Холода уже безраздельно царили на этих землях, и по ночам температура сковывала толстой коркой льда лужицы и водоемы. Дожди закончились пару недель назад, а вместе с ними ушел и лосось ниже по течению. Говорят, в нескольких десятках километров под водой пролегает какая-то большущая труба, и что она всегда теплая. Нынешний лосось повадился зимовать около нее, припадая по очереди к теплым стенам трубы и отогревая бока. Не далее, чем вчера вечером Пус обнаружил вмерзший в лед рой пчел, водивший хороводы перед своим ульем в знак окончания медоносного сезона. По необъяснимой загадке природы они все разом вдруг оказались во льду, как будто бы мгновенно замерзли. Если присмотреться, то можно было бы разглядеть, как у них устроены празднества: молодняк и насекомые среднего возраста угощаются муравьиными головами и капельками забродившей на подорожниках росы. А пчелы постарше, которые отработали прошлый год, позволяют себе открыть кое-что из зимних запасов меда и мажут им друг дружку, теряясь в беспорядочном танце. По приметам стариков, обнаружить рой пчел, вмерзших в лед – к необычайным холодам. А еще можно было смело лакомиться оставшимся в улье медом – никто уже не станет ни защищать его, ни требовать за него денег. Одна беда – не ел Пус меда, аллергия на мед была у него страшная. И все, что ему оставалось делать, так это нагадить в улей, повинуясь своим бессознательным асоциальным потребностям, что он и сделал.

               А сегодня, словно подтверждая правдивость старых примет, засобирались на горизонте низкие серые тучи, прочащие сильный снегопад и ветер. Кот сидел на высоком пеньке, оставшемся тут еще со времен лесопилок, и вглядывался в черноту надвигавшегося ненастья. Он буквально носом мог ощутить тот холод, который несла с собой эта буря. Позади кота, низко над землей, между двумя маленькими холмиками располагалось его новое убежище. Он нашел это место случайно, когда после убийства козла Федора спасался бегством от его друзей, с которыми тот квасил капусту. Запутывая следы, Мидун кружил между холмами и камнями, бегая от одной рощицы к другой ‒ скорее, веселья ради, чем от страха возмездия. И вдруг он забрел в это место, закрытое с трех сторон холмами, а с четвертой подобравшимися сюда деревьями. Только последний простофиля смог бы пройти мимо такого места и не осесть здесь на некоторое время. Все, что надо было сделать, это принести несколько досок и бревен, положить их между двумя холмиками, образующих естественные стены для нового дома. А получившуюся крышу следовало законопатить тряпьем, кусками мха и воробьиными гнездами. Дверью коту служила украденная из местной школы картина, на которой была нарисована мышь, повешенная на виселице за хвост и смотревшая грустными глазами на окружавший ее мир. Дверь в виде холста с маслом совершенно не пропускала воздух и хорошо удерживала тепло внутри, а холод снаружи.

