День космонавтики. Несколько слов от автора

Каждый год накануне 12 апреля я испытываю такой прилив энергии, что мне кажется — нет преград, которые невозможно преодолеть. И началось это именно 12 апреля 1961 года, утром того солнечного, теплого и вроде бы обычного весеннего дня, когда многие жители огромной страны под названием СССР наверняка ощутили приближение чего-то великого и значимого, хотя посвящены в готовящееся чудо были немногие.

А после полудня из всех радиоточек и пока еще немногих телевизоров с названием КВН полилась, как песня, информация о первом полете советского человека в космос! Это был Юрий Гагарин.

Во всех городах и весях была неописуемая радость великой победы. Это не я придумал — все старшие говорили, что подобные чувства они испытывали лишь в День Победы 9 мая 1945 года. Теперь мы победили в космосе. Уже потом, многократно просматривая телевизионные и кинокадры, каждый замечал, насколько неподдельной была народная радость. Такое невозможно срежиссировать!

Это состояние сохранилось в моей памяти, и каждый год, обогащенная новой информацией, дополненная новыми знаниями, память возвращает меня к тому знаменательному дню, несмотря на экономические и политические изменения, происходящие в уже не такой огромной стране, но тоже с гордым названием — Россия.

А тогда, в 1961-м, пацаном, жизненная дорога которого, казалось, уже была предопределена самим рождением в шахтерском краю, я и подумать не мог, что через 15 лет ступлю на святую землю Звездного городка, где готовились первые поколения космонавтов, а впоследствии — как и у нас, шахтеров, — появились свои династии.

Работая в Центре подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина, я никогда не жалел о выбранном мною пути контрразведчика, однако все чаще, получая новую информацию о роли моих здешних сослуживцев в становлении и развитии космической отрасли, спрашивал себя: «А что значимое сделал я?» Но главным был все же вопрос не о заслугах, а о том, не навредил ли я где-либо, пусть даже неумышленно? Ведь я знал, что в конце 1930-х ретивые коллеги избивали на допросах будущего ракетного гения Сергея Павловича Королева, даже сломали ему сапогом челюсть...

Ну что сказать по этому поводу? И при чем здесь я? Излишняя совестливость? Но ведь все сокрытое зло когда-либо всплывает и бьет по твоим же коллегам, если виновники не дожили до праведного суда!

Ярослав Голованов, знаток истории космонавтики, в своей книге «Королев» рассказал о таких горе-чекистах. Мало того, он докопался и нашел одного из них. Несчастный доживал свой век, скатываясь в маразм, и ругал «родное ведомство» за малую пенсию. Конечно, он не помнил тот эпизод с Королевым — быть может, потому что таких «геройств» на его совести было немало либо ему стыдно было в этом признаться: кто он и кто Королев — уже не было вопросом...

Каждый год, вновь прокручивая минувшие события, я с удовлетворением отмечаю, что нет за мной грехов и не осрамил я честь опера военной контрразведки. С этими чувствами я смело иду в Дом космонавтов, где меня ожидают радостные и искренние встречи с друзьями и товарищами из авиакосмической отрасли. Для всех нас 12 апреля — профессиональный праздник, и нам есть что вспомнить и о чем помечтать, особенно сейчас, когда Россия празднует 50-ю годовщину полета человека, открывшего дорогу в космос.

Когда я с друзьями-космонавтами бываю в командировках, либо просто оказываюсь в различных компаниях, где интересуются вопросами космонавтики и ее историей, ко мне часто обращаются с вопросом: «А сколько раз вы летали в космос?» Ведь сейчас, когда космонавтика стала почти обычной работой, многие даже не знают космонавтов в лицо. И я с серьезным видом говорю, что у меня три полета. Когда же начинают уточнять, я, естественно, сразу «колюсь» и, смеясь, отвечаю: «Первый полет в мечтах, второй — во сне и третий — мою фотографию с женой друзья брали в космос и еще на станции «Мир» поставили на фото именные печати станции. Так что хоть и таким образом, но я там был!»

А если честно, то в космос мне очень хотелось, и хотя я понимал, что это нереально, все же старался по мере возможности осваивать космическую науку. Знания техники были необходимы еще и для того, чтобы с космонавтами и специалистами разговаривать на понятном им языке и не задавать наивных вопросов. Моими учителями в этой науке были Юрий Назаров, Евгений Дятлов, Виктор Суворов и другие. О таких, как они, обычно говорят: « Это специалисты суперкласса и инструктора от Бога». При малейшей возможности я садился на тренажеры и изучал все методом «полного погружения». В конце службы я посчитал, что только в командировках на Байконуре, на знаменитой 17-й площадке, где проходили предстартовая подготовка и послеполетная реабилитация космонавтов, я провел более трех с половиной лет. За 22-летний период работы в ЦПК я прошел все этапы медобследований, психологической подготовки и выживания в различных климатических средах.

Покрутился на центрифугах ЦФ-7 и ЦФ-18, полетал на «невесомость». В общем, «белых пятен» для меня не было.

И вот однажды на Байконуре, наблюдая, как готовятся ракета и корабль, мелькнула шальная мысль: «А что если перед стартом проникнуть в бытовой отсек, спрятаться там и уже после старта вдруг объявиться? Конечно, для всех шок, а для тебя дальняя дорога, но зато станешь космонавтом — пусть и без скафандра. Победителей же, как известно, не судят...» И тут я понял: «Ну вот, если такие бредни пришли в мою голову, то почему они не могут посетить других?!» Недолго думая, я поделился этими соображениями со своим предшественником Н. И. Чекиным, который в то время уже работал в НПО «Энергия» и был ответственным за безопасность в период предстартовой подготовки всего комплекса. Как человек весьма опытный, он быстро прокрутил возможные варианты, усомнился в вероятности подобных замыслов, но тем не менее отдал распоряжение об усилении контроля на всех этапах перед стартом... А потом, когда мы уже забыли об этом «маловероятном» варианте, им решил воспользоваться один из инженеров, принимавших участие в подготовке космического корабля к полету. Меры, предпринятые Чекиным, сработали, а мне было приятно, что и я оказался причастен к выявлению «космического зайца».

...По понятным причинам я пока не могу много рассказывать о своей службе в Звездном — как говорится, «время еще не пришло». Мои серьезные архивы и раритетные документы еще ждут своего часа. Зато я могу поведать о своей жизни в этом уникальном военном городке, о людях, с которыми свела меня судьба, ну и немного о себе.

Кстати, однажды во сне пришла мысль, что в воспоминаниях нужно писать только о хорошем. Ну а если критиковать, то лишь чуть-чуть и с юмором. А вот о людях и живущих, и даже недавно ушедших в мир иной — вообще только хорошее. Если они были разноплановыми и противоречивыми натурами, то все негативное и вредное — «двойникам». Их и назвать можно иначе, чем героев. Такое же пожелание высказал один из моих старых знакомых — герой-космонавт, который узнал, что меня побуждают писать мемуары. Он подошел ко мне и тихо сказал: «Дружище, обо мне, пожалуйста, только спустя много лет после моей смерти. А за это я тебе перед тем, как покинуть этот мир, обязательно подарю наброски о своих шальных похождениях. Только ты уж как-то фамилии хоть немного измени. Умный — догадается, а дураку все равно, как тебя звали».

Он словно предчувствовал свою кончину и однажды появился с записками, запечатанными в конверт. Попросив вскрыть после своей смерти, герой распил со мной бутылочку и понаблюдал, как я убрал его «творчество» в глубину своих архивов. И надо же такому случиться, что вскоре после того, как его не стало, он приснился мне и попросил пока не спешить с его жизнеописанием... В его судьбе было много таинственного и мистического. Он знал очень многих и общался с неординарными людьми — от колдунов, гадалок, йогов, врачевателей и экстрасенсов до серьезных инженеров и ученых, занятых разгадками таинственных явлений и фактов...

Я очень надеюсь, что в этих заметках никого не обидел и, главное, ничью память не очернил. Вот, пожалуй, и все, что я хочу сказать в предисловии. А начну свой рассказ, конечно же, с самого начала — с истории Звездного городка.

Городок наш ничего... Земные проблемы Первого отряда

Уже много раз и сами космонавты Первого отряда — знаменитая «двадцатка», — и ученые, и медики рассказывали о том, как подбирали кандидатов, как их обследовали, где они жили на разных этапах отбора.

После первых удачных запусков ракеты Р-7 С. П. Королев уже мысленно уносился в то время, когда он пошлет в космос человека. Затем были первый спутник, собачки Белка и Стрелка, и Королев решил, что время пришло. В январе 1959-го были быстро подготовлены соответствующие постановления ЦК КПСС и Совмина, военные получили необходимые команды, и в ВВС стали отбирать самых-самых. Естественно, ни одно мероприятие в то время не обходилось без активного участия КГБ СССР. Поэтому вот как начинают свой рассказ многие первые: «Мне приказали прибыть в штаб полка, и, когда я зашел, в кабинете находились командир части, особист и врач...» Ну и далее тоже почти у всех одинаково: «Если вы согласны, мы предлагаем вашу кандидатуру для медицинских обследований и последующего возможного участия в испытаниях новой техники...»

В Москву они прибывали в разные сроки, но часть из них, приехав, некоторое время жила в одном из домов на Ленинском проспекте, где было выделено несколько квартир по линии Академии наук. Сейчас на площади его имени стоит стилизованный монумент Юрия Гагарина. Я могу немного ошибиться, но правой рукой он как раз показывает на те самые квартиры, где первоначально были размещены некоторые из первых. Вряд ли это задумка скульптора — скорее, чистейшее совпадение.

Затем кандидатов собрали в районе стадиона «Динамо», в здании барачного типа, где молодые ребята проживали и проходили медотбор в Институте авиационной медицины. Там же окончательно был сделан выбор двадцати человек, которых поэтапно расселяли в пятиэтажках жилого городка Чкаловский. Этот гарнизон был славен тем, что в основном его жителями были пилоты Дивизии особого назначения и летчики-испытатели, а также члены их семей. Сейчас на домах, где жили Юрий Гагарин и его товарищи, висят мемориальные доски.

После первого полета, когда стало понятно, что пилотируемой космонавтике быть, принимались решения о месте жительства космонавтов и вариантах размещения обслуживающего персонала — инженеров, техников, медиков и других специалистов.

Как утверждают различные источники, были споры на тему, каким должно быть жилье для космонавтов. Одни предлагали строить коттеджный поселок (вот сейчас бы они были правы!), другие — современные высотные дома. Окончательную точку в споре поставил Юрий Гагарин, который вырос в деревенском родительском доме, и ему, вероятно, хотелось более современного жилья. Он якобы твердо заявил: «Надо строить высотки!» «А то еще начнут кур разводить!» — добавили острословы. В результате остановились на варианте многоквартирных домов.

Городок — как место жительства специалистов — возник в 1961 году и назывался тогда Зеленым городком. Он расположился в 35 километрах от Москвы и со всех сторон граничил с землями Щелковского района. Его площадь составляла 320 гектаров.

Сначала специалисты неохотно заселялись в пятиэтажки-«хрущевки», одиноко стоящие в лесу. Добраться сюда можно было только от Чкаловской платформы на редкой попутке или автобусе. Народ предпочитал городок Чкаловский, который был более обустроен. Однако когда началось строительство домов улучшенной планировки для специалистов, настроение изменилось. Быстро выросли два красивых дома № 2 и № 4, соединенные «вставкой», где с комфортом поселились космонавты Первого и Второго отрядов. Рядом был построен красивый современный девятиэтажный дом № 5, в который устремились специалисты. Радости не было предела! Просторные квартиры, растущий Дом космонавтов, в обычных военных городках называемый Домом офицеров...

В недрах Минобороны родился первичный Генплан городка № 1, который начался с двух модных в то время пятиэтажек. Для отряда космонавтов заложили два 11-этажных дома с просторными квартирами современной на то время планировки. И место подготовки, и место проживания были рядом — благо пустующая территория позволяла строить с размахом.

Кадры черно-белой кинохроники показывают, как строились Центр и городок рядом с ним. Это были служебные и жилые здания, которые по новизне и внешнему виду выгодно отличались от сереньких и старых зданий ближайших военных городков и гражданских районов.

Но все же принципы возведения городка оставались неизменными: всё строили военные с непременным участием гражданских во время организованных коммунистических субботников. Пафосно звучат слова диктора о знаменитой, но почти секретной стройке: «У Звездного городка никогда не было нянек, все пробивали сами, проявляя инициативу и настойчивость в достижении цели. И никогда не чурались ручного труда на общественное благо».

Таким образом, при активнейшей поддержке горожан строились Дом космонавтов и школа, обустраивались Аллея космонавтов, озера и «заповедник»... Кстати, обнесенная забором территория гарнизона никогда не была абсолютно закрытой для иногородних. Наоборот, в Звездный приезжали со всех городов и весей Советского Союза и из-за рубежа, и все дивились зеленому окружению из елей, каштанов, лип и кленов, клумбам роз и других цветов. Городок называли «уголком коммунизма» еще и из-за того, что в его магазинах царило изобилие товаров и продуктов. Да, это было! Так что многие рвались на экскурсию не только затем, чтобы узнать побольше о передовой космической технике и подготовке космонавтов, но и побывать в магазинах Звездного и хорошо отовариться. Как замечали люди: «Не так важно, что космонавты кушают в невесомости, хотя и интересно. Важнее, чем они питаются на земле и чем у них в магазинах можно поживиться». И Военторг Звездного работал на славу, не обижая окружающих и приезжающих...

Правда, для космонавтов и сотрудников был еще и стол заказов, иначе они, приходя с работы, заставали бы пустые полки магазинов. Этот факт свидетельствует, что звездноградцы всегда были гостеприимны и хоть режимны, но «не ели под одеялом», понимая, что вокруг служат и работают такие же военные.

Ну, и порядок в городке был особый, что в первую очередь зависело от командиров. Грозой любого вида разгильдяйства был Георгий Тимофеевич Береговой. Каждое утро дозором обходил все владения Владимир Александрович Шаталов. Всячески старался украсить Звездный Алексей Архипович Леонов — это и чистота озер, и лебеди, и роднички, и «заповедник». Строительство было ответственностью Андриана Григорьевича Николаева, который рачительно хозяйствовал, но излишне скромничал при выборе проектов новостроек. При возможности построить дома улучшенной комфортности, он выбирал более экономичные варианты — и теперь это нам аукнулось...

Однако постепенно интерес Министерства обороны к Вездному городку и Центру угасал. Мы ведь никогда не были профильной единицей для военных и родных ВВС. Постепенно военные чиновники стали появляться у нас только тогда, когда можно было приобщиться к славе очередных космических побед. В будни же у каждого военачальника была масса своих проблем, и нас частенько обделяли. Как говаривал Береговой, « нас не только не приглашают на тортик, но частенько и первого со вторым забывают дать».

Изначально хорошим стимулом и возможностью решить серьезные вопросы были приезды в Звездный первых лиц страны либо важных начальников, сопровождавших высокие иностранные делегации. Но потом, постепенно, и их визиты стали редки и малорезультативны для городка. Космонавтика уже переставала быть предметом гордости — в стране, как оказалось, хватало других проблем.

Однажды приехал в гости Председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Викторович Подгорный. Все осмотрел, похвалил и, стоя у памятника Гагарину, обратил внимание на наши первые две пятиэтажки. Он сказал, что эти дома как-то не смотрятся в городке... На минуту задумался и взмахом руки решил: «Завтра я отдам распоряжение — а вы их сносите и стройте красивые современные дома!» Не успели горожане переварить радостную весть, как назавтра Николая Викторовича уже подвинули с властного Олимпа, и, естественно, никаких распоряжений мы не дождались.

Примечателен пример, связанный с приездом Михаила Сергеевича Горбачева вместе с президентом Франции Жоржем Помпиду. Весь Центр подготовки космонавтов с нетерпением ожидал этого визита. В частности, составили бумагу, в которой описали все наши насущные потребности и проблемы, и хотели было поднести ее с поклоном. Однако звезды астрологические были, видимо, не так расположены, да и в настроении Михаила Сергеевичане было явного интереса «углубить» тему космоса. Владимир Александрович Шаталов, находясь рядом с Генеральным секретарем, держал папку в руках и ждал удобного случая, чтобы заговорить о наболевшем. Я также был в ближайшем окружении и неожиданно стал свидетелем интересного эпизода, который отбил у всех желание обращаться к Горбачеву с какими-либо вопросами.

Вся делегация двигалась от гидролаборатории к центрифуге ЦФ-18. Стояла прекрасная солнечная погода. Кругом все чистенько. Травка пострижена, цветочки радуют. Довольный Горбачев, осматривая всю эту красоту, вдруг произнес: «В хорошем месте живете, товарищи, и это надо учитывать!» Тут же один из высокопоставленных острословов из окружения генсека сказал как бы в рифму: «В смысле не им платить, а с них высчитывать?» Все посмеялись вместе с Горбачевым, а он пустился в пространные рассуждения о том, что у нас в стране вот так хорошо живут лишь немногие. Ну и, естественно, этим заявлением отрубил какое-либо желание говорить о проблемах и потребностях Центра и городка... Стало ясно — не поймет!

С тех пор, как говорят в народе: «И пошло, и поехало», но не в лучшем смысле. Чем дальше шагали по стране перестройка с гласностью, тем больше у нас в Звездном появлялось недостроек с неясностью.

Если раньше мы иногда слышали о том, что космонавты — кстати, так иногда называли всех живущих в Звездном городке — жируют: у них и столы заказов, и привилегии, и забор вокруг городка и т. д. и т. п., то в горбачевское время об этом стали говорить чуть ли не ежедневно. В СМИ появились статьи о необходимости все и вся уравнивать. Многих руководителей попросили на пенсию, новые пали духом, встретившись с неопределенностью. Сначала у нас заморозили строительство здания под программу «Буран», затем остановили на нулевом цикле строительство перспективного здания музея, куда уже вложили в ценах 1988 года более 900 тысяч рублей. Затем прекратилось строительство нового Детского сада...

А в итоге все объекты с 1989 года продолжают разрушаться и смотрятся как гнилые зубы на пока еще не совсем постаревшем лице Звездного. Призывы «открыться» из режимного объекта в обычный поселок даже морально ослабили былой контроль. В результате сначала пошла «разруха в умах», а затем и в городке. Какие-то подлецы убили и поджарили для пьяного пикника лебедей. Были истреблены олени и косули. Исчезли утки, отравили рыбу в озерах. Перестройщики добились своего — у нас в Звездном стало как у всех и везде. Так что из этого хаоса мы до сих пор пытаемся выбраться, вернуть былое величие и стать примером для ближайших поселков и городских районов — как это было в прежние времена.

Первые шаги уже сделаны. Благодаря разумным решениям руководства страны Звездный городок стал ЗАТО — закрытым административно-территориальным образованием с правами городского округа. И теперь дело самих горожан привести наш любимый, уютный городок в комфортное, образцовое место жительства современных людей, занятых таким перспективным делом, как подготовка космонавтов.

Помнится, один политический деятель как-то пошутил, рассуждая о роли молодежи и ее месте в жизни: «Будущее принадлежит молодежи — настоящее никогда!»

Мы считаем по-другому. Если за ними будущее, то сейчас надо научить молодых брать инициативу в свои руки и грамотно действовать. Есть надежда, что именно молодое поколение Звездного городка сможет решить задачу его возрождения.

«Звездная» история

Примерно с начала 1966 года обитатели городка упорно стали называть его Звездным, а 25 сентября 1968-го это название было официально закреплено. Ну а далее городок, строившийся на подъеме, в период все новых и новых побед в космосе, стал своеобразным «уголком коммунизма». Всё здесь было автономно, как на подводной лодке. Выросли своя спецшкола-десятилетка с уклоном в английский язык со 2-го класса, прекрасный детский садик с бассейном, спортгородок, магазины. Свой Военторг с прекрасным обеспечением, столы заказов для космонавтов и специалистов были пределом мечтаний. И все это — в благоприятной окружающей среде. Лес, луга, озера, родниковая вода. Рай, да и только! Страна всячески старалась обогреть покорителей космоса, любимцев народа и партии. Ведь в те времена, кроме как победами космонавтов, похвалиться на весь мир нам было в общем-то нечем. Вот и лелеяли их самих и городок в целом.

Надо отметить, что и космонавты, особенно Первого отряда, и жители городка старались всячески обустроить место своего обитания. Облагородили озера, запустили туда рыбу, поселили лебедей. Появился свой «живой уголок» с оленями, утками, косулями, который стали называть «заповедником». В лесу красовались деревянные избушки для организованного отдыха. Зимой космонавты заливали каток и играли в хоккей, летом — в футбол, волейбол, большой теннис. Заводилой был Гагарин, ему вторили Леонов, Попович, Терешкова. Активны были все, потому что были молоды, энергичны — да и обстановка тому способствовала.

Шефствовал над Звездным Центральный комитет комсомола. Все знаменитые актеры, певцы, музыканты и композиторы считали за честь выступить в Доме космонавтов и порадовать героев космоса и жителей городка новыми песнями...

Затем пошла черная полоса. Не стало Королева, погибли Юрий Гагарин с Серегиным, а также Павел Беляев при испытании нового корабля, разбился при спуске Комаров, погибли Добровольский, Волков, Пацаев. Эти события здорово остудили былой подъем. Пошли обычные трудные космические будни. Нет, профессия космонавта не стала менее героической. Просто народ привык к победам, фанфарам и высокопарным речам. Да и космонавтов стало так много, что не всех уже и запомнишь. Конечно, Юрия Гагарина да и весь первый десяток еще знали, а вот дальше... К сожалению, пришло время, когда в самом Звездном городке не каждый мог назвать фамилии членов экипажей кораблей и МКС — международной космической станции.

А между тем городок рос всё медленнее, дома не становились краше и комфортабельнее, а проблемы возникали такие же, как по всей стране. Смешно вспомнить, но одно время считалось излишеством строить Дома спорта, спортивные сооружения и т. п. Нам для Центра подготовки все-таки выделили деньги на строительство спортивного комплекса, но попросили назвать это сооружение не Дворцом спорта, а Корпусом статокинетических испытаний (КСКИ). Вот такие выверты и чудеса! Но главное, что здание все-таки стоит и функционирует, правда, постарело здорово. Рядом вырос закрытый теннисный корт на два поля. Он тоже строился «по-левому», а затем вообще сгорел по причине человеческого фактора. Но благодаря тому, что среди высокого начальства Минобороны были любители большого тенниса, нашлись средства на новый крытый корт.

Строительство жилья каждый раз пробивали с боем. Очередной дом давался с огромным трудом, а качество строительства все больше снижалось. Да и места для новостроек осваивали вне пределов городка, на территории прилегающего поселка Леониха. В общем, как ни печально, но получили и мы свои «трущобы», куда и гостей, в особенности иностранных, пригласить стыдно. Кругом запущенность, ухабы, мусор. Вот там и поселились молодые космонавты до лучших, надеемся, времен...

Сейчас на территории городка проживает около 6,7 тысячи человек. При этом и статистика не радует — на двух родившихся, приходится трое умерших. Городок стареет. Если молодежи до 18 лет — 1058 человек, то старше 60 лет — 2316 человек, а от 18 лет до 60 лет — 3126 человек.

Утром можно наблюдать такую картину: жители Звездного уезжают на работу и учебу в Москву и города области, а оттуда люди приезжают в Центр подготовки. И это при том, что в Звездном полно специалистов авиакосмического и медицинского профиля, которым нечего предложить ни в Центре, ни в городке!

Жилые здания серьезно обветшали. В большинстве из них не было капитального ремонта; все инженерные системы выработали предусмотренный ресурс. Практически нет парковок, стоянок, детских игровых площадок. Кстати, как нет до сих пор и Генерального плана развития городка.

Одними из приоритетных задач по-прежнему остаются капитальный ремонт школы и детского сада. Стоит проблема медицинского обеспечения, отсутствует дневной стационар. В ветхом здании располагаются музыкальная школа и художественная мастерская. Существующие спортивные сооружения не удовлетворяют надобностям и нормативным требованиям...

Дороги в Звездном такие же, как в основном по стране, а местами и хуже, да и транспортное обслуживание соответствующее.

Малое предпринимательство почти на нуле, торговля в рамках Военторга терпит крах и не выдерживает никакой критики: торговые помещения пустуют и пребывают в состоянии, не пригодном для эксплуатации. Говорить об инвесторах еще рано, хотя потенциальные кандидаты есть, и мы ведем работу с ними, надеясь привлечь в ближайшей перспективе к проекту строительства на долевой основе многоквартирного жилого дома, да и многого другого...

Работа у них такая. Апрель Юрия Гагарина

Многие гагаринские «летописцы» постарались на славу и сочинили немало разных красивостей, которые должны были, по их мнению, еще более влюбить читателей в первого космонавта. Хотели как лучше, но часто вызывали действие обратное, поскольку выражения были безвкусны, не говоря уже о том, что искажали историю, ибо все, связанное с гагаринским полетом в космос, именно ей теперь и принадлежит.

Ранее говорилось, что перед тем как подняться на лифте к вершине ракеты, Гагарин «сделал заявление для печати и радио». Заявления этого, которое многократно транслировалось по радио и было опубликовано во всех газетах, Гагарин тогда не делал. Все эти высокопарные и местами не совсем скромные слова Юрия заставили прочитать перед микрофоном еще в Москве, где их записали на пленку. Ведущий конструктор космического корабля «Восток», а в прошлом военный контрразведчик-смершевец Олег Ивановский рассказывал, что существовали варианты этого заявления, прочитанные дублером Гагарина Германом Титовым и дублером дублера Григорием Нелюбовым. А тогда на космодроме было не до заявлений.

Широко известные кинокадры, на которых запечатлен Королев, сидящий за круглым, покрытым скатертью столом у лампы с абажуром и переговаривающийся с Гагариным, документальны относительно. Это действительно Королев, и произносит он именно те слова, которые говорил Гагарину перед стартом. Но кадры эти сняты уже позже, а не 12 апреля. Королева в бункере в то утро никто, к сожалению, не снимал.

Гагарин крикнул «Поехали!» самопроизвольно и, ни о каком «историческом» восклицании он не задумывался — просто вырвалось. Волновался? Да, конечно! И очень! Но страха, в обывательском значении этого слова, не было. Он напрягся, весь подобрался — как лев, готовый к прыжку. Рев двигателей казался в корабле совсем не громким. Где-то внизу глухо рокотало, но он ясно слышал голос Королева в шлемофоне, и Королев, как он понял, слышал его, в то время как на наблюдательном пункте разговаривать в секунды старта было невозможно. Ракета задрожала, и в следующее мгновение Гагарин почувствовал, что перегрузка начала вдавливать его в кресло. Она нарастала быстро, Гагарин знал, что до ужасной давиловки, которую ему устраивали на центрифуге, дело не дойдет. Он был готов и к тряске, как в телеге, которая катится по булыжнику.

С его слов известно, что спуск с орбиты он переживал тревожнее, чем восхождение в космос. Багровые всполохи, которые он видел в иллюминаторе, страшили, как и должен страшить пожар дома всякого нормального человека, в этом доме находящегося. Он знал, что обмазка спускаемого аппарата должна гореть, что перегрузки будут сильнее, чем во время подъема, — все это он знал, но все же сердце колотилось от волнения.

Как и десяткам космонавтов после него, первому космонавту тоже казалось, что парашютной системе уже пора бы сработать, а она все не реагирует. Он ждал этого, и все-таки корабль дернулся неожиданно: раскрылся купол тормозного парашюта. Перед глазами Гагарина загорелся транспарант: «Приготовься, катапульта!» Юрий сжался, подобрался. С резким коротким звуком отстрелился люк, и в следующее мгновение кресло катапульты вытянуло его из шарика спускаемого аппарата в прохладные объятия весеннего неба.

Сильно дернули парашюты, и Юрий почувствовал, как оторвался НАЗ — носимый аварийный запас. Он заметил, что Волга осталась далеко слева и НАЗ, в котором была надувная лодка, ему не понадобится.

И тогда Юрий запел.

Гагарин приземлился на сухом пригорке у села Узморье.

Первое, что он увидел, — маленькую девочку с теленком, которая стала быстро отдаляться от него к пожилой женщине. Это была Анна Акимовна Тахтарова с внучкой Ритой. О космонавте они ничего не слышали, но помнили, что год назад вся страна говорила об американском шпионе Пауэрсе — кстати, местный народ поначалу принял его за человека, прилетевшего из космоса, и радостно приветствовал. По этой причине жена лесника, завидев мужчину в оранжевом снаряжении, приземлившегося на парашюте, решила уйти «от греха подальше».

Мамаша, куда же вы бежите! — кричал Гагарин. — Я свой!

Женщина остановилась, но поговорить они не успели: вдали показались сначала мотоциклист, а за ним — целая ватага механизаторов, которые с громкими криками: « Гагарин! Юрий Гагарин!» — бежали к космонавту.

Мотоциклист Анатолий Мишанин крепко пожал Юрию руку и спросил:

— Как же так, только что передали, что вы над Африкой, и вот вы уже у нас?! Надо же...

Гагарин заулыбался. Мишанин заторопился и убежал смотреть корабль.

Деревенские мужики подумали, что на радостях Гагарин забудет об оторвавшемся НАЗе, но на всякий случай зарыли в посадках радиопередатчик и лодку, мгновенно надувающуюся от маленького баллончика. И Гагарин действительно забыл — не до того ему было. Но вскоре приехал хмурый капитан КГБ и сказал, что, если через полчаса Н A3 не принесут, он арестует все село. Приемник — черт с ним, кому он тут нужен, но лодку — в селе все мужики были рыбаками и в буквальном смысле знали ей цену, — вернули с сожалением. «Кажись, она рваная», — сказали похитители, но их деревенское лукавство не сработало: хмурый капитан молча бросил лодку в машину и уехал.

Космонавта тем временем отвезли в часть ПВО неподалеку от Энгельса, а потом отправили в Куйбышев. Где бы он ни появлялся, везде сразу возникала толпа.

Мыслями Юрий был еще в полете, но первый восторг колхозников не стал неожиданностью. При появлении же майора Гасиева он начал докладывать, как учили:

— Товарищ майор, космонавт Советского Союза старший лейтенант Гагарин задание выполнил!

— Да ты уже майор! — засмеялся Гасиев и сказал Юрию, что об этом объявили по радио.

Это сообщение ошарашило Гагарина. Он не думал, что его повысят в звании, а тут еще сразу в майоры. Просто не верилось. Он рассеянно отвечал на вопросы спортивного комиссара Ивана Борисенко и врача Виталия Воловича.

Увидев запруженное народом аэродромное поле под Энгельсом, Гагарин растерялся.

- Ты видишь, как тебя встречает народ! — сказал ему Иван Борисенко с такой гордостью, будто это именно он организовал и полет, и толпу.

- Я этого, по правде сказать, не ожидал... — произнес Юрий.

Он принял душ и сел обедать. С отдыхом ничего не получалось. Постепенно дом наполнялся людьми, прилетевшими с космодрома, из Москвы, а также местным начальством всех рангов: первый секретарь обкома Мурысев, предоблисполкома Токарев, командующий Приволжским военным округом генерал армии Стученко, областные начальники КГБ, МВД и множество других людей, к событию решительно никакого отношения не имевших. Где-то уже пили, но пока наспех, без закуски...

На дачу приехал Королев и сразу прошел в комнату Гагарина. Он расцеловал Юру, а у самого глаза были на мокром месте.

— Все хорошо, Сергей Павлович, все в порядке, — тихо говорил Юрий, словно утешая главного.

Королев молчал и слушал. Наконец он сказал:

— Отдыхай, завтра проведем госкомиссию, все расскажешь... А сейчас пошли, дай народу на тебя посмотреть.

В зале были Руднев, Келдыш, Москаленко, Глушко, Пилю-гин, Рязанский, Бармин, Кузнецов, Воскресенский, Раушенбах. Вместить всех дача не могла, и часть народа поселилась в цен-тральной городской гостинице, из «люксов» которой срочно выселили прежних постояльцев. Посмотреть на Гагарина приезжали все. Уже часов в десять вечера начался праздничный ужин с торжественными тостами. После первых рюмок все почувствовали, что устали. Этот знаменательный день уходил, и около одиннадцати Юра уже спал.

Королев был очень доволен. Заседание прошло на редкость мирно, без гневливых разборов и взаимных упреков. Мелочи, вроде отказа пироболтов или оторвавшегося НАЗа, были отмечены Королевым, но «поднимать волну» по этому поводу именно сейчас было бы глупо. Он знал, что не забудет этих мелочей. И те, кто за эти «мелочи» отвечал, тоже знали, что он их не забудет. Каманин увел Гагарина готовиться к встрече с журналистами. Юра не робел, но все было как-то странно и удивительно: он дает интервью! На дачу уже приехали четыре специальных корреспондента: Николай Денисов из «Правды», Георгий Остроумов из «Известий» и двое из «Комсомолки» — Василий Песков и Павел Барашев. Они сидели в бильярдной и, как школяры, зубрили заготовленные вопросы.

После обеда Королев, члены госкомиссии и все ракетчики, которые были в Куйбышеве, улетели в Москву. На Чкаловскую ушел самолет с космонавтами. На даче с Гагариным остались Каманин, замполит Центра подготовки Никерясов, врачи, журналисты. Вечером из Москвы перегнали Ил-18, на котором утром Юрий должен был отбыть во Внуково.

В самолете, развесив на плечиках новенькие китель и шинель с майорскими погонами, Юрий зубрил рапорт, который он должен был отдать Хрущеву, спустившись с трапа лайнера. Никита Сергеевич будет встречать его на аэродроме, специально прервав отпуск и прилетев из Сочи.

По тщательно выверенному графику самолет Хрущева садился точно в 12.30. Самолет Гагарина — в 13.00. С Хрущевым в Москву летели Микоян и Мжаванадзе.

Чудеса этого невероятного дня начались очень скоро. Километрах в 50 от Москвы к самолету пристроился почетный эскорт из семи истребителей: по два на крыльях и три на хвосте! Этого Гагарин вовсе не ожидал. Не ожидал он и флагов на улицах Москвы, которые были хорошо видны сверху, когда они заходили на посадку. Последнее, что он разглядел в иллюминатор, перед тем как выйти, — красная ковровая дорожка, которая тянулась к низкой трибуне, занятой темными фигурками в шляпах. Лиц он не разобрал. Самолет остановился. Шинель, белый шелковый шарфик, фуражка, «краб» по центру, — все в порядке... Дверь откинулась внутрь самолета...

Но не все было в порядке. Все заметили, как едва только Юрий вступил на дорожку, с крючков его черного ботинка соскочил шнурок, и петля забилась в ногах космонавта. Это можно разглядеть и в кинохронике. «Этажерка» замерла. Все беззвучно молились всевозможным богам: «Не споткнись! Не упади!» Было бы чудовищно несправедливо: упасть, когда на тебя смотрит весь мир! Гагарин ничего не чувствовал. Может, это и к лучшему: иначе он мог бы сбиться с шага. Он шел размашисто, четко, в ритме старого довоенного марша «сталинских соколов»: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор...»

Поднялся на трибуну, остановился перед микрофоном, вскинул руку к козырьку и начал рапортовать, глядя прямо в глаза Хрущеву:

— Товарищ Первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии...

Властно раздвинув строй охраны, окружающей трибуну, на Гагарина, прильнув глазом к визиру маленькой любительской кинокамеры, надвигался большой грузный человек в тяжелом драповом пальто. Это был Туполев. Ни один киношник позволить себе такую дерзость не смог бы...

Растроганный бодрым видом и четким докладом космонавта, Никита Сергеевич обнял и расцеловал его, а потом начал представлять ему всех членов Политбюро, а также монгольского вождя Цеденбала, но назвать всех не успел, Юрий потянулся к жене Вале, маме, отцу, братьям и сестрам, стоявшим тут же, по левую руку от Хрущева.

Гагарин рассказывал друзьям, что, отчеканив свой рапорт, он в ту же секунду погрузился в прострацию, как бы в сон. Чувство это усиливали лица вождей, которых он знал по портретам, но не воспринимал как живых людей, и которые с интересом рассматривали теперь его, а многие — радостно целовали. «Это Брежнев, это Козлов, это Ворошилов, это Микоян...» — отмечал он про себя. Целуя родных, он не понимал, как они попали сюда — ведь жили в Гжатске, как оказалась здесь Валя, мелькнула даже мысль: «А на кого она оставила девочек?» Сойдя с трибуны, Никита Сергеевич провел Гагарина вдоль плотной толпы людей, отгороженных милицией и веревочным запретом, и он опять встретил эти радостные глаза, жадно его рассматривающие, и неожиданно увидел собственные большие портреты и лозунги со своей фамилией. Портреты были трех людей: Ленина, Хрущева и его, Гагарина. Но больше всех — Гагарина.

Хрущев понял, рассмеялся, снова благодарил. Гагарин увлек Никиту Сергеевича, а за ним и других вождей в дальний угол, где тихо стояли космонавты, выглядевшие непривычно в штатских костюмах. Юре было как-то не по себе: за срок, измеряемый скорее часами, чем днями, он ушел от этих лейтенантов в такую необозримую даль, что и подумать страшно...

Когда Брежнев прикреплял к груди Гагарина Золотую Звезду, Юра учуял запашок коньяка, и ему тоже захотелось выпить, но он понимал, что делать этого нельзя, потому как все смотрят на него и нет секунды, чтобы его не разглядывали...

Этот волшебный день окончился для Гагарина в чистом прохладном особняке «для почетных гостей» на Ленинских горах, куда их с Валей привезли поздно ночью. Юра подошел к большому зеркалу, посмотрел на свое отражение, потрогал Золотую Звезду и, обращаясь к Вале, тихо сказал:

— Я даже не предполагал, что будет такая встреча. Думал, ну, слетаю, ну, вернусь... А чтобы вот так — не думал...

Наградили не только Гагарина, но и еще не летавших космонавтов. Заочно и досрочно. Титов был представлен к ордену Красного Знамени. Но Хрущев распорядился дать ему орден Ленина, а всем остальным ребятам из Первого отряда (кроме погибшего Валентина Бондаренко) — ордена Красной Звезды. Орден Ленина получил Карпов.

Валентине Ивановне Гагариной также был вручен орден Ленина. Надо отдать должное ее скромности и представлениям о собственных заслугах... Никто никогда не видел, чтобы она носила этот орден.

Космос без цензуры

Раньше, бывало, если пишешь о космосе, то будь добр, по-лучи визу в консультативной группе ТАСС — в апартаментах на ул. Герцена. Что-то при этом было оправданно, а что-то вызывало улыбки. Особенно, когда стоял вопрос о формировании общественного мнения. И уж если на данный момент была «установка» ЦК КПСС, чтобы все наши успехи в космосе выглядели «красивше», чем это было на самом деле, — этот «аппарат» ничто не могло остановить.

И вот у американцев неполадки за неполадками, а мы «впереди планеты всей», потому как в стране социализма — самая надежная в мире космическая техника. Тогда многие наши проблемы скрывались, однако сейчас оказалось, что действительно — наша ракета и корабль самые надежные, и они стоят дешевле и служат вернее, нежели космические корабли иностранных государств, в том числе самых высокоразвитых. Сам факт, что в ближайшие несколько лет только «Союзы» будут средством доставки на МКС российско-американских экипажей, а «Прогрессы» — грузов, говорит о многом. Да и китайские космические системы, заметим, что-то уж больно похожи на наши.

Понятное дело, любим мы, россияне, рисковать да недоговаривать.

Вот и о полете Гагарина сообщали только то, что должны были, но ведь не все на самом деле обстояло именно так, как говорилось. Достаточно сказать, например, что гагаринский «Восток» запустили на слишком высокую орбиту, где-то около 370 километров в апогее — в сообщении ТАСС дали 327 километров, тогда как расчетная орбита составляла только 250 километров.

Для обывателя это пустяк, а вот специалистам понятно, Что в нештатной ситуации с тормозным двигателем корабль Мог возвратиться на Землю через 10 суток, а с высокой орбиты — только через 50 суток. Слава богу, двигатель не подвел, но героизм профессии космонавта, естественно, возрос. В том же, что и сам С. П. Королев, и члены его команды — парни рисковые, сомнений не было.

Много еще было «темного», но это не помешало советскому народу ликовать от удовольствия быть первыми. Все прочее

осталось как бы за кадром. Ведь то, что была масса проблем, нужно знать и учитывать специалистам, а для остальных важен только конечный результат. Поэтому и приукрашивали...

Многие ведь так и не узнали, что при посадке приборный отсек долго тянулся за гагаринским кораблем на неотстрелившихся кабелях, пока не сгорел в плотных слоях атмосферы. И ведь приземлился Гагарин не в самом корабле, а катапультировался из него, потому что тогда была именно такая система посадки.

Что ж, в те далекие советские времена работала «оптимистическая» составляющая. В обиходе у партийных чиновников было такое выражение: «надо приподнять полет», и все при-частные сочиняли доклады и приветствия о блистательном успехе, между тем как инженеры искали причины неполадок и устраняли их в режиме молчания. Может быть, в этом есть свои плюсы. Зачем людям негатив? Им ведь нужен праздник для души.

Последний репортаж

Дмитрий Диевич Ухтомский был последним из фотокор-респондентов, снимавших первого космонавта Юрия Гагарина. В марте 1968 года, рассказывал он, редакция «Огонька» готовилась к круглому столу с космонавтами. Договорились о съемке в Звездном городке 24 марта в 11 утра.

Без пятнадцати одиннадцать все были у ворот Звездного. Но им сообщили, что Гагарин уехал утром, и в городке его нет. Однако ждали, мало надеясь на успех. И вдруг ровно в одиннадцать на своей черной «Волге» подъехал Гагарин. Рядом с ним, в больничном халате и наброшенной на плечи шубке, — жена Валентина.

- Ах, вы уже ждете, — улыбнулся Гагарин, — но я точен — на часах ровно одиннадцать!

Оказывается, в то воскресенье к Гагарину приехали в гости родные — братья, племянник и сестра жены. Чтобы их порадовать, Юрий Алексеевич сумел «выкрасть» на день жену из

больницы.

Понимая, что снимать дома у первого космонавта удается далеко не каждый день, репортеры упросили Юрия Алексеевича выделить им на съемку около часа. Гагарин согласился, и съемка началась.

Юрий Алексеевич сразу же категорически отказался сниматься при всех своих наградах, сказав, что это успеется на круглом столе. Снимали все, но только один раз он остановил корреспондента — тот нацеливался на него в момент, когда ему пришлось помочь жене на кухне. Зато Дмитрий Ухтомский сумел заснять его как фотолюбителя — в то время, когда Гагарин осваивал подаренную ему в ГДР «Экзакту». Снимал его с дочками. Ну и, конечно, за чисто мужским делом — когда они с Алексеем Леоновым, соседом по лестничной клетке, примеряли новый чехол к гагаринскому охотничьему ружью.

Вдруг, обнаружив, что съемка идет уже почти три часа, Юрий Алексеевич сказал: «Ну хватит. Поберегите пленку до среды! В среду увидимся в редакции».

До вечера 27 марта все сотрудники «Огонька» сидели в редакции, теряясь в догадках, потому как приглашенные не приехали. Никто еще не знал, что в этот день разбился во время тренировочного полета первый космонавт Земли Юрий Гагарин... Круглый стол не состоялся.

Четыре страницы в траурном номере журнала заняли фотографии, сделанные в воскресенье дома у Гагарина. Ухтомский хотел поставить в это «Последнее интервью» заключительным кадром фотографию с «уходящим» Гагариным — был сделан и такой снимок... Главный художник и главный редактор воспротивились, сказав, что это не фотография, а мистика.

Позже, на фотографической выставке, репортаж из четырех фотографий, заканчивающихся именно этой работой, был награжден медалью.

А в те мартовские дни никто не сумел эту фотографию отстоять. Да и вообще, все «огоньковцы» тогда думали, что попадут в «историю». Дело в том, что сразу после выхода «Огонька» с последним репортажем из дома Гагарина в редакцию журнала позвонили из лечсанупра Кремля. Возмущались ложью и подлогом, названными «Последнее интервью».

— Этого не могло быть, — заявлял голос в трубке, — так как в воскресенье 24 марта жена Гагарина находилась в загородной больнице!

И только когда Ухтомскому сказали, что это дело подсудное, ему пришлось выдать дежурную сестру, которая под честное слово первого космонавта отпустила домой на воскресенье больную Валентину Гагарину...

Наземный

«человеческий»

фактор и гибель Гагарина

Официальных разъяснений, почему в несложном тренировочном полете разбились Герои Советского Союза и классные летчики, — нет до сих пор.

А расследование катастрофы между тем велось небывалое. Три комиссии, правительственная и две рабочие (по материальной части и летно-методическим вопросам), по крупицам просеивали информацию о последнем полете космонавта № 1. Но была еще и четвертая комиссия, про которую немногие знали. Ее возглавлял один из руководителей Управления контрразведки КГБ СССР Николай Душин.

В 1991 году я готовился к защите кандидатской диссертации в архивах военной контрразведки. Среди других бумаг я обнаружил документы по катастрофе самолета Гагарина и Серегина. И тщательно изучил их. У меня сложилось впечатление, что Гагарина — конечно, ненамеренно — подвели к тому, что случилось. Не Гагарин погиб, а Гагарина не уберегли...

Чекистское расследование в отличие от ведомственных было беспристрастным.

«План первичных оперативных мероприятий по выявлению причин, которые могли повлечь катастрофу самолета УТИ МиГ-15 номер 612739 (бортовой номер 18)» датирован днем катастрофы, 26 марта 1968 года. В этот же день были выдвинуты четыре версии.

Первая — умышленные действия по выводу техники из строя: во враждебных целях или из низменных побуждений.

Вторая — некачественная подготовка материальной части к полетам.

Третья — недостаточная подготовленность летчиков к данному полету.

Четвертая — неудовлетворительное руководство полетом.

Были подробнейшие, на семи листах, указания по проверке каждой из версий. Особое внимание — подозрительным лицам, имевшим отношение к подготовке и обслуживанию самолета. Не было ли у них нездоровых высказываний, угроз в адрес командования или враждебных проявлений... не имеется ли на них компроматериалов, не было ли контактов с иностранцами... не было ли изменений в их поведении после катастрофы (нервозность, беспокойство в связи с проводимым расследованием).

Копали глубоко. Среди «подозрительныхличностей» фигурирует жена инженера, проверявшего перед полетом герметичность систем. Донесение гласит: за много лет до катастрофы эта женщина на пристани «Солнечная поляна» Химкинского водохранилища имела контакт с женой секретаря посольства США по вопросам культуры.

Проведенная проверка установила: встреча была случайной.

Первый тревожный звоночек: бригада, которая руководила Слетом УТИ МиГ-15, была, скажем так, не на уровне. Руководитель полетов подполковник Я., — писал майор контрразведки Симаков в своем донесении, — в сложных ситуациях проявлял нервозность и растерянность. Из-за слабой памяти плохо усваивал задания на полеты, принимал поспешные и неправильные решения. Дежурный штурман подполковник Ш. по личным и деловым качествам суетлив, решения принимает поспешно делает ошибки в расчетах времени прибытия самолетов на аэродром. Плохо знает характеристики радиолокаторов и другой техники. Помощник руководителя майор Д. злоупотребляет спиртными напитками, недобросовестно относится к служебным обязанностям.

А вот последний звонок тем, кто выпускал в небо Гагарина и его инструктора: за неделю до их гибели самолет Серегина был в секундах от катастрофы!

20 марта с. г. при руководстве полетами Я. не проанализировал метеорологическую обстановку, в результате чего не заметил снежного заряда. В условиях ограниченной видимости Я. разрешил посадку Серегину В. С. на аэродроме Чкаловский. Последний произвел ее с перелетом. Выкатывание самолета и возможная авария были предотвращены специальным тормозным устройством.

И уже через неделю все тот же Я. ошибается снова, когда в небе находится самолет Гагарина — Серегина. Руководитель полетов Я. не соблюдал интервала движения самолетов. Через одну минуту после взлета Гагарина он выпустил более скоростной самолет. Из-за этой ошибки УТИ МиГ-15 вынужден был перейти в другую зону. За выполнением задания Гагариным Я. должным образом не следил. Не запросил, почему тот задание выполнил раньше, чем предусмотрено упражнением. После потери связи с самолетом Гагарина подполковник Я. не использовал имевшиеся средства для фиксации маршрута полета самолета.

Что из этого следует? Указанные недостатки затрудняли осуществление полета самолета, — пишет руководитель особого отдела подполковник Обельчак, — однако причиной его катастрофы, по мнению специалистов, они быть не могли.

Разведка погоды перед полетом была организована с нарушениями, — пишет капитан контрразведки Маркин, — по наставлению, она должна быть проведена за 30-50 минут до начала полетов и объявлена всему летному составу. В данном случае разведчик погоды сел на аэродром за одну минуту до взлета экипажа Гагарина и Серегина.

Маленькие шероховатости, недоработки, недоговорки накапливались как снежный ком.

По условиям упражнения №2, к выполнению которого готовился Гагарин Ю. А. при контрольном полете с Серегиным В. С., оно должно выполняться в простых метеоусловиях или за облаками без подвесных баков, — свидетельствует другой чекист. — Фактически метеоусловия были сложными, а самолет — с подвесными баками, что является грубым нарушением.

И наконец, документ, от которого по спине бежит холодок. Мною опрошен офицер летной службы подполковник Ш., — докладывает капитан Медведев. — Он своевременно не произвел радиолокационную разведку погоды, которую должен был сделать за 30 минут до вылета самолета-разведчика. Данные о разведке погоды Ш. внес в журнал ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ... на основании сообщения летчика, вылетевшего на разведку метеообстановки... Указанные факты являются грубым нарушением требований Инструкции по производству полетов на аэродроме Чкаловский и могли привести к нежелательным последствиям.

Что происходило с самолетом, выполнявшим задание в небе над Киржачом? Самая расхожая версия: МиГ-15 угодил в критическую ситуацию (врезался в зонд, птицу, уклонился от близко пролетавшего самолета) и сорвался в штопор. Летчики вышли из штопора и почти вывели машину из пикирования. Об этом свидетельствует всё: положение закрылков, рабочие позы Гагарина и Серегина, даже отсутствие в их крови большого количества адреналина говорит о том, что они не успели испугаться и были уверены, что спасут машину и себя. Но не хватило высоты.

Об этом еще в девяностые годы сказали одни из самых добросовестных исследователей — профессор Белоцерковский и космонавт Леонов: Гагарину и Серегину не хватило 200-300 метров.

А теперь посмотрим донесение контрразведчика Медведева: пилотов могли дезориентировать неправильные данные о высоте облачности. Когда истребитель кувыркался в штопоре между двумя слоями облаков, Гагарин и Серегин были уверены: под нижним слоем достаточный запас высоты. Оказалось, запаса нет. Потому что доклад метеообстановки был взят с потолка. Дурацкая причина? Но как такое могло быть?!

После катастрофы появилась версия: гагаринский МиГ пересек так называемый спутный след другого самолета. Либо резко отвернул, дабы избежать столкновения с ним, и поэтому вошел в штопор. Грешили на машину, которую в соседней зоне пилотировал командир эскадрильи майор А.

Версию «чужого самолета» активно поддерживал друг Гагарина, космонавт № 2 Герман Титов. Читаю рукописное донесение о разговоре, в котором Титов сетует: «Некоторые большие авиационные начальники допускают полеты без заявок». По его предположениям, среди этих «незаявленных» самолетов мог оказаться и тот, что неудачно пересек дорогу гагаринской спарке. Из документов видно, что эту версию не доказали. Но после этого на майора А. начали косо смотреть сослуживцы. Не выдержав, А. уехал из Звездного городка.

Так что же все-таки привело к катастрофе?

Я по долгу службы был близко знаком со многими летчиками-испытателями, и все они говорили, что разгильдяев в авиации полно, это точно! А один разгильдяй способен сделать столько, сколько не сделает группа подготовленных диверсантов. Шутили, конечно. Но иногда шутка становилась так похожа на правду!

27 марта 1968 года звезды Гагарина и Серегина сошлись в конечном пункте судьбы — как сошлось в этот день множество больших и малых небрежностей, головотяпств, дуростей. Все то, что и сегодня происходит в разных регионах...

Но нам больше всего жаль, что Гагарина не уберегли.

Военный летчик 1-го класса полковник Александр Справцев утверждал, что штопора не было.

Справцев не раз летал с Гагариным в качестве инструктора на спарке. В своей квартире в Звездном городке он хранит два осколка плексигласа от кабины УТИ МиГ-15 и несколько металлических фрагментов...

На месте падения он провел три месяца. И обломки собирал, и паренька разыскал, который один из парашютов сразу же после падения припрятал. Потом участвовал в реконструкции полета гагаринского самолета.

По данным комиссии, самолет Гагарина упал под углом 51 градус. Скорость была 690 километров в час, двигатель делал 10 040 оборотов в секунду. Так вот, последнее характерно для ГОРИЗОНТАЛЬНОГО полета. Но ведь если самолет вошел в крутое пике, первое, что делает летчик, — уменьшает обороты двигателя! Вывод? Что-то случилось сразу после доклада Гагарина о курсе и высоте. Что-то, после чего оба не могли пилотировать самолет и сбросить обороты.

Я: Но ведь одна из комиссий определила, что летчики выходили из штопора?!

Волынов: Это противоречит версии, что они оба были без сознания. Хотя комиссия противоречила и сама себе. При штопоре самолет падает на скорости сто — сто пятьдесят километров в час, выводят из него — на трехстах пятидесяти. Однако та же комиссия установила: скорость в момент столкновения с землей была шестьсот девяносто!

Я: То есть они потеряли сознание после столкновения с метеозондом?

Волынов: Дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт СССР Борис Волынов заявлял, что «причину гибели Юры мы никогда не узнаем!»

Он сам не раз летал на МиГ-15 с бортовым номером 18, на котором позже разбился Гагарин.

Волынов: В те дни промелькнула информация, что в «летное время» солдат с метеостанции случайно запустил шар-зонд. Приборчик весит восемьсот граммов. Представьте себе, как со скоростью около семисот километров в час он врезался в истребитель. Это же как из пушки выстрелить! Раздается хлопок, который вроде бы даже слышали свидетели, и кабина разгерметизовывается. За эту версию схватились двумя руками, бросились искать служивого. И не нашли. Как в воду канул.

Я: Почему?

Волынов: Видимо, его начальник почувствовал, каким «керосином» дело пахнет, и быстро перебросил парня в другое подразделение.

Версию о самолете, который пересек дорогу Гагарину и Серегину, Волынов не поддерживает. Теоретически вероятность попадания в спутный след была. Но практически погибнуть от этого невозможно. Он сам в таких ситуациях бывал. Покувыркаешься, а потом выравниваешь самолет. К тому же все самолеты в воздухе отслеживает локатор...

Что же касается воздушного хулиганства, то, по словам Бориса Волынова, это невозможно. Инструктором с Гагариным летел Серегин — опытнейший летчик, у которого не было перерыва в летной работе. Он поднимался в воздух каждую смену, прекрасно ориентировался по приборам, был очень собранным и ответственным. К тому же командир полка, который отвечал за своих летчиков, не мог допустить легкомысленной ошибки. Он прекрасно понимал, с кем летит.

Было что-то такое, чего мы, вероятно, так и не узнаем...

Гагарин погиб, потому что четко соблюдал инструкцию

Самолет УТИ МиГ-15 был в рабочем состоянии до самого столкновения с землей. (Этот учебный истребитель еще называют спаркой: в нем две кабины — для ученика и инструктора.)

Оба пилота были трезвы (медики не нашли следов алкоголя крови) и чувствовали себя перед вылетом нормально. Но в момент столкновения крылатой машины с землей летчики были не работоспособны.

Вслед за гагаринскай машиной (позывной «625») в небо ушли два МиГ-21, а затем еще один тренировочный самолет — УТИ МиГ-15 с позывным «614». Он двигался параллельным курсом на высоте 3000 метров. Всего одновременно с самолетом Гагарина в небе находилось семь крылатых машин.

Последним управлял машиной Владимир Серегин. Как это выяснили? Углы разрушения накладок на педалях самолета совпадали с углами разрушения подошв ботинок летчика. На подошвах обуви Юрия Алексеевича таких следов не было.

Кран вентиляции первой кабины (в ней находился Гагарин) еще на земле был наполовину открыт. Выходит, при взлете кабина была негерметична! Это именно та «мелочь»! Кто открыл кран? Сам Гагарин ? Вряд ли. Скорее всего, в таком состоянии летчики приняли машину. Но в обязанности техника, готовившего самолет, не входит контроль за состоянием крана. По инструкции, это дело летчиков. На УТИ МиГ-15, собранных в СССР, такого крана вообще не было. Но штука-то в том, что самолет Гагарина и Серегина собирали в Чехословакии, и в этой модификации кран был! Летчики могли не обратить на него внимания.

Факт в том, что самолет взлетел с негерметичной кабиной. Поначалу летчики могли этого и не понять. Ребята тренированные. И даже на 4000 метров над землей могли не сразу почувствовать недостаток кислорода.

Гагаринская спарка ушла в небо в 10.18. В 10.25 летчики заняли положенную высоту — 4200 метров и закрутили первое задание два координированных разворота («восьмерку»).

Видимо, в этот момент они и сообразили, что кабина разгерметизирована. Почему они не использовали кислород, который был в кабине — комиссия точно выяснила, что баллоны с газом не открывали? Трудно сказать. Скорее всего, они просто еще на земле не надели кислородные маски.

В 10.30 Гагарин докладывал руководителю полетов: «Задание закончил. Прошу разрешить разворот на курс 320» «Курс 320» — это значит поворот налево, с тем чтобы войти в воздушный коридор, по которому самолеты возвращаются на аэродром.

Просьба должна была насторожить начальство на земле. Ведь программа не выполнена — по плану, Гагарину предстояли горка и пикирование. Да и топлива в баках было еще на 25 минут полета. Если спарка досрочно прерывает полет — значит, что-то не так, что-то произошло. Нештатная ситуация? Руководитель обязан был спросить: что стряслось? Не спросил... А Гагарин не доложил.

Переговоры пилотов с землей слышат все летчики, находящиеся в воздухе. Но есть этика пилотов. Думаю, Гагарин и Серегин рассудили: нечего будоражить всех из-за нештатной, но не такой уж критической ситуации. Разве два героя не справятся?

И этому объяснение есть. Раз кабина разгерметизирована, летчики стали действовать в полном соответствии с инструкцией 1968 года (она, впрочем, и сегодня такая же). А инструкция гласит: «летчик обязан прекратить выполнение задания, экстренно снизить высоту до 2000 метров и возвращаться на аэродром».

И еще. Инструкция требует экстренно снижаться. Но что означает «экстренно»? Для автомобилиста — одно, для пилота гражданской авиации — другое, для штурмовика Серегина, ветерана воздушных боев, — третье. Есть десятки свидетельств — Серегин любил энергичные маневры. В 1954 году при испытательном полете он фактически разломал машину, заставив работать в режимах, к которым она не была готова.

Управление взял на себя Серегин (он последним управлял машиной) и энергичным маневром «переворот с уходом на пикирование» увел УТИ МиГ-15 на снижение. Этот маневр начинается с того, что самолет переворачивается кверху колесами и по широкой дуге идет резко вниз. Возможно, Серегин хотел маневр показать Гагарину — Юрий Алексеевич еще не полностью владел этой фигурой высшего пилотажа.

- В 1985 году, спустя 17лет после катастрофы, выведены формулы, которые позволяют восстановить, с какой высоты началось пикирование. Рассчитали — и получается 4100 метров.

Значит, все сходится?!

- Еще в 1968-м — установлено: снижение было непрерывным. В течение 29 секунд, пока самолет на пределе скорости несся к земле, летчики не пытались его спасти.

- Но Серегин — опытный пилот, почему же самолет не выходил из пике?!

- Потому что и Серегин, и Гагарин были не в состоянии это сделать, они потеряли работоспособность!

— Только что Гагарин спокойно разговаривал с руководителем, а спустя несколько секунд отключился?

— Где-то на участке между 4100 и 2000 метров они либо по-теряли сознание, либо оказались в предобморочном состоянии. В негерметичной кабине при стремительном спуске создались для этого условия.

В кабине самолета лавинообразно росло давление. На высоте 4100 метров — 460 миллиметров ртутного столба, у земли - 760 миллиметров. 300 миллиметров летчики проскочили меньше чем за полминуты! Это все равно что нам с вами за эти мгновения погрузиться на 50 метров в море.

И второе — начальное действие гипоксии. До ухода в пике Гагарин и Серегин шесть минут работали в разгерметизированной кабине. Плюс к тому перегрузки при спуске ослабили способность организма сопротивляться стремительному росту давления. Это сейчас пилот защищен от такой ситуации — у него специальный костюм, гермошлем. А тогда летчики были 8 обычных кожаных куртках.

В США в подобных ситуациях несколько раз погибали летчики в учебных частях ВВС.

В 1975-м нашими медиками было запрещено снижаться быстрее, чем со скоростью 50 метров в секунду. Но шел 1968 год.

Гагаринская спарка снижалась со скоростью 145 метров в секунду! В три раза быстрее!

— Они отключились оба одновременно?

— Сложно ответить: кто первый, кто второй. Важно, что на 2000 метров они не попытались вывести машину из пике. Значит, были не в состоянии! И отключение произошло за те 14 секунд, когда спарка снижалась с 4100 до 2000 метров.

Подводя итоги... Истина в последней инстанции?

Почему мы так много внимания уделяем выкладкам авиаинженера Кузнецова? Не только его версия появилась в последние годы. Несколько инженеров издали книги со своими предположениями. Попробуй неспециалист реши, кому верить. Тому кто более убедительно говорит?

Но Кузнецов опросил десятки участников расследования, провел множество расчетов. И хотя он уверен, что его данные верны, он не претендует на истину в последней инстанции. Он искренен в своем стремлении выяснить истину и потому предлагает провести новое государственное расследование, чтобы проверить все версии и наконец получить официальное заключение, что же погубило Юрия Гагарина и Владимира Серегина.

«В авиации есть закон: каждая катастрофа должна быть раскрыта, — аргументирует Кузнецов. — Летные инструкции написаны кровью. И каждая непонятная авария — как мина замедленного действия, оставшаяся в поле, где продолжают работать тысячи летчиков. И она может вновь сработать в аналогичной ситуации и вновь унести человеческие жизни. Гагарин и Серегин погибли как настоящие испытатели, ценой своей жизни дав нам новые знания. А мы до сих пор их не можем понять и оценить! И дело чести страны наконец выяснить, как и отчего погиб первый космонавт планеты».

А счастье было в его руках...

Его изображение «вымарывали» со всех общих фотографий космонавтов Первого отряда, хотя ранним утром 12 апреля 1961 года именно он ехал в одном автобусе с Гагариным, Титовым и Николаевым на стартовую площадку Байконура. Это был Григорий Нелюбов. Тогда, в военной форме с погонами капитана, он скромно, в раздумьях, сидел сзади...

В тот самый день весь мир узнал Гагарина, через четыре месяца — Титова, затем — Николаева. О трагической судьбе Григория смогли рассказать только через четверть века.

Незаурядный парень, хороший летчик, спортсмен, Нелюбов в отряде космонавтов выделялся широким кругозором, живостью, быстротой реакции и природным обаянием. Ему прочили интересный полет, и он мог стать четвертым либо пятым космонавтом.

Хотя академик Борис Раушенбах даже рассматривал его как кандидата номер один. Но судьба-злодейка распорядилась по-своему, и бывший морской летчик, обладающий железным здоровьем, был отправлен на службу в Приморье.

С Григорием Нелюбовым никак не вязалось слово «неудачник». Все складывалось хорошо, как говорится, один к одному. Жена его, Лиля, была красавицей, а незадолго до назначения в отряд космонавтов у него родилась дочь... В Москву Нелюбов прибыл в 1959 году — вместе с Гагариным, Леоновым и Поповичем.

Григорий умел держать слово, быстро соображал и был емпераментен. Однако он не всегда оправданно стремился Первенству во всем и был, скажем так, недостаточно самокритичен. Может быть, именно эта жажда лидерства была излишне заметна и мешала действительно стать первым. Их командир и «дядька» Николай Петрович Каманин а чувствовал в Нелюбове какой-то вызов. Этот «гусар», шутник, анекдотчик, «душа компании», любитель, как говорят сейчас, "потусоваться" хотел быть в центре внимания. Он умел со всеми договариваться, однако и своей напряженной работой доказал, что он — верный кандидат на второго дублера Гагарина после Титова. Перед полетом на космодром Байконур они фотографировались на Красной площади.

После полетов Гагарина, Титова и обрушившейся на них славы Григория, что называется, «понесло». Ему казалось что и он уже на пороге той самой заветной славы. Именно переоценка собственной значимости и подвела парня. На свой день рождения он выпил с друзьями-космонавтами по бокалу шампанского, потом «догнали» пивком — и тут патруль. Нелюбов повел себя дерзко и надменно. В ответ — рапорт командованию. Руководство Центра подготовки договорилось рапорт замять, но патрульный справедливо потребовал извинений, а Григорий категорически отказался. Рапорт пошел по инстанции, и Каманин, разгневавшись, дал указание уволить его и тех, кто был с ним.

Так по вине Нелюбова пострадали еще Аникеев и Филатьев. Им-то как раз бравада была не свойственна... Наказание было несоизмеримым проступку, однако глупость одного и чрезмерная строгость другого поставили в карьере первого жирную точку.

Дальше — перевод на Дальний Восток, полеты на новой технике, катапультирования, гибель друга. А в это время в космосе побывали даже те, кого не было в Первом отряде. О том, какая драма разыгрывалась в душе «штрафника», знали только жена Лиля да близкие друзья.

Как-то, оказавшись в Хабаровске, Гагарин встречался с Григорием, а затем и хлопотал о нем, но бесполезно... Последнюю надежду Нелюбов потерял со смертью Сергея Павловича Королева и окончательно запил. Уже мало кто верил, что и он был космонавтом. Над пьяненьким «летуном» посмеивались, а его упрямо тянуло на железную дорогу, по которой шли поезда в Москву.

И вот, утром 18 февраля 1966 года в летную часть поступило сообщение о том, что ночью на мосту у станции Ипполитовка проходящим поездом убило офицера. По одной из версий, Григорий напился и устроил скандал. Жена схватила дочь и к соседям, предварительно заперев супруга, твердившего: "Почему со мной так обошлись, чем я провинился?"

Затем одна шумная компания увидела, как с балкона третьего этажа выпрыгнул человек в летной куртке и, как ни в чем не бывало, направился в сторону станции. В квартире на столе якобы осталась записка: «Лиля, я больше не могу...»

Скажете — судьба? Но ее трудно винить. Она была благосклонна к Нелюбову. А вот ума ему самому не хватило, да и с волей оказалось слабовато. Ведь мог бы выстроить свою жизнь иначе, и счастье было в его руках, но...

Награда для героя

Космонавты Первого отряда хотя и были мечтателями, но четко понимали, на какое рискованное дело они идут, особенно первые из них. Как люди военные, они знали и то, что за удачные испытания летной и иной техники государство частенько награждает особо отличившихся. И если уж полет будет удачным, то последует и награда. В дружеских разговорах они обсуждали эти темы, полагая, что удача будет отмечена хотя бы орденом Красной Звезды, но такого «звездопада», который буквально «посыпался» на Гагарина и его последователей, они себе даже и представить не могли.

Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев раздавал награды по-царски. От щедрот Политбюро досталось сем участникам космической победы — и особенно Юрию Гагарину. Из старшего лейтенанта он вмиг превратился в майора стал Героем Советского Союза. Ему подарили автомобиль Волга» и 15 000 рублей, что по тем временам было серьезным состоянием. Другим космонавтам из Первого отряда тогда же вручили по ордену Красной Звезды.

Кроме того,героев космоса определили «отовариваться» в 200-ю секцию ГУМа, где совершали покупки члены ЦК КПСС и Правительства. Впоследствии, по инициативе Юрия Гагарина

и при его активном участии, было разработано положение об отряде космонавтов. Там были прописаны вопросы и финансирования, и поощрения, и особенности выслуги лет, и получения званий. В связи с переселением космонавтов во вновь построенный Звездный городок там открыли специальный стол заказов, в котором обслуживали только космонавтов и членов их семей — по нормам, примерно равным 200-й секции ГУМа. Космонавты могли купить там высококачественные продукты и дефицитные товары, одежду.

Когда полеты стали делом почти привычным, космонавтам снизили сумму единовременного денежного вознаграждения и стали платить от трех до пятнадцати тысяч рублей. При этом учитывались и длительность полета, и его сложность, и, естественно, результаты выполнения задания. Поскольку квартиры предметом поощрения не стали, то отпала и необходимость выделения мебели. Уникальный пример скромности и сознательности проявили после своей свадьбы Валентина Терешкова и Андриан Николаев. Они написали письмо Н. С. Хрущеву и в Политбюро ЦК КПСС, в котором отказались от подаренной им квартиры в Москве. Аргументом стало то, что в Звездном у них уже есть квартира, а из Москвы на работу далеко и неудобно ездить.

Сейчас ситуация настолько резко изменилась, что многие космонавты уже не имеют надлежащих условий. Я не говорю, что называется, о «более-менее приемлемых», а именно о нормальных и комфортных жилищах. У большинства молодых ребят из отряда — служебные квартиры в панельных домах, выросших на окраине Звездного городка. То есть в районе, мягко говоря, необустроенном. И, как прямо заявил на встрече с Владимиром Путиным в апреле 2010 года незадолго до того возвратившийся из полета командир экипажа Международной станции, в этих квартирах не только гостей принимать — в них самим-то жить дискомфортно. А если учесть, что экипажи готовятся совместно с иностранными космонавтами, которые живут по достойным европейским меркам, то наши выглядят бедными родственниками. Такое заявление российского космонавта побудило премьера дать указание о строительстве в Звездном городке современных домов повышенной комфортности. Дело за малым — дождаться выполнения данных правительством обязательств...

Возвращаюсь к теме наград и поощрений. В советские времена космонавт, совершивший второй полет, награждался орденом Ленина и второй звездой героя. Таким образом, многие космонавты СССР стали дважды Героями Советского Союза, которым, как было определено законом, на их малой родине ставились бюсты и воздавались иные почести.

Однако потом по Стране Советов пошла перестройка, буйным цветом расцветала демократия. Ни одна из тем прошлой советской жизни не оставалась без пристального внимания. Ельцин дал стимул борьбе с привилегиями — и тут началось! Вначале заговорили о столах заказов для «цековских» и иных привилегированных чиновников, затем добрались до космонавтов. Нашлись умники, которые заговорили о том, что полеты — это обычная работа, и весь героизм профессии канул в лету. Как-то легко свернули работу столы заказов — особенно в тот период, когда по стране сновал народ с талонами на различные виды продуктов питания и одежды. Дошел черед и до наград. Космонавты, представленные к званиям и орденам, месяцами ждали вызова в Кремль, порой уже совсем теряя надежду получить заслуженное. О дважды героях разговор вообще не велся. Это отпало как-то быстро и легко и уже гораздо позже было узаконено. Но вот с присвоением звания Героя решили мирно и спокойно. Эту процедуру оставили. Позже, уже после развала СССР, появились новые награды и слово «дважды» исчезло из представлений к наградам и наградных указов. Так что дважды Героев России пока нет.

И лишь два отечественных космонавта являются одновременно Героями Советского Союза и Героями Российской Федерации. Первый из них — Сергей Крикалев, рекордсмен по времени пребывания в космосе: 803 дня за 6 полетов. Героем Российской Федерации он стал, вернувшись на землю в 1992 году, уже после распада СССР — страны, из которой он отправился в космос. Крикалев награжден также орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени, орденом Почета, орденом Дружбы народов, орденом Ленина. Он является офицером ордена Почетного легиона, то есть кавалером высшей награды Франции, и награжден тремя медалями NASA (США) «За космический полет».

Завершив летно-космическую карьеру, Сергей Крикалев стал вице-президентом РКК «Энергия» (Ракетно-космическая корпорация). А когда Центр подготовки космонавтов им. Ю. А. Гагарина вышел из состава МО России и стал гражданским федеральным учреждением Роскосмоса, то он был назначен его первым гражданским руководителем. На его плечи легла нелегкая задача по реорганизации и модернизации известной всему миру Космической академии.

Вторым космонавтом, одновременно носящим звание Героя Советского Союза и Героя России, является Валерий Поляков. В 1994-1995 годах он совершил самый длительный полет в космос — 438 суток. Этот рекорд не побит до сих пор. Валерий Поляков также стал офицером ордена Почетного легиона и Героем Афганистана — он участвовал в совместном полете с афганским космонавтом.

У «звездного» штурвала

Первым начальником Центра подготовки космонавтов стал врач Карпов. Оно и понятно — для эксперимента в космосе отбирали здоровых летчиков, а к неизведанным испытаниям их готовили врачи. Они же в случае удачи должны были оценить состояние космонавта и дать рекомендации для дальнейших полетов... Потом, когда стало понятно, что человек будет продолжать осваивать космическое пространство, на смену врачу начальником назначили одного из летных генералов — Одинцова, сына известного военачальника Великой Отечественной войны. Он, однако, не смог проявить себя на этом участке. После его быстрого «ухода» руководителем стал генерал Кузнецов, имевший большой управленческий опыт и рьяно взявшийся за работу. Но и ему не повезло: последовала череда неудач, главной из которых стала гибель в авиакатастрофе Юрия Гагарина и Владимира Серегина. Были вскрыты серьезные упущения в организации летной работы космонавтов, что и послужило причиной его отставки...

На смену Кузнецову пришел генерал Г. Т. Береговой, бывший до этого заместителем начальника Центра. Выходец с Донбасса, он всю войну пролетал на штурмовиках, был удостоен звания Героя Советского Союза; затем в качестве испытателя «учил летать самолеты»... Вторую звезду героя Береговой получил за испытательный космический полет, последовавший сразу после гибели космонавта В. М. Комарова — вряд ли кто может сказать, что чувствовал Георгий Тимофеевич, отправляясь в тот полет... Память о нем до сих пор осталась в сердцах ветеранов пилотируемой космонавтики: генерал-лейтенант Береговой проявил себя и как умелый командир, и как хороший человек. Естественно, он был неординарным и не для всех удобным, но продержался на этой сложной должности более 15 лет и ушел в отставку по достижении предельного возраста. Это было как раз в момент очередных «великих реорганизаций» в Министерстве обороны и ВВС, на которые Центр «замыкался».

Заменил Берегового генерал В. А. Шаталов, бывший до этого помощником главкома ВВС по космосу. Эта должность была сокращена — и Владимиру Александровичу как опытному космонавту и управленцу федерального уровня предложили возглавить Центр подготовки. На высоком партийном и правительственном уровне ему была обещана всяческая поддержка, а также рекомендовано спланировать работу на период До 1995 года — с учетом возрастающего международного сотрудничества в космической сфере.

Шаталов сильно отличался от своего предшественника и характером, и стилем управления. Ленинградец, сын полка, закончивший летное училище и ставший отличным инструктором, он получил «боевое крещение» в качестве авиационного инспектора воздушной армии и считался настоящим военным интеллигентом. Его безупречное личное поведение — без всякого ухарства, какого-либо зазнайства — настраивало на определенный, спокойный лад в работе. Он смело брался за решение любых сложных задач и проблем, все чаще возникающих во взаимоотношениях военных космонавтов с руководством гражданских конструкторских бюро, особенно обострившихся в ту пору.

Владимир Александрович находил компромиссы и грамотно выстраивал рабочие процессы. Главным для него было — чтобы не страдала подготовка космонавтов. Хотя это весьма корректный человек, но он нередко с трудом удерживал себя от едких замечаний и сарказмов в адрес людей-флюгеров, подстраивающихся под мнения вышестоящих начальников. Именно по этой причине Шаталов и стал неудобен для нового руководителя Минобороны, который весьма некрасиво и просто уничижительно провел его увольнение в запас... Мне кажется, воистину черная отметина осталась в сердце этого порядочного человека, всего себя отдавшего служению Отечеству и космонавтике. Осенью 1991 года он оставил бразды правления одному из своих заместителей... А так как наиболее достойный претендент на эту руководящую должность — А. А. Леонов был уволен еще раньше, то стало ясно, что явных-то кандидатов на штурвал нет.

Тяжко перенес Владимир Александрович эту «нештатную ситуацию», но быстро собрался и принял правильное для себя решение — посвятить оставшееся, Богом отведенное время семье, здоровью и друзьям. Он умел и работать, и отдыхать. Самозабвенно взялся за строительство дачи-коттеджа и возвел этот важный объект, который теперь является немым укором всем новоявленным «правильным», но далеко не бескорыстным начальникам различных мастей. Все, проходящие мимо коттеджа Шаталова, уважительно рассказывают и показывают своим знакомым, что можно построить на честно заработанные деньги. Владимир Александрович принципиально не стал устраиваться на другие должности и не искал свое место в бизнесе. Он трудится на дачном участке, написал хорошую книгу упоминаний о ранее неизвестных перипетиях и интригах в космической среде.

Вместе с любимой супругой Музой Андреевной они умело организуют свой досуг и ведут довольно активный образ жизни. Три года назад он отпраздновал 80-летний юбилей. Как говорят — в полном здравии и трезвом уме. Его здоровью и состоянию души могут позавидовать многие космонавты и ветераны. По мнению одного из специалистов-медиков, Владимир Александрович содержит свою сердечно-сосудистую систему в состоянии, равнозначном сорокалетнему возрасту. Остальное можно заметить невооруженным взглядом. Стройный, подтянутый, энергичный и остроумный. Находясь на сцене Дома космонавтов в день своего юбилея, он был примером для подражания, всем своим видом говоря: «Вот так держать!» Кстати, вышедший поздравить его космонавт — лет на двадцать моложе Шаталова — выглядел рядом с поджарым генералом эдаким «колобком». Когда он стал говорить о том, что буквально во всем подражал Владимиру Александровичу и «впитывал» все, им произносимое, это вызвало невольный смех в зале. Шаталов быстро нашелся и, похлопав говорящего по брюшку, заявил: «Да я теперь вижу, как ты все впитывал!» Зал буквально взорвался смехом и аплодисментами — народ дал понять, что многие знают и помнят историю взаимоотношений этих людей и своеобразную роль «колобка» в судьбе В. А. Шаталова.

