Шкаф было решено оставить в покое – Пус даже вдвоем с енотом не мог сдвинуть его с места. Чумазый решил не спрашивать, каким образом кот умудрился в одиночку его повалить и протащить несколько метров. Стол они поставили на то место, где стоял раньше шкаф. Залитый краской пол застелили гардинами и занавесками, хотя Пус сам был полностью испачкан разными цветами со всех сторон и продолжал следить везде, к чему прикасался. Один его бок был красным, ближе к морде цвет переходил в темные тона. Другая сторона больше походила на сочную летнюю зелень полей с примесями неопределенного цвета. Окрас хвоста, лап и живота не поддавался описанию. Кровать встала на свое место, но расстилать на ней грязное белье не имело никакого смысла. В окна начал забираться густой сумрак накатившегося, словно морская волна, вечера, дом будто погрузился в пучину океана, и енот поспешил развести огонь на кухне, поставить пару свечей да одну керосинку на столе в комнате. В доме стало теплее, и Науса, сидевшая все это время в кресле, наконец, согрелась. Она перестала всхлипывать и икать, и даже начала выводить какие-то ноты, хотя все получалось весьма не складно и противно для слуха.

               – Тарелок-то почти не осталось, – пожаловался енот.

               – Да и Тучун с ними, – вяло произнес Пус Мидун.

               – Пойдемте ко мне, граф. У меня и ужин как раз будет готов.

               – К этой твоей полоумной старухе? Сама иди.

               – Она вас любит, вы заблуждаетесь!

               – Меня тут все так любят.

               Енот хихикнул.

               – А Пус вон летом памятник из грязи строил! – весело рассказал он.

               – Что вы говорите, мой друг! – изумилась Науса.

               Кот лишь скривился и промолчал.

               – Весело жили. Были времена. Сунь-трава росла у меня вот такая! – енот поднял лапу выше своего роста.

               – У нас тоже трав всяких полно. Моя матушка травница страшная! Все что-то сушит, что-то перетирает, что-то подсыпает. Затейница. Недавно моего финансиста Олуха-Горбатого лечила от кашля. Оказалось, трава слабительная… Однако вообразите, она его таки вылечила! – Науса прикрыла клюв крылом и неловко захихикала.

               – Чумазый, ты бы достал что-то из еды, – попросил кот.

               – Сей момент, мои дорогие. Хотя там уже почти ничего не осталось. Колбаса и вот банка грибов. Ах, еще рыба была. Соленая. Я не ем такое соленое. У меня суставы не те уже.

               – Все давай на стол. Мы тут больше не будем оставаться. Только сегодня.

               – Как? А куда пойдем? – енот оглянулся на кота.

               – Не знаю. Ищут меня. Идти надо.

               – Граф, вы можете у меня остаться. Никто вас не тронет у меня.

               – Сама со своей блаженной живи. Я лучше в поле где-нибудь.

               Науса демонстративно обиделась и поджала клюв.

               Енот водрузил на огонь кастрюлю, насыпал в нее так и не растаявший снег, и бросил сверху колбасу.

               – Куда ж ты опять ее переводишь! – Пус подскочил к кастрюле и вытащил колбасу. – Грибов свари! А колбасу просто поломай и на стол. Рыбу еще туда кинь, в кастрюлю. Вкуснее будет.

               – Ты же готовить-то, никогда не готовил…

               – Тебя зато смогу приготовить.

               – Навару с меня, что со снега.

               – Всяко лучше, чем с крапивной колбасы.