               Когда первые снежинки достигли земли, Пус еще раз окинул взглядом видневшийся вдалеке Тучун, на темном фоне которого непогода раскрывала карты, крутя снежными хлопьями. Пришло время прятаться от непогоды и залечь в своем убежище. Неторопливо он спрыгнул с пенька и, важно ступая, побрел в тепло и уют, скрытые за изображением повешенной мыши. Внутри его дома обстановка, согласно внутреннему миру кота, была аскетической. Из мебели имелся только полосатый матрац, набитый соломой, одиноко дремавший в углу. Да стояли рядом пару мисок с засохшей едой. Удалось коту на той неделе раздобыть немного каши, которую он растянул на несколько дней. Еще пару комочков были оставлены на сегодняшний вечер, правда кое-где кашу уже начала брать зеленая плесень. С другой стороны от матраца кот соорудил нехитрый очаг из камней и тонкий дымоход. Пус умел правильно построить очаг, и весь дым, не задерживаясь, вылетал в трубу. Труба же, прежде чем пронзить крышу, делала несколько совершенно неожиданных с точки зрения траектории и здравого смысла витков и, рассеивая оставшееся от дыма тепло по жилищу. Сейчас в золе еще тлели несколько поленьев, которые Мидун бросил пару часов назад, желая натопить помещение перед морозной ночью. Воздух в его жилище, по мнению кота, был приятным и очень теплым. Пахло старой рыбой, шерстью, кровью и испорченной едой, и валяться на матраце, усеянном пятнами и дырами, ему было так же уютно, как когда-то в доме у Барки. Через несколько минут после того, как Пус улегся и принялся наслаждаться приятной истомой, за стенами поднялся ветер, и буря приступила к своей работе. Кот еще некоторое время прислушивался к скрипу старых деревьев, как их ветки ломаются и трещат, как гудит на ветру повешенная им пустая бутылка, чтобы отпугивать незваного гостя. Из этого шума кот умудрялся выделить даже шорох, издаваемый падающим на крышу снегом. Все эти звуки умиротворили животное. Пус Мидун уснул.

               Спустя несколько часов сырой холод подобрался сквозь проплешины к животу кота и заставил его открыть глаза. Вокруг было темно, но остатки тлеющих угольков давали достаточно для кошачьего зрения света, открывая взгляду нанесенный ночной бурей сквозь щели хижины снег. Пус неторопливо потянулся, пошамкал пересохшим ртом и принялся на спине делать несложные упражнения для затекших лап. Вскоре он поднялся на них, прошелся с хозяйским видом по скудному жилищу, охваченному изнутри инеем, и принялся отодвигать картину, пытаясь выбраться наружу.

               Весь горизонт, насколько хватало зрения, слепил отблесками солнечных лучей, не дававших, однако, никакого тепла. Немного зажмуриваясь, кот поставил дверь-картину на место и длинными скачками направился в левую от поселка сторону, намереваясь проведать в пещере Чумазого. По пути коту удалось, внимательно ступая по уже оставленным следам, пробраться в чей-то двор и стянуть кусок крапивной колбасы, вывешенной за окно для сохранности от порчи. Уложив его за пазухой, он направился дальше. К енотовой пещере уже заботливо была прочищена дорожка, орошенная местами желтыми следами мочи. Из входа в пещеру валил густой черный дым, подымающийся ровно, словно опорный столб, подпирающий небо. Заглянув внутрь, Пус увидел своего друга, греющегося у костра. Возле енота валялись куски резины, которые Чумазый подбрасывал в огонь, подставляя поближе к нему замерзшие лапы. В пещерке невообразимо воняло, весь потолок сплошь покрылся копотью и сажей. Сам енот тоже был практически весь абсолютно черный, лишь шерсть на задних лапах свалявшимися комками была охвачена желтыми ледышками.

               ‒ Ты что это делаешь? ‒ Пус прикрыл нос лапой и поморщился.

               ‒ Пус! ‒ радостно воскликнул енот. ‒ Вот здорово, что ты пришел! Проходи!

               ‒ Ты зачем резину-то палишь?

               ‒ А греться чем? Дров нет, ‒ развел енот лапами.

               Пус прошел в пещерку и понял, что в ней ничуть не теплее, чем под открытым небом.

               ‒ Двери себе поставь. Ты же издохнешь от этой гадости. Хотя... ‒ беглого взгляда на морду енота хватало, чтобы понять, что тот доживает последние дни. По крайней мере, как существо мыслящее.

               ‒ Держи вот, поешь, ‒ кот выудил колбасу и разделил ее ловким рывком привычных уже к таким действиям лап. Енот схватил свой кусок и жадно разделался с ним менее, чем за минуту. На его морде засияла блаженная улыбка.

               ‒ Ты тут как вообще, не ешь ничего ведь?

               Енот снова развел лапами ‒ нечего есть, мол.

               ‒ Только пьешь свою отраву?