А ведь когда-то этот юркий парень попал, что называется в струю. Он дважды слетал — причем будучи в составе дублирующего экипажа. Но так случилось, что оба раза основные сошли с дистанции по субъективным причинам. Удача сопутствовала ему и в третий раз. Он уже занимал высокую руководящую должность, как вдруг возглавил один из международных экипажей в рамках программы «Интеркосмос». Сразу после этого полета он получил генеральское звание и «завязал» с дальнейшими полетами, хотя был еще достаточно молод. Ему больше нравилось общаться среди власть имущих, несмотря на то что в такой среде главным было умение «прогибаться».

В совершенстве овладев этим искусством, генерал выстраивал далеко идущие планы. Молодой, но искушенный, он хорошо понимал, что для реализации своих целей надо ловко работать локтями. И делал это, несмотря на то что именно старшим товарищам был обязан своим становлением и в отряде космонавтов, и в ЦПК. Хотя он был еще достаточно стыдливым, когда встал у штурвала.

Это и погубило его. Он расслабился и не заметил, как его место уже занял «дублер», который напрочь убрал из своей жизненной программы такие понятия, как совесть.

Но заветная цель уже достигнута, а необходимых качеств шкипера — нет. Да, то время было мутное. Перекинув все обязанности на заместителей, «дублер» наслаждался жизнью, наблюдая, что и среднее звено, как по цепной реакции, заражается откровенным «пофигизмом». Благо, время было такое, с девизом «Что не запрещено, то разрешено!», — искать причины неудач в себе никто не хотел. Все сваливали на внешние трудности и «наследство тоталитаризма».

Между тем «дублер», стоящий у штурвала, завел дружбу с зеленым змием и предавался иным утехам. Естественно, в такой ситуации у всех отношения с ним претерпели коренные изменения. Многие пытались урезонить его и тактично намекали о пагубности тех или иных поступков. Но бесполезно! Эти попытки успокаивали лишь на некоторое время, а затем следовали резкие срывы «с резьбы », повлиять на которые было уже невозможно.

Я, как и полагалось по должностным инструкциям, информировал о проблемах в ЦПК, не забывая при этом подсказать пути их решения. Порой мы не общались длительное время, а последующие потепления в отношениях длились недолго. Он понимал пагубность своих действий и вначале принимал план спасения и себя, и того дела, которому все мы служим, но через некоторое время делал все диаметрально противоположно. Кроме меня находились и смелые подчиненные, которые пытались вернуть «дублера» в круг интересов Центра, но они терпели поражение и, в конечном итоге, отказывались от дальнейших попыток. А нашего «героя» буквально несло... Связи из числа сильных мира сего стали потихоньку ослабевать, бизнесмены не видели в нем перспективы. Оставались соратники в различных армейский эшелонах, да и то, когда им нужен был «мальчик для щекотливых поручений».

Однажды, в один из нечастых периодов относительной трезвости, он стал жаловаться, что на него «вешают всех собак», наговаривают лишнее, и вообще хотелось бы, чтобы ему откровенно сказали обо всем, что творится вокруг него. Я предложил другой вариант, с которым он согласился. В результате через пару дней он получил объемный документ, где была изложена вся объективная информация о его проступках и проколах за последнее время. Там была информация, уже ставшая достоянием гласности, и та, о которой он сам хотел бы побыстрее забыть...

«Дублер-шкипер» долго читал документ и даже не пытался оспаривать изложенное. Он то краснел, то бледнел, то покрывался потом. Дочитав справку, стал таким тихим и покорным, что я наивно подумал: «Ну, наконец-то дошло! И есть надежда на возвращение к жизни!»...

К этому документу он отнесся как к официальной информации, расписался, поставил число и спросил: «А ты эту бумагу докладывал своим?» Я ответил, что подготовил ее для него, и предложил оставить ему второй, неподписанный вариант. Он быстро взял справку и спрятал в сейф, долго пребывал как бы в ступоре, но потом вдруг предложил «запить» этот вопрос коньячком и не возвращаться к нему, так как обещает сделать все, чтобы продолжения не было. В тот момент у меня все же зародилась слабая надежда, но я уже давно не был наивен и понимал, что вскоре все вернется на круги своя.

И действительно, вначале все шло правильно — даже его мудрая супруга при встрече со мной спросила: «Что ты с ним сделал? Он человеком стал!» Я не изображал кудесника и дал понять, что порой откровенная и задушевная беседа может многое изменить. Но, к сожалению, просветление длилось недолго. Один за другим последовали срывы, и я принял решение оставить тщетные попытки исправить ситуацию собственными силами. Уж коль человек считает себя «великим», то пусть им великие и занимаются. Тем более что он «засветился» в штабе ВВС в связи с нецелевым использованием самолетов. Его бизнес-проекты нанесли серьезный ущерб финансам Центра и поставили под сомнение все программы внешнеэкономической деятельности. Под серьезным давлением старших руководителей он принял решение уволить финансиста, который и взял на себя всю ответственность за имевшие место проколы. Такой ход позволил «шкиперу» избежать серьезного наказания... Однако эта ситуация еще более усугубила падение зарвавшегося «дублера». А тут еще накопились проблемы по ЖКХ. Из-за отсутствия горячей воды жители Бахчиванджи перекрыли дорогу в районе Леонихи, где как раз завершали строительство коттеджей начальники разных мастей. Вместо того чтобы выйти к людям и объяснить суть проблем, бедолага забаррикадировался в доме...

Но ему все же пришлось держать ответ перед ветеранами-космонавтами, которые длительное время раздраженно, но молча наблюдали за беспределом, творимым «дублером». И вот однажды, когда в актовом зале Центра подготовки поздравляли Льва Демина с юбилеем, он не выдержал и в резкой форме высказал все, что знал и думал. К Демину присоединились коллеги и буквально зажали «дублера» в рабочем кабинете.

С трудом отбившись от ветеранов, он клятвенно пообещал им исправиться. Затем срочно разыскал меня:

— Николай, ты показывал ту справку, где написано обо мне, Демину?

Я ответил отрицательно.

— Но откуда тогда Демин все узнал? — спросил он как бы самого себя.

— Ты сделал столько, что все твои проколы давно уже на слуху! — был мой ответ. — Поэтому Демин и взорвался!

После этого разговора мы уже больше не общались, и наши пути окончательно разошлись. Со «шкипером» поступили хотя и круто, но, учитывая прежние заслуги, позволили уволиться по собственному желанию, не оставив ему ни малейшего шанса для любой работы в ЦПК.

Зато выпивать он стал теперь вроде бы меньше — здоровье подводит. Ведь, как шутят у нас: «Для наших мужчин есть два диагноза — можно пить и нельзя пить». Ему, видимо, теперь нельзя. Он редко появляется в Центре и в Звездном — думаю, что ему наконец-то стало стыдно. Ну, да Бог ему судья!

«Чайка» из Ярославля

Полет женщины в космос был идеей первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева, у него же имелись и свои критерии отбора: первой женщиной-космонавтом должна была стать простая русская девушка, работница. Тогда бы ее полет продемонстрировал мировому сообществу, что при социализме дорога в космос открыта любому — и для этого не нужны какие-то особые способности. Желательно, чтобы и образование было «общим», тут интеллектуалы не требуются.

Отбор претенденток начался уже летом 1961 года — под руководством единственного тогда «ветерана космоса» Юрия Гагарина. После его полета в Кремль (А куда еще? Это потом стали писать в Звездный городок!) пришли тысячи писем от добровольцев — в том числе и от девушек, — которые хотели лететь в космос. Сначала эти мешки с письмами от женщин спрятали подальше, а теперь их пришлось достать и просмотреть. Когда же были отобраны наиболее подходящие послания, состоялись встречи с их авторами. В результате осталось пять человек — в их числе была и Валентина Терешкова.

Ее имя вскоре стало известно всему миру, а вот кто были ее подруги по отряду — оставалось тайной в течение долгих двадцати лет. На Западе кое-какая информация о женском отряде появилась раньше, чем у нас, но и там их знали только по именам. Что ж, и мы сейчас уточним — ведь это секретом не является: их звали Ирина Баяновна Соловьева из Свердловска, Валентина Леонидовна Пономарева и Татьяна Дмитриевна Кузнецова из Москвы, Жанна Дмитриевна Еркина из-под Ленинграда.

Но самой подходящей кандидатурой из всех была все-таки Валентина Терешкова: крестьянское происхождение, работница текстильной фабрики в Ярославле, секретарь комсомольской организации, за плечами — только школа и заочный техникум, тогда как остальные девушки уже учились в институтах, либо собирались поступать туда. Еще одно немаловажное достоинство — ясный, звонкий голос этой девушки, будто бы специально созданный для победных рапортов и докладов.

Мужчины в отряде космонавтов встретили девушек довольно скептически. Дело было трудное, предстояла тяжелая работа. Некоторые откровенно опасались, что вторжение женщин в «космическую область» снизит престиж этой героической профессии.

До намеченного старта оставалось полтора года, и подготовка началась с первого же дня по прибытии в отряд. Месяцы занятий в классах, физических тренировок. Они ничем не отличались от тренировок мужчин, но одно обстоятельство накладывало на происходящее определенный отпечаток. Мужчины, готовясь к полетам, знали, что, если не подведет здоровье и не будет промашек в поведении, то каждый из них сможет полететь не в этот, так в другой, следующий раз.

У женщин было иначе. Полет пока планировался всего один, и хотя набор в женский отряд продолжался, не было уверенности, что такой полет вообще состоится. Поэтому соперничество на занятиях и тренировках было острее. А это, разумеется, сказывалось и на взаимоотношениях.

Полет должен был проходить в автоматическом режиме, а приземление после катапультирования — на парашюте, поэтому основное внимание уделялось прыжкам с парашютом. Тем не менее девушки прошли и летную подготовку на двухместных МИГах — в одиночку они не летали. Вскоре все они получили звание лейтенанта ВВС.

На заседании государственной комиссии был определен экипаж: командиром утвердили Терешкову, первым дублером — Соловьеву, вторым дублером — Пономареву. Ночь перед полетом девушки провели в знаменитом домике, где до них ожидали старта Юрий Гагарин и другие космонавты. До утра, до той минуты, когда окончательно объявили имя пилота, каждая из них не теряла надежды, что может повезти именно ей. Система избрала Терешкову. Ей разрешили самой выбрать себе позывной, и она стала «Чайкой».

Несколько лет многие из них надеялись, что полеты женщин станут традиционными. Но после полета Терешковой наступило длительное затишье — второй полет состоялся только через девятнадцать лет. Его совершила профессиональная летчица Светлана Савицкая, которая дважды побывала на орбите и даже выходила в открытый космос.

«Народ к культуре тянется!»

Звездный городок как военный гарнизон всегда отличался чистотой и порядком. Он действительно был красив в любое время года. Стройные высокие ели и другие деревья, чистые дорожки, стриженая трава летом и буквально под линейку убранные тропинки среди белоснежных сугробов зимой. И ни соринки кругом. Заснеженные дороги не посыпали песком или какой-либо солью, их просто ежедневно и хорошо чистили. Дворники работали так, что снежинки буквально не успевали упасть на землю...

Конечно, тогда было много солдат хозяйственной роты, но и офицеры задействовались для поддержания порядка.

За каждым подразделением была закреплена определенная территория, и не дай бог, если где-то был замечен непорядок — начальнику управления тогда несдобровать. Так что частенько можно было видеть даже старших офицеров, работающих рядом с другим персоналом над уничтожением травы, пытающейся пробиться между красиво уложенных бетонных плиток. Зато как было приятно вечером либо в выходные дни провести по Звездному своих гостей и показать им все, что те пожелают, неизменно подчеркивая: «Ну, как у нас, красиво?» И все сразу же добавляли: «И чисто!»

Береговой, как правило, каждое утро либо в другое время проходил по городку пешком, все время меняя маршрут, так что ничто не ускользало от его критического взгляда. И вот однажды, проходя зимой мимо памятника Юрию Гагарину, он заметил на красиво уложенном сугробе небольшое желтое пятно. Оно явно указывало на то, что здесь недавно побывал какой-то песик и оставил «метку». В то время и вплоть до 1990-х на территории Звездного не было бродячих собак, а домашних были единицы. Сдвинув густые брови и медленно свирепея, командир дошел до кабинета и вызвал коменданта. Разговор был по-военному краток и не изобиловал словами типа «достопочтенный сударь, извольте объяснить». Звучало все ярче и понятнее: «Почему у самого святого места какая-то с... а позволяет себе сс...ь?!» Побелевший комендант молча все выслушал и, получив разрешение идти, сразу же занялся поиском.

В то время это не составило труда. Вычисленные владельцы собак были взяты в проработку, и через час одна из них под угрозой «всеобщего стыда» призналась, что это она выгуливала собачку и не уследила за ней. Через 10 минут ее муж вместе с комендантом стоял на ковре у Берегового и не смел что-либо возразить. Вердикт, принятый после крепкого монолога, гласил: «Если еще какая-нибудь с... подобное сделает, то вся семья может смело возвращаться в родную деревню и там гадить, где захочет, на широких и необъятных просторах «малой родины».

Всем все было понятно. Офицеры вышли из кабинета командира возможными, и уже через полчаса сарафанное радио разнесло весть о грозящих нарушителю мерах...

А вот другой пример «приобщения к культуре». Как правило, перед праздниками в Доме космонавтов проводились торжественные собрания, на которые собирались военнослужащие с женами и детьми. За несколько минут до начала собрания в зале выключали свет и на экране демонстрировали фрагменты из жизни наших горожан. Диктор, как в эпизодах известного киножурнала «Фитиль», живописно рассказывал о том, как в нашем красивом городке с прекрасными современными домами на многих балконах и лоджиях ну уж совсем по-деревенски висит и полощется при порывах ветра стираное белье. Не успевал фильм закончиться, как из зала пулей вылетали нерадивые хозяйки и спешили убрать следы своей хозяйственной деятельности. Ну что здесь сказать? Смешно? Ну да! Но ведь сильно влияло! Да так, что даже и сейчас, по прошествии многих лет, люди это вспоминают и хотят вернуться к прежним порядкам...

И еще пример — немного из другой области. Когда в 1976 году в Центре подготовки собирались принять первую группу космонавтов из социалистических стран, по так называемой программе «Интеркосмос», то, естественно, очень старались к приему гостей. Отремонтировали кабинеты и классы и уж очень стремились привести в порядок туалеты, прилегающие к Отряду космонавтов. Представители соцстран были для нас, граждан СССР, несколько «продвинутее», что ли, — из другой цивилизации, ближе к Западу. Под эту ситуацию и туалеты оснастили по-современному — там даже в изобилии была дефицитная для нас в ту пору туалетная бумага.

Вскоре Георгий Тимофеевич решил провести совещание, и выяснить проблемы, возникшие в начальный период обучения иностранных космонавтов. Все сделали свои доклады, и в конце решили заслушать коменданта здания. Эту должность недавно заняла пожилая женщина, бывший педагог школы. Она кратко доложила, что все иностранцы довольны, но есть одна проблема: из туалетов исчезает туалетная бумага.

Все стали возмущаться, а посуровевший Береговой дал указания о том, как поймать этих негодяев и наказать. Затем он все-таки успокоился и спросил у всех: «Ну, а вы что предлагаете?» Каждый начальник стал излагать «свое видение», но вдруг женщина-комендант встала и тихо произнесла: «Георгий Тимофеевич! Надо покупать и вешать, покупать и вешать... Ведь народ к культуре тянется!»

И тысячи «космических туристов»...

Очень надеюсь, читатель не сочтет, будто мы только тем и заняты, что думаем, как «подтянуть инвестиции», и ждем, кто нам поможет. Нет! Звездный городок вполне может и сам зарабатывать, принося серьезный доход. В этом смысле самым перспективным, интересным и привлекательным направлением на данный момент является туризм. Не нужно объяснять, что Звездный городок вместе с Центром подготовки космонавтов является самым раскрученным брендом. Употребим и мы это известное и модное слово. С начала 1960-х годов он привлекал людей со всего земного шара, являясь символом нашей национальной гордости.

До крутых 1990-х посещение Звездного входило в программы всех правительственных и иных иностранных делегаций. Остальных туристов мы выстраивали в очередь, и они терпеливо и с пониманием ждали. Сейчас интерес значительно снизился, в том числе и из-за того, что мы не развивали это направление и ничего нового, к сожалению, предложить не можем. А жаль! Поработать есть над чем. Задумавшись на эту тему, я, в принципе, и выстраивал свою программу развития Звездного как объекта, привлекательного в первую очередь для туристов. Ведь не все же, кто «болеет космосом», могут оплатить свой полет на МКС — а приблизиться к космосу хочется... Зато если на Международную космическую станцию слетало всего несколько этих туристов, то у нас своих « космических туристов » будут многие тысячи.

Через некоторое время была сформулирована стратегическая задача: « Развитие Звездного городка как международного профильного центра космического туризма, специальной подготовки, научно-прикладных и медико-биологических исследований».

А почему бы и нет? У нас же вообще все вокруг — сплошной туристический объект и памятник государственного значения. По дороге в Звездный расположены Центр космической связи, Чкаловский аэродром, где испытывал самолеты Валерий Чкалов и откуда летал в Америку через Северный полюс. Там, в поселке с одноименным названием, и монумент в эту честь имеется. Далее, рядом со станцией Бахчиванджи есть Музей военной одежды — наверняка редко посещаемый. И наконец, сам Звездный с Центром подготовки космонавтов и своим музеем.

Если построить современную гостиницу, то туристы станут задерживаться у нас подольше, кроме осмотра достопримечательностей, при желании смогут еще пройти специальную подготовку и медицинские обследования. Затем поработать на имеющихся тренажерах и вновь построенных аналогах. А после всего этого «космический турист» получит специальный официальный сертификат о пройденной подготовке. В космос его с таким сертификатом, конечно, не пошлют, зато предметом семейной гордости он станет.

Можно также сделать « космические объекты » с игровыми элементами. В перерывах между осмотрами будет, где порыбачить, отдохнуть, пообщаться с космонавтами за чашкой чая. Дети и молодежь смогут поиграть в пейнтбол, пострелять в тире, покататься на картингах, пройти подготовку по дайвингу. И все это без отвлечения специалистов, занятых подготовкой экипажей. Вот вам и новые рабочие места.

При желании можно еще посетить и авиационный музей в Монино — а для этого перелететь туда на дирижабле или воздушном шаре. Вот это был бы шик и впечатления на всю жизнь! Ведь ничего невозможного нет — мы все сможем, если не губить инициативу.

К тому же у нас есть спецы по авиационной и парашютной тематикам. Мы ведем подготовку космонавтов к выживанию в различных климатических средах, имеем хорошую медицинскую исследовательскую базу, тренажеры, центрифуги, гидробассейн и многое другое. Так почему нам не «перетянуть» из других разобщенных мест всю аналогичную подготовку и исследования в Звездный ? Ну почему те же наземные испытания к предстоящим Марсианским программам проводить в Москве, а не у нас? И такие вопросы по каждому из перечисленных направлений...

Впрочем, если я начну рассуждать, что для успешного решения этих вопросов в первую очередь нужно думать об успехах нашей космической отрасли, расцвете Звездного городка, заботиться о людях, которые посвятили свою жизнь покорению Вселенной, а не стремиться заработать «сразу и сейчас» — это будут уже общие слова, которые и без меня всем известны.

«Дядюшка Черномор»

Удивительное и прекрасное это дерево — березка. О ней вспоминают россияне, оказавшиеся в зарубежных командировках, о ней тоскуют эмигранты первой и ряда последующих волн. А еще она быстро растет и хорошо скрывает все бесхозное на местах заброшенных строек и разрушающихся зданий...

Вот так и в Звездном. На месте фундамента космического музея, задуманного еще в 1988 году, шумит густая березовая роща. Впрочем, шум листвы обычно заглушают лай и вой стаи бродячих собак, давно уже обосновавшихся в бетонных «схронах». И все это — в ста метрах от памятника Гагарину, и в двадцати — от КПП-6, основных ворот, ведущих на главную техническую базу Центра подготовки космонавтов. А рядом — красивые, типично американские коттеджи... Люди привыкли проходить мимо того безобразия, которое прикрывают своей листвой березки. Последние двадцать лет жители Звездного грустно шутят, что красиво у нас бывает только два раза в году: когда вырастает свежая трава и когда выпадает первый снег. Они своей чистотой и свежестью закрывают все проблемные места, недострои и свалки...

Да, горько, очень горько, но пока это так... Хотя еще в «лихие» 1990-е космонавты и руководители ЦПК обращались во все инстанции, пытались находить подходы к новым лицам в правительстве. Хаживали мы и к Гайдару, и к Сосковцу, и к Черномырдину, и ко многим-многим другим, до тех пор пока нам четко и понятно не сказали: «Радуйтесь, что не прикрыли вашу обитель, и делайте так, чтобы о вас меньше вспоминали. Тогда, глядишь, и выживете!» Предупреждение было своевременным...

Однако потом случилось так, что вдруг — и даже фактически без особых наших просьб — серьезную поддержку Центру оказал В. С. Черномырдин, который волею судьбы «породнился» с Центром подготовки. Племянница его супруги — хорошая боевая девушка Лена — вышла замуж за офицера нашей воинской части и сама стала работать в медицинском управлении... Офицер был на хорошем счету, но счастье их оказалось недолгим: парень попал в аварию и погиб на МКАДе — это было еще до реконструкции кольцевой.

Вот тогда, по стечению трагических обстоятельств, Виктор Степанович и побывал впервые в Звездном, сумел найти возможность пообщаться с руководством и понять, как мы живем и почему так плохо. Он провел с нами вечер и почти всю ночь и, что называется, проникся, несмотря на необычность ситуации. Много не обещал, но впоследствии иногда защищал нас, иногда и помогал, хотя чаще всего советом.

Елена, будучи человеком активным, порой брала на себя функции посредника и частенько сама выезжала к «дядюшке Черномору» с нашими письмами и ходатайствами. Порой возвращалась ни с чем, иногда — с советом не спешить, толковой рекомендацией или необходимой резолюцией. В общем, мы не сидели сложа руки. Правда, наши инициативы не всегда одобряло руководство родных ВВС и Минобороны, которые чуть что грозили нам реорганизацией.

Часто космонавтам вообще запрещали какие-либо контакты в высших эшелонах власти — без разрешения непосредственных руководителей. Между тем сами военные чиновники о Звездном и Центре порой забывали, так как мы не были профильными ни для ВВС, ни для МО. Ну а мы, понимая, что становимся обузой, все чаще стали выступать на стороне тех, кто уже давно и разумно рекомендовал переходить нам в статус гражданской организации... В конце концов, мы с усиленной энергией взялись за реализацию этого проекта, постепенно убеждая разные инстанции в целесообразности такой реорганизации. Мы долго урезонивали, много аргументов приводили и наконец...

В соответствии с распоряжением Правительства РФ от 01.10.2008 за №1435-р было создано ФГБУ — Федеральное государственное бюджетное учреждение «Научно-исследовательский испытательный центр подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина», являющееся градообразующим предприятием для Звездного городка.

Указом Президента Российской Федерации № 68 от 19.01.2009 закрытый военный городок № 1 (г. Щелково-14, поселок Звездный Московской области) преобразован в ЗАТО — закрытое административно-территориальное образование. В 2009 году создан и функционирует городской округ — Звездный городок Московской области, избраны глава города и Совет депутатов как орган местного самоуправления, а также администрация, которым было поручено до 1 января 2011 года осуществить все необходимые организационно-правовые мероприятия и в полной мере приступить к управлению ЗАТО, что, разумеется, и было сделано в определенные сроки.

«Космический невод» Ковалёнка

Юрий Гагарин первым оценил красоты нашей планеты — настолько, насколько позволили ему 108 минут полета, но оценил емко и значимо.

Далее славили Землю Герман Титов и другие. Алексей Леонов взял цветные карандаши и попытался передать нам самые яркие моменты. Но, как говорят: «Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать!» Однако увидеть самому мало, надо уметь словесно передать увиденное и даже запечатленное на современные фото- и видеосредства. По этой причине специалисты и ставили задачу обучить космонавтов умело наблюдать, наблюдая замечать, замечая фиксировать, а фиксируя, описывать так, чтобы понятно было каждому.

Начинали так называемые ВИН — визуально-инструментальные наблюдения на Ту-134, а затем на специально оборудованном Ту-154 с огромным иллюминатором в нижней части фюзеляжа. С помощью обычных биноклей и специальных приборов землю и объекты на ней можно было приближать и удалять. Космонавт обучался находить объекты и распознавать их буквально с первого взгляда. Опытные ребята могли с ходу назвать класс судна в море и отличить гражданский пароход от военного корабля.

В процессе этого обучения и в реальных полетах стали понимать, почему у океанов и морей меняется окрас подстилающей поверхности под различными углами зрения. Причин множество, но многие указывали, что тот или иной цвет воде придает планктон. Есть он — значит, есть и рыба. Вопрос только в том — Какая? Но это уже к специалистам. Они и объясняли космонавтам, как поточнее приглядеться и определить. Так возникло желание провести научный эксперимент и «половить рыбку» по целеуказаниям из космоса. Почетная миссия первооткрывателя была предоставлена очень любопытному и инициативному командиру экспедиции Владимиру Ковалёнку. Он долго высматривал, затем четко принял решение и дал координаты на Землю. К месту нахождения предполагаемого улова двинулась целая рыболовецкая флотилия тогда еще мощного Советского Союза.

Ковалёнок рассказывал потом, что, передав в ЦУП координаты, он почти сутки не спал, думая: а не ошибся ли? Но рыбаки пришли на место и черпали рыбу неводами до тех пор, пока уже некуда было улов размещать. На борт космического корабля пошли хвалебные и благодарственные телеграммы. Министр рыбного хозяйства даже пообещал Ковалёнку поставить памятник... из икры. Шутки шутками, но переполоху было много. За удачливыми советскими рыбаками вдруг потянулись японские и другие. Тогда посчитали, что они перехватили информацию, идущую с борта орбитального комплекса, и впоследствии стали кодировать сведения. Это было не лишним с любой точки зрения.

Таких удачных рыбалок Владимир Ковалёнок провел несколько, и по этому поводу написал целый научный трактат. Сейчас, я думаю, этим вряд ли кто-либо занимается. Но в любом случае эксперимент удался, и под него наверняка нужно было подводить правовую основу с учетом того, что нынешний орбитальный комплекс — международный. И ведь недаром в народе говорят: «Дружба — дружбой, но табачок — врозь».

Такая понятная «невесомость»...

Был такой случай в свое время. Коллективу крупнейшего московского промышленного предприятия объявили по радио о необходимости собраться в зале цеха № 15 для встречи с одним из первых советских космонавтов — назовем его Виктором Б.

Большинство двинулось на встречу с энтузиазмом, но некоторые зароптали, понимая, что ни бутерброда не съесть, ни в домино не сыграть, да и толком не покуришь. Дескать, будет сейчас нам бубнить о том, как космические корабли бороздят просторы мирового океана. В принципе, они были недалеки от истины. Ведь под контролем всегда явно присутствующих политработников и незримых сотрудников КГБ, обложивших все запретами, многого не расскажешь. Беседа проходила, как обычно, в радушной обстановке, но космонавт чувствовал некое напряжение трудящегося люда. Ему задали вопрос: «А каково самочувствие в невесомости?», и он стал было рассказывать о том, что в невесомости сердце «ленится» гонять кровь по большому кольцу, кружится голова и т. д. и т. п., но заметил, что публика теряет к нему интерес...

Он вопрошающе взглянул на политработника, и тот понимающе кивнул, мол, дескать — давай как для «избранных», и В. Б. начал: «Ну, вот что, мужики, слушайте правду. И только для вас!» Зал затих, а космонавт продолжал: «Хм... невесомость?! Ну, вы представьте себе, допустим, Новый год... вы хорошо погуляли ночь, следующий день и еще день! Наконец, вы просыпаетесь, а вокруг не то что 100 граммов водочки и бутылки пива, но даже воды нет! А внутри все горит, мутит и все сухо!» Зал загудел. «И так — в течение всего полета, то есть 7 суток!» Тишина в зале, небольшая пауза. Затем один из активистов встает, сжав промасленную кепку в руке, и произносит: «Не...ну мужики... это же страшно тяжело, это просто невыносимо, что и воды-то нет... представляете?!» Весь зал пребывал в состоянии оценки переживаемого. Второй активист подвел итог: «Да! Не зря, оказывается, вам звание Героя Советского Союза дают... Да за такое надо!» И зал рукоплескал.

Потом космонавт еще некоторое время о чем-то рассказывал, но большинство уже закурило и, сопереживая, обсуждало трудности космических будней...

Земные перегрузки

Станции «Салют-6» и «Салют-7» стали космическими базами, на которых проводились научно-технические эксперименты и ставились рекорды по длительности пребывания на орбите. Каждый следующий полет планировался так, чтобы побить предыдущий рекорд длительности хотя бы на 10 процентов. В это время отрабатывались медицинские методики подготовки к полету, адаптации к невесомости на орбите, поддержания организма космонавта в хорошем рабочем состоянии и реадаптации в земных условиях. По грубым подсчетам получалось: сколько космонавт находился в космосе, столько же времени ему необходимо для нормального восстановления организма на земле.

Скрытность проводимых исследований привела к рождению легенды о таинственных медицинских препаратах и таблетках, которые якобы позволяют советским космонавтам легко переносить неприятные последствия невесомости. Но никаких magik pills (магических таблеток) не было, а только упорный труд космонавтов и медиков, которые и отработали правильные методики. Особая роль отводилась и психологам. Несмотря на тщательные отборы и совместимость, в полеты отправлялись разные люди. И повести себя в разных ситуациях они могли, да и вели по-разному. Для каждого из членов экипажей стояла сверхзадача — слетать в космос и стать космонавтом, выполнившим задания Родины, и ее героем! И что бы там ни говорили, эта мотивация никем не отбрасывалась и негласно была главной. А для ее реализации можно было вытерпеть все, даже постоянное присутствие рядом человека, к которому ты, мягко сказать, равнодушен или воспылал ненавистью. Но, слава богу, таких эпизодов практически не было, хотя некоторые члены экипажей после полета категорически не встречаются друг с другом. Большинство же и в космосе работали дружно, и после полета контактируют хорошо...

Многое зависело и от работы наземных служб. Всякое бывало, но особенно накалялась обстановка во взаимоотношениях «земля — борт», когда наземные специалисты были невнимательны к просьбам космонавтов либо крайне придирчивы к ним по различным рабочим проблемам, причем без всяких на то оснований. Сказывались и неграмотность в области психологии взаимоотношений, и обычное занудство, и заурядное разгильдяйство. Сдавая смену, наземные спецы иногда забывали передать пожелания, просьбы и рекомендации членов экипажей, и тогда у щепетильных и ответственных ребят на борту возникали естественные претензии и нарастало раздражение. Такая ситуация начала складываться у одного из командиров орбитального комплекса — назовем его «Ъ» — во время рекордно длительного космического полета. И вот неприязнь уже потихоньку накопилась. «Чаша переполнилась», когда экипажу, которому до посадки оставалось еще месяца два, передали инструкцию о том, что они могут возвратить с собой из космоса, а чего брать нельзя.

«Ъ», который активно работал над кандидатской диссертацией и накопил большое количество всяких записей об экспериментах и инструментально-визуальных наблюдениях, сразу же возмутился. Его не устраивали вводимые весовые ограничения, и он как человек откровенно настырный пошел на конфликт с наземными специалистами. Проблема в общем-то не стоила выеденного яйца, но обе стороны встали на «упоры».

По сложившейся практике, космонавтам разрешалось брать на борт определенное количество личных вещей, сувениров и тому подобное, ну и, естественно, возвращать их на землю после полета. На земле же всегда находилось много родни и знакомых, которым хотелось вручить какой-либо сувенир, побывавший в космическом полете. В связи с этим космонавты частенько брали с борта орбитального комплекса уже отработавшие свое детали научных приборов и аппаратуры, подлежащие «отстрелу» вместе с другим мусором. На борту космического комплекса было много отслуживших срок запчастей и всякого научного хлама, который скапливался в отсеках станции, как в гараже рачительного хозяина. Иногда космонавты забирали с собой старые фотоаппараты и видеокамеры. Все эти вещи, естественно, нужно было где-то разместить в малом объеме спускаемого аппарата. Да и излишний вес тоже влиял на баллистику при спуске с орбиты. Возникала также и опасность попадания посторонних предметов под кресла космонавтов, что могло повлиять на условия мягкой посадки, которая и без того не всегда бывала мягкой. Ну, в общем, находилась тысяча причин, по которым брать с собой с борта станции на корабль посторонние предметы было и нежелательно, и опасно. Но, как всегда, у нас, славян: если нельзя, но очень хочется, то можно. Нельзя было не учитывать человеческий фактор. Все брали, несмотря ни на что, и когда благополучно приземлялись, то сразу вспоминали Бога и молились не только потому, что хорошенько «сели», но и потому, что удачно провезли сувениры.

На земле у космонавтов сразу же возникала проблема, как это все не потерять. Ведь корабли садились в разных местах, и не всегда первыми к объекту успевали поисковики. Не раз бывало, что на месте приземления невесть откуда появлялось местное население на лошадях, верблюдах, мотоциклах и машинах. Каждый из них готов был растащить на сувениры не только посадочные парашюты, корабль, но и самих космонавтов. Люди привыкли к таким посадкам и зачастую прибирали к рукам все, что бросалось в глаза в этой суматохе. Поисковикам также было трудно уследить за всем...

Поэтому космонавты быстро собирали свои личные вещи в сумки и прижимали к груди до подхода своих «звездновских». По традиции так сложилось, что в числе первых у спускаемого аппарата оказывался и оперработник. Поэтому, завидев его, члены экипажа просили его забрать их личные вещи и тогда пребывали в полной уверенности, что все останется в сохранности. Так было заведено и продолжалось много лет, пока не стало установленным правилом и традицией, гарантирующей успех завершающей операции по доставке космонавтов на базу реадаптации.

«Ъ», совершавший уже не первый полет, также получал все свои личные вещи в полной сохранности. Он и на этот раз был уверен, что все пройдет штатно. Но вдруг земля заартачилась. В Центре управления полетом тоже нашлись упрямцы, которым абсолютно «до фени» были желания уставшего в длительном полете командира экипажа. Они, как вредные «бяки-буки», настаивали на своем. Спор дошел до такой стадии, что «Ъ» серьезно перенервничал и после успокоительных таблеток, принятых в излишнем количестве, немного «поплыл». Вступая в таком состоянии в очередной спор, он, что называется, завелся сам и раскалил наземных спецов, пообещавших в ответ, что если он возьмет со станции «лишние» килограммы, то они пришлют на место посадки контролеров, которые все взвесят и запротоколируют, с тем чтобы наказать его по полной программе. Взбешенный таким напором, «Ъ» не придумал ничего другого как заявить им: «А только попробуйте подойти! У меня ведь в НАЗе есть кое-что кроме еды и воды».

Все сразу поняли, что в НАЗе есть пистолеты членов экипажей. Вот какого накала достигла непримиримость, но почему-то ни психологов, ни просто спокойных и умных людей вокруг не нашлось. Ситуацию раздули до такой степени, что якобы у «Ъ» «поехала крыша». Конечно же, «Ъ» сказал так, потому что исчерпал все возможные аргументы. Для наземных же специалистов ЦУПа полеты стали настолько обыденными, что они уже подзабыли некие правила корректного взаимодействия с экипажем, а потому спокойно позволяли себе ошибаться и буквально придираться по мелочам к космонавтам.

Такое состояние очень сильно беспокоило инструкторов и врачей экипажей, и я вынужден был в устной и письменной форме высказать свое и общественное компетентное мнение во все инстанции, которые могли влиять на процессы управления полетом. Информацию приняли к сведению и чуть-чуть «попинали» строптивых спецов ЦУПа. Но каково же было удивление всех инстанций, когда дней за десять перед самой посадкой «Ъ» заявил ЦУПу и поисковикам, чтобы после приземления первыми к кораблю подошли генерал Анатолий Филипченко и Рыбкин — то есть я. С учетом данного заявления, мне пришлось долго и подробно объяснять многим своим и иным руководителям причину такого выбора «Ъ». Я рассказывал и о своих взаимоотношениях, и о традициях, и, в общем, о моем статусе во всем этом действе под названием «Встреча экипажа на месте посадки».

Когда я всех убедил, начальственный люд успокоился, но все же меня много инструктировали о том, чего многие и сами не понимали.

Во время посадки экипажа «Ъ» стояла чудесная погода, и корабль на удивление — действительно такое бывает редко — мягко приземлился и остался в вертикальном положении. Вертолеты поисково-спасательной службы (ПСС) сели вокруг аппарата на солидном расстоянии, и все остановились, как в детской игре «Замри!». Люк С А (спускаемого аппарата) открылся, и изнутри донесся голос «Ъ»: «Филипченко и Рыбкин ко мне, остальные — на месте!» Все засмеялись над военной терминологией, но команду выполнили. Мы подошли, и «Ъ» передал нам свой «груз». Затем, совсем успокоившись, сказал: «А теперь берите меня! Вот и вся история». И вопрос был снят, и нарушений мы не обнаружили, и в вещах не было ничего запретного, и все осталось в целости и сохранности.

Естественно, что «Ъ» пришлось держать ответ за излишнюю дерзость и перед главным конструктором В. П. Глушко, и перед руководством ЦПК. Основные беседы выпали на долю А. А. Леонова, пытавшегося приструнить ершистого «Ъ». В результате их отношения сильно обострились, и «Ъ» всерьез задумался над тем, что делать дальше — участвовать в программах или «менять курс».

В откровенных беседах у бассейна на Байконуре и в номерах на 17-й площадке я, зная характер оппонента, порекомендовал ему сразу после завершения реадаптации поступать в Академию Генерального штаба и строить карьеру на командном поприще. Такому исходу были бы рады все стороны, и можно было избежать проблем со служебным ростом в самом Центре подготовки, где «Ъ» претендовал на высокие должности.

Как товарищ весьма амбициозный, «Ъ» за любое дело брался с огромной инициативой и напором. Он успешно закончил Академию Генштаба и через некоторое время стал одним из заместителей в системе ВВС. Затем руководил одной из академий Минобороны. Естественно,«Ъ» стал генералом и вторым после Германа Степановича Титова генерал-полковником. Своим быстрым генеральским ростом он очень озадачил коллег.

Будучи по жизни чрезвычайно импульсивным, решительным и порой резким в суждениях и действиях, «Ъ» успел до распада СССР повыступать в Верховном Совете и побороться с мэрий Москвы.

«Изделие К»

В России, как известно, выпивают все: и крестьянин, и рабочий, и ученый... Но нормальные люди, каковых у нас абсолютное большинство, знают когда. Только после хорошо сделанной работы, а не во время и тем более не до. То есть обычно люди знают и время, и место, и уместность.

Ну, вот начнем хотя бы с космической эпопеи. Когда запустили первый спутник, С. П. Королев дал команду главному завхозу раздать всем рабочим и техсоставу по чайнику спирта. Представляете — по чайнику! Раздали и выпили, но пьяных не было. Дело в том, что были ответственность, чувство долга и самое главное — самодисциплина, производное от привитой дисциплины. И когда мне пытаются рассказывать о том, что во время запусков пьют, буду спорить. Пьют, а точнее, выпивают только после запусков!

Кстати, в этом плане спрос с первых космонавтов был строжайший. Генерал-полковник Николай Петрович Каманин, их первый наставник по линии ВВС, был настолько строг, что кандидаты — Нелюбов и другие — «уезжали» с подготовки только за то, что не вовремя выпили кружку пива. Стоит заметить, что космонавтов Первого отряда можно назвать практически трезвенниками, по сравнению с испытателями и другими пилотами. Но так устроен человек, что не каждый может совладать с соблазнами. Ведь как устоять, если ты, еще вчера никому не известный человек, вдруг становишься всемирно знаменитым? С тобой хотят пообщаться и власть имущие, и деньги имущие, ну а выпить с тобой готовы не только они, но и ничего не имущие.

И вот первые космонавты в большинстве своем устояли... Дальше не всем это удавалось, но эту тему особенно никто не поднимал. Ведь как рассуждает наш народ тогда, когда случается что-либо чрезвычайное? Сразу же говорят: «Да наверняка был пьян!» По себе судят?!

Так вот и о Гагарине. Однако скажу честно, что даже самые негативно настроенные ко всем и всему люди не могли привести ни одного примера, где бы Юрий выглядел не геройски. Да, был случай, когда из-за нелепой шутки он прыгнул со второго этажа на клумбу и расшиб бровь у виска. Но и тогда он был трезв. Точно знаю, потому что читал беспристрастные отчеты сотрудников КГБ СССР, опрашивавших всех свидетелей. Конечно, поступил по-мальчишески, но был трезв. И твердо скажу, что он не пил и до полета, в котором погиб. Его вообще нельзя в чем-либо винить, потому как полет был в спарке и летел он с инструктором, которому вменено в обязанности устранять любые погрешности в действиях пилота. Здесь тоже все скрупулезно и зафиксировано, и установлено. А в специальном деле имеются справки о том, что Юрий Гагарин за два дня до полета заходил поздравить своего знакомого с днем рождения и, буквально пригубив вина, удалился. Члены правительственной комиссии, расследующей причины гибели Гагарина и Серегина, констатировали, что в крови Гагарина и инструктора не обнаружено признаков алкоголя. Да и все друзья Юрия утверждают, что его никогда не видели в состоянии опьянения, так как он знал меру...

Вот Герман Степанович — тот сам признавал, что выходил за допустимые пределы. Я уже приводил пример о его «покаянии». Тут уж как говорится: что было, то было...

Самое главное — люди осознают, умеют вовремя остановиться и уберечь от пагубных последствий заблудших, указан им правильный путь. Но ведь как устроен человек? Особенно тот, кто подвергается постоянным стрессам. Как только стало возможным осуществлять длительные полеты на орбитальных станциях, сами же космонавты и врачи-исследователи приступили к совместному поиску средства для снятия стрессов и утомляемости. Вначале попробовали элеутерококк, которым пропитывали сахар-рафинад. По словам космонавтов, это снадобье не очень-то и бодрило. Их мысли все более возвращались к народным средствам. Из всех известных более всего подходил коньяк. Вот мудрецы и пошли на хитрости, чтобы опробовать его действие в реальных условиях.

Все понимали, что это категорически запрещено, но каждый также категорически не хотел, чтобы именно он явился крайним по запрету. Это обстоятельство и послужило темой для обсуждения. Близкие к В. П. Глушко спецы стали вдруг интересоваться у него, как быть, если капли или пары коньяка попадут в регенерационные патроны — устройства для выработки воздушной смеси для дыхания? Ведь может же возникнуть пожар?! Ответ его был до смешного прост: «Чтобы этого не случилось, дорабатывайте и совершенствуйте эти патроны!» Вот ведь какое мудрое решение. Генеральный конструктор точно знал, что все равно попробуют, как ни запрещай. Так и случилось. Все происходило, как говорят, по умолчанию. Одни очень захотели, вторые сделали вид, что не замечают, хотя все всё понимали, а академик Бурназян вообще сказал, что лучше коньяка средства против усталости нет.

Итак, «изделие К» — на борту, в герметической фляжке. Наступило время «проведения эксперимента». Открыли, а оно никак не льется. И фляжка жесткая, не надавить. Командир побуждает инженера к действию, говоря: «Вот ты инженер, ты и думай!» Вспоминаются все способы и, наконец, за счет центробежных сил удается заставить «К» покинуть емкость. В результате из фляги вытекает большой шарик, состоящий из «К», и перемещается по ограниченному объему станции. Того и гляди, попадет в опасную зону — и КЗ, короткое замыкание.

Командир и инженер бросаются к шарику и, прильнув губами, пытаются поглотить содержимое. Это плохо удается, а под рукой никаких губок и тряпок. Вот это был переполох, стресс! Но все-таки кое-как справились с шариком и быстро захмелели: в состоянии невесомости это вещество действует быстрее, нежели в земных условиях. Вот вам и человеческий фактор! Потом-то все обдумали, нашли кусочек лишнего провода, вытащили прутик и получилась соломинка, как в баре. Далее все пошло, как обычно. К праздничку — и по чуть-чуть. Затем оказалось, что самой лучшей упаковкой для «К» являются емкости для переливания крови. И герметично, и удобно, и, главное, надежно. Вот так бывает!

Но говорить о пьянках в космосе никак нельзя. «К» — это лечебное средство, которое и не разрешено, и не запрещено, но рекомендовано. А уж как оно туда попадает, известно одному Богу и еще кое-кому. Кому конкретно, точно никто не знает, потому что его никто и не ищет.

А вот курение на космическом корабле — точно под запретом, и за сигарету можно здорово поплатиться. Был, правда, случай, когда один из командиров-«умников» решил попробовать. В то время к станции «Салют» был пристыкован один из аппаратов технологического назначения, сплошь состоящий из металла. Забравшись в этот закуточек, герой и курнул. Эффект был потрясающий! Во-первых, сам чуть не задохнулся, во-вторых, сработала пожарная сигнализация — и мудрые поняли, а дураки догадались... После того случая никто не практикует курение на борту. Особенно все ощутили опасность, когда на станции в числе нештатных ситуаций случился и пожар.

Возвращаясь к «пьяной теме», что еще можно сказать? Подводникам дают вино после вахты, да и многим другим оно не противопоказано. Однако одни, и их большинство, не превращают это в привычку, а другие, что называется, «садятся на стакан» и уже не могут бросить привычку пить спиртное всю свою оставшуюся, обычно недолгую, жизнь.

Когда руки «растут правильно»

Космические экспедиции на станции «Салют-6» и «Са- лют-7» чередовались, количество полетов и их длительность увеличивались, но между полетами были промежутки, когда комплекс оставался в беспилотном режиме.

И вот в один из таких периодов на «Салюте-7» произошло КЗ — короткое замыкание, и станция стала называться «некооперируемым объектом», то есть неуправляемым с Земли. ЦУП делал множество попыток, но безуспешно. После многих вариантов пришли к выводу о необходимости отправить опытный экипаж, который сможет сблизиться, состыковаться в ручном режиме и попытаться «оживить» станцию. Выбор пал на самого лучшего мастера стыковки Володю Джанибекова и опытного инженера Виктора Савиных. Кроме того, оба были, что называется «самоделкиными». К тому же парни отличались непоколебимым оптимизмом и изысканным чувством юмора.

Они быстро подготовились и пошли навстречу неизвестному. «Догнав» станцию, они красиво состыковались и перешли на замерзший «Салют-7». Недолгий поиск причин КЗ, их устранение — и станция ожила. Вначале на ней было очень влажно и холодно, и ребята буквально «нахватались» фурункулов. Сразу же обнаружили, что питьевая вода замерзла, а запасов привезенной хватит на несколько дней. Но, как говорится, русские парни на то и русские, что они не всегда выполняют в точности инструкции с земли и имеют привычку делать «заначки» из всяких, казалось бы, ненужных вещей.

Джанибеков вспомнил, что в свой предыдущий полет он спрятал в загашнике станции, как в гараже, осветители для съемок. Собрав их по определенной схеме вокруг емкости с водой и периодически включая, они вскоре разморозили воду и главная проблема была решена. Можно было работать сколько угодно. Хватало еще казусов и смешных, и грустных, но экипаж успешно выполнил поставленные перед ним задачи, и было абсолютно не стыдно за то, что прослыли ремонтниками. Да и техника наша, советская доказала, что если умеешь лудить, паять, владеть ключами и руки растут правильно, то невозможного нет.

Однако к тому времени уже практически готова была новая станция «Мир», и «Салют-7» становился не нужным. Правда, на старую станцию еще слетал экипаж Леонида Кизима, который затем переместился на уже выведенный на орбиту основной модуль «Мира». Проведя с «Салютом-7» еще много разных манипуляций, его вывели в расчетную точку и затопили. Акцент всех наших советских программ с 1985 года был сделан на новый комплекс «Мир», который оправдывал свое название хотя бы тем, что в процессе выполнения серьезных международных программ продолжал решать и политические задачи, сближая США и Европу в единую команду с Россией для совместного освоения космического пространства.

Честный ответ на провокационный вопрос

Мне довольно часто и коллеги, и журналисты, и просто любопытные субъекты задают провокационный вопрос о том, состоял ли кто-либо из космонавтов СССР в каких-либо связях с КГБ. И я, понимая подоплеку, всегда отвечал и продолжаю говорить, что никто из героев космоса никогда не был, как это раньше называлось, «сексотом» — секретным сотрудником, и тем более стукачом, если брать самый худший смысл, который люди вкладывают в эти слова.

После космического полета каждый из них, особенно первые, уже не принадлежал себе. Они становились людьми планетарного значения. После того как космонавт получал звание Героя СССР, каждое серьезное ведомство сразу же старалось причислить его к «лику святых» своей организации. Так, за время полета они многократно «пересекали» границы всех государств и становились «почетными пограничниками». Поскольку успешно поддерживали связь во время полета, то после него получали звания «почетных» и «заслуженных» связистов и радистов. Далее уже — и шахтеров, и металлургов...

Интерес к космонавтам был настолько велик, что даже королева Великобритании Елизавета, принимая Юрия Гагарина, велела подготовить специально для него автомобильный номер «YG — 1», который был на машине, перевозившей первого космонавта по Англии. Сейчас эта реликвия находится в Музее Звездного городка. Тогда же родилась легенда о том, что якобы во время приема в Виндзорском дворце, когда Юрий смутился от обилия столовых приборов, королева, сидевшая рядом с ним, стала быстро демонстрировать, что и как делать. При этом в шутку добавила, что за всю жизнь во дворцах так и не постигла все тонкости этикета...

Она, может, и сказала что-либо подобное, чтобы отвлечь Гагарина от таких пустяков, но, как нам известно, в палате лордов королеве потом указали, что с Гагариным она вела себя чуть ли не как девчонка, а так ей вести себя не подобает. На этот выпад Елизавета II якобы ответила, что Юрий Гагарин не обычный человек, а «небожитель» и заслуживает особого почтения.

Видимо, следуя традиции, заложенной королевой, тогдашний министр внутренних дел СССР Николай Анисимович Щелоков сразу же после приемов в Кремле приглашал космонавтов к себе и вручал им удостоверения почетных сотрудников МВД и специальные номера для автомобилей. Причем номер на машине соответствовал порядковому номеру знака «Летчик-космонавт СССР».

Да что говорить, первые космонавты были всеобщими любимцами, представителями Страны Советов и «дипломатами мира». Во время зарубежных поездок первые лица государств, высшие военные и политические руководители устраивали грандиозные приемы и зачастую возили космонавтов в те районы, куда обычные дипломаты попасть не могли. Космонавты, если можно так выразиться, были серьезным кадровым резервом МИД СССР и могли «навести мосты» там, где дипломатам это не удавалось. Руководство страны понимало это и практически всегда, в разных трудных ситуациях периода холодной войны, активно использовало космонавтов для установления и поддержания неформальных контактов.

Многие космонавты становились членами различных международных научных и общественных организаций. Главной же задачей контрразведчиков была защита наших послов мира от всяких сомнительного рода связей и провокационных действий иностранных спецслужб. Следует отметить, что в этой работе требовалось абсолютное взаимное доверие, и нам удавалось выстроить правильные отношения. Нельзя, конечно, сказать, что здесь была сплошная идиллия. И у космонавтов, и у оперсостава были разные характеры и темпераменты, но у всех была и остается общая задача — соблюдать интересы Родины и поддерживать ее имидж, пока еще космической державы.

И если все вместе мы будем использовать потенциал наших космонавтов, мы сумеем оставаться в этом космическом клубе, где на призовые места уже рвутся и Китай, и Индия. Но мы-то знаем, что космос любит кооперацию — и только совместные усилия, объединенные экономические возможности многих стран и опыт, накопленный СССР и США, позволят добиться серьезных результатов.

«Про ЭТО»... на орбите

По-моему, всем известно, как во время первого, кажется, телемоста СССР — США наша простая советская женщина прямо и откровенно заявила на весь мир: « В Советском Союзе секса нет!» Бедолага и не догадывалась, насколько крылатой станет ее фраза на долгое время.

Вопрос о сексе в космическом пространстве в условиях невесомости на телемостах никто не ставил, хотя казалось, что он буквально «висел в воздухе». Многие слышали о том, что якобы готовились эксперименты по зачатию и рождению ребенка в условиях орбитального полета. И что интересно, кандидаток на такой «сексуальный» полет было очень много. Если бы действительно программу утвердили, то наверняка на проходной Звездного городка стояли бы нескончаемые очереди...

В начале 1960-х обсуждали семейную пару Николаев—Терешкова, слетавших в космос на разных кораблях, но решивших соединить свои судьбы на земле. Их свадьбу в народе иногда называли «экспериментом Н. С. Хрущева», якобы решившего почти в приказном порядке поженить их. Но это были байки — Андриан Григорьевич и Валентина Владимировна полюбили друг друга без чьего бы то ни было вмешательства. Их дочь, родившаяся уже в Звездном городке, также вызывала нездоровый интерес. Ну как же, ведь родители побывали в космосе — не сказалось ли это на ее здоровье? Но и здесь никаких тайн. Обычный здоровый ребенок, похожий на своих родителей. Она уже сама, став матерью, растит здорового ребенка — внука знаменитых космонавтов.

Но пытливый народ при любом удобном случае на экскурсиях по Центру подготовки или на встречах с космонавтами постоянно задавал «главные» вопросы: о том, каков секс в невесомости и встречались ли там инопланетяне? Специалисты и космонавты отшучивались, так как всегда точно знали, что программой их полета такой эксперимент не предусматривался. Когда летали одни мужчины, то, естественно, допускались шутки о способах самоудовлетворения либо резиновых женщинах. С распространением темы об однополых отношениях стали появляться вопросы в прямой постановке. Ну, а когда среди членов экипажей стали появляться женщины, то делались и прямые намеки на явность и тайность элементов их программы...

Уклончивые ответы лишь давали почву для утверждений о безысходной участи летавших женщин-космонавток. Каждый человек, задающий вопрос об этом, в силу своей испорченности утверждал, что ведь в земных условиях люди обоего пола позволяют себе тайные интимные связи и держат их в секрете, что называется «до гроба». И лишь иногда в записках или воспоминаниях находятся строки о той или иной ситуации. Все ждут сенсаций и здесь. Ведь к старости и летавшие в космос становятся разговорчивее. А вдруг порадуют публику? Однако пока никто не дает повода утверждать о фактах ЭТОГО на орбите, но частенько подкидывают почву для размышления. Все, как в анекдоте о верной жене, которая постоянно донимала мужа, чтобы признался о своих изменах. Она утверждала, что у него как у мужчины видного и красивого, на которого все время косятся женщины, наверняка были соблазны и измены. Длились эти приставания долго, и однажды жена, хорошо подпоив мужа, поставила вопрос ребром: «Я не буду обижаться, выставлять претензий и сразу все забуду, но ты только скажи мне — изменял ли ты и сколько?!» Муж сказал твердо: «Нет, Маша, не изменял! Сравнивать — сравнивал, но не изменял! Откуда бы я знал, что ты у меня самая лучшая?!» На том и порешили.

Так и в ситуациях о полетах с женщинами. Все члены экипажа утверждают, что работали сплоченно, дружно, плодотворно и после полета сохранили хорошие и теплые отношения. Один из опытных космонавтов старшего поколения, работавший на советских орбитальных комплексах, большой любитель острых словечек и выражений, как-то сказал: «Секс?! Да он у нас начинается сразу после старта. Мы уже на вторые сутки занимаемся им в автоматическом режиме либо вручную».

Здесь необходимо расшифровать. Сама программа полета предусматривает стыковку корабля «Союз» с орбитальным комплексом. Раньше это были станции «Салют» и «Мир». Сейчас это просто МКС — Международная космическая станция. Так вот, как ни странно, стыковка, то есть сам этот процесс, чем-то напоминает физиологический. Сначала поиск, потом сближение, затем активизация стыковочных узлов. Причем у корабля «Союз» — выдвигающийся штырь, а у станции — приемное устройство типа конус. Сближаясь, штырь попадает в конус, мягко скользит по его поверхности и попадает в центр конуса, где и срабатывают замки. После этого штырь возвращается в исходное положение, и корабль со станцией смыкаются всем «телом» узла и плотно стягиваются замками. Затем, после выравнивания давления, станция открывает свое «лоно», и космонавты попадают внутрь. В народе, у технарей, этот тип стыковки называют «папа-мама». По-моему, точнее не скажешь. Все предельно ясно: и кто как настраивается, и кто в кого проникает. При подготовке к первому международному полету в 1975 году американцам этот принцип не понравился. Они сразу задались вопросом: «А кто кого, извините, будет «натягивать»?». Правда, во главу угла они поставили политическую составляющую и предложили эндрогенный стыковочный узел, больше напоминающий «рукопожатие». Сейчас он применяется для приема «Шаттлов». Наши же корабли стыкуются по старинке. Правда, иногда из-за отказов автоматики космонавты переходят на ручной режим. Здесь уже сама формулировка вызывает некое оживление у сексуально продвинутых людей.

Как утверждают первые космонавты, время их в полетах было настолько расписано, что развивать сексуальные фантазии было некогда. Да и состояние организма в первые несколько суток не способствовало этому, потому как привыкание к невесомости не у всех проходит гладко. А вот когда полеты стали длительными и были отработаны методики привыкания к невесомости, да и еще подобраны индивидуальные медикаментозные средства, тогда стало возможным и помечтать о приятном, но невозможном. Медики и психологи работали на экипаж и были заинтересованы в том, чтобы каждый космонавт в полной «боевой готовности» возвратился не только на землю, но и в семью.

По рассказам ребят, прошедших эту школу героев, в свободное время они имели возможность не только послушать хорошую музыку, живой концерт любой знаменитости, доставленной в ЦУП, пообщаться с членами семьи. Они могли и полистать хороший эротический журнал, и посмотреть жизнеутверждающий фильм. Один из членов экипажа рассказывал, как они после трудового дня вели телерепортажи для ЦУПа и телевидения. Чтобы придать своим уставшим физиономиям бодрый вид, ребята выбирали самую привлекательную эротическую картинку, закрепляли ее над телекамерой и вели репортажи. Естественно, их улыбки радовали ЦУП и телезрителей. Парни утверждали, что такие картинки хорошо бодрили, приводили в движения все застывшие мышцы, вызывали положительные эмоции. Это радовало настоящих мужчин, убеждая их в полной дееспособности. Помогал кто-либо себе сам, об этом никто не говорит. Эта тема табу, хотя все знают, что не вредно, и каждая мышца должна тренироваться. Есть еще на станции специальный вакуумный костюм «Чибис», который создан специально, чтобы принудительно заставлять «работать», то есть наполнять кровью сосуды нижней части тела. А это от пояса и ниже, так как в невесомости сердце «ленится» гонять туда кровь. И если этого не делать принудительно, сосуды могут атрофироваться. Одев такой костюм и включив его на отсос воздуха, космонавт испытывает прилив крови не только к ногам. Все утверждают, что это занятие приятное по физиологическим ощущениям. В этой связи следует заметить, что возвратившиеся даже после длительных полетов ребята находятся в хорошем «боевом» состоянии. И это не результаты моих оперативных наблюдений. Ни я, ни мои коллеги этим не занимались, но от самих парней, с которыми всегда дружили, знали достоверную информацию. Данные подтверждались и объективными показателями медиков, и радостным состоянием жен и любимых девушек. Надо было только уметь читать по лицам. Проблемы, и то у некоторых, возникали уже потом, когда героя использовали в качестве свадебного генерала и увозили в самые сомнительные командировки и т. д. и т. п., где он сам или его сбивали с нужного курса под влиянием спиртного и легкодоступных удовольствий. Здесь вновь уместно привести повторяемый Павлом Ивановичем Беляевым постулат: «Бабы и водка — не для дураков!»

Впрочем, скажу еще, что сексуальную тему в космосе нередко «подогревают» и отвечающие на вопросы космонавты — любители приколов и рискованных, скажем так, шуток. Во время экскурсий, на различных встречах, открытых и закрытых вечеринках этот вопрос интересует в первую очередь игривых барышень и женщин бальзаковского возраста. Есть такие, которые открыто заявляют, что хорошо «проштудировали» известное индийское пособие по сексу «Камасутру» и различные российские вариации на эту тему. Ну, например, с элементами экстрима на крыше, на шкафу, под водой во время дайвинга, на воздушном шаре, в поезде, в туалете воздушного лайнера, а то и просто в салоне со спящими рядом пассажирами. И, наконец, в подводной лодке, в глубокой пещере и шахте... Экзальтированные барышни приводят и другие интересные варианты, но вот до космической станции им добраться проблематично. Поэтому и ставят вопрос ребром.

Ну, а один из наших героев в таком же ключе отвечает, в то же время спрашивая: «А вы в реке, озере, море или, наконец, в бассейне пробовали?» И на ответ: «Да», продолжает: «Так вот, почти никакой разницы!» Барышня быстро подхватывает: «Да, интересно, как в воде, но без воды. А еще если один из партнеров хорошо зафиксируется, это вообще чудненько!» И вот такой, однажды в шутку высказанный ответ порождает уверенность и служит поводом для слухов о том, что, конечно же, там, на станции, в космосе все ЭТО элементарно происходит. Но сразу же возникает другой вопрос кто и с кем? А далее речь идет о последствиях: родила или нет? Затем уже: как себя этот ребенок чувствует?

И еще о том же самом...

17 мая 2010 года в 10:00 по московскому времени радио сообщило, что американский челнок «Атлантис» удачно состыковался с МКС в последний раз... По информации из США, в 2011 году НАСА завершит эксплуатацию «Шаттлов», и теперь, в ближайшие пять — десять лет, для полетов в МКС будут использоваться российские корабли «Союзы».

А значит, и стыковаться все будут по-русски, и соблюдать все русские традиции станут не только российские космонавты, но и американские астронавты.

Поездок в Хьюстон станет меньше, а в Звездный и на Байконур — больше. Значит, и в теме «про ЭТО» следует ожидать интересных новостей. Ведь как, например, проходила долгие годы предстартовая подготовка на 17-й площадке на Байконуре? Во-первых, 17-я — это свой маленький закрытый мир в городе Ленинске Кзылординской области, в народе называемый Байконур. Там за две недели до старта, а раньше столько же и после посадки, обитали экипажи, готовящиеся к старту или, соответственно, отдыхавшие после полета. Вместе с медиками и инструкторами они «примерялись» к ракете и кораблю, акклиматизировались, усовершенствовали навыки стыковки в ручном режиме и пребывали в щадящем графике, но в условиях обсервационного режима. Медики строго следили за тем, чтобы новый экипаж не завез на орбитальный комплекс никаких микробов и болезней. Там «незапланированные члены экипажей» не нужны. По этой причине космонавтов оберегали как зеницу ока.

По давно заведенным правилам, на 17-ю вылетала передовая группа, которая и готовила этот «райский» уголок к прибытию экипажей. Главной задачей врачей экипажа и всего медперсонала было уберечь космонавтов от всяких заболеваний — как приходящих от нервов, так и от удовольствий. Последнее всегда подразумевало производные от Венеры. В этой связи просчитывались различные варианты. И даже если вдруг мог случиться непредвиденный контакт, то контактерша должна быть здоровой вс всех отношениях. Теперь представьте, настолько сложной была доля прикрепленного врача! Ведь он был в ответе за все, и порой грудью закрывал образующиеся прорехи в этой обороне. Самое интересное, что весь народ, вылетавший на старт, как правило, надолго отрывался от семьи и в свободное время — вечернее и ночное — нередко «отрывался» по полной программе. И мужчин, и женщин порой было трудно удержать от командировочных романов и соблазнов. А они случались, несмотря на все предупредительно-профилактические мероприятия и проводимую воспитательную работу. Так что следует признать: да, наземный и предстартовый секс бывал, а порой и твердо был. Нет, речь идет не о космонавтах, а об участниках предстартовой подготовки. То есть все, как в нормальной жизни. И естественно, все эти романтические приключения являлись хорошим поводом для приколов и жестких шуток.

У многих командированных в 1970-1980-е годы на слуху была история о прекрасной молодой банщице, работавшей в одном из авиагарнизонов. Любительница амурно-сексуальных дел буквально завораживала посетителей элитной бани. О ней писали стихи и делали хвалебные записи в книге отзывов: «Хороша баня, особенно прекрасна ее хозяйка. После этого хочется жить и работать!» — так писали пилоты, руководители и заезжие высокопоставленные гости. Правда, было это до тех пор, пока однажды «по венерической причине» оказались небоеготовными 11 человек летного состава. Слов нет! Пилоты «вышли из строя» без диверсантов и упорных воздушных боев.

С учетом такого отрицательного опыта и строилась работа в предстартовый период...

Толковые, инициативные и жизнерадостные люди, выезжавшие на Байконур, делали все для того, чтобы этот период оставался в памяти и хорошо организованной работой, и разнообразным отдыхом, ну и, конечно, приколами. Взять хотя бы такой пример. Только самолет из Звездного успел приземлиться, как к нему бежит стайка детей. Они быстро окружают одного из ветеранов космонавтики и с криками: «Папа, папа приехал!», виснут у него на плечах и руках. Вокруг смех, веселье. Ведь все знают, что именно этот человек, Субботин Виктор, очень часто бывает в командировках на Байконуре. А организатор этого веселого спектакля озорной Дятлов прячется за спины встречающих женщин из медперсонала. Однако в каждой шутке есть доля шутки, а остальное — правда.

У одного из наших специалистов-медиков на Байконуре как-то постепенно сложилась вторая семья и появился ребенок. Спустя годы, когда его первая, часто болевшая жена ушла в мир иной, он продолжал жить уже официально со второй и вырастил хорошего парня.

Все смешалось — и шутки, и приколы, и голая правда. Один из моих приятелей — ныне пожилой отставной инструктор экипажей — в период работы по программе «Интеркосмос» так часто бывал на Байконуре, что его жена в шутку рекомендовала ему завести там любовницу. Она, смеясь, говорила: «Ты так долго там бываешь без женщин, что можешь потерять «боевые мужские» навыки. Ну и зачем тогда ты мне будешь нужен?!»

И вот однажды он, тоже неисправимый приколист, решил проверить, как все же будет реагировать его жена, предлагающая такие варианты. Он договорился с одной из сотрудниц медперсонала, находившейся в командировке на Байконуре, чтобы она позвонила ему домой и спросила у жены, где «Ю» и почему так долго не прилетает. Но жена оказалась достаточно стойкой, гибкой и мудрой женщиной. Она в таком же игривом тоне ответила: «Милая моя, даты не беспокойся, он через пару дней будет у тебя!» Но мужу все же задала вопрос о том, почему он выбрал себе такую беспокойную особу?! Тот рассказал о шутке, но теперь уже ему не было особой веры. Однако оба они мудрые люди и спокойно во всем разобрались. И, как в сказке сказывается, живут они долго и мирно на радость детям и внукам.

Но не все шутки и приколы имеют хорошую концовку. Плохо заканчивается, когда в приколах оказывается много «жести».

Как-то над одним из занудных командируемых специалистов, который постоянно ворчал по поводу поведения и способов отдыха коллег, решили пошутить перед возвращением домой, скрытно измазали его белье (в интимных местах — сгущенкой). И вот когда он прибыл домой и вывалил все это в стирку, у жены возникли очень серьезные вопросы. Бедолага, зная своих друзей-шутников, высказал им все, что думал и буквально заставил прийти к нему домой и объяснить жене, что шутка была, мягко говоря, неудачной.

Как бы там ни было, но каждый из специалистов во время командировки особо и не задавался вопросом «про ЭТО» и решал его в соответствии со своим внутренним моральным кодексом. Тем более что максимум через две-три недели он снова попадал домой. А вот члены экипажей стали летать все дольше и дольше. Однако никто и не думал привозить жен на предстартовый период. Вернее сказать, никто этого и не разрешал и даже не поднимал эту тему. Один лишь Алексей Архипович Леонов, наш добрый и беспокойный командир и учитель, все больше понимал, что проблема нарастает. Всем стало заметно, особенно перед стартами длительных экспедиций, что у космонавтов на лице написан вопрос «про ЭТО». Спокойные и умудренные смирялись, хитромудрые и рассудительные находили утешение в коллективе «согласных» из тайных прикомандированных фигур, а вот молодые и, что называется, «резвые», пытались вести поиски вовне. И вот эти моменты как раз были опасны и чреваты. Все понимали возможные последствия таких «левых» ходов, но не все могли усмирить свои похотливые желания. Некоторых приходилось буквально останавливать физическим.

И вот мудрый А. А. Леонов решил провести эксперимент. С согласия Генерального конструктора В. П. Глушко на 17-й появились жены членов основного экипажа. Вначале все шло гладко. Им разрешили приехать и после посадки корабля, на время реадаптации. Но вот тут-то у одной жены, весьма эксцентричной особы, случилось, мягко говоря, «неадекватное поведение», и маленький конфликт перерос в семейный скандал.

В таких делах она, как оказалось, была большая мастерица. Ситуация стала всеобщим достоянием, и с женским присутствием на 17-й площадке вопрос опять закрылся. Но и здесь, как в пословице: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

СССР распался, и Байконур стал казахским. Россия теперь арендатор до 2050 года. Ну, естественно, деньги на командировки нужно экономить. Так что на старт кораблей стали приезжать чуть позже. Женам тоже разрешили бывать на стартах, но только бывать. Их привозят буквально за день-два, и контакты с мужьями у них бывают в основном визуальные и через стекло. Ничего не поделаешь, обсервационный режим. Но в мире не зря утверждают, что русские — народ изобретательный. Так что воистину любящий свою верную подругу находит способ пообщаться поближе и без посторонних. А для всех остальных можно легко ссылаться на обсервацию. Чтобы не происходило так, как в старой притче о декабристах. В ней говорится, что когда одного из князей-декабристов сослали в далекую и холодную Сибирь на каторгу, то верная жена последовала за любимым. Долго добиралась, преодолела много трудностей, чиновничьих барьеров и наконец прибыла и испортила ему всю каторгу!

Но зато теперь после посадки экипажи буквально через несколько часов оказываются в объятиях любимых, родных и близких, хотя и под наблюдением врачей. Самолеты доставляю! космонавтов из Казахстана в Звездный городок, где в профилактории их ждет теплый прием. Ну, а далее уже «ЭТО и ТО» зависит от индивидуальных способностей, возможностей, умения и желания.

Один из опытных космических Ромео как-то произнес фразу, ставшую крылатой: «В космосе без женщин очень плохо, а с ними еще хуже!» К сожалению, так бывает и на земле.

«Космическая бабушка»

На тему о возможных секс-отношениях между космонавтами разных полов существует множество фантазий и домыслов. При этом, кстати, нужно отметить, что еще ни разу мужчина и женщина не оставались на орбите один на один. Наверное, так и планировали, чтобы не возникало лишних вопросов. Но экипажей со многими мужчинами и одной женщиной было много...

Например, когда в полет отправилась наша отважная летчица-испытатель Светлана Савицкая, на станции находились сразу четверо мужчин. Не обошлось без юмора и на секс-тему. Ребята, пытаясь облегчить условия быта Светланы, выбрали ей самое удобное, с их точки зрения, место для сна и отдыха. Однако она, внимательно осмотревшись, обустроилась в другом укромном уголке. На вопрос командира Анатолия Березового: «Света, ну почему?», Савицкая шутя ответила: «А мне отсюда вас всех, орликов, хорошо видно! Вот так вот!»

Естественно, она даже и не думала о каких-либо приставаниях или намеках, но ответила, как ответила. И пусть думают, что угодно!

Рекордсменкой по длительности пребывания среди женщин на орбитальном комплексе «Мир» стала американка Шеннон Люсид. Причем задержалась она на орбите в силу объективных обстоятельств, связанных с техническими проблемами и затяжкой старта следующего космического корабля.

Люсид в то время было уже около 50 лет. Внешне симпатичная и по характеру доброжелательная, она искренне, буквально по-матерински относилась к двум нашим ребятам, летавшим с ней — Юрию Онуфриенко и Юрию Гидзенко. Многие на земле называли ее «космической бабушкой», и она, соответствуя этому прозвищу, буквально щебетала вокруг двух Юриев. Шутки по этому поводу отпускались из ЦУПа в Королеве и из Центра космической связи Хьюстона. Однако все было так доброжелательно и добродушно, что не давало каких-либо поводов подозревать кого-то в сексуальных отношениях.

Хотя некоторые, более опытные и циничные жиголо сомневались в дружбе между женщиной и мужчинами. Они утверждают, что именно в таком возрасте женщины идут абсолютно на все, чтобы почувствовать себя молодой, и их ничто не пугает — ни слухи, ни всякие пересуды-обсуждения. Главное, чтобы им было хорошо, а на остальное наплевать. Да и в сексе ведут себя так активно, что «молодежь и рядом не стояла». Они рассуждают так: «А вдруг ЭТО в последний раз?» Поэтому среди женщин такого возраста много искательниц приключений, о которых часто пишет пресса. Они ищут молодых парней и просто покупают себе любовь. Особенно активны в этом плане европейки и американки. В последнее время и наши знаменитости отметились в этом плане. Взять, например, наших известных певуний... А сколько просто богатеньких, но малоизвестных «бизнесвумен»?

Но вернемся к Шеннон Люсид. Все эти сексуального толка байки быстро иссякли. Она улетела на родину, отчиталась о полете и высказала мнение о том, что российский скафандр «Орлан» для выхода в открытый космос лучше и удобнее в работе, нежели американский. Такое сравнение не понравилось руководству НАСА, и через некоторое время она уже не работала в этой организации. Ну не любят американские начальники преклонения перед иностранной, тем более русской техникой. Они воспитаны так: американское — значит, лучшее. К сожалению, и у нас многие теперь считают так же, причем без достаточных оснований.

И только в Звездном городке во время прохода экскурсантов по коридорам, украшенным портретами экипажей, гиды, как правило, показывая на фото веселой Шеннон Люсид в окружении двух русских Юриев, говорят: «А это американская «космическая бабушка», которая искренне полюбила и русских парней, и нашу технику»...

Траурный День Космонавтики

12 апреля 2010 года... Так получилось, что впервые в истории космонавтики на этот праздничный день был назначен траур по случаю гибели под Смоленском президента Польши с

супругой и многих высокопоставленных польских чиновников. По ТВ говорят: «Проклятие Катыни...» Да, все они летели почтить память своих дедов и прадедов, расстрелянных в Катыни — и погибли сами. Там же, в мирное время.

Самое печальное во всей этой ситуации, что опять сыграл свою роковую роль пресловутый человеческий фактор. Лех Качинский как президент очень хотел и наверняка настаивал приземлить самолет именно под Смоленском — были у него на то политические причины и соответствующие амбиции. Польские пилоты, зная, что метеообстановка очень сложная, тем не менее делали попытку за попыткой, опасаясь президентского гнева, нареканий и последующих оргвыводов. Наши же руководители полетов не были достаточно настойчивы и категоричны, чтобы запретить посадку и отправить на запасной аэродром в Минск или Москву. Но туда не очень хотел лететь польский президент! Он же, по соображениям экономии или каким другим — нам не понятным, решил усадить в один самолет все высшее руководство. В общем, в данном случае, к сожалению, этот фактор можно назвать «суперчеловеческим», а итог — очень страшным.

Аксиома — каждый должен заниматься своим делом и не давить должностным авторитетом на специалистов, тем более на пилотов. Надо знать хотя бы авиаисторию, в которой записано много строк о глупых приказах, приведших к гибели эти приказы отдавших. Один из последних примеров — с известным властолюбивым губернатором А. И. Лебедем. На эту тему можно рассказывать и рассказывать...

Но почему я так подробно на ней остановился? В общем-то, не потому что день траура совпал с Днем космонавтики, а из-за того, что и в пилотируемой космонавтике — у наземных специалистов и руководителей — иногда возникает желание «порулить».

Но слава богу, что космонавтов серьезно готовят брать ответственность на себя, и в случае отказа автоматики переходить на ручной режим и действовать в соответствии с приобретенными навыками и сообразно обстановке, а не с порой неразумными, поступающими с земли «руководящими указаниями».

Уже стало постулатом: кто умеет брать ответственность на себя, кто уверен в себе и довел все действия до автоматизма, тот и выигрывает во всех случаях. Не только в приключенческих кинофильмах, но и в самой жизни.

Однако, что странно, именно таких и не любят. Да, эти люди выигрывают в борьбе с опасностью, остаются живы и спасают людей. Но такие моменты почему-то быстро забываются, зато большие начальники помнят то, что эти люди поступили вопреки их приказам или их воле. А впрочем, и пусть не любят! В такой ситуации главное для космонавта, летчика — проявить свою волю, профессионализм и спасти людей и технику.

Кстати, в кинофильмах часто используют такой трюк. Когда конкретный герой не желает выполнять дурацкие приказы своих начальников, он делает вид, что отказала связь. Скажу честно: мне известно немало примеров, когда реальные люди на борту космического корабля умышленно отключали связь, чтобы не слышать глупых указаний...

Медицинское вмешательство

В 1960-е — 1980-е годы телевидение часто давало репортажи из стран Латинской Америки, где набирало силу национально-освободительное движение и демонстранты все время скандировали слоган, который в переводе означал: «Если мы едины, мы непобедимы!»

Эти слова я часто вспоминал, когда приходилось наблюдать, как рушились надежды на достижение серьезных целей из-за пустячных, порой надуманных разногласий между хорошими, в принципе, людьми. Ведь еще восточные мудрецы утверждали, что если все проблемы взять за сто процентов, то десять из них вообще не решаемы, а девяносто — надуманы. Но именно неумение прийти к согласию и объединить все усилия и порождает эти девяносто.

О чем это я? Да все о том же. Как известно, в любой творческой среде — артистической, писательской и так далее — в том числе и в спортивной, где людям постоянно приходится соревноваться, дух соперничества зачастую перерастает в состояние неприязни к «коллеге по цеху». Не избежали этого, к сожалению, и космонавты. Как только их известность перешагнула рубежи страны, появились признаки легких, а иногда и хронических «заболеваний».

«Звездность». Мне частенько приходилось слышать незаслуженные упреки и критику одних в адрес других, что мешало восприятию космонавтов как коллектива единомышленников. До сих пор считаю, что во многом в этом виноваты и личные особенности каждого, но в еще большей степени — люди, занятые психологией взаимоотношений, и руководители различных рангов.

Когда в полеты пошли не одиночки, а экипажи, часто звучал такой термин, как психологическая совместимость. Да, вначале членов экипажей тщательно тестировали и высказывали им дельные рекомендации, но постепенно, как это у нас бывает, все-таки стали назначать по иным, зачастую многим непонятным критериям. И люди демонстрировали «слаженность экипажа» прежде всего потому, что очень хотели слетать. Для каждого стояла одна сверхзадача: стать космонавтом, потому что это была мечта всей жизни. На практике получалось, что в полете люди просто «терпели» друг друга, а после полета старались не встречаться либо вообще избегали друг друга. Да, бывало и такое. Так что какое уж там единство — к тому же если впереди заманчиво маячили высокие должности и надо было быть готовым поработать локтями. И работали. По этой причине, как я считаю, не дали возможности реализовать себя в полной мере космонавту, руководителю и специалисту высочайшего класса Алексею Архиповичу Леонову.

