только тогда, когда он клятвенно пообещал пронести контрабандой косметику и конфеты), то его у порога встретила я, вооруженная до зубов скалкой, молоточком для отбивных и толкушкой для картофеля.
– Это что? – удивленно рассматривал босс большие черные пластиковые мешки, расставленные по всему дому.
– Здесь, – ткнула я пальцем в одну из куч, – сладости! Здесь, – показала на другую, – игрушки. Там косметика. Все рассортировано и упаковано.
– А это? – кивнул босс на четыре шевелящихся мешка, плотно замотанных скотчем. С убийственной иронией: – Домашние животные?
– Можно и так сказать… – кровожадно ответила я, тыкая ближайший скалкой.
Мешок ответил: «Ой!» – но быстро заткнулся.
– Пролезли с доставкой и не хотели уходить. Пришлось оставить как сувенир.
– И куда их? – невозмутимо полюбопытствовал Максим Александрович, деловито счищая с себя лепестки.
– Можно на органы сдать, – выдвинула я предложение. – Особенно во-он того крайнего. У него такие длинные руки – стоит укоротить!
– Это криминально, – сообщил мне босс.
– Зато весело, – не сдавалась я. – И надежно. А ваши предложения?
Максим Александрович решил действовать по закону и позвонил в полицию, сообщив о незаконном проникновении в жилище.
Через полчаса приехала бригада полицейских и срочно вызвала подкрепление ОМОНа, потому что подобраться к дому так и не смогла. Посыльные держали круговую оборону. ОМОН расчистил доступ к дому и пошел посмотреть, из-за кого весь сыр-бор.
Максим Александрович заставил меня снять очки и косынку, потому что парни никак не могли понять, почему ко мне так рвутся.
Теперь у нас в доме поселился весь ОМОН, и, по-моему, они пригласили сослуживцев из соседнего города. Чтобы нас охранять.
Но в этом все же присутствовало и что-то хорошее, поскольку ребята слопали все конфеты, а игрушки дарили на память особо рьяным посыльным, запихивая их в машины для транспортировки в участок. Только вот косметику было некуда пристроить. Мужики никак не соглашались раскрашивать свои серые будни в красочные тона.
– У нас есть что-то на ужин? – поинтересовался Максим Александрович, когда мы засели у меня в комнате и забаррикадировали дверь.
– Видите ли, – фыркнула я, – пока я варила суп, в него попали трюфели из той коробки, которой я стукнула наглого проныру, пролезшего через форточку. Во время тушения мяса на кухне летала пыль от теней и румян, и жаркое стало цвета радуги. Я посчитала его несъедобным. В картошке оказалась приправа из роз, гвоздик и аспарагусов. А за компот я даже не бралась.
– Понятно, – хмыкнул босс. – У нас сегодня разгрузочный день?
– Шоколадку хотите? – кивнула я на помятую коробку конфет, пострадавшую при выдворении паренька, лезшего через воздуховод.
Босс аж передернулся от неподдельного отвращения:
– Думаю, у меня теперь оскомина на сладкое.
– Это временно, – утешила его я. – Ко всему привыкаешь. Со временем.
– Теперь я понимаю, почему ты любишь хиппи, – вздохнул Максим Александрович. – Что делать будем?
– Жить дальше, – улыбнулась я. – Скоро все уйдут.
– Почему ты так думаешь? – удивился босс, приглаживая встопорщенные волосы.
– Потому что все всегда уходят, – грустно сказала я. – И это тоже жизнь.