               Кивая, енот возразил:

               ‒ И не отрава это вовсе.

               ‒ Ты, братец, совсем уж из ума-то выжил...

               Мидун сокрушенно вздохнул и отдал еноту свой надкушенный кусок колбасы.

               ‒ Спасибо... ‒ наклонил благодарно голову, Чумазый принял угощение и вновь проглотил его одним махом, словно не ел месяц. ‒ А ты голодный будешь?

               ‒ Это ничего, ‒ потянулся Пус. ‒ Я сегодня на охоту пойду.

               Видя довольную улыбку на морде кота, енот переспросил:

               ‒ А на какую это охоту? На ворон что ли? Так и мне чего принеси, а я тебе отвару дам. Как обычно.

               Кот лишь отмахнулся от друга.

               ‒ Не ешь ты такого. И отвар твой я уже не пью. Бросил.

               ‒ Понятно... ‒ грустным виноватым голосом пробубнил закопченный зверек.

               ‒ Так и не придешь уже зимой? Редко ты заходишь, ‒ пожаловался он. ‒ Чумной тоже почти не приходит, а я вон и дорожку расчистил, вдруг кто и повернет в мою сторону. Мне такого рассказать надо...

               ‒ Я тебе другой еды принесу, ‒ поспешил успокоить друга кот. ‒ Не пропадешь.

               ‒ А я в будущем был!

               Кот ухмыльнулся.

               ‒ Чумазый, где ты хочешь, чтобы тебя похоронили? До весны хотя бы дотяни, не долбить же мерзлую землю, чтобы тебя зарыть.

               ‒ Да где зароете, хоть в снегу! ‒ отмахнулся тот черной лапой и бросил в огонь последний кусок резины. Дым с новой силой закрутил под сводами пещерки и потянулся к выходу. ‒ Так я точно в будущем был. Ой, там интересно так!

               Пус достал из енотовой кладовки смятый мешок и расстелил его на полу, чтобы не садиться на холодный камень.

               ‒ Ну и что же там? Кабанов живой еще?

               ‒ Да я не в таком будущем был, а в далеком будущем. Ну, сто лет вперед, короче.

               ‒ Надо же. Я не доживу, что мне до того будущего.

               ‒ Никто не доживет! – почему-то радостно сказал Чумазый.

               ‒ Ты мне уже это два раза рассказывал. Надоело.

               ‒ Разве рассказывал? Когда же?..

               ‒ Говорил, что новое что-то узнаешь. Узнал?

               Енот смущенно скривил губы.

               ‒ Да много чего узнал, только скучно это.

               ‒ Ничего нового, как говорится.

               Чумазый глянул на Пуса, по-дружески хихикнул и развел лапы в стороны, показывая что-то большое:

               ‒ Вот такую книгу читал. «Анатомия восприятия» называется.

               ‒ Не интригует.

               ‒ Да ты погоди. Там написано, что все мы по-разному воспринимаем мир. Представляешь?

               ‒ А чего тут представлять. Ты ‒ как енот. Я ‒ как кот.

               Енот поспешно указал на выход из пещеры и спросил:

               ‒ Это какой цвет?

               ‒ Снег-то? Белый.

               ‒ А вот и нет! Он белый только потому, что ты его таким видишь. А я его вижу так, как ты видишь синий. Понял?

               ‒ А оно мне надо? ‒ Пус решил поиздеваться над другом.

               ‒ Это всем надо! ‒ енот расплылся в улыбке. ‒ Но ты не сердись, если не понимаешь. Это не все понимают. Вот просто ты видишь снег белым, а откуда ты знаешь, что он белый? Ты думаешь, что он белый потому, что тебе так сказали. Показали на снег и сказали «он белый». И ты думаешь, что это так. А это не так. Вернее, он белый, но для тебя белый. А для меня он такой, как для тебя синий. Понимаешь? Потому что мне показали на синий снег и сказали «вот он белый». И я всегда думаю, что синий снег называется белым. А для меня он синий.