Затем путем обманов, уловок и маленьких подлостей «ушли» В. А. Шаталова, который, обладая большим управленческим опытом и влиянием в научной и армейской среде, смог бы удержать Центр от скатывания в аутсайдеры в сложные 1990-е годы.

Эта тема нуждается в дополнительном исследовании, но, как говорится, время еще не пришло, и оценки мои могут быть несколько субъективными...

Итак, теперь к поучительной истории... 1990-е годы, в Звездный городок с визитом ожидали президента братской Белоруссии Александра Лукашенко, которого уже тогда все звали «Батькой». Петр Ильич Климук, бывший в ту пору начальником Центра подготовки, готовил для земляков небывало обширную программу. Чего только ради «Батьки» не делали! И в скафандры его одевали, и в кораблях фотографировали, и даже подготовили к работе центрифугу, но покрутиться «Батька» скромно доверил своему управделами — сам не стал. А вот на застолье он проявил себя величаво и не торопился, хотя где-то в Москве его ждали по серьезным делам. Ему хотелось общаться с космонавтами, и уже было собравшись на выход, он вдруг решительным движением снял пиджак и повесил его на спинку своего стула. Этакий хозяйственный жест!

По словам «батькиной» охраны, это действо означало, что уезжать никто не собирается и процесс общения затянется надолго. Поднимались разные темы, рассказывались анекдоты, в общем, было весело. Ближе к полночи «Батьку» проводили и, по традиции, решили зайти в «Ореховый зал» для подведения итогов и закрепления всего процесса рюмкой.

Вот тут-то и началось! Не помню, но догадываюсь, с чьей подачи стали обсуждать не пришедшего на встречу космонавта Алексея Архиповича Леонова. Разговор в состоянии «усталости» от встречи приобретал уже некорректные формы, и самым мягким выражением в адрес «виновника» было: «Ах, этот рыжий...»

И тогда вдруг присутствовавший на встрече отставной медицинский генерал и прекрасный хирург Юлий Шапошников, которого все считали суперинтеллигентным человеком и тихоней, якобы уступавшим семейное лидерство своей именитой супруге Валентине Терешковой, тихо произнес: «Дорогие товарищи!» И что странно, его как-то сразу услышали. «Если бы мне кто-либо рассказал о вашем «базаре», я бы не поверил. Но поскольку слышу сам, хочу спросить: вам не стыдно? Имена многих из вас записаны в Большую энциклопедию, где также описаны ваши заслуги перед народом и государством. Так будьте же достойны тех слов! Я тоже знаю Алексея Архиповича, и если бы он присутствовал здесь, то вы могли бы в глаза высказать ему все претензии. Но его нет, а вы его хаете. Это просто неприлично!» Все слушали его простые слова, как провинившиеся школьники, и было заметно, что им стало стыдно и ясно, что генерал Шапошников и здесь, и дома авторитет непререкаемый.

Давайте будем объединять усилия: «Если мы едины, мы непобедимы!» — это не только в Латинской Америке.

О тех, кого помню и люблю. «Опять без очереди хочешь?»

Георгий Тимофеевич Береговой был неплохим рассказчиком, любил острые и сочные анекдоты, частенько мог блеснуть и смешной байкой или былиной. В частности, он любил рассказывать эпизод, как однажды старшие товарищи поставили его на место.

После войны командование ВВС решило подучить летчиков Героев Советского Союза, получивших звание и боевой опыт, но запустивших теорию. Решение было принято, и герои большими группами проходили обучение на академических курсах в Монино, где ныне Академия им. Ю. А. Гагарина. Однажды Георгий Тимофеевич, прослушав курс лекций, возвращался на станцию Чкаловская, где проходил службу в летно-испытательном центре. Время до прихода электрички было, и он решил зайти в «шайбу», как называли деревянные пивнушки на станциях.

В полутемном помещении было сильно накурено и толпилось много народу. Герои Советского Союза имели право на обслуживание без очереди, и Береговой двинулся к прилавку, зажимая в кулаке бумажные рубли. Но только он попытался протянуть деньги продавщице, как очередь зароптала и его резко дернули за плечо. Когда Береговой повернулся, то все вопросительно загомонили: «Мужик, ты чего?»

Он не стал что-либо долго объяснять и легким движением руки распахнул летную куртку так, чтобы была видна звезда героя. Положивший руку на плечо мужчина показал Береговому направление в конец очереди, добавив: «Слышь, парень, дуй туда!», и тоже расстегнул свою куртку, под которой сверкали две Золотые Звезды.

Это был Александр Николаевич Ефимов, впоследствии длительное время курировавший ЦПК им. Ю. А. Гагарина по линии ВВС и завершивший службу в должности главкома Военно-воздушных сил СССР и звании маршала авиации.

Иногда во время дружеских встреч он брал Берегового под локоть и обращался со словами типа: «Ну что ты, Жора, опять без очереди хочешь?»

Георгий Тимофеевич не обижался и повторял уже известную историю для тех, кто ее еще не слышал. Ну а любое выступление-тост при застолье он завершал демонстрацией того, как должны выпивать рюмку лихие авиаторы-гусары. Налитую до краев посудину он ставил на тыльную сторону вытянутой руки, подносил к губам и выпивал залпом, не проронив ни капли.

Жизнелюб

Думаю, сегодня об этом уже можно рассказать: прошло много лет, главного героя этих «историй» давно нет в живых, да и сам мой рассказ, думаю, вызовет у читателя гораздо больше положительных, нежели отрицательных эмоций.

Несмотря на то что ко времени нашего знакомства дважды Герою Советского Союза генерал-лейтенанту авиации Георгию Тимофеевичу было около 60-ти, он был мужчиной крепкой стати. На него обращали внимание дамы и бальзаковского возраста, и значительно старше. Да что говорить, как-то озорно на него поглядывали и некоторые совсем юные особы, которые по его протекции попадали на работу в штабные отделы Центра подготовки. В общем, как говорится, большим жизнелюбом был командир, но что интересно — его за это практически никто не осуждал.

Старшее поколение и ровесники на вопрос: «Что с этим делать?», отвечали известной фразой: «Завидовать!» Те, кто помоложе, говорили так: «Он, как летчик-истребитель, — если зайдет противнику в хвост, то непременно собьет, если на хорошую женщину взгляд бросит, сделает то же». Как говорил в ту пору один из старых политработников: «Гарнизонный принцип — не гуляй, где живешь, — соблюдается, семьи из-за него не рушатся, женщины не обижаются!»

Естественно, хотя это и не было направлением деятельности Особого отдела, я знал многое из «амурных дел» Берегового, а он, как старый служака, знавший еще с военной поры, что такое Смерш, частенько сам заводил разговор на эту тему. Эдак лукаво поглядывая из-под густых бровей, он успокаивающе говорил: «Раньше я был молодой и красивый, сейчас же только красивый!»

Естественно, как опытный человек он понимал, что о нем не только шепчутся, но и говорят. Поэтому иногда задавал вопрос напрямую: «Антоша, что там обо мне судачат?»

Я отвечал, что если буду говорить, то только правду и без полутонов. «Говори», — соглашался он, и мы долго обсуждали все его «поведенческие» проблемы, а также реакцию подчиненных на те или иные принятые им решения. Он, конечно, что-то оспаривал, но надо отдать ему должное — правильно реагировал на представляемую информацию, в том числе и лично о нем. И только однажды он принял резкое решение в отношении одного из офицеров, допустившего серьезные предпосылки к разглашению совершенно секретных сведений, и отправил того служить на Дальний Восток. Правда, через два года он, по моей же рекомендации, способствовал возвращению этого офицера, но уже в Академию им. Ю. А. Гагарина.

Когда я писал эти строки, по телевизору шла передача о народном артисте СССР Владиславе Ивановиче Стржельчике, который родился, как и Г. Т. Береговой в 1921 году и ушел из жизни также в 1995-м. Так вот, о нем не только все актрисы, но и его жена говорили как о человеке, который «не пропускал ни одной юбки », но при нем любая женщина чувствовала себя красавицей. Жена добавляла, что о нем ходило много слухов, и она ему иногда говорила: «Ну, раз есть другая, уходи!» Он отвечал, что все это чепуха и любит он ее одну. «Да, несмотря на романы на стороне, — соглашались актрисы, — он уходил домой к одной-единственной и только ей уносил все цветы». Кажется, что таким мужчинам женщины прощают все... Именно таким был и Георгий Тимофеевич.

...Пословица гласит: «Седина в бороду, бес в ребро». «Женские истории» Берегового повторялись, о них говорили все громче... Однако окончательную точку в «женском вопросе» поставила одна экзальтированная, кстати, замужняя дама с шикарным бюстом, явно интересовавшая Берегового. Неведомо как она побудила командира на участие в решении своей жилищной проблемы, и когда решение это начало откладываться, стала все более настойчиво требовать от него конкретного результата. Дело дошло до прямого шантажа со сценами обмороков в кабинете и приемной. Вот тут-то слухи дошли до высшего командования, которое, недолго раздумывая, и приняло решение проводить Берегового на пенсию со всеми почестями, тем более что в ВВС вновь начались оргштатные изменения. Сказано — сделано. Командиром стал генерал-лейтенант Владимир Александрович Шаталов, который до этого был помощником главкома ВВС и отлично знал все космические тонкости. Он был руководителем другого, более мягкого стиля, но не менее требователен и более хозяйственен...

Береговой ушел и попытался найти себя в общественно-политической деятельности и зарождавшейся коммерции. Его часто использовали в качестве «свадебного генерала», и многие чиновники решали за спиной свои делишки, не всегда при этом поступая благородно со стареющим дважды героем.

Годы брали свое, а он не мог мириться с теми болячками, которые свойственны возрасту. Ему претила перспектива принимать таблетки, и ко всем проблемам он подходил радикально. Заболело сердце — и он уже ищет врачей, которые бы могли «отремонтировать мотор». Ему казалось, что «ремонт» — это новая жизнь...

Но несмотря ни на что, Георгий Тимофеевич оставался донжуаном. Как-то его супруга, статная, красивая женщина Л. М., бывший учитель истории, напоминающая Людмилу Зыкину, искала своего «Жору-пенсионера» и забеспокоилась. Нигде не обнаружив его следов, она двинулась в гараж, который был красиво обустроен и годился для дружеских встреч. Л. М. подошла к воротам гаража и, услышав, что оттуда доносятся не только мужские голоса, стала настойчиво стучать. Казалось бы, выхода нет, но ветеран принял мудрое решение. Уважительно обращаясь к жене, он сказал примерно следующее: «Л., ведь ты же умная женщина! Не надо шуметь и вызывать милицию, иди домой и я сейчас приду и все тебе объясню».

Инцидент был исчерпан. Жена поступила мудро и в который раз поверила ему, что в гараже был его друг с женщиной, а он лишь предоставил им возможность пообщаться.

Шел 1995 год и страна готовилась к празднованию 50-й годовщины Великой Победы советского народа во Второй мировой войне. Новые руководители Центра при активной поддержке фонда военной контрразведки организовали шикарный праздник, где главным фронтовиком был Георгий Тимофеевич Береговой. Он славно себя чувствовал и достойно веселился, традиционно завершая торжество рюмкой на вытянутой руке. Тогда же он объявил, что в июне-июле ложится на операцию, где ему «подремонтируют» сердце. Это была последняя радостная встреча, далее были траурные. Во время операции оторвался тромбик, и командир «ушел». Его похоронили на Новодевичьем кладбище.

Через несколько лет к нему «пришла» и разлюбезная его Л. М., сердце которой остановилось на Аллее космонавтов Звездного городка...

Архипыч

Обычно я достаточно часто задерживался на работе, а на огонек в моем кабинете нередко заходили разные люди. Однажды, оглядываясь как заговорщик, ко мне заглянул один человек и с порога взахлеб стал лить грязь на более успешного руководителя. По его словам, во время недавней зарубежной командировки тот буквально сорил долларами, купил жене дорогую шубу, часы и много других вещей. Чувствовалось, что моего собеседника буквально распирали зависть и нескрываемая неприязнь. Он обращал мое внимание на эти «подозрительные факты», безапелляционно делая вывод о возможных связях «объекта» с иностранными разведками... Причем ему и в голову не пришло хотя бы уточнить, что в этой командировке был и сотрудник отдела военной контрразведки, да и сам «подозреваемый» уже давно рассказал мне обо всех событиях и интересных фактах. К тому же сам «стучавший» в этой командировке не был, а информацию получил от одного из сплетников. Все это было очень противно, тем более что я хорошо знал и негативные стороны говорящего, и положительные — того, кого он оговаривал. Наконец, мой собеседник остановился, патетически спросив:

— Ну откуда же такие деньжищи?!

Мне захотелось «поставить на место» доброжелателя, и я спокойно ответил ему, что знаю, и даже объяснил ему, как он сам мог бы «добыть» такие деньги. Пойти в художественный салон на Кузнецком Мосту, купить там холсты, кисти и краски и затем долгими вечерами, а иногда и ночами писать, писать и писать картины — очень талантливо и самобытно. Доносчик хотел меня остановить, но я не дал этого сделать:

— Затем необходимо состоять в Союзе художников и организовывать выставки своих картин, — продолжал я. — Кстати, и в эту зарубежную командировку ваш товарищ взял несколько своих картин, организовал выставку...

Ну а там, официально продав несколько своих работ, он обеспечил не только свое собственное проживание, но и достойное пребывание за рубежом всех членов советской делегации! Себе на личные нужды он оставил менее десяти процентов заработанной суммы, между тем как члены нашей делегации так и остались в неведении, с какой стати им так повезло в данной командировке! А все потому, что человек, это сделавший, очень скромен и не любит бахвалиться своими благородными поступками.

Говорил я страстно, быстро и выразительно. «Доброжелатель» опешил от моего напора, а я был рад тому, что заставил его признать свою оплошность. И что интересно, он устыдился! Это было видно по тому, как он рьяно отчитал по телефону своего информатора. Для замирения он предложил мне зайти к нему в кабинет и выпить, но я отказался и предложил ему по дороге домой пройти мимо дома «подозреваемого» и убедиться, что тот и сейчас работает в мастерской. Я не ошибся: окна мастерской светились и тогда, когда я сам возвращался домой. Мне было радостно, оттого что удалось «щелкнуть» по носу еще одного негодяя. Хотя я был уверен, что одного щелчка такому человеку мало, и рано или поздно он вновь возьмется за свое — уж такой у него характер...

Быстро пролетели полвека со времени первого полета в космос, а жизнь не раз подтверждала народную мудрость и библейскую истину: «Не суди, и не судим будешь». О ранее осуждаемом говорят с восхищением, а об осуждавших его — с сарказмом, даже с презрением. Можно махнуть рукой — « пусть говорят», но и я, и многие ветераны считаем, что есть большая разница в том, как и что говорят о наших героях космоса. Ведь страна, доверяя им покорять внеземные орбиты, старалась выбрать самых лучших.

По-разному сложились судьбы первой двадцатки и последующих наборов в отряд космонавтов. Многим пришлось покинуть отряд и расстаться с заветной мечтой по разным причинам, хотя большинство этих кандидатов оставались в Центре подготовки и работали инструкторами, постепенно занимая средние и высокие должности в этом космическом учреждении. И не беда, что их фамилии не зазвучали на всю страну и на весь мир. Они сохранили главное — свое высокое звание Человек! А известность, что это? Ведь кто сейчас, из нынешнего поколения, вспомнит фамилии хотя бы первой десятки космонавтов?

Но знаю точно, что 11 -го помнят и знают многие и во всем мире. Это первый человек, вышедший в открытый космос, — Алексей Архипович Леонов. Удача не всегда сопутствовала ему. Многое приходилось преодолевать буквально вопреки всем правилам и установленным нормам. Но он, Леонов, был и остался неординарным человеком. Он единственный космонавт, который состоялся, как говорится, во всех ипостасях. Позволю себе простое перечисление, которое в данном случае кажется наиболее эффектным способом подачи материала.

Он высококлассный специалист и космонавт с большой буквы.

Он первым стал командиром международного экипажа в советско-американской программе «Союз — Аполлон».

Это он, Леонов, вырос в отличнейшего командира отряда космонавтов и стал для космонавтов воистину «отцом родным». Его до сих пор признают командиром и военные, и гражданские космонавты.

Алексей Архипович по праву был руководителем самого главного направления Центра подготовки — летно-космического.

Генерал Алексей Леонов немного рисовал с детства, но добился совершенства в этом искусстве и стал воистину профессиональным художником, членом Союза художников. Он написал много картин на космические и другие темы. Именно будучи художником и руководителем, он стал и хорошим хозяйственником — благодаря его художественному вкусу и оригинальному видению в Звездном городке появились красивые дома, лебеди, олени и оборудованные места отдыха для горожан.

А. А. Леонов состоялся и как политик, и как дипломат. Он сделал множество внешне незаметных дел для укрепления имиджа нашей пилотируемой космонавтики и всей нашей страны. Причем его откровенно побаивались недобросовестные партийные политические работники, так как он весьма прямолинеен и никогда не боится сказать дураку, что он дурак. Такая прямота частенько мешала Леонову, но уж такой у него характер. Зато нормальные люди, коих большинство, и настоящие специалисты всегда смело могли рассчитывать на его помощь и поддержку.

Кстати, это именно к нему, к Леонову, обратился Ю. В. Андропов, ставший Генеральным секретарем ЦК КПСС, с просьбой наладить неформальные контакты с американской стороной. Юрий Владимирович точно знал, что после совместного полета с американцами Леонов очень известен и популярен в США. Алексей Архипович справился тогда с этой задачей, опираясь на своего американского коллегу Стаффорда.

Это Леонов вызвал «огонь на себя», когда в начале «лихих» 1990-х горячие головы из Министерства обороны и ВВС стали делить самолеты Центра подготовки. Он стоял на своем и тогда, когда «новые демократы» из белого дома на Арбате уволили его по возрасту, лишив тем самым ЦПК прекрасного руководителя. Но Леонов умел держать удар...

Вскоре его пригласили в большой бизнес, где он достиг весьма серьезных высот. В новой для себя сфере он не стал "свадебным генералом". Природный дар и качества предприимчивого человека позволили Алексею Архиповичу стать одним из ведущих руководителей в системе компаний «Альфа-групп». Об этом открыто заявляли и М. Фридман, и П. Авен, и другие руководители, проработавшие с Леоновым не один год. Одно только присутствие знаменитого космонавта в любом регионе уже значительно облегчало решение многих вопросов. Причем Леонов, как воистину «государев» человек, руководствовался не только и не столько интересами своей компании. Его по-настоящему волновали проблемы регионов, городов, предприятий... По этой причине он во главу угла всегда ставил местные интересы, создание рабочих мест, социальные темы. Иностранных компаньонов он стремился увлечь не только выгодными инвестициями, но и вопросами экологии, и заботами конкретного района.

Он всегда в движении — энергичный, спортивный, жизнерадостный. Никогда не курил и никто, никогда и нигде не видел его даже просто сильно выпившим. И это при том, что Леонов любил веселье и компании с хорошим застольем. Даже во время борьбы за трезвость он не избегал традиционных российских обычаев и был сторонником умеренного, культурного пития. Но не любил, можно сказать ненавидел, пьяных и пьяниц. С ним было нелегко всяким проходимцам, лукавым и подлым людям. Он их сразу вычислял и подвергал серьезному психологическому прессингу. Но зато честные и открытые люди чувствовали себя с ним легко, непринужденно и всегда могли рассчитывать на поддержку.

А он помогал, не дожидаясь, пока его об этом попросят, и всегда продвигал способную молодежь и опытных ветеранов. Архипыч, как душевно звали его сотрудники, буквально восставал против сомнительных выдвиженцев, всяких «лизоблюдов», подхалимов. И они его боялись. По этой причине вокруг него всегда были спецы экстра-класса. Да и сам он постоянно пребывал в состоянии обучения, а затем, познав сам, мог доходчиво объяснить окружающим. Я лично присутствовал на различных мероприятиях с разным составом аудитории, где выступал Леонов. Честно скажу, всегда заслушивался и по-белому, по-доброму завидовал ему. Часто его речи звучали как песня, причем он очень редко пользовался «шпаргалками», говорил без бумаг.

В узком кругу проявлял знание «командирского» языка, но редко им пользовался. И уж точно никогда не прибегал к матерным выражениям ради «красного словца».

Прекрасный семьянин, он всегда любил своих девчонок — жену Светлану Павловну и дочерей Алену и Оксану, которых воистину пестовал и лелеял. Конечно, наверняка когда-то он и хотел, чтобы у него были сыновья, но что Бог дал, то дал. Он всегда отшучивался на эту тему, утверждая, что мужчины, имеющие дочерей, своего рода ювелиры. И шутил, что они всегда уверены: внуки уж точно будут родными... Как-то в одной из откровенных бесед он в шутку сказал, что заранее негативно настроен против будущих зятьев. Архипыч так красиво объяснил: любой отец, любящий своих дочурок и ласкающий их в детстве, опасается, что затем их будет ласкать какой-то неизвестный мужчина, которого они выберут... И уже одно это настраивает на отцовскую ревность.

Но это время подкралось как-то очень быстро и внешне незаметно. Его старшенькая Алена, симпатюля с рыжинкой и почти вся в отца, вдруг влюбилась. Как и подобает папе, он «навел справки» о возлюбленном и засомневался. Перед ним стал вопрос о том, в кого «влюбился» избранник: в дочь, авторитет отца или ожидаемое приданное. Этими вопросами Архипыч поделился и со мной. Вместе мы составили полную «картину». К сожалению, дополнительная информация не прибавила симпатий к будущему зятю, но влюбленная дочь стояла на своем, и Архипыч не стал ей мешать. Уйдем от подробностей — брак не удался, а через некоторое время не выдержало и сердце любимой дочери. Новые рубцы появились и на сердце самого Леонова...

В отличие от многих, он любит дарить окружающим радость, веселое настроение, хорошую работу и всегда создавал вокруг себя доброжелательную атмосферу. Все чувствовали ответственность, но вокруг него никогда не было «напряга». С ним хорошо было летать в командировки. Теплоту и радушие принимающей стороны он умело распределял на всех. Умел одарить добротой и, естественно, сувенирами самих хозяев. Работа для него всегда была на первом месте, и он делал ее качественно. Ну а если на местах предлагали отдых, то Архипыч умел выбрать форму досуга и провести его с пользой для всех. Мы после выполнения всех необходимых работ и решения возникающих задач выезжали и на охоту, и на рыбалку и встречались с жителями городов и весей. В обширных казахских степях нам организовывали охоту на волков, лис и сайгаков, но никогда Леонов не принимал и не одобрял предложений браконьерского плана. Как истинный охотник он предпочитал охоту, а не убийство. И даже там, где хозяева что-либо навязывали, он просто откладывал ружье и брал фотоаппарат. Хотя хорошее оружие любил всегда и любит сейчас — но в большей части как коллекционер.

Однажды на просторах Аркалыка нам предложили охоту на сайгаков, на специально оборудованном Уазику. Интересна погоня за быстрым сайгаком, который считает, что в степи по скорости ему нет равных. Поэтому и бежит, лишь изредка оглядываясь — дескать, не отстали ли. Мы мчались и снимали на видео. Но вдруг машину подбросило вверх и, она, переваливаясь с боку на бок, еле удержалась на колесах. Оказалось, что в степи работали укладчики кабеля связи и не зарыли траншею. Благо, все отделались легкими ушибами, снимки получились классные, а начальник связи области получил нагоняй от секретаря обкома партии, находившегося вместе с нами: на лице у секретаря как раз и оказались самые выдающиеся отметины.

Следующим ранним утром мы снимали перелетных гусей, разместившихся на нескольких степных озерах. Сотни тысяч красивых птиц «заночевали» на воде и с восходом солнца, выслав на разведку передовой отряд, шумно стартовали в дальний путь. Незабываемое зрелище, сопровождаемое сильным гоготанием и взмахами мощных крыльев. Благодаря Алексею Архиповичу, мы удачно выбрали место и насладились красотами живой природы буквально на расстоянии вытянутой руки. Птицы улетели в теплые края, а егеря накрыли дастархан в красивой юрте.

Там-то и произошел забавный случай с одним из иностранных гостей. Вместе с нами был австрийский врач экипажа — огромный рыжеватый детина. Он, подражая казахам, сел в юрте в позе лотоса и стал налегать на национальные блюда, запивая все кумысом. Трапеза сопровождалась тостами и речами различных начальников и партработников. Предоставили слово и австрийцу. Он, после почти двухчасового сидения на поджатых ногах, быстро вскочил, как по стойке смирно, и тут же рухнул на пол юрты, так как ноги его «занемели» и стали как ватные. В шумной и веселой компании стало еще веселее после неловких попыток иностранного гостя подняться. Он был похож на ваньку-встаньку. Пир продолжался еще долго, и врач-австриец подводил научную базу под свою нелепую ситуацию. Но точку поставил Леонов. Он задал доктору вопрос: «Ну, теперь ты понял, каково космонавту после полета?» Лицо австрияка просияло согласием, ведь он понял, и то, что в нетрезвом виде говорить о научных подходах весьма сложно, да и просто глупо.

Впрочем, про самого Алексея Архиповича можно рассказывать еще очень и очень долго...

Как Леха курить бросал

Леонид Денисович Кизим — парень из Красного Лимана Донецкой области. Сколько раз пытались мы вместе с ним провести отпуск в родных донецких степях и прибрежных лесах у Северского Донца, да так и не собрались... Сыновья — его Леонид и мой Денис — учились в одном классе, вместе занимались спортом, а мы все в работе да в работе. Леха Кизим, так частенько ласково называли его в отряде, обладал невероятной усидчивостью. То, что многим давалось схватить на лету, он прорабатывал с железной крестьянской хваткой, четко и надежно.

Ему долго не удавалось попасть в состав основных экипажей, и это немного угнетало. Уже слетали и стали известными его друзья, с которыми он пришел в отряд, а он все еще ходил в учениках. Но Кизим терпел и корпел над учебниками. Маленький росточек, как и у большинства летчиков-истребителей, шаркающая походка и явное отсутствие ораторских навыков — все это постоянно мешало Аехе выйти на финишную прямую. Но он был гораздо упорнее и усидчивее других и в силу этого многое выучил и постиг, буквально заучив наизусть. Это и помогло. Он слетал несколько раз на «Салют-7», затем перелетел с него на новую станцию «Мир», и работа пошла.

А вот отношения с руководством Центра подготовки не заладились... Перспективы в службе не было, и тогда Леонид Денисович подался в Академию Генштаба, которую с успехом закончил. Его определили на службу в космические войска, где он, пройдя ряд командных ступеней, стал генералом и возглавил Академию имени А. Ф. Можайского, готовившую кадры для РВСН и Космических сил страны. Кизим на полную использовал свои качества в обучении, защитил диссертацию, стал профессором и получил звание генерал-полковника. Он один из четверых космонавтов, получивших по три звезды на погоны. Первым был Герман Степанович Титов, второй летчик-космонавт СССР, вторым — В. В. Ковалёнок, третьим — П. И. Климук, а четвертым — он.

Мне трудно судить о том, каким он был руководителем и ученым, но в душе и поведении он оставался простым парнем — Лехой, которого любили земляки, что чтят память о нем в родном Красном Лимане. Очень жаль, но 14 июня 2010 года Кизима не стало. Он умер от сердечной недостаточности в результате тяжелой и длительной болезни...

Естественно, Леонид не был лишен дурных привычек. Он много курил и порой изрядно выпивал — для россиянина, особенно в наше время, это неудивительно и вызывает лишь сожаление. Остался в памяти один из анекдотичных случаев с его участием. Будучи в командировке в Санкт-Петербурге, я позвонил земляку, и он сразу же откликнулся. Мы сидели в его генеральском кабинете и под сальдо употребляли холодненькую водочку. Леонид в то время в очередной раз бросал курить, но по «случаю употребления» решил прервать этот эксперимент. Убедившись, что у меня нет сигарет, он открыл окно кабинета, выходившее на территорию Академии. Высунувшись по пояс, долго наблюдал, пока в поле его зрения не появился курсант. Далее все шло, как в кинофильме «Белое солнце пустыни», когда таможенник Верещагин криком «Стой!» остановил Петруху и за руки втащил его к себе в дом... Нет, Кизим не стал тащить курсанта за руки. Он, остановив его, порекомендовал проявить смекалку и подумать над тем, как забросить генералу в кабинет пару сигарет. Тот оказался сообразительным и, положив в жесткую пачку «Столичных» камушек, забросил его в окно. Леонид Денисович с достоинством взял сигареты и пообещал курсанту благодарность через непосредственного начальника.

По рассказу самого Кизима, пользовался он этим способом уже не первый раз, потому как бросить курить он пытался часто... Тогда Леха переставал покупать сигареты, но не выдерживал и постоянно просил у других. Эту его привычку знали многие и добродушно посмеивались над «крестьянским» генералом.

«Я бы тут сам постоял...»

Весельчак и балагур Володя Л. родом из Ворошиловградской области. Он чем-то напоминает Василия Теркина — героя Твардовского. Вокруг него всегда смех, пересмешки, анекдоты, веселые были и небылицы. Мы еще не знали Виктора Степановича Черномырдина, но Л. уже выдавал перлы типа: «Все будет наоборот» — это когда касалось каких-либо инструкций и установок начальства.

Он состоялся как космонавт и командир ряда основных и международных экспедиций, но дальше ни в науку, ни в руководители не пошел, да если честно, то и не метил. Его вполне удовлетворяли достигнутое в полетах и известность на малой родине. И вот когда он стал дважды Героем Советского Союза, земляки решили открыть в торжественной обстановке его бюст в родном городе. Приехал он туда с друзьями-космонавтами. Как и положено в таких ситуациях, их хорошо встретили и угостили. Когда размещались в гостинице, было уже поздно, и они улеглись спать. Утром проснулись рано, под шум поливальной машины и гомон людей, завершавших работы у бронзового бюста.

Вышедший покурить на балкон Геннадий С. обнаружил, что стоящее на площадке сооружение и есть готовый к открытию бюст Л. При внимательном рассмотрении оказалось, что на голове героя следы от голубиных посиделок. Геннадий пригласил Володю, и они вместе стали рекомендовать рабочему как помыть голову бюсту. Картина была удивительной: на балконе стояли два мужика в трусах и давали указания. Работяга, озабоченный предстоящей подготовкой к открытию, препирался с «мужиками» на малоросском диалекте с добавлением шахтерских выражений. Он и не догадывался вначале, что перед ним герой предстоящего торжества. А тот, то есть Л., спустился вниз, взял шланг и стал мыть голову своему бюсту. Тут-то рабочий и заметил некое сходство пришедшего с «бронзовым» и спросил: «Та вы шо, не вже це вы?»

Володя Л. легко «раскололся», и они под шум струи воды продолжили беседу о том о сем и ни о чем. Но тут Л. спросил: «А сколько же стоит этот памятник?» Когда работяга пояснил примерные цены, пришло время удивляться Володе. Но он ответил в своем духе и, обращаясь к С., сказал: «Гена, да за такие деньги я бы сам тут каждый день живьем стоял!» Теперь уже смеху было много с обеих сторон. Бюст и открыли, и обмыли достойно, и стоит он на месте, напоминая землякам о веселом хлопце Л., ныне пенсионере и большом любителе рыбалки.

«Шофер у него полковник и герой...»

Петр Иванович Колодин — любитель юмора и великий «пересмешник» из отряда космонавтов 2-го набора. Где-то в середине 1960-х годов, когда космические программы набирали темп и молодые кандидаты проходили поэтапную подготовку, у Петра Колодина серьезно заболела мама. При активном участии Юрия Гагарина договорились обследовать и пролечить ее в одном из медицинских институтов в Москве. Поскольку с личными автомобилями в тот период были серьезные проблемы, то Петр попросил своего товарища — Георгия Берегового помочь ему доставить маму с вокзала в институт. Береговой к тому времени был уже полковником, и на груди у него красовалась Золотая Звезда Героя Советского Союза, полученная за героизм в годы Великой Отечественной войны. Так, в форме, они и поехали... После лечения маму таким же образом отвозил уже один Береговой, так как Петр был занят на подготовке.

Довольная проявленной о ней заботой, счастливая мать красочно рассказывала соседям и знакомым о Москве, Звездном городке о сыне и его работе, суть которой так и не смогла понять, потому что в силу режима секретности летчики и кандидаты в космонавты не имели права говорить о том, чем они занимаются. Да и не любили — по чисто суеверным привычкам.

Поэтому на вопрос, где работает сын, женщина всем отвечала примерно так: «Ой, бабоньки, не знаю кто мой Петька, но шофер у него полковник и Герой Советского Союза!»

Петр Иванович Колодин не стал одним из покорителей космоса, но остался добрейшим человеком, специалистом по подготовке космонавтов. Судьба распорядилась так, что он был в составе основного экипажа, который летом 1971 года планировал освоить орбитальную станцию «Салют». Командиром экипажа был А. А. Леонов, бортинженером В. М. Кубасов и Исследователем П. И. Колодин. Однако во время предстартовой Подготовки на Байконуре врачи обнаружили у Кубасова признаки аллергии — виной стал цветущий в ту пору серебристый лох. Комиссия долго думала, как поступить, и приняла решение заменить весь экипаж.

И у Леонова, и у Колодина было такое разочарование, что словами описать невозможно. Но именно по причине этой замены они и остались живы. Полетевший вместо них дублирующий экипаж — Добровольский, Волков, Пацаев — погиб при возвращении на землю после выполненного полета. Корабль и экипаж были обречены, так как из-за технологической ошибки один из клапанов корабля сработал преждевременно. Это и привело к тому, что при входе в плотные слои атмосферы он разгерметизировал кабину космонавтов. Они же в ту пору летали без скафандров, в одних лишь летных костюмах, что обрекло их на верную гибель. Так Леонов, Кубасов и Колодин остались живы, а их дублерам не суждено было... Документальные съемки запечатлели, как много времени пытались вернуть к жизни их еще теплые, но безжизненные тела... Но, увы, как говорится, их кровь уже «закипела».

Петр Колодин по-прежнему энергичен и душа любой компании. Молодежь часто цитирует его крылатые фразы, которые из-за трудности передачи невозможно привести здесь. Из приличных можно привести постулат, часто цитируемый ранее на партсобраниях и командирских «разгонах»: «Бабы и водка — не для дураков!» Хотя авторство его и приписывают П. И. Беляеву, знаю точно, что без Петра Ивановича здесь не обошлось.

Покаяние

Страна пережила «лихие» 1990-е, отдохнула от стресса после дефицита, а жизнь Звездного городка и ЦПК им. Ю. А. Гагарина все так же была подчинена решению главной задачи: подготовке космонавтов к очередному полету.

Накануне 12 апреля в Доме космонавтов готовились к торжественному собранию, небольшому концерту и фуршету, так как спонсоры помогли, чтобы космонавты достойно встретили свой праздник. Ну, а пока до собрания оставалось время, каждый занимался своим делом. Я решил поработать с документами, подготовить ответы на запросы из различных организаций и продолжил бы этим заниматься еще часа два, но вдруг дверь открылась и в кабинет заглянул не кто иной, как Герман Степанович Титов, с которым мы уже достаточно давно не виделись.

— Ну что, ЧК, все пишешь? — поинтересовался он, осматривая кабинет. — А я вот решил пройти по штабу и посмотреть, кто обосновался в кабинетах, где когда-то начинали мы... Вот в твоих апартаментах трудился одно время Юра — правда, располагалось все по-другому.

Я предложил ему присесть, что он охотно и сделал. Тут же продолжил:

— Ну и много же у вас писанины, небось про всех надо что-либо изложить?

Я принял его шутливый тон:

— Ну а как же? Сделал — запиши, не сделал — вдвойне опиши почему.

Титов продолжил:

— Небось и про меня когда-то так же писали...

Тут я возьми, и скажи:

— А как же! Еще как писали, ведь вы же личность легендарная.

Он, включаясь в разговор еще более откровенный, сообщил:

— Да, только не все легенды мои с хорошей концовкой. И ты, наверное, знаешь.

— Да, конечно, читал.

— И что все это еще хранится?

— Да еще рано уничтожать, ведь там объективная информация. Наверняка, скоро, может, и уничтожат, но уже без меня.

Титов озадачено спросил:

— А вот, например, такой случай есть? — и он кратко изложил суть.

Я все знал и мог легко найти в любом томе дела нужную страницу. Титов разгорячился воспоминанием и спросил:

— А слабо показать?

Я ответил, что не слабо, ведь там информация о вас, мол, вы и так все это знаете.

Нашел нужное дело и, убедившись, что справка не раскрывает источники полученной информации, показал Герману Степановичу. Он внимательно прочел и сказал:

— Ну что ж, все точно! Слушай, Николай, а вот такой случай?..

Я нашел и показал. Он прочел и сделал аналогичное заключение. Таким образом я показал ему справку еще о трех эпизодах из его жизни, и Титов задумчиво произнес:

— Да, я в молодости пошустрил и мне просто стыдно сейчас вспоминать... Но знаешь, что больше всего удивило? Это стиль справок и их объективность. Все четко, без накруток, ну, в общем, не по-партийному. Молодцы твои коллеги, все написали справедливо. Теперь, когда я понял, что обо мне все здесь написано, это надо «закрепить». У тебя найдется чем?

Я достал бутылочку коньяка, лимон, конфеты. И мы, обсуждая теперь уже разное, «закрепили урок», как заметил Титов.

В тот период я ощущал гордость за своих коллег, работавших до меня в Центре. Оценка, которую дал сам автор событий, описанных в справках, стоила того. Действительно, все кратко, четко и без субъективизма — факты и результаты... Мы еще немного пообщались, и Герман Степанович стал собираться на торжественное собрание, спросив меня о том, буду ли я в Доме космонавтов. Получив утвердительный ответ, он, не прощаясь, сказал, что там и встретимся, и в раздумьях двинулся из штаба.

В тот период уже перестали избирать президиум собрания, а просто разместили космонавтов Первого отряда на сцене — в удобных креслах вокруг небольших столиков с цветами. Поскольку Герман Степанович последние годы присутствовал на мероприятиях Звездного городка редко, то ему сразу же дали слово.

Он встал с кресла, подошел к краю сцены и попросил включить в зале свет, объяснив, что его видят все, а он практически никого. Так и оставшись на краю сцены, второй космонавт планеты Земля поздравил всех присутствующих с великим праздником Космонавтики и, обращаясь к залу, сказал:

— Вот по пути к вам я побродил по штабу, повстречался с интересными людьми, почитал исторические документы и хочу сказать вам следующее: пришла пора покаяния! Ведь не все в нашей и особенно моей жизни было ладно и складно. Я знаю, что во многих делах грешил, кого-то обидел, кого-то зацепил неосторожным словом и принес много неприятностей моим старым товарищам. Нет же, конечно, не со зла, а по глупости. Не умышленно, а под «парами», а значит, опять же по глупости! Простите меня люди добрые. Я ваш, я с вами и еще раз прошу меня простить!

Его голос дрогнул, чувствовалось, что эта речь дается ему трудно, но звучит искренне. Его взгляд бродил по рядам и, остановив его на один миг на мне, он произнес:

— И еще спасибо тем, кто побудил меня покаяться! Я ведь давно хотел это сделать, да все как-то ждал подходящего случая. Вот он, кажется, и нашелся!

Зал грохнул аплодисментами, у многих ветеранов заблестели, от вдруг нахлынувших слезинок, глаза. Вечер удался, и на этой волне он продолжался долго. Выступали другие, каждый вспоминал свои « грехи », просил у всех прощения, но это было уже не то и не так...

«Синдром Василия В.»

Что это за «синдром» и чьим именем назван — космонавты знают. Ну а уважаемому читателю, думаю, это совсем даже не интересно... Какая разница?

В. В. пришел в отряд в наборе 1976 года. Вместе с ребятами своего потока прошел общекосмическую подготовку, а затем еще и годовую подготовку в Ахтубинске, где из них буквально «сделали» отличных летчиков-испытателей, правда, 3-го класса. Эта подготовка парням была предложена потому, что шла работа над программами «Буран» и АКС, где было четко обозначено — уметь хорошо летать. Как тогда уже пелось в песне: «Летчик может не стать космонавтом, космонавту нельзя не летать!»

И парни старались изо всех сил, так как очень надеялись на полеты в качестве командиров больших космических кораблей нового поколения. Не обошлось и без потерь. Во время одного из тренировочных полетов погиб В. Иванов, хороший и душевный парень. Его жена и дети остались в Звездном...

Завершив «испытательские» будни, В. В. приступил к подготовке в составе экипажа, инженером которого был многоопытный Виктор Савиных. В. В., конечно, очень старался и страшно боялся упустить свой шанс, но его «мучила» одна проблема, которую он тщательно скрывал. Это была болезнь. И о ней до его полета так никто и не узнал, хотя догадки были...

Весь отряд ходил на спортивные занятия в бассейн, где все, как обычно, плавали после пробежек и занятий на силовых тренажерах. Завершалось все небольшими посиделками в парилке. И вот однажды я обратил внимание, что В. В. как-то избегает прямых взглядов при встречах со мной. Ну, обратил я на этот момент внимание, уточнил через оперативные возможности и не получил никаких данных, которые бы могли насторожить. Тогда «списал» все на особенности характера и тревоги никакой не бил.

Как-то в один из тренировочных дней в бассейне заметил, что, несмотря на теплое время, В. В. слишком утепляет интимное место. Перепроверил ситуацию через врачей, и те опять заверили, что никакой тревоги нет. Поскольку мы с ним не контактировали в постоянном режиме, то и особого внимания я на В. В. не обращал, доверившись врачам, которые приняли к сведению мои сомнения. Но подготовка шла своим чередом, и время полета экипажа В. В. близилось. Все шло, как и было заведено по космическим традициям. Экзамены, проводы на

Байконур, предстартовая подготовка на 17-й площадке. Я, как и полагалось по штатному расписанию, был в составе оперативной группы, возглавляемой А. А. Леоновым.

И вот здесь все проявилось как нельзя ярче. В. В. просто стал избегать встреч со мной, и чем ближе к старту, тем более он мандражировал. Конечно, все можно было объяснить предстартовым волнением, но как-то не очень клеилось. Я вновь обратился к врачам и поделился своими соображениями с Алексеем Архиповичем. По его указанию врачи во время предстартовой медкомиссии проверяли все параметры, как говорится, по полной программе, но пришли к выводам, что нет симптомов каких-либо заболеваний. Ни углубленных, с анализами, ни визуальных проблем не обнаружили.

Посовещавшись, доложили и на госкомиссии, что просто молодой космонавт излишне взволнован и, по прибытию на станцию «Салют 7» придет в себя и будет работать нормально. На том и порешили, но подробную справку о происходящем со своими выводами, сомнениями и соображениями написали. После этого я позвонил руководителю отдела и зарегистрировал указанный документ. В. В. перед стартом «отпустило», и в корабль он сел совершенно спокойный. Так началась его работа в космосе, которая была недолгой. Впервые космический полет прерывался по причине болезни командира экипажа. В связи с этим Центр подготовки испытывал трудные времена. Досталось и командованию, и специалистам, и космонавтам. Генеральный конструктор В. П. Глушко буквально рвал и метал. А В. В. метался по станции, испытывая муки физические и душевные. Он сознавал, что его желание слетать, скрыв болезнь, обернулось личной трагедией, а главное, и самое страшное, срывом полетного задания.

Ему пытались помочь советами, рекомендовали принимать те или иные лекарства. Но он уже «запаниковал», и ему ничего не помогало. Хотя, как говорили знатоки таких болезней, для лечения простаты можно было бы что-нибудь придумать... Но ЦУП и руководство уже приняли решение прервать полет и готовиться к посадке. С чувством глубокой досады мы с Алексеем Архиповичем и оперативной бригадой спасателей вылетели на место посадки. С Леоновым договорились, что сразу после приземления мы вдвоем, без свидетелей, побеседуем с В. В. Мудрый Алексей Архипович сразу предложил: если он признается, что эта болезнь у него была и до полета, то и доклад Генеральному и руководству страны будет правильным, если нет, то...

Посадка прошла в штатном режиме. Спасатели и медики быстро поставили специальную палатку. В нее и «затащили» бледного и растерянного В. В. Увидев Архипыча и меня, он буквально прослезился и, не дожидаясь наших вопросов, сказал: желание полететь было настолько сильным, что он удачно «глушил» болезнь, рассчитывая, что в космосе она не даст о себе знать. Однако ошибся и теперь винит себя за весь этот обман.

Алексей Архипович Леонов констатировал, что хотя по-человечески понимает все, но простить обман трудно. Однако тут же добавил: «Мы ведь понимали, что какие-либо отклонения у тебя есть, но обнаружить не смогли. Значит, теперь ты, В. В., обрек все последующие экипажи на более тщательные медицинские проверки. Но Главного я буду убеждать в том, чтобы полет сочли экспериментальным, и хоть ты и чудак на букву «М», но я буду писать представление к званию Героя Советского Союза хотя бы зато, что ты в космосе первым испытал сильные физические страдания и боли. Однако оставаться после всего этого в отряде космонавтов я бы тебе не рекомендовал!»

После многих докладов и письменных отчетов В. В. все-таки наградили звездой героя, хотя и матерились при этом здорово. Некоторых медиков уволили, часть наказали. Но теперь в медуправлении стал часто появляться огромный лысый доктор с чудной фамилией и огромными руками с крупными пальцами. Он системно ставил космонавтов в «позу прачки» и активно «работал» пальцами в поисках простаты.

Некоторые космонавты, например, Саша С. после такой процедуры поворачивался к доктору и как бы шепотом произносил: «Доктор, теперь мы с вами можем и на «ты»!?»

В. В., завершив реадаптацию, пройдя курс лечения, быстро ушел из отряда и стал активно заниматься в Академии ВВС имени Гагарина, что была рядом, в Монино. Он умел учиться и работать. Быстро защитив кандидатскую, преподавал, занимался научной работой и двигался по служебной лестнице. Как активный и рассудительный парень он, как говорят, быстро нашел свою золотую жилу и хорошо ее разрабатывал. Через несколько лет он стал заместителем начальника академии, профессором и получил звание генерал-лейтенанта. Это хорошая высота, которую он взял своим трудом, тогда как многие его ровесники так и застряли в полковниках, удовлетворившись двумя-тремя полетами.

Однако болезни не оставили В. В. Он перенес подряд несколько операций и стал потихоньку угасать. Последний раз мы съездили с ним в командировку в Коста-Рику в 1997 году, когда он был еще относительно здоров и мог позволить себе путешествия. Затем последовали долгие процессы лечения, и в конце концов, организм сдался...

Загадочный космос. Наши традиции и суеверия

Как повелось со времен языческой Руси, славяне всегда связывали и добро, и зло с какими-то внешними проявлениями, знаками, предзнаменованиями.

Случилось что-либо хорошее, а намедни соседка дорогу перешла с полными ведрами — вот и примета. Постучала синичка в окно — жди вестей. Ласточки низко летают — быть дождю. Так и переходят приметы из уст в уста и запоминаются поколениями, на смену пришедшими.

Космическая одиссея также приобрела свои, порой трудно объяснимые и не для всех понятные привычки, ставшие традициями. Ярослав Голованов, известный журналист, изучавший историю космонавтики и выпустивший прекрасную книгу «Королев», особо подчеркнул суеверия Сергея Павловича.

Судьба приготовила этому сильному человеку массу тяжелейших испытаний, и по этой причине он умел радоваться успехам, связывая их с какими-либо своими привычками. Многие знали, что « на удачу» он носил в правом кармане пиджака две копеечные монеты — «две копейки по копейке». Может быть, они не всегда приносили ожидаемую удачу — но по случайности либо в спешке он не взял их с собой, уезжая в больницу, на роковую для него операцию.

Монеты разного достоинства укладывали вначале конструкторы, а затем и космонавты на рельсы перед спецсоставом, выводящим ракету на старт. Кстати, многие из этих рельс датированы концом XVIII — началом XIX века. Теперь трудно сказать, как они там оказались, но думается, живи Россия без войн и потрясений — по этим рельсам еще в то время можно было бы достичь светлого будущего.

Многим известно, что автобус с космонавтами, уже готовыми к старту, вдруг останавливается, не доезжая до ракеты несколько сотен метров. Из него выходят члены экипажа, расстегивают скафандры и деловито писают на заднее колесо. Съемки при этом категорически запрещаются. Правда, один известный, хороший, но хулиганский фотокорреспондент Алик Пушкарев нарушил запрет и сделал фото. Потом, правда, его поездки на старты стали проблематичными.

Но вернемся к «мокрому» делу. Все началось со старта Гагарина. Сам процесс подготовки к старту, одевание скафандра, доклады Генеральному конструктору и прочее весьма волни тельны и эмоциональны. И сколько бы человек не опорожнял свой организм от влаги, сколько бы не «вытряхивал», все равно влага появляется и просится наружу. А если еще учесть, что от начала одевания скафандра и до выхода на орбиту проходит около шести часов, то можно представить состояние мочевого пузыря. Именно по этой причине Юрий Гагарин настоятельно попросил, почти потребовал остановиться и по старой шоферской привычке обрызгал заднее колесо автобуса. Его крайний аргумент звучал примерно так: «Неужели вы хотите, чтобы первый советский космонавт обос...ся в полете? Этому не бывать!» С этими словами он шагнул из автобуса. Дальше можно добавлять что угодно, но все было именно так. И его полет прошел успешно. Ну, а если повезло Гагарину, то надо в точности повторить все, что делал он. Таким образом родилась традиция.

А вот первому американскому астронавту не повезло. Ему не удалось сделать «это» на колесо и пришлось помочиться прямо в скафандр. И полет его не задался. Шепард совершил суборбитальный полет, длившийся всего около 19 минут, да и то в мокром виде. Правда, после его полета американцы придумали памперсы, ставшие такими привычными для малышей всего мира.

Русские же даже при международных полетах не отступают от традиций. И им все чаще приходится отвечать на вопрос, а как же «это» происходит, когда в экипаже женщины. Остряки утверждают, что женщины готовятся заранее и «содержимое» держат в емкости, которую после мужской процедуры вручную выплескивают на колесо. Здесь, как говорят: «Хотите — верьте, хотите — нет!» Вот таков ответ.

Одна из самых известных и популярных традиций — просмотр перед стартом кинофильма «Белое солнце пустыни». Этот советский супербоевик с участием чудесных актеров Анатолия Кузнецова в роли Федора Сухова, Спартака Мишулина в роли Саида и знаменитого таможенника Верещагина Павла Артемьевича в исполнении актера Павла Луспекаева стал самым любимым фильмом космонавтов. Его изучили наизусть, знают все интонации и тонкости. По нему сдают неофициальный экзамен все экипажи и инструктора. А покорил он всех своей лаконичностью, глубиной мыслей и победой добра над злом.

Вначале, правда, космонавты смотрели фильм на околокосмическую тематику «Тридцать три» — про необычного человека с тридцатью тремя зубами, улетавшего в иные миры. Однако «Белое солнце пустыни» покорило всех, и просмотр фильма перед стартом стал традиционным. Немалую роль сыграло и то обстоятельство, что все старты отечественных космических кораблей проходят в казахских степях на Байконуре. Эти места похожи на те, где происходили события фильма.

Фильм полюбился космонавтам и от этого стал еще более популярен. Были неоднократные встречи с режиссером Мотылем, актерами фильма и всей творческой группой. Все они стали родными в Звездном городке. А весной 2007 года, когда мы стали строить «Парк космических традиций» и в городке появились юрта и «космодом», в гости к нам приехал Анатолий Кузнецов с супругой. Специально для товарища Сухова был разыгран спектакль с танцами его «гарема» — то есть «товарищей с дружественного нам Востока». «Великий красноармеец» был доволен нашими знаниями кинофильма и умением четко отвечать на 77 вопросов по нему. Это только основных, а так их значительно больше. Мы не забыли «вернуть» Сухову вещи, которые он отдал Саиду — медный чайник и нож. Порадовал Сухова и «сухой ручей» — место, где нужно искать Джавдета. В фильме о нем идет только разговор, а в Звездном этот ручей появился и существует.

Итак, уточняем, фильм экипажи смотрят с вечера в ночь перед стартом.

Следует отметить, что В. В. решил погулять и фильм не смотрел. Срыв программы полета произошел по состоянию его здоровья. Вот вам и примета.

Ночь предназначена для сна, и экипажи, как правило, отдыхают. Но вспомните себя перед каким-либо путешествием или поездкой. И вспомните, как в эту ночь спите вы. Космонавты так же!

Есть еще одна традиция, однако о ней не говорят утвердительно, и она является не обязательной, но желательной. Хотя бы для того, чтобы основному экипажу везло буквально во всем. Согласно этой традиции члены дублирующего экипажа, теперь уже освобожденные от строгого медицинского контроля, должны провести «романтическую ночь». Ну, если не все, то хотя бы кто-либо из них. Или на худой конец кто-либо из бригады инструкторов. И если эта задача решена, то о ней необходимо намекнуть командиру основного, улетающего экипажа. Дескать, ребята, спокойно, у нас все в порядке, и мы вас не подведем. Считается, что соблюдение этой традиции способствует успешной работе экипажей.

Перед отъездом на старт все члены основного экипажа выпивают по фужеру шампанского и идут расписываться на двери номера, в котором они провели все предстартовые дни. На данный момент некоторые двери уже не вмещают всех подписей, и их заменяют на новые, полагая, что «исписанные» займут места в музеях Звездного и Байконура.

Вся оперативная группа выстраивается вдоль тропинки, ведущей к автобусам, и под звуки известной песни: «Заправлены в планшеты космические карты!..» аплодисментами провожает экипаж. В специальном автобусе у каждого члена экипажа и специалистов строго отведенные места. По дороге к стартовому комплексу по видео в салоне идут кадры с пожеланиями от родных, близких и друзей. Ну а далее все в соответствии со стартовым расписанием.

Как в любом серьезном деле, есть еще много разных «мелкого значения» примет и привычек. Они уже касаются различных специалистов, журналистов, телеведущих, фото-корреспондентов и просто провожающих.

Но вот ракета в полной готовности, идет обратный отсчет и все главные и «не очень» главные спецы, кроме расчета, находятся на смотровой площадке.

Звучит команда «Ключ на старт» и... «Поехали!»

Срабатывают первая ступень, вторая и третья, и примерно после 520-й секунды корабль выведен на орбиту. Все находящиеся вблизи и вдали ликуют и по русской традиции не забывают пропустить по рюмашке, а то и более, за удачное начало.

Байконур заметно пустеет. Многие спецы улетают в Москву и другие города с чувством выполненного долга, а космонавты, выйдя на орбиту, проверяют работу всех систем и готовятся к стыковке. После ее завершения жена командира накрывает стол и угощает причастных и не очень. Особое внимание дублерам. Теперь они выходят на финишную прямую...

Катюха-американка

Бывая в Америке, советские, а теперь и российские космонавты всегда вызывают неподдельный интерес у женского пола. Уставшие от феминизма и нерешительных тамошних мужчин, американские женщины проявляют повышенное внимание к «временно одиноким» посланцам Центра подготовки космонавтов. Некоторые из них попали в женские сети и остались в Хьюстоне и иных «космических» местах навсегда. Наша же история интересна еще и тем, что «временно неженатый» космонавт влюбился в американку русского (советского) происхождения. Катя, так зовут нашу героиню, выехала с родителями из Ленинграда в конце семидесятых, когда ей было всего два годика. Девочка выросла и ничем не отличалась от своих сверстниц, разве что была чрезвычайно коммуникабельна и динамична. На Руси про таких говорят, что у них «шило в попе». Ко всем своим качествам Катя добавила еще и высшее образование, связанное с решением задач в области коммуникаций, общественных связей и просто человеческих отношений.

На одной из вечеринок она познакомилась с симпатичным российским космонавтом «украинского разлива» Юрием. К тому времени он уже побывал в космосе, вырастил и воспитал сына, пожелавшего стать юристом. А на момент той командировки Юрий развелся с первой женой.

Бойкая Катерина была девочкой смелой, но она не ожидала, что Юрий, еще не познавший американских правил поведения с женщинами и не усвоивший, что даже нечаянно брошенный взгляд может трактоваться как «приставание» и сексуальное домогательство, окажется еще смелее и посмеет «пообщаться». Как говорят в таких случаях: «Не стала сомневаться девочка в гвардейских опытных руках!» Ну, в общем, вряд ли стоит спорить о том, кто кого покорил, покоренными стали оба...

Юрий хорошо подготовился и отправился в очередной полет. Катюша в качестве невесты приехала провожать героя в Звездный городок. Они уже решили соединить свои судьбы, но то, как они это обыграли, было величайшим сюрпризом для всех. Нет, они не то чтобы скрывали, просто сценарий был известен не всем. Катя, как начинающий «коммуникатор», организовала свою свадьбу по всем правилам шоу-жанра. В один из полетных для Юрия дней она оказалась в окружении журналистов и телерепортеров. Рядом с ней красовался красочно-картонный портрет Юрия во весь рост и в скафандре. Невеста Екатерина под гром оваций и музыку Мендельсона подписала брачный контракт, уже заранее подписанный Юрием. Хьюстонский центр управления полетом организовал прямой телерепортаж со станцией и на всю Америку транслировал необычную космическую свадьбу. А свадьба была хороша. И особенно — жених с невестой. В общем, «гуляй Америка, гуляй Россия».

Однако в России эта затея понравилась не всем, в частности — руководству Роскосмоса. Дескать, как посмели, почему не спросили разрешения и т. д. и т. п.?! Можно подумать, если бы они спросили разрешения, то им так сразу и разрешили бы. Наверняка, нет. Ну, в общем, снова, как в песне: «Разговоры, разговоры, слово к слову тянется, разговоры стихнут скоро, а любовь останется!»

И действительно. Пока Юрий летал да успешно выполнял полетное задание, о желании его наказать забыли. После полета только и говорили об их необычной свадьбе. Пока он отдыхал да реабилитировался после невесомости, назревало новое событие. Катя ждала ребенка, девочку.

В процессе подготовки к материнству Катя как-то быстро сошлась по житейским вопросам с моей женой Галиной и выбрала ее в качестве будущей крестной матери. Кандидатуру крестного отца Юра и Катя держали в секрете.

Прекрасную дочурку назвали Камилкой. Она — копия отца. А характер ангельский — спокойная, тихая, хотя и весьма подвижная.

Местом крещения Юрий выбрал храм на берегу Волги, где Настоятелем был его старый знакомый. Когда все уже собрались и были в полной готовности, появился и крестный отец. Им оказался весьма, скажем так, солидный товарищ. «Тихушник» Юрий скрывал от всех свои контакты с сильными мира сего. Выяснилось, что, как и подобает бывшему руководителю различных правоохранительных органов, этот товарищ поинтересовался кандидатурой крестной матери и «ейного» супруга и, не обнаружив никаких противопоказаний, дал «добро». Весь обряд прошел на высоком уровне, по-мирскому уютно и не суетно. Как полагается в таких случаях, организованно провели застолье, да еще и успели поздравить с именинами самого священника.

Катюха, как любовно зовет ее моя Галина, частенько приезжает к нам в гости, и крестная дочь с удовольствием остается с крестной матерью. Порой ее заменяет моя дочурка Инна, которой также нравится возиться с этой чудной кукляшкой Камилкой, которая параллельно осваивает два языка и общается со всеми, путая английский с русским. А Катерина-непоседа успевает брать актерские и режиссерские уроки у московских знаменитостей Леонида

Каневского и Эммануила Виторгана.

Она уже практически написала сценарий и обуреваема желанием снять кинофильм с простым названием — «Жена космонавта». А что?! Тема, которую еще в общем-то никто и не поднимал. Я уверен, есть моменты и ракурсы, на которые можно бросить « взгляд неискушенный ». Катерина как раз та жена — женщина, взгляд которой и на нашу действительность, и на американские реалии ну просто особенный. Ее родная мать пришла в ужас, когда узнала о намерении дочери жить в России — стране, из которой она с таким трудом уехала в 1970-е.

До сих пор она не понимает Катерину, которая из всех авто выбрала «Ниву» с ручной коробкой передач и изучает историю русского сленга. Катерина с упоением рассказывает о своих впечатлениях от поездок в российском общественном транспорте с потными тетками и ругающимися мужиками.

Она с юмором, но без сарказма говорит о том, как мелодично звучат такие нежные слова, как, например, «блин»... Она берет собеседника за локоть и говорит: «Нет, ну ты послушай, как красиво звучит: «блин».

Катюха хороший рассказчик и собеседник, любит веселые компании и застолья. Уверен, ее познания в языке, обычаях и жизненных ситуациях дадут в итоге пищу для неординарного фильма или книги.

Рассказывая о ней, я ловлю себя на мысли о том, как далеко ушли мы в интернациональных связях во время постперестроечного периода и интеграции международных космических программ.

И нас уже не пугают американская жена российского космонавта и то, что кумой у нее жена бывшего чекиста, а кум — сам министр. В прежние времена мысль у всех работала бы только в одном направлении: не шпионка ли она, не кадровый ли сотрудник ЦРУ, вышедшая замуж по спецзаданию?

Правда, настоящие реалии со шпионским скандалом и высылкой российских нелегалов из США опять окунают нас в омут прошлых штампов и подозрений. Ну что ж, как говаривал один из великих советских режиссеров, отвечая на просьбу молодой актрисы увидеть себя в одной из главных ролей: «Поживем — увидим!» И каждый пусть понимает эти слова, как хочет.

Озеро Леонова

В последние майские дни каждого года в доме Леоновых постоянно раздаются звонки, и Светлана Павловна воистину работает секретарем Архипыча, у которого приближается очередной день рождения.

«Леша, это опять тебя, возьми трубку, звонит внук и хочет тебя поздравить в числе первых...» — звучит ее голос.

В день 75-летнего юбилея в 2009 году, когда после многих речей, приветствий и песен хора Турецкого, Иосиф Кобзон предоставил слово жене юбиляра, Светлана Павловна, как всегда красивая и улыбающаяся, повела тихую речь: «В отличие от Алексея, несомненно талантливого и одаренного человека, я обычная женщина, напрочь таких качеств лишенная. И если бы он не взял меня в жены, — шутит она, — то вполне вероятно, я бы торговала семечками или лузгала их на одной из деревенских лавочек да вела бы неспешные разговоры со стареющими подругами... Алексей же подарил мне интереснейшую жизнь, полную ярких событий, хороших друзей и интересных встреч. Я вырастила ему двоих дочерей, теперь занимаюсь внуком и внучкой и по-прежнему благодарна ему — верному мужу и настоящему другу».

И она не лукавила. Говорила искренне, с благодарностью и достоинством. Она всегда рядом с ним. Ни впереди, ни сбоку, а именно рядом, но так, чтобы не было особенно заметно и навязчиво. И во время общих радостей, и в пору невзгод и недугов. Не так давно, накануне юбилея, Архипыча « прихватило » уже прошедшее «капитальный ремонт» сердце. Она и спасла, и выходила, и приободрила, вновь поставила его на ноги. Ведь когда-то и он, рискуя собой, вытаскивал ее из затонувшей и ушедшей под лед машины. Теперь это озерко и поворот называют именем Леонова.

Дело было зимой, когда Леонов еще не слетал в космос. На такси они возвращались из Москвы в Звездный, и молодой водитель не вписался в поворот на мостик через реку Пехорку, что течет на границе Балашихинского и Щелковского районов. Машина на полном ходу выскочила на покрытое льдом озерко и быстро пошла под лед. Леонов, покинув авто, вынырнул и снова ушел под воду — за женой. Но ее можно было вытащить только после водителя, который потерял сознание. Он все сделал в считанные минуты и успел спасти жену — свою добрую и красивую Светлану...

Так и идут по жизни. Тихо, спокойно, без эксцессов. В их семье, если что и происходит, то решается весьма достойно и корректно. А судьба подбрасывает все новые и новые испытания. Речь даже не о том, что Алексей Архипович выбрал опасную профессию. Он преодолел все трудности первого полета с выходом в открытый космос. Поборов страх, он в раздутом скафандре вошел в корабль, вопреки инструкции, головой вперед. Нештатная посадка в тайгу и долгий поиск, но тоже выжил. Судьба отвела его от гибели и в полете на первую станцию «Салют». Член его экипажа Кубасов заболел аллергией на серебристый лох, и их отстранили. Полетели дублеры Добровольский, Волков, Пацаев и при посадке погибли. Они были обречены, так как в корабле уже была заложена погрешность, непременно ведущая к гибели. Алексей остался жив, товарищи погибли, а Светлана все чаще закрашивала седину в своих красивых черных волосах.

В жизни было много радостных дней, но и печали тоже большие. Рано ушла первая дочь, похожая на Алексея и так им любимая. Теперь трудно сказать, смогли бы они ее уберечь, спасти от тяжкого недуга. Но что судить — «если бы да кабы». Ее уже нет. Любовь теперь передается внучке и внуку.

Светлана Павловна не стремится с Алексеем во все поездки и на все рауты. Для нее главнее обогреть его дома. Он ведь личность творческая. Он кроме всего и художник, которому нужно помогать, чтобы муза не покидала его. И она тоже его муза. Но когда необходимо побывать на светских приемах, Светлана всегда выделяется красотой, манерами и скромностью. Ее непременно замечают, как бы она ни стремилась оставаться в тени своего знаменитого мужа. Она и разговор поддержит, причем не только на русском, и об искусстве поговорит, и о литературе. Откуда все это? Да все просто. Она не ленится, учится и постоянно занимается самообразованием, не тратя времени на бездумные сериалы.

Дом Леоновых никогда не пустует и полон гостей еще и потому, что Светлану Павловну не застать врасплох. У нее всегда порядок, да и угостить она умеет ненавязчиво и достойно. Самое же главное качество хозяйки — умение слушать. Она никого не перебивает, но умеет перевести разговор в нужное русло, да так, что весь вечер тараторивший собеседник или собеседница уходят, нахваливая хозяйку, с которой задушевно поговорили. Время идет, и как это хорошо, что всегда рядом с Алексеем Архиповичем его верная жена и друг Светлана.

Муза Владимира Шаталова

Давно это было... Во время учебно-тренировочного полета в одном из военно-авиационных училищ на двухместной спарке вначале забарахлил, а потом и вовсе заглох мотор. Курсант растерялся, но офицер-инструктор перехватил управление и как можно аккуратнее посадил самолет на хорошо возделанные участки филиала сельхозакадемии, где хозяйствовали селекционеры и мичуринцы. Одному из участков досталось капитально — мало того, что многое вытоптали, так еще и сломали при посадке несколько молодых деревьев... Делать нечего, надо было идти и извиняться.

Хозяйка, молодая красивая девушка, поразмыслив немного, извинения приняла и назвалась Музой. Молодой офицер снова не растерялся и, чтобы загладить свою вину, предложил помощь в восстановлении участка, для чего тут же и назначил свидание. С тех пор они вместе: Владимир Александрович Шаталов и Муза Андреевна. Они прошли все испытания — и разлуками, и спецкомандировками. Он летал, она училась и становилась серьезным ученым. За плечами — две диссертации, докторская степень, серьезные научные исследования и работа в Министерстве сельского хозяйства. Но главное не это. Они вместе шли рука об руку и как по облаку. Вырастили и воспитали сына и дочь, затем внуков. Серьезные невзгоды обошли их и в семейной жизни, и в служебных карьерах — и это наверняка потому, что они не только классные спецы, но и люди высоких моральных устоев с крепкой психикой и выверенной жизненной позицией.

В 2007 году, когда праздновали 80-летний юбилей Владимира Александровича, многие отмечали, что в этом серьезная заслуга Музы Андреевны, которая буквально лелеет своего мужа, оберегая его от всяких болезней и невзгод. По данным врачей Центра подготовки, сердечно-сосудистая система Владимира Александровича соответствует показателям 40-летнего здорового мужчины. В том же состоянии и все прочие системы организма. Вот уж где соответствуют действительности слова песни: «Главное, ребята, сердцем не стареть!» Ну, а супруге — Музе можно тоже привести строку из народной песни, которую пела Людмила Зыкина, дружившая с семьями космонавтов: «В селах Рязанщины, в селах Смоленщины, слово «люблю» непривычно для женщины. Там бесконечно и верно любя, женщина скажет: «жалею тебя».

Это точно о Музе Андреевне. Все размеренно, уверенно, четко и без суеты.

В 2008 году, в июне, мы вместе с женой провели с Шаталовыми две недели в Болгарии — по приглашению болгарского космонавта Александра Александрова. Там мы с умилением наблюдали, как они друг с другом общаются, как, держась за руки, прогуливаются, как каждое утро плавают на большие дистанции. При этом Муза Андреевна загребает медленно, а ее Володя галсами плавает вокруг да около, бросая шутки и веселые комментарии. Как говорят в народе — это надо видеть!

Да, они во многом являются примером и для молодых, и для людей зрелого возраста. Уметь содержать в таком состоянии и тело, и дух — дорогого стоит.

Они оба своего рода «аристократы от космонавтики». И в поведении, и в общении, и в отношении к окружающим. Всюду чувствуется «высший пилотаж» и высочайшее достоинство. Нет, вы не заметите никакой напыщенности и высокомерия — все просто, скромно, интеллигентно. Слова убедительны, разговор негромкий и без пафоса, но смысл понятен сразу. Оба как бы говорят, что не надо суетиться, не надо ежедневно совершать какие-то подвиги и решать задачи невероятной трудности — надо просто работать и жить каждый день честно, уверенно и без надрыва, соблюдать библейские заповеди и творить, пусть небольшие, но полезные и праведные дела.

Валя. Валентина Владимировна

О Валентине Владимировне Терешковой написано множество книг, репортажей, статей. Да и документальных кинофильмов отснято немало. Неудивительно — первая в мире женщина-космонавт. А первым — всегда первое и лучшее. Хотя в последние годы, к сожалению, разного рода «желтые писаки» пытаются как можно больше « зацепить » ее на страницах своих изданий и «насолить», перемешивая сплетни с полуправдой и откровенным вымыслом.

Пишут, к примеру, о том, что в процессе подготовки к полету она якобы не прочь была «поработать локтями» в кругу «сестер» по отряду, что во время полета она чувствовала себя плохо и по этой причине долго не выходила на связь, чуть ли не сорвав задание. Некоторые, «особенно осведомленные», утверждают, что после завершения ее полета Сергей Павлович Королев якобы грубо сказал: «Что отныне больше ни одна не полетит в космос!»

Господи, да если что и было, какое это сейчас уже имеет значение. Она первая, она слетала, она вернулась живой и невредимой. И весь наш народ, кроме патологических завистников, готов простить ей любые, тем более женские слабости, если они направлены на то, чтобы выглядеть лучше. Ведь большинство понимает, что нам важна не проза жизни, а конечный результат.

Однако читая и перечитывая различные отчеты и оперативные материалы, я не обнаружил ни одного факта, указывающего на то, чтобы Валентина Терешкова кого-либо оттолкнула или поступила с кем-то нечестно. Здесь она точно не заслуживает «желтой» карточки. Наоборот, она, как один из персонажей фильма «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», была всегда готова и «на песчаный карьер, и на кирпичный завод». То есть на самую трудную работу.

Их было пять девушек, готовившихся по первой женской программе, и опекал их лично Юрий Гагарин. Уж он-то со своим честнейшим подходом к людям наверняка бы заметил изъяны и капризы в женском коллективе. Все девушки были хороши. Но накануне полета у одной — одни проблемы, у другой — иные женские проблемки... Да, именно такая проза, которую нужно было учитывать, особенно в те времена коротких космических полетов.

А у Валентины все сложилось благоприятно, да и с морально-политической стороны был полный ажур. Комсомолка, спортсменка, несколько парашютных прыжков и т. п. Ну, а главное, наиболее важная и отличительная особенность для того времени — Валя была из рабоче-крестьянской семьи и сама ткачиха ярославской фабрики. Для ЦК КПСС и особенно для тогдашнего первого секретаря Никиты Сергеевича Хрущева это был просто шик, который указывал, что «народ и партия едины».

Валентина Терешкова со свойственной ей хваткой сразу же доказала, что она именно та женщина, которая не только коня на скаку остановит, но и гордо будет нести знамя Страны Советов в нужном для этой страны направлении. Она не сразу этому научилась, но была готова, глаза горели, и поступь была твердой. Еще и то важно, что такая роль ей и самой нравилась. Симпатичная, умеющая хорошо говорить и легко обучаемая, она уже после полета, как вихрь, пронеслась над планетой, странами, городами и весями и завоевала сердца людей во многих государствах. Она заявила о себе и в Комитете советских женщин, и в Обществе дружбы СССР с зарубежными странами. Возглавляя эти учреждения, она отдавала весь свой запал решению государственных и общественных задач.

А как же личная жизнь, женское счастье? Что оно для нее значило? В одной из народных песен есть такие слова: «Женское счастье — был бы милый рядом, ну а больше ничего не надо...» Песня песней, но жизнь показывает, что нужно не только это, хотя оно и важнейшее из всех.

И опять же сколько писанины вокруг свадьбы и брака звездно-космической пары. Да, это для всех они стали знаменитостями. А разве известность лишает необходимости любить или очень хотеть красивой любви?

Уверен, только теперь Валентина Владимировна может поведать любопытным о своем, о личном — и то, если очень этого захочет. А пока только разговоры, впечатления и «суды-пересуды».

Что думала она, отвечая на предложение Андриана Николаева, какие мысли кружились и улетали, какие оставались? Тысячи вопросов. Естественно, можно допустить, что это были влюбленность и желание, как и у любой девушки-невесты, красиво выйти замуж, да еще и сделать это необычно, не так, как у всех. Ведь мы знаем, что зачастую большая любовь не заканчивается свадьбой, а дружба и влюбленность, наоборот, нередко ведут под венец. Вот и решились они вдвоем соединить свои судьбы. Два знаменитых человека, два космонавта.

Догадывались ли они о том, что свадьба будет такой знатной, да еще в Кремле, да с первым секретарем ЦК Никитой Хрущевым? Да, в принципе, могли предполагать. Но их ожидания, можно смело сказать, были гораздо скромнее, чем получилось. Свадьба на весь СССР. Да что СССР — на весь мир. Такая известность и такие перспективы. Валентина должна была понимать, что теперь она надолго обречена на повышенное внимание. И, как любая женщина, сделавшая шаг на встречу судьбе, она понимала, что должна выполнить и свою основную женскую роль — продолжить род. И она сделала это. Можно теперь говорить что угодно, но сделала осознанно, с нормальным, симпатичным и тоже известным человеком. А с большим желанием или меньшим — это теперь уже не так важно. Это уж, как нам известно из жизни и литературы, только женщина сама вправе оценивать те чувства, которые испытывала она до, во время и после свадьбы.

Как и полагается в таких случаях, через определенное время на свет появилась дочь Алена, воплотившая лучшие внешние черты матери и отца. Да и в характере тоже. Правда, ведь они были разными. Динамичная, высокомобильная, чрезвычайно организованная и желающая заметной роли в жизни и работе Валентина и спокойный, по-восточному медлительный, как и полагается чувашу, Андриан могли бы, в принципе, создать крепкую семью.

Но разве могла смириться с ролью « восточной женщины » Валентина? Конечно же, нет. И эти позиции, хотя и разные, но, в принципе, совместимые, все-таки довольно быстро раскололи этот брак. Она пробивалась на видные роли в государстве; он не хватал таких больших звезд, но тем не менее выполнил еще один экспериментальный полет, едва не стоивший жизни.

После длительного по тем временам полета, продолжительностью 18 суток, они с Виталием Севастьяновым были едва живы. Нахождение на орбите, в состоянии невесомости в небольшом замкнутом пространстве, без физических нагрузок и нужных препаратов, привело к большим негативным изменениям в организме. Это и вымывание кальция из костной массы, и атрофирование мышц и сосудов, и т. п. В таких случаях говорят, что ничто не проходит бесследно. Выжить-то ребята выжили, а вот полностью восстановиться не удавалось долго...Естественно, все это наложило отпечаток и на здоровье, и на психологическое состояние.

Семья часто бывала в разъездах. Почти как в песне: «Дан приказ ему на запад, ей — в другую сторону!» Так потихоньку они привыкали жить врозь. Ну, а потом мы все знаем, как российские женщины-жены относятся к тому, что муж приходит поздно, да подшофе. Многие вообще запах спиртного, не то что перегара, не переносят. Андриан же, хороший и добрый человек, если честно, не всегда говорил спиртному — нет. Это обстоятельство также углубляло семейный разлад...

И наступило то время, когда стало необходимо принять решение. Так «космическая семья» распалась. Вскоре Валентина нашла свою любовь, и для многих, наблюдавших эту пару даже мельком, было ясно, что она искренне влюблена. Это был военный медик, генерал и симпатичный человек Юлий Шапошников. Он тоже развелся с прежней женой и вместе с Валентиной лепил новое гнездышко. И шли они как по облаку, пряча свои отношения от любопытных глаз. Но главным в их отношениях было уважительное отношение, помноженное на любовь. Дочь Алена росла здоровой и целеустремленной девочкой, она упрямо доказывала матери свое право на выбор любимого мужчины и на самостоятельность в любых делах. Их отношения прошли тернистый путь, но главное — они рядом, и Валентина Владимировна души не чает во внуке...

Юлий, к несчастью, заболел неизлечимой болезнью и тихо ушел в мир иной.

Андриан так больше и не женился. Выйдя в отставку, он любил бывать в родной Чувашии, где ему поставили хороший дом на берегу реки, со своеобразным музеем, посвященным космическим достижениям земляка. Все космонавты, приезжавшие в гости к Андриану Николаеву, по-доброму завидовали ему, отмечая, что все школьники маленькой республики буквально наизусть знают не только биографию космонавта Николаева, но и историю космонавтики. Во время одной из поездок его сердце остановилось, и он так и остался там, на малой родине, в созданном ему при жизни мемориале.

«Космические» жены. Валентина Ивановна Гагарина

В отличие от кремлевских жен, тема эта не так значима, но тоже весьма интересна для многих. Ведь изначально считалось, что космонавтика — профессия опасная и повышенно радиационная. Ну и естественны вопросы о том, а как же влияет это на взаимоотношения с женами и какие после полетов дети? Как бы и сколько бы мы ни говорили о душе, любви и высоких чувствах, народу всегда хочется заглянуть в спальню к людям великим и известным. Космонавты не стали исключением.