               Енот вновь забегал по кухне, выполняя поручения Мидуна. Кот посмотрел на его действия со стороны и затем улегся на диван, ожидая ужина. Науса в это время просто молчала в своем углу, тайком поглядывая на маячивший в полутьме силуэт Пуса. Она чувствовала, что в ее судьбе намечается новая полоса, озаренная идеей и стремлением. Каким-либо образом осмыслить четкий план ей не удавалось, как не получилось уловить смысл большинства тех вещей, которые Пус говорил двумя часами ранее. Вряд ли она сама себе отдавала отчет в том, что раньше она обязательно бы докопалась до сути всего, что происходит. Тогда все было под контролем, понятно и разложено по полочкам. Но уже давным-давно эти мелочи перестали ее волновать даже в самой малой степени. Очень многие вещи изменились в ее жизни, большинство из которых могли бы стать главной и достаточно веской причиной, чтобы поменять уклад и способ мышления. Еще в начале своего пути перемен она иногда задавала себе вопрос – является ли ее естество достаточно ценным, чтобы нести себя без изменений сквозь годы, чтобы изменять весь мир вокруг, но самой оставаться такой, какой была когда-то? И однажды она поняла – не является. Она, по сути, ничего собой не представляла, ее идеи не были ценными, ее опыт никому не был нужен, ее прошлое было до ужаса банальным и граничило с пошлостью. Сберегать было нечего. При мысли о том, что ее жизненный опыт можно было бы передать потомкам, становилось смешно. Сначала смешно, а затем накатывали слезы и душили ее днями, неделями, месяцами. Матушка поначалу суетилась вокруг нее, пытаясь как-то разбавить тоску, поила горячими чаями и заставляла парить лапы в отваре свеклы, но затем бросила эту затею и погрузилась в свое личное замкнутое состояние. Так они и жили последние годы – каждый в своем мире, в своей комнате.

               В дверях появился Чумазый, пыхтя под тяжестью кастрюли. Он дотащил ее до стола и поставил на его край. Взглянув на Наусу, енот сделал пригласительный жест.

               – Как чудесно пахнет! – соврала графиня, движимая требованиями этикета.

               – Я, между прочим, повар по первому образованию, – гордо улыбнулся тот.

               – Я нисколько в этом не сомневаюсь, милый друг. Будем трапезничать?

               – Как хотите, но я поем… – опустил морду енот.

               – А что там наш любезный граф?

               Кот дышал ровно и глубоко. Он провалился в сон. Науса подкралась к его кровати и занесла крыло над его мордой.

               – Уть!

               – А? Что такое? – кот поднял сонную морду и огляделся.

               – Граф, миленький, не время еще ко сну отходить. После ужина положено побеседовать, выпить по стакану вашей любимой козьей настойки и только затем укладываться. Вставайте к столу!

               Пус нехотя поднялся – сон был довольно крепким и сладким, как это обычно бывает, когда засыпаешь неожиданно.

               – Не граф я. Когда же ты поймешь?..

               – Не бормочите себе под нос. Ваше место ждет вас! – Науса подошла к столу и согнала Чумазого, который уже уселся во главе. – Простите, мой друг, но это место для графа. Графам всегда положено уступать место во главе, даже если они в гостях. Уть! – ее крыло коснулось носа енота.

               Тот, смутившись и потирая нос, пересел на другое место.

               Науса немного посуетилась возле Мидуна, подставляя тарелку поближе и накрывая колени кота краем скатерти.

               – Ну, раз салфеток у вас нет, то и этого достаточно будет. – Сова заняла свое место. – Разливайте, граф.

               Пус покосился на гостью, но молча поднял кастрюлю и плеснул жидкости каждому в тарелку до краев. Брызги капель полетели во все стороны, и если Наусу это смутило, то енот даже хихикнул от радости. Кот сел на свое место. Графиня смотрела на него с ожиданием, немного приподняв брови, словно ждала, что Пус сейчас прочтет стихотворение. Кот занервничал.

               – Ну, что еще?

               – Мы вас ждем, граф. Вы должны дать команду к началу ужина.

               – Да Чумазый вон уже лакает.

               – Оставьте бедному существу право быть немного диким. Мы же с вами должны следовать правилам.

               – Ешь, давай, – кот поднял свою тарелку и пригубил суп.

               Науса вдруг стала присматриваться к своей тарелке и ощупывать пространство вокруг нее.

               – Господа, а где же ложки?

               – Ложки мы носим как сапожки, – злобно сказал кот.

               Науса снова вздохнула.

               – Так тому и быть. Простите, матушка, – она подняла тарелку и принялась неловко надпивать горячую жидкую еду. Пус отметил, что, несмотря на некую искусственность ее движений, она справилась с этим вызовом достаточно успешно. Не пролила ни капли супа.

               Некоторое время компания молча потребляла пищу, вздрагивая лишь, когда енот начинал громко чавкать. Покончив с супом, кот откинулся на спинку стула и погладил свой живот.