               ‒ Масштабно мыслишь...

               ‒ Высшее образование все-таки!

               ‒ Но добыть себе еду не можешь.

               Енот вздохнул и кинул в костер камешек. Резина почти прогорела, но запах от нее стоял еще сильный.

               ‒ Знаешь, Пус, я всегда сомневался в том, что правильно поступил в жизни, когда пошел учиться на инженера по системам деградации мелиорационных систем полей на три тысячи выше уровня предельной точки давления постоянного проверочного показателя. И жизнь меня всегда била по нервам. Помнишь, как меня посадили за хранение запрещенных книг? Или как лапы повозкой перебило? В общем, меня постоянно мучили сомнения, часто думал, что не выжить мне никак. Но вот в чем я не сомневаюсь – так это в том, что ты меня не бросишь тут умирать.

               ‒ Да куда ж тебя денешь, крыса ты пещерная.

               ‒ А я тебе еще расскажу кое-чего. Знаешь, что такое время?

               ‒ Да. 10 часов. Или 5 часов. Это ‒ время.

               Енот, гордо подняв подбородок, изрек:

               ‒ Нет, Пус, время ‒ это то, что отдаляет тебя от рождения и приближает к смерти.

               Мидун скривился, как он обычно делал, когда не понимал о чем идет речь, или не хотел задумываться об этом.

               ‒ Время растягивает тебя по шкале лет, но сжимает тебя, когда дело доходит до радости. Время смеется над тобой, когда ты сам уже смеяться не способен, и потом обманывает тебя, заставляя думать, что вместе с тобой оно остановится. А ты потом смотришь, а оно не останавливается.  И не замечает никто того, что остановился ты. И не знаешь, и не думаешь, что там, за окном время шевелит весь мир, которому плевать на тебя.

               Мидун засобирался к выходу.

               ‒ Чумазый, ты когда пьяный такую ерунду начинаешь нести...

               ‒ Я не употреблял! ‒ перебил кота друг.

               ‒ … но когда трезвый, то тебя понять вообще невозможно, ‒ закончил тот свою мысль.

               Чумазый ничего не ответил, только помолчал пару минут и подался в свою кладовую, откуда вынес что-то круглое, обмотанное старым тряпьем.

               ‒ С Днем Рождения тебя, Пус.

               Кот навострил уши.

               ‒ С чем?

               ‒ С днем Рождения, говорю. Это тебе вот, подарок.

               Кот оторопел и принял из лап енота сверток.

               ‒ А почему ты решил, что у меня сегодня День Рождения?

               ‒ А когда он у тебя?

               Пус замялся. Он на самом деле не знал, когда у него День Рождения.

               ‒ Так почему бы и не сегодня? ‒ енот уставился на него своей прокопченной мордой.

               Мидун развернул тряпье и увидел простой круглый камешек, которых вокруг валялись тысячи.

               ‒ Ааа... Камень... Надо же, а я как раз хотел себе такой!

               ‒ Да, Пус?! А я знал! Ну, можешь не благодарить, это от всего сердца, от всего моего предынфарктного сердца!

               Кот спрятал подарок в карман жилетки и пробурчал:

               ‒ Спасибо, друг мой дорогой. Жди ночью в гости, зайду.

               Вскоре кот шагал мимо зигзагообразных желтых полос на снегу и размышлял, куда ему следует податься дальше. Совсем недалеко жил одинокий старый лев, потерявший свою гриву, хвост и нижнюю челюсть, работая машинистом в местной котельной. Ему однажды приспичило по нужде во время смены и он быстренько сбегал к деревьям. А когда вернулся на пост, то увидел что забыл открутить вентиль сброса давления пара, после чего котельную рвануло так, что льва нашли в сотне метров от того места. С тех пор в поселке не стало отопления, и приходилось топить дровами да навозом. В полусотне шагов дальше от его дома ютилась в маленькой хибарке выдра, которая промышляла тем, что продавала свое ухоженное лоснящееся тело любителям экстравагантных развлечений. Но тут кот самодовольно отметил, что такого развлечения, какое есть у него, нет больше ни у кого.