Когда Гагарин стал «дипломатом мира», то высшие руководители страны приняли правильное решение: в поездки — только с женами. Тогда и жены первых космонавтов обязаны были взять несколько уроков по дипломатии и этикету, так как они тоже стали объектами пристального внимания. Валентина Ивановна Гагарина была под стать Юрию — и станом хороша, и ликом красива. У них уже было две дочки, а она смотрелась как девочка, хотя очки и придавали ей некий строгий вид. Она быстро освоила все несложные условности «высшего света» и стала изучать английский язык. Легко научилась кататься на водных лыжах и, наверняка, освоила бы и горные, доведись ей попасть на «гламурные», как теперь говорится, курорты в Альпах.

Она достойно дополняла мужа на приемах с региональной элитой, но старалась быть незаметной и вела себя даже излишне скромно. Юра же старался делать так, чтобы его Валю замечали и ценили. Ни у кого не возникало сомнений в нерушимости их семейных уз, да и сами Гагарины повода для этого не давали.

Но вот вдруг разнесся слух о каком-то странном падении Юрия в санатории, о разбитой брови и даже об участии самого известного хирурга Вишневского в оперировании Гагарина. Незаметно как-то в эту историю включили неизвестную девушку, и понеслось!

Но это сейчас «желтая пресса» от души посмаковала бы да понапридумывала. А в те советские времена информация так быстро не распространялась. Ее-то как раз и дозировало «всемогущее» КГБ СССР — до тех пор, пока его сотрудники не разобрались во всех тонкостях произошедшего поздним летним вечером в Крыму. Тогда группа молодых космонавтов и Юрий с Валентиной отдыхали в санатории, в котором остановился и Сергей Павлович Королев с супругой. Юрий засиделся с ребятами-холостяками в их комнате, а когда собрался уходить, Валентина уже шла ему навстречу, и он решил с ней пошутить — спрятаться. Эта затея ему удалась, и он попал в служебную комнату.

Юрий, быстро оценив ситуацию, решил покинуть помещение и встретить Валентину, зайдя с улицы. Он прошел через комнату и спрыгнул с балкона второго этажа. Все было бы хорошо, если б его нога не попала на кирпичную окантовку клумбы, отчего он на эту клумбу и завалился, ударившись виском о торчащий кирпич.

Рана сама по себе была небольшой, но сильное кровотечение да и значимость личности Гагарина заставили руководство санатория «поднять волну» и вызвать из Москвы знаменитого хирурга. Рану быстро и хорошо зашили, и перебинтованный Гагарин уже вовсю фотографировался с Королевым и его женой... Девушка, дежурившая по этажу, была в панике. Она боялась, что на нее «навешают всех собак» и обвинят в халатности. Однако дотошные сотрудники КГБ быстро разобрались и сняли все подозрения. Результаты этого расследования до сих пор хранятся в архивах отдела военной контрразведки при ЦПК. Так, на всякий случай. Вдруг каким-нибудь «буйным головушкам» вздумается поднять очередную волну сомнений вокруг Юрия Гагарина?

Ну а Валя, Валентина Ивановна, всегда была рядом с Юрием. Она никогда не «высовывалась», была в тени своего знаменитого мужа. Когда их вдвоем приглашали на какие-нибудь светские рауты, приемы, торжества, она шла чуть позади, а то и вовсе в группе, сопровождающей Гагарина. Ведь чего греха таить — народ хотел видеть Юрия и видел только его да первых лиц государства. Кстати, и жены этих лиц тоже держались в стороне, то есть так было принято в нашей тогдашней правящей верхушке. До появления Раисы Максимовны было еще целых двадцать лет...

К тому же приглашали жен не всегда, да и сама Валентина не могла оставлять своих совсем еще маленьких девочек на длительное время — она как любящая мать всегда старалась быть рядом с ними. Да если честно, то она и не любила эти мероприятия, съемки, застолья — то есть все то, что сейчас называют «тусовками». Валентина не была публичным человеком. Воспитанная в рабоче-крестьянской семье, в строгости и скромности, она не принимала всей этой суеты. Ее раздражали приставучие журналисты и фотокорреспонденты, которых она, мягко сказать, тоже недолюбливала — ей всегда казалось, что они неискренни, много привирают и вообще подобны «липучкам».

Такое отношение усугубилось после гибели Юрия Алексеевича в 1968 году. Валентина Ивановна еще более замкнулась и жила лишь интересами своей осиротевшей семьи. Простые будни, работа в лаборатории медуправления Центра подготовки космонавтов, теперь уже носящем имя ее любимого мужа. И так год за годом — семейный уклад не менялся. Девочки росли и требовали к себе много внимания. Космонавты Первого отряда всячески помогали ей, по-прежнему приглашали на все мероприятия, но она была очень избирательна.

Время шло. Гагариным и его семьей по-прежнему интересовались. Все экскурсанты, которые останавливались у памятника Юрию в Звездном городке, непременно спрашивали: а что с женой Юрия, не вышла ли она замуж, как дочки? И экскурсоводы, показывая на окна 6-го этажа дома № 2, говорили: «Вот в этой квартире Валентина Ивановна живет с дочками, оставаясь по-прежнему верной своему Юрию. И никто другой ей не нужен». Однако со временем отношение к космонавтике менялось, и о Валентине Ивановне тоже стали забывать, вспоминая лишь к 12 апреля — в День космонавтики. Такие вещи, естественно, действуют удручающе...

Валентина Ивановна, конечно же, могла бы взять ситуацию в свои руки и, как, например, дочь Сергея Павловича Королева, популяризирующая дела своего отца, нести в массы информацию и положительные эмоции о Юрии. Но она — другая. Она была и есть, как и большинство советских женщин, посвятивших себя семье, детям и мужьям, — тихая, спокойная и, в общем, неприемлющая публичности. Ну и естественен вывод: если ты молчишь — о тебе забывают. Нет, конечно, это не относится к друзьям, соседям, космонавтам. Поэтому Валентина Ивановна периодически выезжает в составе групп космонавтов на конгрессы АУКП за рубеж, ее приглашают на отдых руководители Кубы, Болгарии и других стран. Но это происходит все реже и все менее заметно...

Валентина Ивановна живет в привычном для себя ритме в Звездном городке. Дружит с семьей Шаталовых — Владимиром Александровичем и Музой Андреевной, это сейчас одни из самых близких ей людей. У них и дачи рядом, и на отдыхе они частенько вместе.

Несмотря на всевозможные юбилеи, она по-прежнему держит дистанцию с журналистами, огорчаясь по поводу многих слишком вольных статей.

В недалеком прошлом вокруг семьи Гагарина вертелось много разных коллекционеров, в особенности филателистов, пытавшихся заполучить в собственность некие раритеты, связанные с жизнью и деятельностью Юрия. Но Валентина Ивановна обычно указывает таковым на дверь, так как до сих пор на слуху остаются истории о пропаже из космических музеев ряда документов Гагарина. Потом некоторые из них пытались выставить на международный аукцион «Сотбис»...

Частенько в последнее время Валентина Ивановна заходит в Музей космонавтики, расположенный в Доме космонавтов Звездного городка. Она тихонечко постоит в комнате, где выставлены личные вещи Юрия, молча зайдет в его рабочий кабинет — вернее, ту комнату, в которую перенесена мебель из рабочего кабинета, сейф, карты и так далее.

Дочери, как говорят в народе, «устроены». Лена руководит Кремлевским комплексом музеев и успешно справляется с этой серьезной и очень ответственной работой. Конечно, не обходится и без проблем: так, несколько лет назад недруги попытались расшатать авторитет Елены, но она и как человек, и как специалист доказала свою состоятельность.

«Нет повести печальнее на свете...»

В лесостепном районе на юго-восточной окраине большого Советского Союза жили-были молодые и юные Сергей и Жанна. Рано полюбили они друг друга, и чтобы скрыться от посторонних глаз, садились на ее мотоцикл и гнали по степи за дальние курганы. Там и отдавались во власть распирающих их чувств, а потом подолгу лежали на траве, наблюдая, как высоко в небе кружат степные орлы. Они мечтали о том времени, когда оба станут взрослыми и будут жить в любви и согласии в родных местах...

Но мечты мечтами, а жизнь распорядилась по-своему. Сергею нравились парящие птицы, и он мечтал о таких же полетах, но только на самолете. К тому времени весь мир уже вовсю славил Юрия Гагарина. Но тогда юный Сергей еще отгонял мысли о космосе — уж слишком смелыми они казались восьмикласснику.

Небо позвало и накрепко привязало юношу, который после летного училища теперь появлялся на малой родине только в период отпусков. Жанна постоянно была рядом и любовалась голубыми погонами мужа-летчика. Она замечала, что он расправляет крылья и становится все краше и привлекательнее для красавиц, ищущих приключений возле авиагородков. Но Сергей был верным другом, тем более что появились дети, которых он очень любил. Однако Жанна по каким-то труднообъяснимым причинам физиологического плана после рождения детей быстро теряла привлекательность. Погрузившись в семейные заботы, она особенно и не старалась удержать признаки былой юной привлекательности и превратилась в обычную серенькую «офицерскую жену».

Сергея же частенько уводило «влево», но что-то менять в семейном положении он даже и не помышлял. А тут еще объявили очередной набор в отряд космонавтов, и он стал одним из кандидатов. Через некоторое время молодая семья жила уже в Звездном городке, и Сергей полностью был поглощен подготовкой. Такая жена, как Жанна, в данной ситуации просто находка. Она взвалила на себя все заботы о семье и детях и терпеливо ждала мужа с занятий, из командировок и с испытательных полетов на новых самолетах.

Однажды во время тренировки Сергей по чистой случайности получил травму, при этом ненадолго потеряв сознание. Но для летчика, а тем более космонавта, это была трагедия. По всем летным и врачебным законам он подлежал списанию с летной работы. Но как такое могло случиться?! Разбирались долго, и опять, как и во многих других случаях, на помощь пришел Алексей Архипович Леонов. Он настоял на том, чтобы оставить Сергея в резерве. Залечив последствия травмы, тот полностью восстановился и уже через год вновь приступил к тренировкам в составе экипажа. Путь к полету был долгим еще и по той причине, что всегда находился какой-либо из медицинских специалистов, который на государственной комиссии высказывал сомнения. Так Сергей вновь и вновь оставался дублером.

Но зато когда он слетал впервые и весьма удачно справился со всеми нештатными ситуациями, то стал востребован. Полеты следовали один за другим. А в это время жена и дети жили как-то сами по себе. Сергей же в откровенных беседах с друзьями отмечал, что полеты спасают его от выяснения отношений с женой, которая заподозрила наличие любовницы. Как оказалось впоследствии, Жанна уже точно знала, что у мужа есть другая женщина, и вела ее активный поиск. Друзья убеждали Сергея четко определиться — либо семья, либо новая любовь. Подруги и более опытные жены летчиков и специалистов успокаивали Жанну, рекомендуя перетерпеть. Их доводы, в принципе, не были лишены оснований. Многие мужчины, погуляв на стороне, возвращались в семью и жили мирно и спокойно, воспитывая внуков.

Однако Жанна решила бороться и искать правду. Как же так, она его любила, а он вдруг завел другую! Свою деятельность по защите интересов семьи она решила вести в то время, когда Сергей находился в длительном полете. Вычисленная ею любовница, мягко говоря, выставила Жанну за дверь, а при повторной попытке поговорить по душам, вообще послала подальше. Оскорбленная Жанна решила разыграть целый спектакль с нападением, грабежом и попыткой изнасилования. Она хотела привлечь внимание к своей проблеме именно в тот период, когда муж был в полете. Но ее замысел раскрыли. Даже попытка нацарапать ножом текст угрозы на своем животе изобличила ее, так как она писала-резала перед зеркалом и наделала ошибок. В конце концов, признавшись в своих замыслах и ухищрениях, она просто попросила помощи и у милиционеров, и у контрразведчиков, и у политработников. Ей хотели помочь и помогали советами. Однако как можно вернуть мужа в семью и как воздействовать на него, когда он в полете и выполняет на орбитальном комплексе ответственное задание? Профилактика была перенесена на более поздний период.

Сергей вновь удачно выполнил программу полета, прошел реадаптационный период и молча принял к сведению информацию предупредительно-профилактического характера. Оказалось, что во время полета он сам уже многократно «гонял» разные мысли о своей дальнейшей жизни. Теперь он в раздумьях смотрел через стекла иллюминатора то на землю, то на звезды и не находил ответа на мучившие его вопросы. Как порядочный человек он не хотел и не мог бросить семью. И в то же время ему страсть как хотелось быть с молодой и красивой любовницей. Но при таких мыслях у него всплывали кадры из кинофильма «Белое солнце пустыни» — особенно то место, где молодая Гюльчатай, предлагая себя в «любимые жены», задает Сухову наивный вопрос: «Неужели твоя жена обидится?!»

Как и товарищ Сухов в фильме, Сергей хмыкал и повторял: «Обидится — не то слово!» Он четко знал, что такой вариант в нашей славянской действительности невозможен. Тогда он искал на земле мусульманские страны и, глядя на их территорию из космоса, молча завидовал мужчинам, имеющим право на четырех жен. Он частенько вспоминал сирийского космонавта Мухаммеда Фариса, которого хорошо знал. Тот жил пока с одной женой, но теоретически мог иметь еще троих.

А события на земле развивались стремительно. Жанна вела свое наступление и требовала реального возврата Сергея в семью. Любовница, в свою очередь, испытывая натиск законной жены, также поставила вопрос ребром. Ей надоело быть временной, и она заявила, что хочет нормальной семейной жизни.

Между тем ослабленный организм Сергея требовал спокойствия после длительных полетов, а кругом были одни стрессы. И он, к сожалению, выбрал третий, наиболее легкий путь. Он стал уединяться на даче и пить «горькую» с сомнительными Друзьями. Этому способствовала и обстановка в Центре подготовки, обусловленная известной ситуацией в стране: тогда, в конце 1980-х — начале 1990-х, каждый выживал как мог... Алексей Архипович Леонов под давлением молодых и нахрапистых военачальников из ВВС и Минобороны уже уволился, институт замполитов был ликвидирован. Кандидатов на очередные полеты было предостаточно, и о Сергее просто забыли. А он тихо спивался, практически не появляясь в Звездном городке...

Его семья потихоньку распадалась. Бедная Жанна в силу своего характера пыталась вмешиваться в дела взрослеющих детей, а они, наблюдая разлад в семье, старались жить самостоятельно. Дочь родила вне брака, потом вышла замуж и разошлась, а затем вообще «ушла» к баптистам. Сын, не находя работы, тоже стал злоупотреблять спиртным. К тому времени и Жанна достигла возраста, сложного для женщин и с точки зрения физиологии, и с психологической стороны.

Не найдя ни моральной, ни иной поддержки, она со словами «живите, как хотите», покинула этот мир.

О разводах

В 1970-х была такая присказка о том, чем или как женщины различных национальностей удерживают своих мужей:

Итальянка — криком,

Еврейка — шиком,

Француженка — грацией,

Русская — парторганизацией.

Особенно активно вмешивались в семейные дела политорганы и парторги в военных городках, где все в общем-то было на виду. И уж кто бы ни был виноват, офицеру доставалось всегда. Если жена была инициатором разлада — значит, он плохо выбирал и плохо воспитывал, если же он в чем-то провинился, тогда он получал вдвойне. Что же касается Центра подготовки космонавтов, то вплоть до середины 1980-х тема разводов решалась просто: офицер уезжал на другое место службы.

И вдруг назрела такая ситуация в одной из самых известных космических семей, свадьбу которой организовывал лично глубокоуважаемый Никита Сергеевич Хрущев.

Но, как говорилось в известной послевоенной песенке:

В нашей жизни всякое бывает —

Налетают тучи и гроза,

Ветер утихает, тучи уплывают

И опять синеют небеса...

Вызывает как-то меня в срочном порядке Георгий Тимофеевич Береговой и с порога начинает «строгать»: «Антоша-Николаша, почему я до сих пор не знаю, что ты развелся?»

Уточню, что был такой герой фильма — Антоша Рыбкин, вот оттуда и это сдвоенное имя... Но — к теме.

Я ответил: «Товарищ командир, во-первых, я этого никогда не скрывал, но и не распространялся на эту тему. Мои начальники, кадровики и парторганизация во всем разобрались, все необходимое для себя выяснили и рекомендовали руководству Главного управления военной контрразведки оставить меня на прежнем месте службы, то есть в Звездном городке. Правда, некоторые горячие головы высказывали намерение отправить меня за Урал...»

Береговой усмехнулся и добавил: «Да, я бы их идею не поддержал. Но я, собственно, сейчас хочу поговорить с тобой и в твоем присутствии о другом «разводном»...»

Продолжая разговаривать, он набрал номер телефона и сказал в трубку: «Андриан, зайди!»

Буквально через минуту в кабинете стоял его заместитель — генерал Андриан Григорьевич Николаев. Дальнейший разговор был сильно разбавлен ненормативной, но привычной в военной среде лексикой: «Вот смотри, — Береговой показал в мою сторону, — человек уже девять месяцев назад как развелся, а я узнаю об этом только сегодня! Ты же еще только начинаешь этот процесс, а у меня уже голова кругом идет!»

Всегда тихий и немногословный Андриан Григорьевич стоял молча, склонив голову, и только было собрался что-то ответить как Береговой опять «наехал»: «Ну, в общем, так! Бери Николая, иди к себе в кабинет, учись, как это надо делать спокойно и тихо, и чтобы я об этом больше ничего не слышал!»

Мы с Николаевым молча удалились, зашли в кабинет, и Андриан Григорьевич со вполне серьезным видом спросил меня: «Ну и как?» Наши хорошие отношения позволяли нам быть полностью откровенными, и я никогда не позволял себе «умничать». Мы просто и доверительно поговорили и сошлись на том, что лучшим вариантом будет старый, испытанный веками. Настоящий мужчина берет свой портфель, любимую книгу и тихо, без скандала уходит, не вынося все претензии на разбор суда и общественности...

Могут ли космонавты жениться по любви?

Титов, когда ему запретили ехать в отпуск за рулем честно заработанной «космической» «Волги», оторвался от сопровождения КГБ и удрал от начальников. Они были молоды, непредсказуемы и совсем не хотели, чтоб их личная жизнь была расписана по цековскому «домострою». А как давил «домострой», можно судить по дневникам генерала Н. Каманина: «Николаев — холостяк, а у министра — взрослая дочь Наташа, которая очень благосклонно относится к космонавтам. Вообще, такой брак мог бы быть полезным для космонавтики, о чем я дал понять Николаеву....»

Прошло много лет. Сегодня невозможно представить, чтобы руководитель Российского космического агентства предписывал кому-либо жениться на американской астронавтке в целях более продуктивной эксплуатации международной станции. Бред! А тогда это считалось нормой.

Сейчас нормы другие, иное отношение к звездной славе, не каждый вспомнит навскидку, кто у нас сейчас на орбите. Космонавтика из романтической профессии превратилась в обычную житейскую. Можно спорить, виною ли тому только развал Союза и все, что этому сопутствовало. По-моему, серьезным ударом по космической отрасли была и брежневская затея «политического извоза», когда мы, вопреки задачам науки и практики, кинулись возить на орбиту весь дружественный соцлагерь, а потом и развивающиеся страны — Индию, Афганистан...

Но и это — дела минувших дней. И те, кто слетал и был увенчан космической славой, оказались в постзастойную эпоху один на один со всеми земными проблемами — житейскими, политическими, экономическими. И каждый выбирал свой путь. Их можно понять: отрасль в «интересном» состоянии, Байконур давно стал заграницей, ветераны отечественного космоса хлопочут о его былых советских позициях.

Поверьте, пишу о коммерческих дерзаниях знаменитых космонавтов без всякой иронии — абсолютно уверен, что у них готовность строить рыночную экономику все же немного выше, чем у двадцатилетних и старых «новых русских»...

В самой же «столице космоса» — Звездном городке — жизнь сейчас не сахар. Событие, которое завладело умами и сердцами его жителей, — 50-летие полета Юрия Гагарина. И стоит ли расписывать социальное состояние самого городка, некогда элитного и сверхзакрытого, если на просьбы передать имущество из Минобороны — откровенная тишина.

А жить-то надо. И старожилы космоса ищут опору в знакомых всем нам делах — садово-огородных, например. В пятнадцати минутах ходьбы от Звездного — дачное товарищество, насчитывающее 140 участков по шесть соток. В поте лица испытывают радость труда и генерал Владимир Шаталов, некогда начальник ЦПК, и вдовы космонавтов Валентина Ивановна Гагарина и Татьяна Филипповна Беляева. Шесть соток — не ахти какая услада, но при известном агротехническом опыте все же подспорье.

Есть, впрочем, еще одна категория людей, населяющих Звездный, — их тут называют «чистыми пенсионерами», отслужившими космосу и не нашедшими себя ни в политике, ни в бизнесе.

Наверное, в космических структурах можно было бы предусмотреть какие-то «системы торможения», и они бы уберегли отряд наших «звездных» героев от социального расслоения, в которое вверг их дикий рынок? Наверное. Но этого не сделали, поскольку все были озабочены выживанием отрасли, а не ее представителей, сделавших честь и славу стране. И судачить об этом теперь поздно...

Впрочем, старожилы городка утверждают, что, несмотря на все гримасы и закидоны нашего бесшабашного времени, в отряд космонавтов сейчас приходят исключительно чистые и порядочные люди, по строю и помыслам похожие на тех, из первого, гагаринского призыва...

Суета вокруг космоса. «Волчья стая» для «Бурана»

Пока США создавали и осваивали «Шаттлы», в СССР обдумывали ответный ход. Теперь понятно, что наши экономические показатели не вдохновляли на победу в этом соревновании, но военное лобби в Политбюро взяло верх, и главный конструктор В. П. Глушко приступил к работе. Внешне наш «Буран» являлся почти точной копией американского «Шаттла», что, впрочем, во многом определяется аэродинамическими причинами. Однако это были другой подход и иной корабль. Если «Шаттлы» выводились на орбиту за счет своих двигателей, расположенных на планере и двух ускорителях, то Глушко решил сделать новую и самую мощную в мире ракету. Сейчас я не берусь приводить все технические параметры, но этот выдающийся и чрезвычайно амбициозный конструктор, всю жизнь соперничавший с Королевым, создал-таки ракету своей мечты. Она могла выводить на орбиту не только « Буран » с грузами, но и иные габаритные объекты весом свыше 100 тонн. И в этом главное различие нашего и американского комплексов.

С экономической точки зрения, ни американцы, ни тем более мы не извлекли из этих программ особых выгод. Денег было потрачено немерено, но эффекты в основном были престижные и политические. Практика показала, что гораздо экономичнее выводить на околоземную орбиту отдельные функциональные блоки, собирать их по определенным схемам и работать дальше. Но это пока, а что покажет или к чему призовет будущее — увидим.

Оценивая советский комплекс «Энергия — Буран», нужно признать, что он был красив и мощен, но бесперспективен. Когда американцы прочно оседлали «Шаттлы», то они увидели, что просто так летать на дорогущих челноках, которые обеспечивают работу экипажа всего лишь в течение 10-15 дней, невыгодно.

Советские же станции находились в космосе постоянно, периодически меняя космонавтов. Поняли это и Глушко, и главный заказчик «Бурана» министр обороны СССР Д. Ф. Устинов, и оба заметно остыли к проекту. Но, понятное дело, закончить его было просто необходимо из политических соображений. Не бросать же задуманное посредине. По этой причине и космонавты готовились для этой программы, не сбавляя темпа, хотя в душе догадывались, что если « Буран » и полетит, то поуправлять им придется немногим. Однако готовились 10 человек — это были летчики-испытатели, поработавшие во многих конструкторских бюро и имевшие огромный летный опыт. Возглавил отряд Игорь Волк, за что их иногда называли «волчья стая». Они прошли полный цикл общекосмической подготовки и параллельно «учили летать» полногабаритный аналог «Бурана», оснащенный тремя самолетными двигателями. Они поднимали его в воздух, испытывали аэродинамические качества в атмосфере и, выключив движки, сажали его на летную полосу в НИИ «Жуковском», на том месте, где сейчас проходят все российские МАКСы — международные авиационно-космические салоны.

Но вот когда летчикам пришлось «обучать» «Буран» осуществлять посадку в автоматическом режиме, они забеспокоились. И не зря! Тогда, конечно, мало кто догадывался, как судьба распорядится с самой программой, но блеск в глазах у многих пропал. Пока суть да дело, в космос на обычных «Союзах» слетали двое из десяти — Игорь Волк и Анатолий Левченко. Их задачей было испытать свои возможности по управлению «Бураном » на этапе посадки, после пребывания в невесомости. Для этих целей они сразу после полета на космическом корабле быстро переправлялись на аэродром и управляли различными типами самолетов и «летным» «Бураном», сравнивая свои физиологические ощущения и особенности управления летательными аппаратами после невесомости.

К тому времени «Буран» был готов, но высшие власти настояли, чтобы полет был беспилотным, и все стадии его должны были пройти в автоматическом режиме, включая посадку. Это по-нашему, по-славянски. Если уж не смогли опередить американцев, так хотя бы докажем им, что наша техника летает и без пилотов, несмотря на все «ваши» хваленые компьютерные и прочие системы управления.

«Буран» в 1988 году сделал два витка вокруг Земли и в автоматическом режиме благополучно приземлился на Байконуре. Все наши спецы и конструкторы ликовали. Одни лишь летчики из « волчьей стаи » стояли со слезами на глазах, понимая, что это первый и последний полет их «Бурана». Этот корабль, кстати, ждала горькая судьба: в 2002 году он погиб под рухнувшей крышей ангара. Летный экземпляр красуется в парке им. Горького. Еще один макет стоит на Байконуре как музейный экспонат.

«Секретные таблетки»

Когда советские космонавты и американские астронавты стали осуществлять длительные космические полеты: мы — на «Салютах», «Алмазе» и «Мире», а американцы — на «Скайлебе», то все столкнулись с «проблемой движения» после длительного пребывания в состоянии невесомости. Как говаривают бывалые космонавты — состояние мерзкое. Мышцы и сосуды атрофировались, не говоря о других физиологических проблемах. По возвращении на землю восстанавливаться приходилось долго. Однако если американцы вскоре отказались от длительных программ, то в СССР их продолжили и постепенно выработали методику. Все это в комплексе с медикаментозными средствами и специальными физическими упражнениями, а также с помощью вакуумного костюма «Чибис» позволило сохранять работоспособность космонавта в длительном полете и быстро восстанавливать его здоровье после возвращения. Эти разработки и неистребимое желание советских космонавтов преодолеть любые трудности, в том числе и за счет личного творчества и изобретательности, привели к тому, что длительность полетов выросла до полутора лет.

В научных и околонаучных кругах, а также в народе появилась информация, что якобы советские космонавты употребляют совершенно секретные фармакологические средства — «волшебные таблетки», которые позволяют им легко выполнять сложные задачи в длительных полетах и быстро восстанавливаться после них.

Естественно, незнание и слухи подогревают интерес как у обывателя, так и у специалистов и, конечно же, у спецслужб.

Однако еще интереснее получается, когда распространению таких слухов способствуют сами герои космоса, любители шуток и розыгрышей. Вот один из примеров. Станция «Мир» работала уже не первый год. Основной экипаж, командиром которого был Владимир Т., радовался удачно пристыковавшемуся кораблю экспедиции посещения с участием иностранных граждан, работающих по программе «Интеркосмос». Открылись люки — традиционные объятия, поздравления и, как повелось и на земле, дружеское застолье. Во время обеда командир достал таблетки (обычные пищевые добавки и витамины) и раздал их членам основного экипажа. Один из весьма любопытных иностранных гостей, наблюдая данный процесс, задал вопрос: «А нам?» И получил ответ от командира-шутника: «Вам не надо, у вас короткий полет». У этого « незнайки » начала играть фантазия. Заметив это, командир изобразил, что прячет эти таблетки в своей «каюте», куда другим, как говорят, дорога заказана. Это еще больше подогрело интерес, и по возвращении на землю любопытный товарищ рассказывал небылицы о новом сверхсекретном изобретении русских. Далее — цепная реакция. От обычных рассказов на приемах до обсуждения на дипломатических раутах о существовании magic pils.

Теперь уже пошла прокачка через научные круги. Естественно, не зная ничего, наши товарищи ученые — доценты с кандидатами — отвечали: «Да Господь вас упаси! Какие еще таблетки?» «А... — думали спрашивающие, — если не хотят говорить, то точно скрывают свое ноу-хау». Дальше — больше. Пошли официальные запросы, но ответы не поменялись, потому что таких таблеток не было.

Дошло до того, что наши коллеги из «смежных организаций» стали задавать нам, работающим в ЦПК, вопросы такого же порядка. Мы быстро все собрались, уточнили ситуацию и причины и ее развития и приняли решение о том, чтобы ситуация развивалась, но без участия спецслужб. Сами же решили проконтролировать, чем закончится эта «утка». Но она «поплыла» дальше, и мы узнали, что в странах, серьезно занятых освоением космического пространства, начались изыскательные работы в этом направлении. Собираясь вместе с космонавтами-шутниками, мы задавали друг другу вопросы: «А что если в этих странах, с учетом их высоких технологий, найдут правильное решение и изобретут такие таблетки?!» Сошлись на том, что тогда мы знаем, кому отдать лавры двигателя прогресса в этом направлении. Но, к нашему сожалению, никто и нигде так и не сделал открытий в этом направлении, и космонавтам по-прежнему надо много трудиться над своим здоровьем.

На президентской «орбите»

По решению тогдашнего руководства страны — Политбюро ЦК КПСС и Совмина СССР — празднование 30-летия полета Юрия Алексеевича Гагарина было задумано с размахом. Хотя политическая атмосфера в стране была накалена до предела и предгрозовая ситуация буквально висела в воздухе, но мало кто знал и предполагал, какими катаклизмами для Советской империи обернется этот «юбилейный» год. Тем более Горбачев, которому все еще нужны были «знаковые шаги», и он все больше старался достичь «консенсуса».

Торжественное собрание наметили в Колонном зале Дома союзов. В Москву пригласили членов АУКП (Ассоциации участников космических полетов) из всех стран мира. Желающих принять участие в празднике было очень много, так что пригласительных на всех не хватало. Поэтому лично я не стал рассчитывать на везение и напросился в состав группы, обеспечивающей безопасность проводимого мероприятия. Супругу же провел в зал в надежде на какое-либо свободное место. Они нашлись — даже два — рядом с охраняемой, но пустующей ложей для VIP-гостей.

Горбачев сделал хороший, хотя и многословный доклад, прославляя конструкторов, инженеров и космонавтов, сделавших нашу державу космической. Затем была череда выступлений, вручение грамот, подарков и цветов. После того как почетный президиум освободил сцену для предстоящего концерта, Михаил Сергеевич, Раиса Максимовна и Нурсултан Абишевич Назарбаев неожиданно появились в той охраняемой ложе, которая была рядом с нашими местами. Охранники заняли свои позиции, причем мы с Галиной никакого интереса у них не вызвали.

Раиса Максимовна в свойственной ей манере активно дарила свои улыбки окружающим. Ее взгляд вдруг остановился на моей красивой супруге, кстати, в ту пору рьяно симпатизировавшей Горбачевой, и они доброжелательно улыбнулись друг другу. Галина, смелая и искренняя сибирячка, легким движением руки поприветствовала Раису Максимовну, и та также ответила ей, словно они были давними подругами. После такого дружеского обмена улыбками и жестами Галина вдруг захотела взять автограф у неординарной жены президента. Мы быстро нашли пригласительные без фамилий, и Галина потянулась с ними к Раисе Максимовне. Стоявший рядом охранник кинулся, было, пресечь ее действия, но первая леди остановила его и взяла открытки...

Раиса Максимовна аккуратно расписалась сама и, повернувшись к своему супругу, сказала: «А теперь и вы, Михаил Сергеевич, оставьте свой автограф!» Затем она с такой же просьбой обратилась к Назарбаеву. Тот быстро, с улыбкой, поставил свою подпись и сам передал пригласительные Галине.

Наблюдавший эту сцену «космический народ», сидевший рядом с нами, стал передавать через Галину свои пригласительные. Заняты этим процессом были в основном женщины, и интересовала их, естественно, Р. М. Горбачева. Она продолжала ставить свои автографы и тем самым почти полностью перекрыла обзор сцены Назарбаеву. Надо отдать должное Нурсултану Абишевичу — он сопровождал этот процесс шутками.

А поскольку я оказался самым незанятым в этой ситуации, Назарбаев стал задавать мне вопросы по поводу космонавтов и спецов, сидевших в зале, в непосредственной близости от нас. Учитывая то, что я практически всех их знал, ответы мои были краткими, но исчерпывающими. Назарбаев оценил это и, несмотря на продолжающийся концерт и громкую музыку, наклонялся в мою сторону, продолжая задавать вопросы. Я же, следуя восточному этикету, еще больше приблизился к нему и продолжал беседу, которая, однако, не была разговором «ни о чем». Я поведал ему несколько интересных фактов о полетах и о посадках-приземлениях в Джезказгане, Аркалыке, Кустанае, похвалив руководство этих областей за умелую организацию и помощь поисково-спасательным группам и специалистам ЦПК.

Не уточняя моего статуса, Назарбаев счел меня причастным ко всем космическим делам и спросил: «А вы завтра будете на Байконуре? Мы ведь там организовываем хорошую встречу всем советским и иностранным космонавтам!» Я ответил, что завтра утром мы самолетами Центра подготовки вылетаем на Байконур. «Вот там и встретимся», — ответил Нурсултан Абишевич, наверняка имея в виду мероприятия, на которых непременно будут космонавты. Я же, честно говоря, не рассчитывал на какое-либо повторное общение и поблагодарил именитого собеседника за внимание, оказанное нам с супругой. Концерт продолжался, и я заметил, как многие присутствующие в зале вполглаза с интересом наблюдали за действом, происходящим вокруг Раисы Максимовны. Но вскоре, не дожидаясь конца первой части концерта, пока зрители рукоплескали очередному исполнителю, высокая троица быстро и незаметно покинула зал.

Во время перерыва теперь уже нам с Галиной пришлось испытывать на себе внимание публики. Мне было смешно от того, что мы с женой, люди в общем-то ничем и никак не знаменитые, вдруг оказались в центре внимания. Все двинулись в сторону буфета, а идущие рядом с нами космонавты по-доброму шутили: « Ну, вы ребята даете! Целых полчаса болтали с президентом, его женой и Назарбаевым как старые знакомые! Это неспроста!» Я отшучивался, утверждая, что решил все основные вопросы по Центру подготовки и Звездному и что Михаил Сергеевич обещал выпустить соответствующее распоряжение ЦК КПСС и Совмина. Между тем многие встречающиеся нам незнакомые люди вежливо и как бы на всякий случай учтиво здоровались с нами, как с какими-то известными «государевыми» людьми. Но, как бы то ни было, я понимал нарочитость этого действа и необыкновенную «психологическую» ориентацию наших людей. Стоило посидеть рядом с главой государства — и тебе уже передается часть «верноподданнического» тепла. Вот такие мы интересные граждане!

Погревшись в лучиках мимолетной славы, мы отправились в фуршетный зал, где продолжили празднование в привычной обстановке...

Рано утром следующего дня большая группа наших и иностранных космонавтов вылетала в Казахстан. Байконур Встретил нас теплом, тюльпанами и широким казахским радушием. Все буквально блестело. И город Ленинск, и стартовые площадки. Особенно величественно выглядели стартовый комплекс «Энергии» и корабль «Буран».

Мы с интересом осматривали все и усиленно фотографировались на их фоне. Я немного дольше задержался возле «Бурана» и бросился догонять группу советских космонавтов, устроивших перекур у автобуса. Только я удалился от корабля метров на 50, как увидел, что по летному полю мчится кортеж ЗИЛов, явно с руководящим составом. Первый ЗИЛ проехал было мимо меня, но тормознул и стал медленно сдавать назад. Поравнявшись со мной, он остановился, и за открывшейся дверью, показалась энергичная фигура Нурсултана Абишевича. Он подошел, протянул для приветствия руку и сказал: «Ну, космонавты, опять опередили!» Я не успел что-либо ответить, как он приобнял меня за плечо и стал говорить о «Буране» и о том, какая все-таки чудо-техника этот комплекс «Энергия — Буран». На этой эмоциональной волне он отправился осматривать экспонаты, а я, немного подождав, вернулся к нашей группе, где опять уже шутили на тему моего близкого знакомства с Назарбаевым.

В тот день мы уже не пересекались с ним, хотя издалека я наблюдал за этим понравившимся мне мудрым, добрым и грамотным политиком и руководителем. Впоследствии я очень сожалел, что он не стал в свое время главой правительства СССР, и по-доброму, по-белому завидовал казахскому народу, которому повезло с руководителем. Все шаги, предпринимаемые им во благо Казахстана, стран СНГ и всех политических и военных блоков, намного опережают решения глав других государств и подняли Казахстан на солидный экономический и политический уровень.

Я пишу эти строки 12 июня 2010 года, когда по телевидению показывают завершившийся в Ташкенте саммит стран — участниц ШОВС. Даже невооруженным взглядом видно, как к этому человеку относятся лидеры других государств. Он всегда в центре внимания. Спокойный, рассудительный, по-восточному мудрый и всех объединяющий...

«Звездный» визит Ельцина

Как и многие мои коллеги, знакомые и друзья к Ельцину я относился равнодушно до тех пор, пока он не начал свое быстрое восхождение на политический Олимп. В его действиях было много популизма, что подсказывало близость конфликтов со старческой элитой и чиновниками разных мастей. Так оно и произошло. Мне было искренне жаль этого человека в октябре — ноябре 1987 года, когда его распекали на пленумах ЦК КПСС, устроив ему фантастическую « публичную порку».

Я как раз находился на отдыхе в Сухуми и, читая газеты, обменивался мнениями с отдыхавшими военными. Все сходились в том, что у нас еще не привыкли к правде, тем более если она затрагивает привилегии власть имущих. Потом Ельцин исчез с газетных полос и телеэкранов, и только изредка появлялись компрометирующие его статьи о пьянках, падении с мостика в речку, букетах цветов и сомнительных женщинах. Народ не имел точной информации, но охотно смаковал похождения Б. Н., понимая, что его «опускают», как говорится, «по полной программе». Он же, наверняка имея склонность к «питию», сам дает повод. Все понимали, что нет дыма без огня. Тогда я не задумывался над этим и даже не подозревал, что и мне придется четче понять, где правда, а где вымысел.

Мы помним репортажи с заседаний Верховного Совета, знаем, как Ельцин стал его председателем и как снова пошел «в рост». Он стал более популярен в народе, нежели «заболтавшийся» Михаил Сергеевич. Борис Николаевич как «разрушитель старого» принимался народом теплее. Однако, как показала практика, он оказался разрушителем всего. Нет бы взять за основу китайский вариант — больше делать, меньше болтать и укреплять власть, а не рушить ее основы. Но тогда получилось так, и назад теперь уже ничего нельзя вернуть.

Как раз во время своего «восхождения» Ельцин вдруг выразил желание посетить Звездный городок. Для Центра подготовки и его руководства это стало совершенно неожиданным.

БЫЛО доложено по инстанции, и получено указание принять, но не оказывать гостю особых почестей и не вступать в какую-либо полемику.

Помню как сейчас: Ельцин прибыл в Звездный на видавшей виды служебной «Волге», в сопровождении двух подполковников — Коржакова и Барсукова. Все представились, и я в том числе. С нашей стороны были В. А. Шаталов, П. И. Климук, А. Г. Николаев и я. Пошли по накатанной схеме: сначала тренажеры «Союза»,станции «Мир», затем — гидролаборатория, центрифуга ЦФ-18, музей и кабинет Гагарина. Ельцин был немногословен и только периодически спрашивал о предназначении того или иного прибора либо агрегата. Коржаков с Барсуковым, как бывшие комитетчики, вообще молчали, держась в стороне от основной группы. Специалисты отвечали на технические вопросы, не пускаясь в пространные объяснения. Чувствовалась некоторая напряженность, да и суровый вид Ельцина и витавшая вокруг него «аура» не располагали к излишнему откровению.

Посетив кабинет Гагарина, Ельцин уже подготовился к отъезду и задал вопрос: «Ну, и это все?» Но у космонавтов была еще одна традиционная программа для высоких гостей — зайти в « Ореховый зал» рядом с музеем и выпить по несколько рюмочек. В. А. Шаталов скромно ответил: « Борис Николаевич, не знаю, как Вы отнесетесь, но у нас есть традиция...» — и открыл дверь в зал, где был накрыт скромненький стол. Ельцин ответил: «А почему бы нет?!» — и все присели к столу, оставив сопровождавших Коржакова и Барсукова за дверью. Пара бутылочек коньяка была распита на семерых, без особых речей и тостов. Ельцин только сказал, что доволен осмотром и не знал до этого, как проходит подготовка. Никакой критики, обещаний и обсуждений не было.

Быстро попрощавшись, Ельцин уехал, а Шаталов и я зашли в штаб, и каждый из нас по «кремлевке» позвонил своему руководству. Мы доложили, что экскурсия завершена, проблем нет, гости уехали.

Тогда у нас еще не было мобильников, и когда я добрался пешком домой, меня уже буквально на пороге ждала жена. Она сообщила, что меня срочно разыскивает начальство. Я начал было звонить по простому телефону, но меня прервали и срочно попросили вновь позвонить по «кремлевке». Я — бегом в штаб, звоню — и ушам своим не верю. Мне сообщают, что я скрываю факты, связанные с пребыванием Ельцина в Звездном городке. Меня буквально ошарашивают: высшему руководству КГБ СССР поступила информация о том, что, находясь в Центре подготовки космонавтов, Ельцин не то что критиковал, а буквально хаял политику Горбачева в области космонавтики и неуважительно отзывался о самом Михаиле Сергеевиче. Я понимал состояние своего руководителя и заверил его в том, что такого точно не было и у меня есть свидетели, коими являются руководители Центра и специалисты. Я сообщил также, что сейчас же соберу все данные, попрошу всех участников написать объяснительные и буду готов документально доложить. Данный разговор озадачил меня, но тем не менее я получил указание прибыть завтра к 8:30 на Лубянку.

Вместе с В. А. Шаталовым мы обсудили сложившуюся ситуацию и приняли решение письменно оформить все этапы пребывания Ельцина. Я сел и написал справку с учетом мнений всех руководителей ЦПК, бывших на встрече от начала до отъезда. Собрав к ночи все эти «бумаги», рано утром выехал в Москву и к 8:30 уже докладывал непосредственно руководству. Генерал Е. сразу высказал свое мнение одним словом — «возня». Но делать нечего, надо идти выше.

Меня водили из одного кабинета в другой, пока я впервые не оказался в кабинете очень большого начальника на Старой площади. Как подобает, быстро и четко доложил, но в ответ услышал саркастическое: «Ну что же вы так плохо владеете обстановкой и не знаете, что у вас там происходит?» Я вновь повторил доклад и добавил, что не являюсь ни сторонником Ельцина, ни сочувствующим, но ситуация выглядела именно так, как излагаю устно и письменно. Мне опять: «Нет, вы, наверное, не понимаете важности проблемы и наверняка не обратили на эти факты внимания, но они имели место именно во время пребывания Ельцина в Звездном!» Я же стоял на своем, утверждая, что в нашем городке такого не было, и ни я, ни космонавты не подтвердят этот факт, даже если это кому-то очень нужно. Мне дали понять, что я еще молодой, и мне нужно расти и расти, и все равно кто-нибудь, да и подтвердит ельцинские высказывания.

Мне стало и страшновато, и противно участвовать в этом действе, и я заявил, что не смогу врать и готов написать рапорт об увольнении. Меня в грубой форме выпроводили из кабинета, и я тут же, в приемной написал рапорт, в котором просил меня срочно уволить и избавить от подобного унижения. Рапорт положил на стол находившегося там помощника большого руководителя, а сам стоял в растерянности. Стоял и не знал, что делать. Помощник зашел в кабинет, через пару минут вернулся и снова повел меня к большому шефу. Тот с улыбкой порвал рапорт и сказал: «Забудьте и идите служите!» Я вышел. Чувствовал себя прескверно, и все мысли были о том, что надо все-таки увольняться, если дошло до такого. Генерал Е. успокаивал меня и сам ругался на всех и вся в связи с происходящим.

«Кранты» в Казахстане

Столько было грандиозных планов в совместном освоении космического пространства, и все рухнуло в конце 1991-го, когда развалился СССР!

Байконур стал казахским, а наши, российские чиновники и военные растерялись. Как говорил профессор Преображенский в булгаковском «Собачьем сердце», «разруха начинается в головах» — но вот когда она «выплеснулась» из голов, то стало страшно. Я приведу несколько «картинок», лично мною увиденных. Окна многих домов в городе Ленинске, особенно на последних и первых этажах, зияли, как бойницы выжженных

дотов. Кругом грязь, беспорядок, забвение. Это происходило потому, что хозяева недавно еще «образцового городка» пребывали в растерянности, и на улицах правил всякий сброд, воры, хулиганы и бомжи...

Такие люди не имеют национальности. Вернее, она у них есть, но значения не имеет — сброд есть сброд. И везде, быстрее или медленнее, он уничтожает все ранее возведенное, разрушая, растаскивая, загаживая. Тащили все и везде! На мощнейших стартовых комплексах «Энергии» в считаные месяцы было растащено все, что блестело, вращалось и имело отношение к цветным металлам. Добрались даже до контейнеров с космическим питанием для космонавтов, находящихся на орбите. Несколько раз спецы обнаруживали либо недостачу продуктов, либо их подмену. Слава богу, руководство Роскосмоса и власти Казахстана быстро встрепенулись и вернули в космическую гавань прежний порядок...

Хотя теперь Россия на Байконуре в качестве арендатора, но, как говорят, «так нам и надо!» доигрались с суверенитетами и собственностью. Спасибо великому демократу Борису Николаевичу, любителю выпить, обещать и дирижировать чужими оркестрами. По его велению или нехотению с космонавтикой обошлись воистину жестко. О ней просто-напросто забыли — хорошо, что только на некоторое время...

Первый после Хрущева

Как-то в средине 1990-х в состав оперативной группы, вылетавшей в Караганду для встречи экипажа основной экспедиции, мы с Юрой Глазковым взяли помощника депутата Госдумы Вячеслава Кононова. Он был в дружбе с командиром экипажа Анатолием Соловьевым и очень хотел посмотреть на процесс приземления и эвакуации космонавтов с места приземления.

Сказано — сделано. Вылетели в Караганду заранее. Нас как всегда хорошо встречали, да и у Славы было много друзей среди бывших « конторских », которые еще служили по специальности, но уже в казахстанской СНБ. Повстречались, пообщались, повспоминали. Утром раненько собираемся к вылету на место посадки в составе поисково-спасательной группы, и вдруг Слава Кононов спрашивает у Юры Глазкова: «А как часто руководители страны России поздравляют героев космоса так, как это делал Никита Сергеевич Хрущев после полета Гагарина и первых космонавтов?» Ответ «никогда» разочаровал отставного чекиста, и он решил действовать, пребывая в плену заблуждений о том, что полеты по-прежнему интересны всем главам государства.

На нашу с ним решительность действовали несколько факторов. Первый состоял в том, что и я, и он собирались менять место работы, и нам не был страшен чей-либо гнев. Второй был интереснее. На «старые дрожжи» мы добавили по парочке рюмок, и наша смелость выросла в разы. В таких рассуждениях мы добрались до ВЧ-связи в Карагандинском управлении СНБ и начали активный поиск Б. Н. Ельцина. Нам корректно ответили, что он находится на отдыхе в Сочи, но мы дозвонились и туда. На вопрос о том, чего нам надобно, мы твердо ответили, что через три часа завершает полет важная космическая экспедиция, которую возглавляет герой космоса Соловьев, рекордсмен по выходам в открытый космос. Мы твердили, что с точки зрения политической и моральной было бы неплохо, если бы экипаж поздравил глава государства. Нам ответили, что доложат Борису Николаевичу, а там — как карта ляжет.

Рассуждая на тему о всеобщем пофигизме, мы улетели на вертолете в необъятные степи, где и увидели раскрывшийся парашют корабля, мягкую посадку спускаемого аппарата и улыбающиеся физиономии космонавтов. Не успели вытащить Соловьева из спускаемого аппарата, как вдруг все вокруг забегали, засуетились, стали разворачивать полевые средства связи. Какой-то генерал бежал с телефонной трубкой и проводом к командиру Соловьеву и всей своей мимикой показывал, что « на проводе» сам Ельцин. Анатолий вначале опешил. Ведь такого давно не было. Но быстро собрался и четко доложил Президенту России о выполненном задании Родины, ну а дальше мы только и слышали «спасибо, спасибо, спасибо» и т. д. и т. п. Потом кратко поговорили с Борисом Николаевичем и другие члены экипажа. И тоже «спасибо... спасибо... спасибо».

После разговора мы со Славой и Глазковым, который знал о нашем «намеке», радовались удавшемуся мероприятию. Вот уже воистину говорят, что смелость города берет. И это так. Все спецы, встречавшие космонавтов, тоже находились в эйфорическом состоянии, пытаясь вспомнить, когда это было, чтобы на место посадки звонил кто-нибудь из самых-самых.

Глазков показывал пальцем на нас со Славой, а я громко утверждал, что инициатором был Кононов. В процессе всеобщей радости к нам подошел один из спецов, в руках которого была какая-то крышка со спускаемого аппарата, размером с большую тарелку. Я спросил: «А слабо подарить нашему гостю и герою сегодняшнего дня?» Тот быстро передал ее Славе, добавив, что еще полчаса назад она была в космосе, и в шутку предупредил, что пока ее нельзя держать близко к мужскому достоинству. Слава тут же передал ее своему знакомому с просьбой «дезактивировать». Нам подарили по кусочку парашюта, на котором приземлился корабль, какие-то пружинки и прочие запчасти, отлетевшие от корабля. Пребывая в таком эйфорическом состоянии, мы улетели в Москву, а народ, летевший в самолете, все еще нахваливал нашего президента, который вдруг взял да и поздравил космонавтов.

Слава все время хранил крышку от спускаемого аппарата и, собираясь с добрыми друзьями, рассказывал им эту историю и предлагал им выпить с крышки — как с подноса или «разноса». Все с удовольствием выпивали на этой назамысловатой штуковине, пролетавшей в космосе более полугода. Правда, никто не знал, что Слава держал этот сувенир на лоджии — видимо, ему здорово запали слова, в шутку сказанные поисковиком, подарившим крышку.

Об «экстрасенсах»

С началом 1980-х в Звездный городок и, естественно, в Центр подготовки космонавтов потянулись люди с «уникальными личными способностями» и порой непонятными им самим возможностями. Кто ложки к телу притягивал, кто предметы двигал, а кто и лечил биополями.

Как правило, принимал их Павел Романович Попович, в то время заместитель начальника Центра, то есть Берегового, по науке. Сам Павел Романович активно увлекся тематикой НЛО — неопознанных летающих объектов, а его жена Марина Лаврентьевна, летчица-испытатель, вообще стала фанатом НЛО и входила во все организации, занимающиеся этим вопросом.

И вот однажды Береговой говорит Паше, как он называл Поповича, что там, мол, такие «крали» на КПП пришли — говорят, что умеют лечить не хуже Джуны! А эта самая Джуна уже побывала в городке и демонстрировала свои способности...

— Ты возьми их сюда и проверь, а Рыбкин пусть по своей линии посмотрит! — распорядился он.

Когда я увидел этих женщин, то сразу понял, почему на них обратил внимание командир и назвал их «кралями». Обе были эффектны, хотя и не первой молодости. Скромные, с вкрадчивыми голосами и средним медицинским образованием. Они кратко объяснили, что владеют новой методикой лечения биополем и хотели бы быть полезными космонавтике и конкретным людям.

Поповичу и Береговому они продемонстрировали свои знания и возможности, которые сложно было проверить. Не уверен, что они заинтересовали Берегового медицинскими методиками, но как «сексуальные объекты» интересны, что было заметно невооруженным взглядом. Обе буквально источали похоть. Береговой повелся и стал договариваться о следующих встречах на «их базе»...

Проведенная мною «спецпроверка» показала, что женщины ранее работали в Узбекистане при госпитале, обе разведены, уехали в Подмосковье, сняли квартиру под городом Королевом и стремятся пристроиться на работу либо удачно выйти замуж. Ранее никакими способностями не обладали, а просто, начитавшись соответствующей литературы, взяли эту методику на вооружение для решения своих личных проблем. Эту информацию я изложил обоим генералам и стал уже забывать о посетительницах, как вдруг звонит Береговой и предлагает вместе с ними поехать к «экстрасексам» — так он их называл, — проверить их способности в домашней обстановке. Оба генерала как раз ехали в КБ Королева и по пути захотели заглянуть на огонек.

Я попытался отшутиться, сказав, что здесь-то как раз третий лишний, но командир настоял, да и я рассудил, что надо бы узнать, где находится эта сексуально-привлекательная «обитель». Мы долго ехали проселочной дорогой и нашли дам в съемном особнячке. Они ждали гостей, но были чрезвычайно разочарованы моим присутствием. Подготовленный стол и вся обстановка явно призывали к «процедурам» другого порядка, но «девушкам» ничего не оставалось делать, как демонстрировать генералам свои медицинские способности, совершая таинственные движения руками вокруг головы и как бы невзначай прикасаясь к спинам пациентов грудью. Обе периодически спрашивали, ощущают ли генералы тепло. Береговой как всегда шутил, что ощущает упругую грудь, а вот тепла в голове пока нет...

На этой волне эксперименты закончились, мы попили чаю и напрямую спросили, чего «девушки» хотят конкретно. Они не лукавили и ответили прямо:

— Работы, хорошо устроиться, прославиться с помощью космонавтов и решить жилищную проблему.

Когда мы возвращались на машине в Звездный, Береговой сказал:

— Да, другое поколение пошло. Здесь, Паша, с автографами Уже не прокатит. А вот по башке в такой глуши точно можно Получить».

Больше этих «девушек» в Звездном мы не видели, но аналогичные дамы появлялись нередко. Особенно в конце 1980-х — стали предлагать себя для длительных экспериментов с зачатием в космосе. Принимавшие таких посетительниц обычно отшучивались, говоря, что прежде чем лететь для выполнения таких миссий, необходимо долго тренироваться на земле...

«Персональный полет» чекиста

В конце 1980-х, когда начальником ЦПК был В. А. Шаталов, в Звездный городок приехал его хороший знакомый, известный путешественник-экстремал и хозяин небольшой «школы выживания» Яцек Палкевич. Этот уникальный итальянец польского происхождения, родившийся в концлагере в 1942 году, побывал в разных регионах мира с экспедициями. Ему захотелось познакомиться с методикой подготовки к выживанию космонавтов в различных климатических средах и передать Центру свой опыт.

Владимир Александрович как мудрый руководитель поручил мне поработать с этим парнем в Звездном и в Воркуте при отработке элементов нештатной посадки космического корабля в тундре. Яцек вместе с ассистентом много снимал и, чтобы не отвлекать космонавтов, попросил меня «сыграть» роль командира экипажа. Мы одевали скафандры и иное снаряжение, занимались в спортзале, плавали в гидробассейне, работали на тренажерах и летали на Ил-76 М « на невесомость ». В процессе общения мы подружились. Я составил о нем хорошее мнение, он обо мне тоже, уверен, неплохое. Мы хорошо понимали друг друга, потому как Яцек сносно говорил на русском, а я упражнялся в английском. Мы много шутили, рассказывали друг другу интересные истории...

Вскоре Яцек уехал и через месяц прислал несколько номеров итальянского журнала «Capohorn», где были наши фото. Причем он разместил их в такой последовательности и вперемешку с фото реальных съемок в космосе, что при просмотре у читателя складывалось впечатление, как будто эти два парня — Я и ОН, командир и бортинженер, — долго готовились к полету, совершили его и приземлились в заданном районе Казахстана. Снимки сопровождала большая статья на итальянском, где он подчеркнул многократно упоминаемые мои имя и фамилию. Когда я показывал эти журналы своим друзьям и знакомым, то они спрашивали, искренне удивляясь: «А когда ты успел, ведь об этом нигде не писали?!» Дело в том, что в тот период появлялось много статей, где разные фантазеры, описывая космические полеты, сообщали, что до Гагарина летали «чекисты-камикадзе», но под различными номерами и без фамилий. Как ни странно, многие верили в этот бред. А тут вдруг я — с такими фото и непонятным текстом.

Много шутили по этому поводу, и я, естественно, не пытался вводить кого-либо в заблуждение. Но вот однажды у меня гостила мама, которая, пока я говорил по телефону, листала всякие журналы. Она открыла тот самый итальянский журнал и, все более расширяя от удивления глаза, стала смотреть то на фото в журнале и подчеркнутую фамилию, то на меня. Дело в том, что мама тоже слышала о псевдополетах чекистов. Она также знала, что я награжден орденом Красной Звезды, про который я рассказал ей лишь поверхностно. Когда я закончил разговор, мама подошла ко мне с журналом и спросила: «Сынок, ты уж мне-то скажи, когда это было?!» Я же, как шут, тихо ответил: «Мама, еще не пришло время сказать!» А она поверила: «Ой Господи, сынок, ну надо же!»

Я стал ее разубеждать, но она уже не верила моим словам. Я ей все объяснял, но она оставалась в сомнениях — и ее реакция была понятной. Ведь кругом все было в секретах, тайнах, и чему верить, чему нет, порой действительно было сложно понять. Как еще в начале XIX века писала французская писательница Жорж Санд: «В России все тайна, но ничего не секрет».

«Возвращение» Гагарина

Это сейчас о космонавтике и космонавтах известно все или почти все. А вот в начале приснопамятных перестройки и гласности — то есть с 1985 года и далее — каких только домыслов под видом «открытий» и «разоблачений» ни прозвучало в СМИ, и по ТВ! Досужая публика принимала всю эту чушь с огромным и наивным интересом.

Однажды, когда перед Днем космонавтики в культурном центре города Королева проходила встреча с журналистами, один из них вдруг предложил почтить вставанием память Юрия Алексеевича Гагарина... недавно ушедшего из жизни в одной из больниц Подмосковья! Журналист заявил, что Гагарин выжил в 1968 году, но был «скрываем от народа» в «психушке». Присутствовавшие в том зале люди с недоумением встали и «почтили»...

А на следующее утро в газете «Совершенно секретно» появилась статья с именно такой информацией: «Гагарин не погиб...»

Естественно, сразу же пошли звонки и по оперативной линии, но мы были уже готовы дать вразумительный ответ. Он был таков: «Да. Недавно в одной из больниц умер психически больной гражданин, который на протяжении многих лет представлялся не иначе как Ю. А. Гагарин».

Этого человека я знал: он побывал и в Звездном городке еще в конце 1970-х годов. Тогда он позвонил в отряд космонавтов и, попав на космонавта Волынова, сказал: «Борис, здравствуй, это я, Юрий, нам надо приватно встретиться!» Борис Валентинович сразу же нашел меня и сообщил о данном факте. Он добавил, что голос звонившего как-то немного похож на гагаринский. При этом тот якобы назвал некоторые малоизвестные факты, которые реально имели место в прошлом...

Вместе мы встретились с этим гражданином и выслушали его «басни». Он вовсе не был похож на Юрия, но настаивал на том, что после падения самолета в марте 1968 года он, как

Маресьев во время войны, выполз на дорогу и скрывался от возмездия генсека Брежнева, против которого выступил на XXIII съезде КПСС. После того как его сочли погибшим, он сделал пластическую операцию и теперь хочет легализироваться и получить пенсионное обеспечение...

И Волынову, и мне все стало ясно, но мы выслушали его. Понимая, что эти «хождения» могут продолжаться, я попросил у гражданина его нынешние документы и сказал, чтобы он написал заявление о «случившемся с ним». Этот документ я могу представить читателю в полном объеме, с сохранением особенностей авторского правописания:

«Начальнику ЦПК 2-ды Герою СССР1

л.к. г.л. Г. Т. Береговому и

2-ды Герою СССР В. А. Шаталову

Д. В. И.2 Моя жизнь после летного происшествия 1968 года

В 1968 году выполнялся тренировочный полет на самолете МИГ-15, спарка борт 625, над Кержачской зоной Владимирской области. Герои СССР п-к Серегин и п-к Гагарин были сбиты переносной ракетной установкой. Самолет падал в лес. Я катапультировался на малой высоте (300-500 м). После взрыва осколком оторвало кисть левой руки. Прикрывая лицо ранцем с парашютом упал плашмя на землю за лесом вблизи от дороги. Было разбито лицо, сотрясение мозга, сломаны ноги, выбита правая ключица. В болевом шоке я скинул летную куртку и подкатился ближе к дороге. На мое счастье мимо проезжал автомобиль. Водитель автомобиля подобрал меня и домой вез в сторону Балашихинского района Московской области, где в пос. Заря ПВО через тов. Д. И. Т. позвонили в госпиталь Ж-1. Я запомнил только фамилию звонившего. Без документов в летном комбинезоне, предполагаю, был доставлен в ГКВГ им. Бурденко, далее в НИИ им. Вишневского. Оперировал меня сам хирург г.л. мед. сл. В. В. Вишневский. Заключение экспертной комиссии, разбиравшей летную катастрофу, считаю правильной.

После выздоровления был привезен в пос. Заря. В это время случайное совпадение, погиб или пропал сын тов. Догупайлова И. Т. В 3-м отделении милиции пос. Заря я назвал фамилию тов. Д. И. Т. и был прописан на документы Д. В. И. 1931 г.р. В течении 16-ти лет меня много раз оперировали и произошло омоложение всего организма хирургическим путем. Слава Советским медикам! Медикам хирургам героям СССР Слава! Много учился, работал, служил читал книги по космонавтике и память восстановила события прошедшей жизни.

Прошу компетентные органы составить комиссию в составе экспертов криминалистов, медиков хирургов, летчиков космонавтов, родных и близких и аннулировать ранее составленное заключение комиссии. Вернуть мне профессию л.к. и документы на Гагарина Ю. А. Это важно также и с политической стороны дела нашего советского строя. Очень прошу не затягивать это важное для меня дело и при этом сохранять полное спокойствие и тайну.

Паспорт ХН-ИК № 509253 рост 168 см волосы черные вес 68 кг размер 170-80-50 ботинок 41.

31.05.1984 г. Догул В. И.

Ю. А. Гагарин»

Думаю, что и читателям теперь уже все ясно.

Ну а я, для того чтобы реально убедить нашего гостя в том, что к нам ходить ему больше не надо, пошел с ним в музей Звездного, где были парадная одежда и туфли Ю. А. Гагарина. Там я пояснил лже-Гагарину, что пластическая операция возможна.

Почему отменили приказ

но люди после нее не растут, да и ноги у них не становятся большего размера. Ему, кстати, было предложено померить гагаринские полуботинки. После того, оставив мне свои письменные объяснения, он двинулся в сторону электрички и обещал больше нас не беспокоить.

Теперь, сделав несколько звонков, мы получили подтверждение о смерти лже-Гагарина — гражданина Догупайлова — в психбольнице, и вопрос был закрыт.

Следует отметить, что в Звездный городок по разным причинам и поводам стремились попасть как обычные экскурсанты, так и психически больные граждане Страны Советов. И что интересно, последние, хотя в большинстве своем и отнимали много времени «дурацкими» вопросами и проблемами, но иногда приходили с достаточно продуманными техническими предложениями и проектами. Поэтому для работы с этой категорией людей мы подготовили группу специалистов, которые выслушивали их и иногда передавали толковые предложения в соответствующие лаборатории и научные центры. Порой мы получали благодарности вместе с пожеланиями предоставить координаты конкретного человека.

1 Героями СССР Героев Советского Союза никогда не называли; подобные, как здесь, сокращения вообще не использовались.

2 Догупайлов В.И. - подлинная фамилия лже-Гагарина.

Почему отменили приказ

Несмотря на то что уже многократно описаны различные этапы формирования отряда космонавтов, я попробую сделать акцент на некоторых, не обсуждавшихся ранее проблемах, связанных с подчиненностью космонавтов Центра подготовки Министерству обороны. Как известно, главный конструктор С. П. Королев четко понимал, что первых кандидатов на полет необходимо искать среди молодых и здоровых военных летчиков-истребителей, умеющих действовать в одиночку и быстро принимать единственно правильное решение. Ведь после полетов Белок и Стрелок все еще непонятно было, как Поведет себя человеческий организм в экстремальных ситуациях в невесомости.

Когда же после первых удачных полетов стало ясно, что дальнейшие программы получат развитие, Королеву потребовался космонавт-инженер, способный понять и оценить технику. Тогда он настоял и волевым решением протолкнул Константина Феоктистова, имевшего, кстати, серьезные отклонения по медицинским показателям.

После полета Феоктистова стало понятно, что монополии военных в космосе не быть. Однако в Минобороны СССР продолжали бороться за то, чтобы командиром экипажа непременно был военный летчик. С одной стороны, подчиненность по военной линии была хорошо понятна. Это — высокая степень организации возможности широкого выбора специалистов и многое другое. Приятно было и внимание, когда звучали фанфары... Но зато когда в армии начинались очередные реформы — а таковых к концу XX столетия становилось все больше, — Центр подготовки всегда в числе первых попадал под раздачу и желание что-либо урезать.

Не удивительно, эта «золотая» в плане множества героев организация отнюдь не была профильной для Министерства и даже для родных ВВС. По таковой причине всегда находилась масса умников-стратегов, желающих пройтись карандашом но организационно-штатной структуре Центра подготовки космонавтов им. Ю. А. Гагарина либо ластиком стереть так нужные для сокращения единицы. Парадоксально, но если бы не поездки героев-космонавтов в различные инстанции, где к ним тогда еще прислушивались, то многие функционально важные подразделения Центра подготовки были бы просто и бездумно уничтожены одним росчерком пера.

Как-то раз мне лично пришлось узнавать о том, какие же великие специалисты занимаются реорганизацией Центра. И что вы думаете? Через коллег из военной контрразведки я получил данные о том, что в связи с реорганизацией в Генштабе МО СССР Центром поручено заниматься группе в составе... одного полковника и одного прапорщика! Эти «специалисты», вообще не понимая, что такое ЦПК, ни разу не побывавшие в Звездном, действовали как в какой-то страшной сказке. Они знали, что Центр приравнен к армейскому корпусу, а потому, ничтоже сумняшеся, начали кромсать должности, звания и структуру ЦПК «под корпус». Только своевременно представленные документы не позволили случиться беде. Как говорят, «все это было бы смешно, когда бы не было так грустно». И страшно, добавлю я.

Замечу в скобках, что современные реформы вооруженных сил лишний раз свидетельствуют о том, что прошлые ошибки у нас никого ничему не учат...

Так вот, что тогда казалось, на мой взгляд, самым страшным — в число сокращаемых извечно попадал 70-й ОИТАПОН — Отдельный испытательный авиационный полк особого назначения им. В. Серегина, судьбу которого в свое время начал решать еще Юрий Гагарин, а потом — Алексей Архипович Леонов, буквально пестовавший этот полк.

Очень серьезная опасность нависла над этим подразделением Центра подготовки космонавтов осенью 1991 года, во время так называемого «разгула демократии». Новое руководство Минобороны и ВВС почему-то решило, что космонавты «жируют» и им не нужны транспортные самолеты Ил-76, летающие «на невесомость», а также Ту-134 и Ту-154. Их предполагалось использовать для выполнения задач по перевозке высших военных чинов и, что особенно выгодно, для перевозки коммерческих пассажиров и грузов... В ту пору как раз набирали силу «новые русские», будущие олигархи и просто богатеющие на глазах чиновники, ставшие у руля приватизации. В большей степени по этой причине и начался передел в авиации, под который попадал и «звездный» авиаполк. Космонавты, руководители и специалисты ЦПК обивали пороги высоких военных кабинетов, но тщетно. Их там быстро ставили «во фрунт» и с командами «кругом!» и «шагом марш!» выпроваживали восвояси.

Однако мы совместно с Ю. Н. Глазковым, отвечающим за полк, решили использовать нестандартный ход. В это «интересное» время резко поднялись в должностях и званиях «демократы первой и второй волн», как они себя значимо называли. И вот нежданно, в связи с почти полной заменой руководства КГБ СССР, одним из заместителей Бакатина, внезапно возглавившего это ведомство, стал Николай Сергеевич Столяров, бывший до того преподавателем в Академии им. Гагарина (Монино). Через общих знакомых он порекомендовал побеседовать на эту тему с Аркадием Ивановичем Вольским, имевшим в то время — да, впрочем, и до, и после — особый статус и влияние в номенклатурных кругах.

Так вот, после звонка Столярова было принято решение, что с документами и докладом по полку поеду я, фактически собравшийся увольняться и потому независимый человек. Космонавтов же их начальники в министерстве и ВВС могли потом сильно «напрячь» за излишнюю инициативу.

Получив инструктаж от Столярова и Владиславлева, я со справкой, под которой также поставил свою подпись, отправился на Старую площадь, где меня и принял А. И. Вольский. Ю. Н. Глазков, чтобы лишний раз не светиться, остался в машине на стоянке. Аркадий Иванович сразу же принялся за чтение справки, делая пометки для себя. Затем задал мне несколько кратких, уточняющих детали вопросов и поднял трубку «первой кремлевки» — это такие телефоны, которые обычно стоят в кабинетах высоких должностных лиц. Абонента на другом конце я узнал сразу, так как Вольский общался с ним по имени и отчеству.

Разговор принял острый характер, и, если честно, Аркадий Иванович буквально «строил» собеседника, но делал это весьма корректно. С той стороны были слышны какие-то аргументы, затем последовали оправдания. Об этом я догадывался, так как не слышал полностью всех фраз, хотя сидел близко к аппарату и, как радист 1-го класса, обладал неплохим слухом.

Аркадий Иванович стал говорить, что в свое время он лично помогал Юрию Гагарину, и командованию ВВС, и Центру подготовки создать такую летную единицу, чтобы

летчики-космонавты могли поддерживать летные навыки и совершенствовать мастерство.

— И что теперь? — спросил он. — Будете банкиров и коммерсантов возить, а на истребителях «цирк устраивать» ?

В его голосе зазвучал металл, и недовольство было явным. Человек на том конце оправдывался, как школьник, не выучивший материал, но уже ставший грозным Вольский ссылался на первых лиц государства, настаивал отменить решение. С той стороны слышалось:

— Ну как же я могу, я ведь уже издал приказ, и его сложно отменить...

— А вот мы сможем сегодня же отменить принятое нами решение о выделении вам и вашим подчиненным земли в районе X, — возмущенно заявил Вольский и назвал весьма и весьма престижное, как нынче, так и в те времена, место для дачного и коттеджного строительства.

— Аркадий Иванович, ну как же так?! — послышался из трубки жалобный и протяжный голос.

— А вот так! — твердо сказал Вольский.

Дальнейшее повергло меня в шок. Стало ясно, что невидимый мною абонент сразу же сдался, он буквально залепетал:

— Хорошо... мы подумаем... нужно время...

— Я рекомендую сейчас же дать распоряжение об отмене прежнего приказа и сообщить мне его номер! — настаивал Вольский. — И тогда мы с вами уже в эту субботу, послезавтра, поедем выбирать место.

— Ну, хорошо! — тут же прозвучало с другой стороны. — Я перезвоню вам, Аркадий Иванович, через несколько минут!

Пока Вольский что-то записывал и нам подавали чай, я сидел, думал и взвешивал услышанное. «Господи, ну как же так можно, государственный вопрос и личный интерес ставить на одни весы! Тем более уже заранее зная, что личное перевесит...» Я этого просто не мог понять, а Аркадий Иванович, как видно, хорошо знал цену этим начальникам.

Заметив мое состояние, Вольский спросил:

— Видал, каков гусь?! Вот как их надо держать! И он... — Аркадий Иванович назвал своего собеседника, — еще меня спрашивает, дескать, не космонавты ли там приехали жаловаться? Да, так я ему и сказал!

У меня тут же всплыл в памяти образ таможенника Верещагина, сжавшего кулак и сказавшего: «Я их вот так всех держал! Ведь за державу обидно!»

Мы еще успели поговорить на космические темы, но тут звонок прервал нашу беседу. Абонент — это был все тот же высокий чин — радостно сообщил:

— Аркадий Иванович, запишите номер свежего приказа, отменившего прежний. Полк остался за Центром и передаче не подлежит.

После этого он стал спешно выяснять, в котором часу следует прибыть для решения своего земельного вопроса. Когда они с Вольским все обусловили, Аркадий Иванович передал мне листок бумаги, на котором были записаны номер «свежего» приказа и добавил:

— Ну, теперь иди, обрадуй друзей-космонавтов, они поди заждались, ну и привет Столярову. Молодцы, что не растерялись!

Эта похвала была уже для всех. Быстро, по-военному, я поблагодарил своего собеседника и, окрыленный успехом, почти выбежал на улицу, где у машины, несмотря на то что стоял октябрь и было ветрено, топтались подъехавший Климук и Глазков...

Я подошел, держа в руках заветную бумажку с номером приказа. Дал прочесть, быстро все пояснил, и мы втроем, с криком «Ура!», стали обниматься и прыгать — два героя-космонавта вместе с опером. Петр Ильич сразу засуетился на предмет, где бы это дело обмыть. Но рассудительный Юрий Николаевич Глазков сказал: «Нет, ребята, надо ехать к Столярову, все обстоятельства доложить и уже потом... Хотя очень хочется сейчас!»

Мы сели в авто и возвратились назад, на осиротевшую без Феликса Эдмундовича Лубянку. Нас быстро проводили к Столярову, и мы приступили к докладу. Но он был сумбурным, потому что нежданная радость перехватывала дыхание. Тогда Николай Сергеевич, как и подобает авиатору, достал коньяк и попросил секретаря принести закусочки — он ведь и сам тоже был новичком в этих строгих кабинетах.

Разгорячившись после трех рюмочек, он стал демонстрировать нам именной пистолет, подаренный Ельциным после первой «защиты» Белого дома. Краем глаза я заметил, что Юра Глазков достал из папки фирменный бланк Центра подготовки и стал что-то писать, пока хозяин кабинета вел неспешный рассказ о героизме людей, отстоявших демократию и Ельцина в августе 1991 года. Глазков в это время дописал, подвинул лист Климуку. Тот быстро пробежался по рукописному тексту и тоже подписал. Глазков подвинул лист Столярову. Тот, углубившись в текст, периодически поднимал взгляд на меня и, надо сказать, смотрел как-то по-доброму, но интригующе.

Я, естественно, сидел ни о чем не ведая, но при этом заинтересованно пытался прочесть содержание записки, так как увидел в тексте свою фамилию, несмотря на перевернутый лист. Потом Столяров быстро набрал какой-то номер и сказал:

— Анатолий Петрович, зайдите ко мне!

Буквально через две минуты, едва мы успели снова налить себе по рюмочке и подготовили четвертую для ожидаемого человека, в кабинет зашел сотрудник, которого я немножко знал. Столяров передал ему «фирменный» листок ЦПК:

— Вот, космонавты просят изыскать возможность и поощрить Николая Николаевича за совершенный сегодня подвиг — повысить его в звании. Ведь у них там все начальники, даже самых маленьких управлений, — генералы, а начальник Особого отдела — подполковник.

— Я думаю, поэтапно сделаем полковником, а уж потом и генералом, ведь через звание пока нельзя, — отвечал сотрудник.

По его ироничному отношению к поднятой теме я понял, что сейчас настало какое-то необычное время, когда нет ничего невозможного. Опять все выпили, товарищ попросил разрешения уйти и забрал меня с собой. Он объяснил мне, что завтра же даст указание начать подготовку необходимых документов, но при этом попросил меня под любым предлогом сегодня же отпроситься со службы и уехать куда-нибудь подальше, где нет телефонов — мобильников тогда еще не было. На мой немой вопрос тут же добавил:

— Завтра у твоих начальников такое начнется, что они тебя замучают вопросами. А так будут просто выполнять команды и писать необходимые документы. Я же никому ничего объяснять не буду. Скажу так надо — и все!

Повод я нашел простой: есть много отгулов, и я желаю выехать на отдых в Рузу, где у ЦПК был профилакторий — телефон там имелся, но дозвониться на него было практически невозможно. Мой непосредственный начальник, ни о чем еще не ведая, разрешил мне отдохнуть...

Зато как только я в понедельник вышел на связь, непосредственный руководитель сразу призвал меня к себе:

— Ты у какого руководства был и как туда попал?

— А что, собственно, случилось? — попытался я ответить «по-одесски», то есть вопросом на вопрос.

— Да мы тут с утра пятницы и все выходные занимались твоим отделом! Нас поставили на уши и приказали решить задачу «государственной важности» — срочно сделать тебя полковником, но ты же понимаешь, что для этого нужно...

Действительно, «просто так» воинские звания у нас не дают. Или не давали. Поэтому, чтобы все соответствовало установленным правилам и оргштатной структуре, был поднят статус Особого отдела по Центру подготовки космонавтов им. Ю. А. Гагарина. Из дивизионного штата отдел был переведен в корпусной, что, собственно, и соответствовало реальному положению. Таким образом должность начальника стала полковничьей, заместителя — подполковничьей, а в отдел добавили еще три должности старших оперуполномоченных...

По большому счету, так оно и должно было быть... Однако к этому «объекту», как принято говорить в оперативной среде, всегда было неоднозначное отношение. Как правило, операм завидовали коллеги других подразделений и их начальники из-за элитности Центра, но никто не снимал с них всех проблем, им присущих. А ведь степень нашей ответственности была значительно выше, чем в других местах — при реальном отсутствии иных благ, кроме как знакомства с космонавтами.

Но тем не менее уже через несколько дней после встречи у Столярова мне было присвоено очередное воинское звание — полковник. Вот так неожиданно сбылось пророчество Степана Анастасовича Микояна, еще в 1973 году сделавшего мне расклад со званиями. Правда, стать генералом, оставаясь в Звездном городке, я не мог, а уезжать в поисках генеральских должностей, мне откровенно не хотелось. И вообще, я никогда не считал себя ни карьерным военным, ни карьерным чекистом. А предки мои из донских казаков, и многие мужчины нашего рода-племени красуются на старинных фотокарточках в военных формах, но в небольших званиях. Погоны полковника в нашей семье — у меня первого.

Вселенная без границ. «Национальный вопрос» и интернациональные программы

Точно известно, что когда в 1959 году ЦК КПСС и Совмин СССР поставили задачу военно-воздушным силам отобрать двадцать летчиков для предстоящих космических полетов, то главным критерием было здоровье. Первые космонавты даже смеялись по этому поводу, дескать, отбирали по здоровью, а спрашивают по уму.