               – Слышь, веник, а где колбаса?

               Енот, не переставая жевать попавшиеся ему грибы, прошепелявил:

               – Так мофет, на шафтра?

               – Неси, давай.

               – Ну хорофо… – зверек метнулся на кухню и притащил крапивную колбасу, положив ее рядом с кастрюлей.

               Кот отломил себе половину куска и, жуя, уставился на сову, которая кротко сидела и ждала, что скажет Пус.

               – Науса Блоходарова-Кисинская, – медленно произнес кот, – и почему мне кажется, что с тобой что-то не так? Ты не очень-то похожа на сову. Может у тебя родители того?..

               – Ну… Дело в том, что я не всегда была совой…

               – Что-о-о? – протянул кот.

               Енот со звоном поставил тарелку на стол.

               – Граф, как вы могли забыть…

               – То есть как это не всегда?

               – Извольте не удивляться столь сильно. У всех бывают в жизни переломы и испытания! И мое испытание длилось девять... Ах, уже целых десять лет! Это, знаете ли, приличный срок. Очень приличный. Я раньше была кошкой. А затем сделала операцию по перемене вида. Уже третий год как я – сова.

               Кот от изумления проглотил большой кусок колбасы не жуя, и едва не подавился.

               – Да как так то? Ты что, обратно в матушку свою забралась, а оттуда вылезла совой? Что за сказки?

               – Не болтайте ерунду, граф. Сейчас за границей такие операции делают. Стоят они прилично, мне пришлось заложить ваш именной герб вместе со всеми правами на него, а также ваше загородное поместье. Но мне было это необходимо!

               – Вот граф-то обрадуется. И как оно теперь? – поинтересовался Пус.

               – Теперь я просто счастлива! Мне кажется, что со сменой кошачьего облика я смыла с себя некие закономерности, которые преследуют только кошек. Теперь-то я не кошка вовсе, так что теперь, к примеру, меня не тянет вылизывать себя. Да и не удобно это клювом делать…

               – А летать-то ты научилась? – перебил ее кот.

               – Летать? Нет необходимости. Летать нужно для охоты, а у меня есть еда и без этого. Правда, граф, последнее время дела шли шатко, мне опять пришлось закладывать имущество. Вся ваша коллекция ювелирных украшений и золотых мисочек ушла…

               – Мне прямо интересно, что же это за граф такой был. Не граф, а король какой-то.

               – Все верно, вы же из королевской семьи. Вы – внук младшего наследника трона, и очередь до вашего деда так и не дошла. Потому ему жаловали графский титул и отправили наместником в дальнюю провинцию. Но после революции многое поменялось. Ваш отец командовал войском при взятии Трехдневного замка, который всего в сотне верст отсюда, и теперь те земли носят его и вашу, стало быть, фамилию. Село Блоходарово, вы же знаете.

               Енот осоловевшим сытым взглядом посмотрел на Наусу, затем мрачно изрек:

               – А раньше это было Чумазино…

               – Было, мой друг, но история не терпит разночтений. Хотя...

               Пус снова прервал Наусу:

               – А сюда зачем ты приехала?

               Науса замешкалась, подбирая нужные слова и решая, с чего бы начать рассказ.

               – Понимаете, граф, время сложное было. Я обратилась к нашим влиятельным друзьям в столице, и те мне посулили щедрые деньги за какую-нибудь научную работу. В столице нынче модно заниматься исследованиями, государство дает большие деньги. Гранты распределяет комиссия, а ее председатель – друг нашей семьи, который вам в свое время проигрался в карты. Вы тогда еще ему сказали, что деньги пусть он оставит себе, но также пусть он считает себя должным вашей фамилии одной услугой. Вы были как всегда прозорливы, граф, услуга понадобилась. И вот, я к нему обратилась с вопросом, что же мне делать. Он и посоветовал писать о науке. Знаете, я в тот момент подумала, что он издевается, поскольку я к науке не отношусь никак. Не относилась на тот момент. Но затем мне приснился чудный сон. Поймите меня правильно, граф, сон был про вашу смерть, но это была идея. Я отправилась в городскую библиотеку и стала искать экономические труды на тему смерти. Влияние смерти на экономику, экономическая выгода смерти, экономический убыток от смерти. И оказалось, что такими изысканиями занимались лишь некоторые социальные исследования, а вся эта обширная тема даже не выделена в отдельную научную дисциплину! И вот мне пришла в голову мысль заняться исследованиями экономической смерти.