               Пока кот предавался мыслям, лапы сами вынесли его к поселку. Стояло морозное утро. Солнце еще не успело подняться высоко и обрезать тени. Над несколькими домами висел дымок, подгоняемый ленивым ветром. А жителей нигде не было ‒ в такое время лучше сидеть дома и не выпускать нагулянное за ночь тепло.           Коту дышалось легко, грудь сама расширялась, затягивая сладковатый и будто липкий морозный воздух, но в гостях у друга он основательно продрог, сидя на холодном камне. Пус вскоре захотел забраться в тепло, отогреть лапы. Недолго думая, он толкнул первую попавшуюся калитку и ввалился во двор. Кот не тратил времени на разглядывание мелких хозяйственных сооружений, разбросанных на придомовой территории. Впереди в глубоком снегу виднелся домик, к которому даже дорожка не была прочищена. Втягивая носом воздух, кот определил наличие в доме кое-какой еды, которую недавно поставили на плиту. Пахло болотной колбасой, а это редкий деликатес. Мало кто достает ее из кладовых, не имея особого повода. А наличие особого повода почти всегда означает наличие гостей в доме. Впрочем, кота это не пугало. Стараясь не шуметь лишний раз, кот плавно, но быстро, прошел через двор к темным окнам домика и притаился под одним из них. Уши подсказали коту, что в доме только один хозяин, но может, кто-то спит в другой комнате. В чужих шагах, которые он слышал, читалась старческая шаркающая неравномерность ходьбы, и Мидун вспомнил, чей это дом.

               Тут жил старый Шакал, давно растерявший зубы и когти в неравных боях с беззащитными слоями населения. Шакал Петрович был известен в своей молодости лихими разъездами на мотоциклах со своими дружками. Частенько они собирались вместе и вдруг срывались в соседние края пить, шуметь и бить морды всем, кто попадется под лапы. А иногда и не утруждали себя выездами, а начинали гулять прямо в своем поселке, ломая сдуру заборы, столбы и зубы. Несколько раз доходило до ножей, и горячие головы начинали выяснять отношения. Беды натворили они много, но родственные связи с волком Кабановым и его покойным отцом всегда помогали Петровичу уйти от ответственности, и через время снова начать буйную деятельность. Но в последнее время он сильно сдал и отошел от дел. Бывшие друзья, которые остались в живых, забыли его на следующий же день и перестали оказывать какую-либо помощь. Расстроенная печень больше не разрешала гулять, как раньше. Сломанные в боях суставы теперь отдавали тянущей болью при любой попытке их согнуть. Клыки сгнили и местами выкрошились, шерсть поредела и свалялась, не зная ухода. Стоило коту лишь мельком заглянуть в дом через окно, как он увидел это увядающее существо, которое пыталось доползти до кипевшего на углях чайника, еле-еле переставляя лапы.

               В один прыжок, преодолев расстояние к порогу, Пус Мидун постучал в дверь. Ждать пришлось несколько минут, пока Шакал добрел до двери. Едва послышался звук снятого дверного крючка, как Мидун рванул на себя дверь и еле успел поймать вылетевшего за ней хозяина. Старик потерял равновесие и повис на кошачьей лапе, растерянно шамкая и поглядывая по сторонам. Без особых церемоний кот втолкнул Шакала обратно в дом и захлопнул за собой входную дверь.