Но ни тогда и ни позже не стоял вопрос отбора по национальному признаку. Врачи справились со своей задачей на «отлично». В первую двадцатку попали чуваш, украинец, татарин, белорус и одессит — это фактически особая национальность, — сибиряк с еврейскими корнями и, естественно, несколько русских, в ДНК которых замешано много интернациональных схем. Но можно твердо сказать, что чистого русского никто и не искал, поскольку и задачу такую никто не ставил.

Уже потом, когда все они хорошо подготовились, Королев предложил выбрать из двадцати первых шесть. И здесь опять стоял вопрос только о самых-самых подготовленных. Окончательный выбор был за Главным, и он предпочел Гагарина. Этот парень понравился Королеву своей рабоче-крестьянской интеллигентностью и улыбкой. Сергей Павлович заметил, как Юрий заходит в тренировочный корабль, снимая обувь, тем самым показывая бережливое отношение к труду специалистов. Этот выбор одобрил и первый секретарь ЦК КПСС Хрущев, проверив все-таки не княжеских ли корней фамилия Гагарин.

Это уже в своем кругу космонавты Первого отряда шутили, что у Титова имя Герман не подходит на первую роль, Попович — хохол, Николаев — чуваш, Нелюбов — не созвучно и тому подобное. Но реально национальный вопрос не стоял. Все мы тогда составляли великую общность народов с названием «советский человек». И даже если и шутили по поводу национальностей, то не зло — бывало, правда, что жестковато, но все-таки не обидно, а смешно.

Ну, например, Павел Попович, космонавт № 4, проверял всех на знание родоплеменных корней. Он утверждал, что русские вышли из Киевской Руси, украинцы — это те, кто живут в Канаде, Австралии и других странах, а хохлы — там, где выгоднее. Выходцев из Белоруссии он убеждал, что они — заблудившиеся в болотах и одичавшие хохлы. И все хохотали. Никто не обижался, понимая шутки и их подтекст. И даже пассаж о сибиряке с еврейскими корнями был смешон. Когда герой космоса стал дважды Героем Советского Союза, которым положено было ставить бюсты на родине, «веселые ребята» из отряда спрашивали его о том, где ему будут ставить бюст: в Сибири или Израиле. И он сам безудержно шутил по этому поводу, считая себя «тигроевфратским казаком». И никакого озлобления. В советские времена слетали и украинец, и белорус, и казах, и узбек, и чуваш, и лакец, а также представители других национальностей. Никто специально по национальным признакам не отбирал, но тот, кто воистину хотел стать космонавтом, им становился.

Обычно в отряде шутили на тему национальной принадлежности лишь в одном случае, когда удивлялись, как человек с фамилией Романенко или Викторенко стал русским, а Ляхов, Попов, Волков оказались украинцами. Ответы всегда находились и смешные, и не обидные.

Уверен, что так происходит во всех многонациональных государствах, где бок о бок дружно живут и трудятся десятки разных народов и народностей.

Не думаю, что американцы задумывались над тем, кого послать в космос первым — белого или, как теперь они говорят, афроамериканца. Послали того, кто изъявил желание и хорошо подготовился. И лишь затем, когда космос стал более-менее изучен и доступен, могли думать о том, а почему бы не слетать представителю той или иной расы или рода-племени.

Сейчас такие вопросы вообще не стоят. Многие страны отправляли в космос своих спецов с советскими и затем русскими космонавтами, так же как и с американцами на их челноках. Сейчас уже можно сказать: «налетались вдоволь!» В космосе побывали даже туристы. И что дальше?

На международной станции работать интересно, но уже не ново. На Луне побывали американцы и наши луноходы. Тоже вроде бы интересно, но никого не удивишь. Ясно, что китайская космическая программа может предусмотреть повтор таких полетов, но уже в чисто национальных, престижных интересах.

В воздухе висит тема покорения Красной планеты — Марса. С любой точки зрения, самая перспективная и практически наиболее реально осуществимая — марсианская экспедиция. Почему именно на Марс? Да потому, что это уникальная планета для исследования вопросов эволюции Солнечной системы, для прогноза развития Земли и ее биосферы. Главное заключается и в том, что Марс — единственная планета, перспективная для обживания человеком. Это, быть может, и является наиболее важной целью полета на Марс в интересах сохранения земной цивилизации. Такой полет может состояться уже в 2020-2030-е годы, и хотелось бы, чтобы он стал международным. Это целесообразно и с политической точки зрения и с экономической, так как более логично, чтобы к другим планетам и иным мирам летали представители планеты Земля, а не отдельных стран.

И очень здорово, что такие намерения есть. В уникальном эксперименте «Марс-500» участвуют специалисты разных стран, но с российским командиром. Наверняка главным козырем при выборе был тот, что инициатором эксперимента стала Россия, а первым покорителем космоса — россиян Юрий Гагарин.

Заявки на участие в эксперименте прислали свыше 6000 человек из более чем 40 стран. После многоэтапного отбора остались 11 добровольцев. Из них и выбрали членов команды и их дублеров. Женщин в списках не было, но это не дискриминация: они на равных проходили испытания, но не попали в число наиболее подходящих кандидатов. Путь для участия в последующих экспериментах для них открыт.

А пока выбор пал на шестерых. Командир экипажа — 38-летний инженер из Звездного городка Алексей Ситев. Второй россиянин из Москвы — 37-летний хирург Сухраб Камо- лов. Военный врач и физиолог Александр Смолеевский — тоже москвич, ему 32 года. В составе экипажа 31-летний инженер из Франции Роман Шарль, инженер-исследователь из Италии Диего Урбана, ему 27 лет, как и китайскому исследователю Ван Ю, имеющему немалый опыт подготовки космонавтов... 3 июня 2010 года шестеро добровольцев «отправились» на Марс, в специально оборудованном модуле. Он сооружен на базе Института медико-биологических проблем РАН, имеющем огромный опыт подобных исследований. «Возвращение» экипажа ожидается в ноябре 2011 года.

«И до грядущего подать рукой...»

Сейчас во многих телепередачах о космонавтике ведущие, обращаясь к свидетельствам прошлых лет либо к ныне здравствующим творцам космической техники, порой делают для нас такие открытия, что невольно задумываешься: а как бы было, если бы действительно состоялось то, о чем говорят?

Ну, например, ведь факт, что президент Джон Кеннеди предлагал Хрущеву совместно осваивать космос и участвовать в лунной программе еще задолго до совместного проекта «Союз — Аполлон».

«Почему первый полет человека на Луну должен быть делом межгосударственной конкуренции? Зачем нужно США и СССР готовить такие экспедиции, дублировать исследования, конструкторские усилия и расходы?» — сказал Кеннеди 20 сентября 1963 года, во время выступления на Генеральной Ассамблее ООН.

12 ноября 1963 года он уже поручил директору НАС А взять под личную ответственность разработку программы и включить в нее предложения по совместной высадке на Луну. Но спустя десять дней Кеннеди был убит, так и не получив ответа из СССР.

Тогда наша страна обладала огромными возможностями, но у власти были люди, не способные трезво оценить события, проявить прозорливость. Уверен, что согласись Хрущев с американским президентом, и космонавтика развивалась бы по-другому. Кеннеди уже во время своей инаугурационной речи 20 января 1961 года послал сигнал Советскому Союзу: «Будем вместе исследовать звезды...» — и лишь после триумфального полета Юрия Гагарина несколько скорректировал свои планы.

Мы могли бы очень выгодно отдать в аренду китайской стороне станцию «Мир», которую сами же, при активном давлении со стороны американцев, успешно затопили в океане.

В общем, сплошные «если бы да кабы». В январской 2010 года передаче о программе «Буран» четко сделан вывод, что затеянная по инициативе военных программа не была реализована до конца, но зато увела столько средств, что мало не покажется... А люди, занимавшиеся в ту пору АКС — авиакосмической системой — «Спираль» и «Бор», но не имевшие средств на ее завершение, утверждают, что сейчас бы мы имели новую и перспективную космическую технику. А так остаемся «с носом», ничего нового у нас нет. Да, работаем совместно с американцами на МКС — но ведь перспективы не видно!

Насчет лунных и марсианских программ тот же Черток, соратник Королева, который не понаслышке знает обстановку в отрасли, заявляет: «Не знаю как мы и американцы, но китайцы к 2020 году обоснуются на Луне и доберутся дальше, к Марсу».

И это не просто слова. Однако такие программы одной стране осилить трудно. Значит, нужно договариваться и прилагать совместные усилия для реализации крупномасштабных проектов.

Как-то сразу всплыли в памяти цифры затрат СССР на неудавшуюся самостоятельную лунную программу «Н-1». Не ручаюсь за точность, но армейские спецы, из ракетчиков, прикинули так: на потерянные деньги можно было бы купить каждому офицеру Советской армии по автомобилю «Жигули».

Трудно представить себе, сколько тратится денег впустую только из-за того, что люди не могут найти взаимопонимания и действуют порой в ущерб интересам своей страны, но в угоду своим амбициям. Каждый стремится иметь свою атомную бомбу для того, чтобы защититься, свою ракету и т. д. и т. п. И на все это разрушительное железо тратятся огромные деньги.

Вспоминается старая советская песня:

Если бы парни всей земли вместе

собраться однажды смогли.

Вот было б весело в компании такой.

И до грядущего подать рукой!

Да, это действительно было бы здорово!

«Союз» и «Аполлон»

Не будем рассуждать о тогдашней международной обстановке и высшей политике. Скажу одно: как бы ни было это трудно, но в 1975 году мы и американцы смогли ударить по рукам и осуществить первый международный полет и стыковку двух разных кораблей— «Апполона» и «Союза».

И все поняли, что это здорово!

А как готовились, сколько противоречий устранили. Да одно только обсуждение принципа стыковки кораблей достойно целого романа. Смешно, но в процессе подготовки нашли компромисс и сделали принципиально новый стыковочный узел, который до сих пор используется на международной станции. Дело в том, что советская система стыковки по принципу «штырь—конус», или как принято у электриков называть соединения разъемов «папа-мама», не понравилась американцам. Они задумались над этой проблемой сугубо с политической точки зрения: «Это, извините, кто в кого будет?» Ведь штырь находится на активном корабле, конус — на пассивном. Штырь попадает в конус, затем идет процесс стягивания кораблей, и только после этого срабатывают замки стыковочного узла... Они-то и завершают процесс, позволяя космонавтам в условиях полной герметизации стыка переходить из одного корабля в другой.

Так вот, этот процесс напоминал американцам о взаимоотношениях полов и не понравился им. После некоторых раздумий был придуман так называемый эндрогенный (лепестковый) способ стыковки, когда корабли могут поочередно быть то активными, то пассивными. Таким образом, был соблюден статус-кво.

Что же касается спецслужб, то следует отметить: и КГБ СССР, и АНБ США1 были заинтересованы в безупречном выполнении всех этапов программы. Никаких тебе провокаций, вербовочных подходов, попыток получить секретную информацию и тем более скомпрометировать друг друга! Стояла задача обеспечить безопасность, и ее выполнила каждая сторона, не составляя каких-либо совместных планов.

Космонавты и астронавты поочередно обучались в Звездном и в Хьюстоне, отдыхали и «срабатывались», совершенствуя одни — русский, другие — английский.

В Центре подготовки для проживания американских астронавтов быстро соорудили современный комплекс, который получил название «Профилакторий» и остается таковым до сих пор. Правда, теперь в нем и офис НАСА и ЕКА.

Как отмечают все советские специалисты, участвовавшие в подготовке международных экипажей, тогда была проведена первая проба сил сотрудничества в космосе. В США убедились, что мы, советские, имеем хороший уровень методической и технической подготовки, которому позавидовали бы даже американские инструкторы. Этот процесс взаимообучения продолжается и сейчас. Огорчает только то, что американская сторона, перенимая все наше положительное, больше и больше переводит процесс обучения в Хьюстон, а Центр подготовки несколько замер в развитии своей базы — ЦПК им. Ю. А. Гагарина.

Но тогда, в 1973-1975 годах, было положено начало, и Том Стаффорд, подружившийся с Алексеем Леоновым, крепко полюбил Россию и только учился говорить так понравившиеся ему слова: «Я люблю вас». Для легкости произношения Леонов придумал ему словосочетание на английском «yellow blue bus», что было созвучно нашему «Я люблю вас», но означало «желто-голубой автобус».

1 АНБ — Агентство национальной безопасности, самостоятельный разведывательный орган в системе Министерства обороны США.

«Братский» космос

Как только отрапортовали о завершении программы «Союз — Аполлон», лидеры Советского Союза сочли необходимым приобщить к космосу «братьев по социалистическому лагерю». Хотя основа для сотрудничества была выбрана не экономическая, а политическая, которая в ту пору играла на большой и великий Советский Союз и крепила дружбу, но в общую копилку развития космонавтики вклад был несоизмерим. Да, некая интеграция подразумевалась. Был расчет, что наши верные друзья, страны социалистического блока, подключат весь свой научный потенциал для исследования космического пространства... Но все же, повторю, политическая составляющая была главной.

Ну а дальше, как говорили в те времена: «Партия велела, комсомол ответил — есть!»

Первыми в 1976 году в Звездный городок прибыли представители ЧССР, ПНР и ГДР. Отбор шел по всей строгости, так что и наши коллеги из органов безопасности изо всех сил старались, чтобы их «первенцы» были кристально чисты и безупречны — как Гагарин.

Мы с ними встречались, обсуждали, давали рекомендации и советы о том, как без суеты и привлечения лишнего внимания спокойно и надежно делать свою работу, не мешая космонавтам готовиться к реальным полетам. И я считаю, что нам это удалось. Было много разных моментов, которые едва ли заслуживают оперативного внимания, зато могут быть использованы для придания юмористических оттенков скучным описаниям...

Вслед за первой тройкой прибыли венгры, румыны, кубинцы, болгары, монголы, вьетнамцы. Встал вопрос об организации работы этого интернационального коллектива. И здесь мы сделали серьезный толерантный и политкорректный шаг — или даже рывок.

Тогда мы знать не знали о будущем Президенте США Бараке Обаме и имели слабое представление о том, почему негра, извините — чернокожего, надо называть афроамериканцем. Однако при назначении командира интеротряда выбор пал на веселого темнокожего кубинца Тамайо Мендеса.

«Я почти белый, а по сравнению со своим черным, как кирзовый сапог, другом, оставшимся на Кубе, — такой же, как пшеничная мука!» — смеясь, утверждал он.

Тамайо был настолько по-кубински патриотичен и целеустремлен, что все сразу согласились с его лидерством. Да и по званию он был старше других — подполковник. Этот весельчак излучал оптимизм и сыпал вокруг себя радость. И дети его, которые, кстати, учились в одних классах с моими сыновьями, были такими же заводилами. Вместе с отцом они внесли изменения в наши представления о временах года. По их определению, в нашей стране две зимы: одна — белая, другая — зеленая, что, в принципе, вполне соответствовало не только кубинским меркам. Последние годы наше лето не баловало нас хорошей погодой.

Надо же было такому случиться, но почти сразу после своего неформального назначения Тамайо проявил себя как истинный командир и коммунист. Сейчас уже мало кто помнит, но был такой эпизод, когда китайские военные вошли на территорию Вьетнама. Тогда весь социалистический мир и международное коммунистическое движение быстро отреагировали на эту агрессию. Тамайо, услышав об этих событиях по радио, сразу созвал интернациональный космический отряд на собрание, где под его началом все космонавты соцстран приняли резолюцию, осуждающую китайскую агрессию.

Все бы ничего, но у Румынии всегда была особая позиция, которой строго следовали и ее космонавты — Дима Прунариу и Дедиу Митика. Они было кинулись к телефонам — звонить в посольство, но Тамайо буквально приказал им зайти в зал и поставить подписи под резолюцией. Румынам ничего не оставалось делать, но они тут же рванули в Москву, где доложили о происшедшем. Как потом они признались сами, им простили этот шаг, приказав все же избегать участия в таких мероприятиях. Однако критическая позиция кубинца и упреки в раскольничестве заставляли румын подкорректировать свою позицию и не противопоставлять себя другим...

Каждая из стран — участниц программы «Интеркосмос» подбирала и отправляла в Звездный городок двух своих представителей, понимая, что в полет пойдет один, основной. Второй будет дублером. И в этом была своя интрига. Если советские космонавты, готовясь к полету и дублируя основной экипаж, понимали, что в следующий раз они будут первыми и дублировать их будут другие, то программой «Интеркосмос» такого не предусматривалось. Поэтому дублеры были обречены. Они понимали, что первый космонавт их страны станет известен и в стране, и в мире, он будет обласкан властью и получит многие блага, о которых не мог и мечтать... Дублера же через некоторое время забудут совсем, ему не искупаться в лучах славы.

Руководители некоторых стран сразу определили первого. Это сделали ГДР, Польша, Куба, Вьетнам. Остальные ждали до старта, хотя в общем-то по многим признакам все равно все было понятно... Надо себе представить состояние каждого дублера, втайне надеющегося на какие-то сверхъестественные силы, на чудо и даже — не хотелось бы так думать — на невезение товарища. Вот где был простор для работы наших психологов, с которыми мы, естественно, взаимодействовали, дабы не упустить чего-то малого, из которого может возникнуть большая проблема. Ведь возникла же у одного дублера идея подсыпать сопернику перед самым полетом сильное слабительное! А что, размышлял он, ведь не отравление же это? Но зато пока товарищ будет «сидеть на унитазе», слетает он. И мы весьма корректно сделали все, чтобы и скандал не устраивать, и человека уберечь от греха.

Примером поведения и взаимоотношений между собой были немцы. Дублер, Кельнер Эберхард, знал, что он будет вторым, а Зигмунд Иен — первым, и гордо нес свой крест, помогая и поддерживая товарища. Они и через 30 лет остались друзьями, и Зигмунд всю жизнь буквально тащил за собой дублера. Даже когда ГДР не стало, а в объединенной Германии Зигмунда Йена лишили всех званий, орденов и заставили выкупать свое же жилище, они были рядом. Унизив первого немецкого космонавта из ГДР, западные политики тем не менее решили продолжать сотрудничество в космосе в рамках Европейского космического агентства. На первых же встречах с представителями ФРГ генерал-лейтенант В. А. Шаталов, когда речь пошла о немецком представительстве в Центре подготовки, настойчиво и аргументировано убедил немцев, что лучше Зигмунда Иена с этой работой не справится никто. Немецкие прагматики не стали сопротивляться и грамотно использовали опыт этого уникального человека. Вернув его к любимой работе, немецкие власти, в конце концов, согласились и с тем, что первый космонавт Германии — это Зигмунд Йен. На праздновании 30-летия советско-германского полета, проходившего на родине Зигмунда, все немецкие космонавты воздали должное этому прекрасному 70-летнему человеку.

У чехов быстро определился в основные Володя Ремек, ныне работающий в Европарламенте. У них с дублером не было ни проблем, ни каких-либо особых симпатий. Отработали и уехали.

Поляки также прошли все этапы достойно. Проблемы возникли только у Мирослава Гермашевского. Дело в том, что в правильном переводе на русский его фамилия пишется Хер- машевский. Однако нашим товарищам в ЦК показалось, что звучит она как-то некрасиво. Поляки, недолго думая, согласились с русским вариантом написания. В результате острословы тут же придумали частушку, в которой говорилось о метаморфозах в жизни Мирослава: «А приехал в СССР — поменял он хер на Гер!»

Интересно смотрелся их экипаж. Маленький, шустрый командир экипажа Петр Климук и высокий, медлительный Мирослав Гермашевский. Причем командир Петр родился под Брестом, на бывшей территории панской Польши, а Мирек — на бывшей территории Белоруссии.

Интересная ситуация возникла и с нашими «братушками » из Болгарии. Там тоже сразу определили в первый экипаж Георгия Какалова, но опять «какофония» с фамилией. По-болгарски она звучит вполне нормально, а вот по-русски — нет. Но ведь ясно, кто тогда заказывал музыку. Болгарам пришлось буквально «ломать» Георгия, и вплоть до самого старта его убеждали, что фамилия его бабушки — Иванова — звучит лучше, а он упирался. Тогда в ход пошел главный козырь: либо полет, либо фамилия. В общем, выбора не было. Так Георгий стал Ивановым, хотя по-прежнему расписывался «Какалов».

Но полет, как говорится, не задался. Дело еще и в том, что в тот период Генеральный конструктор В. П. Глушко, человек упрямый и своенравный, загорелся идеей ставить в командиры экипажей гражданских космонавтов-инженеров, уже побывавших в полетах. Как говорят сейчас, этому противилось все и вся — и люди в погонах, и техника, дававшая непредвиденные отказы, при которых военный командир, несомненно, действовал бы лучше. Не удивительно, ведь военный летчик отрабатывает все ситуации до автоматизма и действует, не рассуждая, а инженер — наоборот. По крайней мере, так убеждали Генерального, но он настоял, и в «болгарском полете» экипаж возглавил Николай Рукавишников, отличный космонавт и человек, но — гражданский. И им с Ивановым-Какаловым просто не повезло. Полет как бы был и как бы не вполне состоялся. До станции они не долетели и не состыковались, так что чувство вины перед Болгарией оставалось. Тут же вожди заверили, что мы, то есть СССР, ситуацию исправим.

Однако вернулись к ней лишь в 1986 году, когда бывший дублер Саша Александров вернулся на подготовку ко второму совместному полету. За прошедшие восемь лет он подготовил кандидатскую диссертацию в Институте космических исследований при АН СССР и совместно с болгарскими учеными отрабатывал методику проведения экспериментов в невесомости на орбитальном комплексе. В дублеры ему ВВС Болгарии подобрало молодого пилота Стоянова, который оказался парнем непростым, с большими связями в Министерстве обороны и высоких чиновничьих кругах. И опять понеслось! Болгарское «лобби молодого Стоянова» стало отодвигать Александрова, всячески проталкивая в основной экипаж своего ставленника. Парень-то он был неплохой, но все понимали, что вся эта возня дурно пахнет. Мы с коллегами из Болгарии хорошо изучили всю обстановку вокруг кандидатур и приняли решение информировать генерального секретаря ЦК БКП Тодора Живкова и их министра обороны. Советские специалисты четко понимали, что Александров и подготовлен лучше, и по понятиям чести должен стать основным, что мы и отразили в документе, добавив свое мнение о некорректных действиях «лоббистов Стоянова», и отправили письма по назначению. Живков принял единственно правильное решение и дал высокую оценку позиции специалистов Центра подготовки космонавтов.

Александров успешно выполнил полет, и вскоре «хороша страна Болгария » принимала большую группу советских спецов, сумевших довести космический проект СССР — Болгария до логического конца. Тодор Живков принимал всю нашу группу в своей резиденции под Софией. Кроме медалей и подарков, он одарил коллектив «красными революционными шароварами», как шутили мы, вспоминая кинофильм «Офицеры»: на одном из приемов нам от имени лидера страны вручили большие коробки, в которых были отрезы на костюмы из хорошего материала. Вечером того же дня к каждому из осчастливленных привели портного, который наметанным глазом осмотрел клиентов и, сделав несколько замеров, удалился. На следующее утро всем в номера принесли на тремпелях свеженькие костюмы-тройки. Я померил и удивился — было «как на меня шито».

Вечером, пожелав, чтобы я был в новом костюме, болгарские коллеги пригласили в свой «штаб» и вручили мне болгарскую медаль « За обеспечение безопасности НРБ ». Было очень приятно, так как действительно, руку к сему приложил — и «за державу не было обидно», и «братушкам» помогли.

Георгий Иванов дослужился до генерала в Министерстве обороны НРБ и затем занялся бизнесом, возглавив одну из частных авиакомпаний. Саша Александров — тоже генерал, одно время он занимал должность заместителя министра транспорта, а сейчас работает в частной компании и активно взаимодействует с нашим авиационным КБ «МИГ».

Венгерский космонавт Берталан Фаркаш слетал с Валерием Кубасовым, на котором командирские обязанности гражданских космонавтов закончились. Берци, как ласково называли венгра в отряде, сохранил добрые отношения со своим дублером Бэлой. Оба частенько посещают Россию и пытаются найти себя в бизнесе...

Тамайо Мендес был активен не только на партийно-политическом поприще. Он, как и любой кубинец, был, что называется, «ходоком». Незамужнее женское население городка проявляло к нему живой интерес — да так, что начальник гарнизона Береговой предсказывал появление в Звездном молодого «сильно загорелого» поколения. Таковое действительно появилось, однако никто к Тамайо претензий не предъявлял. После полета он занимал руководящие должности в Минобороны Кубы, а по последним данным возглавляет тамошнюю организацию типа нашего бывшего ДОСААФа. Его дети прошли обучение в России и работают на Кубе. Следы его дублера затерялись, хотя Тамайо всегда поддерживал своего товарища. Он, тогда еще молодой капитан кубинских ВВС, очень импульсивный испанец, от пережитого после старта стресса в открытую рыдал, никого не стесняясь. Не знаю, были это слезы радости за друга или слезы печали по безвозвратно улетевшей «жар-птице».

В группу по подготовке и обучению монгольских космонавтов Алексей Архипович Леонов отбирал лишь специалистов, которые могли скороговоркой произнести фамилии кандидатов из МНР. Это было непросто — одного звали Гуррагчаа Жугдэрдимидийн, а другого — Ганзорик Майдаржавин. Оба были пилотами с академическим образованием и соответствующими амбициями. Здесь тоже не было никаких битв. Лидер страны четко обозначил, кто первый, кто второй — и никаких споров. Командирами у ребят были опытные космонавты Джанибеков и Ляхов. Отработали хорошо и слетали удачно. После полета Гуррагчаа прошел различные ступени властных структур и был даже министром обороны уже новой Монголии.

Пересмешник и юморист Володя Ляхов, состоя командиром дублирующего экипажа, отпускал много шуточек в адрес монгольских парней, и они, понимая юмор, подбрасывали ему пищу для новых сарказмов и «военно-полевых» шуток. Так, во время поездки советской космической делегации по Монголии, Гуррагчаа решил всех удивить и отвез экипажи к месту своего рождения. Долго ехали по степи и вдруг впереди замаячили долгожданные юрты. Прием был шикарный. Монгольский стол с яствами, кумысом и известной водкой «Архи», которую все расшифровывали не иначе как «Ах, Ребята, Хорошо Идет».

Ну а теперь на минуточку представьте, какой эффект дает смешение таких продуктов как мясо, кумыс и водка. Самое интересное началось, когда гости искали туалет. Им указали на стоящую поодаль небольшую юрту. Один из них зашел и был сражен — за разделительным пологом стоял фарфоровый унитаз с бачком, расположенным выше головы. Когда гость завершил то, зачем пришел, и дернул за веревочку, то все знакомо зажурчало. Удивление наступило тогда, когда гость увидел, что бачок тут же принялась наполнять из ведра женщина из обслуги, стоявшая рядом. Гость, красный, выбежал из юрты, где его со смехом встречали Ганзорик и Гуррагчаа. Вся компания уже была посвящена в заранее приготовленный прикол...

Осторожные во всем румынские парни также хорошо подготовились к полету, а вот с тем, что в первый экипаж выбрали молодого Диму Прунариу, а не старшего и многоопытного Дедиу Митику, последний смириться не смог. Он испытывал двоякие чувства: нужно выполнять указание лидера партии Чаушеску, у которого не забалуешь, но как смириться с этим, как убедить себя, когда ну никак не убеждается? И Дедиу пыхтел, дул щеки, но вынужден был улыбаться сквозь слезы. Он очень болезненно переживал все, а затем затерялся в «революционной» Румынии, так и не дав о себе знать. Дмитрий стал генералом, затем был послом в России. Сейчас занимается с внучкой, пока жена и дочь делают дипломатическую карьеру...

Вьетнамские кандидаты на полет прибыли гораздо позже других, и для реальной подготовки им оставался почти год. Подполковник Фам Туан уже был прославленным боевым летчиком Вьетнама. Он первый, кто в воздушном бою на советском МиГе сбил американский Б-52.

Буй Тхань Лием — молодой, но тоже уже повоевавший пилот. Обоих сняли с обучения в Военно-воздушной академии им. Гагарина и направили в Центр подготовки. Все шло ускоренным темпом. Расчет был на многоопытного космонавта Виктора Васильевича Горбатко, дублировал которого Быковский Валерий Федорович. Но надо отдать должное и Фам Туану — он с восточным упорством и трудолюбием все же достиг нужного уровня и не был в полете балластом. Так что известные шутки про «отбитые руки» здесь неуместны. После полета вьетнамцы закончили академию и уехали на родину, где занимали различные посты в Минобороны Вьетнама. Сейчас Фан Туан — министр одной из ведущих отраслей страны.

Когда заболел зуб

Программа «Интеркосмос» шла к логическому завершению, однако свою роль опять-таки сыграли политические интересы. Наверху сочли, что если ближайшие соцстраны «получили по космонавту», то пора бы принять в этот «клуб» Сирию и Индию.

И вот в Звездном появились арабы и индусы. Естественно, из летной среды, но уже с совершенно иным менталитетом. И хотя инструкторы ко всем относились прежде всего как к будущим членам экипажей, и потому «обламывали» чересчур заносчивых, но все же национальные особенности должны были учитывать. Это касалось и обычаев, и питания, и норм поведения. Но коль скоро пословица говорит о том, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят, то через некоторое время и эти парни приобщились к нашему летному братству. Так что когда командир спрашивал у инструкторов, как там, например, сирийцы или индийцы, шуточный ответ был таков: «Да воспитываем! Уже могут и пить, и материться — как наши». Это была высшая оценка готовности иностранцев воспринимать дальнейший материал. У радистов ведь тоже так — пока не настроишься на одну волну, друг друга не услышишь.

Большую роль, конечно, играл язык общения. Для всех он был русским, хотя вначале в трудных ситуациях на помощь приходили переводчики. Язык изучали и члены семей, которые также хотели общаться в городке с новыми друзьями. Не обходилось без казусов и откровенно смешных ситуаций. Так, например, у сирийского космонавта Мухаммеда Фариса заболел младший сын, у него поднялась высокая температура. Красавица жена схватила мальчишку на руки — ив поликлинику городка. Врач осмотрела парня и произнесла: «Вот сейчас мы ему удалим больной зуб, и все будет в порядке».

Сирийка сразу в панику, хватает сына и бегом к мужу. Она с возмущением сообщает своему Мухаммеду, о том, что врач собирается удалить мальчишке зуб — а на арабском языке это слово означает мужской половой орган! Дама решила, что если у русских что-то заболит — то это тебе и удаляют. А может быть, и совсем не это... Когда же в происшедшем разобрались, то смеху было на весь городок. Зато потом сирийка постаралась хорошо изучить русский язык и взахлеб рассказывала эту историю своим русским и арабским друзьям...

Медлительный и вальяжный Фарис и быстрый, но всегда настороженный Хабиб внесли некий восточный колорит в повседневную жизнь Звездного. После шумной ватаги разноголосых социалистических ребят в коридорах Центра подготовки поселились восточная тишина и буддистское спокойствие. Мы все вдруг стали разбираться в различиях между шиитами и суннитами, а также в кастовых особенностях индийского общества.

Между тем наши, российские жены-труженицы вдруг обнаружили, что не такой уж и богатый индийский летчик может позволить себе привезти служанку из Индии для помощи страдающей от безделья жене.

Эти две пары спокойно прошли все этапы подготовки и завершили их нормальными полетами. Но если Индия сегодня работает над своей космической, пока беспилотной программой, то Сирия просто имеет космический полет «в своем багаже», а начальник летного училища в городе Алеппо генерал Мухаммед Фарис, поднимая глаза к небу, рассказывает молодым курсантам о своей «космической одиссее».

Так завершился первый этап почти совсем бесплатного «международного космического туризма». Однако, на наш взгляд, СССР вполне достиг тогда поставленных политических целей.

Любить по-французски

КНЕС — так называлось космическое агентство Франции — действовало на два фронта. Их представители поэтапно готовились и в СССР, и в США, но уже на взаимовыгодной экономической основе.

В Центр подготовки были направлены два французских пилота — Жан-Лу Кретьен и Патрик Бодри. Причем первый в свое время служил в знаменитом подразделении «Нормандия-Неман», а затем стал испытателем «Миражей».

Как было положено, им выделили по трехкомнатной квартире в городке, и импозантные парни приступили к подготовке.

Интересный эпизод произошел в день представления французских летчиков командованию и инструкторам... Пробежав глазами по служебной характеристике Кретьена, Береговой заметил, что тот дважды разведен, имеет детей от разных браков и прибыл в Звездный с женщиной, которая якобы собирается стать его гражданской женой. Георгий Тимофеевич заинтересованно спросил Кретьена о том, как реагирует на эту ситуацию его командование. Жан-Лу ответил:

— Да им-то какое дело? Их моя личная жизнь не касается.

Удивленный Береговой посмотрел на замполита Климука и задумчиво произнес:

— Вот, Петруха! Везет же людям. Два развода, какая-то третья баба — и ни тебе взысканий, ни разборок!

Французы привнесли в жизнь городка какой-то шарм, легкость, раскрепощенность. При их появлении не возникало желания говорить о каком-либо идеологическом противостоянии двух систем. Они были такими же бесшабашными пилотами, как и наши, только более галантными. И, естественно, с барышнями у них все получалось как-то легко, непринужденно и без претензий.

Продолжая работу по обеспечению безопасности и этих космических проектов, мы не испытывали особых затруднений. Французы понимали правила поведения на спецобъектах и не предпринимали попыток получения сведений по направлениям, не касающимся их конкретно. Ну, в общем, французы не доставляли проблем ни КГБ СССР, ни его преемнице ФСБ РФ. Правда, как-то один чрезмерно вспыльчивый и часто конфликтующий с женой кандидат в космонавты стал утверждать, что КГБ контролирует его семью. Случилось так, что он с супругой ушел на встречу с друзьями в Дом космонавтов, а спящую маленькую дочь оставили дома. Девочка проснулась, попрыгала немного и, чего-то испугавшись, устроила истерический плач. Дома наши, естественно, особой звукоизоляцией не отличаются, и сердобольные соседи, знающие, что за стеной проживают французы, подняли панику. Они пытались узнать что-либо у девочки, но она еще не знала русского, а соседи не понимали ее плаксивого французского.

Далее, естественно, последовал звонок в милицию, те — в КГБ, и мы совместными усилиями вычислили, где отдыхает семья француза. Городок ведь небольшой. На следующий день француз начал говорить в отряде космонавтов, что его слушает КГБ. Ему не стали чего-либо доказывать, а просто повели домой и от соседей немного покричали. Он услышал и вопрос больше не поднимал. Самое интересное, впоследствии этот же француз, уже уехав для работы в США, когда ему что-либо не нравилось, говорил американцам: «А вот у нас в Звездном было по-другому!» Те раздраженно отвечали ему: «Ну и езжай в свой Звездный!»

Французам понравились русские девушки. Мишель Тоннини полюбил спортсменку из спортотдела ЦПК прекрасную Елену и увез ее во Францию, где она родила ему нескольких детей, и жили они, поживали...

Уникальный и поучительный случай произошел еще с одним французом, готовившимся в Центре. Как-то ребята из отряда космонавтов собрались с семьями на экскурсию в Суздаль. Чтобы не быть одиноким, Поль пригласил в поездку свою знакомую из Москвы. По дороге в Суздаль космонавты остановились в городе Владимире, где всех пригласили осмотреть областной исторический музей. Там, в одной из экспозиций, демонстрировалась учетная карточка проститутки за 1911 год, где были отметки о проверке состояния здоровья. Поль живо заинтересовался экспонатом, а весельчаки из молодых космонавтов решили его разыграть и спросили, проверял ли он такую карточку у своей подруги. Легковерный француз долго не отставал от девушки с данным вопросом, в конце концов доведя ее до истерики. Это было еще в те времена, когда российские девушки не продавали себя в открытую, и еще смущались.

С французами были связаны в основном любовные истории, и из-за одной из них серьезно пострадала материальная часть военной контрразведки — автомобиль Особого отдела.

Случилось все почти по французскому кинофильму «Мужчина и женщина». Обучающиеся в Звездном французы Жан-Пьер Энере и милая девушка Клоди как-то незаметно, во время постоянных совместных тренировок так сильно подружились, что стали почти родными. Но Жан-Пьер был женат и как истинный француз, естественно, не посвящал в детали своей личной жизни в России жену, находившуюся в Париже. С Клоди они уже почти не скрывали отношений и, в принципе, решили соединить свои судьбы, после того как оба станут космонавтами. Так и жили...

Жан-Пьер осуществил космический полет в составе российского экипажа и «приходил в себя» — по-научному, находился на реадаптации после невесомости. По рассказу Жан-Пьера, жена примчалась из Франции встретить его, но почувствовала, что он ей не рад. Естественно, допрос с пристрастием — и уставший от раздвоения личности Энере сообщил своей супруге, что он давно уже влюблен в Клоди и дальнейшую свою жизнь представляет только с ней. Разговор происходил в профилактории у озера в Звездном городке. И надо же такому случиться, что дальше все пошло, как в кино...

Расплакавшаяся жена, понимая, что она теперь уже бывшая, вышла из номера и вся в слезах села за руль мужниного «мерседеса». Нажала на педаль и помчалась по узкой дорожке до пересечения с главной дорогой. «Дворники» еле справлялись с потоками дождя, да плюс еще и слезы, заливающие лицо. И естественно, что она на полном ходу врезалась в бок «Жигулей» седьмой модели, принадлежащих... Особому отделу! Наш водитель ничего не нарушал, и, слава Богу, в сильно поврежденных автомобилях все остались целы. Так завершилась третья любовь Энере, но продолжалась четвертая. Он, как джентльмен, взял на себя все расходы по ремонту чекистского авто и долго убеждал всех, что ничего против КГБ СССР не имел.

История любви Жан-Пьера и Клоди имела продолжение. Оба уехали после полетов во Францию и стали первой «космической семьей» в своей стране. Он летал и занимал различные руководящие должности во Французской космической организации и Европейском космическом агентстве. Клоди достигла других высот — она стала министром экологии и природоохраны в правительстве Франции.

Жизнь, кажется, сложилась, и вдруг по международным каналам телевидения пронеслась весть, что Клоди, женщина-космонавт, доставлена в одну из парижских клиник после попытки покончить жизнь самоубийством. Затем прошла информация, что она случайно приняла слишком большую дозу снотворного, но осталась жива...

Что ж, надеемся, что ряды космонавтов ЕКА и участников российских международных программ долго еще не понесут потерь!

Рукопожатие на орбите

15 июля 2010 года центральные каналы ТВ и многие газеты напомнили нам о том, что тридцать пять лет тому назад была проведена такая совместная с американцами программа — «Союз — Аполлон» и на орбите Земли состыковались два совершенно разных космических корабля из двух стран, СССР и США, в ту пору все еще пребывавших в состоянии холодной войны. Это «рукопожатие в космосе» произошло ровно через тридцать лет после того, как на Эльбе, в центре поверженной Германии, обнимались и пожимали друг другу руки советские и американские солдаты.

Через 35 лет после того полета главными на ТВ стали кадры о том, как космонавт Леонов угощал американцев «водкой» в тюбиках. Это, естественно, был хорошо подготовленный сюрприз «от Леонова». Алексей Архипович заранее сменил наклейки на тубах с борщом и другими блюдами на водочные этикетки. Были там и «Столичная», и «Московская», и даже «Царская». Американцев это здорово удивило, и они начали было отказываться под тем предлогом, что в космосе не выпивают. Однако Леонов стал говорить об исконно русских традициях и о том, что русские космонавты всегда так поступают с той целью, чтобы сопутствовала удача. Командир американского корабля «Аполлон» Том Стаффорд недолго сопротивлялся и предложил поступить в соответствии с рекомендацией Леонова. Каково же было их удивление и разочарование, когда они обнаружили «подставу». Но шутка понравилась и пошла гулять по каналам ТВ и СМИ.

Вот и по случаю юбилея Алексею Архиповичу вновь задали вопросы о шутке с водкой, и он вынужден был повторяться, хотя явно заметно, что ему хочется рассказать и о многом другом, более важном, чем водка. Деликатный и терпеливый Архипыч вновь говорит о ней, родимой, — о водке. Он начинает с того, что это нечто большее, чем дурманящий спиртной напиток. Это и серьезное средство межнационального и международного общения, сближающее людей, даже совершенно не знающих язык друг друга. Приводит он и пример, когда в 1965 году впервые встретились советские и американские космонавты. Они некоторое время обходились без переводчика и, как это бывает у летчиков и специалистов других профессий, общались с помощью жестов. А уж когда «размялись» водочкой, да и неоднократно, то обнаружили, что прекрасно друга друг понимают.

Сближают и весьма неординарные поступки. Ну, например, по рассказу Леонова, в 1971 году, когда погиб экипаж Добровольский — Волков — Пацаев, на похороны, несмотря на все препоны и запреты, прибыл Стаффорд. Он просто купил билет и прилетел в Москву, чтобы почтить память «братьев по цеху». Это был поступок. Главком ВВС пригласил космонавта Леонова и поручил ему сопровождать Тома Стаффорда в его печальной миссии. Тогда-то два этих человека и стали понимать друг друга.

Генсеку Леониду Ильичу Брежневу крайне необходимо было искать какие-либо пути сближения с американцами, чтобы хотя бы немного снизить темпы разорительной для СССР гонки вооружений. Космонавтика была одним из тех направлений, где после громких побед с обеих сторон можно было найти взаимопонимание. У нас — первый спутник и первый человек в космосе, у американцев — посадка на Луну. Настала пора сближаться. Так возникла программа «Союз — Аполлон» или ЭПАС — экспериментальная программа «Аполлон — Союз». Алексей Архипович Леонов и Том Стаффорд стали командирами экипажей с обеих сторон и впоследствии так подружились, что Том называет Алексея братом. По их инициативе начался второй этап сближения между космонавтами и астронавтами, способствовавший большему пониманию и между двумя странами, и между их народами. В 1982 году Алексей и Том заложили основу создания АУКП — Ассоциации участников космических полетов. Идея понравилась и тогдашнему генсеку Андропову, и президентам Картеру и Рейгану. С тех пор астронавты и космонавты всех стран мира каждый год встречаются в разных странах и, решая задачи общепланетарного характера, помогают сближению позиций своих стран.

А вот Леонов и Стаффорд встречаются не менее двух раз в год. 15 июля — обязательно в гостях у Тома или Алексея, а далее — где придется, ведь их с радостью встречают в любом уголке нашей планеты. И не только потому, что люди они известные. Главное, что оба добрые, отзывчивые и порядочные.

Несколько лет назад Стаффорд, которому было уже 74 года, вместе с супругой решили принять в свою семью российских детей. При содействии Леонова они в 2004 году посетили детский дом в подмосковном Фрязино и усыновили двух парнишек. Оба не нарадуются ребятам. Младший из них еще учится в школе, а старший уже стал пилотом.

Вот такое воистину мужское братство и никакой политики. 19 июля 2010 года Стаффорд со своими ребятами прилетел в гости к Леонову, и их вместе принял Владимир Путин в знаменитом королевском КБ «Энергия», где обсуждались вопросы развития новой транспортной системы «Русь» и строительство нового космодрома «Восточный», для которого, кстати, уже выделено 24,7 миллиарда рублей...

«Но голову не теряй!»

Интересный и поучительный случай произошел с одним из иностранных дублеров, работавшим по программе «Интеркосмос». Полет основного экипажа завершился успешно, и через двое суток он должен был совершить посадку в районе города Джезказгана Казахской ССР. В те годы встречи экипажей часто проходили именно там. Партийное и советское руководство города всегда умело организовывало работу передовой группы, выезжающей для работы с экипажами, возвращающимися из космических полетов.

В этот раз прилетели в Джезказган заранее, проверили готовность поисково-спасательных служб, медицинских учреждений и авиаторов. После этого руководство города, как всегда, устроило прекрасную рыбалку и отдых. Но, как говорят, в компании не без изъянов, и один из иностранцев нарушил постулат «Водка и бабы — не для дураков!» Он очень крепко «загрузился», но, в принципе, ничего страшного не произошло. Просто поведение выходило за рамки, и бедолагу пришлось укрощать. Утром раненько он проснулся и, встретившись с товарищами из группы, опрометчиво заявил, что абсолютно ничего не помнит о произошедшем прошлым днем и вечером.

Но попал он с этим заявлением как раз на большого любителя приколов Евгения Дятлова. Тот, быстро сообразив, решил проучить «непомнящего». К розыгрышу подключились остальные участники группы и местные товарищи из казахского руководства. «Виновнику» стали напоминать один за другим эпизоды, якобы приключившиеся с ним. Делалось все на полном серьезе, и так случилось, что спектакль был разыгран, как в театре.

Для начала ему показали разбитую якобы им посуду, затем — «оскорбленных» казахов и самое страшное — это розыгрыш истории с приставанием к девушке, которая согласилась подыграть. Дело приобретало такой оборот, что бедолага уже не знал, что делать и каким образом, и главное с честью, выходить из данного положения. Но похмелившийся народ входил в раж и придумывал одну небылицу за другой. Когда стали понимать, что перегнули палку, заметили крайне удрученное состояние объекта розыгрыша. Он уже созрел ко всему!.. Но спасало то, что пистолета у него не было.

Остановил заигравшихся Алексей Архипович Леонов, который затем провел соответствующую профилактическую беседу с провинившимся. Вывод был ясен: выпивать-то выпивай, но голову не теряй...

Переговорщики в Звездном

Как-то в один из осенних дней 1989 года из Минобороны в ЦПК поступило указание встретить группу высокопоставленных переговорщиков о разоружении СССР и США. Было велено все показать, «обласкать» и накрыть столы для совместного ужина. Руководители и космонавты уже заждались и маялись в тренажерном комплексе. Гости прибыли только после 21-го часа. Все были усталыми и голодными, поэтому с качественным осмотром техники не получалось. Всё осматривали бегло, а советские военные подгоняли всех к столу.

В районе 23-х часов уселись за столы в кафе ДК и стали быстро «тостировать» и выпивать, буквально забрасывая пищу. Где-то после третьего — пятого тостов, когда народ немного согрелся и насытился, со стороны американских военных прозвучал вопрос. Они спрашивали советских военных о том, что представляет собой оружие «ассиметричного» ответа на СОИ США (стратегическая оборонная инициатива) — с лазерными установками, способными, как утверждалось, уничтожать советские военные ракеты и боеголовки. В то время эта американская задумка активно обсуждалась, но все трезвомыслящие понимали, что эта затея преследует цель втянуть нашу страну в очередной виток гонки вооружений и, естественно, добавить серьезных и разорительных для нас финансовых затрат. Горбачев, как всегда загадочно ухмыляясь, отвечал, что у нас есть нечто такое, «что мы не станем гнаться за американцами, а ответим ассиметрично». Эти слова Михаила Сергеевича американцам и хотелось прояснить.

В зале возникла пауза. Наши военные стали переглядываться и перешептываться, посмеиваясь и высказывая реплики в адрес нашего Генерального секретаря, заболтавшего и свою страну, и мир.

После паузы из-за стола вдруг поднялся пожилой и представительный вице-адмирал и начал речь издалека. Он сказал, что для него это «ассиметричное» оружие — тоже большой секрет, и он не знает, что имел в виду Горбачев. Но он попросил присутствующих обратиться к истории военных действий на всех театрах войн с участием русских солдат и офицеров. Такого массового героизма и самопожертвования нет в армиях никакой другой страны мира. Это и Матросов, закрывший грудью амбразуру дзота, и Гастелло, направивший свой горящий самолет на колонну гитлеровцев, и морская пехота, которую немцы называли «черная смерть»: когда моряки скрытно высаживались на крутой укрепленный берег, они штурмовали его без всяких страховок и, срываясь с обрыва, не издавали ни звука, чтобы не раскрыть товарищей, хотя каждый сорвавшийся обычно кричит перед смертью. Рассказывая об этом самопожертвовании, адмирал подчеркивал, что, как правило, ни в какой другой армии мира такого нет. Исключение составляют японцы со своими камикадзе. Но у них иное — там традиции и другой менталитет. Наш же солдат страшен, когда защищает свою Родину, которой угрожает враг. А если враг еще и ненавистен да изгаляется над тобой, твоими друзьями, страной...

Тут адмирал остановился в своем монологе, выпил залпом фужер вина и продолжил:

— Так вот, представьте себе нынешнее состояние моей страны, со всех сторон ругаемой и обиженной. Нас уже эти придирки достали! Вы знаете, что наши подводные лодки иногда ломаются? И плавают они тоже знаете где? У берегов Америки, в Атлантике и Тихом океане. И вот представьте, что наши моряки узнают: их стране что-то угрожает, а помочь нельзя. Вот тогда возможен такой вариант, когда два командира подлодок договорятся друг с другом, наденут чистое белье, выпьют с экипажем по кружке «шила» и поставят лодки на самоликвидацию, то есть на взрыв. А на подлодках ведь ракеты, да с ядерным зарядом, да и «много их там». Представьте себе, какая поднимется волна и в одном, и в другом океанах. Эти волны по три раза перехлестнут США так, что любой Армагеддон покажется голливудской сказкой. Вот такой, господа, может быть ассиметричный ответ с нашей стороны. Так что, пожалуйста, не доставайте нас и давайте жить дружно!

Кто-то смеялся, кто-то всерьез задумался, кто-то оживленно обсуждал российскую душу и наш менталитет. Но находящиеся при американской делегации помощники-штабисты, церэушники и иная братия многое записывали.

Ужин закончился за полночь, и переговорщики уехали пьяные и довольные. Но уже на следующее утро, когда по нашим новостям давали краткий обзор американской и западной прессы, то главной там звучала мысль, высказанная адмиралом. Правда, в разной обработке, но смысл от этого не терялся. Все «голоса» также кричали, что надо Союзу помогать, а то если они, советские, станут голодными, то буквально «съедят» Запад. И процесс «сближения» двух систем пошел активнее, а из США стала поступать гуманитарная помощь и всякий секонд-хенд. Дескать, кушайте, прибарахляйтесь и не серчайте!

С «Мира» — на МКС

Уникальность орбитального комплекса «Мир» в том, что до настоящего времени он остается единственным рекордсменом и космическим долгожителем, который умер не своей смертью, а в результате «эвтаназии». К основному блоку «Мира» было пристыковано пять орбитальных блоков с различной научной аппаратурой, выполнившей множество экспериментов, многим из них еще до сих пор не дана достаточно объективная оценка и не определена их научная и практическая ценность. На станции, конечно же, случались различные нештатные ситуации, связанные с выходом из строя тех или иных блоков, но она показала свою высокую «ремонтабельность». И она наверняка еще послужила бы, если бы к тому времени у России не было стольких финансовых и экономических проблем и если бы США не так настойчиво использовали наши трудности в своих целях.

Американцы умело использовали складывавшуюся в то время ситуацию и в рамках комиссии Гор — Черномырдин дерзко гнули нас только в свою пользу. Эта больная для « космического народа» тема может быть и наверняка когда-либо станет предметом отдельного исследования, которое объективно оценит всем известные факты, события и действия конкретных лиц, принимавших промежуточное и окончательное решения по затоплению станции «Мир». Скажу честно: задуматься есть над чем! И проблематично тут утверждать, что победил здравый смысл, ибо этот «здравый смысл» умело готовили и формировали.

Факт в том, что победила концепция, предложенная американской стороной, а наши сторонники затопления только подгоняли свои выводы и взгляды под заокеанские мысли, поскольку и деньги, и указания шли в основном с «той стороны». Все наше околокосмическое ведомственное сопротивление выглядело как неуклюжие действия блудницы, которая твердо знает, что ей придется уступить — но за хорошее вознаграждение. Я далек от огульного охаивания американской линии поведения, хотя она и была не безукоризненной. Но им выделили деньги, и они горели желанием их тратить. Хотя, чисто гипотетически, можно было предложить вариант продолжения работ на «Мире» с постепенной заменой старых орбитальных блоков на новые, но поэтапно. Я не крупный специалист в этом деле, но знаю, что многие люди, работающие в этой отрасли, не отвергают такой вариант.

Однако американцы, как всегда, желали доминировать во всем. Как и сколько не называй новую станцию «международной», она по сути — американская. Ведь и деньги их, и преобладание членов экипажей и много другого, невидимого с первого взгляда. Слава богу, что и специалисты Центра подготовки, и специалисты нашей «конторы» поддержали документы для доклада правительству. Нам удалось частично убедить В. С. Черномырдина и получить окончательную поддержку у Е. М. Примакова, чтобы доработать все документы о сотрудничестве по международной программе НАСА—Роскосмос. Ведь с самого начала работы комиссии Гор—Черномырдин американцы со свойственным им напором и осознанием того, что орбитальный комплекс будет создан на российских заводах, но на американские деньги, взяли слишком круто. Они прописали в договоре такие вещи, как непременное лидерство на МКС, то есть командирами экспедиций должны быть только американские астронавты. Еще более уничижительным был пункт, в котором другие члены экипажа, для того чтобы разговаривать между собой на своем родном языке, должны были спрашивать разрешения у американского командира экипажа.

Было много и других закавык, но благодаря решительности Е. М. Примакова такие пунктики и подпунктики удалось подправить и принять документ, более-менее уважительный к России. Работа и взаимодействие с американцами пошли спокойнее и размереннее, без взаимных претензий. Притирка шла долго, да она, собственно, продолжается и сейчас. Важнее всего для нас, чтобы взаимодействие строилось на паритетных началах.

В процессе работы мы в Центре подготовки сразу заметили, как ревностно относятся американцы к своей технике и вообще ко всему своему. Срабатывает воспитание, привычка, привитая им с младых ногтей, что все американское — лучшее в мире, что они хозяева земли, что они всех сильнее и мудрее. И вдруг они приезжают в другую страну, не совсем, мягко говоря, устроенную в бытовом плане, в Звездный городок, едва сохраняющий признаки былой красоты, и Центр подготовки, где их начинают учить на технике, которой уже много-много лет. Но она, как ни странно, летает, потому что чрезвычайно надежна, хотя проста и дешева. И стартуют они вместе с нашими командирами на ракете Р-7, которой уже за 50 лет, но опять же она и проста, и надежна, и в сотни раз дешевле, чем «Шаттлы», которые уже исчерпывают свой ресурс. Они прилетают на станцию и вдруг обнаруживают, что русские выходят на работу в открытый космос в скафандре с птичьим названием «Орлан», который опять же проще, надежнее и дешевле американского. Но вся изюминка в том, что космонавт может одеть его один, без посторонней помощи. Американский же нужно одевать только вдвоем. Заметьте разницу, если учесть, что возникнет нештатная ситуация. И американские астронавты, опробовав и наш, и свой, прилетают домой и заявляют в НАСА, что русский скафандр лучше! И что бы вы думали? Таких непатриотичных астронавтов НАСА (американский Главкосмос) настоятельно просит покинуть отряд астронавтов, да с формулировкой, которая была в ходу в старые советские времена « за преклонение перед иностранной техникой». Во дают! А ведь было и такое. Да что говорить. С обеих сторон было немало ляпов, которые лучше не вспоминать, но знать надо, чтобы на таких отрицательных, иногда смешных, а порой грустных примерах учить молодое поколение, выстраивающее новые взаимоотношения в области международного сотрудничества в космосе.

Их нравы. Голландия

Тихим летним вечером 1990 года группа космонавтов с женами отправилась с Белорусского вокзала в Голландию. Конечной точкой был город Утрехт. Там в рамках Ассоциации участников космических полетов начинался очередной конгресс. Гостей должен были принять первый голландский космонавт Убо Оккелс, летавший на «Шаттле» с американцами.

Заняв свои места, с шутками и прибаутками начали, как и водится на Руси, с позиции «на дорожку». Поезд дернулся и, набирая скорость, помчал нас через Белоруссию в Европу. Интересное наблюдение пришлось сделать в процессе железнодорожного путешествия. Пока ехали по территории родной страны, поезд привычно трясло и покачивало на стыках, стрелках и поворотах. В Бресте вагоны переставили на другие колесные пары, поскольку, начиная с Польши, стандарты путей другие. Колея стала уже, и поезд пошел как-то мягче. Еще мягче стало, когда миновали границу ГДР. В тот период единая Германия переходила на единые дойч-марки — деньги ФРГ. Мы были очевидцами торжеств, которые проводились в Берлине по этому поводу. Правда, наблюдать все пришлось из окон движущегося поезда. Ночью мы въехали на территорию бывшей ФРГ, и сразу все заметили, что появился какой-то шелест, напоминающий шум дождя. Хотели было порадоваться и открыли окна, однако обнаружили, что дождя нет, а шум исходит от «шуршащих» по рельсам колес. Даже здесь была заметна разница в укладке и качестве железнодорожного полотна. Да, между двумя такими внешне похожими Германиями, ставшими наконец-то одной страной.

Утром следующего дня мы уже катились по Голландии и обнаружили, что здесь движемся с еще меньшим шумом. Вот так, даже по рельсам, можно было заметить и уровень технологий, и уровень жизни. За окнами мелькали красивые пейзажи, и все выглядело так, как будто мы смотрим какой-то красивый мультик, где все четко прорисовано и нет никаких лишних деталей. Поля красивы и ухожены, леса стройны и без буреломов, дома сверкают красками и чрезвычайно чистыми стеклами окон. Оказалось, что это особая гордость голландских хозяек, надраивающих их. Глазам нашим не хватало каких-то привычных деталей. И тут вдруг все разом отметили: «Ведь нет же мусора, поваленных деревьев, нескошенной сухой травы и никаких тебе летающих бумажек и пакетов». Все чисто и «причесано» — «ну просто до безобразия», как заметил один из космонавтов. Мы любовались тюльпанами, сочной травой и каналами, по которым тихо двигались кораблики и баржи. Все с удивлением отмечали, что не зря Петр I приезжал именно в Голландию учиться мастерству строить корабли, да и вообще грамотно хозяйствовать.

Еще один урок прилежности в работе нам продемонстрировали два тамошних электрика. Каждое утро все выходили на уютное крылечко гостиницы и в ожидании автобуса курили или просто общались. Однажды напротив гостиницы, метрах в 30 от нас, остановилась машина аварийной службы, и двое мужчин в униформе приступили к работе. Они выложили на газон холщевую ткань и уже на нее — свои инструменты. Рядом расстелили целлофан и стали выкладывать туда предварительно разрезанный дерн.

Из образовавшейся ямки вынули еще несколько лопат земли, аккуратно сложив все в одно место. Все это время многочисленная группа внимательно наблюдала за происходящим, вслух комментируя действия рабочих и сравнивая с тем, как обычно поступали в этой ситуации наши электрики или любые другие спецы. Смачные, с «материнкой» сравнения были явно не в пользу последних.

А голландцы продолжали работать без суеты, они вставили муфту, проверили приборами и закапали все так же аккуратно в обратном порядке. Неожиданно с лопаты одного из них сорвался комочек земли и упал на асфальт. Оба рабочих соскребали его с асфальтового покрытия, подметали, мыли водой с шампунью, то и дело сокрушаясь по поводу непредвиденной ситуации. Но опять-таки спокойно доделали свое дело и уехали. По нам буквально «нанесли удар». Мы и представить себе не могли, чтобы наши слесаря-электрики поступили таким образом, и от этого эмоции лились через край.

«Да они же просто издевались над нами», — подытожил один из наших героев. Он подошел к тому месту, где работали голландцы, и не мог найти никакого изъяна. Да, мы долго сокрушались по поводу увиденного и в который раз вспоминали Петра I. Уж он точно знал, где и у кого нужно начинать учиться!

Голландцы — трудяги и часть своей территории буквально отвоевали у моря. Они научились лучше других строить дамбы, осушать, мелиорировать и выращивать на этой земле не только тюльпаны. Мы любовались этими цветами, посетили биржу, аукционы и выставки. Удивлялись соседству старинных мельниц и современных «ветряков», дающих электричество.

Нам подарили знаменитые деревянные башмаки. В старину это была не мода, а необходимость. Они выбирались на пару размеров больше, для того чтобы можно было надеть толстые и длинные теплые носки. Башмаки спасали от излишней влаги на земле, носки же хорошо грели ноги.

Убо Оккелсу удалось удивить королеву Голландии, пригласившую астронавтов и космонавтов на праздник, посвященный Дню селедки. Вся наша огромная, около 200 человек, группа известных и почтенных людей в башмаках, с характерным стуком, прошествовала в королевский дворец. Долго хохотали королевская чета и другие гости над «выходкой» космонавтов, пришедших отведать селедочки. А уж рыбка-то была особенно хороша и вкусна. Да с хрустящей булочкой, да под разливное свежее пивко. Ух!

Каждый год на этом празднике королева должна произносить здравицу в честь Сельди и при этом не повторяться, потому как уже на протяжении долгого времени все слова записываются в отдельную книгу. В общем, интересный праздник показал, что и веселиться люди умеют грамотно.

Много разных деталей замечали мы. Взять хотя бы дороги. Ведь в Голландии часты дожди, но на автотрассах никто не боится мокрых «водяных пленок», вызывающих скольжение и заносы. Опять же все просто. Их там нет, потому как асфальт укладывать умеют, да и многое другое. Не зря же нашу сборную по футболу тренирует уже второй голландец. Ой, не зря!

«Земляк» из Пуэрто-Леоне

В 1997 году один из конгрессов АУКП организовал астронавт из Коста-Рики, также летавший с американцами на их челноке. Весь официоз проходил в столице и был посвящен защите природы. А там есть что защищать! Благодатный край, где после Колумба свои порядки устанавливали конкистадоры, которые сильно потеснили индейские племена. Теперь же испанское население испытывает вину за действия своих предков...

Последние годы Коста-Рика стала местом повышенного внимания пенсионеров из США, Канады и европейских стран. Еще бы, хороший климат, урожай собирают три раза в год, неплохая и дешевая медицина, в общем-то райское место, в котором можно достойно провести старость.

Сразу по прибытии у нас возникло желание искупаться в течение одного дня сразу в двух океанах. Взяв на прокат авто, мы приступили к реализации задуманного.

В «экипаж» вошли Сергей Крикалев, Геннадий Манаков, я и двое переводчиков. За два с половиной часа преодолели горный перевал и оказались у Тихого океана. Вдоволь поплескавшись в его водах, двинулись к Атлантическому океану, но уже другим маршрутом. У одного из рыбацких ресторанчиков искупались и досыта отведали паэльи с морепродуктами. Это было нечто! Действительно, нигде так не готовят национальные блюда, как на их родине. Поездка удалась, и мы были довольны свершенным...

В этой маленькой стране многие из нас впервые побывали на кофейных плантациях и узнали, что различные сорта кофе могут быть с одного и того же куста, но из ягод разной зрелости и способа прожарки. Испить же «правильного» и настоящего кофейку нам удалось в полной мере и не без последствий. Несмотря на то что нас предупреждали об эффектах натурального кофе и норме его употребления, сказалась русская натура. Ну кто же из нас всегда знает меру. Вот и попались, да еще с учетом разницы во времени в 8 часов между Москвой и Коста-Рикой. «Проколы» и неумение пить натуральный кофе вскрылись на вторую ночь. С вечера курящий народ долго пытался «накуриться » перед сном, а те, кто не выходил на балкон, щелкали пультом ТВ в поисках хороших ночных передач.

Саша Александров стал плескаться в бассейне во внутреннем дворе отеля. За ним потянулись другие, и вот уже почти все космическое братство плескалось в прохладной чистой водичке. Приколист Володя Ляхов вдруг предложил: «А не испить ли нам водочки родной, российской, которая ну очень хорошо успокаивает и способствует крепкому сну ?» Идею поддержали, и через некоторое время на столиках у бассейна уже плескалась и водочка. В качестве «закуси» появились фрукты, но это было не то. И тогда вдруг нарисовался Геннадий Стрекалов со свертком в руках. Народ вскрикнул от радости. Все вспомнили, что этот весельчак во все командировки непременно берет русскую национальную еду — сало, селедку и черный хлеб, в надежде, что уж лук с чесноком в любой стране найдутся.

Вот тогда и начался настоящий «ностальгический» пир. Благо мы никому не мешали, так как гостиница была отдана в распоряжение только гостям из бывших социалистических стран, которые друг друга понимали и поддерживали. Костариканцы из обслуги отеля так и не поняли, какой национальный праздник отмечали эти «русские». А мы просто «обпились» кофе и пытались усыпить друг дружку. Угомонились к пяти утра, а в восемь — все как штык были на завтраке. Досыпали во время переездов из одного пункта в другой и в общем-то были бодры. Вот такой эффект получился от смешения двух национальных напитков.

После завершения всех официальных церемоний, которые имели колоссальный успех у костариканцев, российскую группу принял бывший подданный Российской империи. Конечно, последние слова звучат излишне громко и пафосно — когда родители вывезли его из России ему был всего год. Он родился в семье начальника штаба врангелевской армии.

Долгие скитания по Европе, учеба во Франции и Германии и, наконец, последний причал в Коста-Рике. В 1997 году ему было 78 лет. Он вырастил двоих детей, подаривших ему внуков, но частенько скучал в своем Пуэрто-Леоне — заливе Львов. Внуки и дети приезжали редко, и он с удовольствием принимал российские делегации, которые отправляли к нему наши «посольские». Принимал, как правило, бесплатно либо за чисто символическую плату.

Архитектор по образованию, он в 1960-х купил землю в заброшенном заливе и превратил его в райский уголок с бунгало, отелем и всем спортивно-развлекательным комплексом. Свой же хозяйский дом он сделал наподобие "ласточкиного гнезда", вырубив основные помещения в скале, и лишь фасад нависал над океаном. Бассейн рядом со входом в дом визуально как бы соединялся с океаном, создавая иллюзию близости шумных волн к тихой заводи. По его замыслу, все было устроено так, чтобы, сидя в кресле, можно было часами смотреть в даль, где за крутыми волнами и просторами великого Тихого, была его великая Родина.

«Земляк» не стал водить нас по комнатам большого дома, а пригласил в зал, где в глаза сразу бросился российский триколор и знамена, когда-то звавшие на подвиги российские полки. Там были и знамена армии барона Врангеля, и форменная одежда русских офицеров и солдат, а также знаки, ордена, медали, фотографии и письма. Все, что ему удалось собрать об истории тех времен, хранилось в этом домашнем музее, которым он явно гордился. Показывая экспонаты, он вполглаза наблюдал за нами и нашей реакцией. Для него мы были еще советскими людьми, «зашоренными» пропагандой и порой видящими во всем том, что он нам демонстрировал, «вражескую» руку. Тогда мы все имели весьма смутное представление об этом периоде истории и четко называли врагами одних и борцами — других. Теперь оказывалось, что все мы одинаково любили свою Родину, а так называемые «враги» нередко и любили ее, и порой сделали для нее гораздо больше, чем иные «пламенные борцы».

Заметив некое смятение на некоторых лицах, он продолжал свой рассказ. Правда, больше говорил о доблести русских офицеров и солдат не на полях Гражданской войны, а в Первую мировую. И это воспринималось нормально. «Земляк» успел рассказать о том, что он давно дружит с российским посольством, добавляя, правда, что если раньше, до перестройки, за связь с ним и посещение музея можно было поиметь неприятности, то теперь к нему наперебой рвутся и чиновники, и мидовцы, и спецслужбы. Он смеется: «А ведь я каким был россиянином, таким и остался. В России же люди здорово меняются».

За разговорами и легким ужином, перешедшим в нормальное застолье с водочкой, хлебом и селедочкой, время пролетело быстро. Уезжая, мы вместе с хозяином долго смотрели в океанскую даль, пытаясь через тысячи километров представить Дальний Восток нашей Родины.

Визит завершился ночным купанием в заливе Львов. Не обошлось и без приключений: один из наших героев, несмотря на предупреждения, оставил свои вещи без присмотра и поплатился за беспечность. Шумная ватага обезьян быстро «примеряла» его одежду и потрошила барсетку. Оно им вроде и не надо, но ни денег, ни документов, ни билетов на самолет так и не нашли! И сколько он, бедолага, ни бродил все оставшиеся до отъезда дни по «обезьяним местам», документы «макаки» ему так и не отдали.

Алексей Архипович Леонов шутил по этому поводу: «Вот ты теперь объяснишь своему руководству, что украли обезьяны, а оно тебе и поверит!» И смех, и грех. Но выручил тот же «земляк». Он и в консульство позвонил, и временные документы сделал...

Эпоха челноков

Сейчас уже ни для кого не секрет, что за первенство в освоении космоса мы и Соединенные Штаты Америки вели яростное соревнование. И первый полет, и первая женщина, и первый выход в открытый космос, и первая стыковка, и длительность полетов, и космические станции — все это было наше. Мы рвались вперед во всем, но опоздали с выходом на Луну и не полетали на «Буране».

Можно много спорить, вооружившись цифрами, но нужно смело сказать, что мы точно пока нигде особенно и не проиграли. Главный результат в том, что мы сейчас работаем вместе с американцами, европейцами и китайцами. Последние, правда, не очень открыты в своих планах, но, вкладывая огромные средства в развитие пилотируемой космонавтики, идут по пути модернизации. Их ракеты, корабли и скафандры очень, ну очень похожи на наши. Да и китайский космический центр подготовки во многом повторяет наш, однако сделан с учетом той же модернизации. Они особенно не распространяются о своих планах, но вполне смогут чем-либо удивить в ближайшее время.

Тогда как американская эпоха челночных полетов в космос завершится в конце этого 2011 года.

Мы порой удивляемся тому, как «изящно» умеют американцы преподнести любое событие, чтобы поиграть на нашем российском самолюбии и иных национальных особенностях. Ну, взять хотя бы процесс «перезагрузки» наших отношений. Только начали налаживать контакты по ВТО, проявили интерес к Кремниевой долине, заговорили о взаимодействии по строительству Сколково, перспективного инновационного центра, — как бац, тут же ситуация с «русскими шпионами», да еще и в количестве десяти человек! Ну что это?! То ли нам не везет, то ли мы делаем что-то не так, то ли нас просто хотят «поставить на место» и «добавить» дегтю в наш мед?

Вот и в 1981 году, начиная свою программу «Шаттл», американцы не придумали ничего лучшего, как сделать «подарок» и мировой общественности, и нам, отправив в космос первый космический челнок «Колумбия», именно 12 апреля, и именно в 20-ю годовщину полета Ю. А. Гагарина. Совпадение? Случайность? Не думаю. Вернее, думаю, но совсем не так.

«Колумбия» летала в космос 27 раз. Однако в 2003 году этот корабль взорвался в атмосфере из-за проникновения горячих газов внутрь левого крыла, от которого отвалилась теплозащитная плитка, поврежденная еще при старте. Погибли все семь членов экипажа, среди которых были и первый израильский астронавт, и индианка Калпана Чавла, до этого уже побывавшая в космосе.

Второй «Шаттл» — «Челленджер» также погиб. Свой первый полет он совершил в 1983 году, а через три года взорвался во время десятого старта из-за отрыва твердотопливного ускорителя и пробоин в основном топливном баке. Все семь астронавтов, включая непрофессионалку, учительницу Кристу Мак-Олифер, погибли. Однако программа по запуску пилотируемых «Шаттлов» продолжалась. В 1984 году отправился в свой первый полет «Дискавери». Этот «Шаттл»-ветеран, старейший из действующих до сих пор челноков. Он уже 38 раз побывал в космосе. Именно на нем впервые летал российский космонавт Сергей Крикалев и, в возрасте 77 лет, второй американский астронавт Джон Гленн.

«Дискавери» досталась также честь доставить на орбиту знаменитый космический телескоп «Хаббл», с помощью которого уже сделано вдесятеро больше астрономических открытий, чем за всю предыдущую историю изучения космоса. В сентябре 2010 года «Дискавери» прибыл на МКС, а по возвращении был списан и, скорее всего, будет превращен в музей. Это — предпоследний полет космических челноков. Четвертый «Шаттл» «Атлантис» начал летать в космос у 1985 году и, в частности, семь раз к нашей космической станции «Мир». Всего «Атлантис» совершил 31 полет, и на его борту были доставлены в космос 185 человек. Он отлетал свое еще в мае 2010 году, доставив на МКС российский исследовательский модуль «Рассвет». Вернувшись на Землю и завершив свой последний полет, он подлежит списанию.

Пятый и последний «Шаттл» — «Индевор» был построен позже всех остальных взамен «Челленджера» и первый раз оказался в космосе в 1992 году. Именно на этом челноке был привезен на орбиту первый американский модуль для МКС. «Индевор» такого постигнет судьба музейного экспоната.

Следует добавить, что был и «нулевой» «Шаттл» — «Интерпрайз», который в космос не летал, а был лишь тренировочным кораблем.

Блистательная и трагическая история «Шаттлов» подходит к концу. Итоги будут подведены, и станет ясен коэффициент полезного действия — КПД. Однако понятно одно — эти корабли были одним из великих шагов в космос. В остальном пусть разбираются специалисты.

Хороша страна Болгария!

Единственной страной из бывшего соцлагеря, космонавты которой дважды побывали в космосе, была Болгария. И не только потому, что первый болгарский полет стал не совсем удачным. Корабль по техническим причинам не смог состыковаться в автоматическом режиме, а в ручном режиме у гражданского инженера Николая Рукавишникова это не получилось. В общем, болгарин Георгий Иванов космонавтом стал, но до станции «Салют» так и не долетел. Это делало полет незавершенным, программу — невыполненной. И поскольку «удовольствие» было прерванным и полного удовлетворения не доставляло, советское руководство испытывало чувство вины перед братской Болгарией. По этой причине болгарам было дано обещание повторить полет в благоприятное время. Оно пришло ровно через 10 лет. Так что Георгий Иванов в 2008 году праздновал 30-летний юбилей, а слетавший через годы его дублер Александр Александров — всего лишь 20-летний.

По-разному сложились их судьбы, так как и принадлежат они к разным поколениям. Вся слава и почести достались Георгию Иванову — когда руководство Болгарии и компартии еще было в силе. Он и звезды генеральские быстро «поймал» и на должностях высоких побывал.

Александров слетал в июне 1988 года, когда в СССР, во всем соцлагере и, естественно, в Болгарии шли бурные перестроечные процессы. Тогда везде начали «бороться с привилегиями», так что его чествовали скромнее. Да и то, как трудно жить во время перемен, ему удалось познать сполна. Военные должности сокращали. И хотя он все-таки стал генералом, но покрасоваться долго не пришлось. Тернистый путь на гражданке вывел его на правительственный уровень, однако недолго он был и там, в должности заместителя министра транспорта. Правительство уходило в отставку, и Александрову не оставалось другого пути, как осваивать малый бизнес. Он занимался и туризмом, и авиацией, строил взаимоотношения с российскими авиапредприятиями. Его активным помощником стала красавица жена Благовеста, растившая еще и двух сыновей. Конечно, руководящая роль в воспитании парней принадлежала Саше, а в его отсутствие, которое было частым, все делала супруга.

Мы крепко подружились с этой семьей и встречались то в России, то в Болгарии, которую изъездили вдоль и поперек. Нам нравится бывать там, особенно из-за того, что везде и постоянно ощущаешь приветливость и радушие народа, вне зависимости от политических событий. Не зря же в советские времена Болгарию называли нашей «16-й республикой». И люди, и море были приветливы — а что еще нужно для хорошего отдыха?

Однажды семейство Александровых увезло нас ближе к границе Болгарии в район города Бургас и решило показать свой только что выделенный участок под строительство дачи. Место чудное! Рядом с высоким холмом — скалы, а внизу река, впадающая в море. В месте смешения пресной и соленой вод образовалась песчаная коса. Там можно поочередно искупаться и в соленой, и в пресной водице. Поплескавшись, мы решили устроить пикник у скал. Пока располагались, солнышко пригрело сильнее, и нам вновь захотелось окунуться, что мы и сделали, пренебрегая правилами безопасности. Все поплескались у берега, а меня понесло в заливчик. Понесло — не то слово! Там было такое сильное течение, что мне долгое время не удавалось достичь берега. И, как водится в таких случаях, рядом ни лодок, ни спасательных кругов. Плюс к тому был еще и ветер сильный с берега. Я долго-долго боролся с течением, пока не стал нырять и, цепляясь за дно, пробираться к берегу. Оказалось, что и вода в нижних, придонных слоях тоже быстро смещалась к берегу. То есть своеобразное донное течение. Верхние же, более теплые слои течение несло от берега. Это я понял значительно позже, когда уже отдышался и заметил надпись на скале. Там большими красными буквами было написано «Водовертеж», что почти также переводилось на русский — «Водоворот».

Саша тихо констатировал: «Да, внимательнее нужно быть». «Эт-то точно!», — ответил я словами Сухова.

Но все равно в Болгарии мне нравилось все.

На юбилейные мероприятия к Иванову я не попал, но тем не менее от Виктора Савиных и Анатолия Соловьева знал, что прошли они достойно.

С развалом компартии Георгий прошел все «тернии» за близость к партийной верхушке. «Желтая пресса» смаковала детали его дружбы с руководством Минбезопасности и т. д. Но, несмотря ни на что, именно близость к влиятельным людям позволила Георгию создать свою авиакомпанию и нормально вести бизнес. Он с удовольствием этим занимался, и, хотя не входил в число болгарских олигархов, его рейтинг был высок. Болгария готовилась войти в Евросоюз, и ему приходилось лавировать в поисках своего места в бизнес-элите страны.

Как и у всех знаменитых или известных людей, у космонавтов есть свои поклонники и, мягко сказать, критики. Это прежде всего земляки, создающие мини-музеи в честь своего космонавта, и чиновники из правящей элиты, использующие героев космоса в своих политических или иных, в том числе имиджевых целях. Такие дела, в общем-то, и полезны, и приятны. Но вот когда «великие» ссорятся и вовлекают в эти «игры» космонавтов, тут уж жди неприятностей! И таких моментов на жизненном, карьерном и бизнес-пути обоих парней оказалось много. Георгия пытались поссорить с Александром, столкнуть лбами и скомпрометировать друг перед другом. И хотя оба бурно реагировали на происходящее, однако не опустились до ссор и скандалов. Они не были друзьями, но и противниками их назвать нельзя, и даже «худой мир» оба они предпочитают победоносной «войнушке». Живут по принципу невмешательства в дела друг друга. На официальных мероприятиях не дают повода для лишних рассуждений, но и, как говорится, не отягощают. Я многократно наблюдал их взаимоотношения и считаю, что это лучше, нежели демонстрировать «дружбу», исподтишка ставя подножки при любом удобном случае.

Саша Александров пригласил на свой юбилей всех, с кем летал на корабле и станции — Соловьева, Савиных, Манарова, а также Шаталова и меня, как лиц, сыгравших важную «политическую» роль в его удачном полете. Всех — с женами.