               – Вот уж не сказал бы, что это наука.

               – Ошибаетесь, граф, ошибаетесь! Я уже два года активно исследую тему взаимосвязи смерти и экономики как в отдельно взятых регионах, так и в государстве в целом. И могу сказать, что выводы у меня крайне занимательные. Так вот, я подала заявку в академию наук. Заполнила кучу анкет, даже нашего адвоката пришлось привлечь. Но в итоге мне выдали сертификат и грамоту о том, что я являются основоположником нового течения в экономике – некрономики! Это наука об экономической смерти. Не так давно закончила писать седьмую главу моего учебника с одноименным названием, а всего их планируется десять. Рецензии на первые три главы уже получены из академии. И они весьма лестные. Моей работой уже заинтересовались на высшем уровне, выплатили полную сумму гранта. Обещают удвоить мой гонорар, а еще через год после выхода учебника будут рассматривать вопрос о создании кафедры некрономики в Столичной академии. Подумать только!

               – Занятно. Интересно. А чего ты сюда-то притащилась? – грубо спросил кот.

               – Ваш край является крайне интересным для исследования по моей теме. У вас зарегистрирован резкий скачок смертности, и мне необходимо исследовать не столько причину этой смертности, хотя и ее тоже, сколько последствия. Состояние административных органов власти, пищевой промышленности, экономической эффективности в условиях, когда социальная активность населения практически сводится к нулю. Этот упадок социальной активности тоже результат определенных факторов, но и он интересен для моей следующей главы. Я вывела четкую последовательность между социальной активностью и экономической эффективностью, учла влияние сезонности. Так вот, в вашем поселке творится что-то удивительное. Даже с учетом сезонности занятости населения, экономический показатель вашего региона резко возрос. Нет, это не новость для меня. Подобные показатели существуют и в других регионах, особенно там, где буйствует эпидемии, но у вас прямо-таки резкий скачок эффективности государственной системы управления на местах. Во-первых, резко снизились прямые расходы, – Науса начала загибать перья на крыльях. – Во-вторых, уменьшились дотации региону. В-третьих, почти полностью исчезла нагрузка социальных выплат. И самое интересное…

               – То, что это крайне нудно… Посмотри на Чумазого.

               Зверек уже давно дремал, уткнувшись мордой в тарелку. Науса вздохнула.

               – Граф, но ведь это же работа моей жизни!..

               – И моей смерти, – в который раз перебил ее кот. – Не вовремя ты приехала. Очень не вовремя. Твое исследование привлекло много внимания к нашему селу, ты, я так понял, птица важная.

               Науса гордо подняла клюв и состроила величественный взгляд.

               – Да, меня теперь ценят в академии наук!

               – Курица ты тупая. Кому ты тут нужна?

               – Граф…

               – Замолкни. Скоро сюда прибегут ищейки со всех окрестностей. А знаешь, кого они ищут?

               – Уж не вашего управляющего Закрейздо? Я и сама его искала, да найти не смогла.

               – Уж не его точно. Кому он нужен, вшивый носок. Они меня ищут.

               – Граф, они, наверное, знают, кто вы есть, вы же в розыске уже давно.

               – В каком розыске? – удивился Пус.

               – Ну как в каком? Я же подавала заявление о том, что вы пропали после войны. Но теперь-то вы нашлись. Я завтра же подам заявление, что вы нашлись, что не надо вас больше искать.

               – Вздумай только! – заорал кот. Енот дернулся и поднял голову из тарелки, испуганно оглядываясь.

               – Да что такого-то? – произнесла Науса нарочито со столичным акцентом.

               Кот спрыгнул со стула и метнулся к окну.

               – Всем молчать, собаки!

               Науса повернула голову в окно и едва не заорала – в нем напротив заснеженных деревьев маячила огромная тень, украшенная двумя глазами-огоньками. Завидев движение внутри дома, тень исчезла быстро и бесшумно.