               Деловитым шагом он быстренько пробежался по дому и оценил, чем богат хозяин. В комнате нашлось пару свертков с сухарями, несколько просроченных консервов из мяса осьминога и пригоршня растаявших сосательных конфеток на газетке на подоконнике. На кухне шипел и плевался кипятком чайник, рядом с ним стоял казанок, обмазанный засохшей кашей. А рядом с ним на третьей конфорке остывала сковорода с разогретой на ней болотной колбасой. Скудная кухонная обстановка довершалась надломленным грязным столом на трех ножках, который был прислонен для устойчивости к стене. На столе стояла большая алюминиевая кружка без ручки, которая позвякивала при каждом шаге топавшего кота.

               Шакал поднял голову и выцветшими глазами, когда-то светло-коричневого цвета, уставился на наглого гостя.

               ‒ Чего тебя принесло, сволочь? ‒ скривившись, прошипел хозяин.

               ‒ В гости зашел. Ты не рад?

               ‒ Шел бы ты мимо, ‒ слабым голосом ответил Шакал.

               Мидун саркастически улыбнулся.

               ‒ Ты совсем дикий стал, Шакал Петрович. С гостями не вежлив. Лежать! ‒ кот толчком лапы швырнул обратно пытавшегося подняться шакала.

               ‒ Да ты страх потерял, гроза свалки! Я знаешь, что с тобой сделаю, наркоман ты паршивый? ­‒ Петрович нарочито придал своему голосу оттенок наглости, пытаясь говорить с ухмылкой. Но то, что у старика получилось, выглядело жалко и ни капельки не устрашало. Шакал хрипел и давился слюной, и кот не обратил на его угрозы особого внимания. Вместо этого он обмотал край жилетки вокруг лапы и снял с плиты раскаленный чайник.

               ‒ Сделай что-нибудь! ‒ сказал Пус и плеснул кипятком на спину Шакала.

               Едва ли с улицы кто-то расслышал утонувший в хрипоте визг когда-то первого хулигана всего поселка. Через несколько минут Шакал перестал орать, не имея больше сил на крики. Его спина превратилась в один большой вздувшийся красный волдырь, куда кот вскоре поставил горячую сковороду, сняв с нее колбасу. Раздалось тихое шипение, но вместо того, чтобы снова заорать, Шакал дернулся и потерял сознание.

               Вскоре он пришел в себя и обнаружил, что лежит на столе в комнате, его голова свесилась вниз, и под ней стояло ведерко. Рядом прохаживался кот и о чем-то галдел себе под нос. Шакал слегка подвигал конечностями, чтобы понять привязаны они или нет. Едва завидев движение, кот мигом оказался возле шакала и потуже затянул ремень, которым тот был прихвачен через талию к столу.

               ‒ Удобно тебе? ‒ участливо спросил Пус Мидун.

               ‒ Чего ты от меня хочешь?.. ‒ гримаса боли перекосила морду шакала.

               ‒ Да много не возьму, не переживай. Убью, да и только. И колбасу заберу. И консервы другу отнесу.

               ‒ Зачем это?.. ‒ выдохнул тот.

               ‒ Ну как, друг ведь голодный! ‒ Пус пошел снимать вновь закипевший чайник. ‒ Я сейчас, не уходи никуда.

               ‒ Вот падаль дрянная... ‒ бормотал привязанный зверь. ‒ Да ты хоть понимаешь, что Кабанов с тобой сделает?..

               ‒ Ну как тебе сказать! ‒ голос кота звучал довольно, он вернулся с горячим чайником в лапе. ‒ Он ничего не сделает, но я понимаю, что я сделаю с тобой, и это мне очень приятно!

               ‒ Да кто ты вообще такой?!

               ‒ Я твой гость. Правда, необычный, но очень дорогой. Да?

               Шакал только злобно покосился на кота, но промолчал.

               ‒ А я думал, ты обрадуешься мне! Не расстраивай меня, радуйся. Потому что тебе суждено стать частью великого действа, понимаешь? ‒ кот поставил чайник на пол. ‒ Потом все будут говорить о тебе, и обсуждать, но уже не так, как раньше! Ты должен бы меня благодарить!

               ‒ Угу... Спасибо, на хрен...