Президент и Правительство Болгарии одарили членов нашей делегации орденами, медалями и подарками. Было много приемов и встреч в разных городах, поселках и курортах Черноморского побережья. И мы опять убедились, что Болгария действительно любит обоих своих космонавтов.

К чему вело «соревнование»

В период тотальных занятий по марксистско-ленинской подготовке и обязательных политзанятий пришло понимание того, в чем же существенное отличие капиталистической и социалистической систем. Особенно, если рассматривать это с точки зрения интересов государственной безопасности и военной доктрины. Так вот США — лидер капиталистического мира — во главу угла всегда ставят защиту своих экономических интересов. И уж потом геополитические и иные.

У нас же наоборот. Нам важно, по крайней мере в недалеком прошлом, чтобы верховенствовали наши политические интересы и коммунизм «шагал» по планете. Но это высшая сфера. Мы же опустимся на космические, но все-таки более узкие интересы. Признаемся, что американцам удалось втянуть нас не только в гонку вооружений, но и в последующую космическую. Здесь и «Шаттлы», и СОИ — стратегическая оборонная инициатива. Мы гнались изо всех сил, обрекая экономику страны и родной народ на режим чрезвычайных трат в военно-космической сфере и на полунищенское существование, если считать по «продуктовым корзинам».

Богатые американцы, хорошо освоив «Шаттлы», убедились, что они высокозатратны и малоэффективны, а русские «Салюты», «Союзы» и «Мир» практически неограниченное время могут работать в космосе и сравнительно дешевле. Тем не менее мы из национальной гордости стали строить «Буран», вместо того чтобы развивать авиационно-космические системы (АКС) «Спираль» и «Бор». Да, мы доказали. Сделали «Буран» и мощнейшую ракету «Энергия». И где они? «Буран» слетал один раз в беспилотном режиме, после чего занял место в парке Горького и в музее Байконура. Не дороговато ли для экспонатов? Модули «Энергий» так и остались на стапелях Байконура и заводов изготовителей. Да, политические и имиджевые задачи мы решили. Мы доказали, что можем, но опять-таки какой ценой?! Кто тогда считал деньги и что на тот момент было важнее, уже не имеет значения...

В конце 1980-х мы как всегда рьяно защищали наши секреты. Старались сберечь в тайне то, что делаем, как делаем и насколько по времени и по качеству отстаем.

Американцы же считали и деньги, и выгоду, и интересы. Они быстро сообразили, что советский космический опыт богат и неоспорим, а техника надежна, проста и, главное, дешевле любой иной. Вот и стали «заигрывать» с Горбачевым и чиновниками из правительства. В результате мы распинались во всех СМИ, что одерживаем политические победы, а американцы решали меркантильные экономические вопросы. Предложив совместную программу на «Мире», они понимали, что быстро перехватят наш опыт и уже на свои деньги сделают на наших заводах международную станцию (считай американскую), на которой будут работать на свою перспективу, крепко привязав нас к этой программе. Да, это сотрудничество. И оно как бы международное и как бы взаимовыгодное, однако вряд ли кто считал нашу выгоду в процентном отношении... Не находит пока ответа и вопрос о серьезных перспективах российской космической программы, технических заделах, разработках, новинках техники. Если все это есть и является серьезной тайной — пускай, мы привыкли к тайнам и повышенным степеням секретности. Гораздо хуже, если секрет в том, что ничего нового и особо перспективного нет, кроме многозначительного загадочного вида чиновников, «бронзовеющих» от сознания своей собственной значимости.

Love story

Пока политики решали глобальные вопросы, наши герои-космонавты покоряли Хьюстон — американский космический центр. Они осваивали челноки, сравнивали методику подготовки экипажей, систему медико-биологического обеспечения. Естественно, что в финансовом отношении наши парни были ограничены, да и на многие вещи, детали американского быта, взаимоотношений и поведения смотрели с широко открытыми глазами. Они изучали американский мир, а он изучал их. Американцы замечали, что своей открытостью и простотой русские удивляют их. И не только коллег по работе мужского пола, но и женщин. Причем эмансипированные американки, капризничающие со своими соотечественниками при неожиданно открытых взглядах на них, вдруг обнаруживают повышенное внимание к симпатичным и достаточно прямолинейным русским парням.

В начале 1990-х одна экзальтированная замужняя особа, уставшая от однообразной супружеской жизни, начала осаду не особо сопротивляющегося русского посланца. Понимая, что ждать от него широких финансовых жестов не приходится, она самостоятельно снимала номера в хороших отелях для приватных встреч. Ее цель была ясна и проста, а наш герой не давал повода усомниться в стойкости и твердости мужской линии поведения. Барышня буквально летала от счастья новых любовных приключений и вновь открывшихся безграничных сексуальных возможностей русского героя. Она открыто утверждала, что наконец-то познала женское счастье и реализовала все самые буйные секс-фантазии.

Но, как это часто бывает, пошел перебор. Муж забыт и начал слежку за женой, у которой уже «снесло» крышу, да так, что, как говорится, даже съеденные лимоны не помогали убрать следы удовольствия с лица. В результате в распоряжение мужа появились данные о встречах любовников и в общем-то полный компромат. Ну, а далее он поступил совсем так, как у

нас в советские времена поступали обманутые жены: то есть написал во все инстанции. Но самое интересное и главное, что в инстанции не американские, а советские! Да так жалостливо и обиженно, с акцентом, что в точности повторил стилистику писем в парторганизацию «о недостойном поведении коммуниста», «порочащего честь и высокое звание строителя светлого будущего».

Следует отметить, что писал он честно, подчеркивая, что инициатива исходит от его жены, а русский просто оказался неустойчив в моральном отношении. Но вывод — вывод совершенно в духе советско-партийных времен. Американец подчеркнул: «Этот морально неустойчивый человек не может и не должен представлять СССР в космосе». То есть четко пытался через чиновников подрезать крылья кандидату на полет.

Письма пришли в ЦК КПСС, Министерство общего машиностроения, курировавшего в то время все космические организации, Центр управления полетами и Центр подготовки космонавтов. Естественно, поскольку касалось все представителя ЦПК им. Ю. А. Гагарина, то отовсюду их и направили на исполнение в Звездный. Реакцию руководства — представляли его В. А. Шаталов и П. И. Климук — спрогнозировать было несложно. Однако всех удивил и текст с любовными похождениями, и обиды, которые выражались в письме и в основном касались жены. О нашем герое было сказано одно: «морально неустойчив и недостоин полета».

Меня также пригласили поучаствовать в разборке и поделиться своими мыслями. Представляете, как трудно было принимать решение командирам и политработникам, которые разбирали в основном жалобы жен на мужей, но не наоборот. Вот и терзались в сомнениях о том, как реагировать. По моим данным, наш космонавт был хорошим специалистом. Его девушка никогда не устраивала ему скандалов, так как была разумной женщиной и знала, что на кандидата в мужья как на красивого мужчину заглядываются многие женщины. Да и по другим критериям он был на хорошем счету. И мне лично к тому же не хотелось из мужской солидарности давать какие-либо негативные характеристики на этого парня. Да и, если честно, то и заменить его в тот период было некем. А учитывая, что нужно было и отзывать, и менять, и тратить без того скудные средства, выделяемые на зарубежные командировки...

Потом уже, перейдя на шутливые тона, мы чисто по-мужски отметили, что жалуется ведь муж, а не женщина, как у нас. Вот если бы на нашего представителя жаловалась женщина, тогда бы он был заслуживал порицания! А так получается, что он достойно представил мужскую часть нашей страны. Но главную мысль, к которой пришли сообща, мы вместе с руководством высказали во все перечисленные инстанции. Она заключалась в том, что космонавтов и специалистов необходимо отправлять в длительные командировки вместе с женами во избежание в том числе и подобных ситуаций. Адресату-жалобщику в корректной форме ответили, что с космонавтом провели соответствующую профилактическую работу, и он впредь исключит контакты с замужней женщиной. При этом не забыли отметить в стиле жалобщика, что инициатива исходила от его супруги, которой он сам и должен уделять необходимое внимание.

Еще не один раз все посвященные в эту историю руководители-космонавты вспоминали жалобщика и его повествование о несчастной любви. И что интересно, я ни разу не видел среди них сочувствующих. Как-то не вязалось все это с нашим менталитетом, хотя на месте страдальца мог оказаться каждый. Особенно в это бурное, быстро меняющее приоритеты время. А вот нашего героя вроде бы внешне и не одобряли, но не осуждали — уж точно. Он завершил командировку прямым ходом направился к командиру, коим был В. А. Шаталов, и чистосердечно во всем ему покаялся. Ни на следующий день, нив дальнейшем скандалов в его семье не было, да и не должно было быть, так как «общественность» в эту историю не посвящалась.

Как хорошо подготовленный космонавт наш Ромео успешно продвигался по служебной лестнице, пока не достиг предельного возраста, позволявшего оставаться на службе.

Вполне здоровым и инициативным он ушел в отставку и не исключено, что еще заявит о себе на каком-либо ином поприще. В его семье правят любовь и порядок.

Воспитание в отсеке

Как правило, и российские космонавты, и американские астронавты, и участники космических полетов из других стран — народ из бывших летчиков, они легко понимают друг друга и в работе, и в любых жизненных ситуациях. Однако бывают и исключения, когда люди, что называется, «настроены на разные радиоволны», а потому работа у них не ладится. Хорошо, если просто нет понимания — гораздо хуже, если нет поддержки во время нештатных ситуаций.

Такой случай произошел во время международной экспедиции на станции «Мир». Из-за неполадок в системе терморегулирования произошла утечка жидкости, которая в любой момент грозила пожаром. Как всегда в экстремальных ситуациях, выхода было два. Первый говорил о том, что нужно срочно покидать станцию, перемещаться в корабль «Союз» и в случае аварии отстыковываться и идти на посадку. По второму варианту можно было самостоятельно устранить неисправность, но не без риска для членов экипажа. Наш российский командир выбрал второй вариант. К нему подключились американцы. Но один из этих специалистов мало того, что самоустранился, так еще всеми своими речами и действиями мешал работе и ремонту. Он настолько накалил обстановку, что его буквально выгнали из основного отсека и «обложили» как на русском, так и на английском.

Обидевшись на экипаж, этот спец закрылся в одном из научных блоков станции и сообщил на Землю о том, как с ним грубо обошлись из-за того, что он не стал выполнять действия, не предусмотренные инструкцией и его обязанностями. Как оказалось, информация попала к грамотным сотрудникам и психологам. Они порекомендовали «отказнику» остаться в блоке, успокоиться и не мешать экипажу. Нашему командиру и американцу, после того как они устранили неисправность, порекомендовали не трогать «самоизолировавшегося», но дать ему понять неправильность и пагубность его поступка. Что они и сделали, причем он еще длительное время не мог от стыда выйти из самозаточения.

Когда этот экипаж вернулся, то теперь уже все коллеги дали ясно понять спецу, что он крайне не прав. Его просто игнорировали и наши, и американские астронавты — бедолага буквально «спекся». В США ему намекнули, что только покаяние, искреннее и принародное, может снять с него это позорное пятно.

И он решился. Будучи в Звездном, он буквально с трудом дождался всенародного праздника Дня космонавтики, попросил слова и, едва взобравшись на сцену Дома космонавтов, произнес трогательную речь о том, насколько смелы и решительны российские ребята и помогавшие им американцы, и настолько не прав оказался он! На его глазах выступили слезы, и после образовавшейся небольшой паузы наш герой-космонавт «поднял его с колен» и приобнял в знак примирения. Под всеобщие аплодисменты проштрафившийся был прощен. Как он впоследствии выстраивал отношения за океаном, нам не ведомо, так как следы его затерялись. Но его отрицательный пример послужил для всех иностранных участников полетов серьезным уроком.

Особенности национального отдыха

Анекдотичный, но показательный случай имел место во время одной из командировок «на выживание» при нештатном приводнении. Дело было в Джугбе, на берегу Черного моря. Присели космонавты и американские астронавты на полянке после тренировок и повели рассказы. До этого целый день они болтались по волнам, и многих укачало. От рассказов о морской болезни перешли к «болезни невесомости». Большой любитель шуток, анекдотов и приколов Юрий Глазков на полном серьезе повел разговор с американцами.

— Вот как ты думаешь П., почему русские космонавты переносят эти болезни движения легче, чем вы, американцы ? — спросил он.

П. стал искать в закоулках памяти правильный ответ, и, естественно, образовалась пауза.

— А я скажу! — продолжал Глазков. — Ты вот сразу ответь мне, ты часто выпиваешь? — генерал поставил вопрос ребром.

— Нет, конечно, очень редко.

— А твой отец? — продолжал наступать Глазков.

— Совсем не пил, — был ответ П.

— Ну, о дедушке я и не спрашиваю, потому что в его время в США «работал» сухой закон! Так ведь? — и, не дожидаясь ответа, Глазков продолжил: — У нас же картина совсем другая! Деды воевали в Первую мировую, в революцию и в Гражданскую и для снятия стресса пили. Отцы прошли пекло Второй мировой, где уже каждый день наливали фронтовые 100 граммов. А состояние опьянения — это та же невесомость, так что наша переносимость к невесомости гораздо лучше. Она, можно сказать, уже на генетическом уровне, ты понимаешь?

— Да-да, конечно, — кивает уже выпивший П., и, кстати, заметно, что он этот треп воспринимает всерьез.

— Ну ладно, пошутил я, — говорит Юрий Глазков, наливая по новой.

— Нет, Юрий, ты прав, — теперь уже упрямо настаивает П. — И я в этом вчера убедился, да так, что сегодня еле пришел в себя. Мы не умеем пить! Ведь вчера « принимали » одинаково, и ваши ребята сегодня работали, как ни в чем не бывало, а я целый день в полной прострации!

Завершив монолог, П. стал рассказывать о той части вчерашнего дня, которую помнил... Остальные детали его поведения дополнили непосредственные участники событий. Итак, события предыдущего дня развивались следующим образом. По случаю присвоения очередного воинского звания полковника два офицера из отряда решили проставиться перед коллективом • По существующей традиции, каждое мероприятие отмечается отдельно, совмещать строго запрещено. Вот и договорились, что один проставляется в 11:00, другой — в 16:00. День был предвыходной, да еще и перед выездом в командировку на море.

Насилия во время фуршетов не было никакого, но всегда находились блюстители традиций, которые не давали возможности гостям сачконуть. Особенно, если это были иностранцы. И если они не проявляли должной стойкости, то «попадали» по полной программе и... в конечном счете испытывали все прелести русского гулянья и, что еще тяжелее, похмелья.

— Побывав на обоих фуршетах, — продолжал П. — я под контролем старших товарищей выпил все предложенное и, естественно, пропустил спортивные занятия в бассейне. В конце концов попал туда, но чтобы просто поплескаться и снять некую тяжесть в организме. Однако и здесь прогадал. Ведь был же предвыходной день, и в бане у бассейна другие хорошие люди тоже отдыхали по-русски и приняли меня в свои объятия. Эдак по-славянски «ненавязчиво» мне налили пивка с рыбкой, затем добавили водочки и только после этого почему-то вдруг решили устроить соревнование по переныриванию бассейна, зная, что я хороший пловец и ныряльщик. Я не стал спорить, но и не боролся за результат. Ваши же здоровяки с большими животами сделали «заход» и, буквально царапая ногтями по дну, прошли под водой большее, чем я, расстояние. Это задело меня, честолюбивого астронавта, и я предложил поединок по армреслингу. Ваши согласились и, хитро используя особенности деревенского стола, щедро политого пивком, уложили меня, лихого вояку. Я искренне сокрушался, говорил, что сегодня не в форме и много выпил. Но меня успокоили тем, что заявили: «Мы-то уже второй день не лимонад пьем!» И вдруг решили проверить меня на знание русского языка, чем я в общем-то гордился, и предложили спеть «чисто русскую» песню: «Ридна маты моя, ты ночей нэ доспала, ты водила мэнэ у поля край сэла!» Я пытался петь, затем перешел на подвывание и никак не мог понять, почему слова вроде бы русские, но такие непонятные. Подняв руки, я признал поражение, налил всем присутствующим и сказал тост: «Вы чудесные ребята!» Затем быстро сполз на лавку и уснул. Благо, что в таких компаниях, как правило, все друзья. Меня быстро доставили в профилакторий, ласково уложили и под контролем врача оставили до утра.

На следующий день все отъезжающие в командировку собирались на площадке перед памятником Юрию Гагарину. И вдруг, как говорят, «картина маслом»: пошатывающийся П. и доктор вслед за ним с чемоданом двигаются сразу в сторону магазина «Дары природы». Быстро заполучив по паре бутылок пива, лихо выпивают их с характерным интригующим звуком. При этом бутылки открываются большим пальцем правой руки.

Временами мы сообща смеемся над такими ситуациями, подтруниваем над своими зарубежными товарищами, попадающими в ту либо иную потешную историю, и делаем вид, что не замечаем, как и наши друзья постепенно становятся неизменными персонажами таких историй. А конец у них один и, к сожалению, это не хеппи-энд.

Взять хотя бы того же Юрия Глазкова. Умница, талантливый инженер, грамотный руководитель, прекрасный докладчик и оппонент. Он хорошо владел словом и умел красиво не только рассказывать, но и писать книги. И все у него складывалось отлично, если бы не одна, но пагубная страсть. Он мог бы жить и жить, с ним было интересно и весело, но, к сожалению, ему уже было сложно без спиртного. И это сгубило Юру. Сначала забарахлила печень, и потребовалось несколько операций, которые, к сожалению, не вернули его в строй. Его уже нет с нами, а мог бы сам не укорачивать себе жизнь. А сколько еще хороших в общем-то ребят упрямо гонят себя на печальную финишную прямую...

Дружба наперекор всему

Узнав у специалистов по транспортным перевозкам, что немецкие логисты самые «продвинутые», мы решили взять у них несколько уроков. Помощь нам предложил мой старый знакомый и хороший товарищ Зигмунд Йен, первый немецкий космонавт. Он быстро организовал встречу с нужными людьми в достаточно интересном историческом месте Берлина — крепости Шпандау, где отбывал наказание один из фашистских главарей — Гесс, а теперь там открыли модный ресторан.

Зигмунд зарекомендовал себя мудрым переговорщиком, и мы быстро решили все вопросы. Вот уж точно говорят: «не имей сто рублей, а имей сто друзей». Когда-то, в годы краха социалистической ГДР и проверок на лояльность, руководство Центра подготовки космонавтов помогло ему найти работу по профилю в Европейском космическом агентстве. Теперь он с удовольствием помогал нам в налаживании коммерческих связей с ФРГ. Мы встретились в марте 2008 года, и Зигмунд Иен пригласил нас на юбилей по случаю тридцатилетия своего полета. Хотя он летал в августе 1978-го, отмечать годовщину решили вместе с чешским космонавтом Володей Ремеком в конце мая.

Мне было интересно побывать на родине Зигмунда и посмотреть, как он обустроил музей, чтобы использовать его опыт в Звездном городке. Основная группа гостей, возглавляемая Валерием Быковским и Василием Циблиевым, прибыла в Берлин самолетом. Меня же забрали на вокзале, куда я прибыл поездом из Праги.

Празднование начали в автобусе, одновременно наслаждаясь красивыми немецкими пейзажами. Мелькали небольшие городки, явно отличающиеся от таких же в западной части Германии. Чувствовалось, что бывший гэдээровский народ потянулся в более богатые западные области, где и рабочих мест, и денег было побольше. Хотя на наш, российский взгляд и восточные немцы жили гораздо более благоустроенно, чем россияне, но, как говорят те же немцы, «у каждого свои проблемы».

Автобус замедлил ход, и в окружении гор показался городок, где в далекие предвоенные годы родился Зигмунд. Сейчас в городке осталось около 800 человек. Дома бюргеров разместились вдоль реки, рядом с которой проходила дорога, ведущая в сторону Чехии.

На въезде и выезде — дорожные знаки, указывающие, что в этом населенном пункте находится Музей космонавтики. И представьте себе — народ заезжает и знакомится с экспонатами, покупает сувениры, фотографируется у макетов корабля и различных космических аппаратов. Много фотографий посвящено советско-германскому полету. Здесь и скафандр Зигмунда Иена, и его военная форма, да и еще много чего завлекающего и прошлым, и перспективой. Под открытым небом — самолет МиГ-21, на котором летал Иен, и своеобразно выложенная на земле «конструкция» Солнечной системы — с масштабными планетами и их спутниками и орбитами. Все, как говорят, «простенько, но со вкусом». Скажу даже, с большим вкусом! Зигмунд сделал музей совсем не для того, чтобы себя «пропагандировать», а чтобы молодежь и взрослые знали об истории космонавтики и роли Германии в этом. И ведь даже в самые будничные дни здесь бывает от 50 до 150 посетителей!

Праздник тоже был организован по-немецки грамотно и пунктуально. Поздравить Зигмунда приехали все немецкие космонавты, летавшие как на советско-российской технике в рамках Европейского космического агентства, так и на американских челноках. Особенно радовало то обстоятельство, что все немецкие коллеги 3. Иена, признавая его первым немецким космонавтом, относились к нему как к глубоко и искренне уважаемому патриарху космонавтики. А еще надо отдать должное немцам за то, что никто из них не приводит примеров, связанных с историческим прошлым нацистской Германии — о ракетах и их конструкторах. А ведь как бы то ни было, опыт немецких ФАУ-1 и ФАУ-2 послужил основой и для советских ракет, и, естественно, американских. Ведь, по большому счету, Браун был выдающимся ученым и конструктором, но замарал себя нацистским прошлым. Это обстоятельство, скорее всего, и не позволяет немцам гордиться им как своим земляком, работавшим на США.

Когда официальные мероприятия закончились, Зигмунд и его соседи проявляли высшую степень гостеприимства, удивляя всех кулинарными изысками. Ну и, конечно же, вкуснейшим пивом. И весь день, и всю ночь шел пир горой. На следующий день Зигмунд принимал гостей уже в своем охотничьем домике — своеобразной даче в горах. Из нее видна уже горная территория Чехии.

И домик, и участок подарило ему руководство бывшей ГДР, но когда Германия стала единой, Зигмунду долго пришлось доказывать право собственности. В конце концов, он выкупил этот уголок у новой власти.

Мы стали готовиться к отъезду, и Зигмунд заметно погрустнел. Ведь к нему приезжали не просто гости, а настоящие друзья, умеющие ценить добрые отношения. Но все знали, что расставание не будет долгим, ведь этот седой и улыбчивый немецкий друг вскоре будет в Звездном, который он очень любит.

Очень личное. Моя родословная

Году в 1985-м, во время перелета на Байконур на полковом Ту-134, выполнив все традиционные и ритуальные мероприятия, в салоне все затихли. Образовалась пауза, которую каждый использовал по-своему. Кто спал, кто беседовал, кто читал. Мне в руки попался старый номер журнала «Вокруг света».

Я быстро полистал его и обратил внимание на статью о индейцах племени майя. Рассказ шел о том, как наша советская женщина-историк прибыла в Южную Америку и забралась высоко в горы, где обитало одно из интересующих ее племен. Гостью из далекого СССР тепло встретили, и целый вечер с ней общался вождь племени. Женщине, в общем-то уже не совсем молодой, выделили отдельное жилище, где она прекрасно отдохнула и рано по утру вышла полюбоваться горными красотами. Не успела она ступить за порог, как ее тут же ловко подхватили под руки две молодые индейские девушки и стали сопровождать. Она удивилась столь любезному обращению и поинтересовалась, чем вызвано такое почтение. Девушки ответили, что вождь прикрепил их к женщине, поскольку она плохо себя чувствует. Гостья удивленно отрицала факт плохого самочувствия, демонстрируя свою подвижность, элементы ловкости и устойчивости на земле. Но девушки настаивали, ссылаясь на указания вождя, который вынес свой вердикт о плохом состоянии здоровья.

Делать нечего, пошли к вождю. Тот, отвечая на вопрос о «диагнозе», убедительно доказал свою правоту и привел весомые аргументы. Он заявил, что во время вчерашнего вечернего разговора об истории рода, родственных корнях и предках им были названы прародители вплоть до пятнадцатого колена, а гостья смогла назвать предков только до четвертого. В их племени люди с такой памятью считаются тяжело больными. Вот весь и сказ! Естественно, мадам была посрамлена, но как историк выкрутилась, сославшись на множество войн в СССР, лагеря, репрессии и потери документов о родственных связях. Но потом, все-таки разоткровенничавшись, сказала: «Да, мы в большинстве своем Иваны, родства не помнящие». И по названным, и по разным другим причинам.

Прочитав эти строки, я отложил журнал и задумался. Заламывал пальцы, вспоминая отца, дедов и бабушек по отцовской и материнской линиям. С трудом вспомнил прабабушек, которых застал в живых, будучи совсем маленьким.

Никого из своих дедов я не видел. Они погибли во время Великой Отечественной войны. И мне стало грустно. Я сам себе тутжесказал: «Ой, Коля, ты, по-моему, серьезно болен...» Тут же набросал себе вопросник, нарисовал примерное генеалогическое древо и прикинул тексты писем еще живущим близким и дальним родственникам. Я попросил всех поделиться воспоминаниями и при наличии выслать фотографии предков. Через некоторое время получил первые ответы и фото. На старинных портретах и «карточках» красовались деды и прадеды. Все, как правило, в военной форме с друзьями или с женами и детьми.

Так я стал потихоньку «выздоравливать», дойдя до пятого колена. Но дальше — проблема. Родственники родословных не вели, а память не сохранила более точных данных. В родном городе Константиновка не удалось найти ни церковных книг с записями о рождении того или иного предка, ни старых книг ЗАГСов. Они тоже исчезли во время войны. Музей города располагал лишь данными о том, как в Константиновке строились первые промышленные предприятия в XIX веке, а рабочий люд набирали из близлежащих крупных сел Кондратьевки и Дружовки. Заезжали и крестьяне из Харьковской и Курской губерний.

Одной из неплохих зацепок была версия о происхождении фамилии. У Пикуля, описывавшего запорожское казачество времен Екатерины II, есть прозвища казаков Бульба, Ступка, Рыбка и другие. Эти имена во время переписей и паспортизаций населения передавались сыновьям простым способом. Задавался вопрос о том, чей ты сын? И ответ был прост: «Рыбкин сын», то есть сын казака по прозвищу Рыбка.

Потомки запорожских казаков расселялись по всей Малой и Большой Руси. Одни ушли под Харьков и Курск, другие — на Дон и Волгу. Но, поскольку в рассказах тетушек, по линии матери — Тоси (Антонины), по линии отца — Веры, фигурируют прапрабабушки и прапрадедушки, которые вышли с Дона, то я и рассматривал версию о казачьем происхождении. Но не только потому, что она мне больше всех понравилась. Просто рассматривать другие было бессмысленно, так как отсутствовали данные, указывающие на иные направления. Да и в памяти родственников один из прадедов остался под прозвищем не иначе как дед Рыбка. Правда, в женах у него была прабабушка с девичьей фамилией Песоцкая. Но это уже, как говорят, предмет отдельного исследования. Встречи с другими Рыбкиными тоже не дали каких-либо дополнительных данных, позволяющих вести детальные поиски.

Иван Петрович Рыбкин — бывший думский руководитель, поработавший и в Совете безопасности России, — не знал своих корней. Но на всякий случай мы с ним сфотографировались в фойе Госдумы.

С другим — Рыбкиным Ю. В., руководителем Балтийской таможни, судьба свела случайно. Он поведал, что его корни остались в одном из сел Харьковской области. По его словам, в этом селе половина жителей носит фамилию Рыбка, другая половина — Рыбкины. Проверить этот факт мне не представилось возможности. Однако надеюсь побывать там и внести некую ясность в вопрос о Рыбкиных.

Но тот факт, что в начале XIX века Рыбкины осели в степной части Донбасса, и именно вблизи Кондратьевки, что в полусотне километров от Донецка — бывшей Юзовки, неоспорим. Предки же по материнской линии, по всей вероятности, пришли в ту же Кондратьевку с Дона.

По многократно подтверждающимся сведениям, одна из моих прабабушек, красивая и своенравная казачка, решила выйти замуж вопреки воле родителей. Когда ей стало ясно, что родительский запрет преодолеть невозможно, она решилась на побег вместе с любимым. Вот так, по одной из версий-легенд, они и осели в Кондратьевке. Об их казачьем происхождении говорят фамилии — Кошевые и Морозовы. Семьи предков были, как правило, многодетными. Да и моя любимая бабушка Лена родилась в семье, где было 16 детей. Правда, до зрелого возраста дожили 8 человек — 7 сестер и брат. Их я уже лично видел в детстве.

Есть и еще одна загадка в родословной. Когда я из юнца превратился в юношу, все мои знакомые стали обращать внимание на мою внешность. Не в том плане, что я был очень красив ликом и телом, нет. Обычный парень, но нос горбинкой и курчавые смолистые волосы. Многие в шутку называли меня Спартаком. Такой же профиль и курчавые волосы были и у сестры моего отца — тетушки Веры. Она поведала мне, что один из наших предков, воевавших в Крымской баталии в середине XIX века, привез себе в жены крымскую гречанку. Вот гены периодически и дают о себе знать. Однако теперь можно строить одни догадки — до подлинных корней вряд ли возможно докопаться. Ясно одно, что дворян и князей в роду не было, а вот просто хороших, порядочных и трудолюбивых людей, умевших и Родину защитить, и за себя постоять, было, думается, большинство. Но главное достоинство моих и далеких, и близких предков и родственников — это умение хорошо трудиться и хозяйствовать, любовь к земле и желание ее возделывать.

Все мужчины моего рода участвовали в войнах по защите Отечества и освобождению порабощенных народов Европы, имели боевые награды, и, к сожалению, многие погибали еще достаточно молодыми. Женщины в роду были красивы и статны. Они были достойны своих мужей, умели вести хозяйство и воспитывать детей, которые также становились достойными гражданами Великой России, хотя большинство проживало в Донских степях и угольном Донбассе.

И пусть практически никто не стал заметной фигурой на государственном уровне, все были в передовиках на своих рабочих местах, отличались предприимчивостью, инициативой и хорошими организаторскими качествами.

Но жизнь продолжается, и я не исключаю, что кто-либо из Рыбкиных нашего рода будет участвовать в крупномасштабных проектах и программах, приумножающих богатства и имидж нашей славной Родины по имени Россия!

Уроки бабушки Лены

Так получались, что до двенадцати с половиной лет я был «под крылом бабушки». Отец и мама в поисках хорошей работы и лучшей жизни ездили то по Казахстану, то по золотым приискам Магадана, забирая с собой совсем еще маленькую мою сестричку Танюшку. Я очень любил своих родителей, но и сейчас, прожив почти две трети своей жизни, вырастив и воспитав своих детей, все время возвращаюсь к тем первым годам своей жизни и благодарю судьбу и Бога за то, что мне повезло долго быть рядом с бесконечно добрым и любящим человеком по имени бабушка Лена...

Елена Михайловна Кошевая, в девичестве Морозова, — удивительной судьбы человек. Она была «центральной» для своих девяти сестер и братьев и наседкой для трех дочерей и шести внуков, почему-то постоянно крутившихся вокруг нее. В неполных тридцать восемь лет она потеряла любимого мужа Дениса, получившего тяжелое ранение и умершего по дороге в госпиталь... Дома во дворе она соорудила ему символическую могилку и чтила память, показывая своим отношением к нему пример дочерям и внукам. Казалось, что такой незнакомый и загадочный, но добрый человек и крепкий хозяин дедушка Денис был всегда рядом с нами. Мне с раннего детства было привито чувство уважения к мужчине-отцу, умеющему обустроить надежное «гнездо» для своей семьи и достойно державшемуся в любых ситуациях.

Это он, практически первый в пригороде Константиновки с народным названием Червоный хутор, построил крепкий кирпичный дом, который хорошо сохранился до сих пор. Примечательно, что во время боев Великой Отечественной в нем размещались на постой сначала красные командиры, затем немецкие и потом снова советские офицеры, оставляя дом в сохранном виде. На чердаке дома я, уже будучи пацаном соображающим, находил заботливо уложенные дедом старые вещи, конскую сбрую и инструменты. И уже тогда я решил твердо, что своего первенца-сына я непременно назову именем деда.

Бабушка всегда рассказывала о своем любимом мужчине только позитивные истории. Особенно тронул меня рассказ о том, как однажды в голодное время после каких-то неудач дед «заболел» с похмелья, и она приготовила ему суп с воробьями. Да. Она поставила на палочку старое корыто, насыпала под него крошек и зерна. Когда воробьи стали все это клевать, она дернула за веревочку и затем «добыла» из-под корыта воробьев, ощипала их и приготовила деду наваристый бульон, который быстро привел его в чувство...

Уже потом, через многие годы, сопереживая герою Бондарчука-старшего из кинофильма «Судьба человека», когда его жена вместо упреков и причитаний приготовила ему завтрак и налила стаканчик водки, я вновь вспомнил бабушкин рассказ и подумал: «Боже мой, как все просто и как же мудро». Дед никогда не заливал беды водкой, бабушка никогда не скандалила. В ближайшей округе она слыла как самая спокойная и добрая соседка-подруга. К ней шли ровесницы поплакаться «в плечо» и их мужья с просьбами « повлиять » на жену. Олена — так звали бабушку все знакомые — всегда была готова помочь и всем оказать внимание, никогда не суетилась и даже была медлительной, но всегда все успевала и хозяйство содержала крепкое. Она говорила сестрам, что каждое утро узнает обстановку в соседских дворах. По ее словам, довольная хозяйка очень ласково провожает корову в стадо, а та, у которой проблемы с мужем, пинает коровку и шипит...

Ее двор был полон цветов и фруктовых деревьев. Когда мы, внуки, просыпались, она, уже возвратившись с базара, где продавала излишки овощей и фруктов, всегда угощала нас какими-либо деликатесами. Для нас, пригородной детворы, это были и конфетки, и колбаска, а порой просто кусковой сахар-рафинад. Зачерпнув из колодца во дворе чистейшей воды, мы макали сахар в воду, смаковали его и запивали водой. Вдвоем-втроем мы выпивали чуть ли не полведра. Это был десерт. Вторым вариантом был хлеб «пеклеваный» — белый с треснувшей корочкой и яблоки «пепенка» — так называлась росшая у крыльца яблоня с кисло-сладкими небольшими, но твердыми и ароматными яблоками. Отрезал кусочек хлеба, затем «поход» по веткам в укромное место на яблоне и сладкий перекус. Это было нечто... и осталось в памяти на всю жизнь. При этом обязательной была процедура вытирания яблока о майку, потому как бабушка всегда говорила, что их нужно кушать чистыми.

Все эти процедуры знакомы многим, кто рос в деревнях, поселках, на дачах. Дети никогда не были голодны летом, потому что всегда находили «подножный» корм на грядках и деревьях. Расхожим было выражение о детях той поры: «Да он слаще моркови ничего не ел». Но бабушка частенько баловала нас конфетками. А затем и мама, работая на кондитерской фабрике, приносила нам сладости, которые им понемногу, но подешевле продавали после работы.

Кстати, эта фабрика в памяти моей осталась навсегда именно потому, что ее колонна на демонстрациях 7 ноября и 1 мая была самой представительной. К этим праздникам кондитеры изготавливали прекрасные дворцы из леденцов с озерами из патоки и лебедями из глазури. Были и другие варианты, но все они после прохода перед трибунами съедались за первым же поворотом к фабрике. Эту операцию дети самих же рабочих и счастливчики, состоявшие с ними в родстве или в дружбе, завершали в считаные минуты.

Бабушкин двор всегда был полон детей, потому что она сама умела дружить и научила этому всех своих внуков. Но прежде всех гулянок главной и для нее, и для нас была работа по хозяйству. У каждого были свои обязанности, и двор всегда содержался в исключительном порядке. Чистота и порядок во всем были незыблемы, и эта привычка сохранилась на всю жизнь. Остался в памяти случай, когда мне купили новые калоши. Набегавшись вдоволь с ребятами, я пришел домой, и мама решила по-быстрому уложить меня спать. Я к калошам, а она ответила, что сама помоет. Я понаблюдал за этим процессом вполглаза, и мне показалось, что она сделала это слишком быстро и калоши перестанут завтра блестеть также ярко. Дождавшись, когда родители уснут, я встал с постели и стал намыливать калоши по новой, под рукомойником. За этим занятием и был застигнут врасплох. Мама потом долго смеялась и при случае рассказывала об этом своим друзьям. Смех смехом, а привычка все доделывать до конца и не оставлять на завтра так и «прикипела».

Я был первым внуком у бабушки, и, естественно, она уделяла мне чуть больше внимания, чем другим. А когда вдруг у моих родителей возникал напряг в отношениях, так как оба были ну очень характерными, то бабушка говорила: «Вы как хотите, а Колю я заберу себе, усыновлю и воспитаю». И я всегда чувствовал, что она меня очень любит, и слушался ее во всем, зная не только на словах ее доброту. Когда же у бабушки по вечерам собирались сестры, подруги и соседки, то я часто, слушая ее, удивлялся тому, как она мудро рассуждает. Задумываясь над ее словами, я мечтал о взрослой жизни, при этом закладывал руки за голову и смыкал пальцы на затылке. Такая поза помогала мне сосредоточиться. Однажды на улице в таком положении меня увидела старенькая бабулька, о которой ходил слух как о знахарке или даже колдунье и гадалке. Внимательно посмотрев на меня и угадав, что я внук Елены Кошевой, она вслух сказала: «Умненький мальчик будет и достигнет многого в жизни, хотя все ему будет даваться нелегко и не с первого разу. Ты, главное, всегда и все делай до конца. Не останавливайся, и тогда будет у тебя хорошая доля».

Я даже не помню, как звали эту старушку, но часто ее вспоминал, когда что-либо не удавалось. И тогда я с еще большей энергией брался за дело и добивался поставленной цели.

Как в свое время поведала городскому люду Константиновки в одной из своих публикаций местная газета, Елена Кошевая — в быту Олена — вырастила, воспитала и выдала замуж троих дочерей Любу, Валю (мою маму) и Тосю. Время показало, что удачнее всех жизнь сложилась у младшенькой Тоси. Она и по характеру была покладистой, да и муж ее Вася был примером для мужского населения пригорода. У моих родителей жизнь не задалась сразу. Отец, молодой парень Николай, побывав в «мясорубке» войны на этапе штурма Днепра, был тяжело ранен. Разрывная пуля едва не лишила его ноги, и, намаявшись во фронтовых госпиталях, он вернулся в родной дом на костылях, но с орденом Красной Звезды и несколькими медалями на груди. И это в свои 18 с небольшим лет. Рваная рана сделала правую ногу чуть короче. Оставшаяся хромота, однако, не мешала молодому парню уже через год лихо отплясывать чечетку. Заприметив красивую чернявую певунью Валентину, он без раздумий сделал ей предложение, и уже в августе 1946-го на свет появился я.

Однако молодому и способному, но повоевавшему парню не удалось избежать участи многих мужчин того времени. Привыкшие к фронтовым 100 граммам, они и на гражданке продолжили «запивать» все страхи и проблемы водкой. Наш отец не был горьким пьяницей. Он был, как все, но мама, в отличие от бабушки, не обладала стойким психологическим иммунитетом. Она не переносила запаха спиртного, исходящего от любимого мужчины, и всегда резко реагировала. Их жизнь превратилась в графическую кривую с резкой амплитудой колебаний. От страстной, запойной любви до чрезвычайно жестких расставаний.

Отец прожил всего 40 лет, попав в автокатастрофу. Мама, тяжело заболев, ушла в 1994 году. На их общей могиле мы с сестренкой Танюшей поставили памятник, на котором выбили на мраморе слова Расула Гамзатова: «Он к ней, она к нему — влюбленные стремились, лишь здесь, сойдя во тьму, они соединились».

Легко приводить примеры и судить о том, что если бы да кабы... У моих родителей получилось так, как получилось.

А вот свою старшую дочь Любу бабушке пришлось обучать совместному жительству. Люба была властной, дерзкой и излишне шумливой. Ее муж Демьян, наоборот, спокойный, рассудительный мужчина. Он поэтапно занимал различные начальственные должности в ряде строительных организаций городка. И в наши времена, и в ту пору рабочий день строителя достаточно часто завершался, скажем так, «однообразно».

И вот однажды был обычный тихий летний день. Бабушка неспешно готовила вкусно пахнущий борщ в летней кухне. Мы, внуки, вертелись рядом и слышали, что Демьян Федотович возвратился с работы, а тетушка Люба с пол-оборота затеяла разборку. Моя двоюродная сестра, дочь Любы и Демьяна, подбежала и тихо сообщила бабушке, что чуть выпивший папа вернулся домой с подарками, а мамка на него почему-то кричит. Бабушка ответила: «Разберутся», — и продолжала помешивать зажарку. Света быстро исчезла и минут через 10, запыхавшись, сообщила, что мама обижает отца всякими словами и пытается его ударить. Бабушка ответила: «Доиграется», и не сдвинулась с места. Из дома стали доноситься крики и звуки переворачиваемых стульев. Света вопросительно смотрела на бабушку, и та, вытирая руки о фартук, сказала: «Еще рано».

Затем она все же двинулась в сторону ссорящихся. Мы, естественно, следом. Посреди комнаты стоял исцарапанный Демьян, а Любка сидела под кроватью. Бабушка, положив руку на плечо зятю, спокойно вытерла ему лицо и со словами: «Дема, иди вечерять, я тебе там борща насыпала», отправила его в летнюю кухню. Как только он удалился, бабушка заглянула под кровать, где хныкала ее старшая дочь, произнесла: « Ну что, догавкалась?! Такого мужика лелеять надо, а ты как бешеная! Если он тебя бросит, то правильно сделает!»

Но Демьян Федотович был настоящий семьянин и не бросил. Он очень любил свою тещу, ну, а Любка, несмотря на воистину вредный характер, больше не позволяла такого обращения с мужем. Урок запомнился и ей, и нам, малым.

...Порой мне кажется, что в трудные минуты жизни бабушка Лена приходила ко мне из детства и указывала единственно правильный путь. Я не устаю рассказывать о ней различные эпизоды своим детям и знакомым и чту память о любви великой Елены и Дениса, которого я не видел живым, но он жил во мне как сказочный герой.

И ведь так получилось, что мой сын Денис, названный в честь деда, наконец-то нашел себе верную, любимую жену, и зовут ее Елена.

Денис и Елена — хотелось бы, чтобы они жили в любви и долго-долго.

Школьные годы чудесные

Юность моя прошла в прекрасном экологически чистом, как сейчас говорят, местечке на реке Северский Донец, протекающей среди меловых холмов и смешанного леса. Почти любым камешком, поднятым здесь с земли, можно было писать на школьной доске. Отец работал буровым мастером на меловом карьере, мама там же — на дробилке. Вокруг и зимой, и летом все было белым-бело. Поскольку приобрести светозащитные очки в те времена было более чем проблематично, все население поселка щурилось, как чукчи или китайцы.

Восьмилетняя школа, куда меня перевели в пятый класс, стала для меня проблемой, потому что обучение там велось на украинском языке, который я знал плоховато. На первом же уроке один из дерзких мальчуганов, пытаясь унизить новичка, высмеивал каждый мой ответ на украинском. Я не сдержался и, подойдя к нему, влепил пощечину. Этот парень оказался сыном завуча школы и после окончания уроков собрал ребят, чтобы поквитаться со мной. Было немного страшновато, но сдаваться не хотелось и я, набрав в портфель чернильниц-непроливаек, вышел на улицу. А там, едва почувствовав опасность, сразу метнул одну из чернильниц под ноги пацанам. Она легко разбилась, оставив большое чернильное пятно. Когда в моих руках появились еще две, то объяснять уже ничего не пришлось. Все поняли, что перспектива быть измазанным этим новичком-наглецом вполне реальная, и пошли на мировую: «Ну, ты че!» — «А вы че?» — «Да ни че!» — «Ну и я ни че!» На том и успокоились...

Затем со всеми этими парнями у меня сложились дружеские отношения, и мы вместе ходили на рыбалку, прыгали с «тарзанки» в воду, собирали патроны и другие «трофеи» на местах бывших тяжелых боев 1942-1943 годов.

Однажды ребята постарше, лет 15-17, нашли противотанковую мину и решили с ее помощью убрать большое дерево, мешавшее «тарзанке» во время прыжков в воду.

У большинства ребят родители работали на шахтах и карьерах, где было много взрывчатки — аммонита и взрывателей. Естественно, эти ВВ частенько оказывались в сараях для «рыбалки» или, как порой объясняли: «Да так, на всякий случай».

Так вот, эти старшие ребята добыли аммонит, подкопали под деревом яму, заложили туда мину и привязали к ней патрон аммонита со взрывателем. Все это вновь засыпали землей, а проводок соединили с велосипедом и динамкой для фонарика, даже не задумываясь о том, что проводок-то короткий. Мы, младшенькие, крутились здесь же, рядом. Нельзя же было пропустить столь важное событие! Потом всем было приказано спрятаться, и мы залегли недалеко. Затем один из «знатоков» крутанул колесо велосипеда, раздался сильный взрыв — и мы уже больше ничего не понимали...

Один из взрослых рыбаков потом рассказал нашим родителям, собравшим нас оглушенных и контуженных там же, на месте:

— Сижу я в челноке на другом берегу, ловлю голавля, вижу, пацаны чего-то там возятся и.... вдруг как... грохнет. Из земли вырвалось дерево и с корнями летит прямо в мою сторону. Накрыло меня ветками, и тишина. Подплыл к месту взрыва, а там эти «засранцы» валяются.

Слава богу, отделались так, что кроме контузий только одному старшему парню посекло крупным песком лицо. Все-таки ребята действовали умело, но бесшабашно. Это я стал понимать уже позже, когда изучал взрывное дело в горном техникуме... Почему именно горный техникум? Так выбор-то у меня был невелик, и все ребята у нас говорили о своем будущем жизненном пути так: «А куда, если вокруг все шахтеры и металлурги?»

Восьмилетку я закончил в 1961 году — правда, именно тогда, еще до окончания школы, произошло несколько памятных событий.

Завершались весенние каникулы, и я решил навестить школу, чтобы узнать расписание последней четверти. Покрутившись в коридорах, вышел к спортгородку. Там собрались знакомые девчонки, и я, оказавшись у большого дерева, на котором уже не один раз делал разные «акробатические» трюки, решил сделать переворот в упор с прыжка. Ну, в общем, если говорить прямо, решил выпендриться. И лихо прыгнул. Однако не рассчитал, что мои пальцы не охватывают ветку и...

полетел спиной вперед и головой вниз. Больно приземлился, лихо вскочил и только тогда заметил, что правая рука сломана чуть выше кисти и повисла в неестественном положении.

В поселковой поликлинике мне наложили шину и повезли в шахтерскую больницу, где как раз в это время принимали пострадавших после обвала шахтеров. Врач, быстро осмотрев меня и выслушав мою историю, сказал с матерком:

— Лазят б... где попало, а тут рабочий люд нужно спасать! Сиди, не ной и жди.

Я, тихо постанывая, сидел и ждал. Когда пришла моя очередь, я уже плакал. Уверенными движениями хирург поставил кости моей руки на место и наложил лангет, после чего меня отправили в палату, где стонали и плакали от боли взрослые люди. К этому времени ко мне добрались отец с мамой. Пока мама причитала и гладила мою глупую голову, отец распечатал бутылку красного вина, налил в стакан и добавил: «Ну, слава богу, обошлось!» Мы с ним выпили по 250 граммов и я уснул. На следующий день меня забрали домой, пообещав ежедневно показывать врачу.

В школе я чувствовал себя героем и тихо писал левой рукой.

А совсем скоро на всю страну и весь мир разнеслась весть о полете Юрия Гагарина. Для всех был величайший праздник и подъем настроения. Ну, как же — мы первые, мы сильные, мы все можем! Радуясь, как и все, я все же грустил о том, что со сломанной рукой для меня дорога в космос заказана. Тогда, в 1961-м я и подумать не мог, что в 1976 году окажусь в Звездном городке, но не в качестве кандидата на полет... Этот городок станет моим любимым и родным домом, неотъемлемой частью моей жизни.

На шахте угольной

Быстро пролетели четыре года учебы в техникуме. Впрочем, кроме теоретической учебы были еще и практика в проходческой бригаде, и работа в забое, и в должности горного мастера, когда ты отвечаешь за безопасность всей смены... Скажу откровенно: работа на шахте — это очень тяжело. Ведь как бы я ни занимался спортом вообще и вольной борьбой в частности, работа в забое — это нечто выходящее за рамки. Там, в бригаде, на большой глубине я вполне осознал, что стахановцы — это действительно настоящие герои. Несмотря на наличие угольных комбайнов, отбойных молотков и другой техники, физического труда на шахтах было очень много.

Впервые спустившись в забой в семнадцать лет, я едва отрабатывал смену в 6 часов, вместе с бригадой выдавая много тонн на гора. Слегка помывшись в бане — причем волосы, брови и ресницы, как правило, сразу не промывались, — мы быстро заходили в столовую и частенько для разминки выпивали по 250 граммов «беленькой». Закусив традиционной котлетой, стаканом томатного сока, варенным вкрутую яйцом и, в лучшем случае, винегретом, шли кто домой, кто в общагу.

Падали на кровать, обязательным атрибутом которой была красная наволочка, потому как белая быстро становилась черной, и просыпались только к новой смене. Бригада шла на рекорд, и все очень спешили. Все хотели, чтобы росла добыча, а потому частенько забывали о технике безопасности. Наказание не заставило себя долго ждать — несвоевременный крепеж послужил причиной обвала, и нас потом долго доставали горноспасатели. Но, слава богу, всех живыми, хотя многие получили серьезные травмы. Досталось «коржом» и мне, отчего долго болели рука и лопатка.

Это сейчас мы часто становимся свидетелями горняцких трагедий и знаем об их жертвах. Раньше такая информация особенно не распространялась, хотя случалось подобное не реже. Мама узнала о моих приключениях значительно позже, когда я приехал домой, и она заметила у меня на висках немного седых волос. Да, опасно — зато были и деньги. Даже мы, молодые пацаны, по тем временам — это были 1963-1965 годы — могли позволить себе многое. Ну, например, с одной получки купить мотоцикл и сразу несколько костюмов...

Между тем я прекрасно понимал, что впереди меня ждут большие перемены.

«У летчиков погоны не видны»

11 ноября 1965 года неожиданно, как гром среди ясного неба, пришла повестка о призыве. А далее — как в песне: «Были сборы недолги...» И вскоре уже эшелон парней из Донбасса отправился в долгий путь к сибирскому городу Канску Красноярского края. По дороге мы узнали, что будем целый год учиться в ШМАСе — школе младших авиационных специалистов на стрелков-радистов и затем летать на самолетах Ту-16, М-3 и Ту-95Е.

Старые, когда-то «колчаковские» казармы приняли нас на двухъярусные койки. Целыми днями из радиоточек лилась морзянка, и мы, вначале ничего не понимая, постепенно учились различать все точки-тире и записывать радиограммы. Чтобы не скучать и не расслабляться в свободное время, я поставил себе задачу — за год научиться ходить на руках так, чтобы обойти круг по стадиону. С этой целью я бросил курить и упрямо шел к поставленной цели. В конце концов, результат был достигнут еще до того, как большинство из нас стало радистами 3-го класса и парашютистами...

После окончания школы и десятидневного отпуска, уже в декабре 1966 года, я прибыл в авиационный полк, стоявший в белорусском городе Бобруйске.

Конечно, то, что меня ждало, было сказкой, по сравнению с годом в ШМАСе. Это и летное обмундирование, и планшет с картами, и летная реактивная норма в столовой. Ну, в общем, душа пела:

Нынче я стрелок-радист, хоть в душе пилот

и лечу в своей кабине задом наперед.

Дело в том, что стрелок-радист и командир огневых установок (КОУ) летели в задней кабине Ту-16 вдвоем и спиной к движению. Мы общались с командиром и членами экипажа только по СПУ (самолетному переговорному устройству). В те годы на этих летных должностях были в основном сержанты срочной службы, хотя стали появляться и сверхсрочники. Чтобы как-то выделить нас из общей солдатской массы, офицеры в шутку называли нас «хвостовой интеллигенцией». А во время посадки на запасных аэродромах нам иногда позволялось ходить в офицерских фуражках, чтобы не выделялись, ведь летная форма у всех была одинаковая.

Как-то летом 1967 года я прочел стихи маршала авиации Голованова:

У летчиков погоны не видны,

На летном поле мало козыряют.

У летчиков все звания равны,

У летчиков и маршалы летают!

Действительно, пилоты не любят «щелкать каблуками» и «козырять».

Годы службы в авиации оставили неизгладимое впечатление и до сих пор остаются в памяти, как одни из лучших. Естественно, о них можно рассказать много баек и авиационных прибауток, но это уже другая история...

Если на первом году службы я, как и каждый солдат, все время хотел есть и спать, то теперь, питаясь в летной столовой, я периодически отправлял сестренке Танюше посылки с шоколадками, выдаваемыми ежедневно, но не съедаемыми мной.

Три года пролетели быстро. «Дембель» должен был быть осенью 1968-го, но в августе наши войска вошли в Чехословакию, и «дембель» затянулся. Всех, кто летал в составах экипажей, перевели на положение сверхсрочников и попросили « не беспокоиться », потому как быстро заменить стрелков-радистов стало проблематично, а противостоять НАТО надо было. Таким образом служба продолжилась до мая 1969 года.

И полеты по маршрутам над морями и нейтральными водами, и полеты «в районе» со стрельбой по наземным и воздушным целям — так называемым «конусам», все было крайне интересно. Кстати, солдаты-наземники, готовящие мишени на полигонах, просили нас не попадать по мишеням, чтобы потом их не восстанавливать. Обещали за такую «работу» пятерки по конечному результату. Но как удержаться, если ты видишь сам, как твои по тем временам мощные, но уже старенькие пушки, производившие 22 выстрела в секунду, вдребезги разносят деревянные самолеты и технику на земле, а «конусы» — на канате в воздухе. Это надо видеть!

А какие испытываешь стрессы в нейтральных водах, когда к твоему самолету приближаются боевые самолеты-истребители потенциального противника! Все эти истории очень эффектно показаны в фильме «Случай в квадрате 36-80». За все это время я, старший сержант и затем старшина, имел более 500 часов налета. Как раньше писали в летных книжках, «на учебные и боевые задания с простыми и ядерными бомбами и крылатыми ракетами» летали с дозаправкой в воздухе и без нее. Хотя, как шутили опять же сами «стрелки», у нас был не налет, а «навоз», потому что нас возили в корме, а сами мы не летали...

И все-таки служба подходила к естественному завершению. Я уже строил планы на предстоящую гражданскую жизнь, думал о том, что вернусь на шахту, продолжу учебу в институте и... Однако этим планам не суждено было сбыться. Как-то раз меня пригласили в Особый отдел и повели прямой мужской разговор. Мол, мы отбираем кандидатов для учебы в ВКШ (Высшая краснознаменная школа) КГБ СССР, и тебя как активного комсомольца и первоклассного специалиста-радиста командование настоятельно рекомендует.

Тогда я в первую очередь подумал: «Ну да, я радист, а до армии, на шахте, приобрел специальность взрывника да еще и разряд по вольной борьбе... Сейчас меня подготовят, и я, как герой кинофильма о разведчиках, буду заброшен в какую-либо страну со специальным заданием...»

Мысли громоздились одна на другую, варианты тоже, но... меня быстро вернули на землю и взялись экзаменовать по русскому языку, литературе, истории и английскому. Читал я в ту пору много, любил документалистику, исторические романы, неплохо и довольно грамотно писал, а вот познания в английском после трех лет службы были на нуле. Тем не менее, пройдя множество тестов, экзаменов и подготовительных курсов, в мае 1969 года я уехал в подмосковную Балашиху на бывший «объект» так называемой 101-й разведшколы.

Там, после двух месяцев жизни в палатках и постоянной подготовки, сдал все экзамены и был зачислен на 1-й факультет ВКШ КГБ СССР, готовивший кадры для военной контрразведки. В тот период нас тщательно проверяли, и с нами произошел один анекдотичный, но поучительный случай. Утренний кросс под моросящим дождем. Впереди, как самые беговые, — пограничники, затем представители других родов войск и замыкающие — моряки. Один из бегущих впереди, старшина Владимир Сергеев, ставший впоследствии генералом, с неудовольствием заметил вслух: «Блин, дождь, как в Мюнхене!» Едва мы привели себя в порядок после кросса, как его пригласил начальник курса и в лоб задал вопрос: «Товарищ Сергеев, когда и при каких обстоятельствах вы были в Мюнхене? В автобиографии вы не указали данный факт». Володя долго объяснял, что прочел о таком дожде в книге и т. д. и т. п.

Но только после того, как он показал этот эпизод в книге, его оставили в покое. Интересный вопрос поставил каждый из нас перед собой после того случая, но не все на него ответили сразу. Все пришло потом и постепенно...

Высшая школа

Недавно еще заморенные на армейских политзанятиях, мы с некоторой опаской приступили к обучению в Высшей школе... Это были не просто, как говорится, «вчерашние военнослужащие» — среди нас были увешанные орденами и медалями герои-пограничники с Даманского, узнавшие в марте 1969 года, каким может быть звериный оскал военщины, и участники «чехословацкого похода» Советских войск в августе 1968 года, которым «демократы» предательски стреляли в спину.

Казалось, мы уже готовы к восприятию любой информации, но то, что ждало нас буквально на первых же лекциях и семинарах по истории и обществоведению, буквально ошеломило.

Мы впервые услышали: «марксизм-ленинизм и прочий бред — это для простых смертных. Нам же, борцам с врагами Родины, нужно знать гораздо больше». И мы узнавали. Порой волосы вставали дыбом. Особенно, когда мы получили доступ к литературе спецбиблиотеки и помогали нашему любимому преподавателю Ивану Игнатьевичу Васильеву в работе над его научным трудом. Мы вместе с ним готовили рефераты по «щекотливым» темам нашей советской истории. Буквально взахлеб читали материалы со страшными резолюциями наших вождей с 1920-х по 1950-е годы и ужасались порой до того, что как заговорщики при обсуждении ряда вопросов переходили на шепот. И это в 1969-1970-х годах!

Заметив наш «переполох», Иван Игнатьевич как-то собрал нас и сказал примерно следующее: « Вы еще много такого узнаете, о чем хотелось бы забыть или не знать вовсе, но я скажу вам проще: готовьтесь, становитесь хорошими профессионалами и никогда не « отклоняйтесь вместе с линией партии », так как это чревато. Вы можете не выдержать колебаний и потеряете голову. Профессионалы, умеющие молчать, нужны любой власти, и такие, как правило, выживают. — Тут же добавил: — Вы, пожалуй, пока прервите этот процесс познаний истории и идите веселитесь, гуляйте, ходите на танцы. Этого еще начитаетесь».

Правда, то, что мы читали в тот период, лишь частично стало доступным в начале перестройки, а затем захлестнуло все СМИ и каналы ТВ с начала 1990-х и по сегодняшний день.

Кстати, там же, на окраине Балашихи, в одном из уголков 101-й школы, где когда-то преподавал диверсионное ремесло легенда советской разведки Илья Старинов, часто проводились и сборы КУОС — Курсов усовершенствования оперативного состава. Тогда спецподготовкой различных групп руководил Герой Советского Союза Бояринов, погибший в декабре 1979 года во время взятия дворца Амина в Афганистане — «пуля-дура» попала ему под бронежилет.

А тогда, в 1970-х, я случайно оказался свидетелем работы одного из курсантов со взрывчаткой и рельсами и посмел высказать ему замечание по поводу взрывателя. Находившийся рядом Бояринов резко спросил:

— Что, шибко умный?

Я ответил, что работал на шахте, и в случае неправильного взрыва, повлекшего больший, нежели нужно, выброс породы, нас «учили» черенком лопаты по спине. Он оценивающе посмотрел на меня и, как товарищ Сухов из кинофильма «Белое солнце пустыни», сказал:

— Ну, бери и делай!

Я взял и сделал. Рельсы были взорваны грамотно. Он сказал:

— В 16:00 в кабинет 110-й.

В назначенное время я зашел, и он, уже ознакомившись с моим личным делом, заявил:

— Ты, как взрывник да еще и радист, очень интересный кадр для меня.

Как известно, впоследствии, в 1974 году, было создано специальное подразделение «Альфа», затем — «Вымпел» и другие. Мы же с Бояриновым в составе разных групп пересекались во время работ по освобождению заложников в Сомали и Эфиопии в 1978 году. А в декабре 1979-го в Афганистане получил боевое крещение кагэбэшный спецназ... К большому моему сожалению, это был последний бой фронтовика полковника Бояринова.

Награда за честность

Тяжелый шахтерский труд и хорошие заработки приучили меня к рачительному отношению к деньгам, а молодой здоровый организм слушателя Высшей Краснознаменной, которым позволялось снимать квартиру и, конечно, негласно, но подрабатывать, говорил — нужно иметь дополнительный доход, не мешающий учебе. И я, и мои друзья уже со второго курса стали периодически подрабатывать. Это была работа почтальонов, дворников, грузчиков, циклевщиков полов — в общем, кто что умел, у кого на что сил и фантазии хватало.

Ну а стройотряды для нас были делом почти обязательным. Мы, ребята военные, выгодно отличались от других молодежных комсомольских отрядов. На стройках нас ценили за умение работать на любой технике и за высокую ответственность. В 1970-х рабочий люд часто шутил, отвечая на вопрос о том, кто такие комсомольцы. Говорили так — «это молодые ребята, которые работают, как пионеры, а пьют, как старые большевики». Как бы то ни было, с Сахалина и Камчатки, из Воркуты и других мест мы всегда возвращались в Москву с деньгами, которые позволяли нам хотя бы в первом семестре реализовывать многие возможности и прелести жизни в столице.

Больше всего запомнилась работа грузчиком на кондитерской фабрике «Большевик», которая находилась в пяти минутах ходьбы от нашей школы. Прямо после самоподготовки, в форме, мы двигались на фабрику, там переодевались и успевали и крепко поработать, таская огромные мешки с сахаром и мукой, и немного отдохнуть ранним утром перед занятиями.

На фабрике был закреплен порядок, в соответствии с которым во время работы и вообще на территории — ешь всего, сколько хочешь, за пределы же не выноси. Мы сами убедились, что уже через неделю на конфеты, яйца, масло и сгущенное молоко смотреть не хочется.

Мы ничего даже и не пытались выносить, а потому когда после душа выходили через проходную, то дежурные контролеры — очевидно, по согласованию со своим старшим начальником — в знак благодарности за честность раздавали небольшие подарки, говоря: «Берите, берите, солдатики, сами скушаете, с друзьями поделитесь!» Такое отношение было очень приятным, а мы, в свою очередь, подсказали службе охраны «лазейки», по которым пытались растаскивать товары, как их тогда называли, «расхитители социалистической собственности».

«Детектор лжи» от майора Брякова

Программой обучения в ВКШ на четвертом курсе предусматривалась оперативная практика в действующих армейских подразделениях. Все слушатели направлялись в конкретные Особые отделы. С учетом моей специализации меня направили в отдел военной контрразведки, оперативно обеспечивавший одну из мощных авиадивизий. Добираться до места нужно было подмосковной электричкой, но дорога занимала около четырех часов. Раньше, когда я служил срочную и летал в составе экипажей Ту-16, мы совершали посадки на аэродроме этого соединения. Так что я неплохо знал место.

В отделе меня встретили хорошо и прикрепили на время практики к опытному оперативному майору Брякову...

Поскольку в этот период шли серьезные учения, а я был человек в гарнизоне новый, мне сразу же поставили особую задачу. Она была по сути диверсионной — но не всерьез, а понарошку. Нужно было подобрать людей и, возглавив эту группу, проверить бдительность в различных подразделениях. Мне были выданы «липовые» документы с явными признаками подделок, специально привлекающими внимание. Проверять нужно было соседнюю воинскую часть.

Я быстро выстроил план действий, составленный с учетом моих знаний, приобретенных во время срочной службы. Получив все санкции и подобрав нужных людей, организовал работу. Конечно, по-человечески мне было жаль тех, кого нужно было проверять на бдительность, но они ведь военные и не имеют права расслабляться. К сожалению, чаще всего это бывает только теоретически...

Так что, как ожидалось, так и оказалось — везде срабатывали человеческий фактор и величайшая беспечность. Уже в первой половине дня мы проникли на объекты, и меня не только взялись оформлять на работу, но даже и выделили мне место в офицерском общежитии!

Побывав в расположении штаба, я уже точно знал, что и как нужно будет делать вечером или ночью. Впрочем, нам удалось завершить все мероприятия уже к тому времени, когда гарнизон готовился ко сну. Я и «мои люди» побывали во всех намеченных местах и все, что нужно, сфотографировали либо условно «заминировали». Интересный эпизод произошел, когда мы «работали» с документами в штабе. На одном из важных приказов стояла подпись со знакомой мне фамилией. Я посмотрел на инициалы — так это же один из моих бывших командиров, с которыми я часто летал еще в Бобруйске! Тогда он был заместителем командира полка, а сейчас его должность значилась как заместитель командира дивизии.

Я сделал нужные снимки, но «изымать» документ не стал. Ну не смог я так жестко поступить со своим старым командиром ! Хотя, конечно, будь на моем месте подлинный неприятель, ему было бы все равно. Пользуясь правами старшего группы, я отложил этот документ, а затем и вовсе вернул его на место. Потом, естественно, я доложил об этом руководству, и оно согласилось с моими аргументами...

Итак, «задание» было выполнено в полном объеме, и настал «час расплаты». В большом клубном помещении высшее руководство принимало рапорта о готовности авиационных частей к выполнению основных задач, предстоящих на втором этапе. Дошла очередь и до командиров авиаподразделений, где до этого поработали мы. Они четко стали докладывать о том, какими силами и где они начнут наносить удары...

И тут их резко оборвали инспектор Главного штаба и командующий. Оба они, буквально в унисон, с нарастающим административным напором и срывающимися на матерные нотки голосами, говорили о том, что все боевые единицы докладчиков уничтожены — естественно, условно, — как и склады боеприпасов, питания, и вообще у них не осталось ничего! На попытки возразить, им бросили на стол фотодокументы, напрочь отбивающие желание спорить.

Мы скромно и тихонько сидели в задних рядах, и мне искренне жаль было этих людей, которым мы своими действиями принесли столько неприятностей. Но, с другой стороны, сейчас они, получив нокаутирующий удар за свою и своих подчиненных беспечность, были живы и здоровы. Произойди подобное в боевых условиях — потери бы оказались очень большие... Зато теперь появлялась надежда, что этот «урок» подготовит их к реальному бою.

Тогда нас не стали «раскрывать» перед присутствующими, но руководитель отдела контрразведки довел до всех командиров и начальников информацию об «узких местах» в системе безопасности и боеготовности.

Среди присутствующих на разборе командиров я заметил и своего бывшего однополчанина. Он, как и все, сидел, опустив голову, и думал о чем-то своем. Когда все большие начальники выговорились и выматерились, собравшихся отпустили для работы по устранению недостатков. Я подошел к своему бывшему командиру с желанием рассказать и «покаяться». Мы увидели друг друга, обнялись, и он удивленно спросил: «А ты здесь откуда?» Но не успел я ему ответить, как его срочно позвали, и он, буквально убегая, крикнул: «Вечером можешь зайти в штаб? Потом поболтаем!»

Я так и сделал. И хотя мы были в разных «весовых категориях», но встретились как хорошие приятели. Я не стал начинать издалека и сразу рассказал о том, какую миссию мне пришлось выполнить буквально пару дней назад. Рассказал в деталях и о том, что читал документы с его подписями. Вначале он удивился, потом рассмеялся и поставил точку в этом вопросе словами: «Так нам разгильдяям и надо! Спасибо за науку!» Дальше мы вспоминали Бобруйск, боевых товарищей и просто общались. Завершилась наша беседа уже у него дома, где супруга приготовила нам классный ужин...

Скажу, что в последующем эта замечательная семейная пара еще долго «путешествовала» по различным авиагородкам. Он стал командиром дивизии, генералом и, как хороший стратег, был приглашен на работу в Академию ВВС им. Ю. А. Гагарина, что расположена в Монино. Там он возглавил факультет, и его имя осталось в доброй памяти многих авиаторов, закончивших академию.

Моя практика проходила довольно успешно. Павел Иванович Бряков оказался мудрым учителем и большим выдумщиком.

Его главным принципом было — «не навреди». Его «психологические опыты» при установлении истины поражали простотой, но были эффективны, хотя и вызывали улыбку у знатоков из оперативной среды.

Ну, например, чего стоил эксперимент со «взятием проб воздуха» у промасленных и пропитанных бензином солдат, среди которых затесался негодяй, насыпавший соли, сахара и песка в бензобак командирской машины?! Дабы другим неповадно было, в таких случаях необходимо срочно разыскать вредителя и наказать. И вот командование подразделения, предприняв безуспешные попытки «расколоть» солдат, зовет на помощь Павла Ивановича.

До сих пор помню эту « картинку», достойную пера сатирика-юмориста... Стоят два солдатских строя — автомобильная и инженерная роты. Рядом, возле длинной солдатской скамейки, стоит Павел Иванович, вокруг которого вертится беспородная собачка и все время норовит поднять лапку на ножку скамейки. Стоящий рядом хозяин собаки держит в руках поводок и постоянно одергивает «зверя», а майор Бряков ведет неспешный разговор.

— Товарищи солдаты, — проникновенно говорит он и смотрит на переглядывающихся в замызганном строю бойцов. — Вы наверняка слышали, что есть такая наука — одорология...

Вижу, что Павел Иванович чуть ухмыляется, понимая, что вряд ли кто из этих простых сельских парней, в большинстве своем — с дальних южных окраин страны, может знать такие слова. Об этой науке вряд ли знают и стоящие рядом офицеры.

— Так вот, — уверенно продолжает военный контрразведчик, — мы взяли пробы воздуха изо всех возможных мест пострадавшей машины. Вот они!

Взору растерянных солдат представляют несколько накачанных воздухом целлофановых пакетов, лежащих на той самой лавке, на которую покушается собачка.

— Если мы дадим их понюхать вот это собаке, — говорит майор, в то время как хозяин оттаскивает ее за поводок от ножки лавки, — то она, пройдя вдоль строя, опознает преступника, и тогда ему грозит срок в дисбате! У вас есть шанс добровольно признаться, и в таком случае, думаю, командиры ограничатся минимальным взысканием в рамках своей компетенции. Даю на размышление пять минут, время пошло!

Солдаты быстро и испуганно перешептываются между собой, и их взгляды все больше останавливаются на двух бойцах. Затем на них начинают «поддавливать» шепотом, перерастающим в гул.

Через три минуты из строя выходят два «проказника» и, опустив головы, плачущими голосами заявляют:

— Мы не хотели, но он нас довел до белого каления, и мы решили ему отомстить! — оба показывают в сторону нагловатого «старика» — водителя командирской машины.

Процедура закончена, и Павел Иванович, теперь уже наедине, выговаривает командирам за слабую воспитательную работу и плохой контроль, приведшие к таким проявлениям «дедовщины».

Затем мы направляемся в отдел, и Бряков, не давая возможности мне задавать вопросы, поясняет:

— Господи, какая одорология, какая собачка? Среди этой промасленной ребятни любая собака потеряет нюх на всю оставшуюся жизнь!

С этими словами он гладит собачонку, благодарит хозяина за участие в «спектакле» и с гордым видом, как известный персонаж Анискин, вышагивает по военному городку. Встречные военные и гражданские уважительно здороваются с ним и, провожая его взглядом, говорят между собой: «Хороший мужик, хоть и особист-контрик!» Здесь можно перефразировать и сказать: «Человек красит профессию, а не она его».

Был у Павла Ивановича еще один способ заставить — нет, не совсем правильно, скорее, побудить человека говорить правду и ничего, кроме правды. В те далекие годы, вначале 1970-х, на Западе и в Штатах появилась новая форма проверок на правдивость — детектор лжи или «лайдетектор», так называли его на американский лад. Эти приборы мало кто видел — даже и нам, слушателям ВКШ КГБ, его показывали нечасто.

А у Павла Ивановича он был. В его служебном кабинете, на подоконнике, рядом с письменным столом стоял дивный прибор, на котором была аккуратно привинчена латунная пластинка, и на ней выгравирована надпись «Детектор лжи». Красивая надпись, да и буквы заметные. Их хорошо можно было прочесть со стула, стоящего напротив кресла Иваныча. Так что любой, присевший на стул человек обязательно боковым зрением замечал прибор. Он был упакован в красивый деревянный ящичек, чем-то напоминающий раритетную шкатулку.

Человек, хорошо знающий технику, в принципе мог догадаться, что в ящике находится один из каких-то самолетных блоков, на котором много тумблеров, разноцветных мигающих лампочек и разных штекеров. Рядом виднелись самописцы из осциллографа и малогабаритная антенна, которую этот мудрый опер как-то всегда демонстративно направлял на сидящего напротив себя. Затем он нежно включал прибор и под раздающиеся из ящика шумы и потрескивания начинал беседу. При этом о приборе не говорилось ни слова. Он просто работал и все, а желающий узнать, что это за прибор, мог это незамедлительно прочесть.

Если же посетитель начинал задавать вопросы, то Пал Иваныч преспокойно говорил: «Да не обращайте внимания, это так, для меня!»

И что вы думаете ? Как правило, беседы у этого прибора были откровенны, и хозяину не приходилось абсолютно никого «колоть». Он просто подходил иногда, смотрел на подобие осциллографа и произносил: « Вот в этом случае и в этом вы допустили неточность». Человек обычно либо уточнял, либо настаивал на своем, и тогда Иваныч говорил: «Вот теперь лучше, молодцом!»

Скажете, примитивно? Да, и не ошибетесь! Но на многих действовало. Вот такие уроки преподал мне этот умница опер, который выгодно отличался от иных своих коллег умением найти психологически грамотное решение. Главное, без грубостей и нарушения прав личности.

А еще он умел грамотно и четко излагать мысли как в устной, так и в письменной форме. Кое-что из его арсенала мне пригодилось в дальнейшей работе. Так что практика у Павла Ивановича удалась. Мне нравились неординарные личности и всегда хотелось, чтобы их в нашей системе было бы как можно больше.

Испытатели — народ особенный

Получив диплом юриста-правоведа и навыки оперработника, я в сентябре 1973 года прибыл по распределению на подмосковную авиабазу Чкаловская — место, «завидное» для очень многих. Вот только оказалось, что здесь меня не ждали и через несколько дней пригласили в Москву на Лубянку.

Начальник авиационного отдела сказал конкретно и твердо, что в моем послужном списке должна появиться запись о работе в отдаленном районе, и назвал город Ахтубинск Астраханской области. Он добавил, что там как раз уже длительное время работает сотрудник П., которого необходимо переместить на Чкаловскую.

— Вы займете его место, а через три года я лично, естественно при хороших результатах работы, переведу вас поближе к Москве, — уточнил полковник, обозначив параметры моих возможных достижений на новом рабочем месте.

Таким образом, меня определили на должность оперуполномоченного по обслуживанию Центра подготовки летчиков-испытателей и двух авиаполков. Оставалось сказать «есть» и отбыть к месту назначения. Однако начальник отдела буквально по-отечески расспросил меня о житье-бытье, о семье, сразу же познакомил меня с моими кураторами...

Река Ахтуба обозначена в нынешних справочниках как одно из семи самых интересных мест в мире, где очень увлекательная и результативная рыбалка. Три года, проведенные там, воистину подтвердили рыбную славу этого края. Однако сам город Ахтубинск — это в основном большой военный городок с окраинами, на которых проживали с давних времен переселенцы из разных мест Украины и России. Климат резко-континентальный. Весной много мошки и комаров, летом очень жарко и пыльно, осенью тоже пыльно и ветрено, зимой холодно, но часто малоснежно. Но это для пессимистов. А если посмотреть с другой стороны — красивые зеленые степи и тюльпаны, сочные и вкусные помидоры, огромные и сладкие арбузы и стада степных сайгаков. Ну а рыбалка, рыбалка — всегда.

Прибыв на место и приступив к работе, я сразу убедился, что оперативную работу надо выстраивать с нуля, так как воинские части были в стадии реорганизации. В авиационных подразделениях меня хорошо приняли еще и потому, что я был из летно-подъемного состава, то есть мог общаться с авиаторами на понятном им языке.

Вместе с инструкторами и преподавателями Центра подготовки летчиков-испытателей я облетел все воздушные армии бывшего СССР, и при помощи коллег, следуя указаниям моего руководства, мы обеспечили качественный и надежный набор кандидатов в будущие испытатели. Мне всегда нравился летный народ, открытость и разухабистость летчиков — этих постоянно рискующих парней, всегда спешащих жить и радующихся каждой минуте.

Я поселился в гостинице вместе с ними, и, хотя в свои 27 лет был только лейтенантом, а они в 25 уже капитанами и майорами, мы сдружились. Они осваивали новую технику, и я тоже учился у них. Мне очень хотелось нив чем не отставать, но, естественно, летать мне бы никто не позволил. Как говорится, это уже не по моей специальности. Но и они, и инструктора были ребята понимающие, и теперь уже можно в этом сознаться — они сделали все для того, чтобы я тоже почувствовал небо на разнотипных спарках. И я искренне благодарен им, хотя и сам нарушал, и их ставил под угрозу.

Однажды, собравшись по случаю какого-то праздника за дружеским застольем, кто-то из летчиков, затронув «шпионскую» тему, задал мне провокационный вопрос:

— Вот ты скажи, Николай, мы все тысячекратно проверенные, нам доверяют такую классную авиатехнику, ну зачем за нами следить «контрику» — особисту? Если что, мы сами придем и расскажем о врагах и сдадим их.

Тогда еще не улетел на МиГ-25 Беленко, но случались другие попытки, о который мне было хорошо известно, и я ответил:

— Да не следить я за вами приехал, а беречь вас! Ведь вы все хотя и штучный товар, но как дети шаловливые, а порой и большие разгильдяи. Поверьте, один разгильдяй может сотворить такое, что не под силу пяти шпионам или диверсантам...

Мы тогда здорово посмеялись. Жизнь не раз подтвердила тезис, что летчики-испытатели — народ особенный. Однако из-за человеческого фактора одних, порой и наземных специалистов, происходят серьезные беды у других. И вот наглядный тому пример.

Шел очередной виток «соревнований» с вероятным противником по новому поколению КР — крылатых ракет. Опытный экипаж тяжелого бомбардировщика летел на задание. Под крылом была КР с усовершенствованной системой наведения. В полночь, поймав на экране цель, штурман дал отмашку, и ракета «пошла». Экипаж, как и предусматривало задание, лег на обратный курс, дожидаясь информации с полигона о результате пуска. Но там недоуменно твердили, что ракеты не было и никаких целей она не поражала. Весь экипаж, не сговариваясь, хором произнес:

— Ни хрена себе! А где же она?

Командир добавил:

— Теперь дома нас ждут не семьи, а «черный воронок»...

А в это время руководителю полетов в аэропорту города

Гурьева оператор докладывал:

— На посадку заходит какой-то самолет и не отвечает на запросы «свой-чужой»!

В этой ситуации единственно правильным решением было отключить приводные антенны. Неизвестный объект, немного «порыскав», резко снизился и упал вблизи гражданского аэропорта, попав при этом в жилые дома. Ракета была без боезаряда, так что взорвались только остатки топлива. Погибли восемь человек. Вот чем обернулась ошибка экипажа! Две погибшие семьи казахов захоронили за счет Минобороны, а среди местного населения долго гуляли легенды об НЛО или упавшем метеорите.

Экипаж разогнали. Никто из них не лукавил, все честно заявили о том, что плохо подготовились к полету и были невнимательны во время выполнения боевого задания. Но горестная метка осталась — одно, когда в результате твоей ошибки погибаешь ты сам, а если ни в чем неповинные люди?

Основы понимания

Моим первым оперативным начальником в Ахтубинске был Борис Александрович Щепанский — полненький полковник, очень хорошо известный в авиационной контрразведке Дальнего Востока и Сибири, весьма неординарная личность. Кстати, он нещадно курил и, заканчивая одну папиросу, прикуривал от нее другую.

Свое становление Борис Александрович некогда начал в авиагарнизоне в Серышево и теперь уже уверенно завершал службу, желая уйти на пенсию в Москве либо Ленинграде.

Как хороший опер, Щепанский знал все тонкости работы и грамотно руководил вверенными сотрудниками, не давая им расслабиться. Когда я, по прибытии в Ахтубинск, пришел в отдел и представился, он выслушал меня и сказал:

— Говоришь складно, посмотрим, как работать будешь!

Для меня его слова прозвучали неким вызовом, и я подумал: придираться будет! Теоретически я был подготовлен неплохо, но вот из практики — только то, что давали в Высшей школе. Хотя там у нас на практических занятиях буквально «выматывали душу», за что мы потом, годы спустя, говорили нашим наставникам огромное спасибо.

Получив свой первый оперативный материал, я оформил его, как учили, зарегистрировал и передал на утверждение начальнику. Через час секретарь принес мне документ, исчерканный замечаниями Бориса Александровича. Я молча переписал, учел внесенные поправки и вновь отдал все секретарю. Процедура повторилась еще дважды, и когда я написал все заново в четвертый раз, то вдруг обнаружил, что окончательный вариант, ну очень — за исключением двух слов и одного знака препинания — похож на мой первый. Я, конечно, все понял, но, тем не менее не учел одного, за что и поплатился. Я попросился на прием, зашел и попытался было объяснить обнаруженную мною невероятную схожесть двух вариантов. То, что я услышал, была «непереводимая игра слов» — примерно как в кинофильме «Бриллиантовая рука». Наиболее понятными были первые три слова: «Ты что, умник?!»

Молча склонив голову, я слушал начальника и как человек, прошедший «университеты» в шахтерской и авиатехнической среде, думал о том, как же все-таки разительно отличаются одни и те же выражения, произнесенные забойщиком или техником самолета, от речи оперативного начальника! То, что я в тот момент слышал, было для меня обычным интеллигентским «стебом». Шеф закончил, я сказал «Есть!» и возвратился в свой кабинет «дорабатывать» документ.

Минут через пять меня нашел Щепанский и молча подписал документ, добавив:

— Вы не обижайтесь! Я все-таки должен был акцентировать ваше внимание на главных направлениях работы.

Я спокойно ответил:

— Ну что вы, на обиженных воду возят...

С тех пор я, конечно, всегда старался, и мои документы не подвергались серьезной корректировке. Это финальное обращение на «вы» как бы подвело к уважительной доверительности отношений после весьма «красочной» тирады.

«Контрольная встреча»

Для стимуляции работы и естественного контроля ради наш начальник Борис Александрович Щепанский назначал «контрольные встречи». Особенно он любил проводить такую работу с «источниками», работающими по интересным делам. При этом наиболее проблемными всегда являлись источники из числа женщин. Где с ними встречаться и как в условиях военного городка, где все и вся на виду, всегда было головной болью для оперсостава. Но женщины — они весьма изобретательны и порой предлагали интригующие места встреч... Я, например, проводил эту работу в дневное время, и часто — на свой квартире. Такие вещи, естественно, не поощрялись и потому не афишировались. Однако шеф запросил «контрольную встречу» с Мариной, работавшей по конкретному делу, имеющему перспективу развития и хорошую реализацию.

Борис Александрович спросил время, я назвал, он поинтересовался местом, я назвал адрес своей квартиры и хотел было объяснить, но он заторопился, и я не успел все рассказать. Ну а дальше все пошло по сценарию. Шеф прибыл с соблюдением мер конспирации, я же предварительно навел порядок и убрал все предметы, напоминающие обо мне. Едва зайдя, он спросил, курят ли хозяева — я, естественно, сказал, что нет, и тут же появилась Марина.

Она долго рассказывала, мы уточняли детали и затем все это записали. Пока шел разговор, Щепанский мял в руках папиросу... Наконец, почти за два часа мы все уточнили и поставили ей новые задачи. После того Марина конспиративно покинула квартиру, и шеф зажав в зубах папироску, тоже рванул к двери.

Когда я прибыл в отдел, начальник, довольный хорошим результатом «источника» и оперативной информацией, констатировал:

— Вот видите, если захотеть, все можно организовать и достойно, и конспиративно! Да, кстати, а как зовут хозяина квартиры? Надо бы его поощрить...

Тут мне пришлось честно сказать, что это — моя квартира, так как других подходящих условий я пока не нашел. Можно представить, что тогда было! Как говорится, «далее следует непереводимая игра слов».

Спустя некоторое время Борис Александрович все-таки позволил мне работать с Мариной на моей квартире, но на совещаниях частенько вспоминал ту ситуацию примерно так:

— Некоторые умники позволяют себе принимать источников информации на своих квартирах, и мало того — там назначать и «контрольные встречи»! — тут Щепанский сделал паузу, как бы ставя жирную точку и подводя итог: — В этом, правда, нет ничего страшного, и условия конспирации не сильно нарушены. Но меня-то предупредить надо! А то я, как дурак, целых два часа не мог покурить и чуть не изгрыз всю пачку!

Было смешно, но никто не смеялся, потому как все понимали: Борис Александрович обижен запретом на курение.

Аварийная посадка

Авиационные будни полны приключений. Но порой бывают и «чудеса». Вот, помнится, приближались майские праздники — прекрасная весенняя пора.

Предпраздничная летная смена закончилась традиционно. Пилоты поздравили друг друга, немного выпили, закусили уже в летной столовой — и кто куда. Одни — домой к семьям, другие — в гараж для подготовки к рыбалке. Юрий Николаевич М. оказался среди вторых. Но все же знают, что прийти в гараж просто, а вот просто уйти — это уже сложно. Тем более в такой день. Открытые двери, окрики, поздравления с наступающими праздниками и... вот ты уже в состоянии «невесомости».

Дорога к дому Ю. Н. лежала мимо спорткомплекса. И он, как человек «ершистый», не смог спокойно пройти мимо группки молодых ребят, часть из которых была в летных отцовских кожаных куртках. Сделал им какое-то замечание, они его обсмеяли, и он «зацепился». Слово за слово — и молодые парни пинками отправили подвыпившего летчика домой. И он ушел, но тут же вернулся с арматуриной. Однако те самые ребята уже ушли, а по дороге Юрию встретились другие — но вроде как бы такие же. В общем, водка и обида взяли свое, и он ее выплеснул на первых попавшихся.

Банальная история, но это ЧП, и оно стало «раскручиваться». А пока информация шла от одного начальника к другому, Ю. Н. уже приступил к работе и между праздничными днями, 3-го и 5-го мая, успел сделать два вылета на рядовые задания...

Но вот на третьем вылете ему не повезло. В полете вдруг остановился двигатель, и, находясь на низкой высоте, летчик должен был покинуть самолет. Но Ю. Н. принял другое решение и классно посадил современную машину в старых рисовых «чеках», где ландшафт был далеко не ровный.

Целехонький дорогостоящий самолет стоял на потрескавшемся грунте, окруженном рвами. Чудо? Нет, мастерство! Я вместе с другими специалистами вылетел на «место» на вертолете. Стрелка топливомера показывала наличие топлива, хотя на самом деле баки были пусты. Сначала все хлопали пилота по плечу, говорили хвалебные слова. Затем, с подачи работников политотдела, вспомнили о его участии в предпраздничной драке и... понеслось. Договорились до того, что весь этот «спектакль» летчик подготовил и устроил специально для того, чтобы избежать ответственности за «пьяный дебош». Однако технические специалисты всех уровней доказали, что виноваты приборы, где и были обнаружены «стружки», которые никто посторонний, кроме как на заводе, туда «запихнуть» не мог. Летчики ходили по грунту вокруг самолета и цокали языками от удивления — как он смог посадить машину в таких условиях с неработающим двигателем?

Окончательный вердикт вынес начальник испытательного центра генерал-полковник И. Гайдаенко, состоявший в дружбе с командующим ВВС СССР Главным маршалом авиации П. С. Кутаховым:

— За такую посадку и спасение самолета надо награждать орденом, — безапелляционно заявил он. — А за пьянку — надо наказывать! Плюс на минус — равно нулю. Забыть!

Микоян, сын Микояна

Сейчас достаточно часто в телепередачах о Сталине предвоенного времени показывают эпизоды с интервью Степана Анастасовича Микояна — одного из могикан цикла, скажем так, «кремлевские дети». Степан Анастасович достаточно четко и аргументированно дает характеристики и взрослым, и юным обитателям Кремля, ссылаясь на высказывания своего отца — бывшего заместителем председателя Совнаркома и, правда недолго, председателем Президиума Верховного Совета СССР Анастаса Ивановича Микояна — о том либо ином эпизоде из нашего прошлого. И это звучит особенно правдиво — когда лично, из первых уст. Между тем я слышал эти рассказы еще в далекие 1970-е, когда на эти темы особенно не распространялись...

Так случилось, что в праздничный день меня «поставили» на трибуну с руководителями города Ахтубинска, принимавшими демонстрацию трудящихся. Выбор пал на меня лишь потому, что я был единственный из Особого отдела, у кого оказалась в наличии парадная форма одежды. И вот я, 27-летний «карьерист»-лейтенант, оказался плечом к плечу со знаменитым 50-летним генералом Микояном, в то время заместителем начальника летного испытательного института (8-го ГНИИ).

Я был чуть выше его ростом и пошире в плечах, а поэтому скромно попытался стать чуть сзади и слева. Он заметил эту мою суету, взял за локоть и буквально поставил рядом с собой, сказав, как бы невзначай:

— Седой, а уже лейтенант!

Шутка мне понравилась, и в ответ на его следующую фразу: «Мы с вами где-то уже виделись...» я сказал:

— Да, товарищ генерал, мы с вами знакомы на пятьдесят процентов.

— А это как? — улыбнулся он.

— Это когда я о вас много знаю, а вы обо мне — ничего!

— Продолжайте, — сказал он и, взяв под козырек, приветствовал демонстрантов.

Я кратко рассказал о себе, и он, бросив: «Какие ваши годы», объяснил мне на пальцах, что к 45-ти годам я легко буду полковником, а далее, как говорят, по желанию, — к 55-ти можно стать и генерал-полковником. Ему нравилось то, что в военную контрразведку я пришел из авиации, и мне понятна авиационная среда и особенно — характеры летчиков, либо, как говорят сейчас, их менталитет.

Впоследствии мы периодически общались, а однажды я провел вместе с ним и другими пилотами несколько дней в командировке в Киеве. Степан Анастасович умел завладеть вниманием окружающих, много шутил, интересно рассказывал и притом, частенько кивая в мою сторону, подчеркивал: «А вот эту историю наш опер должен знать!», тем самым придавая доверительности нашему общению.

Генерал Микоян чрезвычайно жизнелюбив и очень неравнодушен к женскому обществу. Дамы гарнизона его любили, обращались с различными бытовыми проблемами, что, в свою очередь, порождало массу слухов и небылиц об этом прекрасном человеке. Но как бы то ни было, он всегда оставался на высоте И даже когда был приглашен в Звездный городок на встречу по случаю 35-летия выпуска группы летчиков-испытателей, то, имея за спиной 85 лет от роду, сам за рулем лихо примчался на легкой иномарке, долго общался, много вспоминал и, пригубив три рюмочки, сам же уехал, несмотря ни на какие уговоры. Маленький, сухонький, но весьма подвижный и с неугасающим блеском в глазах, он породил белую зависть у гораздо более молодых, но уже достаточно погрузневших пилотов в отставке. Проводив его, большинство, не сговариваясь, произнесли: «Молодец, блин!»

Скажу честно, что однажды Степан Анастасович оказал мне реальную помощь именно в моей работе: как-то он нашел меня и без всяких вступлений рассказал о подозрительном любопытстве одной молодой особы, которая путем широких «постельных» возможностей пытается вести сбор информации о новой авиатехнике и ее вооружении. Его « наводка» и своевременные меры позволили мне и коллегам провести серию удачных оперативных мероприятий, предотвратить утечку секретной информации, организовать необходимую профилактику и разобраться в причинах повышенного интереса дамы к технике...

В общем, если у человека голова на месте — она на месте всегда и во всем. Ведь столько, к сожалению, известно случаев, когда из-за какого-то ложного стыда, опасений прослыть «стукачом » или просто позиции «не мое это дело» люди скрывали известные им подозрительные и иные факты — вплоть до уголовных преступлений и откровенной измены. Генерал Микоян не стал рассуждать, мол, «не царское это дело» и что про него подумают, а поступил так, как и следовало поступить офицеру и гражданину.

Охота на рыбнадзор

Километрах в тридцати от Ахтубинска, в пойме Волги, разбросало свои дворы село Болхуны. Мимо него мы часто проезжали к паромной переправе, а дальше к озерам или на Волгу и ее протокам. Ох, и знатные рыбацкие места!

Первый же мой выезд на рыбалку с полковыми друзьями Гришей Поповичем, Анатолием Логвиным и другими осенью 1973-го принес нам удачу. Через полчаса после заброса «закидушек» на одной из них «дал свечу» небольшой осетр, оказавшийся к тому же «икряным». Каких-то несколько минут в «тузлуке» — это соленый раствор — и икра-пятиминутка готова. Господи, ну до чего же вкусна она после стопочки водки вприкуску с сочным астраханским помидором! Но несколько ложек — и все, больше не идет! Наступает насыщение, и дальше, как в известном кинофильме «Белое солнце пустыни»: «Опять она проклятая!» Так что зря многие зрители воспринимают эту фразу таможенника Верещагина, как простую хохму...

В тот вечер и на следующий день мы поймали еще много разной рыбы — и большой, и маленькой, а новые друзья отметили, что с моей фамилией — Рыбкин, только и ездить на рыбалку, так как всем сопутствует удача. И действительно, в следующий раз я был занят и не смог выехать, так ребята приехали пустыми. В дальнейшем они делали все, чтобы меня освободили от дежурств, лишь бы я поехал с ними... Они начинали так: «даже если ты, дружище, устал, то просто поспишь там, отдохнешь — а мы будем делать все сами. Просто ты приносишь удачу». И уверяю, это не рыбацкие байки, нам всегда везло, и мы возвращались с хорошими уловами...

Впрочем, сейчас я расскажу о совершенно иной рыбалке, которую даже можно назвать «охотой».

Как издавна повелось на Руси: кто что-то охранял, тот то и имел. Не чурался этих правил и рыбнадзор — организация, которой был поручен контроль за сохранностью и соблюдением правил отлова рыбы на широких волжских просторах, простирающихся от Волгограда до Астрахани.

Инспектора рыбнадзора были полными хозяевами этих просторов. Вообще, те времена были спокойными: меру в народе знали, и случаев повального браконьерства было немного. Между тем сами рыбнадзоровцы позволяли «лихачить» своим знакомым рыбакам, запасаться рыбкой — в общем, как сейчас говорят, «крышевали». Зато помаленьку ловили рыбаков заезжих, придирались и к количеству крючков, и к толщине лески, чем, естественно, портили людям отдых.

Особенно любили они отыграться, показать свою власть на военных. Денег с них особенно не возьмешь, зато можно было сообщить командованию и добиться наказания — вот уже и результат в работе, которым можно отчитаться! А потому на водных просторах нередко возникали разные инциденты с участием летчиков, ракетчиков и другого военного населения, не по своей воли оказавшегося в этих местах, где «отдых на воде» был единственной отдушиной.

В 1974 году противостояние дошло до того, что между сторонами стали происходить драки, победителями в которых, как правило, выходили вооруженные рыбнадзоровцы. С учетом всех этих обстоятельств Генеральная прокуратура СССР дала распоряжение провести по всем каналам негласную проверку с целью выявления фактов нарушения социалистической законности при выполнении органами рыбнадзора своих функций. Руководителям органов военной контрразведки и территориальных подразделений КГБ СССР выдали соответствующие мандаты. Естественно, наиболее качественно выполнить эту работу можно было лишь с помощью хороших и опытных рыбаков из числа военных и гражданских лиц, знающих окружающую местность и все заповедные места.

Один из таких мандатов получил и я. Быстро собрав из военных две бригады и четко проинструктировав каждого участника, мы приступили к патрулированию.

Ждать долго не пришлось. Буквально в первый же вечер мы получили информацию от рыбаков, что наряд рыбнадзора целый день гонял любителей рыбной ловли на одной из территорий, где был так называемый хороший «плав». Так называлось место, где можно большим специальным неводом, в народе прозванным «режаком» — это сеть с крупной, как в волейбольной сетке, ячейкой, — ловить осетровых рыб. Этот способ откровенно браконьерский, и рыба, побывавшая в этой снасти, как правило, получает серьезные раны и погибает.

Едва мы осмотрели местность, как заметили характерные признаки браконьерского лова: неподалеку от одного берега плавала пустая канистра — в качестве большого концевого поплавка, а близ другого стояла моторная лодка...

Я отдал соответствующие команды и направил две бригады к месту лова. «Рыбаки» абсолютно никак не реагировали на наше появление, так как были уверены, что главнее их на данном участке нет никого. Мысленно я несколько раз прокручивал варианты обращений в подобных ситуациях и ожидал, в принципе, каких-то нормальных ответов. Однако тот, который мы услышали, был верхом простоты: «Пошли на..!», — предельно кратко начал старший в лодке.

Я старался быть максимально спокойным и командным голосом спросил:

— Доложите, кто такие и почему браконьерничаете?

Видимо, моя молодцеватая напористость и то, что все участники операции обращались ко мне подчеркнуто вежливо, по имени и отчеству, заставило насторожиться рыбнадзоровских «оборотней», и они, поспешив сменить тон, ответили:

— У нас «контрольный улов»!

— Пожалуйста, подтвердите это документами!

Однако не только предъявить соответствующие документы, но и дать какие-либо аргументированные объяснения — что это такое, «контрольный улов», — они не смогли.

Я же, в свою очередь, ожидал, что они поинтересуются нашими полномочиями, и готов был показать мандат или, как говорят в оперской среде, «брякнуть корками» — то есть предъявить удостоверение личности офицера КГБ СССР. Но такого вопроса не последовало, и «рыбачки», как-то быстро смягчившись, стали лепетать о том, что сейчас они эту рыбу отпустят.

Осматривая «режак», мы увидели, что рыба уже серьезно изранена, и приняли решение извлечь снасть из воды вместе с рыбой. Завершив эту операцию, и мы, и браконьеры двинулись к стоявшему в заводи катеру, на котором находилось много людей, уже хорошо разогретых спиртным.

Я подумал, что сейчас начнется перебранка, но страх уже уличенных быстро передался остальной команде, и все стали наперебой убеждать нас, что подобное случилось с ними впервые. У нашей группы были всего два пистолета и ракетница, рыбнадзоровцы же вооружены все. Продолжая разговор, я отдал команду сдать оружие и документы, приготовившись на всякий случай к неожиданностям, но ни меня, ни остальных членов моей группы так никто и не спросил: «Да кто же вы такие и на каком основании тут распоряжаетесь?»

Уже потом, составляя протоколы, на которые в буквальном смысле слова лились слезы оборотней-рабнадзоровцев, я сообщил всем, чтобы, сдав рыбу в детский дом Ахтубинска, они явились в понедельник утром в «домик на Горке».

— А... Смерш! — произнес бригадир рыбнадзоровцев и запричитал: — Вот уже двадцать пять лет работаю и ни разу не было подобного!

Гриша Попович, осмелев, решил тоже высказаться и изрек:

— Двадцать пять лет браконьерничаете, и никто вас не пресекал! А ведь именно вы поставлены государством охранять наши рыбные запасы!

От его слов, произнесенных с металлом в голосе, провинившиеся и вовсе сникли и, опустив головы, просили о снисхождении, заверяя, что в указанное время будут в отделе военной контрразведки.

Утром в понедельник наш шеф Борис Александрович Щепанский испытал невероятное удовольствие от профилактической беседы, которую выстроил очень грамотно и убедительно, завершив речь словами:

— А теперь вы поступаете в распоряжение Николая Николаевича, и он завершит работу с вами...

До этой профилактики нам удалось убедить шефа в том, что с этими браконьерами, которые, насколько мы выяснили, не нанесли серьезного ущерба, нужно установить оперативные отношения и они могут стать неплохим подспорьем в противодействии ИТР (иностранным техническим разведкам), да и не только... Наши ожидания оправдались, и мы достаточно быстро наладили канал получения хорошей оперативной информации. И, почти как в сказках сказывается, «работали они долго и продуктивно».

Правильно выстроенные взаимоотношения сыграли хорошую роль и в налаживании с некоторыми из них личных отношений. Ведь как бывало приятно, когда, находясь с друзьями на рыбалке где-нибудь в пойме, вдруг видишь, как появилась рыбнадзоровская «флотилия», с которой приветствуют через мегафон:

— Здравствуйте, Николай Николаевич! Как здоровье, отдых, друзья? Ухи уже поели или только обосновались?

Как правило, они хотя бы ненадолго причаливали где-то рядом и, отведав ушицы и крепкого чая, обменивались свежими анекдотами и... информацией.

Уже потом, приезжая в эти места в отпуск, я встречался со старыми знакомыми, и мы вспоминали историю наших взаимоотношений, которые всем пошли на пользу. Рыбнадзоровцы подчеркивали, что больше конфликтов с военными у них не бывало.

Контрразведчик живет «на земле»

Какой бы таинственностью и загадочностью ни была окружена работа военного контрразведчика, он все-таки практически ежедневно находится на виду у военных и членов их семей. А потому неизбежно наступает момент, когда проявляются все его качества и способности — не только профессиональные, но и человеческие. Так что военный контрразведчик всегда должен быть готов предпринять четкие, выверенные действия либо выбрать единственно правильное решение. Тогда он «наконе» и будет пользоваться подлинным авторитетом.

Каждого из нас всегда могут спросить, а что ты вообще умеешь? Известен случай из жизни Федора Шаляпина — в ту пору уже прославленного певца. Вышел он как-то из ресторана, кликнул извозчика и, развалясь на сиденье пролетки, указал адрес.

Кучер, осмотрев очень хорошо одетого господина, очевидно, почувствовал в нем нечто необычное — все-таки происходил Федор Иванович «из низов» — и спросил: «А чем барин заниматься изволит?» Тот снисходительно ответил: «Да пою я!» Кучер ухмыльнулся, крякнул и сказал: «Да я тоже пою, когда выпью! Ты, барин, что руками-то делать умеешь?»

Так вот однажды и мне пришлось объяснять группе старших офицеров, что я умею делать «на земном», понятном, скажем так, уровне. Пришли ко мне эти мои товарищи и прямо сказали: «Николай, мы, конечно, понимаем, что ты контрразведчик и у тебя серьезные задачи по поимке шпионов и т. д., но у нас в коллективе завелся вор!»

Они рассказали, что воришка стал частенько «изымать деньги» — особенно во время командировок и перед праздниками. При этом он забирал из портмоне и карманов половину находящейся там суммы либо меньше... Я согласился помочь и не хотел оплошать, тем более что некоторый опыт в этом плане у меня уже был: еще во время обучения в техникуме мы с ребятами из общежития выявили одного вора, которому в итоге не удалось избежать самосуда. Его сильно избили и выбросили в окно. Он остался жив, но наверняка запомнил науку надолго.

А здесь — офицерская летная среда, люди с хорошими суммами денег, ну и, естественно, — всеобщее недоверие в итоге. Эта проблема для меня стала делом чести.

Сначала я с коллегами провел тщательный анализ и, когда примерно определился круг подозреваемых, сделал запросы по прежним местам их службы — вплоть до училища. Появились кое-какие зацепки в отношении одного из пилотов, которого подозревали еще в училище, на 1-м курсе, но тогда обошлись профилактикой, так и не поймав «на горячем», и все там затихло. Мною был разработан целый оперативный план, помечены купюры, установлены засады и т. п.

И действительно — воришка попался. Да, именно тот, которого не стали изобличать в училище. Если говорить по правде, он стал классным пилотом, но, к сожалению, «болезнь» осталась. Его судьбу решил суд офицерской чести, и он был уволен из армии. Долго не мог устроиться на работу, но опять же сердобольные полковники поговорили с ним, и он пришел в одну из гражданских организаций и прямо сказал: «Я хорошо летаю и хочу летать, но у меня была одна «болезнь», — и честно рассказал о ее «симптомах». Он предъявил письмо из части в адрес руководителя этой организации, подписанное несколькими полковниками — под этим письмом подписался также и я. Ему поверили и взяли на работу. Больше мы о нем ничего плохого не слышали.

Ну а я доказал своим сослуживцам, что могу не только « шпионов ловить», которых большинство рядовых граждан считают чем-то мифическим, но и «работать руками», так сказать...

Однако вернусь снова к вышеупомянутой «болезни», про которую говорят, что она плохо лечится. И вот тому пример.

Однажды, когда я уже работал в ЦПК им. Ю. А. Гагарина, мы были оповещены милицией о том, что в торговом центре задержан бывший генерал Б. за воровство конфет и продуктов. В произошедшем мы разбирались вместе с тогдашним руководителем Центра генерал-лейтенантом Г. Т. Береговым. Этим воришкой действительно оказался бывший командующий авиацией ЦГВ генерал-лейтенант Б., уволенный за крупные хищения и разжалованный до полковника.

История его оказалась аналогична вышеизложенной. Воровал в училище — узнали, но факты скрыли и под каким-то предлогом перевели его в другое училище. Поймали на том же самом в летной части, но опять не стали вскрывать «опухоль», а просто перевели в другую часть — может быть, даже и с повышением, как часто делали с теми, от кого стремились избавиться... Вот так человек воровал, переводился — и при этом рос по службе. В конце концов, он дослужился не только до «больших звезд», но и до позорного разоблачения, был изгнан, разжалован, а воровать не перестал.

Но бывает ведь и еще хуже, когда люди с такими задатками начинают подсиживать сослуживцев, воруют у них секретные документы. Так было с двумя, казалось бы, закадычными друзьями. Они вместе отдыхали, дружили семьями, но... однажды на горизонте замаячило повышение по службе — и это «руководящее кресло» было только одно. Вот тут-то и началось!

На одного из друзей вдруг обрушились беды да напасти. То он удостоверение потеряет, то документ — и все по нарастающей. Ему и невдомек, отчего все эти напасти, хотя и ясно было, что не просто так... Он грешил на кого угодно, но не на верного товарища, которого мы все-таки изобличили, хотя и пришлось очень много времени потратить на этого негодяя. После этого начальник ЦПК им. Ю. А. Гагарина, бывший фронтовик, провел в коллективе такую «разъяснительную работу», что можно было смело оставлять любые документы, где угодно, зная, что они не пропадут. Профилактика достигла дели, а вот у воришки судьба не сложилась... Убегая от позора, он был вынужден уехать на какую-то дальнюю стройку, где его следы и затерялись.

И вот что интересно. Я тысячекратно убедился, что именно активное участие военного контрразведчика в повседневной жизни коллектива, готовность оказать любую помощь окружающим делают его по-настоящему значимым и уважаемым человеком.

Будь ты хоть виртуозом контрразведки, но может так сложиться, что за всю оперативную жизнь ты не поймаешь диверсанта и не разоблачишь шпиона. Кстати, может быть, они и не появятся на твоем объекте именно потому, что ты выстроил такую мощную контрразведывательную защиту, что никакой разведцентр и помышлять не будет о проникновении на твой объект. Ну, как в песне: «Товарищ Сухов, мимо вас не пролетит и муха!»

Однако обо всем этом окружающие вряд ли узнают, и контрразведчик для всех будет не более чем несколько таинственный «шепчи-молчи», которого при удобном случае лучше обойти стороной.

А вот если у опера проявляется активная жизненная позиция, то на объекте четко будут знать, что у них есть свой защитник. Его могут любя называть по-разному — «особист», «контрик», «шепчи-молчи», но будут относиться с уважением, доверять ключи от своих сердец и душ, а при необходимости — идти к нему «исповедываться и причащаться». Люди будут уверены, что этот человек никогда их не предаст, не обидит и не сделает подлости, а именно защитит.

Беглец Беленко

Старший оперативный начальник, отправивший меня на три года в Ахтубинск, внимательно следил за моим становлением. В 1976 году он стал первым авиационным генералом в военной контрразведке и слыл волевым и решительным руководителем. Как потом оказалось, у него на меня были свои виды — так что все, что мне говорилось в кабинете на Лубянке, было сказано не зря, не для утешения офицера, сменившего вдруг Чкаловский на Ахтубинск.

Но я об этом не знал и просто добросовестно работал, стараясь всегда делать так, чтобы меня не за что было попрекнуть и тем более ругать. Кстати, я с раннего детства не терпел, когда на меня кто-либо повышал голос. Может быть, поэтому я стремился быть в числе лучших — но не выпячиваться, а именно быть! Как я узнал значительно позже, достигнутые мною результаты вполне устраивали моего прямого шефа и радовали «большого шефа». Но если первый изо всех сил старался «выращивать» меня в Ахтубинске, то «центральный» начальник решил и, как отрезал, повелел забрать меня в Звездный городок.

В результате, в соответствии с приказом КГБ СССР, с 1 сентября 1976 года я уже должен был приступить к исполнению обязанностей в отделе военной контрразведки по Чкаловскому гарнизону, в оперативном обслуживании которого находился и Центр подготовки космонавтов им. Ю. А. Гагарина.

Если честно, я боялся радоваться, хотя чувствовал, что меня буквально распирало от открывающихся возможностей. Но я никогда не был карьеристом, так что и в тот момент не строил никаких далеко идущих планов. Я понимал, что мне уже 30 лет — не лучший возраст для человека в погонах, если на этих погонах у него по три небольшие звездочки, обозначавшие, что он «уже старший лейтенант». Мне никогда ничего легко не давалось, и я просто ожидал изменений, греясь на августовском солнышке гагрского побережья, где проводил отпуск и мог вдоволь поиграть со своим трехлетним сыном Денисом.

В то время по радио и телевидению постоянно рапортовали об успехах в строительстве развитого социализма, так что информация о летчике Беленко, сбежавшем в конце августа в Японию на новейшем истребителе МиГ-25, еще не дошла до обывателя... Однако на пляже санатория «Украина», где отдыхали номенклатурные работники из Киева, уже вовсю об этом шептались, и я, как радист 1-го класса, краем уха уловил приглушенный разговор.

«Боже мой! — подумал я. — Ведь человек с такой фамилией в прошлом, 1975-м году приезжал поступать в Центр подготовки летчиков-испытателей, но не набрал нужных баллов и должен был прибыть для обучения в этом, 1976-м!»

Едва я дозвонился в Ахтубинск, шеф потребовал, чтобы я побыстрее приезжал, так как придется много писать и отвечать на разные вопросы. Уже на месте я узнал более точно все обстоятельства и радовался тому, что Беленко не поступил к нам в Центр подготовки летчиков-испытателей. В это же время было горестно узнать, что ему удалось обмануть нашего коллегу, который, кстати, учился вместе со мной на одном курсе, но в параллельной группе...

Только немного улеглись эти страсти, как в Особый отдел буквально прибежал начальник Центра летчик-испытатель Владимир Алексеевич Добровольский и передал письмо, отправленное в его адрес лично Беленко. Разумеется, это письмо было написано еще до побега — автор письма выражал желание учиться на испытателя.

Добровольский перекрестился, что ему теперь не приходится отвечать за такого «перспективного летчика». Это письмо, однако, вновь породило множество вопросов. Вывод был прост: если он собирался учиться, значит, решение улететь не было продуманным заранее, а было принято спонтанно, под влиянием каких-то обстоятельств. Тогда выходит, что он никакой не «агент спецслужб», а просто человек с неустойчивой психикой... На эти и другие вопросы мы строчили ответы в Москву, и мои сослуживцы радовались тому, что я еще не уехал и отвечаю на все вопросы со знанием дела.

Все пилоты и особенно испытатели в тот период были не в лучшем расположении духа. Нельзя сказать, что они были подавлены случившимся, но понимали — этот урод бросил тень на всех авиаторов. Не раз мы собирались вместе и, однажды, наливая по 100 граммов, кто-то из летчиков вдруг вспомнил прежнее мое высказывание о необходимости контрразведчиков.

— Да, Николай, ты прав, — признались мои товарищи. — Есть еще среди нашего брата раздолбай!

Однако это не было простым «раздолбайством», и тогда никто из летчиков еще не мог представить тех огромных потерь и затрат, которые понесло государство для замены одной лишь системы опознавания «свой — чужой».

Об этом предателе впоследствии было много статей и передач, в которых никто не подвергал сомнению тот факт, что это был именно «предатель». Даже те, кто пытался объяснить его действия обидой, нанесенной ему со стороны командования, его тонкой душой и тем, что он оказался «непонятым профессионалом», — все осознавали, что Беленко — подлец, нанесший серьезный ущерб своей Родине.

По счастью, этот факт никак не отразился на моей судьбе — хотя известно, что даже случайные «прикосновения» к подобным происшествиям нередко приводят к очень печальным и совершенно несправедливым последствиям...

Первые шаги

Начальник Чкаловского особого отдела Борис Александрович Суворов принял меня приветливо и с порога заявил:

— Ну вот что, Николай Николаевич, есть у нас Савва Саввович, который уже умаялся в ожидании своего скорого отъезда в Одессу для продолжения там службы. Так что быстренько прими объект и отпускай его... Действуй!

Я принял в оперативное обеспечение так называемый «космический полк» и стал осваиваться. В числе дел первого порядка я внимательно изучил материалы расследования гибели Юрия Гагарина и Владимира Серегина — эта трагедия произошла восемь лет назад — и обнаружил много для себя интересного, чем и поделился с командованием полка.

При этом я заметил, что многие, казалось бы, второстепенные ошибки, произошедшие тогда, каким-то нелепым образом перекочевали в настоящее время. Впрочем, люди часто забывают ошибки прошлых лет, а потому в силу все того же человеческого фактора повторяют их вновь и вновь. Вместе с командирами мы стали устранять недостатки и быстро убрали все «хвосты», мешающие нормальной работе.

Через некоторое время мы вместе с командиром Лавровым пошли к начальнику Центра подготовки космонавтов им. Ю. А. Гагарина Георгию Тимофеевичу Береговому, дабы он своим решением утвердил ряд положений, гарантирующих работу с космонавтами без предпосылок к летным происшествиям и тем более ЧП. Эти положения убирали некоторые «вольности», которые допускали летчики-космонавты, облегчая, как им казалось, себе жизнь, но на самом деле ставя ее под большую угрозу...

Я впервые был на докладе у Берегового, и он, оценивающе посмотрев на меня, спросил: «Откуда таков?» Я представился по полной программе, но кратко, обратив его внимание на то, что работал с известными летчиками-испытателями в Ахтубинске, и они могут дать характеристику мне и как человеку, и как оперу.

Разговор сложился и принял еще более доверительный характер, когда Георгий Тимофеевич, расспрашивая меня о житье-бытье, узнал, что я родом с Донбасса, и мы с ним земляки, да еще оказалось, что он когда-то был знаком с красивой дивчиной — начальником железнодорожной станции в моем родном городе Константиновке — Верой.

Тут я чуть было не вскрикнул, но сдержал себя и спокойно сказал:

— Да это же моя родная тетушка!

Ответ Георгия Тимофеевича был по-украински лаконичен:

— Та ты шо?!

Затем он посмотрел на часы — было уже 12:30 — и, почти как в свое время известный всем «папаша Мюллер», сказал командиру авиаполка:

— Лавров, ты иди, готовься к полетам, а ты, Рыбкин, — останься!

После этого Береговой завел меня в комнату отдыха, находящуюся рядом, и открыл бутылочку хорошего коньяка. Выпили мы по традиции три рюмочки, ну а проговорили еще полтора часа, то есть все обеденное время... В 14:00 зашла секретарь и сообщила, что в приемной Георгия Тимофеевича ожидают заместители и начальники управлений.

Береговой попрощался со мной, пожелав успехов на новом месте, уже в присутствии зашедших начальников, чем сделал мне неоценимую услугу. После такого приема я легко установил хорошие отношения со многими космонавтами-руководителями и другим начальствующим составом. Дальше все зависело от меня, и я рад, что мне удалось задать всем своим личным контактам деловой тон. Я никогда даже не пытался делать ссылок на какие-то личные, особые отношения ни с одним из руководителей и в этой связи ни разу не был вовлечен в межличностные отношения, конфликты и иные интриги...

Иногда в дружеской обстановке Г. Т. Береговой приветливо обращался ко мне: «А, Антоша Рыбкин!» На мой недоуменный вопрос: «Почему?» — он сослался на героя кинофильма военной поры «Разведчик», где главным персонажем был мой однофамилец по имени Антоша.

Но самое главное, что я усвоил сразу — это необходимость знать все обо всем, всех и всегда. Никакие личные отношения тебе не помогут, если ты упустишь какой-то момент даже третьестепенной важности, способный неожиданно повлиять на выполнение основной задачи по подготовке космонавтов к очередным космическим полетам. Очень важным было умение правильно распорядиться получаемой информацией.

Стоит учесть еще и то, что все основные данные по оперативной линии докладывались лично председателю КГБ СССР Ю. В. Андропову и его первым заместителям — Г. К. Циневу и С. К. Цвигуну. И ведь не дай бог, если какой-либо факт они узнавали не по своей «вертикали», а из других источников. Так что оперативный работник мог быть «профилактирован» в любой момент, и дабы такого не случалось, приходилось стараться изо всех сил.

Через десять дней в Звездный прибыл мой начальник с Лубянки и поинтересовался, как идет процесс становления и какие есть просьбы и пожелания. Наряду с оперативными вопросами я обратился с неожиданной просьбой — разрешить мне при исполнении служебных обязанностей постоянное ношение гражданской формы одежды. Я пояснил удивившемуся генералу, что герои-космонавты, у которых на груди больше звезд, чем у меня на погонах, смотрят на меня сквозь призму моего звания. А я седой и явно уже не юноша, но на погонах — три маленькие звездочки старшего лейтенанта. У многих военных при встречах со мной всегда возникал этот вопрос, и приходилось объяснять, что я не неудачник и т. д. и т. п. В гражданской одежде я мог бы чувствовать себя с собеседником, что называется, на равных.

Мои доводы оказались убедительными, и было получено «добро». Уже теперь, сквозь прожитые годы, могу с уверенностью сказать, что моя седина и правильно выбранная, независимая линия поведения сыграли положительную роль и в оперативном, и в ином плане. Так и «дорос» я до полковника, фактически ни разу не надевая военную форму. Она, правда, всегда была наготове, и когда в момент увольнения в запас в 1998 году космонавты спросили: «Николай, а ты хотя бы военный или как?!» Я с гордостью достал из шкафа парадный китель с погонами полковника и с двумя боевыми орденами — Красной Звезды и Мужества — и многими медалями. Удивлению не было предела, поскольку я никогда не скрывал ничего, однако и не бахвалился своими подвигами и достижениями. В этом, правда, была некая интрижка и маленькая тайна, но, на мой взгляд, это правильное решение...

Космонавты и опера

Скажу так: найти общий язык с космонавтами не всем и не всегда было легко, чему в подтверждение приведу пример одного из оперработников, который в 1970-х годах некоторое время работал в Звездном городке.

В тот период во всех зарубежных поездках космонавтов обязательно сопровождали сотрудники КГБ СССР. Возвратившись из поездки, один из них в своем докладе руководству решил отметить, что некоторые космонавты излишне увлекаются спиртным и даже склонны к необдуманным поступкам в компании женщин... Ну, как говорится, не ведал старый мужчина о том, что прославленные молодые парни просто привлекательны для девушек и женщин, и последние очень стараются увлечь их.

Эта информация дошла до «верхов», а оттуда пошла «вниз» — от министра обороны к главкому ВВС. Последний, недолго раздумывая, как и принято в летных коллективах, вызвал космонавтов и серьезно, но быстро их «профилактировал». Космонавты Первого отряда, конечно же, сразу поняли, откуда ветер дует, и были премного удивлены. Везде ведь были вместе и выпивали умеренно, зачастую даже веселились по инициативе оперативника — в подробности вдаваться не будем, но «профилактику» приняли как должное. Однако сильно огорчились и решили ответить «асимметрично»...

Однажды, когда в ЦПК находилась высокая правительственная делегация, которую сопровождал генерал армии Георгий Карпович Цинев, курировавший военную контрразведку, которой он некогда руководил, космонавты в процессе общения с ним сделали «ответный ход». При появлении в поле зрения этого оперработника один из космонавтов сказал Циневу:

— А вот и ваш Пушкин!

Цинев, конечно, лично его не знал и спросил:

— Что, это фамилия такая или похож очень?

— Нет, не из-за бакенбардов. Уж больно пишет складно — и все сказки! — отвечали ему.

Георгий Карпович тут же подозвал одного из начальников военной контрразведки, стоявшего неподалеку, и заметив, что не очень хорошо, когда космонавты дают прозвище оперработнику, предложил подыскать ему равнозначную должность — но в отдаленном от Москвы регионе, что и было, разумеется, достаточно быстро исполнено...

Однако есть и противоположные примеры, причем это случалось чаще — когда космонавты ходатайствовали перед руководством КГБ СССР о присвоении нашим сотрудникам званий на ступень выше занимаемой должности, о награждении их правительственными наградами за активное обеспечение безопасности во время осуществления международных космических программ.

Одним из таких легендарных в космической отрасли сотрудников КГБ СССР стал Николай Иванович Чекин. Во время работы в Центре подготовки он провел ряд активных оперативных мероприятий и предотвратил серьезные летные происшествия. Им же была получена упреждающая информация о неполадках в одном из космических комплексов, что позволило сохранить дорогостоящую аппаратуру. Примеров его оперативной деятельности было много, и он заслуженно пользовался авторитетом у руководства Центра и космонавтов.

Но, как иногда случается, из-за кавказского родственника его жены в семье возникла проблема. «Горячий горский парень» решил проучить опера и неожиданно напал на него, нанеся ему несколько ударов сзади... Однако Чекин устоял, а нападавший пустился в бегство — по снегу, в одних носках. Контрразведчик настиг «шаловливого» родственника у электрички, скрутил его и сдал в милицию. И как частенько случалось ранее, да и сейчас происходит, милицейское начальство в силу ревнивого отношения к чекистам преподнесло ситуацию в ином ракурсе: они обвинили Чекина в злоупотреблении спиртным и чуть ли не в применении оружия и запрещенных приемов самообороны. Ситуация разыгрывалась по такому сценарию, что Николаю Ивановичу было впору писать рапорт об увольнении — иначе ему грозили понижение в должности и перевод в другой, весьма отдаленный регион.

Надо отдать должное космонавтам Первого отряда: они приняли личное участие в судьбе человека, поехали даже к министру внутренних дел СССР Н. А. Щелокову, а затем убедили руководство КГБ СССР не применять к оперработнику никаких мер дисциплинарного и партийного воздействия.

Позднее, в 1978 году, Чекин перешел на оперативную работу в НПО «Энергия», где вырос до уровня заместителя Генерального конструктора и вице-президента ракетно-космической корпорации...

Грабители из милиции

Это был август 1982 года. В тот день на мне была красивая легкая рубашечка в полосочку с коротким рукавом... В нагрудном кармашке — «ксива», в заднем кармане брюк — платочек и расческа. Мне позвонила сестренка Танюша и сказала, что накануне моего дня рождения мама через знакомых передала мне гостинцы. Вечерком я был уже у нее в Подлипках — так все называли Калининград Московской области, нынешний город Королев.

Посидели, повспоминали, немного выпили и закусили. Я забрал авоську с вкусными мамиными гостинцами, к которым сестренка добавила еще две трехлитровые банки с огурцами и помидорами.

Стою на платформе, жду электричку, как говорится, никого не трогаю. Уже стемнело. И вдруг за деревьями платформы раздается женский крик: «Помогите!»

Что делать? Людей вокруг мало, никто не реагирует, а я только что выпил. Все эти размышления длились не более пяти секунд, и я помчался в сторону, где звали о помощи. В небольшом переулке девушка отбивалась от двух негодяев, которые вырывали у нее сумочку. В несколько прыжков я настиг первого и ударом в пах уложил его на асфальт, а затем ударом по шее уложил второго.

Девушка, обхватив сумку руками, убежала, и я не заметил третьего негодяя, который нанес мне удар сзади — только услышал свист какого-то предмета, и тут же у меня в глазах «засверкало», а из носа хлынула кровь. Удар пришелся в правую скулу и в нос, который был сломан. Как оказалось, это был кусок ржавой трубы — от удара он даже изогнулся, сломав мне нос. Счастье, что я не упал, иначе меня бы затоптали.

Я присел над первым сбитым негодяем и, буквально заливая его своей кровью, дал ему еще раз под дых, схватив за горло. После того я стал кричать, что убью его, если ко мне кто подойдет. Те двое отбежали, но недалеко, и стали бросать в меня камнями, крича, чтобы я отпустил их друга — мол, хуже будет. Доставая из кармана платок, я вытащил свою металлическую расческу, приставил ее острым концом к глазу лежащего и, «применив» весь «шахтерский лексикон», убедил тех двоих, что лучше меня не трогать.

«Помог» мне в этом и лежащий, который благим матом орал, чтобы его друзья отошли от меня, иначе этот тип — это обо мне — лишит его глаз. Совсем как в кино «Джентльмены удачи»: «Хулиганы зрения лишают!»

Да, ему было больно, но ведь больно было и мне! Тем более у меня, не переставая, лилась кровь. Всю эту картину наблюдали жители соседней пятиэтажки, которые видели только нас двоих и вряд ли понимали, что на самом деле происходит. Как потом выяснилось, многие были убеждены, что хулиган — это я, и я напал на мальчишку... В конце концов, кто-то бросил мне кусок тряпки, которой я зажал разбитый нос, кто-то вызвал милицию. Двое сбежали, но своего пленника я удержал и вместе с ним был доставлен в горотдел милиции, которым тогда руководил будущий министр внутренних дел СССР Виктор Баранников.

Когда разобрались, то оказалось, что задержанный раннее судим, а в подельниках у него... один действующий сержант милиции, другой — бывший! Во время драки у меня из кармана вывалилось удостоверение сотрудника КГБ СССР и его лишь утром нашли в кустах у платформы. «Гостинцы» и баночки бесследно исчезли вместе с авоськой, а я накануне своего дня рождения оказался в авиационном госпитале, где мне правили мой и без того горбатый перебитый нос и зашивали рваные раны на лице после удара трубой.

К счастью, та самая девушка пришла в милицию и рассказала о случившемся. В противном случае, «компания» пыталась изобразить ситуацию так, что будто бы пьяный чекист напал на ни в чем не повинных гуляющих ребят и, применяя запрещенные приемы, абсолютно беспричинно их избивал.

Что самое неприятное — некоторые милицейские начальники уцепились за эту версию и нашли очевидцев, будто я повалил парня и грозился выколоть ему глаза. Эти «свидетели» приводили как раз те аргументы, которые нужны были милиции, и «играли» против меня. Вот таким образом некоторые «менты» защищали своего подонка и «топили» чекиста...

Но, к моему счастью, ситуацию спас Виктор Баранников. Он потребовал объективного разбирательства, сам опросил многих свидетелей и не побоялся объявить, что среди его подчиненных оказались негодяи. Эти негодяи были отданы под суд и понесли конкретные наказания... Я счел своим долгом поблагодарить этого честного руководителя, что и сделал в присутствии его подчиненных с приглашенными космонавтами.

После случившегося, видя меня с перебитым носом и синяками под глазами, некоторые мои знакомые говорили:

— Николай, ну зачем тебе это? Ведь ты был подшофе, и никто не знал, что ты офицер и чекист! Сел бы спокойно в электричку и уехал. Ничего ведь серьезного не случилось бы... Сумочку забрали бы и все...

Меня это возмущало, и я отвечал:

— С той сумочкой забрали бы и мои совесть и честь!

Прав я или нет — не знаю, судите сами. Я по-другому не

могу, хотя порой несу серьезные физические потери. Зато моя совесть чиста. А вот рубашку было жалко. Сколько ни искал, найти такую же красивую так и не смог.

«Если послал — то идите!»

Однажды начальник военной контрразведки Чкаловской авиабазы срочно собрал оперативный состав отдела для организации и оперативного обеспечения мероприятий, проводимых высшим военным руководством во главе с министром обороны Дмитрием Федоровичем Устиновым.

Высшие военные чины провели совещание на базе Монинской академии и должны были на двух самолетах вылетать в штаб Группы советских войск в Германии. Поскольку генералы и маршалы разных родов войск были «разогреты» во время ужина, им необходимо было помочь занять свои места в самолетах в соответствии со списками, утвержденными помощниками министра обороны.

Наше руководство понимало, что общение с «лампасными товарищами» предстоит сложное, а потому на развилке к самолетам поставили меня — единственного, кто был в гражданской одежде. Таким образом, исключались возможные попытки поставить меня по стойке «смирно». В общем, думаю, особенно объяснять не нужно... Мне было велено спрашивать фамилию, сверять ее со списком и указывать направление к нужному самолету.

Вначале все шло нормально. Но чем выше были чины, тем сложнее оказывалось убедить их в том, что они летят на другом самолете, а не вместе с министром обороны. И вот в то время, когда Д. Ф. Устинов принимал рапорт командира экипажа у трапа, один из спешащих к министерскому самолету генералов в ответ на мою просьбу назвать свою фамилию просто грубо послал меня «в известном направлении». Причем сделано это было так вульгарно, что я не выдержал и громко высказался в его адрес — разумеется, не так грубо.

Однако такая неожиданная реакция и дерзость «пиджака», как он меня назвал, пришлись ему совсем не по душе, и генерал выдал такую визгливую «трель», что обратил на себя внимание Дмитрия Федоровича Устинова. Тот резко повернулся к матерщиннику и спросил:

— В чем дело?

Генерал обиженно промычал:

— Товарищ министр обороны, меня вон тот вот, — он показал на меня пальцем, — «пиджак» послал на..!

Дмитрий Федорович улыбнулся и, под громкий смех окружающих «лампасников», быстро сгладил ситуацию:

— Ну, так если послал — то идите!

Все, кроме того генерала, были удовлетворены...

Как кончается дружба

Накануне 60-й годовщины Великой Октябрьской революции, в 1978 году, в наш отдел и ЦПК поступило указание встретить делегацию во главе с президентом Сомали Мохаммедом Сиадом Барре.

В 12:00 5 ноября мы, в соответствии с отработанным до мелочей планом, встретили руководителя Сомалийского государства у памятника Юрию Гагарину. Вид у темнокожего гостя был суровый и неприветливый, но все экспозиции он осмотрел, пожал руки героям космоса и уехал — но без традиционного банкета. Тогда мы еще не знали, что Мохаммед Сиад приезжал просить у Леонида Ильича Брежнева оружие для войны с Эфиопией, но получил дипломатичный отказ, почему и возвратился в Могадишо весьма недовольный... А потом, после ноябрьских праздников, мы услышали в телевизионных новостях информацию, что сомалийские власти окружили все советские объекты, практически взяв в заложники многочисленный персонал. А ведь дружба между нашими государствами длилась почти семнадцать лет, и Ленинградский пединститут даже разрабатывал алфавит и правила написания для их языка суахили. Наши военные обучали сомалийцев не только в их «домашних условиях», но и принимали массу курсантов и слушателей во многих военных училищах и академиях Вооруженных сил СССР. Но теперь этой дружбе пришел конец, и из Сомали пошла тревожная информация об издевательствах над советскими и кубинскими гражданами...

Уже 11 ноября я в соответствии со специальным предписанием был готов вылететь с Чкаловского аэродрома. Советское руководство приняло решение собрать в Ташкенте всех обучающихся в СССР сомалийцев и буквально менять их на наших граждан. Сомалийские власти немного притихли, когда увидели на рейде Могадишо наши корабли, и быстро согласились на обмен. Однако тут возникла совершенно иная проблема: оказалось, что многие сомалийские военные совсем не хотели улетать домой, понимая, что там их сразу же пошлют на войну. И они изыскивали способы остаться в СССР или сбежать в «третью страну» по пути на родину. При этом была даже серьезная опасность захвата самолетов — если учитывать, что среди сомалийцев были и летчики.

Когда мы получали инструктаж от наших генералов, собравшихся в Ташкенте, то нам ставили еще и специальные задачи. Так, во время пребывания в Могадишо мы должны были группами добраться до наших объектов и оказать помощь их сотрудникам в ликвидации спецтехники, документов, а также в проведении специальных мероприятий.

Как это часто бывает, рядом с грустным неожиданно появляется и смешное. Так, когда один из больших генералов объяснил нам способы тайного проникновения на спецобъекты и поинтересовался: «Есть ли вопросы?», поднялось несколько рук. Я был в числе спрашивающих. Задали, в частности, такой вопрос:

— Товарищ генерал, как вы представляете наше «тайное проникновение» — в стране, где одни чернокожие, да и с иностранными языками у нас не очень?

Ответ был краток, как выстрел:

— Ночью, блин! — Затем последовали риторические возмущения: — Умники мне нашлись! Чернокожих сотрудников у нас пока нет, запомните! Вам сказали проникнуть — вот и проникайте!

Очевидно, генерал и сам понимал, что все не так просто, как пытались изобразить, а потому он поворчал и успокоился, заговорив уже гораздо мягче:

— Вы уж, ребятки, подумайте и постарайтесь! Скоро, очень скоро у нас будет специальное подразделение для таких целей, и мы перестанем рисковать вами...

Это он говорил о подразделении «Вымпел» и других, о необходимости которых специалисты из КГБ уже многократно задумывались ранее... Посмеялись мы тогда славно, но и долго обдумывали различные варианты действий в Сомали.

С первыми трудностями столкнулись во время перелета по маршруту Ташкент — Карачи — Аден — Могадишо. Вне пределов СССР дружелюбие сомалийских «студентов» закончилось быстро, зато агрессия по мере приближения к дому нарастала. Мы были вооружены лишь пистолетами ПМ, применить которые казалось весьма проблематично. Пассажирам — а летели мы на Ил-18 — было сразу же приказано-предложено места не покидать и туалетом пользоваться только хвостовым.

Чего нам только ни пришлось услышать, ведь все они худо-бедно знали русский язык. Сомалийцы уговаривали высадить их либо в Карачи, либо в Адене, но чаще всего — угрожали убить нас и съесть по прилету в Могадишо. Нам же нужно было довезти до конечного пункта их всех, так как сколько человек туда доставишь, столько своих, советских, оттуда и заберешь.

Ил-18 летит долго, но во время посадок и заправок выходить нельзя; в Карачи было жарко и влажно; в Адене вообще было такое пекло, что к самолету без перчаток не притронуться. Но вот, трудности перелета закончились. По прилету нам отвели стоянку в аэропорту Могадишо, которая прямиком выходила к океану... Всех бедолаг-сомалийцев усадили в военные автобусы и под конвоем сразу увезли на фронт. Нам же с улыбкой показали на побережье и предложили искупаться, предупредив, правда, что не далее как позавчера на этом месте акулы растерзали французских стюардесс.

Однако нам и без этих страхов было не до купания — голова болела о другом. Но, к удивлению, мы в принципе легко решили свои задачи, чему способствовала величайшая беспечность охраны аэропорта. Понаблюдав, как перемещаются по территории американцы и европейцы, мы через некоторое время оказались каждый у своей цели, так что к назначенному времени вернулись к самолету, полностью выполнив поставленные задачи...

Так мы посещали Сомали более двух недель — пусть и с разными приключениями, зато возвратились домой без потерь и «проколов», получив благодарность от руководства. В тот период мы, естественно, не могли даже похвастаться перед друзьями результатами своей работы, хотя и пришлось уклончиво отвечать на вопросы о том, где так шикарно загорел в ноябре.

Подарок для генсека

Не заставила себя ждать и следующая командировка, причем, что удивительно, опять в Африку, только теперь в соседнюю с Сомали Эфиопию — на историческую родину великого русского поэта А. С. Пушкина.

Ситуация возникла самая простецкая и дурацкая. Сомалийские сепаратисты захватили в плен четверых наших посольских разгильдяев — иначе их не назовешь. Четверо сотрудников посольства в Аддис-Абебе — советник, военный атташе, гэбэшник и врач — решили поохотиться в саванне. На привале к ним подошел такой же якобы охотник — из местных, заговорил на русском, а когда они ему объяснили, кто они есть, да что тут делают, да с кем на охоту приехали, он дал команду — и его невесть откуда появившиеся черные ребятки всех четверых «повязали». Этими ребятками оказались бандиты, возглавляемые сомалийцем — выпускником Одесского артиллерийского училища. Вот откуда был русский язык, которым собеседник сразу вызвал симпатии наших дипломатов. Взяв четверку в заложники, бандиты повели их в глубь Суданской территории, требуя выкуп.

Вот так, еще в 1978-1979 годах начинали сомалийцы свой криминальный бизнес. Но как говорят мудрые люди, героизм одних — это зачастую последствия разгильдяйства других. Вот и теперь несколько групп наших сотрудников и кубинцев гоняли эту банду по саванне, в которой сами они чувствовали себя совсем неуютно — в отличие от сомалийцев.

Как и было предусмотрено, я облачился в форму летчика гражданской авиации, которая хранилась у меня в служебном кабинете на Чкаловском аэродроме. Затем получил соответствующие документы и в составе экипажа и сопровождении спецгруппы отправился в Аддис-Абебу и далее. Трудно давалась эта командировка. Практически из зимы мы прилетели в пекло, где вскоре почувствовали, что готовы буквально кожу с себя содрать, чтобы охладиться. В саванне в изобилии водится всякая живность, в том числе и ползучие...

Естественно, что мы не были готовы к серьезным действиям в таких условиях, но тем не менее задачу свою выполнили — правда, ценой неимоверных усилий. Заложники были освобождены и вернулись в Москву, где отчитывались за разгильдяйство. Нас же, членов группы, прямо или косвенно причастных к заданию, как говорится, «погладили по головке». Я еще раз убедился, что для решения таких задач нужны суперспециалисты, пребывающие в состоянии постоянной готовности, а не так, как я: сегодня — в Звездном, завтра — в африканской саванне.

Однако еще раз мне пришлось участвовать в спецоперациях, но теперь — в привилегированных условиях. В составе экипажа самолета Ил-76 я выполнял задачу по обеспечению безопасности визита Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева в ФРГ. Транспортный самолет был до предела загружен спец-аппаратурой связи и приземлился в аэропорту Кельн — Бонн. Мы с экипажем выполнили все возложенные на нас задачи, но с обратным вылетом вышел казус: немцы, зная слабость Леонида Ильича к хорошим машинам, подарили Брежневу автомобиль, и он дал команду сразу же доставить это авто в Москву.

«Умники» из ближайшего окружения распорядились выгрузить секретную аппаратуру связи прямо на чужом аэродроме и охранять там ее своими силами.

— Да бог с ними, пусть остаются! — преспокойно сказал один из лизоблюдов, улетая вместе с Брежневым.

Ил-76 улетел с «подарком» для генсека, а совершенно секретная аппаратура осталась... И вот стояли мы с экипажем неподалеку от летного поля и думали над тем, что же в этой жизни главное? Но почему-то нужного ответа не находили. Может быть, потому что в голове и на языке у каждого были только матерные слова.

Приобретенные привычки

Как-то, еще в 1963 году, когда мне было 17 лет, я после утренней смены на шахте и сытного обеда, не пошел пешком в общежитие, а сел в полупустой автобус. Свободным оказалось переднее место, расположенное спиной к окну. Я присел и приготовился вздремнуть... На следующей остановке зашло еще несколько пассажиров постарше меня. Я как человек совестливый, но уставший, стал вести внутреннюю борьбу: уступить — не уступить. Но когда в автобус зашла женщина с ребенком, борьба мотивов прекратилась, и я уступил место женщине, на руках которой был ребенок.

Едва автобус успел отъехать от остановки, как с боковой дороги на полном ходу в него врезался самосвал с пьяным, как потом выяснилось, водителем. Автобус опрокинулся на левый бок, и все пассажиры крепко помялись. Я же не получил ни царапины, а вот женщина, которой я уступил место, сильно пострадала. Я в числе других помогал раненым пассажирам и, сожалея о женщине, вдруг понял: «А если бы я оказался некультурным?» Тем более что я сидел и дремал, мог и не среагировать на аварию...

С тех пор в любом общественном транспорте я присаживаюсь только тогда, когда есть в изобилии свободные места. На подкорку залегла программа: «Всегда уступай место!»

Жаркое лето 1973 года, пора выпускных экзаменов в Высшей школе. Сдав экзамен по уголовному праву, я решил пройти пешком по Ленинградскому проспекту — в сторону метро «Аэропорт», к своему другу Серафиму Вдовину, у которого временно квартировал. Держа китель в левой руке, а фуражку — в правой, я двигался по тротуару, предвкушая сытный обед с жареной картошечкой и бутылочкой по случаю сдачи экзамена...

И вдруг, недалеко от стадиона «Динамо», я боковым зрением увидел легковушку, мчащуюся почему-то по тротуару, услышал резкий визг тормозов, глухой удар и дикий женский крик. Под машиной быстро образовалась лужа крови. Все замерли, а лежащая женщина громко стонала... В военной — хотя и всего лишь курсантской — форме был я один, и все почему-то вдруг посмотрели в мою сторону. Я понял и, быстро соображая, что делать, стал отдавать команды в надежде, что люди подключатся, помогут. Странно, но люди действительно сразу стали выполнять мои команды.

Мужчины быстро подошли к машине, взяли ее за правый бок и по моей команде «раз-два» резко перевернули на левый... На асфальте, истекая кровью, лежала женщина, у которой могли быть сильные повреждения. Я закричал: «Звоните в скорую и милицию!» — и увидел, что какие-то женщины побежали к телефону-автомату. Так как машина могла снова перевернуться, то мы с другими мужчинами очень осторожно перенесли раненую. Тут же в толпе нашлись врачи, но уже подъехала «скорая» и забрала пострадавшую.

Врачи сказали всем «спасибо» и уехали. Я же увидел, что мои руки в крови и пошел к автомату с газированной водой; поочередно нажимая на подставку для мытья стаканов, попытался как-то обмыть руки.

Почти завершив « водную процедуру», я вдруг ощутил, как кто-то трогает меня за плечо. Обернувшись, я увидел молодую женщину, которая показала на меня милиционеру, говоря:

— Вот этот молодой человек все быстро и четко организовал! Как врач я еще добавлю, что он действовал очень грамотно.

Я почувствовал себя смущенной красной девицей, но не пытался говорить, что «на моем месте так бы поступил каждый».

— Сделал, как учили, — сказал я.

— Ну, значит, хорошо учили! — под общее одобрение заявил милиционер и записал мои данные.

Я же, вытирая руки и потихоньку приходя в себя, подумал о том, что хотел взять одну бутылочку винца, но теперь надо взять что-либо покрепче — да и почему только одну?

А на подкорку записалось: «Когда знаешь как, действуй быстро и четко, не знаешь — не трогай, чтобы не навредить!»

7 января 1977 года около полудня в Москве, на Измайловской ветке метро, в третьем вагоне поезда, следовавшего от станции «Измайловский парк» к станции «Первомайская», прогремел взрыв. Сработало устройство, заложенное в «утятницу» экстремистами из Армении, желавшими привлечь внимание к «армянскому вопросу». В результате — двенадцать погибших и много раненых...

В тот зимний день я находился на дежурстве в Чкаловском отделе, но в нарушение установленных правил, договорившись с коллегами, решил по-быстрому съездить на электричке на Курский вокзал и встретить посылку от мамы, переданную через знакомых. Что и сделал. Однако понимая, что я в общем-то «нарушитель», очень торопился возвратиться на дежурство. Сумка мешала передвигаться, но я рванул вперед, а дверь вагона метро закрылась перед моим носом. Вставив руку в щель, я попытался приоткрыть дверь, но она ни в какую. Я остался на этом же месте и спокойно сел в следующий поезд. На подъезде к станции метро «Измайловский парк» поезд остановился и в вагон, едва уловимо, просочился запах взрывчатки. Я, как бывший шахтер, это почувствовал сразу и подумал: «Наверняка где-то идет проходка новых линий и до окончания взрывных работ нас тормознули». Так мы простояли, в общем-то без особых роптаний среди немногочисленных пассажиров, около 25 минут.

Когда поезд тронулся, машинист по радио сообщил, что по техническим причинам на станции метро «Измайловский парк» остановки не будет. Медленно набирая скорость, мы проехали эту станцию, и все вдруг увидели, что на перроне лежат убитые и раненые люди. Тревога и ужас охватили всех, машинист продолжил по радио:

— Всем сотрудникам правоохранительных органов, находящимся в нашем поезде и лицам, наблюдавшим какие-либо подозрительные действия, явиться в комнату № 101 на станции «Щелковская»!

Когда я зашел туда и представился, добавив, что ехал в третьем вагоне следующего за пострадавшим поезда — все это я сообразил после объявления, — на меня обратили внимание все присутствующие. В деталях я описал свои действия и попытки открыть двери уходящего поезда. Один из присутствующих высоких милицейских чинов сказал:

— Слава богу, сынок, что ты не успел туда попасть!

Это был именно «взорванный» вагон. Раньше я никогда не испытывал таких ощущений, а тут волосы под моей щегольской фуражкой встали дыбом. Но, естественно, как я ни пытался вспомнить что-либо оперативно значимое, в мое поле зрения тогда ничего существенного не попало — кроме шипящей и захлопывающейся двери.

Конечно, говорить теперь о какой-либо «конспиративной» поездке в Москву не приходилось. Я доложил о случившемся начальнику, получил, естественно, «взбучку» и уже «профилактированный», но зато целый и невредимый вернулся после дежурства в гостиницу, где со товарищи отметил еще один день рождения. Вот где пригодились мамины гостинцы, которые были использованы по назначению и что называется «под чистую».

В конце того дня вместе с тостами за удачу вырисовался и залег на подкорку еще один постулат: «Не суетись и не торопись!»

Честным быть лучше!

Сколько себя помню, никогда не врал. Мог допустить неточность, потому что не знал другого правильного ответа, мог что-либо приукрасить во время рассказа друзьям, но никогда не врал. Это сразу заметили мои родители и бабушка, так что когда я отвечал на их вопросы, даже после любой мальчишеской шалости, меня не переспрашивали, а верили сразу. Так было и в школе, и в техникуме, и в армии, и всю дальнейшую жизнь...

Вспоминаю случай, когда во время срочной службы ребята из нашего полка попросили меня принести из города водки. Я имел свободный выход из гарнизона, так как часто оформлял стенды в Доме офицеров — меня там все время видели с плакатами, свернутыми в тубы. Вот и теперь, завернув две бутылки в тубу, я двигался в авиагородок. Все шло гладко, как вдруг мне навстречу попался командир эскадрильи, с которым я часто летал в одном экипаже. Он резко остановил меня и также резко спросил:

— Что это ты несешь?

У меня быстро промелькнуло в голове: «Неважно есть ли демаскирующие признаки, надо говорить правду!», и я ответил:

— Водку товарищ, командир!

Он внимательно посмотрел на меня, на плакаты, похлопал по плечу и сказал, улыбаясь:

— Ну ладно, шутник, иди отдыхай — завтра полеты!

Тогда настал мой черед удивляться: « Господи, ведь правду

сказал, и не поверили — значит, у нас частенько врут, и лжи как-то верят больше».

Тогда окончательно решил, что в любых ситуациях нужна правда и только правда.

Однажды, когда я уже работал в Центре подготовки, от одного из начальников услышал в свой адрес такие слова:

— Когда тебя назначали сюда, учитывали и такой немаловажный момент, что ты всегда будешь добывать только объективную информацию, и мы не ошиблись!

Однажды я в спешке и суете допустил серьезную ошибку, которая могла привести, но, к счастью, не привела, к срыву оперативного мероприятия. Того факта, что ошибку допустил я, никто не видел и, в принципе, увидеть не мог. Я же сам не обратил на это внимания. Во время же первичного разбора ситуации я отсутствовал, и причину ошибки не вскрыли, да и вскрыть не могли. Но в моей памяти всплыл этот факт, и я сразу же заявил о нем. Мероприятие было спасено, а меня вместо наказания, наоборот, поблагодарили. Ведь будь я «тормозом» и коллектив, и государство могли понести серьезные убытки и моральный ущерб.

Прожив уже значительную часть жизни и, оценивая все свои действия и поступки, я убедился, что всегда был запрограммирован на правду, честность и правильные поступки. Иного быть не могло!

Крестница Карина

Шел месяц февраль далекого уже года, когда мои друзья Григорий и Аля узнали о судьбе маленькой девочки, которую после гибели ее родителей дальние родственники забрали к себе, но, как часто бывает, опять вернули в детский дом...

И вдруг, словно бы подхваченный вихрем, Григорий звонит мне, и, не раздумывая, мы мчимся в недалекое Подмосковье, где находилась малышка. Она вышла к нам после обеденного сна, еще не проснувшаяся, смущенная, неразговорчивая. Ничего не говоря, подошла к другу, уткнулась личиком в его плечо. И так ему стало тепло от этого маленького человечка, что он сразу обнял ее и усадил на колени. Наши жены тут же взялись поправлять ей волосы и гладить худенькие плечи. На наш вопрос: «А ты поедешь домой?» —она, не раздумывая, ответила «Да!» и так крепко к другу прижалась, что он сразу решил: эту девочку он уже никогда и никому не отдаст...

В дороге, все три часа, она сидела у Григория на коленях и внимательно изучала Алю; дома, после душа, она внимательно осматривала квартиру, живо интересовалась всеми бутылочками с шампунями и лосьонами и просила их не выбрасывать, когда освободятся от содержимого. Сердце сжималось от нахлынувших чувств. Ребенок переместился из одного мира в другой.

Утром она просыпалась и, лежа с открытыми глазенками, спрашивала: «А когда подъем?» Когда Григорий рассказывал об этом, то в его глазах появлялась «лишняя влага».

На следующий день Аля повезла девочку в магазин и накупила ей нарядов, а Григорий отправился в администрацию города узнавать, какие документы необходимо оформить на удочерение.

Все оказалось непросто — ему было уже много лет, и возраст оказался серьезной проблемой. Однако он твердо решил, что преодолеет все препятствия и добьется своего... Месяц прошел быстро, и они с маленькой дочкой сидели в отделе соцзащиты и ждали, пока примет решение пожилая женщина, внимательно и придирчиво изучающая все документы. Карина настороженно наблюдала за процессом, и казалось, что она вряд ли понимает, чего хочет эта строгая женщина. Однако то, что сделала она в следующий миг, поразило и растрогало всех присутствующих.

Девочка прижалась к Григорию и, обращаясь к женщине, громко и бойко произнесла:

— Да вы знаете, какой сильный мой папа? Он меня так высоко подбрасывает и ловит и ни разу не уронил! У него такие сильные руки — вот смотрите! — и она закатала рукава рубашки Григория, показывая его мускулы.

Все были сражены, а женщина вдруг заплакала, обняла Карину, говоря:

— Ты моя деточка, ну, конечно же, конечно! — и поставила свою окончательную подпись.

На следующий же день мы с Галиной стали ее крестными отцом и матерью.

Григорий с Алей словно помолодели и вернулись в юность. Маленькая чудесная девчушка преобразила их жизнь. Аля была полностью поглощена дочкой и суетилась вокруг нее, превращая малышку в настоящую сказочную фею.

В то время их дети выросли, стали самостоятельными, жили отдельно, учились, встречались, влюблялись... В общем, у них была своя жизнь. А у наших друзей начиналась новая, с неожиданными заботами, проблемами и в большей степени — радостями. Приходят домой, а она такая нежненькая, ласковая и крохотная. Им постоянно хотелось ее «потискать» в объятиях, что они постоянно и делали.

Карина буквально сразу стала называть их мамой и папой и даже спрашивала: «Где вы так долго были, что я потерялась?» Потом она быстро об этом забыла, а они к этой теме больше не возвращались. Она стала настолько родной, что друзья и сами в это поверили и уже никому ничего не поясняли. Родная — и все!

Уже потом, когда она подросла, они вместе смотрели передачу «Жди меня » с историей, где девочка не захотела узнавать о себе ничего нового. Они осторожно спросили дочь: «Если бы с тобой случилось такое, как бы ты хотела?» Она удивилась вопросу, но сказала, что об этом лучше узнавать уже во взрослом состоянии, когда становишься самостоятельным человеком. Им такая позиция понравилась, и они решили, что до 18 лет вообще будут оберегать ее от излишней информации — а дальше будь, как будет. Пока же они радовались и «тискали» ее, в то время как она очень быстро росла... Они так и не наигрались вдоволь с ней, маленькой.

В тот 1995 год, в мае, друзья уехали по приглашению нашего общего друга болгарского космонавта Саши Александрова в Албену, на море. Там и начались их первые «приключения».

В первый же день, бегая за взрослыми ребятами, сыновьями знакомых, Карина угодила под падающий большой стеклянный фонарь, который ударил ее по маленькой бедной головушке. Хлынула кровь, Григорий, схватив ее на руки, помчался к машине и в госпиталь. Болгарский хирург заклеил рану и констатировал, что удар был скользящий и не сильно навредил. Малышка была лишена возможности купаться, но через неделю не выдержала и как бы нарочно упала в воду, и шов разошелся. Пришлось им вновь ехать и уже зашивать.

Славу богу, обошлось! Но Карина росла очень подвижной и еще неоднократно попадала в различные сложные ситуации... Вообще, в том же 1995-м, знаковом для них году произошло еще одно событие, где девочка едва не стала жертвой хулиганов, которых все же удалось обезвредить. Как говорят — «малой кровью».

Ну а дальше все, как в обычной семье, с обычным ребенком-девочкой. Это и проблемы, и проблемки, которые друзьям было приятно решать и видеть результаты своей работы.

Детский сад. Карина отвечает на вопросы воспитательницы по поводу родителей. Конкретные вопросы, конкретные ответы без запинки и никто не обучал этому.

— Кариночка, а где работает твой папа?

— Он контрразведчик!

— Кариночка, а кто мама?

— Мама разведчица!

И все! Без комментариев.

Затем школа, дополнительные занятия. Мама Аля терпеливо работала над произношением. Карина никак не могла произнести «р...р...р». И вот после многих усилий эта буква долго и гордо зазвучала везде.

Первые поездки за рубеж, в Эмираты. Как-то на взятом в прокат автомобиле друзья мчались по скоростной трассе, и вдруг дочь решила обнять Григория сзади и обратить его внимание на летящих птиц. Своими маленькими ручонками она обхватила Григория и закрыла ему глаза — на скорости 120 км/час!

В Испании, в супермаркете, Карина решила помочь отцу, пошла искать коляску для продуктов и потерялась. Друзья были в шоке, но через два часа поисков она сама нашла Григория с Алей. Второй раз она решила остаться в машине с открытым окном, но когда друзья вернулись, она едва не запарилась, так как, испугавшись какого-то мужчины, закрыла все окна — на сильной жаре! Было еще много приключений, без которых, в принципе, не обходится ни один ребенок.

Процесс обучения не давался Карине с явной легкостью, но при ее и Алином упорстве и стремлении достичь поставленной цели они покорили юридический факультет университета и вышли в состояние уверенного «хорошиста». При всем при этом, вопреки желанию родителей, она борется за самостоятельность, за право любить и встречаться с любимым, и ей уступают. Что ж делать?! Ведь девочка выросла, ей двадцать лет...

Схватка с маньяком

Шел октябрь 1995 года. Мы с женой Галчоной приехали в Красноярск в отпуск, чтобы повидать родителей и многочисленных родственников. Все шло хорошо — мы отлично отдохнули и для завершающего аккорда собрали всех родственников у родителей на плов, который я всегда готовил сам. Хорошо посидели, славно выпили и уехали на машине сестры Галины, чтобы с наступлением нового дня заняться подготовкой к вылету в Москву. По дороге Олег и Нина — сестра и ее муж — решили заехать к знакомой, которая шила платье для их Алеси. Подъехали к дому. Алеся и увязавшаяся за ней наша дочь зашли в темный подъезд и осторожно пошли к лифту. Я, глянув на часы — было 20:45 местного времени, — вышел из машины, чтобы подышать свежим морозным воздухом.

В подъезде дома, рядом с которым мы остановились, было темно, и я увидел, как открылись двери ярко освещенного лифта, и наши девчонки вошли туда. Но в это же время я заметил, что в окне лестничной площадки третьего этажа этого же подъезда замелькали какие-то тени, потом раздался приглушенный крик и звук падения. Одна из теней резко метнулась вниз. Не раздумывая, я бросаюсь на перехват, вверх по лестнице. За мной — родственник Олег. В голове мелькает мысль: « Неужели что-то с нашими девчонками?»

Бегу я тяжело, потому как «пригруженный» пловом и всякими яствами, а навстречу мне сверху буквально летит человек. Моментально принимаю решение задержать — там разберемся. Хватаю его за руку, делаю борцовский перехват, зажимаю, отрываю от земли и бью его головой о стену.

Он обмяк, но Олег вдруг кричит: «Коля, у него нож!» Вырываю нож, бросаю его появившейся Галине, и мы с Олегом пытаемся как-либо обездвижить и связать убегавшего. Он оказывает яростное сопротивление.