               ‒ Да ты не расстраивайся, у тебя билет в первом ряду на это зрелище. И знаешь, что? Я тебе расскажу. Ты представляешь, как это хорошо? Как это воодушевляет? Как придает сил? Не знаешь ты, брат. Хотя, ты тоже такое делал, но только забавы ради. А я ради высшей цели. Понимаешь? В этом есть глубокий философский смысл. Какой? Очень простой. Я всемогущий. Хотя и заключен в это тело. Но вот, благодаря тебе и таким как ты, я становлюсь самим собой. Понял?

               Шакал лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал.

               ‒ Ну, раз понял, значит, продолжим.

               Шакал ощутил струю вара на своем животе и снова хрипло заорал, выплевывая легкие и булькая горлом.

               ‒ Больно же... Не надо!..

               ‒ Не надо? ‒ кот приблизил свою морду к морде своей жертвы. ‒ А знаешь, что мне когда-то енот Чумазый рассказывал? Как ты однажды пришел к нему домой и зарезал его отца. На глазах у детей. А твои товарищи его мать изнасиловали и порезали. Так он знаешь, что? С тех пор того... Головой-то тронулся. А так хороший зверь был.

               ‒ Это не я был! Стой, хватит!

               ‒ Да не ты, конечно не ты. А его мать тебе орала ‒ не надо, пожалуйста, нет! Ты остановился?

               ‒ Да пошел ты, сука!

               Кот снял с чайника крышку и все, что в нем оставалось, плеснул в морду шакала. Тот закрутился под ремнем, пытаясь вырваться, но силы уже почти полностью покинули старое тело. Морда шакала вздулась, веки набухли и не открывались. Потрескавшиеся обваренные губы зашевелились, но голос его звучал тихо, так что коту пришлось прислушаться.

               ‒ Ты такой, как я... ‒ прошептал хозяин.

               Пус хмыкнул и достал нож.

               ‒ Нет, Шакал. Ты не прав. Я хуже.

               Острый нож воткнулся между шеей и плечом шакала, разрывая ссохшуюся плоть. Через несколько минут ковыряния кот сумел разорвать вену и подставил под льющуюся кровь ведерко.

               ‒ Так-то, зверюга, ‒ довольный Пус отошел подальше и осмотрел свое творение. ‒ Так-то!

               Через минуту в его лапах оказалась тяжелая жердь, которую он нашел в коридорчике. Похоже, когда-то Шакал брал ее на свои бандитские вылазки, она была старой, с давно засохшими и затертыми сколами. Жердь взлетела над головой кота, а потом с большой силой рухнула на коленный сустав Шакала. Хруст засвидетельствовал точный удар, и раздробленное колено превратилось в кровавую массу.

               Настроение кота начало стремительно улучшаться. Он ходил из стороны в стороны в сторону, нанося поочередно удары по суставам, костям, ребрам. Через десять минут, насытившись страданиями жертвы, кот опустил жердь и толкнул Шакала. Никаких признаков жизни тот уже не подавал. Тогда кот схватил ведерко с кровью, наспех сгреб провизию в импровизированный узел, сооруженный из куска какой-то ткани, и вышел на улицу. Вокруг дома белел отвратительно чистый снег, разрушая его тонкое настроение своей безупречностью. Кот бросил узел наземь и принялся носиться по придомовой территории, набирая в рот кровь шакала и разбрызгивая ее вокруг себя. Через время весь снег во дворе окрасился в зловещий алый цвет, радуя звериный глаз. Наконец-то все идеально, решил кот.

               Пус Мидун стоял и смотрел на результат своих трудов. Уронив пустое ведерко, кот утер краем жилетки кровь с морды и довольно цыкнул.

               ‒ В пустыне пошел дождь!.. ‒ заорал он, что было мочи.

               Спустя мгновение Мидун уже мчался обратно к пещере енота, гремя консервами в узелке.