Ситуация весьма сложная. Во-первых, темно и я практически ничего не вижу. Во-вторых, работать вдвоем против одного в темноте трудно, так как мы чаще всего делаем несогласованные движения и оказывается, что если я тащу его к двери, то тащу двоих — и его, и Олега. В то же время там, куда уехали наши девчонки, раздаются дикие стоны и рыдания. Едва разбираю слова о том, что подонок перерезал горло девушке и снял с нее цепочку и серьги...

Становится жутко... Понимая и это, и то обстоятельство, что рассчитывать надо только на собственные силы, я несколько раз бью подлеца головой о стену. Он затихает, а я кричу Олегу, чтобы бежал наверх и помогал там. Со мной остается Галина, которая забросила нож в багажник и, по моей просьбе, ищет какой-либо тяжелый предмет. Но тут негодяй вдруг приходит в движение и начинает вырываться и уползать.

Чувствую, что это молодой и сильный парень, а я тяжелый и, к сожалению, пожилой. Тем не менее наступаю. Ломаю у него все, что попадает мне под руки. Дергаю ключицу — он двигается к выходу, беру его руку на излом, и она трещит, а он все рвется к выходу! Мой палец попадает ему в глаз, и я, как могу, нажимаю, он кричит, ослабевает, но все-таки прет к двери! Заталкиваю его головой в батарею, перехватываю, и вдруг в моей правой руке оказывается все его «хозяйство». Я остервенело рву и кручу все это, считая, что ему оно больше не нужно!

Но тут я получаю мощнейший удар ботинком по занятой руке — это моя верная подруга решила помочь мне, и в темноте с размаху бьет противника в промежность. Я кричу:

— Галя, там моя рука!

Но она не слышит и наносит еще один удар туда же. Рука тут же разжимается... Противник, как змея, пытается ускользнуть, выползти в дверь, а я вдруг чувствую, что почему-то ослабеваю — но все же пытаюсь удерживать его... Наваливаюсь на него и кричу Галине, чтобы она била подонка по голове — чем угодно! В руках у Галюшки был огнетушитель из машины, она размахивается и бьет изо всех сил... Тело подо мной дергается и обмякает.

Я тоже еле двигаюсь, не понимая, почему так обессилел... Галина снимает свой толстый испанский ремень и пытается связать руки задержанному, но ремень... рвется в ее слабых женских руках! Весь этот процесс происходил на фоне стонов умирающей этажом выше девушки, ее рыдающей матери и наших плачущих девчонок. А подъезд молчал, накрепко закрыв все двери. Наши девочки позвонили в милицию и «скорую» и были в ужасе, тем более что жертвой негодяя оказалась подруга и одноклассница нашей племянницы Алеси.

Обессиленный, я лежал на поверженном и, пытаясь подняться, думал: «Вот ведь этому поддонку, грабителю или насильнику могут дать лет семь — восемь, а сколько горя он принес!»

Я еще не знал, кто он, не знал, что раненую девчонку не довезут живой до больницы, и она умрет от потери крови и болевого шока. И простит меня Господь, но вдруг у меня возникло непреодолимое желание сломать поддонку еще что-нибудь! Я поднимаюсь, держась за батарею, и вдруг обнаруживаю, что моя правая нога « плохо слушается »... Господь отвел меня от греха...

В этот момент звучат сирены милицейских машин. В подъезд вваливаются люди в милицейских бушлатах. Мы быстро поясняем ситуацию, делая акцент на раненой девушке и задержанном преступнике. Один наряд забирает преступника, другой пытается оказать помощь девушке и уточняет по рации, где же «скорая»! Третий наряд помогает мне, параллельно расспрашивая о случившемся.

И только теперь я обнаруживаю, что на моем правом бедре кровоточит глубокая резаная рана, да еще и небольшие порезы в области паха... Оказывается, этот тип все-таки оказался ловким и успел в момент захвата сделать три опасных движения ножом. Я посмотрел на часы. Было ровно 21:00 — схватка длилась около 15 минут, и столько же времени вместе с кровью я теряю силы...

Прошу у милиционеров жгут. Его нет ни у кого. Снимаю свой ремень и перетягиваю ногу. Из открывшихся дверей квартир мне дают чистые бинты. Рана глубокая, широкая и длинная. Нога не работает, так как порезаны основные мышцы бедра. Картина не из приятных... Вижу кость и сразу мысли: «Ё-мое, неужели буду инвалидом?» Представил себе костыли — и стал сразу же «управлять» милиционерами. Одни уже увезли девочку и бандита, а другие теперь пытаются опрашивать меня, но я требую доставить меня в травмопункт. Они мешкают, а я ругаюсь и продолжаю «управлять»...

Наконец, меня вместе с Галиной отвозят в 1-й травмопункт Железнодорожного района Красноярска и оставляют там. Передо мной двое молодых врачей: медсестра и хирург-практикант. От боли меня спасало то, что до схватки я все-таки «хорошо принял» под пловчик, и оно еще не вышло... Меня осматривают, суетятся, пытаются звонить кому-то старшему.

— Девочка, парень, пожалуйста, сшейте все правильно и не спеша, — прошу я, — чтобы нога не болталась!

— Да шить-то мы научились, — растерянно отвечает хирург, — а вот с обезболивающими проблема!

— Спирт есть? — спрашиваю и, получив положительный ответ, говорю: — Наливайте и шейте!

Далее — как по Высоцкому: «И пока мне спирт в аорту проникал...» Я стонал, но терпел, буквально ломая ногти об операционный стол. Все это длилось около часа...

В это время милицейские опера «работали» с задержанным. Оказалось, что он очень похож на фоторобот разыскиваемого серийного убийцы. Негодяй, по словам самих оперов, был буквально раздавлен: у него сломаны рука и ключица, вывернута нога, повреждены ребра, глаз, челюсти, голова и половые органы... Моля теперь о помощи, он быстро давал признательные показания. Преступник назвался Ершовым, бывшим солдатом, дезертировавшим из части после убийства сослуживца. Находясь три года в розыске, он совершал серийные насилия, грабежи и убийства. Ершов назвал адрес своего обитания, где был проведен обыск и обнаружены многие вещдоки — вещи убитых, ограбленных и пропавших без вести людей. В основном жертвами были женщины и девушки.

Главной же находкой стал список, в котором преступник отмечал очередную жертву, время, место, способ убийства и факт насилия, с половыми извращениями или без. Список был огромен и поражал своей циничностью. В Москву понеслись доклады. Там уже было около 20:00, и дежурный по МВД РФ неспешно уточнял детали. Его интересовало, кто же конкретно из сотрудников красноярской милиции поставил окончательную точку в кровавом списке маньяка. В красноярском УВД долго допытывались у выезжавших на место происшествия нарядов имя конкретного героя — кто же из них, но сотрудники милиции застенчиво твердили, что лишь только доставили уже задержанного. Они поясняли, что там, на месте, был какой-то мужик, распекавший их за медлительность и раздававший им команды на понятном языке. Они предполагали, что задержавший наверняка из «ментов» — и может быть, даже офицер, если так ругался. А поскольку выглядел он лет на 45, то, наверное, подполковник.

Вот такая была логическая цепочка. В Москву полетел доклад о том, что преступник обезврежен одним из офицеров милиции, который при задержании получил ножевое ранение и находится в медучреждении городка Красноярска.

Из Москвы поступил приказ: «Срочно разыскать героя, оказать помощь и доложить, кто таков! Ведь это же здорово, когда наши кадры в выходные дни совершают такие поступки. Вперед!»

Между тем пока нашли тех, кто меня отвозил в травмопункт, пока добрались к месту, мне уже дошивали ногу и спешно вызванный на работу главврач констатировал, что молодежь справилась отлично. В это время я услышал быстрые шаги в коридоре и краткий разговор с моей женой:

— Где раненый?

— Его оперируют!

— Он сотрудник МВД, подполковник?

— Нет, он полковник, сотрудник ФСБ, начальник военной контрразведки Центра подготовки космонавтов.

— Елы-палы... Товарищ генерал, это фээсбэшник, полковник из Москвы и он здесь в отпуске.

Теперь уже в Москву последовал точный доклад, были оповещены местные руководители военной контрразведки и начальник краевого управления ФСБ. Ногу мне забинтовали и отправили домой.

Но не успели мы рассказать родителям о наших приключениях, как к нам пожаловали начальники ФСБ и МВД края. Общение было по-мужски кратким. Четкий, как выстрел, доклад, пожатие рук — и рекомендация лечь завтра же в госпиталь ФСБ для обследования и лечения. Так закончилось воскресенье 27 октября 1995 года.

Утренние газеты Красноярска пестрели заголовками о поимке серийного убийцы, длительное время державшего в страхе женское население города. Приводился пример того, как однажды на поимку Ершова пошли четыре вооруженных милиционера. Они окружили преступника в подвале, но он оказался ловчее стражей порядка: двоих сильно порезал ножом, одного убил, а от четвертого скрылся, свалив его ударом. Читал я эти строки, лежа на госпитальной койке, и благодарил Бога и Галину за то, что способствовали мне в том поединке. Жена моя любимая проявила себя так, как подобает истинной сибирячке, и вообще-то спасла меня...

А в понедельник утром опытный хирург осмотрел мои раны, похвалил врачей травмопункта и, все же кое-что поправив, заверил меня, что нога будет работать без проблем, но годик придется похромать с палочкой.

В этот же день меня пришли поздравить коллеги из красноярского УФСБ и опера из местного угрозыска. Все было просто и по-мужски душевно с непременными атрибутами беседы — водка, коньяк, селедка и конфеты.

Эти ребята и рассказали о похождениях преступника, вчерашних докладах в Москву и доброй реакции населения края. Ведь наследил Ершов во многих городах.

Мы долго общались, выпивали, рассказывали разные истории и, прощаясь, они в полушутку, в полусерьез говорили о том, что наверняка Москва специально прислала меня, чтобы выследить и задержать маньяка. Я также в шутливо-загадочной форме отвечал на их версии.

А между тем в Москве, в родной конторе, рассуждали о том, как и зачем я туда попал и оказался в центре событий. Ведь власти Красноярского края, УФСБ и УВД вышли с предложением о награде, тогда как в Москве мне за якобы слабый контроль за подчиненным водителем — кстати, моим дальним родственником — грозил выговор. Дело в том, что мой боец потерял водительские права и не сказал мне об этом. Но, чтобы ездить без проблем, он тайно снял ксерокопию спецталона, который позволял избегать милицейских придирок. Однако субъект, делавший ему эту копию, заодно сделал дубликат и себе, на чем попался при первой же проверке. Клубочек раскрутился обратно — и я, естественно, должен был нести ответственность. Мои большие начальники шутили по этому поводу:

— Блин, и здесь выкрутился! Чтобы не получать взыскания, поехал и поймал маньяка! Теперь думай тут, как его награждать...

Естественно, наказания я избежал и был представлен к ордену Мужества.

Красноярские городские и краевые газеты рядом с портретами Клаудии Шиффер печатали мои фото с броскими заголовками типа «Отпуск полковника Рыбкина». Мне в госпиталь звонили незнакомые люди, благодарили и желали скорейшего выздоровления. Свое почтение засвидетельствовали краевые и городские власти, представители регионального бизнеса и даже «неформальных организаций», по-своему контролирующих ситуацию в городе.

Начальник УВД заверил, что для меня в крае нет проблем, так как всего одним этим задержанием закрыто более 70-ти уголовных дел! Кстати, из тюрьмы освободили двух незаконно осужденных и посадили двух милиционеров, сфабриковавших дела «под убийства», совершенные маньяком. Ершова затем осудили. Ему грозила смертная казнь, но он попал под пресловутый «мораторий» и сидит теперь пожизненно в одной из тюрем для тех, кто в общем-то за свои злодеяния не должен жить.

В апреле 1996 года мне вручили орден Мужества, и Александр Любимов пригласил меня на телепередачу «Сделай шаг», где я вместе с супругой и дочерью был представлен зрителям страны. В этой же передаче участвовала известная актриса Татьяна Окуневская, в свое время отсидевшая шесть лет в лагерях ГУЛАГа. Она по-доброму позавидовала моей Галюшке, у которой, по ее словам, есть такой «боец».

После передачи прекрасные слова в адрес Галины высказал и один из зрителей, который сказал так: «Николай, я завидую вам, что вы всегда прикрыты со спины — у вас такая храбрая супруга...»

В том же, 1996 году мне исполнилось 50 лет, и на моем дне рождения бывший начальник Центра подготовки космонавтов Владимир Александрович Шаталов сказал:

— Думаю, что ордена Красной Звезды и Мужества, которые украшают грудь Николая, будут «подороже» наших звезд героев. Ведь нам за полет как бы положено, а ему вручены боевые ордена, которыми награждают только за личное мужество и героизм!

Что же, конечно, это преувеличено, но приятно было слышать такую оценку от весьма уважаемых людей...

Как мы избавились от бандитов

Называться «лихими» 1990-е годы стали из-за того, что под прессом контролируемого и направляемого «общественного мнения» и вследствие бессилия центральной власти были последовательно подорваны авторитеты МВД и КГБ СССР.

Вначале их задавили морально, подавая под соусом «врагов демократии» и делая всецело ответственными за трагические события второй половины 1930-х. Затем, путем нескольких реорганизаций и массового исхода специалистов, их превратили в институты власти, где царили растерянность и политический нигилизм.

А в результате в обществе стали править бал бандитские кланы, неформальные «спортивные» и иные организации криминального толка. Мы получали ориентировки, газеты и ТВ расписывали то, как поделены сферы влияния и как главари общаются с власть имущими. Выходило, что и прокуроры, и министры, и другие чинуши используют криминал для решения своих финансовых вопросов и приватизации. Поэтому, насмотревшись всего этого и ежедневно наблюдая беспомощность правоохранительных органов, бизнесмены, коммерсанты и мелкие торговцы искали защиты у бандитов. В ходу был вопрос: «Кто твоя крыша?»

Щелковский район, богатый предприятиями легкой промышленности, тоже ощущал наступление криминала. Братки, беспредельщики и спортсмены лезли буквально во все щели, как тараканы. Их представители стали появляться и в Звездном городке. Делать нечего, приходилось лично вступать в контакты и объяснять, что Центр подготовки космонавтов и весь городок, кстати военный в то время и закрытый, является особо важным государственным объектом и никогда не попадет в чью-либо иную сферу влияния. Здесь с самого начала и навсегда управлять всеми процессами будут только госорганы, а за безопасность отвечают органы госбезопасности, как бы они ни назывались в период реорганизаций. Большинство понимало и принимало данность с уважением и почтением, но иным приходилось объяснять повторно.

С подачи некоторых «продажных» военных руководителей второго и нижних эшелонов ряд квартир гарнизона был пущен в свободное обращение, и в городке появились яркие представители этнического криминала. «Ребятки» быстро коррумпировали ряд сотрудников милиции и сферы услуг и пустились было методом аннексии подчинять себе объекты торговли и обслуживания один за другим. Попытки их остановить натыкались на яростное сопротивление ряда местных военных чинуш, которые оказались уже зависимы и финансово заинтересованы...

Мы своевременно получали информацию и пытались реализовать ее через местное ОВД и 8-й главк МВД, однако все было тщетно. Информация становилась достоянием «ребяток», а они замирали и выжидали. Потом все начиналось снова и более активно. Я искал радикальные формы решения проблем, и в это время выход из ситуации подсказал почетный сотрудник МВД генерал-майор и заместитель начальника ЦПК Юрий Глазков. Зная о наших проблемах, он предложил найти повод и пригласить в Звездный руководителей МВД вместе с недавно назначенным новым министром Виктором Ериным.

Юра съездил в МВД и пригласил руководство на товарищеский матч по волейболу с отрядом космонавтов. Высокопоставленные милиционеры живо откликнулись и недолго собирались. Мы организовали все, как говорят, «по-взрослому». И в волейбол сыграли, и космическую технику показали, и неплохой стол накрыли с песнями и танцами. И пока разогретые генералы отплясывали с нашими женами, мы коротко, но понятно «вливали» в начальственные уши наши беды и печали. Присутствовавшие замы Ерина — Колесников и Овчинников — пообещали нам помощь, и мы сразу же вручили им письма, в которых были отражены все проблемы. Генералы в один голос заявляли, что во всех регионах они преступность не победят, но в отдельно взятом городке всех бандюков искоренят. Как сказал Колесников: «Уважать-то они (бандиты) космонавтов уважают, а вот бояться перестали всех! Но мы их научим!»

Вскоре я уже контактировал с руководителем специального подразделения, которому втайне от остальных органов МВД, но совместно с органами военной контрразведки было поручено навести порядок в Звездном. Работа пошла живо. К тому побуждала и возросшая активность «ребяток», которые уже сформировались в преступную группу и предпринимали попытки взять под контроль школьную молодежь. На этой волне один из молодых лидеров группы искал повод для открытого вызова мне как руководителю отдела госбезопасности, не уважающему «авторитетных» людей городка, с которыми дружат даже некоторые руководители гарнизона «Звездный».

Летним вечером группа этих отморозков специально поджидала моего младшего сына Олега, слушателя Академии ФСБ РФ. Они преградили ему путь и в вызывающей форме стали говорить о том, чтобы он передал своему отцу-особисту их требование не мешать «работать» и выстраивать свой «бизнес» в городке.

Группка малолеток не учла одного: Олег уже давно занимался кикбоксингом и достиг в этом неплохих результатов, готовясь к работе в спецподразделении «Вымпел». Так что он быстро разметал «пацанов» и, поставив некоторых буквально на уши, обратил всех в бегство, а сам тут же сообщил мне о случившемся. Ответная реакция не заставила себя ждать: вскоре мне передали через одного из продавшихся «ментов» приглашение на «стрелку». Обсудив ситуацию со спецгруппой, я принял вызов и хорошо к нему подготовился. Конечно, было и непривычно, и противно, и, если честно, страшновато. Но ведь если струсить и не пойти, то грош цена тебе — и как оперу, и как офицеру, и просто как человеку.

В назначенное время встреча состоялась в условленном месте. Там были еще неизвестные мне «старшие братки» и один известный авторитет «местного разлива». Выслушав «предъяву», как они выразились, я перешел в наступление и изложил свою диспозицию, которая предусматривала полное табу на деятельность ОПГ в Звездном городке. Не давая возможности вступать в дискуссию, я дал одному из «старших» список активных участников их группы, «положенцев» и этнических авторитетов, с которыми они связаны, и потребовал, чтобы переговорщики позвонили любому из главных в списке и попросили его посмотреть в окно. Дело было к вечеру, и командир спецгруппы разыграл целый спектакль с участием спецназа и снайперов. С ухмылками бандиты все же выполнили мою просьбу и позвонили нескольким своим главарям. То, что они услышали от «своих», повергло «стрелочников» в шок. Оказывается, в окна каждого из «вождей» были нацелены и гранатометы, и снайперское оружие. Это возымело действие, и через несколько минут переговоров со своими « старшими », участники нашей встречи, стали мягкими и сговорчивыми.

Точку уже ставил я. В жесткой форме я повторил требование прекратить всякие «криминальные эксперименты» в Звездном городке и исключить любые попытки угроз мне и другим лицам. Я четко объяснил, что любые их действия будут рассматриваться как покушение на безопасность подготовки космических экипажей и международных программ. В противном случае, вся мощь органов государственной безопасности обрушится на них. Кто победит в этой схватке, догадаться было нетрудно.

Спецгруппа еще некоторое время поработала в городке и отправила в места отдаленные ряд личностей, которые все же нарушали существующий в ближайшей округе порядок. Спецгруппа также положила начало борьбе с одурманиванием молодежи и школьников, выявив рядом с городком несколько точек по распространению дурманящих веществ, легких и тяжелых наркотиков. Эту работу мы продолжили уже в контакте с коллегами из Чкаловского отдела...

«Самое страшное в жизни...»

Как раз когда я писал эти строки, по телевизору бегущей строкой промелькнула информация: «IKEA уволила двух своих сотрудников за терпимость к коррупции». И я подумал: хорошо бы, если бы у нас все тоже были именно нетерпимы — и не только к коррупции. А то ведь даже те, кто должен заниматься наведением порядка, порой стали очень уж «терпимы» — за соответствующие деньги. Отсюда и «оборотни», отсюда и «беспредел», участниками которого становятся «откупившиеся» или бандиты, вообще охраняемые милицией... Но есть и люди по-настоящему нетерпимые, которые порой превращаются в народных мстителей. Вспомните хотя бы нашумевший фильм «Ворошиловский стрелок».

Впрочем, мне и самому приходилось брать на себя ответственность и решать вопросы, не совсем свойственные моему подразделению. Но что делать, если люди, не находя помощи и поддержки у правоохранительных органов, обращаются прямо к тебе? Как им отказать, ведь если не принять скорых мер — быть беде.

Однажды ко мне обратился сотрудник ЦПК, который проживал в Щелковском районе, с заявлением, что его семья подвергается буквально ежедневному террору со стороны вышедшего недавно на свободу рецидивиста. Приняв информацию, я направил ее в соответствующий орган УВД, но ответа не получил. Зато преступник разбушевался, стал воровать у семьи вещи и угрожать насилием жене и дочерям сотрудника. Еще раз переговорив с УВД, я понял, что ждать помощи бесполезно...

И решил действовать самостоятельно, но с соблюдением всех правовых норм. Договорился со знакомыми сотрудниками угрозыска, подготовил группу своих сотрудников и во главе ее выехал на место. Мы хорошо организовали меропри-ятие по локализации действий рецидивиста, фиксации его противоправных поступков и даже в процессе задержали и обезвредили еще одного вооруженного преступника. Сотрудник милиции оформил все законным образом, и преступники понесли заслуженное наказание. Полдня работы — и всего-то, как говорится, делов. Но работы именно конкретной, целенаправленной — такой, что в итоге и задача была решена, и цель достигнута.

И вот еще один эпизод из той же «серии». Когда в близлежащих к Звездному городку районах стали возникать и расширяться разного роды рынки, ведущие места в их торговых рядах очень быстро заняли выходцы из бывших союзных республик. Они везли не только вкусные дары южных регионов и перекупленные в средней полосе овощи, но и не удержались от всяких «дурманящих травок». Товар, как говорят, пошел — и чем дальше, тем больше. Главным его потребителем стала школьная молодежь, которая, как известно, всегда испытывает все на себе. К тому же известно, что запретный плод — сладок.

Мы получили данные о работе взрослых торговцев на начальном этапе, и сразу же приняли меры по пресечению этого зла. Однако одно дело поймать и разогнать сбытчиков и распространителей, другое — пресечь деятельность наркодельцов хотя бы на одном направлении. Мы не могли пресечь всё и вся, но не допустить распространения наркотиков в Звездном городке были обязаны. Провели ряд оперативных мероприятий, вышли на конкретных лиц и тут же отметили, что эти люди всех вокруг купили и ничего не боятся — кроме, конечно, грубой силы.

Вариант решения проблемы нашелся быстро: я вспомнил, что бойцы дивизии им. Дзержинского, расположенной в подмосковной Балашихе, часто выезжают на стрельбы и учения в Ногинск и Купавну и иногда проезжают по Щелковской трассе. Быстро установили нужные контакты и договорились о проведении совместного мероприятия.

В один прекрасный день появилась огромная колонна военных грузовиков с вооруженными бойцами внутренних войск — проездом из Ногинска в Балашиху к месту своей дис- клокации. Вдруг эти машины заняли строго определенные места вокруг рынка, а солдаты спешились. Мы вместе с несколькими сотрудниками милиции выдвинулись в сторону известных нам торговцев «травкой». Своей неожиданностью операция повергла все «южное» население рынка в шок. Кроме «травки» милиции было сдано и оружие. Несколько человек были задержаны и затем преданы суду.

Солдаты покурили — конечно, собственные сигареты! — и уехали, так и не узнав, зачем приезжали. Результат был достигнут, и по крайней мере пока я возглавлял оперативное подразделение, на этом участке все было спокойно. Да и до сих пор, когда я появляюсь на рынке, старые торговцы овощами подчеркнуто почтительно обращаются ко мне и говорят, что помнят ту шоковую терапию.

Конечно, сейчас все по-другому: и наркотики, и коррупция, и все по-крупному. Но если мы все будем тихими, терпимыми и податливыми, нас раздавят. Недаром сказал когда-то поэт: «Самое страшное в жизни — это быть успокоенным». А если мы не молчим и выступаем сообща, всем миром, — мы сильны, мы побеждаем зло.

«Котлеты» для Пал Палыча

Понимая, что рано или поздно придется искать себя или свое место на «гражданке», я активно общался в различных сферах, чтобы конкретнее определиться. Одни знакомые звали в авиационную отрасль, другие — в металлургическую, третьи — в угольную.

Однажды, после нашумевших шахтерских сидячих забастовок на «горбатом мостике» у Белого дома, мои знакомые из Красноярска передали мне письмо от горняков с описанием их насущных проблем, главной из которых были долги по зарплате.

В то время я контактировал с коллегами из Администрации Президента и с самим управделами — Павлом Павловичем Бородиным. Передав им копии шахтерского письма, я попросил изыскать возможность и довести его содержание до конкретных лиц. Буквально через несколько дней меня вызвал Пал Палыч и сообщил, что вскоре он с Борисом Николаевичем Ельциным вылетает в Красноярск и постарается ознакомить его с проблемами шахтеров, поэтому необходимо уточнить некоторые детали содержания письма и определить круг лиц, которые при необходимости могут подтвердить информацию.

Я созвонился с авторами, после чего на обороте письма дописал их и свою — как посредника в передаче документа — фамилии.

События развивались стремительно. Бородин вылетел в Красноярск в самолете Ельцина и в пути ознакомил президента с шахтерской ситуацией. Тот прочел и, подогреваемый Пал Палычем, стал сразу давать письменные и устные указания, чтобы снять напряженность в угольной отрасли края. Копии письма с резолюциями премьеру и различным министрам пошли конкретным адресатам. А в аэропорту Красноярска

Ельцин буквально схватил за лацканы губернатора Зубова и потребовал срочно решить вопросы с выдачей зарплаты шахтерам. Все быстро пришло в движение, и профсоюзные деятели края отрапортовали рабочим о том, что их интересы защищены. Таким образом, были расчищены и «завалы» на пути приватизации угольных разрезов. В этот день Ельцин решил еще много проблем края, а заодно, во время банкета на пароходе, «шутя» выбросил за борт своего пресс-секретаря Костикова. Тот нахлебался холодной енисейской воды и выбрался на берег благодаря все тому же Пал Палычу.

Мои друзья были горды тем, что оказались в числе инициаторов, «поднявших на щит» горняцкую тему, тем более чго они автоматически становились основными претендентами на льготную приватизацию. Однако в тот период их как порядочных людей мучил вопрос — как благодарить тех, кто успешно завершил операцию с письмом? Я обратился за советом к Пал Палычу, и тот прямо сказал:

— Николай, этот «заход» вообще дорогого стоит у различных чиновников, но я сделал это и для шахтеров, и для тебя просто по дружбе. Мне достаточно вашего спасибо. Ты же смело иди в «угольную тему», потому как будешь там желанным гостем, а потом, глядишь, и одним из хозяев.

Вот такой подарок сделал мне Пал Палыч Бородин, с которым меня познакомили мои сослуживцы еще в 1991 году, когда он был мэром города Якутска и депутатом Верховного Совета России. Между нами быстро возникли доверительные отношения — он побывал у меня в гостях в Звездном, я с космонавтом Болгарии Сашей Александровым летал к нему в Якутск. Это очень душевный и щедрый человек. Повышенная работоспособность и управленческий талант были теми качествами, которые сделали его действительно хорошим хозяином. Сблизило нас и умение рассказывать анекдоты, которых оба знали великое множество. Общим было также и то, что мы особо не афишировали — любовь не только к своим детям. Когда Пал Палыч узнал, что я оказываю помощь двум детским домам, он сразу сказал: «Заходи в любое время». И я заходил, стараясь, конечно, не шибко отвлекать государственного человека от дел. Но ни разу не услышал от него слова «нет».

Однажды Пал Палыч назначил мне время встречи в Управлении делами Президента: «Приходи утром после футбола». Я знал, что по утрам он частенько играл в футбол в команде больших чиновников и был в хорошей форме. Прибыв заранее, я «обозначился» у секретаря и стал ждать в приемной. Там было несколько чиновников и бизнесменов, которые вели неспешные разговоры о своих проблемах. Минут через десять в холле стало шумно. Я услышал знакомый голос и тут же увидел веселого Игоря Волка — летчика-космонавта СССР, когда-то готовившегося в Центре по программе « Буран ». Заметив меня, он сразу же в присущем ему стиле заявил:

— Так, ЧК, герои Советского Союза без очереди!

— Нет проблем! — ответил я.

Игорь сразу же стал расспрашивать о Звездном и общих знакомых. Пока мы с ним общались, сидевшие недалеко бизнесмены шептались о своем. Как бывший радист 1-го класса, я уловил разговор:

— Как ты думаешь благодарить, если подпишет ? — говорил один.

— Ну, я думаю одну или две « котлеты », — отвечал другой бизнесмен. — Да он вряд ли на это пойдет! Просто теряюсь!

Я подумал: странные господа, пытаются благодарить какими-то «котлетами»... Впрочем, что это такое — я не знал.

В это время Пал Палыч энергично прошагал по коридору, увидел меня и сказал: «Заходи!»

Игорь Волк удивленно посмотрел на меня:

— Ну ты даешь, ЧК!

Пока я раскладывал документы, Пал Палыч читал их, мы перебрасывались уточняющими фразами. Он спросил:

— А чего космонавт хочет?

Отвечаю, что не успел уточнить, и тут же рассказал ему об услышанном разговоре. Он рассмеялся:

— Вот идиоты! Им обязательно нужно это делать, чтобы потом на всех углах твердить, что я принимаю подарки. Если я захочу заработать, то смогу сделать это вполне законно... А «котлета», Коля, это 10 тысяч долларов! Ты вот что, давай мне реквизиты счетов детдомов, которым ты помогаешь, — и я объясню этим умникам, как потратить деньги.

Мы быстро решили все вопросы, и я уехал. Буквально на следующий день рано утром мне позвонила директор детского дома и радостным, взволнованным голосом сообщила:

— Николай Николаевич! Вчера на наш счет поступила огромная сумма денег. Я догадываюсь, что это сделано при вашем содействии, но точно не знаю, кого мне благодарить, и давайте вместе решим, как их правильно расходовать...

Через некоторое время позвонила директор другого детского дома и сообщила о таком же «подарке судьбы».

Обеим я пояснил, кому именно и куда слать благодарственные слова...

Вот такие поступки мог позволить себе этот уважаемый мною человек. Кстати, потом все дети в этих детских домах знали, что им помог Павел Павлович.

Кормилец — уголь

Завершая военно-чекистскую карьеру и прослужив 33 года 6 месяцев и 22 дня, я искренне радовался тому, что увольнялся с чувством исполненного долга. Самостоятельно принятое решение также «грело» душу хотя бы по той причине, что, не мог прогибаться и ежегодно выпрашивать разрешение послужить еще годик и еще — то есть до тех пор, пока ты забываешь о собственном мнении. Эти обстоятельства не для меня. Да и определяться нужно было тогда, когда еще способен на самостоятельные действия.

Пока служил, обдумывал различные варианты, но о том, что «кормить» меня в буквальном смысле станет моя первая горняцкая профессия, не думал никогда.

Однако именно так и случилось. Удачный « заход» с письмом о шахтерских проблемах в Красноярском крае предопределил род моих занятий на ближайшие семь лет. Начиная с 1997 года, я жил в двух городах — Москве и Красноярске. Проблемы угольных разрезов и компании «Красноярсккрайуголь» были настолько сложны и увлекательны, что я практически полностью ушел в шахтерскую тему. Я вспоминал и заново изучал все, что связано с добычей этого весьма полезного ископаемого. А уж о его количестве в Красноярском крае и говорить не приходится. Только в непосредственной близости от краевого центра — три крупнейших угольных разреза и масса мелких и очень мелких...

За первые три разгорелась серьезная борьба между олигархами, пребывающими во власти (Березовский, Абрамович) и около нее (Дерипаска, Мельниченко и др.). За более мелкие боролись сами шахтеры со своими профсоюзами и бизнесмены «местного разлива». Не относясь ни к одной из этих групп, я примкнул к «профсоюзной составляющей», в которой серьезный голос имели профессиональные горняки, опирающиеся на свою краевую команду бизнесменов. По правде сказать, единства в этой команде не было, и мне частенько приходилось брать насебя функции «старейшины» и, пользуясь приобретенным авторитетом, примирять владельцев акций компании. Это удавалось, правда, ненадолго, а потому было принято решение выкупить у акционеров их доли и сосредоточить в одних руках контрольный пакет акций.

Вместе с командой ЧБ-4 я занимался этой проблемой и поиском серьезных кредитных денег. Скажу, что то, с чем пришлось столкнуться, трудно назвать бизнес-процессом. Это было больше похоже на плавание в бассейне с пираньями. Конечно, все было очень опасно, но и интересно одновременно — адреналина хватало с избытком. Здорово помогла моя известность в городе и крае после задержания маньяка, а также выборная компания в Госдуму... Но это отдельная тема, на которой я остановлюсь позже.

С первых шагов я был похож на минера-новичка, который бродит по минному полю без миноискателя да и еще в очках, не соответствующей диоптрии. Но, кто не рискует, тот сидит дома, хотя и он не застрахован от любых форс-мажоров. Серьезную помощь мне оказывал руководитель УВД края — в знак благодарности за пойманного маньяка. Коллеги из «конторы» в тот период еще не приобрели нужного бизнес-опыта и предпочитали наблюдать за происходящими процессами со стороны. Желающих работать в тот период было меньше, чем желающих «крышевать». И как водится на окраинах России, первенствовали в этом деле бывшие спортсмены, вытеснившие «синюшных», как называли воровской, бандитский люд.

В Красноярске и крае у всех на слуху была фамилия А. П. Быкова, владельца алюминиевого и многих других заводов. До стычек с губернатором Лебедем и Дерипаской его авторитет был непререкаем. Для нас, горняков, главным было то, чтобы никто из быковской команды не покушался на наш суверенитет. Как раз решение этой задачи нам и обеспечил руководитель УВД края. При его непосредственном участии и под контролем коллег из « конторы » нам была организована встреча в одном из помещений заксобрания края.

Петрович, так звали его в народе, был в ту пору депутатом от Назаровского района. Он слыл Робин Гудом, поддерживающим детские дома, спортивные школы и ветеранов. Он знал о моем «подвиге» — поимке маньяка — и зашел в кабинет со словами: «Да вы у нас в крае в авторитете!» Я отшутился, что такого звания не имею. «Я об истинном смысле этого слова! » — уточнил он.

Понимая и щекотливость, и важность этой встречи для шахтеров, я сразу же обозначил тему разговора и выразил уверенность в том, что горняки компании «Красноярсккрайуголь» будут избавлены от попыток какого-либо давления со стороны «алюминиевой отрасли» и сами смогут поставлять свою продукцию заводам города. А. П. Быков заверил, что проблем в этом плане не будет. Умный да поймет. Дальше и говорить, и просить о чем-либо было бессмысленно. Нам не нужна была ни любовь, ни преграды с той, непредсказуемой стороны. Нейтралитет был достигнут.

Затем пообщались на отвлеченные темы. Мне хорошо было понятно, кто за этим парнем стоял раньше и примерно какие проблемы его ждут с приходом в край Лебедя, которого он, кстати, и поддерживал. У сибиряков особый менталитет. Они в большинстве своем считали Петровича своим парнем и доверяли ему больше, чем представителям власти образца 1990-х. Правоохранители, находящиеся в растерянности, пытались его руками решать вопросы с криминалом и тем самым «вырастили» из рядового учителя физкультуры лидера спортивной «братвы», подмявшей под себя краевой бизнес. Новый губернатор Лебедь, засучив рукава, взялся за Быкова со всем своим десантным напором. Побегал тот по «белу свету», посидел в СИЗО «Лефортово» и, получив восемь лет условно, вернулся в Красноярск. До сих пор он депутат от родного Назарово, да и бизнес перевел в аграрную плоскость. Работает и, как говорят, «не высовывается». Вот так бывает в жизни. Гонителей уж нет, а ранее гонимый процветает. Таковы сибирские истории.

Нам, по большому счету, не везло. Если административного ресурса хватало, то с финансовым были проблемки, которые уводили нас в зависимость от кредитов. Мы всё решали вроде бы успешно, но для развития компании нужны были серьезные деньги. А в то время, с приходом в край команды Лебедя, наступление на краевой бизнес вели и МДМ-групп, и потанинская команда, и бывший угольный министр Генералов. Зная «слабости» Лебедя, они подешевле выкупили крупные угольные разрезы и стали демпинговать по всем «угольным фронтам». Такого давления мы выдержать не смогли и задумались о продаже компании тем, кто мог бы финансово противостоять новоявленным олигархам.

По чистой случайности или нет, это уже не так важно, глаз на нашу компанию положил казахский олигарх Аблязов. Он, кстати, оказался далеким родственником казахского космонавта Мусабаева. Но не это обстоятельство решало судьбу компании: у Аблязова появилось желание купить компанию «Красноярсккрайуголь» и, главное, были деньги. Долгие и упорные торги наконец-то увенчались успехом, и мы с сожалением, но и с облегчением продали этот бизнес. С облегчением, потому что не могли противостоять экономически сильным и богатым конкурентам, а с сожалением, потому что неплохая, в принципе, команда ЧБ-4 в конце концов распалась...

Фонд «Гвардия»

В октябре 1995 года, после схватки с кровавым маньяком и реального ощущения опасности для жизни, внутри у меня произошло что-то такое, чему я не мог дать четкого определения... Я словно побывал за какой-то гранью. Мне долго снились сны, воспроизводившие как бы со стороны, «в режиме 3D», всю ту страшную кровавую драму — даже со звуковыми эффектами. Стал замечать, что острее реагирую на все негативное, несправедливое, и очень хотелось сделать такое чудо, чтобы всех обогреть, обнять, сделать доброе, приятное — без расчета на взаимность. Просто делать добрые дела. Это не говорит о том, что раньше я был черствым, нет. Просто, как говорит сейчас молодежь, появился какой-то драйв. Вот хочется делать добро — и все.

Испытав на себе «шитье» раны без анестезирующих средств, я при первой же возможности отправил в травмопункты и госпитали Красноярска благотворительные грузы с медикаментами и впоследствии делал это системно. Поработав с различными фондами, я понимал, что смогу самостоятельно наладить эту работу. Хотелось чего-то большого и значимого. В голове один за другим выстраивались планы, программы, однако все попытки заинтересовать местные, региональные и тем более федеральные власти наталкивались, мягко говоря, на непонимание. Мне как бы говорили: «А на фига оно тебе нужно? Есть лишние деньги — давай их потратим, а организовывать какие-то добрые дела — это нудно и трудно». Получалось, как с попрошайками. Когда им даешь еду, считая, что они голодные, то они ее просто выбрасывают, требуя деньги!

Вот и родилась тогда идея помогать и содействовать тем, кто борется с коррупцией и терроризмом.

Так, 20 декабря 2000 года родился фонд «Гвардия». Наша информационная и материальная помощь была сразу востребована в Красноярске. Мы оказывали помощь спецподразделению УФСБ, воевавшему в Чечне, — вплоть до покупки снаряжения. В этом плане образовалось взаимодействие с Сергеем К., впоследствии ставшим начальником УФСБ по Иркутской области, но безвременно погибшим в неудачно приземлившемся самолете.

Как бы я ни стремился стать бизнесменом, оперские навыки брали вверх. Поэтому, общаясь в бизнес-среде, я стал понимать, что излишне информирован о «сращивании» бизнеса с правоохранителями. Попытки делиться информацией не находили нужного понимания, наоборот — вызывали отторжение. По этой причине все свое внимание я сосредоточил на оказании адресной помощи тем, кто в ней нуждается.

А таковых было много. Оказалось, что даже в самом Звездном ветераны-космонавты не могут найти нужные средства на проведение нормальной, качественной хирургической операции. Вот и пошла работа.

Фонд получал деньги от прибылей компаний, которым оказывал правовую помощь и имиджевую поддержку при непосредственном участии известных космонавтов. Не все удавалось и не сразу, но наша деятельность проводилась исключительно в правовом поле.

Активно включая в сферу своей деятельности космонавтов, завершивших работу в Центре подготовки, мы сразу же составили программу развития Звездного городка. Она же предусматривала создание «Парка космических традиций» с «космодомом», юртой, прудами, ручьями, лебедями и зоной отдыха. Все это удалось, но главным для нас были люди, оказавшиеся в беде. Мы старались действовать решительно и корректно. Приходили, договаривались, отправляли на лечение, платили за операции в России и за рубежом, делали протезы, покупали инвалидные коляски и квартиры на первом этаже, удобные для инвалидов. Мы заботились о ветеранах, помогали им транспортом, продуктами, деньгами и, как это ни печально, провожали в последний путь. Затем делали надгробия и оказывали всяческую помощь родственникам ушедших в мир иной. Это лишь одна из сторон деятельности фонда...

С начала своей работы мы обратили серьезное внимание на работу с молодежью, понимая, что если упустим мы — с хорошими делами, придут другие люди, которые предложат наркотики и иные вредные «развлечения».

Так в школе имени В. М. Комарова в Звездном городке появился ЦСВП — центр специальной и военной подготовки. Уже несколько лет обучение в нем проходят молодые ребята, постепенно ставшие объектом «белой» зависти и образцом для подражания среди школьников и молодежи...

Как я не стал депутатом

Летом 1998 года инициативная группа, состоящая из родственников жертв маньяка Ершова, предложила мне баллотироваться в Госдуму. Заманчивое предложение заставило задуматься. Не хотелось отказывать уважаемым людям, да и морально я был готов. Но в то же время я понимал, что не располагаю должным административным и финансовым ресурсом, да и то обстоятельство, что я не уроженец Красноярска и не проживал гам постоянно, явно было не в мою пользу. Взвесив все «за» и «против», я все-таки принял предложение и вступил в предвыборную борьбу. Нацеливаясь на успех, точно знал, что уж программу-минимум я выполню. А заключалась она в том, чтобы расширить административные горизонты и связи, так необходимые для успешного ведения любой работы в крае.

Моими основными соперниками были господин К., действующий глава телерадиокомпании Красноярска, и бывший второй секретарь Красноярского крайкома КПСС С., работавший в Счетной палате России. Если первый явно использовал в своих интересах телеканалы и радио, то второй красиво провел аудиторские проверки главных предпринимателей Красноярска и Норильска. За эту работу ему была обещана «серьезная поддержка» на всех этапах — и руководство этих мощных комбинатов и заводов не подпускало других кандидатов даже к своему забору. Так что говорить о равенстве не приходилось, да и время было не то.

Создав свой небольшой штаб, я работал в массах и мог использовать только официальный ресурс. Это меня вполне устраивало — я был избавлен от всяких дополнительных проверок и придирок конкурентов, так как не в пример им ничего не нарушал.

Встречи с жителями города, учеными Академгородка, ветеранами и рабочей молодежью дали очень многое для понимания житейских проблем. Осознание того, что между народом и властью вырастает огромный барьер, уже было, но тут оно укрепилось еще больше. Все было по классику: « Низы хотят, а верхи не могут». Или наоборот. Ясно то, что никто никого не слышит.

И хотя в тот период я, разумеется, был уже давно сформировавшейся личностью, мне многое пришлось переосмысливать. Конечно, как и всем, мне не единожды приходилось слышать о том, что выборы и политика — грязные дела, но реально убедиться в этом быстро помогли конкуренты. Слава богу, меня тогда не трогали, но между собой они устраивали целые « шоу». Были и стрельба по окнам квартир, и бандитские «разборки», и панические выступления кандидатов, якобы подвергавшихся нападениям. В общем, все по голливудским сценариям, но только с провинциальным российским привкусом.

Если я четко понимал, что на левом берегу Красноярска ждать каких-либо чудес вряд ли возможно, то Норильск для меня вообще был загадкой. О его существовании и жизни я знал лишь из книг, газет и документальных кинофильмов, и до 1998 года я там никогда не бывал. Но ехать и обозначиться как кандидату было надобно. Перед поездкой, в декабре, незадолго до выборов, коллеги из красноярского УФСБ дали понять, что власти ждут там только господина С. из Счетной палаты, а с остальными встречаться не желают. Но как бы то ни было, я решил лететь туда со своим доверенным лицом П. и запланировал несколько выступлений перед молодежью и ветеранами.

Зима, холод и темень круглосуточная. В Норильске — полярная ночь. Разместились в гостинице и решили поужинать вместе с тамошними «конторскими». Под водочку и грибочки вели неспешный разговор. Нас живо обслуживала чернявая дивчина с явным донбасским акцентом. Она щебетала то справа, то слева и все предлагала: «Чи, може вам помидорчиков пидризать?» Я спросил ее: «Откуда такая будешь, землячка?» «Та из Лисичанска», — последовал ответ. «А я учился там в горном», — сказал я. «Та вы шо?!» — удивилась она, и тут пошел такой разговор, что мы, чекисты, стучали себя по лбам и удивлялись тому, как же мы раньше не обратили на эти моменты внимания.

По рассказу землячки Натальи оказалось, что на шахтах и рудниках под Норильском и в самом городке — сплошь донбасский народ, а потому Долгано-Ненецкий национальный округ, в который входит Норильск, земляки называют Лугано-Донецким. Дальше — больше. Ее муж оказался работником шахтоуправления и помог организовать нам встречу с шахтерским руководителем и самими горняками. После кратких деловых переговоров, где я представился и «проставился» по полной программе, они приняли решение поддержать меня как земляка на выборах и убедили в этом горняцкие коллективы. Это было уже серьезно. Шахтеры, не стесняясь грубости своих аргументов, высказывались против городских властей, навязывающих им своего ангажированного кандидата С. Я был окрылен поддержкой.

Встречи с ветеранами труда также вселяли уверенность. Их заботы, оторванность от Большой земли и слабая социальная защищенность ложились на душу тяжелым грузом. Я не давал каких-либо обещаний и рецептов, а просто выслушивал. Помогли и руководители авиакомпании «Атлант-Союз», осуществлявшей чартерные рейсы в Норильск. Они взяли на себя обязательство предоставить в каждом рейсе по два-три бесплатных места для ветеранов, улетающих из Норильска. Свое решение директор компании Станислав Лейченко подкрепил телеграммой в адрес комитета ветеранов, и они оказали мне серьезную поддержку. Мало того, ветераны подсказали еще одно решение и порекомендовали поздравить с праздником коллектив Скорой медицинской помощи города. В соответствии с рекомендацией ветеранов, медики в любую погоду доставляли жителям Норильска и пригородных шахтерских поселков мою агитационную продукцию. Мы с удовольствием приняли уже вместе с шахтерским руководством и представителями комитета ветеранов участие в торжестве врачей из Скорой. Там мы тоже ничего особенного не обещали. Просто и от души сказали много приятных слов, в основном женскому коллективу, повеселились вместе с ними и потанцевали. Мы дарили цветы и улыбки, а они поддержали нашу команду.

Все эти мероприятия вместе взятые и так неожиданно удачно сложившиеся для нас дали невероятный результат. Мы выиграли в Норильске, оставив других кандидатов позади. Это было здорово и вызвало немалое удивление Красноярского избиркома. В целом же, с учетом голосов левого берега Красноярска, моя кандидатура была на вторых местах, но, как известно, выборы — не спортивные соревнования, и в них победу одерживает тот, кто занял первое место. Как, в принципе, и предполагалось, в Госдуму прошел К., так много обещавший сделать, но, увы, в итоге не реализовавший своих обещаний.

Многие мои знакомые, наблюдавшие за ходом выборов, рассказывали, как избиратели подходили к портретам кандидатов и, оценивая меня, говорили, что, мол, хороший человек, герой и обязательный, но ведь он не красноярский. По большому счету, этот фактор и стал определяющим. Но я не жалел. Для меня это была хорошая школа. Школа, в которой я научился еще больше понимать людей и задумываться над их ролью в судьбе нашей Родины и ее будущего.

«Я верю, друзья...» «Хороший корабль «Клипером» не назовут»

Такая шутка, запущенная с легкой руки космонавтов, быстро разнеслась в авиакосмическом сообществе России. Особенно актуальной она стала, когда в средине первого десятилетия XXI века на МАКСах в Жуковском стали демонстрировать макеты « Клипера». Внешне корабль напоминал утюг и чем-то издали был похож на уже «облетанные» в беспилотном режиме «Боры» и «Спирали». Конечно, он располагал к новым эмоциям, а внутренний интерьер говорил о новых возможностях экипажа в количестве шести человек. Да еще и предполагалось, что этот объект станет многоразовым, особенно если учитывать возрастающий объем работ на Международной космической станции.

Как и положено на выставках, космонавты и специалисты ходили вокруг макета и похлопывали его по корпусу, заходили внутрь, смотрели и, нахмурившись, выходили со словами: «Нет, все-таки хороший космический корабль «Клипером» не назовут», затем и сам макет, и картинки в журналах исчезли, да и разговоры стихли.

Оно и понятно. И экономическая составляющая, и многие другие, в том числе и политические аспекты говорили о том, что летать придется на «Союзах». Они и испытаны, и надежны, и их можно бесконечно модернизировать. Вот только количество мест уже не увеличить. Да и зачем, если можно просто запуски делать почаще, штампуя уже хорошо зарекомендовавшую себя технику? А корабли будущего пусть пока остаются в проектах, эскизах и забавных картинках. Нам сейчас «не до жиру». Чего греха таить, если даже американцы решили свернуть новую программу «Созведие», которая должна была прийти на смену «Шаттлам». Барак Обама предложение о свертывании внес, дело осталось за конгрессом США. В связи с завершением работы челноков предполагалось, что в 2014 году им на смену придут американские пилотируемые исследовательские корабли «Орион», которые смогут не только совершать полеты к МКС, но и доставить человека на Луну и Марс. Проект корабля практически готов, но до каких пор он и ракета-носитель «Арес» останутся в таком виде, неизвестно. А до тех пор людей и грузы на МКС будут доставлять ракеты-носители «Союз», корабли «Союз-ТМА» и грузовики «Прогресс». Считается, что Российское космическое агентство сможет на этом неплохо заработать. Главное, чтобы при этом оно не забывало своего истинного предназначения.

Иначе, как говорит наш космический мудрец-долгожитель Б. Е. Черток, мы, то бишь Россия, останемся далеко позади и США, и Китая, и других космических держав.

Конечно, надежность наших «Союзов» проверена десятилетиями, и даже французы, имеющие хорошую собственную ракету «Ариан», подписали с Россией соглашение о покупке четырнадцати ракет этой серии...

В мае 2010 года состоялся сотый полет корабля «Союз ТМА-19». До этого в рамках программы МКС космические аппараты серии «Союз» совершили 24 полета. Доставляя на международную станцию экипажи из трех человек каждые три месяца, «Союзы» обеспечивают тем самым постоянную работу комплекса. Естественно, с учетом завершения программы челноков «Союзы» останутся единственным космическим транспортом, и дай бог, чтобы космические агентства США и России не играли в космосе в политические игры. Очень хочется, чтобы программа освоения космического пространства оставалась международной и еще более интегрированной.

Но все равно мы — первые!

Вспомнился старый юморной японский мультик о покорении космоса. К сожалению, мои попытки найти его следы не увенчались успехом. Понравился мне он тем, что мысль там проведена интересная, хотя и несколько уничижительная в отношении тогдашнего СССР.

Итак, вначале мультика показаны все попытки человечества взлететь в воздух так, как это делают птицы. И легенда об Икаре, и прыжки с крыльями из кожи с колоколен, со скал и т. п. Затем эпизоды с махолетами, самолетами, вертолетами. И наконец, истории о развитии ракетной техники.

Часть I. Показана высокоразвитая страна с высокой организацией труда, дисциплиной и современными технологиями. Сразу можно понять, что это намек на Германию. Работают заводы, в цехах собирают загадочные конструкции, и наконец, стартовая площадка. Нечто похожее на ФАУ-1 и ФАУ-2. Старты и... взрывы, старты и опять неудачи — всеобщее разочарование.

Часть II. Другой эпизод, где пейзажи и музыка кантри дают понять, что дело происходит в Штатах. Естественно, высокие технологии, ученые разных национальностей, компьютеры и конвеерное производство с хорошим долларовым потоком. Крупным планом показан мощный стартовый комплекс. Идет подготовка, много людей, автомобилей, журналистов и фотокорреспондентов. Пошел отсчет времени и после ZERO... старт. Ракета пошла, кругом радостные лица — и вдруг мощный взрыв, и летящие осколки металла. Опять неудача...

Часть III. Кадры из глухой, заснеженной тайги. Среди крупных елей пробирается группа людей на широких охотничьих лыжах. Крупным планом — бородатые мужики в треухах и телогрейках. Все с ружьями и рюкзаками, огромными пилами, топорами и плотницким инструментом в привычных в ту пору деревянных ящиках. Они быстро выбирают место, выпивают без закуски, закуривают самокрутки и, после перекура, начинают интенсивно валить лес, распиливать стволы и сооружать что-то необычное. Постепенно начинаешь понимать, что растет стартовый комплекс типа знаменитой «Двойки», а рядом идут работы, где сооружаются большие конструкции, с виду напоминающие большие бочки разных конфигураций. Через некоторое время их собирают, и получается некое комическое подобие знаменитой «Семерки» — Р-7. Кругом веревки, полиспасты, рычаги. И вот вся конструкция на старте. Мужики сыплют пороховую дорожку, отходят на небольшое расстояние, выпивают, закуривают, и один из них, старший, бросает окурок. Порох загорелся, и по снегу побежала дорожка к деревянной конструкции. Та начинает дрожать, шипеть и, наконец, отрывается от земли и... пошла, и пошла, и пошла. Через 520 секунд на орбите появляется круглый деревянный шар, издающий радио-звуки «пик... пик... пик... пик...»

Мужики бросают вверх треухи и радостно продолжают пить самогон из больших чугунных чайников.

Ну и пусть так! Но все равно мы — первые!

А смеяться над собой мы и сами умеем. Мы и сейчас не унываем и от всей души верим в лучшее!

Взгляд из Кремля

О том, как и почему 12 апреля 2010 года в нашей стране был объявлен траур, я уже рассказал. Однако и в этот День космонавтики Президент России Д. А. Медведев пообщался с экипажем МКС — прямо из своей резиденции в Горках. Дмитрий Анатольевич пожелал ребятам удачи, попытался понять, как переносят невесомость, сделал комплимент американской астронавтке по поводу ее прически «пальма», или, как это раньше у нас называлось — «конский хвост», ставший торчком.

Президент подтвердил свое намерение уделять российской космонавтике должное внимание и, отправляясь на ядерный саммит в США (Нью-Йорк), пообещал, что предложит главам государств провести космический саммит. На нем есть смысл обсудить совместные действия по освоению космического пространства и осуществлению грандиозных проектов, связанных с полетами на другие планеты Солнечной системы. Когда я услышал эти слова, сердце забилось учащенно-радостно и на память пришли слова песни, которую пели в давние советские времена: «Если бы парни всей Земли, вместе собраться однажды смогли. Вот было б здорово в компании такой и до грядущего подать рукой!»

Да, если действительно объединить усилия всех и в такой кооперации работать, то любая программа пошла бы быстрее.

В последнее время на ТВ появляется все больше информации о нашем историческом прошлом. Речь теперь идет не только о политических деятелях и репрессиях — как было на протяжении 1990-х, но и о науке, ядерной программе и космосе. На исторических страничках, открывающих нам секреты взаимоотношений, мы узнаем, что всю баллистику и орбиты полета первых пилотируемых кораблей рассчитал Мстислав Всеволодович Келдыш. Мы заново открываем для себя значимость этого человека в развитии пилотируемой космонавтики и с тревогой узнаем, насколько сильным было его противостояние с Д. Ф. Устиновым, ратовавшим за милитаризацию космоса. Да еще и с таким упрямством, что в умах и сердцах многих ученых и конструкторов, живших в то непростое время, он остался своего рода «душителем науки». Это ему отвечал М. В. Келдыш: «Открытия по приказу не делаются!» Да и о многом другом мы узнаем с удивлением и разочарованием от того, сколько всего полезного и действительно прогрессивного было загублено в угоду «обороноспособности страны».

Оставшиеся в живых свидетели тех событий, соратники, испытатели и конструкторы Борис Евсеевич Черток, Степан Анастасович Микоян, Юрий Павлович Семенов, Алексей Архипович Леонов рассказывают нам с экранов телевизора о том, как бы мы смогли жить, чего могли бы достичь и тому подобное, если бы всегда торжествовал разум и была всеобщая справедливость. Просто дух захватывает. Однако о чем мы? Если бы да кабы?! Приходится довольствоваться тем, что есть. По словам того же Б. Е. Чертока, мы «дожигаем» то, что придумано, изобретено и сделано еще 50 лет назад.

Да, оно прекрасно тем, что надежное, дешевое и пока еще работает. А что дальше? На вопрос о перспективах развития пилотируемой космонавтики тот же Борис Евсеевич делает паузу и, хитро щурясь, отвечает: « В вопросах освоения Луны и Марса о нас пока речь не идет. Не знаю, как пойдут дела у американцев, с их бюджетом и деньгами, а вот китайцы... Уверен, что к 2020 году они освоят Луну и пойдут далее».

В общем, мы пока тормозим... Ясно, что обстановка не та, и денег нет, и проблем кругом полно. А не задаться ли вопросом: а может, смелых людей в ученом мире и среди топ-менеджеров нет?! Может, они все по течению плыть привыкли, а самостоятельных идей и нет?! Один из больших чиновников как-то пошутил на этот счет: «У меня есть собственное мнение, но я с ним не согласен!» Присутствуя на различных мероприятиях в околокосмической сфере, я убедился, что пока смелых маловато. Все осторожничают и чего-то побаиваются. Впрочем, идей хороших также нет. Невольно вспомнишь, как пел когда-то Владимир Высоцкий: «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков!»

Но если серьезно: почему люди не считают и не хотят видеть государеву выгоду? Ведь якобы от китайцев поступало предложение о совместном использовании станции «Мир» или сдачи ее им в аренду? Ну так считать же надо было тогда и предлагать! Не могли? Не хотели? Боялись? Не знаю. Трудно ответить. Но в то время, да и сейчас среди военных бытует приговорка, характеризующая парализованную волю чиновников разной величины: «Чем просить и унижаться, лучше стырить и молчать!»

Думаю, подобную обстановку надо резко менять! Поэтому и не молчит, все больше переживает за будущее космонавтики очень уважаемый всеми и мною тоже Алексей Архипович Леонов. Вот уж он-то никогда не осторожничал. Таков характер у этого неординарного человека. Зная не понаслышке о проблемах и Центра подготовки космонавтов, и Звездного городка, он убеждал руководителей Роскосмоса, членов правительства, чиновников всех рангов и людей небезразличных к космонавтике — срочно помочь! Если не хватало аргументов для «заторможенных товарищей и господ», мог и крепкое словцо употребить, и покричать, но предметно. В общем, эмоциональная натура. Естественно, не молчали и другие, но его голос звучал ярче и убедительнее.

И, как говорят, лед тронулся! В Звездном стали частыми гостями руководители Роскосмоса, они детально изучили все проблемы космической обители. В нагрузку к увиденному им представили яркие документы с фотобезобразиями, а также предложение и программу перспективного развития Центра и Звездного. Все понемногу зашевелились, и хотя по-российски медленно, но дело пошло и дошло до ушей премьер-министра В. В. Путина, который принял решение посетить Звездный и лично убедился в необходимости срочных мер не только по восстановлению престижа Космического центра и жилого городка, но и достойному перспективному развитию всей базы подготовки космонавтов.

Особое внимание В. В. Путин обратил на социальную составляющую и необходимость обновления старого и строительство нового благоустроенного, комфортного жилья и всей инфраструктуры. Ура, нас услышали! Правда, как всегда из-за дефицита времени, премьеру не стали показывать все плохое. Вернее, ничего плохого. И с народом пообщаться было некогда. А он, народ, очень хотел сказать о наболевшем. Но предусмотрительные чиновники оберегали покой Путина и сделали так, чтобы жители были подальше от мест пребывания первых лиц страны. Не дай бог, чего-либо просить начнут! Но премьер ведь мудрый человек. Он и так, невооруженным глазом заметил: все, что ему показывают — это позавчерашний день в развитии. Хотя, как повелось, перед его приездом все и помыли, и покрасили, но скрыть отсталость и обветшание практически уже невозможно. Поэтому и повел он нужный и правильный разговор сначала с руководством отрасли и вице-премьером С. Б. Ивановым, затем с действующим руководством и космонавтами Центра подготовки и, наконец, с ветеранами-космонавтами. Вот на последней встрече и пошел задушевный разговор о житье-бытье.

Выступивший затем губернатор Московской области Борис Всеволодович Громов сказал: «Мы, правительство области, быстро подготовим постановление и приступим к реализации Программы развития Звездного городка и Центра подготовки». По предварительным данным, из федерального бюджета на эти цели будет выделено около 30 миллиардов рублей. Какая часть этой суммы пойдет на социальную сферу, то есть на сам Звездный, ставший ЗАТО, на тот момент не уточнялось. Но и это уже значительный, обнадеживающий факт... Встреча прошла гладко, и разговор состоялся серьезный. Все уверены, что деньги из федерального бюджета будут выделены, но вот как и в каком состоянии они дойдут до Звездного и Центра — это вопрос.

Настораживает тот факт, что к нам они будут поступать поэтапно, а на разных этапах у страны появляются серьезные проблемы с финансами. И может так случиться, что деньги, предназначенные для Звездного, либо вовсе секвестируют, либо пустят их на экстренные нужды федерального масштаба.

О Господи, как мне хочется, чтобы хотя бы на этот раз я ошибся в своих сомнениях и опасениях!

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...

Я много поездил по разным странам мира, а возвращаясь домой, постоянно задавал себе и другим вопрос: «Ну почему мы так плохо живем? Чем мы хуже других? Ведь можем, если захотим!»

Рассуждения и разговоры не убеждали людей, окружающих меня. И тогда я вспомнил мудрую восточною пословицу: «Не надо бороться за чистоту, надо брать в руки метлу и мести, мести, мести!» Я обратился к этой рекомендации буквально и просто-напросто навел порядок вокруг дома, в котором жил. Многие смотрели на меня как на чудака, а некоторые находили слова и покрепче, покручивая при этом пальцем у виска. Но когда у дома стало чисто, были посажены цветы, разбиты клумбы, замощен тротуар, у меня появились сторонники. Затем оборудовали автостоянку на месте «стихийной» свалки мусора. Сделали красивый и единственный в городке фонтан, соорудили прудик, арык, беседки, поставили красивые лавочки и... народ назвал этот уютный уголок «маленькой Швейцарией». Стали поступать предложения о помощи, а некоторые активные жители других домов обустроили клумбы у своих подъездов. В числе первых откликнулись школьники — во главе со своим энергичным директором Еленой Николаевной Афанасьевой. Тут я вновь вспомнил слова пожилой учительницы: «Народ к культуре тянется!»

Вместе с соратниками я продолжил работу в этом направлении, но понимал, что без детально проработанного Генерального плана развития Звездного городка далеко не уйти. Кругом будут препоны и трудно преодолимые препятствия со стороны мелких и крупных чиновников.

Теперь проект Генерального плана имеется. Однако, не желая утомлять читателя подробным его пересказом, я буквально в нескольких штрихах изображу «Звездный городок будущего» — такой, каким мы его непременно сделаем, и расскажу, как именно мы это будем делать...

Сейчас, свернув с Щелковского шоссе по указателю на Звездный, мы проезжаем два километра вдоль железной дороги и упираемся в развилку, на которой стоит осиротевшая стела, уныло говорящая, что впереди космическая обитель. Далее видим грязный, разукрашенный граффити забор, убогое КПП с унылым солдатом, изображающим строгого контролера...

А если превратить эту захламленную территорию в красивую «входную группу»? Пробить разрешение в московском правительстве, в военном лесничестве, заручиться поддержкой Щелковского муниципального района. И тогда в лесочке за стелой может разместиться красивый торговый центр с кафе, игровыми залами и прочими атрибутами. Тогда и торговля сразу станет рентабельной, поскольку не надо пропусков для жителей соседних Бахчиванжи и Леонихи. Рядом сделать остановку и стоянки для всего общественного и туристического транспорта, который нет необходимости пропускать в Звездный. У гаражей, растянувшихся вдоль железной дороги, поставить автодиагностический пункт, шиномонтаж и автомойки, ну а проходящую тут дорогу к детсаду сделать по типу «Нью-Арбат» — пешеходной, для вечерних прогулок и просто безопасного прохода пешеходов с Бахчи в Звездный и обратно. А через железную дорогу проложить удобный переход или переезд со шлагбаумами и светофорами. И тогда любой посетитель или гость сразу подумает: «Если здесь так красиво, то что же там... дальше?»

А дальше — красивое здание, бюро пропусков с охраной, системой видеонаблюдения, милицейский пост. Как говорят, если встречают по одежке, то и сами встречающие должны быть в красивой одежке. Ну и — пожалуйте в городок, где не только красивые ели, каштаны, липы и березки, но и ухоженный лес, ныне превратившийся в бурелом. Ведь даже знаменитая шишкинская картина с мишками, «Утро в сосновом лесу» — это суперчистый лес по сравнению с нашими нынешними зарослями. Везде гладкие дороги с чистыми тротуарами, клумбы цветов, удобные скамейки, фонтаны, прудики и беседки. Днем радует природа, вечер и ночь — для ажурных фонарей и тихого уединения в удобных и чистых общественных местах как для молодежи, так и для пожилых. Уголки отдыха у озер, где плавают лебеди, водится рыба, можно покататься на лодочке, танцплощадка с духовым оркестром и дискотеки, не раздражающие ветеранов.

Везде чисто. Красивые урны не бросаются в глаза, но напоминают, что мусор только для них. По дорожкам, тихо позванивая колокольчиками, бегают причудливые конные кареты на резиновом ходу, и бесшумно развозят жителей и гостей легкие электромобили... Вас смущают кареты? Вспомните любой заграничный курортный город — там они есть, и значит, они выгодны!

В удобных местах размещены различные красивые павильоны с чаем, пирогами и всякими вкусностями. Есть в них и сувениры, и рекламная продукция, и книги на космическую и иную тематику. Обязательным атрибутом павильона должен быть удобный бесплатный туалет. Жилые дома радуют чистотой, свежестью фасадов и неброскими красками балконов, на которых не видно стираного белья и различной хозяйственной утвари. Привлекательны подъезды домов — они не пугают гостей зловонными запахами, отбивающими желание заходить внутрь. Летом у подъездов цветы, зимой — белоснежные дорожки с аккуратно уложенными вдали сугробами чистого снега. Все автомобили на шаговой доступности стоянках, которые не мешают детям и детским площадкам. Тротуары удобны и абсолютно безопасны для ходьбы в непогоду...

В любое время есть возможность уютно посидеть и побеседовать за чаем и кофе в комфортных зальчиках «гостевого дома», в который может быть преобразован нынешний торговый центр. Там же разместятся и бильярдная, и боулинг, и места для тихих игр. Но при желании в этом же доме можно организовать и большое торжество по случаю свадеб, юбилеев и прочих дат. А уж в наших краях, где проживает столько разных замечательных людей, такие событий — великое множество.

Дом космонавтов может порадовать современным залом для кинофильмов, концертов и иных мероприятий, в которых обязательно участие и «доморощенных талантов», обучающихся в музыкальной школе, балетных и иных художественных мастерских. Периодически проводятся различные конкурсы, соревнования, а также массовые мероприятия по случаю Дня космонавтики, Дня города, новогодние и рождественские праздники, Масленица, Троица, День защиты детей и иные — по инициативе жителей. Например, День семьи, День национальной кухни. Я знаю, что подобные праздники бывают очень популярны в ветеранских организациях — особенно в гарнизонах.

Возле красивого деревянного тринадцатикупольного храма Преображения вырастет подворье, сооруженное в лучших традициях русского деревянного зодчества. Там и гостевые номера для приезжих, и трапезные...

Летом и зимой в городке должны быть условия для спортивных занятий и соревнований. Появятся новые волейбольные площадки, поля для мини-футбола, каток, хоккейная коробочка и постоянно поддерживаемая в готовности лыжня. Как прежде, при Н. П. Каманине — помощнике главкома ВВС, отвечающем за Первый отряд космонавтов. Кстати, по его распоряжению лыжню поддерживали почти до майских праздников. «Трущобная» Леониха превратится в красивый микрорайон с современной торговой точкой, стоянками, детскими площадками и спортгородком. У озера вырастет мини-гостиничный комплекс, примыкающий к дачам. Водная гладь и оборудованные пляжи станут местом активного отдыха, а не использоваться для мойки машин, купания собак и сброса отходов.

Свалка за гаражным комплексом превратится в дополнительные гаражи и стоянки для авто. Склоны будут укреплены кустарниками и травой...

Предполагается разрушить все недострои и развалившиеся старые здания и сооружения. Чтобы не тратить много средств на вывоз строительного мусора, его целесообразно разместить на месте старых очистных, и пересыпав землей и песком от очистки второго и третьего озер, можно образовать лыжно-саночную горку. Рядом с ней есть место для площадки под пейнтбол. Старое стрельбище преобразуется в современное место для стендовой стрельбы и стрельбы по тарелочкам.

На втором и третьем озерах можно разводить разные сорта рыбы для снабжения живой продукцией звездноградцев, да и просто для рыбалки и отдыха. В маленьких ресторанчиках можно будет отведать вкусные блюда, приготовленные из собственного улова.

Так и не построенный музей должен превратиться в красавицу-гостиницу из современных материалов и стекла, однако на первых трех ее этажах вполне может разместить свои экспонаты музей, ныне ютящийся в Доме космонавтов. Пятиэтажки будут заменены современными многоэтажными домами, вписывающимися в архитектурный облик Звездного...

Напротив 2-го и 4-го домов, где поселились первые космонавты и их семьи, может вырасти пара аналогичных, но более комфортных и благоустроенных зданий. Они не нарушат природный баланс и прекрасно впишутся в лесной массив, требующий надлежащего преобразования и ухода.

За старым зданием домоуправления и милицией также планируется строительство многоэтажного дома с тремя нижними этажами, оборудованными под офисы административных служб. После того ветхое двухэтажное здание может быть снесено, а на его месте появятся автостоянки и клумбы.

Бывший стол заказов после реконструкции и надстройки может быть превращен в здание для кружковой работы с молодежью. Детский сад после ремонта станет прирастать современными пристройками, место для которых имеется.

Старый корпус, в котором находятся почта, аптека, Сбербанк, детское кафе, планируется надстроить и использовать по прежнему назначению, только с более широкими возможностями. Предполагается превратить в оздоровительный комплекс старую финскую баню, называемую «Гагаринской», потому что она была подарена Юрию Алексеевичу финским президентом Урхо Калева Кекконеном.

В «Парке космических традиций» планируется оборудовать современную детскую площадку «Малыш и мама», мемориальный комплекс с часовней в честь ветеранов ЦПК и Звездного, а также уменьшенные копии домов Гагарина,

Королева, Циолковского, 17-й площадки и евпаторийского ЦУПа. Недостроенный детский сад подлежит сносу, и на этой площадке будет возведен дом повышенной комфортности со стоянками и благоустроенным дворовым комплексом.

Старые металлические гаражи предполагается убрать на оборудованную площадку у гаражей в карьере. На их месте пройдет хорошо оборудованная объездная дорога с тротуаром.

Территории, прилегающие к Центру подготовки космонавтов, могут быть использованы для возведения корпусов под специальную подготовку, а также для размещения игровых космических симуляторов, парашютных средств подготовки, « ветродуев» и тому подобного... Ведь обучаем же мы дайвингу в бассейне и гидролаборатории? Тогда почему бы не обучать и парашютистов в «трубе» и на прочих приспособлениях, а уже потом вывозить на реальные прыжки? Готовить же к выживанию в различных климатических условиях и космонавтов, и просто желающих можно будет в специально оборудованных корпусах-ангарах. Пускай в одном будет пустыня, в другом — тундра и льдины, в третьем — болото, а в четвертом — горная местность. Лесов же у нас в стране и без того хватает. Зато все специалисты рядом, врачи здесь же и средства объективного контроля на месте. А уж после сдачи экзаменов можно выезжать и на «натурную» работу.

Ну, а теперь представьте себе, сколько различных симуляторов, тренажеров с манипуляторами и имитаторами можно поставить в пятидесяти метрах от реальных космических тренажных средств. Современное видео и компьютерные изображения позволяют воссоздать обстановку, максимально приближенную не только к полетам на самолетах с воздушными боями, но и к космическим, межгалактическим путешествиям. Остается только принять правильные решения, профинансировать и быстро, но качественно сделать, создавая надежно и с серьезным заделом на перспективу. Уверен, что все это будет востребовано и быстро окупится. Дело за людьми, которым будут созданы новые рабочие места...

И так за что ни возьмись — все требует, кроме инвестиций, еще и смелых решений.

Именно в Звездном городке можно начать первичное «космическое» образование. Как известно, школы юных космонавтов есть во многих городах России — ничего подобного нет только в Звездном, где можно дать самую серьезную подготовку. Тогда почему бы нам не сделать училище по типу Суворовского или Нахимовского, только назвать его Гагаринским? И кадры преподавателей, и учебно-тренировочная база у нас, разумеется, есть. Здесь старшеклассники готовились бы к поступлению в лучшие вузы авиационно-космической отрасли, откуда бы возвращались в Звездный городок в качестве квалифицированных специалистов.

Здесь можно, да и просто необходимо создать серьезный медицинский центр — как стационар, так и станцию скорой помощи. Кстати, квалифицированных медиков в Звездном городке просто не счесть...

Здесь есть все возможности и для того, чтобы создать соответствующие торговые центры, рассчитанные и на обитателей городка, и на окрестных жителей, и, в перспективе, на приезжающих туристов и гостей.

И вот еще одна мысль. Взять хотя бы тот факт, что премьер-министр В. В. Путин прилетал в Звездный городок на вертолете: Щелковская дорога — одна из самых узких и забитых пробками. А почему бы и в Центре подготовки космонавтов не иметь хотя бы пару легких вертолетов, которые смогли бы решать массу необходимых задач? Начиная с того, чтобы быстро перевезти в необходимый клинический центр больных и помочь в иных чрезвычайных ситуациях и до доставки «наших» пассажиров в любой аэропорт, не тратя на дорогу многие часы. Решение этого вопроса можно поставить и на коммерческие рельсы, в интересах близлежащих городков и всего Щелковского района. Если учесть, что летчиков в Звездном полно, то думаю, все это можно решить мгновенно. Кстати, и деньги найдутся — они любят смелых и инициативных.

Ну а пока не налажено это «воздушное такси», нет ли смысла возродить на железной дороге комфортабельные электрички-экспрессы, которые, как это было раньше, в конце и начале рабочего дня за полчаса покрывали расстояние, связывающее Москву со станцией Циолковской — Звездным городком. Поверьте, время тех людей, что ездят от нас в столицу и из столицы к нам, стоит очень и очень дорого.

Некогда был очень популярен роман с названием « Космонавты живут на земле». Можно уточнить — космонавты живут в Звездном городке. Считаю, что наша задача — обеспечить им достойную жизнь. Не только из уважения к сделанному ими и не только потому, что каждый человек в нашей стране должен иметь право на достойную жизнь. В конце концов, эти люди — и космонавты, и все, кто так или иначе связан с космической темой, — приносят огромную пользу нашему государству, и это вряд ли кому нужно сегодня объяснять.

Популярный некогда «Марш авиаторов» начинается словами: «Мы рождены, чтобы сказку сделать былью...»

А может, это действительно так и есть? И недаром говорил капитан Грей из «Алых парусов»: «Смысл жизни состоит в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками».

Что ж, будем делать, будет стараться!

Приложение. Фотографии

Юрий Гагарин и Павел Попович на занятиях. В жизни всегда есть место смешному

Юрий Гагарин с супругой Валентиной и дочерью Галей на семейном отдыхе

Елена Гагарина после экзаменов на аттестат зрелости

Сергей Павлович Королёв на свадьбе Валентины Терешковой и Андрияна Николаева

Валентина Терешкова с дочерью Леной

Девочка взрослеет. Андриян Николаев с дочерью Леной

Юрий Гагарин, Павел Попович и Валерий Быковский с высшим военным командованием Вооружённых сил СССР

Павел Беляев, Андриян Николаев и Алексей Леонов среди учёных

Павел Попович демонстрирует карту Луны президенту Югославии Йосифу Б. Тито

Единожды Герои - космонавты Павел Попович и Андриян Николаев с трижды Героем "многоуважаемым" Никитой Хрущёвым

Павел Романович с младшенькой Оксаной

Марина Лаврентьевна с дочерьми Наташей и Оксаной

В центре американский астронавт Нейл Армстронг в Звёздном городке. Слева направо: Кутахов, Каманин, Береговой. 1 июня 1970 г.

Две матери Анна Тимофеевна Гагарина и Мария Николаевна Королёва на премьере фильма "Две матери" в кинотеатре "Ударник". 29 октября 1979 г.

Посадил деревья, выращивает сыновей. Так формируются династии. Космонавт Александр Волков с женой Анной, сыновьями Сергеем и Дмитрием

Должен и сын Героем стать, если отец Герой. Александр Волков с сыном Сергеем

Счастливы вместе. Автор книги - Николай Николаевич Рыбкин с супругой Галиной

Автор со старшим сыном Денисом. Нахимовцем

Семейная идиллия. С дочерью Инной и супругой Галиной

С женой, младшим сыном Олегом и дочерью Инной

В кругу друзей-космонавтов и контрразведчиков. Слева-направо: А. Соловьёв, О. Коваленко, Н. Рыбкин, А. Леонов, А. Безверхий, В. Сергеев

С женой Галиной и дочерью Инной на фоне памятника Ю.А. Гагарину

Автограф в альбоме на память от В.Ф. Быковского

Встреча с ветеранами

Просто и скромно "Коле от Светы". Савицкая Светлана и Леонид Попов перед стартом. 18 августа 1982 г.

Семья Анатолия Кузнецова (тов. Сухова) и семья космонавта Титова (в центре) - Владимир и Шура

Гарем товарища Сухова. "Перекличка"

Товарищ Сухов в окружении восточных красавиц (Анатолий Кузнецов с супругой)

Почувствовать себя космонавтом...

Виртуальный полёт в корабле с итальянским путешественником Яцеком Палкевичем